"Час быка (журнальный вариант; рис.: А.Побединский)" - читать интересную книгу автора (Ефремов Иван Антонович)

ВСТРЕЧА СО ЗМЕЕМ

Чеди Даан не удавалось сосредоточиться. Неожиданные звуки доносились в ее крохотную комнатку на четвертом этаже дома в нижней части города Средоточия Мудрости. Построенные из дешевых звукопроводящих материалов, стены и потолки гудели от топота живших наверху людей. Слышалась резкая, негармоническая музыка. Чеди старалась определить, откуда несется этот нестройный шум, чтобы понять, зачем так шумят люди, понимающие, что при плохом устройстве своих домов они мешают соседям. Весь дом резонировал, непрерывно врывались в сознание стуки, скрипы и свист.

Чеди сообразила, что дома построены кое-как, абсолютно не соответствуя своей плотной заселенности. И улица планировалась без понимания резонанса и становилась усилителем шума. Все попытки расслабления и внутреннего созерцания не удавались Чеди.

Она сидела полуобнаженной, пока хозяйка и ее сестра хлопотали, прилаживая одежду и делая из нее тормансианку. Пепельные волосы Чеди еще в садах Цоам превратились в смоляно-черную жесткую гриву, какую девушки планеты Ян-Ях любили носить или беспорядочно растрепанной, или заплетенной в две тугие короткие косы. Контактные линзы изменили цвет глаз. Теперь, когда Чеди подходила к зеркалу, на нее смотрело чужое и чем-то неприятное лицо.

Друзья Таэля провели ее ночью сюда, на улицу Цветов Счастья, населенную КЖИ. Чеди приняла чета молодых тормансиан и жившая здесь временно сестра хозяйки. Трехсложное имя этой молодой женщины сокращалось как Цасор. Она взялась быть спутницей Чеди по городу Средоточия Мудрости. Для молодых и особенно красивых девушек Ян-Ях прогулки по столице в вечерние часы были опасны, не говоря уже о ночи, когда и сильные мужчины не рисковали появиться на улице.

Верный голубой СДФ с подогнутыми ножками улегся под кровать (здесь спали на высоких ложах из железа или пластмассы) и был укрыт приспущенным до полу покрывалом. Официально Чеди числилась гостьей ДЖИ — семьи инженера огромного завода, а контакт звездолетчицы с темными, непросвещенными КЖИ считался непозволительным. Они могли расплатиться за него изгнанием из столицы. Почему-то жизнь в других местах планеты была беднее, получаемое за работу вознаграждение — меньше. Обитатели города Средоточия Мудрости да еще двух-трех громадных городов на побережье Экваториального моря служили предметом зависти других, менее счастливых жителей Ян-Ях.

Сущность этого счастья оставалась непонятной Чеди, пока она не постигла, что богатство и бедность на планете Ян-Ях измерялись суммой мелких вещей, находившихся в личном владении каждого. Во всепланетном масштабе, в экономических сводках, в сообщениях об успехах фигурировали только вещи и исключались духовные ценности. Чеди позднее убедилась, что самосовершенствование не составляло главной задачи человечества Ян-Ях.

И в то же время хозяева удивляли Чеди веселой безыскусственностью и любовью к скромным украшениям своего тесного жилища. Два-три цветка в вазе из простого стекла уже приводили их в восхищение. Если им удавалось достать какую-нибудь дешевую статуэтку или чашку, то удовольствие растягивалось на много дней. По вечерам, когда тормансиане созерцали тусклые, маленькие и плоские экраны, грохот звукового сопровождения сотрясал стены, потолки и полы хлипких домов. Но их обитатели относились к этому с удивительным равнодушием. Молодой сон был крепок, никакой необходимости в чтении или раздумьях люди не чувствовали. Свободное время отдавалось праздным разговорам.

…Однажды Цасор, бледная и напуганная, объявила Чеди, что ее вызвали в местный Дом Собраний на «Встречу со Змеем». Такие встречи происходили в каждом районе города два-три раза в год. Как ни объясняла Цасор, суть дела осталась непонятной. В конце концов Чеди решила, что это древний культовый обряд, вошедший в обычай у нерелигиозных людей современной Ян-Ях. Ужас, который внушало Цасор неожиданное приглашение, вернее приказание, заставил Чеди заподозрить неладное и настоять на совместном посещении Змея.

Большой, плохо проветренный зал наполнился народом. На Цасор и Чеди никто не обратил внимания. Собравшиеся ожидали чего-то необыкновенного. На смуглых щеках у одних проступал румянец волнения, другие, наоборот, выделялись желтой бледностью лиц. Некоторые ходили по широким проходам между рядами, опустив головы и что-то бормоча про себя, но не стихи, как сначала подумала Чеди. Скорее всего они бормотали какие-то заученные формулы или правила…

Зал вмещал около тысячи человек КЖИ, то есть людей не старше 25 лет, по местному счету возраста.

Четыре удара в большой гонг наполнили зал вибрирующим гулом меди. Собравшиеся мгновенно расселись в напряженных позах, выпрямив спины и устремив взоры на платформу небольшой сцены, куда сходились, суживаясь, линии стен, потолка и пола. Из темноты коридора, простиравшегося за освещенной сценой, выкатилось кубическое возвышение, раскрашенное черными и желтыми извилинами. На нем стоял змееносец в длинной одежде, держа в руке небольшой фонопередатчик.

— Настал день встречи, — загремел он на весь зал, и Чеди заметила, как дрожат пальцы Цасор. Она взяла похолодевшие руки девушки в свои, спокойные и теплые, сжала их, внушая тормансианке душевное спокойствие. Цасор перестала дрожать и посмела бросить Чеди благодарный взгляд.

— Сегодня владыки великого и славного народа Ян-Ях, — змееносец поклонился, не переставая вопить, — проверяют вас через неодолимое знание Змея. Те, кто затаится, опустив глаза, — тайные враги планеты. Те, кто не сможет повторить гимна преданности и послушания, — явные враги планеты. Те, кто осмелится противопоставить свою волю воле Змея, подлежат неукоснительному допросу у помощников Янгао-Юара!

Цасор вздрогнула и чуть слышно попросила Чеди подержать ее за руку, так как сейчас начнется страшное. Поддаваясь внезапной интуиции, Чеди погрузила Цасор в каталептическое состояние. И вовремя!

На возвышении вместо исчезнувшего змееносца возник полупрозрачный шар. Он сверкал узором волнистых линий, переливавшихся от вращения шара, сначала едва заметного, затем все более усиливавшегося. Соответственно бегу многоцветных волн вибрировал мощный повышавшийся звук, проникавший в самые внутренности людей. Шар гипнотизировал собравшихся, вращая вертикальный столб радужного света. Чеди пришлось напрячь всю волю, чтобы остаться бесстрастным наблюдателем. Звук оборвался. На возвышении поднялась с нарочито наглой медлительностью, развивая свои кольца, гигантская красная металлическая змея. В раскрытой пасти мерцал алый огонь, а в боковых выступах плоской головы злобно светились фиолетовые глаза. В зале потухли лампы. Змея, поворачивая голову во все стороны, пробегала лучами глаз по рядам сидящих тормансиан. Чеди встретилась взглядом с металлической гадиной и почувствовала удар по сознанию, на миг помутившемуся. Слабость поползла вверх, от ног, подступая к сердцу. Только мощная нервная система, закаленная специальным обучением, помогла звездолетчице отстоять свою психическую независимость. Змея склонилась ниже и раскачивалась, едва не касаясь переднего ряда головой. В такт ей раскачивались из стороны в сторону все сидевшие в зале, кроме оцепенелой Цасор и непокоренной Чеди. Заметив, что змееносец стоит в углу сцены, зорко наблюдая за публикой, Чеди, теснее прижав к себе спутницу, раскачивала ее вместе с собой.

Змея испустила протяжный сигнал, и тотчас же взвыла вся тысяча тормансиан. Они запели торжественный и заунывный гимн, восхваляя владык планеты и счастье своей жизни, освобожденной от угрозы голода. В зале царила всеобщая покорность метавшемуся из стороны а сторону чудовищу с фиолетовыми фарами, высвечивавшими людей в самых укромных местах. Но страшная металлическая змея была всего лишь машина. Подлинные вершители судеб КЖИ находились на заднем плане. Задумавшись, Чеди забыла о необходимости раскрывать рот вместе со всеми, притворяясь поющей. Палец змееносца указал на нее. Позади выросла коренастая фигура «лилового» охранника, исключительную тупость которого не мог пробить даже массовый гипноз красной змеи. Он положил руку на ее плечо, но Чеди достала из кармана карточку-пропуск. «Лиловый» отпрянул с низким поклоном и рысцой побежал к змееносцу. Они обменялись неслышными в реве толпы фразами. Сановник развел руками, красноречиво выражая досаду. Чеди не надо было больше играть роль. Она сидела неподвижно, оглядываясь по сторонам. Возбуждение тормансиан росло. Несколько мужчин выбежали в проход между передним рядом стульев и сценой. Там они попадали на колени, воздев руки и что-то выкрикивая. Моментально четверо «лиловых» отвели их налево, в дверь, скрытую за драпировками. Две женщины поползли на коленях, еще несколько мужчин… Змееносец руководил «лиловыми» как искусный дирижер. По его неуловимому жесту охранники вытащили из кресел сопротивлявшуюся тройку КЖИ — двух мужчин и женщину. Этих потащили в обход змеи. Схваченные упирались, оборачивались, говорили что-то неслышное в общем шуме. Охранники, грубо пиная их в спину, волокли людей в темный коридор за сценой.

Размахи змеиного тела укоротились, движение замедлилось, и, наконец, змея застыла, погасив глаза и устремив вверх треугольную голову. Люди умолкли и, будто проснувшись, стали в недоумении оглядываться.

«Они не помнят, что произошло!» — догадалась Чеди и как можно незаметнее разбудила Цасор.

— Не говорите со мной, не подходите, — шепнула звездолетчица, — они знают, кто я. Идите домой, я доберусь сама.

Цасор, еще ошеломленная, подмигнула понятливо.

Чеди медленно встала и вышла, вдыхая чистый воздух. Стоя у тонкой, квадратного сечения колонны из дешевого искусственного камня, Чеди обдумывала нехитрую систему всеобщего покаяния под гипнозом, припоминая аналогии из земной истории. Почувствовав на себе упорный взгляд, она обернулась, оказавшись лицом к лицу с атлетически сложенным КЖИ в зеленой одежде с нашитым на рукаве знаком сжатого кулака. Это были так называемые «спортивные образцы» — профессиональные игроки и борцы, ничем не занятые, кроме мускульных тренировок, развлекавшие огромные толпы на стадионах зрелищами игр, похожих на драки.

«Образец» смотрел на нее упорно и бесцеремонно, как многие мужчины, встречавшиеся Чеди.

— Приехала издалека? Недавно здесь? Наверное, из хвостового полушария?

— Как вы… — Чеди спохватилась, — ты угадал?

Тормансианин довольно усмехнулся.

— Там, говорят, есть красивые девки, а ты… — он щелкнул пальцами, — ходишь одна, хоть красивее всех, — незнакомец кивнул в сторону спускавшихся по ступеням. — Меня зовут Шот-Кан-Шек, сокращенно Шотшек.

— Меня — Че-Ди-Зем или Чезем, — в тон ему ответила Чеди.

— Странное имя. Впрочем, вы там, в хвостовом, какие-то другие.

— А ты был у нас?

— Нет, — к облегчению Чеди, признался тормансианин. — Пойдем со мной в Окно Жизни.

Так назывались у тормансиан большие помещения для просмотра фильмов и артистических выступлений.

— Что ж, пойдем, — ответила Чеди. Шотшек завладел рукой Чеди. Они направились к серой коробке ближайшего Окна Жизни.

Духота здесь напоминала Дом Собраний. Сиденья стояли гораздо теснее. В жаркой темноте сиял искрящийся громадный экран. Техника Ян-Ях позволяла создавать правдоподобные иллюзии, захватывающие зрителей красочной ложью.

Бешеные скачки на верховых животных, гонки на грохочущих механизмах, плен, бегство, снова плен и бегство. Действие разворачивалось по испытанной психологической канве. Вдруг Чеди почувствовала, как горячие и влажные руки Шотшека схватили ее за грудь и колено. Она резко выставила клином локоть, высвободилась, встала и пошла к выходу под раздраженные крики тех, кому она загораживала зрелище. Шотшек догнал ее на дорожке меж чахлых деревьев, ведущей к большой улице.

— Зачем ты меня обидела? Что я сделал плохого? — с гневом и недоумением спрашивал молодой КЖИ.

Чеди подняла взгляд со спокойной грустью, соображая, как дать понять негодность его тактики и не открывать свое инопланетное инкогнито.

— У нас так не поступают, — тихо сказал она. — Если в первый же час знакомства так обниматься, что же делать во второй?

Чеди сделала шаг прочь, как вдруг Шотшек ударил ее по лицу ладонью. Удар не был болезнен или оглушающ. Чеди получала куда более сильные на тренировках. Но впервые земную девушку ударили со специальным намерением унизить, нанести оскорбление. Скорее удивленная, чем возмущенная, Чеди оглянулась на многочисленных людей, спешивших мимо. Безразлично или опасливо они смотрели, как сильный мужчина бьет девушку. Никто не вмешался даже, когда Чеди получила удар покрепче.

«Достаточно», — решила звеэдолетчица. Используя молниеносную реакцию жителя Земли, Чеди пригнулась и нанесла парализующие удары в два нервных узла. Шотшек рухнул к ее ногам. Он извивался, силясь подняться на непослушных ногах, и смотрел на Чеди с безмерным удивлением. Та подтащила его к стене, чтобы он мог опереться на нее спиной, пока не пройдет онемение. Компания молодых людей — юношей и девушек — остановилась около них. Бесцеремонно показывая пальцами на поверженного Шотшека, они хохотали и отпускали нелестные замечания.

Чеди стало стыдно. Она быстро пошла вниз по улице. В ушах продолжал звучать наглый смех, а в памяти стояли полные изумления глаза Шотшека.

…Когда Чеди рассказала Цасор о своих приключениях, тормансианка очень испугалась.

— Это опасно! Оскорбить мужчину — ты не знаешь, какие они мстительные!

— Мне кажется, что оскорбил он.

— Не имеет значения. Мужчинам важно, чтобы только их гордость была удовлетворена. И мы всегда виноваты… Интересно, как на Земле?

Чеди принялась рассказывать о действительном равенстве женщин и мужчин в коммунистическом обществе Земли. О любви, отделенной от всех других дел, о материнстве, полном гордости и счастья.

Кончились летучие сумерки планеты Ян-Ях, В комнатке сразу наступила тьма, почти не рассеивающаяся скудным освещением улицы. Цасор принялась напевать, и Чеди поразилась музыкальной прозрачности и печали ее песен, вовсе непохожих на истошные вопли на улицах или в местах развлечений, с их грубым ритмом и резкими диссонансами.

А Эвиза Танет в эту минуту обдумывала выступление на конференции. Как рассказать врачам Торманса о гигантской силе земной медицины по сравнению с поразительной бедностью их науки, не обижая, не создавая чувства огромного неравенства и унижения?

Она уже видела врачей — подвижников и героев, работавших не щадя сил день и ночь, боровшихся с нищетой госпиталей, с невежеством и грубостью низшего персонала, ненавидевшего и проклинавшего свою работу. Из-за безобразного ухода больницы превращались в ад, где страдающие лежали ненакормленные и неубранные и подвергались оскорблениям. Мало того, больные в подавляющем большинстве были ДЖИ, а низший персонал — КЖИ. Эти разные классовые группы относились друг к другу с недоверием и ненавистью.

Эвиза вздохнула и, так же тщательно запрятав СДФ, как и Чеди, растянулась на постели.

И опять Эвиэе снились низкие, едва освещенные ночные коридоры Центрального госпиталя, заставленные койками, со стонущими, одинокими, замученными людьми…

На пути до загородного дворца, где должна была проходить четырехдневная конференция, машина поднималась по крутой дороге, обгоняя множество пешеходов. Внимание Эвизы привлекла старая ДЖИ, тащившая тяжелую для нее коробку. Машина обогнала ее. На удивленный взгляд Эвиэы главврач только нахмурился. Они добрались до здания с обветшавшими архитектурными украшениями из громадных каменных цветов. Неизменная высокая стена кое-где обвалилась, а трехъярусная надвратная башенка была разобрана. Но сад, окружавший здание, казался густым и свежим.

— Вы удивились, я заметил, что мы не подвезли старуху? — косясь на идущую рядом Эвизу, начал главный врач.

— Вы проницательны, — коротко ответила та.

— У нас нельзя быть слишком добрым, — как бы оправдываясь, сказал тормансианин. — Во-первых, можно получить инфекцию, во-вторых, надо беречь машину, а в-третьих… — Эвиза остановила его жестом.

— Можно не объяснять. Вы думаете прежде всего о себе и бережете плохое изделие из железа и пластмассы — машину больше, чем человека. Естественно для общества, в котором жизнь меньшинства держится на смерти большинства. Только зачем вы посвятили себя медицине? Есть ли смысл лечить людей при легкой смерти и быстром обороте поколений?

— Вы ошибаетесь! Самая ценная часть населения — ДЖИ. Наш долг исцелить их всеми способами, отвоевывая у смерти.

— Зачем отвоевывать, если смерть неизбежна, и когда приходит срок, то организм умирает так же легко, как засыпает усталый человек. А вы безмерно умножаете страдания ложными «спасениями», прокламируя то, чего вы сделать не можете, то есть именно исцелить.

— И опять вы ошибаетесь. Девяносто пять процентов ДЖИ умирают не естественно, а от болезней и преждевременного износа, унося в могилу свои способности и знания. Как жаль, что мы не научились неограниченно продлять жизнь или хотя бы так, как вы. Но мы боремся со смертью, на опыте постигая новые возможности.

— И прибавляете в колоссальный список преступлений природы и человека еще миллионы мучеников! Вдобавок многие открытия принесли людям больше вреда, чем пользы, научив политических бандитов — фашистов ломать человека психически, превращать в покорного скота, что еще в Темные Века считалось делом дьявола. Если подсчитать всех замученных на опытах животных, истерзанных вашими операциями больных, придется строго осудить ваш эмпиризм. В истории нашей медицины и биологии также были позорные периоды небрежения жизнью. Каждый школьник мог резать полуживую лягушку, а полуграмотный студент — собаку или кошку. Здесь очень важна мера. Если перейти грань, то врач станет мясником или отравителем, ученый — убийцей. Если не дойти до нужной грани, тогда из врачей получаются прожектеры или неграмотные чинуши. Но всех опаснее фанатики, готовые располосовать человека, не говоря уже о животных, чтобы осуществить небывалую операцию, заменить незаменимое, не понимая, что человек не механизм, собранный из стандартных запасных частей, что сердце не только насос, а мозг — не весь человек. Этот мясницкий подход наделал в свое время немало вреда у нас, и я вижу его процветающим на вашей планете. Вы экспериментируете над животными наугад, несерьезно, забыв, что только самая крайняя необходимость может как-то оправдать мучения высших форм животных, наделенных страданием не меньше человека. Столь же беззащитны и ваши «исцеляемые» в больницах. Я видела исследовательские лаборатории трех столичных институтов. Сумма страдания, заключенная в них, не может оправдать ничтожных достижений. Яркая иллюстрация отношения к жизни, которое мы искоренили на Земле.

Вдруг главный врач дернул Эвизу за руку, сорвав ее с дорожки. Они очутились за дико разросшимся кустарником.

— Нагнитесь скорее! — шепнул тормансианин так требовательно, что Эвиза повиновалась. От ворот бежали несколько людей, гнавших впереди себя тучного человека с серым лицом и выкаченными глазами. Раззявленный рот его судорожно хватал воздух. Силы оставляли беглеца. Он остановился шатаясь. Один из преследователей схватил его за шею и, высоко подняв колено, сильным ударом разбил об него лицо беглеца. Тот с визгом прижал ладони к исковерканному носу и губам. Тяжкий удар в ухо сбил жертву с ног. Преследователи принялись топтать поверженного ногами. Эвиза вырвалась от главного врача и побежала к месту расправы, крича: «Остановитесь! Перестаньте!»

Истязатели — шестеро КЖИ — оставили избитого валяться на земле и грозно повернулись к Эвизе. Безмерное удивление пробежало по шести озверелым лицам. Кулаки разошлись, тени улыбок мелькнули на искривленных губах. В наступившем молчании только рыдал и хлюпал кровью избитый, переворачиваясь лицом вниз.

— Как вы можете, шестеро молодых, бить одного, толстого и старого?

Крепкий человек в голубой рубашке наклонился вперед и ткнул пальцем в Эвизу.

— Великая Змея! Как я не сообразил! Ты — с Земли?

— Да! — коротко ответила Эвиза, опускаясь на колено, чтобы осмотреть раненого.

— Оставь падаль! Дрянь живуча! Мы его только проучили.

— За что?

— За то, что эти проклятые холуи выдумывают небылицы о нашей жизни, перевирают историю, доказывая величие и мудрость тех, кто им разрешает жить подольше и хорошо платит. Одна фраза в их писанине, понравившаяся владыкам, — и за нее приходится расплачиваться всем нам, а они продолжают уверять владык в том, чего не было и не может быть. Таких мало бить, надо убивать!

— Подождите! — воскликнула Эвиза. — Может, он не так уж виноват. Вы здесь не заботитесь о точности сказанного или написанного. Писатели тоже не думают о последствиях какой-нибудь хлесткой, эффектной фразы; ученые — о том темном, что повлечет за собой их открытие. Они торопятся скорее оповестить мир, напоминая кричащих петухов.

Предводитель расплылся в неожиданно открытой и симпатичной улыбке.

— А ты умница, земная! Только не права в одном — эти знают, что врут. Я их ненавижу. — Он посмотрел на свою жертву, отползавшую на четвереньках в сторону, и пнул ползущего. Всхлипнув, тот снова распростерся на хрустящем щебне дорожки.

— Перестаньте! — Эвиза выпрямилась, загородив собой жертву. Главарь широко усмехнулся.

— На тебя не занесешь руку. Пошли, дети Четырех! — обратился он к своим товарищам.

— Почему вы их так назвали? — спросила Эвиза.

— А чьи же мы дети, если наши родители ушли в пропасть Времени, когда нам было по четыре года? То же будет с нашими детьми.

— И вы боитесь ДЖИ? Потому их ненавидите? — продолжала допытываться Эвиза.

— Змея-Молния! Ты ничего не соображаешь, — прищурился главарь, — они несчастные по сравнению с нами. Мы уходим из жизни полные сил, не зная болезней, не зная страха жизни, не заботясь ни о чем. Что может нас испугать, если скоро все равно смерть? А ДЖИ вечно дрожат, боясь смерти, неотвратимых болезней. Боятся не угодить змееносцам, вымолвить слово против власти.

— Так их надо жалеть.

— Как бы не так! Знаешь ли ты, чем зарабатывается право на длительную жизнь? Придумывают, как заставить людей подчиняться, как сделать еду из всякой дряни, как заставить женщин рожать больше детей для Четырех. Ищут законы, оправдывающие беззакония змееносцев, хвалят, лгут, добиваясь повышения.

— А вы не лжете, даже встречаясь со Змеем? И не боитесь Янгара?

Предводитель КЖИ вздрогнул и оглянулся.

— Ты знаешь больше, чем я думал… Ну, прощай, земная, больше не увидимся.

— А я не могу вас попросить исполнить нечто важное?

— Смотря что.

— Пойти в старый Храм Времени, где памятник, отыскать там нашу владычицу. Ее зовут Фай Родис. Поговорите с ней, как говорили со мной.

— Не знаю. Не доберешься до нее.

— Найдите сначала инженера Таэля. Хоть он и ненавистный вам ДЖИ, но человек, каких вашей планете надо бы побольше.

— Ладно, — главарь протянул руку.

— И скажите, — спохватилась звездолетчица, — что вас прислала Эвиза Танет.

— Эвиза Танет… красивое имя.

Шестеро исчезли в саду. От ворот к Эвизе направлялась шумная группа врачей Центрального госпиталя, приехавших на общественной машине.

Из-за кустов вышел главный врач, подозвал помощников, и те молча потащили пострадавшего к машине.

Чеди медленно шла по улице, негромко напевая и стараясь сдержать рвущуюся из души песню. Ей хотелось выйти на большую площадь, чтобы получить необходимое ей чувство простора. Тесные клетушки-комнатки, в которых теперь она постоянно бывала, иногда невыносимо сдавливали ее. Чеди отправлялась бродить, минуя маленькие скверы и убогие площади, стремясь выбраться в парк. Теперь она чаще ходила одна. Были случаи, когда ее задерживали «лиловые» или люди со знаком глаза на груди. Карточка неизменно выручала ее. Цасор обратила внимание на строчку знаков, подчеркнутую синей линией, обозначавшую «оказывать особое внимание». Как объяснила Цасор, это было категорическое приказание всем тормансианам, где бы они ни работали — в столовой, магазине, салоне причесок, общественном транспорте, услужить Чеди как можно скорее, приветливее и лучше. Пока Чеди ходила с Цасор, она не пользовалась карточкой и убедилась на опыте, как трудно рядовому жителю столицы добиться не только особого, а обыкновенного доброго отношения. Но едва появлялась на свет карточка, как грубые люди становились заботливыми, сгибались в униженных поклонах, стараясь в то же время спровадить опасную посетительницу. Превращения, вызванные отвратительным страхом перед грозной олигархией, настолько отталкивали Чеди, что она пользовалась карточкой только для обороны от «лиловых».

Уже несколько дней ей не удавалось связаться по СДФ ни с Эвизой, ни с Виром, поэтому она не виделась и с Родис. Вир Норин жил среди ученых в группе зданий. Чеди решила не пробираться туда без крайней необходимости. Она рассчитывала на скорое возвращение Эвизы и недоумевала, что могло задержать ее. Чеди отправилась к подруге пешком.

Стемнело. На скудно освещенных улицах столицы мелькали редкие прохожие, то появляясь у фонарей, то пропадая во тьме между ними. От низкой Луны с ее слабым серым светом падали чуть видимые призрачные тени.

Чеди не торопилась возвратиться в свою каморку и вспоминала серебряные лунные ночи Земли, когда люди как бы растворяются в ночной природе, уединившись для мечтаний, любви или встречаясь с друзьями для совместных прогулок. Здесь с наступлением темноты все мчались домой, под защиту стен, испуганно оглядываясь.

Чеди шла около часа, пока не достигла центральной части города Средоточия Мудрости. Вечерние развлечения привлекали сюда преимущественно КЖИ, приходивших для безопасности компаниями по нескольку человек. ДЖИ избегали появляться в местах, посещаемых КЖИ, боясь эксцессов со стороны не любивших интеллигенцию молодых людей.

Чеди тоже старалась избегать компании КЖИ, чтобы не прибегать к утомительному психологическому воздействию и тем более не пользоваться карточкой владык. И на этот раз, увидев идущую навстречу группу из четырех мужчин, горланивших нечто ритмическое под аккомпанемент маленького звукопередатчика, Чеди перешла на другую сторону улицы. Люди сновали туда-сюда, слышались восклицания и раскатистый хохот, столь свойственный обитателям Ян-Ях. Двое юношей подошли и попробовали заговорить с Чеди, едва она вышла на площадь. Яркий, красно-лиловый свет заливал широкую лестницу, падая косым каскадом с фронтона здания Дворца Вечерних Удовольствий.

Юнцы отстали, уступая дорогу трем КЖИ — «спортивным образцам». Они подошли, всматриваясь в Чеди и что-то говоря друг другу. Вдруг чья-то жесткая рука схватила Чеди сзади, заставив обернуться. Острое психическое чувство жительницы Земли подсказало ей уклониться в сторону. Страшный удар, нанесенный чем-то тяжелым и металлическим, сжал ей горло и сердце, затемнил глаза, гася сознание. Усилием воли Чеди подняла голову и дернулась, стараясь встать на колени. Перед ней, точно издалека, появилось знакомое лицо. Шотшек смотрел на нее с испугом, злобой и торжеством.

— Вы? — с безмерным удивлением прошептала Чеди. — За что?

При всей своей тупости тормансианин не прочитал на прекрасном, залитом кровью лице своей жертвы ни страха, ни гнева. Только удивление и жалость, да, именно обращенную к нему жалость. Необычайная психологическая сила девушки что-то пробудила в его темной душе.

— Что стал? Бей еще! — крикнул один из его приятелей.

— Прочь! — Шотшек вне себя замахнулся на него. Все бросились наутек. Еще раньше разбежались невольные свидетели расправы, и освещенная лестница опустела. Чеди медленно склонилась набок и распростерлась на камнях у ног Шотшека.