"Сентенции Пантелея Карманова" - читать интересную книгу автора (Вырыпаев Иван Александрович)Сентенция 14. Кант, инвалид, любовь.Вот, я ехал в поезде и штудировал Канта «Критику чистого разума». Не потому что я такой эстет или склонен к «пофилософствовать» и не потому что заважничал, а просто мне нужно было готовиться к экзамену по философии. У меня преподаватель женщина, считающая себя любовницей Юнга, Юма, Гегеля, Канта и еще одного профессора нашего института Штрагеля Иосифа Давыдовича. И она уверена, что они все тоже от нее без ума, а отсюда a priori вытекает, что и мы должны быть от них в восторге. Так вот, я читал Канта лежа на верхней полке, а подо мной на нижней ехал какой-то инвалид без ноги. Я, кстати, впервые осознал, что слово «инвалид» может распространяться и на молодых людей. Раньше, когда произносили «инвалид» я всегда представлял себе старого, грязного ветерана с унылыми глазами, да ведь так в большинстве случаев и бывает. Но оказывается, что, вот и молодая девушка с трепещущими сосками тоже инвалид, потому что у нее порок сердца. И инвалиду на первой полке подо мной на вид было всего лет тридцать. А напротив него ехал настоящий, живой сектант проповедующий «не унывать» и у них шел спор. А оказалось, что главным, ключевым словом инвалида являлось слово-термин « не уверен». – Жизнь дана как испытание, – говорил оптимист сектант. – Не уверен, – отвечал инвалид. – Но вы же не отрицаете, что существует физическая смерть? – Не отрицаю, но не уверен до конца. И далее следовал такой диалог: Сектант. Ну, а что перед вами чай в стакане, вы уверены? Инвалид. Не совсем. Сектант. А вы попробуйте. Инвалид. Я не хочу пить. Потом из их разговора я узнал, что веру во чтобы-то ни было инвалид потерял от сильного чувства любви к женщине. У него, оказывается, была жена, которую он как-то совсем уж безумно любил, а она любила его обыкновенно. Инвалид считал это равнодушием и бил посуду об стены в кухне, давал жене пощечины, словом, делал все, чтобы заставить ее беситься так же как он. Но она была спокойной и рассудительной женщиной, а еще, к сожалению, удивительно прекрасной и его это тоже очень выводило из себя. И тогда инвалид ( а в то время он еще не был инвалидом) взял штопор и выколол своей любви глаз. Взял и выколол, чтобы взбесилась. Но она не взбесилась, а упала в обморок, и потом ее увезли на скорой помощи. Впрочем, в суд она не подала, но и жить таким мужем больше не стала. Тогда, страдая от горя и страха, он взял и засунул ногу под трамвай, то есть стал инвалидом на всю жизнь. И теперь уже ни в чем не был уверен. А вот я еду в поезде на верхней полке, читаю Канта: «Пространство есть необходимое априорное представление, лежащее в основе всех внешних, наглядных представлений. Никоим образом нельзя себе представить, что пространства нет, между тем как нетрудно представить себе, что в нем нет никаких предметов». Я читаю Канта и думаю о своей жене. Неужели я тоже мог бы схватить со стола штопор любви и сделать ее циклопом, неужели я тоже способен любить? Закрывая книгу Канта, я говорю сам себе: «не уверен». |
|
|