"Чужой президент" - читать интересную книгу автора (Сергей ГОРОДНИКОВ)
6СХВАТКА В НЕРАВНЫХ УСЛОВИЯХ
Наконец дорога выровнялась, вывела к величественной горе с пологими скалистыми склонами. Её почти всю покрывали порыжелая трава и низкорослый кустарник, и издалека она казалась лысой в сравнении с соседними горами. Очевидно, деревья на ней срубили, а пни выкорчевали по причине каких-то необъяснимых соображений. Вскоре стало видно, дорога пропадала в тёмной пасти тоннеля.
Вблизи тоннеля капитан сбросил скорость, и они въехали в прохладный полумрак. С прищуром глаз капитан всматривался впереди себя, туда, где в полумраке засияло пятнышко очень яркого света. Оно возрастало по мере приближению к нему, и причиной его оказался огромный колодец, освещённый падающими сверху лучами полуденного солнца. Капитан не доехал до сводчатого конца тоннеля, но руль не выпускал. В колодце дорога заканчивалась просторной площадкой. Её ограждали ровно обработанные, уходящие вверх серые стены, и Борису она показалась размерами с футбольное поле, на котором могли разместиться десятка три трейлеров с фургонами. Однако ни одной машины на ней не было, и настороженная тишина вокруг порождала смутную тревогу. Не по себе становилось от разбросанных по периметру глазниц телекамер, от торчащих под ними оружейных стволов. Ни одна душа не заявила о своём присутствии, и движение камер и стволов усиливало гнетущее впечатление. Чудилось, за всеми передвижениями в тоннеле и на площадке внимательно и неотрывно наблюдают, - и наблюдают непонятно на что способные существа.
– Мне довелось просмотреть видеозапись испытаний, – тихо прервал капитан затянувшееся молчание. – Жуткое зрелище.
Решившись, он вынул из нагрудного кармана пропуск Набокова: оранжевый прозрачный жетон, а внутри множество запутанных волосков разных цветов и размеров.
– Как, сойду за вице-президента?
Он выдавил из себя натянутую улыбку и опять завёл двигатель. Плавно подкатил к выступу тоннельной стены, из машины протянул жетон в щель под загоревшимся красным глазком. Глазок стал жёлтым, затем зелёным, из щели выскочил проверенный жетон, а на чёрном экране разом возникло приветствие: «Добрый день, господин вице-президент! Проезжайте!» Капитан вернул жетон в нагрудный карман и пробормотал в нос:
– Ну, с богом!
Он ждал, когда сбоку выступа выкатит приземистый колёсный робот, на спине которого загорелось предложение: «Следуйте за мной!»
Подлаживаясь под движение робота, капитан выехал из тоннеля на площадку, под слепящим и жарким солнечным сиянием последовал к строго определённому месту у левой стены, – там ему отвели стоянку. Со всех сторон за ним и Борисом хищно следили глазницы телекамер, двигались нацеленные в них стволы. У стены робот замер, на спине загорелся приказ: «Стойте!» Как только капитан выполнил то, что от него требовалось, робот оставил их, покатил обратно к тоннелю.
– Неужели пронесло?! – Напряжённые руки капитана расслабились, отпустили руль. Он глянул на своего товарища. – Дальше идти одному. – Снова вынул жетон Набокова. – Иду я.
– Нет, – возразил Борис. – Разыграем.
– Ладно, – слишком охотно согласился капитан, за спиной спрятал жетон в одной руке, затем обе показал Борису. – В какой?
Тот не стал выбирать.
– Вижу, проиграю.
Будто лишь сейчас вспомнил что-то, похлопал по карманам куртки, во внутреннем обнаружил такой же пропуск, и у капитана удивлённо и вопросительно приподнялась правая бровь.
– Вот память?! – дурашливо заметил Борис. – Я ж ночью заблудился… пока искал туалет. Наткнулся на гардероб президента.
– Трепло ты, – капитан вышел из машины, захлопнул дверцу. – С задатками ворюги. Как полицейский предупреждаю… А, чёрт! Молодец.
– Я профессионал! – с внезапной гордостью сказал Борис. – Должен был проникнуть на этот объект. И проникну.
Стараясь не обращать внимания на следящие за каждым шагом камеры и стволы, они приблизились к бронированным плитам. Им не открывали подозрительно долго. Наконец плиты мягко стронулись, с предупредительным жужжанием стали раздвигаться, утопать в скальной породе. Они ступили внутрь бледно освещённого прохода, и плиты с изменённым жужжанием, которое показалось Борису утробным, сошлись, отсекая их от дневного света и воздуха.
Система бронированных створок, раздвигающихся при их приближении и тут же сдвигающихся за ними, пропускала их вглубь горы. После пятых створок они очутились в начале широкого коридора, через десяток шагов от них утопающего в непроглядной темноте. Пятно матового света под потолком заскользило вперёд, и они поневоле пошли за ним, как за проводником. Теперь темнота была и там, куда они шли, и сзади. Шли долго, молча, было время многое продумать и вспомнить, и Борис пожалел, что не оставил Рите записку. Мог бы черкнуть о чувствах, какие к ней испытал, укорял он себя. На случай, если не удастся выбраться из этого объекта «А». Всего-то несколько слов, а ей приятно… В памяти всплыли невыразимо сладостные картины минувшей ночи. От них заволновалась кровь.
«Интересно, что она сейчас делает?» – подумалось ему с искренней нежностью.
– Дрянь! Шлюха!
И президент ударил жену по щеке, сильно и больно.
Рита ладонями укрыла лицо, отступила, упёрлась спиной в стену, – дальше отступать было некуда. Он больше не бил её, но ей было страшно стоять перед ним, бледным, с безумно горящими глазами.
– С каким-то ничтожеством!! Изменять?! Мне?!
Она сделала попытку образумить его.
– Артём! Ты сошёл с ума!
Президент не слушал её, не слышал.
– Смотри!
Больно схватил выше локтя, другой рукой показал на экран в стенном проёме, который от невидимой команды стал прозрачным. Бледный рассеянный свет загорелся непосредственно за экраном и вырвал из темноты плотно заставленные ряды стеллажей и полок, от пола до потолка набитых завёрнутыми в просвечиваемый пластик пачками денег. Пачки лежали ровно, на каждой из множества полок, и создавалось впечатление, у исчезающих в темноте рядов нет ни конца, ни края, а денег на них бессчётно, невероятно много... Президент подтащил Риту вплотную к экрану, срывающимся голосом проговорил:
– Десять процентов моих! А это лишь малая часть!.. Есть ценные бумаги, кредитные карты, золото, драгоценности! – Он упёрся ладонью в экран, коснулся его лбом и издал протяжный стон. – Всего несколько часов. И объявлю человечеству: «Я самый богатый и могущественный на Земле!»
Рите казалось, он забыл про неё. Но она не смела шевельнуться, не смела высвободиться из его руки. Внезапно за их спинами раздалось попискивание. Президент начал приходить в себя, обернулся к единственной двери. Возле двери вспыхнул монитор компьютерного терминала всего объекта, побежали строки знаков, символов, которые заставили его отпустить Риту. Что-то вынуждало его срочно уходить. Он остановился у терминала, позволил просканировать большой палец на доступ пользователя и бегло набрал на клавиатуре команду. Свет в хранилище денег погас, и на прозрачный экран сверху опустился щит под цвет стены. Комната стала напоминать кладовую, но с голыми стенами, с единственным креслом, вделанным в каменный, покрытый пластиком пол. Казалось, единственным её назначением долгое время было – позволять президенту отдохнуть, наслаждаться видом хранилища несметного богатства. Президент помедлил, прежде чем громко стукнул по сверхпрочной двери, как будто никогда никого не оставлял в комнате без своего присутствия и только для жены делал исключение. Дверь открылась, и в комнату вперевалку переступил гариллоподобный охранник с ухмылкой уголовника-садиста.
– Что ты собираешься со мной сделать? – забеспокоилась Рита.
Муж её уже не видел, его мысли были заняты другим, неотложным делом.
– Может, прощу. Может, ему отдам, – отрешённо кивнул он на охранника и быстро покинул комнату.
Свет под потолком выполнил свою задачу, завёл их в непонятное место и погас. Их обступила кромешная тьма, тревожная и опасная. Борис нащупал на поясе тонкий круглый фонарик, но включать не стал, – разумнее было пока беречь батарейки. Оба без слов поняли, за ними следят, возможно, инфракрасными приборами или с помощью подслушивающих устройств. Предчувствие опасности нарастало, и стоять без представления, где они, было невыносимо. Борис нашёл руку товарища, сжал её, потянул в направлении, куда продолжался коридор. Они стали продвигаться на ощупь, вдоль стены. Вскоре стена неожиданно закончилась, а звуки шагов изменились, как если бы они оказались в помещении. Настороженнее прежнего они вошли в это помещение, и сзади гулко опустился щит. Тут же сверху разлился мертвенно-голубоватый свет. Они очутились в ловушке, в большом каменном мешке. Капитан вдруг отпрыгнул к середине мешка.
– Дьявол! – ругнулся он сквозь зубы.
Его правая штанина была продырявлена возле колена, она тлела, и запахло горелой тканью. Там же, где он только что стоял, воздух над полом пронзал жгут лучей, испускаемых из точечного отверстия в стене. Лучевой жгут впился в противоположную стену, где зашевелилась, расплавилась и струйкой потекла порода, которая не достигла пола, стала застывать спёкшейся каплей. Параллельно первому жгуту, рядом с ним ярко вспыхнул другой, затем третий, четвёртый, – все на уровне мужских колен.
Борис и капитан поневоле отступали, и меньше, чем пять минут, оказались загнанными в угол. Они прижимались спинами, вытягивались, как могли, не в силах оторвать глаз от расширяющейся, умножающей число огненных ножей световой решётки.
Внезапно вспышка ярчайшего сияния хлестнула по глазам обоих. В попытке укрыть глаза, оба вскинули руки, толкнулись ими, и Борис пошатнулся.
– А-а! – хрипло вскрикнул он. Предупреждая потерю равновесия, нога непроизвольно дернулась в сторону, переступила от стены, и он с ужасом напрягся в предчувствии жгучей, невыносимой боли. Через мгновение ошалело удивился, что боли нет. Кажется, никогда в жизни он не испытывал такого сильного желания видеть, что произошло, и никогда в жизни не был так беспомощно слеп.
Когда глаза смогли различать очертания предметов, перед Борисом и капитаном стоял, жевал жвачку тупо-равнодушный охранник в униформе болотного цвета. Он ждал, когда непрошенные гости придут в себя, затем дулом короткоствольного автомата показал, чтобы они шли к выходу. Они и не слышали, что каменная плита поднялась, освободила путь назад. Снова бегущий под потолком свет повёл по лабиринту поглощённых тьмой коридоров и проходов, но теперь позади них вышагивал охранник.
Коридоры и проходы ничем не отличались, утомляли единообразием. Хорошо, на этот раз идти пришлось недолго. Свет под потолком мигнул, метнулся выше и дальше, и слился с разливом мягкого свечения в совершенно пустом зале. Они остановились. Остановился и охранник. Полоса стены напротив плавно и без звуков поднялась вверх, и открылось помещение со сведёнными к куполу стенами-панелями. Все панели напряжённо перемигивались огоньками, экранами и мониторами. Помещение напоминало шатёр, и посредине него, во вращающемся мягком кресле, невидимый за массивной спинкой сидел некто, работал на клавиатуре напротив главного дисплея. Нетрудно было догадаться, по причине чьей-то предельной загруженности их привели к «мозгу» объекта «А».
Наконец сидящий в кресле освободился, развернулся, и Борис с удивлением отметил, – день у президента корпорации был чрезмерно тяжёлым. Президент стал бледным, нервным, даже похудел. Последнее могло объясняться удобным светло-серым свитером, тогда как в спальню Риты он заходил в солидном костюме, – но нервозность и безжизненная бледность появились всего за несколько часов! Одним словом – нелюдь!
Президент с минуту разглядывал пленников, потом без всякого выражения в голосе медленно и высокомерно разъяснил им их положение.
– Я только показал, какие здесь ловушки, лабиринты. Расслабьтесь. У меня нет намерения, наказывать, тем более убивать вас. Я не убийца. Я финансист. К чему убивать? Несколько часов –и мне будет на вас наплевать. Будете служить мне, как и все остальные… Но эти часы вы проведёте здесь, в надёжной камере.
Капитан первым не выдержал бахвальства чужака.
– Не убийца? А как же программист охраны объекта? – сказал он с холодным осуждением.
– Он сдох, как вор! – в голосе президента прозвучал металл. – Из-за него я потерял доверие к сотрудникам. Полгода живу здесь. Но даже его я терпел…
– Ещё бы, – прервал его капитан. – Чтобы не привлечь внимания к объекту... Не привлечь раньше времени.
– Это уже не имеет значения, – с надменным равнодушием ответил президент.
Бориса озадачило его предыдущее замечание.
– А кто же… кто утром был в особняке? – размышляя вслух, удивился он. И внезапно его осенило.
Но и президент догадался, кто перед ним, вцепился в подлокотник кресла.
– Так это ты?!… – выдохнул он, вперился в пленника взглядом, изучая и сравнивая.
– А убитый лесник? – грубо вмешался капитан. – И где его жена?
Президент неохотно перевёл взгляд на капитана, не сразу уяснил, о чём тот посмел так требовательно спрашивать. Решил ответить ему.
– Лесник? Слишком много болтал. Болтал, как ты верно заметил, раньше времени. Его жена?.. – Он вспомнил. – Она? Она отдыхает. Под наблюдением моих людей.
И он вновь, со щуром рассмотрел Бориса, пытаясь успокоить себя какими-то выводами.
– Тебе везло. Как раз три дня, которые дал тот болван из Налогового Управления. Я лишь утром… обратил на тебя внимание. Собрал сведения.
– Дело не в везении. Я профессионал, – принял вызов, возразил Борис.
Ты?! Не смеши! – Президент деланно расхохотался. Резко оборвал хохот. – В чём твой профессионализм?! Залезать в постели к чужим жёнам?
– Когда их мужья увлечены незаконными деньгами.
При упоминании о деньгах президент в порыве гнева приподнялся на ноги, но вновь опустился в кресло, взял себя в руки.
– Они такие же законные, как прочие, – выговорил он с презрением. – Убедишься уже завтра. Такую возможность я тебе дам. А потом. Потом капитан займётся тобой. За эти самые деньги… – он нервно и на этот раз искренне рассмеялся. – Деньги, которые ты посмел назвать незаконными. Не правда ли капитан? Он должен потерять язык за это кощунство?!
Президент теперь откровенно издевался над ними, упивался предвкушением безнаказанности и всевластия. Тень досады промелькнула по его лицу, когда за креслом раздалось попискивание звукового сигнала. Но он торопливо провернул кресло к большому экрану, который самопроизвольно включился по чьему-то требованию и на время позабыл о тех, кто остались стоять в зале. На экране разные камеры показывали, что в полумраке тоннеля сбавлял скорость чёрный лимузин. Сидящий за рулём был как две капли воды похож на сидящего в кресле, но отличался дорогим костюмом, аккуратным пробором над левым виском, и свежим, здоровым лицом. Внешне он выглядел предпочтительнее для имиджа президента процветающей корпорации, и Борис сразу признал в нём того, кто утром заходил в спальню Риты. Лимузин приблизился к выезду из тоннеля, у пропускающего терминала остановился.
– Артём, – голосом, не отличающимся от голоса президента, но спокойно и ровно сказал его двойник в лимузине. – У меня пропал пропускной жетон.
– Проклятье! – не скрывая внезапной тревоги, выругался президент. – Ничего не могу отключить, Шан. Гравитационный маяк… На нём начался обратный отсчёт. Но ты должен быть здесь! Один я не справлюсь!
– Хорошо, Артём! – невозмутимо сказал чужак Шан.
Происходящее на глазах пленников сначала казалось неправдоподобным, невероятным, фантастическим бредом наяву. С этим надо было свыкнуться, и они, затаив дыхание, некоторое время лишь наблюдали за развитием событий.
Лимузин плавно откатил на сотни полторы метров обратно в тоннель, замер, и вдруг рванулся вперёд. Выжимая из машины всё возможное, Шан разогнал её до предельной скорости. Едва машина стремительно выскочила из полумрака на освещённую солнцем площадку, под ней рванула мина, – по силе взрыва предназначенная для тяжёлого танка мина легко подбросила лимузин в воздух, и тот по ходу движения полетел к середине площадки. Глазницы камер, всех на периметре, с хищным вниманием отслеживали его затяжной полёт, и ещё до приземления растерзанной машины оружие под ними открыло по нарушителю пропускного режима беспощадный, безжалостный огонь. В грохотанье и стрельбе крупнокалиберных пулемётов и гранатомёта совсем потонуло шипенье пламени огнемётов. Искорёженный лимузин затрепетал, вспыхнул, стал разваливаться на горящие обломки. Мгновение, и буйное пламя, чёрный дым окутали то, что осталось от тяжёлой машины.
Представлялось немыслимым, чтобы из этого подобия ада выбралось что-то способное жить, дышать, чувствовать. Однако из огня и дыма, из останков корпуса машины выскочил Шан. Дорогая одежда на нём горела, дымилась, как у линяющей змеи болталась и отпадала клочьями, а он бежал к бронированным плитам под сводом в скалистой стене, которые наглухо запирали вход на объект. Бежал безбоязненно и странно, подставлял грудь, руки, бока очередям озлобленных пулемётов, разрывам и осколкам гранат, неукротимым волнам пламени огнемётов, – пули и осколки сыпались с него, огонь же он будто поглощал, впитывал телом.
Борис только теперь в полной мере оценил выдержку капитана, который видел запись испытаний системы защиты входа в объект, и всё не проявлял колебаний, когда под чужим именем заезжал на площадку, вёл по ней автомобиль Набокова. Медленно повернув голову, он посмотрел на капитана. Тот с хмурым, напряжённым лицом наблюдал за Шаном, и Борис вскользь заметил, что охранник с приоткрытым ртом неосознанно приблизился к их спинам, уставился на экран, словно показывали самый увлекательный боевик. Стараясь не отвлечь охранника, Борис извлёк из кармана куртки грязно-зелёную танкетку, захваченную в багажнике «Феррари». Среди вещей чемодана её не обнаруживал рентген в аэропорту и, как он и надеялся, не обнаружили средства защиты на данном объекте. Он незаметно переместил эту изготовленную из нанопластика танкетку к ногам, зажал между бёдрами. Слегка раздвинул их, позволил танкетке падать, и снова сдвинул ноги, поймал её голенями. Никто этого не заметил, и он повторил трюк, но второй раз поймал танкетку уже туфлями. На мгновение его сосредоточенный на своих действиях вид привлёк внимание охранника, но тот лишь приподнял дуло автомата и опять засмотрелся на экран. Наконец танкетка была на каменном полу. Осталось придать её туфлей направление движения и слегка прижать каблуком. Раздался едва слышный щелчок, – танкетка на своих колёсиках беззвучно и неторопливо покатила в сторону кресла президента.
Шан между тем добежал до бронированных плит, прижался к ним спиной: расстреливаемый, взрываемый, сжигаемый, – но… невредимый. Он что-то кричал, и президент решился. После набранного на клавиатуре задания прозрачная, но по виду толстая и очень прочная стенка «шатра» поднялась вверх, открыла узкий проход к множеству напряжённо работающих панелей, которые перемигивались по обе стороны прохода и в безлюдном помещении. Вне сомнения, именно там был компьютерный «мозг» объекта. Президент неуверенно шагнул к одной из панелей, ещё неуверенней провернул ключ, набрал какой-то код.
Борис, капитан и охранник видели, что бронированные плиты за спиной Шана дрогнули, приоткрыли вход и замерли, потом раздвинулись ещё. Шан протиснулся между ними и исчез в темноте. Стрельба на площадке разом прекратилась. Стало тихо, только остатки лимузина догорали, чадили и потрескивали возле середины площадки, да в её углу виднелся основательно повреждённый «Мерседес» Набокова. Изображение на экране сменилось: последовательно расположенные бронированные створки покорно раскрывались при приближении скоро идущего Шана, тихо сходились, когда он оставлял их позади. В полумраке проходов из уверенно шагающего тела двойника президента источалось слабое зелёное свечение, как будто тело изгоняло из себя избыток только что поглощённой энергии и этим коконом свечения защищалось от опасных внешних воздействий. С зелёным свечением и в сожжённой, обугленной одежде Шан был похож на исчадие ада, на чёрта, который явился прямо из преисподней…
Президент всё ещё возился в проходе «мозга». Танкетка немного не докатила до пустого кресла, наткнулась на ступень возвышения, и следящий за ней Борис прыгнул на капитана, повалил с собой на пол. Охранник запоздало вскинул автомат, его ослепило и оглушило ярким взрывом близ кресла президента, взрывной волной толкнуло в грудь, – трассирующие пули автоматной очереди веером взлетели к потолку, застучали по нему, выбивая каменные крошки.
Задетый взрывом «мозг» объекта заискрился в местах повреждений, зашипел, стал вспыхивать и загораться в разных отделах, блоках, панелях… Перемигивание огоньков потеряло определённый ритм, сбилось с него и ускорялось, превращалось в бессмысленное, точно «мозг» охватывало безумие. Что-то стало происходить и в недрах горы, будто в ней пробудилось, зашевелилось невероятных размеров доисторическое чудище. Нарастал гул, гору затрясло, зашатало, раздался необъяснимый протяжный свист. Погас, снова вспыхнул и опять пропал свет, с потолка и стен с беспорядочным перестуком, шуршанием повалились камни, камешки, какой-то хлам, песок… Что-то рухнуло с продолжительным раскатом громыханий камней и скрежета железа, погребло чей-то отчаянный вскрик. Затем всё постепенно затихло, тряска прекратилась, словно доисторическое чудище в недрах горы перевернулось на другой бок, вновь погрузилось в безмятежную спячку. Появился свет – в стороне и очень слабый.
Лишь пыль продолжала сыпать, витала повсюду, – откашливаясь, отплёвываясь от неё, они на четвереньках поползли, наитием потянулись к тому свету. Ладонь Бориса задела под слоем пыли ботинок. Ботинок охранника торчал из-под обвала железобетонной перегородки, и Борис хотел добраться до автомата. Однако подчинился потянувшему за руку капитану. Оба поднялись с пола, выбрались к слабо освещённому проходу.
- Чёрт! Что это было? – спросил капитан о взрыве.
- Нановзрывчатка.
Было странно видеть, что в проходе не оказалось даже трещин. Метров через тридцать он раздваивался. Они пошли направо, а через те же метров тридцать вновь вынуждены были делать выбор, каким из двух ответвлений идти дальше. Это был лабиринт. Они не представляли, ни куда он мог завести, ни правил, которыми следовало руководствоваться при выборе направлений. Капитан предложил вернуться, поискать другие выходы из зала при «мозге» объекта, но позади тревожно заревела сирена. Потом оттуда донёсся невнятный говор, послышались приказы, шаги, – кто-то шёл по оставленным ими в пыли следам. Из всех зол пришлось выбрать наименьшее: они побежали вправо, затем – влево, а на следующей развилке решили продолжать чередовать повороты, что позволяло при необходимости легко вернуться обратно.
Долго не удавалось оторваться от погони. За ними бежали несколько человек и бежали с уверенностью хорошо вооружённых охотников. Дважды преследователи в униформе охранников вбегали в проход раньше, чем они из него выскакивали в следующий, и тогда по ним не прицельно стреляли из автоматов. В конце концов они перестали терять драгоценные секунды, думать о последовательности поворотов, – им пришлось плюнуть на правило и поворачивать, как придётся, лишь бы запутать преследователей. Но когда оторвались от них, сами запутались, заблудились в этом чёртовом лабиринте.
Когда неожиданно, раздражая глаза, замигало освещение, быстро ослабело и пропало, оставленный сторожить Риту гориллоподобный охранник забеспокоился. Она слышала, он принялся дёргать и толкать дверь, сначала несильно, потом с встревоженным озлоблением. Напрасно. Дверь была стальная, а обесточенная электромагнитная защёлка заперла её намертво. Затем смотровое помещение при денежном хранилище затряслось, пол заходил ходуном, нарастал жуткий своей необъяснимостью гул. Охранника охватил панический страх, – издавая звуки, напоминающие скулёж, он опустился на четвереньки, стал ползать по полу, бессознательно выискивать укрытие от землетрясения. Рита и сама не на шутку перепугалась, но отвращение к охраннику не позволяло ей впасть в истерическую панику. Положение у неё было много хуже: кожаные ремни стянули ноги к ножкам кресла, а кисти руг охранник обмотал и связал своим нашейным платком, настолько грязным, что одна мысль вцепиться в него зубами, попытаться развязать и освободиться вызывала тошноту на грани рвотной. Она держала себя в руках, и ей оставалось лишь сидеть и беспомощно ждать, когда на неё обвалится потолок.
К счастью, землетрясение вскоре прекратилось, силы, которые его вызвали, угомонились, гул стих. Подключилась резервная электрическая сеть, загорелись потолочные лампы. Внезапно свет на мгновение стал очень ярким; из стенного углубления под компьютерным монитором с шипением вырвался сноп искр, за первым – другой, сильнее и звучней. Но терминал ожил, по монитору лихо проскакали беспорядочные ряды схем, цифр и знаков, и в противоположной стене вдруг дрогнул и пополз вверх щит, который скрывал экран хранилища денег. Сидящий на полу под щитом охранник не замечал этого. Он привалился спиной к стене: глаза застыли в тупой прострации, на губах выступила слюна. Щит задел какое-то повреждение, заскрежетал, и охранник пришёл в себя, испуганно отпрянул от стены, встал на ноги как раз напротив прозрачного экрана. Постепенно до него доходило, что по ту сторону экрана разложены деньги, и деньги огромные. Он отёр ладонью слюну, стукнул по экрану кулаком. Всё равно, что по бетону. Стукнул со всей силы, но и это не помогло разбить прозрачное препятствие. Тогда он потянулся к своему пистолету.
– Назад! – рявкнул ему в спину голос президента корпорации, искажаемый потрескиванием, но слишком хорошо знакомый исполнителю особых приказов.
Из-за привычки беспрекословно подчиняться этому голосу гориллоподобный охранник отступил и обернулся. На мониторе терминала сквозь полосы помех проступило лицо президента. Измазанное на щеке и лбу сажей оно потеряло почти всю недавнюю самоуверенность и надменность. С таким его видом, вблизи хранилища денег беспрекословная преданность охранника из уголовников давала трещину, на того явно набежала тень сомнений: а слушаться ли хозяина? Президент колебался лишь мгновение, после чего сделал выбор в обмен на его выбор.
– Она твоя! – он пальцем указал на Риту, и помехи смяли, размазали палец и лицо, вытеснили их с монитора.
Охранник посмотрел на красивую женщину, затем в полумрак и темноту хранилища, потом опять на женщину, на её брюки. Риту передёрнуло от его улыбки-ухмылки. Он сделал к ней шаг, другой. В углах его губ проступила слюна вожделения.
– Не смей, ублюдок! – выкрикнула Рита и плюнула от отчаяния и отвращения к тому, что может произойти.
Возле очередного разветвления прохода Борис на бегу наступил на что-то, – поскользнулся, и металл заскрежетал по каменному полу. Борис удержался на ногах, однако непонятный предмет впился в подошву, зацокал, как подкова.
– Что? – с бега остановился капитан, из прикреплённой к щиколотке под штаниной кобуры выхватил небольшой короткоствольный пистолет.
Он прислушался. Вроде бы удалось запутать преследователей, оторваться от них, – их не было слышно.
Вместо ответа Борис привалился плечом к стене, задрал ногу и отодрал от подошвы гнутую пластинку, оплавленную, напоминающую часть браслета, лёгкую и прочную, как титан, с двумя дырочками для кистевой цепочки. Различались выгравированные буквы и цифры. Он поднёс пластинку близко к глазам, при тусклом освещении смог читать их. Вновь послышался топот преследователей, и капитан потерял терпение.
– Да что там?
– Точно. Скрипка, – разобрался наконец с оплавленными буквами Борис. – Дата рождения, группа крови, адрес… Часть браслета моего предшественника, – пояснил он капитану. – Всегда носил на левой руке, до занудства боялся инфаркта там, где его не знают…
– После разберёмся, – сказал капитан с нескрываемой досадой. Его это не интересовало, топот становился отчётливым и приближался. Он отступил к разветвлению прохода, – на этот раз оба ответвления растворялись в кромешной тьме, – наугад выбрал правое.
Подожди! – в два прыжка Борис настиг товарища, схватил за предплечье. В ладони показал пластинку. – Всё, что от него осталось!
Сунув пластинку в задний карман джинсовых брюк, стянул с себя куртку и под взглядом недоумения капитана скомкал её, швырнул в правое ответвление. Там вспыхнули, вырвались из стен красные лучи, иглами пронзили куртку, и раздался хлопок взрыва. Они метнулись за угол; мимо пролетели сгорающие клочья, звякнула о стену, отскочила им под ноги оплавленная до неузнаваемости заклёпка. И одновременно позади опять показались охранники: трое, затем ещё двое. Первый с бега налетел на стену, открыл беспорядочную стрельбу, – пламя рвалось из дула короткоствольного автомата, пули рикошетом отскакивали от стен и потолка, увеличивали возможность случайного попадания. Борис живо сорвал с ноги туфлю, бросил в левое ответвление. Туфля пролетела безнаказанно, шлёпнулась в темноте, и им ничего не оставалось, как поверить в эту безнаказанность.
На одном дыхании промчались тридцать метров и невольно замедлили бег, чтобы не натолкнуться на разветвление. Пошли на ощупь ещё несколько метров. Разветвления не было! Преследователи снова появились в том же проходе, в каком были они, но теперь не стреляли, будто знали: вскоре погоне конец. Капитан застыл, из короткоствольного пистолета тщательно прицелился в первого из них. Но тот вдруг поскользнулся на туфле Бориса, подвернул ногу, на него налетели другие, и, громко ругаясь, они повалились, стали копошащейся кучей. Это позволило капитану живо развернуться, выстрелить в противоположную сторону. Удар пули о препятствие прозвучал в удалении, будто разветвления закончились. Если в таком проходе сзади откроют пальбу, укрыться будет негде, и Борис плюнул на темноту, припустил со всех ног. Капитан сначала отступал с пистолетом наготове, не спускал взора с распадающейся кучи охранников, потом последовал за ним.
Борис слышал, что капитан отстал. Но он продолжал бежать, лишь замедлял скорость, пока не налетел на неожиданный тупик. Он был готов к столкновению с препятствием и отделался царапинами на выставленных вперёд руках. На ощупь обнаружил дверную ручку, осторожно толкнул. Электромагнитный замок не работал: стальная дверь поддалась, выпустила к нему полоску света, – и он тут же резко навалился плечом, распахнул её и прыгнул в помещение, да так, что едва устоял на покрытом пластиком полу. Почти ослеплённый ярким светом, он больше по звукам понял, что у его ног гориллоподобный охранник рвёт одежду женщины, а она отчаянно сопротивляется.
Когда до охранника-садиста дошло, что ворвался чужак, он нехотя, но быстро отпустил Риту, потянулся к пистолету. У Бориса в глазах уже прояснилось, и он опередил, от души, точно в подбородок уделал его носком туфли, будто к такому случаю оставленной именно на правой ноге. Охранника отбросило к стене, но он успел сдвинуть предохранитель своего тяжёлого пистолета. Сорванная с ноги туфля с лёту попала ему в лицо, и, оглушительно громыхнув в замкнутом пространстве, первый выстрел стал неточным. Охранник видел, как Борис рвал низ рубашки, чтобы вытащить зацепившийся пистолет с лазерным прицелом, и больше не торопился, с омерзительной ухмылкой намеренно поискал дулом, куда лучше стрелять, ниже живота или в голову.
Неожиданно для него в дверной проём с прыжка влетел капитан, в падении перекатился по полу, с двух рук посылая в него три пули: одна продырявила горло, остальные грудь против сердца.
– Мерзавец! Негодяй! – разбушевалась Рита, когда Борис опустился рядом, помог сесть.
– Он мёртв!
Борис слегка отстранился, показал на судорожную агонию гориллоподобного охранника и принялся развязывать мужской нашейный платок на её запястьях.
– Мерзавец! Негодяй! Муж!
Она вырвала руки, зубами яростно дёрнула последний узел грязного платка, сорвала платок с запястий.
– Который? – стоя на коленях, бездумно поинтересовался Борис.
Он поздно сообразил, – сказал не то, что следовало. С неистовством оскорблённой фурии Рита влепила ему звонкую пощёчину, выдернула из-за его ремня злополучный пистолет. Начиная всхлипывать, она искала предохранитель, нервно дёрнула курок. Борис нежно обхватил любовницу, но только вызвал новый приступ неукротимого бушевания: она вырвалась, больно стукнула его стволом под ребро. И разревелась ему в плечо, на этот раз позволив обнять себя, поглаживать по голове, поправлять густые растрёпанные волосы.
Требовательный, наружный пинок в захлопнутую капитаном стальную дверь напомнил, где они находились. Рита мягко высвободилась из объятий любовника, взглянула на капитана.
– Я заблокировал дверь, – капитан оставил клавиатуру компьютерного терминала в покое.
За дверью подозрительно затихли, и капитан с растущим беспокойством вслушался в эту тишину. Одновременно всмотрелся в хранилище денег за прозрачным экраном. Подошёл ближе, изучил, как тот установлен. Выводы не удовлетворяли, открыть экран не представлялось возможным, и он забрал из безжизненно откинутой руки охранника ненужный трупу крупнокалиберный пистолет. Борис не решался отобрать у Риты свой лазерник, – она ещё всхлипывала и отдавать сама не собиралась, – и склонился над неподвижным охранником, перевернул на бок, за спиной, из кобуры вынул запасной пистолет.
Оружие в руках капитана загромыхало, и каждая пуля проделывала в экране дырку с трещинками. Когда раздался холостой щелчок, по дыркам можно было умозрительно провести замкнутую линию, внутри которой поместилась бы развёрнутая газета. Пробежки от двери оказалось достаточно: капитан в прыжке на гортанном, с хрипом выдохе плечом и спиной врезался в середину этой «газеты» и под треск, хруст ломаемого экрана провалился по ту сторону, внутрь хранилища.
Следом за Борисом, опираясь на его руку, в дыру развороченного экрана пролезла Рита. И вовремя, – за дверью близ защёлки разорвалась граната. Пинки распахнули дверь во всю ширину, и через проём ворвались пятеро преследователей Бориса и капитана. Но клетка уже опустела, только у стены валялось бездыханное гориллоподобное тело. Беглецы на их глазах растворились в темноте смежного, тонущего в темноте зала, и преследователи в пылу погони гончими псами, один за другим преодолели ту же дыру, которой те воспользовалась. Сначала их главный добежал до рядов плотно загруженных деньгами полок и остановился, позабыл о преследуемых, потом второй, за ним сразу трое. Все пятеро наёмников столпились, не в силах осознать, где очутились, действительность это или сон. На полках от пола до потолка были ровно уложены, как укладывают лишь автоматические средства, несметные пачки деньги! Денег было много, невероятно много! В каждой пачке больше, чем им всем платили за годы. Рубли и рубли, доллары и доллары – только крупными купюрами! Преследователи потеряли дар речи, способность судить о времени и обстоятельствах. Наконец главный решился. Ущипнул себя за нос, той же рукой потянулся к ближайшей полке. Остальные восприняли это как сигнал, голодными коршунами набросились на неожиданную добычу. Они срывали пачки с полок, разрывали обёртку и рассовывали деньги по карманам, впихивали под рубашки, и куда кто мог и придумывал. Никто не обращал внимания, что под потолком над разграбляемыми ими полками разгорелись красные светящие точки.
В каменной стене над прозрачным, с рваной дырой экраном, – он пропускал свет из смотрового помещения, – беззвучно сместились неприметные пластины, обнажили чёрные оконца, из которых автоматически выдвинулись стволы пулемётов, а над стволами бледно вспыхнули лазерные прицелы самонаведения. Взорвав тишину без какого-либо предупреждения, одновременная стрельба из этих пулемётов застала расхитителей хранилища врасплох. Растерзанный, отброшенный пулями самый рослый охранник ткнулся лицом в деньги на полке, цепляясь за них, опрокидывая пачки на себя, сполз на пол в расползающуюся лужицу собственной крови. Другие, по-разному раненые, кинулись врассыпную, но никто не выпускал груз денег, который мешал скрыться от лучей прицелов…
– Кроме лазеров, инфракрасная наводка, – с тревогой, громко объяснил капитан, который лежал на полу между рядами стеллажей, немного впереди Бориса и Риты, там, где они упали при начале стрельбы. Он наблюдал и за движениями изрыгающих пороховой огонь стволов, и как в полусотне метров, на фоне света из смотрового помещения мечутся, напрасно пытаются укрыться те, кто недавно со знанием своего дела гнались за ним и его товарищем. Теперь со стороны преследователей слышались крики боли, ужаса, предчувствия смерти. – Могут и нами заняться, – предупредил он. Но в голосе прозвучало: займутся обязательно.
Борис в ответ решительно обвалил пачки с нижней полки, просунул руку вглубь неё, вытащил ещё, добавил в общую кучу. Капитан догадался, на что он надеется, и, не раздумывая, присоединился. Они спешили, торопливо обваливали пачки снова и снова. Когда стрельба оборвалась, а все недавние преследователи затихли, неподвижно лежали в разных местах, среди разбросанных денег и крови, Борис и капитан, с помощью Риты сделали целое укрытие из горки плотных пачек, достаточное, чтобы за ним почувствовать себя увереннее, даже расслабиться и обдумать положение, в каком очутились.
Под потолком, над полками, которые они опустошили, разгорелись красные точки. Но пулемёты молчали.
– Говоришь, есть инфракрасная?... – Борис потёр одну пачку руками, несколько раз выдохнул на неё тёплый воздух и подкинул над укрытием.
Тут же застрекотала очередь, над головами засвистели пули, распотрошили пачку до клочьев, часть которых попадала им в ноги. И вновь воцарилась мертвящая тишина. Чтобы спокойней поразмышлять, Борис устроился на деньгах поудобней, подложил ладони под затылок.
– … Эти пулемёты… – вырвался из него обрывок мыслей. И он продолжил вслух. – Очень уж старая техника. Хотя и надёжна, как механическая мышеловка.
– Меня то же беспокоит, – присоединился капитан.
Долго ничего не происходило. Рита прижалась к любовнику, виновато-тихо не то спросила, не то сказала:
– Я тебя больно ударила?
Борис повернул голову, разглядел широко раскрытые глаза, не синие, а тёмные.
– Ничего. Переживу.
– Я беспокоилась о тебе. Оставила одного… Как ты узнал, я здесь? Искал меня? Поэтому здесь?
Вопросов было слишком много, чтобы отвечать на каждый.
– Да, моя радость, – Борис обобщил все ответы и постарался уйти от скользкой темы. – Тебе не следовало уезжать на его вызов. После того, как этот… видел нас.
– Как мило с твоей стороны. Совсем по-мужски, – сказала она. Приподнялась на локте. – Тебя ж могли убить?!
Борис вздохнул, мол, тут уж ничего не поделаешь, могли. Она опустила голову ему на грудь.
– Теперь буду послушной-препослушной, – благодарно проворковала она.
– Сначала неплохо б выбраться из этого склепа, – хмурясь, вмешался капитан.
– Вы ж мужчины, чёрт возьми! Думайте! – Рита прислушалась. – Странный звук?
Действительно странный, подумал Борис. Усиливалось слабое потрескивание разрядов, - оно передвигалось. Надо было взглянуть, что это значило. Он снова потёр пачку денег, дохнул на неё и подбросил вверх. Выстрелов не последовало. Он повторил опыт,– но подышал на пачку, пока не почувствовал, та потеплела. И опять ничего не случилось.
– Тебе не кажется, пулемёты убрали? – обратился он к капитану.
– Возможно, – согласился тот. – Раз они бесполезны.
Борис решился, посмотрел над укрытием. Не раздалось ни единого выстрела. Выглянули капитан и Рита. Пулемёты исчезли. Но в просвет между рядами полок вползал робот не выше половины мужского роста. Похожий на сплюснутый с боков танк, он без сомнения направлялся в их сторону. Мини-танк обнаружил их появление над укрытием, – короткое орудие стало плавно опускаться. Будто по команде, все трое спрятались за горку пачек. Капитан ощупал боковой карман, вынул зажигалку и скомкал несколько тысячедолларовых бумажек. Рита и Борис безмолвно наблюдали, как он поджёг комок, подождал, пока пламя разгорится, и подбросил комок вверх. Едва горящий шар взлетел над укрытием, его пронзила вспышка тонкого голубого луча, – она буквально испарила и огонь, и сам комок.
– Мама миа! – пробормотал Борис под потрескивание мини-танка, который продолжал движение и неумолимо приближался. И принялся лихорадочно разгребать, выбрасывать денежные пачки с нижней полки, руками и ногами проделывать лаз к другому проходу между стеллажами. Оказавшись в нём, помог пролезть Рите и капитану, и они вместе спешно сделали такой же лаз к следующему проходу, затем ещё к одному. Там навалили новую горку из пачек денег, спрятались за ней и с напряжением всех чувств замерли, вслушались в действия мини-танка. Робот докатил до их прежнего укрытия, остановился. Он застыл возле лаза, словно догадался, что они могут шнырять в него туда сюда, играть с ним в кошки-мышки, и ему придётся постоянно кататься в объезд стеллажей без какого-либо успеха.
Ждать, что последует дальше, пришлось недолго. Вскоре они расслышали ещё одно потрескивание, которое перемещалось и непрерывно усиливалось, – второй мини-танк катил к проходу, ведущему к их новому укрытию. Затем раздалось третье, и оно тоже двигалось к рядам стеллажей.
– Нас обложат, как охотники медведей, – подытожил капитан. Он, как и спутники, напряжённо искал выход из создавшегося положения, которое представлялось безнадёжным. Хранилище денег на то и хранилище, чтоб без позволения хозяина из него нельзя было выбраться ни живыми, ни мёртвыми.
Вдруг у Бориса промелькнула забавная мысль, и он тихо хлопнул ладонью по бедру, убедился, что фонарик в кармашке, нигде не потерялся. Фонарик оказался целым, и при нажатии кнопки пучок света ярко осветил лица Риты и капитана.
– Сможешь отвлечь робота? – без объяснений, быстро спросил он капитана. – На повороте в проход?
Тот не стал расспрашивать, зачем это нужно, и Борис выключил фонарик, живо встал на ноги.
Бежать в носках было удобно для его задумки. Он успел бесшумно добежать до начала рядов, где скорчился безобразно толстый от набитых за пазуху денег мёртвый охранник, успел приготовить необходимое место и спрятаться раньше, чем подкатил второй мини-танк.
У начала прохода робот приостановился, самоуверенно развернулся… и тут же принялся плеваться пучками лучистой энергии, расстреливать взлетающие над удалённой горкой укрытия комки горящих купюр. Комки взлетали один за другим, не позволяли роботу отвлечься, осмотреться телескопическим глазом – улавливателем инфракрасного излучения. Капитану помогает Рита, сообразил Борис, и трудились они на славу. Лежа на полке у потолка, он расчётливо приготовился не упустить единственный шанс. Робот медленно объехал труп охранника и медленно въехал в проход, оказался рядом. Борис свалился на него сверху и сзади, ухватился за короткий ствол и включил фонарик, – ярким пучком света прямо в телескопический глаз. По корпусу мини-танка змеями заплясали короткие молнии, и руки Бориса обожгло, пронзило, парализовало мощным разрядом, а следующим разрядом его тело мячиком отбросило на пол.
Однако фонарик не подвёл: яркий до белого свет ослепил робота, сорвал в нём ограничитель мощности выстреливаемых зарядов. Робот ошалел. Будто от адской боли, выбросил из ствола прорыв энергии, которая обрушилась на ряды полок с деньгами, в одно мгновение растерзала множество пачек, превратила их в огромный костёр. Этим прорывом энергии ослепило оба других мини-танка, и они тоже обезумели, принялись палить в источники огня. Огонь от этого только стремительно набирал силу, размах, расползался в стороны, по другим рядам и полкам, – а роботы в ответ наращивали скорость и мощь выстрелов.
Полицейская машина вызывающе нарушала дорожные правила, с предельной скоростью мчалась по безлюдной горной дороге. И прекрасная новая дорога привела её к лысой горе, к мрачной пасти тоннеля. Замедляя ход, машина скоро проехала полутьму тоннеля, но у окончания его резко затормозила, качнулась, стала. И было отчего. Зрелище на открывшейся взору колодезной площадке, хорошо освещённой косыми лучами невидимого солнца, остановило бы самого безрассудного водителя. Ближе к её середине развороченный, обугленный, оплавленный остов лимузина ещё выпускал из себя хвост густого чада. Вокруг остова и до бронированных пропускных ворот валялись россыпи пуль, осколков мин, повсюду вместе с чёрными пятнами от пламени огнемётов. Россыпи пуль, осколков мин, чернота пятен густели, плотнели возле бронированных ворот, запирающих вход на секретный объект корпорации; а у самих бронированных плит осколки и смятые пули были ссыпаны в подобие кучек. Странно, необъяснимо смотрелся среди окружающего непоправимо повреждённый, однако лишь повреждённый чёрный «Мрседес» Набокова. Впрочем, необъяснимым было всё.
Белокурый рослый парень в ладно сидящей на нём полицейской форме вышел из машины вслед за сержантом, присоединился к нему, и они постояли у края перегородившей путь воронки, –явно от взрыва противотанковой мины, – долго не решались обойти её и ступить за границу полумрака, к свету. Телекамеры, стволы оружия под ними, которыми по периметру ощетинились каменные стены, казались неподвижными, отключёнными, однако вид площадки был красноречивее и убедительные любых доводов рассудка.
– Похож я на самоубийцу? – наконец с напускной беспечностью сказал сержант. И сделал медленный шаг вперёд.
Однако ничего не случилось. Ничего не случилось и когда он осторожно прошёл дальше, к чадящему и обугленному остову лимузина.
Пару минут спустя сержант и белокурый парень уже деловито занимались обследованием площадки, пытались разобраться, что же на ней произошло. Самым непонятным было отсутствие останков людей, следов крови, вообще следов жертв. Ради чего тогда здесь всё это творилось? Когда все разумные предположения оказались исчерпанными, ничего не объясняли, наоборот, только запутали, – доказательств ни одному из них не нашли, – сержант предложил подвести итоги. Но единственным итогом стал вывод, что вокруг были одни загадки. Придя к такому выводу, они сосредоточились на самой сложной из загадок: на бронированных плитах входа на объект. Пламя огнемётов дочерна облизало, испачкало плиты, за исключением участка, который очертаниями поразительно напоминал силуэт взрослого мужчины, – мужчины, стоящего в полный рост! И под этим силуэтом было много больше, чем в других местах, сплюснутых пуль и осколков. Если в данном месте, действительно, находился человек, как он мог стоять под пламенем, под стрельбой из многих стволов оружия?
– Ну что, – безнадёжно поинтересовался сержант, – есть идеи?
– Надо проникнуть внутрь, – серьёзно предложил парень.
– Идея хорошая, – согласился сержант. – Не пояснишь, как?
Отыскивая ответ, парень откинул голову и посмотрел вдоль стен вверх. Сержант глянул туда же. Прорубленное в горе большое вертикальное отверстие, через которое площадка освещалась дневным светом, напоминало круглое окно, и в этом окне виднелся клок голубого неба с бледными перистыми облачками. Создавалось впечатление, что на облачка наползал серый дым, рассеиваемый слабым движением воздуха.
– Из вентиляции объекта вытягивает, – догадался сержант. Он оживился. – Может, через неё?
Но парень зачем-то поправил ремень и неохотно признался.
– Бывший приятель… знакомый программист охраны, рассказывал. В вентиляционной системе полно ловушек. Стопроцентная гарантия. Мыши и птицы не пробирались…
Сержант пробежался глазами по отвесным стенам книзу, к застывшим без дела и бесполезным глазницам камер, к обездвиженным стволам оружия.
– А на объекте крупная авария, – неуверенно высказал он своё заключение. – Большой пожар. Если обесточена защита входа… Ловушки вентиляции… их тоже могло обесточить.
Шан не позволял ему остановиться, а он не смел оторвать от него взгляда, не смел оглянуться. Чужой президент даже не улыбался его бессилию оказать достойное сопротивление. В светло-сером тельнике, в коконе зеленоватого свечения, которое впитывало, поглощало пламя, он шаг за шагом неумолимо надвигался, и Борис вновь изо всей силы ударил кулаком в надменное лицо. Как и прежде, голова противника даже не дрогнула. Вокруг бушевало неистовое пламя, оно уже само зажигало и пожирало, обращало в пепел груды денег, ничем не отличимых от настоящих. Было трудно дышать. Борис отёр горячей ладонью обильный пот, который скатывался по лицу, застилал, щипал глаза, и ещё раз сильно, как только смог, врезал Шану в челюсть, – и с тем же успехом. От боли свело пальцы. Так недолго их и сломать, а это ни к чему, – и в бессилии изменить что-либо он опустил руки, продолжил отступление. Отступать приходилось между стенами огня, и пока ему удавалось избегать серьёзных ожогов, что само по себе требовало повышенного внимания, отвлекало от поисков новых способов сопротивления. Рука Бориса потянулась к пистолету гориллоподобного охранника, сунутому за поясной ремень.
– Можешь стрелять, – странным голосом, который стал отличаться от голоса человека-президента, раздельно выговорил Шан. – В горло, в живот, в глаза… Ну же. Стреляй.
Он был так спокоен, высокомерен, что у Бориса опять опустились руки. Надо было не терять присутствия духа, взбодриться, и Борис сплюнул в огонь. Слюна зашипела на горящих деньгах, вмиг испарилась.
– Миллиарды твои, горят! А? Может, триллионы?
После таких слов хотел рассмеяться от души, но получилось натянуто, плохо.
– Пусть. Кредитные карты и ценные бумаги в других уровнях, – с презрением, холодно отозвался Шан.
Борис постарался ответить всем высокомерием, на какое был способен.
– Зачем они тебе, разведчику? Ты не выполнил задание. Десант не высадится! – Он почувствовал, наконец-то задел нелюдь за живое. – Слышишь, Шан?! Десант не высадится! Твои труды пошли коту под хвост! – И он указал большим пальцем на свою грудь. – Из-за меня!! Глупая ты скотина!
На этот раз ему действительно удалось достать его, – не кулаком, не пулей, так словом. Лицо Шана исказилось, злобно, не по земному, и он прошипел:
– Надо было уничтожить, раздавить тебя. Там, в особняке…
Позади Шана к ним кто-то пробирался, в огне и дыму прикрывался одеждой. Шан расслышал шаги, резко обернулся, – обернулся так, словно боялся быть поражённым в спину. У Бориса от этого его неосознанного движения перед глазами всплыла, оживилась картина: двойник президента бежит к бронированным плитам входа на объект, бежит в аду разрывов гранат, очередей пулемётов, всё сжигающего пламени огнемётом, бежит странно, непонятно – подставляет пулям, осколкам грудь, голову, бока, но… укрывает спину. Подчиняясь внезапному позыву древних животных инстинктов, Борис выхватил из-за ремня пистолет, с двух рук мгновенно прицелился в скрытую зеленоватым свечением шею, и от неё, по линии позвоночника скорострельно расстрелял целую обойму. Не все пули осыпались со спины Шана, в светло-сером нательнике остались две дырки, – его ахиллесова пята оказалась в верхней трети позвоночника. Из ран проступила молочного цвета жидкость, она стала впитываться нательником, разрастаться пятнами, на глазах зеленеть. Шан медленно, с мукой повернул голову к Борису, лицо его исказила жуткая, нечеловеческая гримаса. Он с напряжённым усилием приподнял руку, издавая шип, скрюченными пальцами потянулся к горлу того, кто помешал выполнить задание, на которое было затрачено столько галактического времени и неимоверных затрат, усилий, – того, кто теперь нанёс смертельные раны. Но пошатнулся и рухнул к ногам Бориса, почти коснулся лбом грязных, разодранных и прожжённых искрами носков. Цвет кожи Шана начал скоро меняться, приобретать зелёно-коричневый оттенок. Не в силах оторвать взгляда от этих изменений, Борис отступил ото лба поверженного им иноземного существа и вздрогнул, когда через того обыденно переступил капитан, скрыл его своим телом.
– Где она? – уклонился от языка огня, требовательно спросил капитан, равнодушный к мёртвому нечеловеку.
– Не знаю, – отозвался Борис в смятении мыслей от убийства, которое возможно спасает человечество от потрясений, меняет ход истории, а возможно было напрасным преступлением вселенского значения.
В том же смятении мыслей он последовал за капитаном на поиски и Риты, и выхода из пекла. Неужели это я убил его? – мучился он противоречивыми сомнениями, на каждом шагу уклоняясь от огня. На ходу оглянулся, убедиться, что казавшийся неуязвимым противник действительно мёртв. Лежащий Шан ещё был виден, – заметно уменьшился, позеленел, человеческие уши и волосы отвалились, на кистях рук осталось по три пальца. От этого вида оцепенение воли и ума стало покидать Бориса – да, он убил его. И поделом. И сразу взволновало беспокойство: куда же пропала Рита?
А Рита тем временем опасливо наблюдала за мужем. Тот ползал на коленях, платком накрывал, тушил горящие доллары, которые обвалились с повреждённой полки. Деньги пылали повсюду, но он почему-то тушил именно эту кучу тысячедолларовых купюр, которая оказалась на единственном выходе из огненной ловушки. Вид у него был безумный, он словно не ощущал боли ожогов, не замечал бушующего вокруг пламени, – тушил и подбирал обгоревшие меньше других зелёные бумажки, и у него их набралась полная горсть, сжатых пальцами, смятых, ни на что не годных. Он вдруг прекратил это занятие, и Рите стало страшно. Она не выпускала из руки пистолета Бориса, позабыв, что сняла предохранитель, и пятно луча лазерного прицела нервно заплясало на полу рядом с её ногой. Муж тяжело поднялся, выпрямился и перевёл взор с горсти скомканных обгорелых денег на неё. Рита затрепетала.
– Ты! Ты виновата! – прохрипел он и двинулся к ней. – Полгода я был здесь властителем земных страстей, помыслов. Никогда, никогда не испытывал такого счастья, не жил так полнокровно. Ты пришла, всё разрушила. Великие планы, надежды…
Он подступал, приближался, а она не имела возможности сделать и полшага назад: за спиной выстрелом пучка энергии была разворочена опора стеллажа, часть стеллажа обвалилась, перекрыла проход, – оттуда обдавало жаром, тянуло обжигающей лёгкие, удушающей гарью.
– Ты безумен, Артём! Не подходи ко мне!
– Ты, ты виновата! – прохрипел он с приступом неукротимой злобы и обеими руками схватил её горло, вместе с обгорелыми деньгами сдавил, стал душить.
– Артём! Опомнись!
Пятно лазерного прицела прыгнуло с пола ему на живот. Из-за громкого треска в ближайшем огне Рита едва расслышала выстрелы, – лишь сам собой в руке дёрнулся пистолет: раз, другой, третий. Она не помнила, как вырвалась, кинулась прочь, напугано откинула оружие. Налетела на обвал пылающих долларов, отпрянула и с замирающим сердцем бросилась обратно, быстро пробежала мимо мужа, который почему-то корчился на полу среди своих денег. Ей казалось, бежала долго, задыхаясь от разъедающего глаза дыма. И когда готова была отчаяться, смириться с неизбежной гибелью, вдруг очутилась у границы огня, там, где огонь наступал вглубь хранилища. Вырвалась из пламени и налетела на Бориса; а подхваченная его сильными руками, истерично прижалась к мужской груди. Её трясло, но он нежно обнимал, успокаивал какими-то словами.
– Поцелуй! – Она прошептала умоляюще, и сама со страстью впилась в его губы.
– Нашли место! – с хрипом сказал капитан, который выбрался из дыма. Он откашлялся и отплевался. – Нашлась?! Пошли отсюда!
Он стал всматриваться, куда же идти? Целуя Риту, Борис сделал ему рукой вращательное движение, и капитан понял: вентиляция! Вентиляционная система.
Борис полз первым. Знал, за ним точно так же пробирается Рита, за нею – капитан. Ползать по бесконечным трубам, расцарапывать локти, до дыр стирать в коленях штанины уже порядком осточертело. Раздражал дым, он всюду сопровождал их навязчивым спутником, окутывал, застилал глаза, вползал в лёгкие. Единственное, что с ним смиряло, – он легко опережал их, устремлялся к свободе, показывая, рано или поздно, они тоже выберутся наружу.
Дым стал редеть, как будто преодолевался последний участок. Так оно и оказалось, – впереди забрезжил падающий откуда-то сверху размытый свет. Голос Бориса в трубе прогудел, исказился, но его поняли правильно. Рита позади оживилась, начала проявлять нетерпение, впрочем, созвучное его собственному.
Горизонтальный участок трубы переходил в отвесное трёхметровое завершение. Извиваясь червем, Борис преодолел угол перехода, распрямился, поднялся на ноги. Выше была железобетонная коробка, через боковую решётку которой щедро струились солнечные лучи, – а прямо в нос ему ткнул штырь устройства высоковольтных разрядов последней ловушки. Как множество предыдущих ловушек, эта тоже не сработала. Понадобилось время, чтобы забраться ногами на штырь, от него дотянуться до края трубы, подтянуться и уже на локтях зависнуть в бетонной коробке. Лучи невыразимо приятно ослепили, а дремлющий в неге, залитый солнцем склон лысой горы за решёткой опьянил его. В памяти живо пронеслось то, что удалось преодолеть.
… Душный жар неудержимого наступления огня и дым, по едва различимому движению которого они удалялись от этого пекла в темноту между рядами с деньгами. Потом, с помощью иногда включаемого фонарика заметили в стене большие турбины. Лопасти вращались лениво: аварийные аккумуляторы истощались, – не составило труда удержать их, по очереди пробраться в кромешную, хоть глаз выколи, темноту. Фонарик высветил камеру за лопастями, – её наклонный пол клином сужался к зловещему зеву, куда плыли и неторопливо проскальзывали дымовые полосы. Он первым на четвереньках пробрался к зеву, и ему так и пришлось продвигаться впереди остальных. Вначале с напряжённым ожиданием ловушек, с опасением попасть в ловушку, но постепенно он перестал обращать на них внимания – все не работали. Мучил дым, но плыл вперёд, этим поддерживал надежду на спасительный исход…
И вот наконец-то они почти выбрались. В трубе под ним закашляла, резко дёрнула за штанину Рита. Даже мгновения бездеятельности Бориса раздражали её.
– Ну же?! – недовольно распорядилась она снизу.
И Борис с силой толкнул стальную решётку. Электромагнитный замок был отключён: хватило одного толчка, и с неприятным лязгом решётка откинулась, распахнулась, открыла выход на свободу. Грязный от пота, копоти и пыли, в ободранной и прожжённой одежде, он вылез в этот выход, с четверенек поднялся и встал, зажмурился на яркое, такое жизнелюбивое солнце. Сухой воздух, насыщенный запахами и звуками гор, изгонял из лёгких, из ноздрей и рта проклятый дым и до умопомрачения захотелось отыскать ближайший родник, припасть к холодной, живительной горной воде…
Вдруг резкая боль рванулась от затылка в мозг, затуманила глаза. У него получилось обернуться и на секунду устоять на ногах перед сержантом, – тот растерянно потёр ладонью рукоять сжатого другой рукой пистолета. Земля покачнулась, поплыла из-под ног, и, падая на сержанта, он пожалел, что теряет сознание.
– Помоги же?! – раздался за спиной приглушённый трубой и бетонной коробкой крик Риты.
И нехотя опрокидываясь в тошнотворную мглу, он глуповато-счастливо улыбнулся.