"Спасительный свет (Темная сторона света)" - читать интересную книгу автора (Чемберлен Диана)

ГЛАВА 23

Пол знал, что должен уклониться от сегодняшнего собрания. Он уже несколько минут сидел в машине перед домом Алека на засаженной деревьями улице, набираясь решимости войти внутрь. Кондиционер гнал ему в лицо поток воздуха. И на первых собраниях в «Си Терн» Пол чувствовал себя как-то неловко. А теперь Алек к тому же предложил провести очередное собрание здесь, в его доме, и Пол не понимал для чего.

Снаружи дом выглядел совершенно в духе Энни: желтый с белой отделкой, окруженный деревьями, с которых свисали бороды испанского мха. Дому было десять лет: Пол знал, что Энни и Алек построили его, когда практика Алека наконец стала доходной. У боковой стены стояла пара раскрашенных виндсерфингов. Дом стоял на заливе, в маленькой бухточке, именно так, как его и описывала Энни. «Закаты, Пол, краски. Они делают из тебя художника. Заставляют плакать».

Пол вздрогнул от неожиданного стука в боковое стекло автомобиля и, повернувшись, буквально в двух дюймах от себя увидел лицо Нолы Диллард. Он опустил стекло.

– Идемте, друг мой, – предложила она. Она пришла пешком. Должно быть, жила где-то поблизости.

Он открыл дверцу и выбрался наружу. Аромат ее духов перебивал запах залива, а заходящее солнце играло в фальшивом золоте ее волос.

– Я не был уверен, что это тот самый дом, – соврал он.

– Это именно он, можете не сомневаться. Если нет других признаков, то можно сориентироваться по парусным доскам.

У двери их приветствовала немецкая овчарка на трех ногах.

– Это – Трипод, – сказала Нола.

Пол погладил собаку по голове. «Собака и две кошки», рассказывала ему Энни. Не так уж много для ветеринара.

Индивидуальность, выделявшая дом снаружи, чувствовалась и в гостиной. Стиль Энни был виден во всем. Здесь не было набора традиционного для Аутер-Бенкс набора крепкой пляжной мебели, а была масса разнокалиберных стульев и диванов, обитых тканями с вызывающе ярким цветочным рисунком. Узорчатые ковры почти полностью закрывали полы, произвольно налезая друг на друга и образуя громадное уютное лоскутное одеяло. У Пола появилось ощущение, что он погрузился в объятия Энни.

– Ну, разве не чудесный вид? – Нола, все еще стоявшая рядом, показала в сторону окна, выходившего на залив. Закат уже начал раскрашивать небо, но внимание Пола привлекла соседняя стена. По всей высоте ее были разбросаны десять маленьких овальных окошек, украшенных витражами с женщинами в развевающихся одеяниях. На одном витраже женщина прикрывалась от солнца кружевным зонтиком, на другом – прогуливалась с борзой, на третьем – вдыхала аромат кроваво-красной розы.

– О Боже мой, – вырвалось у него. Он не знал – она ни разу не упоминала – о существовании этих окошек. – Это потрясающе!

– Угу, – согласилась Нола. – Она была очень талантливой дамой.

Пол мог бы провести весь остаток вечера перед этими овальными кусочками стекла, но Нола взяла его за руку и повела на кухню.

– Давайте поздороваемся с Алеком, – сказала она. Кухня тоже была насквозь пропитана Энни. Навесные шкафчики, рабочие столы, пол были абсолютно белыми, но стены почти сплошь состояли из окон с витражами, так что даже в приглушенном вечернем свете комнату заливали мягкие пастельные краски.

Алек стоял, склонившись над столом у мойки, и открывал бутылку вина. Увидев их, он улыбнулся.

– Привет, Нола, Пол. – Он коротко коснулся плеча Пола.

– Макрель была превосходная, – сказала Нола. Она поцеловала Алека в щеку, нежно коснувшись рукой его груди, так что у Пола по спине пробежали мурашки. Было ли между ними что-то? Как мог Алек, совсем недавно потеряв Энни, позволить другой женщине даже прикасаться к себе? А Нола еще к тому же смотрела на Алека с обожанием, которого тот, похоже не замечал. Пол предположил, что Алек, с его темными волосами, пронзительным взглядом голубых глаз и улыбкой, вызывающей удивление, поскольку кажется, что ни в каких обстоятельствах он не позволит себе ни малейшего легкомыслия, относится, по-видимому, к тому типу мужчин, который женщины находят привлекательным.

«Он такой чувственный», – сказала про него Энни во время первого интервью. Пол воспринял ее слова как предупреждение, намек на то, что на этот раз у него нет ли малейшего шанса на близость с нею. Позже он задавался вопросом, не пыталась ли она предостеречь саму себя?

Алек расставил на подносе несколько бокалов и вручил Полу бутылку.

– Поможете мне разлить?

– Конечно. – Пол старался, чтобы его голос звучал столь же бодро, что и голос Алека, но у него ничего не получилось.

Он принял бутылку из рук Алека и начал разливать вино, но его взгляд зацепился на белую декоративную полку между рабочим столом и навесными шкафчиками. Там, прямо перед его глазами, стояла маленькая голубая лошадка «клауазоне», которую он купил Энни в Нью-Хоуп. Пролив немного вина на поднос, он вынужден был поставить бутылку и дождаться, пока уймется дрожь в руках.

«Беби Блу». Она хранила ее все эти годы.

– Возьмете поднос? – спросил Алек, когда они с Нолой понесли в гостиную печенье и кукурузные чипсы.

– Конечно, – снова сказал Пол. Он раздвинул бокалы на подносе так, чтобы они не звякали друг о друга, когда он понесет его.

Он сел лицом к стене с овальными окошками, но свет снаружи быстро угасал, и со своего места он уже не мог различить изображений. Кроме того, ему приходилось принимать участие в общей беседе. В какой-то момент разговор вдруг переключился на него.

Алек сделал глоток вина и взял в руки папку с материалами по истории маяка, которые подобрал Пол.

– Замечательная работа, Пол, – сказал он. – Вы бесспорно заслужили право остаться в комитете.

Остальные согласились с этим. Брайен Касс только добавил, что хорошо бы добавить еще немного информации о Мери Пур.

– Мне нужно кое-что сделать для «Газетт», – сказал Пол, – но надеюсь, я смогу выбрать на следующей неделе какой-нибудь день, чтобы заскочить в Мантео.

– Можете не спешить, – сказал Алек. Он глубоко вздохнул и поставил свой бокал. – М-да, пожалуй, мне следовало подождать, пока все вы еще немного выпьете, прежде чем переходить к следующей теме. – Он взял другую папку. – Боюсь, что все кончено, друзья. Парковая служба приняла окончательное решение.

– О Боже! – воскликнула Сондра. – Они собираются его передвинуть?

Алек кивнул, а Уолтер Лискотт застонал и зарылся лицом в ладони.

– Прочитай, Алек, – сказала Нола.

Алек открыл папку. Будут проложены рельсы, работы начнутся в конце августа и закончатся следующей весной. Маяк поднимут, поставят на рельсы и передвинут на четверть мили вглубь суши. Пол не мог себе этого представить. Он не мог вообразить себе кисс-риверскую косу, погруженную в непроглядную тьму.

Уолтер встал.

– Это безумие! – воскликнул он. – Это чудовищная глупость!

– По-моему, это невозможно, – сказала Сондра. Брайен Касс покачал головой.

– Что до меня, то я считаю, если они передвинут маяк, его историческое значение пойдет ко всем чертям.

– А как насчет дамбы? – неистово жестикулировал Уолтер. – Почему, черт побери…

– Уолтер. – Алек говорил спокойным, рассудительным тоном. – Здесь не о чем спорить. Это жизненные реалии, с которыми приходится мириться.

Уолтер некоторое время молча смотрел на Алека.

– Извини, Алек, я вынужден покинуть этот комитет. Я не могу принимать участие в этой идиотской затее.

Он направился к двери, но Нола встала и схватила его за руку.

– Инженеры долго работали над этим, Уолтер. Тебе это известно. Ты знаешь, они не стали бы рекомендовать передвигать его, если бы у них было малейшее сомнение в том, что он…

– Это просто шайка мальчишек с огромной монтажной установкой, – прервал его Уолтер. – Они играют, ставят эксперименты над тем, во что не имеют право вмешиваться. – Он снова повернулся, чтобы уйти.

– Уолтер, – сказал Алек, – мы не хотим терять тебя. Если ты вдруг передумаешь, пожалуйста, не позволяй гордости встать на пути твоего возвращения.

Уолтер буркнул что-то себе под нос и вышел за дверь.

В комнате стало неожиданно тихо. Где-то на заливе вдруг взревел лодочный мотор, и трехногая овчарка тявкнула и перевернулась у ног Алека.

– Ну что, – сказал в конце концов Алек, – кто-нибудь еще хочет уйти из комитета?

Сондра Картер сложила руки на груди.

– Я хочу, но не уйду.

Алек продолжил собрание, рассказав о нескольких намеченных на ближайшее будущее публичных диспутах. Затем комитет перешел к обсуждению идей насчет сбора денег, но теперь, когда решение парковой службы придавило их свинцовой тяжестью, энтузиазм заметно поугас.

Собрание закончилось как-то скомканно около девяти, и Пол обнаружил, что ему не хочется уходить. Он отстал от всех, вытер пролитый лимонад с кофейного столика и отнес на кухню бокалы из-под вина. Он осторожно составил их в мойку, и его взгляд остановился на голубой лошадке. Он услышал, как Алек желает доброй ночи остальным гостям и вернулся в гостиную. Он подошел почти вплотную к овальным окошкам, но снаружи совсем стемнело, и композиции стали почти неразличимы.

– Дом был еще не достроен, когда Энни закончила их.

Пол обернулся, чтобы посмотреть на Алека, который стоял в дверях.

– Должно быть, она потратила на них целую вечность, – сказал он.

– На самом деле, нет. Сделав наброски, она очень быстро управилась с их изготовлением. Пойдемте на улицу. В это время гораздо лучше разглядывать их снаружи.

Пол вслед за Алеком вышел через входную дверь и подошел к боковой стене дома. Они стояли рядом на песке, и Пол зачарованно качал головой. Окошки ошеломляли.

– В ее работах меня потрясает реализм, – сказал он. – Можно поклясться, что эти женщины настоящие, и их платья окажутся шелковистыми на ощупь.

– Она специализировалась на этом, – сказал Алек. – Не думаю, что даже Том – парень с которым она работала – смог освоить ее технику.

Пол посмотрел на Алека, щеки которого были забрызганы фиолетовыми капельками света, падавшего из ближайшего к нему окошка.

– Разговоры о ней вас нервируют? – спросил Пол.

– Вовсе нет. Это одна из моих любимых тем. Пол пробежался пальцами по одному из окошек, наблюдая, как цвет просачивается на его кожу.

– В тот вечер, когда Оливия вернулась домой и сказала, что Энни О'Нейл умерла… я просто не мог в это поверить. Она была такой живой! Брать у нее интервью было одно удовольствие. – Пол подумал о пленках, которые он не мог заставить себя слушать.

– Да, в это действительно невозможно было поверить.

– Думаю, вы в курсе, что мы с Оливией не живем вместе.

– Да, она сказала мне. – Алек глянул на Пола. – Вы знаете, что она бы хотела совсем другого?

– Да, знаю. – Пол разглядывал изображение черноволосой женщины в белом одеянии, собиравшейся откусить яблоко. – Я один виноват в том, что все получилось так нескладно. Это целиком на моей совести. Когда я уходил, то был совершенно уверен, что поступаю правильно, но сейчас… Иногда я скучаю по ней, хотя все еще сомневаюсь, что у нас может что-то получиться.

– По крайней мере, у вас есть выбор. В этом я вам завидую. – Несколько секунд Алек молча разглядывал песок у себя под ногами, а затем фыркнул и посмотрел на Пола. – У меня какая-то неодолимая потребность прочитать вам лекцию, – сказал он. – У вас есть жена – красивая, умная, живая, и мне кажется, вы не понимаете, какой вы счастливый и как быстро можете потерять и ее… извините! У меня нет никакого права поучать вас.

– Ничего, – сказал Пол. – Думаю, что на вашем месте я чувствовал бы себя точно так же. Алек прихлопнул комара на руке.

– Пойдемте внутрь, – сказал он.

– На самом деле, мне уже пора. – Тон у Пола был неуверенный. Насколько он не хотел входить в дом Алека в начале вечера, настолько теперь ему не хотелось покидать его.

– Зайдите еще ненадолго, – предложил Алек. – Еще не так поздно, и моих детей нет дома. Составьте мне компанию.

– Я видел фотографии ваших детей в студии у Энни, – сказал Пол, когда они вошли в дом. – Ваша дочь – точная копия своей матери.

Алек засмеялся.

– Теперь уже нет. Она подстригла волосы и покрасила их в черный цвет. – Он перешел из гостиной в кабинет. – Заходите сюда, – позвал он.

Пол зашел в маленький кабинет. На письменном столе, повернутый к окну, стоял компьютер, а широкий рабочий стол, такой же как в студии у Энни, занимал половину противоположной стены. Стены были увешаны фотографиями, большинство из которых были семейными, снятыми на пирсе, на террасе дома, на берегу. Везде Энни выглядела счастливой и являла собой центр всей семьи, и Пол внезапно ощутил приступ ненависти к себе за то, что пытался разрушить все это, за то, что играл на ее слабости.

Он разглядывал фотографии детей Энни – Лейси и Клея.

– Она обрезала эти прекрасные волосы? – спросил он, качая головой.

– К сожалению, да.

Пол перешел к следующей фотографии и его передернуло. Загорелый седоволосый мужчина в костюме для тенниса стоял рядом с невзрачной рыжеволосой женщиной.

– А кто эти люди? – спросил он, хотя заранее знал ответ.

На письменном столе зазвонил телефон.

– Родители Энни, – ответил Алек, снимая трубку.

Он произнес в трубку несколько слов, и Пол вдруг почувствовал себя навязчивым. Он помахал Алеку и, изобразив губами беззвучное «спасибо», направился к двери кабинета, но тот поднял руку, жестом останавливая его.

– Подождите секунду, – сказал он Полу, а затем произнес в трубку:

– Я сейчас выезжаю. – Он дал отбой и взглянул на Пола. – Вы не слабонервный?

– Э-э-э… нет. Не думаю.

– Тогда поедемте со мной. – Алек взял связку ключей и направился к двери. – Рядом с Кисс-Ривер одну из диких лошадей зацепила проезжавшая машина. Возможно, вы сможете нам помочь.

Пол последовал за ним на улицу. Они зашли в гараж. Алек отпер шкафчик и достал оттуда саквояж с инструментами и что-то похожее на ружье.

Пол уставился на него.

– Вы собираетесь… вы думаете, что вам придется стрелять в нее?

Алек некоторое время изумленно смотрел на него, а затем широко улыбнулся.

– Транквилизатором, – сказал он. – Если необходимо уложить лошадь, я делаю инъекцию, а сегодня это наиболее вероятно, если только к нашему приезду она еще не умрет. Я не помню, чтобы хоть одна из них выжила после того, как попала под машину.

Пол сел в «бронко» рядом с Алеком и ружьем.

– Энни говорила, что теперь, когда жилые кварталы подступили близко к Кисс-Ривер, лошади пасутся близко к дороге, – сказал он.

Алек сдал «бронко» назад и выехал на улицу.

– Они думают, что трава посажена как раз для них. – Он сокрушенно покачал головой. – Осталось только десять лошадей. После сегодняшнего вечера их может стать девять. Мы расставили вдоль дороги предупреждающие плакаты, но некоторые люди все еще садятся за руль, забывая свои мозги где-то в другом месте.

Некоторое время они ехали молча. Пол подумал о том, что сказала бы Энни, если бы увидела эту сцену: они с Алеком, едущие на Кисс-Ривер как старые приятели, с ружьем, покоящимся между ними?

– Вы начали рассказывать мне о родителях Энни, – нарушил молчание Пол.

– Ах, да. – Алек включил кондиционер. Наступление ночи нисколько не смягчила жару, стоявшую днем. – Ее отец уже умер, а мать по-прежнему живет в Бостоне, где Энни выросла. Не знаю, почему я все еще держу в кабинете их фотографию. Энни настояла на том, чтобы мы ее повесили, но что касается меня, то ее вполне можно было бы выбросить в залив.

Даже в темноте на лице Алека было заметно напряжение.

– Она упоминала, что происходит из очень богатой семьи, – подтолкнул Пол.

Алек коротко глянул на него.

– Она так сказала? – Он покачал головой. – Действительно у них были деньги, но с тех пор, как мы поженились, Энни не видела ни гроша. Они лишили ее наследства.

Пол почувствовал, что весь покрылся потом. Он повернул одну из вентиляционных решеток кондиционера так, чтобы поток воздуха дул прямо ему в лицо.

– Но почему? – спросил он.

– Мои родители владели маленькой ирландской пивной в Арлингтоне – не слишком доходное предприятие – и я думаю, сын бармена был недостаточно хорош для их дочери-аристократки. – Алек говорил тихо, но твердо, однако Пол почувствовал его боль. – Они сказали, что я – «белая шваль».

Пол отвернул голову к окну. Значит Энни вышла замуж за Алека совсем не потому, что хотела ублажить своих родителей. Она бросила Пола ради человека, который нравился им не больше него самого.

– Вон кисс-риверский маяк, – сказал Алек.

Пол взглянул вперед, в темноту ночи и через несколько секунд тоже увидел его. «И раз, и два…» Так знакомо. Так постоянно. Так…

– О Боже мой, – сказал он.

– Что такое?

– Что будет с маяком, когда они начнут его передвигать?

Алек улыбнулся.

– Я сам думал об этом. Ощущения не слишком приятные, правда? – Он повернул «бронко» на узкую дорогу, ведущую к Кисс-Ривер, и наклонился вперед, вглядываясь во тьму. – Вот и они, – сказал он.

Пол заметил рядом с дорогой двух женщин, махавших им своими фонариками. Алек съехал на песчаную обочину. Он вручил ружье Полу, и они вышли из машины. Алек нес саквояж с инструментами и фонарик. Женщины подошли к нему.

– Это один из жеребят, Алек, – сказала та, что повыше. – Когда мы звонили тебе, он лежал на земле. Сейчас он поднялся, но сильно хромает. – Она показала на поросший лесом участок сбоку от дороги, и Пол разглядел темный силуэт молодой лошади.

Алек поставил саквояж с инструментами и уперся руками в бедра, осмысливая ситуацию.

– Где табун? – спросил он.

– По другую сторону дороги. – Женщина повыше взглянула на Пола. – Меня зовут Джули, – представилась она.

– Пол Маселли, – назвал себя Пол. Алек коснулся плеча другой женщины.

– А это – Карен.

– Похоже, автомобиль задел его крылом. Парень, который сидел за рулем «мерседеса» – ни больше ни меньше – сказал, что жеребенок сиганул ему на капот и разбил ветровое стекло. Он получил глубокую рану с левой стороны.

Алек посмотрел в сторону лошади.

– Ну, ладно, приятель, – сказал он спокойно, – давай посмотрим, как ты ходишь.

Они все стояли, ожидая, чтобы жеребенок двинулся, но тот стоял как вкопанный. Он поднял голову и смотрел через дорогу, где в темноте резвился табун. Свет маяка каждые несколько секунд выхватывал их из мрака ночи. «Какие они огромные, – с некоторым трепетом подумал Пол, – страшноватые». Он вспомнил предостережение Энни держаться от них подальше.

– Они совсем дикие, – говорила она, – и могут быть очень недружелюбными.

Жеребенок наконец сделал несколько неуверенных шагов, явно оберегая переднюю левую ногу. Затем он остановился среди деревьев в одиночестве и заржал – вернее, заплакал, – издавая звуки, которые было больно слушать.

Алек взял из рук Пола ружье и отдал ему фонарик.

– Вы не могли бы посветить сюда, Пол? – попросил он, опускаясь на одно колено, чтобы зарядить ружье чем-то, что он извлек из саквояжа. Затем он встал. – Светите на него, – сказал он, а Пол и женщины направили лучи фонариков на окровавленный бок животного, тогда как Алек тихо двинулся в его сторону.

Пол глянул через плечо на огромных лошадей, присутствие которых ощущалось по другую сторону дороги, прямо напротив того места, где он стоял. Без Алека Пол чувствовал себя довольно неуютно.

Алек медленно поднял ружье к плечу и выстрелил. Жеребенок взбрыкнул и издал жалобный вопль. В ответ с другой стороны дороги послышалось тихое ржание, и Джули с Карен посмотрели на табун.

– Лучше я пригляжу за ними, – сказала Карен, отходя к дороге, – а вы оба поможете Алеку.

Пока не подействовал транквилизатор, делать было особо нечего. Они втроем наблюдали, как напуганный жеребенок таращится в их сторону.

– Как поживаешь, Алек? – Джули нарушила молчание через пару мину. В голосе ее звучали тепло и дружеская забота. Подобные вопросы, когда их задают старым друзьям, подразумевают гораздо больше того, что сказано.

– Я в порядке, – ответил Алек, – все так же. Еще несколько минут прошли в полном молчании.

Жеребенок вдруг упал на колени, а затем повалился на бок.

Алек поднял саквояж с инструментами.

– Давай посмотрим, что у тебя там, – сказал он, когда они направились к жеребцу.

Джули села на землю и положила голову животного себе на колени, а Пол стоял над ними, держа фонарик так, чтобы Алеку хватало света, и нервно поглядывал в сторону дороги. Как Карен собирается удержать этих лошадей, если они вдруг решат защитить одного из своих?

Алек тщательно прошелся пальцами по ногам животного, уделив больше всего внимания ноге, на которую жеребенок боялся ступать.

– Удивительно, – сказал он, – ничего не сломано. Но, конечно, какое-то время это будет болеть. – Он медленно ощупал туловище лошади. – Ни одного сломанного ребра. И, надеюсь, внутренних повреждений тоже нет. – Он переключил внимание на зияющую рану. – Похоже, это самая большая проблема. Пол, посветите, пожалуйста, сюда.

Пол кинул взгляд через дорогу и неохотно опустился на колени. Он почувствовал себя беззащитным. Если сюда ринется весь табун, им придется плохо.

Он направил свет фонарика на ужасную рану. Она была довольно глубокая и не менее восьми дюймов в длину. Алек промыл ее раствором, который достал из саквояжа.

– Вы собираетесь ее зашивать? – спросил Пол. Алек кивнул.

– Если бы была зима, я оставил бы все, как есть, но в такую жару мухи наверняка доберутся до нее.

Пол не был уверен, что выдержит это зрелище. Он не знал, на что соглашался, когда Алек спрашивал, неслабонервный ли он.

Алек еще некоторое время копался в саквояже с инструментами. Затем он взял у Пола фонарик и вручил его Джулии.

– Вам, Пол, придется сдвинуть и подержать края раны, пока я буду их сшивать, договорились?

– Угу. Вы покажете мне, как?

Алек продемонстрировал, и Пол повторил его движение, вздрогнув, когда тот начал шить.

– Как поживает твоя малышка, Джули? – спросил Алек, не отрывая глаз от своих рук.

– Она уже не малышка, – ответила Джули. – Мы не общались с тобой столько времени, что она успела вырасти. Теперь она настоящая чертовка. Во всем.

Джули рассказывала о маленьком ресторанчике, управляющей которого она была, а Алек – о том, что Клей в следующем месяце собирается в колледж.

Пол прислушивался к их болтовне и чувствовал, как приятно им общаться друг с другом. Несмотря на работу, которой был поглощен Алек, голос его звучал так спокойно, так уверенно, что Пол почти забыл о лошадях по другую сторону дороги.

– Я совсем не была уверена, что стоит тебе звонить, – сказала Джули после короткой паузы. – Я знаю, что последнее время ты не работаешь.

– Я рад, что ты позвонила, – сказал Алек.

– Должна тебе сказать, что я хорошенько подумала, прежде чем сделать это. Но здесь просто больше нет никого, кому бы я доверила этих четвероногих паршивцев.

Алек взглянул на нее с улыбкой.

– Что до этого, то он собирается выкарабкаться, Джули.

В молчании Алек закончил операцию. Пол сдвигал пальцы вдоль раны вслед за иглой Алека. Напряжение отпустило его. Пока Алек был рядом, лошади по другую сторону дороги казались безобидными. Ему показалось, что он наконец понял: не было ничего таинственного в том, что Энни оставила его ради Алека. У нее не было никакого скрытого мотива, никакого тайного замысла. И она не делала уступки своим родителям. Он вполне мог представить себе Алека и Энни, с ее потребностью чувствовать, что ее любят и лелеют, что она защищена и в безопасности. Алек отвечал ее потребностям, не прилагая к этому никаких усилий.

Пульсирующий свет маяка, казалось, замедлялся на несколько секунд, задерживаясь на руках Алека, прежде чем снова раствориться в темноте. Его пальцы вдруг застыли, игла зависла над раной, и Пол, подняв глаза, обнаружил, что Алек пристально смотрит на него.

– С вами все в порядке? – спросил Алек, когда над ними снова взметнулся мягкий белый свет.

– Да, – ответил Пол, опуская глаза на жеребенка. Что такое прочитал Алек на его лице, спрашивал он себя.

«Да, – подумал Пол, – ты победил. Она была твоей, а не моей. Она любила тебя, а не меня. Ты победил, Алек. Честно и по справедливости».