"Ночь Седьмой тьмы" - читать интересную книгу автора (Истерман Дэниел)

11

Она была расщеплена, разломана на кусочки, преследуемая, как хищными птицами, образами утонченного, изысканного разложения, она шла полуслепая по улицам из свинца и дегтя так, словно мир не имел ни конца ни края, словно она могла идти вперед бесконечно долго, не встречая никакого препятствия. Или словно конец мира уже наступил, а ее оставили одну бродить, спотыкаясь, среди могил.

Ее неуверенные шаги привели ее, как приводили и раньше в периоды кризиса, к маленькой гаитянской церкви на Лафайет. Невысокое, выкрашенное в белый цвет здание казалось ей не столько маяком, указующим путь, сколько гробом, и поначалу она чуралась его.

Все, чему она стала свидетелем за последнюю неделю, и более всего то, что она увидела сегодня днем, подвело ее вплотную к какой-то грани. Она боялась сумасшествия, но еще больше ее ужасала возможность того, что за всем этим стоял рациональный ум.

Церковь была тускло освещена, как бывало всегда в это время дня, она словно ждала, когда ее оживят. У маленького алтаря горела красная свеча, вишнево-красный огонек, чуть подрагивающий, – присутствие Христа. Анжелина перекрестилась и несколько неуклюже опустилась на колени. Она не была набожной женщиной, медленные движения ритуала поклонения выходили у нее неловко. Над алтарем, скудно освещенный, с пятнами поблекшей багровой краски, черный Христос смотрел, как она скользнула на скамью и склонила голову. Христос раб, Христос марон, Христос – кровоточащий освободитель рабов. Могло ли это, хоть что-то из этого, быть правдой?

Вот уже скоро год, как она посещала церковь Сен-Пьер, посещала нерегулярно. Раздражение Рика, равнодушие Рика, сладострастие Рика, холодность Рика – все это гнало ее сюда, кололо сердце, принуждая к вымученному поклонению и исповеди, полной изъянов. Или дело было просто в том, что она приближалась к пожилому возрасту, менопаузе и потребности в вере?

Она все еще пыталась успокоить свой разум настолько, чтобы можно было молиться, когда ее нашел отец Антуан. Он ждал ее прихода с того самого момента, когда услышал о смерти Рика. Отец Антуан, разумеется, знал, что Рик был протестантом и не нуждался в его услугах на похоронах. Но Анжелине он будет нужен, в этом он был уверен.

Священник долго стоял рядом, молча наблюдая и ожидая, когда ее внутренняя сосредоточенность переключиться на что-то иное. Но это не была сосредоточенность, Анжелина просто перестала замечать окружающее, чувствуя себя наедине с Христом так же неуютно, как и сегодня утром с Рубеном и его воспоминаниями. Наконец она повернулась и посмотрела на отца Антуана.

– Bonsoir, Angelina. Tout va bien?[13]

Она покачала головой. Ее глаза были огромными, пустыми, без всякого выражения.

– Нет, – произнес священник, – конечно нет. Извините меня.

Он присел подле нее, крупный мужчина, неповоротливый в своей черной сутане. Его огромные руки лежали у него на коленях, бесполезные при любом акте утешения. Здесь, под наполненным болью взором Господа, его сан запрещал ему предлагать утешение посредством чего-то иного, кроме слов.

– Richard est mort[14].

Да, я знаю. Зильберт сказал мне вчера. Я ждал вас. Вам следовало бы прийти раньше.

– Я здесь сейчас.

– Да, – прошептал он. – Вы сейчас здесь.

– Святой отец, мне нужно поговорить с вами. Раньше он никогда не видел ее такой. Встревоженной, озабоченной – да, но никогда не потухшей, никогда не опустошенной.

– Конечно. Мы можем поговорим здесь или...

– Нет, – прервала его Анжелина, ее голос звучал отрывисто, резко, – не поговорить. Исповедаться. Есть некоторые вещи, в которых я хочу исповедаться. Пожалуйста, святой отец, пока еще не поздно.

Крупный священник посмотрел на нее в недоумении. За все время, что она приходила в его церковь, она ни разу не входила в исповедальню. Сегодня она казалась ему съежившейся, усохшей, словно что-то точило ее.

– Мы пройдем вон туда, – сказал он, – в исповедальню. Там вам будет легче, вот увидите.

Она последовала за ним, как побитая собака или как человек, который несет тяжелый груз и не может опустить его на землю.

Маленькая кабинка была неуклюже встроена в угол церкви, рядом с часовней святого Михаила. Даже когда церковь была полностью освещена, сюда проникало очень мало света. Это было темное место, предназначенное для темных мыслей. Грехи нелегко выходили из тьмы на свет Божий.

Анжелина села подле решетки, удивляясь, зачем она пришла сюда. Что мог сделать священник? Что она могла сказать такого, что все изменило бы?

– Когда вы в последний раз были на исповеди?

Столб света падал сквозь решетку ей на колени, покрывая ее тонкой позолотой.

– Двадцать лет назад.

Священник прочитал привычные слова вступления, она ответила, потом между ними повисло молчание, давящее тяжестью множества неотпущенных грехов. С чего начать? Чем кончить? Запинаясь, она выговорила то, что первым пришло ей в голову. У нее было так мало опыта в подобных вещах, язык никак не соглашался сотрудничать с ней в этом предательстве ее сердца. Но мало-помалу слова пришли; робкие поначалу, они вскоре потекли ровнее, потом хлынули потоком, густым и восхитительным, в котором она едва не захлебнулась.

Исповедь заняла больше часа, и, когда Анжелина дошла до конца, она вся дрожала, покрытая холодным потом. Неверным голосом священник произнес формулу отпущения. Но она не чувствовала себя очистившейся. Ничто не могло принести ей очищение. Дело было не в том, что она сделала: действия могут быть стерты по милости Божьей. Дело было в том, что она знала. Для знания нет Божьей милости, нет отпущения для того, что пряталось в сознании, возбужденно трепеща.

Отец Антуан первым покинул исповедальню. Анжелина вышла за ним следом, с опущенной головой, не поднимая глаз от пола.

– Я могу что-нибудь сделать для вас, Анжелина? Я хочу помочь.

– Нет, святой отец, ничего.

– Вы говорили с кем-нибудь еще о... об этих вещах?

Она качнула головой.

– Лучше и не делать этого. Но я буду здесь в любое время, когда вы ощутите потребность во мне.

– Спасибо, святой отец. – Она помолчала. – Наверное, мне пора.

– Где вы остановились? Возможно, мне нужно будет связаться с вами.

– Нет, не делайте этого. С этим все в порядке, я живу у друга.

– По крайней мере, позвольте мне узнать, где это.

Она назвала ему адрес, и он записал его в маленькую книжечку, которую носил в кармане. Он убирал ее назад, когда она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

– То, что я не верю по-настоящему, имеет значение?

Сколько раз ему задавали этот вопрос. Он покачал головой:

– Я не знаю, Анжелина. Главное – это ходить к мессе и исповедоваться в своих грехах. Предоставьте остальное Господу.

– Все действительно так просто?

Он спрятал глаза. Красный огонек на алтаре затрепетал и погас. Священнику показалось, что он почувствовал сквозняк.

Она повернулась и зашагала прочь, вдоль прохода, в темноту ночи. Отец Антуан некоторое время стоял в молчании, приковавшись взглядом к тому месту, где горел огонек. Он поменяет свечу позже.

Он вышел в боковую дверь, которая вела его в жилище. Сегодня вечером дома больше никого не было. Его ноги отяжелели, он чувствовал дурноту. Пройдя в свой кабинет, он сел за стол и постарался взять себя в руки и успокоиться. Наконец он снял телефонную трубку и набрал номер. Гудки раздавались долго, прежде чем ему ответили.

– Говорит отец Антуан из церкви Сен-Пьер. Я получил сведения, о которых вы спрашивали. Но вы должны пообещать мне, что не причините этой женщине никакого вреда.

Голос на другом конце заговорил спокойно, убедительно. Отец Антуан сделал глубокий вдох.

Понадобилось всего несколько секунд, чтобы продиктовать ее адрес, но эти секунды показались ему целой жизнью. Свет погас в святилище. Церковь погрузилась во тьму.

– Послушайте, – сказал он, закончив. – Вы больше никогда и ничего не узнаете от меня. Вы понимаете? Я больше не хочу видеть вас здесь. Ни здесь, ни вообще где-то рядом со мной.

Ответа не последовало. Телефон уже давно был мертв.