А.Гогун Сталинские коммандос Украинские партизанские формирования, 1941–1944

ВВЕДЕНИЕ

Несмотря на то что в условиях глобального распространения конфликтов слабой интенсивности опыт советской партизанской войны становится все более актуальным и востребованным, достойных обобщающих работ по этой теме не так уж и много.

До 1991 г. ученым приходилось работать в сложных условиях, но и демократизация не привела к исследовательскому буму в этой области в Восточной Европе. Ряд авторов публикуют свои монографии без ссылок на источники[1], в книгах других научность ограничивается внешними признаками[2].

Наиболее профессиональные работы по истории советской партизанской борьбы в последнее время изданы в Украине. Это две коллективные монографии архивистов: «Украина партизанская»[3], вышедшая в 2001 г., и совместная работа Анатолия Кентия и Владимира Лозицкого с любопытным названием «Война без пощады и милосердия»[4], опубликованная в 2005 г. Первая представляет собой содержательный справочник по основным украинским партизанским формированиям, вторая является лучшим на настоящий момент исследованием истории советских партизан. Все проблемы, которые изучаются в предлагаемой читателю работе, в книге А. Кентия и В. Лозицкого обозначены. Вместе с тем авторы в предисловии открыто заявляют о том, что «наиболее острые и горячие вопросы» истории партизанской борьбы в монографии не высвечиваются[5], и оставляют эту задачу для будущих исследований.

Ряд украинских и польских авторов опубликовали заслуживающие внимания работы по смежным вопросам или узким проблемам рассматриваемого явления[6].

В германской историографии[7] наибольшего интереса заслуживает монография Эриха Гессе «Советско-русская партизанская война 1941–1944 гг. в зеркале немецких военных сводок и приказов»[8], изданная в 1969 г. Среди достижений англоязычной историографии можно назвать написанный на основе немецких архивов и советских публикаций сборник статей под редакцией Дж. Армстронга «Советские партизаны во Второй мировой войне»[9]. На настоящий момент обе работы полностью устарели.

Любопытная книга Кеннета Слепьяна «Сталинские герильеро» вышла в 2006 г. в США[10]. В этой монографии используются документы из восточноевропейских архивов, но Украине уделяется второстепенное внимание, поскольку в УССР воевало меньшинство партизан СССР.

Та же самая характеристика относится и к работе смоленского историка Игоря Щерова[11].

Поскольку в представленной читателю монографии акцент сделан на изучении малоисследованных сторон истории партизанских формирований, данная книга — не «опровержение» упомянутых работ, а дополнение к ним.

Объектом исследования является советская партизанская война на территории Украины в 1941–1944 гг. Основная задача работы — дать многомерную картину этого противостояния, уделяя особое внимание его малоизученным аспектам. Важно выяснить специфику деятельности украинских партизан, ответить на вопрос: в чем проявлялась их «советскость»?

Широко распространен тезис о том, что едва ли не любые экстремальные общественные явления в ходе войны были вызваны самим фактом массового кровопролития. На обывательском уровне это выражается высказываниями вроде: «Это же была война!»[12] Отметим примитивность такого взгляда. В различные времена в разных культурах способы ведения войны существенно различались. Например, для междоусобных войн раджей в средневековой Индии, а также для противоборства сегунов и иных феодалов Японии в XIV–XVI вв. были присущи высокая степень регламентированности методов ведения боевых действий и наличие уважения к противнику. Сложно также охарактеризовать, скажем, войны князей-родственников (Рюриковичей) в средневековой Руси или религиозные побоища во Франции Нового времени. Очевидно, что различались методы ведения войны не только в разные эпохи и у разных народов, но и в разных общественных системах, у разных политических сил, и важно эти особенности выявлять и описывать.

Другой популярной точкой зрения является мысль о том, что все жестокости Второй мировой войны в Европе были вызваны целями Третьего рейха и нацистскими методами борьбы. На спорность такой посылки применительно к советско-германской войне указывает хотя бы то обстоятельство, что в СССР массовый террор проводился в значительных масштабах в то время, когда нацистского режима еще не существовало. Поэтому целесообразно поставить вопрос о том, насколько обе системы в ходе войны влияли на ее ожесточение. Ведущий российский исследователь нацизма Олег Пленков выразил распространенное мнение: «В рамках сталинской тоталитарной системы по-другому вести войну просто было нельзя, но, с другой стороны, в этом и заключался трагизм положения — иначе Вермахт было не одолеть»[13]. Поэтому важно попытаться дать и ответ на вопрос об эффективности коммунистических методов ведения войны на примере действий красных партизан.

При отборе материала особое внимание уделено истории деятельности партизан Сидора Ковпака и Алексея Федорова, возглавлявших, соответственно, Сумское и Черниговское (со временем — Черниговско-Волынское) соединения. Именно эти два партизанских вожака — к слову, украинцы по национальности — дважды удостоились высшей государственной награды — Звезды Героя Советского Союза. Кроме них, ни один партизан на всей оккупированной территории СССР не получил столь высокой официальной оценки своей деятельности. Их отряды были также базовыми соединениями для украинских партизанских формирований. Ковпак и Федоров были глубоко интегрированы в советскую систему власти до и после войны. Поэтому важно выяснить, были ли некоторые особенности советских партизанских формирований характерны и для «образцовых» партизан. Особенный интерес представляет также отряд (позже — соединение) под командованием Александра Сабурова, который был в числе первых украинских партизан, награжденных Звездой Героя Советского Союза. Никакое другое соединение, подчиненное Украинскому штабу партизанского движения (УШПД), не послужило базой для создания столь значительного количества самостоятельных партизанских отрядов и соединений. Своим коллегой Михаилом Наумовым Александр Сабуров был метко назван «инкубатором партизанского движения»[14]. Среди будущих задач исследователей — подробное изучение тех отрядов и соединений, руководство которых не удостоилось значимых наград, а, наоборот, подвергалось критике УШПД.

Украина как нельзя лучше подходит для прояснения обозначенных выше вопросов, причем не только из-за доступности источников. В годы советско-германской войны наряду с коммунистическими формированиями здесь существовало два массовых антисоветских партизанских движения — Украинская повстанческая армия и польская Армия Крайова. Поэтому возможности для сопоставления и сравнения на примере Украины лучше, нежели на примере, скажем, Белоруссии.

В работе автор пытался следовать общенаучным методам синтеза и анализа, индукции и дедукции, соблюдать принцип историзма и не забывать об объективности. К сожалению, ряд авторов даже и не пробуют преодолеть субъективность, личностные характеристики исследователей, выдумывают и культивируют разнообразные «северные», «южные» и «марсианские» «взгляды». Такие «специалисты» не стремятся смотреть на события давних лет из кабинета исследователя, а не из окопа. В этом случае научные и околонаучные круги являются точным слепком погрязшего в ксенофобии современного мира. Особенно часто «этническое» видение прошлого и окружающей гуманитарной реальности, «психология осажденной крепости» встречаются в исторических кругах Центральной и Восточной Европы, попавших из лагеря реального социализма в плен столь разноцветных шовинистических химер. Книга опирается на опубликованные сборники материалов[15], мемуаров[16], а также документов из архивов Германии[17], Украины[18], Польши[19] и России[20]. К сожалению, далеко не все соответствующие восточноевропейские архивохранилища и не все фонды доступны, наиболее сложная для историков ситуация сложилась в РФ.

Критика источников, в тех случаях, когда она необходима, проводится в ходе самого исследования[21]. Во введении же скажем о том, что все без исключения стороны противостояния в Украине в 19411944 гг. практиковали приписки в оперативных отчетах, преувеличивая собственные успехи в глазах руководства. В частности, читая отчеты Вермахта и полицейских структур, обычно крайне сложно определить, сколько человек среди обозначенных «уничтоженных партизан» на самом деле были партизанами, а не мирными жителями, да и не выдумка ли все это. Кроме того, обычно сообщения немецкой стороны о настроениях населения оккупированной территории Украины преувеличивают степень симпатии мирных жителей к захватчикам. Вызвано это двумя причинами: с одной стороны, нацисты считали себя освободителями, с другой — в своих отчетах «наверх» функционеры оккупационной администрации пытались представить себя грамотными управленцами, которые умеют ограбить и репрессировать население столь профессионально, что последнее за это даже остается им благодарно. Также важно оговорить, что ряд даже внутренних документов бандеровцев о партизанах может содержать неоправданно острые оценки: Центральный провод ОУН примерно с 1943 г. дал на места установку о сборе компромата на красных. Да и сведения самих партизан, в том числе вожаков, друг о друге нередко субъективны: ряд сообщений и докладных записок составлялся в конфликтные моменты. И только привлечение разнообразных источников, в которых информация об одних и тех же фактах и явлениях повторяется, может позволить создать по-настоящему правдивую картину деятельности красных партизан.

Перед тем как начать рассмотрение операций украинских партизан, необходимо коротко описать театр военных действий.

Между Первой и Второй мировыми войнами населенная украинцами территория была поделена между четырьмя государствами: Советским Союзом, Польшей, Румынией и Чехословакией.

Восточная и центральная часть Украины входила в состав СССР под названием Украинская Советская Социалистическая Республика (УССР).

Западная Украина — исторические регионы Волынь и Восточная Галиция (украинская Галиция) — входила в состав Польши.

Северная Буковина и Южная Бессарабия были частями королевской Румынии.

Закарпатский регион являлся частью Чехословакии.

В 1930-х гг. украинское население УССР подвергалось политике русификации, в Западной Украине — полонизации, в Северной Буковине и Южной Бессарабии — румынизации.

Наибольшим изменениям в период между двумя мировыми войнами подверглась советская Украина, где происходили те же социалистические преобразования, что и на остальных территориях Советского Союза: коллективизация, индустриализация и культурная революция, выразившаяся в том числе в терроре 1937–1938 гг. Традиционный уклад жизни большинства населения в несоветских областях Украины в межвоенное время, напротив, нарушен не был.

В преддверии и в ходе Второй мировой войны в Восточной Европе произошли территориальные изменения.

В конце 1938 и начале 1939 г. (вначале — в результате Мюнхенского договора, а потом в ходе полного уничтожения Чехословацкого государства) Закарпатская Украина вошла в состав Венгрии, где и оставалась до конца 1944 г. Западная Украина в ходе советско-польской войны в сентябре 1939 г. вошла в состав УССР в виде шести областей: Ровенская и Волынская (Волынь), а также Львовская, Дро-гобычская[22], Станиславская и Тернопольская (восточная Галиция).

В конце июня — начале июля 1940 г. Румыния уступила Советскому Союзу территорию Бессарабии и Северной Буковины. Большая часть Бессарабии, населенная преимущественно молдаванами, составила основу Молдавской ССР. Северная Буковина и южная Бессарабия вошли в состав УССР под названием Черновицкой и Измаильской областей[23].

На присоединенных землях начался многосложный процесс советизации. Наибольшее впечатление на местных жителей произвели две его составляющих: создание новой системы власти и начатые этой властью массовые репрессии.

О пришествии советских аппаратчиков беспартийный националист Тарас Боровец вспоминал со смесью гадливости и омерзения:

За 21 месяц правления коммунистов в 1939–1941 гг. с территории Западной Белоруссии и Западной Украины было депортировано в восточные районы СССР около 320 тыс. жителей. Количество арестованных, в том числе приговоренных к расстрелу, составило 120 тыс. человек. Таким образом, за неполных два года было репрессировано 3 % населения присоединенных областей[25]: «В Западной Украине большевицкая власть уничтожала в первую очередь активных общественно-политических деятелей, чтобы таким образом обезглавить народную массу и лишить украинское общество элементов организованной национальной жизни»[26]. «Когда Советы пришли, — рассказывал спустя много лет в советском лагере украинский националист Владимир Казановский диссиденту Михаилу Хейфецу, — они в нашем Бучаче забрали 150 человек. Всех, у кого образование было»[27].

В ходе территориальных изменений 1939–1940 гг. Украина приобрела почти современные границы[28]. По размеру УССР примерно сравнялась с Францией, а число жителей приблизилось к количеству граждан Италии.

На 1930 г. население, проживавшее на территории Украины (в современных границах), состояло на 75 % из украинцев, на 8 % из русских, на 6,5 % из евреев, на 5,4 % — поляков, белорусов насчитывалось 0,2 %, остальные — немцы, румыны, татары, греки и др. — составили около 5 % населения[29].

В целом это соотношение народностей сохранилось и до 1941 г.

В восточных и южных регионах УССР среди национальных меньшинств Украины доминировали русские, в Западной и Правобережной Украине — поляки и евреи.

На 1 января 1941 г. в УССР проживало около 40,3 млн человек, из которых 68 % — в селе и 32 % — в городах[30]. На начало советско-германской войны УССР, состоявшая из 23 областей, занимала 552 000 кв. км.

Летом-осенью 1941 г. немецкие войска заняли большую часть Украины. Киев был взят 19 сентября 1941 г. Самые восточные части УССР оказались под контролем нацистов летом 1942 г.

В 1941–1944 гг. территория Украины находилась под пятью видами управления.

Закарпатская Украина, занимавшая площадь 12,8 тыс. кв. км с населением 750 тыс. человек, с марта 1939 г. входила в состав Венгрии.

Северная Буковина и Бессарабия в 1941–1944 гг. вернулись в состав Румынии, где на их базе было создано два губернаторства — Бессарабия и Буковина. Также территория между Днестром и Южным Бугом была передана Гитлером под управление Румынии. Здесь возникла формально не входившая в состав Румынии провинция Транс-нистрия. Ее административным центром сначала был Тирасполь, а потом стала Одесса. Всего под румынским правлением оказалось около 55 тыс. кв. км территории[31], до 1941 г. входившей в состав УССР.

Украинская Галиция вошла в руководимое Гансом Франком генерал-губернаторство, столицей которого был Краков. В дистрикте Галиция (площадь — 45 554 кв. км), составлявшем 32 % от всей территории генерал-губернаторства, в начале 1943 г. проживало около 3,38 млн украинцев (от общей численности населения 4574 тыс. человек). В восточной части дистрикта Люблин (площадь — 26 560 кв. км) на 1940 г. проживало 440 тыс. украинцев, на юго-востоке и востоке дистрикта Краков (площадь — 28 691 кв. км) — 240 тысяч[32].

В начале 1943 г. генерал-губернаторство занимало площадь 142 тыс. кв. км. На этой территории проживало около 16,8 млн человек, среди которых украинцы составляли около 27 % населения (остальные — до 70 % поляков, 2 % немцев, евреев к тому моменту нацисты в основном уничтожили)[33].

Центральные, северные, южные и северо-восточные области УССР вошли в состав возглавляемого Эрихом Кохом рейхскомиссариата «Украина» (РКУ), к которому были также присоединены и южные области БССР. Административным центром РКУ стало Ровно. Территория РКУ формировалась по мере продвижения частей Вермахта в глубь Украины и передачи в его состав областей из-под управления военной администрации. Однако запланированного размера достичь не удалось в связи с приостановкой наступления Вермахта и началом контрнаступления Красной армии под Сталин-градом[34]. Площадь всего рейхскомиссариата достигла максимума в период с 1 сентября 1942 г. по начало 1943 г. и составила 339 тыс. кв. км с населением 16,91 млн человек. Это административное образование делилось на 6 генеральных округов (Generalbezirk): Волынь-Подолье, Житомир, Киев, Днепропетровск, Таврия, Николаев, которые, в свою очередь, состояли из областей (Gebiet), делившихся на районы[35].

Пять южных и восточных областей УССР на протяжении всего периода нацистской оккупации находились под контролем администрации Вермахта.

Наименьшей жестокостью правление отличалось на территориях, занятых не немцами.

В частности, на оккупированном румынами юго-западе Украины большинство населения находилось в целом в приемлемых условиях, что отмечал сотрудник «Восточного министерства» О. Мюллер 6 августа 1943 г.: «Обер-лейтенант Зелиновский из казачьего эскадрона 1/82 рассказывает… о своих впечатлениях, полученных во время его отпуска в район Киева. Он сообщает, между прочим, о партизанском движении: “Существует партизанское движение, которое частично ведется людьми, бежавшими из собственных домов во время поиска немцами рабочих (для отправки в рейх. — А. Г.). Причиной этого является грубое обращение с гражданским населением со стороны полиции и жандармерии, побои палками, насильственная депортация к неизвестной цели. (…)”.

В дальнейшем он в середине июля посетил территорию Трансни-стрии, переданную немцами румынам, и сообщает далее: “Партизанского движения здесь практически нет. Жизнь рабочих и крестьян протекает нормально, много лучше, нежели чем в остальных частях Украины. Свободная торговля идет без каких-либо ограничений с большим количеством всех продуктов, особенно еды, что облегчает возможность покупок рабочему населению”»[36].

Разницу в стилях правления захватчиков отмечал в отчете Н. Хрущеву и находившийся в немецком тылу секретарь подпольного Винницкого обкома КП(б)У Бурченко: «Граница [между немецкой и румынской оккупационными зонами] охраняется погранстражей. Для перехода через границу требуются пропуска. Существует даже “контрабанда” через границу. Так как румыны хуже организовали изъятие продуктов у населения, то через “границу” с “румынской” стороны поступают продукты питания — масло, крупы, соль и мыло, а в обмен с “германской” стороны население несет носильные вещи»[37].

Безвестный украинский националистический подпольщик в обзоре положения на территории Транснистрии в конце 1943 г. сообщал о пассивной лояльности населения румынским властям: «Коммунистическая деятельность незаметна. Листовок никаких. Время от времени большевики скидывают парашютистов. [Они] агитировали против [Русской освободительной] армии Власова. Попытка организации большевистских партизан в Березовском уезде вследствие провокации ликвидирована полностью»[38].

На востоке Украины, в зоне ответственности Вермахта режим был существенно жестче, чем на оккупированной румынами территории, но менее репрессивным, нежели на территории рейхскомиссариата Украина. Разница сказывалась, в том числе и на поведении местной коллаборационистской полиции. Это отмечал в письме в ЦК КП(б)У представитель Украинского штаба партизанского движения в Сумском партизанском соединении Иван Сыромолотный 6 января 1943 г.: «От Брянских лесов до Сарн в районных центрах было по 3–5 чел. немцев, но зато очень обильно местных полицейских. Этой сволочи в отдельных селах Сумской и Черниговской областей (Сумская и Черниговская области весь период оккупации де-факто находились под управлением Вермахта. — А. Г.) оказалось от 15 до 45–50 чел. Мы жестоко расправлялись с этой сволочью, потому что [они], как правило, обстреливали наши колонны на подступах к селам…

Были случаи, как, например, в районе Коропа и др. местах, десятки полицейских под руководством одного-двух немцев выступали против нас с боем.

Противоположное этому мы встретили в [южных] областях Белоруссии (входивших в РКУ. — А. Г.), здесь много сел, в которых совершенно нет полицейских, а старосты оказались советскими людьми и оказывали нам всемерную помощь…

Иное положение в настроении населения к немцам и нам[, например,] населения Житомирской области (входившей в РКУ. — А. Г.) (в сравнении с районами Черниговской и Сумской областей). Здесь население в своем большинстве (речь идет о Полесских районах) живет в лесах и готово взяться за оружие в любую минуту»[39].

Причины объяснены в аналитической записке органов госбезопасности УССР от 24 января 1943 г.: «В отличие от грабительской политики, проводимой фашистскими властями в тыловых местностях оккупированной территории, последние, чтобы завоевать симпатии населения, проживающего в непосредственной близости к линии фронта, в так называемой “военной зоне”, проводят более мягкий режим.

а) натуральные и денежные налоги в прифронтовой полосе взимались в значительно меньших размерах, чем в глубоком тылу. Ряд налогов, взимаемых оккупантами в тылу, в прифронтовой полосе совершенно не налагались.

б) Изъятие у населения продуктов, скота и в отдельных случаях имущества оккупанты производили через старост и местную полицию, скрывая свое грабительское лицо за спиной своих пособников.

в) Работающим на полевых и других работах в сельском хозяйстве выдавали по 10–16 кг зерна на месяц, чего не делается в тыловых областях.

г) Для создания видимости борьбы с грабежами и “незаконными” изъятиями со стороны немецких, итальянских и венгерских солдат оккупанты проводят по фактам грабежей “расследование”, выступая, таким образом, перед населением в роли защитников и благодетелей.

д) Разрешено населению праздновать религиозные праздники и в эти дни не работать, чего не делается в глубоком тылу, особенно в разгар полевых работ. (…)

В связи с такой политикой немцев, значительная часть населения, так называемой “военной зоны”, оказывает активную помощь оккупантам, затрудняя прохождение по этой зоне нашей агентуры, бежавших из плена военнослужащих Красной армии, выходящих из окружения, помогая немцам вылавливать партизан… (…)

Настроения населения оккупированной территории Харьковской, Киевской, Днепропетровской и тыловых районов Ворошиловград-ской областей в силу жестокой и грабительской политики немцев, отличаются резкой враждебностью к оккупантам»[40].

Меньше всего немцы притесняли украинское население генерал-губернаторства. Разница в режимах правления была заметна на примере Волыни, входившей в 1941–1944 гг. в рейхскомиссариат Украина, и Галиции, входившей в генерал-губернаторство. Большую часть советско-германской войны Галицию возглавлял губернатор Отто Вехтер, стремившийся на местном уровне добиться лояльности украинцев не только террором, но и экономическими методами, а также осторожной культурной политикой. По воспоминаниям главы коллаборационистского Украинского центрального комитета (УЦК) Владимира Кубийовича, Вехтер даже пытался отделить Галицию от генерал-губернаторства и в любом случае стремился к организации на местном уровне своеобразного «украинско-немецкого симбиоза»[41].

В 1941 г. сотрудник немецкой полевой комендатуры в Дрогобыче писал, что западные украинцы за два года советского владычества 1939–1941 гг. не забыли притеснений со стороны польского режима, а присоединение Галиции к генерал-губернаторству «привело к ощутимому разочарованию украинцев. Они не могут себе представить, что снова должны жить в одной административной области вместе с ненавидимыми ими поляками»[42]. Однако учитывая политику властей в РКУ, можно утверждать, что эти переживания были напрасными.

Один из сотрудников германского министерства по делам оккупированных восточных территорий Отто Бройтигам указывал в докладной записке в начале 1944 г. на контрпродуктивность свирепости администрации РКУ: «Рейхскомиссар Украины [Эрих Кох] оправдывает свою подвергаемую сильной критике политику притеснений тем, что она вызвана необходимостью наиболее эффективного хозяйственного использования [Украины]. (…)

Волынь и Галиция обе находились до начала этой войны под польским господством и были обе оккупированы Советами. Хозяйственная структура обеих областей в общем одинаковая. После ухода Красной армии Галиция перешла в административное управление генерал-губернаторства, Волынь — к рейхскомиссариату Украина. Работа началась при одинаковых условиях. Результаты были следующие:

В Галиции в 1943 г. было собрано 470 000 тонн зерна, на Волыни — 7000 тонн (т. е. в 67 раз меньше. — А. Г.). Галиция — совершенно замиренная область, в которой только в последнее время из-за приближения фронта стали заметны некоторые полностью войсковые партизанские группы. На Волыни, напротив, господствует всеобщее народное восстание. Разница последствий управления проявляется точно на границе обеих областей.

В то время как даже сейчас через Галицию можно просто проехать, проезд по дорогам Волыни возможен только под охраной. (…)

Поэтому выводы следующие:

1. Цель — покой и порядок в тылу борющихся войск и обеспечение безопасности снабжения — в Галиции достигнута, на Волыни не достигнута совершенно.

2. Хозяйственное использование Галиции полностью и совершенно удалось, хозяйственное использование Волыни провалилось.

Утверждение, что в рейхскомиссариате Украина проводимая политика успешна для выполнения хозяйственных заданий, неверно»[43].

К этому выводу был близок в своем отчете и командир 1-й Украинской партизанской дивизии Петр Вершигора: «В отношении галичан немцы проводили политику совершенно другую, чем по отношению к населению Полесья и Волыни.

а) Полное отсутствие массового террора и репрессий.

б) Снабжение населения товарами первой необходимости через потребкооперацию.

в) Довольно устойчивые деньги — злотый, курс которого немцы поддерживали на должной высоте.

Одновременно немцы ревностно оберегали Галицию от появления в ней партизанского движения, как советских партизан, так и банд У[краинской] п[овстанческой] а[рмии]. Крестьяне в Галиции в экономическом отношении жили хорошо»[44].

Человеком, руководившим РКУ, и, как показано выше, создавшим на подвластной ему территории нечто вроде «режима наибольшего благоприятствования» для партизан был рейхскомиссар Украины Эрих Кох, по совместительству бывший гауляйтером, т. е. партийным руководителем Восточной Пруссии. Товарищами по НСДАП в годы войны он был наделен кличкой «Второй Сталин». Еще раньше — в 1920-1930-е гг. — он получил прозвище «Эрих Красный»[45] за прокоммунистическую деятельность и леворадикальные взгляды. В годы Второй мировой войны Кох стал известен открыто выражаемой украинофобией, а также бахвальством: «Меня знают как жестокую собаку».

Таким образом, прослеживается четкая тенденция — чем менее жестоким по отношению к большинству местного населения было правление оккупантов на какой-либо территории Украины в 1941-1944 г., тем сложнее было красным партизанам там действовать, а то и просто выживать. Однако руководство советскими партизанскими формированиями на протяжении войны стремилось к развитию партизанской борьбы на всей без исключения территории УССР, а в ряде случаев — и за ее западными границами.