"ВЛАСТЬ РЕЖИМА И ЧИНОВНИЧЕСТВО" - читать интересную книгу автора (Сергей ГОРОДНИКОВ)

РУССКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ И ИСЛАМ


Исламское идеологическое насилие превращается в единственную политическую идеологию в среде большинства представителей религиозной традиции мусульманского мировоззрения, и его носители начинают агрессивное наступление на Россию со стороны большей части её южных границ и с Поволжья. И происходит это в период глубочайшего цивилизационного перелома в судьбе русского государствообразующего этноса. Тогда, когда его бытиё начинает изменяться коренным образом, отрываясь от отмирающей и глубоко земледельческой народной традиции культуры, этики, морали, чтобы в мучительном поиске объективно преобразовываться в бытиё буржуазно-городского национального общества, традиции которого только предстоит закладывать в эпоху Национальной Реформации. История других государств, которые переживали буржуазно-демократическую революцию, показывает, что такой перелом чрезвычайно болезненный для государствообразующего этноса, ослабляет его "иммунную" систему самозащиты, какая вырабатывалась веками и даже тысячелетиями для отпора внешним и внутренним опасностям. Поэтому политическая сила, готовящаяся осуществить русскую Национальную Реформацию, должна иметь ясную и недвусмысленную политику в отношении ислама и возникших на его духовной основе феодально-земледельческих народов и народностей. И исходить при выработке соответствующей политики из собственных стратегических целей и тактических задач, диктуемых историческими и геополитическими обстоятельствами, при которых ей придётся руководить становлением русской цивилизационной традиции национально-городских общественных отношений.

Чтобы оценивать проблемы взаимоотношений с исламом с позиции ответственности за проведение Национальной Реформации, рождающаяся русская национал-демократия должна ответить на следующий вопрос. Какой же оказывается политическая роль ислама в современном мире, в чём его сила и каковы причины возникновения этой силы?


1.

После Второй мировой войны главными целями социально-политических движений всех стран исламского мира стали борьба с западноевропейским капиталистическим колониализмом и достижение независимости посредством создания самостоятельных государств. Однако западноевропейский колониализм оказал серьёзное воздействие на хозяйственную и культурную жизнь городских слоёв исламских стран, и цели политического освобождения у всех влиятельных движений неизбежно переплелись с пониманием необходимости ускоренного экономического подъёма на основе созданных в Европе городских философских идеологических и политических мировоззрений, которые обосновывали капитализм или коммунистический социализм.

Достижение политической независимости и создание собственных государств было в основном осуществлено в исламском мире к семидесятым годам текущего столетия. Однако уже с пятидесятых годов получившие европейское образование военные, которые возглавили борьбу за независимость и стали руководителями первых из освободившихся от колониальной зависимости исламских стран, вроде Египта, Пакистана, начали внедрять рыночно-капиталистические или плановые прокоммунистические способы государственного строительства и хозяйствования. При этом они столкнулись с нарастающими проблемами, так как результаты использования европейского опыта были далеки от того, что ожидали получить новоявленные государственные руководители. Европейские городские социально-политические учения, внедряемые ими в своих странах, не приводили к предполагавшимся успехам, с одной стороны, но и не могли объяснить причин неудач – с другой. Добившиеся формальной независимости государства влезали в гораздо большую, чем при колониализме, экономическую и политическую зависимость от промышленных держав Запада и от Советского Союза, отставая и отставая от них в промышленном производстве, особенно после начала научно-технической революции. Вследствие чего в исламском мире повсеместно стало нарастать осознание своего особого культурного опыта, что вело к зарождению революционно-политических движений на принципах самостоятельного поиска задач и целей социально-политического развития, учитывающих мусульманский характер мировоззрения подавляющего большинства населения.

Каковы же глубинные причины неудач исламского мира добиться экономического прорыва, быстро подняться до уровня современной промышленной цивилизации?


2.

Новые городские традиции социально-политических отношений, которые внедрялись в третьем мире, в том числе в исламских странах, как только они становились самостоятельными государствами и поднимали в ООН собственные флаги, были либо западноевропейскими капиталистическими, либо восточноевропейскими коммунистическими. То есть это были традиции, которые выросли из почвы западной христианской и восточной христианской духовных традиций мировосприятия, несли в себе их опыт культурно-мировоззренческого исторического развития. На данных традициях в третьем мире и строились городские производственные отношения, осуществлялась индустриализация, как основа хозяйственной и политической независимости новых государств. Поэтому вызываемая внешнеполитической необходимостью насильственная индустриализация молодых исламских стран их руководителями и порождаемая этим массовая урбанизация феодального деревенского населения, многие столетия организуемого в надплеменные сообщества догматизированным в ХI веке исламом, приводила к нарастающему внутреннему противоречию. Местные крестьяне, перебираясь в город вследствие обезземеливания и нищеты деревни, попадали в среду, где они очень остро ощущали свою моральную и культурную ущербность. Они как бы попадали в положение особого колониального рабства, под мировоззренческий гнёт чужеродной городской социальной и духовной культуры, которая навязывалась их же собственной государственной властью и интересами новоявленной европейски образованной элиты.

Однако к концу семидесятых годов становилось ясным, что исламские народности и народы не смогут достигнуть уровня материальной обеспеченности капиталистических и европейских коммунистических стран, не в состоянии ускоренно создавать современное производство и необходимую ему естественную науку. Их материальное благополучие наступало только при наличии относительно дешёвых и больших запасов углеводородного сырья. Однако такое благополучие становилось исключительно потребительским, паразитарным, превращая имеющие такое сырьё страны в полностью привязанные к промышленным державам сырьевые придатки.

Даже самые богатые нефтедолларами государства Персидского залива не смогли создать промышленную основу самостоятельной экономики, которая и обеспечила бы им подлинную независимость для выражения собственного политического и мировоззренческого влияния на мировые процессы. Наоборот, чем решительнее ставились властями этих государств цели на промышленное развитие, тем большими становились внутренние противоречия, обусловленные именно традиционно-феодальным неприятием исламскими массами задач социологизации производственных отношений, которые ставились им получавшими образование в Западном капиталистическом или Восточном коммунистическом лагере руководителями. Промышленное производство оказывалось либо невозможным без широкого участия иностранцев, либо было некачественным, неконкурентоспособным, нерентабельным и дотационным.

Особенно очевидным это стало после быстрого преобразования производительных сил в результате научно-технологической революции, когда требования к качеству социальной цивилизационной культуры производственных отношений стали не только высокими, но и возрастали непрерывно и к которым всё с большим трудом приспосабливались уже и коммунистические европейские государства, отставая от капиталистических государств промышленно развитого Запада.

В наиболее остром виде эти противоречия проявились в Иране после, так называемой, конституционной "белой революции" шестидесятых годов, которую сверху совершил последний шах. Получивший хорошее европейское образование шах делал это шаг вынуждено, ради раскрепощения капиталистического способа хозяйствования и широкой индустриализации, подталкиваемый желаниями за счёт доходов от продажи нефти превратить страну в промышленную и ядерную державу. По существу вопроса в Иране постепенно складывалась такое же положение дел, какое имело место в России начала века после дарования царём Николаем Вторым Конституции, после появления Государственной Думы и нацеленных на раскрестьянивание страны капиталистических реформ Столыпина.

В России начала двадцатого века, когда началось становление капитализма в деревне, вытеснение лишнего крестьянства в город, при очень быстрой урбанизации ряда центральных регионов лавинообразно нарастали проблемы приспособления православно-крестьянского сознания к западноевропейской капиталистической буржуазно-городской духовности и культуре. Проблемы эти не успевали разрешаться и привели к всеохватному духовно-мировоззренческому и глубокому общегосударственному кризису. Выход из него стал возможен только через формационную буржуазно-демократическую революцию, которая однако не нашла достаточно широкой социальной опоры своим лозунгам и вызвала ответную большевистскую контрреволюцию и коммунистическую социальную революцию, а за ней коммунистическую реформацию, которая примиряла крестьянское мировосприятие с городским образом существования в условиях осуществляемой государственной властью индустриализации. А в Иране конца семидесятых такие же противоречия породили острейший духовно-мировоззренческий и общегосударственный кризис, выходом из которого стала буржуазно-демократическая революция, и она тоже не нашла широкой социальной среды поддержки, что стало причиной фундаменталистской контрреволюции и исламской социальной реформации.

Исламский фундаментализм таким образом стал совершенно тем же идеологическим явлением, каким был в католически-западноевропейской истории протестантизм, а в восточноевропейских странах с православной народно-феодальной духовной, культурной традицией – коммунизм. То есть, исламский фундаментализм стал идеологической социальной реформацией ислама под задачи духовного приспособления его для использования в качестве идеологического насилия при организации феодально-бюрократической системы государственной власти на эпоху проведения такой властью политики ускоренного раскрестьянивания и урбанизации страны. Неважно, осознанно это было его идеологами или нет, но он обосновывал развитие западноевропейского народно-протестантского общественного самосознания и соответствующей культуры социологизации производственных отношений, как необходимого условия созданию промышленной и социальной среды успешному осуществлению в будущем собственно буржуазно-демократической революции.

Но если коммунистическая реформация вследствие великодержавного могущества России, посредством этого могущества и в результате Второй мировой войны охватила все народы с православной духовной и культурной традицией, то исламский фундаментализм, как в своё время и европейский протестантизм, добился политического господства ради народно-социальной реформации ислама под цели социологизации производственных отношений в системе власти государственного феодально-бюрократического капитализма лишь в ряде стран. То есть, он способен добиться успеха только в странах, которые готовы встать на путь промышленного развития, но не в силах навязать его подавляющей военно-политической силой остальному исламскому миру. Это подтвердилось, к примеру, при ирано-иракской войне и после неё. Иран доказывает способность самостоятельно развивать промышленность и необходимую социальную культуру производственных отношений в условиях жесточайшей изоляции, тогда как Ирак при таких же обстоятельствах всё явнее отстаёт как в промышленном, так и в общем духовном, культурном, социально-политическом развитии. И тенденция эта будет усиливаться в ближайшие десятилетия. Больше того. Темпы самостоятельного промышленного и научного развития изолированного Западом Ирана оказываются заметно выше, чем в смежной Турции, которая движется по тому же пути гораздо дольше и при широкой поддержке и помощи капиталистических стран Европы и США.


3.

Исламский фундаментализм, как и несколькими столетиями прежде западноевропейский протестантизм, обращается к представлениям о справедливости, которые свойственны ранним, первобытнообщинным отношениям, объявляя их идеалом. Иначе говоря, он воздействует на бессознательные побуждения тех, кто живёт в условиях сохранения определённых традиций первобытнообщинных отношений, к зависящим от общинного взаимодействия мелким земледельцам и кочевникам. Однако подхватывается он и побеждает не во всех исламских странах. Как и в эпохи протестантских социальных реформаций, так и с началом фундаменталистской исламской реформации успех радикально реформаторских политических движений так или иначе обусловлен расово-этническими, архетипическими первопричинами. Отнюдь не случайно, что фундаментализм впервые совершил контрреволюцию и установил свой режим власти, свою идеологическую власть именно в арийском Иране, в котором последний шах поставил перед страной стратегическую цель стать региональной военно-промышленной державой. Ибо иранский фундаментализм по своей политической сути обслуживает государственную цель преобразования страны именно в индустриальную региональную державу. Он неизбежно создаёт систему власти государственно-бюрократического капитализма, осуществляющую раскрестьянивание, индустриальную пролетаризацию массового сознания и предпосылки избавления государствообразующего этноса от воздействия монотеизма, потому что постепенно укореняет рационализм в тех производственных отношениях, которые связанны с промышленным производством. В том числе и в образовании, в здравоохранении, в естественной науке, которые обслуживают промышленное производство.

Иранский вид исламского фундаментализма объективно приведёт страну через два-три поколения своего господства к духовному и системному общегосударственному кризису, подобно тому, как коммунизм в шестидесятых-семидесятых годах привёл к подобному кризису Россию и другие государства православной духовной традиции. Кризис советского коммунизма вызвал разрушение глобальных военно-стратегических балансов, породил процесс нового передела и переустройства мира, при котором Россия неизбежно должна будет включиться в мировую буржуазно-капиталистическую экономику и занять в ней своё место. Говоря иначе, исламская фундаменталистская реформация обязательно приведёт к буржуазно-демократической революции в Иране. Та в свою очередь объективно перерастёт в персидскую Национальную революцию и Национальную Реформацию, а потребность в философском обосновании Национальной Реформации вызовет отторжение ислама как такового, как идеологическое насилие, и породит политическую потребность в обращении к этно-расовому национализму и панарийскому идеализму. Это окажется выгодным Русскому национальному государству, каким оно станет к тому времени, будет способствовать быстрому вовлечению Ирана в экономическое, культурное пространство русской промышленной цивилизации, обеспечивая ей естественный выход к Персидскому заливу и Индийскому океану.

Исходя из такого понимания роли исламского фундаментализма, русский национализм должен будет всячески поддерживать его и укреплять в арийских странах мусульманского мира. И наоборот, готовиться к самой непримиримой военно-политической конфронтации с неарийским, в особенности тюрским и семитским арабским исламизмом, который вообще-то не сможет превратиться в реформаторский, а скорее всего приобретёт характер исламской средневековой контрреформации, которая станет прямым стратегическим союзником глобального коммерческого космополитизма в его антагонистической борьбе с промышленно-производительным глобально-политическим интересом, интересом создания глобальной промышленной цивилизации. Поскольку именно русской нации и русскому национальному государству предстоит стать центром вовлечения арийского мира в единую цивилизационную систему хозяйственных связей и разделения труда. Постольку тюрский и семитский исламизм в любой виде, в любом проявлении рано или поздно превратится в идеологию жестокого и беспощадного противостояния экономической и политической экспансии русского национального государства.

На нынешнем этапе развития России, накануне русской Национальной революции тюрский и семитский исламизм уже явно проявил себя, как пятая колонна американских стратегических интересов, интересов установления глобального господства коммерческого космополитизма с мировым правительством олигархов в США. И в таком качестве он быстро преобразуется в важнейшего и надёжнейшего союзника российского еврейства, которое стоит во главе режима диктатуры коммерческого космополитизма, пристёгивая Россию в качестве сырьевого придатка Запада, где за последнее десятилетие утвердилось господство идеологического либерализма и коммерческого политического интереса, подчинившего своим целям промышленный политический интерес.

Антагонизм с тюрским и семитским исламом постепенно вызревает в современной России, как антагонизм с антигосударственной идеологией. Ибо этот ислам организует внутри России духовно феодальные народности против укрепления центральной власти и против восстановления единого управления всей страной. Волей-неволей он всё активнее борется за то, чтобы Россия приостановила буржуазные преобразования. И в этой задаче он смыкается как с социал-феодальным коммунизмом, стремящимся к реставрации своего господства, так и с буржуазным либерализмом, который исчерпал положительный потенциал воздействия на революционные преобразования в стране и превращается в открыто противообщественную идеологию, оправдывающую прекращение чиновно-полицейской властью поступательного становления русского городского общественно-демократического сознания.

Не арийские исламские силы направлены против русской Национальной социальной революции, то есть против прорыва страны к новому историческому состоянию общественно-производственных отношений, и потому они оказываются страшно реакционными в условиях непрерывного углубления российского общегосударственного кризиса. Их враждебность к революционному русскому национализму пробуждается на инстинктивно-подсознательном уровне. Непримиримое столкновение политической партии осуществления Национальной революции в России с такими силами объективно неизбежно, и русский национализм уже сейчас должен готовиться именно к такому развитию событий в ближайшие годы.


март, октябрь 1998г.