"ГРЁЗЫ МЕГАПОЛИСА. Разведчик" - читать интересную книгу автора (Сергей ГОРОДНИКОВ)

РАЗВЕДЧИКГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6 Глава 7

Глава 2

Иван проснулся на мягкой широкой кровати. Над ним был высокий золочёный балдахин, по бокам свисали белые газовые занавеси, и он помнил, что ножки кровати имели вид когтистых лап звероящера. Он резко откинул парчовое одеяло и сел. На щиколотке его правой ноги матовой белизной выделялось кольцо из титанового сплава, а от кольца натянулась свисающая за краем постели стальная цепь. Он был один. Ни звука не раздавалось в замке. Он глянул на пол. Другой конец цепи оказался просунутым в отверстие в каменной плите под кроватью. Узкого распахнутого окна было достаточно, чтобы восходящее большое солнце наполняло золотистым светом просторную спальню. Его одежда, его оружие хорошо освещались на кресле в дальнем углу, но цепь не давала ему никакой возможности дотянуться до них.

Массивная дверь мягко открылась. Сделав один только шаг, женщина, с которой он провёл ночь, приостановилась в дверях. Она была в лёгком и прочном, без излишних украшений одеянии, явно предназначенном для долгого путешествия. А отделанный изнутри бардовым шёлком коричневый плащ из тонкой кожи облегал её плечи, скреплялся на высокой груди золотой брошью. В одежде амазонки, в которой ещё предыдущим вечером намеревалась покинуть монастырь, сияющим утром она была восхитительна. Елена Прекрасная, Божественно Прекрасная, так её называли, предстала перед ним именно такой, чувственной, ни с кем не сравнимой красавицей.

– Ночь с тобой была чудесной, дорогой, – объяснила она своё появление. – Но мне пора. Ты же знаешь, за мной должен прилететь Парис.

Иван постарался говорить убедительно, впрочем, нисколько не заблуждаясь насчёт её ответа:

– Я не могу этого допустить. Ты с ним не встретишься.

Она улыбнулась ему снисходительно, как большому ребёнку, не способному отвечать за свои слова.

– Ты забавный, – сказала она воркующим грудным голосом, который вызывал невольное волнение его чувств. – Мне будет грустно думать, что ты умираешь с голоду.

Она закрыла дверь, и шаги её со скользящим, похожим на змеиный шорохом удалились в каменных проходах замка. Иван поднялся с постели. Длина цепи позволяла ему ступить к окну и выглянуть во двор.

Повсюду вытянулись утренние тени, а без ветра было совсем тихо. Елена внизу, под окнами ловко поднялась в седло на хребте приземистого ящера и обернулась. Она помахала Ивану рукой в замшевой перчатке, затем кольнула бок ящера острым крюком наконечника палки. Ящер недовольно засопел, однако затопал по дорожке, унося её прочь из безмолвного монастыря. Пока она не выехала за раскрытые ворота и не свернула, Иван стоял у окна и неотрывно следил за ней. Ему надо было выяснить, в какую сторону она направится.

Сначала он попытался освободиться, приподнимая край тяжёлой кровати и обрушивая бронзовую ножку на одно и то же звено цепи. Он взмок, но ничего не добился. Спасение было только в оружии, но оно вместе с одеждой лежало на кресле в дальнем углу спальни. С треском рвущейся ткани сорвав занавеси, которые свисали по обеим сторонам кровати, он не сразу выломал резную дубовую стойку, одну из четырёх, удерживающих балдахин. Затем улёгся на полу. Насколько удалось, вытянулся и после очередной попытки концом стойки дотянулся до кресла, поддел его за низ сидения. Позволив себе несколько мгновений собраться с силами, осторожно потянул стойку к себе. Кресло дёрнулось и, будто сопротивляясь его усилиям, зацарапало ножками по стыкам досок пола. Подвинув его чуть ближе, он надёжнее подцепил низ сидения, и вскоре оно было уже возле кровати.

Когда он надевал на правую руку упругий рукав дополнительных мышц, спокойная уверенность полностью вернулась к нему. Последующие действия заняли мало времени. Он нацелил лучемёт на замочный выступ удерживающего ногу матового кольца и выстрелил вдоль него в противоположную стену так, чтобы не задеть щиколотки. Кольцо в этом месте расплавилось пучком энергии, который до боли опалил кожу. Повторив выстрел по петельному ушку кольца, он разломал кольцо надвое, сорвал с ноги. Звон упавшей на напольные доски цепи подтвердил, что он свободен. Он надел только штаны и пояс с сумкой, остальные свои вещи с нетерпением сгрёб в охапку. Дверь снаружи была заперта на железный засов. Ударом кулака в перчатке он разворотил в ней дыру, достаточную, чтобы просунуть руку, нащупать выступ засова и выдвинуть его, и выбрался из спальни в тёмный проход. Этот широкий проход вывел к лестнице. Он торопливо спустился по ней в столовую, где прихватил котомку, живо наполнил её тем, что посчитал нужным и полезным, а затем вышел во двор.

В каменной пристройке дворца были следы недавнего пребывания ящера, на котором уехала перехитрившая его, Ивана, женщина. На стенах с крючьев свисали запасные седло и поводья, сапоги погонщика с шипами на задниках. Сапоги на вид были малы для него, и он забрал лишь поводья и седло. Больше его в замке ничто не задерживало.

Рыцарь возле ворот продолжал стоять на колене, опираясь рукою в перчатке о рукоять упёртого остриём в землю меча. Он не шелохнулся, пока Иван расстёгивал и снимал с него пояс с ножнами.

– Тебе больше не понадобятся, – застёгивая на себе пояс, объяснил ему Иван. – А мне может пригодиться.

При последнем слове он вырвал меч. Потеряв опору и пошатнувшись, рыцарь как бы пришёл в себя. Со скрежетом попытался встать, потянулся за мечом и грудой железного хлама рухнул на землю. Сунув меч в ножны, Иван перешагнул через него и вышел за распахнутые ворота.

Было уже тепло, день обещал стать жарким. Ящер, которого он прошлым утром заарканил и как собаку посадил на лесу, мирно дремал, свернувшись рогатой мордой к хвосту. Когда Иван подошёл к нему, вроде туземца, обнажённый по пояс, с мускулистым и загорелым телом, с мечом на поясном ремне и с широким седлом на плече, ящер приподнял большую голову и не выказал враждебных намерений. Не тратя времени, Иван принялся надевать ему на морду поводья. Ящер не возражал. Привставая на лапы, он дружелюбно повёл хвостом, показывая сообразительность, признавая в Иване вожака или нового хозяина.

– Нас ожидает лёгкая пробежка через остров, приятель, – деловито объявил ему Иван, закрепляя подпруги седла на жёстком брюхе. Сбоку седла он прицепил моток лесы, кобуру с лучемётом и скромную котомку.

– Сослужишь на совесть, дам вольную, – предупредил он ящера, забираясь в седло на его спину. – Вперёд, Топтун!

Для удобства окрестив ящера таким прозвищем, Иван хлопнул по его крутой шее ладонью в перчатке, и они тронулись в путь. Следы другого ящера, который увёз Елену, отчётливо уводили прочь от монастыря, и Иван поторапливал Топтуна частыми похлопываниями рукой, иногда подстёгивая слабиной поводьев. Вскоре они оставили монастырь далеко позади.

Остров, – а, как знал Иван, это был труднодоступный остров, – представал всюду безобразно голым. Нигде не встречалось ни растительности, ни птиц, никакой иной жизни. Зато на каждом шагу попадались разнообразные последствия спешной и основательной деятельности по выкорчёвыванию и выжиганию непроходимой буйной растительности, которая произрастала ещё совсем недавно. По-видимому, остров намеревались обустроить и облагородить садами и живностью согласно привычкам и потребностям цивилизованной узницы.

К полудню следы другого ящера вывели их на вершину пригорка. Иван приподнялся в стременах, чтобы лучше видеть окрестности. Остров внизу пологого склона заканчивался скалистыми грядами и щетинился острыми рифами, которые выступали из прибрежной водной глади. Едва заметная, давно заброшенная тропа между скалами и частыми выступами рифов вела к перешейку, который узкой полосой темнел под водой, тянулся от острова до различимой вдали зелёной кромки берега. На тот заросший густой растительностью берег далёкой точкой выбирался ящер, а на спине его угадывалась женщина. Подводная узина перешейка медленно тускнела, размывалась наступающим приливом, один за другим поглощающим острия рифов, постепенно наползающим на остров.

– Надо успеть перебраться за нею, иначе потеряем в зарослях, – объяснил Иван Топтуну и ударил пятками по толстокожим бокам.

Как если бы понял сказанное, ящер резво понёсся к подножию склона. Они пробрались тропой меж скалами, и Топтун с осторожностью зашлёпал лапами по воде, теряя охоту шагать за пределы рифов. Прилив уже превратил весь перешеек в морское дно, над ним появились, хищно рвали гладь водной поверхности чёрные плавники крупных морских тварей. Иван загнал Топтуна по брюхо в воду, но дальше ящер продвигаться отказывался, беспокойно ворчал.

– Сколько же здесь длится прилив? – задался негромким вопросом Иван, хмурясь и всматриваясь в противоположный берег.

Нижний край большого красного солнца пожирался горизонтом, когда Топтун с Иваном в седле настороженно брёл посреди голубого моря, время от времени шумно отпугивал подводных хищников, с размаха шлёпая по прозрачной воде сильным хвостом. Перешеек даже при отливе нигде не показывался из морской глади, и идти по нему было нелегко, приходилось смирять нетерпение и не спешить. Стая летящих ящерообразных появилась со стороны заходящего солнца и повернула в направлении к перешейку, когда они были ещё далеко от берега. На подлёте к ним из стаи камнем сорвался вниз один ящерообразный, поднырнул и тяжело взлетел с бьющейся в зубах тварью. Хищным осьминожьим щупальцам твари никак не удавалось обхватить его голову и шею, и он тяжело понёс сопротивляющуюся добычу к зелёному побережью, чтобы расправиться с ней вне её стихии.

Остальные ящерообразные набрали высоту и клином устремились на Ивана и Топтуна. Иван выхватил меч и первым же взмахом отсёк голову с раскрытой пастью во главе клина. Следующему нападающему стервятнику тут же концом меча распорол крыло и брюхо. С жуткими взвизгами другие ящерообразные набросились на своих же убитых или смертельно раненых, не дали им утонуть. Вода закипела и окрасилась там, где терзались и пожирались их тела.

Иван и Топтун поспешили удалиться от этого пиршества. Однако привлечённый кровью подводный хищник огромным плавником вынырнул рядом с ними и, круто завернув плавник, взмутил воду. Топтун испуганно рванулся в сторону и провалился в яму. Он отчаянно забил лапами, надрывно рыча и захлёбываясь. Ивану с трудом удалось кое-как удержаться в седле и успокоить ящера ударами по шее.

– Тише, чёрт! – грозно прикрикнул он на Топтуна. – Не бойся! Ему здесь мелко!

Ящер наконец выбрался из ямы. Всё ещё напуганный, отбросив прежнюю осторожность, он побежал по расширяющемуся перешейку подальше от этого места.

Две луны сменили на небе скрывшееся за морем солнце, когда они усталые выбрались на песчаный и пустынный берег. За неширокой оголённой полосой ночного берега мрачно темнел прибрежный лес. Густые заросли папоротниковых деревьев, лиан, колючего высокого кустарника представлялись при раздвоениях множества теней сплошной непроглядной стеной. В лесу слышалась разнообразная жизнь, там кричали на разные голоса, визжали и хрюкали, шипели и шелестели, но на берегу никто не показывался.

Следы ящера Елены смыло с песка недавним приливом, Иван так и не смог отыскать тропу, которой беглецы углубились в лесную чащу. Лишь однажды среди зарослей мелькнул слабый просвет. Иван повернул Топтуна, но тропы там не оказалось, только открытое лунному свету пространство не столько просматривалось, сколько угадывалось в полусотне шагов от прибрежной чащи. Выбора не было, и Иван решил пробраться к тому не покрытому лесом пространству.

Ящер зубами перекусывал и рвал лианы, обламывал ветви, мощными лапами подминал кусты и вскоре пробился к большому полю. Чудное зрелище открылось взору Ивана. Всё поле застилали величественные ночные цветы, похожие на огромные орхидеи, каждая из которых раскрывала нежные лепестки размером с взрослого мужчину. Все они росли без стеблей, и бутоны распускались у самой земли. Лепестки соседних цветов не касались одни других, оставляли меж ними удобные проходы. Ящер отдышался и, понукаемый наездником, ступил вперёд.

Приятный тягучий запах распространялся над полем. Этот запах хотелось вдыхать ещё и ещё, и после нескольких вдохов приятная волна тепла распространилась по всем членам, подступало расслабление тела и нервов, слегка закружилась голова. Смутная тревога заставила Ивана потянуться к аптечке на поясе. Он нехотя достал ампулу с иглой, сожалея о вынужденном поступке, сделал в вену безболезненный укол. Раствор обезвреживал всякий наркотик, который способен влиять на организм человека, и его действие проявилось быстро. Сначала перестала кружиться голова, затем окрепли мышцы.

– Назад! Опасность! – прорычал Иван и, не зная, подействует ли раствор на ящера, на всякий случай всадил самонастраивающуюся иглу в его толстую шкуру.

Липкий и склизкий язык метнулся изнутри ближайшего к ним розового цветка, захлестнул Ивана за шею. На толстую шею и на лапы ящера тут же набросились три языка из других цветов. Они повалили ящера, словно безвольную тушу, и Ивана рвануло, вырвало с седла к розовому лепестку. Лепесток в мгновение завернулся вкруг его стопы, жгучая боль пронзила тело, парализуя и подавляя сопротивление. Однако рукав дополнительных мышц уже подчинился бессознательному побуждению Ивана, перчатка вмиг перехватила у горла толстый змееподобный язык, сдавив так, что брызнул чёрный сок.

– О-о-о! – раздался изнутри хищного цветка пронзительный стон.

Лепесток ослабил хватку, и Иван выдернул ступню. Она пылала, будто после ожога раскалённым железом. Выхватив из ножен меч, Иван раз за разом рубил предательский цветок, покрывая сталь меча чёрной кровью, разрубал лепестки на части, пока стон не прервался. Затем отшвырнул от шеи омерзительно шевелящийся конец языка, кинулся на выручку ящера. Топтун от действия укола приходил в себя, хрипел и визжал, отчаянно сопротивлялся. Помощь к нему подоспела как раз вовремя. Освободившись от всех обрубков цветов, ящер вскочил на лапы и, едва Иван оказался в седле, он очертя голову понёсся через поле, как если бы обезумел от пережитого ужаса.

Он рвал и топтал попадающиеся на пути хищные цветы, Иван же взмахами меча направо и налево срубал языки, которые выстреливались к ним на перехват.

– О-о-о-о! – преследовал их жуткий многоголосый стон истекающих чёрной кровью цветов. Стон этот исходил из-под земли, и земля под ними шевелилась корнями.

Они вырвались с поля в заросли леса, но ящер ошалело давил всё, что было перед ним, и вдруг выбрался на укрытую шапками листвы и ветвей деревьев широкую тропу. Он помчался по тропе, мало обращая внимания на разбросанные по сторонам кости и скелеты самых разных животных и хищников, среди которых попадались останки всевозможных ящеров.

Рослый туземец, нехитрое одеяние которого состояло из чёрной набедренной повязки, бесшумно раздвинул ветви с частыми длинными листьями, с верха старого дерева всмотрелся туда, где в лесном мраке размывались очертания тропы. Тропа эта была достаточно широкой, чтобы по ней могли проходить крупные животные, и лунные отсветы, которые прорвались сквозь густые переплетения буйной тропической растительности к её середине, заляпали вытоптанную землю серебристыми пятнами. По левую руку туземца к дереву, на котором он укрылся, волокнами коры была привязана толстая и длинная полая трубка из какого-то растения. А на конце трубки выделялась упругая груша из застывшего растительного сока, – она была внушительной, в ней уместились бы почти три головы туземца. Деревянные вёсла, накрест сбитые костяным гвоздём, в месте сбоя крепилась к толстому ответвлению ствола дерева таким образом, что наполненная воздухом груша оказывалась между их плоскими лопатками.

Удостоверившись, что по тропе кто-то двигался, туземец издал гортанный крик птицы и достал из подвешенной на суку кожаной сумки костяную стрелку. Избегая прикосновения к её липкому красному острию, засунул стрелку в полую трубку, протолкнул внутрь гибкой тростинкой. Трубка была нацелена на средину тропы, и разукрашенное лицо туземца обезобразилось ухмылкой удовлетворения. Он ухватил руками оба черенка вёсел, раздвинул лопатки, приготовился резко ударить ими по груше и застыл, невидимый с тропы в листве дерева.

На тропе показался измученный и тяжело бредущий ящер. По его рогатой голове и по седоку в широком седле таинственно скользили пятна лунных отсветов. Они приближались к засаде, не догадываясь об этом, и слышалось, как наездник заговорил с ящером.

– А ты молодец, – негромко заметил Иван, одобряюще похлопав Топтуна по шее.

Топтун вышагивал с тихим хрипом, голова его устало клонилась к самой тропе.

Нападение с деревьев застало обоих врасплох. Иван перчаткой успел отбить шип, выпущенный из духового ружья слева от себя, но шип, что летел справа, впился ему под ухо. В тот же миг несколько костяных стрелок вонзились в шкуру ящера. Иван выдернул шип, но не успел дотянуться до аптечки, – сеть из прочных лиан упала с веток и накрыла его и ящера. Перед глазами всё поплыло, начал двоиться Топтун, который яростно бился с сетью, однако только запутывался в ней. Но вот Топтун пьяно зашатался и рухнул, а с деревьев посыпались дикари туземцы. Они тоже двоились, троились, с торжествующими криками бегали вокруг, потрясали дротиками и духовыми ружьями. И самое большое из ружей имело на конце упругую грущу...