"НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ..." - читать интересную книгу автора (Сергей ГОРОДНИКОВ)

1. От родоплеменной общественной власти к государственной власти


Власть есть способность к насилию.

Всякое государство возникает, как совершенно новый вид насилия в сравнении с тем, которое объединяло и организовывало первобытные племена. Государство появляется тогда, когда для объединения родственных племён становится возможным использовать вооружённое насилие, которое коренным образом отличается от общественного насилия прежней, родоплеменной власти.

Родоплеменная власть возникала естественным образом. Она развивалась из стайных отношений человекообразной обезьяны. Человекообразная же обезьяна, как любое другое стайное животное, не выживала в одиночестве. Отдельные члены не выдерживали борьбу за существование. Если гибла их стая или они теряли связь с ней, то они были обречены на отмирание. Поэтому мутационные изменения в процессе естественного отбора человекообразной обезьяны были не индивидуальными, а стайными. Вернее сказать, мутационные изменения человекообразных обезьян тогда только оказывались полезными для эволюции вида и способствовали его эволюции, сохранялись в следующих поколениях, когда из индивидуальных они превращались в стайные, когда распространялись на всю стаю. В том числе через изменение взаимоотношений внутри стаи. Эволюция человекообразных особей происходила постольку, поскольку это было необходимо для эволюции стаи, для укрепления взаимодействия внутри стаи. Первостепенное значение для борьбы за существование человекообразных обезьян, как всех стайных животных, имела именно эволюция взаимодействия членов стаи, их взаимных отношений. Эволюционировали отношения членов стаи, и внутри них, и ради эволюции отношений членов стаи эволюционировали человекообразные особи, а не наоборот.

Стайные отношения человекообразных обезьян со времени мутационного появления языка и начала использования орудий труда и охоты переживали революционные изменения, а в процессе закрепления изменений в следующих поколениях преобразовывались в этнические родовые отношения с особыми культами, призванными углублять общинное содержание таковых отношений. Организация совместного поведения стаи при этом преобразовывалась в родовую общинную организацию, в которой звуковые сигналы и сигналы, получаемые с помощью орудий труда и охоты, качественно усложняли взаимодействие всех членов, порождали потребность в качественно более сложном разделении их обязанностей. Столь существенные усложнения в организации взаимодействия человекообразных обезьян вызвали революционные изменения во внешнем облике и психике, - человекообразные обезьяны превращались в первобытные человеческие существа.

Язык обогащал образное мышление и индивидуальное самосознание членов рода, развивал их. И он же усиливал зависимость индивидуального поведения каждого члена от других членов рода, лучше подчинял индивидуальное поведение родовым взаимоотношениям, которые приобретали зачатки культурной самобытности, проявляющейся в языческих религиозных культах, закладывающих первые представления об этническом родовом бытии во времени и пространстве. По мере развития языка представления о своём этническом бытии стали определять характер родового самосознания. Как следствие, резко усиливались возможности рода в борьбе за выживание через завоевание новых пищевых ниш и быстрое увеличение своей численности. Происходило не просто выделение из древа старого рода ветвей новых родов, но и сохранялась их тесная связь через культовые этнические отношения, через наследование этнических культов, что подготавливало предпосылки для развития межродового, межобщинного взаимодействия.

Мутационное появление языка и способностей к использованию орудий труда и охоты, к их совершенствованию не могли произойти сразу у всех стай человекообразных обезьян. Подобная мутация могла сначала проявиться лишь у одной или нескольких стай. Но именно эта стая (или эти стаи) получила (или получили) существенные преимущества перед остальными в борьбе за существование и размножение. От неё (или от них) стали отпочковываться, ответвляться новые стаи с подобными преимуществами. С течением времени они вытесняли из своей экологической, пищевой ниши человекообразных обезьян, которые не имели данных преимуществ, и доводили их до исчезновения, одновременно начиная борьбу за другие ниши, занятые другими видами животных. Вся последующая эволюция человеческого вида происходила таким же образом. Сначала качественно изменялась организация взаимодействия и взаимоотношений внутри человеческих родовых и этнических межобщинных отношений, а, если такая организация давала существенные новые преимущества их членам, совершалось вытеснение из экологической ниши тех родовых и этнических сообществ, которые не имели подобных преимуществ.

На определённом этапе скачкообразных мутационных и постепенных эволюционных изменений, приблизительно 40 тысяч лет назад и появилась человеческая первобытно-родовая община с наследуемым этническим самосознанием, со всеми биологическими особенностями, которые свойственны современному человеку. Существенные преимущества в организации взаимодействия, в совершенствовании и использовании орудий труда и охоты, позволили первобытной общине научиться добывать огонь и применять его для приготовления пищи, что окончательно выделило человека из животного мира. Огонь и использование огня для приготовления пищи резко расширили возможности первобытно-родовой общины в борьбе за существование. Полностью захватив пищевую нишу на своей прародине, в Африке, она начала быстрое расселение по всей земной поверхности, по всем географическим и климатическим зонам. Человеческая первобытно-родовая община повсюду постепенно завоёвывала пригодные для её борьбы за существование экологические ниши и вытесняла из них соперников из числа стай древних людей и животных. В частности, 30 тысяч лет назад она вытеснила из Европы стаи неандертальцев, самого совершенного до первобытнообщинного, до этнического человека, в условиях севера пережившего глубокие мутационные изменения ради приспособления к суровому существованию в ледниковый период.

Распространение первобытных родовых общин по разным континентам привело к тому, что их дальнейшие мутационные и эволюционные изменения происходили в разных местах земли, под влиянием различных условий существования и в разных условиях борьбы за существование. Так возникли популяции с устойчивыми мутационными и обусловленными разной эволюцией различиями, образуя расы и расовые этносы. Расовые этносы возникали, как более сложные, чем родовые, сообщества людей, имеющих родственное родовое происхождение. Они проявляли способность к объединению родов вследствие генетического наследования общего бессознательного родового общинного умозрения, общих этнических культов.

Первобытнообщинный строй существовал десятки тысяч лет. За это время нигде и никогда человек как таковой не смог выделиться из этнических родовых отношений, превратиться в индивидуального, свободного от общинных обязательств человека. Этническое бытие и мировосприятие, этническое родовое разделение труда и общинное самоуправление естественным отбором закрепляли этническое родовое, общественное бессознательное умозрение в каждой человеческой особи. Это этническое родовое бессознательное умозрение позволяло каждому члену рода на бессознательном уровне объединяться и организовываться для самой действенной борьбы за личное и родовое выживание, что раскрепощало и развивало сознательные способности к изобретению и совершенствованию орудий труда, изделий быта, подталкивая развитие личного сознания.

Личное сознание опиралось на инстинкт личного самосохранения, а родовое общинное бессознательное - на инстинкт сохранения рода. Поэтому личное сознание и родовое бессознательное умозрение в каждом человеке диалектическим образом боролись между собой, определяя как характер его поведения внутри родовых отношений, так и ход развития родовых отношений. У генетически здоровых особей, пригодных для дальнейшей эволюции вида, родовое бессознательное умозрение, в конечном счёте, всегда оказывалось сильнее, всегда побеждало личное сознание, вынуждая его подчиняться. Если личное сознание вследствие мутаций оказывалось сильнее родового бессознательного умозрения, оно влекло за собой гибель человека, прекращение его участия в дальнейшей эволюции человеческого вида.

У генетически здоровых, генетически приспособленных к видовой эволюции людей личное сознание являлось вторичным по отношению к родовому бессознательному умозрению. Оно управлялось заложенными в подсознании архетипами поведения, которые при рождении каждой особи предопределяли набор её ролей в выстраивании внутренней общинной иерархии рода.

Архетип – проявление той области бессознательного умозрения человека, которая определяет его общинное поведение. Без определяющего личное поведение архетипа человек не в состоянии соучаствовать в выстраивании стайных, общинных, социальных отношений и является биологическим вырожденцем, обречённым на эволюционное отмирание – либо сам, либо в своих потомках, – ибо он уже не способен к соучастию в эволюционном развитии человеческих сообществ. Он может пристроиться к эволюционному развитию определённого сообщества, паразитируя на развитии этого сообщества, но резкое усложнение борьбы за существование или революционные скачки существенного усложнения общественных отношений производят чистку общества от большей части таких паразитических особей. Зачатки архетипов есть у всех стайных или стадных животных, птиц и рыб, но только у человека они развиваются вследствие диалектического противоборства с личным сознанием, которое способно разрушать архетип разрывом человеком родовых связей с породившим его обществом.

Личное сознание каждого члена рода примирялось с его родовым общественным бессознательным умозрением через родовое общинное самоуправление, через родовую общинную власть, - такую власть, которая совершает насилие над каждым членом родовой общины с согласия и одобрения большинства других членов, прошедших через архетипическую инициацию. Иначе говоря, родовое общинное самоуправление было следствием родового общественного бессознательного умозрения каждого члена рода, ибо в каждом генетически здоровом члене рода инстинкт родового самосохранения, инстинкт продолжения рода был сильнее инстинкта самосохранения, как это свойственно всем иным стайным животным. На этом основании зиждилась способность рода и его членов вести борьбу за существование в окружающем мире, и развивались общественная власть и общественное сознание. Ослабление влияния на поведение человека родового общественного бессознательного умозрения, родовых этнических архетипов было равносильно осуждению на смерть, такой человек был обречён на то, чтобы оказаться отторгнутым родом, его общественной властью, стать изгоем или погибнуть, так или иначе, прекратив соучастие в эволюции вида.

Общинное право собственности на определённую территорию и на добычу было естественным правом родовых отношений, оно имело природное происхождение, - человекообразные обезьяны принадлежали к животным, которые метят и защищают территорию своей стаи, участвуют в добывании ресурсов жизнеобеспечения всей стаей. Этнические родовые общинные отношения переводили это естественное право в речевые обороты, в понятия, зародили представления об этике и морали, нравственности и духовности в вопросах собственности. Внутри родовых этнических отношений стало возможным накапливать от поколения к поколению знания о разделении труда, об изготовлении и использовании орудий труда и охоты, рассматривая их как общинную собственность. Эти знания служили борьбе за родовое существование, и потребность в их непрерывном развитии стала одним из проявлений этнического родового бессознательного умозрения. С течением времени внутри родовых отношений отдельных этносов благодаря накоплению знаний и опыта складывались и закреплялись столь глубокие разделения труда и обязанностей, что произошло приручение животных, появление примитивного скотоводства. Так возникли новые расы с совершенно новыми взглядами на свои отношения с природой, способные к сложному и неразрывному взаимодействию родственных общин ради совместной защиты новых видов собственности, преобразованию взаимодействующих общин в этнические сообщества.

Первыми ступенями взаимодействия родовых общин, которое облегчало борьбу за существование, стали фратрии, союзы родов, происходящих от одного рода. Они имели общий язык, общее этническое самосознание, общие культы религиозного этнического мировосприятия, общие способы организации общинной власти и иерархии общинного взаимодействия. Это позволяло им естественным образом находить взаимопонимание и выстраивать более сложную, чем была родовая, межродовую общественную власть, организующую межродовые общественные отношения. Второй ступенью взаимодействия первобытных родовых общин стало объединение уже сложившихся этнических фратрий в устойчивые союзы фратрий, то есть в племена. Эта ступень объединения тоже оказывалась возможной только на основании культовых представлений и родовой памяти о существовании единого древнего прарода. Без бессознательных, наследственных представлений об общем этническом происхождении союзам фратрий не удавалось видоизменять родовую общинную власть в общественную власть племени, родовые культы в культуру племени, родовой язык в более сложный общий язык племени. При этом сами родовые отношения не отмирали, не исчезали. Отношения членов рода между собой оставались тесными, непосредственными, но они обогащались новым содержанием, новым видением окружающего мира, новыми традициями борьбы за существование, в которых их родовая борьба за существование становилась неотделимой от борьбы за существование этнического племени, подчинена ей.

Со временем укоренялись представления и мифы о существовании единого духа племени, единого тотема племени. А необходимость в новых совместных отношениях, которые бы объединяли и организовывали племя для борьбы за существование, позволяли выстраивать разделение обязанностей между родами, порождала традиции обрядов племени, его ритуалов. В особых обрядах закреплялись общие для всех родов возрастные и половые посвящения в наделяемые возрастными правами и обязанностями члены племени; становились традициями правила перехода членов одного рода в другой род и появления новых родов из старых родов уже внутри племени. Из противоречий взаимоотношений родов за сотни и тысячи лет складывались традиции принятия общих решений, проведения общего суда и осуждения на наказание провинившихся общей для всех родов племени общественной властью. Общественная власть племени существенно отличалась от общинной родовой власти. Общественное насилие племени становилось представительным, его осуществляли советы старейшин родов. Именно старейшины, самые опытные в выражении сущностных особенностей общинной власти наделялись представительным правом защищать и отражать интересы общин, согласовывать общинную власть всех родов племени при выработке общих решений, обязательных для всех членов племени. Так складывалась общественная власть родоплеменного общества, как представительная власть.

Родовые общинные отношения постепенно преобразовывались в подчинённую часть родоплеменных общественных отношений с их более сложной культурой взаимодействия. Однако родовые отношения не растворялись в родоплеменных отношениях, а продолжали развиваться внутри них и вместе с ними, в диалектическом противоборстве с ними; именно роды оставались основной ячейкой общественной организации племени. Общественная организация племени, то есть зарождение и углубление общественного характера родоплеменных отношений, возникала не сразу, а в результате естественного отбора, который удачно выражается понятием "социал-дарвинизм". Субъектами этого отбора были не отдельные особи, а родовые общины с их собственным общинным взаимодействием всех своих членов. Конечный итог длительного становления общественной организации племени представлял собой системную иерархию родовых общин, каждое из которых имело свои родовые обязанности, свою родовую специализацию в общем разделении труда племени. Такой вид разделения труда превращал каждую родовую общину в нерасторжимую часть племени, делал каждую родовую общину жизненно заинтересованной в едином родоплеменном общественном самосознании, в разрешении противоречий с другими родовыми обществами через компромиссы внутри единого, накапливаемого посредством опыта, не кодифицированного правового поля родоплеменных отношений. В процессе длительного отбора выживали лишь те особи, у которых помимо родового общинного бессознательного умозрения развивался, закреплялся в подсознании второй уровень общественного бессознательного умозрения, уже родоплеменного по своей сути.

У некоторых родоплеменных сообществ, которые вытеснялись в совершенно чуждую первобытному человеку среду обитания Севера, туда, где происходили сезонные фазовые переходы воды в лёд и обратно, выживание стало зависеть от знаний о природных явлениях, о сезонных закономерностях. Непрерывное накопление и переработка полезных знаний превратились в одно из главных условий их борьбы за существование. Напряжение мозговой деятельности вследствие потребности в углублении знаний об окружающем мире и преобразовании окружающего мира с помощью орудий труда вызвало изменения свойства мозговой деятельности, мутационное развитие разумного мышления. Мутации резко возросли после очередного, последнего наступления холода Ледникового периода. За время тысячелетий похолодания среди этих племён совершилось революционное появление разумного сознания жрецов, что стало первопричиной важнейшего мутационного разрыва у одного или нескольких северных племён с первобытным родовым шаманизмом и заменой его родоплеменным жречеством. Появление родоплеменного жречества, озабоченного напряжением разумного осмысления окружающего мира ради его изменения на благо племени, осуществило переворот в родоплеменных отношениях и дало огромные преимущества в борьбе за существование. Столь значительное событие скачкообразно изменило архетипы бессознательного умозрения и мировосприятие племен, в которых жречество вытеснило этнический родовой шаманизм, и выделило эти племена в новые расы, которые начали посредством усиливающегося значения сознания использовать не только охоту и рыболовство, но и осваивать кочевое скотоводство и простейшее земледелие. При этом простейшее земледелие оказалось возможным вследствие зарождения в суровых условиях существования особого опыта общественных производственных отношений, которые складывались на основе общей собственности на средства производства. Пережившие мутационное изменение мозговой деятельности северные племена благодаря скотоводству и простейшему земледелию быстро размножились, что создало предпосылки для первой волны мощной экспансии северных рас на юг. Даная экспансия и зародила представления о начале исторического бытия человечества.

Скотоводство позволило разорвать прежнюю зависимость существования и выживания человеческих родовых обществ от природных, естественных ресурсов жизнеобеспечения. Как следствие, стали рваться природные связи родовых отношений скотоводов со своей биологической пуповиной, со стайными отношениями человекообразных обезьян. На развитие родовых отношений внутри скотоводческого племенного сообщества, на их эволюцию стали влиять новые причины, которые способствовали усложнению этих отношений, привнесению в них нового содержания. Численность рас, которые освоили скотоводство, стала быстро возрастать. Плотность заселения ими пригодных к скотоводству степных и лесостепных земель тоже непрерывно увеличивалась. Это обстоятельство ужесточило борьбу за существование уже между племенами внутри рас скотоводов и начало определять цели этой борьбы и используемые средства, необходимые для её ведения.

Скотоводство указало на новые возможности увеличения ресурсов жизнеобеспечения. Вследствие накопления опыта по превращению диких пастбищных животных в скот и по использованию скота в своих целях, представления об орудиях труда скачкообразно расширились. Увеличивать производительность труда всего родоплеменного сообщества оказывалось возможным посредством особых, уже биологических орудий труда. Сначала научились приручать и приспосабливать для своих нужд тягловых, вьючных, а так же помогающих в охоте и охране животных. Затем появилось рабство пленных, использовать которых, как и орудия труда, как и прирученных животных, имела право вся община, труд которых принадлежал всей общине. Закреплять общественное рабовладение, развивать скотоводство и защищать скот от нападения хищных зверей сами собой родовые общины уже не могли. Родовые общины скотоводов вынуждены были искать способы углубления межродового взаимодействия внутри племени, превращать такое взаимодействие во всё более сложное разделение обязанностей между родами.

Именно кочевые племена завершили объединение первобытных родовых общин в системно устойчивые сообщества, в которых укоренилась единая родоплеменная общественная власть. Однако для кочевых племён родоплеменная общественная власть стала последним видом устойчивой власти. Хотя под давлением обстоятельств, вызванных нарастающей плотностью заселения пригодных для скотоводства земель и ужесточением борьбы за такие земли, появлялись воинственные союзы этнически родственных кочевых племён, направленные на борьбу с другими племенами, такие союзы были неустойчивыми, ситуационными. Членам родов одного кочевого, непрерывно перемещающегося к сезонным пастбищам племени было слишком сложно поддерживать личные и общественные отношения с членами родов другого племени. А потому союзам племён не удавалось создать единую общественную, опирающуюся на родовые общины власть, единые культы такой власти и тем самым осуществлять устойчивое разделение труда внутри своих союзов. Производительность скотоводческого труда достигла в кочевом племени своего предела, она теряла главное условие для дальнейшего роста, а именно продолжение развития разделения труда и его всё более разветвлённой специализации.

Кочевые племена существовали многие тысячелетия, вытесняя из мест, пригодных для скотоводства иные проявления, иные традиции объединения родовых общин, превращая их в эволюционные тупики развития, так как только племена при своей многочисленности в сравнении с доплеменными формами общинной самоорганизации могли успешно воевать за ресурсы жизнеобеспечения, в том числе и между собой. За тысячи лет самостоятельного развития у этнически родственных, но много перемещающихся кочевых племён появлялись и укоренялись определённые различия в языке, в произношении, в мифах о своём происхождении, в родоплеменной культуре. А это только усложняло отношения между ними, с течением времени лишь углубляло противоречия, делая невозможным, неосуществимым долгосрочное объединение племён и развитие единого межплеменного самосознания.

На целых континентах было всего несколько мест, где земледелие оказывалось более продуктивным, чем скотоводство. Жаркий климат с множеством солнечных дней и долины разливных рек позволяли в таких местах два-три раза в год выращивать растения, которые давали пригодное в пищу зерно и кормили прирученных животных без необходимости искать сезонные пастбища. В этих местах некоторые из кочевых племён оседали и направляли усилия на поиски способов развития зернового земледелия. Сначала осёдлое земледелие дополняло скотоводство, но постепенно оказывалось, что оно позволило получать с тех же участков земли существенно больше пищи, чем скотоводство. Преобразованию земледелия в основное занятие осёдлых племён способствовало то, что оно вызвало такой рост плотности заселения людей, который был немыслим при скотоводстве и неуклонно вытеснял скотоводство, преобразуя его в подсобное занятие.

Осёдлость и возникновение земледелия в нескольких долинах разливных рек разделили человеческие племена по главным целям родоплеменной общественной деятельности, на кочевых скотоводов и земледельцев. Это территориальное разделение, во-первых, вызвало потребность в товарообмене между, с одной стороны, племенами пастбищных скотоводов и, с другой стороны, племенами земледельцев, в расширении производства товаров для такого товарообмена и в рынке, на котором такой товарообмен мог происходить. А во-вторых, осёдлость земледельческих племён, высокая плотность заселения ими ограниченных для зернового производства приречных земель создала предпосылки для устойчивого взаимодействия между близкородственными соседними племенами на основаниях общих устремлений защититься, как от других земледельческих племён, так и от грабительских набегов кочевников скотоводов и тем самым заставить тех идти на товарообмен. Но обеспечить согласованность взаимодействия даже этнически близкородственных соседних земледельческих племён не получалось, пока не появился совершенно новый вид власти, использующий независимое от родоплеменной общественной власти насилие и способный подчинить своим целям традиционное стремление племён к тому, чтобы жить только обособленными интересами. Условия для появления такой власти вызрели с зарождением права родовой собственности на земельные владения племени.

Родоплеменные отношения породили разные уровни прав собственности. При родовом разделении обязанностей внутри племени кроме родовых прав на определённую собственность, которые были не отчуждаемы от рода, возникали интересы общественной собственности уже всего племени. У осёдлых племён главной общественной собственностью стала земля, которая обеспечивала возможность выращивания необходимых для выживания средств жизнеобеспечения. На своих собраниях родовые старейшины осёдлого племени передавали право родового правления и управления всей земельной собственностью жрецам, а так же избираемым вождям и их помощникам. То есть тем, кто мог заниматься непрерывной защитой этого права от посягательств соседей, управлением земельной собственностью в общих интересах племени, в том числе осуществляя суд и разбор противоречий, возникающих в связи с отношениями личной, родовой и племенной собственности. Специализация в этой области деятельности, накопление навыков и знаний об использовании общественной собственности племени, усложнение проблем управления общественными отношениями привели к тому, что разделение труда внутри племени эволюционно завершилось превращением родов вождей в наследственных родовых собственников наибольшей части земельных владений племени. Однако вожди оставались полностью подотчётными родоплеменной общественной власти, и земельная собственность племени передавалась им в родовую собственность лишь постольку, поскольку они оставались подотчётными общественной власти племени в лице её представителей, старейшин родов.

Родовое разделение обязанностей внутри племён земледельцев и подготовило условия для появления надплеменной власти. Ибо стремление каждого вождя укрепить права своего рода на неподотчётное управление земельной собственностью и делами племени постоянно вступало в противоречие с традициями общественной власти, ограничивалось ею. Диалектические противоречия между интересами родов вождей и общественной властью с течением времени обострялись, превращались в противоположности, которые разрешались скачкообразным переходом отношений между вождями и общественной властью племён в качественно новое состояние.

Власть вождей и их родов могла оказаться неподотчётной и в то же время устойчивой, если бы ей удалось вырваться из непосредственной зависимости от родоплеменной общественной власти, превратиться в особую власть, которая оказалась бы сильнее общественной власти, поднялась бы над нею. Этого нельзя было добиться, оставаясь внутри родоплеменных отношений. Но этого удалось бы добиться, договорившись с вождями нескольких родственных соседних племён о совместном отстаивании общих интересов, используя то обстоятельство, что у племен не получалось создать единую общественную власть, что общественная власть каждого племени испытывала непреодолимое недоверие к общественной власти соседних племён. Иначе говоря, вождям соседних осёдлых и этнически родственных племён можно было бы вырваться из непосредственной зависимости от родоплеменной общественной власти в единственном случае. Если бы они превращались в единый управляющий класс своих племён, совместно выступали против общественной власти каждого племени и укрепляли своё положение главных земельных собственников, используя и до известного предела поощряя противоречия между племенами.

Заинтересованность вождей соседних осёдлых племён с общей этнической культурой в появлении надплеменной власти и стала причиной возникновения государственной власти, которая с позиции насилия расширила представление каждого племени о своём жизненном земледельческом пространстве до качественно более сложного представления о жизненном земледельческом пространстве государства.