"Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)" - читать интересную книгу автора (Пушкина-Меренберг Наталья Александровна)

Глава семнадцатая

Борис встал необычно рано, чтобы встретиться с Любочкой в церкви. Служба в церкви в это раннее время велась только для церковного причета и прихожан из низов. Чтобы избежать посторонних взглядов, обращенных на офицера, он переоделся: сдвинул на лоб шляпу с широкими полями и надел старую шубу Василия. Согласно царскому приказу офицеры должны были появляться на улице не иначе как в мундире, но на этот раз у Бориса не было выбора. Он полагал, что ранним утром в этой одежде его никто не узнает.

Он подошел к церкви, когда еще не было шести, и внимательно огляделся по сторонам. Любочки не было. Он был рад, что пришел первым, так как женщины ждать не любят и требуют точности при rendez-vous.[10]

Борис встал в углу, близко от дверей. Он надеялся первым увидеть Любочку и по ее лицу понять, что его ожидает. Это позволит ему подготовиться и перехватить инициативу в разговоре. Все это имело только тактические преимущества, но он находил свое положение таким тяжелым и даже критическим, что ими не следовало пренебрегать.

Когда часы пробили шесть, Любочка вошла в церковь. Она также остановилась у дверей, чтобы не показываться на глаза. Едва служба началась, Борис подошел к ней.

— Мое дорогое бедное дитя! Что ты теперь должна обо мне думать? — спросил он тихим печальным голосом.

Любочка испугалась от неожиданности, но быстро собралась и ответила, строго посмотрев на него:

— Я думаю о тебе, что ты бесчестный фальшивый человек, который бесстыдно меня обманул, что ты недостоин не только моей любви, но и моего взгляда, — это я думаю о тебе, Борис Иванович.

— Вместо того чтобы обвинять меня, тебе бы меня пожалеть. Потому что я самый несчастный человек под солнцем! О, как ужасно жениться против воли, когда человек пламенно любит другую, как я люблю!

— Я не верю больше ни одному твоему слову. Ты недостойно обманул мою любовь, мою чистую верную любовь. Ты лицемерно уверял меня в своей любви, в то время как любил другую, уговорил меня стать преступницей, участвуя в бесчестном деле, в угоду своей страсти. Но расплаты за все это ты не избежишь. О моей мести всю жизнь будешь помнить!

Все это Любочка высказала быстро, на одном дыхании. Борис слушал ее спокойно, ни словом, ни движением не прерывая поток ее речи. С поникшей головой, смиренно стоял он перед ней, давая выход ее ярости. Он был очень способным актером! Наконец, когда она сделала паузу, не меняя позы, он поднял на нее глаза и сказал:

— Любочка! Твои слова причиняют мне боль, большую боль! Ты еще попросишь у меня прощения, когда узнаешь, какая вынужденная необходимость привела ко всему этому.

— Мои обвинения несправедливы? Да как ты можешь… — продолжала она с новой силой. — Я еще должна слушать твои оправдания!.. С самого начала у меня было правильное предчувствие, что ты любишь Веру и хочешь на ней жениться. Помнишь, как я сказала тебе об этом прямо в лицо на том роковом маскарадном балу, который был началом моего несчастья? Мое сердце тогда предчувствовало! Но потом я дала себя обмануть и поверила твоим лживым словам. И вот результат, вот благодарность мне, бедной обманутой девушке!

Она подняла к лицу платок, чтобы скрыть свои рыдания. Борис молча наблюдал этот взрыв отчаяния. Ему ничего другого не оставалось. Пока Любочка не выскажет все, что лежит на сердце, было бы бесполезно стараться ее вразумить. С мнимым смирением и покорностью слушал он ее жалобы. Конечно, для его горячей натуры было бы лучше дать себе волю и подавить Любочку силой своей власти. Но он понимал, что на этот раз таким путем не достигнет цели. И обрадовался ее слезам, надеясь, что они смягчат ее и успокоят. После того как Любочка немного успокоилась, Борис снова пустил в ход свое искусство убеждения и уговоров.

— И все же, Любочка, я невиновен, что бы ты ни говорила, ни думала. Я переживаю не меньше тебя. Хочешь ли и можешь ли меня терпеливо выслушать несколько минут?

— Ну, говори.

То, что она готова была выслушать его оправдания, было уже немалой уступкой, так как женщина в ярости никогда не позволит втянуть себя в дискуссию или спор.

— Ты вспомнила тот самый маскарадный бал, — начал Борис, — на котором мне впервые посчастливилось признаться тебе в любви и где мы обсуждали план, который нынче привел к печальным результатам…

— Почему ты называешь результат печальным, — перебила с горечью Любочка, — после того как ты любишь Веру, всегда ее любил и сейчас соединяешься с ней? Какой я была дурой, что помогла тебе в этом!

Не обращая внимания, он продолжал:

— На том балу ты спросила меня, какой интерес для меня и моего отца в том, чтобы помешать обручению Владимира Николаевича с Верой Петровной, на что я ответил: граф Островский, Николай Михайлович, хочет любой ценой помешать свадьбе своего сына, так как ищет для него более знатной невесты. Эту задачу он поручил моему отцу, а отец — мне. И хотя моя ненависть к Владимиру была в интересах этого дела, независимо от этого я обязан был выполнить поручение отца, которое полностью подчинило меня ему. Я был выбран в качестве инструмента для выполнения этой задачи. Я неоднократно заявлял отцу, что имею сердечную привязанность и хочу жениться. На это он говорил только, что я должен занять место Владимира. Еще он сказал, что если дело будет сделано, он окажет мне большое благодеяние. Я был спокоен, думая только о нашей свадьбе.

— И это все правда, Борис, что ты мне рассказываешь? — спросила Любочка сомневающимся тоном.

— Это истинная правда! — воскликнул торжественно Борис. — Но выслушай до конца. Прошли недели, наш план счастливо осуществился, и, благодаря твоей помощи, я смог несколько дней назад сообщить отцу, что его поручение выполнено: обручение Владимира и Веры расстроено окончательно. Тут я хотел спросить его о нас, но он прикрыл мне рот рукой и сказал: «Хорошо, мой мальчик, ты прекрасно поработал. Я тобою доволен. Тебе будет приятно узнать, что поработал ты на самого себя!..» Меня кольнуло подозрение, огонь пробежал по жилам. Я боялся понять его… Впрочем, я никогда его не пойму. «Почему, отец?» — спросил я, заикаясь. Меня и сейчас охватывает ужас, и я не в состоянии продолжать…

Он остановился. Казалось, воспоминание об этой сцене лишило его самообладания.

— Успокойся, мой дорогой, — сказала Любочка ласково, — и доскажи все до конца. Я хочу знать всю эту историю.

Борис торжествовал. Он продолжал:

— Спокойно, как будто говорит о пустяковом деле, отец сказал: «Ты — счастливец, так как сейчас займешь место Владимира! Это мое обещанное тебе благодеяние. Оно принесет тебе счастье в жизни. Твое обручение состоится не позже, чем через восемь дней». Он сказал это так, что возражать было невозможно. Представь мое положение, я чуть с ума не сошел! Но отчаяние придало мне силы и решительности. Я бросился отцу в ноги, говоря о любви к тебе, о том, что у нас с тобой отношения как у обрученных, что я умоляю его о милости, о милости для меня, для нас обоих! Все напрасно!

С большим напряжением выслушала Любочка этот рассказ. Слишком глубоко и мучительно любила она Бориса, чтобы совсем не поверить ему. Сейчас она уже не была так уверена в его вине.

— Итак, через несколько дней решится твоя судьба? — колеблясь, спросила Любочка. — И это не был заранее известный тебе план? Можешь поклясться, что ты говоришь правду?

— Клянусь тебе нашей любовью, всем, что мне свято и дорого, моим счастьем, что говорю чистую правду! — патетически воскликнул Борис.

— Не верить тебе сейчас, значит, допустить возможность клятвопреступления, а это ужасно, — и чувство облегчения коснулось ее угнетенного сердца. — Но почему ты не сопротивлялся отцу?

— Я пытался, но он был неумолим, — и Борис тихо добавил: — Я более чем в его власти. На днях я проиграл в клубе невероятную сумму. Если я не уплачу до конца недели, то я потерян, обесчещен, и мне остается только пустить себе пулю в лоб. И мой отец — единственный, кто меня может спасти!

— Нет, ты не умрешь, мой дорогой. Я была неправа, когда обвиняла тебя, я сейчас это вижу. Слава Богу… Прости меня… но я так несчастна! Что нам делать? Без тебя я не хочу и не могу жить.

Борис выиграл битву, Любочка снова была в его власти.

— Мое положение много хуже твоего, мое дитя, — сказал он с наигранной печалью в голосе, — так как я осужден на вечный союз без любви с Верой Петровной. И все это, — сказал он, будто про себя, — на всю жизнь.

Оба замолчали. Чуткое ухо Бориса улавливало Лю-бочкино короткое, тяжелое дыхание.

— И ты перестанешь любить меня, Борис? — спросила Любочка, в отчаянии заглянув ему в глаза.

— Никогда! Эта жертва выше моих сил, и никто не вправе этого от меня требовать, даже мой отец!

Словно солнечный луч упал на Любочкино лицо. Она охотно бы обняла любимого, если бы не святость места, где они находились.

Но это была мимолетная радость, и вскоре ее лицо омрачилось.

— Что нам теперь делать? — едва прошептали ее губы.

— Встретить неизбежное с терпением и выдержкой, — ответил Борис серьезно и со значением. — Мы скроем от мира нашу любовь, как драгоценное сокровище, как талисман нашего счастья. Это наша святыня, в которую не проникнет посторонний взгляд и которая придаст нам силы вынести наш ужасный жребий.

— Но будем ли мы видеться и смогу ли я говорить, как безгранично тебя я люблю? Я хочу от тебя слышать, что и ты меня любишь, как раньше. Иначе я жить не смогу.

При этих словах в глазах Любочки вспыхнул огонь, и Борис подумал, что при ее решительном характере она способна на крайнее.

— Конечно, мы будем видеться, — успокоил ее Борис. — И будем говорить о любви друг к другу. К сожалению, это единственное оставшееся нам утешение.

Казалось, он погрузился в тяжелое раздумье.

— Впрочем, нам не трудно так часто видеться, как мы хотим, так как Вера считает себя твоей подругой и доверяет тебе.

— Не говори мне о Вериной дружбе, Борис. Одна мысль о ней приводит меня в бешенство. Я никогда ее не любила. А сейчас я ее страшно ненавижу, так как она похитила моего любимого и обрекла меня на несчастье.

— Не надо слишком предаваться ненависти. Тебе нужно все твое самообладание. Я знаю, Любочка, что ты умная девушка с сильным характером. И ты понимаешь, что если Вера узнает о нашей любви, то наша разлука неминуема.

— Ты прав, Борис. Я буду осторожна, и ни одна живая душа не узнает, что происходит во мне.

— Вот это ты правильно сказала. Поддерживай в себе это настроение, и, возможно, когда-нибудь нам будет намного лучше, чем мы сейчас предполагаем. Жизнь преподносит удивительные сюрпризы. Но уже поздно, пора прощаться, — сказал Борис, оглядевшись. — Церковь опустела, на нас могут обратить внимание.

Любочка испуганно огляделась. Служба тем временем незаметно окончилась… Она примирилась с возлюбленным, чего ей, несмотря ни на что, так хотелось. Она молча попрощалась с Борисом, закуталась в пальто и поспешила домой, чтобы незаметно пробраться в свою комнату до того, как все встанут.

Оставшись один, Борис глубоко вздохнул и удовлетворенно посмотрел вслед удалявшейся Любочке. «На такую победу я и надеяться не мог, — подумал он. — Что делает любовь! Бедная девушка! Ты заслуживаешь лучшего. И зачем ты только связалась со мной?… Но я должен любой ценой, чего бы это ни стоило, достичь моей цели!.. Но кто знает…»

Он оборвал себя. Приятные мысли о будущем подняли его настроение. Бодрый, он зашагал по дороге к дому.