"кампа - допотопная сказка" - читать интересную книгу автора (хорошун александр)

 Часть первая 

 .

 Краткое содержание первой главы.

 Два брата историка, живущие в разных странах, встречаются для совместного изучения сенсационной находки, которая держится в секрете от мировой общественности, по вполне понятным причинам.

 Полеты во сне и наяву

Все подчиняется времени, и только время никому не подвластно, хоть ты закрывай окна, двери, оно знай себе бежит, спешит, отсчитывает отведенные тебе минуты жизни. И никто не может управлять его бегом, разве только…. 

Есть на планете такие места, которые могут управлять временем по своему усмотрению. Они то добрые, то злые волшебники, умеющие чарами и колдовством сжать, спресовать час в минуту. Или при помощи чар и страшных заклинаний растянуть туже минуту до размеров часа. Все зависит от настроения волшебника, он и только он разыгрывает пьесу, а все попавшиеся ему в сети, актеры или зрители. Все зависит от того, в какой роли вы оказываетесь в таком волшебном месте. Этот волшебник маг и чародей, управляющий ходом времени, называется зал ожидания аэропорта. Все его волшебство зависит только от вас, спешите улететь, или ожидаете прилета, и тогда бег времени способен сжиматься и растягиваться до невероятных размеров. Большое может спресоваться в малое или растянуться до размера большого. Вероятно каждый попадал в подобные ситуации и нет на свете ничего хуже, чем ждать и догонять. Зал ожидания аэропорта - это целый театральный мир, он переполнен морем чувств, эмоций и душещипательных сцен, которыми природа щедро наделила человека. Растаёмся, прощаемся - значит грустим и печалимся, что не всегда это обходится без слёз. Встречаем - значит восторгом и радостью наполняем свою душу, от этого эмоции слезинкой радости выплёскиваются через край. Всё видел зал ожидания, все чувства смешал он в одном бокале, словно бармен в баре аэропорта. Коктель из чувств и эмоций, слезинки счастья, плюс слезинка печали и получится отличный чувственный напиток. Взбивает бармен времени коктель эмоций, крутится он, смешиваясь и соединяясь в единое море чувств. Тоже самое происходит и с пассажирами, они крутятся словно белка в колесе, одни прилетают, вторые улетают, кто-то встречает, кого-то проважают. Потоки, движущиеся в различных направлениях, то сходятся, то расходятся, кругом царит суета и оживление. Понаблюдав за всей этой круговертью, можно нечаянно подсмотреть очень трогательные и занимательные сценки из повседневной жизни аэропорта. Аэропорт - это помимо всего прочего не только театр эмоций и властелин времени, он ещё и ненасытный монстр, способный проглотить пасажира вместе с багажом. Своим всевидящим оком просветить его насквозь, проверив документы и досмотрев багаж, отправить из одной точки земного шара, в другую. Он царь и бог, которому повинуются огромные стальные монстры, способные взлетев выше облаков, доставить вас из пункта А в пункт Б, как в учебнике из школьной программы. Садишься в такого стального монстра, допустим в Х часов по местному времени, а выходишь в другом временном измерении, в другой стране мира, может даже на другом континенте. Смотришь на часы, летел 4 часа, а разница между домашним временем и местным отличается на 2 часа, вот и получается, что властелин времени подарил тебе несколько лишних часов, и ты помолодел на 2 часа. Но если лететь в другую сторону, можно не досчитаться этих нескольких часов, и это конечно обидно. Кому не хочется быть моложе. Вот было бы здорово лететь вокруг земного шара, не оглядываясь назад, зная, что с каждым новым витком вокруг планеты, ты становишься моложе. Но к сожалению, всё это заоблачные фантазии. Хотя помечтать ни когда не вредно, а иногда даже полезно, и такие мысли не такая уж и большая редкость, они часто посещают умы тех, кто хоть раз попал в колдовские сети хозяев времени. А таких волшебных мест на нашей матушке планете насчитывается огромное множество, по крайней мере не одна сотня. Не стал исключением и международный аэропорт столицы Украины. Кто еще там не был, немедленно отправляйся туда, садись в самолет, удобнее устраивайся в кресле могучей птицы, пристегнись ремнями безопасности и в путь. Незабывай только улыбаться в ответ подарившей тебе лучистую улыбку обворожительной стюардессы. А если одеть наушники, и включить музыку, закрыть глаза, и ни очём не думать, то может показаться, что ты словно в сказке перепрыгнул временной барьер. Промчался над лесами, над полями, перепрыгнул горы и реки, моря и океаны, чем не сказочный Иван царевич мчащийся верхом на сером волке. А может это ковёр самолёт старика Хоттабыча вознёс тебя выше облаков, унося в чарующий мир приключений. Если бы всё это было так, вот бы было здорово. Но так здорово не было. Была обычная, банальная причина, которая вынудила Бориса Федовоича Черепкова купить билет на самолет, и называлась она «командировкой». Нежданно-негаданно пришлось отложить все дела и окунуться в суету, оформить визу, а за одно в форсированном порядке переоформить загран паспорт, который оказался просроченным. Так что несколько дней Борис крутился на одной ноге, кто сталкивался с подобным, тот хорошо представляет, что это такое. В общем бег по инстанциям окончательно выжал все соки. Но труды не пропали даром, всё сложилось благополучно, везде успел, справился, уладил, сложил дорожную сумку и обессиленный свалился в кровать, в надежде, что ночь принесёт отдых, покой, успокоит нервы, вернёт растраченные силы. Ночь перед вылетом не принесла успокоения, организм заведённый суетой последних дней вышел из под контроля, в голове всё перемешалось, мозг, будто заведённая машина, прокручивал и переваривал события прошлого, перемешав их с переживаниями предстоящей поездки. В голове роились и жужжали страхи, образы да смутные сомнения. А вдруг что-то забыл, что-то не так сделал. А если просплю и опоздаю. А что если такси не приедет. А если пробки, заторы на дороге, и так до бесконечности. Все эти если бы да кабы окончательно прогнали сон, который превратился в сплошное ёрзанье по кровати. Окончательно разуверившись в том, что возможно уснуть, пришлось встать, поставить чайник и заварить себе крепкого душистого чаю. Чай расслаблял, тонизировал и успокаивал, всё будет хорошо, будто заклинание твердил он сам себе, сейчас выпью чаю, расслаблюсь, можно будет хотя бы минут 10 почитать что нибудь лёгенькое, а чтобы не проспать, нужно поставить ещё один будильник. И лучше, если поставить его по-раньше, чтобы спокойно встать, собраться, все перепроверить, и со спокойной душой и чистым сердцем отправиться в дорогу. Не зря мама в детстве мне всегда говорила: спишь-спишь, а затем бежишь, всех людей сбиваешь. Взяв самую большую железную кастрюлю и ещё один устрашающего вида будильник с громоподобным боем, Борис хладнокровной рукой взвел механизм бомбы замедленного действия. Удобно устроившись в кровати, с первой попавшейся книгой, принялся морить сон чтением. Кастрюля с тикающим в её чреве будильником стояла рядом, на тумбочке у изголовья. Будильник в кастрюле, это лучшее изобретение человечества, память из далёких студенческих лет. С помощью этого нехитрого приспособления, удавалось просыпаться в любом состоянии. Даже, когда приходилось зубрить и грызть гранит науки ночи на пролет во время сессий, перед экзаменом. Эта адская машинка способна была даже мёртвого студента оживить и поднять с постели. Раскрыв книгу, принялся за чтение. Первая попавшаяся книга оказалась зачитанной до дыр мифологией древней Греции. Нет, нет - сказал себе внутрений голос, греков не хочу, возьми что нибудь другое. Пробежался глазами по полкам, взял другую книгу, но к сожалению у историка в большинстве своем были только исторические книги. Итак раскрыв книгу «Семь чудес света», он начал читать. Молдавский ученый Николай Спафарий, записывая в своем трактате о семи чудесах света, пишет следующее. «Седмь чудес вселенныя: Пирамидес, сиречь высочайший столп во Египте. Столп маяк во Фаре, во Александрии. Церковь Артемиды во Ефесе. Гроб Маусола. Колосос, или кумир родийский. Кумир Зевсов Олимбиа. Лавиринф в Крите. Стена вавилонская».

-Пху, - сплюнул Борис, - разве можно уснуть под такое легенькое чтение.

Полистал книгу, нашел следующее описание по-нашему, по-славянски. Пишет Семен Полоцкий, он описал семь чудес древнего мира, где вместо «висячих садов» в Вавилоне упомянута стена, ограждающая Вавилон: «В стране Египта - пирамиды бяху, зданием дивным весь мир удивляху. Тамо и Форос пирг предючный бяше, иже огонь в себе видну выдержаше. Третье чудо Олимп содержаше с кости слоновы Диев образ бяше, только чудно хитрцем изваянны, даже подобной в мире невиданны. Четвертый миру див, Колосс реченный муж в граде Родис с меди сотворенный, толь велий Атлант даже корабли ходжаху между ног его, а щегл не спрятаху. Пятый в Ефесе бяше храм Дианы в двести двадесят лет едва созданны. Шестой в Карии гроб Мавзолов бяше. Сеьмой во Вавилоне окрест града сены, в седьмое диво от мудрых сочьтены. А восьмое чудо…….».

- Брось эту книгу и ложись спать, - с этими словами Борис выключил свет.

 Но сон не шел. Это все из-за этих семи чудес «бяшухи их в перебяше», снова включил свет. Хорошо в Греции – там все есть, а в прошлом было еще больше. Почему люди так любят изучать свое прошлое, свою и чужую историю, мифы, легенды, предания старины глубокой. Наверняка потому, что человек, который упал, любит оглянуться на место своего падения. Но чтобы уснуть лучшего средства, чем книга не существует. С такими мыслями он погрузился в чтение Греческой мифологии.

 Происхождение мира богов.

В начале существовал лишь вечный, безграничный Хаос. В нём заключался живой источник мироздания. Всё возникло из Хаоса, весь мир и бессмертные боги. Из Хаоса, источника жизни, родилась могучая сила, всё оживляющая любовь-Эрос. Безграничный Хаос породил вечный мрак и тёмную ночь. А от ночи и мрака произошли вечный свет-Эфир, и радостный светлый день разлился по миру. Ночь и день стали сменять друг друга, породив мириады планет. Тогда же проросла из планеты Земля богиня по имени Гея, дающая жизнь всему, что живёт и растёт на ней. Далеко под землёй, так далеко, как далеко от нас светлое небо, в неизмеримой глубине родился мрачный Эреб-ужастная бездна, полная вечной тьмы. Там же поселился старик Тартар в окружении свиты мрачных видений. Из своего чрева богиня земли Гея породила сына Урана, бога неба. Во всю ширь раскинулось беспредельное небо над могучей землёю. Гордо поднялись к нему высокие горы и широкое вечно шумящее мореЕОРЫ небо—УРАНА. Матерью землей рождены небо, горы и море, и нет у них отца. Уран - небо воцарился в мире, и вскоре он взял себе в жены благодатную землю. Шесть сыновей и шесть дочерей могучих титанов родилось в этом бракеры, и МОР у бога неба Урана и богини земли Геи. Их сын, титан Океан, обтекающий, подобно безбрежной реке всю землю и богиня Тефида породили на свет все реки, которые катят свои волны к морю, и морских богинь океанид. Титан Гиперион и титанида Тейя дали миру солнце-Гелиоса, луну–Селену, румяную зарю-Эос, все звезды, которые горят в темном ночном небе, и все ветры: северный Борей, восточный Эвр, южный Нот и ласковый ветер Зефир, несущий обильные дождем тучи. Кроме титанов, породила могучая Земля трех великанов-Циклопов с одним глазом во лбу, и трех громадных, как горы, сторуких великанов Гекатонхейров, названных так потому, что сто рук было у каждого из них. Против их ужасной силы ничто не может устоять, их стихийная сила не знает предела. Возненавидел бог Уран своих детей-великанов, в недра земли, в глубокий мрак, заключил их, и не позволял выходить на свет божий. Страдала мать Земля, ее давило это страшное бремя заключённое в ее недрах. Вызвала она своих детей, титанов, и убеждала их востать против отца, но все отказались. Только младший из них, коварный Крон-всепоглощающее время, оскопив отца, отнял у него власть и низверг его с высот Олимпа. От этого в мире родилиго отца инийторому -Эреб.ся сонм ужасных божеств: смерть, раздор, обман, уничтожение, сон с роем мрачных тяжелых видений, отмщение за преступления и много других. Ужас, раздоры, обман, борьбу и несчастье внесли эти боги в мир, где воцарился на троне своего отца тиран. Крон не был уверен, что власть навсегда останется в его руках, он боялся, что и против него восстанут его же собственные дети и обрекут его на туже участь, на какую обрек он своего отца Урана. Он боялся своих детей, и повелел своей жене Рее приносить ему рождавшихся детей и безжалостно проглатывал их в свою утробу. В ужас приходила титанида Рея, видя судьбу своих детей. Уже пятерых проглотил ненасытный тиран: Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона. Несчастная царица Рея не хотела потерять и последнего своего ребенка. По совету своих родителей она удалилась на остров Крит, и там, в глубокой пещере, у нее родился сын Зевс. В этой пещере Рея скрыла своего ребенка от жестокого отца, а ему дала проглотить вместо сына круглый камень, завернутый в пеленку. Крон даже не подозревал, что был обманут своею женою, будто куриное яичко поглотил этот камень в свою утробу. А Зевс тем временем рос на острове Крит, нимфы, Адрастея и Идея, лелеяли маленького Зевса, вскормили его молоком божественной козы Амалфеи. Пчелы носили маленькому Зевсу мед со склонов высокой горы Дикты. У входа же в пещеру эфирные нимфы ударяли в щиты мечами всякий раз, когда маленький Зевс плакал, чтобы не услыхал его плача тиран Крон и не постигла бы его участь братьев и сестер. Вырос и возмужал прекрасный и могучий бог Зевс. Он восстал против своего отца и заставил его, вернуть проглоченных им детей. Они начали борьбу с Кроном и титанами за власть над миром. Ужасна и упорна была эта борьба, на их сторону стали многие из титанов, а первыми-титан Океан и дочь его Стикс с детьми. Опасна была эта борьба для богов-олимпийцев, могучи и грозны были их противники. Но Зевсу на помощь пришли Циклопы, они выковали ему громы и молнии, их метал Зевс – олимпиец, швырял в титанов. Борьба длилась десять лет, но победа не склонялась ни в ту, ни в другую сторону. Наконец, решился Зевс освободить из недр земли сторуких великанов-Гекатонхейров, он позвал их на помощь. Ужасные, громадные, как горы, вышли они из недр земли и ринулись в бой. Они отрывали от гор целые скалы и бросали их в титанов. Сотнями летели скалы навстречу титанам, когда они подступали к Олимпу, стонала земля, грохотом наполнялся воздух, все кругом колебалось, огонь охватил всю землю, моря кипели, дым и смрад заволокли небо и землю густой пеленой. Даже Тартар содрогался от этой борьбы. Наконец, могучие титаны дрогнули, их сила была сломлена, они были побеждены. Олимпийцы сковали их цепями и низвергли в мрачный Тартар, в вековечную тьму. У медных несокрушимых врат Тартарары на стражу стали сторукие Гекатенхейры, стерегут, чтобы титаны снова не вырвались на свободу. Власть титанов в мире миновала. Победили олимпийцы своих врагов, никто больше не мог противиться их власти, теперь они могли спокойно править миром. Самый могущественный из них, громовержец Зевс, взял себе небо, Посейдон-море, Аид-подземное царство душ умерших. Земля же осталась в общем владении. Хотя и поделили сыновья тирана Крона между собой власть над миром, но все же над всеми ими царит повелитель неба Зевс; он правит людьми и богами, он ведает всем в мире…….

 Все смешалось в сознании, все эти Зевсы-Аиды, Тифоны-растифоны, все четыре колеса колесницы бога солнца Гелиоса. Греческие мифы плавно выскользнула из обессиливших рук, глаза слиплись, сонная рука уронила книгу, а тело блаженно растянулось на кровати. Гипнос, бог сна, овладел сознанием, окутал своим сонмом пуховых покровов. Где-то далеко-далеко проплывали цветные видения сотканные из радужных нитей, одни были расплывчаты, другие только подобия образов и светотеней. Гигантская стальная колесница бога Сонца, мчащаяся по небу на огромной скорости, блистала в лучах яркого заоблачного света. Ровный монотонный гул реактивных турбин. Летчик Гелиос сидящий за штурвалом, и такая же прекрасная стюардесса, розовоперстая Эос, улыбающаяся своей обворожительной улыбкой, катит на тележке прохладительные напитки, конфеты да печенья, предлагает пассажирам отведать божественный нектар.

-О, нектар, нектар напиток богов, - довольно выкрикивают пассажиры, наслаждаясь его божественным вкусом.

Но как только доходит моя очередь, а рука сама тянется к нектару, стюардесса со всей своей обворожительной улыбкой обьявляет.

- Мы приветствуем вас на борту колесницы бога Солнца. Полет проходит нормально. Высота 10 тысяч стадий над землей.

- Каких еще стадий, дайте нектара, - требуют пассажиры.

И только теперь в сознании закрадывается смутные догадки:

 - кто эти пассажиры? - минуту назад казавшиеся чуть ли не друзьями и знакомыми, а теперь оказалось, что это даже не тени, не призраки, а самые настоящие одноглазые Циклопы и сторукие Гекатонхейры.

 -Да где я собственно говоря нахожусь, - думаешь ты и начинаешь выглядывать в окно иллюминатора. А иллюминатора то никакого и нет, голова буквально вываливаеться наружу, а там прямо пред глазами раскинулось бескрайнее звездное небо и высокий 40 главый Олимп, искрящийся в закатных лучах солнца. И владыка неба, могучий Зевс-громовержец, мечущий свои перуны да молнии во все стороны света. И тут же яркая вспышка пронзает колесницу солнца, вздрогнув корпусом, она завалившись на крыло, начинает падать, оставляя за собою широкий, дымный след, мчится прямо в бездну Тартарары. А затем происходит что-то совершенно необьяснимое: лучезарный Гелиос и розовопестрая стюардесса выбрасиваются с парашутом, а все остальные падают в безликую бездну, приближающуюся с огромной скоростью. И вопящие от ужаса пятидесятиголовые великаны-Гекатонхейры, стоном наполнившие воздух. И одноглазые Циклопы не известно зачем кующие громы и молнии, стучащие своими огромными молотами прямо над головой.

 -Неужели я падаю в бездну, - молнией проносится в голове

 И весь этот мир похож на сонный бред, его душой разумной не поймешь, добро немилосердным он дарует, а в радости с ним горечи хлебнешь. Глаза в ужасе открылись, холодный пот пронизал сознание, а над головой, на огромной скорости мчался бронепоезд, способный поднять с постели и мертвого. Громы и молнии, рёв разьяренных животных, все смешалось в этом небесном бое прыгающего в замкнутом пространстве железной кастрюли, будильника. Кастрюля грохотала, издавая рев пожарной машины, в ее утробе выплясывал танец с саблями, старинный, но безотказно работающий будильник. Среди кромешной тьмы судорожно метались слепые руки, разыскивая злополучную кастрюлю с часами, попутно сбивая с прикроватной тумбочки настольную лампу, книги и прочее.

-Будь он не ладен, чуть не сделал заикой, разбудил пол Киева, наверное и в Борисполе все проснулись - ругался Борис Федорович, вскакивая с постели. - Пора смываться в аеропорт, соседям на глаза несколько дней лучше не показываться.

Так ругая на чем стоит свет изобретателя будильника, он выскользнул на улицу, даже не выпив кофе. Такси скучающие в этот предрассветный час в ожидании своих седоков с радостью откликнулись на предложение размяться, и по пустующим, вымытым ночным дождиком автострадам домчало в аеропорт. Укачивающая дорога и негромкая музыка успокоила, и он стал неторопливо осматриваться.

Уверенными движениями бармен взбивал коктель, кто-то кого-то встречал, кто-то кого-то провожал, обычная суета, и вот на конец обьявили посадку. Пассажиров рейса «007 Киев-Лондон» пригласили пройти таможенный досмотр. Одним из таких пассажиров был и доцент кафедры прикладной истории, Борис Федорович Черепков, специалист по древним письменам, иероглифам и магическим знакам. Таможенник недоверчиво долго и пристально всматривался в документы, а затем будто издеваясь начал придираться, фотографию надо бы сменить, вы трудно узнаваемы, смотришь на вас Борис Федорович, вроде бы вы, а вроде и нет, и протянув документы, добавил, проходите. Слова таможенника окончательно доконали, разозлили, вывели из себя.

-Нет ну это ж надо, и берут же на работу вот таких дуболомов, способных ни за что ни про что доконать человека. Будь у меня власт, я бы ему не знаю что сделал, отправил бы его в бездну Тартарары, загнал в самый медвежий угол, пусть бы там… Но додумать самое мучительное, жестокое и садистское наказание не получилось, в зеркальном отражении витрины, на Бориса Федоровича смотрело чье то до боли знакомое лицо, понимая, что это он сам и есть, но не доверяя увиденному, замотал головой, призрак не пропал. Он по-прежнему буравил сам себя сквозь зазеркалье.

 -Да здравствует королевство кривых зеркал! - выкрикивало отражение.

В отместку пришлось скорчить самые невероятные рожицы, но отражение и не думало бояться, а вот самому было над чем задуматься. Глаза мои, а вот все остальное под большим вопросом, вроде бы я, а вроде и нет, усталое изможденное лицо. А может ну ее эту командировку, что хорошего в этой Англии, можно прямо тут же в аэропору взять билет и махнуть в Крым, отлежаться на песочке, позагорать на солнышке, успокоить нервы, поправить пошатнувшееся здоровье. С таким прямо скажем не веселым настроением кандидат исторических наук Борис Федорович Черепков вылетел из пункта—А, Борисполь Украина, в пункт—В, Хитроу Англия.

 В дороге ему не пришлось улыбаться очаровательной проводнице, не пришлось обменяться ничего не значащими кивками с рядом сидящими пасажирами, он просто закрыл глаза и летел, стараясь не о чем не думать, в надежде заснуть и проснуться только при посадке. Пусть все рушится, летит в бездну Тартарары, а я буду спать, какое-то время он успокаивал сам себя медитацией, и даже вспомнил несколько шаманских заклинаний, хотя и не знал в каких именно случаях, и для чего они применяются. Что помогло: заклинания шаманов, успокоительная медитация или ровный гул турбин, но он уснул, усталость опьянила гипнотическим сном. Спал словно дитя, и даже не почуствовал, как помолодел на 2 часа, разница между временными поясами. Он проспал даже посадку, и ему не пришлось пристегиваться ремнями безопасности, он так и спал пристёгнутым всю дорогу.

Помолодевший и в хорошем расположении духа он покинул борт аэробуса и был ему очень благодарен за тот душевный покой и сон, который стальная птица подарила ему в поднебесье.

Первые минуты в Лондоне ощущаешь себя землянином попавшим на другую планету. Тебя покачивает от проделанного перелета, ночное небо над твоей головою полно незнакомых звезд, в него каждые пол минуты круто уходят лайнеры, оставляя огненный след реактивных двигателей. Где-то в тебе еще сидит сознание, что ты находишься с другой стороны земного шара, и люди там ходят по отношению к тебе вниз головой. Но скоро это ощущение исчезает, и ты обретаешь уверенность, что земля под твоими ногами так же тверда и устойчива, по ней приятно ступать. Пройдя таможенный контроль, он направился к выходу, где его уже ожидали. В толчие и суете зала ожидания не торопливо прохаживался, всматриваясь в лица приезжающих почетный член общества исследователей Лондонских древностей и наследия древних эпох, брат и хороший друг Константин Шпирт. Он был немногим старше Бориса, не очень высокого роста, в меру упитанный толстячок, всегда улыбающийся и что-то жующий. Кость - так сокращенно звучало его имя, и на которое он не обижался, когда его называли друзья. Надобно отметить, что Борис и Константин были братьями хотя и очень далекими, род Шпиртов покинул Россию еще за долго до революции, но связь времен не прервалась, а со временем даже окрепла. Кость частенько бывал в Киеве и всегда останавливался у брата.

-Прювет! - радостно проговорил Кость по-русски с небольшим коверканьем, из-за неправильных ударений речь его казалась забавной для слуха.

 -Здравствуй Борис, с добрым прилетом, как долетел, как самочувствие? - сыпал и сыпал вопросы Кость, и не дожидаясь ответов, сам же и отвечал на свои же вопросы, пробираясь в лабиринте переходов и экскалаторов.

Борис только одобрительно кивал головой и не известно почему соглашался, но не по-русски, а по-немецки.

- Гут, Гут, - твердил он в ответ, поспевая за братом, стараясь на ходу рассмотреть, как можна больше.

За границей он был неоднократно, по работе ему пришлось обьездить не одну страну. Египет, Сирия, Иран, Ирак, Турция, Индия, в этих странах он был по нескольку раз, особенно Египет с его величественными храмами и вечными пирамидами манил его к себе, сколько там было интересного и загадочного для допытливого деятельного ума ученого. А вот в Англию судьба его забросила впервые, тех древностей, которыми он занимался, здесь просто не было, разве только в хранилищах музеев. В современном мире, чтобы их осмотреть, не обязательно сюда приезжать, их можно найти на сайте «Архив» в своем домашнем компьютере. А тут командировка, ее пробил Кость. А все из-за того, что в Стонхендже обнаружились какие-то загадочные до селе неизвестные письмена, не то иероглифы, не то клинопись, что-то совсем уж не характерное для Англии.

Борис Черепков в свои 37 был заметной фигурой в современной исторической науке, его имя имело вес у специалистов во всем мире. Статьи и работы по шумерской клинописи, а также особенности правописания древних иероглифов печатали исторические журналы всего мира, на него ссылались и часто консультировались. Вот почему Лондонский университет истории пригласил его как знатока и специалиста, проконсультировать по одному очень не простому и можна сказать щекотливому делу. Удивительно загадочные письмена открылись совершенно случайно, в казалось бы полностью изученном и описанном до мельчайших мелочей Мегалите - эпохи каменного века, Стонхендже.

 Стонхендж - одно из чудес света, ровесник Египетских пирамид, перекопанный вдоль и поперек, казалось уже не мог принести ничего нового, ни одной сенсационной находки за последние 100 лет. Только одни догадки происхождения и предназначения, одна нелепей другой, вплоть до инопланетной теории. Все что угодно, но только не то что обнаружилось совершенно случайно, но как это часто бывает не без злого умысла, совершенно варварским способом.

Да и чего можно ожидать от человека, был варваром, им и остался. Все это обьяснял Кость своему брату, когда они выбирались из сложных и запутанных лондонских развязок и вечных автомобильных пробок. Видавший виды автомобильчик пел свою песню, поскрипывая амортизаторами, шуршал новенькими протекторами, да каптил небо выхлопными газами. Воксхол - чудное название автомобиля, сразу вспомнился знаменитый сыщик Шерлок Холмс, вступивший в смертельную схватку с чудищем- собакой Баскервили. Того и гляди возьмет и превратится в такого себе монстра с окровавленной пастью и горящими глазами. Но к счастью автомобиль был смирным и послушным животным, слушался седока беспрекословно. Стонхендж находился за сто миль на север от Лондона, по хорошим дорогам не дольше двух часов езды. Борис смотрел в окно автомобиля, одновременно слушал музыку несущуюся из радиоприемника и думал свое, стараясь пропланировать программу минимум на эти два дня, что он проведет на туманном альбионе. Всего два дня, а так много нужно успеть: осмотреть город, побывать в музеях, обязательно попасть в Тауер, прогулуляться на улице Пикадили, да мало ли что еще может захотеться осмотеть в Лондоне, и самое главное не забыть приобрести сувениры для знакомых и друзей. От этих шкурных, выгодных только ему мыслей его отвлек Кость, он вернул его на круги своя, к главному из-за чего он проделал такой неблизкий путь.

-Охотник за сувенирами, такой себе современный варвар, готовый растащить на сувениры все и вся, отколол кусок камня с колоннады Мегалита вместе с куском окаменевшего известняка, обнаружилось очень удивительное и загадочное изображение, а может и письмена, напоминающие то ли шумерские клинописные знаки, то ли иероглифы. 

-Так шумерские или египетские, – уточнил Борис.

 - А вот посмотри сам, ты ведь больше понимаешь в письменах, мой конек керамика, и он протянул ему несколько фотографий. Я бы сказал что-то среднее, такой себе смешанный язык Эсперанто каменного века, - продолжал обьяснять Кость. - Но вот что удивительно, если это действительно письмена Шумер или Египтян, то как они могли появиться здесь в самом центре Англии, почти на другом конце земли. Это и загадочно и удивительно.

 Ученый с люботытством рассматривал фотографические снимки, вертел их и так и эдак

- А какие были версии? - спросил он.

- Было несколько версий, но все они сырые, какие-то не убедительные, самое главное радио-углеродный анализ показал, что надпись очень древняя, сродни самому Мегалиту, что и сбивает с толку. А так было предположение, что это очень умелая и поздняя подделка, но заключений пока никто никаких не делает. Сенсации из находки тоже не делают, опасаясь преждевременных выводов и никому не нужной газетной шумихи. Не нужный шум может привлечь новых охотников за реликвиями, и я не удивлюсь, если эти варвары выкопают 30 тонную глыбу.

Поскрипывая на ухабах, старенький видавшый виды автомобильчик, будто лягавый пес, взял след Стонхенджа.

-Вперед-вперед к таинственному и загадочному к холмам Девоншира, - подганял его хазяин.

В окошко авто грело весеннее солнышко, кругом по обе стороны дороги тянулись плодородные поля. Лучи солнца превращали бегущие ручейки в золотые ленты, которые горели над поднятой плугом земле. Дорога, пересекающая красновато-оливковые перевалы с огромными валунами, становилась все пустынней и суровей. Время от времени вдоль дороги вырастали огромные рекламные щиты и обнесенные каменными оградами котеджи, скучные очертания которых не были скрашены даже зарослями вьющегося по зданиям плюща. Скелеты растительности, облепившие здание, больше напоминали пульсирующие вены, и от этого вид строений казался более зловещим и таинственным. А потом, глазам открылась похожая на глубокую чашу долина с чахлыми дубами и соснами, искореженными и погнутыми ветром, частым гостем в этих краях. А над всей этой первозданной дикой природой, над вековыми деревьями парили две обветшалые башни. Солнце весеннее и теплое пригревало сквозь стекла автомобиля, иногда не надолго прячась за тучку, и тогда вид за окном становился еще более унылым.

- До таинственного и загадочного два часа езды и мы на месте, - в такт двигателю жужжал Кость. - Наши специалисты предполагают, что это очень ранняя подделка, а может, и вообще, не несущая ни какой информации, чья-то глупая шутка. Может какой-то неграмотный пастух пасущий коров в этих полях лет 300 тому назад нацарапал все эти знаки, черточки, кружочки, иероглифы. Но вот зачем все это было нужно прятать, маскировать так искуссно, ведь эту надпись не могли обнаружить до этого времени. А надо заметить, Стонхендж перекопали вдоль и поперек, исследовали каждый дюйм и ничего, ни одной надписи или царапины отдаленно напоминающее письмо, а тут сам посмотри, что делается.

Черепков впервые видевший фотоснимки с любопытством принялся их рассматривать, они были сняты с разных углов зрения: справа, слева, в профиль и анфас, очень близко, а также издали, крупным планом. Все с чем он сталкивался за годы своей научной деятельности, и близко не было похоже на то, что он видел на снимках. В отдельности он различал знаки клинописи, и что-то отдаленно напоминающее иероглифы, но тут все было перемешано, закручено в один тугой узел, связанный какими-то закарлючками, похожими на рыболовные крючки вперемешку с точками, крестами, лестницами и небесными звездами, которые с большой натяжкой можно было назвать письменами. Ну что ж будет меньше мороки, осмотреться на местности, снять отпечаток, сделать зарисовки, сфотографировать, и можна вернуться в город, с пользой провести эти несколько дней, с головой окунувшись в цивилизацию. Итак два, три часа на месте преступления, и назад из прошлого в настоящее, в суету большого города.

- Что ты скажешь - интересовался Кость, но спрашивал он без особого интереса, его поглотил радиоприемник, ручка настройки которого вертелась, волны перескакивали с одной радиоволны на другую.

Музыка смешивалась с сухим голосом диктора, крутилась ручка настройки, пока наконец не остановилась на нужной волне, и тут же в салон авто ворвался шумный голос волнующихся трибун.

- Футбол. Нет - отвечал Кость - скачки, - и он начал обьяснять в каких забегах, на кого он поставил и почему, а также в общих чертах подбил «дебет с кредетом» возможных вариантов выиграша. - Ну что там насчет наскальной живописи - переспросил он.

 - Я думаю Руны, кто-то зарисовал иероглифами, или наоборот иероглифы записанные руническим письмом. - Борис хотел выдвинуть еще несколько предположений, но взглянув на попутчика, решил этого не делать, ибо тот растворился в радиоволне. Его лицо выражало азарт, глаза хищно блестели. - Ты хоть на дорогу иногда посматривай, - а тот знаком дал понять тише-тише.

Для Константина поездка в Стонхендж была дополнительным зароботком, универсетет оплачивал эти выходные дни, как сверхурочные, плюс дорожные, плюс ставку переводчика, и выходила очень приличная сумма. Оплачиваемый выходной, хороший приработок, но полностью угробить его среди глыб гранита ему не очень то и хотелось, и он то же спешил поскорее обернуться, туда и обратно. Все его устраивало, оплачивемый выходной, возможность встретиться с братом, вот только он пропускал возможность посмотреть свои любимые конные бега и свою богиню-лошадь по кличке Жаннет. Спасало то, что одна из радиостанций транслировала прямой репортаж. Кость слушал скачки, а Борис посматривал на фотографии и временами смотрел в окно, ему было немного удивительно английское левостороннее движение, вроде бы все так, да не так. И авто движется в другую сторону по встречной полосе, и водитель сидит справа, а пассажир слева, все наоборот, ну чем не зазеркалье страны чудес.

 Молчаливые зазывалы манили в рай, сулили всяческие блага и наслаждения, это рекламные щиты возникали на горизонте маленьким пятнышком и увеличиваясь до размеров паруса древнего корабля, проносились мимо и оставались за бортом автомобиля. Солнышко грело, мотор автомобиля пел, вперед и только вперед. А Борис смотрел на фотографии, вертел их, и так, и этак, предполагая, что же могут значить все эти знаки препинания: чёрточки, кружочки перечеркнутые крест накрест, закорючки похожие на рыболовные крючки, все это напоминало розыгрыш. Но было нечто, что явно указывало на то, что это может быть и письмом.

Картушем - круглым овалом в Египте выделяли имя Фараона, и тут было выделено ряд знаков явно египетского происхождения: лист лотоса, глаз сокола, голова быка, и что-то вроде змея, увенчанного короной , были обведены царственным Картушом.

Что же все таки это такое, думал он, всматриваясь в рисунки. А если предположить, что это Руны, но ведь они появились на островах чуть ли неодновременно с христианством…. А если это рисунки шаманских заклинаний, то почему так похожи на письмо. И тут от долгого и пристального всматривания в фотографии, а может сказалась усталость последних дней, перелет и смена часовых поясов, перед его глазами возникла галлюцинация. Знаки на фотографии стали сдвигаться в сторону, смешались с рыболовными крючками, вытянулись, изогнулись и перемешались, образовав закрученную спираль. Они, словно живые, запрыгали по направлению к центру спирали, округлые значки котились, подталкивая неуклюжие, неповоротливые квадраты, и все они будто толкались друг с другом, но все же двигались к центру спирали. Ученый закрыл глаза, выждав минуту, открыл снова, видение не исчезало, спираль крутилась колесом, отдаленно напоминая в своем хаотичном движении звездное небо, спираль нашей галактики. Или скрученный торт-рулет.

-Пху-ты! - сплюнул Борис, отбрасывая фотографии в сторону, и привидится ж такое, наверное с голодухи, со вчерашнего дня ничего не ел. - А может перекусим, - обратился он к брату, но Кость знаком остановил его, дав понять, не мешай, он ехал не на машине, он мчал к финишу на своей Жаннет.

 А есть в принципе и не хотелось, и на снимки смотреть то же не было желания, оставалось одно, смотреть в окошко. За окном пролетали рекламные щиты. Чернокожий сборщик зерен кофе, такой себе шикарный Мачо, только что из Бразилии, белозубой улыбкой на шоколадном от загара лице несколько раз махнул рукою, приглашая купить зерна популярного в Англии горячего напитка, кофе.

Да, чашечка кофе сейчас была бы очень кстати, думал Борис, размышляя над письменами, что же все таки значат эти каракули, и рука сама потянулась к снимкам, а зря, не нужно было этого делать. Галлюцинация не исчезла, она продолжалась, колесо спирали по-прежнему вертелось, только рыболовные крючки и черточки переплелись совсем по-другому, они завертелись мельничным колесом, увязались в один тугой узел, который вдруг взял и рассыпался от автомобильной тряски. Образовав собою целую гору палочек, отдаленно напоминающих скрипичные ключи, а в мозгу возникла ассоциация, да ведь это же «бирюльки». Да, да самые обычные «бирюльки», очень популярная в том веке игра, и незаслуженно забытая теперь. Ну все до бирюлькался, окончательно доконали фотографии, и снимки тут же полетели на задние сидение. Кость многозначительно посмотрел в его сторону.

- Что то не так? - спросил он.

- Нет, нет, все окей - хрипло отбивался Борис.

 Приоткрыв окно и подставив голову свежему пьянящему потоку ветра, стараясь не думать о всей этой чехарде, начал смотреть на несущийся на огромной скорости рекламный щит. Струи ветра приятно массажировали, освежая лицо, кружили его рыжеватые волосы. Шикарная, не известно что рекламирующая блондинка, с невероятно длинными ногами, улыбаясь всеми своими 32 зубами, вдруг взяла и подмигнула. Машина проносилась возле рекламного щита. Борис не отрываясь смотрел на блондинку и поворачивал голову, она тоже смотрела в его сторону, поворачивая голову. Скажем честно, такой наглости от блондинки он не ожидал, и от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза и посмотрел вслед удаляющейся красавице, то дева неписанной красоты уже не подмигивала, смотрела куда-то вдаль, больше не пытаясь его соблазнить.

-Смотри, чтобы тебя не продуло, - обозвался Кость.

Засунув голову в салон, Борис хотел спросить:

 – Что это было?

 И тут их глаза встретились. Азартные глаза игрока в упор смотрели в широко раскрытые, почти безумные глаза, светящиеся фиолетово-красноватым оттенком. 

-Тебе неплохо? - переспросил Кость.

- Мне очень даже неплохо, мне совсем неплохо, мне нормально.

- Смотри чтобы не продуло.

- Да, да, надуло - соглашался Борис, нервно вращая рукоять закрывающую окно, -просто надуло.- Ик бин больной!

 Кость с широко раскрытыми глазами смотрел то на попутчика, то на дорогу, пока новый старт на ипподроме не отвлек его внимание. А попутчик вжался в кресло, боясь даже пошевелиться, опустил голову, закрыл глаза, и с упоением занялся самобичеванием.

Японское Харакири было ничто по-сравнению с тем, какие пытки он сотворил сам с собою, как же он себя только не обзывал, крыл сам себя семиэтажными эпитетами и междометиями, вспомнил все, что знал и не знал, в дело пошла вся мудрость древности в перемешку с современным сленгом коренных народов Африки и Америки. Время - лучший лекарь, оно может исцелить любые душевные раны, время отсчитало количество капель настойки рассудка, и наступило исцеление. Харакири прошло без жертв, крови и трупов. Вскоре он устал издеваться над собой, ведь до вчерашнего дня был вполне даже нормальным человеком. Хотя какой же не нормальный скажет, что он болен. Да, вчера был нормальным, а теперь уже и не понятно, весь я или только половина. Вот так сидеть и разгаваривать сам с собою, это то же какая-то разновидность Мании. Все остановись, вспомни что-то доброе, хорошее, ну например, в роду душевнобольных не было?. Вроде бы не было, вот уже хорошо. Да и за собой раньше ничего подобного не замечалось. Вроде нет. Разве один раз было что-то похожее.

 Также как и теперь грело ласковое весеннее солнышко. По улицам бежали бурливые ручейки, сердито пенясь вокруг встречных каменьев, вертели щепки да прошлогодние листья в огромных лужах воды. С крыш сыпались частые капли, так плакала зима. отлетая на северный полюс в царство снежной королевы. С первым теплом все ожило, пробудилось от долгой зимней спячки. Воробьи стаями обсыпавшие крыши домов кричали так звонко и возбужденно, что ничего нельзя было расслышать за их криком, звонкий птичий щебет не мог заглушить даже шум городских улиц. В природе царило оживление, а первые весенние запахи пьянили, щекотали ноздри свежестью оживающей природы. Захмелевший от этого весеннего великолепия Борис не шел, парил над землей, казалось его несут не ноги, а крылья, выросшие у него за спиной, и он летел, радуясь жизни.

Внезапно его заоблачный полет прервался, парень на другой стороне улицы звал и махал рукой, давая понять, ему Борису, чтобы он его подождал. На 150% железобетонных процентов он мог поклясться, что знал этого парня, хотя и находился в другом городе, а парень настойчиво звал, не оставляя ему выбора, и продолжал бежать в его сторону, перепрыгивая через лужи талого снега. Но не добежав до дороги, свернул в сторону и растворился в толпе прохожих. Поняв, что ошибся, озадаченный и немного растерянный Борис уже не летел, крылья отвалились и утонули в лужах, через которые теперь приходилось перепрыгивать. Он просто шел и не понимал, что происходит, почти пустынная улица старинного, колоритного своим видом городка вдруг наполнилась людьми. Из призрачной дымки, в которою окунулся этот мир, выплывали живые существа. Они возникли неожиданно и казалось из не откуда, шли по двое, по трое, целыми группами, шли окутанные аурой добра и просветления. Но вот не задача, они все шли ему на встречу, дети бегали меж ними размахивая веточками, и все это происходило в полном безмолвии. В этот миг он осознал, что это идут не люди, это ангелы парят над землей. Ангелы взрослые, ангелы дети, летят ему на встречу, у всех в руках горящие огоньками благости, волшебные ветви доброты, сияющие так, что режет взгляд своим золотым светом. Сколько времени длилось это видение, он не мог определить, может миг, а может вечность, из небытия на грешную землю его вернул все тот же безумец. Выскочивший из подворотни так неожиданно и стремительно, чем испугал и смутил его окончательно. Безумец что-то кричал и с вытянутой рукой промчался совсем рядышком, а Борис даже не расслышал его голоса, звуки исчезли, растворились, он окаменел. Безумца не интересовал стоящий каменным изваянием Борис, он мчался куда-то вперед петляя и пробирался сквозь поток идущих ему на встречу людей, несущих в руках вербу. Что и кому кричал безумец, так и осталось загадкой, а отгадкой всему этому шествию ангелов стал мелодичный малиновый перезвон колоколов, несущийся из ближайшей церкви. Все встало на свои места, прояснилось, оказалос, был великий Христианский праздник - Вербное воскресенье, и люди выходили из церкви после окончания службы. Не совсем уверенной походкой он пробился, к церковной ограде, остановился и перекрестился на сияющие в лучах теплого весеннего солнца золотые кресты, прочитав про себя молитву: «Отче наш». Это было в старинном Украинском городе Полтаве, и с той поры он шутя называл его не Полтава, а Партава, так на древнеперсидском наречии называлось когда-то великое государство востока - Парфия.

Да, продолжал думать Борис, вспомнил веселенькое, сплошная жуть крутится в голове последние несколько дней и это мы еще не доехали до Мегалита, представляю, что будет когда доедем. А впрочем, почему воспоминания о Партаве-Полтаве плохие: он был молод, практика от института, раскопки в городе сонца Гелоне, что находится в так называемом Бильском городище недалеко от города. Его первая большая любовь, взаимные чуства.

 Весна полонила их в свои сети, буйство природы благоухающей весенними чарами, прелесть панорамы открывающейся с высоты, на котором расположен город сонца Гелон. Бездонное небо, синевой своего купола, охватившего горизонт. Да низко висящие над головой кучевые облака, протяни руку и хватай их своими ладошками, набирай полные пригоршни. И восход огромного светила неспеша берущего свой крутой подьем к линии горизонта. Мчится колесница Гелиоса, высекают резвые кони огненные искры, скрипит колесница, труден ее бег на этом вращающемся по кругу колесе. Не нагревается его ось, хотя и несет большой груз, от века она не ломается вместе со ступицей. Вращается нестареющее колесо вместе с ободом, десятеро огнедышащих рысаков везут его впряженные в вытянутое дышло. Глаз солнца движется окутанный дымкой, золотым сиянием блистает его лучезарный венец. Кони бьют копытами, пламя пышет у них из ноздрей. Одолев крутой подьем до линии горизонта, выравнивают рысаки свое огненное дыхание, и уже легко подхватив колесницу, быстро несутся вперед по крутой дороге на небо. А внизу сколько может охватить взор простирается безбрежная равнина, изрезанная петляющей гладью реки Мерлы. Прекрасное было время: работали, раскапывали величайший из городов древнего мира, мечтали откопать сокровища немение значимые, чем сокровища Шлимана, откопавшего легендарную Трою. Вот только город цепко хранил свои тайны, и не удивительно, ведь его территория была огромной, если великий Рим в период своего расцвета был не больше 1400 гектар, то город Гелиоса занимал площадь 5 тысяч гектар, это в три раза больше. Ничего значительного не откопали, попадались золотые и серебряные слитки с изображениями крылатых Кентавров, фигурки воительниц Амазонок с отбитыми руками, да прекрасной работы греческие амфоры …

- Нет, ты только послушай, - толкал его в плечо Кость, - ты только посмотри, что вытворяет эта старая кляча, чтоб же тебя по жизни раздуло, и ты научилась бегать: лошадь пегая, ослоногий иноходец, брат носорога, сестра осла и теща черепахи, все таки продула.

Кость добавил ещё несколько перченных словечек, только очень быстро и по-английски.

-Долго ехать? - интересовался пассажир.

- Скоро уже - отвечал незадачливый игрок и снова растворился в радиоволне.

 А за окошком, вдали Солсберийской равнины за зелеными квадратами пастбищ и волнистой кромкой леса, словно фантастическое видение, возник серый холм с зазубренной вершиной. Борис смотрел туда не отрываясь, и эти жадные взгляды говорили о том, как много значит для него первое знакомство с этим суровым краем, где древние жители каменного века, близкие нам современным людям по крови и духу, владычиствовали так долго, оставив после себя такой глубокий след. Хотя кто знает, какая кровь бежала у них в жилах, кто ее видел, кто делал анализ этой крови. А насчет духа, вообще загадка, не дышали же они таким смрадным духом, каким дышит современный человек.

По обе стороны подымались зеленые склоны пастбищ, там вдали за переделами этого мирного, залитого сонцем края, темнея на горизонте, вырисовывалась сумрачная линия болот Девоншира, прерываемая острыми вершинами холмов. Наконец-то добрались, радовалось сердце, усиленно выстукивая всеми своими четырьмя клапанами, вот уже виден стрелочный указатель «Стонхендж» и сьезд с основной магистрали на проселочную дорогу. Кость выключил радиоприемник и стало необычайно уютно и тихо, даже звук мотора был едва уловим.

 Вдали над горизонтом низко стилилась мглистая дымка, из которой проступали фантастические очертания, а кругом ни душы, ни звука, ни движения, только какая-то большая серо-серебристая птица, не то Выпь, не то Кроншнеп высоко парила в небе. Они были единственными живыми существами между огромным небосводом и растилающейся под нами пустыней болот. Голые просторы болот, безлюдие и важность предстоящей задачи все это холодом пронизывало сердце.

- Вот уже видно Мегалит - сказал Кость, указывая рукой вдаль.

 Дорога с ухабами и выбоинами не давала возможности разогнать авто, ехали неспеша, зато появилась возможность осмотреться и наконец-то поговорить.

- Скажи, что у вас за страна такая, считается благополучной, а приведений пруд пруди, так и кишит, я где-то читал, что островами блаженных считали именно Англию и наверное не без основания. То у вас Лохнеское чудовище, то у вас собаки лают, то загадочные круги на полях, если в замке нету приведений, то вроде бы и ненормальный замок.

 Не довольный скачками Кость отвечал нехотя:

- Да были приведения, но уже закончились. Больше читай желтую пресу, те понапишут такого, ни в одни ворота не пролезет, я лично никогда не видел ни одного призрака, а замков и подземелий облазил не мало.

- А вот круги и знаки на полях, это по твоему тоже выдумки, ты их лично видел?

- Да видел, и вблизи, и с борта самолета, по моему это все проделки местных шутников, подумай сам, сколько найдется желающих посмотреть их с воздуха. А сколько это удовольствие стоит. Поверь мне, много. Вот тебе и круги на полях.

- А Лохнеское чудовище - не унимался Борис, - выползает немного размяться, подышать свежим воздухом или нет?

- О да, выползает, пропустит рюмочку другую и выползает, и не само, а в компании таких же как и само Лохнесиков, - отвечал он улыбаясь.

Шутейный разговор развеселил их обоих, поднял настроение.

Вот и он, во всей своей красе и величии древний храм, неподвластный времени, переживший века и народы населяющих Великую Британию.

-Сейчас перекусим. У меня кофе, бутербоды. Ты наверное голоден, - сказал Кость.

- Отставить кофе, посмотри какая красота, какая прелесть, настоящий сад камней, тут нужно пить шампанское или виски.

- Я за рулем, - уточнил водитель, - вернемся в город, тогда будем праздновать. Припарковав машину, захватив сумки, они двигались быстро, и Борис чувствовал себя, как нельзя лучше, осматриваясь вокруг.

 Мегалит-трещина во времени

 Тропа из красного кирпича, по всей видимости бывшая дорогой, проложенная тысячелетия тому назад, петляла между насыпями, на которых росли мясистые хвощи, влажный мох, да отливающий бронзой папоротник. Вдали на розгороженных лугах паслись рыжие коровы, пощипывая сочную траву, а взору открывались огромные просторы торфяных болот и видневшиеся на них каменные глыбы. Словно грибы или может исполинские каменные деревья, выросшие из под земли, к небу тянулись огромные каменные столпы. Выстроившись в круг и взявшись за руки, они стояли в ожидании, готовые пуститься в пляс по зову волшебной флейты. Затаив дыхание, стояли зрители раздавленные величием гигантских колоссов, задрав головы, взирали на молчаливых каменных столпов времени.

- В чешуе, как жар горя, 33 богатыря, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор. А может эти великаны застывшие по велению злого колдуна, и стоит только приложить ухо к камню, можно даже услышать мерное, неторопливое постукивание живого сердца. Бьется алое сердце, бежит и струится по гранитным венам рубиновая кровь богов-благородный Ихор.

-Так и есть, - согласился Кость, - благородный Ихор, кровь богов, теперь величают проще нефть, и бежит она в жилах стальных монстров автомобилей. Нет, это не 33 богатыря, это истинные джентельмены, рыцари круглого стола собрались на совет к королю Артуру, да так и застыли.

- А кто же из них Артур? - переспросил Борис - может быть вот этот красавец, - хлопая ладонью по гранитной глыбе.

- А ты вещун, сразу отыскал нужный камень, смотри, - нагнулся он к земле, достав из саквояжа складывающуюся лопатку, аккуратно снял верхний слой грунта, открывая заветную надпись.

- Разбирайся, - молвил Кость, - вот она разгадка или великая тайна Стонхенджа.

-Легенды, это все очень красиво и романтично, - грустно вздохнул Борис, - а тут именно быль воплощенная в камне, хотя в истории не мало удивительного, бывает и сказки оживают. Вот везунчик Шлимон взял и оживил легенду, воскресил из небытия красавицу Трою, важно верить, и тогда даже неодушевленный предмет может ожить.

-Ну ты и фантазер - ухмыльнулся Кость, щеточкой счистив налипшую землю с надписи. - Все! Вот она твоя легенда, оживляй сказку.

 Борис наклонился к раскопу, начал принюхиваться, подражая легавому псу, и приговаривал:

 - чую, чую запах сенсации, - нюхал и вдыхал запах свежей сочной травы, смешанной с паром потревоженной земли.

Удобно уселся на теплый коврик, предусмотрительно предложенный братом, разложил свои видавшие виды инструменты: щетки, кисти, скальпель, пинцеты, причудливо загнутые скребки, банки с оттискной массой, колбы и гипс для отливки слепков, стал изучать письмена. А тем временем, Кость распаковав сумку, извлек оттуда термос с кофе, бутерброды, два складывающихся стула, разложив все это, начал серверовать стол.

-Кушать подано сер, - предложил он, - присоединяйся, - пластиковые коробки с еще горячей едой, ароматный кофе щекотали ноздри, что может быть лучше, чем сытный ланч на свежем воздухе.

Держа в одной руке бутерброд, а в другой увеличительное стекло, Борис разглядывал царапины и зазубрины на граните. Каменный столб, тон 30 весом, и нигде не одной черточки, а тут у свежего отлома, еле заметно нацарапано что-то очень похожее на письмена. Вся надпись при первом взгляде напоминала белье, повешенное на проволоку сушиться, и больше походило на нотный стан, утыканный крючками и черточками, чем на обыкновенное письмо.

 Может быть это письмо посланное потомкам сквозь века, и теперь я в числе первых, кому выпала такая честь, прикоснуться к вечности. Ощущая важность происходящего, Борис протянул руку, дотронулся к камню, и тутже негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над болотами. Воздух наполнился им, и откуда он исходил, определить было невозможно, начавшись с невнятного стона, этот звук постепенно перешел в глухой рев, и сменив интонацию, сник до давящего сердце стенания. Рука только-только прикоснувшаяся к письменам, сама отпрыгнула назад.

- Что это такое? - спросил Борис.

 Кость засмеялся :

- Что страшно? Говорят так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву. 

-Вообще-то не страшно, только немного жутковато, я же говорю острова блаженных.

Кость принялся успокаивать брата:

- Не бойся, это наверное кричит Выпь, в Англии эта птица попадается теперь очень редко, в сущности она почти вымерла, но рядом болота куда еще не добралась цивилизация. И возможно, там она и обитает, хотя я бы нисколько не удивился, если бы оказалось, что до нас донесся голос наших почтенных ящуров.

-Кого, кого? - переспросил Борис—Ящуров.

-Пардон, ошибочка, не ящуров, а пращуров, стоянка доисторического человека, которая густо заселяла эти торфяные болота. Неалитический человек-познейшая эпоха каменного века, отличался тем, что умел обрабатывать и шлифовать камни. Борис извлек из сумки сравнительные таблицы, карты и схемы древних языковых групп, эпох и народов, оторвался от науки и вступил в прения.

- Обьясни мне такую вещь, вся земля лежит перед первобытным человеком, как на ладони, так сказать на блюдечке с голубой каемочкой, а самые большие стоянки, судя хотя бы по Стонхенжду, находятся тут на болотах, в самом неподходящем для жизни месте. А ведь у первобытного человека чутье было будь здоров, он нюхом чуял место, на котором нужно ставить жилище. Сколько древнейших городов заложили наши, как ты их назвал ящуры-пращуры, и большинство из них на возвышенности, а тут болота. Может они прятались, скрывались от кого-то среди болот. И вообще, что это за страсть такая шлифовать камни, найдут камень и шлифуют его, шлифуют, и чем больше камушек, тем больше желания его отшлифовать.

- В истории не все так просто и ты это прекрасно знаешь, - парировал Кость, -всему есть свое обьяснение, другое дело, что мы не нашли разгадку, может надпись что-то подскажет. А вообще, места здесь не такие уж и гиблые, тут недалеко протекает речушка, имя которой означает мудрость. Источник сохранился до сих пор, и кроме целебной воды так же славится целебными травами ростущими в округе, а ты говоришь болота.

 Борис оправдывался:

- Разве я что то имею против болот.

 Во время всего разговора он что то записывал, строил какие то таблицы, чертил графики, значки, разбивал их по группам, записывал в столбик, в линейку, что то вычеркивал, зачеркивал, перемещал с места на место, вертел шиворот на выворот, при этом умудрялся жевать бутерброд, запивая его кофем. И проделывал он все это с удивительно научным выражением лица, написанным у него прямо на лбу.

- Вот что я хочу сказать - выдавил из себя Борис - мне удалось приблизительно классифицировать криптографические записи, всему этому безобразию, и если глубоко разобраться, все это, больше напоминает зоопарк, раздел террариум. Вот смотри, обьясняю. Если это письмена, то они соответствуют алфавиту, насчитывающему от 47 до 56 букв, которые будучи написаны в отдельности, похожи на маленьких паучков и клещей, сороконожек да каракатиц пытающихся проскочить между рыболовными крючками, но все равно попавшиеся в сети. Такое впечатление, что это школьник учился писать, и как попало царапал буквы.

-Но все же буквы? - переспросил Кость.

- В том то и дело, что буквы, в общем смотришь чехарда какая-то, бирюльки. В отдельности часть знаков чистой воды клинопись, часть - иероглифические знаки. Взять хотя бы этот овал, это точно Картуш, так выделяли имя Фараона, вот он, - палец дотронулся до овала на гранитной глыбе.

 И в тот же миг негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над болотами, воздух наполнился не то диким первобытным ревом, не то плачем.

- У у у… - подхватил интонацию воя Борис, - и в прямь неалит тут у вас какой-то. Ветер с болот доносил сначала глухое ворчание, а потом рев мало по малу перешедший в тоскливое мычание. Эти дикие грозные звуки повторялись последовательно раз за разом, пронизывая собою окрестности Стонхенджа. Стало не уютно вроде бы, опасность нависла над одинокими фигурами. Казалось еще миг и из неолита выпрыгнут дикие, волосатые пращуры с каменными топорами, и принесут их в жертву своим богам. Связав руки и ноги веревками, одним умелым движением каменного топора рассекут плоть, и вырвав из грудей окровавленное сердце, зайдутся в диком танце, а их тела так и останутся лежать на алтаре, истекая кровью. Все эти мрачные мысли навеял холодный ветер, налетевший со стороны болот, он пронзил тело до глубины костей, то ли холодом, то ли жутью. В сознании возникло видение, будто где то там, на унылой глади болот, огромный волосатый исполин, по имени Мегалит, отлеживаясь в глубокой норе, вынашивал в своем сердце ненависть к современному человеку, который изгнал его на задворки истории, выл, злился, рычал. Набежавшая тучка закрыла солнышко, погрузив в тень, сгустив краски, только этого и не хватало, чтобы усугубить то мрачное, что таилось в глубине этой болотистой равнины.

-Смотри, что делается, - вывел его из оцепенения Кость.

Он держал в руках привязанные на длинной палке обезглавленные трупы котов, и не известно зачем привязанные к ним крылья. Не то огромных воронов, не то Кроншнепов. Он размахивал палкой, тушки животных грациозно покачивались, делая взмахи крыльями.

- Я их нашел вон за тем кривым камнем.

 Борис поморщился.

 - Точно тут у вас какой-то Неалит, дикость и варварство, - а затем помолчав, добавил.- Может это и есть разгадка всем этим каракулям, ритуальные знаки Друидов, или местных шаманов, пережитки каменного века. Наверное тут ещё до сих пор приносят ритуальные жертвоприношения, может и поклоняются этим глыбам, словно идолам.

Кость не соглашаясь, замахал палкой, тушки животных закачались, захлопав крыльями.

- К письменам они не имеют ни какого отношения, надпись нашли совсем недавно, о ней знает только узкий круг специалистов. А на это не обращай внимания, травят небось поля химией, вот тебе и жертвоприношения, - он отбросил их в сторону, - нужно сообщить в полицию, пусть разбираются, а нам тоже не мешало бы собираться, как ты считаешь.

- Я не против, сейчас только сделаю оттиск, - взяв колбу, он замешал оттискную массу, и обмазал ею надпись, - отолью модель, а дома разберусь с этой абракадаброй, а недельки через три дам заключение, - он хотел еще что то добавить, но не успел.

 Ибо Кость завопил не своим голосом:

-«SOS»- спасите наши души! Прячь все, атакуют варвары.

Историки вскочили, забегали, маскируя реликтовую надпись.

В землю втыкались колышки, по кругу протягивалась разделительная лента, ограждая их оберегом, магическим священным кругом, от толп варваров показавшихся на горизонте. Орды варваров приближались, уже слышны их воинственные крики:

- «Вперед мои серые воины», - взывал вождь, призывая их на абордаж, защелкали затворы, в ход пошло оружие, вспышками яркого света озарившие окрестности. Варвары ликовали победу, бастион Стонхенджа рухнул, сдался без боя, только магический круг с надписью: « Не входить», сдерживал противника. С криками и возгласами носились орды по территории храма вечности, наполняя шумом и гамом окрестности. Вождь протягивая руки к небесам, воздавал хвалу богам, а соплеменники с воплями восторга пытались украсть у времени часть истории, щелкали затворами фотоаппаратов, с улыбкой позировали перед обьективами кинокамер. Кто то проверяя гранит на прочность, ковырял его указательным пальчиком. Экскурсовод, вождь племени туристов, рассказывал правду и вымысел, замешав все это на сказках, небылицах и домыслах, выдавал их за чистую монету. К первой волне пришельцев присоединилась новая группа туристов говоривших на всех языках народов мира. Сидя в магическом круге, историки чувствовали себя, будто в зверинце. Не известно на кого глазеют эти зеваки, на тебя или на каменные глыбы. Подобное чувствуют звери, сидя в клетке, и устав от назойливых взглядов берут и отворачиваются спиной к посетителям, так же пришлось поступить и археологам.

- Обратите внимание! - заламывая руки вещал экскурсовод заученные, отполированные до блеска «Мантры», - Стонхендж был построен в три этапа, между 1900 и 1600 годом до нашей эры. Это крупнейшее сооружение Неалита, каменные глыбы достигают высоты почти восемь метров и весят тонн 50. Их доставляли из каменоломни расположенной отсюда на расстоянии 230 километров, - трещал он глазеющим во все стороны туристам.

Хотя многие смотрели с восхищением, но не все. Многие крутили носом, а на что в принципе смотреть, читался вопрос на их лицах. Издали Мегалит выглядит куда более заманчиво, чем вблизи. Глыбы гранита торчащие из земли. Зачем их было тащить так далеко, и кому вообще пришла в голову такая затея, чуствуется, что в головах первобытных людей было много свободного места. Радио, телевизора, газет и журналов не было, вот и лезли туда самые бредовые идеи. Если послушать экскурсовода, то окажется, что первобытному человеку, только что потерявшему свой обезьяний хвост, живущему в шалашах и землянках, едва только научившимуся культивировать растение, приручить скот, вдруг захотелось взять и построить что нибудь этакое, величественное. Чтобы сразу попало в десяточку чудес света. Конечно, будь у них телевизор, сразу пропали бы такие глобальные желания, и не пришлось бы поражать наше воображение размахом строительства. Так или примерно так думали туристы, глазея по сторонам, переваривая информацию в обеих полушариях мозга, и натужно собирая морщинистый лобик в одну прямую линию.

- С тропинок не сходить - предупреждал экскурсовод.- Мегалит руками не трогать.

- А что завалится? - язвили зеваки. - Что говорят ученые по поводу того, кто строил эти сооружения.

- Стонхендж состоит из 4 каменных кругов, внешний круг и это хорошо видно -указывал экскурсовод, - вертикальные столбы весом до 25 тонн, а плита соединяющая их весит не мение 700 килограмм. Посмотрите теперь сюда, во втором круге расположены сравнительно небольшие одиночные камни, а там далее в третьем и четвертом кругах, незамкнутые, напоминающие подкову, группы камней, вес которых достигает 40 тонн. Мегалит представляет собой очень точный лунный и солнечный календарь, это убедительно доказано наукой. А теперь мы проходим к автобусам, наша увлекательная экскурсия продолжается, - все соглашаются и быстро устремляют свой взгляд в сторону спасительного автобуса.

 Но не тут то было. В каждой отаре находится паршивая овца, которая начинает умничать и задавать глупейшие вопросы:

- Сер, вы так и не ответили, кто же строил Мегалит, может быть марсиане.

-Нет, нет не марсиане - протестует гид - это все выдумки желтой прессы, существует множество предположений о том, кто создавал такие и подобные сооружения, которые разбросаны по всему миру. Их обнаруживают в Англии, Франции, Дании, Испании, Греции, малой Азии, Палестине, Восточной и северной Африке, Индии, Индонезии, Лаосе, Бирме, Китае, Корее, Японии.

- А еще, - добавил Борис, обращаясь к брату – у нас в России, на Кавказе, в Абхазии, Кубани, их называют могильники Скифов.

 А гид продолжал:

- Их можна встретить везде, кроме Австралии, некоторые ученые считают, что мегалиты Алжира связаны с загадочными Атлантами, некогда населявшими Атлантиду и северную Африку. А так же к визитам на землю инопланетян, но это конечно выдумки. Никто не знает точно, кто их строил, поэтому гипотезы выдвигаются порой самые невероятные. Я например считаю, что это дело рук неких великанов, которые могли перекидовать многотонные глыбы с ладони на ладонь, и жонглировать ими, словно мячиками. А теперь джентельмены попрошу всех в автобус, мы не укладываемся по времени.

 Шум и гам пропал вместе с уехавшими туристами, и они смогли вздохнуть свободно. Пьянящий запах болот Стонхенджа, красота, плюс тишина не нарушаемая ничем, кроме шелеста травы да скрежета трущихся друг о друга кучевых облаков, меж которых парит большая серо-серебристая птица, подставив ветру могучие крылья. Сделав круг, она пропала где то вдали, и больше ничего не осталось в этом мире. Только бездонный купол неба и огромные каменные столбы, будто ракеты устремленные в сердцевину мироздания, стояли, взирая в вечность.

- Да! Они действительно величественные эти огромные исполинские великаны и мелкие пузатенькие карлики, прячущееся за спины своих братьев. Среди их огромного количества можна заблудиться и раствориться в небытие, и все же это одна из величайших загадок человечества. Как же не хочется с нею расставаться, обещаю, обязательно найду возможность вернуться сюда вновь, - думал Борис, собирая свои нехитрые пожитки.

« Что бы заградить огромный вход, Циклоп с земли поднял камень, который и двадцать два воза четыреколесных сместа не сдвинут. Подобно необъятной скале был тот камень…» - декламировал Кость из «Одисеи» стих о Циклопах.

- Вот кто строил все это, только великанам обладающим невероятной физической силой такая работа по плечу. Сказка конечно, но почти все обьясняет и звучит очень красиво.

 С земли он поднял камень, который «и двадцать два воза с места не сдвинут», только кто ж в это поверит. Никто. Эта сказка хороша только для вот таких ротозеев, автобус которых был еще виден, но постепенно уменьшался в дали.

- Пора и нам собираться, ты готов?.

- Ес Сер!- вскинул Борис руку в армейском приветствии, - давай на память снимочек сделаем.

- Давай, - согласился брат, и они начали строить из сумок и вещей подставку для фотоаппарата.

 Автоматика отсчитывала последние мгновения.

-Чиз…

Растянули улыбку и тут же щелкнул затвор, блеснула вспышка, снимок готов. Такими счастливыми они остались в истории.

А Лондонские газеты, в рубрике проишествия, напечатают совсем другие снимки, широко раскрытые глаза, перекошенные физиономии, с трудом узнаваемые лица, но это будет потом, а пока они улыбались.

 Сильная, яркая вспышка заслепила глаза, заставила зажмуриться, перекосила лица гримассой растерянности, глаза, ослепленные светом, хлопали ресницами, пытаясь хоть что то рассмотреть и вновь жмурились. Автоматическая система фотоаппарата взбесилась, сама мотала пленку, делая снимки, вспышки силой тысячи свечей, будто очередь автомата Калашникова, прошила их насквозь, сделав незрячими, слепыми котятами. Два растерянных, ослепших и ничего не видящих человека метались под обстрелом огня, пытаясь понять, что же произошло.

 Навождение и не только……

А ничего страшного, вобщем-то, не произошло, просто испортилась техника, заело механизм, фотоаппарат снимал, мигала яркая вспышка. Она мигала до тех пор, пока окончательно не выработала свой ресурс, а затем все изчезло, погрузилось в темноту. Жизнь, которая вспыхнула ярким светом, постепенно угасла, остановилось ее электрическое сердце. Глаза утратили способность воспринимать окружающий мир, он им виделся сплошным солнечным бликом, черно-белой дымчатой тенью. Ругая на чем свет стоит технику, Кость достал сигару, которую собирался выкурить уже по приезду домой, прикурил от зажигалки. Свет пламени еще больше ослепил курильщика, пытаясь закрыть затвор зажигалки, он обжог руку. Неловкое движение и она улетела в траву. На четвереньках, с сигарой во рту, почти слепой Шпирт ощупывал почву, разыскивая пропажу.

- Боря помоги найти зажигалку, - попросил он помощь друга.

- Ты ничего лучшего не придумал, чем курить именно сейчас, - ругался Борис, ползая в траве, искал пропажу.

 Неожиданный раскат грома не стал бы такой неожиданостью, как раздавшийся прямо над головой дивный божественный голос, который превратился в некое подобие тени человека. Борис невольно вздрогнул, когда услышал голос, один из тех неизьяснимых голосов, исходящих из самого сердца Мегалита. От неожиданости Кость вскочил, выпрямился и обретя дар видения начал прозревать. На блике света образовалось темное пятно, которое постепенно материализовалось, а обретя очертания, превратилось в мужчину одетого в джинсовую куртку и такие же брюки. Он был не моложав, но выглядел бодро, не высокого роста, хотя казался гораздо выше. Но вот осанка его была немного сгорбленной, такими обычно выглядят люди, у которых проблемы с позвоночником, в народе их еще называют горбунами. Лицо горбуна было открытое, но какое-то усталое, изрезанное суховатыми морщинами. Волосы светлые и даже в большинстве своем седые, а может просто осветленные под «хиппи», которые носятся по городу на роликовых коньках, разукрасив свои волосы красной, зеленой и фиолетовой краской. Но в общем и целом, наружность его была приятной. В протянутой руке он держал только что утерянную зажигалку.

-Вы не ее ищете? - говорил незнакомец, протягивая пропажу, - какая хорошая и видно ценная вещица, наверное она вам очень дорога, подарок вашей девушки, не так ли мистер Шпирт.

-Да, - пробормотал Кость, взяв зажигалку, проверяя работу механизма, а незнакомец шагнув к гранитной глыбе с письменами и устроившись возле раскопа, стал внимательно рассматривать каракули. А затем не поворачивая голову в их сторону, сказал:

- ну наконец-то нашелся ключик, снесла курочка яичко, - он касался рукой таинственных знаков, ощупывал каждую чёрточку, от прикосновения его рук надпись казалось стала четче, до того неясные крючки и знаки выделились, проступили на гранитной плите.

 Взглянув на свою дорожную сумку, Борис был шокирован, в его сумке был настоящий погром, ослепленный светом он наступил на сумку, все рассыпалось, перевернулось, перепачкалось, пришлось разбирать сумку, вытряхивать ее внутренности и по новому укладывать в ее бездонную утробу. Кость тоже собирался, раз за разом пыхтя своей сигарой. Разговаривали на ходу не очень вникая в сказанное.

-Что еще за курочка ряба? - спрашивал Борис у незнакомца, вытряхивая сумку, - и причем тут яичко.

-А яичко не простое, а яичко золотое, - молвил незнакомец язвителным голоском, - разве Борис Федорович вы не разглядели, что это даже не ключ, а настоящая отмычка, только подумать, вот она сказка, ставшая былью.

Кость будучи хазяином положения попытался овладеть ситуацией:

- Я извиняюсь, уважаемый, - выдохнул он кольцо дыма. – Сер, не знаю вашего имя отчества, если вы любитель древности, и посетили Стонхендж, сцелью ознакомиться с его достопримечательностями, так наслаждайтесь, так сказать красотами, а сюда, - и он показал на разделительную ленту, - заходить не стоит. Здесь закрытая зона и вход посторонним запрещен, - все это он говорил по-английски с напущенной строгостью, хотя горбун до этого изъяснялся на вполне понятном славянском наречии. - И вообще, кто вы такой?

- Прошу прощения, - вскочил с земли незнакомец, - забыл представиться, Филко, - протянул в приветствии руку, - Филко Чевдар Буканович, институт истории, София, это в Болгарии, - уточнил незнакомец.

- Давайте на славянском наречии изъясняться, так кажется будет проще нам всем понимать друг друга, я конечно понимаю английское наречие, но вот разговариваю не очень, лучше по нашему по-славянски, ведь мы с вами в совершенстве владеем одним из диалектов древнего арийского языка.

Черепков оставил свое занятие и широко раскрытыми глазами смотрел на Чевдара Букановича. Ему, как знатоку и специалисту, такие речи показались подозрительны и не без основания: «то яичко с курочкой рябой», то арийский диалект.

А болгарин, будто предвидя реакцию, опередил их немые вопросы и продолжил:

- не обращайте внимания, это я так просто, к слову пришлось сравнение, оно ни как не относится к надписи.

 Шпирт, будто очнувшись ото сна, пошел в атаку:

- какие еще надписи, вам это все померещилось, нету тут ни каких надписей и, вообще, по какому праву вы зашли в закрытую зону, видите надпись: «Не входить», так почему же вы нарушаете закон?

Но горбун не дал ему договорить:

- а разве я что то нарушил, я историк, мое увлечение древние реликвии, из прессы я узнал о сенсационной находке, взял билет на самолет, и вот я здесь, - и он достал из своей походной сумки несколько газет и журналов.

 Итальянская газета «Оджи Эдомани» и вот ещё французский журнал «Сьянс Пур Тус» публиковала подробный отчет о сенсационной находке, можна сказать находке века. Сам заголовок статьи чего стоит: «Руны бога Одина заговорили», и фотография гранитной глыбы с нечёткими расплывчатыми письменами, помимо подробного описания сенсационной находки, упоминались, и фамилии Шпирта, и Черепкова, отыскавших ключ к разгадке вечно загадочного Стонхенджа. Шпирт был вне себя от злости, какже так, дело секретное, о нем никто не знает, а тут описание, фотографии, коментарии, теперь туристы растащат Мегалит на запчасти. Вскипев от злости, он начал придираться к Филко:

- На чем вы сюда прибыли, я не вижу вашей машины?

- Меня довезло такси, - смущаясь отвечал горбун, - оно только что уехало.

- А чем собираетесь добираться назад?- продолжал придираться Кость.

-Не волнуйтесь, в мире много добрых душ, добирусь как нибудь, вот хотя бы к вам буду проситься, может не откажете в беде.

 Борис, оторвавшись от чтения журнала, с упреком обратился к брату:

- Ты же говорил, что это закрытая информация, а все газеты мира пишут о том, что я его уже расшифровал. А я его вижу впервые, какже это понимать.

-Черте что,- ругался Кость, - от этих журналюг никуда не скроешься.

- Это точно, - вмешался в разговор Болгарин, - вот у меня когда-то был случай, - но ему не дали договорить.

- Никому не интересно, что там у вас было, - молвил Черепков, - от вашей трескотни у меня совершенно разболелась голова, давайте лучше собираться.

- Да, да, - согласился Кость, - давайте.

 Но иностранец оказался настойчивый малый:

- болит голова, так мы ее сейчас подлечим, Раке - отличное средство от головной, спинной, ножной и ручной боли, в общем, лечит все болезни.

Из походной сумки на свет божий появилась не то амфора, не то глиняный кувшин, закрытый сургучевой пробкой.

- Пренепременнише рекомендую, это редкий сорт.

 Прямо на земле появилась скатерть-самобранка расшитая чудным узором из ползучих трав и фантастических крылатых птиц.

- По щучьему велению, по хотению Филко, - через миг она ломилась от изынных яств. В основном это были фрукты, хлеб похожий на лаваш, сыр и три кубка, представляющие из себя козьи рога, искусно разукрашенные рисунками. От всего этого великолепия сразу же пропала охота куда бы то ни было спешить.

-Я за рулем, - с досадой в голосе молвил Кость.

-Вот огорчение, - пролепетал горбун своими налитыми кровью губами, - ничего-ничего для вас у меня есть что то особенное, такого вы еще не пробовали и ни грамма алкоголя.

 Из сумки был извлечён потемневшй от времени сосуд грубой работы.

- Это просто нектар, такой можно найти только в Болгарии, его изготавливают по старинным технологиям в одном из селений, в окрестностях Шыпки.

 Искрящийся напиток пенился в налитых до краев рогах.

- Ну что, за встречу, за знакомство, - молвил он тост. - Я горд, что подымаю сей рог изобилия при дороге, в такой прекрасной компании, в таком дивном и возвышенном месте.

 Тягучий напиток приятно обволакивал внутренности, бодрил, наполнял тело легкостью и блаженством, мысли очистились от скверны, а разговор завертелся с новою силой. Обращаясь к Борису, иностранец спросил:

- ну что, голова перестала болеть?

- Да перестала, отличный напиток эта ваша Раке, - соглашался он, ламая хлеб, - боль, будто рукой, сняло, в голове прояснилось, а то вторые сутки в голове какой-то компот из всякой чепухи.

 Черепков, будучи знатоком керамики, заинтересовался амфорой.

-Вы только посмотрите! - воскликнул он восхищенно. - Это лепная керамика, сделанная не на гончарном круге, а именно вылепленная, удивительно занятная вещица, где вы такую раздобыли, неужели древняя? - он взял ее в руки и внимательно рассматривал, приговаривая, - любопытная, любопытная вещица.

 Керамика и впрямь была редкой красоты, серого или коричневого цвета с нанесенным узором черной, а иногда и красной краской, больше напоминала Кипрскую «молочную чашу». С первого раза даже нельзя было определить, сделана она на станке или же вылеплена вручную. Орнамент был весьма затейливым: от простой полоски по венчику и узора из косых, перекрещивающихся линий по туловищу, до весьма характерного пояска из коротких спиралей, квадратов, кругов и прочих астральных знаков. Филко взял амфору в руки, и наполняя искрящейся жидкостью рог изобилия, молвил:

- если вас заинтересовала эта безделица, я вам ее дарю, но только не раньше, чем мы увидим свет в конце тоннеля. То есть я хотел сказать, увидим дно у этого сосуда, ибо если есть конец, то надежда твоя не подсечется.

-Колоритен ваш язык, - парировал Кость, - но я хотел уточнить на счет амфоры, где ее вам удалось раздобыть?

- О, это очень забавная история, я приобрел ее в Турции у одного горшечника, представляете, тот утверждал, что она с Крита, и будто бы была изготовлена во времена Миноса–мифического правителя острова, а затем служила верой и правдой у халифа Гаруна аль Рашида, и, что испив из нее, можно ощутить вкус тысячелетий. А на дне сосуда увидеть аль Рашида или даже самого Миноса пирующего в окружении своих излюбленных друзей-собутыльников. Я ему естественно не поверил, думал он набивает цену, и тогда он, обидившись, взял и отдал ее просто так, без денег. Так что, могу и вам ее подарить, это будет честно. И вот еще что, у меня есть, - язвительно и немножко ехидно молвил Филко, доставая из своей безразмерной сумочки небольшую вазочку, - вы только посмотрите, что на ней нарисовано, - показал им енных друзей собутыльников, вазочку.

Борис и Кость смотрели, словно зачарованные, и сами не могли понять, что же их так заворожило, сама ваза или хмельной напиток, от которого тело буквально преполнялось легкостью. Ваза, по всей видимости древняя, была занавешена или завернута в тонкую легчайшего шелка газовую ткань, а контуры нарисованного едва просвечивали сквозь ткань.

-Тряпку сними, вы забыли снять упаковку, - озадаченно сказал Кость, - ничего не видно.

 И тут Филко разбил истерический хохот, он смеялся до захлебывания в горле. Искреннее, веселое, Ха –Ха- Ха, раскатами громкого смеха пронеслось над святилищем Стонхенджа, ударилось о каменные плиты и растаяло.

-И вы купились на это, во все века, кто бы не смотрел на эту картину, все видели только эту занавесочку, но только это не так. Вот возьмите, сами попробуйте снять. Кость, будто коршун, бросился к вазочке, жадно схватил ее своими дрожащими руками, губы его тряслись, а зубы выбивали чечетку, при этом нос широко раздувался, а глаза горели, словно фары дальнего света.

-Не может быть, - будто младенец радовался он, - этого не может быть, ибо этого не может быть никогда, - вырывалось из его охрипшего горла.

- Все может быть, - отвечал Филко, - такое может быть, что вам и не снилось, ибо мир истории не изведан, он сплошное белое пятно, которое еще предстоит разукрасить в яркие пестрые тона.

- Что же это за вазочка такая? - удивлялся Борис, он совершенно не разбирался в горшках, черепках, и предпочитал их видеть только на своем кухонном столе.

- А это, дорогой Борис Федорович, всего лишь вазочка, работа знаменитого мастера своего времени Паррасия. Существует предание: когда-то давным давно, заспорили два великих мастера вазописи, Зевкис и Паррасий, кто из них лучший. Спорили они между собой долго и упорно, не одна ваза разбилась на их головах, и тогда решили они провести независимую экспертизу. Пригласили знатоков своего дела, накормили их, напоили, а затем выставили на суд зрителей свои работы. Первым был Зевкис, на его работе было нарисовано виноградное гроно. Только художник выставил свое творение, как к нему тут же слетелись птицы и давай клевать виноград, до того ж виноград нарисованный на картине показался им свежим, сочным, будто настоящим. Все были в восторге, и выкрикивая хвалу художнику, хотели обьявить его победителем. Но вот настала очередь Паррасия. Когда он выставил свою работу, те ничего не увидели, а зануда Зевкис нервно воскликнул:

- Откинь с картины завесу.

А Парисий молчит, только ухмыляется, а суд независимых експертов тоже обиделся, говорит:

 - сними занавесочку, ничего не видно.

 А Зевкис в занавесочку пальчиком тычет, пытается сдвинуть покрывало, но все время промахивается.

- А тут ее вовсе и нет, - прозвучал неожиданный ответ Паррасия.

 -Вот на этой картине, - Филко попытался взять из рук Шпирта вазу, только у него ничего не вышло, тот держался за нее, будто утопающий за соломинку, и не отдавал, - была нарисована всего лишь занавесочка. Но так ужасающе реалистично, что Зевкис не поверил своим глазам, он пытался сдернуть ткань, скреб, царапал свими коготочками полотно и кипел от люти.

-Ты победил, - вынужден был признать он, - мне удалось перехитрить птиц, а тебе удалось невозможное, перехитрить меня.

-Не может этого быть, - шептал раздавленный Кость, а руки сжимали сокровище. -Продай за любые деньги, - умаляюще скулил он, - хочешь махнемся, я тебе свой автомобиль, а ты мне вазу, тем более, что ее подлиность еще надо перепроверить.

-Забирай, перепроверяй сколько хочешь, только закусывай, - и Филко протянул ему нектар.

 Пили с большим удовольствием, ели фрукты, сыр, хлеб. Настоящее блаженство распространялось телом и какая-то необыкновенная легкость, от которой хотелось взлететь, как будто за спиной вырастали крылья, готовые подхватить тело и поднять к облакам. Взяв в руки амфору, Кость уже не расставался с нею, вертел ее, крутил и совершенно отстранился от разговора, который разгорелся между Филко и Борисом.

-Если у вас перестала болеть голова любезный Борис Федорович, а в мозгу все прояснилось, может попытаетесь обьяснить, что вы думаете по поводу всего увиденного, есть у вас какие-то версии. Я лично думаю, что это не подделка, ибо «по когтям узнают льва», так гласит древнегреческая пословица, а здесь явно прослеживается рука величайшего из древних, царя и бога.

Борис улыбнулся и начал говорить, слова исходили из его уст легко, изливаясь словесным потоком:

- Это не профессионально приписывать эти незамысловатые каркули кому-либо из царей. Если так рассуждать, то можно договориться до того, что эти камни вообще упали с неба или пришли сюда самостоятельно, под волшебную музыку Орфея, - сказал он и рассмеялся.

Филко казалось не обиделся на все эти колкие замечания, отвечал вполне серьезно.

-Нет, нет Орфей тут совсем не причем, вроде бы Орфею была одна забота передвигать эти камни. Нет, он не тратил свое искусство на такую чепуху, он был натурой утонченной, возвышенной, тонким ценителем искусства, и вообще, его тогда еще попросту не было, он родился гораздо позже.

 Борис только многозначительно расширил глаза, хотел сказать, что Филко сказочник и болтун, но молвил другое:

- Все что вы поведали про Орфея занимательно, но к рунам не имеет абсолютно ни какого отношения, а то что это Руны я больше чем уверен, однако написаны они на каком-то неведомом языке, больше похожем на шумерскую клинопись.

- Вот я и говорю Руны, даже не сомневайтесь, - подтвердил Филко, - если только не подделка.

- В этом то и загвоздка, - пустился в рассуждения Борис Федорович. - Руны появились в Англии только в христианский период. На некоторых археологических находках, вроде древков копий или костей животных, встречаются рунические знаки и символы. Возможно они превращали предмет, на котором их вырезали, в амулет, их также использовали в быту для написания знаков, которыми метили свою собственность.

- Я и говорю, - соглашался Филко, - что это подделка, для примера можно взять историю незадачливых кладоискателей из книги «12 стульев», гонялись они за сокровищами, а в итоге, нашли шкатулку, а в ней всего лишь визитка, клеймо мастера.

- Нет, это не профессионально сравнивать выдуманную историю и Мегалит, одно с другим ну никак не сопоставляется, так вы договоритесь до того, что камни Мегалита сами родили эти письмена, - сказал Борис и рассмеялся.

 А если такой вариант, - парировал Филко, - некогда жил один архитектор Сострат Книдский построивший в третем веке до нашей эры одно из чудес света-Фаросский маяк, 120 метровую башню при входе в порт Александрию. Когда стройка была окончена, архитектор на камне начертал свое имя, а затем все это аккуратно замазал известью, а сверху написал имя тогдашнего Египетского царя. Он предвидел, что пройдет время, штукатурка обвалится вместе с красующимися на ней царскими именами, а потомки обнаружат надпись. Так все и произошло, штукатурка упала, а под ней обнаружилась надпись: «Сострат, сын Дексифона, Книдиец богам-спасителям, во здравие мореплавателям ». Он лично не считался со временем, а с вечностью.

- Да уж! Удивительно предвидеть будущее, - согласился Борис, - только к сожалению здесь не просвещённый Египет, а Неолит - каменный век.

 Кость, растворившийся в амфоре и казалось не замечающий ничего, неожиданно встрял в разговор:

- вас послушать, получается кругом одни сказки и удивительные истории, а все гораздо проще, этот Мегалит строился только с одной целью, чтобы точно вычислить годовой цикл. Календари были нужны всегда и даже в каменном веке, а надпись, это чистой воды подделка, причем поздняя, и это факты, а не вымысел.

-Правильно, тут без бутылки не разберешься, - согласился Филко, наливая по кубкам тягучий хмельной напиток, и тут же задал вопрос:

- Я вот что у вас хочу спросить. Издревле все кому не лень считают, будто Стонхендж - календарь или обсерватория, а может это и не обсерватория вовсе. Почему вы, современные люди, можете обходиться перекидными, настенными, настольными, напольными, карманными календарями, а они, древние, не могли обойтись такими же. Почему нужно было строить такую громаду, тот кто строил, тот знает, что строительство, это прежде всего денежные затраты и не малые, судя по обьему строительства. Хлопотное это дело стройка, а тут и вовсе стройка века. Представьте себе такую картину, люди-муравьи тянущие вот такую глыбу гранита за сотню километров, тянут и думают, построим лет через 300 календарь, сразу же расчитаем восходы и заходы солнца, лунные и месячные циклы, и тутже заживем счастливо и весело. Да и посмотрите на эти глыбы гранита, на их кривые формы, а ведь Астрономия - наука точная, проводить расчеты такими горбатыми и кривыми столпами, это же абсурд. Неужели вместо них нельзя было вкопать ровные, дубовые столбы, которые монтируются сильными первобытными людьми за пол дня, и делу конец.

- Ну если вы такой всезнайка, тогда может просвятите нас невеж, что же такое Стонхендж? - с издевкой в голосе спросил Кость.

Филко неожиданно перешел на какой-то не совсем понятный язык, не то болгарский, не то древнеславянский.

- Мне трудно изясняться, - оправдывался он, - и если я обидел чье-то мнение, зарание прошу прощения, давайте лучше выпьем вот из этого кувшина.

 И тут же извлек из своей походной сумки сосуд необычной формы и настолько тонкой работы, что у Шпирта рот буквально открылся от удивления и восторга.

-Что это? - только и смог выдавить он из своих уст. – Китай, эпоха Цзянь-Нянь?

- Нет, - отвечал горбун, - все гораздо хуже, это Атлантида, - и он разлив содержимое по кубкам, протянул ему невзрачный с виду сосуд красного цвета, на округлых бочках которого были нарисованы параллельные линии, треугольники, окружности, а также более сложный орнамент, в часности, низкорослые бычки, зубастые драконы, волосатые ослы, крылатые рыбы и огромное пышащее жаром солнце.

-У Атлантов не было керамики, - возразил Кость дрожащим голосом, - хотя должен признать, что в настоящее время о керамике, цвета охры, известно очень мало.

-Слушай, - остановил его Филко, - ответь прямо. Нужен тебе этот горшок или нет?

- Нужен, - жадно пропищал он, сжимая сокровище.

- Тогда не задавай глупых вопросов, кому лучше меня знать, была у Атлантов керамика или её не было. Эту вещицу подарил мне сам титан Атлант, кстати очень редкая вещица, даже для своего времени, и ты уж мне поверь, это истина в последней инстанции, хотя и кажется мифом.

Подняв кубок хмельного питья, он провозгласил тост:

- Отец умеющий слушать, подобен мудрому, слушайте наставления и будьте мудры, вкушайте этот божественный нектар, и вы возвыситесь над временем.

 Напиток из сосуда мудрости и колоритный язык горбуна вливался в тело нескончаемой рекой, завораживал разум, обволакивал тело, делая его почти не управляемым, руки и ноги ватными, вязкими и не послушными. Казалось все телесные члены сникли и сделались сухими, обездвиженными, и лишь сознание парило, рвалось порвать оковы сдерживающие вязкие оболочки. Душа стремилась наружу, казалось еще миг, и она распрямив крылья, упорхнет к этому дивному свету льющемуся с серебряного небосвода.

-Неужели это Луна, - мелькнуло в голове у Бориса, - неужели её свет насквозь пронизывает мое тело, сколько же мы здесь сидим, если над нами взошло огромное светило ночи.

 В какой то миг ему показалось, что эфирная оболочка его души оторвавшись от земли, сделала круг над землею, вернулся в тело, и то приняло его вновь.

-Да нет же, - отвечало самому себе сознание, - этого не может быть, - убеждал себя разум, - люди не летают.

Но легкое и эфирное тело буквально отрывалось от земли, и если бы у него были крылья, оно наверняка воспарило над землею.

-Уже хочеться взлететь? - спросил горбун, и его сладкозвучный голос, пронзив пространство и время, врезался в сознание.

- Что это? - только и сумел выдавить из себя Борис, увидев за спиною Филко чудесные крылья, раскрывшиеся из горбатого уплотнения спины.

Пытаясь сообразить, что пред ним не галлюцинация, он даже хотел потрогать их руками, но тесная одежда стесняла движение, а руки отказывались служить телу. Да и все тело, пропитаное нектарным напитком, стало ватным и каким-то неестественно чужим. Единственное ощущение, которое осталось от сотни чувств и эмоций, которые некогда владычиствовали над телом, было ощущение того, что душа делает судорожные попытки сбросить тяжелые оковы, рвется взлететь. Душа пыталась овладеть неестественным состоянием нового и непривычного тела, а горбун Филко взмахнув крыльями, продолжал щебетать ему убаюкивающие трели подобные тем, какие поет птица Феникс.

-Смелее, не бойся, распрямь крылья и лети, - пел Филко-Феникс ровным сладкозвучным голосом.

 Его речь расширяла сознание, а слова преобретя материальную форму становились осязаемыми, хоть возьми их руками и трогай. Филко говорил почти без остановки, а его слова, будто крылатые птицы, парили в воздухе.

-Внимайте моим речам и будьте мудры. - щебетал он. - Вам, и только вам, выпал жребий остановить зло, которое скрыто за этими священными письменами. Не спроста обнаружились эти письмена, именно накануне дня большой луны. В такие дни хозяин времени обретя силу мрака, пытается вырваться на свободу и повернуть ход истории. Этот священный камень и надпись, запечатанная семью печатями, считались неприкосновенной, их нельзя было трогать никому, ибо ослушавшийся не найдет себе покоя, даже после смерти.

-Это бред, - думал Борис, пытаясь встать, но не мог даже пошевелить рукой, а вот образ руки раз за разом отрывался от тела, и ему стоило усилий вернуть его обратно.

А Филко старался, напускал туману, и они слушали его до конца не осознавая услышанное, ибо воздух наполнился только его речью. Певучие и чарующие слова изливаясь из уст, растворялись в эфире, их можно было вдыхать, их можно было пить, к ним можно прикоснуться и сделать реальностью, которую можно потрогать руками. Только не было сил, все члены повисли плетьми, уснули, и только дух оставался тем стержнем, который удерживал тело, не давая ему упасть. Дух крепче плоти, тверже железа, а тело - это бренная плоть из мяса и костей, стесняло движения, мешая той вечной первородной материи, которая рвалась наружу, стремясь поскорее обрести свободу. Филко растопырил свои длинные музыкальные пальцы с птичьими острыми когтями, и дотронувшись до надписи, резко потянул ими вниз, царапая камень. Послышался резкий царапающий звук, точно такой, какой издают несмазанные дверные петли.

- Смотрите на эти царапины, это следы оставил бог- сын бога, это след его звериных когтей. Но к счастью не хватило ему сил сорвать эти печати, не подвластны ему великие запреты, не может зверь сдвинуть гранитные камни своей темницы. Ибо слишком дурные поступки совершал он в своих прошлых существования, чтобы избежать возмездия в нынешних. Вы приоткрыли завесу печати, по вашей вине зверь, который был заключен в круге Стонхенджа, может вырваться на свободу и изменить ход истории. Вы, и только вы, должны помешать ему повернуть время в спять. Вернувшись в прошлое, закрыть печати, дабы спасти будущее.

- Кто вырвался на свободу? Какие печати? - выдавил из себя Борис, при этом его рот чудным образом оставался закрыт, а слова, будто птицы, выпорхнули наружу и кружили в сияющем круге Мегалита. - Какой зверь? От кого нужно спасать землю? - вопрошал он, найдя в себе последние силы к сопротивлению.

-От того кто злодеянием славу приобрел великую, кто был великим царем времени, кто жил богато, имел сотни слуг, комановал армиями, владел тысячами красавиц, а любил только одну, хотя об этом боялся признаться даже самому себе. Да еще детей своих единоутробных заточил в бездну чистилища, будто муравьев растоптал их ногою.

-Кто этот зверь? - вопрошал Борис, пытаясь подняться с места, только ноги не слушались, а руки повисли, словно плети, и даже голос вылетал из закрытого рта.

-Если Стонхендж - это тюрьма-узилище для одного узника, то каковы же его размеры, ведь сквозь эти каменные решетки может протиснуться даже слон.

-Да, размеры его огромны, а дыхание смрадно, оружием победить его невозможно, ибо он вечен, можно только не дать ему возможности повернуть время вспять и это вам по силам, - отвечал Филко, - но вначале обретите подобоющее вашему новому обличию тела.

 При этих словах он взмахнув крыльями, взлетел над землею, и подхватив тушки убитых котов и крылья, протянул им.

-Одевайте! - молвил он голосом не терпящим возражений.

- Нет, не будет этого, не будет! - вскричал Кость, отползая на четвереньках.

Откуда у него нашлись силы управлять своим прежним телом, для Бориса осталось загадкой, ибо все его попытки пошевелить рукой или ногой, ни к чему не привели. А усилие воли сотворило с ним вещь немысленную. От тела отделилась оболочка, имеющая подобие руки с пальцами, ею можно было пошевелить, сжать в кулак, но сама рука так и осталась свисать у тела неподвижной плетью. Кость полз натужно, силясь выползти из круга в темень ночи. Только теперь эфир души, еще недавно телесного Бориса, осознала, что вокруг беспросветная, темная ночь, и только круг Стонхенджа освещен огромной Луною, с любопытством наблюдающей за всем происходящим в этом круге.

-Не выходи из круга, - щебетал своим птичьим голосом Филко, его голос убаюкивал и прикачивал, так прикачивают в колыбели ребенка.

Послушный его воли Кость буквально растянулся на земле, и только аура его рук и ног продолжала движение, отделяясь от тела.

- Мы умерли? - вопрошал дух Бориса, не открывая рта.

- Нет, - щебетал Филко, - вы обрели одежды божества, это не смерть, это всего лишь перевоплощение, познание глубин духовности и не более того.

Он говорил спокойно, не спешно, смакуя слова.

-Перерождение свойственно всему живому, ибо покинув одну обитель духа, духовная оболочка пройдя чистилище, стремится обрести новое тело, новую плоть и обличие.

 Налив в кубок искрящийся напиток, протянул его Борису:

- на выпей, пришло время очистить дух, а нектар поможет тебе в этом.

- Но я не могу поднять руку, - возразил дух Бориса, хотя рот его даже не открылся, и что еще более удивительно, какая-то тень, всего лишь контур руки, отделился от тела, сжимая и разжимая кисть руки. - Неужели мне все это кажется? - вопрошал он, не отворяя рта, или у меня двоится в глазах.

-Ты должен, поверь в силу духа, перед которым не может устоять даже вселенная, ибо дух не сгибаем, вечен, безграничен, он тверже стали.

 С этими словами он налил в ладонь божественного нектара, и широко взмахнув рукой, разбрызгал янтарную влагу, которая тутже вспыхнула мириадой огненных искр.

-Материя существовала всегда, настоящая материя и ее атомы есть беспредельно сложный продукт, другой, более простой материи. Были такие времена, когда материя была в дециллионы-дециллионов раз легче теперешней. И все эти миры породили существ разумных, таковыми были первые жители планеты Земля, таковыми были и вы, люди.

 Он разбрызгивал янтарную влагу прямо в небо, отчего оно вспыхивало мириадом огней, и проливаясь на землю дождем мельчайших искр, превращал окружающую действительность в сказочную цветную фиерию. И даже каменные столпы Мегалита светились и горели негасимым огнем добра, тепла и света. А Филко не уставал вещать:

- смотрите и постигайте огненную природу вещей, каждый камень полон огня, каждое дерево насыщенно огнем, каждый утес, это столб пламени. Постигайте огненную природу первобожества, оно основа всего сущего во вселенной. Можно говорить об огне, как об источнике света и тепла, но такое понятие будет лишь умалять величие первородной материи, ведь живой огонь и есть основа мироздания. К своему великому удивлению, дух Бориса осознал, что он слышит его голос, как бы в отдалении, этот божественный голос исходил откуда-то снизу. Там же осталось лежать и его плотское тело, а дух мягко и невесомо воспарил над землей.

-Доверься чувствам и ни о чем не думай, пусть страхи покинут твое сознание, просто доверься и лети, - это было последнее, что он услышал, и тут же в его глазах возникла голубая пелена, которая сгущалась и пульсировала в пространстве, где нет ни верха, ни низа, пространство без преград и запретов, которое скручиваясь, втягивало его в слепящий тоннель, конец которого был в руках богини Селены. Туннель сотканный из теплого света, втягивал внутрь, богиня Селена улыбалась и манила к себе, влекла к звездам мириадами ярких огней, усеявшими бескрайние поля вселенной. Чужое небо вызывало скорее чуство любопытства, чем испуг, и он летел, пытаясь дотянуться руками к звездам, а под ним лежала земля, окутанная ночным мраком. И только столп света исходивший от куда-то с неба и он сам летящий среди россыпи звезд, был тем радужным мостиком, соединяющим мироздание. Это вселенная горстями разбрасывала искры света, обильно засевая ими звездные поля, и те падая, создавали фантастическую мозаику светотеней.

-Наверное я сплю или умер, - мелькнуло в сознании, и эта мысль испугала душу, сжала её в тугой комок, который тутже начал падать к земле, и чем больше он пугался этих мыслей, тем стремительнее было падение. В падении появился страх свойственный всему живому.

-Я мертв, я определенно мертв, но если я мертв, почему я слышу свой голос, и он настолько силен, что его вибрацию ощущает мое тело. И все таки я мертв, но тогда как же я ощущаю свой собственный голос, ведь я чувствую его колебания, следовательно я живу, только у живых есть разум, чтобы ощущать слова и слышать колебания звуков. Может я и есть божество умеющее мыслить и слышать свои мысли, разум созидающий жизнь.

И все же страху не было места в его душе, и даже мысль, что он может упасть и разбиться, как то сразу улетучилась, ибо не верил, что дух может ощущать боль и страдания. Ведь все это время, одно только блаженство переполняло его эфирное тело, даже свет, добрый и ласковый, обступал его со всех сторон неповторимой красотой гармонии. И он падал, расталкивая звездные скопления, а духовное тело впитывало все, что его окружало, и серебряный звон струящегося неба, и радужный свет исходящий от каждой звезды.

-Налетался космонавт? - этими словами встретили Бориса два существа: Филко в подобии птицы Феникс и огромный крылатый кот, прыгающий и резвящийся, будто желторотый птенец, впервые расправивший свои крылья перед полетом.

-Точно, это Кость, - смутной догадкой мелькнуло в голове Бориса. 

 А тот будто нарочно красовался своим новым обличием, растопырив птичье оперенье, важно прохаживался туда сюда, держа хвост трубой. Да, это был Кость, лицо с небольшими изменениями осталось прежним, хотя и было покрыто шерстью и пышными усами.

- Давай к нам! - звал и махал он крыльями, пытаясь взлететь, и попытки его были успешны, неуклюже хватаясь за воздух, он парил робко, не уверенно.

 -Лети к нам, а то пропустишь все самое интересное, смотри, как я умею, - звал он мурлыкая, раз за разом хватаясь крыльями за воздух.

Эфир Бориса устремился в свою прежнюю оболочку, лежащую на земле без движений, душа искала убежища и не находила его, такое родное тело отказывалось повиноваться воле, безжизненно всматриваясь в небо широко раскрытыми глазами.

-Не пытайся укрыться в прошлом, - звучал голос Филко, а обладателем этого голоса было какое-то дивное существо с распушенным птичьим хвостом и телом покрытым зеленой чешуйчатой шкурой. При всех изменениях произошедших с его обличием, лицо осталось прежним.пря внешний вид его изменился Не слуо вылетали наружу.поведение илий вновь вернуть его в телорнулся в тело и то приняло его вно

-Пришла пора примерить новые одежки, - щебетал Филко, - ты только посмотри на своего брата, в какой он находится прекрасной форме.

 Борис попытался возразить, а почему нельзя познать таинство в моем прежнем теле, мне в нем было уютно, руки и ноги всегда были покорны моей воле. Крылатая птица Феникс, только по лицу которого можна было узнать Филко, щебетало:

- там куда вы возвращаетесь нету достойного места тому, кто носит одежды раба. Варвару уготована участь бессловесной рабочей скотины в услужении властелина и полубога. А в этой одежде ты будешь равный богам, ты будешь лучшим из них, обретешь почести героя. И поверь моему опыту, эти одежды не так уж и плохи, посмотри сам, твой брат доволен ими.

-Доволен, еще как доволен, - мурлыкал он, вытворяя в воздухе замысловатые фигуры, парил в круге лунного света. - Это лучше, чем американские горки, можно даже кувыркаться в воздухе, - радовался он, как малое дитя.

- Я не хочу. - упиралась душа Бориса, пытаясь растолкать свое прежнее тело,

-Не было такого времени, в котором звери правили людьми, человек венец природы, он правил планетой всегда, он ее хозяин, он царь и бог… -сказав это, он осекся, понимая, что происходящее с ними уже противоречит, если не всему сказанному, то большей его половине.

Филко, как то совсем по птичьи отворил свой рот, заливаясь звонким смехом:

- да ты сам не веришь тому, что изрекают твои уста, они говорят заученные, лживые речи. Человек по воле случая стал хозяином планеты, и тут же возвеличил себя до уровня бога, жестоко расправился даже с теми, кто ему помогал обрести царский венец, истребил их не только физически, но и духовно, вычеркнул из памяти, предал забвению. Оглянись вокруг, посмотри, как быстро в жизни все забвенье поглощает, блекнут подвиги героев, гибнут древние преданья. На гробницах наших предков нет ни знаков, ни рисунков, кто в могилах мы не знаем, знают только наши предки, но каков их род и племя, это для нас загадка. Люди всю историю прошлого превратили в миф и сказку, да над нею и посмеялись. Великие свершенья древних эпох, грандиозные творенья прошлых народов люди присвоили себе, исказив прошлое до неузнаваемости. Но я не виню богиню историю в том, что произошло, пусть и не справедливо забыты герои золотого века, прийдет время, люди сами разберутся в прошлом, и в этом им поможете вы.

Сказав это, он в два прыжка приблизился к эфирному телу Бориса, и простер руки над его духовной оболочкой. Вцепившись руками в бестелесую плоть, он начал вершить обряд очищения, перемешав дух в некое подобие Хаоса. Слабый электрический ток пронизывал душу, она кипела, это эмоции и страхи отлетали в ночь и тут же растворялись в небытие. От чего дух просветлел, ибо отлетали только негативные эмоции, те что тенью черноты отсвечивали сквозь серебро лунного дождя. Просветленная душа уменьшалась в размерах, ведь её стало меньше. А Филко, будто искуссный скульптор, вновь смешал все духовные оболочки в некую субстанцию, из которой отделил некую темную часть и отбросив её в сторону, изрек следующее:

- Обычно душа проходит множество циклов очищения, которые ростянуты во временном пространстве до мириады бесконечностей, но у вас нет времени. Время само идет к вам, и оно очень опасно. Слушайте и запоминайте! Завтра день большой Луны, отчего светило дня померкнет. Хозяин времени вернется сюда и попытается сорвать временные печати. Вы должны помешать ему в этом, ибо возврат к прошлому вернет человеку его прежнее обличье раба.

 Сказав это, он вновь смешал все оболочки души в некую субстанцию, от которой отделил некую темную часть, вдвое больше первой и выбросил её в ночь. Затем он взял третью часть, равную двум первым. Проделав то же самое с третьей частью, он тут же взял четвертую часть, которая была равна предыдущим, и отделив её от тела, выбросил в ночь. Тоже самое он проделал с пятой частью, которая была утроена третьей. Затем шестую часть, равную восьми кратно повторённой первой. И наконец седьмую, равную двадцати семикратно повторенной первой. Полностью очищенная душа искрилась ярче лучика света, ею овладело новое чуство, имени которого Борис не знал, ощущение не поддающееся анализу мыслей, ибо для него нет обьяснения. Дух обогатился каким-то новым знанием, проник в некую новую субстанцию, только долго копаться в недрах сознания и анализировать ощущение не пришлось. Филко протянул ему кошачьи одежды и молвил:

- одевайся, скоро рассвет, в духовном теле невозможно находиться при свете дня. Под сияющими звездами и светом Луны все кажется призрачно, а когда звезда по имени Солнце растопит мрак ночи, вы увидете сколь жалки ваши одежды. Тогда душа будет искать любую тень, стараясь спрятаться, как можно дальше от испепеляющих солнечных лучей.

-Одевай, не бойся, - мурлыкал брат Кость, который к этому времени полностью вжился в новое тело крылатого кота.

Будто стремительный водоворот подхватил просветленные оболочки души, и сразу втянул в новое вместилище духа. Чужое незнакомое тело наполнялось содержимым. Кости трещали, вены пульсировали, сердце стучало в бешенном ритме, стараясь разогнать кровь, питающую все его органы. Искры боли пронзили онемевшее тело, и каждая клетка содрогалась от боли, которая волнами котилась от края до края нового тела. До одурения в сознании вибрировали жилы, венулы, капилляры. Это чувство было сравнимо таинству рождения. Но малу по малу боль ушла, и через время импульсация вен превратилась в настоящее блаженство, да, да именно блаженство. Мышцы благоухали, сердечный ритм выровнялся, память о боли выветрилась из сознания, которое пыталось научиться управлять новым неведомым телом. Первая робкая попытка сдвинуть лапу с когтями, оказалась подвигом. Первый шаг превратился в муку. Первый взмах двумя продолжениями лопаток, превратившимися в крылья. Научиться владеть крыльями, сделалось настоящей пыткой, они были тяжелыми, будто гири. Но ощущение полета затмило все прежние чувства. Первый робкий прыжок и блаженство полета, все это спрессовалось в один миг боли и радости. Еще более усилившейся от понимания того, что твой переродившийся дух слит воедино с этим телом, которым ты научился управлять, и оно послушно подчиняется твоей воле, покорно твоим желаниям. Борис учился управлять новым телом. Привыкнув к крыльям, он выбрал небольшой холмик, разбежался и оттолкнувшись от земли, подогнул ноги в коленях и полетел. Случилось чудо, он парил, и не крылья несли его, не сила мускулов держала его в воздухе, а сила разума подняла в небо. Это было всего какое-то мгновение, но за эти три, четыре секунды он ощутил упругость воздуха и тихое скольжение над землей, и ничего, что это продолжалось всего лишь какой-то миг, но он явственно почуствовал, что не падает, а именно летит. Выставив вперед ноги, он снова коснулся земли и пробежав несколько метров, остановился, удивленно оглянулся назад и отметил. Что от возвышенности до места посадки не более двадцати метров, но он впервые не прошел их по земле, как обычно, а пролетел на крыльях. Впечатление от этого полета было настолько потрясающим, что врезалось в каждую клетку сознания, он чувствовал, как ветер обдувает лицо, как упруго ложась на воздух парят его крылья, как быстро скользит под ногами земля. За это время он хорошо усвоил одно из главных правил трудного летного ремесла, сохранения устойчивости. Балансируя в воздухе, он то подтягиваясь на руках, то помагая себе ногами, летел, пытаясь сохранять равновесие даже в порывах предрассветного ветра. Теперь уже не таким безобразным казалось его новое тело, хотя ему все еще было непривычно видеть свои волосато-когтистые руки, крылья и распушенный хвост. И это вполне естественно, ведь человек, кроме себе подобных, не воспринимает всерьез ни кого, да и то посматривает искоса такой ли цвет кожи, рост, вес, разрез глаз и прочее. Нужно отбросить все эти комплексы и жить только в этом прекрасном, сильном, способном парить теле, и не думать не о чем, просто жить и радоваться жизни, думал Борис. Разве может какое нибудь химерное сороконогое божье творение сказать или даже помыслить о том, что оно безобразно. Таких нет и не будет, даже мельчайшая букашка живет и радуется жизни, воспринимая свое тело, как величайшее творение матери природы.

 Словно малые дети, парили в ночном небе крылатые коты, купались в огненном свете большой луны, плескались среди мириады звезд. А огромный мир, раскинувшийся от края до края земли, спал, укрывшись колдовской пеленой ночи, и видел цветные сны, навеянные богом сна Гипносом.

- Новое тело - это не спасение от старых проблем, - голос Филко звал их скорее вернуться в центр круга, - мое время вышло, пришло время переродиться, - молвил он, восходя на жертвенный камень, находящийся в центре Стонхенджа.

На жертвенном камне было сложено сено, ивовые прутья и душистые травы, ракиты и таволги. Жертвенник стоял в центре круга, окутанный почти до пояса травами, которые были собраны тут же, и раз за разом высекал огонь из зажигалки, пытаясь поджечь травы.

- Что ты делаешь? Это моя зажигалка, отдай, не делай глупости, - молвил Кость, протягивая свои когтистые руки.

Но Филко высек огонь, и осознанно поджег траву. Пока огонь прыгал с одной былинки на другую, пытаясь разжечь влажные травы, Борис успел спросить:

- Скажи нам кто ты, и зачем ищешь смерти?

- Не смерти я ищу, а перерождения. - отвечал он ровным и спокойным голосом. - Имя мое Феникс, раз в 300 лет я сжигаю свое старое тело и перерождаюсь в новом обличии.

В это время костер вспыхнул со всех сторон, от чего глазам сделалось тускло. Это сгустилась темная ночь, куда и делся серебристый лунный свет, и яркие звезды померкли в небе. Только огонь освещал круг Мегалита, да едкий дым свежей травы резал глаза. Языки пламени огненными змиями подымались все выше и выше, стараясь поглотить жертву, насладиться вкусом ее плоти, испить жертвенной крови.

-Запомните, вы должны остановить зверя, не дав ему возможности повернуть время вспять. - напутствовал их Феникс. - Ваш дух окреп, ваши очи способны выдержать огненный взгляд, смело взбирайтесь ему на спину и ухватившись за гриву, сразите зверя. Окутанный ярким пламенем огня жертвенник держался спокойно, будто и не замечал горячего жара, окутавшего его со всех сторон, глаза смотрели в небо, он что то бормотал, может молитву, а может заклинание на непонятном наречии. Только одно слово удалось разобрать из всего им сказанного: «Перерождаюсь! Перерождаюсь!»

 Окончив бормотание, он не обращая внимание на жар огня, прокричал:

- Жертвенный пепел огня смешайте с землей, закройте временные печати, и тогда время не воротится вспять!

 Сказав так, он укрылся крыльями, которые уже коснулось пламя костра, и в этот миг оно вспыхнуло необычно ярко и сильно. Будто вспышка тысячи свечей осветила священный круг Мегалита. Костер пыхтел, кипел, бурлил, но не обжигал, языки плясали вокруг сердцевины огня, наполняясь живой материей. И нельзя было понять, то ли это жертва растворилась в пламени стихии, или же само огнище поглотив душу жертвы, впитало ее в себя, преобретя очертания чего-то живого, первородного. Пламя не имея четких очертаний колебалось, качалось, тянуло свои руки во все стороны, выбрасывало столпы пламени, которые отрываясь улетали ввысь, растворяясь в бездне мрака. «Перерождаюсь!» - вскричало жертвенное огнище, сотворив из жарких языков очертания рта усеянного огненными зубами. «Перерождаюсь!» - вскричал огненный рот и неожиданно дохнул в лицо жарким пламенем. Рот полный острых зубов, сотканных из огня и жара, манил и притягивал к себе, и тщетно пытаться устоять пред их гипнотической властью. Из всех предметов внешнего мира мозг был способен думать только о зубах, все остальное отступило и изчезло, только они стояли перед внутренним взором, единственные и неповторимые составляли всю сущность мыслей. Сколько продолжалась эта пляска огня, они не знали, не ведали, ибо их всецело поглотило это священное действие живой, первородной стихии. Но вот костер прогорел, и пламя выбросив в небо последний робкий огонек света, угасло, и только угли догорающего костра дымились в ночи.

 «Дикая охота Стонхенджа».

 Выполняя волю Феникса, они смешали землю и пепел до однородной массы, обмазав ею тайные письмена, присыпав и утрамбовав землею ногами, отправились доедать остатки пиршества. Фрукты, хлеб, сыр не влезали в горло, организм требовал мяса. Кое как обманув голод, они сидели и слушали ночь. В этот пред- рассветный час она открывалась пред ними в новых неведомых красках, о которых они даже не догадывались до этого времени. Сидели и слушали о чем шепчет ветер, о чем переговариваются между собою звезды, о чем кричит былинка сорванная на огромном лугу среди мириады таких же ее сородичей. Птицы, жуки, мошка и все то, что населяет и окружает этот мир, перешептывалось меж собою. Трава и деревья шелестели листвою, и как оказалось, даже камни обладали способностью издавать звуки, только нужно уметь их слушать. Все живет, все хочет дать понять другому, что оно божье творение и требует, да, да именно требует к себе уважительного отношения. Темень ночи разваливалась на части, отпадала кусками черной шелухи, небо серело, стали видны очертания предметов, звуки усилились, послышался треск, так трещит лед на реках. Это мрак ночи разваливался на куски, пропадая в пространстве, но при этом издавал чудную музыку, и в виде капель росы ложился на траву. Каждая былинка, каждый цветок напоенный этой божественной влагой благоухали, наполнив пространство густым ароматом свежести и блаженства. Первые робкие лучи розовеющего света прорезали горизонт. К звонкому треску рассыпающейся ночи и шелесту травы добавились трели всего живого населяющего необьятные просторы земли. Все пробуждалось, трещало, шумело и пело громче и громче, и вскоре все эти звуки превратились в удивительную и божественную песню. Тонкий кошачий слух различал каждую нотку, мельчайшую интонацию гимна пробуждения, весь этот величественный хор славил богиню рассвета, и даже камни Мегалита подпевали им. Песня неслась прямо к небесам, где на границе земли и неба парила Эос - богиня утренней зари. Раскинув от края до края земли радужные одежды света, она несла в этот мир добро и радость нового дня.

-Добрая богиня, - перешептывались меж собою травы и деревья.

- Розовопестрая Эос, - трещали жучки и червячки.

 - Дарующая свет пробуждения, - щебетали птицы, и все живое тянулось к ней, как к матери.

 А она, пестротропная, ласкала взором каждую былинку, каждый лепесток, дарила свет всему живому. Очарованные, околдованные её сказочной красотой крылатые коты запрыгали на месте, махая крыльями, стараясь подтянуть гимн света, мяукали, рычали да так не уклюже, что песнь тут же прекратилась. Жучки, червячки притихли, недовольно ворча. Своими сильным и безобразным рычанием, которые казалось исходили из самого горла, они испортили эту сказочную идиллию блаженства. Послышался ропот и тысячи недовольных глаз устремили свой взор в сторону невиданных до селе животных, посмевших прервать этот чарующий миг пробуждения. Сама же богиня только улыбнулась, услышав столь неуклюжее пение огромных крылатых котов, которые не замечая недовольных возгласов, продолжали рычать. Эос протянула к ним свои руки и лучем нежнейшего света погладила их по голове, по загривку. От ее прикосновения коты вытянув тело и хвост, мурчали мур-мур. Всего один миг длилось прикосновение нежных материнских рук, но сколько в нем было тепла и ласки. Всего один миг блаженства и луч света уже скользит дальше, ее ждут на другом конце света. Взмахнув пестротропными крыльями, она растаяла вдали, оставив за собою только шлейф цветных одежд из радужных оболочек эфира. Едва улетела богиня утренней зари, бездонное небо от края до края земли пронзил жаркий луч света. Это бог солнца Гелиос гнал по солнцепутью колесницу златогривых коней. Ослепительные доспехи бога пылали жаром яркого света, огненно красный шар вставал над землею, осветив Мегалит, холмы Девоншира и все то пространство болот раскинувшееся от края до края зеленым ковром. Зачарованные силой, мощью и нестерпным для глаз величием бога солнца, они смотрели в небо, не отрывая глаз.

-Муууу - протяжный рев дикого хищника вывел из сказочного забытья.

- Вот оно, сбылось предсказание, - только и успели подумать они, принимая воинственную стойку.

Огромный своими размерами хищник выглядел устрашающе, пышут кострами гляделки его. Угрожающе выставляя остро отточенные рога, хищник вызывающе помахивал длинным хвостом, копытом, чернее дёгтя рыл землю.

-Сбылось предсказание, - рычали коты, ощетинившись когтями.

Зверь был не один, их было целое полчище, все они готовясь к атаке, заходили справа и слева, примеряясь рогами, угрожающе мычали « Му у у у».

-Окружают! - вскричал Кость.

 Всего несколько взмахов крыльями и он уже оказался сидящими на вершине каменной глыбы Мегалита, осмотревшись с высоты колоннады на бесчисленные полчища врагов, и не дожидаясь, пока враги нападут, первыми пошли в атаку. А в том, что они готовились атаковать, не было не малейшего сомнения, ударив в привязанный на шее колокольчик, хищный зверь вытянув морду, издал протяжное «Му-у-у». На угрозу они отреагировали молниеносно, подлетев к огромному вожаку, крылатый кот острым, как нож когтём, угрозу начал рвать и резать плоть. Начался неравный бой, крылатые коты увлекаемые инкстинктом ловца и охотника, бросались от одного зверя к другому, протяжное МУ противник брыкался, вставал на дыбы, пытаясь сбросить седока, ударить его острыми рогами. Скорость, молниеносная реакция и остро отточенный коготь приносил победу, вкус мяса и сладкая кровь жертвы пьянила, лишая всякого рассудка. Победители впиваясь в тело зубами, рвали куски мяса и бросались к новой жертве. Животное брыкалось, вставало на задние ноги, но острые когти не знали пощады, яремная вена несущая жизнь перерезалась и снова вперед к новой добыче. Их пьянил вкус крови, опасность и азарт охоты вместе с кровью и плотью добавляя енергию, преумножая силы. И вот уже поверженный враг мчится в рассыпную, в его глазах полных страха отчетливо читается приближение смерти. Смерть несли они на своих крыльях, после них на поле боя осталось лежать убитыми и ранеными до десятка животных. В какой-то миг очнувшийся от азарта охоты, Борис услышал неумолимое безутешное стрекотание кузнечиков доносившихся отовсюду. Ему казалось, что под каждой травинкой сидит козявочка, букашечка, и все они дружно кричат, пищат и стрекочут.

- Не делай этого! Не убий!

 Оглянувшись назад, он осознал, что натворил непоправимое, к нему вернулся разум человека, и он ужаснулся от содеянного. А Кость продолжал охоту, в его теле буквально кипела страсть убийства.

- Остановись! - что было силы кричал ему Борис, но тот не слышал, продолжая терзать добычу.

- Остановись! - кричал он ему, в надежде прекратить охоту, - что мы делаем это же дикость.

Но Кость не реагировал на крики, его внимание привлек пастух коровьего стада, вышедший на пригорок, на его плече висела длинная пастушеская плеть, в руках он держал ветку рябины, и срывая спелые ягоды, лакомился этими красными плодами. Увидев поле усеянное трупами животных из его стада и окровавленных, рвущих добычу хищников, пастух буквально остолбенел и смотрел на происходящее безумными глазами. Кость же напротив приготовился к атаке. Опасность в один миг привела животные чуства в полную боевую готовность. Зрение, осязание, слух обострились. Мозг лихорадочно искал кратчайший путь к победе. Пред его глазами пульсировала налитая кровью яремная вена, вена жизни и победы. Взмахнув крыльями, хищный кот взлетел в небо, и выставив когти, бросился на добычу. В ответ на угрозу пастух присел, его тело выгнулось дугой, резко взмахнув рукой, он со всей силы ударил плетью. Удар хлыста мог причинить серьезную травму или увечие. Среагировав на опасность, Кость увернулся в полете и сделав круг, зашел на противника снова. И вновь плеть тугим хлопком рассекла воздух, но Кость сумел схватить и вырвать ее из рук пастуха, и уже готовился пустить в ход свой незнающий пощады коготь. В этот миг подлетел Борис, и сбив брата ударом тела, опрокинул на землю, предотвратил убийство. А пастух выставив на показ свои крупные щербатые зубы, с криком:

 -Гарпии! Спасите, помогите! Крылатые Гарпии! - бросился прочь.

Он бежал, не разбирая дорог, на ходу падал и вставал, мчался куда-то в сторону болот и кричал так громко, что его можно было услышать даже в Лондоне. Добыча убежала, а Кость отрезвевшими глазами смотрел на свои когтистые руки, на кровь, которая уже начала буреть пятнами грязи.

-Что с нами? - спрашивали они друг у друга.

-Что это за дикость? Неужели мы стали крылатыми Гарпиями. Что делать? И как возващаться домой? - множество вопросов и мыслей кружилось в их голове.

- А как я смогу сесть за руль автомобиля, ведь я даже не дотянусь до педалей управления, и что я скажу на службе, это какой-то бред, мне никто не поверит, -твердил Кость.

Но самым главным оставался вопрос, как же вернуться в тело человека.

- Ну и сволочь этот Феникс, что он с нами сделал, поймаю, разорву на части - ругался он, то и дело выставляя свои остро отточенные когти.

Так переговариваясь меж собою, они шли по земле ногами, крылья уныло болтались за спиной. Летать не было сил и желания. Поле усеянное трупами окровавленных животных выглядело зловеще.

-Все это дело наших когтей, - причитал Кость, - это просто какой-то кошмар, немедленно убираемся отсюда, иначе нас арестуют. Только доберемся в город, сразу же к косметологам или к пластическим хирургам, пусть делают все, что хотят, но пусть меня вытряхнут из этого Гарпийного тела, - почти кричал он, и его рык разносился по округе.

- А что же делать мне? - спрашивал его Борис, - такая операция стоит уйму денег, и вообще, я пострадал в командировке и не без твоей помощи.

-Точно, мы были на работе, - ухватился за эту мысль Кость, - это производственная травма, пусть университет оплачивает расходы, да я их по судах затаскаю, - грозился он неведомо кому.

- Нужно только поскорее забрать наши тела и убираться отсюда, а то нас самих по судам затаскают за всю эту резню, - с досадой в голосе заметил Борис.

-А я видел один фильм, - не успокаивался Кость, - там колдун вынимает душу из одного тела и вдыхает в другое, это то что нам нужно, срочно отыщем специалиста, я видел сотню таких обьявлений в газетах, и если подойти к этому делу творчески, то из всего этого безобразия можно извлечь большую пользу и не плохо заработать. Вот смотри, - начал строить грандиозные комерчиские планы.

-Какие еще деньги, - почти ругался Борис, - ты предлагаешь в цирке выступать или в зверинце из клетки язык показывать, это же бред.

-Да не суетись ты, - умничал Кость, - при умном подходе мы сможем денег заработать столько, что их хватит жить безбедно нам и нашим детям.

-Я еще не женат, - вставил Борис.

- Ничего, женишься, с деньгами любая возьмет.

 А через минуту он вспомнил о своем человечьем теле, лежащем на сырой земле.

-Боже правый и левый! - воскликнул Кость. - Да я провалялся на земле целую ночь, представляю какой там у меня жуткий радикулит, не разогнешься, они мне за все заплатят и за это тоже.

- Кто заплатит? - спрашивал Борис.

- Все заплатят, особенно этот колдун Феникс, это его рук дело, я только не могу понять, зачем ему все это нужно. Ну да в полиции разберутся, никуда он не денется, я его из под земли достану, а поймаю, жилы рвать буду, - угрожал Кость.

 При этих словах в его голосе и в выражении лица появились хищные звериные черты. Борис остановился, и взяв его за лапу, умоляюще попросил:

- пожалуйста, только не убивай его сразу, пусть сначало вернет нас обратно, я не хочу провести остаток жизни в клетке с надписью «самый кровавый убийца и маньяк всех времен и народов».

-Наверное на свете нет более ужасных творений, чем мы с тобой.

-Это точно, - согласиля Кость и хотел еще что то добавить, но не успел.

Яркий и сияющий диск солнца затянуло черной пеленой ночи. Время остановилось и казалось, разучилось двигаться. Все живое притихло, притаилось и с ужасом взирало на солнечное затмение. Тень мрака бежала по земле, обволакивая каждый кустик, заползала под каждый камешек, забивалась в каждую щелочку, цеплялась за каждый выступ, и устрашающе вытягивала свои длинные щупальца, приглашая войти в царство теней. Затмение солнца заставило Гарпий остановиться и не отрывно смотреть в небо, которое пеленой савана и мрака закрыло черное крыло ночи. Темнота в ночное время явление привычное, но когда среди ясного дня исчезает сонце и наступает кромешний мрак, это страшно. Где то в далеке кричали перепуганные животные, их взоры были обращены туда, где еще несколько мгновений назад сияло светило дня, а сейчас в сгущающейся тьме серело темное пятно.

- Что это? - только и смог выдавить из себя Борис, острым когтем указывая в небо, где дракон ночи натужно пыхтя, толкал лунный диск прямо к солнцу.

 А Луна даже не пыталась сопротивляться насилию, покорно повинуясь его исполинской воле, котилось тележным колесом по небосводу, закрывая солнечный диск. Размеры сонца колоссальны, в нем поместятся 1 миллион 300 таких же маленьких шариков размером с планету Земля, а уж Лун и того больше. Масса Луны в 80 раз меньше от масы Земли, и все же это огромные величины. Как чудовищу удавалось толкать лунный диск, оставалось загадкой. Сделав свое дело, дракон отвернул в сторону и устремился к Земле. Каждый, кто хоть раз видел чудовище пожравшее солнце, не мог не убояться его огнедышащих глаз и рыжей бородищи, развивающейся конскою гривой.

-Смотри, смотри, что он делает? - чуть не вскричал Кость, указывая перстом в небо, где чудовище разрывая когтями ночь, раз за разом приближалось к Земле, при этом его огромные кожистые крылья свистели и хлопали, рассекая воздушное пространство.

Прошло всего несколько минут и вот дракон уже хозяйничал в круге Стонхенджа, издавая рев и злобное стенание. Имея гигантские размеры, он едва помещался в каменном круге, злобно рычал, принюхивался, вставал на задние лапы, пытаясь сбросить камень перекрытия. Мегалит трещал под его натиском, но не сдавался, гигантские гранитные глыбы оказались не по зубам чудовищу, отчего тот пришел в совершенную ярость. Будто загнаный зверь, метался он в круге Мегалита, ударяясь своим загривком о камни, яросто рычал от бессильных попыток сломать вековые камни, и воздух содрогался от этого неистового рева. Словно тигр в железной клетке, метался дракон в каменном круге Мегалита, принюхивался, перебегал от одной колонны к другой, пока не наткнулся на печати скрывающие надпись. Издав победный рев, чудище начало рыть землю, пока не добралось к самой надписи, уткнувшись мордой в священные письмена дракон отскочил в сторону и зарычал так громко будто его ударили током. В гневе кружился он на одном месте, рычал, ганялся за своим хвостом и вновь бросился на письмена, грыз их зубами и вновь отскакивал в сторону. Это продолжалось до тех пор, пока ему на глаза не попались человечьи тела, лежащие на сырой земле. От бессильной злобы чудовище схватило одно из тел и начало рвать его своими зубами, рвало на части и тут же проглатывало. Проглотив человека, словно муху, зверь схватил второе тело, подбросив его высоко в небо, проглотил его целиком, а затем упав на четвереньки перед камнем, обжигаясь и рыча, принялось грызть и царапать когтями печати. Завороженные Гарпии смотрели за тем, как чудовище расправилось с их человечьими телами, а когда ступор, в который они впали рассеясся, а мозг подсказал, что произошло непоправимое, они, издав истошный вой, взвили под облака и оттуда бросились на чудовище. Будто две кусючие мухи, кружили они над исполинским чудовищем, их остро отточенные когти царапали тело покрытое медной чешуей, но не причиняли вреда. А хищный зверь отмахивался от назойливых мух своим огромным хвостом, продолжал грызть камень так, что искры сыпались во все стороны. В этот самый миг лунный диск дрогнул, покачнувшись телом, откатился в сторону. Слабый солнечный свет пронзив пространство, осветил круг Мегалита. Злобное чудовище издав утробный вой, расправило кожистые крылья, взлетело к облакам, стараясь догнать удаляющийся лунный диск. Делая сильные взмахи крыльми, дракон взлетел к небесам, унося с собою Гарпий, которые висели на нём, уцепившись за его хребет. По мере удаления от земли, лунный диск все более и более увеличивался в размерах, и вскоре занял пятую часть небесной сферы. Змий рвал когтями ночь, его кожистые крылья свистели и хлопали, а вокруг, и справа, и слева, куда не бросишь взляд, растянулось огромное небо с мириадом ярких звезд. А впереди зацепившаяся за вершину небес висела огромная седая Луна. Дракон подлетев к лунному диску, нырнул в её чрево и растворился в безвременьи. И в тот же миг все прошлое изчезло в бездне тысячелетней истории.

 Что такое история, это безвозвратно потеряное прошлое, только цепкая память может сохранить его следы, которые раз за разом пытаются размыть океан веков. Только по крупицам дошедшим к нам из сказок, мифов и легенд можно попытаться воссоздать историю мироздания, которая спустя многие тысячелетия может показаться нам нереальной, мифической сказкой. Назад, в прошлое, унесло колесо истории наших героев, не считаясь с веками, забросило их в самый медвежий угол прошлого.

Что такое век? Для нас, для людей - это тысячелетие. А для богов - всего один день, с которым они вольны поступать по своему усмотрению. С первого дня мироздания планеты и начинается эта история, о которой в воскресных газетах можно было прочесть следующее.

 На следующий день газетные передовицы пестрели следущими душещипательными заголовками: «Дикая охота Стонхенджа». «Вчера жители близ лежащих окрестностей наблюдали необычные явления природы, яркая звезда появившаяся над горизонтом в западной части больше часа висела у развалин Стонхенджа, заслонив собою солнечный диск, а затем разделившись на несколько лучей различной длины, изчезла в восточном направлении». Другая газета поместила передовицу с таким заголовком: «Кровавая резня в Мегалите». «Необычные существа, своим видом напоминающих сказочных «Гарпий», учинили резню коровьего стада. Пастух видевший все это собственными глазами, попытался вступить в схватку с крылатыми чудовищами, но получив серьезную травму головы, временно помещен для обследований в одну из лечебниц для душевнобольных». Еще одна газета в разделе пикантные новости поместило статью: «Лохнесское чудовище вновь напомнило о себе». «Местный фермер с удивлением увидел в небе огромного извивающегося змея, опоясанного ослепительно желтыми полосами. Эту картину наблюдали и другие жители, утверждавшие, что величиною тот змий был по меньшей мере с телеграфный столб». Согласно сообщению в газетной передовице следовало следующее, что это змиеподобное существо извивалось спиралью, переварачиваясь головой, делало выпады вперед, как будто с кем то сражалось. Та же газета рассказала, что похожего змея вскоре после этого видели в небе жители близлежащего города. А один экземпляр даже удалось поймать некоему жителю того же селения, и все же змию удалось скрыться, как бы там не было, проверить эту информацию не удалось. В газете так же помещалось несколько снимков парящего змея, больше похожего на северное сияние, и как вывод к статье: «Похоже дракономания вновь охватила страну. Что это? Возвращение эры драконов или же возврат в средневековье. А может быть всего этого и не было вовсе ?».

              Вперед в прошлое.

 Было это или не было? судить не нам, а только век жары встретил их очень приветливо, можно сказать с распростертыми обьятьями. И так крепко тянул к себе, что чуть было не разорвал на мелкие части. Но слава богу все обошлось. Провалившись в воронку мироздания, они очутились на разломе эпох. При переходе из одной эпохи в другую меняются условия, старый мир рушится, рождается новый. Эра жары, которая длилась на планете тысячелетия, год за годом утрачивала свои позиции, уступая свое место эре холода. Все это происходило точно так же, как это происходит при смене времен года, тихо и незаметно. Тончайшая невидимая грань, которая разделяет эпохи, будто остро отточенная коса стирала с планеты Земля одни формы жизни, уступая место более совершенным ее видам. Путешественникам меж эпох еще повезло, что они попали в это счастливое золотое время. В Золотом веке всегда стоит прекрасная погода, но незадолго перед тем она почему-то разладилась, бушевал тропический шторм, гремело и завывало небо, звезды срывались с небосвода, огромные вековые деревья вырывало с корнями, но к счастью все успокоилось.

 Из небытия Бориса разбудил шум прибоя, набегавшая волна шуршала мелким гравием и приятно щекотала пятки, оживляя сознание. Приоткрыв веки, его ослепили солнечные блики и цветные искры, сотканные из радужных светотеней. Приподнявшись на локтях, он осмотрелся вокруг, по обе стороны белел песчаный пляж, а вдали громоздились скалы густо поросшие бурной растительностью, да возвышалась гора, шпиль которой блистал на солнце золотым ореолом. Почему-то сильно зачесалась пятка, пытаясь пошевелить ногой, он перевел взгляд на свои ноги и ужаснулся, то, что он вначале принял за загар, на самом деле были волосатые ноги животного.

- Боже, неужели мне это все не приснилось, нет, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, - твердил он себе.

Перевернувшись на живот, он пополз к морю, смыть все страхи и это ужасное видение, а в голове стучит и пульсирует только одна мысль.

 Неужели это не сон и это волосатое тело, и эти тяжелые тянущиеся по песку крылья, все это я, вчерашний человек, а теперь крылатое существо « Гарпия ». Стоя по пояс в воде, он тёр себя песком, скреб свои ноги большим куском ракушняка, только боль причиняли его усилия телу, которое и не думало меняться, оставаясь телом животного. В отражение чистейшей морской воды он видел свое волосатое тело, уши торчком, хвост крючком, мокрая слипшаяся шерсть, ну чем не морской котик, только с крыльями. От увиденного ему стало не по себе, и пытаясь подобрать меткое словцо, подходящее для описания своего образа, он нес полный набор всевозможных ругательств, околесицы и чепухи. В этот самый миг, его внимание привлек чей-то крик, оглянувшись, увидел, что к нему большими скачками бежит брат Кость, и своей когтистой лапой показывает в сторону моря. Оглянувшись, он еще слабо соображающий, будто в растянутом видении, различил острый плавник на огромной скорости приближающийся к берегу. Всем своим нутром предчуствуя беду, он бежал, что было сил. Бежал и даже не смотрел под ноги, а голова так и осталась повернутой к морю, глаза неотрывно следили за острым гребнем рассекающим воду. Споткнувшись о кусок пемзы, он со всего размаху упал в теплый белый песок, лежал не имея сил к движению. Сильная когтистая лапа схватила его своими пазурами и поволокла вдаль, подальше от моря.

-Спасайся! - кричал ему Кость и тянул изовсех сил.

 В тот же миг, на берег, где еще виднелись несмытые волной следы, на огромной скорости выскочило что-то огромное загребающее песок плавниками, с пастью густо утыканной острыми зубами. Волна, которую вытолкнуло сальное тело чудовища, сбило с ног и отбросила котят далеко вперед, падая и подымаясь, они подталкивали друг друга, карабкались по песку, убегая от преследовавших их гигантских челюстей. Не смотря на огромные размеры и короткие недоразвитые лапы, чудовище подталкивало себя хвостом, с каждым новым скачком сокращало расстояние, еще миг и над ними сомкнется зубастая пасть. Чудище издав протяжный рев, уже готовилось сделать последний бросок и схватить добычу, а они маленькие и беззащитные выглядели пред такой огромной рыбой жалкими, раздавленными котятами.

-Мама! Мама! - вырвался из грудей отчаянный крик о помощи.

 Этот вопль отчаянья смешался с резким треском и сильным свистом, так трещит сорока, оглашая тишину леса, только треск и свист был гораздо сильнее и звонче. Чудовище в один миг прекратило погоню, взвыв от боли, подпрыгнуло на месте, изогнулось телом и поскакало к морю, оставляя позади себя кровавый след. Жирный, слизкий бок был залит красной кровью, несколько коротких дротиков торчали из огромной спины, теперь уже чудовище само убегало, ища спасения в море.

Стая крылатых котов гарпий возвращалась с охоты. Полу девы, полу птицы заблудились в просторах бескрайнего моря, а всему виной была неистовая буря. Тучи заволокли небо, все вокруг покрылось страшным мраком, не видя звезд, они совершенно потеряли ориентир и сбились с пути, буря измотала силы, но даже крохотного островка, где бы можно было отдохнуть и набраться сил, не было. Уставшие, измученные жаждой летели они, жадно принюхиваясь к воздуху, пытаясь по запаху отыскать свой остров дрейфующий в великом море Заката. И вот, когда остров уже лежал пред ними, как на ладони, они увидели такую картину. Огромная китовая Барабуда (касатка) выпрыгнув на берег, пыталась пожрать кого-то из стаи. Материнское чутье сразу же уловило крик своих детей, обнажив клинки и дротики, девы гарпии бросились на выручку. Истекая кровью, огромная рыбина еще пытылась добраться к морю, но меткий бросок обездвижил ее, издав дикий вопль боли, чудище извивалось, а над ним с победными возгласами кружили охотники, добивая жертву. Гроза морей, огромная китовая Барабуда, всем своим видом больше напоминала полосатого головастик, нежели рыбу, маленькие лапы-плавники и такой же короткий, плоский хвост. Ну вылитый головастик, вот только размеры огромны да рот густо усеян острыми, как иглы, зубами. Зубами хищника, зубами охотника, теперь она сама стала добычей, а над нею, будто стая стервятников над падалью, взлетали и падали крылатые коты гарпии. Они рвали её тело, отрывая куски шкуры вместе с мясом, полосовали рыбину острыми, как бритва когтями, взлетали и снова бросались на добычу. Рыбина выгибаясь телом, качалась по земле, пытаясь отогнать врага своим коротким хвостом, силы покидали чудовище, оно хрипело, булькало пузырями, пока наконец не перевернулось к верху брюхом и затихло. Вспоров живот, гарпии бросились разбирать тушу, изголодавшиеся девы устроили настоящий пир, насыщая свои тела еще горячими внутренностями и мясом. От пирующих отделилась одна особь и бросилась к лежащим на песке котятам, сильными взмахами мощных крыльев рассекала воздух, планировала, выставив вперед свои остро отточенные когти, на которых запеклась кровь и обрывки китовой плоти. Сложив крылья, она камнем бросилась к котятам, схватив их за шиворот, сильными толчками взлетела в небо. Вполне обьяснимый страх пронзил их сердце, и тут же вечный первородный крик вырвался из горла.

- Мама! - вскричали в один голос котята, - мама, мамуля - пищали они.

 А крылатый хищник рычал в ответ:

- чего вы испугались глупенькие, я ваша мама.

Прижала к себе и потерлась своим влажным носом о их носы.

- Детки вы мои, - мурлыкала заботливая мать.

А они втягивали пропитанный материнским молоком воздух, успокоились, а сердце выравняло свое биение. Но строгая мать подлетев к туше гигантской рыбины со словами: «Гарпиями не рождаются, ими становятся», - бросила их в распростертое чрево.

-Отьедайтесь доходяги, - ругалась она, подбадривая своих детенышей и сама тут же рядом рылась в еще горячих внутренностях, все время покрикивая на копошащихся котят. К их огромному удивлению инкстинкт охотника и природное чутье подсказало, что нужно делать, подсмотрев, как взрослые гарпии управляются с кусками черной от запекшейся крови печени и бледными легкими, они с жадностью набросились на мясо. Мясо барабуды - это не только 2-3 центнера отличного жира, но и богатые урожаи высококачественной ворвани и сала, которое является очень полезной и сочной пищей, и по своим вкусовым качествам напоминает телятину. Мясо стучало в сознании, мяса требовал желудок, и они рвали плоть, впивались в сочные жирные бочка, никто не обращал друг на друга никакого внимания, все были заняты поглощением еще теплой требухи и мяса. Среди гарпий мясо барабуды всегда считалось превосходным блюдом, не будь его так много. И правда, такая огромная и жирная отбивная котлета в один миг может отбить самый зверский аппетит, и ты начинаешь перебирать им, отыскивая самые сочные, самые вкусные кусочки, а остальное откладывать на потом, на черный день.

 Барабуда - это огромный бык морей, доверху набитый нежнейшим салом, от изобилия которого с непривычки может стошнить. Но изголодавшиеся котята поглощали его с превеликим аппетитом, а вокруг рылись такие же как и они молоденькие котята не известно откуда появившиеся на пиру, они слетались по двое, по трое, а то и целыми стаями. Большие и малые, усатые и хвостастые, перепачканные кровью и жиром, но такие довольные и счастливые они со знанием дела разбирали рыбью тушу. А когда им удалось добраться до икры, тут уж все налетели на икру с превеликой жадностью, загребая её целыми пригоршнями. Вскоре из рыбины достали килограммов 300 икры, промыли ее, посолили, нарубили зеленого лука, укропа, петрушки и ели все это с плодами хлебного дерева, и в тот миг им казалось, что ничего вкуснее они до этого не ели никогда на свете. И каждая мать старалась, как можно лучше накормить свое дитя. Матери везде одинаковы, в этом наши незадачливые герои смогли убидиться воочию.

Оказавшись на этом небольшом острове, именуемым Строхфуд, в обличье морских котиков и с другими именами, они чувствовали материнское тепло и заботу, благодаря которому они совершенно не ощущали растерянности и неловкости, которая обычно возникает, когда ты попадаешь в новое и незнакомое место. Даже имена у них оказались иными, например Бориса от рождения звали Балий, а Кость прозывался Ксанфом, так их отныне и мы будем именовать. Своего отца они не знали, не ведали, это потом уже выяснилось, что им был южный ветер-Зефир, да и у других котят, их сверсников, были только матери. Весь этот остров, дарованный гарпиям в вечное владение, представлял из себя женскую колонию рыбаков и китобоев. Поселившись на острове Строхфуд, они превратили его в плавучее китобойное судно, придерживаясь правила не оставлять на острове мужчин. Когда котята подрастали, их отдавали на обучение, а затем старались, как можно быстрее отправить подальше с острова. Обладая врожденной силой, выносливостью, храбростью и ловкостью, столь высоко ценимыми качествами, их часто брали в свою личную охрану знатные вельможи огромной страны, носящей гордое имя ойКумена. А некоторые из гарпий удостаивались великой чести быть личными телохранителями богов и титанов. Вот по этой причине слабых и хилых котов не жалели, их просто сбрасывали в море или приносили в жертву божеству острова, великому и ужасному-Трамбацумбе. Природное стремление выделиться из стаи, стать лучшим, быть сильнее, выносливее и проворнее, было впитано с молоком матери. С молоком матери передавались все основные инкстинкты, повадки и привычки. Мать еще во чреве передавала своим котятам все запахи и звуки, которые она слышала. Еще до рождения они могли распознавать крики и пение, свист и рычание, словом все голоса земли и живых существ ее населяющих. Котята знали все уловки и хирости, какие применяются на охоте за разными животными, умели ставить западни, силки, капканы, ловушки и петли, осторожно обходить добычу, угадывать в какую сторону кинется испуганное охотником животное, так же ловки они были и в воде. Каждый из котов был искусный рыболов, используя свои изогнутые когти, умел подстеречь и схватить рыбу, да и слухом и зрением природа их не обделила, а обоняние было лучше многих других животных. Матери не жалели своих детенышей, сами старались с малых лет развить в каждом дух к соревнованию, выработать бойцовские качества, хотя до поры, до времени нежно лелеяли и наделяли материнской любовью своих птенцов. Их мать Падага не смотря на свой тигровий окрас и хищные клыки, от одного вида которых ставало не по себе, оказалась нежной и заботливой матерью, самый сочный, самый вкусный кусочек добычи который она только могла добыть, отдавала своим детенышам. А в ветренные ночи, когда дул холодный, северный ветер Борей, она нежно обняв и спрятав их под крыло, грела теплом своего тела. Остров Строхфуд, остров скиталец, покрытый лесами и полями полными быстрых рек и озер с прозрачной и чистой водой, не имел под собой твердой почвы. От чего был обречен вечно скитаться, гонимый ветром и морскими волнами. Надобно отметить, что остров Строхфуд был не единственным островом « великого моря Заката », так называлось это море, раскинувшееся меж Европой, Азией и Африкой. В этом великом море насчитывалось 3-4 сотни больших и малых остров, половина из которых не имея твердой опоры, постоянно дрейфовала, отчего морское судоходство было очень опасным. И правда, морские течения, сильный ветер постоянно менял направления движения, но остров каким-то чудом умудрялся избегать мелководий, и будто гигантский китобойный парусник преследовал стаи китов. Киты, вот достойная добыча, ради которой бороздит море гигантское судно-остров Стохфуд. От природы, прекрасные плавцы и ныряльщики, морские китобои-гарпии круглый год охотились, заготавливая впрок китовое мясо, а его излишков хватало и для продажи, так что гарпийная колония жила, можно сказать, припеваючи, катаясь в китовом жиру. С жадностью всматриваются китобои в бескрайнее море, разыскивая среди водяных холмов фонтан выбрасываемой в небо воды, по которому можно узнать китовье пастбище.

-Что то в мире меняется, - ворчала Аелла, - вождь и жрица острова, - мельчают Барабуды, теперь встретить большую особь удача, а тут такой красавец, прекрасная тигровая Барабуда, да еще сама выпрыгнула из воды.

-Это мои котята выманили ее на берег, они заслужили награду, - молвила мать Падага, указывая своим когтем на Балия и Ксанфа.

-Ну что ж, быть по тому, заслужили, получат, - согласилась жрица Аелла, говорила она это таким голосом, будто бросила камень.

- Дохлые они у тебя, корми их лучше, а то боги капризны и переменчивы, сегодня их награждают, а завтра ими наградят - сказала и улетела.

И вправду, на Балия и Ксанфа смотреть можно только с высока, совсем еще котята хотя и с когтями, могут укусить если нужно, но по сути неоперившиеся желторотые птенцы, барахтающиеся в китовой требухе. Они давно уже пресытившиеся икрой, мясом и салом больше для баловства чем для дела копошились во внутренностях, выискивая самые сочные кусочки. А взрослые особи не обращая на детские забавы внимания, своими остро отточенным ножищем –кинжалищем резали плоть кусками, отделяя сало от мяса, готовя их к вытапливанию жира.

Вскоре к берегу причалили лодки, в которые грузили резанные на части куски рыбины, от которой на берегу остался лежать только пугающий своими очертаниями выпотрошенный скелет. Все ценное китобои сложили в деревянные лодки, которые тяжело покачиваясь на волнах, отправились в домашнюю бухту. Поймав восходящий поток ветра, многие из гарпий летели по небу, цепко держа в когтях куски добычи, другие сидели в лодках прямо на горе китового сала, гребли веслами, лавируя между отмелями. Строхфуд, вдоль побережья которого плыли лодки, был большой и густо заросший тропической растительностью островом, то и дело в небо взлетали стаи встревоженных птиц. На горных склонах, покрытых пальмами прыгали горные козлы, в море то и дело показывали свои горбатые спины исполинские черепахи. Резвые рыбки игриво хлопая своими крыльями выпрыгивали из воды и тут же ныряли в пенные гребни волны. Обогнув мыс, увенчанный высокой скалой, лодки причалили к берегу в тихой удобной бухте, и сразу же закипела работа. Мясо и сало вытаскивались из лодок и складывалось в огромные медные котлы для вытопки жира, часть мяса тут же пересыпалась солью, засаливая впрок. Работа была тяжелая, и вся гарпийная колония принимала в ней активное участие, старшие покрикивали на котят, давая им советы, иногда подшучивали, но без злобы. Интуиктивно чусвтвуюя, что они должны делать и как себя вести, братья Балий и Ксанф трудились на равне со всеми, ощущая себя одним сплоченным коллективом китобоев, подражали тому, что видели и делали то, что делали другие. Их даже не отталкивал запах рыбьего сала, они жили в этом запахе, они впитывали его с молоком матери. Топить жир нелегкая работа, неимоверный смрад окутывает остров и разносится далеко в море, провоняв все окрестности специфическим чадным запахом, эта работа будет длиться до самого вечера. Собранный жир сливается в огромные бочки и прячется в специально для этого предназначенной пещере, устроенной самой природой тут же в скале. Охотники китобои коптили то, что нужно было прокаптить, сушили то, что требовалось засушить, солили то, что требовало засолки, вытапливали рыбий жир, а затем складывали все это в местах, где продукты не испортятся и не будут растащены мышами и крысами. Когда работа была закончена, все уставшие, но довольные, отправились на отдых. Жилье гарпийной стаи размещалось на вершине горы в обширной пещере, имеющей несколько помещений, в которых размещались различные по назначению гроты-комнаты. В одних комнатах хранились всевозможные орудия лова и приспособления для охоты, начиная от сетей и заканчивая гарпунами, в других помещениях хранились продукты питания, всевозможные мясные соления, копчения, плоды, коренья и злаки. Самая большая комната служила спальней и местом сбора колонии крылатых котов.

Пять родов образовали костяк стаи, пять сестер произвели на свет многочисленное потомство. Самая старшая Аелла, её имя означает вихрь, а её характер полностью отвечает своему названию. Сильная, мужественная и властная до жестокости, она же вождь и жрица, единолично правит племенем, решает судьбы, дарует жизнь, судит на смерть. Остальные сестры носили имена: Аеллопа—вихревидная, Окипета—быстрая, Килейна—мрачная и Падага—быстроногая, все они были дочерями морского божества Тавманта и его жены океаниды Электры. Остров Строхфуд они получили в дар от своих родителей. Пять сестер, еще в начале эры, прилетев на остров, нашли его пригодным для жизни: почву плодородной, обильно поросшей деревьями и речушки, в которой водится рыба, а в лесах животные. Дикие коты, которые испокон веков хозяйничали тут, были изгнаны вглубь острова. Примерно пол года они жили спокойно, дикари не показывались, сидели тихо забившись в свои норы. Но потом осмелев, они напали на гарпийную стаю и в нескольких коротких схватках были изгнаны на дальнюю половину острова, а сам остров разделили границей, которую не переходили не те, не другие. Половина острова - дикарям, половина - гарпиям. Так они и жили на острове, именуемом остров Строхфут, занимались охотой, рыбалкой.

 В тот первый день проведенный на острове братья хоть и расплывчато помнили свое прошлое, кто они и откуда явились в этот мир. Но с рассветом следующего дня все воспоминани из их памяти чудесным образом изчезли, и они воспринимали окружающий их мир таким, каким он должен быть, и ничему не удивлись, воспринимая его, как должное. Но это будет с рассветом, а пока они старались найти в этом неведомом мире свое место, разобраться в происходящем. Только нужно сразу отметить, что все их сородичи настолько устали, что на братьев никто не обращал ни малейшего внимания. Малые котята сновали взад вперед, прыгали вокруг костра, путались под ногами у взрослых. Матери жарили китовое мясо в огромных сковородках, и все были при деле. В тот первый вечер к ним обращались более уважительно, чем к их сверсникам, все таки герои, выманить на берег огромную Барабуду, такое случается не каждый день, и они купались в своеобразных лучах славы. Мать Падага расхваливала их на все лады и пророчила им славное будущее, даже мрачная Килейна похвалила их за смелость. Только Аелла молчала и сверлила их своими ничего не выражающими колючими глазами, она сидела на троне сложенном из костей кита в самом дальнем углу пещеры. Вокруг ее трона стены были разрисованы красными и черными красками, смешными и забавными рисунками. Крылатые коты, взнузданные гуси, хвостатые всадники верхом на рогатых зайцах, утки под вьючным седлом, горбатые козлы, олени в упряжке, змеи с длинными руками, одноглазые головы с чудно закрученными рогами, волосатые черепахи, крылатые рыбы и разные другие картинки вызывающие удивление и улыбку. Вся пещера была богато украшена цветами и листьями тропических деревьев, полы застланы циновками и овечьими шкурами, а стены увешаны одеждой, воинским убранством, мечами, щитами, копьями, гарпунами, да сотнями костяных рыбацких крючков и тысячей пилочек изготовленных из иголок морских ежей и кораллов. Этими своеобразными напильниками рыбаки затачивали крючки из китовой кости и зубов акул. В центре пещеры горел костер, а по углам лежали охапки душистого сена, служившие постелью. Веселье праздничной атмосферы царило в гарпийном жилище, все суетились возле пылающего очага, жарили мясо, лежали целые горы бананов, апельсинов, лимонов, пакиай, фиников, инжира и маниаки, а также ароматные коренья зеленых трав и сочных стеблей пригодных в пищу. Было все разложено прямо на полу на пальмовых циновках, в сосудах и кувшинах, где пенились медвяные напитки. Из головы Барабуды, еще там на берегу моря, были извлечены мозги, для этого голову осторожно разрубили топором и теперь смешав мозги с мукой ячменя, полбы и семенами гречихи, жарили на большом медном щите. Это блюдо считается деликатесом и пользуется такой славой, что служит наградой для лучших из лучших, вот его то и добивалась для своих детей Падага, требуя для них награды. Все притихли, ожидая, что скажет Аелла, а та медлила, осматривая собравшихся своим колючим взглядом, выждав время, она начала свою речь:

- Сегодня, прежде чем преступить к трапезе, мы по обычаю наших пращуров-ящуров вспомним великих богов, породивших наш мир ойКумены, и жертву богам воздав. Прежде всего восхвалим всех высшего Хаоса, жизнь во вселенной зародившего, а следом и богиню земли-широкогрудую Гею , и её сына светлого бога неба Урана, чей род породил все стихии земли и неба. Пусть услышат они наши хвалебные гимны….

 Пока она говорила, все затаив дыхание слушали, хотя и знали каждое слово наизусть. Аелла напевным монотонным голосом читала молитву, творила жертвоприношения маслом и медом.

-Великое божество огня прими наши жертвы, - просила она у пылающего родового Огнища, с этими словами вылила в него из сосуда священное масло. И, о чудо, огнище приняло жертву, вспыхнув сильным пламенем, осветив даже самые отдаленные уголки пещеры. Довольная тем, что божество насытилось, Аелла молвила, обращаясь к соплеменникам.

-Божество огня довольно жертвенными возлияниями, значит и вы заслужили награду, - проговорила жрица Аелла, и своею собственной рукою наполнила бычий рог пенного напитка, торжественно протянула его братьям.

 Все вокруг зашумели. Испить нектара, означало уравняться в правах со взрослыми, это понимали все, только Балий и Ксанф пока оставались в неведеньи значимости происходящего, обведя взглядом соплеменников сидящих в круг костра, встретившись глазами с матерью Падагой, которая сияя от гордости за своих детей, всем своим видом давала понять, пейте скорей, пейте. По очереди испили нектар и вкусили Амбросию, пищу богов, поддерживающую их бессмертие и вечную юность. Когда была выпита последняя капля божественной влаги, мать Падага подскочила к жаренным лепешкам из рыбьих мозгов, протянула их своим детям, остальные лепешки разобрали взрослые, котятам они не достались, хотя едой они не были обделены. Все обжирались мясом, зипихивая в рот сочные и жирные куски мяса, уплетая их за обе щеки, с завистью смотрели на братьев пожирающих восхитительное кушанье, мозговые лепешки. Трапеза продолжалась долго, наедались и напивались, кто сколько хотел. Пока они ели, Балий успел разглядеть их по лучше, у всех гарпий была смуглая кожа, покрытая редкой светлой шерстью, тонкие загнутые орлиные носы и длинный хвост, юноши носили короткие туники, а девушки короткие юбочки, сплетенные из сухих морских водорослей. Насытившись и охмелев от множества выпитого нектара, женщины устроили пляску, детей рассадили по углам, а сами взявшись за руки, пошли хороводом вокруг огня. Пляска состояла из подпрыгивания, поднимания то правой, то левой ноги, в движении рук, взмахах крыльев, изгибах туловища под аккомпонемент припева простой мелодии, женщины исполняли танец охоты. Такими плясками они часто развлекали себя в долгие ненастные вечера, когда бог морей Тавмант гневался и бурлил великое море Заката, а северный ветер Борей насылал холод и бурю. В начале припев и движения танцоров были медленные, словно они плясали нехотя, но постепенно движения стали живее, и наконец, женщины завертелись так быстро, что у зрителей зарябило в глазах от топота ног, хлопанья в ладоши и взвизгиваний, звенело в ушах. Смуглые волосатые тела извивались в бешенной пляске, косы развевались, ожерелья подпрыгивали на груди, запястья мелькали взад и вперед, глаза разгорелись, губы раскрылись, обнажив блестящие белые клыки. Плясали долго, пока устало не попадали на землю и растянувшись в разных позах, лежали вокруг огня. Отдышавшись и отдохнув, все снова расселись на свои места, трапеза продолжалась, все что то жевали, переговаривались, шутили, заливаясь радостным счастливым смехом. Медвяной нектар не детский напиток, хмельным взглядом они рассматривали окружающих, обстановку да внюхивались в запахи. Вдруг чья-то когтистая рука погладила голову Балия, от неожиданности он испугался и втянул голову глубже в туловище. Худая, болезненного вида девочка, с большими печальными глазами склонившись стояла над ним, гладила его голову и повторяла:

- Ты хороший, ты хороший, я тебя люблю, ты добрый, ты хороший.

До этого мгновения он ее не видел, хотя вся стая была в пещере. Весь вид бескрылой девочки-кошки говорил о том, что она не здорова. Падага подобно волчице бросилась защищать своих детей, ругаясь и злобно фыркая, отогнала девочку.

-Маврита, знай свое место, - отталкивала она ее, и та покорно удалилась в темный угол, и там пропала.

 Падага ругаясь, бросила ей жирный кусок мяса, царапнув когтями Балия, пригрозила:

- ты даже не смей к ней дотрагиваться.

 Казалось, никто не обратил на проишедшее ни малейшего внимания, как будто ничего и не произошло, только искоса все посматривали на жрицу Аеллу. Маврита была её дочерью, но была не совсем здорова, во время одной из охот ее чуть было не утащило в море осьминогое чудовище, оно схватило ее своими длинными и цепкими руками-щупальцами, душило, топило в море. Гарпии сумели отбить и спасти ее, да только осьминогое чудовище покалечило бедняжку, очень долго болела Маврита, а когда окрепла, поправилась, оказалось, что потеряла рассудок, и теперь была только обузой для племени. Не миновать бы ей жертвенника, сдерживало только одно, она поздняя дочь Аеллы, и все только делали вид, что ее не существует. Ее не кормили, она жила в норе, будто крыса, иногда туда бросали обьедки, а так Маврите приходилось ловить мелких грызунов и насекомых, до чего никто из гарпий никогда не опускался. Из пещеры она не выходила, боялась дневного света, а вот к ночи ее глаза так привыкли, что она видела, как днем. Вскоре о проишедшем все забыли.

- Окипета расскажи, расскажи на ночь глядя сказку, - просили дети, а та устало отнекивалась:

- я сегодня очень устала, не хочу, завтра расскажу.

 Бог сна Гипнос наслал свои ночные видения, котята забившись под крыло своей мамы мирно посапывали согретые теплом ее тела, Ксанф быстро заснул, у Балия глаза не смотря на дикую усталость не смогли закрыться. В голове туман, сколько в один день уложилось событий, не проживешь и за целую жизнь, все вокруг чужое: запахи, звуки, шелест крыльев стражника сторожащего вход в пещеру и дивная игра отблесков огня по потолку пещеры, еле уловимый шорох и чья-то крадущаяся тень, скользящая по стенам. Она то приседает, то встает до самого потолка. Хищная когтистая лапа вытянулась далеко вперед, она царапает стены, подымаясь все выше и выше, сердце учащенно бьется, дыхание замирает, глаза раскрылись до предела и сверлят потолок, где тенью скользит страх. Резким рассекающим воздух броском, тень отыскивает себе жертву, еще один бросок и дурочка Маврита хватает обьедок валяющийся в пыли, жадно поглощает его, и таким же неслышным кошачим шагом продолжает свои поиски. Страх пересилив возбуждение, принес долгожданный сон забытья. Сон стирающий память о прошлой жизни. Бог сна Гипнос заботливо окутал их сладкой пеленой неги и покоя, подарил цветные видения и химерные несвязные сюжеты, сотканные из добра и светотеней, материнской любьви и сказки. Все погружено в сон, только мерное посапывание слышится кругом. Пускай себе спят, не будим им мешать, а сами тем временем попытаемся понять, что же это такое, сказочный остров Строхфуд.

 Сказочный остров Строхфуд

Среди сотни другой островков, разбросанных по всему великому морю Заката, было несколько рифовых островов, которые не имели твердой опоры, среди них был и остров Строхфуд. Он был похож на огромный корабль, гонимый ветрами и подвоными течениями, а название свое он получил за сходство с огромным хвостатым драконом. Северная, похожая на хвост дракона, сторона острова скалистая и не приветливая, там нет ни гаваней, ни отмелей. Южная часть острова, в которой обитала колония китобоев, была естественной бухтой, похожей на огромный рот, куда могли причалить галеры, пентеры, триеры и прочие корабли. Мифический остров Строхфуд хоть и маленький, но необычно красивый, здесь есть равнины, на которых произростают душистые травы. В горах покрытых бурной растительностью произростает множество плодоносящих деревьев, среди которых встречаются и лимонные деревья, и сладкие апельсиновые рощи, и пышные пальмы, мякоть которых по вкусу напоминает сахарный тростник, а также произростают многие плоды: такие как маниок, иньяим, бананы, пакиайи, финики, карасоль, апельсины, мамай и плоды акажу, но в пищу они не используются из-за своей горечи. Растительное царство острова необычно разнообразно, здесь растут красный, желтый и белый сандалы, из которых изготавливают очень яркие факелы для освещения жилища, потому что горит оно ярко, словно свеча, и они годятся для топки очага. Встечаются здесь также деревья различных пород пригодных для постройки кораблей. Остров просто изобилует различными птичьими колониями облюбовавшими утесы и скалы, это и красавицы Фрегаты летающие на столько быстро, что схватывают рыбу прямо на лету. Встречаются здесь и питающиеся рыбой Трусливцы, живущие огромной колонией на деревьях, завидя кого бы то ни было они всегда подымали такой шум и гвалт, что пройти возле них незамеченными не удавалось никому, а вот мясо их не вкусно, пропитано рыбьим жиром.

Птицы Генгезиры называнные так потому, что у них очень большое горло, хотя сами не больше обычных гусей, а проглотить добычу могут больше самих себя, имеют превосходные вкусовые качества, их часто отлавливают впрок вместе с Дупелями и Эндрофогелями, которые прилетают в определенное время года и тучнеют, так что поймав их, приходиться вначале срезать жир, а потом уже пускать их в пищу. Гуси также как и Эндрофогели прилетают на остров раз в год и питаются сочными травами, от которых жиреют так, что теряют способность летать и их можна ловить голыми руками, без особых усилий.

Голубей на острове множество, ими можно кормиться сколько угодно, не ведая нужды в другом мясе, но приходит время и голуби стают несьедобны, потому что клюют очень горькие семена, худеют, и мясо их становится горьким.

 Леса и горы полны дичи, начиная от рогатых кабанов Тапиров, заканчивая дикими козлами, которые редко спускаются с вершин гор.

 Реки и озера изобилуют рыбой, змеями, ящерицами, третонами и крабами, они огромны и вполне сьедобны, у них приятный вкус, а черепах на острове и в море возле острова водилось столько видов, что и не сосчитать, но ловить их разрешалось только в период большой луны и не ранее, табу, запрет.

 Хищников любящих заселять подобные острова, такие как дикие драконы, грифоны, львы и крокодилы, на острове отродясь не было, водились только дикие саблезубые коты, но они жили на северной стороне, редко нарушая границу. Гарпийная колония жила охотой и рыбалкой, большую часть своей добычи продавала заезжим купцам или посвящала богу острова Трамбацумбе, себе же оставляли, сколько могли уместить вместительные кладовые, которые забивались до отказа и никогда не пустовали. С рассвета колония отправлялась на рыбалку, прочесывали окрестные воды в поисках китов. Подражая многим водоплавающим птицам, гарпии выходя в море, всегда обмазывали свою шерсть китовым жиром, от чего вонь стояла неимоверная, но отталкивала воду. Старшие плыли на лодках, загребая веслами или под парусом, а молодежь летела далеко вперед, высматривая фонтаны брызг подымаемые в небо китами. Завидя добычу, молодые коты возвращались в лодку и усевшись на весла, продолжали охоту, тогда как старшие вооружившись гарпуном, взлетали в небо, начинали погоню, и редко добыча уходила от опытного китобоя.

 В тот раз охота не заладилась, нигде не было видно ни одного китового фонтана, отплыв далеко от берега, уже решили возвращаться, как вдруг над поверхностью моря поднялась одна, а затем другая голова, прикрепленная к длинной шее. Головы были плоские, как у змей, а лебединые шеи грациозно извивались раз за разом ныряя в воду.

- Кахуки! Дикие драконы моря! - вскричала Окипета. - Все к оружию!

 Лодки в один миг ощетинились копьями и мечами, но морские чудовища не обнаруживали желания преследовать лодки, ныряли, гонялись за рыбой. Стайки крылатых рыб то и дело взлетали в небо, и улетая далеко от опасности, снова ныряли в море, драконы высовывали головы из воды, высматривая добычу, а затем быстрым движением головы и шеи схватывали ее и подбрасывали в воздух, хватали уже с головы, чтобы глотать не против шипов и чешуи, а по ним. Движения драконов Кахуки были очень быстры и грациозны, но иногда намеченная жертва ускользала, и тогда они бросаясь в погоню выскакивали из воды, с шумом рассекая волны, и вытягивали шею далеко вперед. Вдруг из воды выскочила большая неповоротливая морская корова-Манатина и с шумным всплеском снова нырнула в море. Столь лакомая добыча стала причиной драки между чудовищами, разом занырнув, они заглотили ее одновременно, и каждый старался вырвать ее из пасти другого. Одному это удалось, и он пустился на утек, второй преследовал его, догнав, обвил своей шеей шею противника, чтобы заставить его выпустить добычу. Спутавшись, шеи извивались то в ту, то в другую сторону, темные тела напирали друг на друга, короткие колючие хвосты и когтистые ласты-плавники бешенно били по воде, разбрызгивая ее фонтанами. Наконец один из драконов рассверепев, выронил корову, и тутже вонзил свои зубы в шею противника, повлек его в глубину. Корова трепыхалась на поверхности моря, и Эгипт, котенок из рода Окипеты, подлетев к ней, схватил ее своими когтями, протащил по воде, но взлететь с тяжелой ношей не смог, и ему на помощь пришел его брат Эфрат. Вдвоем они дотащили тушу морской коровы, и лодка на веслах помчалась к берегу. Долго еще бурлила вода на том месте, где дрались чудовища Кахуки, пока один из них не бросился убегать, выпрыгивая и ныряя в воду.

-А твои сыновья подростают, - хвалила Окипету Падага, когда их лодки поравнялись, - смелости у них хоть отбавляй, не испугались дракона.

-Смотрите туда! - прервала их разговор Килейна, указывая на скопление птиц у самого берега.

 На волнах качалось тело дракона Кахуки , труп которого беспощадно рвали летучие мыши, стаи которых облюбовали прибрежные скалы, заселив все норы и расщелины.

-Да, на рыбалку можно неделю не показываться, все разогнали драконы морей, быстрей бы они издохли проклятущие, - ругалась Килейна, отрубывая еще необглотанные летучими мышами части от тела дракона, - теперь только загорать на море осталось, больше тут нечего делать.

- Почему же нечего, а может за коровами поохотимся, они сейчас жирные, вот с этой Манатины натопим жира, намажемся, и тогда коровы буду близко подпускать плавца, подставляя свои жирные бока под удар гарпуна, мы надоим их не на одну бочку, - советовала Аеллопа.

 Только никто не стал её слушать, и она, будто оправдываясь, предложила:

- давайте гусей поганяем на озерах.

-Посмотрим, - ворчала недовольная и мрачная Килейна, - давайте гребите быстрей на берег отмыться от всего этого, надоел мне за тысячу лет запах китятины, все провонялось на этом острове до мозга костей.

 И правда, все к чему прикасались гарпии, заражалось их запахом, поэтому нетрудно было безошибочно указать место, где они находились и определить сколько времени прошло с тех пор. Но они сами давно уже сроднились с этим запахом, воспринимая его букет, как повседневный аромат, но чужеземец определял его немедленно.

-Отмываться будем в реке, - прорычала всегда мрачная Килейна, проведя лодки к реке.

Гарпии плескались в пресной воде, отмываясь речным илом, а затем разморенные сонцем дремали укрывшись легким прозрачным покрывалом. Мать Падага сидела рядом с Балием и подставив прекрасное женское тело сонцу, обмахивала себя опахалом из молодых кокосовых побегов, отганяя назойливых насекомых. Ксанф нырял за ракушками, подпрыгивал и кувыркался в воде, выделывая всевозможные акробатические трюки. А рядом по пояс в прозрачной воде стояла молоденькая девочка и тонкой сеткой ловила крохотных рачков. По одаль на низком камне сидели Килейна с Окипетою, о чем то болтали и начесывали свои перышки скорлупой кокосового ореха. А вечером, когда смерклось солнце, уселись в круг домашнего очага, жарили драконью голяшку да морскую корову-Манатину, пили хмельное питье из сока финиковой пальмы, который называется Эйка и тутже затеяли игру, называющуюся Ойка. Набрав в пригоршню ароматного сока, Эйка, сидевшая справа Аеллопа, с возгласом:

- Эй, ты первая! - шлепнула левой рукой соседку по спине, та с возгласом:

- Эй, ты вторая! - проделала тоже самое со своей соседкой и тутже волна брызг и шлепков прокатилась по кругу.

 Вскоре под общий смех и хохот шлепали и плескались все от мала до велика, а если кто нибудь сбивался в счете, его шлепали и справа, и с лева при общем хохоте,

- Ойка! Ойка! - что давало повод к общим потасовкам.

Когда шум и гам прекратился, жрица Аелла с грустью в голосе молвила:

- Мы тут жируем, а наш товар пропадает! Если в скорости не приедут купцы, все пропадет под чистую.

- И правда, - соглашались Гарпии, –где же эти демоносы, почему не едут за товарами.

-Сколько не горюй и растраивайся, по нашему не будет, - молвила жрица, - ложитесь спать.

 А затем под общие уговоры котят мрачная Килейна рассказывала сказку о зарождении жизни на земле. В тысячный раз перессказывала она древнее преданье, чтобы не забылось оно в веках, чтобы сохранилось в сознании потомков о бескрайнем космосе, о мириадах звед, которые вращаются вокруг центральной оси мироздания нашей галактики. О всех высшем творце Хаосе, зажегшем на небе тысячу солнц, и о его слугах, небесных Сварожичах, вдохнувших жизнь в планету Земля. Её голос, похожий на шелест волн, ложился тихо и ровно, заползая в каждый уголок сознания:

- Все возникло из божественного тела творца, и наша прекрасная Земля и прочие планеты, и даже Солнце рождено велики творцом, имя которому Хаос. В начале-начал, наша земля была бесформенной каменной глыбой, которая летала в бескрайнем космосе не имея ни воды, ни воздуха, ни жизни, кстати, такими же были и остальные 28 планет нашей солнечной системы.

-Посмотрите на небо, - просит Килейна, - там и сейчас можно увидеть остатки от этого множества планет.

-Неужели все они мертвы? - вопрошают котята.

- Почему же мертвы, - удивляется Килейна, - все они живые существа, в каждой из планет живет её божественный дух. Такой дух зародился и на нашей планете, это произошло вследствии внутреннего напряжения той каменной глыбы, по которой мы с вами теперь ступаем своими ногами. В начале времен богиня Земли обратилась к владыке мироздания, творцу Хаосу, с просьбой:

- О великий владыка, лика блистающего, - сказала ему богиня Земли, - мой дом пуст! Пошли сынов своих Сварожичей населить мой дом, вдохнуть жизнь в бесплодный камень, вдохни частицу живого огня в мое тело.

-Неужели богиня земли-Гея вот так прямо и просила частицу божественного огня у самого Хаоса? - удивленно переспрашивает Маврита, которая всегда высовывалась из норы послушать сказки.

- Не перебивай, больше слушай, ума набирайся глупая, - прикрикнула на нее Килейна, - на вот кость погрызи, - бросила ей обьедок, - и молчи.

 А сама голосом похожий на шелест волн продолжала:

- так просто у Хаоса ничего не выпросишь, дело в том, что до центра мироздания, где находится его небесный дворец, не достать рукою, даже свет далеких звезд, которых мы видим в ночном небе, это свет умерших звезд, который долетает к нам через века и тысячилетия. Вот по этой причине все процесы на нашей планете были растянуты на миллионы лет. Триста миллионов лет вращалось земное колесо черным камнем, подвешенным в космосе, еще триста миллионов лет оно оставалось холодным и безжизненным. В это самое время достигли слуха всех высшего Хаоса просьбы богини земли.

- Ладно, - отвечает ей небесный владыка, - помогу тебе в твоей просьбе, пошлю одного из своих небесных Сварожичей, пусть поделятся они искрой вечного бессмертия, высекут огонь из холодного камня.

-И надобно отметить, что всех высший Хаос сдержал свое обещание, метнул небесную молнию, имя которой Эреб -прародитель, она то и вдохнула огонь и жизнь в холодный камень.

- Неужели камни могут гореть? - переспрашивают котята.

-Еще как горят, - отвечает Килейна.

- Неужели вы в прошлом году не видели извержения вулкана на острове Имитос?

-Видели, видели, - соглашаются котята, - горело ужас, даже земля плавилась.

- Триста миллионов лет кипела наша планета, пузырилась огнями, низвергалась горящей лавой да смрадными газами, но жизни не было. Вновь просит богиня земли Гея всех высшего Хаоса:

- О великий творец мироздания усмири огненный дух–Эреба, посмотри на меня, я буквально задыхаюсь от смрадного дыхания, триста миллионов лет я не вижу солнечного света, темная ночь мои одежды. Покрой меня новыми одеждами добра и света.

- Буть по тому, - отвечает ей верховный творец.-Я пошлю тебе семь Сварожичей, они рассеют темные покровы, а тебя покроют новыми одеждами.

- Вскоре так и произошло, сбросила планета земля свои старые покровы и облеклась семью новыми одеждами, и предстала пред очами всех высшего Хаоса в своем первозданном обличии. Увидел всех высший творец нашу прекрасную богиню Гею и молвил:

- Вижу, что ты готова породить жизнь в своем доме, я с радость вдохну в твое тело частицу божественной души, только запомни, всё кто родится от моего неизречённого духа, станут бессмертными богами и титанами, а все демонические народы, кормящиеся от земли, будут смертными.

- Так сказав, вдохнул всех высший Хаос жизнь в богиню земли. А теперь спать, - зевнула Килейна, повернувшись на бочек.

 Но котята не унимались:

- неужели вот так раз, два и появились на свете титаны и боги, обьясни, как все было.

 И Килейна уже слабым, полусонным голосом, похожим на шелест листьев рассказывает несвязно, общими фразами.

- Быстро только драконы родятся, а земное колесо вращалось еще триста милионов лет, пока оно не стало круглым. Лежа на спине, на боку она рожала примитивные формы жизни. Мягкие камни, которые потом затвердели. Твердые растения, которые потом стали мягкими. Видимое из невидимого. Насекомые и ничтожно малые жизни. Планета сбрасывала их со спины всякий раз, когда они одолевали ее. А затем после трехсот миллионов лет она из своей утробы родила сыночка, небесного бога Урана, а от него потом родились все планетарные стихии-титаны. А те в свою очередь наплодили все демонические народы земли и нас с вами. А таперь спать, - зевнула она, отворив рот до самого основания.

- Скажи, скажи Килейна, - просит кто то из котят, - а мы тоже от бога неба родились или нет.

-Громовержец Уран родился за долго до нас, до нас еще много чего было, все спать.

Бог сна Гипнос окутал их пеленой сладких грез и радужных видений. Забившись под крыло своей матери, котята спали мирно посапывая, согретые теплом ее тела. Все спят, только Балий в полудреме любуется дивной игрой отблесков огня мечущихся по стенам и потолку пещеры, будто из небытия встает чья-то крадущаяся тень, скользит по стенам хищная когтистая лапа, вытягиваясь до самого потолка, острые когти царапают стены, подымаясь все выше и выше, скользя мягкой тенью. Это Маврита хватает обьедок валяющийся в пыли и жадно поглощает его.

- Опять эта дурочка пугает меня, - думает Балий, проваливаясь в небытие…

Все кругом погружено в сон, только мерное посапывание слышится кругом. Пускай себе спят, не будим им мешать, а сами тем временем попытаемся понять, куда же подевались купцы, о которых так беспокоилась жрица Аелла. По правде говоря, никуда они не девались, купцы сами пытались отыскать гарпийный остров. Но сделать это им было не просто, пойди отыщи в море дрейфующий остров. Великое море Заката, это вам не какая нибудь лужа раскинувшаяся меж Европой, Азией да Африкой.

               Сабскабея -Сабскабы 

Если кто то, ради удовлетворения своего любопытства, спросит, как же собственно говоря выглядели демоносы, из какого теста они слеплены, и вообще, что это такое Демонос. То ему наверняка ответят покрутив пальцем у виска, откуда дескать я знаю, разве ж их кто видел, наверное они были черные, бородатые, козлорогие с хвостом и копытами. Таким или приблизительно таким был простой Охлос, стоящий на самой низкой ступени социального развития. Посмотришь на такого Охлоса и сплюнешь: ни рожи, ни кожи, одни рога да копыта. Пху, даже смотреть противно, пху- пху- пху. Другое дело знатный Демос или проще говоря Демонос, его можно узнать издалека. И одежда у него добротная, и рога золотые, и серебрянные сандалии с изумрудными пряжками, и шерсть на нем лоснится жиром, а не выпадает клочьями, как у безпородного Охлоса. В общим не демонос, а картинка, таким или почти таким был купец Сабскаба. Чем он занимался, какое ремесло ему давало возможность жить безбедно, этого не знает ни кто. Одни думали, что он предпримчивый купец, заработавший себе огромное состояние благодаря успешной торговле. Другие напротив считали, что он зарабатывает на жизнь разбоем, но грабит исключительно пиратов и прочих морских разбойников. А третьи, вообще, сравнивали его с богом морей, ибо равных на море ему не было. И правильно. Кто хоть раз плавал в море Заката, знает, какие опасности и трудности могут подстерегать тебя за каждым углом, сколько чудовищных тварей выглядывает из морских глубин и ждет подходящего случая, чтобы ам- ам и нет тебя, проглотили и забыли. Но Сабскабу мало интересовали все эти сплетни и слухи, которые верный слуга Бончо распространял вокруг его героической личности, да бы у хазяина всегда были выгодные заказы. Да, да, именно заказы на перевозку и доставку грузов щедро кормили хозяина Сабскабу, а значит и его ложка всегда была жирной.

-Бончо, ты посмотри какая прелесть, - заметил Сабскаба, любуясь красотами великого моря Заката.

-Да уж! - выдавил из себя Бончо, делая перемену блюд, первое в замен второго, третьего и десерт, все это он проделывал с ювелирной точностью, ибо их «Ласточка» часто подпрыгивала на волнах, отчего удержать равновесие было не просто. Морская ласточка - это рыба величиною с небольшого сохатого оленя, очень мясистая, лишенная чешуи и от природы наделенная длинными и широкими перепончатыми плавниками, наподобие летучих мышей, благодаря которым она пролетает большие расстояния над водой. Хоть как не крути, и так, и эдак, а «Ласточка» быстроходная галера купца Сабскабы была легка и проворна. Даже издали было видно, что галера не плывет, а парит над морем под парусом. На галере тремя рядами весел были прикованы рабы, сидящие на деревянных лавах, а для пущей безопасности в их ноздри были протянуты железные обручи. Капитан корабля, высокий козлорогий толстячок, сверкая своими золотыми подковами стоял на корме «Ласточки», обернувшись в плащ ярко зеленого цвета. Сабскаба был одним из лучших капитанов Родоса, одно его имя наводило страх и ужас на кишащее пиратами великое море Заката. Купцы считали за честь если их судно будет сопровождать такой прославленный флотоводец, ведь он всегда выходил сухим из воды, да и в торговле ему не было равных.

- Нам туда! - указал Сабскаба своей плетью правильный курс. - Берем весла в руки и шагаем отсюда вон в ту сторону. - напутствовал он купцов.

И тутже, вмахнув веслами, караван судов отправился в плаванье по маршруту: материк Родос –гарпийный остров Строхфуд. Надо отметить, что дорожка по которой они отправились, оказалась на редкость пустынной, так как ни в тот ни в другой день они не видели суши, с трудом ориентируясь на местности. В море самое главное найти проторенную дорожку и тогда путь покажется легкий, кто этого не знает, тот упрямо пытается плыть нехоженными тропами, а этого то как раз делать и не стоит. Нужно быть слепцом, чтобы не заметить одну характерную особенность, море представляет собой постоянно чередующиеся полоски, то пред вами встает гребень волны, словно бархан в пустыне, а то уже смотришь и ты угодил в глубокий овраг, и так до бесконечности. То овраг, то бархан, то бархан, то овраг, и только неопытный моряк будет утруднять себе путь, вначале карабкаясь вверх на крутые горки, а затем опускаясь вниз, изматывть свои силы, удлинняя путь. Знающий моряк, коим несомненно был Сабскаба, сразу же взобрался на гребень самой высокой волны, подставил голову встречному ветру, осмотрелся и молвил:

- Нам, старым морским волкам, не нужны ни компас, ни карта, которых на наших судах отродясь не было, вся наша забота о мачтах и веслах, да еще о прочных судах мореходных.

 Отпив из кубка хмельной нектар, приказал следовать только оврагами и даже не пытаться карабкаться на барханы и крутые горки…. Ободрясь его словами, рабы гремя цепями, тут же затянули походную песню, а галера, вложив свою судьбу в руки капитана, шагнула в море, стараясь плыть между гребнем волны. Не впервый раз капитан Сабскаба вел купеческий караван к острову Строхфуд, этот путь ему был знаком не по наслышке, а вот купцы дороги не знали, и вообще, не понимали, где они находятся, знали только, что уже далеко удалились от Родоса. Поэтому они упрямо гребли против ветра, пытаясь попасть в колею проторенную «Ласточкой», пару раз им удалось увидать знакомые звезды, и они уверились, что идут правильной дорогой. Галеры двигались неспешно, ибо путь был трудным и опасным, то и дело «под ногами» попадались отмели, скалы торчащие то справа, то слева, порой они спотыкаясь о коварную мель, иногда натыкались на камень поросший зеленою тиной, то на чуть прикрытую прибоем скальную россыпь, а впереди всех Сабскаба…… Сколько они блуждали морем, разыскивая мифический остров Строхфуд, никто не знает, но вскоре их взгляд буквально приковало к необычной перемене случившейся с морем. И правда, было от чего прийти в изумление, морская вода изменив окраску, из зеленой превратилась белую и не просто белую, а молочно-белую. И тут же вдаль смотрящий вскричал:

- Земля! Вижу землю!

- Наконец-то остров Строхфуд! - обрадовались путники.

- Причаливай! - скомандовал капитан, и галера тутже бросила якорь в обширной и удобной для стоянки бухте.

Весь остров был необычно красивым, там и тут росли высокие деревья с плодами, размеры которых были необычайно велики, сожмешь такой плод в кулаке, а из него вместо воды течет сок, а хлеб на острове растет прямо в готовом виде, тут тебе и булки, и лепешки, и даже сладкие, медовые пряники густо облепили ветви хлебных деревьев. А земля под ногами мягкая, жирная, хоть возьми ложку и ешь её, не насытишься. А когда путники забрались вглубь острова, то наткнулись на речку, в которой вместо воды плавало молоко, причем птичье. Вот так чудеса, набросились демоносы на сладкую воду, с жадностью закусывая медовыми пряниками. А Сабскаба тем временем недовольно крутил своим длинным носом, он с детства не выносил запаха сыра, от которого его буквально тошнило, выворачивая на изнанку, ибо родился и вырос он среди овечих стад.

- Уберите от меня этот сыр! - приказал он слуге Бончо, а тот просто не знал, как услужить хозяину, ведь все кругом оказалось из сыра.

 Сырные деревья поросли сырными плодами, сырная трава зеленеет сырными цветами, и даже земля, по которой они ходят, была буквально пропитана слежавшимся, позеленевшим от времени сыром. А из каждой норы торчат злобные мышиные глазки, готовые броситься и в буквальном смысле слова разорвать любого демоноса за ничтожный кусочек сыра. Тут уж хочешь, не хочешь, а делать нечего, пришлось демоносам срочно покинуть этот сырный остров, отправиться на поиски Гарпийного острова. 

                  Андрогины

С рассветом вся гарпийная стая отправились на охоту, бить уток, у которых уже начался период линьки, они теряли способность летать и прятались в тростниках озер. На берегу были устроены загоны из жердей и палок, через которые утки не могли пролезть. Частокол изгороди начинался у самой воды и сужаясь превращался в узкий коридор приводивший к ловушке. Используя копья вместо палок, с криком и стуком, Гарпии погнали птицу прячущуюся в траве.

- Утя, утя, утя, утя, - кричали загонщики, хлопая копьями по воде.

 Стук, крик и визг стоял невообразимый. Перепуганная птица со всех сторон стремилась к воде и попадала в ловушку, некоторые пытались взлететь, но тут же падали, хлопая крыльями, настолько они разжирели. Кряканье уток, скрипучее гоготание гусей сливались со стуком, визгом и криком загонщиков. Кулики, бекасы, чибисы, кроншнепы, турухтаны, гангезиры, дупеля и эндрофогели носились с пронзительным криком. А над ними летали Гарпии, древками копий заганяя дичь в ловушки. В смятении охотники били пытающуюся взлететь птицу копьями, что еще больше увеличивало панику. Так мало-помалу, сотни птиц были согнаны в клетку, от чего та наполнилась буквально до отказа. А когда за последней птицей захлопнулась дверь, охотники вошедшие в загон начали её безжалостное избиение. Глухие удары палок, хлопанье крыльев, отчаянные крики, кряканье и гоготание слились в невобразимый шум. В воздухе беспрерывно мелькали окровавленные палки, груды убитых и трепыхающихся птиц росли, не многим удалось вырваться, проскочив через прутья изгороди. Наконец все перебиты, шум затих, начинается тяжелая работа, птицу нужно ощипать, освежевать и отправить в каптильню. Котята долго высекают огонь, учатся, трут по очередно, соревнуясь до самоистязания. Добыть огонь не легкая задача и у них ничего не получается, отсыревшее дерево не хочет гореть. Все взоры обращены к жрице Аелле, в её власти дух огня. А она чувствуя важность происходящего уселась верхом на деревянный чурбак, зажав в обеих руках длинную тонкую палочку, принялась с силой тереть по чурбаку, пока не образовался узкий желобок, в конце которого собралась кучка растертой в пыль древесины. Таков уж удел жрицы Аеллы, хранительницы родового очага, она должна постоянно доказывать, что боги огня к ней благосклонны, поэтому живой огонь она добывает чаще других, это её привелегия. Сначала она трет не спеша, но постепенно убыстряет темп и разгорячась, с невероятной быстротой гоняет палочку туда—сюда по дымящемуся желобку, она трет, старается, доказывает свое главенство в Гарпийной стае. Сырое дерево не хочет гореть и ей приходиться напрягать все силы, струйки пота стекают со лба, от напряжения её глаза буквально лезут на лоб, и вот наступает критический момент. Все ее труды пойдут на смарку, если сейчас у нее не станет сил довести дело до конца, но она трет не сбавляя темпа, пока не появится упрямая искра. Все смотрят, затаив дыхание, не отрывая глаз за происходящим, а она до боли в руках сжимает палку, трет, добывая огонь, трет и трет, убыстряя движения, и десятки глаз помогают ей силой своего взгляда. Темп вращения увеличивается, убыстряется, достигая наивысшего напряжения, холодный пот выступает на ее челе, а она все трет, не останавливается, а затем вдруг замирает. Что то таинственное заставляет ожить сухую древесину. Руки все еще давят на палочку, изо всех сил прижимая острие к концу желобка, где накопилась кучка праха, кажется, будто она только что пронзила маленького смертоносного змея, и тот извивается, бьется, хочет вырваться, да только напрасно. Её цепкие когти схватили змия и не отпускают, губами она прикоснулась к жалу огненного змия, дула, раздувая огнище, и змий зашевелился, потянулось к небу белым облачком. Тоненький венчик дыма подымается к небу, горстка мельчайших частиц древесины загорается, трещит, разростаясь. Аелла тяжело вздыхая, слезает с полена, божество огня благоволит племени, огонь разгорается, языки пламени перескакивают с одной веточки на другую, пылает костер, калятся камни. Гора птичьих потрохов перемывается в озере, сегодня будет отличный ужин, настоящий пир.

 Сок Эйка возвращает силы, снова затевается шумная веселая игра, гарпии садятся на корточки у костра, и вытянув вперед руки, они протягивают к огню левые ноги, а затем по команде меняют ноги, команда менять ноги убыстряется, и если кто нибудь опаздывал или протягивал не ту ногу, его под общий хохот опрокидывали на спину. Игра так раззадорила стаю, что скоро они начали опрокидывать друг друга без всякого повода, и кончилось это тем, что все лежали у костра, а котята ползали и боролись друг с другом. А перед сном, устроившись под крылом у своей матери, котята просят Килейну рассказать сказку, и та подчиняясь их воле в тысячный раз, перессказывает историю мироздания.

-Так вот. - начинала свой рассказ мрачная Килейна голосом похожим на тихий шум прибоя. - Изначально наша земля была с ног до головы покрыта одной только водой. И не было на планете ни островов, ни материков, одна только вода, а в ней морские твари, которых породила стихия вод. Первых, вторых и третьих безмозглых чудовищ, пожиравших друг друга, но и этого показалось мало стихии воды. Из останков первых и отбросов вторых она создала еще более страшных чудищ.

-На подобие тех, что мы видели на рибалке? - вмешивался кто то из котят.

- Горазда хуже, вы даже представить себе не можете их чудовищное обличие, даже небесные Сварожичи испугались их облика, когда прилетели к нам на планету Земля.

-Проверять прилетели? - вмешалась в разговор Маврита, мурлыкнув из своего угла.

- Молчи глупая. - и в ее сторону полетела жаренная утка. - Недовольны остались Сварожичи увиденным, нет здесь нашей плоти, не пригодны оболочки для божественного духа, нет обиталищ для жизни, ни клочка суши, а вода грязная. По твердой земле должны ступать наши ноги. Чистые, не мутные воды должны питать землю. Очистим землю от мутных вод и от мерзких тварей, решили они, упрятав воду под землю, ниже его медного дна. И стала наша земля тройственной: море отдельно, земля и небеса одельно.

- Неужели под землей текут реки? - удивляются котята.

 И правда, им выросшим на острове, трудно себе представить такое.

- Если бы вы только могли предствить себе, сколько быстрых рек, ручьев и речушек находится в глубине материков и континентов. - обьясняла им Килейна. - Глубоко под землей, в царстве мрачного Эреба, куда никогда не проникают лучи яркого солнца, катят свои воды подземные реки. Там протекает ледяная река Стикс и теплая река Коцит, и огненная река Ахеронт, и река Лета дающая забвение всему живому, и множество других рек и речушек.

- Ну и ну, - удивляются котята, но слушают не перебивая.

- По воле небесных Сварожичей поднялась из мутных вод суша, один за другим всплывали континенты: Европа, Азия, Африка, Австралия, Арктида Но позже других из воды поднялись два(американских) континента- близнеца эль До, ра До, а уже затем все прочие острова и островки. Кстати наш остров Строхфуд всплыл именно тогда, и до сих пор не имеет твердой опоры.

А если он сядет на мель и не сможет отцепиться? - вопрошают котята.

- Не бойтесь, этого не произойдет, наш остров не простой клочок суши, в нем живет бог Трамбацумба, а уж он то за версту чует все эти каменные мели.

Зная, что Килейна только и ждет возможности уснуть, котята просят её:

- расскажи, расскажи, что было дальше.

- А дальше Сварожичи уничтожили большинство этих безмозглых морских тварей, вскипятив воду морей и океанов до температуры кипения, но некоторые из них успели выбраться на сушу, и от этого стали ползать по земле чудовищные существа совершенно лишенные рассудка, которых еще предстояло уничтожить. Но это будет потом, а пока Сварожичи пытались изменить облик нашей земли в лучшую сторону, из своих духовных оболочек они создали новые формы жизни разумных существ, имя которым Андрогины. Эти единополые существа были муже-женами, то есть могли порождать из своего тела и духа себе подобных существ.

-А как это муже-жены? - переспросил кто то из котят, - и папа, и мама в одном лице?

-Вот именно, в одном лице, - отвечала Килейна, - когда выростите, пойдете в школу, узнаете, что многие существа умеют разделяться на две половины. То есть разделившись на двое, из одного получат сразу два похожих друг на друга существа, у которых в теле есть и мужское, и женское начало.

-Я такое видела, - пискнула из своего угла дурочка Маврита, - одна медуза на моих глазах выбросила из своего живота росток не больше почки на дереве, смотрю, а эта почка разростается, разростается до размеров взрослой медузы, а затем оторвалась и стало две медузы.

-Я смотрю ум не совсем покинул твою глупую голову, - заметила Килейна хвалебным тоном.

- Но медузы, это не Андрогины, это так, морские слизняки, хотя и очень вкусные. Андрогины были равны богам по своей силе и жили вечно, да еще и похвалялись пред богами, дескать, смотрите какие мы вечные. И правда, год за годом они перерождались друг в друга, мужчины и женщины были единым целым, то есть в одном теле умещалось и мужское, и женское начало. Хочу вам заметить, это было счастливейшее время на земле. Вечно юные Андрогины жили в любьви и счастье не испытывая никаких враждебных чуств друг к другу, потому что внутри их общего тела жила красота, любовь и гармония, а продолжительность жизни была столь велика, что даже бессмертные боги испугались такого соперничества. Испугавшись такой удвоенной енергии, Сварожичи решились на жестокое убийство, темной ночью они напали на спящих Андрогин и устроили им кровавое побоище, разрубив их на две половины. А тела разбросали по всей земле, вот с тех самых пор половинки ищут друг друга, чтобы вернуть былую радость, мудрость, красоту, мощь и бессмертие. Но мало тех кто находит. Это было давно, в бархатном веке, - с грустью в голосе добавила Килейна, - теперь таких чудес не бывает, век то золотой. Все молчали завороженные услышанным, лишь только дрова потрескивали в очаге, отбрасывая языки пламени.

- Неужели до наших дней не дожило ни одной Андрогины? - спрашивает кто то из слушателей.

- Вы что совсем спать не хотите? - ругается рассказчица.

Но котята просят, и она уступает.

-Почему не осталось, осталось. Вот хотя бы взять нашу землю, богиня земли Гея из своего чрева родила светлое небо, бога Урана. Это уже потом, когда он вырос и возмужал, она взяла его в мужья.

-Мы это знаем, - мурлычут котята, - после свадьбы Уран с Геею нарожали множество детей-титанов, от которых возникли все стихии этого мира: моря и океаны, солнце и звезды, ветер и время, это все их дети-титаны.

-Эх детки, детки, - качает головою Килейна, - если бы в этом мире существовали только наши боги: Уран, Гея да их дети-титаны, вот было бы хорошо. Но к сожалению в этом жестоком мире существует множество великих богов и богинь рожденных от небесных Сварожичей. Разделив меж собою материки и континенты, они разошлись каждый в свой удел, сотворив себе подобных, от чего в мире возникло множество разногласий, вражды и воин.

-А Трамбацумба, бог нашего острова, тоже сам себя породил? - вопрошает из своего угла дурочка Маврита, - или его сотворили Сварожичи.

-Этого не знает никто, - отвечала Килейна, - а теперь спать, завтра трудный день. Спят котята согретые теплом материнского тела, лишь только Балий не спит дольше всех. Он любит эти ночные часы, лежит, всматриваясь в бездонное небо, любуется отблесками огня пляшущими свой танец по стенам и потолку пещеры, и слушает ночь. В темноте ночи иногда слышатся шорохи крыльев да сопящие звуки спящих сородичей, писк и мышиная возня. Но иногда ночную тишину разрывает натужное клокотание какого-то сильного и страшного существа, от этого клокотания, больше похожего на крик, кровь стынет в жилах. Этот истошный крик исходит из самих недр острова, «куруу-куруу» - кричит неведомое существо, наполняя тело ужасом. Глаза стремительно закрываются, и ты забиваешься под крыло своей матери, и молниеносно засыпаешь. Пускай спят, не будем им мешать, а сами узнаем, куда подевался этот богатый купец по имени Сабскаба, отчего не спешит на остров.

 Сабскабея Сабскабы

-Быстрее сматываемся отсюда! - кричал Сабскаба, подганяя плетью гребцов, и правда, мрезкий сырный дух, исходящий от сырного острова, не давал ему дышать полной грудью, до невозможности резал глаза, чтобы, как можно меньше нанести вред своему здоровью, пришлось срочно отплыть. К тому же Сабскабе все время мерещились эти огромные мышиные глаза, торчащие из каждой норы, не глаза, а мельничные жернова, а зубы «Б р р р», как вспомню, так вздрогну, жаловался он своему слуге Бончо, а тот как мог утешал своего господина. Вскорости купеческая флотилия очутилась у плавучего острова Делос, где водилось множество диких черепах. Так уж издревле повелось меж моряков, проплывая мимо острова Делос, делать остановку и запасаться черепахами, ибо для демоносов черепашье мясо, это самое лакомство. А так как в этих местах черепах водилось огромное множество, то Сабскаба поспешил забить ими все трюмы корабля. Из всего многообразия черепах, которые водились у этого черепашьего острова, Сабскаба брал только зеленых черепах, а вот синих и красных он не жаловал, хотя и бил их своею острогою да копьем. Синие и красные черепахи имеют дурной запах и мясо у них жесткое, больше похоже на мясо гиппопотама или на жирафий ошеек. А вот зелененькие черепашки, это что то, из них готовят прекрасный черепаховый бульен, а мясо настолько вкусно и питательно, что отбивные из него называются «зелененькое мяско буквально тающее во рту», оно не приедается ни когда, и если питаться им каждый день, то вскоре твои руки и ноги до костей пропитываются салом. А все от того, что эти зелененькие черепахи всю свою жизнь питаются зеленым мхом, водяными яблоками и лимонами, которые растут в этих водах. По ночам черепахи отправляются на пастбище целыми стадами, где их и отлавили предприимчивые купцы, а затем целую неделю они жарили себе отбивные «зелененькое мяско буквально тающее во рту» да варили густой, тягучий бульен. А когда их тела буквально пресытились этой пищей, Сабскаба приказал отчаливать от берега, ибо опасался, что рабы не смогут гребсти веслами. И правда, ни один раб не сумел даже сдвинуть весло, и если бы не попутный ветер Зефир, надувший их паруса, неизвестно чем бы все и закончилось. Несколько дней они бороздили море Заката, не встретив ни единого острова. Где же этот Гарпийный остров, начал беспокоиться Сабскаба, в том году он стоял на этом самом месте, а теперь куда-то запропастился.

-Земля, вижу землю! - вскричал впередсмотрящий.

- Наконец-то! - обрадовались купцы, причаливая к берегу, а зря, не нужно было этого делать.

 Как потом выяснилось, этот остов Кукунариес был сплошь и рядом заселен голодными Шашелями. Но Сабскаба то этого не знал и высадившись на берег, стал высматривать местных жителей. Вскоре из-за скалы показались немигающие глаза одного из аборигенов. Тот всматривался в незнакомцев своими прищуренными с зеленоватой поволокой глазами, стоял за камнем, не решаясь выйти навстречу. А Сабскаба, чтобы познакомиться с ним по ближе и расположить его к себе, предложил аборигену дюжину отборных черепах. А тот рад- радешенек подарку тут же пожрал угощение и попросил добавки, чем не сказанно рассмешил всех демоносов. И каждый из них в порыве благородства одарил аборигена новой порцией черепах, которых тот пожирал с завидным аппетитом. Тут уж все буквально покатились на землю от смеха, и правда, поведение аборигена вызывало в некоторм смысле улыбку, уж больно смешно он грыз крепкие черепашьи панцири. Когда абориген управился с едой, он принялся забавно засовывать свой костлявый пальчик в рот, намекая, дайте еще. И снова все повторилось в той же последовательности, абориген грыз черепах, а демоносы катались по земле, заливаясь истерическим хохотом.

 -Дай ему еще черепах, - приказал Сабскаба слуге, надеясь, что абориген опять устроит им бесплатное представление.

 Но вышло все наоборот, теперь уже абориген расплылся в самодовольной улыбке, подскочил к демоносам, начал всех обнимать, прижимать и целовать, упрашивая: «Стойте здесь, я сейчас прийду» и быстрее ветра умчался к себе в деревню. В мгновение ока он добежал до своих сородичей и начал им рассказывать, что у приезжих демоносов жратвы и питья завались, и теперь уже целая деревня Шашеля бросилась на берег моря. Они лезли целоваться, обниматься и просто не было ни какой возможности избавиться от их дружелюбных, но таких голодных ртов. Будто прожорливая саранча. Проникли они в трюмы кораблей, истребляя годичный запас продовольствия, сьедая все до последней крошки. Шашели грызли железные цепи, точили весла и доски, рвали на куски и заглатывали такелаж и паруса.

-Мать чесная, курица лесная, - схватился за голову Сабскаба, сообразив, что они попали на остров Кукунариес, заселенный саранчеподобными Шашелями, о которых ходила дурная слава.

 И правда, местные жители, будто голодная саранча, поточили и понадкусывали все, что можно было поточить и понадкусывать, от двух галер не осталось и следа, и даже капитанская галера имела плачевный вид.

-Спасите наши души! - завопили демоносы, и бросились спасать свои корабли, а Сабскаба выхватил свою семижильную плеть, и устремился на грызунов как лев, бил их как слон, истреблял их как крокодил, бросался на них как орел, а храбрый был как тур, своею семижильной плетью он гнал их чуть не до самой деревни. Только трусость Шашеля да храбрость Сабскабы спасло их от неминуемой гибели.

-Слава всех высшим богам! - схватили они весла в руки и бросились в открытое море, взяв курс к плавучему острову Стохфуд. 

                  Ужасный Трамбацумба 

А в это время, гарпийная стая облачившись в праздничные одежды, отправилась к алтарю, воздать почести богам, выпросить у них богатых купцов. И взрослые, и дети прихватив с собою изрядное количество китового мяса, жаренных уток, гусей, да прочей живности поднялись на невысокую горку, к небольшому озеру, берега которого были густо засеяны глыбами черной базальтовой лавы, под которыми всюду слышалось журчание воды стекавшей к озеру. Большая и ровная плита, стоящая у края воды и немного возвышающаяся над остальными камнями, служила жертвенным камнем, на эту плиту они уложили жертвоприношения, а сами пошли к Алтарю, который находился тутже, и был изготовлен из большого солнечного камня Опала, в котором жрица Аелла зажгла душистые травы фамиам да сандаловое дерево.

Этот небольшой алтарь и черный жертвенный камень были тем местом, где совершались важнейшие обряды в жизни гарпийной стаи. В водах священного озера проживало божество острова, великий и ужасный Трамбацумба, которому часто приносили обильные жертвоприношения, явствами специально отобраными для этих целей. Если божество острова принимало жертвенное мясо, племя было счастливо, считалось, что великий Трамбацумба лично высказывал им свою благосклонность. Но если божество отказывалось от угощения, тогда всех жителей охватывало отчаяние, ибо гнев его был страшен, и он мог запросто пожрать кого-то из стаи. Так от кормления к кормлению гарпийная стая молила божество о милосердии к себе, покровительстве в охоте, да о богатых купцах. Подняв бубен, жрица начала медленно бить в него, вызывая божество острова, при этом она постоянно нашептывала только ей одной известные заговоры и заклинания. Ритмичный бой бубна и монотонное нашептывание заговоров, отражаясь от воды и скал, создавало настоящую кокофонию звуков, а гарпии завороженные этим действом стояли, жадно вдыхая священный дым воскурений, а пред их глазами возникали неясные образы и нечеткие очертания чего-то огромного, величественного. Жрица металась у священного камня, выбивая ритмичные дроби, её голос похожий на воркование птицы убаюкивал. Зачарованные её голосом, они пытались сквозь дым воскурений, разглядеть признаки приближения божества. Чем больше они всматривались, тем более расплывчатыми становились окружавшие их предметы, они двоились, троились, кружились в водовороте священного танца и звуков. Даже Аелла стоящая в центре жертвенного камня, казалась им призрачным видением, ежеминутно воздающим мольбы к небу, к земле, к воде, к богу острова.

- О великий Трамбацумба, к тебе взывет твоя раба. Покажись детям твоим! Открой свое обличие! Прими наши скромные подношения!

В глубоком молчании следила гарпийная стая за движением возникшем в середине озера, вода до этого спокойная и почти без ряби вдруг всколыхнулась водоворотом, и в один миг почернела, сделавшись пенной. Что то волновалось в ее недрах, воронка водоворота, будто гигантская глотка скрытая в глубине, начала всасывать воду. Шум усиливался, слышалось чьё-то злобное сопение, в котором чуствуется сила и мощь. Предчуствуя появление божества, глаза расширились до невероятных размеров, ибо ни о чем более нельзя было думать, только о нем.

 Вот он великий и страшный, окутанный мириадом пузырьков воздуха, подымается из бездны глубин, и тут же над поверхностью вод всплыла огромная мясистая голова с птичьим клювом и подслеповато желтым глазом, одиноко торчащим посреди гигантского лба. От центра головы во все стороны отходило бесчисленное множество длинных щупалец, шершавых лап усеянных шипами и присосками, будто живое кубло змей извивались эти щупальцы, готовые схватить все, что окажется поблизости, и тутже запихнуть в бездонный рот. Щупальцы, рот да одиноко торчащий глаз, вот пожалуй и все, чем обладало это существо, почитаемое островитянами за бога по имени Трамбацумба. Расширяя и сужая зрачек, божество шарило щупальцами во все стороны, разыскивая мясо, иногда из его глотки вырывалось злобное и страшное клокотание «Куруу куруу ру ру», отчего тело бросало в дрожь, и только сила воли не позволяла броситься и бежать без оглядки. Котята прятали головы под крыло своим матерям, и даже взрослые попятились назад, увидев отвратительный лик божества, которое приближалось к ним, задрав клюв выше веток деревьев. Только Аелла, как и подобает жрице, безбоязненно стояла на жертвенном камне, и вскинув руки к небу, шептала непонятные слова и заговоры. Казалось, божество послушно подчиняясь её воле, низко склонило голову над жертвенным камнем. Огромный и прислеповатый глаз, в котором казалось сосредоточена сама бесмыслица жизни, завороженно смотрел на жрицу. А та отвечала ему взаимностью, пялила свои очи, в которых растворилась пустота и бесконечность, вихри и вьюги, огненные лавы и завывания ветра, да пропасть бездны. Все смешалось в её бездонном взгляде, который не мог выдержать ни кто. Поговаривали, что от рождения ей дана власть убивать своим взглядом. Даже божество не смогло выдержать взгляд вихреподобной Аеллы, подчиняясь, оно недовольно морщилось, прислеповатый глаз сокращался в размерах, сжимался и пульсировал, прикрывал веки и жмурился. Ни для кого не секрет, что любое божество не очень-то и любит подчиняться чьей-то воле. Тех, кто пытается стать выше божества, уничтожают. Казалось, так произойдет и теперь, гигантский рот приблизился к жрице, отворив свою бездонную пасть, еще миг и он проглотит жрицу вместе с жертвенным камнем. Котята в страхе закрыли глаза, ожидая чудовищной развязки. Но что это, Аелла распрямив крылья, взлетела к отворенному рту, наговаривая заклинания и заговоры, вытащила из сумки какое-то пахучее вещество, принялась бросать его в раскрытую пасть. Сдавалось, божество только и ждало этой подачки, гигантские челюсти жадно смыкались и размыкались, чавкали, довольно похрюкивая «куруу кур», одно не осторожное движение и оно проглотит вихревидную Аеллу. А она бестрашно парила у раскрытой пасти, бросая туда пахучее вещество, а затем достав из сумки горсть золотистой пыли, сыпнула её в глаза Трамбацумбе. Ярким блестящим облачком покрыла золотистая пыль все видимое тело божества, глаза зажмурились, рот недовольно чихнул, голова раскачивалась в разные стороны и тутже скрылась под водою, пытаясь своими щупальцами, смыть златую пелену. А через миг она снова вынырнула и выглядела вполне счастливо, умиленно терло своими щупальцами глаза, довольно чирикая «Куру ку ку», и уже обмякшая и грациозная в движениях голова осматривалась вокруг себя. А жрица продолжала кормить Трамбацумбу раз за разом, бросая в отворенную пасть все новые и новые порции лакомства. Рассмотреть издали, что бросала Аелла было невозможно, только запах выдавал его присутствие, это была серая Амбра, черезвычайно интересное вещество, которое находят в брюхе кита, причем находят его не у каждого кита, и его находка считается большой удачей. Серую амбру иногда называют животным янтарем, на вид оно твердо, на ощупь мягко до того, что его можно продавить пальцем, а на вкус оно подобно божественной Амбросии. Как она появляется и образуется в желудке у кита загадка, может несварение тому причина, а может она зарождается также, как рождается жемчужина в утробе раковины. Аелла бросала горстями серую Амбру в пасть божества, и оно смаковало её, как конфетку. От вида довольного рта у Ксанфа даже слюньки потекли изо рта, так ему захотелось сладкого, и эта мысль назойливой мухой засела в его мозгу, меда бы поискать, думал он. А в это время, божество принялось глотать мясо. Сочные куски китятины, жаренные утки и прочие подношения таяли буквально на глазах. Щупальца хватали мясо и тутже засовывали их в бездонный рот, который исполнял танец открывающихся и закрывающихся челюстей. Часто пища выпадала из рта, и щупальцы тутже выхвативали куски непрожеванного мяса и снова засовывали его в рот. А рот старался, жевал, глотал, и чавкал, шатаясь под своей тяжестью. Гора китового мяса быстро уменьшалась и когда все было сьедено, гигантская голова клюнула камень и недовольно сморщившись, издала утробное «Куру-ку-ку», опустилась в озерную глубину.

«Куру-куру-буль-буль» - было последнее, что услышали Гарпии.

 Образовавшаяся воронка воды постепенно закрылась, и тутже все стихло, лишь только остров еще некоторое время покачивался из стороны в сторону. Вздох облегчения вырвался из их груди.

- Пронесло, - перешептывались они меж собою.

 И правда, всемилостивое божество было довольно, никого не пожрало, но ведь бывало и по другому. Каждое жертвоприношение было непредсказуемым и опасным, иногда божество гневалось и хватало кого-то из стаи, все это знали и готовились стать очередной жертвой. Священный трепет пред Трамбацумой, а так же общие заботы и трудности суровой жизни китобоев, сближали гарпийную стаю. Долгими вечерами после сытной трапезы они устраивали веселые игрища, танцы, пляски. Иногда сидя за починкой изношенных сетей, песнями коротали время, мастерили силки, строили капканы и хитроумные ловушки для охоты и рыбалки. Иногда кто-то из взрослых рассказывал самые невероятные истории из своей долгой жизни, и тогда котята с жадностью хватали, стараясь запомнить каждое слово неповторимой сказательницы Килейны, знающей о легендарных временах столько мифов и былин, что их не переслушаешь. Килейна была прекрасной рассказчицей, и будучи по своему характеру немногословной днем, вечером преображалась, говорила она неспешно, мурлыкала напевно, а все внимательно слушали.

-Скажи, Килейна, от чего в душе у каждого из живущих на земле существ горит огонь, а пользоваться им невозможно, вот бы взять и зажечь от него костер, а то пока его распалишь, руки горят, а дерево не горит, - спрашивали котята.

- В душе у каждого живого существа горит яркое негасимое пламя, называемое душой, оно огненной природы и сродни великому негасимому пламени вселенной. Душа - это маленькая искорка мироздания, все живое и даже камень наделен этой божественной искрою.

- И даже холодный камень имеет душу, - удивляются котята.

-Конечно имеет, - отвечает Килейна, - посмотрите внимательно на блеск драгоценных камней, разве они бездуховны, каждый камень имеет частицу души, ведь изначально камни нашей планеты были мягче духа, который был тверже камня. А о травах, цветах и деревьях я и говорить вам не буду, все они наделены частицей божественной души и даже наша планета живое существо, ведь в её недрах полыхает негасимый огонь, который мы иногда видим вырвавшимся из жерлов вулкана. А в жизни добывать огонь можно нетолько трением при помощи трута, - обьясняет Килейна, - его искру можна высекать из кремня и горной слюды, и при помощи увеличительных линз, а также природного самородящегося электричества. Огонь можно вызвать силой воли, при помощи колдовства, чар и заклинаний. Только все это очень просто и примитивно, вам, будущим воинам, важно уметь применять самый сложный способ, добывать его трением. Огонь добытый трением можно пощупать, он жжет руки.

- А почему нельзя потрогать духовный огонь? - допытываются котята.

-Духовный огонь потрогать нельзя, он искорка нежная, не горит и не тухнет, не светит и не греет, он живет, дышит и думает вместе с телом. Он и есть ваш разум, тень следующая за вами по всюду, и если бы не было внутреннего телесного духа, то и тело никогда бы не отбрасывало тени. Часто вам будут встречаться тени оторванные от своих тел, а также тела не отбрасывающие тени и таких случаев очень много. Я вот когда бываю в городе, иду по улицам, рассматриваю не дворцы и храмы, не по сторонам ворон считаю, а всматриваюсь в обличье встречных прохожих. Смотришь, скачет на одной ноге обыкновенный с виду и ничем не примечательный демонос, а сам так и горит, его душа буквально светится неизреченным светом. А другой раз смотришь на демоноса, и одет богато, и золото чуть не со всех частей тела свисает, и ползет он на трех ногах, а душа не на месте, пустой он, бездуховный, нету души, она где-то блуждает, подыскивая себе новое вместилище.

- Как это, обьясни? - просят слушатели, ведь они никогда не бывали в большом городе, им даже трудно себе представить, что существуют огромные города, заселенные сотнями тысяч разного народа.

 Килейна некоторое время молчит, подыскивая подходящий пример, обьясняет на примере китов:

- Все вы прекрасно знаете, что киты часто выбрасываются из моря на берег, при чем выбрасываются они не по одиночке, а целыми стаями лежат в полуметре от воды, а в воду не возвращаются, так и умирают. Внешне вроде бы здоровы и годны в пищу, но не обольщайтесь, их бездуховного мяса есть нельзя, их можно только топить на жир, и больше ни для чего они не пригодны.

- А почему? - спрашивает из своего угла дурочка Маврита, - почему их нельзя есть, мясо можно есть всегда.

-Молчи глупая, тебе об этом спрашивать нечего, сама должна рассказать, где блуждает твоя душа, почему ее нет на месте.

 Килейна тяжело вздохнув, бросила в её угол кусок мяса.

- Кушай и молчи. Все потому, что у китов души оторвались от тел, а тело без души пугается даже своей собственной тени и бежит не разбирая дороги. Потому и лежат они в метре от берега, не делая попыток вернуться в море, а души китов оторвавшись от тел, могут устроить такие игрища, что и знать, забывают дорогу назад к своему бывшему вместилищу души, и тогда пропадает тело кита, хотя и находится рядом возле спасительной воды. Так уж боги устроили многие виды братьев наших меньших из первобытного мира животных, многие виды реликтовых животных лишенные разума изчезли с лица земли именно по этой причине, ибо души покинули вместилище их тела, обретя новые сосуды, а душа переродилась на новую ступень развития. Вы за свою длинную жизнь станете свидетелем сотни таких изчезновений, одни виды животных будут изчезать, им на смену придут новые, более развитые духовно и физически, это естественный процес. Может и нам демоносам живущим в золотом веке придут на смену новые демоносы, родившиеся от будущих поколений, но этого не знает никто, разве только великий хранитель времени, титан Крон. Но о том как все происходило в прошлом, я могу рассказать по памяти.

- Расскажи, расскажи, - просят её котята.

Килейна промочила горло хмельным нектаром, и преломив сыр, начала вспоминать прошлое:

- В начале времен, когда на нешей планете не росли травы, цветы и деревья, Сварожичи из солнечного огня, воды и частицы собственной души создали формы пригодные стать вместилищем божественной души. Вот тогда то наша планета и преобразилась до неузнаваемости, вы только представьте себе эту красоту, к небу поднялись реликтовые леса, поля зацвели всеми красками цветов. Буйство природы длилось миллионы лет, а земля буквально благоухала буйной растительностью. И все же эти первые вместилища души были несовершенны, они не умели ходить, бегать и даже летать, эти растительные вместилища души имели только внутренние оболочки. Дыхание нуждалось в Форме. Дыхание нуждалось в плотном теле.

-Скажи, скажи, - допытуются котята, - неужели растения не умеют дышать, ходить и бегать.

-Умеют, - отвечает Килейна, - еще как умеют, в большинстве своем они тихие, смирные, я бы даже сказала безобидные, но встречаются среди них и такие экземпляры, с которыми лучше не встречаться, а если увидел, бросай все и беги без оглядки, пока тебе не отгрызли пятки.

- Как это? - удивляются слушатели.

-А очень просто, есть растения-хищники и таких не мало, есть плотоядные растения-убийцы и цветут они яркими красивыми цветами, подходишь к такому цветочку, только нос свой всунешь, чтобы понюхать аромат, а этот злодей раз тебя за нос и нету, откусил. Но встречаются среди них и такие особи, которые умеют в буквальном смысле этого слова передвигаться и даже бегать по земле. Эти высоко развитые духовные оболочки наделены сверхестественными способностями, поэтому я предупреждаю вас, остерегайтесь таких разумных трав, пней и деревьев, которых в народе прозывают «лешими», они настолько умны, что в один миг зачаруют тебя, да еще и утопят в болоте. Особенно много их в Европе, которую они заселили аж до самого Уралового вала, даже в Азии, во владении царя Тартара, их немало, а про (индийскую) страну Ракшаси и говорить не приходиться, там их тысячи.

-А в море они встречаются? - спрашивает из своего угла дурочка Маврита.

-Встречаются, - отвечает Килейна - хотя в морях, океанах и своей нечести полным-полно, ведь все зарождалось именно в воде, а уже потом выползало наружу. В это самое время, небесные Сварожичи создали новые вместилища для души. Эти андрогинные существа, в отличие от растений, обладающие огромной духовностью, умели бегать, летать и ползать. Не одну тысячу лет Андрогины правили бал на земле, год за годом, через деление и почкование тел рождали себе подобных, а затем начали вырождаться.

-А как же могли выродитсья саморожденные? - вновь спросила Маврита из своего угла.

Килейно бросила в ее сторону недовольный взгляд, ответив:

- Вот допустим, любое живущее существо может болеть, может получить травму и даже увечия, но умирая оно уносит все свои увечия с собой в могилу. Другое дело Андрогины, которые в буквальном смысле передают свои болезни и увечия следующим поколениям, постепенно перерождаясь в химерных существ. К томуже кровосмесительство это очень плохо. Именно поэтому в нашем мире встречаются множество демоносов с тремя головами и пятью хвостами. Именно по этой причине можно встретить крылатых рыб и птиц, сплошь и рядом покрытых рыбьей чешуей, а о земных тварях и говорить не стоит, вы сами их видели неоднократно. Вот по этой причине на земле появилась новая форма жизни, вроде нас с вами, рожденных из яйца. Из яйца вылупились и демоносы, и пери, и каджи, и джины, и даже божественные титаны.

-Неужели дети богини земли Геи и бога неба Урана тоже вылупились из обыкновенного яйца? - вопрошают котята, - ведь титаны такие огромные.

-Ну не совсем из обыкновенного яйца, - обьясняет Килейна, - божественное яйцо называется Омфал, внешне он такой же, как и обыкновенное костяное яйцо, а вот внутри наполнен божественной сутью. Первое яйцо Омфал, которое снесла богиня Гея, было из темно-красного Сардоникса, из него в этот мир явились первые титаны, символизирующие собою стихию неба и ветра, кстати, из точно такого же яйца родился в этот мир и бог Уран. Второй Омфал был цвета красной меди, из него вылупились титаны символизирующие собою огонь Кой, Крий, а также титаниды Феба и Мнемосина. Третье яичко было из Бирюзы, из него в этот мир явились титан Океан и титанида Тефида, которые породили на свет все реки и морских богинь Океанид. Четвертое яичко было из золота, это из него вылупились титан Гипперион и титанида Тея, которые явили миру сына Гелиоса и дочь Селену. Пятое яичко было серебряным, из него на свет божий явились титаны Иапет, а так же титаниды Тейя и Фемида. А уже из последнего костяного яичка вылупился титан Крон и его сестра Рея.

-А варвары тоже вылупились из яйца? - неунимались котята.

- Нет, варвавы, это особый вид живородящих приматов на двух ногах. По причине своей умственной отсталости они не знают срама, и врядли, обладают хоть частицей божественной души. Именно по этой причине Сварожичи оставили их потомство с неподвижным языком, и если их до сих пор не уничтожили, то только по причине их исключительной работоспособности. Когда попадете в Родос или в Атлантиду, сами увидете сколь они омерзительно безобразны. И в тоже время, во многом благодяря их рабскому труду воздвигнуты прекрасные города нашего времени.

-Расскажи об Атлантиде, расскажи о Родосе, - просят котята, но Килейна непреклонна.

- Делайте ночь, - устала ворчит она, - завтра расскажу. Спать.

                     Сабскабея Сабскабы

-Спешить нужно, нигде не отставать, тогда везде успеешь, - советовали ему купцы.

Но Сабскаба считал, что товар должен вылежаться, у продавца лопнуть терпение, тогда товар лучше продается и дешевле покупается. Но как бы быстро его флотилия не добиралась к Гарпийному острову, их корабли по прежнему – бросало из стороны в сторону, кидало из одной крайности в другую, а потом понесло вокруг, да около. А затем неизвестно куда….

                      Охота

Остров несколько дней дрейфовал к самой дальней точке Срединного моря, где море Заката и великий Океан соединялись воедино. Этот отдаленный уголок Европы назывался страной Кроликов (Испания). И правда кроликов тут было больше, чем демоносов. Но и рыбка в этих краях водилась жирненькая, а уж киты попадались самой большой величины, таких вряд ли где встретишь. Киты через (Дарданелов) пролив постоянно мигрировали из океана в море Заката, отьедаться на мелководье, а нагуляв жирок, возвращались обратно на океанские просторы. Океан, это не только великая река, дарящая благоденствие и радость смертным своею водою, он поит всю землю и все живущее на ней. Океан, это огромная бочка набитая до отказу китами и рыбой, она кормит рыбака-китобоя, чья проффесия поистину романтическая, полная опасностей и героических приключений, она воспитывает мужественных воинов, закаляет характер, укрепляет дух. Выйти в море на легком суденышке, загарпунить гигантского кита, а затем выморить и отбуксировать его в бухту, дело не из легких, тут нужны особые качества, а порой и героические усилия. Всеми этими качествами, как нельзя лучше, обладали морские китобои Гарпии. Выследив стаю китов, они начинали их безжалостное избиение, гарпуны то и дело вонзались в гигантские тела огромных сосудов жира, били их копьями, стараясь с первого раза пронзить жертву, для чего крылатые охотники приземлялись прямо на тело кита и пронзали его в самой уязвимой точке. Те киты, к которым удавалось подплыть на лодках, поражались гарпуном с привязанным к нему охапкой сухого тростника, который поплавком следуя за китом повсюду, сковывал его движение, не давал им возможности погрузиться в пучину вод, изматывал силы. Так было и в этот раз. Впереди по курсу вздымая фонтаны брызг, паслось большое стадо китов. Несмотря на то, что многие из китов были в движении, все стадо по-прежнему оставалось на месте, не двигаясь ни взад, ни вперед. Рыбачьи лодки, как и полагается в таких случаях, сразу же разделились, и каждый выбрав себе одного какого нибудь кита на краю стада, устремился к нему. Не прошло и нескольких минут, а гарпии уже забросили свои гарпуны. Мычащее от боли животное, взмахнув хвостом обдало охотников холодной струей пены и обратившись в бегство, поволокло лодку к центру охваченного сметением стада. Кит оглохший и ослепший мчался вперед, словно хотел силой своей скорости, избавиться от железной пиявки, вцепившейся ему в спину, а лодка раздирая морскую гладь, летела за ним, то и дело рискуя столкнуться с обезумевшими животными, метавшимися вокруг. Будто не гигантские киты, а стая овец преследуемая саблезубыми лисицами, бросились спасать свои шкуры, оставляя за собой туши своих сородичей, которые, подобно полузатопленным корабельным остовам, качались на поверхности моря. Киты бежали, хотя могли одним ударом хвоста, утопить лодки и охотников. Лодка маневрировала между обезумившими рыбинами, каждую минуту ожидая, что жирные туши сомкнутся и раздавят её. Китобои ничуть не растерявшись, мужественно правили лодкой, то обходя одно чудовище всплывшее прямо по курсу, то увертываясь от другого, чей гигантский хвост взлетал в небо прямо над головами. Теперь в дело пошли гарпуны с привязанным камышом. Молодые коты учились метко бросать гарпун и копье, благо дичи было много, и они резвились, показывая свою удаль, оттачивая мастерство броска. Так продолжалось, пока Аелла не просигналила в охотничий рог.

- Конец охоте!

 Китовье стадо ушло, оставив после себя убитых и раненных. Сколько было убито китов, сосчитать не удалось, много из них утонуло, став добычей морских крабов, а на поверхности оставалось плавать немение двадцати больших особей.

-Выводятся, мельчают киты, - ворчала Аелла, - скоро дойдет до того, что сачком будем ловить. Вот, помню, лет 300—400 назад попадались особи, одного загарпунишь, неделю разбирать приходилось, больше чем вся эта мелочь пузатая.

 И правда, китов, которых Аелла называла мелочью, разбирали неделю, всю неделю горели костры, кипел жир, топилось сало. Дотащить кита до острова тоже дело не из легких, только благодаря тому, что Аелла в своих молитвах призвала бога острова прийти и помочь собрать китовий урожай, дело уладилось без особых усилий. Божество вняло молитвам и остров чудесным образом дрейфуя в море, подплыл к полю жатвы, помогая собирать урожай. Несколько рыбин божество поглотило целиком с возгласом: «Куру-Кур», их затянуло под бездонное основание острова, где они и пропали. А китобои тем временем цепляли крючками китовые туши, и по специально устроенным валкам да лебедкам втаскивали их на берег. Впряженные в ярмо тягловые животные-Онегры (вымерший вид крупных ослов) приводили в движение маховик разделочной машины, крутились шестерни, вращались зубья тянущие вал лебедки, они то и приводили всю буксировочную машину в движение. Разделка китовых туш дело очень опасное, туда котят не допускали, вертящиеся шестерни могли своими зубьями схватить крыло, и тогда не видать больше крыла, станешь сухопутным котом. Такие случаи были не редкость, поэтому их отправили управляться с огнем, топить жир, а взрослые занялись разделкой туш.

-Вот так урожай! - радовались китобои, и правда, китового жира, мяса и ворвани намечалось заготовить очень много, лишь только жрица Аелла недовольно ворчала:

- куда складывать все это добро, где бродит этот Сабскаба, будь он не ладен.

Оставив за старшую Килейну, она улетела разыскивать купеческий караван. Несколько дней работа кипела безостановочно, огромный нож разделочной машины вспаривал брюхо рыбины, которую волокли крючки, зубья и шестерни железной грохочущей машины. Вода тутже промывала тушку, смывала кровь, слизь и внутренности. Ножи, пилы разрезали волокущуюся рыбину на длинные лоскуты, срезая сало, отделяя мясо от костей, так происходило несколько раз, и наконец, скелет дробился на части топорищем, настолько острым, что резал кости без особого усилия. Эту чудесную машину, благодаря которой труд китобоя стал легок, изготовили мастера Тельхины с острова Родос. Хоть и дорого заплатила Аелла мастерам за ее изготовление, но она того стоила, облегчая самые трудоемкие и тяжелые операции. Сама Аелла была не очень довольна машиной, ей все казалось, что она переплатила в три дорого, а машину взяла не самую лучшую, можно было подождать, и мастера Тельхины изготовили бы получше, с большим анкерным колесом, с пружинами и шестернями, наподобие той, какая используется на шлюзах Сцыллы и Харибды, между черным Понт морем и морем Заката. А так все приходилось делать вручную, и подганять тягловых животных Онегров, и бесконца смазывать трущиеся валки и шестерни, а тут еще сортировка мяса и переработка костей, вобщем, работы было предостаточно. Котята тоже изрядно пропотели, управляясь с огнем. То слабо топится жир, добавь дров. То жир википает, подгорает ворвань, убавь пламя. Часто они получали подзатыльники и выговор от старших, чтобы прекратили бегать, смотреть на грохочущую машину, а занимались своим делом, но ребячье любопытство пересиливало, и тогда в наказание, четверых: Эфрата, Эгипта, Балия и Ксанфа, отправили таскать бочки с уже готовым жиром. Из которого затем сварят мыло, а также костный клей, который варили из китовых костей. Так в трудах и заботах пролетела целая неделя. Выморенные, измученные, провонявшиеся жиром гарпии доделав последние дела, устроили себе выходной, купались, загорали на солнце, отсыпались коротая время безделием. Одни бродили по равнине, собирали корни сладкого папоротника, вторые подымались вверх по реке, ловили ради забавы угрей да крабов. А когда вспомнили, что целую неделю не проверяли силки и ловушки на водоплавающюю птицу, даже расстроились. И правда, уставшим и выморенным гарпиям совершенно не хотелось тащиться на дальний кордон, проверять силки да ловушки, патрошить и разделывать птицу. А вот Ксанф сам вызвался идти, да еще и Балия прихватил с собою.

-Чего мы туда попремся, - отбивался как мог Балий, которому тоже не нравилась эта идея.

-Пойдем, - уговаривал его Ксанф, там у дальнего кордона живут пчелы, меда наберем.

-Меда и я хочу, - согласился Балий.

 И очень осторожно распросив у матери Падаги о дальних скалах и маленьком народе пчелах, братья отпросились у неё на дальний кордон, проверить силки и ловушки для птицы.

-Ладно, - согласилась Падага, и собрав им в дорогу все необходимое, отпустила.

- Я тебе меду принесу, - заговорщицки шептал Балий глупышке Маврите, с которой они в последнее время сильно сдружились, - мы завтра с братом собираемся проверить улей маленького народа.

-Что ты, что ты, - отговаривала его Маврита, - это очень опасно, в мире есть много сильных народов, но самый опасный маленький народ скал. Не ходили б вы туда, - просила их Маврита.

- Не отговаривай, не надо, - отвечал Балий, - это дело уже решенное.

-Ну раз так, - соглашалась Маврита, - тогда нарвите мне горных цветов Эдельвейсов, говорят их там целые поляны, а еще говорят, они могут помочь моей болезни.

- А что у тебя за болезнь, ты вроде нормальная, а держишься все время одна, и в нору тебя никто не выгонял, ты сама туда забралась.

-Не знаю, не могу я находиться среди стаи, что то меня так и тянет остаться на едине, быть независимой, а все мое одиночество за болезнь принимают, но я не обижаюсь на них, я их просто жалею и грущу в одиночестве. Обещайте принести цветы, а за медом не ходите, это очень опасно.

-Обещаю, - соглашался Балий, хотя наверняка знал, что обещания не выполнит.

За время проведенное в гарпийной колонии, Балий очень сдружились с Мавритой, он часто подкармливал ее, таскал специально отловленных для нее морских коньков, молюсков и ее любимое лакомство вяленых медуз. Иногда баловал разными диковинками, то веточку морского коралла принесет для нее, то дивных раковин, полных чёрного жемчуга, то горного хрусталя, в общем, в норке у Мавриты было множество мелких безделиц, которые служили ей вместо игрушек.

-Цветов, так цветов, нарву столько, сколько смогу унести, - пообещал Балий.

 Вечером стая играла в спокойные, не очень быстрые игры «Попрыгайку», крутили веревочку с привязанной головой острозубой Мурены, её крутила Окипета, стоя в центре, а все перепрыгивали через голову зубастого чудовища. А когда вся стая приготовилась спать, котята начали упрашивать Килейну, расскажи да расскажи сказку. Только она на отрез отказалась рассказывать сказки, отдыхала. Тогда котята пристали к Окипете: « расскажи, да раскажи, что нибудь интересное» и она сдалась на уговоры. Рассказывала о тех местах, где ей довелось побывать.

-А правда, что Родос такой же большой, как Азия? - спашивали котята.

- Азия, это чепуха. - обьясняла она слушателям - Материк Родос (мифический материк, на месте которого сейчас находится два десятка островов, в том числе Крит, Сиос, Хос….) гораздо больше Азии и Ливии вместе взятых, многие считают его осторовом, но это не правильно. Родос материк и нет ему равных по величине в море Заката. Родос очень богатый, а все благодаря Тельхинам, мастерам подземного мира, это их золотыми руками стал процветать этот благословенный край и даже столица Родоса, названа в их честь Тельхирумом. Тельхирум - это величайший из городов нашей современности, там такого можно насмотреться, что не увидишь нигде, ни в одной стране мира я не видела такой красоты. Все торговые пути в нашем море проходят через Тельхирум, туда везут купцы много товаров, но вывозят от туда несравненно больше, только там можно купить все от иголки с ниткой, до крылатых колесниц, а народа там проживает тьма тьмущая. Столица Атлантиды, город Атлас, тоже богат и славится своими базарами. Богатый медью остров Купрус так же прекрасен, но только им далеко до Тельхирума. Вся ойКумена торгует там, из самых дальних уголков туда стекаются товары, на каждого жителя там приходится по десятку одних только рабов-варваров, а о прочих слугах и служанках я умолчу. Жители Тельхирума не в чем не знают нужды и горя, в роскоши они просто купаются, а когда приходит старость, умирают легко и беззаботно.

-А нам можно, хоть одним глазком взглянуть на этот сказочный город? - вопрошают котята.

-А почему бы и нет, когда нибудь вымолит жрица Аелла у божества острова и он поплывет прямо к Тельхируму, вот тогда и посмотрите. Правит Родосом царь Киферон и все великие мира сего считаются с ним.

-И даже титаны?

- Не только титаны, но и прочие боги и богини нашей необьятной страны, имя которой ойКумена. Только прошу вас не путайте местечковых богов и божков с настоящими богами Ураном и Геей, а то на планете множество богов превозносят себя до небес, а сами даже летать не научились. Такова сущность всех смертных, умрут и думают, что их в памяти потомков будут превозносить наравне с богом неба Ураном и богиней земли Геей. Когда Уран-громовержец улетал в космос к всех высшему Хаосу, он разделил нашу страну ойКумену между царем Тартаром, тот правит в Азии. Царем Иапетом, тот правит Атлантидой и титаном времени Кроном от Европы. И все же решают не они, а царь Киферон, ибо мощь и богатство Родоса неоспоримы, а его голос остается последним в любом споре, даже великая мать земля Гея не влияет так на ход дел в ойКумене, как царь Киферон. А все потому, что в Родосе издревле проживают Тельхины, посмотришь на них, ничего примечательного, с виду маленькие, цветом зелененькие, но головастые и смекалистые, ужас. Голова у них настолько огромна, что поговаривают, будто они никогда не ложатся спать в постель, а спят сидя, поскольку если они лягут, то больше уже не смогут подняться из-за размера своих голов, такие они умные. Все самые современные машины, механизмы и летающие колесницы, это дело их крючковатых рук. Секрет Родоского огня, обладающего страшной разрушительной силой, знают только они.

-От чего они такие маленькие, но такие умные, - недоумевают котята, - наверное хорошо учились в школе?

- И в школе они учились на отлично, - обьясняет Окипета, - а свои тайные занания они свято хранят и передают из поколения в поколение. Только благодаря этим знаниям, которые для простых демоносов могли показаться почти мистическими, они и снискали себе репутацию сверхестественных существ. Свои жилища они устроили глубоко под землей, превратив их в гигантские заводы и мастерские, где плавится металл и стекло, куются самые замысловатые механизмы, готовятся целебные лекарства и прочее. Даже шлюзы между морем Заката и черным Понт морем, это их рук дело. Зная законы физики, они придумали способ передвижения под водой, овладев законами гравитации, они придумали способ передвижения по небу без крыльев, овладев химией, они научились перегонять Ихор-кровь богов в нефть и сажу. Это они научили нас перетапливать китовый жир в мыло и маргарин, а из костной муки изготавливать костный клей, это они наладили в Тельхируме стекольное производство и ювелирное дело. Ох! Тяжело, - взохнула Окипета, - дня не хватит, чтобы перечислить все, что они придумали.

- А почему если они такие умные, то прячутся под землей, вроде чего то боятся, может быть они страдают из-за своего маленького роста и потому черезвычайно застенчивы.

- От чего, да почему я не знаю, но знаю наверняка, Тельхины очень богаты, ибо именно из под земли они черпают свои неисчислимые богатства. Я лично видела Тельхинов в храме города Санторин, там у них есть все, что нужно для жизни, ибо храмовые подношения: мясо, хлеб, овощи, фрукты, нектар служат им пищей. Бедные или больные демоносы толпами стекаются к ним за помощью и приносят все, что нужно для жизни, а те рады стараться, кого лечат, кому дают часть от своих знаний, тайн и секретов, и тогда мудрец стает еще мудрее. А если богач хочет стать еще богаче, и приходит к ним с просьбой помочь материально, таких изгоняют с позором. Запомните дети, - напутствует их Окипета, - если встретите Тельхинов, Эльфов, Цвейгов, Сырть, Гномов и прочих жителей подземных народов, ничего у них не просите и не называйте их детьми, а приветствуйте их уважительно, как равных себе и даже выше, тогда они вас не обидят.

-А богиня земли Гея тоже в Тельхируме живет? - спрашивают котята.

- Нет, богиня земли живет далеко отсюда, вон в той стороне. - указала она куда-то на восток. - Её страна называется светлый Ирий, красота там неописуемая, вы только представьте себе, от Карпатских гор аж до Уралового вала раскинулась бескрайняя степь, зеленые некошенные луга, необозримые поля, засеянные золотой пшеницей, да бездонное небо, вот что такое светлый Ирий. Чтобы туда попасть, нужно на галере переплыть пресное (черное) Понт море, и возле Тавриды (Крым) попасть в великую полноводную реку, которая называется Эридан (Днепр) рекою, там и находится ее царство богатое хлебом, а город, в котором она живет, зовется Гееполь. Тамже находится главнейшее святилище всей ойКумены, прозванное «каменною могилою» или «пуп земли», по нашему. Именно там, в начале времен из лона земли родился бог неба Уран, тамже богиня Гея срезала священным кремневым серпом пуповину, связывающую небо и землю. Богиня земли живет в царстве женщин, ибо в Ирии до сих пор сохранился матриархат. Ализонки или Амазонки заселяют эту огромную страну.

- Неужели на всю страну нет ни одного мужчины? - удивляются котята.

- Почему нет, есть мужчины, Калипиды или Кентавры, они работают в поле, пашут землю, выращивают хлеб, пасут тучные стада животных, но правят страной именно женщины Ализонки.

- Скажи, скажи, - просят котята, - а что за Ураловым валом, какие народы живут там?

- Этого никто не знает, - отвечает она, - ибо туда нам демоносам хода нет, там уже другая страна холода и морозов. Уран-громовержец специально оградил нашу страну ойКумену высокими Уральскими горами, чтобы к нам не проникал Сибирский холод.

- А каков с виду бог неба Уран-громовержец? -  интересуются котята, - больше самой высокой горы или нет?

- Царственный супруг богини земли является олицетворением бездонного неба, он велик не своими размерами, а могуществом. Он творец законов. Он все ведущ, все могущ и всем управляет, ощущает и мыслит всем своим существом. Он принадлежит к самому первому и самому древнему поколению богов нашей земли. Царица Гея из своего чрева породила светлое небо Урана, а когда он вырос и возмужал, то сочетался с матерью браком, именно от союза земли и неба родились все стихии нашего мира, в том числе и бог солнца Гелиос, которого вы можете каждый день видеть летящим по небу на золотой колеснице.

- А кто правит в Ливии, Азии, Африке? - любопытствуют котята.

- Все эти земли у нас, у демоносов, принято называть одим именем, страна Тарон. Эта огромная страна охватывает два континента, начинается от Колхидских гор и тянется через все Азийские земли аж до самых окраин Африканского материка. Этой огромной страной без конца и края правит великий царь Тартар, могуществом своим не уступающий Урану- громовержцу, ибо он такой же древний и архаичный. За страною Тарон, прямо от Колхидских гор, начинается другая (индийская) страна Ракшаси, если пройти эту великую страну Ракшаси из края в край, окажешься в поднебесной (китайской) стране Чин Мачин. Там и заканчивается ойКумена, а может и нет, ибо никто точно не знает, где ее начало и конец.

-Ох и большая ойКумена, - грустно вздыхают котята - а за неделю обойти её можна или нет?

-Глупыши, - отвечает им Окипета, - страна ойКумена необозрима, чтобы ее пройти, нужно преодолеть широкие реки, труднопроходимые пустыни и высокие снежные горы, но я хочу заметить, что всю нашу огромную родину соединяют между собой торговые пути. Особое значение для торговли имеют моря и великие речные магистрали. Наши смелые мореплаватели под парусом на галерах и пентерах преодолевают огромные расстояния, часто плавают за море-океан в сказочную (американскую) страну эль-До ра-До, ох и красота ж там, а богатства несметные, рассказать, слов не хватит. «Во-о-о», - развела она руки в стороны, - два брата материка (хмельной) эль-До и его брат близнец (солнечный) ра-До густо заселены народами демоносов, которые буквально купаются в роскоши и живут припеваючи.

-А ты там была?

- Нет не была, и вам не советую, в последнее время от туда дурные вести приходят, эпидемия какая-то у них приключилась, вроде Скоробей их заедает, кашляют и дохнут, словно куры, так что нам здравомыслящим демоносам туда ходу нет. А теперь давайте спать, - уже сонно зевает Окипета.

- Еще немножечко расскажи о Кроне, о титане времени, расскажи, расскажи - неунимаются дети.

-Великий сын светлого неба и матери земли, титан Крон, образованнейший демонос современности, незря ему в столь юном возрасте доверили управлять ходом времени, его неизменностью и размеренностью. За это его еще называют Хронометром нашей эпохи, и правда, не смотря на свой юный возраст, он преуспел во многих науках. На Балканы, в страну Кронию, где он устроил свое жилище, стремятся все просвещенные умы нашего времени, ведь только там можно нахвататься таких знаний, пройти такие университеты, каких ты не пройдешь более нигде. Я его однажды видела, молодой, красивый, умный да вдобавок и не женатый, не демонос, а конфетка. Правда хромает на заднюю ногу, но это ему даже идет, куда только его сестра титанида Рея смотрит, не знаю, им давно уже нужно пережениться. Их братья и сестры титаны уже несколько веков, как переженились, детей нарожали, а они все тянут. Может дожидаются прилета отца Урана из небесного царства, а может другие причины имеются, кто их там разберет, одним словом царские дети.

-А почему Уран-громовержец сейчас в царствие небесном, почему не с нами?

-Потому что Уран сейчас на войне, его призвал всех высший Хаос в свое Сварожье воинство. Там, - указала Окипета куда-то в небеса, - в самом центре нашей галактики сейчас война идет, ужасный дракон Апоп собирается пожрать нашу галактику «Млечный путь».

-Неужели кому-то под силу сьесть все эти мириады звезд и планет нашей галактики? - недоверчиво вопрошают котята, удивляясь её бездонным размерам.

-Вы еще не знаете, что (черная дыра) Апоп являет собою олицетворение самой бездны, он уже погубил не одну сотню галактик и теперь подкрадается к нашей. А теперь спать, я устала обьяснять вам простейшие истины, завтра приедут купцы, работы будет хоть отбавляй, нужно хорошенечко выспаться.

Но завтра купцы не приехали, не было их и на другой день.

-Чтоб вы в море утопились, - не зло ругались Гарпии, вспоминая Сабскабу не злым тихим словом «Гак Мак Брак», так его и перетак. 

 Неприветливый остров

Весь следующий день, также как и предыдущий, галеры Сабскабы бороздили безбрежное море Заката, а когда среди беспросветной ночной тьмы их галеры лоб в лоб столкнулись с одиноким островом, от чего обшивка на галерах буквально затрещала по швам, многие радостно воскликнули:

- Вот он, долгожданный остров Строхфуд, наконец-то, - взбодрился Сабскаба, - нашли то, что искали.

 Но каково же было их удивление, когда вместо радушных китобоев их встретил свирепый зверь, похожий на Онегра с собачьими лапам и тигриной головою. Он с кулаками набросился на морестранников и даже грозился, их проглотить, пришлось ретироваться. Невиданный зверь долго кидал им в догонку камни и злобно рычал.

-Совсем озверели эти Кентавры, уже и острова заселили, мало им земли в светлом Ирии, так им острова подавай, у зверюга. - грозил ему Сабскаба своею семижильной плетью.

-А я думаю, что это вовсе не Кентавр, - высказал свою точку зрения слуга Бончо, - уж больно он злой, а Кентавры они добрые, ласковые, хотя с другой стороны может быть этот бедняга попал сюда случайно, вот и одичал.

-Отстань от меня, - ругался Сабскаба, - я знаю одно единственное, если следующий остров не будет Гарпийным, разворачиваемся и плывем обратно.

 Будто испугавшись угроз, попутный ветер Зефир подхватил купеческую флотилию, надул паруса, и дружно взмахнув веслами, галеры помчались к острову Строхфуд. Оставим их на время в покое, пусть еще немного поплавают. А сами узнаем, что заставило остров Строхфуд буквально выть и содрогаться от боли.

                  Трудно бороться с желаниями

Трудно бороться с желаниями, но еще труднее бороться с сердцем, ибо каждое из своих желаний оно покупает ценою тяжелых испытаний. Осмотрев пограничную полосу у реки, за которую Гарпии никогда не переступали, братья Балий и Ксанф проверили силки и ловушки для птиц, обнаружив в них всего пол сотни голубей Кереру, зеленых попугаев Кики, розовокрылых Туи и короткохвостых Казуаров, быстро извлекли, выпотрошили и поместили их в коптильню. Пускай готовятся, решили братья, а сами устремились в горы на поиски сладкого меда. На их пути встречались очень редкие травы, цветы да кустарники, которых не встретишь больше нигде, а вот эдельвейсов не было, и Балий пообещавший Маврите нарвать их целую охапку, все время осматривался вокруг. А вокруг, на этом высокогорном плато, где чистейший воздух смешивался с дыханием душистых трав, где заливисто щебетали птицы, где взор буквально ошеломляло обилие и разнообразие цветов, красота была фантастической. Ноги отказывались ступать в море цветов, боясь топтать эту сказочную красоту. Вскоре на их пути встали высокие скалы, поросшие лесом вечно зеленых папоротников, стволы которых были густо оплетены лианами. Ярко красными красками полыхали хибискусы, золотом - колокольчики софоры, лиловым - ромашки, и всюду орхидеи - орхидеи. Орхидеи благоухают своим божественным ароматом. Они растут здесь в диком виде, обвивая стволы папоротников, тянутся к небу, да так густо, что и земли не видно, лишь только золотые, солнечные лучи искрятся на вершинах деревьев. Вскоре братья отыскали небольшую тропу, протоптанную стадами горных козлов и устремившись по ней, увидели огромный драконий скелет. Громадные плоские рога, облепленные остриями и зубьями, торчали по обе стороны могучего черепа. Широко раскинув кости, бывшие когда-то сильными лапами, он разлегся перегородив тропу.

-И бывает же такое, - опасливо вымолвил Балий, – не уж то у нас водятся драконы.

-Наверное жили тут миллионы лет назад, а потом выдохли, - успокоил брата Ксанф. Вскоре им снова повстречался еще один скелет, а за ним целая гора костей и черепов, также иссохших от времени и жаркого солнца.

-Они испытали на себе гнев маленького народа, - опасливо заметил Балий.

Ксанф молчал, не зная что и думать. От увиденного стало не по себе, и они начали обходить кладбище реликтовых драконов, пробираясь среди кустарников и зарослей лиан, пока не вышли на залитую солнцем поляну.

-Вот что я принесу Маврите! - вскричал Балий, сорвав траву—преатель с ароматическим корневищем и дивным запахом, он рвал ее длинные лозы и увязав косичкой, повесил себе на грудь.

-Смотри, чтобы запах этой травы нам не навредил, - заметил Ксанф, - а то еще приманит пчел, будет нам то же, что этим, - указал он рукою на кладбище костей и черепов.

- А может наоборот она убаюкает маленький народ и весь мед будет наш, - высказал предположение Балий.

-Будет, когда солнце скроется за горизонтом, и пчелы лягут спать, - ответил брат, но тоже прислушался к совету, нарвал огромный букет душистой травы-преателя.

Пока ярко светит солнце, к пчелам соваться нельзя, загрызут. Пришлось ждать вечера, дремали, нежась на сонце, вдыхая пьянящий аромат поля сплошь усеянного цветным ковром, слушать звуки тысяч пернатых певцов, которые наполняли воздух трелями своих мелодий. Сборище этих пернатых музыкантов так велико, что кажется, будто каждый лист этого поля превратился в сладкоголосого певуна. Эхо гор раз за разом повторяет птичьи трели, как будто оно само хочет их выучить и петь на равне со всеми. Но вот настал тот миг, когда последний луч солнца скрылся за горизонтом, все живое стихло, погрузившись в сладостный сон. Нам пора, решили они, отправляясь на опасный промысел. Гнезда пчел и соты меда свисали огромным лабиринтом над пропастью стремительного речного потока. Уснувший улей притих, окончив свои дневные труды по сбору сладкого нектара из полевых цветов. Потрескавшиеся от времени и непогоды ущелья гор, от самого сотворения острова, служили жилищем маленькому народу диких пчел, все тропинки сворачивали в сторону от их владений и пробираться пришлось сквозь густые непроходимые заросли. Много веков маленький народ ютился и роился тут, переселяясь из расщелины в расщелину, лепил свои соты все выше и глубже во тьму горных пещер. Ни демонос, ни зверь ни разу не посмели тронуть их жилища, ведь появится в пределах их владений, было смерти подобно, зажалят. Стоя у края обрыва, братья видели далеко внизу быстрый ручей, густо усеянный причудливого вида камнями, поросшими мхом и лишайником. Они буквально на цыпочках пробирались к пчелиному улью, и когда подошли настолько близко, их сердца дрогнули, ибо прямо над их головою сцепившись, висели миллионы спящих пчел. Прислушавшись, они улавливали шорох и звук падения полных медом сот срывавшихся вниз. И сердитое гудение крыльев. И мрачное кап—кап вытекающего меда, который переливался через край, и густыми каплями медленно падал на ветви деревьев, густо поросшей горной речки. На одном берегу реки была маленькая песчаная отмель, на ней громоздилась гора мусора накопившегося за сотни лет: прополис, старые соты, мертвые жуки и трутни забравшихся воровать мед, а также скелеты горных козлов, кости которых обнажились сами собой от времени, обрывки их шкур трепал речной поток. Все это слежалось в ровные груды тончайшей черной пыли, одного острого запаха было довольно, чтобы отпугнуть всякого, кто знал, что такое маленький народ. Очень тихо Балий шептал брату:

 - давай отсюда уйдем, пока пчёлы не проснулись.

-Они не проснутся до рассвета, - шепотом отвечал Ксанф, - в сумерках все крылатые насекомые спят.

 В это самое время, какое-то рогатое животное, может крысан, а может хорюха, выскочив у них из под ног шарахнулось в сторону, обвалив несколько камней, и те падая с высоты, устроили настоящий камнепад. И тутже, будто гром небесный, раздалось страшное своею мощью «Жужжание». От неожиданности Балий сделав неосторожный шаг, свалился в обрыв, но падая, сумел ухватиться за лиану свисающую над бездной. Шум падения еще больше растревожил улей, гул который наполнил всю округу, заставил кровь остыть в жилах. Маленький народ просыпался, пчёлы-воины выпорхнув из улея, кружили, всматриваясь в темноту, натыкаясь друг на друга, сердито жужжали и разлетались все дальше и дальше, пока их грозное жужжание не послышалось совсем рядом. Теперь только бегство могло предотвратить смерть. И Ксанф побежал так быстро, как никогда еще не бегал, на бегу он столкнул в пропасть несколько камней, которые тут же облепило сотня жужжащих насекомых. А сам подпрыгнув, повис на огромном доме собранном из сот, пчёл и меда.

-Не делай этого! - кричал Балий, отпустив лиану и падая в низ, его голос утонул в жужжании похожем на гул моря, краем глаза он увидел, что воздух позади него почернел от тысяч насекомых покидавших свои гнезда, и уцепившегося за соты брата.

Вслед за Балием в реку падали камни облепленные мириадами пчёл, которые неистово жалили и кусали их, принимая за обидчика. Лишь только камень касался воды, пчёлы взлетали вверх и тутже утремлялись на поиски новых жертв. Ксанф не обращая внимания на смертельную опасность, некоторое время висел над пропастью, раскачиваясь телом, сумел оторвать большой кусок пчелиного дома и падал вниз, не выпуская из рук своей добычи. Пчёлы кружились совсем рядом, но ни одна не смела сесть и ужалить. Венок душистой травы-преатель отпугивал их, и ни одного пчелиного укуса не было на его теле. Река подхватила братьев и понесла в стремительном водовороте, держась глубоко в воде и ныряя, как можно чаще, они плыли вниз по течению, а река уносила их все дальше и дальше. Но даже тут маленький народ летел за ними, загоняя их в воду и не давал возможности вынырнуть, отдышаться. Гул от тысячи крыльев стоял невообразимый, пчёлы тучей кружили над рекой.

-Бросай соты! - кричал Балий брату, выныривая из воды, хватал воздух и снова нырял, - Бросай! - кричал он, что было силы, и тот послушно выбросил соты далеко в сторону, это спасло их от преследования тысяч насекомых.

Но даже выбравшись на берег, они не чувствовали себя в безопасности, маленький народ развоевался не на шутку, всюду слышалось его жужжащее дыхание, и они бежали сквозь чащу, продирались сквозь заросли, царапая тела о острые колючки кустарника. Гудение было где-то рядом, грозный маленький народ искал своих обидчиков, кружились, искали по запаху, который они оставляли, искали в лесу среди толстых деревьев, которые росли здесь близко, прижавшись друг к другу. Братья бежали меряя глазами расстояние, бежали не разбирая дороги, продирались сквозь кусты, натыкались на деревья, спотыкались о корни и думали только об одном, как бы поскорее покинуть эти ужасные места, принадлежащие воинственному маленькому народу пчел. Пока наконец не выбежав из леса до открытого места, уперлись в скалу, дальше дороги не было, а пчёлы плотным кольцом окружали их со всех сторон, это была смерть, и она поглотила их целиком. Небольшой горный ручей спас братьев, пытаясь найти спасительное убежище, они бросились в воду и тут же провалились в пещеру. Пещера дохнула им в лицо холодом подземелья и застоявшимся запахом гнили, за их спинами роились выискивая своих обидчиков пчёлы, но не могли проскочить стену из воды. Невидимый защитний барьер тонкой пеленой воды закрывал вход в подземелье. Очутившись внутри пещеры, они стояли привыкая к темноте, Ксанф просунув руку сквозь водяной поток, тут же спрятал ее обратно, пчёлы мигом облепили руку. Назад дороги нет, только вперед. Котята продвигались на ощупь, ибо глаза еще не привыкли к темноте, шли принюхиваясь к запахам, вслушиваясь в звуки, пробирались сквозь вековые нити паутины, пригибаясь в низких проходах, иногда карабкаясь на четвереньках, но все время двигались за еле уловимым движением воздуха, опускаясь все ниже и ниже в глубь горы. Вскоре глаза привыкли к темноте, и они уже могли различить очертания проходов пещеры, пробирались куда-то вглубь острова, откуда пахло морем и ещё чем-то огромным и холодным, пугающим своей неизвестностью. Стены пещеры то сдвигались, так что едва можно было протиснуться между ними, то уходили в стороны и терялись во мраке, наконец, скользя и спотыкаясь, они добрались до широкого зала украшенного высокими колоннами. С потолка свисали гигантские сосульки, а снизу на встречу им подымались такие же остроконечные столбы, и все вокруг ослепительно сверкало искрами разноцветных огней.

Откуда льется этот дивный свет, думали братья, рассматривая сказочный дворец с серебряными колоннами известняка. Все это великолепие построила вода, которая просачиваясь по едва заметным трещинам с поверхности земли, растворяла, разрушала камень, проделав в нем сначала тонкие, потом все более широкие ходы. Не быстро работает вода, день за днем точит камень, но ведь и острову миллионы лет, капля за каплей просачивалась вода через толщу известняка, чтобы упасть вот здесь с потолка этого зала. Капля за каплей и через сотни лет на потолке вырастала сосулька-сталактит, век за веком эти каменные сосульки росли, становились толще, длиннее, а снизу навстречу сталактитам росли их братья сталагмиты, со временем они соединялись, и получались высокие колонны.

-Вот чудеса, - удивлялись братья, расматривая застывшие водопады и каменные кусты, пробираясь вперед к выходу.

 Впереди их ждал узкий лаз, сквозь который пришлось пробираться на четвереньках, но каково же было их удивление, когда узкий лаз расширился, и они оказались внутри сказочной сокровищницы драгоценных камней. Эта широкая пещера была сплошь и рядом увешана свисающими, искрящимися и переливающимися каменными сосульками, лес драгоценных камней завораживал взгляд, все вокруг искрилось и переливалось всеми цветами радуги. Огромные куски горных хрусталей сверкали ослепительным светом, кровавыми каплями висели рубины, словно прозрачные цветы красовались оранжевые гиацинты, красные пироны, темные меланиты, фиолетовые альмандины, целые гнезда сапфиров, изумрудов, аметистов будоражили взгляд. Фантастическое зрелище в один миг осветилось вспышкой радужного видения, сноп ярких лучей исходящий откуда-то изнутри пещеры брызнул неземным свечением, заставил зажмуриться, так сверкать могли только алмазы.

-Может мы в чистилище попали, сейчас выпливет лодка Хоронщика и заберет наши души в лабиринт, - предположил Балий, но Ксанф по своему обрадовался яркой вспышке света и шуму доносящемуся издалека.

- Не говори глупостей, чистилище и лабиринт только для мертвых душ, а живым туда дороги нет, этот проход наверняка ведет в пещеру с машиной для разделки китовьего мяса, слышишь, как гремят ее шестерни.

И верно, вдалеке, там откуда исходило свечение, слышался шум и вздрагивание, будто медные катки терлись друг о друга, с шумом плескалась вода, и пахло китятиной. Что еще могло там быть, конечно, это работала машина разбирая тушу. Быстро проскочив к входу в новую пещеру, они буквально остолбенели, и правда, было от чего прийти в смятение, а холодным мурашкам пробежаться по коже. В мерцающем радужном свете пещеры из трещины в скале на них смотрел большой немигающий желтый глаз с черным продолглватым зрачком. Огромные челюсти перемалывали и дробили кости кита, глотая его большими не пережеванными кусками. Беззубые челюсти не останавливались ни на мгновение, чавкали и жевали, издавая металлический скрежет. По серебристой груди исполинского животного стекали струйки зеленой слюны, а руки-щупальца, будто гигантские змеи, вырывали друг у друга куски мяса, и тут же отправляли их в раскрытую пасть. Братья смотрели на все происходящее с нескрываемым ужасом.

 Оказаться в жилище бога Трамбацумбы, такое не могло присниться даже в страшном сне, они стояли на высокой площадке, устронной природой под потолком пещеры, боясь даже дыханием выдать свое присутствие. В самом низу этой гигантской пещеры, границы которой невозможно было определить, плескалась морская вода, в которую стекал горный поток. Потолок и стены пещеры покрывали драгоценные камни, горели и искрились мириадой радужных сияний. Яркое пламя огня освещало пещеру, оно горело в огромной чаше, устроенной на площадке из нагромождения камней, образуя собою жертвенник, возле которого стояла жрица Аелла, она горстями сыпала в жертвенник душистые травы, и что то подливала из сосуда, от этого огнище вспыхивало сильнее, ярче освещая пещеру и озеро. Жрица Аелла раз за разом опускалась на колени перед божеством, выполняя ритуальные действия, она то вздымала руки к небу, то опускала ладони вниз по обе стороны тела, а затем меленно подымала их, вытянув пред собою и что то шептала божеству. Снова и снова она повторяла эти жесты, глядя остекленевшим взглядом на божество, а оно казалось, понимая её, кивало головою в знак согласия, широко раскрывало свой клюв, курлыча: «Куруру-Куруу-кур». Только теперь не одурманенные дымом воскурений, братья с огромным любопытством рассматривали это чудовище, которое открылось им во всей своей красе, они пытались определить, к какому виду животных оно принадлежало и не могли. Буро-зеленая голова, увенчанная небольшими рожками и птичьем клювом, крепилась к длинной гибкой шее, которая росла из огромного и неповоротливого туловища, которое размерами не уступало телу кита и было заковано в латы черепашьего панциря, от центра которого отходило бесчисленное множество рук—щупалец, усеянных присосками, которые извиваясь змеями, выискивали поживу. Огромный рыбий хвост изгибаясь подымался вверх, а затем с размаху бил о воду, выбивая фонтаны брызг разлетавшиеся во все стороны. Аелла раз за разом бросала божеству сладкую Амбру, отчего оно блаженно кряхтело: «Куру-Куру». Жрица бросала лакомство в открытую пасть, и все время что то настойчиво выспрашивала.

-О, священная голова, - обращалась она к божеству, - поведай мне скрытую тайну глубин, ты ныряла глубже всех ныряльщиков, куда не смог опуститься не один кит, ты двигалась среди глубинных устоев мира, там, где канув в Лета, гниют в безвестности целые флотилии, где похоронены несбывшиеся надежды и заржавленные якоря, где лежат баластом кости миллионов утоплеников, там в этой зловещей водной стихии твой дом, твое жилище. О священная голова, ты повидала довольно, неужели ты не видела на дне моря цветок жизни и вечной молодости, неужели морские травы перестали рожать - женьшень траву. Понимаешь ты меня! - восклицала жрица.

 Чудовище, моргая глазами, открыло свой клюв, изрыгнув из пасти зловоние, прокричало: «Куруру-Куру-кур».

-Принеси мне женьшень, принеси мне цветок жизни! - требовала Аелла.

 И голова божества занырнув долго не показывалось, видно было только бурлящую воду, жрица стояла у этого бурлящего водоворота и ждала, всматриваясь в черную бездну.

-Почему Аелла здесь? - шепотом переговаривались братья, - ведь она полетела разыскивать купцов.

-Наверное она их не нашла. Если она нас тут увидит, мы пропали.

Так или приблизительно так переговаривались меж собою братья. А в это самое время вода всколыхнулась, это голова божества всплыла на поверхность, в своем клюве она держала полную охапку морских цветов и травы. Пред ногами жрицы лежал стог синих трав, морских звезд и цветов актинии, голотурии, асцыдии, а так же морская капуста и трава агар-агар. Аелла недовольно поморщилась, ногой отпихнула все это добро в озеро и снова принялась выпрашивать у божества цветок жизни.

-Мне нужен этот цветок, ищи цветок жизни, - требовала она, но чудовище только храпело и мотало головой, при этом его челюсти раскачивались в разные стороны. Наконец Аелла поняла, что больше нет смысла требовать у божество цветок жизни, бросила ему в пасть серую амбру и стала разговаривать с ним, как с равным.

- В прежние годы киты встречались чаще, перерывы, в которые они не попадались, были не столь продолжительными, да и добыча была значительно крупнее. А теперь киты мельчают, чаще уходят в океан, где вода солёнее и больше прокорма, а все из-за того, что великое море Заката становится пресным. Будь они не ладниы эти шлюзы Сцыллы и Харибды, и тот кто их придумал. Если так пойдет и дальше, скоро не чем будет торговать, нам нужна твоя помощь, этот район не перспективный, так давай же не теряя времени отбуксируй остров на юг, в ту сторону, где садится солнце. Божество понимающе кивало своею головою, храпело «Куруру-Куру-кур». На прощанье жрица бросила ему в пасть горсть серой амбры и пройдя сквозь лес сталагтитов, пропала в проходе пещеры.

-Ты представляешь, - шептал Балий, - наше божество, ни какое не божество, это огромный спрут вросший в остров, он своими лапами, щупальцами двигает остров, туда куда укажет Аелла.

-Я не слепой, - отвечал Ксанф, - еще я вижу, чтобы выбираться отсюда нужно, пройти под самым носом у Трамбацумбы, а это равносильно самоубийству, если унюхает, смерть.

 Выход был только один, идти вслед за Аеллой или возвращаться назад в проходы подземелья, братья решили рискнуть. Выждав пока голова занырнула в озере, они спрыгнули вниз и спланировав между каменными деревьями, очутились на площадке, где только что находилась жрица. Вот он спасительный проход, еще миг и они в безопасности. Внезапно чудовищная голова вынырнула из воды, держа в своей пасти полную охапку морской травы, с чавканьем она заглатывала пищу, а единственный глаз одиноко блуждая вокруг, заметил непрошенных гостей. Хищный глаз зловеще прищурился, а клюв набитый морской травой попытался клюнуть добычу. Братья взлетев под самый потолок, летали меж сталагтитами, уворачиваясь от извивающихся щупалец. Хищный клюв раз за разом ударялся о каменный потолок, свод пещеры шатался, осыпаясь каменным дождем, вода озера бурлила и пенилась. С виду неповоротливое чудовище делало стремительные выпады, хрипело и злилось, из его пасти вырывался приглушенный хрюкающий крик: «Куруру-Куру-кур». Гигантское тело опираясь на щупальцы, пыталось выбраться из озера и схватить добычу, но черепаший панцырь сдерживал, и от этого Трамбацумба еще больше зверел. Гарпии кружили под самым потолком, уворачиваясь от змеиных щупалец, а те извиваясь клубками змей, выискивали жертву. Выхода не было, казалось, еще миг и все будет кончено. В этот самый миг целая гроздь сталактитов обрушилась с потолка пещеры и впившись своими копьеподобными остриями в тело чудовища, ранила его. От боли чудище нырнуло в озеро, подымая целые фонтаны брызг, рыбий хвост неистово выбивал воду, щупальца клубились кольцами, вырывая из тела острые каменные шипы. Воспользовавшись замешательством братья бросились в спасителитый проход, еще шаг и они спасены, первым в проход вскочил Балий, за ним Ксанф, темнота прохода на миг остановила убегавших. И в это самое мгновение, длинная змееподобная щупальца ухватила Ксанфа за ногу и начала вытягивать его из норы, тот ухватившись за выступ в стене, держался что было сил. Внезапно моргающий глаз возник в проходе, заслонив собою тусклый свет, он хищно светился налитым кровью зрачком, а вокруг шуршали щупальца тянущиеся к своей добыче. Ксанф держался и сопел от напряжения, кости его ноги трещали растягиваясь, мускулы вздулись у него на руках и стали похожи на корни деревьев, а чудовище тянуло его к себе. Балий схватил камень валявшийся под ногами и со всего размаху бросил его в раскрытый глаз, камень попал прямо в зрачок. Издав оглушительно клокочущий рев, чудовище убрало голову, но щупальцы еще сильнее стали дергать за ногу. Положение было безвыходным и тогда Балий вспомнив про оружие, выхватил из ножен свой короткий кремневый меч и отсек божеству щупальцу. Ксанф сразу же упал в проходе норы и начал отползать, теперь уже Балий оказавшись крайним отбивался от тянущихся к нему щупалец, сдерживал отступление брата, который не мог ступить на ногу, отползал на четвереньках. Чудовище рычало так истошно, будто одновременно тысячи драконов моря взвыли от боли и гнева, оно бесилось и металось в ярости, сбивая каменные деревья, щупальцы тянулись в проходе пещеры, мешая друг другу, что не давало им возможности дотянуться до братьев. Балий рубил во все стороны без разбору, его окровавленный кремневый меч высекал искры из стен прохода, пока не сломался, отбиваться было не чем. Их спас крутой поворот, который делала пещера, Ксанф сумел выпрямиться, и встав на ноги, хромая, ускорил шаг. Пещера начала петлять поворотами, чудовище не могло сюда дотянуться, а братья ускорив шаг, пробирались куда-то в неизвестность. Остров шатался, это божество раскачивало его из стороны в сторону, рев гулким раскатом грома проносился в пещере, а они пробираясь вперед, искали спасительный выход. Уже сквозняком потянуло, свежий воздух, скоро выход, как вдруг впереди послышались торопливые шаги и шуршащие одежды, это могла быть только Аелла, она приближалась. Братья метались по стенам, разыскивая спасительный выход, встреча с Аеллой несла с собою смерть. Чья-то рука схватила Балия за ногу, не уже ли хваткие щупальца, мелькнуло у него в голове, от неожиданости он чуть не вскрикнул, кто то настойчиво дергал его за ногу и тянул к себе.

-Сюда, быстрей сюда! - звала их Маврита, и они на четвереньках протиснулись в крохотную норку, которая расширяясь вывела их в жилище дурочки Мавритты.

-Тише, тише, - шипела им кошка, прислушивалась к шуму доносившемся из подземелья, - ваши жизни теперь в руках божества, первое жертвоприношение будет ваше, никто не смеет постигнуть его тайну кроме Аеллы, все кто знал тайну Трамбацумбы, погибали принесенные в жертву.

Ксанф постанывал, его нога болела и Маврита взялась натирать ее мазью из пахучих трав.

- А тут Аелла нас не найдет? - вопрошал Балий.

- Не найдет, я выведу вас отсюда, тут есть другая нора, она ведет по высохшему руслу реки на ту сторону, вам нужно, как можно быстрее, туда добраться, отсидеться там, пока все не утихнет.

 Маврита отодвинула камень, отворяя проход.

- А теперь скорее за мной! - скомандовала она, пробираясь по узким и запутанным проходам когда-то бурной, золотоносной реки.

Частицы желтого металла, размером с кулак, валялись поблескивая в темноте ночи, самородное золото было приятно на ощупь, оно еще хранило в себе первозданное тепло, металл на ощупь был мягкий, будто глина, его легко можно было скатать в шар или прихлопнув, смять в лепешку. И братья отдыхая в одном из многочисленных переходов, развлекались тем, что взяв большой мягкий самородок и скатав его в клубок, резким ударом ладони о ладонь разбивали его на мельчайшие крупицы золотой пыли, которая в отблесках света пробивавшихся сквозь толщу горы, взлетая вверх, медленно опускались золотым дождем. Золотой дождь заставил радостью светиться безумные глаза Мавриты, мерцание золотой пыли осыпающейся с потолка ращелины, блеск мириады светящихся пылинок ковром покрывшие их тела, будоражил воображение, она смеялась, по-детски радуясь подземному солнечному дождю, покрывшему их с головы до ног.

 Грозное, злобное рычание «Куру-Куру-кур» и вздрагивания острова, напоминая об опасности, возвращало их в реальность. Фигуры отлитые из золотого металла, продвигались переходами подземелий, золотая кошка вела их к спасительному выходу. Выбравшись из норы, они устало растянулись на лугу среди душистых трав, какое-то время лежали, набираясь сил. В свете дня их тела выглядили сказочно прекрасно, золотой луч пронзив небосвод, искрился на их одеждах золотой пылью, до боли резал глаза.

- Вас будут искать, - молвила на прощание Маврита, - если Аелла узнает, что это вы раскрыли ее секрет, первое жертвоприношение будет ваше, она все сделает, чтобы отправить вас в пасть Трамбацумбе.

 Простившись с Мавритой, братья отправились к пограничной реке, отделяющей владения Гарпий от диких котов. Братья плескались в реке, смывая с тел золотую пыль, отлеживались на солнце, выгревая тело от сырости и холода подземелий.

-Что будем делать? - спросил Ксанф, - по нашему потрепанному виду Аелла сразу догадается, что мы были в гостях у бога, у меня нога вывихнута, ступать больно, ты то же не лучше выглядишь, как все это обьяснить.

-А давай скажем, что мы ввязались в драку с диким котом, тогда поверят.

- Давай, - согласился Ксанф, - только не скажем, а добудем трофей, и лучше если он будет не один.

Решено, сделано…

Устроив себе гнезда на развесистых деревья, росших на тропе протоптанной дикими зверями, братья слушали язык животного царства. Вместо мечей и копий в руках они держали увесистые дубины, смотрели в оба, примечали каждый звук, вслушивались в каждый шорох. Хотя универсального языка для всех животных и демоносов в ойКумене нет, каждый вид имеет свой собственный диалект, а запас слов у некоторых животных ограничен за исключением хищников, все же язык каждого из них понятен для Гарпий, разве что у рыб невозможно понять ничего, уж больно они «болтливы». А все потому что голосовые связки у демоносов отличаются лучшей способностью к подражанию по сравнению с голосовыми связками животных, которые лишены той привлекательности голоса, за исключением хохлатого попугайчика Дронго. Эти обстоятельства дают возможность демоносам поддерживать общение с большим количеством птиц и животных, понимать язык леса. Помимо того, что такая возможность доставляет громадное наслаждение, она в случае необходимости может оказаться весьма полезной. Так сидя в засаде, братья развлекались тем, что подражая щебету птиц, передразнивали их, старались побольше узнать о том, что происходит за рекой. Хохлатый Дронго, самый разговорчивый из всех птиц, принимая их за своих сородичей, переговаривался с братьями и не умолкая щебетал им занимательные истории, которые слетелись послушать птицы Риро, Туи и Хихи, а также Попокатея и Мохуа, голубь Кука, птица-колокольчик Коримако и зеленый попугай Кака, а также ворона Кокако и скворец Уиа. Все они расселись на ветвях, и радуя слух, красиво переговариваясь между собой, а порхающие в кустах насекомые жуки, кусмусы, бабочки, шишаны, мухи и стрекозы безбоязненно жужжали вокруг. К ним присоединились насекомые, те кто ползает по коре и по листьям деревьев, а также те кто ползает по земле, и те кто летает. Они собрались все вместе и рассевшись на лесном великане исполинском папоротнике, устроили настоящий птичий базар. Под их тяжестью дерево неуклюже заворочалось на своем травяном ложе, стряхнуло ветвями, и воздух задрожал от взмахов бесчисленных крыльев. Но вот все успокоилось и хохлатый Дронго начал свой рассказ, свидетелем которого он стал по воле случая.

-Однажды, - начал свою историю хохлатый болтун, - черная ворона увидела кузнечика, тот не подозревая об опасности, дремал под кустиком, укрывшись зеленым листочком, и ей страсть, как захотелось, его склевать, ворона тихонько подкралась к кузнечику, и только открыла рот, чтобы заглотить букашку. Но тут как тут кузнечик очнулся от дремоты, вытянул шею и сказал:

- Госпожа ворона, сделайте милость, отгадайте мои загадки, если вы отгадаете их, тогда можете меня сьесть.

 Ворона закаркала, закивала головой:

- Кор-рошо! Кор-рошо! Кар-кар. Только загадывай поскорее, не мешкай.

А кузнечик ей и говорит:

- Отгадайте госпожа ворона, что на свете острее самого острого.

- Тут и думать нечего! Кар-р! - радостно каркнула ворона, - горное стекло, я не раз об него свои ноги резала.

-Не отгадали, почтеннейшая, - запрыгал на месте кузнечик, - загадаю вам еще одну загадку. Скажите, что на свете легче наилегчайшего.

- Тут и думать нечего! Это облака парящие в небе, я не раз пыталась посидеть на облачке, свесив ножки вниз, да всякий раз падала на землю! Карр!

–Снова не отгадали, госпожа ворона. А что на свете быстрее самого быстрого.

- Карр! Карр! Это ветер, я не раз пыталась его перегнать и ни разу не обогнала, - каркала ворона.

-Нет, опять не угадали. Теперь скажите, что на свете сильнее самого сильного?

-Конечно же слон, - отвечала ворона, - один раз он наступил на меня, думала кишки выпустит. Карр !Карр!

-Вот и нет! Вот и нет! - Радостно захлопал в ладоши кузнечик. А что на свете тяжелее самого тяжелого?

-Это наша планета земля? - Сердито закаркала ворона.

- Не то! Опять не то! - отвечал кузнечик.

- Очень он был доволен своими загадками, а ворона совсем осерчала. Она и раньше черной была, а теперь еще чернее от злобы сделалась. Взлетела ворона ввысь и решила с верху кинуться на кузнечика, и склевать его. Видит кузнечик плохи дела, с криками - «Гопля» - бросился ко мне в ноги, - рассказывал хохлатый Дронго, только я собирался его клюнуть, тут и ворона подскочила.

-Кар, - кричит, - это мой кузнечик.

А кузнечик заливаясь горючими слезами, стал умолять, просить защиты и справедливости. Пожалел я несчастного кузнечика, отправился с ним и вороной к судье. Приходим к Филину, а он с просонок своими глазищами хлопает, в чем дело понять не может, пока обьяснили, уже смеркаться начало, прозрел Филин, разобрался в сложном и запутанном деле, думал, думал, а потом и говорит кузнечику:

- Ты загадки загадывал, вот и обоснуй каждую.

 А кузнечика долго просить не нужно, он тутже принялся обьяснять:

- У нас с вороной был уговор, если отгадает мои загадки, сьест меня, если нет, тогда не судьба, а ей не одной моей загадки отгадать не удалось, судите сами. Всего острее на свете - разум. Легче наилегчайшего - чистая совесть. Быстрее наибыстрейшего –мысль. Сильнее самого сильного–добродетель и честность. А тяжелее самого тяжелого–душа преступника. Прошу вас почтенный Филин рассудите, кто из нас прав.

 Задумался судья, а потом головой закивал:

- Прав кузнечик, во всем прав, а вы госпожа ворона проиграли, и поэтому право сьесть кузнечика принадлежит мне.

 При этих словах Филин клюнул кузнеца, и тот в один миг очутился в его прожорливом брюшке. А ворона и я голодные отправились восвояси.

- Вот вам и правосудие, - галдели птицы,- по праву кузнечик принадлежал тебе, надо было его сразу сьесть и делу конец.

-Теперь я тоже так думаю, - вздыхал хохлатый Дронго, - и с вороной поссорился, и голодный остался, ужас.

-Не справедливо, - это жужжали обиженно жуки, кусмусы да мухи, - кузнечик выиграл спор и сам должен был пожрать ворону, а тебя хохлатый Дронго и Филина этого лупоглазого в первую очередь.

 Тут уж такое началось, настоящий птичий переполох, все что то кричали, каркали, а уж хохлатый Дронго надрывался больше всех. Исполинский папоротник стряхнув ветвями, разогнал птичье стадо, а за одно и жуков да мошек, и те оглашая окресности, разлетелись кто куда.

И снова тишина и блаженство воцарились вокруг, в лучах солнца пробивающихся сквозь листву можно было увидеть трепыхание серебристых нитей воздуха, которым светился лес и трава, от чего казалось, будто они покрыты тонким сияющим покровом. Но вот хохлатый Дронго тревожно вскричал:

- тревога, тревога! - и птицы подняв шум и гам, вспорхнули с деревьев и улетели прочь.

Выглядывая из своего укрытия, братья увидели у реки огромную рогатую свинью Тапира, выскочившую из кустарниковых зарослей на узкую полосу прибрежного песка. Что то вспугнуло исполинское животное, несколькими быстрыми шажками свинья выбежала на открытое пространство, остановившись на несколько секунд, стала нюхать вокруг себя, а затем угрожающе боднула воздух острыми рогами и бросилась в реку. Течение реки было стремительно, местами бурлило, свинью сносило, но она мужественно плыла и вскоре выбралась на берег.

- Может возьмем рогатую, - прошептал Балий, - смотри какая большая, это будет достойная добыча.

Но Ксанф знаком остановил его:

- смотри!

 С той стороны реки несколькими прыжками выскочил дикий кот, его саблезубые клыки и огромные размеры устрашали, хищник внюхивался в воздух, искал кабаний след и тут же без страха бросился в реку, привыкший к воде он быстро преодолел ее и скрылся в чаще кустарника. Опасность была где то рядом, все происходило не так, как было задумано, кто теперь был охотником, а кто добычей понять было не возможно, и они затаив дыхание, вслушивались в звуки леса. Ковер сухих листьев давал возможность услышать падение каждого нового листка, и движение самой маленькой птицы питающейся от земли, по шорохам можно было определить точное место пребывание дикого кота. Открытая поляна отделяла расстояние до большого дерева заросшего ползучими растениями, еле уловимые и почти беззвучные шаги исходили оттуда. Там скрывался грозный зверь, и дорога ему была одна, через эту поляну, нужно было ждать. Выжидал и саблезубый хищник, его не было видно, но братья чувствовали его колючий взгляд, которым он пронизывал окрестности. Сидели они тихо-тихо, стараясь ничем не выдать своего присутствия, прошел час, ничего не происходило, только пара бронзовокрылых голубей появилась из зарослей и пролетела над низким кустарником, а минутой позже из зарослей поднялась в небо маленькая птичка, она изящно пропорхав среди ветвей, взлетела выше верхушек деревьев и совсем исчезла. Птица была потревожена, значит хищник начал движение. И он не заставил себя ждать, выйдя из укрытия, остановился, принюхиваясь, повернув голову сначало вправо, потом влево и неспеша пересек поляну. Из оружия у Гарпий были только дубины, они хоть и большие, но тяжелые, сковующие движение, с таким оружием против грозного зверя может выступить только неопытный воин. Но об этом они не думали, им нужны трофеи, и они их добудут. Только, только зверь поравнялся с укрытием устроенным на высоком дереве, братья бросились вниз, надеясь захватить его в расплох, но матерый зверь успел увернуться, и грозно рыча, лапой отражал удары дубинок. Гарпии напирали, их дубинки стучали, как град по толстой шкуре саблезубого кота, тот метался, пытался дотянуться к противнику. Вдруг он прыгнул вперед, и на братьев обрушились тяжелые удары его когтистых лап. Бой затягивался, не привыкшие к такому оружию они быстро устали, а хитрий, увертливый зверь прыгал, уворачивался, нападал, попасть в него тяжелой дубиной было трудно, силы истощались. Это был критический момент сражения, зверь почувствовав свое превосходство, решил перехитрить неопытных охотников, сделал несколько шагов назад, братья тяжело дыша двинулись за ним, их дубины вновь замелькали в воздухе, и вновь зверь ловко отражал все удары, хотя казалось, что над ним носится стая голубей, так часто рассекая воздух мелькали дубинки. Один удар, второй, третий, победа так близка, но что это саблезубый зверь стремительно бросается вперед, грудью сбивает с ног одного, тут же бросается на второго, и вот уже поверженные братья лежат на земле, битва окончена. Истекая кровью, они истошно закричали: «Мама!» В тот же миг воздух пронзило смертоносное жало копья. Проткнув зверя насквозь, оно пригвоздило его к земле, но не убило, а только обездвижило, и тут же яростный рев огласил окрестности, даже умирая, зверь не пытался вырваться, он тянулся к своей добыче, царапал когтями воздух, а израненные братья лежа на земле, пытались сообразить, что происходит. Мать Падага спасла своих детей, стоя на поверженном диком коте, она колола его своим мечем, кровь забрызгала ее крылья, окрасила траву, но она продолжала иступленно колоть зверя, убивая его в тысячный раз. Братья выглядели полностью разбитыми, и душевно, и физически, бой вымотал их силы, в крови лежали два котенка, сумевшие без оружия вступить в бой с большим грозным самцом диких котов.

 Что могла думать Аелла, наблюдая за всем происходящим, в ее душе боролись сомнения. Она летела сюда в надежде подтвердить свои догадки, и вот теперь видя такое побоище, она не знала, что и думать, выводок Падаги, ее котята не могли быть в утробе у божества острова, которое на самом деле было всего лишь дивом природы, игрой ее извращенного воображения, сумевшей соединить в Трамбацумбе черты множества форм жизни: черепаху, осьминога, акулу и еще несколько видов морских пресмыкающихся. Вросший в остров, живущий вместе с островом бог, по имени Трамбацумба, и есть остров Строхфуд, одно целое в безбрежном море Заката.

Что делать с выводком Падаги, думала Аелла, не нравятся они мне, всюду суют свой нос, хоть и малы, а все же лучше продать их отсюда, а если не купят, отдам их Трамбацумбе, решила она и успокоилась.

Исцелив раны своим детям, Падага помогала им содрать первую в их жизни шкуру врага и достойного соперника. Саблезубые клыки братья укрепили на своих копьях, и от этого были необычайно горды, такой трофей им выдался впервые в жизни, ведь многим из их сверстников даже не доводилось видеть дикарей острова, так что в стойбище они прибыли победителями. Мать Падага растелила шкуру зверя отдельно от себя, давая этим понять, что ее дети уже не дети, теперь вы взрослые воины и будете спать отдельно. В этот вечер Гарпии устроили веселые и шумные игрища, крутили веревочку, только братья не участвовали в играх, сидели в стороне, прикладывая к ранам целебные травы. А стая веселилась, котята прыгали, бегали, хохотали от души, а когда изрядно устали, Падага одела на себя шкуру саблезубого кота и подражая хищному зверю, стала плясать танец охоты, приглашая в игру всю молодежь. Тростниковые копья в руках у котят выглядели грозно, не чем не уступая настоящим копьям, зверь скалил зубы, замахивался когтистой лапой, а котята ощетинившись тростниковыми копьями, оборонялись от хищника. Грозный клыкастый зверь делал быстрые выпады, злобно рычал и скалил зубы, когда ему попадало от нападавших, игра в охотников длилась до тех пор, пока хищник не рухнул на пол поверженный, а охотники целой гурьбой навалившись на добычу, и чуть не задушили Падагу. Раззадоренные охотой котята принялись бороться друг с другом, устроив настоящую свалку, а взрослые сидели и любуясь выводком, вспоминали времена своей молодости, обьедались медузами, пили засахаренный нектар и слушали бесконечные истории, которые так любила рассказывать Килейна.

-Расскажи что нибудь военное, - просили котята, - ведь были же на земле войны.

-Военное, так военное, - согласилась Килейна и принялась вспоминать прошлое. - Было это или не было, судить не нам, но поговаривают, что давным- давно народы моря пошли войной на своих братьев живших на суше. Народы моря стремились наказать их за то зло, которое они им причиняют, вылавливая в море их сородичей. Созвал бог морей своих воинов, большие и малые, они все приплыли на его зов, и все были похожи друг на друга, как близнецы, потому что в те времена все кто жили в море, носили серое одеяние, а их тела были одинаковой формы, разве что размеры были разные.

-Это был титан Окен?

- Нет, это был Нерей, первый бог морей и океанов, он родился за долго до рождения титана Океана, это уже потом титана Океана сделали главным над всеми морскими рыбами. А тогда Нерей призвал всех кто только мог носить оружие и молвил им так: -Все что сегодня ползает и передвигается на земле, произошло от нас рыб и прочих морских гадов, мы им оказали доверие, отпустили на сушу, а они нас ловят и пожирают по чем зря, доколе мы будем терпеть этот геноцид, который устроили нам братья наши меньшие. Каждый день они безнаказанно вылавливают наших сородичей, у меня сердце кровью обливается, когда подумаю, сколько их безвинно убиенных попались на рыбацкий крючек и в сети. Настало время отомстить нашим обидчикам, идите и отомстите землянам.

- Вдохновленная его речами, могучая армия рыб двинулась на сушу, впереди шли морские Петухи, за ними двигались морские Окуни и Пузяки, дальше ползла на брюхе Камбала, за нею морская Щука, за нею прыгали морские Скаты, еще дальше Налим –губошлеп, за ним зубастые Акулы, а замыкали строй Киты и Барабуды, чьи огромные тела должны были преградить путь маленьким рыбкам, если они не устоят под ударами врага и бросятся в бегство. Рано утром, без обьявления войны, рыбья армия высадилась на берег и поползла по песку да камням.

-Неужели рыбы умеют ползать по земле? - удивлялись котята.

- Раньше умели, - обьясняет рассказчица, - это теперь они разучились ползать, а в те далекие времена морские жители на суше чувствовали себя, как дома. 

-А где это произошло? - спрашивал кто то из котят.

-Это произошло у столицы Родоса, города Тельхирум, тогда он не имел высоких крепостных стен, и подступы к нему ни кем не охранялись. Так вот, значит, ползут рыбы вперед, смотрят на берегу моря приютилась небольшая рыбацкая деревушка. Окружили они её со всех сторон, а затем набросились на спящих жителей и всех поубивали, рыбачьи лодки разбили в щепки, и дальше ползут, а кого из демоносов встретят, тут же разрывают на части, без суда и следствия. Но некоторым демоносам все же удалось ускользнуть, со всех четырех ног бросились они в город Тельхирум, разбудили спящих. Теперь уже рыбам и прочим морским гадам пришлось несладко, так как все жители города, как один, схватили оружие, и сами бросились на врага. Целый день продолжалась кровавая бойня. Морские Петухи штурмовали землян в первом ряду и многие из них были убиты, а остальные так испачкались кровью, что на всегда окрасились в красный цвет. Черный Окунь сражался отчаянно, отчего его тело покрылись пятнами засохшей крови. Камбала только теперь стала плоской и одноглазой, а раньше была круглой, как мяч, но в том бою получила увечие, а вот у Щук и Налимов после того боя лап и копыт совсем не осталось, даже рогатые Акулы там свои рога потеряли.

-А с Китами что произошло? - вопрошают котята, - что у них отвалилось, может быть хвост?

- Нет, с Китами все обошлось, ведь они в сражении почти не участвовали, прикрывали свою армию с тыла. Целый день племена бросались в бой, а когда солнце склонилось к закату, рыбы увидели, сколько мертвых тел их сородичей лежит на земле, и маленькие рыбки испугались. Они повернули назад, и устремились в прохладную тень под защиту кустарника, где ждали своего часа засадные полки. Увидев, что маленькие рыбки в смятении отступают, морской бог Нерей приказал: «Киты и Барабуды вперед!», и те устремились на врага. Все что попадалось им на пути, они сметали с лица земли, деревья падали, укрепления, которые успели построить земляне, трещали и разлетались в щепки, под тяжестью их тел дрожала земля. Вот тогда то земляне не выдержали, бросив свое оружие, подняли лапки к верху, сдаваясь на милость победителям. Так, благодаря Китам да Барабудам, народам моря удалось одержать победу над землянами. С тех самых пор, мы земляне отлавливаем в море только необходимое количество рыбы, и не занимаемся её беспощадным истреблением.

-А что случилось с Тельхирумом, его хоть отстроили?

- Еще как отстроили, теперь город укреплен такими мощными стенами, что ни одна, даже самая малая рыбешка не проскочит в город, но это было после. А в тот памятный для рыб день, морской бог Нерей принимал парад победы, он стоял в златой колеснице, а вокруг плавала его победоносная армия, и каждое племя проплывая перед богом, получило в дар то, о чем просило. Камбала, тело которой сплющило в давке и толчие сражения, захотела, чтобы оно таким и осталось. Морская щука пожелала, чтобы копье навсегда приросло к её голове. Морской Скат тоже оставил себе копье с двумя рядами колючек на хвосте. Последней предстала перед богом Нереем рыба-Пузяка, она держала белый плащ отнятый у врага в алых пятнах крови, и с тех самых пор Пузяка носит такое одеяние. Так морской народ отомстил землянам за содеянное зло, с тех пор морские рыбы с гордостью показывают свои боевые шрамы и знаки отличия, которые получили в тот день, когда победили землян. А теперь спать….

-Вот бы попасть на Родос, - мечтательно думали котята, засыпая, так им хотелось пройтись по местам боевой славы, увидать Тельхирум, другие города и страны, и вскоре гарпийная колония погрузилась в сон, спали все кроме жрицы Аеллы. Надобно заметить, что все это время она не принимала участия в танцах и играх, сидела в своем углу, закрыв глаза, и мысли ее были далеко, потому что среди смеха и шума пред ее глазами вдруг встало видение из далекого прошлого.

 Она молодая, красивая отправилась на рыбалку. Выследив добычу, она вонзила свое копье в тело молодой акулы, и вытащила ее в лодку, собираясь прикончить зубастую рыбину. Но тут акула взмолилась демоническим голосом, стала просить Аеллу сохранить жизнь ее бедным малюткам акулятам, и тут же выбросила из своей утробы маленького акуленка. Чем Аеллу тронула речь умирающей рыбины, она и сама не знала, не ведала, только не смогла лишить жизни акульего детеныша. Акуленок долго бился в лодке у ее ног, и был он не похож на своих сородичей, множество ног вилось вокруг его покрытого панцырем тела, на голове торчали маленькие рожки, вместо зубастого рта был клюв черепахи, а глаз всего один. На миг Аелле показалось, что он смотрит на нее, как на свою едино утробную мать, всю дорогу акуленок лежал на дне лодки и смотрел такими глазами, что у нее не подымалась рука убить его. Как только лодка пристала к берегу, Аелла нежно взяла акуленка на руки, а тот не сопротивлялся, она шла по берегу пока не увидела в скалах глубокую бухту. Здесь она и выпустила акуленка в воду, рыбина медленно сделала круг, перебирая воду щупальцами, а затем, подплыла к тому месту, где стояла Аелла, и обнюхав ее, скрылась в глубине озера. Каждый день она приходила к акуле, кормила ее рыбой, разговаривала с ней и даже дала ей имя Трамбацумба, и та отзываясь на зов, подплывала к Аелле и оставалась с нею, пока та не уходила. Так незаметно день за днем прошли века, акуленок вырос, возмужал, стал большим и сильным до того, что мог управлять островом, цепляясь своими щупальцами за морское дно, буксировать остров в нужном направлении. Жрица искренне любила его, как своего собственного сына, а тут кто то обидел её ребенка, этого она стерпеть не могла, но и обидчиков она не знала. Смутные догадки подсказывали ей, что это дело рук котят Падаги, но доказательст их вины не было. Её дочь дурочка Маврита божилась всех высшим Хаосом, что ничего не видела. Так размышляя, она сидела, закрыв глаза, спала или не спала, пока не провалилась в забытье …А там идет бой со смертью, в её руках меч, а кругом враги, чьи лица она не в силах рассмотреть. Они были расплывчаты, затерты, будто и не живые вовсе, а тени вырвавшиеся из мрака чистилища. Она бьет свою тень, раз за разом разит её мечем, но враги не падают, а лишь злобно смеются ей в лицо. Она всматривалась в смеющихся незнакомцев, пыталась рассмотреть их лица, но как будто пелена покрывала их с головы до пят. «Кто вы такие?» - кричала она им, а те еще больше смеялись, протягивая к ней свои корявые пальчики, а затем произошло совершенно непонятное и необьяснимое, смеющиеся призраки растаяли, будто их и не было никогда, лишь только жуткий смех еще висел в воздухе да лица, которых она не могла рассмотреть. Когда пелена сна спала с ее глаз, она вскочила, огляделась по сторонам, будто разыскивая кого-то. Но никого не было, стая мирно спала. Аелла подошла к огню, выпила прямо из котла горячего хмельного нектара, и тут ее глаза остановились на детях Падаги, мирно посапивающие на трофейной шкуре. Она долго вглядывалась в их беззаботные детские лица, будто пыталась узнать свои ночные призраки, злобно скрипнув зубами, она переступила через спящих и направилась к выходу. Расправив крылья, взлетела в ночное небо. Она летела над морем, и в беззвучной тишине слышался шорох волн набегавший на песок, он казался зовом из мира духов, из немого мира духов, где кипит своя особая жизнь. Аелла летела, закрыв глаза и слушала приглушенную музыку, она то и дело приближалась, а затем также неожиданно изчезала, растворяясь в ночи, и никто другой, кроме нее, не смог бы уловить смех и обрывки песен несущиеся из морских глубин. Это играли с рыбами вольные бестелесые души моря, они парили над водой подобно крылатым бабочкам парящим над цветком папороти, источая огоньки света и призрачное свечение. Рыба всегда жадная до поживы выскакивала из воды, пытаясь ртом поймать светящиеся огоньки, а те играли с рыбками в кошки-мышки, подпрыгивая над водою, будто пританцовывая, увлекая поиграть с ними. А рыбы всегда охочие до песен и плясок прыгали вслед за ними, делая взмахи своими неразвитыми крыльями. Пролетев в воздухе несколько метров и поняв, что их попросту одурачили, они с досады плюхались в море и снова выпрыгивали из воды, в надежде расквитаться с огоньками проказниками. Но те снова подшучивали над ними, игриво насмехались над рыбами. А когда им надоедела игра в доганялки, огоньки, вдруг слившись в гигантских размеров пасть и оскалив свои чудовищные клыки, сами бросились ловить рыб, и теперь уже рыбы в страхе бежали без задних ног, пытаясь спасти свою шкуру, хвост да чешую. Выпорхнув из воды, они буквально проскакивали у Аеллы между пальцами, и ей опытной охотнице ничего не стоило набрать их полную авоську, но ей было не до мелких рыбешек. Она берегла свои силы, делая ровные уверенные взмахи крыльями, летела сквозь звездную темень ночи, разыскивая купеческие корабли.

                 Алые Паруса

Утром всех разбудил крик часового:

-Алые паруса на горизонте! Вижу алые паруса!

 Все как один устремились на берег, высматривая гостей. Наконец-то капитан Сабскаба привел свои корабли в бухту острова, и тут же погнал рабов-весельников на разгрузку. Подганяемые его семижильной плетью, рабы принялись сгружать на берег хлеб в мешках, нектар в амфорах, соль, одежду и оружие в тюках, рыбацкие снасти и весла для лодок, запасные части для кито-дробительной машины и прочие вещи и товары столь необходимые островитянам. Все это сгружали на берег. В замен китобои щедро расплатились с купцами сотнями бочек китового жира, мешками костного клея, вяленого мяса и прочим добром, чем были богаты. Так основательно загрузив корабли, что те глубоко погрузились в море. Высокий козлорогий толстячок, сверкая своими золотыми подковами, стоял на корме галеры, обернувшись в свой зеленый плащ с золотыми пуговицами, в уме подсчитывал прибыль от торговли. Как не крутил Сабскаба, и так, и едак, а прибыль выходила огромной, и он блаженно улыбался. Аелла стояла пред Сабскабою, будто провинившаяся девочка пред родителями, и оправдывалась.

- Да кто дрейфует, никто не дрейфует, наш остров стоит неподвижно, просто море другой раз не спокойно, вот и сносит остров течением.

Сабскаба с высоты своего гигантского роста смотрел на Аеллу и ругался:

- ваш остров пока найдешь, избороздишь море вдоль и поперек, проще к вам совсем не плавать.

-Это еще почему? - интересовалась Аелла.

- Потому, - отвечал Сабскаба, - мы моряки всегда ориентируемся по звездам, ибо они ни когда не обманывают. Ищешь ваш остров в плеяде «Козерога», а он уже давно в созвездии «гончих Псов», вот и гоняемся мы за вами, как удав за кроликом. А ведь купцы народ опасливый, им бы только барыши подсчитывать, а рисковать своею головою да товаром ни кто не хочет. В море теперь неспокойно, то подводная мель, то шторм, а пираты те вообще распоясались, им теперь морской добычи мало. Есть сведения, что они готовятся к большому сухопутному разбою. Так что решай сама, или твой остров будет стоять неподвижно, или не обижайся.

-Чего ты завелся, какая муха тебя укусила, - пыталась успокоить его Аелла.

 Но Сабскаба твердо стоял на своем:

- сама подумай, дрейфует в море целый остров, это же опасно и в конце концов страшно.

 При этих словах Аелла аж в ладоши хлопнула.

 -Что ты миленький Сабскаба, да разве же наш остров дрейфует, это когда материки да континенты дрейфуют, вот это страшно, а наш островок малюсенький, вот такой крошечный, кому он может причинить вред, никому. И потом это воля богов, никому не дано идти безнаказанно против их воли, и тебе милок это хорошо известно. А за все твои страхи и переживания, кроме тех денег, что тебе платят купцы, я от себя добавлю китовий жир, ворвань, китовый ус и китовую кость, а кроме того дюжину вяленых гусей в прекрасной приправе из сбора горных трав, пяти специй.

При этих убедительных словах лицо Сабскабы просветлело.

-Твои речи, уважаемая Аелла, как всегда убедительны, но не забывай и мои просьбы, останови остров, тогда к вам купцы потянутся, будто рыбьи косяки.

 Так переговариваясь, они стояли на высоком борту галеры, посматривая за снующими туда-сюда рабами, перетаскивающими грузы, натужно скрипели подымающие груз лебедки кранов. Галеры, пентеры и триеры загружались всем, чем был богат остров, и разгружали то, в чем остро нуждались островитяне. Суетились рабочие, извивались змеиные хвосты, хлопали крылья, стучали подкованные медью копыта, все были при деле, а знатные купцы покрикивали на своих работников, потряхивая своими злаченными рогами.

- И вот еще что, - молвил Сабскаба, - царь Родоса, великий Киферон, просил передать, что в этом году он лично покупает у тебя двоих воинов в свою личную охрану, еще двоих заказал великий хранитель времени титан Крон, готовь своих котят прилежно, скоро их прилетит отбирать сам Феникс.

-Боже, какая радостная весть - всплеснула в ладоши Аелла, - мне давно уже нужно продать несколько котов, они быстро ростут, а это обуза для Гарпийного племени. Может и ты хочешь купить себе парочку, продам недорого, - предлагала Аелла.

-Мне своих слуг девать некуда, - отмахнулся Сабскаба, кутаясь в зеленый плащ.

-Да ты хорошенечко подумай, - дожимала его Аелла, - останься у нас, посмотришь котят, выберешь себе кого захочешь, а заодно и отобедаешь, - заискивающе просила жрица. - У нас сегодня будут медузы фаршированные каштанами с ананасом и спаржей, морская капуста с остро-кислым устричным соусом, утиная печень и рагу из китятины.

Сабскаба аж язык высунул, облизнулся, но ответил неласково:

- Заманчиво приглашаешь, будто приманиваешь, хитра ты, Аелла, умеешь где надо подсластить, подмазать, но клянусь своими золотыми рогами, не могу, неотложные дела не дают расслабиться. Скажу тебе по секрету, у нас тут в Родосе одна военная компания намечается, а мне Пафия, жрица из священного храма Гидроалтаря, напророчила великий триумф и почести.

- И что же тебе герой напророчила жрица? -  допытывалась Аелла, - разве ж она тебе могла посоветовать не ешь устриц, не наслаждайся омарами, лангустами, вялеными креветками, сочной камбалой да осьминогами. Неужели все это тебе запретила жрица-Пафия, быть может - воскликнула Аелла наиграно, а может быть искринне, -она прописала тебе диету «не ешь не то ни это».

-Не могу я сейчас думать о еде, - мечтательно отвечал Сабскаба, - сердце мое стремится свершить великий подвиг, верю, что там ждут меня лавры героя, и я буду не я, если не заработаю себе « серебряные крылья ». Крылья моей мечты. Вот увидишь, в следующий раз приеду к вам уже с крыльями за спиною, - романтично и немного наивно обьяснял он свою великую мечту. – Представляешь, будь у меня крылья, я бы мог летать, парить под облаками, подобно великим героям современности.

-Размечтался ты милок, - ворковала Аелла, - лучше останься, я тебе такую пуховую перину подарю, перышко к перышку, пушинку к пушинке, упадешь в нее и сразу взлетишь, крыльев не нужно.

-Нет, - стоял на своем Сабскаба, - нужно спешить, пиратов развелось тьма тьмущая, и больше всех пират Лодон лютует, очень уж он злобный и кровожадный.

-Кто такой Лодон? - интересовалась жрицы Аелла, – что то я о таком пирате никогда не слышала.

-Раньше не было, а теперь лютует, грабит, режет, убивает. Родом он Финикийский джин, у себя на родине по уши залез в долги, бросил жену, дом, занялся разбоем, и теперь житья от него нет. Кормчий! - крикнул Сабскаба, - труби отход, - и взмахнул своей семижильной плетью так искуссно, что воздух запел песню повиновения.

Свистящий хлесткий удар оживил слугу Бончо спящего в стогу сена. Тот проворно вскочил и повинуясь своему хазяину, затрубил в рог протяжную мелодию сбора «Бу-бу-буууу».

-Общий сбор! Поднять паруса!

Помогая себе веслами, капитанская галера вышла в открытое море. За ним переваливаясь на волнах двигались тяжело груженные корабли, гребцы-весельники затянули гимн пенному морю, протяжную песню помогающую в пути. А на берегу стояли островитяне и всматриваясь в даль, провожали их прощальным взглядом. Когда еще приедут купцы. Весла дружно взбивали пену на поверхности моря, а дельфины выпрыгивая из воды, играли с галерами в догонялки. Стоя у обрывистой скалы, бедная, щупленькая девушка всматривалась в морскую даль, ее печальные глаза провожали купеческие галеры. Романтическая юная натура рвалась из этого заточения, пыталась обрести свободу. « Эх, были бы крылья, улетела-бы отсюда»- мечтательно думала Маврита.

Она в душе завидовала быстрохвостым странникам–дельфинам, ведь они свободны. Зная их историю, она молила небеса сделать её одной из них. Когда-то одна девушка также несчастная, как и Маврита, упала в море и утонула, опускаясь все глубже и глубже, пока бездна не сомкнулась у нее над головой, а морские травы тутже поглотили ее тело. Но она не погибла, ее руки стали похожи на плавники рыбы, ноги срослись вместе, кожа покрылась чешуей. Некоторое время она неподвижно лежала на дне, потом холодная кровь разлилась в ее жилах, и она стремительно поплыла прочь от берега, став дельфином. Тоже самое хотела совершить и Маврита, но её останавливало одно опасение. А что если вместо дельфина превратишься в речную Русалку или в деву морского народа Маракихуа, а ведь они очень злобны, часто заманивают и топят в воде доверчивых демоносов. Так думала хрупкая девочка Маврита, закрываясь ладошками от солнца, смотрела вслед уменьшающимся полотнищам паруса, ее сердце наполнялось горечью от того, что ей никогда не удасться повидать сказочно прекрасные страны. Она смотрела вдаль на волны с белыми гребешками, на крылатых рыб выпрыгивающих из воды и плакала.

         Железный крокодил

С рассветом следующего дня Гарпии устроили рыбалку, перегородив речку сетью, начали гнать рыбу за течением, заганяя прямо в сеть. Множество рыбин перепрыгивало через сеть, но большие и самые толстые не могли перепрыгнуть, и попавшиеся в сеть были вытащены на берег из воды. В небольшом полукруге бились серебристые, красные, желтые и зеленые рыбины, с хвостами и плавниками всевозможных форм и видов, колючки шипов кололи руки, остро отточенные лезвия плавников пытались перерезать клеть путаны. Улов был огромный. Гарпии бросив концы сети и встав у самой кромки воды, хватали извивающихся рыб, нанизывали их на тонкую веревку, каждый старался нанизать побольше рыбы, и все торопились окончить работу к полудню. Затем погрузив рыбу в коптильню на дым, отправились отдыхать и купаться, а отмывшись от рыбьей чешуи и слизи, лежали на солнце, загорая или рылись в прибрежном песке, выискивая сьедобных молюсков. Эту однообразную пищу они пополняли кореньями лесных растений, собирали плоды с деревьев, главным образом апельсины, лимоны, а также бурые орехи затерявшихся среди леса кокосовых пальм, но больше всего они любили плоды редкого в их лесах хлебного дерева.

-Я сделал крылатого змея, - прыгал довольный Эфрат, - смотрите какой красивый, - показывал и расхваливал его рисунок.

Остальные котята только хлопали глазами, рассматривая свирепую морду дракона. Зубастый змей, синие усищи, зеленые глазища и пасть с красными зубами, если его держать за веревку, то змей будет плыть над вершинами деревьев, как птица. Едва Эфрат произнес эти слова, как подул западный ветер, красный змей поднялся в небо и поплыл над деревьями, все котята прыгали от удовольствия а Эфрат бежал между деревьями и держал в руках туго натянутую веревку. Гарпии любили запускать змеев, если его правильно сделаешь, он может летать выше облаков, сила ветра тянет его в небо, нить тонкой лианы гудит и вибрирует, но стоит нитке оборваться, и змей начинает беспорядочно падать на землю. Ведь мы земляне живем на дне воздушного океана, где давление атмосферы самое большое, по мере подьема воздух становится менее плотным, давление его убывает. Но сегодня пеньковая нить была крепкой, крылатый змей парил меж кучевых облаков, а дети, задирая к небу головы, всматривались своими счастливыми, искрящимися от радости глазами, бежали вслед за Эфратом все дальше и дальше на плоскогорье, прямо к берегу моря. Внезапно на горизонте возникло черное облако, раз за разом оно приближалось, увеличиваясь в размерах, рядом возле облака кружились подпрыгивая в небе несколько маленьких пушистых облачков. Позабыв о змее, все затаив дыхание смотрели на доселе невиданное зрелище, на сверкающих в лучах солнца гигантских крылатых существ. А крылатый змей оставшийся без своего поводыря, как усталая птица, упал в ущелье между отвесных скал и разбился.

-Смотрите, смотрите, летит железный «крокодил», железный «крокодил»! - радостно кричали котята.

 И правда, предмет летевший по небу издали напоминал крылатого «крокодила». Крылатый планер, размерами с большую лодку надутую горячим воздухом, красиво парил в безбрежном небе, подставив ветру крылья, хвостовое оперенье и клюв унизанный острыми зубами. Этот гигантский планер сопровождало несколько прыгающих «обезьян», которые от «крокодила» отличались меньшими размерами и длинным хвостом, служащим им вместо руля. Со зловещей не торопливостью крылатое чудище летело прямо к острову, его хищная морда, блистая зубами раскрытой пасти, выглядела зловеще, диски на его крыльях сверкали, лопасти винтов с шумом рассекали воздух, подганяя тело надутое горячим дымом. Рули-плавники то и дело опускались и подымались, удерживая судно планирующее в потоке западного ветра. Экипаж летчиков–аваторов размещался в широкой и прочной ивовой корзине в виде лодочки подвешенной у днища. От шара надутого горячим дымом к низу спускались стропы, и сетка равномерно распределяя нагрузку, отчего он не терял своей формы. В верху шара открывался специальный клапан, стравливающий разогретый дым, при помощи этого хитро-мудрого приспособления крылатое судно могло снижаться или подыматься. Вот и теперь хвостовое оперенье выгнулось к земле, и «крокодил» стравливая горячий дым, начал снижаться. Прыгающие непоседы «обезьяны», опередив грузного «крокодила», первыми опустились на открытое плато между двух гор. Выбросив якорь, они зацепились за землю и плавно опустились, взмахнув своим длинным хвостом. Гарпии взлетев в воздух, планировали вокруг чудных машин, всматриваясь в обветренные лица летчиков-аваторов и саму птицу. Любому будет интересно увидеть такое чудо, четыре лопасти, будто мельничные жернова, толкали машину вперед, два крыла сзади, два впереди, будто гигантские лапы помогали ему планировать, а задвижки служащие рулями высоты направляли его в нужном направлении. Большой шар продолговатой формы из плотной, промасленной ткани удерживал планер в воздухе, сам корпус, в котором сидели и стояли летчики-аваторы, состоял из легкого тростникового каркаса, лонжеронов, нервюр и фюзеляжа, сверху обтянутых легкой промасленной тканью.

-Уходите прочь! - кричал им один из летчиков-аваторов, и махал рукою.

-Винты. Винты. Опасность!

 К счастью все обошлось, никто не попал под крутящиеся винты «крокодила», и он совершив круг над плато, начал снижаться. Выброшенный якорь цеплялся за землю, но скорость была велика, якорь раз за разом отпрыгивал от земли и снова цеплялся за пни, камни да кусты. «Крокодил» под тяжестью своего неуклюжего тела ударился о землю, подскочил и угрожающе накренился брюхом, затем коснулся травы и покатил по ней железными колесами без единого толчка. В последний раз крутнулись лопасти винтов, крылатое судно остановилось. С кольями и огромными молотками бросились на землю аваторы, они тутже взялись вбивать в землю колья, пеньковыми веревками вязали-стреножили летающую колесницу, чтобы ее не снесло ветром, тоже самое проделали и с «обезьянами». Из чрева летающей колесницы сгрузили мешки, коробки, бочки, многочисленные свертки и пакеты. Любопытные котята тутже взобрались внутрь этой невиданной колесницы, стали все высматривать, трогать руками.

-Обьясни, обьясни за чем это, а что это такое? - просили они важного своим видом летчика, на имя Фаэтон.

 Словоохотливый Фаэтон показывал им машину, которую он называл «аеродинамис», не без хвастовства обьяснял, что и как устроено.

- А что означает «аеродинамис»? - вопрошали котята.

Фаэтон немного подумав, ответил:

- название образовано от двух слов Аеро–воздух и Динамис–сила, эта машина одна из лучших, потому что имеет двигатель реактивного типа.

-Как это «реак к к тив в в ного ти и ипа»? - допытывались котята - слово то какое и не выговоришь.

-Все очень просто, тут внутри находится тридцать своеобразных колесиков на 12 спицах, которые служат для опускания и подьема гирь. Подымая или опуская, гири могут управлять хвостовым оперением и крыльями, а летит машина за счет силы, которая таится внутри кипящих ртутью котлов, это пары ртути создают реактивную тягу, приводящюю в движение несущий винт. Кроме того горячий воздух и дым по медным трубам подается к воздушному шару, удерживая его в небе.

- А зачем нужно подогревать ртуть? - интересуются котята.

-Все очень просто, - обьясняет Фаэтон, - ртуть, а это металл, который обладает божественным свойствами, ибо он в родстве с богиней луны Селеной, у него такой же тяжелый характер, как и у богини. Нагревая ртуть вот в этом котле, горячий пар вырывается наружу и создает тягу приводящую в движение лопасти винтов, нужно только не разбрасываться этой энергией, а применить ее с толком и пользой, вот и вся примудрость. А ртуть, как рабочее тело, имеет преимущество перед водой, она имеет большую плотность, то есть при одинаковых массах ртути и воды, баки под ртуть должны быть меньше, а подьемная сила движателя больше, да и топлива меньше, остальное вам обьяснять бесполезно. Вот пойдете в школу, сами все узнаете, что такое реактивная тяга.

-Обьясни, обьясни – просят, аж подпрыгивая любознательные котята.

-Как бы вам это обьяснить, - чесал свой затылок Фаэтон. - Вот например, если разжечь костер из стружек и накрыть его мокрой рогожей, то огонь угаснет, а горячий пар и дым будут собираться под рогожей. Тогда можно в один миг усесться на рогожу и взлететь над землей, пока горячий дым не остынет. Так и тут горелки создают давление в котлах с ртутью, закипая, она вырываясь наружу сруёй разогретых паров, приводит в движение лопасти винта, а с помощью шестеренчатого механизма можно управлять рулями высоты.

-А что это такое? - вопрошают котята рассматривая замысловатые приборы, укрепленные возле руля высоты.

-Тише, тише, - просит аватор Фаэтон, - руками не трогать, это приборы без которых невозможно ориентироваться в небе, ведь там нету привычных нам ориентиров, вот Тельхины, мастера подземной страны, придумли Компас, Барограф, Барометр, Термометр, Анемометр, теплороидный Духометр служащий измерителем реактивной тяги и веревочный Высотомер.

- А зачем нужны все эти приборы и столь сложные механизмы? - спрашивают котята, - мы сколько живем, все время летаем по небу без всяких приборов.

- Разве вы летаете, - ухмыльнувшись, отвечал Фаэтон, - вы ползаете меж землёй и небом, я же на своем «крокодиле» могу взлететь выше самых высоких облаков. А вам нужно лучше учиться в школе, тогда и будете знать, что высота, это не только прекрасно, но и опасно. Она опасна тем, что поднявшись выше облаков, можно незаметно впасть в такое состояние, когда невозможно контролировать свои поступки и погибнуть от переохлаждения, при этом летчику кажется, что он чувствует себя хорошо, настроение его приподнятое, а на самом деле он умирает, задохнувшись. А теперь брысь отсюда, - наигранно сторого хлопнул в ладоши Фаэтон и начал выгонять их из пилотской кабины.

 Уже спрыгнув на землю, он приказал воинам:

- гоните их отсюда, а то растащат все до винтика.

-Правильно Атуй их отсюда, Атуй - подгонял котят знатного вида демонос в блестящем серебряном одеянии.

Этот пожилого вида демонос был костляв, а его лицо, словно вырубленное топором из узловатого чурбака, выглядело зловеще. Глаза острые, колючие напоминали кремневые наконечники копий, временами поблескивали дерзко и взбалмошно, но в общем и целом, он глядел добродушно. Изящно выгнутая голова, увенчанная зубчатым гребенем, могучая чешуйчатая грудь, продолговатое тело с полусложенными прозрачными крыльями, выглядели вполне пропорционально его фигуре. Сильные лапы с алмазными когтями и хвост разукрашенный позолотой говорили о знатности происхождения.

-Ты и ты остаетесь охранять крылатую колесницу, - скомандовал он воинам, - остальные за мной, - и те прихватив с собою тюки и бочки, двинулись вслед за своим командиром и жрицей Аеллой, которая ни на шаг не отходила от этого загадочного демоноса, которого она называла Фениксом.

 Даже в движении и манере держаться, чувствовалось, что он не простой, а высокородный демонос. Для долгожданных гостей Аелла отвела самые лучшие места, но Феникс отказался, он нашел пещеру слишком тесной и невзрачной. Осмотревшись, он выбрал для себя и своих воинов пещеру по-больше и попросторнее, этой пещерой гарпии никогда не пользовались, пришлось её срочно убирать. Уже темнело, воины зажгли факелы, и несколько часов убивали птиц и летучих мышей, испокон веков облюбовавших эту пещеру. Котята помогали им в этом, а гости не переставали удивляться и радоваться, так много было птиц, так легко было их убивать, такие они были жирные и мясистые. Они выражали вслух свое восхищение, хватая их голыми руками сразу по несколько штук, а те с легкостью застревали между растопыренными пальцами. К тому времени, когда корзины с дичью наполнились доверху, все изрядно устали. Пока гости готовили себе пещеру для ночлега, мылись в горной реке и натирались душистым маслом. Гарпии взялись готовить угощенье, собрав пахучие растения и травы, выжимали из них ароматное масло, толкли в ступе сладкие корни папоротника, варили праздничную Кумару. Из дичи приготовили отличное жаркое, а также суп из морепродуктов: трепангов, мидий, крыля, молюсков и плавников акул. На второе подавали печеные яйца, фаршированные муссом из жаренных креветок, густой золотистый бульон с фрикадельками из китятины и тыквы. Отдельно подавали акульи губы, рыбу фаршированную грибами и капустой, а также жаренных в кисло-сладком соусе угрей, и наконец, саму дичь селезней и уток с нежной хрустящей корочкой. На закуску поставили большой медный щит, доверху заполненный рагу из свежих и сушенных крыльев летучих мышей и лапшой под луковым соусом. На десерт стояли корзины с зеленью и фруктами, а также много всяких овощей и хлеб. Когда все приготовления были закончены, Аелла встала и указывая посохом на разложенную еду, сказала:

-Гости дорогие, отведайте нашего скромного угощения, просим, не откажите в любезности.

Все обьедались молюсками и трепангами, шутили, с любопытством поглядывая друг на друга, много пили Кумару и Нектар. Гости тоже не остались в долгу, угощали привезенной сладкой клубникой, финиками, инжиром, спелой амбросией. Тутже начались танцы, игры да веселье. Желающих принять участия в игрищах было очень много, танцоры выстроились в два ряда и стоя на месте, начали притоптывать ногами, хлопать в ладоши, не решаясь начать танец. Окипета бросала на нерешительных гостей нетерпеливый взгляд, первой пустилась в пляс, танцевала задорно, игриво улыбаясь своею белозубой улыбкой, а тело изгибалось то в одну, то в другую сторону, приглашая гостей вступить в круг. Но те не знали этого танца и стояли не решаясь, сделать шаг. Первым не выдержал аватор Фаэтон, некоторое время он смотрел на Окипету с нескрываемым восторгом, его сердце учащенно билось, но стоило ему сделать шаг, ноги сами понесли его в пляс. Тут уж и остальные последовали его примеру, танцевали, кто как умел, но танцевали самозабвенно, отдаваясь ему полностью. Шум и веселье затянулось заполночь, а затем уставшие, но довольные гости отправились спать к себе в пещеру, и скоро все уже крепко спали. Не спал только Феникс. Весь вечер он не принимал участия в танцах, ел и пил не много, сидел с важным видом возле жрицы Аеллы и о чем то с нею переговаривался, пристально рассматривая котят. Два дня, что гости провели на острове, сопровождались шутками, плясками да весельем, а на утро третьего дня они засобирались в обратный путь. Тот день выдался на редкость тихим, машины работали ровно без хлопков и рывков, лопасти пропеллера быстро вращались, рассекая воздух. «Обезьяны» надутые горячим воздухом от небольшого костерка, расправив свои изрезанные узорами хвосты, воспарили в небо. Взяв небольшой разбег, железный «крокодил», будто гигантский дракон, подпрыгнул в небо и взмахнув на прощанье хвостом, бросился их догонять. Вскоре они растаяли меж облаков, лишь только черный дымный след еще некоторое время напоминал о них. Но вскоре и он пропал, растворившись в безбрежном воздушном океане.

               Отныне вы его собственность…

Проводив взглядом гостей, Гарпии отправились к себе в стойбище. Надо заметить, что не все гости улетели, на острове остался Феникс, он придирчиво осмотрел котят, отобрал самых рослых, приказав следовать за ним.

-Отныне вы его собственность, - приказным тоном молвила Аелла, - слушайтесь и во всем подчиняйтесь его воле.

 Появление гостя стало настоящим наказанием для котят. Крылатый демонос, по имени Феникс, был очень строгим и придирчивым, осматривал, ощупывал мышцы, загадывал различные загадки, проверял скорость реакции, выносливость и стойкость. Но в начале все выглядело вполне невинно, будто играя с ними, он увлек их в различные игры и состязания, отстранив от повседневных забот и обязанностей. А сам все высматривал, замечал и что то записывал себе в пергамент, делал какие-то пометки, ставил значки. Когда они запускали воздушных змеев, выше всех взлетал змей Эпафа. Феникс тутже ставил значок себе в табличку. Когда они играли в салки, быстрее всех бегал Ксанф. Феникс тутже ставил значек себе с таблицу. Когда они бросали дротики, дальше всех летел дротик Эгипта, снова пометка в таблице. Когда они состязались, кто может дольше всех не дышать под водой, победителем оказался Балий. Когда они плавали и ныряли, проворнее оказались Балий и Ксанф. Состязаясь в подражании речи птиц и зверей, первыми оказались Эгипт и Эфрат. Вот так в игре и состязании он отобрал себе восьмерых котят, и только тогда открылось, зачем он проделывал все эти невинные забавы, которые никто не воспринимал всерьез. Оказывается Феникс отбирал личную охрану великим правителям ойКумены. Двух телохранителей заказал себе правитель Родоса, великий царь Киферон, еще двоих - титан Крон. Главным требованием, которое предявлял титан Крон к своим телохранителям, было не тупое владение оружием и воинскими искусствами, а умение владеть своей головой, быть смышленным и желательно образованным. Царь Киферон наоборот предпочитал грубых, неотесанных жестоких убийц, чтобы они молчали, как рыба, предугадывая мысли своего господина, беспрекословно исполняли любой приказ. Всем были хороши Гарпии, вот только с образованостью было сложно, с детства они выростали искуссными воинами, рыбаками, охотниками, но к сожалению не обученными грамоте, потому что взрослые сами были не грамотными, и не считали учение необходимым для воина и охотника. Поэтому Фениксу пришлось приложить максимум усилий, обучив их прописным истинам, а так как времени было в обрез, то учитель сразу приступил к муштре, которая порой доходила до жестокости. Учитель день и ночь лишая их сна и пищи, вдалбливал им в головы прописные истины и наставления, которые знал любой демоносик ойКумены, но с которыми котята сталкивались впервые.

-Если услышишь слово секретное, - наставлял их учитель, - то пусть в душе твоей оно и умрет. Никому не открывай того секрета, дабы он не стал пылающим углем во рту твоем, не обжег языка твоего, не причинил страдания душе твоей, и не заставил тебя лишиться жизни своей, и того, чей секрет хранишь ты. Не разглашай того, что слышишь и не говори о том, что видишь. Запомнили? - в сотый раз спрашивал учитель.

- Да! - в тысячный раз отвечали ученики.

- Вот и ладненько, тогда месяц никто ни с кем не разговаривает ни слова, ни пол слова, только если вас я об этом не попрошу лично.

И начался месяц молчаливой муштры, что только им не пришлось вынести, и все это нужно было проделать молча. Первое, что сделал учитель, крепко накрепко связал им крылья, отчего они стали похожи на сухопутных котов. И тутже заставил перескакивать через канавы, преодолевать преграды, ползать и прыгать с крутых обрывов, выкарабкиваться по отвесным стенам, драться безоружными и в полном вооружении, владеть боевым копьем с негнущимся медным наконечником. Кроме того Феникс научил их в совершенстве владеть большим мечом и малым изогнутым крисом, метать ножи, мечи и кинжалы из любого положения, бросать точно в цель малые копья-дротики, сражаться в кольчуге и в боевых доспехах, с круглым легким щитом и тяжелым квадратным щитом во весь рост. Приручал их к бегу, рукопашной борьбе, метанию камней из пращи, все это пригодится в битве с врагом, наставлял он их. Затем он обучал их искусству боя с драконами и слонами, объяснял, где у них находятся уязвимые места. Обучал приемам совершенного владения копьем, пращей, искусством верховой езды на всем, что только движется, для этого они изображая резвых скакунов, возили друг друга на своих спинах. Учил молниеносно нападать, грамотно отступать, сохранять военный строй, помогать соратнику в бою, лечить увечия, вправлять вывихи и переломы, правильно накладывать шины, бинты и повязки. Обучил секретам психологии, а именно умению силой мысли предупреждать нападения врагов, и всегда побеждать их. Все это происходило днем, а с наступления вечера голодных и уставших котят он заставлял целую ночь стоять и слушать наставления.

-Не развязывай веревки завязаные узлом, и не вяжи без надобности новых узлов, - монотонно твердил учитель вместо ужина.

 Вместо сна заставлял их стоять бодрствуя с открытыми глазами, а сам все поучал и наставлял.

-С ничтожным демоносом не вкушай даже хлеба, ешь только то, что принадлежит тебе и не притрагивай своей руки к чужому. Гусиная кость в собственной руке, лучше жирного гуся в чужом горшке. Одна птица в твоей руке, лучше тысячи птиц порхающих в небе, - а сам при этом уплетал куски сочной китятины, от запаха которой слюни у учеников с грохотом проваливались в пустое чрево желудка.

 Им оставалось только нюхать запах пищи, обсасывать сладкие воздушные кости, и только в мечтах обьедаться мясом, вкушая его в своем воображении.

- Не гневайся, - поучал их учитель, - когда благоденствует твой враг, и не ликуй, когда он попадает в беду, имей выдержку. Если враг твой встречая тебя замыслил злое, обезоружь его силой своего ума.

Так ночи на пролет он читал им наставления, а с рассветом все повторялось снова. Не свет, не заря он гнал их на плац устроенный на поляне у берега моря, где владение топором, мечом, копьем и пращей сменялось рукопашным боем и плаваньем. Гарпии плавали в полном вооружении, двигая всеми членами своего тела или только одними ногами, ныряли в пучину водоворотов и мгновенно выскочив из воды, взбегали на гору, а затем также легко сбегали вниз. Лазили по деревьям, как обезьяны, прыгали с одного дерева на другое, как белки, ломали толстые сучья ударом руки. При помощи двух кинжалов взбирались вверх по отвесным скалам, и также быстро спускались обратно. Ученики приспособились есть все, что им только попадалось под руки: траву, листья деревьев, жуков и насекомых, которые попадались во время их занятий. Им приходилось делать это тайно на бегу, глотать целиком, не пережевывая, и так они поднатарели в этом, что голод уже не казался им таким уже тяжелым испытанием. Они научились глотать плоды недозрелых лимонов прямо с кожурой, даже не кривясь, морских ядовитых змей проглатывали прямо под водой, в один миг откусив голову, а морских ежей, тех вообще, глотали против шерсти. А по ночам они слушали наставления и нравоучения, к которым их мучитель питал особые пристрастия. И надо заметить, что рассказчик он был просто превосходный, слушай не переслушаешь, ночи напролет говорит, говорит, будто из глотки рука тянется.

-Вам нужно больше молчать и меньше говорить. Говорить вам вобще не положено, молчите и все тут, молчанье золото, а слова это грязь, от которой не всилах отмыться даже гривастый лев. Львы молчат, не потому что им нечего сказать, а потому что они умеют держать язык за зубами. Когда- то правил одной африканской страной великий царь зверей, по имени Калимахуамеля, и слава о нем доходила до крайних пределов земли за львиную силу, храбрость и мужество. Его красавица жена, по имени Кеавекуикекао, была лисьей породы. А вот их сынок, по имени Исокалакало, был не рыба ни мясо, и на лиса не похож, и львом его не назовешь. С виду Исокалакало вроде лев, да только вместо того, чтобы рычать по-львиному, лаял-тявкал по-лисьи. Когда сын стал подростать, отец лев призвал его к себе и говорит: «Сын мой Исокалакало! Ты велик и силен телом, но от своей матери лисы получил в наследство презренный голос. В твоем голосе нет величия, он не подобает моему царственному отпрыску. Если звери услышат, как ты лаешь по-лисьи, они не станут с тобой считаться. Поэтому лучше совсем помалкивай, и не подавай голоса. Тогда я смогу даровать тебе царственную корону». И что же вы думаете, послушный сын запомнил наставление отца, стал молчаливым, как рыба. Но однажды вышло так, что он их нарушил. Как то, когда собралось много зверей, сыну льва очень захотелось подать голос. Он не выдержал и забывшись, начал тявкать по-лисьи. Среди зверей поднялся смех, когда они услыхали, как тоненько лает такой большой и сильный зверь. И тогда отец лев Калимахуамеля сказал своему сыну: «Сынок мой, Исокалакало, если бы ты молчал, как я тебе наказывал, получил бы царскую корону, а теперь я вижу, что ты не достоин этой чести, раз не смог унять своей болтливости». Вот так и не получил сын льва корону, а демоносы с тех пор стали говорить: «Молчание – тысячи стоит». Вы, будущие телохранители, молчаливые стражи своих господ, должны молчать и слушать, молчать и слушать, даже мышиного писка от вас не должен слышать никто. Лучшие из вас станут телохранителями лишенными голоса, ваше дело молча исполнять приказы своего господина.

 Так ночи на пролет они стояли и слушали наставление Феникса.

-Пока на ногах твоих прочная обувь смело отправляйся в путь, протаптывай терни и расчищай дорогу для господина твоего. Не отправляйся в путь безоружным, ведь ты не знаешь, когда и где встретишь врага своего. Не позволяй никому наступать на ноги твои, дабы потом не наступили тебе на шею. Умного демоноса бей умным словом, дабы оно проняло его сердце, как лихорадка пронимает больного в летний день. Но дурака сколько не колоти палкой, не сделаешь умнее, ибо даже если водоем повиснет в воздухе, а птица полетит без крыльев, ворон побелеет, как снег, горечь станет медом, и тогда дурак не поумнеет.

А с рассветом все повторялось снова, вместо завтрака муштра на плацу. Они дрались на железных булавах, прикрываясь щитами, метали дротики, железный брус, копье, рогатину, алебарду, учились управляться с метательной машиной-катапультой, которую тутже соорудили из гибких стволов деревьев. Все это сопровождалось поучениями Феникса:

- даже в мыслях не смей подумать, что Господин твой глуп, а я его умнее. Ты раб своего господина, его слуга и защитник, готовый пожертвовать свою жизнь за него. Не говори я умен, когда другие не считают тебя умным. Да не изрекут уста твои слов, которые не обдумал в сердце своем, ибо лучше споткнуться мысленно, чем споткнуться в разговоре. Умейте смотреть и слушать, ибо кто отказывается слышать ушами, шеей своей побужден будет слушать. Глаза у демоносов устроены подобно источнику и тот, и другой не насытятся, пока их не присыпят землей. Умерьте свою гордыню, ибо ваш удел быть покорными своему хозяину, и молча исполнять все его приказания. Слово, это великое благо для умного и великое зло для дурака, ибо два слова он скажет мудрых, а третье слово у него всегда хвастливое, заносчивое. Правил когда-то морскими рыбами один костоперый бычёк. И был тот бычёк-третьячёк такой древний, что даже его спина окостенела от старости. А рот у него был такой величины, что туда могла вместиться целая китовья туша. Кроме своей силы и размеров он был и самым хвастливым бычком среди морских рыб. А в это же самое время, речными рыбами верховодил лосось, который был самым сильным среди речных рыб. И вот расхвастался бычёк-третьячёк перед своми сородичами, стал на каждом шагу кричать, дескать, сьем я лосося и буду тогда один над всеми рыбами начальником. Заплыл он в реку, раскрыл рот и стал ждать, когда покажется лосось, чтобы проглотить соперника. А лососю донесли о замысле бычка, ибо о нем знала даже самая последняя медуза. «Тебя бычок-третьячёк караулит, всю реку своей пастью перегородил, хочет тебя живьем пожрать - говорили лососю рыбы, что делать будеш». Только он никому ничего не ответил, потому что умел держать язык за зубами, раздулся до невероятных размеров, взмахнул хвостом и поплыл к бычку со всей скоростью. Плывет лосось и еще сильнее раздувается, с разгону влетел бычку в рот, а из живота вышел, пробил его насквозь. Повернулся, глянул на бычка, а тот уже мертв. Так и нашел свою смерть хвастливый бычок. Говорят, что с тех пор хвастливые бычки в реках не живут, а лососи заходят в реки, как хозяева. Запомните, ваше дело молчать и слушать, даже если ты полный дурак и ничего не соображаешь, как рыба лосось, но не так, как бычок-третьячёк.

И так продолжалось целый месяц, голодный пост, тяжелый труд и муштра. Нельзя сказать, что Феникс совершенно не кормил учеников, он кормил и поил их очень щедро своими проповедями, а вот из еды насыпал несколько горстей сухих зерен гороха в одну миску и ставил один на всех кувшин чистой родниковой водой. А затем внимательно следил за тем, как поглощали свои зерна ученики, следил, записывая в таблицу все увиденное. Стоило например кому нибудь с завистью поглядеть на товарища, когда он ел свою порцию гороха, Феникс тутже ставил значок «обжора». Стоило кому нибудь отпить чуть больше воды, он тутже ставил значок «водохлеб». И так продолжалось без конца и краю, днем и ночью. Чуть закрыл глаза, значит соня, последним взобрался на скалу, значит лентяй. От всего этого голова шла кругом, не успели они оглянуться, пролетел месяц муштры. За это время котята превратились в настоящих воинов, сильных, выносливых, в совершенстве владеющих любым оружием. И вот в пятницу, 13 числа месяца Гекатонхейра, наступал великий день испытаний, своеобразный экзамен. Напомнив им, что по прежнему нужно хранить молчание, ведь в начале возникло слово, и только потом появилось молчание. У кита язык весит две тонны, а мозг –всего несколько килограммов, отсюда вывод: где большой язык, там мало мозгов, ибо молчание важнее.

- От завтрашнего дня будет зависеть ваше будущее, - напутствовал их Феникс, впервые разрешив лечь и уснуть.

 Всего на несколько предрассветных часов сомкнули котята глаза, но как же сладок был их сон, сознание молниеносно отключилось, а тело просто упало и растворилось на каменном полу. Радужные бабочки порхали в лучах яркого солнца, стрекозы и кузнечики заливались трелью, мир благоухал добротой, теплом и светом, душа отделившись от тела, блуждала в дивных лугах, поросших бледной асфоделью.

 -Где я, неужели это страна безвозврата? - мелькнуло в сознании, но в туже секунду громогласный крик:

- Подьем! - вывел их из небытия.

- Подьем, время пошло! - орал истошный голос прямо над ухом.

-Уже вставать? Как же так, ведь только на миг закрыл глаза и снова подьем, лучше было вообще не ложиться, так проще и привычней.

Но Феникс плетью подгонял их с пола, выдал каждому длинную палку и камни, заставил их делать наконечники для копий и пик, обжигать свои копья на огне, которое они должны были добыть трением. Разогревая древесину над костром огня, гарпии выпрямляли древко копья и прикрепляли к ее толстому концу кремневый наконечник, который заточили о камень. Закончив с копьями, они принялись изготавливать себе круглые щиты, плетенные из лозы и папороти. Обжигая прутья над огнем, делая их гибкими и мягкими, они так плотно переплетали основание щита, что сквозь него не проникал даже солнечный свет. В три, четыре слоя такой щит представлял из себя надежную защиту от меча, копья или ножа. Затем мастерили пращи, и готовили к ним боевые снаряды, оббивая камни друг о друга, придавая им округлую форму. А затем каждый готовил себе одежду из лоз, растений и кусков шкуры. Из обрезков и лоскутов кож каждый сделал себе пару сандалий, и в такой экиперовке ученики выстроились перед учителем. Тот придирчиво их осмотрел, проверил одежду, оружие, а затем разделил их на два отряда по четыре воина в каждом и молвил:

- Слушайте внимательно! Теперь вы враги! Ни какой жалости друг к другу. Если прийдется убить, убей не задумываясь. А теперь бегом марш!

 Состязание заключалось в том, чтобы первым прибежать и занять господствующую высоту, кто прибегал первым, должен был оборонять высоту, а опоздавшие её атаковать. Бежать нужно было долго, причем отряду, в котором находились Балий, Ксанф, Эфрат и Эгипт, пришлось бежать дольше, огибая остров справа. Второй отряд бежал более короткой дорогой, и в результате первым занял господствующую высоту. Первым бежал Ксанф, он всегда обгонял сверстников, Эфрат бежал следом и едва поспевал за ним, глотал воздух широко раскрытым ртом. Следом, прилично отстав, бежали Эгипт и Балий. Тропа петляя в густом лесу, отнимала силы и время, чтобы сократить путь, приходилось пробираться сквозь кустарники, перепрыгивать ручьи и канавы, вскарабкиваться на высокие отвесные скалы. И все же, когда они прибежали, то увидели, что их противники уже господствуют на высоте и судя по всему отдохнули приготовившись к обороне, укрепили высоту земляной насыпью. Феникс, заняв удобную позицию, с любопытством следил за происходящим. С первого взгляда можно было подумать, что второму отряду не удасться взять эту высоту превращённую в крепость. Но атакующие с ходу бросились на штурм, карабкаясь по отвесной стене, взбирались выше и выше, а на их головы обрушился град камней, песка и земли, сильные и смелые воины и не думали сдавать высоту, сражались с величайшим ожесточением, разили захватчиков, сбрасывая их вниз. Если бы их оружие не было обмотано пучками соломы и шерсти, оба отряда понесли бы большие потери. Бой происходил безмолвно, нападавшие сражались с мужеством настоящих воинов, оборонявшиеся были в более выгодном положении, и нападавшим никак не удавалось взять крепость. И тогда нападавшие сообразили, что в одиночку карабкаясь на стены, они не смогут выбить защитников с высоты, из своих тел построили живую лестницу, цепляясь друг на друга, взлетели на вершину. И вскоре на вершине горы завязался рукопашный бой, обе стороны прилагали массу усилий, чтобы одолеть противника, но и те, и другие дрались, словно свирепые львы. Глядя со стороны, можно было подумать, что там разыгралось настоящее сражение, общая свалка, побоище, кто нападал, а кто оборонялся, рассмотреть не было ни какой возможности, земляная пыль своим облаком скрыла дерущихся. Но вот один за другим с вершины горы на землю начали падать сбрасываемые защитники, и высота перешла в руки нападавших. С разбитой головой, в кровоподтеках и ссадинах они радовались своей великой победе, горделиво вздымая к небу свое оружие, прыгали в сумашедшей дикой пляске. Крик победы, крик великой радости разнесся над захваченной высотой, нарушив все запреты молчания. Победители ликовали и наслаждались своим собственным голосом, пели песню победителей. За поведением воинов следили пытливые глаза Феникса, сжимая в руках пергаментный свиток, испещренный знаками, его глаза искрились светом добра и гордости за своих питомцев. Взмахнув крыльями, он приземлился на высотке и хотел было обнять победителей, но руки были заняты свитком, и тогда сделав взмах рукой, он выбросил его в пропасть.

- Вы избранные, - молвил он им, - можете расправить крылья и обрести дар речи, отныне вы личные телохранители великих царей и титанов ойКумены. Вы доказали, что в ваших жилах течет кровь великих воинов. Будьте же всегда добры и справедливы. Защищайте слабых. Карайте зло. Оставайтесь всегда покорными своим хозяевам до преклонения. А теперь, отправляйтесь проведать своих матерей, отдыхайте, а завтра с рассветом за нами прилетит крылатая колесница. А вас, - обратился он к побежденным, - я более не задерживаю, ваш черед еще не наступил, полагаю, что те знания, умения, опыт и выносливость, сделали из вас настоящих воинов. В следующий раз вы будете лучшими, я в это я верю.

 И расправив крылья, Феникс улетел, а воины, помагая друг другу, отправились домой своими ногами. Лететь не было сил, они шли срывая на ходу золотые плоды апельсин и красных лимонов, жадно глотали эти перезрелые плоды, наслаждались их вкусом, рыба пойманная в реке тутже поедалась прямо с костями, с деревьев и кустов собирали гусень и слизняков и тутже отправляли их в рот, из земли отрывали сладкие, сочные коренья. Когда они добрались в стойбище, то уже изрядно подкрепились всем, что только попадалось им под руку. Дома, в семейном кругу, они уже не выглядили, как маленькие котята, месяц изнурительной тренировки не прошел даром, они возмужали, стали сильнее, выносливие. Теперь это были настоящие воины, Гарпии прошедшие трудное испытание. Праздничный ужин затянулся за полночь, а когда все устроились на подстилках из шкур и соломы, они уже не просили Килейну рассказать им сказку, не потому что не хотели слушать, а потому что не было сил. К тому же Феникс приказал им ложиться спать, завтра трудный день, прилетит крылатая «обезьяна» заберет нас отсюда. Только не так сталось, как загадывалось, не знал Феникс, что ни завтра, ни после завтра к ним никто не прилетит и не потому, что о них забыли. Всему виной были пираты подбившие летающую колесницу. А случилось это по вине злобного головореза и разбойника Лодона.

                  Капля дёгтя

Пираты, пираты только и слышно о них, но кто они такие и почему нормальный с виду демонос вдруг взял и решил стать разбойником? Вот вопрос, который интересует каждого. Казалось бы на дворе золой век, мир, покой и благоденствие, живи в свое удовольствие, наедай жирок, а разбой и тем более пиратство, это что то совершенно противоестественное. Но к сожалению в бочке с медом всегда найдется место для маленькой капельки дёгтя.….

Никто не будет отрицать, что труд создает блага и движет прогресс. Все это конечно же верно, но если хорошенечко разобраться, окажется, что именно жажда обогащения движет прогресс и создает блага. Все это прекрасно понимал владелец Тирских торговых галер, купец по имени Лодон. Небольшой город Тир, выгодно расположенный на крошечном острове, именно благодаря торговле, превратился в важнейший торговый и политический центр Финикии. Год за годом территория города расширялась благодаря искусственной насыпи, которую построили жители в восточной части города. Тамже в скорости был отстроен богатый городской квартал с элитными дворцами, постоялыми дворами, офисами, выставочно-торговыми залами и амбарно-складскими помещениями. В северной части города находилась прекрасная гавань, где можно было увидеть корабли всех видов и конструкций, финикийцы издревле славились искуссными мастерами кораблестроителями. Многие наивно полагают, что название Финикийцы произошло от сладкого плода «Финика», но это не верно. Финикийцы произошло от слова Фенеху–кораблестроитель. И правда, их корабли были крепкими, добротными, не корабли, а заглядение, одни длинные, быстроходные, вооруженные до зубов катапультами и метательными машинами для военных целей. Вторые – круглые, будто бочки, вместительные для перевозки сотен грузов, которые очень высоко ценились во всех странах ойКумены. Надобно отметить, что благоприятный климат и золотые руки народа не только кормили свою страну, но и продавали излишки своей продукции во все страны. Ковры и легкие ажурные ткани, ювелирные изделия из злата, серебра и драгоценных каменьев, медные котлы, горшки и чаши, прекрасное оружие, щиты, латы, шлемы, мечи, булавы, копья и прочее были на расхват. А строевой корабельный лес, это ж чудо, какой они вывозили лес в другие страны, тут тебе и киликийские эвкалипты, и приморская сосна, и антиливанские кедры и множество других ценных пород дерева. Из Тира в огромном количестве вывозились овощи, фрукты и конечно же финики, лучше которых не сыщешь нигде в целом мире. И правда, финики называемые Даглет-нур, что означает «пальцы света», пользовались огромным спросом. Из-за этих то вкуснейших фиников их и обзывали Финикийцами, а они на это дело не очень то и обижались. Называйте, как хотите, хоть ночным кратером, нам не обидно, главное платите денежки, они не пахнут. Вот на каких славных купеческих традициях воспитывался будущий пират Лодон, выросший в богатой купеческой семье, он с малолетства был приучен к торговле и путешествиям. Когда пришло время умирать, родители оставили ему в наследство галеры и богатую торговлю, его дело процветало, а доходы умножались, пока обстоятельства не сложились так, что он разорился. Дракон славится своею силой, вода-цветами лотоса, ночь-полным месяцем, онегр–выносливостью, верблюд-горбами, дворец-пышным празднеством, семья-хорошим сыном, а жена–хорошим нравом. В один миг все смешалось в доме Лодона и только из-за жены, которую он сосватал в далекой (китайской) стране Чин Мачин. Прекрасная демоница сразу же покорила его сердце своей утонченной красотой и обаянием, она была поистину не земным созданием, её глаза могли менять свой окрас от светло-зеленых до перламутрово-желтых. По цвету её глаз можно безошибочно определить её настроение, то они сияют светлыми радосными тонами, излучая добро и ласку. А то раз и стали темно-зелеными, и тогда уже беспросветная грусть и уныние царят в этой палитре красок её настроения. И правда, Ве-чудаи, так звали его жену, не любила прекрасное, но живо интересовалась всем уродливым, корявым и отвратительным. Могла пройти мимо прекрасных цветов магнолии, даже не взглянув в их сторону, не вдохнув их чудный аромат, но с огромным удовольствием часами сидела, рассматривая, как плотоядные растения поглощают зазевавшихся насекомых. Вот где изящество, вот где грация, любила повторять Ве-чудаи и Лодону часто казалось, что все то множество хищных цветов, которое росло в их доме в золотых горшках, сербряных ведрах, амфорах и кратерах, так и норовят сожрать его живьем. И от этого ему становилось жутко. Иногда ему чудилось, что эти прожорливые хищники следили за его передвижением, все время поворачивая свои кудрявые головки, протягивая к нему свои тараканьи щупальца, раз хрум-хрум, два ам-ам и нет руки, откусили. Увлечение хищными цветами было всего лишь маленькой женской шалостью, пустячком, по сравнению с ее завышенными требованиями. Ведь у себя на родине она привыкла к роскоши, требовала больших расходов на свое содержание, и чем дольше он с нею жил, тем ее требования становились все непосильнее. А надо заметить, что демоницы по своей природе существа не постоянные и даже шальные, скажет одно, сделает другое. Да и в словах одна путаница, то она тупа, то бесчувственна, как истукан, а иногда смотришь, в голове у нее что то есть, но толку от этого все равно мало. Очень часто случается, что после того, как демоница отдала ключ от своего сердца, она на следующий день меняет замок …такой была и красавица Ве-чудаи. И все же Лодон любил её до беспамятства, и тратил на жену огромные средства. Издревле женские чары таят в себе беду, а расточительство порождает горестей череду. Вскоре он растратился до того, что ему пришлось залезать в долги к ростовщику, по имени Шатаран, из соседней страны Луллу. Но сколько он не брал в долг, а вылезть из кабалы уже не мог, все больше и больше его засасывало это болото. А красавица Ве-чудаи с каждым днем все больше и больше требовала, и он покорно исполнял все ее прихоти, был очарован ее взглядом, бесконца меняющихся глаз. В один из дней Лодон наполнил трюмы товаром, отправился торговать на материк Родос, расчитывая продажей товаров, поправить свои дела, но в море его поджидали разбойники пираты, они будто знали, что встретят Лодона, и ограбив шесть кораблей, сожгли их. Лишь только один корабль сумел избежать печальной участи. Чудом спасшийся Лодон прибыл на Родос, и подсчитывая убытки, понял, что дома его ждет унижение и рабство и все же он надеялся распродать товар, заложить часть из своего имущества и тем расплатиться с ростовщиком Шатараном. Товар к его большему несчастью продавался долго, дело не шло, прибыль едва покрывала доход самого товара и вот, кода вышел срок возвращаться домой, ему повстречался знакомый джин с Тира. Сидя в портовой харчевне за кубком прокисшего родосского нектара, тот поведал ему, что его красавица жена изменила ему с ростовщиком Шатараном. Дескать, у ростовщика с Ве-чудаи был бурный роман, от которого она успела родить ему демоносика. Это Шатаран подкупил пиратов, которые ограбили суда Лодона, а жена знала об этом, потому что уже давно решила извести его со свету. В гневе бросился Лодон на корабль и на всех парусах помчался в Тир, местью кипело его сердце, долгий путь в море он сидел на корме галеры и точил свой ножище-кинжалище. Но слава всех высшему Хаосу, прояснил он сознание безумца, глаза залитые жаждой мести просветлели, и, когда мысли выстроились в ряд, он понял, что дома его ждет рабство и унижение. Если его жена путалась с кредитором и успела родить ему ребенка, то по законам страны она уже жена другого, и ни один судья не будет его слушать. Даже суд острого меча, «честного поединка», не сможет вернуть жену, от кого дитя, тот и муж. Дворец, а также имущество тоже ему не принадлежит, оно заложено любовнику жены, а его заработанных денег не хватит, чтобы откупиться от долговых колодок, и светит ему только одна дорога на соляные шахты Соддома и Гомора.

-Так пропадай же неверная жена со своим любовником, принесшие ему столько горя. - вскричал Ладон и вонзил свой острый нож в палубу корабля. - Если я сейчас брошу игральные кости, и мне выпадет Бох, четное число, еду сдаваться властям, но если выпадет Чох, нечетное число, значит судьба моя стать пиратом.

 Тяжелой, неуверенной походкой он подошел к морякам сидевших на палубе и развлекавшихся игрой в кости, взял кости. Он долго тряс их, а когда кости подпрыгнув на дощатом полу галеры остановились, ему выпал троекратный Чох-Чох-Чох, три одноглазых осла смотрело из трех игральных костей.

- Разворачивай! - скомандовал он команде, - если нельзя трудом заработать себе на жизнь, острым мечем добуду себе славу и богатство.

-А как же твоя жена? - вопрошали ничего непонимающие демоносы, - ты же так к ней стремился.

- Что моряку жена, одна обуза, - отвечал пират Лодон, - разворачивай паруса.

Все джины, девы и шейтаны кто не захотел поддержать его начинание, были либо убиты, либо выброшены за борт. На острове Купрус он купил оружие и набрал команду головорезов, благо их всегда было в избытке, отправился на разбой. Просторы морей необьятны, а бог морей Нерей не чинит бед пиратам, он давно уже в ссоре с богами ойКумены, еще с тех времен первой войны народов моря и суши, но и открыто выступить против всех высшего правителя Урана, он не хочет. Руками кровожадных пиратов топит он корабли ойКумены, преумножая свои подводные богатства. Одним из его любимцев стал пират Лодон, острым мечом проложивший себе дорогу к беспрекословной власти в мире разбойников. В первый день, вооруженные только короткими мечами и копьями, они взяли проходящий корабль. Торговая галера, подганяемая попутным ветром и доброй порцией нектара, следовала с материка Родос в Атлантиду. Команда отдыхала, кто спал развалившись на палубе, кто в трюме судна за кубком хмельного нектара проигрывал свои деньги, и даже не думал о беде, которая подкралась к ним с подветренной стороны. Не встретив сопротивления, пираты взобрались на палубу, переступая через никогда не проснувшихся демоносов, пробрались в трюм, где капитан играл в кости со своими матросами, и вмиг приставили ему меч к горлу. Увидев на борту разбойников, капитан и моряки пытались обороняться, завязался бой и всеобщая суматоха тесного помещения, в бой шло все, что могло напоминать оружие. Тех, которые вздумали обороняться, пираты выбрасывали за борт на корм рыбам. А тех, кто сдался и поклялся в верности новому капитану, оставили в живых. Этот первый улов был так щедр, что Лодон уже жалел, что раньше не освоил это ремесло, и правда, трюмы захваченной галеры буквально ломились от драгоценностей. Теперь уже на нескольких галерах он бороздил море Заката, день за днем преумножая свое богатство. В скоре его флотилия насчитывала 8 больших галер и 12 грузовых судна, на которых едва умещалось все награбленное добро. Надобно отметить, что богиня Удача буквально благоволила ему, от этого он снискал среди пиратов большую славу, а слава, как известно, приносит доход и не малый. В скорости Лодон облюбовал для себя небольшой пустынный остров, сделав его своим государством. Этот пустынный остров, стоящий на раздорожье главных торговых путей, имел удобную бухту и гавань, в которой могут найти пристанище множество кораблей, и все они будут надежно защищены от любых ветров. Сотни рабов захваченных во время разбоя, отстроили и укрепили каменной стеной небольшой городок, котрый Лодон превратил в пиратскую столицу, назвав его в свою честь Лодонией. Кроме своих неисчислимых богатств, которые он приобрел за столь короткое время, у Лодона появилось огромное количество шрамов, которые как известно являются лучшим украшением любого мужчины. Лицо его было сплошь исполосовано знаками и отметинами от многочисленных кровавых схваток, в которых ему довелось участвовать. Но шрам под левым глазом был его любимым шрамом, так как он был первым. Второй проходил через всю левую щеку, третий через переносицу, а четыре паралельных шрама на подбородке, были особой его гордостью, и он никогда их не скрывал, всегда выставлял на всеобщее обозрение. А вот остальные шрамы на спине, ногах и руках он обычно прятал от посторонних глаз, считая, что и видимых шрамов достаточно, чтобы нагнать страх на своих подданных. И правда, от одного его вида бросало в дрожь даже у самых отпетых разбойников, а о простых демоносах и говорить не приходиться, они буквально трепетали от одного только имени Лодон. Вскоре пред ним трепетали не только острова, но и далекие, и близкие страны великого моря Заката, опасливо посматривали в его сторону, опасаясь разбойничих набегов. Надобно отметить, что морским разбоем пират Лодон занимался только ради развлечения, особенную страсть питал он к кораблям его бывшей родины Финикии, в частности страны Луллу. Стоило кораблям ростовщика Шатарана выйти в море, пират Лодон уже тут, как тут, и не стоит ждать от него пощады, он грабил, топил корабли, упиваясь жаждой мести. Но в скоре и это ему наскучило, и он надумал разграбить священный храмовый комплекс «Гидроалтаря», надеясь одним махом обогатиться сказочно, а затем бросить свое ремесло, жить где нибудь под другим именем и купаться в роскоши. Уверовав в свою звезду, он тутже принялся готовиться к своей затеи и вскоре собрал под своим началом четыре тысячи пиратов, что было вполне достаточно для намеченной цели. Богатейшие храмы «Гидроалтаря» давно манили к себе жадных к легкой наживе пиратов, и хотя многие из них считали, что грабить святыню нельзя, ибо месть богов падет на их голову. Ладон все же сумел убедить их в следующем. Дескать, мы не будем трогать ни изваяний богов и богинь, мы возьмем только драгоценности и украшения, которые божеству абсолютно ни к чему, ибо сама природа божества и есть драгоценное украшение. А золотые и серебряные изделия только затеняют блеск самого божества. Надобно отметить, что не все были согласны с доводами Лодона, но неприрекаемый авторитет и жестокость не оставляла им иного выбора, и они, скрепя сердце, принялись готовить корабли к разбою. Когда все формальности были улажены, Лодон разместив четыре тысячи шестьсот шестьдесят пиратов на восемнадцати галерах, пентерах и триерах, отправился на промысел, его корабль был самым большим и вооруженным двумя метательными машинами огненного зелья. В пути им повстречался купеческий корабль с Родоса груженный товарами, заметив пиратскую флотилию, он на всех веслах бросился бежать. Опасаясь, что внезапного нападения не получится, его тайный замысел может быть раскрыт, Лодон лично погнался за убегающим судном, а остальным приказал следовать прежним курсом и ждать его у входа в пролив Гидроалтаря. После непродолжительной погони пираты набросились на беззащитных купцов, уничтожив их без всякой жалости. Их атака была столь стремительной, что пираты мгновенно загнали всех моряков в трюм, а Лодон приказал им вылезать из трюма и рубил головы. Эта пусть и маленькая победа буквально окрылила морских разбойников. Испив горячей крови, они рвались в бой, надеясь на щедрую добычу. Только одно обстоятельство омрачало капитана, их продвижение было раскрыто, а значит был утерян фактор внезапности. Летающая «обезьяна», в корзине которой сидели трое летчиков-аваторов, некоторое время кружила в воздухе, а затем низко спланировав над пиратской флотилией, сбросила несколько огненных шаров, но те не причинили вреда, взорвались в море.

-Катапульты огонь! - вскричал Лодон, и тутже в небо взлетело пол сотни огненных ядер, взорвав небо сотней дымных всполохов.

Испугавшись ответного залпа, крылатая «обезьяна» поймав восходящий поток ветра, отвернула в сторону Родоса и растаяла меж облаков. Не мешкая ни минуты, пираты устремились к Гидроалтарю. Вскоре на горизонте возникли берега европейского материка, отделяемые от материка Родос узким проливом. Тут пират Лодон разделил свои силы на три части. Одну часть он высадил на берег, отправил сушей в обход города. Вторую часть, переодев в одежды паломников, отправил в сам город. А сам с третьей, самой большой частью пиратов, атаковал святилище с моря.

 Гидроалтарь - это величайшая святыня страны, подземный лабиринт, обитель усопших душ. История храма началась еще в первозданные времена, когда и земли то не было, лишь только бескрайняя водная гладь покрывала нашу планету. В это самое время, небесные Сварожичи отделили воду от суши, и вода постепенно отступив, обнажила каменное дно. Именно в этом самом месте, где теперь находится храм Гидроалтаря, из своей норы выползла гигантская Гидра – эдакий земляной червяк с пастью полной острых зубов. В дикую ярость пришла Гидра, увидев, как устоявшийся порядок в мире сменяется беспорядком, а стихии земли и моря начинают отделяться друг от друга.

- Нет, не будет этого! - вскричала она, задумав погубить небесных Сварожичей, и вновь смешать воедино земную твердь и морскую влагу, огонь и воздух.

 Из своего тела породила она одинадцать чудовищ-драконов с острыми жалами и телами полными яда. Там, где теперь вздымаются к небу высокие храмы Гидроалтаря, произошло самое кровопролитное сражение, какое только было на земле от сотворения мира. Эта земля буквально пропитана кровью небесных Сварожичей, истребивших кровожадных чудовищ и саму Гидру. Прошли века, сменились эпохи, но благодарные потомки не забыли подвиг героев, на месте их гибели построили этот прекрасный город-храм, названый Гидроалтарем. И правда, город был очень красив, в нем насчитывалось более 400 храмов, алтарей и святилищ. Но не только этими прекрасными храмами славился Гидроалтарь, под городом в недрах земли было устроено самое большое чистилище ойКумены. Чистилище или лабиринт, как его еще называли демоносы, был самым большим и запутанным из всех известных чистилищ страны, сюда устремлялись души усопших демоносов, джинов, пери, шейтанов, ожидая скорого суда и нового перерождения. Со всех концов страны стекались в город сотни тысяч паломников, принося погребальные дары своим умершим родственникам, вымаливая для них вечной жизни и скорейшего перерождения. Если взглянуть на Гидроалтарь с высоты птичьего полета, то может показаться, что город окружен высокими стенами и сторожевыми башнями, походил скорее на огромный сосуд до краев заполненный драгоценностями, златом, серебром, порфиром, багряницей, сладкими медами и хмельным нектаром, столь щедро оставляемыми бесчисленными паломниками. Еще бы, при виде такого лакомого кусочка не загорелись глаза у алчных до наживы пиратов. Их предводитель Лодон стоя на капитанском мостике, ободрял своих воинов такими словами:

- Смерть сама по себе не есть зло, смерти, как таковой не существует, ибо душа вечна и умереть не может. Там, - указал он своим мечем в сторону города, - нас ждут несметные сокровища, пойдите и возьмите их.

Высадившись на берег, пираты в один миг захватили его предместья, предав их огню и мечу, проливая кровь тысяч беззащитных паломников, неимеющих под рукой чем обороняться кроме храмовых подношений. Сотни тысяч беженцев устремились в город, пытаясь за высокими стенами найти себе защиту. Немногочисленный гарнизон охраны пытался закрыть городские врата, но не успел, толпы народа сотворили великую толчею и давку, а часть пиратов переодетых под паломников сумела ворваться в город, устроив там кровавою резню. В добавок перекидной мост ведущий в город рухнул под тяжестью огромного скопления народа, засыпав их телами глубокий ров. По этим телам убитых, раздавленных, растоптанных ногами сотен тысяч демоносов, пираты ворвались в город, устроив там кровавую резню. Хотя нападавших было меньше, и горожане могли отстоять свой город, но как это часто бывает, паника сыграла свою роковую роль, одно только имя Лодон приводило их в ужас. Жители города бросились спасаться через дальние врата, ведущие в глубь страны, не подозревая, что там их поджидает новая беда. Отворив северные врата, в город устремились новые полчища разбойников, так стремительная атака с моря и тыла сломала защитников, смешав их жизни с прахом, они были окружены и истреблены почти полностью, а город был сожжен и разрушен. Ворвавшись, пираты начали грабить святыни, срывая с алтарей драгоценности и украшения. Своим внешним видом город теперь напоминал содержимое опрокинутого мусорного ящика, одни были невредимы, другие избиты и окровавлены, одни выряжены, как на праздник, другие растерзаны и раздеты. Одни, будто вьючные животные, метались по городу, согнувшись под тяжестью мешков с награбленным добром, другие рвали на себе волосы, метались, спасая свои жизни. Вскоре прекрасный город буквально вывернули на изнанку, святыни разграблены, алтари, храмы, изваяния богов разрушены, жители истреблены, их пожитки сносились на главную площадь, где горели костры, на котрых жарились туши священных храмовых быков. Тут же на главной площади города происходили многочисленные казни. Лодон, для которого смерть десятков жизней ровным счетом ничего не значила, лично истязал пленников, пытаясь узнать, где они припрятали свое имущество. Любой ответ для пленника означал смерть, даже если он отдавал все свои сокровища, ему рубили голову. А уж если пленник упорствовал или ему не в чем было признаваться, такого упрямца буквально разрывали на части. Лодон лично рубил ему голову, и вскоре на площади выросло два холма. Один из награбленных сокровищ, второй из отрубленных голов. Холм выстроенный из трупов и отсеченных голов с каждой минутой увеличивался в размерах. Но и гигантский холм из бесценных сокровищ не отставал ему в размерах. Чего тут только не было: золото и серебро, алмазы и рубины, драгоценные храмовые украшения и бесценные реликвии. Но самым драгоценным сокровищем был златой колокол, прозванный «глас Гидры» и священный алмаз, прозванный « Око света », эти священные предметы из главного храма считались бесценными, им поклонялись больше других.

-Осторожно с колоколом, - отдавал короткие приказания Лодон, - не разбейте «глас Гидры»!

 И пираты, чувствуя важность происходящего, бережно сняли святыню с высокой колокольни, которую тутже разрушили.

-Вот она бесценная реликвия!

 Дрожащими руками сорвал Лодон с головы изваяния Гидры величайший из алмазов, божественный глаз, украшавший собою её корону. Считалось, что этот драгоценный камень «Око света» обладал магическими свойствами, из таких драгоценных камней, будто из яиц Омфалов, в этот мир рождались божества. И теперь, когда в его руках оказалось это бесценное сокровище, Лодон надеялся приобрести власть над божеством, а заначит стать бессмертным властелином, равным самому богу. От осознания значимости события его руки дрожали, глаза горели мириадами радужных искр.

-Какое же божество может таиться в этом камне, - думал Лодон, пытаясь заглянуть внутрь, увидеть спящую богиню или бога.

 Блеск холодного света слепил глаза, отчего ему казалось, что он теряет рассудок, проваливаясь в бездну мироздания и неизречённого света. Рядом горели и рушились здания, истошные стоны и крики о помощи, лязг и звон оружия преполняли небеса, а он зачарованно смотрел на сокровище, ничего незамечая вокруг. Оно грело ему руки и душу до селе неощутимым теплом, от которого он буквально сходил с ума. Сколько времени он был поглощен этим фантастическим видением, он не знал, не ведал, ибо потерял счет времени. Но тут его кто то толкнул в бок, вырвав из цепких обьятий сладких грез, вернул на бреннуя землю.

- Как посмел ты, безумец, коснуться меня своею грязной лапой! - вскричал разбойник, хватаясь за мечь.

-Беда, повелитель! - склонил свою голову верный слуга, - большой отряд Родосцев ворвался в город, их ведет сам царь Киферон.

-Полундра! - вскричал разбойник, пряча в своих бездонных карманах священный камень «Око света».

 Выскочив из храма на площадь, увидел страшную суматоху и переполох, его пираты и не думали обороняться. Бросив оружие, они хватали сокровища, набивая ими свои карманы, многие дрались меж собою за лакомый кусочек добычи. А враги уже ворвались на площадь, избивая разбойников, ведь пираты занятые грабежом представляли собою легкую добычу и не могли оказать достойного сопротивления, а нападавшие рубили их, как сорную траву. Лодон попытался организовать своих воинов, но его призыв к оружию утонул в лязге мечей, криках и шуме боя. В первых рядах нападавших на высоком породистом скакуне гарцевал знатный демонос, и Лодон сразу же узнал в нем правителя Родоса, царя Киферона.

-Боже правый и левый! - вскричал пират, - да это же царь Киферон, молодой правитель Родоса, я узнаю его по знакам царственной власти!

 Лодон среагировал мгновенно, схватив копье, которым владел в совершенстве, ринулся на врага, увлекая за собою малую горсть смельчаков. С растояния тридцати шагов он метнул свое копье, тоже сделали еще несколько пиратов. И вот уже пронзая воздух, мчат четыре копья, выискивая тело достойное вкусить смерть. Темнело и в зареве пожара царь Киферон несразу заметил копье предназначенное именно ему, от вида приближающейся смерти он остолбенел и, будто зачарованный, широко раскрытыми глазами смотрел, как блистающее медью острие копья приближается к нему. Вид приближающейся смерти, убийственное жало копья пронзающее пространство, вот последнее, что он увидел, падая на землю. Воин, который находился рядом, бросился на него сзади, столкнул с онегра, прикрыв своим телом. Храбрым воином спасшим ему жизнь, оказалась с виду хрупкая девушка, по имени Тсифона, лежа сверху и сияя от счастья, она прижималась к нему своим горячим телом. Ее змеиные волосы щекотали его лицо, это продолжалось всего лишь миг, а затем тяжелое и грузное тело скакуна онегра пронзенное копьем упало на них сверху, чуть не раздавив обеих. Тсифона только и успела вскрикнуть от боли и потеряла сознание, а Киферон еще пытался что то сообразить, задыхаясь, вытягивал руки, и в тотже миг очередное копье ударило его сквозь доспехи, процарапало бок до крови, он тутже лишился чувств. А пираты ошеломив нападавших своим натиском, перешли в контратаку, и многие из демоносов Родоса были убиты. В этот самый миг мольбы тысяч убыенных переполнили небесные пределы и произошло великое чудо, сразившее на повал множество разбойников. В наказание за поруганные святыни бездонное небо возмутившись до самых глубин, начало швырять на их головы град и камни, стихии неба и земли пришли в движение, громы и молнии сотрясали небосвод, дул страшный ветер.

- Спасайся кто может! - вопили пираты, разбегаясь кто куда, а с неба падал град камней, вырванные с корнем деревья, морские твари, рыбы, ящерицы, черепахи.

 А потом произошло что то совершенно невероятное, на их голову пала деревянная галера, убив не одну сотню разбойников. Все кто это видел, не могли не усомниться, что произошло чудо, но мало кто догадывался, что всему виной был купец Сабскаба и его галера по имени «Ласточка».

               Мешок перевязанный серебряной веревкой

Лишь только Сабскаба покинул Гарпийный остров, держа курс прямо на Родос, на его пути попался один крошечный остров из сотни островов великого моря Заката. Этим островом правил бог ветров Эол, его старый добрый знакомый. Ехать мимо и не заехать в гости, это не прилично считал Сабскаба, и тутже приказал бросить якорь в широкой и удобной бухте. Бог ветров Эол на правах добродушного хозяина чествовал гостей раскошными закусками, хмельным нектаром, сам рассказывал и внимательно слушал сотни удивительных историй о подвигах моряков. А когда все изрядно нагрузились хмельным нектаром, многие тутже завалились спать. Сабскаба, которому спать совершенно не хотелось, предложил перекинуться в костяшки. Эол по своей наивности согласился, даже не подозревая, что у Сабскабы выиграть невозможно, таких шулеров, ловкачей и карманщиков нужно было еще поискать. И как это водится проигрался в пух и прах, все движимое и недвижемое имущество оказалось в руках мошенника Сабскабы. Пытаясь отыграться, бедняга Эол поставил последнее, что у него было, кожаный мешок, перевязанный серебряной веревкой, в котором, будто котята в мешке, сидели яростные бури и смерчи. Бросив кости, Эол проиграл злополучный мешок, перевязанный серебряной веревкой, а передавая его из рук в руки, строго настрого приказал, не развязывать, пока мореходы не сойдут на берег.

-Не думай о грустном, проигрался, так не плач - успокаивал его Сабскаба.

 И тутже засобирался в дорогу. Некоторое время они шли на веслах, удивляясь тому, куда подевались все попутные ветры, и правда, на море был полнейший штиль, паруса висели, словно тряпки, солнце пекло немилосердно, изнывая от жажды, Сабскаба приказал слуге принести нектара. Бончо, как любой услужливый слуга, тутже бросился выполнять поручение, увидав большой мешок, перевязанный серебряной веревкой, он подумал, что там самый лучший нектар, и не подозревая о последствиях, развязал веревку. С ревом вырвались на свободу свирепые ветры, устроив потеху, смешались в один тугой клубок, выли и стонали, толкаясь друг с другом. Море вздулось и всколебалось до самого основания, воздух утратив прозрачность сделался непроницаемым, темным и мрачным, а ветры, подымая пенно свинцовые громады волн, пошли играть купеческими галерами. Корабельная обшивка трещала, всех, кто не успел спрятаться в трюме, смыло за борт, треск ломающихся снастей и рвущихся парусов заглушали крики. Буря сопровождаемая ужасным вихрем и смертоносным шквалом разрывала небесный свод, который трещал низвергая громы и молнии. Все стихии мироздания: огонь, воздух, море, земля смешались воедино, пролившись таким сильным дождем, что на расстоянии вытянутой руки не было видно ничего, и только зарницы да вспышки молний озаряли эту непроглядную тьму. Свирепые ветры беспрестанно сталкивались друг с другом, грызлись и кусались, будто разьяренные псы сцепившиеся в бешенной схватке. А море, будто кошка с мышкой, некоторое время швыряло, крушило, било и опрокидовало галеры к верху брюхом, а затем жадно глотало их в свою ненасытную утробу.

-Боже правый и левый! - кричал Сабскаба, - эта волна нас проглотит.

 Гигантская волна, которую в ураганном вихре подняли свирепые ветры, подхватила галеру с товарами и командой, понесла их по небу не разбирая пути-дороги. Милос, первый остров, по которому прошелся свирепый ураган, буквально разнесло в клочья. Ни дерева, ни дома не осталось на этой несчастной земле, по воздуху кувырком летели камни, деревья, бочки, крыши домов, повозки, демоносы и животные. И среди всего этого чудовищного смешения стихий парила крылатая «Ласточка», а Сабскаба, как и подобает капитану, крепкими руками держался за штурвал, пытаясь управлять галерой, будто не по небу он летел, а плыл по морю.

-Какая прелесть! - ежеминутно выкрикивал он своему слуге Бончо, представляя себя летчиком-аватором, - ты же знаешь, как я люблю летать, парить подобно птицам над землею и морем, пронзая расстояния и пространство. Ах если бы я только мог переродиться в птичьем обличие, иметь серебряные крылья. Кажется сбылась моя мечта летать выше облаков, - раз за разом повторял он слуге.

- Эй вы, резвые ветры-эфиры, услышьте меня! - кричал им Сабскаба, - вы даже представить себе не можете, как я вам благодарен, сбылась моя мечта, оседлать воздушные стихии и парить над землей, подобно птице.

Но свирепые ветры-эфиры только злобно рычали, фыркали, еще выше поднимая «Ласточку».

-Не пугайте меня! - кричал им Сабскаба, - я вас не боюсь, вы по своей бестолковой наивности думаете, что это вы меня несете. А на самом деле, это я запряг вас в одну упряжку и теперь вы в моей власти.

 После этих колких и обидных слов свирепые ветры взревели пуще прежнего и сообразив, что над ними насмехаются, сбросили на землю и обидчика, и все что таскали на себе. А надо заметить, что все это произошло прямо у священного города Гидроалтаря, в тот самый миг, когда жизнь царя Киферона висела на волоске. Будто божий гнев, на пиратские головы обрушились вода и камень, морская живность и вековые деревья, резвые онегры и ополоумевшие демоносы, а на закуску галера Сабскабы. Десять тысяч демоносов, половина из них пираты, стали жертвой того памятного урагана, многие из них были искалечены до неузнаваемости, раздавлены лично Сабскабою и его галерой. Буря, так внезапно обрушившаяся на город, стихла, небо прояснилось, а от туда выглянуло ласковое солнышко, и только обломки разбитой « Ласточки » да горькие слезы Сабскабы рыдающего над её осколками напоминали о ненастье. Когда стихии земли, воды и воздуха вернулись в свои прежние русла, а из под обломков разрушенного города начали выползать те кто сумел уцелеть, очнулся и царь Киферон. Ещё не открыв свои ясные очи, он собирался полной грудью дохнуть глоток свежего воздуха и не смог этого сделать, сверху лежала демоница Тсифона, на ней лежал онегр, на нем штук пять или шесть разбойников придавленных обломками разбитой галеры и Сабскаба рыдающий над её останками. Киферон хотел что то крикнуть, но натужившись, снова потерял сознание. В другой раз ему повезло больше, очнувшись, он увидел, как змееголовая демоница Тсифона своими нежными девичими руками вытаскивала копье из его плеча, а затем заботливо перевязывала рану, оттирая ее от крови целебными настоями из чемерицы и бадьяна. Рядом, стоя на коленях, рыдал Сабскаба, оплакивая гибель «Ласточки», которая принеся себя в жертву, погребла под своими обломками не одну сотню пиратов. Тутже рядом стоял его верный слуга Бончо, и пытаясь утешить своего господина, утирал его слезы кружевным носовичком.

-Неужели я мертв, - мелькнуло в голове у царя Киферона, - вот как рыдают надо мною мои слуги.

 Будучи от природы наивным он принял слезы Сабскабы на свой счет, но тут его взор пал на свои окровавленные руки, на которых запеклась голубая кровь.

- Нет, я определенно жив, да еще и ранен. Какая радость, - думал царь Киферон, рассматривая свои раны, - теперь в свою честь я могу воздвигнуть еще сотни три-четыре статуй да золоченных барильефов, и никто не посмеет осудить меня за это.

И правда, он был ранен впервые в жизни, и ему показалось это хорошим предзнаменованием, всех высший Хаос оставив ему жизнь, позволил пролить кровь за святыню. Поддерживаемый за руки демоницей Тсифоной и Сабскабою царь выбрался из под обломков разбитой галеры и тутже подозвал своих телохранителей, обвинив их в том, что они недостаточно хорошо охраняли его во время боя, приказал отрубить им головы. А своим спасителям, Сабскабе и Тсифоне, он оказал великие почести и осыпав их щедротами, спросил:

- вы спасли мне жизнь, я перед вами в долгу, просите все, что пожелаете.

Змееголовая Тсифона тутже пала пред ним на колени и со слезами на глазах просила взять её личным телохранителем. А почему бы и нет согласился он, сделав её личным телохранителем.

- Теперь говори ты - обратился он к Сабскабе, - проси что хочешь.

 Сабскаба, будучи от природы необычайно скромным, не просил ни золота, ни серебра, просил взамен разбитой «Ласточки» другую галеру.

-Хочешь галеру? - удивился его скромности царь Киферон, - ступай на пристань, там в порту стоит 18 пиратских галер, выбирай, какая на тебя смотрит. Но кроме галеры я дарую тебе должность посла и советника моей страны, - при этих словах царь Киферон вручил ему почетные знаки отличия - златую цепь с серебряным медальоном и плащь расшитый зеленью позолоты. - Носи их с достоинством, помни, что ты посол великого материка Родос, - напутствовал его царь.

 Сабскаба, не ожидая таких почестей, просиял от счастья и набравшись духу, спросил:

- о мой господин, а кроме тех почестей, которыми ты меня осыпал, мог бы я попросить серебряные крылья моей мечты.

-Мог, - отвечал царь Киферон, - но лучше не проси, а хватай этот колокол, - указал он своим перстом на «глас Гидры», огромный колокол лежащий среди обломков разбитой галеры, - отвезешь его в Атлантиду. Это будет твоя первая дипломатическая миссия.

-Зачем его куда-то везти? - удивлялся посол Сабскаба, - он тут жил, тут ему и место.

-Я мыслю иначе - отвечал правитель, - город Гидроалтарь мы востанавливать не будем, он всегда был слишком уязвим для разбойников, все ценности, святыни и реликвии нужно вывезти в более безопасное место, там же воздвигнуть новые алтари и храмы. Пока рабочие будут копать новое чистилище, пока отстроят алтари и храмы, пройдет уйма времени. Так что забирай этот колокол, отвезешь в Атлантиду в подарок титану Иапету, пусть он воздвигнет для него достойный храм.

-Есть! – по-военному шаркнув ножкой, отвечал Сабскаба, - будет сделано мой господин, доставлю в лучшем виде.

 Киферон аж просиял лицом, ведь в его планы никак не входило возиться с этим пусть и священным во всех отношениях, но таким огромным колоколом. Для него нужно было строить новый или перестраивать старый храм, а это головная боль и заботы, которых у него и так больше всяких мер. Поэтому самым лучшим вариантом было отослать «глас Гидры» в Атлантиду, пусть там титан Иапет морочит себе голову.

-Слушай меня, - приказал он на прощанье, - доставишь груз в Атлантиду, получишь серебряные крылья твоей мечты, титан Иапет одарит тебя ими, а я ему напишу об этом.

Сабскаба хлопнул в ладоши от удовольствия.

- Да, я готов, хоть сейчас побежать с этим колоколом прямо по морю от самого Гидроалтаря до Атлантиды, а по пути забежать в Азию, Ливию и Эфиопию, - и тутже бросился выполнять поручение.

Колокол был невероятно тяжелым. При этом он два раза обрывался и, задавив десяток плененных пиратов, его кое как удалось втащить на корабль. Семижильная плеть подганяла ленивых и непривыкших к работе пиратов, теперь ставшие рабами-колодниками на своей же собственной галере. Надобно отметить, что Сабскаба с видом знатока осмотрел снасти и навигационное оборудование новой галеры, подергал руль и тормоз, проверил такелаж и цепи рабов, которых приковали к скамейкам, продев каждому в нос железный обруч. Найдя обстановку хоть и не роскошной, но вполне соответстующей его новой должности посла и советника, он комфортно расположился на палубе и торжественно направился на встречу морским приключениям, прямиком в Атлантиду. Новую галеру Сабскаба хотел назвать «Ласточкой», но взглянув на её профиль, решил оставить старое название «Фламинго». Глядя на длинный и крючковатый нос галеры, казалось, что она не плывет, а шарахается из стороны в сторону. Это рабы - пираты не привычные к веслам гребли в разнобой, чем окончательно вывели из равновесия Сабскабу. Он всегда такой сдержанный и уравновешенный в любой обстановке не выдержав издевательств, в один миг вразумил гребцов, его семижильная плеть не одному прошлась по загривку. И вскоре, совершенно измученный Сабскаба сумел таки заставить галеру плыть в нужном направлении.

- Кормчий, держи курс на Атлантиду! - скомандовал капитан, устало опустившись в золоченное кресло.

 Слуга Бончо, как и подобает слуге, накрыл роскошный стол полный жаренной, паренной, холодной и горячей закуски, бесконца подливая в кубок хмельного нектара, пританцовывал, пытаясь скрасить однообразие плаванья. А надо заметить, что из-за колокола, непомерной тяжестью осадивший галеру по саму корму, еномных достигли небес и в тотже миг на головы злобных разбойников плаванье растянулось во времени. На пятый день плаванья, прямо на перекрестке торговых путей из Азии в Атлантиду и обратно, вдаль смотрящий заметил очертания кораблей.

-Полундра! - вскричал вдаль смотрящий, - к нам движется неприятель.

На развернутых парусах к ним шли черные галеры. Сабскаба аж втиснул свой глаз в дальнозорную трубу, во всевидящее око, пытаясь сквозь линзы увеличительного стекла рассмотреть незнакомцев. Пираты-колодники сидя на веслах, затаили дыхание, надеясь, что может им повезет, вольные пираты отобьют их вместе с богатой добычей. Но все обошлось, узнав в кораблях торговые суда, а не пиратов, страх покинул капитана, и его плеть перестала терзать спины несчастных колодников. Все воспряли духом, и Сабскаба, и Финикийские купцы, они опасаясь пиратов, пытались незамеченно проскочить перекресток торговых путей, а тут такая удача, сам Сабскаба повстречался им на пути.

Купец, по имени Нирох, родом из страны Луллу, стоя на коленях и протягивая руки к небу, молил Сабскабу, взять его под свое крыло, защитить от злобных морских разбойников, за это он обещал подарить ему самых сильных рабов-варваров. Это щедрый подарок согласился Сабскаба и тутже взял над ними шефство. Тут уж все моряки обняли друг друга, как братья. За кубком хмельного нектара стали расспрашивать каковы в стране Луллу нравы тамошнего народа, а также интересовались здоровьем и образом правления великого правителя всей Азии и Африки, царя царей Тартара. А галеры, подставив паруса попутному ветру, уносились в Атлантиду.

                 Досадная поломка

 Пусть себе плывут, не будем им мешать, а сами на время вернемся к гарпиям, узнаем, что они делали все это время.

Несколько дней бушевало великое море Заката. Всегда такое доброе и ласковое, а теперь ощетинилось колючим гребнем волны, разродившись штормом, который редко можно увидеть в этих широтах. Волны бросали остров из стороны в сторону, отчего казалось, что даже остров может перевернурнуться к верху брюхом и пойти ко дну. Но слава всех высшему Хаосу все обошлось. Не иначе бог ветров Эол спустил на нас всех своих собак, ругались меж собою гарпии, совершенно не подозревая, что Эол натравил все свои ветры на галеру Сабскабы. Пока бушевала гроза, а море штормило, они сидели в пещере, греясь у очага и с явным удовольствием прислушивались, как капли дождя, словно мышиные коготки, стучат о каменный пол пещеры. А когда все стихло, и первые лучи восходящего солнца осветили морскую гладь, дозорные принесли добрую весть:

- Киты на горизонте!

 Все как один схватили гарпуны и бросились на промысел. Вскоре быстроходные рыбачьи лодки уже преследовали китовье стадо. Но как выяснилось, киты были из того стада, что уже встречались с китобоями, и почуяв опасность, бросились бежать не разбирая дороги. Но и охотники, будто гончие псы загоняющие добычу, преследовали убегавших. Сильно отстав от китовьего стада, плыл старый горбатый самец, струя воды отбрасываемая убегающими китами только затрудняла ему движение, и он, раз за разом выпуская короткие фонтаны брызг, спешил предчувствуя, что это плаванье последнее в его жизни. Усилия многих лодок были устремлены к этой рыбине, потому что она была значительно крупнее остальных. Жрица Аелла уже успела подсчитать, сколько бочек рыбьего жира они натопят с эдакой туши.

- Быстрее, быстрее, быстрее, - все время подгоняла она гребцов.

Рядом летели молодые котята, выискивая свои цели, и некоторым из них удалось загарпунить убегающих китов. Но Аелла мечтала именно о таком красавце и все время подганяла гребцов:

- жми, жми, - просила она, - эта рыбина тянет на двести двадцать бочек чистого жира, жми, жми, - умоляла она гребцов.

 Разьяренные преследованием они изо всех сил налегали на весла. Вот уже лодки настигают кита и зайдя с обеих боков, готовились загарпунить гигантскую рыбину. Кит, предчувствуя скорую смерть, с такой силой ударил хвостом по ближайшей лодке, что от нее остались одни только щепки. Благо никто не пострадал, а барахтающихся в воде китобоев подобрала одна из лодок. Но преследование на этом не прекратилось, Аелла воспользовавшись моментом, лично метнула свой гарпун, пронзив чудовищу бок. От боли кит будто остановился на месте. В этот миг еще три гарпуна просвистев в воздухе, впились в его жирный мясистый бок. Совершенно обезумев от боли, он судорожно трепыхался всем телом, а затем высоко поднявшись над водой, какую-то минуту стоял на своем хвосте, с плеском упал на бок и скрылся под водой. Лодки преследователей остановились, прекратив погоню и тихонько покачивались на волнах, выжидали добычу. Охота была неудачной, подбив всего восемь китов и потеряв одну лодку, гарпии сидели, отдыхая.

-Ну что там? - спрашивала Окипета, выкручивая мокрую одежду, - неужели утонул этот великан, жалко если утонет такая бочка жира.

- Неужели рыба может утонуть? - удивлялся Феникс, который наравне со всеми участвовал в охоте.

 Пришлось ему обьяснять, что киты в отличие от наземных животных не умеют останавливать кровь, ибо соленая вода и подводное давление буквально обескровливают его, и бывают такие случаи, когда кит больше никогда не всплывает на поверхность моря.

- Приготовься! - вдруг крикнула Килейна, потому что в следущую минуту лодки буквально подскочили в воздух подброшенные волной, а на поверхность показалася гигантская китовья туша.

Лодки окружили рыбу тесным кольцом, медные остроги впивались в его бока, будто частокол ограды. А он лишь храпел кровью, да из дыхала на его голове взлетала к небу вспененная влага. Купаясь в собственной крови, кит изогнулся всем телом, а затем выбрасив горячую струю кровавой пены, яростно замычал и бросился на ближайшую лодку своих мучителей. Лодка Окипеты была перевернута, а экипаж выброшен в воду, но то был последний натиск умирающего животного, совершенно ослабев от потери крови, кит беспомощно закачался на волнах и тутже издох. Китобойный сейнер, остров Строхфуд неся на своей спине горы, леса и реки, гонимый ветром и морскими течениями, раз за разом приближался к месту охоты.

-Быстрее, быстрее, - молила жрица Аелла бога острова, - скорее дрейфуй сюда, скорее.

И правда, на их глазах чудовищная туша кита потихоньку погружалась в воду, из его пробитого чрева булькала кровавая пена, а фонтанчики газа отравляли воздух своим зловонием.

-Такое сокровище тонет, - в отчаянии кусала локи Килейна, - сделайте же хоть что нибудь, - кричала она, обращаясь ко всем окружающим, но что они могли поделать, с горечью наблюдая за погружением огромной бочки жира, остров был рядом, но и кит тонул быстро.

И тогда Балий расправив крылья, вспорхнул и опустился на бездыханное тело чудовища, сорвав с себя одежды, начал ими затыкать пробоину в чреве исполина. Вонь вырывающаяся из чрева чудовища резала глаза, сковывала дыхание, но Балий конопатил его рану и кричал, что было силы:

- держись, держись же ты вонючка!

 Вскоре остальные гарпии пришли ему на помощь, паклей и соломой конопатили пробоины, это спасло добычу, она не утонула. Остров Строхфуд успел вовремя и китобои зацепив тушу медными крючками, вздохнули свободно.

-Хух, - оттирала пот жрица Аелла, - давай милые, тащите его на разделку.

Трещали шестерни, гремели цепи, втягивая исполинское тело на катки, уже хвост кита начал подыматься из воды, лебедки натужно скрипели, разделочные ножи готовые вонзиться в плоть рыбины, сверкали на солнце медью металла. И в этот самый миг, в чреве машины что-то надломилось, треснуло и заскрежетало, истошно завывая всем своим железным нутром, цепи начали раскручиваться, а кит, будто якорный камень, ушел на дно, оставляя за собою пузыри зловонного газа. Все бросились в машинное отделение. Это вырвало одну из шестеренок, и теперь анкерное колесо вращалось с огромной скоростью, весь механизм ему не подчинялся, каждое колесо вращалось куда хотело, барабаны цепей раскрутились до упора, сама машина остановилась, а сломанная шестерня валялась в стороне.

- Что делать? Как быть? Как соединить все эти зубья и шестерни? Смотрели они на Аеллу, а та зеленела, меняясь в лице.

- Ну Сабскаба! - вырвалось у нее из глотки, - Подсунул бракованную шестерню! Разорву!

 Но больше она ничем не могла помочь, пришлось взяться за старые механизмы и рычаги, которые приводились в действие силою рук. С большим трудом удалось подтянуть исполина к берегу, прямо в воде началась разделка туши, ее резали на полосы китовой ворвани, вытаскивая на берег, ободрав один бок, сумели перевернуть его на другой и тоже ободрать, а затем уже облегченную тушу удалось дотащить до мелководья, и началась работа по разделке. Все это время в пещере большой машины что-то гремело, стучали молотки, скрипели шестерни, и вот скрипнув зубьями, машина визжа и грохоча, снова завертелась, дело сдвинулось с мертвой точки, и остальных китов уже разделывали машинным методом. Довольный стоял Феникс возле вращающихся шестеренок, ему удалось при помощи огромных усилий починить сломанный механизм, поставить на место старую шестерню, и китодробильная машина заработала вновь. Аелла стояла рядом, и Феникс, перекрикивая грохот машины, пытался ей обьяснить, что же пороизошло с механизмом, и как ему удалось устранить поломку, он размахивал руками, обьясняя, что это шестеренчатое колесо нужно заменить на новое.

-А вообще то, вам нужно купить новую машину, сейчас есть такие машины, работают от огня и дыма, приводятся в действие силою пара, не нужно тягловых животных, и сделаны они из более крепкого сплава меди и олова.

-А сколько они стоят? - интересовалась Аелла.

 Феникс показал ей на пальцах 5 раз по 12 пальцев и еще столько же по 8 пальцев.

-Ого! - аж присвистнула Аелла, - так они же стоят, как весь наш остров, в этом море нет столько китов, сколько стоит эта машина.

-За хороший товар нужно платить хорошие деньги, - сочувствующе молвил Феникс и тутже засобирался в дорогу.

Аелла не смогла упросить его остаться хотя бы до праздника жертвоприношения. Феникс категорически отказался, забрав с собой воинов, отправился в путь. На скорую руку собрав все необходимое оружие, провизию и китовьи пузыри на случай вынужденной остановки среди моря, кошачья эскадрилия, сделав прощальный круг над островом, упорхнула прямиком на материк Родос. И надо же было такому случиться, что встречным курсом к ним приближалась непомерно разросшаяся флотилия купеческих кораблей. У мыса Узнай к Сабскабе и прочим купеческим галерам присоединилось еще 25 кораблей с Купруса, Ливии, Нубии и черной страны Кент (Египет). Таким образом, под командованием Сабскабы оказалась флотилия состоящая из тридцати трех судов. Выстроив свою флотилию в одну шеренгу, они буквально на ощупь двинулись к Атлантиде. А всему виной был густой туман, который ватной пеленой сгустился над морем Заката, скрыв непроглядною тьмой звездное небо, отчего двигаться приходилось буквально на ощупь. А когда к утру туман рассеялся, выяснилось, что от флотилии осталась лишь жалкая часть кораблей, несколько торговых судов с Тира и «Фламинго» Сабскабы. К тому же их сильно снесло в сторону от торговых путей, и теперь оказавшись на пересеченной местности, они совершенно потеряли ориентир, никто не знал, где они находятся, и куда им нужно плыть. В этих глухих местах великого моря Заката оказались сильные течения, а морское дно было буквально завалено камнями, отчего кораблям приходилось буквально пробираться среди подводных скал, морских глыб и булыжников, которые были весьма опасны, так как совершенно скрыты под водой. Не лучше было и пиратам бороздившим эти воды. Надо заметить, что катастрофа разразившаяся у Гидроалтаря погубила почти всех пиратов, оставив в живых главного разбойника Лодона. Ураган, будто пушинку, подхватил его и еще пол сотни пиратов и подняв их выше облаков, некоторое время носил на себе, но затем ему это надоело, и он выбросил их в морской омут. Все кроме Лодона утонули, а он сумел выбраться на совершенно необитаемый клочек суши. Воздав хвалу небесам за свое чудесное спасение, он отправился на поиски пропитания, и вскоре на одной из скал увидел птичье гнездо, а в нем яйца невероятно огромных размеров, величиною с огромную бочку. Не долго думая, Лодон схватил камень, разбил одно из яиц, и тутже из него вылетел птенец раз в двадцать больше самого большого осла. Собразив, что у такого огромного птенца родители еще больше, Лодон посчитал за лучшее благо, не трогать птенца, сорвал ему душистой травы, отыскал сладких кореньев, в общим накормил его, как только смог. Вскоре прилетела его мамаша с телом больше любого слона и хвостом дракона, она схватила Лодона и уже готовилась разорвать его на части. Но птенец уговорил свою маму не трогать розбойника.

-Это он помог мне проклюнуться из яйца! - пищал желторотый птенец, - Это он накормил меня сладкими кореньями и душистой травой!

- Говори, чего ты хочешь? - спросила у Лодона гигантская птица, и тот упросил её помочь вернуться на свой остров.

 Так благодаря чудесной птице Зубус, а это была именно она, разбойник Лодон снова очутился у себя дома в Лодонии. С присущей только ему энергией он тутже снарядил три корабля, и вооружив до зубов команду, отправился на промысел. Подставив все паруса попутному ветру, они взяли курс к берегам Сардинии, но вскоре море Заката буквально закрыло непроглядным туманом, а быстрое течение подхватило и понесло их в сторону Атлантиды. В Атлантиду лучше не соваться, это Лодон знал отлично, ибо большинство из своих шрамов он получил именно в бою с Атлантами, но коварное течения и ветер, словно ополчившись против него, несли именно туда.

-Эх будь, что будет! - махнул рукою пират, отдаваясь на волю провидения, - может именно тут нас ждет богатый улов.

И правда, только он так подумал, на горизонте показались алые паруса купеческой флотилии. Видать такова была воля провидения, чтобы два великих капитана, Лодон и Сабскаба, встретились нос к носу.

             Морская баталия

Яркое солнце слепило глаза. Именно по этому купеческая флотилия поздно заметила приближение разбойников. А пираты были очень хитры, двигаясь за солнцем, они опустили паруса и мачты, гребли веслами. Их черные галеры на фоне моря были почти не заметны, эти хитрые уловки давали им возможность, как можно ближе подкрасться к добыче. А купцы даже не догадываясь о разбойниках, преспокойненько трапезничали на флагманской галере Сабскабы, играли в кости, в чет не чет, в шашки. Выпив хмельного нектара, Сабскаба только-только собирался закусить сочной камбалкой, но случайно взглянув за линию горизонта, заметил три крохотные точки, приближавшиеся на огромной скорости.

- Эй ты, вдаль смотрящий, - крикнул матросу Сабскаба, - а ну посмотри, что там такое.

Матрос, который честно признаться немного вздремнул, пригревшись на солнышке, протер свои глаза и в ужасе вскричал следующее:

- Мать чесная, курица лесна, да ведь это же пиратские галеры разбойника Лодона!

-Лодона! - в один голос вскричали купцы, вскакивая на ноги, что тут началось невозможно передать словами, все куда-то бежали, что-то хватали, прятались, забиваясь по щелям и тесным трюмам, громогласно завывали трубы, призывая матросов к оружию, но таких смельчаков было не много, ибо многие тутже пали духом, и даже у горбоносой галеры « Фламинго» нос еще больше вытянулся.

 Среди этой суматохи, толчеи и полной неразберихи один только Сабскаба оставался невозмутимо спокоен.

-Вы, - сказал он купцам, - трусы! Пирата Лодона я лично уничтожил в Гидроалтаре, а ну беритесь за оружие, покажем этим новоявленным пиратам, кто тут настоящие разбойники.

 Эта пламенная речь в какой-то мере ободрила некоторых демоносов, и они послушно взялись за оружие. А в это самое время, пиратские быстроходные галеры приближались все ближе и ближе, они мчались, будто гончие псы, на веслах при опущенной мачте, которая служила им мостиком при захвате судна. Приспущенные паруса давали преимущество в маневренности, а корпуса галер окрашенные в цвет моря делали их не заметными.

-И все таки это галеры Лодона, я узнаю его свирепый оскал лица! - вскричал вдаль смотрящий.

 Сабскаба уже замахнулся своею семижильной плетью, хотел проучить паникера, но в это самое время, на палубу посыпались камни и копья, дротики и пики, а пираты по опущенной мачте, словно по протоптанной тропинке, устремились на абордаж. Пришлось Сабскабе употребить свою плеть для других целей, и если бы не его мужество, горбоносое «Фламинго» была бы захвачена в числе первых. Сотни камней выпущенных из пращи осыпали палубу, загнав многих в трюм, после этого пираты бросили тросы с крюками и забрались на палубу галеры, сея панику и опустошение. Застигнутые в расплох купцы Тиряне даже не успели оказать сопротивление, а разбойники уже во всю хозайничали в трюмах, избивая купцов, грабя товары. Вскоре пираты овладели еще одним судном. Хищники рвали добычу, убивая всякого, кто пытался оказать хотя бы малейшее сопротивление. Не прошло и пол часа, как два купеческих корабля уже были в руках разбойников. Пират Лодон лично атаковал галеру Сабскабы, и тому пришлось приложить немало усилий, отбивая стремительную атаку противника. Ни смерть, ни крики, ни шум и звон боя не смогли устрашить героев, они отчаянно сопротивлялись. Огненные ядра рассекали воздух, взрываясь на палубе, разлетаясь смоляными искрами, их тушили морской водой, засыпали песком и сами отстреливались, осыпая пиратов градом камней.

 Счастье сопутствует только отважным! - кричал Сабскаба своим громовым голосом, ободряя воинов, и лично направлял метательные машины и катапульты, а затем развернув «Фламинго» по ветру, пошел на таран.

Теперь уже пирату Лодону пришлось обороняться, Сабскаба устроил ему приличную трепку, его катапульты изрыгнув залп огня, подожгли разбойничью галеру. Бросив оружие, разбойники бросились тушить пожарище, а пират Лодон ценой личного мужества сумел развернуть галеру, уклонившись от столкновения.

-Ну держись! - грозил он Сабскабе своим кулачищем и тутже дал сигнал к сбору.

Пираты, бросив грабеж захваченных кораблей, подожгли их и прикрываясь ими, как щитом из дыма и гари, окружили Сабскабу со всех сторон, выжидая удобного случая к атаке. Теперь уже Сабскаба вынужден был обороняться, угодив в настоящую морскую баталию, справа и слева его окружали неприятельские корабли, но он и не думал сдаваться, сам бросался на врага, нанося ему удар за ударом. В это самое время, взбунтовались колодники, бывшие пираты узнав в нападавших своих собратьев, бросили весла, обездвижив судно. Рука Сабскабы не знала отдыха, плеть свистела рассекая воздух, но рабы вытаскивали весла из уключин, оборонялись ими. Бой разгорелся не на жизнь, а на смерть, огненные шары, копья, дротики смешались с тучей камней выпущенных из ручных пращ, обе стороны ожесточенно сражались, проявляя чудеса героизма. Укрывшись за щитами, демоносы умело отбивали атаки пиратов обложивших галеру со всех сторон. И все же силы были неравны, внутри самого судна происходило не менее ожесточенное сражение, еще немного и истерзанное «Фламинго» можно брать голыми руками. Сабскаба надеялся на помощь воинов из галеры купца Нироха и прочих, ведь только общими усилиями можно одержать победу, он звал их, но те, поджав хвосты, бежали с поля боя. Ситуация была критическая, не зная, что предпринять, Сабскаба подскочил к священному колоколу и принялся колотить в него железной палицей, призывая богов земли и неба себе в защиту. Протяжно и гулко звенело нутро колокола, именуемого «глас Гидры». От ударов многочисленных камней, бьющихся о его медные бока, многократно усиливая мольбы о помощи. Но громче колокольного звона раздавался рев разбойника призываяющего своих воинов на абордаж.

-Вперед мои серые воины! - кричал Ладон, подганяя пиратов к штурму, - это судно будет нам первоклассным трофеем, оно вернет свободу нашим пленным братьям.

Пираты рвались на помощь своим братьям, пленным колодникам, их сердца были переполненны отвагой и мужеством. Еще миг и галера Сабскабы будет захвачена, тогда уже ни что не сможет спасти жизнь бедняге купцу Нироху, который стоя на коленях и, протягивая руки к небесам, молил небесное воинство Сварожичей, ниспослать ему и его товарам избавление от бед и несчастий. За свое спасение он обещал принести в дар богу огня самых сильных рабов и щедрые жертвы в храм Атлантиды. И надо же такому случиться, произошло чудо, его мольбы были услышаны небесами. В самый разгар боя, когда несколько галер горело, а море было залито кровью и усеяно трупами, прямо над головою злобных разбойников разверзлись небеса, и оттуда, будто кара небесная, пали крылатые гарпии. Вперед себя они бросили китовьи пузыри, которые от удара о палубу корабля взрывались, наполняя воздух удушающим зловонием смрадного газа.

-Фу, какая гадость! - вскричали в один голос пираты, затыкая свои рты тряпками, паклей и соломой, а глаза руками, ибо не дышать, не видеть не было ни какой возможности.

 Воздух буквально пресытился удушающим смрадом рыбьей желчи и тошнотворного запаха китятины, который спирал дыхание, выедал глаза. Бросив оружие, пираты метались, ища спасение, многие тутже выбрасывались за борт. Свист крыльев несущих смерть, смешалось с криками и мольбой о пощаде. Гарпии на лету пронзали пиратов своими короткими мечами, острым когтем подхватывали разбойников и выбрасывали в море, где их уже поджидала стая кровожадных акул привлеченная запахом крови, они радостно принимали их в свои обьятья, пожирая и живых, и мертвых. Ловко уворачиваясь от камней и дротиков, четыре крылатых кота за короткое время уничтожили чуть не всю команду пиратской галеры, и тутже принялись за другую. Их зеленые кошачьи глаза горели кровавым огнем охотников, не издав ни единого звука, они уничтожали их одного за другим. Лодон задыхаясь, пытался слезящимися глазами прицелиться из катапульты. Он долго вертел метательную машину, и так, и эдак, пока не выстрелил по воздушным целям. Огненный снаряд пролетел мимо, не причинив ни какого вреда.

-Пху ты! - сплюнул он, скривившись от досады, - в такой затхлой атмосфере сражаться совершенно невозможно.

Надо рвать когти, решил он, поняв, что дело принимает нежелательный оборот, тутже протрубил сигнал к отступлению. И сделал это вовремя, вторая галера уже едва могла выполнить его приказ, большая половина команды погибла от Гарпийных когтей. Лодон сам сел за весла, чего никогда себе не позволял ранее, и греб изо всех сил, а за ним спасаясь, мчало еще одно пиратское судно, которое атаковали крылатые коты. Разбойничьи галеры пытались отстреливаться огненными ядрами, они буквально изрешетили небо, но крылатые воины продолжали преследование, на лету бросали свои незнающие промаха дротики, резали пиратов ножами, кинжалами, подхватывая их одного за другим, выбрасывали в море. Тех счастливчиков кого не успели сьесть зубастые акулы, подхватила галера Сабскабы, уже сумевшая подавить бунт и мчавшая в погоню за убегающими. «Фламинго» не смог развить достаточной скорости только по одной причине, ему приходилось часто останавливаться, подбирать из воды барахтающихся разбойников. Две пиратские галеры бежали без задних ног, слыша за спиной шум приближающейся погони. Гарпии пикируя, сбивали их одного за другим, выбрасывали в море, и вскоре еще одна галера опустела совершенно, уже некому было грести веслами, и только одинокий пращник отстреливался до последнего снаряда, а когда они закончились, схватился за меч, и прикрываясь щитом, пытался обороняться, но не мог уследить за гарпийным маневром и сраженный мечом, упал за борт. В тотже миг на опустошенную палубу ворвался Сабскаба, он тутже принялся добивать смертельно раненных разбойников, своей семижильной плетью крушил их на лево и на право. А когда выяснилось, что в трюмах галеры остались живые и невредимые разбойники, тут уж Сабскаба пришел в неописуемое бешенство, иных он таскал за волосы, другим выбил все зубы, третьих бил головою о палубу, а затем схватил их всех в охапку и душил что было силы. В конце концов выместив на разбойниках свой гнев, он успокоился, а его верный слуга Бончо, исполнив песню победителей, звал купцов:

- скорей плывите сюда, спешите поздравить моего господина, истребителя морских разбойников!

- Победа! - возликовали спасенные купцы, выползая из кубриков и трюмов, и тутже облепили героя, выкрикивая здравицы в его честь.

-Будь же ты счастлив, великий истребитель пиратов, доблестный Сабскаба! - качали они его на руках, подбрасывая в небо.

 А когда обнаружили в трюмах несметное число сокровищ, тут уж их ликованию не было предела.

-Кому война, а кому мать родная! - радовались довольные купцы, подсчитывая будущие барыши.

А в это самое время, крылатые воины продолжали истребление морских разбойников, которые гребли веслами из последних сил. Лодон прекрасно видел, что произошло с его кораблями, и в кровь закусив губы, лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. В его мозгу крутилось тысяча вариантов спасения, и ни один не шел ему на ум, но чувство опасности подсказало, что нужно делать.

- Сеть набросьте, сеть! - вскричал он во весь голос.

Повинуясь его приказу, пираты растянули от кормы к носу корабля частую сеть. Эта великая хитрость спасла им жизнь, дальнейшее преследование не имело ни какого смысла. Звук рожка заставил крылатых воинов прекратить погоню.

-Отходим! - скомандовал Феникс.

 На этом избиение прекратилось, пираты умчались в открытое море, а гарпии, метнув в разбойников по дротику, вернулись обратно. Когда шум боя затих, пятерка крылатых воинов приземлились на залитой кровью палубе. Купцы хоть и знали что это друзья, но стояли с опаской посматривая на незнакомцев. А вот Сабскаба знавший их лично тутже подскочил к Фениксу и полез целоваться, обнимал и целовал своих спасителей. Капитан торговой галеры Нирох пал на колени пред Фениксом и раз за разом припадая к его ступням, молил его, будто бога.

- О крылатые Сварожичи, - вздымал он руки к Фениксу и гарпиям, - вы спасли нас от верной смерти, просите любую награду, ни в чем вам не будет отказа.

Феникс остановил его жестом, подымая с колен. Товаров твоих нам не надо, мы направляемся на Родос, отдохнем у вас немного и снова в путь. Только сердобольный капитан не унимался, отвешивал низкие поклоны, молил взять их под свою защиту.

- Мы, купцы страны Луллу, везем товары в славный град Атлас, в пути на нас напали кровожадные пираты, многих поубивали, пожгли наши корабли. Войди в наше положение, - ламая руки обьяснял он своим спасителям, - в море плыть страшно, назад вернуться, понесем огромные убытки, станьте нашими телохранителями, - со слезами на глазах повалился он к ногам Феникса.

 Сабскаба быстро сообразив, что лучшей защиты им не найти, тоже принялся уговаривать Феникса.

- Поехали с нами в город Атлас, там намечается праздник, повеселимся, ведь такого праздника, какой устраивают Атланты, врядли где увидишь.

-Ладно, - согласился на их уговоры Феникс, снимая с плеч дорожные сумки, оружие и припасы, - заедем в Атлантиду, а за одно и титана Иапета проведаем.

Феникс в душе был недоволен тем, что пришлось свернуть с предначертанного пути, но решил согласиться на уговоры купцов, все таки бой вымотал молодых воинов, а путь предстоял не близкий, пускай отдохнут, решил он, а за одно посмотрят Атлантиду, она в это время года была сказочно прекрасной. Надо заметить, что все это происходило накануне ежегодного праздника устраиваемого в столице Атлантиде, городе Атлас, куда стекались сотни тысяч торговцев. На радостях довольные купцы устроили такое веселье, что на море места было мало. От песен и плясок галера ходила ходуном, а столы так просто ломились от яств и закусок. Все радовались и ликовали, только волосатые варвары, сидя в железных клетках, смотрели на происходящее отрешенным взглядом, им дикарям было безразлично все происходящее, что с них взять, вроде и глаза у них имеются, да только пустые, лишенные разума, им бы только брюхо набить, вот и все их веселье. Так незаметно шаг за шагом флотилия Сабскабы с трофейными кораблями пиратов и новыми колодниками уверенной поступью приближалась к Атлантиде. Капитан Нирох счастливый от того, что ему удалось спасти и приумножить свой товар, пытался отблагодарить Феникса и гарпий. Подвел их к клеткам, умолял взять хотя бы одного варвара в знак благодарности.

-Это лучшее, что у меня есть, - говорил он, - посмотрите какие красавцы, настоящие приматы, сильные, крепкие, выносливые, вы только посмотрите какие у них зубы, - и он раскрыл рот одному существу, обнажая его белоснежные зубы.

 В тесных клетках, прижимаясь друг к другу, сидели огромные, волосатые человеко-подобные обезьяны, которые только и могли мычать «вар-вар–вар», их глаза напрочь лишенные разума сверкали злобой и испугом. Лишь отвратительная отрыжка иногда вырывалась из их рта, так эти животные предупреждают об агрессии.

-Это отличные варвары, - расхваливал он свой товар, - охотники за живым товаром изловили их в стране Пунт, женщин-самок оставили себе, а самцов выносливых к труду и побоям перепродали нам, выбирай любого, - просил он Феникса.

 Только тот любезно отказался, поблагодарив капитана, обьяснил, что воинам не полагается иметь ничего лишнего кроме оружия, а уж тем более рабов и драгоценности.

-Ложитесь спать, - приказал он гарпиям, и те быстро смыв с тела запекшуюся кровь, зарылись в стог сена и тутже уснули, а прочие демоносы еще долго коротали врямя, наслаждаясь изысканными яствами.

Ночь выдалась теплая, море спокойное, компания разговорчивая, закуска и нектар просто прелесть. А вот звезд не было, их закрыл ватный туман, в котором галерам приходилось пробираться буквально на ощупь. Чтобы хоть как-то скоротать время, Сабскаба принялся расспрашивать купцов.

- Как поживает ваш правитель Тартар, так ли огромно его величие, как о нем рассказывают в сказках и легендах.

-Не знаю какие именно сказки ты слышал о великом царе Тартаре, - отвечал Нирох, - но у нас в Азии и Африке из уст в уста передают одну легенду о великом подвиге царя царей.

-Расскажи, - просил Сабскаба, подливая в кубок хмельного нектара.

-Было это или не было, судить не нам, но в нашей стране существует такая легенда, - начал он свой расказ. – Когда-то давным давно не было на нашей планете никакой жизни, куда ни глянь одна вода и ничего более, кроме воды.

- Когда ты говоришь это было? - переспросил Сабскаба.

-Это было в незапамятные времена, - отвечал Нирох, - когда еще не было ни земли, ни небес, лишь только первородный океан покрывал нашу планету. В это самое время, в глубинах этого первородного океана обитали страшные чудовища: два гигантских червя, Апсу и Гидра. И был у них сыночек, свирепый Мумму.

- Кто такой Мумму, я знавал одного Мумму, - перебил Сабскаба рассказчика, - это случайно не тот свирепый Мумму, который потом утонул.

- Не тот, - раздраженно отвечал капитан Нирох, - лучше не путай меня, и так в тумане плывем, еще ты тут туману напускаешь.

Он неторопливо отпил из кубка хмельного нектара, осмотрел своим пытливым глазом слушателей и продолжил.

- А в это самое время, небесные Сварожичи как раз начали подымать из воды острова, материки и континенты, будто головки недозрелого сыра, всплывали они над морскою гладью и с тех пор больше не опускались.

-Этого не могло быть, - вставил свои пять Сабскаба, - это же нонсенс, всем известно, что это богиня земли Гея отделила воду от земли, а землю от неба, и помагал ей в этом бог неба Уран.

- Я ничего не выдумую, - защищался Нирох, - что слышал, то и рассказываю, а бога неба Урана тогда еще и в помине не было, не родился он еще в этот мир.

-Верь ему, - вступился за рассказчика Феникс, - я могу подтвердить правдивость его слов, ибо сам был свидетелем тех времен, когда земля лежала пустой, и даже морские гады не выползали на сушу.

- Я о томже самом рассказываю, - продолжал свое повествование капитан Нирох, - в это время богиня земли Гея обратилась к всех высшему Хаосу, просила вдохнуть жизнь в ее лоно, просила отделить воду от земли, помочь высечь жизнь из мертвого камня. Услышал её мольбы всех высший Хаос, прислал семь небесных Сварожичей несших в себе споры жизни и божественный дух. Это благодаря их стараниям начала отделяться вода от земли и неба, сделавшись тройственной, ведь ее основу образовали три сущности: вода, земля и небо. Это они вдохнули в затвердевшую землю искру живого огня, засеяв нашу землю растениями, насекомыми и прочей живностью, зародив жизнь на нашей планете.

- Ну и ну, - промычал Сабскаба, - а дальше что было?

- А дальше земные черви, Апсу и Гидра, пришли в страшное негодование, им не хотелось лишаться былой власти, и вот тогда-то решили они истребить небесных Сварожичей. Осуществить свой злодейский замысел, они поручили своему сыночку Мумму.

-Это тот Мумму, которого потом утопили, - снова встрял в рассказ Сабскаба.

Нирох аж вспылил.

- Чего ты все время меня перебиваешь, если такой грамотный, сам рассказывай, -сердился он.

-Все, все молчу.

- Земные черви, Апсу и Гидра, подговорили свирепого Мумму пожрать Сварожичей. Но небесные Сварожичи при помощи очень древних заклинаний узнали о коварных замыслах врага.

-А какое это было заклинание? - вновь влез в разговор Сабскаба, - скажи, скажи Нирох, меня просто распирает от любопытства, так хочется узнать это заклинание.

-Не от любопытства тебя распирает, а от великой несдержанности! - вспылил Нирох и тутже скороговоркой прочел это страшное заклинание. - Кто еще раз меня перебьет, пусть у того « Флофт Дрин Клер Дуольдам Простредмир» на языке выскочит куча блох, Чох Чох.

При этих словах Сабскаба чуть не подавился бараньей костью, закашлялся, схватил медный кубок, промочил горло и, утираясь рукавом, пригрозил.

-Прекрати колдовать, а то узнаешь вкус моей волшебной плеточки, она живо из тебя все заклинания выбьет, - схватился он за свою семижильную плеть.

-Успокойтесь, - просил их Феникс, - не сортесь из-за пустяков.

-Ничего себе пустяки, - высунул Сабскаба свой длинный язык, пытаясь рассмотреть бородавку.

- Нет там ни какой бородавки, это всего лишь шутка, считалочка такая, а если будешь перебивать, точно наговорю бородавку, - пригрозил ему Нирох.

-Ты мне её уже наговорил, - ругался Сабскаба, - вот, вот смотрите, растет бородавка на кончике моего языка, а говорил шутка, сейчас же расколдуй, сними свой дурацкий заговор, а не то…..

-Где ты видишь бородавку, - оправдывался Нирох, - ничего там нет.

-Нет там ничего, - в один голос подтвердили купцы, - обыкновенный раздвоенный язычек с ярко выраженными вкусовыми луковицами, ничего особенного.

И Сабскаба немного успокоившись, выпил нектар из кубка, который протянул ему купец в знак дружбы. Нирох отпив из кубка божественный на вкус нектар, продолжал.

-Что нам делать, думали небесные Сварожичи, имея только духовные оболочки, мы не в силах противостоять чудовищному Мумму, а тот собрав огромное воинство морских пресмыкающихся с телами полными яда, выполз на сушу, разыскивая своих обидчиков. И лик его был страшен, ибо никто из Сварожичей не отважился взглянуть ему в лицо, боясь погибнуть от трепета его мерцающих глазниц. Ни кто из Сварожичей не решился вступить против сил мрака. Тогда самый первый из земных богов, великий царь Тартар, обьявил, что он согласен выступить против беспощадних Андрогин и спасти мир от их власти, но за это Сварожичи должны признать его царем над Азийским и Африканским материком, и никогда не вступать с ним в спор.

-А почему бог неба Уран не поразил их громом и молнией, - интересовался Сабскаба.

-Он тогда еще был маленьким мальчиком, ведь небо только, только появилось на свете, - обьяснил Феникс, - а ты лучше молчи, а то, и правда, бородавка на языке выскочит.

Капитан Нирох взглядом поблагодарил Феникса за помощь, продолжил рассказ.

- Без сожаления отказались Сварожичи от своей верховной власти, в надежде спастись от страшных врагов. «Ты будешь править огромной страной, - обьявили они царю Тартару, - в твоей власти будет возвышать того, кого ты любишь, унижать того, кто будет тебе неугоден, и решений твоих никто не посмеет отменить. Спаси нас от страшной Гидры и её безжалостного сыночка Мумму!» Вот именно тогда наш великий царь царей Тартар, который еще не был царем царей, явил миру истинное геройство и отвагу. Вооружившись стихией бури, смерча и урагана, он вогнал в глотку свирепому Мумму восемь яростных ветров, дующих в разные стороны, и те разорвали злодея в клочья. Также он поступил и с прочими морскими чудовищами, он бил их, как сорную траву, и каждое его движение рождало молнию. В ужас пришли земные черви, Апсу и Гидра, устрашившись героя, они бросились бежать, но Тартар догнал их, изрубил тело Апсу в клочья, а Гидру с камнем на шее утопил в глубоком омуте на краю первозданного Океана. Поставив над нею стражей, могучего Эреба, хранителя бездны. В честь этой великой битвы и был отстроен величайший храм всех времен и народов Гидроалтарь, тамже в глубокой норе, где проживали Апсу и Гидра, было устроено первое на земле чистилище и лабиринт, в котором находят свое перерождение сотни душ умерших демоносов. Надобно заметить, что Сварожичи сдержали свое обещанье, отдав царю Тартару во владение Азию и Африку, и с тех пор правит он нашей землей мудро и рассудительно. Это он засеял нашу землю травами, посадил на склонах высоких гор пышные леса, а в болотах тростники и папирус. Это он населил горы и долины разными зверями и птицами, а в реках и озерах бесчисленное количество рыб.

- Нет, вы только посмотрите, - не мог успокоиться Сабскаба, - он точно мне бородавку наслал, чтоб тебя затоптали морские черепахи, - при этих словах он демонстративно высунул свой длинный язык и показывал его всем сидящим. - Вот какая большая, - ковырялся он ногтем своего пальца в пупырчатом языке.

 Нирох аж подскочил с места.

-Уста спасают демоноса от всяческих бед и лишений, но слова не могут заставить покрыть свое лицо бородавками, вы только посмотрите на на этого болтуна, расковырял себе язык грязным пальчиком, а теперь наговаривает на меня.

Сабскаба же стоял на своем, пытаясь отстоять свою точку зрения, высунув свой раздвоенный язычек, показывал его всем кому не попадя, при этом размахивая своей семижильной плетью, кричал.:

- Не зли меня, я в гневе страшен.

 Если бы не сигнал сирены неизвестно чем бы все и закончилось. Рога трубили сбор, вызывая капитанов на свои корабли, морские течения усилились, а туман до того сгустился, что уже ничего нельзя было рассмотреть. Флотилия буквально на ощупь пробиралась в густом молочном тумане, все время направлялась к Атлантиде. В даль смотрящий пристально всматривался в густую молочную пелену, пытаясь рассмотреть маяк Атласа установленный у входа в порт.

- Смотри в оба, скоро будет Маяк - придупреждал его Сабскаба, и тот смотрел, что было сил.

И тут, будто свет пронзивший небеса, блеснул спасительный проблеск света. Наконец-то обрадовались мореходы, рассматривая слабый фееричный огонек, то потухший, то погасший среди беспросветного молочного тумана.

-Может все это нам показалось? - спрашивали они друг друга, окутанные ватной дымкой.

 Но в тотже миг их уши уловили лязг уключин и плеск равномерно погружающихся весел. Из густого тягучего тумана к ним на встречу выплыла златая триера с серебряной головой буйвола на носу и тремя рядами весел. Златая триера не сбавляя скорости, надвигалось прямо на них.

- Пираты! - первое что пришло на ум Сабскабе и он приказал всем, кто не был занят на веслах, вытащить оружие и приготовиться отразить атаку.

 Судно держало курс прямо на них, как будто кормчий и не замечал их присутствия, а титанического роста демонос стоявший на носу корабля, приложив с своим устам усиливаущую звук раковину, прокричал.

- Пппрррочььь с дороги, охлосы, если вам дорога жизнь!

- А ты кто такой, ой, ой, ой! - крикнул срывающимся голосом Сабскаба.

- Я титан Крий, - отвечал незнакомец, - а ты наглец кто такой?

 Когда Сабскаба услышал имя самого воинственного из титанов, он с отчаянным криком кинулся назад к гребцам, взмахнув плетью, дал сигнал поднять весла. Средний из сыновей великого бога Урана, титан Крий, был чуть лучше пирата, прославился на всю ойКумену своим свирепым нравом и никогда не уклонялся от боя, сам искал опастность в битве, с ним мало кто хотел бы столкнуться на море. Сабскаба тутже отвел свои корабли в сторону, а его галеры подняли весла. Пока златая галера проплывало мимо, они увидели высокого титаныча в одежде буквально усыпанной драгоценными камнями, его длинные руки в златых перчатках говорили о том, что он прирожденный боец, а кривые ноги, обутые в серебряные сандалии давали ему возможность цепко держаться за палубный настил. Злые, близко посаженные глаза, выглядывающие из под златого шлема буравили их даже сквозь густой туман, а может это низкий покатый лоб, выступающий над глазами козырьком крыши дома, придавал ему такой дикий вид, отчего кровь буквально стыла в жилах.

-Кто такие! - переспросил титан Крий, угрожающе замахиваясь злаченным копьем.

-Купцы мы, купцы, - оправдывался Сабскаба писклявым, срывающимся голосом.

-Пху на вас! - сплюнул титан, - я то думал разбойники, хотел угостить вас по-первое число.

 Он еще раз недовольно сплюнул и закутавшись в свой плащ, сладко зевнул и тутже растворился в тумане. Злаченные весла триеры равномерно вздымались и опускались, пока не исчезли в молочном тумане, а Сабскабы еще долго смотрел им в след. И надо ж такому случиться, переговаривались меж собою демоносы.

- Сам титан Крий правивший далекими жаркими странами, Офир, Машон и Метабеле, которые. как и Атланты, не знали свинца и меди. Всюду где нужно и не нужно применяли драг металлы, золото в качестве простого металла использовалось даже в наконечниках копий и дротиков, а серебро, как более тяжелый металл, служил прекрасными пулями для пращи.

-Вот так встреча, - мямлил Сабскаба, - чуть было на самого титана Крия не натолкнулись, эй ты глазастый, смотри в оба.

А тот, как будто ждал этой команды, расширил свои очи и тутже заметил луч света, пронзивший мрак ночи.

-Маяк, вижу маяк Атласа! - прокричал вдаль смотрящий.

- Наконец-то, - оживились купцы, - сбылось предначертанное богами.

Густой туман постепенно рассеялся дождем, и теперь уже ничто не могло скрыть каменную фигуру титана Атланта, вздымающую к небесам огненный факел. Плывущие морем из далека видят свет большого фонаря, устроенного на вершине гигантского маяка, это он указывает путникам направление к Атлантиде.

-Боже, какая красота, - удивлялись впервые узревшие титаническую фигуру Атланта, высеченную из огромной скалы.

И правда, этот маяк своей высотой доходящий до самых облаков был точной копией младшего сына царя Иапета, титана Атланта. На двух негнущихся ногах стоял он посреди моря, крепко удерживая в одной руке огненный факел, вторая рука держала златой щит преграждавший проход в гавань.

-Такого не может быть! - восклицали пораженные демоносы.

-Это миф воплотившийся в жизнь! - вторили им другие.

- Нет, это сказка ставшая былью! - отвечали знатоки, которые везде бывали и все видели.

 И правда, маяк был в сто раз выше самого высокого строения ойКумены. Поговаривали, что с вершины маяка открывался вид на тысячу стадий. В самом верху маяка в огромной чаше горел яркий огонь, который при помощи сложной системы зеркал мог сравниться со светом далёкой Луны или одной очень яркой звезды. Башня маяка была воздвигнута без каких либо расчалок и других креплений, отчего казалась легкой, почти ажурной, но при этом очень устойчивой. Что было немало важно, ведь в этих широтах сильные ветры, шквалы, бури, ураганы и гигантские цунами не такая уж и большая редкость. Все это было учтено зодчими создавшими это чудо света, ведь даже небольшой шторм, налетавший на остров вырывал с корнями деревья, а сама башня имеющая семикратный запас прочности не боялась даже самых сильных ураганов. Не смотря на свою удивительную устойчивость, вершина башни даже в самую тихую погоду колебалась и раскачивалась из стороны в сторону, это создавало иллюзию, что каменный Атлант живое существо, вот-вот сойдет с пьедестала и отправится в путешествие.

-Боже правый и левый, - заламывали руки впервые видившие это чудо света, пытаясь рассмотреть лицо юноши, чью голову украшал венец короны из расходящихся в сторону лучей.

Слегка отклонившись вперед, он всматривался в проплывающие корабли, буравил их своим пронзительным взглядом.

-Во-о-от так чудеса, - не переставляли удивляться демоносы.

И тут, огромный рот статуи великана отворился сам по себе, а оттуда, будто из преисподни, вырвался голос подобный далекому раскату грома.

-Кто такие? -  спросил Атлант, и казалось, что само море покачнулось от его вопроса.

 Страх и ужас овладел сознанием, мелкая россыпь гусиной ряби пробежали по телу Сабскабы, рот его искривился, язык высунулся, и он испуганным голосом пропищал ответ.

- Мы пираты! Ой, не пираты мы! Не пираты! А совсем наоборот. Мы жертвы пиратского разбоя. Ой, ой, ой я совсем запутался, мы торговцы, то есть это они торговцы, а я посол самого царя Киферона.

- Так кто же вы такие, пираты или торговцы? - грозно вопрошал исполин. - Если пираты готовьтесь умереть, - тут же отворились потайные бойницы, из их чрева высунулись катапульты, большие и малые метательные машины. Протяжно затрубили боевые рога, дробно ударил барабан, готовьтесь умереть, вещало изваяние Атланта.

- Мы торговцы, - в отчаянии вскричал Нирох из странны Луллу, - везем к вам товары, ковры, порфир, багряницу, финики и рабов варваров.

- Кто твой господин? - грозно допытывался каменный Атлант.

- Мой хозяин знатный ростовщик Шатаран, из рода джинов.

- Чем докажешь, - гремел раскатистый голос.

- Вот документ на товар, вот пошлина, вот налог на движимое и недвижимое имущество, вот справка от ветврача на рабов и другую скотину, все в порядке, за все уплочено.

- А ты кто такой? - обращалось гигантское изваяние статуи к Сабскабе.

- Я личный посланец правителя Родоса, царя Киферона, мой господин прислал в дар Атлантам колокол, именуемый «глас Гидры», отбитый в жестокой схватке у разбойника Лодона, посягнувшего на святыню Гидроалтаря.

- Я не верю тебе, - сказал исполин, - ты и есть разбойник Лодон, готовься к смерти.

Барабан ударил громче, катапульты взведены, еще миг и от флотилии Сабскабы не отстанется и мокрого места.

-Верь им, - поднял руку до этого молчавший Феникс, - я подтверждаю правдивость всего сказанного.

-А ты кто такой? - гремел исполин.

-Я посол ойКумены, - Феникс показал свой нагрудный жетон златорогово дракона.

-Это Феникс, я узнаю его, это посол Феникс, - перекликалось пол сотни голосов внутри гигантского сооружения маяка.

 - Это Феникс, посол ойКумены, отворяйте врата, -прозвучала короткая команда, и тутже скрипнули зубчатые уключины, взвизгнули лебедчатые шестерни, загремели цепи, отворяя проход. Гигантские врата в форме круглого щита отворились, и галеры, будто мыши, проскользнули внутрь норы.

                  Благословенная Атлантида

Просторный канал острова Атлантиды петлял змеей меж серых скалистых утесов, вершины которых, словно седина виска, покрывал молочный туман, зацепившийся за их острые шпили. Как только галеры очутились в канале, огромный черный дракон поднялся со скал и стал кружить над ними, его черная тень скользила по морю, угрожая поглотить галеры всместе с купцами и товарами.

-Боже правый и левый, - закрывал свои глаза купец Нирох.

 Гигантский дракон низко пролетел над ним, скрежеча своими зубами так, как будто это сталкивались скалы.

-Это же Рух, птица Рух, - в страхе шептались демоносы, - смотрите, смотрите, в своих когтях она несет тушу кита.

 И правда, гигантская птица Рух подлетев к ближайшим скалам, бросила тушу кита в ущелье, грозно сверкнув очами, будто предупреждая, это моя добыча. Дракон устремился вниз и принялся пожирать китовью плоть, довольно рокоча «Ррррууух ррух-ух-ух». От всего увиденного в этом мрачном канале волосы шевелились на макушке головы, шерсть встала дыбом, и тутже непреодолимая тоска сжала сердце в кулак.

-Куда мы попали, - судорожно промелькнуло в голове у Сабскабы.

- Это еще цветочки, то ли еще будет, - как мог успокоил его Феникс.

И правда, сам остров вызывал нескрываемое удивление. Хотелось бы сразу оговориться, название острова Атлантида произошло не от имени младшего сына царя Иапета, титана Атланта, так могут думать только самые невежественные демоносы о трех головах. Атлантида или сокращенно Атолл, есть не что иное, как фирменное блюдо великого моря Заката, она возникла в результате разлома земной коры и бурной жизнедеятельности морских полипов. В те незапамятные времена, моря и океаны буквально кипели и пенились лавой огня, отчего в мире возникли острова и даже континенты. В те времена, прозванные в народе «кипячением моря», на сушу выползли сотни морских тварей, многие из которых так и остались жить на земле. Среди них были многие виды молюсков, а также морские полипы, облепившие угасший вулкан Атлантида со всех сторон. Морские полипы, маленькие такие букашки, не больше пшеничного зернышка, год за годом, век за веком лепят друг на друга свое жилище, свой коралловый домик, в результате образуются острова. Однако море может проломить этот хрупкий коралловый панцырь, поэтому полипы не живут в одиночку, прочно цепляясь друг за друга, нарастая один на другого, образуют гигантские колонии, которые расширяясь, превратились в самый прекрасный остров на свете. Не зря о Атлантиде говорили:

- ты просто бедняга, если не видел Атлантиду, но ты просто осел, если увидев город Атлас, столицу атлантиды, не поклялся снова туда вернуться.

Оно и понятно, на земле стоял благословенный золотой век, век всеобщего счастья, мира и благополучия. Сады и поля давали огромные урожаи, луга кормили обильные стада домашних животных, труд был легок, тысячи рабов-варваров обрабатывали цветущую землю. Народ жил по обычаям пращуров, любил веселые, шумные праздники, и никто не мешал ему жить в роскоши, любить своих демониц, рожать детей и веселиться.

-Боже правый и левый! - восхищались путники красотами города и порта, жадно пожирая их глазами

 Величественные дворцы и храмы нового города соседствуют со множеством разрушенных храмов, обелисков, колон древних памятников и гробниц старого города, разрушенного великим сотрясением Атлантиды ещё три тысячи лет тому назад. Этот старый город некогда занимал все окрестные горы, и теперь полностью оставленный жителями утопал в зелени садов, дающих диковинные плоды. Казалось, будто душа истерзанная безумством необузданых страстей, наконец-то нашла успокоение в плавной гармонии окружавших долину гор. Соленый морской воздух, настояный на целебных ароматах лесов вливается в грудь без всяких усилий, отчего тело буквально переполняется здоровьем. И правда, климат на этом благословенном острове был лучше, целебнее и полезнее, чем в других местах по той причине, что травы и деревья здесь росли невиданные.

 Большой и уютный порт, вмещающий несметное количество кораблей всевозможных форм, размеров и тоннажа встретил их вполне радушно. Сотни галер, пентер, триер стояли выстроившись в ряд у бесконечной пристани Атласа, и Сабскабе пришлось изрядно потолкаться, протискиваясь к причалу. Скрипели уключины весел, гремели тяжелые цепи, туда-сюда сновала суетливая команда, швартуясь к кольцам портовой гавани. Глаза разбегаются от колышущегося моря парусов всех цветов и оттенков радуги, тут тебе и чисто белые паруса, и в полоску, и в крапинку, с рисунком и без рисунка, расшитые златом, серебром. На их фоне истрепанные галеры Сабскабы выглядели не очень эффектно, корпус исцарапан, паруса разорваны, даже «Фламинго» больше напоминала загнанную шакалами антилопу, чем быстроходную галеру. Да и путники пережившие бой с пиратами выглядели нелучше, у кого раны, у некоторых увечия, да и своей статью они в корне отличались от жителей Атлантиды. Тех можно узнать сразу. Высокие, крепкие телом, богато одетые они представляли собою верх совершенства, доброты, высоты, широты и прочих её достоинств. У одних живот опух до размеров здоровенной бочки. У других расширились плечи, да так сильно, что этих горбунов называли просто гороносцами. У пятых, прямо от ушей росли ноги, крепко накрепко соединяясь с шеей. У иных, нос вытянулся до размеров хобота. У прочих, уши росли такими большими, что волочились по земле, будто это и не уши, а самые настоящие плащи. Эти длинные уши крепились к неменее огромной голове, будто специально выращенной для того, чтобы вместить в себя всю мудрость прожитых тысячилетий. Теплый климат и благоприятные условия жизни способствовали долголетию, тысяча лет для Атлантов еще младенческий возраст, поэтому в пожилом возрасте они были настолько умны каждый в своей области, а в науке и искусстве достигал таких вершин, что другим жителям ойКумены и не снились. Прочие гости столицы старались ни на шаг не отступать от местных жителей, разве что одежда выдавала их чужеродное происхождение. Например жителей Африканского континента: Доробо, Кинту, Нгулве, Мулунгу, Гоаб, Тсуи, Гануба, Мбасы, Мвава, Интулва, Гурру, Валумбу, Куикузи, Китута, Вариму, Шериша, Ирима, Шетаны, Валели, Вао, Амапози, Нфлопфу, Итонго, Ишбула, Чвана, Гарибы, Хлако, Ньена, Кабиа, Вымия, Идози, которых здесь было больше других, выдавал загорелый цвет лица и национальная одежда, которой они очень гордились, а также размеры тела: острые локти, широкие плечи и маленькая голова, увитая ветвящимися рогами. Демоносы Тарона, Ливии и прочих Азийских стран: Девы, Пери, Гули, Джины, Шейтаны, пустынные Адиты, Айшмы, Акваны, Шедуки и прочие коих не счесть пальцами рук, выделялись своими длинными хвостами и маленькими копытцами. Кавказ представляли крылатые народности Ацанов, Албасты, Пари, Адарха, Аздаги, Юхва, Алкилы, Алы, Вишапы, Каджи, Шапсуги, Вашпал, Абрак, Иныжи, Конаяк, Покотн, Девальна, Милки, Генивх, Чхурур. От Европы, как от самой необжитой части ойКумены, демоносов было меньше всего, но среди них встречались Акко, Амфито, Морло, Аластор, Аждахаки, Бебрик, Кабиры, Ларии, Ализонки, Калипиды и Киконы. Далекая (Индийская) страна Ракшаси была представлена чуть беднее, это было связано с расстоянием, скрытностью характера и образа жизни демоносов тех стран: Ахуров, Цахуров, Авани, Ракшаси, Рудру, Васу, Кагари, Ангирасы, Антиракша, Адитьи, Ашваны, Бхараты, Бхуты, Преты, Наты, Тхены, Кумкуруши, Кинары, Гухьяки. Среди гостей столицы часто можно было встретить приезжих из самых отдаленных уголков планеты. В частности из сказочных (Американских) материков эль-ДО, ра-ДО, частыми гостями были демоносы народа Жерараку, Укуку, Канамиты, Гуахайоке, Супай, Ручика, Дсопоква, Исикус, Вокеон. Из далекой Гавайской страны хвостатые демоносы: Каури, Матуку, Турехи, Патупаиареха, Аитанги, Танифы. Из Австралии попадались сумчатые Аранда, Алтьире, Аниту, Байамеи, Кургуру и многие другие. Все это многообразие форм и видов, образов и подобий различных демонических народов, собравшихся в одном месте ползало, прыгало, скакало и бегало, настолько плотно прижавшись друг к другу, что разобраться кто из них был кем, не представлялось никакой возможности. От всего этого калейдоскопа просто рябило в глазах.

-Сидите на корабле и без меня никуда, ни шагу, - приказал Феникс своим воинам, а сам отправился в царский дворец.

 Гарпии с завистью проважали его взглядом, им тоже хотелось расправить свои крылья и упорхнуть на манящий свет большого города, который они видели впервые в своей жизни. А Феникс не оборачиваясь, торопливой походкой пробирался среди этого разношерстого портового народа, которые, будто муравьи, перетаскивали грузы, подгоняли вьючных животных и рабов. Вскоре его с головой поглотила огромная толпа народу базарной площади.

-Хороша у вас торговля и в какой цене товар? - спросил он у продавца тканями, и тот приняв Феникса за покупателя, тутже принялся расхваливать свой товар.

-О богатый купец, этот славный город полон всякого товару, в нем можно найти много чудесных товаров, но такого товара, как у меня, ты не найдешь нигде, ибо он самый лучший. Шёлковые платки, парчевые мантии, кружевные шали, атласные ткани, посмотри какая красота. Хоть весь базар ты обойдешь, а такой красоты не найдешь, купи, уступлю по сходной цене.

-Да мне не нужно, - оправдывался Фенникс.

Но продавец наседал:

- возьми для своей любимой демоницы вот этот платок, и она станет обольстительно прекрасна.

-Нет у меня любимой, не кому покупать платки и шали, - ответил Феникс, нырнув в толчею обжорных рядов, где торгуют фантастически вкусными блюдами.

 Рука так и тянется испробовать местных вкусностей, россыпи пряностей, вяленая саранча, сушеные медузы, жаренная, варенная, прокопченная дичь, утки, каплуны, фламинго, дрофы, всего так много и все настолько аппетитно, что Феникс не удержался, купил себе десяток голубей величиной небольше мизинца, сильно прожаренных в кунжутном масле.

- Вот где вкуснятина, пальчики оближешь, - шел, обьедался голубцами, запивая их холодной цикорной водой.

 Многие торговцы пытались затащить его к себе, совали ему в рот различные плоды, угощали фруктами, кормили орехами, апельсинами, желудями, амбросией и сладкими кореньями, всем чем были богаты сами, только не проходи мимо, купи. Тутже на перекрестке дороги ведущей из порта в город находился малый рынок живого товара, которые содержались в больших клетках с гогочущей, кудахтающей и квокчущей пернатой дичью. Здесь было все, что только можно себе представить, от больших слонов до крошечного слоника, маленькой карликовой разновидности слонотопов, столь любимой демоносиками, вьючных онегров и горбатых верблюдов, резвых мулов и пятнистых жирафов, детенышей диких драконов и взрослые обьезженные особи и прочее, прочее, прочее. Все смешалось в этих рядах, рев животных, оживленный торг покупателей с навязчивыми продавцами, приставшими к Фениксу, купи раба. Пришлось сделать вид, что он выбирает себе варвара, постоять у клеток, полюбоваться живым товаром.

Варвары, человекоподобные приматы, различных частей ойКумены, но в большинстве своем из Африканского континента, в котором их водилось несметное множество разновидностей: Нгояма, Нголококи, Молохои, Хайуари, Китунусы, Кацумбакбака, Чуруруви, Секобокобо, Огири, Матабелеле, Изимуми, Шааки, Лелема, но среди них попадались и Европейские варвары: Дуэнте, Абнацаю, Бакбак, Наснасы, Кабаргу, Гумири и конечно же самые сильные и выносливые Оботалы. Все эти грязные, волосатые приматы сидели, стояли, лежали в грязных завшивленных клетках, многие из них тутже умирали от жары и болезней, так и не проданными. Поддавшись врожденному любопытству, ближе рассмотреть этих забавных зверушек, Феникс подошел к одной из клеток и с любопытством стал рассматривать этих прямоходящих обезьян. Какие они все таки забавные эти варвары, думал он, рассматривая их безрогие головы, большие пустые глаза, широкие плоские носы, тело густо поросшее пучками ползучей растительности и конечности совершенно лишенные копыт. Он стоял и с огромным любопытством рассматривал, как варвары рылись друг у друга в густой шерсти, выискивая там блох и другую живность, и тутже запихивали в рот свои трофеи. Варварские детеныши, как и все дети, забавлялись играми, устраивали шумные потасовки, иногда прихватив зубами руки и ноги партнеров, сильно кусали друг друга.

-Хочешь купить себе хорошего раба, тогда возьми Оботала, - предлагал свой товар продавец живого товара. - Они не в пример остальным варварам, умнее да и внешним видом приятнее для взора, не такие волосатые, в их глазах можно рассмотреть хоть и слабые, но все же проблески разума, значит они будут лучше других истолнять порученную им работу. Купи. - предлагал он парочку самых сильных рабов, - сегодня, в канун праздника Ураний, цены намного ниже.

И правда, у клеток с живым товаром толпилось бесчисленное количество народу, выбиравших себе рабов, цены в этот день были самые дешевые. Надо заметить, что цены в Атласе были не в пример другим странам, самые низкие. Во всей ойКумене три гуру зерна или двенадцать мин шерсти, или десять мин меди, или тридцать литров кунжутного масла продавались всего за несколько Оболов, а тут и того не стоили. Сравнительная дешевизна продуктов сельского хозяйства обьяснялась тем, что серебро стоило в шестьсот раз дороже меди, в семьсот двадцать раз дороже шерсти, а рабы и местный нектар вообще были бесценны, то есть стоили очень дорого для тех, кто их продавал, и дешево для тех, кто их покупал.

-Я деньги забыл дома, - оправдывался Феникс, пытаясь выскользнуть из цепких обьятий назойливого торговца.

- Возьми в долг, возьми под честное слово, - предлагал он свой товар, но Феникс, уже растворившись в шумной толпе, очутился в горшечном ряду.

 Вот он самый дорогой и столь высоко ценимый товар в Атлантиде. Надо заметить, что Атлантида не имела своих гончарных промыслов и от этого горшки и прочие керамические сосуды здесь были на вес золота, а торговля гончарными, керамическими и фарфоровыми изделиями была очень прибыльной. Народа в этих рядах было меньше, так как цены на товар кусались. Целые горы сосудов различных форм и размеров, длинноногих амфор, пузатых горшков, худых кувшинов и множества прочих сосудов были сложены просто неба.

- Фюу-уть-уть-уть, - зазывают к себе торговцы гончарными изделиями, будто птиц, приманивая покупателей, - Фюу-уть-уть-уть.

 Надо отдать должное их неуемной энергии, ведь они не просто сидят, выжидают своего покупателя, а зазывают его «Фюу-уть-уть-уть», делая при этом массу всяких преувеличенно быстрых движений, и оглушительно выкрикивая какие то фразы, которые не понимают даже сами продавцы. - «Фу-уть-ють-ють».

И все это для того, чтобы привлечь прохожих. Одним из таких колоритных торговцев оказался демонос из рода Сифаков, по имени Кучварк.

- Чем приторговываешь? - обратился он ради уважения к пузатому, словно бочка, горбатому, кривоногому, но веселому и жизнерадостному торговцу.

 И тот сверкнув белками глаз, прокричал три–четыре раза непонятное «Фюу-уть-ють-уууль-люууу-юююу!…», после чего начал на все лады расхваливать свой товар.

-Не сомневайся уважаемый, - убеждал его белобородый демонос далекой страны Еньлат, - вот смотри какой товар и товар я тебе скажу, что надо. Хочешь, обойди весь Атлас, такого ты нигде не сыщешь, вот посмотри, что умеют творить у меня на родине.

 Товар был очень хорош, и Феникс поневоле залюбовался им, а Кучварк оказался непросто торговцем, а великим философом, которого послушать и то удовольствие.

-Из глины мы умеем делать все. Глина, это же дар богов, из нее можно приготовить лекарство, и ты будешь совершенно здоров, купи эту прекрасную посуду, и ты не будешь голоден, купи эти керамические жернова, и на твоих зубах не будет скрипеть песок, купи керамический серп, и ты всегда соберешь богатый урожай ячменя и полбы. А еще из глины мы умеем изготавливать мебель, столы, лавки, сундуки, купи их, и твой дом будет полная чаша. А вот дверные замки из прочнейшей керамики, купи их, и твой дом станет неприступной крепостью.

-Неужели все это вы делаете из обыкновенной глины? - удивлялся Феникс.

-Ты даже не представляешь, что можно изготовить из обыкновенной глины, - расхваливал Кучварк свой товар. - Купи эти печати и штампы, - демонстрировал он глиняные печати и штампы, - и тогда подписывая бумаги, тебе не прийдеться марать свой палец в чернилах. А какие крепкие мы делаем из обожженной глины гвозди, - насыпая ему в руки горсть глиняных гвоздей. - Купи их, и твоя стройка превратится в сплошное удовольствие, они крепче железа.

-Не нужны мне гвозди, - отвечал Феникс и только собрался уйти, а Кучварк уже тут как тут, как закудахтает: «Фу-уть-ють-уууль-люууу-юююу».

- Куда ты идешь, останься, посмотри какие амфоры, бей сколько хочешь, не разобьешь, хоть полными их вози, хоть пустыми, всегда они легки и изящны. А вот гидрии, большие кувшины для воды с широким горлом и тремя ручками для удобства, возьми их, и твоя жена, когда пойдет за водой, будет тебе благодарна. Гидрию удобно носить на голове, держась за эти немаленькие ручки. А вот большие бочкоподобные пиносы, возьми их, и тебе будет, куда вылить принесенную воду.

 Но Феникс катигорически махал руками.

- Не нужны мне пиносы.

- Не хочешь пиносы, тогда возьми кратеры, в которых можно смешивать нектар с медом и цикорной водою, возьми их, и в твоем доме всегда будут свежие коктейли.

-Не хочу я коктейлей, - отбивался Феникс, но вырваться из цепких лап Кучварка не так уж и просто.

-Не хочешь кратеры, тогда возьми ойнохии, киафы и киликии.

-Не нужны мне все эти горшки, - как мог отбивался Феникс.

- Не хочешь ойнохии, - наседал торговец, - тогда возьми стамнос–сосуд для культовых церемоний, он тебе пригодится, когда ты пойдешь в храм, ибо только из стамноса жертва угодна богам.

 Схватив руки в ноги, Феникс хотел бежать, но назойливый Кучварк цепко держал его в своих обьятиях, умолял.

-Возьми псикаторы, посудины-холодильники, возьми хоть парочку псикаторов и у тебя даже в самую жаркую погоду будет холодная вода.

-У меня горло, мне нельзя холодного, - оправдывался Феникс.

- Ну тогда возьми арибалы, - брызжа слюной, распинался пузатый торговец, в арибале ты можешь хранить ароматные масла для умащивания тела после бани.

- Не куплю, не проси, - отбивался Феникс.

- Тогда сделай подарок своей жене, возьми эти пиксидры или большие кальпиды и у твоей жены будет куда положить свои украшения и деньги. Если ты купишь у меня аски-пудреницы и леканы-косметички, я дам тебе в подарок гутусы, рогоподобные бутылочки для кормления малых детишек. Возьми их, и твой курносенький демоносик всегда будет сыт, и у него не будет болеть животик.

-Нет у меня жены и демоносиков, - еле-еле вырвался он из цепких рук торговца, растворяясь в толпе.

 А тот еще долго кричал ему в след.

- Ты еще не видел лутери, миски для умывания. А если у тебя вдруг случится свадьба, то без лутрофоры тебе никак не обойтись. А если недай бог случится похорон, тогда возьми лекифу, «Фюу-уть-уть-уть», - почти рыдал продавец, призывая купить диносы, оносы, кинфары, ритоны, фиалы, котили, лагиносы и бомбалии.

Но Феникс вовремя сообразив, что в недобрый час он связался с этим предпринимателем из страны Еньлат, бежал прочь, не разбирая дороги. Не зря существует пословица, что с демоносами из рода Сифаков лучше не связываться, такого на городят, такого на плетут, что отличить правду от вымысла просто невозможно. И так было везде и всюду на этом богатом товарами базаре, каждый торговец пытался заманить его в свои сети, сулил всевозможные блага, он кормил сладкими грезами, поил выгодами, манил будущими несметными богатствами и картинками из счастливой призрачной жизни. Только купи и все тут! Таким или почти таким встретил Феникса базар города Атласа, место, где сходятся караванные пути, принося жителям несметные богатства и признание одного из самых крупных торговых центров ойКумены. Незря о жителях Атлантиды поговаривают. Они насыщаются, словно должны вот вот умереть, а строят так, словно они обладают бессмертием. На счет насыщаются, чтобы умереть, это только пафосные слова, ибо никто из Атлантов и не думает о смерти, а вот насчет «строят, словно обладают бессмертием», замечено в самую точку. Феникс выбравшийся из базарной площади в город нанял рабов-носильщиков и теперь сидя в коляске, с огромным любопытством рассматривал прикрасные дома и храмы, сплошь и рядом изукрашенные златом, серебром и прочими драгоценностями.

-Красота то какая! Ляпота!, - любовался он красотами нового города, в котором ещё был в прошлое свое перерождение. И правда, Феникс в силу своей занятости был в Атласе очень давно, он хорошо знал старый разрушенный город, а новый видел впервые, и теперь, сидя в роскошных носилках, которые несли на своих плечах рабы-варвары, прикрывшись от солнца шелковым зонтом, не переставал удивляться трудолюбию горожан, сумевших воздвигнуть такую сказочную красоту. В одном месте Феникс знаком остановил носильщиков и на высокой, устремившейся в небо стелле прочел следующую надпись, высеченную златымы Демотическими буквами. «Если сомневаешься в нашем могуществе, взгляни на наши постройки, созерцай их, восхищайся ими». И правда, было чем любоваться. Прямо в небо взметнулись прекрасные дворцы, поражающие воображение своим многообразием форм: прямоугольники оснований, сфероиды шпилей, плоскости колон, углы и полукружья крыш, крутые лесницы, увитые розами беседки для отдыха. Если некоторые свои постройки Атланты спецально строили простыми, то в других они забавы ради искусстно сочетали камни разного цвета, сообщая им естественную прелесть. Стены дворцов и храмов они одевали в медь или олово, нанося металл в расплавленном виде, а крыши даже самых простых домов были в золоте, серебре, от чего могло показаться, что город буквально горел на солнце. Если взглянуть на город с высоты птичьего полета, то зрителю открывалась удивительная картина правильно спланированного города, сплошь изрезанного каналами, через которые были переброшены причудливо изогнутые мосты, под которыми свободно могли пройти корабли, но большинство мостов было разводных, их приводили в движение подьемные машины. Остров, на котором стоял дворец царя Иапета и куда направлялся Феникс, находился в центре города и был самым большим и красивым. Он буквально утопал в зелени садов и парков, в котором дни напролет любили гулять жители города, весело и беззаботно проводя свой досуг, наслаждаясь пением и танцами. Тут же на главной дворцовой площади устраиваются пышные карнавалы, состязаются атлеты и актеры, лицедеи и акробаты, а вечером зажигаются потешные огни. Демоносы Атлантиды всегда веселы и беспечны, ведь они буквально купаются в богатстве, а всю черную работу за них выполняют рабы-варвары. Золотые нравы господствуют в этой стране, жители его спокойны и миролюбивы, не знают зависти и коварства, пороков и преступлений. И правда, Атланты никогда не совершали преступлений, ибо для этого не было причин. Если они желали красивых женщин, им было дозволено их иметь столько, сколько они хотели. Тоже самое имело место с богатством, ибо у атлантов никогда не было в них недостатка, чтобы брать чужое или позволить подкупить себя из-за необходимости.

-Приехали, - вежливо напомнил надзиратель над рабами-носильщиками, предлагая Фениксу освободить коляску.

Стоя у златых врат царского дворца, Феникс некоторое время медлил в нерешительности, как будто боялся ступить внутрь златой арки изукрашенной самоцветным каменьем. Мозаичная роспись стен под различным освещением меняет палитру красок, слепит глаза, заставляя жмуриться от множества солнечных зайчиков, прыгающих по стенам и потолку.

- Вот так чудеса, - выдавил из себя Феникс, опасливо ступая внутрь, и тутже дворцовая стража копьями преградила ему путь.

 Грозные воины придирчиво осмотрев Феникса с ног до головы, смягчились, узнав его должность и звание, отдав честь, пропустили внутрь дворца. Множество народу было внутри этого великолепного здания, состоящего из обширного портика с чудесной колонадой, здесь в перемешку толпились знатные демоносы, купцы и горожане, которые стояли маленькими группами, ожидая царственной аудиенции, обсуждали свои дела. Но Феникс пользуясь своими полномочиями, не стал ожидать приглашения, прошел без очереди, чем вызвал за своей спиной шумное негодование. Пройдя внутрь главного портика, оказался внутри большого зала, называемого Мегарон. Здесь он увидел царя Иапета с привычным сдержанным достоинством, слушавшего ораторов, которые произносили свои речи перед царем творящим закон и правосудие. Гляда на титана Иапета, сразу и не определишь, что он царь, казалось бы ну что в нем такого особенного, обыкновенный демонос, такие же рога и копыта, но те кто так думает, не правы в корне, ибо Иапет был не просто царь, а царь труженник, фанатично влюбленный в свою царскую работу. И правда, радение о делах государственных для Иапета было больше чем работа, можно сказать увлечение, хобби. Для иного правителя заштопать дырку на тунике, было делом поистину титаническим, а он правил огромной страной, поэтому и забот у него было выше крыши. Постоянной заботой царя было поддержание порядка и законности в стране, поэтому судебные тяжбы отнимали у него уйму времени. Но кроме этого, ему, как главе державы, приходилось пристально следить за работами, связанными с прокладкой новых и поддержании в порядке старых оросительных каналов, которых в стране было бесчетное множество. Можно сказать, что Атлантида была вдоль и поперек изрыта оросительными каналами, они питали водой страну, они позволяли собирать огромные урожаи зерновых культур, соревнуясь за право называться житницей ойКумены с такими странами, как светлый Ирий и черная страна Кент (Египет). Царь всегда пристально следил за работами связанными с обустройством водных каналов, сравнивая их с кровеносными артериями, питающими тело Атлантиды. Поэтому лично вникал во все дела, часто давал распоряжения о расчистке каналов и различных работах связанных с ирригацией полей. Если в царский дворец поступали сведения, что в какой либо местности не хватает питьевой воды, то из дворца посылались распоряжения о принятии мер для обеспечения населения водой. Если не хватало воды для орошения полей арендованных у дворца, то местные чиновники должны были принять меры к орошению этих полей, или же заменить неорошаемое поле, орошаемым. Больше того, местные чиновники несли материальную ответственность за нормальное функционирование водных каналов, и в случае неурожая из-за плохого водоснабжения, недоимка арендной платы начислялась на местного чиновника. Если где то прорывало плотину, не работали шлюзы или выходили из строя водоподьемники, то чиновники должны были найти рабочую силу необходимую для исправления повреждений. Но если нерадивый чиновник, по чьей вине произошли эти несчастья, не смог вовремя исправить повреждения или уклонялся от своих обязаностей, таких чиновников продавали в рабство, а их имущество шло на возмещение убытков. Одного взгляда на озабоченное лицо титана Иапета было достаточно, чтобы понять, что сегодняшний день, пятница 13 число месяца Гекатонхейра, выдался неважный, неприятности одна за другой обрушились на его царственную голову.

Прямо с утра богиня молвы–Осса на своем хвосте принесла дурную весть. Бротей, младший сын царя Тантала и нимфы Эврианассы, вбил себе в голову, что он жаропрочный. Бротей похвалялся, что огонь не может причинить ему вреда и в порыве безумства бросился в костер, да так и сгорел заживо. Пришлось жене Иапета, царице Асии, отправиться навестить безутешных родителей. Иапет тоже хотел поехать с женой, повидать дальних родствеников, развеяться, да государственные дела не отпускают, отнимая уйму времени и сил. Судебные тяжбы сменяются собраниями, заседаниями, застольями, обедами переходящими в пышные празднества. Прием знатных горожан и заморских гостей, бесконечная вереница пожертвований, подарков и подношений просто изматывала. Ведь ему приходилось выслушать каждого, что-то обещать или отказывать, при этом постоянно гримасничать, корчить понимающие выражение лица, чтобы окончательно уверить посетителя в том, что теперь он самый дорогой и желанный гость, чуть ли не брат родной. И так продолжается бесконечно день ото дня. Как же ошибаются многие наивные демоносы, предполагая, что царская жизнь слаще меда. Если бы они на один миг смогли облачиться в его шкуру и прочувствовать, что же на самом деле творится в душе великого правителя Атлантиды. Они бы узнали его тяжкие мысли, острой занозой сидящая в мозгу и ранящая душу.

           Радение о горшке насущном!

Где взять горшок, обычный ночной горшок из самой обычной глины, вот о чем думал и гадал правитель Атлантиды в понедельник, 13 числа месяца Гекатонхейра, и ни кто не мог развеять его печаль. А бесчисленная вереница посетителей только отвлекала его от важных государственных дел. Амфоры для местного нектара изготавливались везде и всюду, но не в Атлантиде. Их импорт обходился очень дорого, приходилось покупать их за большие деньги или же обменивать, как не крути, и так и эдак, все одно выходило дорого. Всего полно на острове: залежи драгоценных металлов буквально валяются под ногами, поля родящие богатые урожаи ячменя да полбы, горы поросшие строевым лесом, сады дающие удивительные плоды амбросии и море нектара, а подходящей глины нет. А раз нет надлежащей упаковки, то и товар не пользуется спросом. Вот и приходиться продавать нектар купцам перекупщикам, а те фасуя товар в горшки да амфоры, перепродают его в три дорога, наживая за счет Атлантиды огромное состояние. Где накопать глины, денно и нощно думал царь Иапет, ламая свою голову. Те кто думает, что идея копать оросительны каналы пришла ему в голову случайно, ошибаются еще больше. Ибо каналы хоть и используются для орошения полей, но на самом деле землю рыли только с одной целью, разыскать столь необходимую для острова глину. По приказу царя Иапета перекопали чуть не весь остров и ничегошеньки не нашли, младший сын Атлант лично облазил весь остров, казалось бы перещупал, перебрал его своими цепкими пальцами и ничего не нашел. Золото-пожалуйста, драгоценные каменья–сколько угодно, а глины–нет. Нектар, дивное творение природы, который давили из спелой амбросии, преобретал поистину божественные качества и раскрывал свой тонкий букет только в керамической таре, а всякие там бурдюки, бочки, кульки и сосуды только портили его вкус. Такой нектар годился только для дешевых харчевен и забегаловок. А ведь нектар - это кровь демоносов, нектар - это лекарство на каждый день, нектар - это бальзам на раны исцеляющий недуги и продлевающий жизнь, делая ее счастливой и беззаботной. Он хмельной и бодрящий, тягучий и вязкий, терпкий и сладкий, он основа счастливой жизни, весь мир вертится вокруг нектара, без его присутствия веселье и пиры превращаются в скучную работу. Такую же скучную, как и эта бесконечная вереница посетителей с их драгоценными подношениями, горы которых возвышались тутже в Мегароне, тронном зале дворца. Вот какие мысли крутились в его царственной голове и незнамо, неведомо сколько времени продолжалось бы это головокружение, если бы громкий удар колокола не вывел его из равновесия.

- Что это? - удивленно вопрошал царь Иапет, сверясь с солнечными часами, - неужели время обеда?

- Да нет, - отвечал ему Азаес, советник и правая рука, - еще не время, если солнечные часы не врут, до обеда еще два с половиной часа.

-Тогда по ком звонит колокол? - интересовался царь.

- Не могу знать, - втянул голову до до самых плеч Азаес, продолжая зачитывать длиннющий пергаментный свиток. - С Родоса прибыло десять галер с амфорами, всего десять тысяч амфор по цене три обола за каждую, на сумму тридцать тысяч оболов. Вчера прибыло столько же из Тарона по цене в один обол каждая, но качество такое, что и половину этих денег они не стоят, одним словом халтура.

-Боже правый и левый! - воскликнул царь Иапет, заламывая руки. - Когда тебя укусит бешенный дракон, то к ране лучше всего приложить лесную капусту, но лучше всего помазать место укуса соком растения асфатиды. Какое лекарство приложить многострадальной Атлантиде от этих кровожадных торговцев, которые подобно кровожадной пьявке высасывают последние гроши с ее израненного тела. Нет я этого безобразия больше терпеть не в силах! - на чем свет стоит ругался Иапет, - ищите, ищите всюду и пусть глина будет не хуже, а даже лучше Родосской, избавьте остров от этого пиратского разорения. В конце концов завозите глину из других стран, снарядите караван судов и возите глину, пусть рабы лепят горшки и кратеры.

-Это не рентабельно, лучше покупать готовый товар, - отвечал советник Азаес, - наш народ совершенно не умеет обращаться с глиной, нет у них такого таланта. А насчет пиратов есть самые свежие известия, их привез посол Феникс.

-Зови его немедленно, я хочу услышать вести из первых уст.

 Ожидая приема, Феникс стоял в огромном зале для аудиенций и чувствовал себя раздавленным этим сказочным великолепием окружавшим его со всех сторон, ведь даже с потолка над его головой висели изумруды отливающие всеми цветами радуги. Переминаясь с ноги на ногу, он терпеливо ждал своей очереди. Низкорослый на фоне этого титанического великолепия, стоял чувствуя свое ничтожество. А может это постоянно приближающийся колокольный звон теребил его сознание.

-Почему так часто звонит колокол? - задавал он себе вопрос и не находил ответа. Только он хотел спросить о колоколе у стражника, в этот самый миг отворилась златая дверь, и придворный слуга знаком поманил его внутрь.

-Феникс войдите, вас ожидают, - и тутже колокольный звон «бум, бум, бум» ударил где-то совсем рядом.

-Что сегодня творится с этими колоколами? - удивлялся Иапет, поглядывая на песочные часы, – почему звонят раньше времени.

- Не обращай внимания, - успокаивал своего правителя Азаес, - посмотри лучше кто к нам приехал.

-Будь счастлив великий правитель Атлантиды! - начал свою речь посол Феникс, - волею случая прибыл я в твой благословенный край. Направляясь на Родос, стал невольным свидетелем и участником кровавой баталии, разыгравшейся на море. Галеры разбойника Лодона ограбили торговые корабли некоего судовладельца Шатарана, пираты сожгли две галеры с товаром и еще одно судно получило серьезные повреждения.

 Царь Иапет аж вскочил с трона, гневно ругаясь.

- Ты смотри, совсем распоясались морские разбойники, того и гляди перережут нам торговлю с ойКуменой, нужно немедленно выслать патрульные корабли, очистить просторы моря, а Лодона изловить и утопить в бочке с нечистотами. А еще лучше посадить его в яму для преступников, и пусть он там сгниет заживо. Знаешь какие у нас тюрьмы, нигде таких не сыщешь, - обратился он к Фениксу, и не дожидаясь ответа обьяснил. - Представь себе глубокую яму, закрытую железной решеткой, выкопаную в стойле онегров. Брошенные туда сидят без света, без воды, без пищи, а на их головы летят испражнения онегров, вот где умора, - сказав это, Иапет умилительно рассмеялся, а затем добавил. - Немедленно отыщите титана Крия, пусть очистит море от пиратов, а Лодона, будь он не ладен, в кандалах доставить на остров и в яму его! В яму негодяя! - приказал он Азаесу.

А тот только развел руками, дескать это невозможно, титан Крий еще вчера отплыл в Антикору и теперь будет нескоро.

-Ах, да, - опечалился Иапет, - он же обещал привезти от туда жидкое золото, лучшее лекарство от всех болезней. Жаль, очень жаль. Так чем же все закончилось? - вопрошал правитель, - удалось хоть кому-то из купцов вырваться из рук кровожадных горлорезов или все погибли?

 Азаес, как все знающий слуга и правая рука господина, тутже принялся обьяснять:

- по моим сведениям для пиратов все закончилось очень плохо.

-Как это? - еще больше удивился царь, - неужели мирные купцы смогли погромить злобных разбойников.

-Вот именно, - подтвердил Азаес, - благодаря вмешательству Феникса и четырех его воинов из рода гарпий пираты были разбиты, их суда захвачены и многие из них попали в плен.

-Так чего ж вы ждете, - всплеснул в ладоши Иапет, - немедленно ведите сюда разбойника Лодона, я хочу взглянуть так ли он хорош, как о нем болтают.

«Бом, бом, бом» протяжно ударил колокол, только на его звон уже никто не обращал внимание, пусть звонит.

- К сожалению, - отвечал Феникс, - галера пирата Лодона. применив военную хитрость, сумела скрыться от преследования.

-Удивительно, - вновь всплеснул в ладоши царь, - впервые слышу, чтобы пираты под предводительством самого Лодона от кого-то бегали. Вот так гарпии, вот так воины, я за свою жизнь видел немало примеров мужества, но о таких подвигах слышу впервые, хотел бы лично взглянуть на героев, пошлите за ними, я обязательно куплю их у тебя для своей охраны.

Феникс немного помялся на месте, не зная, как отказать.

-К сожалению должен огорчить тебя великий царь, эти воины уже куплены, я специально готовил их, как телохранителей титана Крона и царя Киферона, но клятвенно обещаю, что в следующем году подготовлю для тебя несколько воинов.

-Жаль, очень жаль, - с грустью в голосе молвил Иапет, - сегодня вечером унас намечается небольшая пирушка, приведи воинов во дворец, я хочу показать их своим сыновьям.

-Пирушки и шумные застолья только вредят воинам, - пытался возражать Феникс.

-Приведи и все тут, - молвил Иапет голосом не терпящим возражений, и его цартвенный глас усилился раскатом колокольного звона, на который в прочем никто не обратил внимания.

А зря, царь должен знать отчего в неурочный час звонит колокол.

                   По ком звонит колокол

Но давайте на время оставим царский дворец, узнаем, чем в это время занимались спутники Феникса, капитан Нирох, Сабскаба и гарпии, оставшиеся в порту. С изчезновением Феникса жизнь в порту не остановилась, суда стоявшие на рейде грузились местными товарами, и тутже разгружали свои привозные товары, истошно скрипели лебедки подьемных кранов, натужно кряхтели стоящие под погрузкой онегры. Эти неутомимые труженики считались самыми сильными и выносливыми животными. И правда, они были именно такими, перетаскивая на своих широких спинах сотни тысяч грузов. Остров отгружал на экспорт пряности, растительное масло, нектар, пшеницу и прочие товары, которое в изобилии давала здешняя земля. Атлантида сама производящая хлеб в огромных количествах торговала им со всеми странами, соревнуясь за первенство с житницей ойКумены, светлым Ирием и черной страной Кент. Портовые краны, вытянув свои длинные шеи, сгружали привозные товары у портовых складов, где их прибирали к рукам купцы–перекупщики перепродающие товар вглубь страны. Наряду с внешней и крупно оптовой торговлей существовала и розничная торговля. Мелкие торговцы Атлантиды, получая ссуду или товары взаем, самостоятельно вели свои торговые операции, доставляя товар по рекам и каналам страны в порт Атласа. Царь Иапет ревностно защищавший интересы торговцев своей страны принимал все меры к тому, чтобы обеспечить крупно-оптовому торговцу высокую установленную законом прибыль. По законам Атлантиды, взявший ссуду у кого-либо, должен был вернуть взятое в тройном размере, даже в том случаи если он не наживал себе барыша. Единственная причина, по которой он освобождался от выплаты ссуды, были форс мажорные обстоятельства, такие например, как война. Надо отметить, причина чистой воды вымышленная, можно сказать утопическая, какие могут быть войны в золотом веке, никаких, век то золотой.

Купец Нирох некоторое время толкался среди купцов, приценялся к товарам, а затем нанял рабов разгрузить товары проданные оптом и розницу местным купцам атлантам, которые щедро расплатились с ним звонкой монетой. Сабскаба тоже не сидел без дела, отправился в дальний конец порта, где были устроены верфи, в которых мастера плотники изготавливали новые и чинили старые корабли. Прогуливаясь среди новых еще пахнущих свежей краской галер, Сабскаба придирчиво осмотрел их оснастку, потолкался среди купцов готовых тутже купить новенькую галеру и найдя, что его «Фламинго» еще вполне приличная посудина, решил не тратиться, нанял мастеров бравшихся за небольшую плату починить его истрепанное « Фламинго».

-Разгрузишь свою галеру, приганяй её к нам, мы её вмиг поладим, - согласились мастера-плотники, отсчитывая золотые оболы, задаток полученный от Сабскабы. Вернувшись в порт, Сабскаба не покладая рук подганял рабов своей семижильной плетью, организовав выгрузку колокола « Глас гидры ». Его верный слуга Бончо издалека чувтвующий настроение своего господина, быстро мотнулся на базар и притащил от туда самые изысканные закуски, а затем сбегал в припортовую харчевню и купил самый лучший нектар, который только сумел отыскать в городе. Бончо все время куда-то бегал, суетился, накрывая для своего хазяина роскошный стол. Не успел Сабскаба осушить первый кубок нектара, к его скромной трапезе присоединился капитан Нирох и прочие купцы, которым также не терпелось поскорее обмыть удачные торговые сделки. Столы буквально ломились от множества еды и напитков, среди которых самым изысканным лакомством считалась местная амбросия и нектар. Сабскаба уже изрядно нагрузившись нектаром, спросил у своих собутыльников.

-Верные мои други, а кто из вас бывал во дворце царя Иапета?

 Но те только пожимали плечами, дескать, кто ж нас простых демоносов пустит во дворец самого царя.

-Тогда я хочу устроить вам праздник, - во все услышанье обьявил Сабскаба. - Быстро допиваем этот поистину божественный нектар, хватаем колокол «глас Гидры» и во дворец, вручим царю подарок, а он одарит нас «серебряными крыльями», крыльями моей мечты.

-Вот так удача, - переполнились радостью сердца всех собравшихся, не каждый день представлялась такая возможность, побывать в гостях у самого царя Иапета, да еще получить столь желанные подарки.

- Мы согласны, - обрадовались купцы, подхватив колокол, отправились прямо во дворец.

Сабскаба как и положено великому флотоводцу шел впереди, своей семижильной плетью расчищал дорогу. Дотащив колокол до Златых ворот, дворцовая стража копьями преградила ему дорогу.

-Кто такой, зачем тащишь на себе этот колокол?

 Пришлось обьяснять, что это такое и кто его тащит. Стража услышав ответ, смягчилась, пропустила их во внутрь. Сабскаба дотащив колокол, бросил его посреди высокой и длинной балюстрады, которая отделяла часть портика от базилики. Тутже к нему подскочили сановники, котрым он как и положено отдал рекомендательные письма, накладные и сопроводительные документы. Вельможи взяли рекомендательные письма, проверили накладные и любезно обещали устроить прием у царя, но медлили, томили Сабскабу в ожидании. А ему не терпелось заполучить заветные крылья, поэтому сгорая от нетерпения, он несколько раз позвонил в колокол, никакого ответа. Считая, что ему морочат голову, он еще раз позвонил в колокол, и снова нет ответа. Выждав время, вновь позвонил в колокол и опять ничего. Подождав для приличия пару минут, он еще раз позвонил в колокол, но уже настойчивее и снова ни какого толку, тогда Сабскаба решил действовать. Сняв с верного слуги Бончо всю одежду, он умастил его тело маслом, голову увенчал лавровым венком и в таком живописном виде втолкнул его в зал для приемов –Мегарон. Вид обнаженного демоноса и колокольный перезвон заставил всех присутствующих вздрогнуть, и правда, не каждый день можно созерцать такую живописную картину. Даже царь Иапет, поддавшись испугу, вскочил с места, а когда под напором колокола дворцовая дверь сломалась и рухнула на мраморный пол, тут уж все кто был в зале Мегарон забегали, засуетились.

-Караул! - кричала дворцовая челядь, разбегаясь кто куда.

-Мать чесная, курица лесная! - только и смог выдавить из себя царь Иапет и тутже попятился к потайной двери, ведущей во внутренние покои дворца.

И правда, было отчего прийти в изумление, колокол «глас Гидры» издавал такой истошный бой «Бум, бум, тарабуууууууууум», от которого сотрясались дворцовые своды.

-Это подарок царя Киферона, - во все услышанье обьявил Сабскаба, и колокольный перезвон раскатистым эхом подтвердил его слова.

Но Иапет уже бросился к потайной двери, ведущей во внутренние покои дворца, выкрикивая на ходу.

- Никаких подарков, на сегодня прием окончен!

 Едва он успел закрыть за собой дверь, чья-то нога серебряным копытцем отворила её вновь.

-Чьё это копыто? - только и успел подумать Иапет, рассматривая серебряные подковы с изумрудными пряжками.

А обладатель серебряных копыт тутже рассыпаясь в похвалах и любезностях к царю, начал уговаривать принять подношение.

-Это такой колокол, - обьяснял Сабскаба, - просто жуть, а не колокол, его прислал в дар Атлантам сам правитель Родоса и меня с ним в придачу. Вот и письмо от Киферона, - достал он из-за пазухи длинный испещренный знаками пергамент, протянул его царю.

- Что это такое? - вопрошал Иапет.

 К тому времени он уже полностью овладел собою и принял вид подобающий царственной особе, восседал в златом троне.

-Что это такое? - рассматривал он ничего непонимающими глазами размытые водой письмена.

 Даже Азаес вызвашийся ему помочь, не смог прочесть ни слова.

-Верь мне, - говорил Сабскаба, - это каракули самого царя Киферона, которые он начертал собственно ручно, к сожалению письмо пострадало во время боя с пиратами, и теперь разобрать, что тут нацарапано нет ни какой возможности.

Царь Иапет некоторое время пребывал в замешательстве относительно размеров колокола, ибо что с ним делать, он не знал, строить новую колокольню не хотелось, а старые явно не могли выдержать его вес.

- Ну Киферон удружил, так удружил, - аж закипел раздражением царь Иапет, - лучше бы глины или горшков прислал, все больше толку.

 И чтобы хоть как-то отомстить Киферону, решил выместить свой гнев на Сабскабе.

-Я не верю тебе, ты и есть пират Лодон, хитростью пытающийся втереться ко мне в доверие! - грозно прикрикнул царь Иапет, - я сейчас же прикажу заточить тебя в глубокую яму злодей.

Сообразив, что дело приобрело нежелательный оборот, и крылья его мечты вот вот выпорхнут из рук, Сабскаба пал на колени и со слезами на глазах принялся оправдываться.

-Верь мне великий царь, я новый посол Родоса, особа неприкосновенная, меня нельзя в яму.

-Видали мы таких послов, - грозно молвил Иапет, - стража а ну хватайте этих разбойников и в яму злодеев.

Пришлось до сих пор молчавшему Фениксу, вступиться за Сабскабу и остальных купцов.

-Верь им великий царь, я могу лично подтвердить правдивость всего сказаного.

-Верь ему, верь, - просил Сабскаба, ползая на коленях пред царем Иапетом, - этот колокол « глас Гидры » из разграбленного пиратами Гидроалтаря. Царь Киферон прислал его тебе в дар и просил наградить « серебряными крыльями » того, кто его доставит, то есть меня, - молвил Сабскаба, скромно залившись краской румянца.

-Верь ему, - вступились за Сабскабу купцы, сообразив, что дело приобрело нежелательный оборот и для них. - Мы свидетели его героизма и мужества проявленного в бою с разбойником Лодоном, он достоен награды.

-С вами будет отдельный разговор, - отвечал царь, гневно сверкнув белками глаз, - хватайте этот колокол, и чтобы духу я вашего не видел.

И те, будто мыши, выскочили из дворца, прихватив с собою колокол.

-Эй, ты, герой, - обратился царь к Сабскабе, - поведай нам о своих подвигах. Сабскаба, как и подобает героям, встал с колен и дополняя свой доклад жестами рук и умилительным выражением лица, молвил.

- Моя галера мчала изо всех сил, - начал свой рассказ Сабскаба, - вернее летела под всеми парусами, стремясь, как можно быстрее доставить дар великого царя Киферона в благословенную Атлантиду. А тут, будто гром среди ясного неба, на нашу голову обрушился этот злодей Лодон со своими головорезами, и принялся грабить купеческие карабли. Надо признаться у меня давние счеты с этим злодеем, я однажды устроил ему приличную трепку, и теперь воспылав отвагой, бросился на врага, завязалась кровавая схватка, мои воины сражались, как драконы, и вот результат, пираты дрогнули, бросив награбленное, бежали. А я преследуя их, захватил две галеры и множество пленных, только одна галера и головорез Лодон сумели бежать, - стыдливо поджал свой хвост. - Две пиратские галеры доставшиеся нам в качестве трофеев пришвартованы в порту Атласа, как прикажет великий правитель с ними поступить. Оставить в дар Атлантиде или по праву благородства возместит ущерб нанесенный купцам, потерявшим свои корабли. Покорный слуга ждет ваших распоряжений и с честью исполнит любое ваше желание.

 Иапет не зная, как поступить, обратился к Фениксу.

- А ты как считаешь, заслужил Сабскаба награду, все ли в его словах правда?

Феникс недолго думая, ответил:

- у меня нет возражений, все верно, капитан и его воины дрались храбро.

-Так заслужил Сабскаба награду или нет? - переспросил царь.

- Казнить или миловать, - отвечал Феникс, - в праве только народ Атлантиды, ибо это согласуется с древними демократическими традициями.

- Так и быть, - молвил царь Иапет, обращаясь к Азаесу, - вынести рассмотрение этого дела на всенародное собрание, пусть демоносы Атлантиды решат, как поступить с Сабскабою.

 А затем обращаясь ко всем присутствующим, молвил.

- Вечером жду всех к себе на званый обед, а колокол отдайте в храм, пусть жрецы воздвигнут для него достойную колокольню, - сказав так, он удалился.

Азаес на правах советника царя обьявил во все услышанье.

-Слушайте, кто не знает, скоро весь народ Атлантиды будет праздновать священные Урании, устраеваемые в честь нашего любимого бога Урана. В канун праздника царь Иапет устраивает званый обед, на который приглашаются все желающие. Передайте всем, что царь гостей обедом кормит и дарами наделяет. Пусть знатные демоносы, а также купцы кто по-богаче закрывают свою торговлю, и во дворец идут обедать.

Услышав благую весть, все радостно зашумели.

-Да вот еще, - Азаес поднял вверх златой посох и добавил, - не забывайте о подарках, прихватите кто каменья дорогие, кто расшитые златом-серебром ковры.

На этом прием был окончен, и Феникс с Сабскабою раскланявшись, отправились в порт, где их поджидали гарпии, спавшие зарывшись в стог сена прямо на корме судна. Разморенные ласковым солнцем они спали, как дети, не замечая шума и гама царившего вокруг. Толпа зевак из местных и приезжих демоносов собралась возле судна, заглядывая внутрь галеры, все хотели видеть героев, они должно быть исполинского роста, настоящие великаны. Слышались разговоры в толпе зевак, тесным кольцом обступившим галеру. Слух о том, что четверо воинов сумели погромить самого пирата Лодона, быстро разнеслась городом. Крылатая богиня молвы Осса, будто сорока-белобока, донесла эту весть до ушей каждого жителя Атласа, и теперь множество народу толпилось в порту, высматривая героев. Капитан Нирох, который берег гарпийный покой и сон, а также свой корабль от любопытных зевак, которые пытались взобраться на борт, плетью отганял их прочь. Феникс с большим трудом сумел протиснуться сквозь толпу и разбудить спящих. Каково же было удивление толпы, когда они увидели не великанов играющих горой бицепсов, острых зубов и длинных когтей, а вполне обычных, ничем непримечательных демоносов из рода крылатых котов.

-Вот так великаны, вот так герои, - мычали обманувшиеся в своих надеждах демоносы, ничего особенного, наверное сочиняют и приписывают им те качества, которых и близко нет.

 Разочарованная толпа начала понемногу расходиться.

-Давайте просыпайтесь, - будил их Феникс, - нас приглашает сам царь Иапет, а на вас просто страшно смотреть, грязные, до сих пор кровь не смыли, сейчас же в баню мыться, бриться, приводить себя в порядок.

Капитан Нирох тутже подсуетился, одарив каждого прекрасной одеждой из самых дорогих тканей, а также серебряными сандалиями.

-Да вас теперь и не узнать, - посмеивался над ними Феникс.

 - Писанные красавцы, - подтвердил капитан Нирох, поправляя их атласные одежды, - хоть сейчас во дворец.

- Сначала надо их отмыть в термии, в баньке выпарить, а потом уже во дворец, - согласился Феникс, увлекая их за собой.

После обеденное время самое лучшее для прогулок. В это время какое-то особое умиротворение царит в хранимом богами городе Атласе. Величаво бьют колокола, оповещая время, неторопливо снуют горожане спешащие по своим делам, на ходу бросая деньги уличному музыканту, играющиму жалобную мелодию на старом потрескавшемся от времени Ребеке, струнном музыкальном инструменте, на грифе которого вырезаны забавные фигурки диковинных животных. Уличные акробаты, фокусники, заклинатели огня и змей разыгрывают забавные сценки, которые с удовольствием смотрят горожане. Вот в бешенном танце кружится заклинатель огня, всегда готовый веселиться и буянить, ловко жонглируя горящими факелами, он то и дело засовывает их в свой бездонный рот, глотает огонь, ни капли не опасаясь обжечься. А вот по натянутым канатам ловко скачет акробат, его наряд густо расшит бисером и мишурой, может рассмешить даже немого, неумеющего смеяться демоноса. Удерживая равновесие хвостом, он ловко прыгает по натянупым пеньковым канатам, кривляется, смешит зевак, а те как малые дети радуются, хлопают в ладоши, выкрикивают.

-Эй ты варвар, волосатая обезьяна, лови монетку.

Ни насмешки, ни обидные клички, которыми его осыпали зеваки, не смущали канатоходца, его дело завести зрителей, выманить монетку, схватить её своими цепкими рученками. В таких местах протиснуться непросто. Толпы горожан переграждают доругу, мешая проезду. Если носильщики еще могут протолкнуться в этой толпе, то погонщикам слоновьих повозок приходиться анкусом, длинным кривым шестом, разгонять столпившихся ротозеев, заставляя животных буквально протискиваться сквозь толпу.

-Осторожнее, куда прешь, совсем эти извозчики обнаглели! - кричат ему демоносы.

А тот знай свое дело бьет, подганяет слона анкусом, изо всех сил старается доставить седока и груз к месту назначения.

-Боже правый и левый, какая суета, какое столпотворение народа, - думали молчаливые гарпии, рассматривая окружающую действительность огромного мегаполиса.

Вид города поражал размерами и гением зодчего создавшего такое причудливое творение. Крыши домов, храмов, дворцов блистали золотом и драгоценным каменьем. Все куда не бросишь взгляд, утопает в пестрой зелени садов, алей и парков в сочетании с водными каналами, похожими на вздутые вены на руках труженика создают городу неповторимый колорит. Вот пробирается сквозь толпу грузовой онегр, на его спине болтается люлька, своими формами напоминающая небольшой дворец, откуда выглядывает лицо прекрастной демоницы из рода Пери. Тутже носильщики-варвары несут расшитый золотом шатер знатного демоноса. А вот важно шествуют знатные Атлантки в пестрых и богатых одеждах с высокими прическами, на которых устроены целые клетки с голосистыми певчими птицами или букетами цветов больше похожими на городскую клумбу. Знатные демоносы ни в чем не отстают от своих демониц, с важным выражением лица цокают по мостовой своими копытами, и у каждого за спиной болтается косичка, чем родовитей демонос, тем длиннее коса. А меж златых рогов у каждого из Атлантов привязано множество шариков и колокольчиков. При встрече горожане долго кланяются друг другу, отчего улицы города буквально наполнялись малиновыми трелями. Золотые колокольчики и бубенчики, это не простая прихоть и желание выделиться из толпы, это своеобразная защита, вызванная жизненной необходимостью отганять злых духов, которых в городе водится огромное множество, но видят их не все. И только колокольный звон, да трели бубенчиков могут отпугнуть этих невидимых злодеев. А ослиный рев может испугать не только злых духов, осел своим истошным «И-а-а» может испугать любого демоноса, вот и голосят они свое «и-а-а», разгоняя толпу зевак. Вереница ослов груженных огромными кувшинами везут свой груз без всякого провожатого, отлично зная дорогу. Кого тут только не встретишь: Селевкиды, Кинамолги, Арготилы, Капримулги, Тиннункулы, Стимфалиды, Даркоды, Кемады, Кинокефалы, Карпазоны, Монопы и даже Кепы, древняя разновидность атлантов, составляли основную массу городской толпы. И все это движется, ползает, плывет, порхает по огромным проспектам и широким водным каналам города, со всех сторон окружавшим древнюю метрополию. А вот на своих сорока двух ногах плывет по воде сороконожка, важно распустив свой пышный хвост, она, будто галера, плывет водным каналом. Что за зверь непонятно, но по всему незлобный, ибо пол сотни малых детишек демоносиков сидят на его спине с умилительно счастливым выражением лица. Стража копиеносцев несущая караул у башен и врат придирчиво осматривает горожан, иногда покрикивая, иногда применяя силу к нарушителям порядка, внушая мирным жителям спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, которое так высоко ценится в золотом веке.

Дворец царя Иапета был выстроен на том самом месте, где когда-то стояла его хижина. Это уже потом он расстроил его и всячески разукрасил золотом, серебром, каждый раз отстраивая его после опустошительных землетрясений, неоднократно случающихся с островом. Всякий раз стараясь превзойти уже построенный, и в конце концов создал поразительное по величию и красоте сооружение. Прямо перед дворцом была устроена площадь, где обсуждались государственные дела. Тамже были главный Храм и библиотека вмещающая в себя сотни пергаментов, папирусов, завитков и скрижалей. Примыкавшие к библиотеке со стороны внешнего двора монументальные врата ведут по дороге к фонтанам, которых тут можно насчитать бессчетное множество. И каждый фонтан помимо красоты и грации самой разной конструкции, украшен изваянием знатных демоносов атлантиды, а также царей основавших этот остров. Первым и самым главным конечно же был царь Иапет, его жена Асия и дети титаны: Менетей, Эпиметей и Атлант. Далее шли цари округов и провинций, на которые был разделен остров. Надобно отметить, что остров Атлантида был поделен на десять равных частей, в каждом из которых правил свой правитель. Первым среди них был Евмел, получивший в удел крайние земли острова, в котором издревле проживали демоносы прозваные – Гадиритами. Имена остальных царей были следующие: одного звали Амфереем, а другого Евэмоном, следующего Мнесеем, пятого Автохтоном, шестого Еласиппом, седьмого Мнестором, восьмого Диапрепом и наконец последнего звали Азаесом, все они на равных правах правили страной, творя закон и правосудие. Из поколение в поколение, сохраняя власть в своих руках, они скопили такие богатства, каких никогда не было ни у одной царской династии в прошлом, и едва ли будет когда- нибудь в будущем, ибо в их распоряжении было все, что произростало и добывалось в этой благословенной стране. К сожалению многочисленные землетрясения земной коры, которые часто тревожили Атлантиду, иногда откалывали от острова целые провинции. Например последнее землетрясение утопило целую провинцию Кепов, которой правил царь Азаес, и теперь оставшись безземельным, он вынужден был жить во дворце царя Иапета, став его правой рукой и советником.

Пройдя по улице колонн и фонтанов, полюбовавшись златыми статуями царей и титанов, путники вышли к гиганскому сооружению, театру Одеон. Любимому детищу горожан, вмещающем двести пятьдесят тысяч зрителей. Вот где красота, любовались они его богато украшенному фасаду. Даже издали театр Одеон поражал воображение своими размерами, блеском убранства и пышностью форм. Возле театра расположились общественные бани-термии, также являющиеся увеселительными и спортивными учреждениями, обязательной принадлежностью которых были комнаты для игр и гимнастических упражнений, а также залы для философских бесед, где собирались многочисленные толпы посетителей.

-Нам сюда, - молвил Феникс, увлекая их в просторный банный зал термии.

Привыкшие мыться в реке, мылиться мыльным корнем и губкой, они с удивлением рассматривали обстановку и банные принадлежности. Городские термии отличались невероятной пышностью отделки и оборудования. Лучшие зодчие украсили помещение терм мраморными скульптурами и уникальной мозаикой. Горячие и холодные источники подавали в купальни удивительную на вкус и обладающую целебной силой воду. Умывальные столики сандалового дерева, сплошь изукрашенные инкрустацией слоновой кости и перламутра, вмещали в себя бессчетное количество всевозможных банных принадлежностей: мыло, духи, эсенции, умащения для тела, гребешки и расчески, полотенца и простыни, золотые тазики и охапки эвкалиптовых веников.

-Раздевайтесь! - скомандовал Феникс своим спутникам, опешившим от таких диковинок, и буквально силой втолкнул в чистейшую воду, подогретую до температуры тела. Теплая родниковая вода расслабляла тело, делая его легким, почти невесомым, снимая напряжение последних дней. Баня-термия, это не только место, где можно смыть с себя грязь и копоть, это еще и место духовного общения, где можно узнать сотни самых свежих новостей и незамысловатых историй. А надо заметить, что новости в бане сыпались, как вода на голову, одна занятнее второй.

-Вы только представьте себе, - рассказывал один демонос второму, - какое диво произошло в семействе Креата и Молионы.

- Ну и ну, - интересуются слушатели, раcсказывай.

-У них вылупились детки, - продолжает расказчик.

- Это хорошо, а в чем же диво?

 -Представляете, снесла Молиона яичко не простое, а поменьшей мере серебряный Омфал.

- Не может этого быть, - аж всплеснул в ладоши слушатель, - ведь серебряные яйца-Омфалы родят только боги или титаны!

 -Я что говорю, - продолжал рассказчик, - вы только представьте, долго лежало это яичко и никто из него не вылуплялся, уже думали пропал демоносик, а вчера проклюнулся младенец и не один, а сразу два, только со сросшимися туловищами. И теперь родители ламают голову, не знают, как назвать ребеночка, одинарным или двойным именем. Головы то две, а туловище одно.

- Разве это диво, - говорит второй демонос, - вот у меня намедни произошел один случай, вот это настоящее диво.

- Расскажи, расскажи, - просят намыленные слушатели.

-Вы только представьте себе, на той неделе я случайно оторвал небо от земли и сунул его себе в ноздри.

-Не може этого быть, - удивляются демоносы, - небо нельзя засунуть себе в ноздри.

-Вот и говорю нельзя, - обьясняет рассказчик, продувая свои ноздри, - послушайте, как свистит в ноздрях, это ветер гоняет небесный воздух через носоглотку.

-Это что, - махнув рукою, молвил третий рассказчик, - свистеть носом не велика беда, вот я вчера, так, для забавы щелчками подбрасывал небо и землю.

- Да ну, - удивляются напаренные слушатели, - не может этого быть.

- Еще как может, - стоит на своем рассказчик, - подбрасывал я небо и землю, подбрасывал, а затем как чихнул, их и сдуло, и даже следа не осталось.

- Не мог ты вчера подбрасывать небо и землю, - встрял в разговор следующий демонос, - я только, только вчера получил с неба солнечный удар.

-Солнечные удары бывают от солнца, а не от неба, - качают головою сомневающиеся слушатели.

- Вот и я говорю солнце на небе, а раз оно там, значит ни кто его не подбрасывал, а если бы его подбрасывали, тогда как оно могло напечь мне пустую голову.

- А разве ты был без панамки? - вопрошают слушатели.

- В том то и дело, что в голове було пусто.

- Ну ты даешь, - удивляются напаренные демоносы, - и как же ты спасся?

- Я надел себе на голову целый мир, только так и укрылся в тени.

- Не слушайте их, - шепнул Феникс гарпиям, - это болтуны, ничего путнего от них не услышишь, целый день они парятся в бане, вот и плетут всякие небылицы.

 И правда, атмосфера в бане носила непринужденный, можно сказать домашний характер, предрасполагая к мечтательному, эйфоричному настроению и задушевной беседе. В это время банщик, закончив масажировать одну группу демоносов, подскочил к Фениксу и принялся чистить его тело мочалом и губкой. Хороший банщик, это не только чистильщик грязи, это еще и врач, мочалом и губкой исцеляющий множество недугов. Особое значение банщики придают массажу головного мозга, спинного хребта и грудной клетки, как вместилищам болезней и дурных соков, изгоняя их из тела эвкалиптовым веником. Закончив избивать напаренных демоносов веником, банщик вскакивал на лежащие на лавках тела и начинал прыгать, выбивая от туда хворь и недуги. А демоносы лежат, наслаждаются процедурами и блаженно похрюкивают.

Хрустальный перезвон песочных часов городской ратуши гулко отсчитал восемь раз, пролетев над городом, накрыл порт, где яркой огненной звездой зажегся факел маяка, вспыхнувший подобно свету далеких звезд.

-Нам пора, - молвил Феникс, - к девяти мы должны быть во дворце, и гарпии тутже засобирались в дорогу.

 Девятый удар колокола застал их входящими в царский дворец, стоявший на возвышенном месте.

                 Славные дети царя Иапета

Дворцовая стража копьями преградила им путь, но узнав Феникса, приветливо ему улыбнулась и пропустила внутрь. Внутренее убранство дворца поражало своим великолепием, пытаясь все хорошенечко рассмотреть, гарпии по всюду пялили свои глаза, едва поспевая за Фениксом. Одна за другой перед ними раскрывалось бесконечное множество дверей, и каждый зал горел блеском драгоценных каменьев, сверкал златом, серебром. От хрустальных колонн розового стекла исходил тихий мистический свет, словно это ясно солнышко спряталось внутри колонны и подсвечивает оттуда, горит и светит огнем самоцветным, а огня не видать. Мраморные полы и лестницы слоновой кости все красным сукном выстланы и перила у них золотые, а вазы для цветов синие, желтые, молочные. Фонтаны из золота бьют во все стороны тоненькими струйками. И музыка легкая, почти прозрачная, льется и трепещет из каждого окна, соединяясь с ароматом сладких цветов.

-Боже правый и левый, - шепчут гарпии, переглядываясь меж собою, - неужто все это не сказка, не сон.

 Сделав шаг, они оказались внутри главного зала для приемов, который мог вместить не одну сотню гостей. Статуя царя Иапета неменьше десяти шагов в высоту стояла прямо в центре главного зала-Мегарон, вокруг нее располагались статуи сыновей титанов Менетея, Эпиметея, Атланта и прочих архонтов-царей острова. По периметру зала вдоль стен располагались обеденные столы и золоченные скамьи, покрытые пурпуром. Пол был из драгоценной мозаики, на нем с великим искусством были изображены вакхические танцы нимф и сатиров. Злачеными сандалиями топтали гости эти прекрасные мозаичные полы, в которых будто в зеркале отражался блеск их роскошных одежд. Не зная чем себя занять, разношерстная публика прохаживалась меж столами, наигранно улыбаясь друг другу. Для пущей важности переговаривались друг с другом ничего не значащими фразами.

Но вот ударили фанфары трубным гласом. Это в зал вошел сам Иапет, сказав приветственное слово собравшимся, он жестом предложил садиться. Прислуга указала собравшимся их места согласно табелю о чинах и рангах. Фениксу и гарпиям были специально оставлены места вблизи царя, который возлежал на ковре из мягкой шкуры в ложе из голубого мрамора. Не привыкшие к такой обстановке гарпии чувствовали себя явно не в своей тарелке, не зная как себя вести, они робко, но с любопытством глазели то на бокалы и амфоры из хрусталя и цветного стекла, то на тарелки из благородного Электрума, то на драгоценные кратеры, в которых явства стоят сахарные и медвяные кушанья такие, что сказать нельзя, того и гляди язык проглотишь. В начале пока гости еще только-только собирались, ибо многие запаздывали, подали апперетив, алебастровые сосуды, наполненные запахом. Эти сосуды были так хитро устроены, что могли удерживать на своих стенках пары, которые выделяются из мяса во время его варки или жарки. Запахи были различных сортов и совершенно отличались по вкусу. Во время апперетива, в зависимости от аппетита гостей, слуги раскупоривали тот или иной сосуд, в котором был заключен требуемый запах, затем другой сосуд, и так до тех пор пока гости не насыщались. Но не только одними запахами насыщались собравшиеся, ведь атланты по своей природе были животными плотоядными, любили сытно поесть и хорошенечко выпить. Вскоре обед превратился в настоящую обжираловку. В течение получаса было сделано несколько перемен блюд, и каждое из кушаний было новым и поразительно вкусным. Щеголяя красноречием гости наперебой выкрикивали царю Иапету и его сыновьям Менетею, Эпиметею, Атланту здравицы, раз за разом подымая за их здоровье златые кубки пенного нектара. Музыканты и певцы, подражая соловьиным трелям, услаждали слух пирующих самыми изысканными мелодиями. Танцовщицы, все как на подбор прекрасные Пери, радовали глаз изгибами змеиных тел. А гости много ели, ещё больше пили, радуясь жизни, отдыхали душой и телом. Пир затянулся до глубокой ночи, и вскоре изрядно захмелевшие гости затянули застольную песню, до того у них это вышло слаженно и красиво, что не могло не вызвать умиления у слушателей. Одни протяжно мычали, надувая свой единственный рог, вторые, раздувая ноздри, брали самые высокие ноты, от чего весь хор звучал торжественно и нежно. Гарпи почти не притрагивались к питью, так как Феникс запретил им напиваться, они хмелели больше от счастья нахлынувшего на них и веселой компании окруживших их со всех сторон. Рядом сидели царевичи Менетей, Эпиметей и самый младший Атлант, славные дети царя Иапета, которыми он очень гордился, к этому было множество причин. Красивые лицом, воспитанные в хороших манерах братья любили друг друга, и демоносы в один голос твердили, что дети умножат славу своих родителей. Еще будучи подростками титанычи совершили немало подвигов, особо среди них выделялся младший Атлант, которым отец гордился пуще других сыновей. В его честь еще при жизни воздвигали статуи и барильефы, даже маяк, величайшее из чудес света, был сотворен по его образу и подобию. Менетей, как самый старший, постоянно подшучивал то над Эпиметеем, то над Атлантом, а то и над ними обеими, рассказывая молчаливым гарпиям смешные и забавные истории о своих братьях. Эпиметей, будучи от природы очень смешливым, буквально заливался смехом, слушая рассказы о самом себе. Атлант, как самый сдержанный, иногда подправлял рассказ брата Менетея, одним-двумя словами обращал его шутки против него самого. Царь Иапет сидел в окружении прочих царей-архонтов острова Евмела, Амферея, Евэмона, Мнесия, Автохтона, Еласиппа, Мнестора, Азаеса и Дриапрепа и о чем-то оживленно беседовал с ними. Иногда к гарпиям долетали обрывки фраз и куски разговора, из которого можно было понять, что Иапет расспрашивает у Феникса о его воинах.

-Неужели они сильнее буйвола, быстрее самого быстрого гепарда, свирепее дикого дракона, может им приписывают те качества, которых у них и близко нет?

 Феникс слушал молча, натянув на лицо дежурную улыбку. А Ипет продолжал распрашивать о гарпиях.

 -Я много о них слышал, но никогда не видел в деле, хочу их испытать.

- В чем будет заключаться испытание, - интересовался Феникс.

 Царь на миг задумался, почесал затылок, перебирая в уме сотни возможных испытаний.

-Пусть изловят разбойника Волоса, - предложил Азаес, который сидел поблизости.

- Да, это правильно, - согласился Иапет, обьявив во все услышанье. – Желаю, чтобы гарпии изловили разбойника Волоса, - и тутже принялся обьяснять кто он такой. - У нас в одной из провинций обьявился свирепый разбойник.

-Это дракон? - интересовался Феникс.

-Нет, это раб –варвар бежавший от своего хозяина. Рабы часто бегут от своих хазяев и прячутся в самых непроходимых и диких частях острова, плодятся там как кролики, а затем совершают набеги на поля, обрывают плоды хлебных деревьев, вытаптывают урожай, убивают вьючных животных, и даже осмеливаются поднять руку на своих господ и благодетелей.

В зале пронесся ропот негодования, Иапет знаком успокоил шум, продолжал.

- Мой сын Атлант, только что прибыл из дальнего округа и привез оттуда дурные вести. Сын говори, - дал ему слово.

 Зал притих, все взоры устремились к царевичу, ждут, что он скажет. Атлант, как и подобает титану, важно встал из-за стола и откашлявшись в кулак, принялся обьяснять.

- Все вы наверное знаете, что наш благословенный остров есть не что иное, как огромный Атолл, созданный мельчайшим из червей, коралловым полипом, на протяжении милиарда лет строившим свои жилища из известняка и драгоценных минералов. Всего в изобилии в Атлантиде, только с глиной нам не повезло, нет ее на острове. А глиняные изделия являются самой важной частью экспорта нектара. Вот почему для нас Атлантов так важно отыскать залежи глины, стать свободными и независимыми, лепить глиняные кувшины, амфоры и горшки, в которых так остро нуждается остров.

-Да, это серьезная проблема, - озабоченно кивали демоносы.

-Так вот слушайте, - дальше продолжал Атлант, - в дальней части острова есть одно место, где по моим догадкам должны находиться большие залежы этого бесценного материала. И как мне кажется, Атлантида наконец-то обретет независимость и сможет называться величайшей из стран ойКумены.

-Какое счастье, - шумели демоносы, - наконец-то нашлась глина. Вот она долгожданная свобода, избавление от этих непосильных расходов на покупку горшков и амфор, наконец-то можно будет наладить выпуск своих керамических изделий, - радовались счастливые островитяне.

 Когда шум и гам затих, Атлант продолжил.

- Только вот какая беда происходит в округе Гадиритов, в этой перспективной провинции зверствуют свирепые хищники, дикие драконы и беглые рабы-варвары. Если не брать в расчет диких драконов, которые хоть и опасны, но предсказуемы, то с варварами дело обстоит совершенно непредсказуемо, их психика еще не сформирована, поэтому они представляют большую опасность. Эти варвары очень хитры, научились из камней и палок изготавливать примитивные каменные орудия или воруют их у демоносов, а затем сбиваясь в стаи, занимаются разбоем, обьедают посевы, охотятся на животных. И вот дошло до неслыханного, рабы посмели отнять жизнь у своих господ. Недавно был убит демонос, его разорвали на части беглые рабы разбойника Волоса.

При этих словах Атлант замолчал, в зале воцарилась гробовая тишина.

- Что тут у них творится, - перешептывались многие чужестранцы, - тут очень опасно, настоящее варварство.

 Великий царь Иапет прервал затянувшееся молчание, молвив.

-Такова наша горькая участь, постоянно быть на чеку, ожидать удара в спину, коварно, подло, из-за угла.

Послышался недовольный ропот, переросший в настоящий шквал эмоций, многие брызжа вязкой слюной, кричали.

- Смерть варварам! - били себя в грудь кулаком, пытались перекричать соседа. –

-Порвать их всех до одного на куски и делу конец! - все хотели сейчас же отправиться туда и уничтожить варваров.

Зал шумел так, что трясся хрустальный потолок. Иапет знаком остудил все горячие головы, выждав паузу, молвил.

-Да, в смекалке варварам не откажешь, незря их считают хитрейшими среди зверей. И правда, мозг у них развит неплохо, в том смысле, что нам демоносам удается обучать их сложным действиям, а их поведение в довольно высокой степени определяется конкретными требованиями обстановки. Но они не обладают подлинным мышлением, способностью обобщать, рассуждать, осознавать себя как личность, у них нет даже зачатков общества высокой культуры и изысканного вкуса, всего того, что делает разумное существо разумным. По своим природным данным варвары могли бы стать первыми среди животных, но их природная дикость, необузданный нрав и омерзительно волосатое тело вызывают только отвращение. На воле они размножаются без нашего вмешательства, а потому во всех отношениях должны остаться практически такие же как и их предки обезьяны и другие приматы. Хотя! - он выждал паузу, пристально осмотрел собравшихся, тяжело вздохнул и с укором заметил, - Нам известно немало случаев, когда демоносы прелюбодействуя с самками варваров, плодят мерзких уродов. Это неприродное, противоестественное скрещевание привело к рождению мерзких Неофилов, в жилах которых течет благородная кровь демоносов, смешанная с кровью обезьны. Я слышал, что есть такие селекционеры пытающиеся развести новую породу варваров разумных (ГОМО САПИЕНСА) и ходят слухи, что многим это удается. Это так называемые ботаники-селекционеры живут одним днем, совсем не думая о будущем и последствиях, - сказав так, он замолчал.

 Титан Эпиметей до того молчавший взял слово, все навострили уши, ибо знали, что речи Эпиметея всегда забавны, не зря о нем говорили: «Он в начале говорит, а затем думает». Эпиметей встал, откашлялся в кулак, отпил из кубка нектар и молвил так.

- Если хорошенечко присмотреться, выходит, что мы их рабы, а они наши господа. Посмотрите вокруг, - жестикулировал руками Эпиметей,- куда ни взгляни кругом одни рабы, только и разговоров, что о рабах, они сеют и собирают урожай, а нам остаеться только денно и нощно думать о них. Каждый день наши головы заняты ими, чем кормить раба, чем его поить, а когда они болеют или калечатся сколько с ними хлопот, лечи их, возись с ними как с малыми детьми. То мрут они словно мухи, то бегут, лови их потом. Одним словом рабы как хотят, так и управляют нами. Да, мы их господа и мы же их рабы, хотя они молчат, но мы покорны им.

 Нескрываемый смех и громкие переговоры вызвала речь Эпиметея, многие были не согласны с его доводами.

- Так ты договоришься до того, что нам самим прийдеться впрягаться в рабское ярмо, - молвил Азаес. - Раб-это самый мощный источник рабочей силы и нашего благоденствия, живое орудие труда, вроде кирки и лопаты, которое покупается и продается, иногда гибнет от тяжелой работы. Немножко еды, солома для подстилки, палка для управления ими, вот и все что им нужно. А ты говоришь лечить их!. Хотя если честно, рабы это самое большое богатство государства, чем больше их, тем сильнее становится страна, ведь это они пашут землю, собирают урожай, строят города, роют каналы, прокладывают дороги.

- Да, да, - соглашались собравшиеся, - вот у меня был случай, - пытался кто-то вставить рассказ, - только ему не дали договорить.

Царь Иапет остановил всех.

- Хватит о варварах, поговорим о приятном. Ну что уважаемый посол Феникс готовы твои питомцы испытать удачу и проявить мужество, укротить свирепых драконов, а также изловить варваров округа Гадиритов. Или мне об этом лучше попросить Сабскабу. Где ты доблестный герой? - позвал он его.

Сабскабу и впрямь не было видно из-за стола, а дело в том, что ему так понравилось молоко и сердцевина кокосовых орехов, что он целый вечер только тем и занимался, что подгонял слугу Бончо, который не успевал открывать их, очищая от кожуры. Целые горы очистков скопилось возле героя, а его живот настолько отяжелел, что он хотя и делал попытки встать, так и не сумел подняться без посторонней помощи, а пока вставал, о нем уже успели забыть. Феникс поразмыслив, отвечал.

- Испытание непростое и хочу предупредить, за головы своих подопечных я отвечаю своею головою пред царем Кифероном и титаном Кроном. Кто из вас может поручиться, что они не погибнут, или их не покалечат варвары Неофилы.

-Неужели ты также рассуждал, - молвил царь Иапет, - когда они сражались с головорезами пирата Лодона, или ты считаешь более опасными этих диких варваров, чем пиратов.

-Нет, я так не считаю, - отвечал посол Феникс, - но хочу, чтобы за их увечия или смерть отвечал ты, великий царь.

- Быть по тому ! - согласился Иапет, - даю свое царственное слово лично ответить, а в случае смерти или увечия оплатить все расходы из царской казны.

Большие водяные часы-клепсидры «бам-бум-бом» пробили полночь.

- Все в сад господа, все в сад, на свежий воздух, перейдем к увеселениям и огненным потехам, - призывал гостей Азаес.

- Вот это я люблю, - самодовольно потирал свои руки Иапет, - посмотрим какой сюрприз приготовили нам сыновья, Эпименетей с Менетеем.

 Хрустальный потолок, приводимый в движение скрытой машиной загудел, сдвинулся с места, следом за потолком сдвинулась и стена, издавая скрипы колес и повизгивания несмазанных шестеренок, медленно отьехала в сторону. И все оказались на свежем воздухе, прямо во дворцовом саду. Бездонное до бескрайности небо свалилось на их головы фееричным звездопадом огней. Яркие хвостатые кометы, грациозно сверкнув искрой космического огня, падали и тонули где-то в море Заката. Сотни голов зачарованными глазами младенца смотрели в звездную даль.

-Самое время загадывать желание, - романтично шептал Иапет, и его голос можно было услышать в самом отдаленном уголке дворца.

- Я хочу кокосовых орехов, - икнув над ухом, загадал свое желание Сабскаба.

 Их глаза встретились. Царь Иапет с неописуемым удивлением смотрел в меланхоличные глаза чудаковатого гостя.

- Боже правый и левый, - думал он, - и этому демоносу нужно вручить «серебряные крылья». Не будет этого.

И тутже, будто соглашаясь с ним, Сабскаба еще раз икнул.

- Пху, - сплюнул царь, направляясь в сад, который был также прекрасен, как и сам дворец. Посреди внутреннего двора был устроен дивный алебастровый фонтан, увенчанный изображениями трех нимф, причем каждая держала в руках рог изобилия, а вода лилась из их глаз, рта, ушей и прочих восьми отверстий их тела. Высокая арка для красоты устроенная в саду поддерживалась массивными колонами из халцедона, порфира, мрамора и гранита, которые соединялись прекрасными златыми арками. А под этими арками были устроены прелестные аллеи с цветами и ажурные беседки. Тут находилась женская половина дворца, в которой обитала царица и прочие дворцовые демоницы. Помещение для женщин были расположены за зубчатыми башнями дворца, между которыми был огромный балкон, изукрашенный кованными решетками и слоновой костью. Все залы демонической половины были убраны коврами менявшимися в зависимости от времени года и суток, а также множества хрустальных зеркал в рамах из чистого золота, до которых были так охочи демоницы просматривающие их до дыр, из-за чего их часто приходилось менять. Перед женской половиной находились помещения для парфюмеров, благовонщиков и цирюльников, через руки которых должны были пройти мужчины навещавшие женщин, представ перед их ясные очи подстриженными и напудренными жемчужными пудрами из усьмы, сурьмы и кардамина. Парфюмеры каждое утро доставляли в женские покои розовую, апельсиновую и миртовую воду, вносили туда драгоценные курилиницы, от которых исходил дым всяческих благоуханий. Демоницы, которых по вполне понятным причинам не пустили на обед, с нетерпением ждали начала увеселительных представлений, облепив балкон, они жеманно хихикали, строили глазки, моргали и подмигивали, стараясь всячески понравиться мужчинам. Иногда они бросали им надушенные носовички, а те рады стараться, на перебой выхватывали их из рук друг у друга.

Огромный внутренний двор, где росли всевозможные плодоносящие деревья, был устроен для развлечения, в нем находилось ристалище для скакунов-онегров, ипподром для соревнований колесниц, а также клетки с ловчими птицами. Орлы, Сапсаны, Грифоны, Бурулеты, Вирутасы и Ястребы соседствовали с пестрыми Фазанами и роскошными в своем оперенье Павлинами, здесь же стояли клетки с прочими животными, на которых устраивалась травля. Рядом помещалось стрельбище, где всякий желающий мог поупражняться в стрельбе из пращи, дротиков и копий. Отдельно стояли большие и малые метательные машины-катапульты, бомбаньеры и тараны приводимые в движение при помощи блоков, лебедок, рычагов и тросов. Все кто после пиршеского застолья не мог передвигаться, был вынесен прислугой на свежий воздух, где все и расположились в специальных беседках за большими столами, полными всяческих напитков и наедков. Злаченные столы были расположеные прямо между небольшими аккуратно стриженными кустами душистого лавра, на котором зрели сочные лавроны, необычно бесвкусные, но моментально отрезвляющие плоды. Только никто к ним даже не притронулся, зачем спрашивается напиваться, чтобы потом протрезвляться, таких среди собравшихся не было. Сабскаба одной рукою облакотясь на мраморный стол, второй рукою грыз кокосовый орех и равнодушно взирал на суету приготовлений. Надо заметить, что в тот день он вообще ничего кроме орехов не ел, ибо знаменитый гомеопат Тротула подсказал ему, что кокосовые орехи очень здорово помогают от бородавок, угрей, прыщей и чумки. И теперь его слуге Бончо приходилось изрядно попотеть, услужливо очищая их от кожуры, ведь бородавка хазяина была его постоянной головной болью. Пиршество, которое затянулось за полночь, решено было украсить торжественным феерверком, до которого Атланты так охочи. На вымощенной мраморными плитами площадке стояли всевозможные метательные машины различных конструкций: большие и малые, богато изукрашенные и совсем простые. Возле каждой из таких машин насыпом лежали огненные шары, ядра и потешные бомбы. Рядом стояли команды копейщиков, держа в своих руках зажженные факелы.

-Какой-такой сюрприз ты нам приготовил? - интересовался Иапет у Менетея.

-Терпение отец, терпение, обещаю, что это будет фантастическое зрелище, - отвечал он.

 Из балкона и открытых окон послышался веселый смех и разговоры, это демоницы сверкая своими зелеными глазками, пытались рассмотреть происходящее. А внизу и впрямь было на что посмотреть, прекрасные телом сильные воины готовили грозные машины, заряжая их огненными шарами. Издревле демоносы устраивали феерверки, зажигали в небе огненные дожди, фонтаны, колеса, применяли ракеты, как в военном деле, так и как игрушку на потеху зевакам. Менетей и его брат Эпиметей хлопотали среди воинов, отдавая команды и распоряжения, проверяли блоки, лебедки, рычаги да тросы метательных машин. Тем временем гости вновь набросились на еду и питье, ведь не секрет, что на свежем воздухе аппетит какой-то особенный. В это самое время к царю Иапету подбежал Менетей, спросил разрешения начинать огненные потехи.

Можете начинать, дал он знак к началу представления, и сразу дробно ударили барабаны, затрубили рога и в один миг в небо взлетело два десятка пылающих огненных шаров. Будто звездные кометы прорезали они ночное небо своими огненными хвостами. И в сию секунду, в лицо зрителей брызнуло солнце и грянул гром, слегка пахнущий смолой и серой. Это взрывался и сгорал очень редкий металл-кальций, который только положиш в огонь, вспыхивает ярким пламенем, а сгорая, превращается в щепотку обычной извести. Огненные шары и ядра пронзали бездонное небо вспышкой огня и оттуда сыпались на землю искрами златого дождя, освещая дворцы и каналы прекрасного города. Разноцветный огненный дождь сверкая и искрясь падал с неба и призрачно мигая таял в ночи. Дробно били барабаны, протяжно трубили рога, подганяя копейщиков, которые вновь и вновь заряжали метательные машины. Такое зрелище не для слабонервных, кто впервые видел подобное, прятались под столы, залезали под лавки и опасливо выглядывали оттуда. А небо горело и пенилось яркими фееричными вспышками, огненно-красные ядра разрывялись в небе зелеными всполохами, вслед за ними летели синие, желтые и красные, снова зеленые, а затем все повторялось вновь. Красные, зеленые, оранжевые и так до бесконечности.

 -Ну что отец нравится? - перекрикивая взрывы, вопрошал титан Менетей искрящийся и сияющий не мение ярко, чем огненные феерверки.

Отец ласково потрепал сына по загривку, одобрительно кивал головою.

- Это еще не все, - взахлеб обьяснял Менетей, - толи еще будет. Эпиметей приготовил настоящий сюрприз, так рванет, так пыхнет «Бах, трах, бах», - жестикулировал он, пытаясь показать, насколько прекрасным и величественным должен быть салют.

- Давай! - крикнул Менетей, махнув рукою брату заряжать катапульту.

Эпиметей отдал распоряжение, и тутже десять рослых копейщиков подкатили огромный шар к такой же огромной катапульте, натужно втащили в медную чашу гигантское ядро. Самая большая катапульта, самая огромная метательная машина затрещала под тяжестью шара. Менетей перекрыкивая взрывы салюта и шум восторженной толпы обьяснял отцу.

-Это Эпиметей лично придумал. Должно взорваться сразу всеми цветами радуги. Сейчас так рванет, закачаешься.

-А не слишком ли большой сюрприз? - сомневаясь вопрошал царь Иапет, - он её проверял? - это было последнее, что он успел сказать.

 Последний большой залп выпущенный сразу всеми катапультами оглушил и ослепил собравшихся, небо взорвалось мириадом радужных свечений.

- Сейчас рванет! - кричал Менетей, перекрикивая кононаду взрывов.

 Еще миг и в небо должен взлететь самый большой шар, а тут и Эпиметей подбежал к отцу и, весь сияя от радости, прокричал прямо в ухо:

 - сейчас рванет!

 Копейщик поднял свой медный топор и, рассекая воздух, перерубил удерживающие катапульту ремни. Пытаясь распрямиться, машина подпрыгнула на месте, выталкивая снаряд в небо, и в этот же миг что-то в ней треснуло, порвался какой-то канат, треснул блок, сломался откидной рычаг. Катапульту наклонило в сторону, и праща несумевшая освободиться от огненного ядра, перекосилась, сделав круг, ударила о землю, сломалась. Ее части рухнули сверху, накрыв собою огненный снаряд. Воины копиеносцы бежали кто куда.

-Все на землю! - вскричал кто-то из толпы, но многие гости даже не слышали его крика, продолжали выкрикивать здравицы, осушать кубки.

Демоницы стоя на балконе, жеманно прикрывали свои лица веерами из страусиных перьев, даже не поняв, что происходит на земле, завороженно смотрели на рвущиеся в небе огни. Раздался страшный своею силою взрыв, балки и стойки катапульты разорвало в клочья, сразу взорвались сотни еще не взорвавшихся снарядов грудами насыпанных на земле, они летели, сметая все на своем пути, смертельным тараном разрывая на части тела гостей. Взрывная волна, как буря пушинку, подхвативала и живых, и мертвых, перемешав в своем огненном вихре загубленные души, ищущие спасения в бездне чистилища. Вспышка была поистине большим, незабываемым сюрпризом для многих, которую Эпимитей с великой радостью продемонстрировал на предпраздничном пиршестве. Земля горела и пенилась пузырями. Кровь и агония умирающих, крики о помощи, шум, гам, треск и огонь смешались в одном большом калейдоскопе смерти и буйства стихии. Взрывной волной сломало балкон женской половины дворца, а сверху на них обрушилась дворцовая стена, и хрустальный потолок придавил их своею тяжестью. Но к всеобщиму удивлению, ни одна из демониц чудесным образом не пострадала, ведь каждая из них имела восемь жизней, чего нельзя сказать о демоносах, которых побило огромное множество. Жертвы были не только среди мирного населения, город буквально вспыхнул пожарами, это многочисленные птицы: орлы, грифоны и сапсаны, выбравшись из клеток, разнесли его по дворцам, храмам и гимнасиям. Горела даже верфь с уже готовыми кораблями. Пожар в ночном городе зрелище поистине незабываемое. Кому довелось видеть это хоть раз в жизни, подтвердит, на такое зрелище любо дорого посмотреть. Все кругом озарено ярким заревом пожарищ да вспышками огненных зарниц, крики, ругань, суматоха скачущих по крышам домов демоносов, сбивающих пламя огня. Царь Иапет, будто зачарованный, смотрел на лежащий в руинах город и не мог отвести взгляда. Боль и чьи-то впившиеся ему в грудь когти заставили его очнуться, отрезвив сознание, но он даже не чуствовал боли, перед его глазами проплывали картины пылающей столицы. Пылали дворцы и храмы, будто свечки, горели реликтовые деревья, все это приковывало взор, и он смотрел, и не мог налюбоваться зрелищем.

 Да ведь это же погребальный костер для целого города, смутной догадкой мелькнуло у него в голове.

И ему на миг показалось, будто он сам лежит на погребальном костре, а его душа, осовободившись от бремени сковывающих ее телесных одежд, воспарила над землей. А где-то внизу, прямо под ним, бушует божество огня. Жаркое ненасытное божество перепрыгивая с веточки на веточку, с одного дерева на другое, рассыпая во все стороны сноп искр, разгоралось ярче, сильнее, превращалось в ревущий факел пожирающий в огненном смерче дворцы и храмы. 

                      Операция Эпиметей 

Постепенно к нему вернулись чуства, пришло ощущение времени и пространства, в котором он находился, дурман огненного опьянения выветрился. Осмотревшись вокруг, он увидел разрушенный, пылающий огнем дворец, мечущихся атлантов и приезжих заморских гостей. Собрав все силы, которые только он смог собрать в кулак, Иапет громовым, срывающимся голосом прорычал только одно слово.

- Э-пи-ме-тей! Эпиметей! - кричал он, что было мочи, в его голосе слышался рев дракона, трубный глас слона, звон меди, бой барабанов.

 Его титаническое лицо освещаемое кровавыми языками пожарища искажалось ужасающим гримасами гнева. Широко раскрыв свой зубастый рот, он надрывно кричал одно слово: «Эпиметей!», и этот крик разнесся до самых городских окраин столицы.

А титан Эпиметей, в это время, выбравшись из под приваливших его убитых и раненных, искалеченных и изуродованных тел, на четвереньках уползал в темноту ночи. Украдкой выглядывая из-за лавровых кустов, он увидел огорченное лицо отца, и рот истошно ревущий: «Эпиметей!». На один миг он потерял самообладание, ему вспомнилось беззаботное детство, вот также звал его отец, также раскрывал свой рот, также кричал: «Эпимитей», размахивая ремнем с тяжелой медной бляхой.

-Эпимитей! –утробно звал отец.

-Я уже немаленький! - промычал титаныч и нырнул в кусты, растворился в ночи. Сегодня на глаза отцу лучше не попадаться, выпорет ремнем, это была первая и видит всех высший Хаос единственно правильная мысль, которая пришла ему в голову.

-Лучше пару тройку дней отсижусь у демоницы Пандоры, - размышлял он, на четвереньках пробираясь сквозь колючие заросли крыжовника, акации, репейника и хвощей, а когда ощутил себя полностью в безопастности, встал и начал ощупывать ноги, руки, голову. - Слава всех высшему вроде бы цел и невредимым, все на месте и даже не кантужен.

- Э-пи-ме-тей! - неслось от куда-то издалека таким родным и до боли знакомым отцовским голосом, он звал его, перекрикивая невероятный шум и гам.

Одни метались с ведрами, тушили пожар, вторые сортировали раненных, отделяя живых от мертвых, и тех и других набрались целые горы: руки, ноги, головы убитых, всех кого удалось вытащить из огня да полымя, складывались в одну огромную кучу, их ждал погребальный костер.

-Где Эпиметей! - кричал отец, обращаясь к сыновьям Менетею и Атланту.

- Не видели, - отвечали те.

-Ищите среди живых. Ищите среди мертвых. Во что бы то не стало, хоть из под земли достаньте его! - кричал Иапет, хватаясь за голову. - Что я вашей матери скажу, как ей в глаза посмотрю, ищите! - приказывал он.

Эпиметей, тем временем, ни живой, не мертвый крался дворцовым парком, содрогаясь при каждом окрике отца. Титаныч небоящийся ничего и никого, все же побаивался гнева своего отца.

-Я уже немаленький, - в сотый раз твердил он не знамо кому, опасливо оглядываясь по сторонам.

 В этот самый миг, тело Эпиметея неожиданно прошиб холодный пот, по его спине пробежал целый муравейник колючих жалящих своими клешнями мурашек.

-Боже правый и левый, что это? - к его спине прилепилось что-то теплое и мягкое. Трясущийся холодец булькал и дрожал, как осиновый лист, трясся, выбивая зубную дробь. Вмиг пришло прозрение, холодная дрожь неизвестного существа прислонившегося к спине, передалась телу. Крупные и белые зубы начали выстукивать барабанный марш, а в голове пронеслась мысль, это отец, сейчас он мне всыпит по первое число. Но к его удивлению голос отца истошно взывающий «Э-пи-ме-тей» прилетал от куда-то издалека.

 –Тогда во что же я вступил, - успел подумать Эпиметей, поворачивая голову.

 Нельзя не отметить, что Эпиметей не был обделен мужеством, которое является отличительной чертой всех титанов. Сотрясаясь от страха и смутных предположений, он смело повернул голову назад, и то, что он увидел, было воистину устрашающим, отчего в его жилах остыла кровь, а члены оцепенели. Прямо перед собой он увидел воспаленные глаза и лицо искаженное гримасой безумства. Чудовищных размеров рот, испуская жуткое зловоние перебродившего кокосового масла, открывался все шире и шире, стараясь проглотить его целиком. Эпиметею на миг показалось, что пред ним возник призрак вырвавшийся из преисподни с шестью ногами, восемнадцатью руками и таким же количеством голов, мечуший из глаз красные молнии, извергающих через ноздри раскаты грома, изо рта дуют черные ветры, а с языка слетает холодный град. Повинуясь всемирному притяжению, нижняя челюсть Эпиметея начала отпадать вниз, пока не отвисла до ушей, и вот настал тот миг, когда два широко раскрытых рта в едином порыве завопили: «Караул! Спасите! Убивают!»

 Один что есть силы орал голосом страшным до хрипоты, диким и сиплым. Второй, пуская ноздрями струйки дыма, шипел что-то совершенно несусветное, при этом оба в один голос вопили: «Помогите! Спасите! Караул! Убивают!». У несчастного, почти лишившегося сознания Эпиметея, подкосились ноги, и он как стоял, так и рухнул на землю. Уже отползая в ближайшие кусты, он не переставал шептать заклинание –«оберег отганяющий злых духов Гебл – Гебл - Клак- Клакети - Кряк». Издав душераздирающий крик: «Мамочка роди меня обратно!», Сабскаба, который испугался неменьше Эпиметея, бросился бежать не разбирая дороги. Он, будто резвый онегр, мчал сквозь кусты колючей акации, дорогой ведущей к каналам окружавшим дворец со всех сторон. Его истошный крик: «Мамуль-буль-буль» оборвался вместе с треском кованой ограды, всплеском воды и протяжно призывным: « Буль-Буль-тонуль-буль-буль». Прийдя в себя, Эпиметей решил, что нужно и себе пробираться к лодкам и решительным шагом направился к причалу, все время оглядываясь по сторонам. Горячий ветер пожарища доносил до его слуха крики отца Иапета.

-Чтоб ты так жил, Эпиметей! Чтоб ты так был счастлив, Эпиметей! Чтоб тебя так музы любили! Ох и выдеру же я тебя, выдеру так, что твоя …будет зеленая……!

Отвязав лодку, Эпиметей взялся за весла, рядом в воде призывая о помощи отчаянно барахтался Сабскаба, раз за разом заныривая под воду. Но Эпиметею было не до сентементов, сзади приближалась погоня. Ломая ветки кустарника, падая и ругаясь «Гак Мак Брак так перетак», в темноте ночи бежали демоносы, и с каждой минутой погоня приближалась.

-Живым вы меня не возьмете! - прокричал Эпиметей, - титаны не сдаются! - и еще сильнее налег на весла.

 А за его спиной слышались всплески воды, ругательство и крики «Буль Буль тонуль, помогуль Буль буль». Город шумел и гудел, будто растревоженный улей, ночь не принесла ему отдыха, верфи, дворцы, алтари, храмы и отдельные кварталы горели. Здания горожан и гимнасии пылали и рушились, всюду видны были зарева пожара и мечущиеся тени демоносов, пытающихся потушить пожарище, благо воды кругом было вдоволь, и с пожаром кое как справились. Хуже обстояло с царским дворцом, он находился в непосредственной близости от эпицентра взрыва, и ему досталось пуще прежнего. Дворец был охвачен пожаром, воины-копейщики и многочисленная прислуга не обращая внимания на призывные крики страждущих, корчащихся в агонии раненных, бегали прямо по ним, тушили пожарище. Вскоре им тоже удалось справиться с огнем, и к рассвету о пожаре напоминали только дымящиеся развалины дворца. Азаес бинтом и марлей перевязывал раны Иапету, извлекал из них неизвесно чьи когти.

-Тебе не больно? - вопрошал он у царя.

- Не обращай внимания, - отнекивался раненный, –до свадьбы заживет.

- До какой свадьбы? - переспрашивал Азаес, - ты вроде женат.

- Был женат, если Эпиметея не найдем, считай уже холостой. Развод и девичья фамилия.

- Найдется, не думай о грустном, - успокаивал его как мог Азаес. - Что делать с мертвыми? - спрашивал он у царя, - хоронить или лечить?

- Конечно лечить, - рассудительно и взвешенно отвечал царь Иапет, надеясь среди погибших отыскать сына. - Вызвать самых лучших лекарей: Гиперкрита, Тротулу, Кобру и вылечить всех до единого. Искать Эпиметея, даже если его разорвало на тысячу мелких кусочков, найти его, собрать и склеить.

- Будет исполнено, - отвечал Азаес, - перевернем все верх дном, вывернемся на изнанку, найдем твоего сына.

 Время шло, первые минуты паники миновали, трезво взглянув на окружающую действительность, Иапет пришел к выводу, что не все так и плохо. Дворец хоть и был частично разрушен, но в целом выстоял, демоницы живы, гости в большинстве тоже остались целы, все бы ничего, вот только не было Эпиметея.

-Искать, - постоянно твердил царь свим подданным.

 А те перебирая горы трупов, лишь пожимали плечами, дескать нет Эпиметея.

-Что я скажу жене, чтоб вам пусто было, как я ей в глаза посмотрю, ищите и чтобы обязательно нашли.

На месте взрыва, среди пылающих головешек, была развернута походная лечебница. Все что могло пригодиться для обустройства госпиталя, обустроили из подручных средств. Обеденные столы превратились в операционные столы. Ножи, зажимы, вилки и пинцеты взяли из дворцовой кухни. Лекарства, снадобья, мази, элексиры и примочки собрали в ближайших окрестностях, а перевязочного и шовного материала было хоть отбавляй. В дело шли самые лучшие ткани, заморская парча и местный атлас, дорогие шелка и ситец. Царь Иапет придирчиво осмотрел врачей Гиперкрита, Тротулу, Кобру и строго спросил:

-сможете изличить страждущих или нет?

- Да, - отвечали они.

- Тогда собирайте тщательно, лечите искуссно и во что бы то ни стало отыщите мне сына.

-Найдем и вылечим! – по-военному чётко отвечали самые просветленные мужи от медицины.

 И по их задорному взгляду царь сразу понял, что эти сумеют, даже из сотни лоскутков сшить и склеить сына Эпиметея. А надо заметить, он был прав на все сто, ибо каждый из них отличался великим искусством врачевания. Взять хотя бы Гиперкритуса, он был самым известным лекарем материка Родос, провинции Крит. Свою ученую степень и звание Гиперкритус получил от самого царя Киферона, чем очень гордился, однажды он так удачно вытащил у Киферона из руки колючую занозу, что тот даже не пикнул. Ему ассестировали не менее знаменитые светила от медицины, гомеопат Тротула, родом Книдиец. Гомеопат Тротула имел свои не менее убедительные взгляды на современную медицину, никогда не прислушивался к чужому мнению и, видит всех высший Хаос, всегда лечил от и до. Лучше всего ему удавалось лечить хромых при помощи настойки травы иссоп. Смешивая настойку травы иссоп с золой сожженного копыта, он выливал это лекарство у раздорожья трех дорог, с тем чтобы болезнь перекинулась на ничего не подозревающего прохожего. Но и в приготовлении противозачаточных средств ему не было равных, ибо после его лечения ни одна демоница не смогла высидеть даже самое маленькое яичко. Третим был знаток ядов, настоек и элексиров целитель Кобра, родом из Кносса. Тот своим искусством врачевания переплюнул самых ядовитых змей, а его яды и диеты отличались огромным лечебным эффектом. Когда ему на изличение привели двух страдающих ожирением слонотопов, то через две недели строжайшей диеты, они стали так легки, что домой упорхнули по воздуху. В искусстве врачевания ядами ему вобще не было равных. Когда к нему в лапы попались несколько свирепых драконов, он так основательно присмирил их буйный нрав, что через три дня их вынесли вперед ногами, ибо яд Кобры залечил их совершенно. Четвертым был местный анестезиолог Рауш, который славился своим умением присыплять страждущих, делая их мучения менее болезненными. Вот какие светлые головы от Критской, Книдской и Кносской медицинской школы были брошены на поиски царевича Эпиметея. Вначале они принялись врачевать легкораненных и контуженных демоносов, надеясь среди них обнаружить пропажу. И надо отдать им должное, они старались изо всех сил, собирая из разрозненных, искореженных частей тел единый организм. Гиперкритус оперировал ножищем-кинжалищем для разделки мяса, резал вдоль и поперек, ему ассистировал Тротула. Он крушил, ламал, выгибал, заламывал и выкручивал суставы, вставляя их на прежнее место, а затем прижигал все это дело пламенем от горящего жировика. Кобра кропил раны своим целебным ядом, приводил больных в чувства и снова брался за новые тела. Гиперкритос резал страждущих вдоль и в поперек, успокаивая оперируемого–держись браток. Тротула жег раны огнем, от прикосновения жаркого пламени плоть шипела и слипалась по швам. Кобра кропил раны ядом и относил их в сторону на поправку. Казалось этому бесконечному потоку легкораненных демоносов не будет конца и краю. Гиперкритос оперировал без устали, снова и снова вскрывал гнойные раны, соединял кости, сшивал сухожилия, крутил и выкручивал суставы, придирчиво осматривал их со всех сторон, примерял и складывал казалось бы несоединимое. Нет, это не Эпиметей, слышались нотки грусти в его голосе, и он тутже брался за новые тела. Глядя с какой ловкостью он все это проделывал, невольно приходило сравнение его труда с сапожным ремеслом. Да- да, именно с сапожным ремеслом, ведь в хирургии и в сапожном ремесле есть что-то общее. Сапожники точно также разделяют целую кожу на части, режут, колют и склеивают части разорванной сандалии, сшивая их в единое целое. Теже приемы применяют и в медицине. Великая врачебная мудрость гласит: «Из целого через разделение получаются части! Из складывания этих частей вновь возникает целое!», этому постулату должен следовать каждый уважающий себя лекарь. И видит все высший Хаос, все это делается во благо.

-Когда врачи колют и режут, больные выздоравливают. Сила врачебного искусства заключается в следующем ; устранять то, что причиняет страдание, через удаление того, от чего больной страдает, тем самым востанавливая здоровье. Хоти верьте мне, коллеги, хотите нет, а я смею утверждать, - отстаивал свою точку зрения Гиперкритус. - Природа сама собой делает тоже самое, если хотите, я могу привести сотню примеров из моей врачебной практики.

-Мы слушаем, - отвечали Тротула и Кобра,не отрываясь от работы.

 Надобно отметить, что между Критской, Книдской и Кносской медицинскими школами существовало негласное соревнование, так сказать научный спор, чья школа лучше, поэтому при каждом удобном случае все старались перещеголять друг друга.

- Вот например, - молвил Гиперкритос, сшивая осколки разорванной плоти. - Сидящий прилагает усилие, чтобы встать. Двигающийся, чтобы остановиться и прочее в том же роде является непоколебимой истиной, и если хотите знать, незыблемым постулатом любого действия, - обьяснял Гиперкритус свою точку зрения, продоложая оперировать больных.

А его оппоненты помогали ему собирать новые тела из разрозненных частей и складывали их в большую кучу.

-Вынужден с вами не согласиться коллега! - заметил Тротула, - ведь если сущее изменяется, то безусловно оно не прибывает в однородном состоянии. Значит все существующее рано или позно погибнет, ведь не бывшее же возникает из будущего, а совсем наоборот. Также равным образом оно не страдает, ибо испытывая страдание, оно не обладало бы полнотой существования, ведь испытывающие страдания не могли бы существовать.

- Значит вы утверждаете, что здоровье не может заболеть, - язвительно заметил Гиперкритос, промочив горло хмельным нектаром и неспешно вытирал свои окровавленые руки о халат.

- Да, - стоял на своем Тротула, - я берусь утверждать, что здоровье не может заболеть. Ибо в этом случае погибло бы само здоровье, а на его месте возникло полное нездоровье.

 Кобра слушавший спор был от природы весельчаком и балагуром, поэтому чувстуя, что Гиперкритос и Тротула завели острый спор, решил их разнять и развеселить.

-Если хочешь сделать хорошо, сделай сначала плохо а затем так как было, и все поймут, что стало лучше.

 С этими словами он весело рассмеялся и начал доставать осколки и торчащие металлические куски из тела очередной жертвы.

- Наконец-то, - вздохнул Гиперкритус с легкими больными покончено, - настал черед всех остальных.

Осмотрев больного корчавшегося в конвульсиях, Гиперкритос с нескрываемой иронией в голосе спросил у ассистента Тротулы:

- какой диагноз вы бы поставили больному, коллега?

- Не знаю, - ответил тот, - губы убитого сведены, рот скован, он не может говорить.

-А вы что скажете почтенный Кобра?

- Я хочу отметить, что у больного упадок духа, вследствии несчастья у него схватывает висок, в ушах его слышится шум, его глаза мерцают, его пульс нитевиден, его сердце перевозбуждено, все это видно невооруженным глазом. Посмотрите на этого беднягу, он же трепыхается в предсмертных конвульсиях. Значит его нужно усыпить.

- Наркоз! - скомандовал Гиперкитос, и больной был усыплен.

Анестезиолог Рауш не любил прибегать к простым заклинаниям, силой воли расслаблять мускулы, колдовством снимать спазмы, управлять лабиринтом внутреннего уха, а затем в потемках разыскивать блуждающий нерв. Всему этому Рауш предпочитал средство гараздо более верное, которым он в совершенстве овладел будучи подмастерьем у кузнеца. И теперь получив прекрасное образование, он всем наркозам предпочитал самый простой и доступный вид наркоза. Не выпуская деревянный молоток из рук, он что было силы наносил удары прямо в темя больного. Удар тупым предметом, деревянной колотушкой, прямо в темячко был настолько точен и профессионально выполнен, что больной, который еще слабо дышал, сразу испустил дух. А Гиперкритос осматривая безжизненный труп, философски заметил.

- Первая заповедь врача гласит: «Врач не должен иметь в душе успокоения, ибо болезнь не может быть изгнана из тела повязками, мазями, пилюлями, настойками и всей остальной чепухой, которую обычно прописывают в огромных количествах страждущим. Жало смерти не может быть вырвано, пока врач не докопается до самых мелкоклеточных глубин болезни. Для излечения всегда следует искать самые радикальные методы. Когда дыхание больного затруднено, нужно прочистить дыхательные жилы», - при этом он умело рассек грудную клетку и извлек дыхательный орган, внимательно рассмотрел легкие больного и не найдя ничего интересного, отбросил их в сторону.

 Вырезав ножиком внутренние органы: печень и желчный пузырь, придирчиво их ощупал, но снова не смог определить, где сокрыты истоки болезни, разозлился и приказал раздробить все его хрящи, сухожилия и кости, а плоть истолочь в муку. Что незамедлительно было исполнено. Рауш очень старался, деревянный молоток в его руках бил на право и на лево, измельчая кости в муку. А Кобра и Тротула в это время разминали плоть до констинстенции просяной муки. Потом останки убиенного отнесли в большой чан с целебной, но дурно пахнущей жидкостью. В этом пахнущем карболкой рассоле, останки убиенного некоторое время мариновались, а затем слепив из них некое подобие лепешки, начинали бить ею об камень, точно также делает прачка стирающая белье в корыте. А затем снова бросили эту лепешку в дурно пахнущую жидкость и снова колотили о камень. Так повторялось до тех пор, пока жидкость, в которую окунали останки, сделалась прозрачной, тогда тело вновь приносили к Гиперкриту, который умело прилаживал на место жилы, где они лежали прежде. Тротула и Кобра ассистировали ему, сшивая костяной иглой большие жилы к малым, пробуждая в них биенье. При этом Гиперкритос, как самый опытный из них, не уставал обьяснять коллегам ход операции.

-В начале нужно перевязать сухожилья. Затем связать вместе маленькие жилы, для этого надо взять оловянную иглу, вдеть шелковую нитку и штопать оловянной иголкой по трепещущему мясу.

Осмотрев свою работу и найдя её вполне приличной, Гиперкритус скомандовал Кобре и Тротуле:

- будете вязать мясо к костям, не забывайте ложить на связки серебро. Золото кладите только на раны. Там где распалась кожа, дай рости новой коже. Где пропало много крови, там налейте новой крови. Там где мяса не хватает, положи его на место, где оно лежало прежде. Натирайте мясо мазью, трите кости по ращепам, члены мажте по разрезам.

А тем дважды повторять не нужно, мажут сверху, мажут снизу, мажут также в середине, скрепляя осколки суровыми нитками. И вот финал большой и кропотливой работы: перебранное, склеенное, собранное, натертое ядами и целебным бальзамом тело обретало первозданный вид, швы рассасывались, рубцы-рубцевались и больной становился еще краше. А когда выздоравливающий открывал свои очи, Гиперкритос повелительно и громко спрашивал.

 –Ты случайно не титан Эпиметей?

- Нет, я не он, - отвечал демонос.

-Опять не он, - интересовался царь Иапет.

- Не он, - с грустью в голосе отвечал Гиперкритос и брался за следующего.

Такой конвеер по переработке больных в здоровых и полноценных членов общества работал без остановки. И все же между делом светила медицины успевали перекинуться друг с другом парой–тройкой слов.

-Где вы научились столь высокому искусству?, - спрашивал Кобра у Гиперкритуса, - я всегда с огромным любопытством наблюдаю за вашей работой, и она меня всегда восхищала, но то что я сегодня увидел своими глазами, превосходит самые смелые предположения.

- Вы удивлены коллега? - небрежно отвечал Гиперкритус, - а ничего тут удивительного нет, ибо нужно не только морить больных голодом, но и оперировать теми данными, которые таит в себе царство животного мира. Тогда вы уж точно не станете отрицать, что современной медицине нечего перенять в царстве животного мира. Нужно ежедневно изучать физиологию братьев наших меньших, жуков, червяков и насекомых. Я лично провел сотню опытов и убедился, что отдельные части организма насекомого живут даже тогда, когда другие части тела погибли. Я проделал не одну тысячу экспериментов и заметил одну любопытную вещицу. Вот к примеру, возьмем куколку бабочки, я срезал им головы и чтоб вы думали, они умирали? Нет, даже без головы куколока заканчивает свое развитие и превращается в настоящую бабочку, но к сожалению без головы она живет недолго.

-К чему вы это клонете, коллега? - вопрошал Тротула, - уж не советуете вы нам отрывать головы насекомых, это же негуманно, обьясните зачем это нужно в практической медицине.

- Когда я еще только начинал практику, я ставил опыты сначала на обыкновенных дождевых червях и добивался поразительных результатов. Я делал червяку надрезы в конце его туловища и получил черьвя с тремя хвостами.

-Поразительно! - воскликнули в один голос Тротула и Кобра.

-А чего тут удивительного? - небрежно отвечал Гиперкритус, - вы же знаете, что отрубленный хвост у ящерицы отрастает вновь, это не такая уж и диковинка. Я менял головы у кузнечиков, и они вновь пирастали к телу. И тогда я пришел к выводу, что в организме насекомого скрыты неизвестные и неразгаданные наукой силы. Я проводил опыты над насекомыми в естественной среде обитания, где они живут, прыгают, летают, проходят все стадии развития, питаются, размножаются и умирают, только проведя столь сложные опыты, я мог установить, где находятся формообразующие центры, которые вновь создают утерянный организм.

В это время, к ним вновь подошел титан Иапет и, прервав их научный спор, спросил:

–ну что нашли Эпиметея?

-Нет, - с грустью в голосе отвечал Гиперкритос, - я многих собрал, сшил и склеил, но твоего сына я нигде не встечал. Посмотри великий царь сам, разве в этой куче обрезков и частей тел есть хоть волосок титана Эпиметея, нет его тут, значит нужно искать его среди живых, среди мертвых его нет.

 Иапет наклонился над останками тел, перебирая руки, ноги, хвосты, копыта и щупальща, всего было вдоволь, только сына не было.

-Ну и ладно, - сказал царь и хотел было уже уходить, но Гиперкритус остановил его вопросом.

- А что прикажешь делать с останками?

 Иапет счастливый от доброй вести даже обидился.

-Что ты пристал ко мне с глупыми вопросами, что делать, что делать, не выбрасывать же добро. Приказываю излечить, собрать и поставить на ноги все, что осталось.

Отдав распоряжение, он ушел довольный и счастливый.

-Есть! - бодро ответил Гиперкритос, по-армейски развернувшись, прошагал к операционному столу, взял в руки массивный наконечник копья предназначенный для охоты на слонов.

Со знанием дела он проверил ногтем остроту лезвия, его морщинистое лицо слегка разгладилось в легкой удовлетворенной улыбке.

-Давайте обрезки, - по-деловому скомандовал он, надеясь одним махом закончить эту затянувшуюся операцию.

Тротула, которому так же не терпелось закончить это грязное дело, высыпал все рагу на стол.

-Сейчас мы сделаем вот что, - молвил Гиперкритос и принялся своим копьем кромсать обрезки, нарезая их мелкими ломтями.

 Кобра для связки вылил туда побольше яду и, засучив рукава, начал месить, выминать и вымешивать остатки с обрезками тел. Когда им удалось замесить все это в один большой комок, Гиперкритос приподнял мясной фарш над собой, несколько раз прокрутил над головой и с размаху бросил на стол. Все бросились разминать и разравнивать его края, а затем Гиперкритос снова поднял эту массу, раскрутив над головой, бросил вниз, расплескав его на столе. Так он повторил бесчетное количество раз, пока не образовалась однородная масса, которую мяли, месили, лепили руками. И через некоторое время у них получилось овальное туловище с несколькими торчащими спереди и сзади головами и множеством выпирающих конечностей. Осмотрев свою работу, Гиперкритос остался ею вполне доволен. Хоть и неизвестный науке зверь, а все же живое существо.

- А что, совсем не плохо, - согласились ассистенты Тротула и Кобра, - тело круглое, ноги для устойчивости широко расставлены. а руки торчат в разные стороны, значит хватать пищу он может со всех сторон.

-Пусть живет, - молвил Кобра, окропив больного целебным ядом, оживил словами, - оставь свою дремоту, пробудись ото сна.

 И произошло чудо. Круглое, неимеющее названия Нечто без посторонней помощи встало и, соскочив на землю, нервно запрыгало, перебирая ногами. Казалось, что оно не может справиться с распирающими его тело чувствами и эмоциями, ибо его несло незнамо куда, так попрыгав, поскакав по газонам и клумбам, оно скрылось в неизвестном направлении.

-Ты не Эпиметей! - только и успел прокричать ему на прощанье Гиперкритос.

- Нет, - отвечало Нечто, - меня зовут Гошейна.

А надо заметить, что этот Гошейна оказался на редкость склочным и скандальным типом. Вначале он беззаботно прыгал по клумбам и газонам, щипал травку. И вот ему случайно на глаза попалось разбитое зеркало. Ох и не к добру глядеться в разбитые зеркала, это дурная примета. Вот и Гошейна взглянув в осколок, увидал там такое, отчего его крошечные глазки вдруг засверкали и так выпучились, что чуть не сошлись у переносицы. А все потому, что он не обнаружил на голове своих чудных рогов, а ведь раньше были, твердил он всем, кто попадался ему на пути. А те только отмахивались от него, дескать нам не до тебя. Тогда он начал присматриваться к окружающим и тутже обнаружил на одном демоносе свои собственные рога. Силой отнять их не удалось, демонос оказался неуступчивым, можно даже сказать хулиганистым, тутже начал больно бодаться. Тогда Гошейна со всех ног бросился к царю Иапету, как представителю закона и справедливости. С упреками набросился он на царя.

- Где мои рога, - причитал Гошейна, пританцовуя на месте и заламывая руки.

 Иапет отмахивался от него, как только мог, у него голова была занята совсем другим. Скоро ежегодный праздник, священные Урании, на носу такое событие, кругом погром и разруха, а тут еще этот сороконогий, двадцатирукий упрямец следует за ним по пятам и канючит.

- Я видел свои рога вон у того демоноса, но он их не отдаёт, как я домой появлюсь, курам на смех. Прошу ваше царское величие вернуть мне мои рога.

 Царя эти настойчивые просьбы совершенно вывели из равновесия, и он набросился на Гошейну с ругательствами.

-« Гак, Мак, Брак, так пере так», лучше благодари судьбу и врача, который пришил тебе руки и ноги, сделал полноценным членом общества.

 Но Гошейна и слушать ничего не хотел, выл и скулил.

- Мои рога, мои рога.

-Уберите его от меня, - приказал он Азаесу, и его выбросили в водный канал, а оттуда извлекли нескольких утопленников, среди которых оказался и Сабскаба.

 Его слуга Бончо просто места себе не находил от радости, он долго и безуспешно разыскивал своего хозяина, а тут такое событие. Бончо не теряя ни единой минуты, схватил хозяина за ноги и поволок к светиле медицины. Долго смотрели на безжизненное тело лекари, и наконец Гиперкритус приложил ухо к его груди, философски произнес.

- Пациент скорее жив, чем мертв!.

 Тротула долго мял влажной рукой ухо больного и раздумывая изрек следующее.

-Пациент скорее жив, чем мертв!.

 А Кобра обнюхал его со всех сторон и произнес.

- Пациент скорее мертв, чем жив, но если он мертв, его можно оживить!.

 Бончо всплеснув ладонями, взмолился к лекарям.

- Так жив он или нет, можно его вылечить или не стоит этого делать?

- Вот сейчас и проверим, - сказал Гиперкритос, - я бывало ради интереса отрезал у живого гуся головы, а затем ставил их на место, они возьми и оживали, а этот гусь цел, целешенек, таких только пощекочи, они и оживут. Щекочите ему пятки, - приказал Гиперкритус и вскоре тело Сабскабы задергалось в конвульсиях смеха, его глаза открылись, лицо озарилось румянцем.

-Жив-живехонек, - несказанно радовался Бончо, прыгая вместе с ожившим Сабскабой.

 А надо заметить, что все это время поиски пропавшего Эпиметея не прекращались не на минуту. Рабы разгребали завалы разрушенного дворца, даже демоносы помогали им в этом, но нигде не было видно тела Эпиметея, и никто его не видел. Иапет клял все и вся, зачем только прислушался к совету богини судьбы Тихе, дал ему при рождении имя Эпиметей—«думающий после». Уже не раз Эпиметей сделает что нибудь, а затем только подумает. Быстр он был на действие и работу, но не умел все хорошенечко обдумать, все как следует взвесить, расчитать. Что первое в голову взбредет, то и делает, а хорошо или плохо разбирался потом. Вот и сейчас хотел как лучше, а вышло как всегда. Так думал отец, и думы его были горьки. Что же делать, думал Иапет, где искать сына :

– обьявите всем, кто сообщит хоть какую-то весть о пропавшем Эпиметее, получит великий почет, награжу по-царски. А вам сыновья молчать и ни слова, ни пол слова матери.

-Молчим как рыба об лед, - отвечал Атлант.

-Вот что сын мой, - обратился царь к Атланту, - возьми этих Гарпий, запрягай дракона и отправляйся в провинцию Гадиритов искать глину и беглого варвара Волоса, а матери скажем, что Эпиметей уехал с тобой. И отправляйся немедленно, все равно ты мне здесь не нужен. Через несколько дней ты должен вернуться к празднику.

 Феникс только и успел вставить:

- я лечу с ними.

А тут как тут, прискакало это сороконогое существо Гошейна. Приведя в дружное взаимодействие свои конечности, он семенил ими на одном месте, переступая с ноги на ногу.

-О великий царь, умоляю тебя, верни мне мои рога, - слезно упрашивал Гошейна, кривляясь всеми своими головами.

От неожиданости Иапет даже вздрогнул и чуть не похлебнулся нектаром. Его лицо покрылось кровавой маской ярости, кубок нектара полетел в голову просящего.

-Грязный мешок с дырявыми мозгами, вон отсюда, - кричал грозный правитель Атлантиды, - я запрещаю тебе приближаться к Атласу любым путем, по дороге, по воздуху, по воде, а если ослушаешься, обещаю лично разобрать тебя на кусочки!

 И тутже приказал выбросить эту экибану из разрозненных частей, органов и конечностей из города. Повинуясь приказанию, стража кинулась крутить ему руки, заламывать ноги, и уж поверьте, скрутить сорок брыкающихся ног, связать 20 сопротивляющихся рук, закрутить вместе пол сотни хвостов, было делом не легким. Все же его скрутили, связали и выбросили прочь.

                    Не верующий Фоминус

Титан Атлант не любил тяжелых, неповоротливых «крокодилов», легких прыгучих «обезьян» он тоже не долюбливал, обзывая их бездушными машинами Аэродинамисами. А все потому, что от природы он был лихой наездник, как и все атланты он с малых лет любил быструю езду. Под звон бубенцов промчаться на тройке впряженных драконов, это было его любимым занятием. Вот и теперь он умело правил драконом, и Фениксу приходилось цепко держаться за его упругий круп. Дракон, по имени Хашхавило, летел быстрее, чем гарпии: Балий, Ксанф, Эгипт и Эфрат, поэтому Атланту приходилось все время придерживать его стремительный бег, чтобы он не вырывался вперед, держал строй.

С высоты птичьего полета их взору открывался великолепный вид острова, который удавалось видеть немногим приезжим. В большинстве своем чужестранцы ограничивались столицей Атласом, редко заглядывая внутрь страны. Первое, что бросалось в глаза, весь этот край лежал высоко над уровнем моря, являя собой ровную гладь, окруженную горами, которые тянулись вдоль моря, закрывая остров от бурь, ветров и непогоды. Горы были причудливы, могли посоперничать с лучшими горами Европы, Азии и Африки. На равнине меж гор было разбросано большое количество густо застроенных селений, потерявшихся среди бесчетного количества рек, озер и водных каналов. Обилие воды позволяло жителям острова собирать богатые урожаи зерновых культур, выращивать тучные стада одомашненных животных. Вся страна была поделена между общинами, главной обязаностью которых было земледелие, строительство и ремонт оросительных каналов, хранилищ для провианта, храмов, дворцов, дамб, мостов, дорог. Община также обеспечивала рабочими все государственные службы и внутри общинных ремесленников, дровосеков, водоносов, поваров, привратников, домашних слуг, сапожников, ткачей, кузнецов, плотников, золотых дел мастеров и других специалистов по самым различным ремёслам, включая и изготовление оружия. Рабы столь искуссные во всех ремеслах в обмен за свое трудолюбие вознаграждались необходимостью отдавать своих детенышей, мальчиков-варваров, в отряды сборщиков амбросии и нектара, а дочерей-варварш в прислугу богатой знати, сами же варвары в замен получали гарантированное право не умереть от голода. А то, что варвары надрывались на стройке, перетаскивая многотонные глыбы, срывались в пропасть, возводя мосты или же сотнями гибли от усталости и болезней, все это ни кого не беспокоило, эти жертвы шли на благо страны. Затем, чтобы еще могущественнее становилась великая Атлантида, чтобы росло и множилось её богатство, чтобы никто даже в мыслях не посмел усомниться в её величии. Любуясь красотами, путники какое-то время летели молча, затем дракон Хашхавило начал брыкаться, храпеть и подозрительно дыметь сизым дымом. Он широко раскрывал свои ноздри, выпуская смрадный дым.

-Что он хочет? - спросил Феникс у сидящего впереди Атланта, правившего крылатым змием.

-Молодой, игривый, балуется, - отвечал Атлант, хлопал змия по медной холке.

Но Хашхавило и слушать ничего не хотел, брыкался и храпел сизым дымом. И тогда Атлант наклонился и громко крикнул ему в ухо.

-Уже хочешь пить!

 И тот соглашаясь, изрыгнул клуб желто-синего дыма.

- Вот водохлеб, - не зло ругался Атлант, - только из дому, а ему уже пить хочеться, лети и не придуривайся.

 Но дракон пыхтел, кряхтел и фыркал, извергая из своей пасти облако дыма. Не имея возможности разговаривать, лишенный какой бы то ни было связной речи, Хашхавило подобно скунсам, тхорям и другим мускусным животным, окрасом дыма давал понять, чего он хочет.

-Надо бы его напоить, - молвил Феникс, прикрывая рукою нос, а то в конец задавит. И правда, название дракона Хашхавило означало –« зловонный», а все потому что во рту у дракона находилась железа, из которой брызжет струя маслянистой жидкости и дыма, при помощи которой драконы умеют разговаривать. Если дракон сердится, эта жидкость становится такой зловонной, что может удерживаться на одежде в течение недели и больше.

-Ну ладно, ладно, - согласился Атлант, - давай промочим горло.

Спланировав, они благополучно приземлились среди спелых полей гречихи и полбы, у небольшой речки, сверкающей своей изумрудной чистотой. По ее гладкой поверхности скользили легкие лодочки, в каждой из которых сидел рыбак-демонос, а рядом возле него сидело несколько птиц в ярком опереньи. Это были ручные пеликаны, они с жадностью раскрывали свои сумчатые рты и хлопали крыльями. По команде рыбака птицы по очередно ныряли в воду, ловили рыбу. Дракон Хашхавило сбросив седоков у каменного брода, тутже бросился в реку, нырял, выпрыгивая из воды, гонялся за пеликанами, и те с криком и гиканьем разлетелись прочь.

-Пусть порезвится, - молвил Атлант, растянувшись на бережку.

Феникс и Гарпии последовали его примеру, искупались в реке и теперь грелись на солнце, отдыхая, любовались красотами. Дорога, которая пересекала речушку, не имела мостика, но была не глубока, ее в брод по каменной отмели пересекала большая арба. Повозка знатного провинциала крытая от яркого солнца легким зонтом из тростника и пальмовых листьев. Демонос правил арбой, в которую были впряжены волосатые рабы-варвары, а вслед за арбой плелась огромная свинья, привязаная к ней.

-Хей, хей, йа, хей, - подганял демонос своих рабов длинной плетью, напевая веселенькую песенку, — «ляй ку, ляй, ляй ку, ляй, ляй, ляй».

 Арба, взяв разгон, громыхая и сотрясаясь, преодолела водную преграду и остановилась у берега на мелководье. Демонос заботливо остановил повозку, дав возможность тягловой скотине отдохнуть, напиться воды, и варвары почуяв слабину, упали в воду, лежали в ее струях, отдыхая.

-Почему твои варвары такие волосатые? - спросил Атлант у местного поселянина по имени Фоминус.

-А потому, - ответил он, поравнявшись с путниками, - что они зимой живут в холодных пещерах, летом в загонах под открытым небом, а чтобы не мерзли, их не стригут, зачем стричься тому, кто никогда не рождался. Для варваров не существует большой разницы, лысы они или же волосаты, им по больтшому счету все равно как они выглядят, их главная забота не остаться голодными, все их мысли устремлены к тому, чтобы иметь сытое чрево. Не зря о них говорят-«из праха рожден, в прахе обитает и отправится в прах после смерти».

-От такой жизни наверное взвоешь, - заметил Феникс.

- Да не сильно они и воют, - обьяснял Фоминус, - потому что они безголосы, а вот сбежать могут.

-И часто бегут? - осведомился Атлант

—Часто, ох часто, - вздохнул поселянин, - сколько варвара не корми –добра от него не жди, все в лес смотрит. Бегут очень часто, и есть, где прятаться, сады обширны, поля бескрайни, их конечно ловят, но тоже не спешат с поимкой. На свободе они лучше плодятся, вот и дают им возможность расплодиться, а затем уже ловят вместе с выводком, отчего количество рабов умножается.

 Дракон Хашхавило плескался в реке, нырял, гоняясь за разноцветными рыбками, а путники преломив сыр и откупорив амфору нектара, решили отобедать.

-А что за диво у тебя за арбой волочится, много я видывал удивительного, но чтобы свиньи бегали за арбой, не видал, - интересовался Атлант.

-О, это удивительная история, эта свинья мой боевой трофей, - обьяснял Фоминус, - пробирался я как-то через чащу, вон у тех гор, - показал он своей костлявой рукой куда-то в даль. - И вдруг вижу бежит совсем еще маленький поросенок, а за поросенком большая свинья, его мать. Бросил я дротик, но увы промахнулся, он пролетел как раз между поросенком и свиньей, поросенок от испугу завизжал и юркнул в лес, а свинья осталась стоять на месте как вкопанная. Я удивился, почему она не бежит от меня, но подойдя ближе, понял в чем дело. Свинья была слепая и не разбирала дороги, она могла гулять, лишь держась за хвостик своего поросенка. Мой дротик перерубил этот хвостик и поросенок убежал, а свинья оставшись без него, не знала куда ей идти. Беспомощно стояла она, держа в зубах обрывок его хвостика, и тут мне в голову пришла блестящая мысль. Я схватил этот хвостик и повел свинью за собой и та покорно плелась вслед за мною, думая, что ее по прежнему ведет поросенок, с тех пор она и бегает за мною, как привязанная.

-Да находчивость великая вещь, - задумчиво молвил Феникс, - бывают же на свете счастливчики, вот у меня был однажды случай, чем-то на этот похожий, это случилось в лесах дикой Европы. Однажды я возвращался с охоты, истратив все свои копья и дротики, в тот раз охота выдалась на славу, и на моем вертеле уместилось пол дюжины крылатых зайцев.

-Это те, у которых зеленые уши и рябое оперенье? - поинтересовался Фоминус.

-Они самые, - отвечал Феникс, - их в тех местах водится огромное множество. Вдруг прямо из под ног у меня выпорхнуло еще семь только что оперившихся больших и жирных зайцев, они немного полетали и приземлились совсем рядышком от меня. От неожиданности я чуть было не проглотил свой шампур, которым выковыривал из зубов застрявшее мясо, конечно я не мог допустить, чтобы от меня ускользнула такая отличная дичь. Размахивая шампуром, я подбежал к крылатым летунам, вспугнул их, зайцы взмахнули крыльями и взлетали один за другим. А я бежал и так сильно размахивал шампуром, что от трения о воздух он буквально раскалился до бела, и его трудно было держать в руках. Тогда я метнул шампур, будто копье, и он проткнул сразу семерых летунов. Все зайцы свалились к моим ногам уже жаренными.

-Жаренными? -переспросил Атлант.

- Да жаренными, - подтвердил Феникс, - по другому и быть не могло. Мой шампур сильно нагрелся от трения о воздух, он же был изготовлен из огненного металла вольфрама, который как известно имеет свойства накаляться до бела, и дичь попав на него, не могла не зажариться.

Хашховило все еще кувыркался в речушке, будто дворняга, виляя хвостом от удовольствия, время от времени он вытаскивал из воды круглые речные камушки, хватал их ртом и подбрасывал в воздух, снова нырял и снова подбрасывал камешки, играл и кувыркался.

- А вот у меня однажды был случай, - молвил Атлант, -, как то я разыскивал глину в отдаленной провинции Триптолитании. Да кстати, ты тут нигде глину не встречал? - вопрошал он у Фоминуса.

- Что ты, что ты, - махал руками демонос, - если бы я её нашел, был бы самым богатым и счастливым демоносом на свете.

- Ну так вот, - продолжал Атлант, - застала меня значит непогода в одном горном ущелье, сколько я не старался, не смог высечь огонь, все отсырело, и тогда я проклиная все на свете, изо всех сил ударил себя кулаком по правому глазу. Конечно из глаз так и посыпались искры, вспыхнул огонь, а я смог зажарить кусок мяса и высушить свои одежды. Так что советую и вам, когда вздумаете развести огонь, добывать его из правого глаза.

Фоминос не поверил сказанному и начал доказывать, что такого не может быть, ибо такого не может быть никогда, и вскорежду быть никогда го глаза я, рукою нос.личеством каналаов между Атлантом и селянином разгорелся нешуточный спор. Фоминус отстаивая свою правоту, несколько раз ударил себя в глаз, нет ни каких искр, доказывал он Атланту. Но и тот не сдавался и настаивал на своем, Гарпии и Феникс молчали не вмешиваясь в разговор, они знали сотню способов добычи огня, хотя о таком слышали впервые, но помалкивали, наблюдая за спорщиками.

-Как ты Фоминус неверующий бьешь, я вижу, что хорошим манерам ты не обучен, - ругался Атлант, и со всего размаху так стукнул селянина, что у того искры так и посыпались в разные стороны.

Сноп искр выскочил из глаза Фоминуса, упал на траву, от которой она загорелась, и ее пришлось тушить, сбивая плащами, заливая водой.

-Вот какие искры сыплются из правого глаза, а с левого глаза их еще больше, - молвил Атлант.

 Только неверующий демонос уже не услышал его слов, под улюлюканье и дружный хохот вскочил в арбу и, что было силы, взмахнул плетью.

- Хей, хей, йа хей! - вскричал он, и рабы лениво потащили арбу по пыльной дороге. Хашхавило все время выглядывающий из воды прислушивался к спорам и разговорам. А затем хитро-мудро ухмыльнувшись достал из воды большой камень, прищурясь глазом, будто к чему-то прицеливаясь, подбросил его в воздух, и на лету сбил хвостом. Снаряд выпущенный из пращи не мог лететь быстрее,чем этот камень сбитый хвостом дракона. Камень-снаряд со свистом пролетел над головами рабов и упал на дороге, подымая облако пыли. Арба подпрыгнула над землей, испугано взвизгнула свинья крепко привязанная к ней.

-Хей, хей, йо хей! - кричал демонос, подгоняя рабов вперед, а свинья тащила арбу назад, их силы были почти равны.

 А Хашхавило довольный своей выдумкой снова и снова посылал свои снаряды, осыпая ими селянина. Перетягивание арбы длилось недолго, скочив на землю, Фоминус схватил дышло, в которое были впряжены рабы, и сам начал тащить арбу.

-Хей, хей, йо хей! - кричал ему довольный Атлант, а тот старался изо всех сил, впряженный в ярмо тянул варваров, арбу и хрюкающую свинью. Арба рысью мчалась по ухабам проселочной дороги, выбивая клубы пыли. Вдоволь навеселившись, путники засобирались в дорогу.

- Хашхавило вылезай! - приказал ему Атлант, но тот и не думал подчиняться, он занырнул в воду и долго не выныривал.

- Молодой еще, - жаловался Атлант, - игривый пускай отдохнет, уже недолго осталось, вон за теми горами зверствует Волос, вождь беглых рабов. Он не такой как эти впряженные в арбу волосатые рабы, непомнящие обид и побоев своих господ. Волос, это неофил, некий сплав демоносов и людей. Неофилы очень злопамятны, долго помнят обиды, они мстительны и кровожадны. Много вреда приносят они местной общине, то овца пропадет, то корова, а хитры до того, что обладая звериным чутьем, ловко обходят раставленные капканы и ловушки. Вот этого неофила нам и следует изловить.

 Хашхавило наконец-то соизволил вылезть из воды, отряхиваясь по собачьи, сушился, подставив бока теплому солнышку, разминал свои кожистые крылья.

-На ходу просохнешь, - взнуздал его Атлант, вскочил верхом, и дракон сделав короткий разбег, взлетел.

 Внизу дымя пылью дороги, бежала арба селянина Фоминуса, который уже сидел на своем месте, поганяя рабов плетью. Хашхавило расправив крылья, спланировал. Черная тень пронеслась над арбой, изрыгнув над головами варваров облако чадного дыма, от неожиданности рабы и свинья так дернули арбу, что Фоминус вывалился из нее. Спотыкаясь и падая в пыль, он бежал на всех своих четырех ногах, пытаясь догнать, пока не растаял вдали.

-Что это там виднеется? - вопрошал Феникс, завидив две островерхие горы.

-Это пик Рейро и пик Руйво, - обьяснял Атлант, - ходу между ними несколько часов, а отсюда посмотреть, так они, будто срослись животами, там такие красоты, просто жуть.

И правда, пик Рейро и пик Руйво были сказочно опоясаны ватным облачным ожерельем, когда летишь между ними, то кажется, что облака парят прямо у твоих ног, а внизу у самой земли раскинулось небольшое селение, которое затерялось среди полей, лесов и рек.

                     Ненасытный зверь Волос

-Нам сюда, - молвил Атлант, приземлившись у небольшой речки, берущей свое начало где-то далеко, в снежных горах.

Жители провинции Гадиритов свой хлеб насущный добывали тяжелым трудом, поскольку хлебное дерево плодоносит тут круглый год, а плоды его занимают такое видное место в меню поселян, что его культивировали в огромном количестве. Хлебные рощи колосились поджарыми на солнце плодами батонов, румяных саек и пышных булок. Кроме хлебных деревьев селяне занимались выращиванием пряностей корицы, цедры и шафрана, урожай которых они снимали три раза в год. Аромат пряностей просто висел в воздухе. Все в округе провонялось им настолько, что казалось, сами камни источали этот терпкий и пряный запах. Жители селения сбившись кучей, стояли у реки, понуро опустив головы. В холодных водах реки лежало тело утопленника, водяные струи трепали его одежду и волосы похожие на зеленый речной мох, которым обросли прибрежные камни. Сидя по пояс в воде, у изголовья тела рыдала демоница, её длинные рога двумя косами свисали вдоль спины и шевелились при каждом вздрагивании тела. Жители стояли молча, даже не обращая внимания на прибывших незнакомцев.

-Что у вас произошло? - спросили путники.

-Опять Волос зверствует, - отвечали понурые демоносы.

- Будь проклят этот ненасытный зверь, своего родного отца лишил жизни! - прокричала безутешная вдова, рыдая над телом убитого мужа.

Далеко в горах, в ответ на ее проклятье эхом разнеслось грозное рычание.

- Видишь, как радуется, - молвил старый демонос, - совсем озверел, чувствует свою неуловимость.Рабы варвары бегут к нему целыми толпами, поговаривают, что самок у него целый гарем, а выводок детенышей целая стая. У нас есть особо нечего, поля засажены пряностями и хлебом, и на них особо не разжиреешь, а ему мясо подавай. Вот и режет он дикого зверя и одомашненный скот, мы даже скотину боимся выпускать на пастбище, то корова пропадет, то овца.

-Отец, место для ночлега найдешь, мы заплатим, - обратился к нему Атлант.

-Почему же не найти, соломы на всех хватит, только бедно у меня и есть нечего.

-Ничего, веди нас в дом, - согласились путники.

Дракон Хашхавило тутже развалился в реке, стал гонять рыб.

-Жди нас тут и никуда не уползай, - приказал ему Атлант, тот понимающе мотнул головой и скрылся в пучинах вод.

Пройдя по узким улочкам вымощенным красным камнем, они вошли в простую хижину, и демонос сразу засуетился по хозяйству. Седой старик, много месяцев ни с кем не общавшийся и страдавший от одиночества, радовался гостям и возможности поговорить. Говорил он много, рассказывал об окружающей суровой действительности, о приходивших по ночам львах рычащих под окнами до рассвета, о воющем на луну драконе Сапокалее, обитавшем за горой, о варварах обворовывающих хлебные, саечные, масляничные и булочные деревья. 

Гарпии с любопытством присматривались к невиданным плодам хлебного дерева, величиной и видом напоминающие круглую дыню средних размеров. Вся поверхность плода усеяна маленькими шышечками, а корка имеет толщину в два пальца и освобождается от нее в пору наивысшей спелости. Внутри плод представляет собой красивый шар белой сьедобной мякоти, не считая тонкой сердцевины, которая легко вынимается. Однако он не годится в пищу до того, как будет подвергнут действию огня. В очаге тихо потрескивал огонь, жаренный хлеб, желуди, соленый пахнущий плесенью сыр и кратер нектара, вот все чем мог угостить их селянин. За трапезой завязался душевный разговор.

- Расскажи о Волосе все, что знаешь, - попросил Атлант.

Старик преломив сыр, запивая его нектаром, начал свой рассказ.

- Что можно сказать о Волосе, хорошего ничего нельзя сказать, он самый обыкновенный неофил, порождение порочных связей от демоноса и варварши. Чаще всего от такого спариванья рождаются уроды или полузвери, мальчики-инкубы или сиккубы-девочки, как мы называем этих безмозглых зверей. Но Волос самый настоящий неофил, обладающий разумом, почти лишенный растительности и видом схожий с нами, демоносами.

-Если он лишен шерсти, отчего ж его прозвали Волосом?

- Имейте терпение, я вам все обьясню, - молвил старик. - Здесь неподалеку есть один большой и красивый город Гесперида. От этого города на расстоянии дня пути находилось поместье одного богача. Я бывал в тех местах, красота там неописуемая, зверь в горах, хлеб на полях, пряности и амбросия на лугах, не жизнь, а миф. Вот в этом то поместье служил козопасом демоносос, по имени Ламон. Однажды выпасая свое стадо, нашел он ребенка из варваров, а произошло это вот как. Была там рядом чаща лесная, густо по низу колючим терном заросшая, и повсюду вился плющ и нежная росла трава. Туда постоянно коза ходила, часто из глаз исчезала, своего покидая козленка. Подметил Ламон, что она убегает, пожалел матерью брошенного козленка, пошел за козой по следам, и видит, среди травы лежит ребенок—варваренок. А коза осторожно переступает, боясь своими копытами ребенку вред причинить, кормит его своим вымям, а он, будто пред ним материнская грудь, тянет молоко обильным потоком струящееся. Дивится конечно пастух, ближе подходит и видит крупного красивого мальчика-полукровку от матери варварши и демоноса.

-А почему ты думаешь, что от варварши и демоноса? - переспросил Феникс.

- Потому, - отвечал старик, - что было убранство для брошенного варваренка, чересчур богато. Покрывало пурпурное, застежка золотая и ножичек с рукояткой из слоновой кости, а в ручке у ребенка пучек волос зажат, видать у матери или отца демоноса вырвал ребеночек, не отпускал родителей. Сперва задумал Ламон с собой взять только эти приметные знаки, а ребенка там покинуть на растерзание диким зверям, но затем устыдился, что козы он безжалостней, дождавшись ночи, приносит жене своей Мартале ребенка и приметные знаки, да и козу приводит. Жена его Мартала изумляется, неужели козы переводятся, уже не яйца, а варваров высиживают. Ламон стал рассказывать ей все по порядку, как нашел он его брошенным, как в начале хотел оставить его в лесу, и как стало жалко ему бросить ребенка на верную смерть. И жена его Мартала согласилась, что правильно он сделал. А надо заметить, что не было у них своих детей, вот и решили они подкидыша воспитать, как своё дитя. Вначале они вещи, что были при ребенке прячут, ребенка себе оставляют, козе кормление младенца поручают. Но затем убоявшись насмешек, да упреков родни и соседей, из тех мест сюда переезжают жить в деревню. А имя ребеночку нарекли по клочку волос зажатом в его руке—Волосяном. Своих детей они не имели, воспитали его ничуть не хуже иного демоноса, но всем известно, сколько варвара не корми, а он все в лес смотрит. С возрастом взыграл в нем звериный нрав, вкусил крови и уподобясь волку, стал из отцовского стада козлят таскать и резать. В начале Ламон думал, что это драконы-ящуры свирепствуют, стал выслеживать вора, а поймал своего сына Волоса во время кровавого пира. Хотел было убить его, но не смог, ибо любил его, как сына, да и как в глаза жене своей смотреть, прогнал его, отпустив в горы. И вот теперь, вы видели Ламона лежащим в реке и жену его Марталу рыдающую над убиенным. Вот и вся история Волоса, - молвил старик, доставая из очага свежеиспеченный хлеб.

 Зеленая корка почернела и потрескалась, а в трещинах проглядывало молочно-белое нутро, часть саек он отложил в сторону остывать, а остальные прямо горячими выдавил из растрескавшейся кожуры в холодную воду и размешал. Полученная смесь называлась «Бао-чао» или просто «Бо а чо». А из других остывших плодов он приготовил поистину королевское блюдо, освободил их от кожуры, извлек сердцевину и растолк его в ступе каменным перстом, а молчавших гарпий попросил натереть кокосовых орехов, и они делали это с необычным искусством. Стругать кокосовую стружку дело нехитрое, для этого нужно терка. Взяв обломок перламутровой раковины-тридакны, один край у которой имел аккуратную нарезку, как у пилы, они начали тереть её об острые зубцы раковины. Стружка белым дождем сыпалась в миску, но сколько они не терли кокос, а старику все было мало. Уже горы стружки заполнили все кратеры, мешки и бурдюки, и лишь тогда старик остановил их труд.

-Спасибо вам за труд, - поблагодарил их старик, потирая свои шершавые руки, - этого мне хватит надолго.

Из кокосовой стружки, сока и размятых хлебных плодов он смастерил некое блюдо, которое называлось «Куку», и надо признаться, вкуснее этого блюда путникам не доводилось есть никогда, его вкус описать невозможно, его нужно только пробовать. Ешь-не насытишься, кушаешь-не накушаешься. За трапезой разговор продолжился вновь.

- А нашлась ли его настоящая мать и отец, кто они? - интересовался Феникс.

-Догадываются, - отвечал старик, - от кого он полукровка явился на свет божий, поговаривают его матерью была белокожая, светловолосая рабыня-варварша, вида оботала. Такие варварши очень ценятся в наших краях, вот и берут их себе в прислугу демоносы Атлантиды. А когда нагуляют детеныша, стараются избавиться от них, бросают на поживу голодному лесному зверью. Тут таже история, знатный демонос, позор свой скрывая, ребенка в лесу бросил и выкуп нашедшему за него положил, и ножик для умерщвления младенца оставил. Вот какие дела у нас тут творятся.

- А что Волос, кто нибудь знает где его искать? - интересовался Атлант.

-Никто не знает, - отвечал старик, - а теперь, вообще, его не сыщешь, затаился, может неделю не показываться из своей норы.

-Мы не можем так долго ждать, завтра с рассветом начнем поиски.

-Я бы вам в лес соваться не рекомендовал, - молвил старик, - у нас тут не только варвар зверствует, но и ящур, по имени Сапокалей. Там вдали за рекой у Черного ущелья есть небольшая деревушка в лесной чаще потерянная, где местные селяне выращивают различные плоды и злаки, бананы, таро, маниоку, ямс, батат, кокос и ареку, казалось бы, что еще нужно, живи и радуйся. Но не тут то было, обьявился в тех краях дракон Сапокалей, начал вытаптывать огороды, выламывать пальмы, рылом своим попирать злаки, огромным был этот дракон. Одно только рыло у него имело в длину целых семь локтей, при всем, при том был он большим забиякой и никогда не упускал случая с кем нибудь сразиться, причем искал противника себе под стать. Селяне в ужасе и отчаянии смотрели на это, и никто не решался помешать Сапокалею.

-Да, - молвил Атлант, - невеселые дела творятся у вас в округе, одно лучше другого, нужно сходить, предупредить Хашхавило, чтобы был на чеку.

-Не бойся царевич, - успокоил его старик, - дракон Сапокалей сюда не сунется, тут ему речка мелка.

 Так, незаметно за разговорами, слетела ночь, чуть только рассвет окрасил своими пурпурными одеждами крыши домов, путники засобирались в дорогу. Старик принялся готовить им провизию.

-Да нам ничего ненужно, - отнекивался Атлант, - там все добудем, но селянин и слушать ничего не хотел, щедро одарил их из своих запасов румяными сайками, свежими батонами, козьим сыром да пряным нектаром.

Изрядно нагруженные провизией они отправились к реке, где окунувшись в речной поток спал дракон Хашхавило. У берега быстрой реки они обсудили предстоящее мероприятие, разделились на части. Феникс отправился в город, разыскивать настоящего отца и мать варвара Волоса. Атлант и гарпии двинулись на поиски варвара Волоса. А старик взялся проводить дракона Хашхавило к Черному ущелью, где ему предстояло усмирить злобного Сапокалея. Так разделившись, каждый отправился в свою сторону. Территория, между горами Руйво и Рейро, большей частью покрытая густыми зарослями джунглей, была огромной площадью. Чем больше Атлант смотрел на эту обширную часть страны, тем меньше она ему нравилась с точки зрения задачи, которую им предстояло выполнить. Но делать нечего, нужно искать беглова варвара. Быстрым шагом они устремились в чащу леса, и вскоре каменистая тропа вывела их к отвесной скале низвергающейся шумным водопадом. Зрелище открывшееся их глазам было грандиозным. Пять пенных струй, вырвавшись из пяти узких расщелин скалы, вздутые и замутненные после недавних дождей, с ревом обрушивались в глубокий черный котлован, выбитый в мрачных скалах, а оттуда единым потоком устремлялись куда-то вниз в темную трещину, которая проникала до самых недр земли. Сверху по обе стороны ущелья свисали огромные древесные корни, сотрясаемые от грохота водопада, а между ними был перекинут старый подвесной мост, огромным земляным червем, раскинувшимся между двумя берегами над пропастью. Этот качающийся мост, по которому не могло перейти ни одно живое существо, за исключением быть может варвара Волоса, представляло собой самое ужасающее сооружение из тех, по каким ступали мои копыта, думал Атлант, и впрямь тут было, на что посмотреть. Два веревочных каната, почерневшие с годами и заплесневевшие от речной сырости, соединяли берега над пенным потоком, а между ними лежали неровные и неодинаковые палки, почерневшие от времени. Пользование этим паутинным сооружением сильно затруднено тем, что один из канатов провис, в результате чего палки, на которые приходиться ставить ноги наклонены под углом и напоминают горку для плавного спуска в бездну водопада. Мост никогда не проверяли, а ремонтировали только однажды, после того как он порвался под тяжестью демоноса пытавшегося перейти на другую сторону.

-Я когда вижу это сооружение, у меня всегда холодные мурашки бегут по коже, и в тоже время, тут столько экстрима, тело буквально насквозь пропитывает животный адреналин, - обьяснял Атлан своим спутникам. - За мной! - смело скомандовал он, ступая на мост.

 Гарпии не очень то и переживали, ведь от природы они были крылаты, а вот Атлант рисковал своей жизнью. И надо отдать должное, его безрассудству, своей жизнью он рисковал весело и непринужденно, вышагивая по струхшим бревнам моста. К удивлению, это хлипкое сооружение, называемое мост не сломалось, выдержав их вес и благополучно доставило их в другой мир. Мир дикой и необузданной природы, царство хищных зверей и чудовища Волоса. Но давайте на время оставим Атланта и его спутников, узнаем, чем в это время занимался дракон Хашхавило и его проводник.

Старик сидя в лодке, неспешно греб веслом, показывая дорогу, за ним, будто огромная галера, плыл Хашхавило, на ходу хватая златоперых рыбок. Вскоре они прибыли в селение терзаемое злобным драконом Сапокалеем. Местные поселяне только заслышав о героях, не убоявшихся когтей чудовища, бросились в лодки, провели их к Черному ущелью.

-Вот он! - выкрикивали селяне, выскочив из лодок и тутже взбирались на высокие деревья, в надежде увидеть незабываемое зрелище.

Сапокалей учуяв непрошенных гостей, приветствовал их злобным рычанием. Дракон Хашхавило завидив огромное рыло противника, испуспил облако сизого дыма, тем самым обьяснив старику.

-Закрепи лодку, с этим драконом у меня будет серьезная грызня, подымется большая волна, и если не закрепить лодку, ее обязательно смоет и унесет.

Старик вытащил лодку на берег и привязал ее цепью к большой Арековой пальме, а местные поселяне собравшиеся на берегу для потехи и увлекательного зрелища, облепили ближайшие огуречные деревья. Сытно отобедав буйволом, дракон Сапокалей лежал на берегу с раскрытой пастью, грел свое огромное пузо на солнышке. Его нижняя челюсть лежала на земле, а верхняя достигала облаков. Страшные, огромные своими размерами зубы напоминали горные вершины, а язык - широкую дорогу. Его дыхание походило на отравленный ураган, а глаза полыхали ослепительным пламенем. В его зубастой пасти, будто в лесной чаще, порхали маленькие птички Трохилы, выковыривая из зубов куски мяса. Завидив непрошенных гостей, дракон Сапокалей захлопнул свою огромную пасть, выпустив клуб розового дыма. Хашхавило ответил тем же, и между ними завязался оживленный разговор на языке жестов и знаков, некоторое время они крутили хвостами, скребли землю когтями, рычали и скалили зубы, а дымели так, что дым стоял столбом. Знатоки драконьего языка сидя на высоких деревьях, едва успевали комментировать их словесную перебранку.

-Сапокалей говорит, что у него сегодня на обед будет гость. Хашхавило ему отвечает, не волнуйся, гость за столом-благословение для хозяина, а сегодня я обедаю у тебя.

-А что ему ответил Сапокалей? - интересуются зрители.

-Ответил, готовься умереть!

И началась меж ними великая битва, хищно оскалившись, бросились они друг на друга, грызли один-одного зубами, избивали хвостами, царапали когтями, выскакивали из воды и снова погружались в воду, подымая огромные волны. Так в борьбе прошел первый день побоища, наступил вечер, и не было среди них победителя……

               Былое и думы

Было время заката, и в слабых-неровных отблесках зари, проникавших сюда под каменные кручи и густые кроны подножья водопада, становилось еще страшнее, еще необычнее. Уставшим путникам казалось, что весь этот лес и окружающие их предметы сурово напоминают, что скоро царство ночи, и вы окажетесь в совершенной темноте.

-Темнеет, надо соорудить шалаш, - предложил титан Атлант.

 Гарпии быстро собрали ветки и сучья, соорудили шалаш для ночлега. Последние мгновения, пока еще не сгустилась тьма, они употребили на то, чтобы покрыть свой шалаш плоскими листьями особого вида ползучей травы, в изобилии росшей по всем расщелинам. И едва они успели влезть внутрь, как разразилась страшная буря, хлестал дождь, а в шалаше было сухо и тепло от горящего костра, обилие пищи и нектара.

-Почему вы все время молчите? - спрашивал Атлант у гарпий, но те только улыбались и молчали, вот что значит выучка.

 Атлант напротив любил истории и немного выпив, начал рассказывать.

- Однажды мне довелось побывать на вашем Гарпийном острове.

-И когда же это было? - знаком спросил кто то из них.

-О, это было очень давно, я тогда был еще ребенком, всего-то пятьсот-шестьсот годков от роду. Помню как сейчас, был ясный солнечный день, я шел к берегу моря, чтобы искупаться. Прямо в том самом месте, где теперь стоит маяк с моим изваянием, - жестикулируя показал он куда-то на запад. - Вода была теплая, я отлично плавал и заплыл далеко от берега. Вижу прямо на меня, с раскрытой пастью несется огромная китовая Барабуда, какие теперь уже редко встречаются.

-Ну и ну, - удивляются молчаливые слушатели.

- Да, да, да, - подтвердил Атлант правдивость своих слов. - Я бросился бежать, но вижу удрать от рыбины невозможно, и поэтому я сжался в комок и нырнул в разинутую пасть чудовища, чтобы поскорее проскользнуть мимо ее острых зубов. Так я очутился в её утробе. В желудке у китовой Барабуды оказалось темно, но тепло и уютно. Я стал рыться в содержимом желудка, перебирать её внутренности, и, надо заметить, что это было настоящее пюре из полупереварившихся останков морского криля, разлагающихся трав и морских водорослей, пищи, надо отметить, очень питательной и вкусной. Так сытно, как в тот раз я не обедал никогда в своей жизни, представляете, там я отыскал целую гору серой амбры.

-Вот так находка, тебе неслыхано повезло, - завидовали ему гарпии.

-Столько серой амбры, причем самой лучшей ее разновидности, мне еще никогда не попадалось в руки, и я устроил настоящую пирушку. Я был голоден и ни о чем кроме еды не мог и думать. Знали бы вы, как было приятно упасть в этом тягучем пюре из полуистлевших, полупереваренных останков криля, медуз, водорослей, и чувствовать себя на седьмом небе от счастья.

-А что Барабуда? - интересовались молчаливые гарпии.

-Конечно ей не понравилось, что кто-то копается в её желудке, прыгает, топает и танцует как безумный, к тому же щекочит печень, почки, селезенку и прочие внутренности. Рыба завопила от боли и высунула из воды свою огромную морду. Скоро ее заметили китобои с вашего острова, пронзив ей брюхо гарпуном, вытащили на берег и стали советоваться, как им лучше разрубить рыбу.

-А почему не разрубили Барабуду на мясодробильной машине? - интересовались слушатели.

-Её тогда еще не было, это потом отец Иапет отблагодарил китобоев за мое спасение, подарил островитянам первую машину. В тот раз они долго спорили, как лучше разрубить рыбину, а я сидел внутри и честно признаться дрожал от страха, я боялся, что китобои вместе с рыбой разрубят и меня. Это было ужасное время, сидеть и ждать смерти, но к счастью их топоры не задели меня. Едва только блеснул первый луч света, я стал кричать не своим голосом, что рад видеть своих спасителей, освободивших меня из темной и душной темницы. Услышав говорящее чрево и голос несущийся из утробы, китобои застыли от ужаса, их изумление возросло еще больше, когда из рыбьей пасти выскочил я, приветствуя их любезным поклоном. Вот так я погостил у вас на острове, а мой отец щедро одарил моих спасителей.

- Да, это удивительная история, - согласились гарпии.

 С рассветом путники решили более тщательно осмотреть лес, в котором провели ночь, осматривая все вокруг, они обнаружили, что совсем недавно, здесь кто-то был. Пошарив вокруг, они убедились, что место это посещалось неоднократно, направляясь по следам, которые несомненно принадлежали варварам, быстро одолели крутой подьем горы. Тут на их голову обрушилась буря и дождь, да такой сильный, что о поисках нечего было и думать. Снова пришлось прятаться в одной из многочисленных пещер.

-А однажды со мной произошла совершенно удивительная история, - рассказывал Атлант своим спутникам, сидя у костра и поджаривая жирную свинью, убитую на кануне бури. - Плыли мы в море девять дней без приключений, но на десятый день налетели на подводную скалу. Удар был такой силы, что сидевшего на мачте матроса отбросло далеко в море, к счастью падая в воду, он успел ухватиться за клюв пролетавшего мимо Альбатроса и тот помог ему продержаться на поверхности моря, пока мы не подобрали его. Едва мы вытащили его на борт, как новое препятствие остановило нашу галеру. Представьте себе, мы снова налетели на скалу, и теперь уже меня, будто пушинку, подбросило вверх, прямо в мачту головой. Вот этими самими рогами я и застрял в мачте корабля, а голова провалилась ко мне в желудок. И лишь потом, в течении нескольких месяцев, мне удалось понемногу вытащить ее от туда за волосы, а рога пришлось обрезать, и они стали достойным украшением нашей галеры.

-Ну и ну, - удивлялись гарпии.

-Это еще не все, - продолжал Атлант. – Скала, на которую мы налетели. оказалась вовсе не скалой. Это был кит колоссальных размеров, который мирно дремал на воде. Стукнув его полбу, мы разбудили чудовище, и он так разозлился, что схватил наш корабль зубами за якорь и целый день с утра до ночи таскал по морю. К счастью якорная цепь оборвалась, и мы освободились от кита. На обратном пути мы снова встретили этого кита, он был мертв, когда его осмотрел доктор, оказалось, что он скончался от сотрясения мозга. Нечего было и думать, чтобы вытащить эту громаду на корабль, поэтому мы отрезали от кита только голову. И какова же была наша радость, когда вытащив голову на палубу, мы нашли в пасти чудовища и наш якорь, и сорок метров медной корабельной цепи, которая вся помещалась в одной дыре его гнилого зуба. Взявшись за якорную цепь, я поднатужился и выдернул её вместе с зубом. Ударившись о палубу, он раскололся на тысячу мелких осколков, один из которых пробил обшивку корабля. Вода хлынула в трюм, наш корабль начал тонуть. Все, кроме меня, растерялись, начали бегать, рвать на груди волосы. Но я быстро придумал, что делать, даже не снимая тунику, я сел прямо в дыру и заткнул ее своею филейной частью. Течь прекратилась, корабль был спасен, и мы благополучно вернулись домой.

-Да, - согласились Гарпии, - сколько всего интересного довелось тебе пережить уже в юном возрасте.

Тихо потрескивал костер, а на дворе свирепствовала непогода.…

Свирепая непогода не давала возможности, дракону Хашхавило одолеть грозного противника Сапокалея. Иногда, когда погода налаживалась, между ними разгоралось настоящие побоище, яростная драка, которая длилась целый день и всю ночь. Изредка враги расходились отдыхать, а затем снова бросались друг на друга. Сапокалей был большим забиякой, никогда не уклонялся от поединка и, теперь обретя достойного противника, разошелся не на шутку, он грызся, кусался и царапался с необыкновенным вооудошевлением. Звери сходились в рукапашной схватке, раз за разом погружаясь в речной омут, подымали огромные волны. И не было у них ни победителя, ни побежденного, даже непогода не могла остудить их боевой пыл. А надо заметить, что в это самое время налетела буря такой силы, что вырвала с корнями несколько тысяч деревьев вместе с многочисленными зрителями и понесла их прямо к облакам. Огромные деревья летели так высоко над землей, что снизу казались какими-то перышками. Но никто поселян этого даже не заметил, все в ужасе взирали на это невиданное зрелище драконьего поединка. А между тем силы Сапокалея были уже на исходе, Хашхавило тоже выдохся, хотя виду не подавал. Собрав всю свою волю в кулак, он изловчился и разом отгрыз Сапокалею хвост. Увечие и боль только добавили сил Сапокалею, он в гневе раскрыл свою бездонную пасть, готовясь проглотить нахала. Неизвестно чем бы все это закончилось для Хашхавило, если бы дерево свалившееся на голову Сапокалея не вышибло ему все мозги. Это буря, которая внезапно началась, также внезапно и прекратилась. Из-за туч выглянуло солнышко, и деревья поднятые бурей начали падать вниз на свои места, где они родились и выросли, и сразу же пускать новые корни. Вот только одно дерево так и не вернулось на свое место. Дело в том, что когда оно взлетело на воздух, на его ветвях сидел один демонос со своею женою, он взобрался на дерево для того, чтобы лучше было видно побоище, и дновременно лакомиться огурцами, которые в изобилии росли на этом дереве. Когда буря стихла, дерево начало опускаться на землю, демонос и его жена были очень толстыми, они накренили его своей тяжестью, и дерево упало не туда, где росло прежде, а в сторону, причем налетело на издыхающего Сапокалея и счастливого от своей победы Хашхавило. В общем досталось обеим. Хашхавило тоже не повезло, спелым огурцом его стукнуло прямо в глаз.

- Слава избавителю! - ликовали довольные жители, они зацепили крючьями тушу Сапокалея, вытащили её на берег и принялись снимать шкуру.

 Среди общего ликования никто и не заметил одинокую фигуру девушки, по имени Яяты, в скорьбе склонившую голову и заливающуюся горючими слезами.

              Первая керамика Атлантиды

А в это время, путники, переждав непогоду, вновь отправились на поиски разбойника Волоса. Неожиданно титан Атлант подскользнулся и упал лицом в грязь, какое-то время лежал не двигаясь, а затем вскочил он на ноги и начал радостно выплясывать. Весь перепачканный с ног до головы, он прыгал, словно молодой козленок, и кричал.

- Нашел, нашел, вот она глина!

 И впрямь, это была самая настоящая глина, причем отличного качества. Он нюхал ее, пробовал на вкус и пришел к выводу, что она превосходна. Больше того, он принялся лепить из нее различные фигурки овечек и козликов, большие и малые сосуды, кратеры, амфоры, развел большой костер и начал колдовать над обжигом горшков.

Поняв, что больше на Атланта можно не расчитывать, гарпии сами отправились на поиски варвара. Разделившись на два отряда, Эгипт и Эфрат пошли в обход, а Балий и Ксанф вышли к реке, пробираясь мрачным пустынным ущельем. Идти вначале было совсем легко, но постепенно становилось все труднее и труднее. Русло реки часто оказывалось заваленным обломками скал, а вода ярилась и пенилась перед этими преградами, образуя маленькие водопады, разливаясь глубокими озерцами и бешенно обрушивалась на каменные валуны. Ущелье было узким, а стены отвесными, так что приходилось брести по пояс в воде, то и дело натыкаясь на древесные корни, иногда прогибаться и ползти на четвереньках по мокрым камням, иногда проваливаться с головой в глубокий омут. Однако они мужественно, преодолевая все трудности, продвигались вперед. И тут на их пути повстречался невероятных размеров ящур двигавшейся на четырех лапах, поедая камыш и какие-то кустики. До чего же отвратительной была морда этого рогатого ящура с клювовыдным ртом и спиной утыканной острыми шипами. Волоча по земле свой тяжелый хвост, ящур медленно пробирался сквозь заросли камыша. Добравшись к берегу, он вытянул огромную шею с крошечной головкой и настороженно замер, втягивал ноздрями воздух, прислушивался. В это время, в кустах на другом берегу реки показалось еще три чудовища. Это были Тритоны, бывшие владыки земли, они тоже нюхали воздух, попискивая, оскалив зубы, быстрыми скачками перемахнули через реку.

-Ну сейчас, будет дело, - молвил Ксанф, сжимая свое копье.

 В этот миг ящур заметил врагов и, подымая тучу брызг, бросился бежать, отчаянно размахивая своим рогатым хвостом, но хвост не спас неповоротливое животное. Тритоны настигли его, окружили, набросываясь с разных сторон, жадно рвали добычу. Ящур все же сумел пронзить хвостом одну зубастую тварь, и она, повиснув на его хвосте тяжелым грузом, лишила маневра и возможности обороняться. Вскоре он, издав утробное рычание, пал на землю, а Тритоны рвали его тело на куски и с жадностью пожирали. Пиршество затянулось, а для гарпий не было другого пути, как только через это кровавое пиршество. Подкравшись как можна ближе, Ксанф сильно размахнувшись, бросил свое отточенное медью копье, одно из чудовищ зашаталось и рухнуло на землю. Второй хищник оторвался от пиршества и, оскалив окровавленный рот, высматривал врагов. Меткий бросок, и вот оно уже пронзенное копьем пытается уползти в кусты, но не смогло этого сделать. Балий своим мечем отсек ему голову, будто срезал с пальмы гроздь бананов. Хороша добыча, да только радоваться некогда, чутье подсказывало, что они уже у цели, кругом были видны еле заметные следы пребывания варваров, которые вели прямо к водопаду. Вскоре гул падающей воды, смутно долетавший откуда-то издали сделался настолько отчетливым, что заглушил все остальные звуки. Водопад сильным потоком обрушивался вниз, а справа и слева высились совершенно отвесные скалы, так что обойти водопад стороной, нечего было и думать. А следы ног крупной особи не сомненно принадлежащие Волосу обрывались у самого обрыва. В этот миг камень брошенный сильной рукой просвистев над их головой, выбил фонтан брызг, вслед камню раздалось грозное завывание, больше похожее на лай гиены. Волос охранял свои владения, прячась в укрытии, бросал камни с той стороны реки, но из-за шума водопада определить, где его логово, было невозможно. Осмотревшись, гарпии заметили, что следы варвара заканчивались в том месте, где у самого обрыва вода замедляла свое течение, образуя что-то вроде маленького озерца, больше похожего на лужу.

- Вот вход в его логово, - указал Ксанф на большой, поросший мохом валун, возле которого вода вскипала белой пеной.

Он тутже ухватился за несколько болтающихся корней, оттолкнулся и пролетел над быстрым потоком воды, приземлился в эту бурлящую лужу и поманив брата рукой, нырнул под огромный замшелый валун. Балий схватив корень лианы, оттолкнулся и на пружинящем корне полетел над пропастью. Но предательский корень затрещал и оторвавшись, начал падать в пропасть водопада, и тогда он расправил свои крылья, спланировал и не раздумывая, нырнул под валун. Огромный валун, подмытый течением имел проход ведущий внутрь горы, бурлящий поток воды толкал его вверх в темноту. Когда он вынырнул, то увидел волосатого дикаря, стоящего с поднятым камнем над лежащим без чувств Ксанфом, еще миг и на голову брата обрушится тяжелый камень, и если бы не Балий, не жить ему на белом свете. Огромный камень предназначавшийся Ксанфу полетел в его сторону. Пришлось нырнуть. Каким-то чудом камень пролетел мимо, это вода, смягчив удар, спасла ему жизнь. Спустя несколько мгновений он вынырнул из воды и в тотже миг на его голову обрушился град ударов, Волос уже поджидал его, нанося удары большой крючковатой дубиной. Орудовал он ею столь искуссно, что Балий не мог ничего поделать, удары сыпались на руки и голову, и ему не оставалось иного выбора, как раз за разом нырять в узком лазу, уворачиваясь от ударов дубины. Все его попытки вырвать из рук врага дубину, ни к чему не приводили. Сильный и ловкий зверь осыпал его градом ударов, бил, топил в воде, и неизвестно чем бы закончился их поединок, если бы лежащий без сознания Ксанф очнулся, и одним ударом своих когтей перерезал ему сухожилья, обездвижил врага. Когда Балий наконец-то выбрался из воды, то увидел, что варвар лежит на полу пещеры, а Ксанф сидя на нем, режет ему сухожилия рук и ног. Волос выл и рычал: «Вар, Вар, Вар».

-Сильный зверюга, - молвил Ксанф, - давай выпотрошим ему кишки и убиремся от сюда, не нравится мне тут.

-Нельзя его тут бросать, нужно доставить его в Атлас, - возразил Балий.

Но Ксанф не соглашался.

-Ты хочешь этого буйвола тащить на себе в город! Пусть он тут здохнет! Пусть его тут черьви сожрут! Он меня чуть на тот свет не отправил, а я его буду на себе таскать! И как ты думаешь протащить его сквозь подводный тоннель, он же захлебнется.

-Тогда нужно поискать другой выход, он тут обязательно должен быть, хитрый зверь всегда строит не один, а два хода, тут нужно все хорошенечко разведать.

-Давай, - согласился брат, отправляясь на поиски.

 А в это самое время, Эгипт и Эфрат обойдя гору с восточной стороны, шли по следу варваров, пробираясь мрачным коридором отвесных скал. Эти скалы изрезанные водой и ветром напоминали фантастические фигуры гигантских исполинов, и за каждым выступом, за каждым камнем угадывался враг следивший за ними. В одном месте, на отвесной скале, они заметили фигуру горного барана с причудливо изогнутыми рогами. Там на вершине горы дикое животное чувствовало себя в полной безопасности, не опасаясь хищных зверей. В первый миг Эгипт и Эфрат приняли его за варвара, притаились, но присмотревшись, поняли свою ошибку и только собирались выйти из укрытия. Как тутже баран пронзенный острым копьем свалился с отвесной стены, падал, сбивая камни. Из-за края обрыва высунулась голова варвара, а затем еще одна, они смотрели куда подевалась их добыча. Заметив демоносов, головы сразу изчезли, только несколько обрушившихся камней подтверждало, что это не мираж. Бросив у подножья горы свое снаряжение и провизию, прихватив только оружие, гарпии на крыльях взлетели к вершине, где обнаружили заваленный камнями вход в логово.

-Ну что нашли! - кричал им стоящий у подножья горы Атлант, махая рукою.

- Давай к нам, вон там их нора, - знаком указали они еле заметную тропу, ведущую к вершине.

Грузная фигура титана Атланта с мешком полным свежеиспеченных горшков, кувшинов да амфор быстро взобралась на гору.

-Смотрите, какие дивные горшки получаются из этой глины, - радовался он, словно дитя.

Гарпии не разделяли его веселья, они как и положено настоящим охотникам высматривали дичь затаившуюся в каменной норе.

- Ну и где эти варвары? - спросил он больше для порядка, чем для дела, ибо не увидеть варварское логово было невозможно.

Положив мешок с горшками под стеной, он начал изучать это примитивное, фортикационное сооружение, преграждавшее ход в пещеру. Волос изрядно потрудился, сооружая стену из глыб и каменных валунов, закрывающих вход в пещеру и небольшого лаза, заложенного совсем недавно. За стеной раздавался звериный рев ужаса: «вар, вар, вар». Рычали дикари, когда стена начала рушиться под напором титана. Атлант со всей силы бил о камни своими копытами, разбивая каменную кладку, в этот момент он был похож на голодного хищника, разрывающего нору своей жертвы. Когда ему удалось разворотить вход и просунуться туда по плечи, в его голову под варварский рев и визг полетели палки и камни, набив ему немало шишек на голове. Отскочив назад, Атлант обрушил часть стены, которая погребла под собою мешок с только что испечнной керамикой. Звон битой посуды привел Атланта в неописуемую ярость.

-Смерть варварам! - взревел Атлант от обиды и ринулся в проход, будто разьяренный бык, коим в сущности и был.

 За ним в проход пещеры устремились гарпии. Острые палки, будто копья, впивались им в грудь, камни сыпались на голову, но они не замечали боли. Не ощущая ударов, налетели на врага, будто смерч сметающий все на своем пути, учинив внутри настоящую резню. Они резали всех без разбору. Варварских самцов, самок и их детенышей, которые пытались защищься, разорвали в клочья, затоптали копытами. Вскоре сопротивление было сломленно, лишь только окровавленные тела напоминали о побоище.

-Наверное ненужно было их топтать ногами, - пожалел о содеянном титан Атлант, - все таки трофеи.

 Обшарив пещеру в одной из дальних комнат, они обнаружили сбившихся в кучу нескольких старух и десятка три детенышей дрожавших от страха.

-Вот и трофеи, - обрадовался Атлант.

 И тут старуха, подняв своей немощной рукой камень, бросила его в голову титана. Получив камнем меж рог, он еще больше взревел от боли и ярости, на месте оторвал старухе голову.

                 Чистой воды Варварство

Когда сопротивление было окончательно сломленно, а уцелевшие пленники связаны по рукам и ногам, они начали изучение варварского жилища. Осмотревшись вокруг, пришли к выводу, что пещера была устроена самой природой. Почвенные воды вымыли в толще мягкой породы глубокий погреб, который сообщался узким проходом с другими пещерами уходящими в глубь горы. Большую пещеру варвары использовали для жилища. Прямо посреди пещеры возвышалась большая куча пепла, где горел небольшой костерок, тутже валялись обглоданные кости, расколотые вдоль рога и копыта, а также обломки кремня, из которых варвары изготавливали ножи и наконечники для копий. В пещере при обыске нашли запас провизии: плоды хлебного дерева да сладкие коренья, примитивную кухонную утварь и такую же примитивную одежду из шкур диких животных. Осматривая эти незамысловатые предметы быта, обратили внимание, что пещерные варвары уже многое умели. Разбивая куски кремня, они делали из его острых осколков ножи, скребки, костяные кинжалы, использовали они и заостренные отростки рогов, оленей и быков. Здесь были палицы, зубчатые палки с насаженными на них клыками животных, каменные топоры с деревянной рукояткой, кремневые резцы всех размеров. Сшивая костяными иглами шкуры животных, варвары мастерили свои одежды, а вот добывать огонь они наверное не умели, огонь был вечным и негасимым, за ним ухаживали женщины и подростки, день и ночь кормили его хворостом. Интересно, где они раздобыли огонь, удивлялся Атлант, но сразу сообразил, что огонь в природе явление довольно распространенное. От удара молнии вспыхивали сухие деревья, иногда от жары сами по себе начинали дымиться кучи гниющей травы, стоило такую траву разворошить, дым валил все сильнее, а налетевший ветер раздувает искры, но все это было от случая к случаю. У Атланта зародилось подозрение, что Волос полукровка. Неофил обладал чуть большим умом, чем остальные варвары, ведь он жил среди демоносов, значит овладел тайной огня, и наверное, обучил этому свой выводок, свою стаю, иначе откуда у варваров такие знания и умения. Было похоже, что варвары обладали умом, этим бесценным даром богов, который присущ только высшим творениям этого мира –демоносам. Конечно, их ум был несовершенен, может быть они обладали всего лишь маленькой искрой ума, из которого мог вспыхнуть большой костер. Не тем умом, который вырабатывает животное, складывая воедино повадки, привычки и врожденные инкстинкты, замечая и анализируя окружающий мир. А тем умом, который давал возможность думать, творить, созидать, сострадать и чувствовать боль другого, сопереживать за него. Удивляло и то, что все варвары передвигались на задних ногах без помощи рук, и не потом что варвар выделившийся из мира животных занял свои руки орудиями, а потому что их папаша Волос был прямоходящим и детенышей себе наплодил, такие же мутанты Неофилы с большим обьемом мозга, с иным строением черепа. Эти детеныши уже не могли передвигаться на четвереньках, так как строение скелета у них изменилось, изменилось и строение рук, ног.

-Может это и к лучшему, - мелькнула мысль вголове у Атланта.

 Но он постарался ее отогнать, к чему варварам ходить на двух ногах, зачем им это нужно, все эти изменения вряд ли соответсвуют их социальному статусу раба. Прямая походка лишала их двух конечностей из четырех. Им стало труднее забираться на деревья, собирать урожай амбросии. Прямохождение лишало их возможности эффективно тащить повозку, одно дело отталкиваться от земли четырьмя ногами и совсем другое двумя. Изменение черепа тоже не давало преимущества, потому что в результате они потеряли свои острые зубы-клыки, теперь им трудне было грызть кости.

-Нет, такие рабы нам не нужны, - пришел к умозаключению Атлант, - даже в дикой природе они не смогли бы выжить, - рассуждал он в слух.

Все эти изменения лишали их возможности добывать пищу, как это делали остальные приматы, без острых клыков им не чем защищаться от многочисленных врагов, и они обязательно бы погибли, если бы не нашли замену всему этому. Этой заменой стали искусственные орудия, острые палки, каменные топоры, кремневые ножи. То, что их родственники, дикие варвары, делают эпизодически, они теперь делают всегда и даже применяют против своих господ-демоносов.

- Ну уж это дудки, - почти рычал Атлант, - безнаказанно поднять руку на своего господина, я вам не позволю!

 Он начал древком копья избивать варваров, пытаясь добиться от них, где скрывается разбойник Волос, которого не было, ни среди живых, ни мертвых. Что взять с варвара, сколько его не бей, он только рычит: «вар, вар, вар». Вот и все что удалось у них узнать о Волосе. Пленников выгнали из пещеры, а убитых и тяжелораненных умертвили, проткнув копьем. Их трупы бросали в костер, туда же полетели шкуры, соломенные подстилки и разный хлам, все это вспыхнуло чадным дымом, источая зловоние, а вход завалили камнями. Атлант стоя на коленях, сжимал в своих руках черепки, бывшие когда-то прекрасными амфорами, и с грустью в голосе причитал.

- Мои горшочки! Я ж вас лепил собственными руками! Обжигал в огне! А теперь все пропало!

 Он хотел выбросить эти черепки, но передумал.

- Подарю кому-нибудь, все таки первая керамика Атлантиды, такому подарку каждый будет рад.

Забрав с собою разбитые черепки и пленных варваров, они спустились к подножью горы. В это самое время, из небольшой трещины показались головы Балия и Ксанфа. Надобно отметить, что они долгое время пробираясь подземными переходами, чуть было не потерялись в них. Только природное чутье и способность улавливать малейшее колебание воздуха, подсказало им правильный путь.

-А знаешь, что я видел, - молвил Ксанф, - когда меня стукнул этот зверюга камнем по голове?

- Наверное небо в алмазах, - подшутил над ним брат.

-Не смейся, - отвечал Ксанф, - я видел глаза полные слез и печали. Не знаю каким образом, но мне показалось, что они звали меня, и я уверен, эти глаза пренадлежат Маврите. Она в беде, она зовет нас, просит нашей помощи, я это чувствую, точно горбунья Аэлла хочет ее отправить на костер.

 Балий только грустно вздохнул, пробираясь в проходах пещер.

- Если это и так, что мы можем поделать, ничего. Аэлла закон, судья и палач в одном лице, она вершит судьбы, ей подчинены все и даже бог острова.

Чуть уловимый далекий запах дыма подсказал им дорогу и двигаясь на запах, они наконец-то выбрались на другую сторону горы, которая снаружи выглядела такой грозной, а своим нутром была пустотелая, изрезанная водой и временем.

-Вот так чудеса, - удивлялися Балий, - такая грозная гора, а в середине пустая, будто черьвями изрыта. Знаешь, я слышал, что наш остров Строхфуд когда-то был одним целым с Атлантидой, а затем откололся.

-Может быть, может быть, - соглашался Ксанф, - если таков весь остров, то в будущем его жителей ожидает незавидная участь.

 Солнечный свет ослепил им глаза, и сожмурясь, они чуть было не стали жертвой недорозумения. Эфрат и Эгипт, увидав головы высовывающиеся из незамеченного ими лаза, приняли их за варваров и чуть было не пронзили копьем. Обрадовавшись встрече, они за скромной трапезой рассказали друг другу о своих приключениях, а затем Балий, Ксанф и Атлант снова отправились в утробу горы и через некоторое время вернулись в пещеру Волоса.

Тот лежал на каменном полу широко раскинув свои перерезанные конечности. Подойдя к нему, Атлант стал внимательно рассматривать, что же такого особенного в этом примате. Волос был крупным варваром, его спина была покрыта короткими негустыми волосами, подошвы ног и ладони рук были голые, большой палец руки сильно отделялся от остальных, чего не было ни у одного из демоносов. А лицо было совершенно чистым, но благодаря отсутствию бороды, бросалась в глаза небольшая высота подбородка, широкие скулы, впалые маленькие глаза, приплюснутый нос с палочкой просунутой через ноздри, а ожерелье из зубов зверей висящее на шее говорили о его значимости в мире диких варваров. Длинные волосы незнавшие ни мыла, ни гребня, были спутаны и косматы. В них были вплетены стебли травы и ленты из лоскутков шкур, напоминая собою корону вождя. Мускулистое тело заставляло удивляться его силе спрятанной в столь небольшом обьеме. Малый, но жилистый, заметил Атлант, рассматривая царя рабов, который лежал и буравил его злым, колючим взглядом. В одной из многочисленных пещерок они обнаружили целый арсенал вооружения, тут были и добытые у демоносов медные мечи да копья, и примитивные дубины утыканные острыми клыками диких зверей.

- Основательно вооружился, - язвительно процедил сквозь зубы Атлант, рассматривая дубины всевозможных форм и размеров, все они были довольно увесистые.

 Взяв одну из них в руки, он подошел и испытал ее на варваре, удар был не сильным, он не хотел убивать, просто проверял дубину. Оставшись довольным, он заметил.

- Не плохо, не плохо, видать дубина это его любимое оружие.

Рядом была палка с привязанным к ней куском острого кремня, эдакий вид топора. Взяв её в руки, стал рассматривать знаки и черточки.

-Смотрите, этот варвар не только удачливый охотник, он уже умеет писать, ибо знаками отмечает свои трофеи. Пошли с нами, писатель, - молвил Атлант, подошел к варвару, еще раз испробовал на нем дубину, сорвал с его шеи ожерелье и схватив за ноги, потащил к выходу.

                    Девушка по имени Яяты

Долго ли, коротко ли, а только вскорости добрались они в селение затерянное в горах. Дракон Хашхавило, радостно виляя хвостом, встречал их у пропасти подвесного моста и перенес рабов и трофеи на своей широкой спине.

-Повелеваю, чтобы ваша община в ближайшее время построила новый мост через ущелье, - приказал Атлант селянам. - Мост должен быть не только прочным, но и широким, таким чтобы в нем могли разьехаться несколько груженных телег.

 А жители деревни самодовольно размахивая своими невьющимися рогами, отвечали:

 - теперь обязательно построим. Ведь раньше нам страшно было по такому мосту, не то что на телеге ездить, а даже ходить, вот и не ходили мы на ту сторону, а теперь обязательно построим, - ликовали демоносы, устроив для освободителей настоящее празднество.

Вокруг героев взад и вперед сновали селяне с барабанами, флейтами и другими музыкальными инструментами, они так ловко подпрыгивали и приседали в шальном танце, что вызывали восторг у смотрящих. Они то становятся в ряд, то носятся взад, то приседают, то выбивают дробь ногами, прыгают и кружатся в пляске. Их праздничные одежды, обвешанные цветной мишурой и медными звоночками при каждом движении рук издают нежное щебетание «трям-брям, трям-брям, брям-трям-трям», а лица так и сияют беззаботным счастьем. И правда, разве можно не радоваться такому обилию жирных колбас, получившихся из дракона Сопокалея. Столы буквально ломились от печенного, жаренного, варенного и шкваренного мяса, в открытых очагах готовились плоды хлебного дерева, сладкие коренья лежали горой, а хмельной нектар стоял в больших дубовых бочках. Демоносы усадили героев на самые почетные места, на перебой восхваляя их подвиги, пели для них песни, плясали в их честь зажигательные танцы. А герои отдыхали, наслаждаясь представлением уличного бокса. Два демоноса, по видимому большие забияки, подбадриваемые толпой зрителей выскочили в центр площади и начали лупить друг друга руками, грызли друг друга зубами, царапали когтями и все это под радосные возгласы односельчан. Уличный бокс, одно из любимых развлечений местных жителей. Победитель становится настоящим героем, так что желающих стать обладателем этого почетного звания, оказалось очень много. В скоре к дерущимся подтянулись новые бойцы, а за ними и прочие селяне, кроме демониц и демоносов почтенного возраста. Через некоторое время пыл бойцов остыл, кто стоял на ногах, отправились пить нектар, а кто не мог, тех разнесли по домам.

-Хорошо гуляют у вас на деревне, а главное весело, - одобрительно кивал головою Атлант, он хотел по-дольше отдохнуть в этом милом селении, но жители, будто нарочно, принялись щелкать пальцами «щелк –щелк», языком «щелк—щелк», зубами «щелк—щелк», чем окончательно вывели его из себя. Сколько он не намекал, чтобы они прекратили эти дурацкие щелчки, те делали вид, что не понимают. При каждом удобном и неудобном случае щелкали, это не давало возможности сосредоточиться.

-Почему вы все время щелкаете? - задал он им риторический вопрос.

- Отгоняем крокодилов, - отвечали селяне.

- Крокодилов! - удивился Атлант, - но в округе нет никаких крокодилов.

-Вот видишь, какое это эффективное средство, - отвечали жители, прищелкивая «щелк–щелк, щелк—щелк», чем совершенно растроили неокрепшую психику титана Атланта.

И правда, до того они были азартны в прищелкивании, пристукивании чем-либо, о что-либо и наоборот. До того они старались, выбивая и выстукивая «щелк–щелк, щелк—щелк», что Атлант не выдержал и, наскоро попрощавшись с селянами, отправился в обратный путь. И надо отдать ему должное, правильно сделал, потому что вскоре с селянами произошли огромные неприятности. Они еще несколько дней пили, ели, набивая свои желудки печенными, варенными, жаренными и шкваренными колбасами из мяса дракона Сапокалея не зная о том, что у дракона были мстительные сообщники.

Надо отметить, что не все свирепые звери, такие уж свирепые, как кажутся на первый взгляд, что одному зло, другому благо. Вот и теперь над истерзанным телом своего любимца горько рыдала бедная девушка, по имени Яяты. Сапокалей хоть и жил отшельником, все же был неодинок, изо дня в день его кормила одна демоница, по имени Яяты, и была она девушкой скромной, добронравной и мало привлекательной, поэтому друзей в деревне у нее не было, и она как это часто водится, сдружилась с драконом. Сапокалей привык к ней, и она привыкнув к дракону, заботилась о нем, кормила его и чистила его мохнатую холку. Когда убили ее любимца, она горько плакала и рыдала весь день, пока не заснула от утомления. А во сне ей приснилось бездонное голубое небо, от которого исходило дивное сияние. В небе вспалахнули ослепительные молнии, а оттуда посыпался дождь из лепестков прекрасных цветов, и она стояла, купаясь в этом фееричном великолепи. А затем под ее ногами задрожала земля, и от туда, будто из преисподни, выскочил дух отмщения обладающий даром речи, сказал ей так.

-Из всех демоносов только ты любила несчастного Сапокалея и теперь горюешь о его гибели.

- Да, - отвечала убитая горем демоница Яяты, проливая горючие слезы.

-Завтра будет праздник, - молвил грозный дух отмщения, - все убийцы будут пожирать блюдо из драконьего мяса, есть эти жаренные, варенные, пареные, кровяные колбасы, ты же должна сделать вот что. До восхода солнца возьми желчь убитого дракона Сапокалея и натри этой желчью все колбасы так, чтобы на желчь не упал ни один луч солнца, чтобы его не согрел огонь очага. И произнеси заклинание: « Лангро дегюль, Гкина дегюль, Бора Мивола дегюль, Кемин, Сплекнок, Зомол дегюль », и дух Сапокалея будет вечно любить тебя. И ни одно живое существо не будет ему дороже тебя, ни в этом, ни в том мире.

Проснувшись ни свет, ни заря, Яяты отправилась на кухню и никому не открыв тайну сновидения, натерла его желчью кровяные колбасы. Все это она сделала ночью, чтобы на нее не упал ни один луч солнца, чтобы его не согрел огонь очага. Сделав так, как повелевал ей дух отмщения, она успокоилась, перестала плакать и с чувством исполненого долга отправилась домой, спала чуть не до обеда. А демоносы с утра по-раньше продолжили праздновать двойной праздник освобождения от варвара Волоса и дракона Сапокалея. Изрядно заправившись хмельным нектаром, селяне принялись закусывать печенными, жаренными, паренными и шкваренными колбасами, и не сразу заметили, что во время пиршества их руки и ноги начали каменеть. Это желчь дракона Сапокалея разлилась по их телу. А девушка Яяты спала очень долго, когда же она проснулась, то увидела, что луч света упал на овечью шерсть, которой она натирала колбасы, та окаменела, а на полу, где лежала шерсть, показалась ядовитая пена. Выскочив на улицу, она чуть не шлепнулась в обморок от увиденного, взрослые и дети стояли неподвижно, будто вросли в землю. В ужас пришла Яяты, услышав иступленные крики и мольбы о помощи своих поселян, они стояли окаменелые, их руки и ноги превратились в камень, только белки глаз блистали на солнце, и язык ворочался во рту, все остальное было каменным. Судорги волнами пробегали по их телу, причиняя им страшную боль, ужасно страдая, селяне проклинали все на свете, и их крики горным эхом разносились далеко за пределы селения. Раскаиваясь в содеянном, Яяты бросилась в пучину водопада, и ее предсмертный крик слился с криком сотен окаменелых сородичей.

-Хорошо гуляют, - заметил Атлант, услышав далекие крики эхом разносившиеся по округе.

-Да, - согласился дракон Хашхавило, - может мы рано улетели, можно было остаться, там пропадает столько несьеденных колбас.

-Я бы остался, - с грустью в голосе молвил Атлант, - если бы они меньше щелкали своим раздвоеным языком. Ничего, ничего, дома жирок нагуляем, - успокаивал он дракона.

                          Мать-мачеха

В селении Геспериады их уже ждали пышные столы с угощеньями, это жители радостными возгласами приветствовали своих избавителей. Богиня Осса-благая весть, дивным образом летела за ними повсюду, иногда обганяя их, забегая далеко вперед аж до самого Атласа. Привязав Волоса к позорному столбу на всеобщее обозрение, Атлант отправился праздновать.

-У зверюга! - бросали селяне объедки в пленника, выкрикивая обидные ругательства.

Как доставить все эти трофеи в Атлас, ломал голову титан, и тут ему на выручку пришли как всегда находчивые селяне, они прикрутили к сельской арбе хвост, привинтили крылья и получилась настоящая крылатая колесница, нехуже иного летающего «крокодила».

-Смотрите, смотрите, что это парит между туч, - тыкали пальцами в небо селяне.

И правда, меж кучевых облаков парила крылатая «обезьяна», махнув своим хвостом, она зашла на посадку и плавно приземлилась на сельской площади. Оттуда, как ни в чем не бывало, выскочил Феникс и рабыня варварша. Крылатая «обезьяна» подпрыгнула над землей, махнула хвостом и расстаяла в небесах, только ее и видели.

- Как ты! - бросились они в обьятья друг друга.

 И правда, эта трогательная сцена напоминала радостную встречу давно не видившихся друзей. Распросив о всех злоключениях выпавших на долю героев, Феникс немало подивился обломкам керамики, амфор и горшков изготовленных титаном Атлантом из отличной глины.

-Поздравляю! Поздравляю! Такая удача, - хлопал он его по плечу, а тот только смущенно мялся, отводя взгляд на уже не молодую варваршу, которая все время держалась немного позади.

На ее красивое лицо была одета маска печали выражавшая крайнюю степень пронзительной тоски, огнено-рыжие волосы были собраны на затылке в тугой узел, темно-синие платье ее туники от старости лоснилось, подчеркивая достоинства фигуры. Ноги были обуты в поношенные, растоптанные сандалии, которые при хотьбе хлопали ее по пяткам, было видно, что они ей велики и достались с чужой ноги.

- Кто это? - вопрошал он у Феникса.

-Это его настоящая мать, знаешь, я решил, что должен найти ее, так сказать, в последний раз свести мать и сына.

- Вот ты какая, - обратился Атлант к ней, но женщина молчала, не обращая внимание на окружающую действительность, ее глаза были прикованы к позорному столбу и сыну.

И тогда Атлант, чтобы привлечь внимание, легонько коснулся ее плеча. В начале казалось, что женщина шарахнется в сторону, но она остановилась и, гневно сверкая своими голубыми глазами, посмотрела на него. Она по-видимому сознавала, что не имеет смысла что-либо ему говорить, поскольку он все равно ее не поймет.

-Не трогай ее, - просил Феникс, - пусть идет, смотрит на свое дитя и, женщина повинуясь приказу, пошла.

-А отца нашел? - допытывался Атлант.

-Нет, не нашел, кто ж в таком признается.

 Огненно-рыжая варварша неспешно подошла к позорному столбу, всматриваясь в очертания Волоса. Казалось, она узнала свое дитя, и в ее сердце шевельнулось что-то давно позабытое, её губы дрожали. Рядом у столба стояла еще одна женщина, это была приемная мать, демоница Мартала. Когда-то она выгладела привлекательно, но все приятное, что было в ее внешности, исчезло изьеденное горем утраты мужа и сына. Кожа была дряблой с торчащим животом и тонкими как спички ногами, ее обесцвеченные волосы были грязные и неопрятные, длинные вьющиеся рога висели на спине сальными прядями. Опухшие от слез глаза смотрели на Волоса, она не плакала, ибо выплакала все слезы, лишь тихо причитала.

-Что ты наделал сынок? Зачем лишил жизни отца, а меня лишил мужа и сына? - при каждом слове её тело содрогалось.

Рыжеволосая служанка колебалась. Она остановилась, хотела бежать, но не смогла, ноги сами несли ее вперед к сыну. Однако подойдя к нему, почувствовала себя еще хуже, колени подкосились, она упала у столба на землю, обнимая и целуя раны на ногах своего ребенка.

-Прости меня, прости родненький за все, прости сыночек, - вымаливала она прощение по-варварски, коверкая слова, пытаясь заглянуть ему в глаза.

 В ее глазах можно было уловить всю ту любовь, которую она испытывала в первый миг рождения ребенка, и огромная печать горя насильной разлуки с ним. Волос попытался отстранить от себя эту златоволосую варваршу, но будучи связан по рукам и ногам не смог пошевелиться, ощущая во всем теле нестерпимую боль. Единственное, что он сумел, это повернуть голову и посмотрел на Марталу, на эту измученную демоницу, которую все это время считал своей матерью, пытаясь вымолить у нее защиту от новой ему, неизвестной матери.…Нет на свете таких слов способных передать все, что он испытал, чувствуя на себе взгляд обеих матерей. Это было невыносимо, хуже пытки. В иступлении он бросал отрешенный взгляд то на одну, то на вторую женщину, которые исподволь опустошили ему душу, чуть не доведя до сумашествия. Не выдержав взгляда, он невольно повернул голову, и тут его глаза встретились с сотней колючих пожирающих взглядов. Селяне плотным кольцом обступили лобное место, все глаза, как в гипнотическом трансе, устремлены на него. Демоносы смотрели исподлобья.

-Дикий зверь! - читал он их немые укоры.

 Волос откинул голову к небу, втянув в себя воздух, зажмурился от солнца, и тутже тяжелые мысли нахлынули на него, словно воздух был пропитан ими. Разве дано им, демоносам, понять, что творилось в душе этого полукровки - Неофила, способного чувствовать боль и страдания, сопереживать и сочувствовать. Да в его крови бурлила дикая варварская кровь зверя, она требовала мяса, вкус плоти манил его к себе. С ранних лет его, будто овцу, кормили одним только хлебом и древесными плодами, а ему было мало всего этого, вот поэтому ему пришлось убивать домашних овечек и козочек. А затем ему пришлось бежать в горы, стать свободным, научиться выживать в этом суровом мире, кишащем хищным зверьем. Из беглых рабов создать свою стаю, свое варварское царство. Слишком много трудностей обрушилось на него в последнее время, слишком много горя выпало на его долю. Жизненная необходимость вынудила его убить своего отца, ведь они встретились не для дружеских рукопожатий, не убей он, отец наверняка пронзил его копьем. И теперь эта встреча, хуже кровавого палача, терзала его душу. Одна рыжеволосая мать, родившая его на свет, вторая выкормившая его, которую он считал своей матерью. Волос был подавлен. Оказалось, что мать, которую он всю жизнь любил, вовсе не его мать, сухой комок застрял у него в горле.

-Он хочет пить, - шептала демоница Мартала, - дайте ему воды, - просила она незнамо у кого.

-Сын мой, - молила рыжеволосая рабыня своим варварским наречием, – я твоя мать.

-Не слушай ее, она лжет! - вскричала Мартала, испустив душераздирающий крик полный невыразимого отчаянья, оттолкнула варваршу-служанку.

-Убирайся прочь! - рычала варварша, огрызаясь. - Он мой! - вырвался у нее из груди дикий и трогательный вопль, данный природой каждой матери.

Волос смотрел на своих матерей как-то по новому, с иронией, зная, что в этом мире, полном несправедливости, он по-прежнему жертва. Даже эти женщины претендующие на материнство считают его своей добычей, охотятся на него, как на зверя. Он хотел засмеяться, но смех застрял в его горле. Только хрип сухой и тяжкий вылетал оттуда. А женщины, не смотря на разное социальное положение, отстаивали свое право, обладать ребенком. Они бросали друг на друга гневные и полные ненависти взгляды.

-Он мой, не отнимайте его у меня! - завопила рыжеволосая варварша, ламая в отчаянии руки, и в припадке истерики начала рвать свои волосы.

Мартала находясь в крайней степени безумства вскричала.

 -Нет, нет я не могу этого вынести, пожалуста уберите её отсюда, это мой ребенок! - она была на грани обморока, все ее тело сотрясали конвульсии.

 И вдруг, острое кольцо боли с невыразимой силой сжало ее сердце, пальцы ее руки схватили тяжелый камень, и она, чувствуя холодное оружие в своей руке, с криком:

-Это мой ребенок! - подскочила к рыжеволосой варварше, нанося ей страшные удары по голове.

Один из ударов угодил ей в висок, и она без крика и стона склонилась на бок. Все было кончено. Мартала отбросила окровавленный камень в сторону, стояла осматривая свои руки, они были в крови. Она буквально задыхалась от волнения и опьяненная кровью шептала: «это мой, мой, мой сын». Селяне стояли молча, в душе переживая неменьше горя и отчаянья, чем Мартала.

- Легче было бы вонзить ей в сердце нож, – подумал Атлант, и еще больше возненавидел Волоса, - если бы он не стал зверем, он бы мог жить среди этих селян, может стал бы полноценным членом общины, а теперь !!!..

Но вернуть прошлое нельзя. Изменить случившееся невозможно, да и не имело смысла. Феникс, будто прочтя его мысли, добавил.

- Что сделано, то сделано, для Волоса и так все кончено, чья бы кровь ни была на его руках.

Не выдержав такой душещипательной сцены, Атлант по своему прослезился, и тут же приказал собираться в обратный путь.

-А как же пиршество, нектар, закуски, - щебетали селяне, все еще надеяс, что Атлант одумается.

 Но тот только махнул рукою, какие уж тут закуски. Крылатая «арба» груженная трофеями едва вмещала всех седоков. Дракон Хашхавило бил копытом, недовольно фыркая. Ему не нравилась эта затея, таскать на себе и арбу, и пассажиров, но делать нечего, и он не хотя повиновался, начав разбег.

Демоница Мартала бежала следом, и все еще находясь в крайней степени возбуждения, кричала.

 – Я никогда не прощу тебе то, как ты с нами поступил. Никогда, никогда! - кричала она, - и всегда буду тебя не навидеть, запомни это! Помни,что ты сделал и как сильно я тебя не навижу!

 Волос не смотрел в ее сторону, слушал отрешенно, на его лице не шелохнулся ни единый мускул, чем окончательно вывел её из себя.

-Я тебя не навижу, - сильно толкнула Мартала его в грудь, надеясь пробудить в нем хоть какие-нибудь эмоции.

 Но Волос был безучастен, и она отошла от колесницы, а когда та оторвавшись от земли взлетела, Мартала на миг встрепенулась, бросилсь следом, закричала, махая руками.

-Сын мой, сын, я тебя люблю, я тебя люблю, я люблю тебя сынок! - бежала она, пока не споткнулась о камень и упала.

Нельзя сказать, что Волос не сопереживал о случившемся, еще как сопереживал, только вида не показал. Чувство подавленности и вины лишало его способности выражать эмоции, внешне оставаясь неподвижным, он краем глаза следил за матерью. Видел, как селяне склонившись над ней, лежащей на земле, пытались ее успокоить. Видел, как она протягивала к нему свои руки и что-то кричала. Уже изрядно отлетев, он еще раз повернулся, пытаясь рассмотреть, что же произошло с Марталой, но было слишком далеко, и он не увидел, как её поставили на ноги и повели к дому. Пошатываясь, она вошла в дом и бросилась на лежанку, много часов она лежала, горько рыдая, пока наконец изнуренная и подавленая погрузилась в сон. Ей снилось, что она бежит вслед за колесницей, пытается ее догнать и не может, ибо земля уходит у нее из под ног, и она падает. И глаза ее сына манящие её к себе. В гипнотическом опьянении, почти что в бреду, она встала с постели и шла не разбирая дороги, ноги сами привели ее к обрывистому утесу. Над её головой сияли яркие звезды, а внизу бурлила и пенилась горная река. Мартала стояла на краю громадной черной пропасти, на дне которой сияли яркие звезды, в которых она отчетливо видела глаза ее сына, они с непреодолимой силой влекли ее туда, вниз. Её взор неопределенно блуждал по сторонам, грудь высоко подымалась, как будто ей не доставало воздуха. И тут она закричала громким, полным невыразимой скорьби голосом:

- Сын мой, я иду к тебе и шагнула в пропасть.

                     Трагедия

Дорога домой всегда короче, но тяжелая арба, груженная пленными варварами удлиняла её. Несколько раз им пришлось останавливаться, чинить наспех сколоченную колесницу, от которой постоянно отваливался хвост и крылья. Наконец Атлант не выдержал, купил в одном селении новую арбу, а для себя раздобыл колесницу и четверку онегров. Оставшуюся часть пути они преодолели по дороге засаженной вековыми деревьями, в листве которых путались солнечные зайчики, и ветер звенел ими как золотыми колокольчиками. Кругом стоял пьянящий аромат, источаемый мириадом разноцветных цветов и лепестков всех цветов радуги, толстым ковром устилающих мраморную брусчатку. Это жители близ лежащих селений встречая их как героев, бросали под ноги букеты цветов, угощали хлебом, нектаром, а следом за ними бежали толпы малолетних демоносиков, которые то и дело пытались бросить камень в пленника Волоса. А тот сидя в железной клетке, рычал, пугая их свирепым выражением лица. Столица Атлас казалось не заметила возвращения героев, хотя сам город буквально кипел суетой и приготовлением к ежегодному празднеству Ураниям. Везде а Волосаосить камень в пленных царило оживление, жители украшали свои дома лентами, разноцветными флажками и праздничной мишурой. К большому удивлению гарпий и Феникса теперь мало что напоминало о тех страшных разрушениях, произошедших всего несколько дней назад. Груды битого кирпича и камней были убраны, сгоревших деревьев и кустарников не было и в помине, все пересажено или удалено полностью, стены домов и храмов восстановлены. А вот с восстановлением царского дворца явно не спешили, ибо царь Иапет заботясь о благополучии граждан, повелел в первую очередь восстановить их жилища, а уж потом отстраивать дворец, сделать его еще богаче и пышнее. У разрушенных стен дворца разбирая завалы, работали десятки полуголых рабов, на их блестящих от пота и черных от загара телах виднелись шрамы побоев. Все они были удивительно похожи друг на друга, хотя наметаный глаз сразу определял, что они принадлежали к различным видам. Одни варвары были светловолосы и высокие ростом, другие плотно сбитые, отталкивающе волосаты, третьи совсем уродливы. Среди варваров бродили несколько демоносов надсмотрщиков в коротких белых одеждах с мечами у пояса и бичами в руках, понукали рабов к работе. В тени деревьев отдыхали за игрой в кости несколько воинов, их круглые щиты и блестящие медью шлемы лежали рядом. Внезапно один из рабов отложил в сторону кирку, которой он разбивал камни, подошел к кувшину с водой и начал жадно пить воду, раб опасливо оглядывался по сторонам, улучил момент и подняв кувшин, стал поливать свою обожженную солнцем спину. В этот момент к нему неспеша подошел охранник и лениво взмахнув тяжелым бичем, огрел раба, на темной коже вздулся рубец, варвар беззвучно оскалив белые зубы, бросился на свое место и снова схватился за кирку.

-Что ты делаешь? - вскипел гневом Сабскаба, наблюдавший за этой сценой, на нем была новая синяя туника, схваченная на правом плече серебряной застежкой в виде щитка и любимый зеленый плащ, подарок царя Киферона.

Наблюдая за происходящим, он не мог не вступиться за варвара.

- Что же ты делаешь, разве можно так научить раба уму разуму, - ругался Сабскаба, доставая свою семижильную плеть. - От таких побоев раб не поумнеет, а ты, - ругал Сабскаба воина, - можешь потерять вкус к жизни, разбить, растоптать в себе все самое благородное. Клянусь, в тебе нет ни грамма изящества, - он решительным шагом подошел к рабу, замахнулся своей семижильной плетью, готовясь нанести удар.

Несчастный раб, предчувствуя беду, сжался в комок, пытаясь руками закрыть лицо, чем еще больше раззадорил Сабскабу.

- Вот как надо вразумлять раба, один раз учишь, хватает на семь раз.

 Но плеть уже влетевшая в воздух в один миг остановилась, так и не научив раба уму разуму. Увидев титана Атланта, Феникса и своих друзей гарпий, лицо Сабскабы просияло.

-Слава всех высшему Хаосу, вы живы мои дорогие герои! - радостно вскричал Сабскаба, отбросив в сторону плеть, тутже полез к ним обниматься и целоваться. На шум и гам вышел царь Иапет окруженный свитой слуг и советников, лицо его сияло от радости, еще бы, его сын совершил столь великие деяния.

-Наслышан, премного наслышан о твоих подвигах. Осса, крылатая богиня молвы, мне все уши прожужжала о тебе и твоих помощниках, - обнимал он сына, роняя сухую мужскую слезу.

- И вы молодцы, - обратился он к гарпиям, - помогли Атланту преодолеть трудности, за это вам честь и хвала. А теперь мыться, бриться, быстрее приводите себя в порядок, нас уже ждут в амфитеатре-Одеон, сегодня будут разыгрывать трагедию, - с ликованием в голосе молвил царь Иапет.

-Комедию, хочу комедию, - словно маленький мальчик канючил титан Менетей писклявым голосом.

- Нет сынок, только трагедию, ибо весь наш государственный сторой представляет собой наследование самой прекрасной и наилучшей жизни, а управление страной, есть не что иное, как самое прекрасное зрелище, и я берусь утверждать, что это и есть самая настоящая трагедия. Тем более, что билеты уже проданы женщинам и детям, а им как тебе известно, кроме публичных женщин Гетер, смотреть комедии не разрешается. Толи дело трагедия, кругом трупы, море крови, это же интересно.

- А Эпиметей нашелся, жив ли он? - интересовался титан Атлант.

-Жив, живехонек, нашелся твой неразумный братец, его спас вот этот герой, - и царь похлопал по плечу Сабскабу, - он рискуя своей жизнью, вытащил его из воды, помог ему забраться в лодку.

-Но удержать его, я не смог, - вставил свои пять Сабскаба, - он скрылся с моих глаз, расстаял будто призрак.

-А если этот демонос ошибается или путает, ведь в такой суматохе легко можно было спутать белое с черным, зеленое с синим.

- Нет, нет точно, это был Эпиметей, - запротестовал Сабскаба, - я его видел вот также как вас.

Сабскаба повернулся спиной и выглядывая от туда, обьяснял: – вот также я смотрел на него в упор и протягивал ему свою руку помощи.

- Верь ему сын, он не лжет, это точно был Эпиметей, его еще многие видели. Для спасающихся от пожара и мечущихся в панике демоносов он устроил переправу через большой канал. Навел через протоку наплавной мост, связав в месте триста грузовых кораблей, соорудил на них настил, и по этому мосту организовал переправу на тот берег.

-Какой молодец, - с гордостью за брата молвил Атлант, - настоящий титан, равный героям!

- Герой то он герой, только думает с запозданием, мыслит вчерашним днём, - уточнил царь Иапет, - на той переправе утонуло множество демоносов. Через этот наплавной мост ринулись тысячи обезумевших демоносов, разламали мост, топили и топтали друг друга в давке и толкотне.

-А сам Эпиметей хоть не пострадал, - интересовался брат Атлант.

-Жив, живехенек, отсиживается у своей зазнобы, демоницы Пандоры, боится высунуть свой нос на улицу. Ну все, давайте мыться, бриться, чистить перышки, героев ждут почести и награды в амфитеатре-Одеон.

На ежегодный праздник Урании, устраеваемый в Атласе, сьезжались тысячи гостей со всех концов ойКумены. С дальних провинций и заболоченных земель Атлантиды на лодках, которые только и могли пройти по узеньким каналам, в город доставляли груды ирисов, лютиков, гиацинтов и лилий, а затем разбрасывали эти цветы по улицам, дворам и площадям, где проходили толпы зевак. Город буквально переполнялся ароматом цветов безжалостно раздавленных ногами и колесам телег, цветочная пыльца липла к подошвам, и её запах смешивался с крепким запахом вьючных животных и просоленным потом толпы. Крестьяне гнали на бойни стада быков, свиней, целые отары овец. Охотники везли свою добычу: ланей, оленей, кабанов, косуль, рогатых зайцев и разную пернатую дичь, нежных каплунов, на диво откормленых гусей, пестрых фазанов, длинношеих лебедей, белоснежных цапель, хвостатых павлинов. Рыбаки всякую морскую и речную рыбу: длинных щук, лещей, линей, раков, омаров, лангустов, мидий, молюсков. Огромными повозками везли целые горы вяленных медуз и хрустящих на зубах морских губок, откупоривали бочки лучшего нектара. Все это вскоре будет сьедено и выпито на празднике Ураний. Еще за долго до начала представления, толпы счастливчиков обладающие билетом собирались возле входа в амфитеатр Одеон. Надобно отметить, что билеты в театр стоили очень дорого, аж два золотых обола. Если при погребении умершего ему под язык ложили один обол, как плату Хоронщику за перевоз души, то уже вход в театр стоил два обола. От чего в народе шутили так: «на тот свет проезд стоит один обол, а в театр аж два обола, это плата за проезд в оба конца». Но это только шутили, ибо даже самые дорогие билеты в первый ряд, стоящие не одну тысячу оболов достать было невозможно, их раскупали молниеносноо не возможна. мые дорогие билеты в первый ряд стоящие не одну тыщу Оболов достать было не возможна. . Возле входа в театр всегда толпятся тысячи зевак ждущие щедрот от царя Иапета, может повезет и ты окажешься в числе счастливчиков получивших свободный вход. Амфитеатр Одеон, который построил великий архитектор своего времени Гигик, поражал своим роскошным убранством и великолепием. Задумав постройку амфитеатра, царь Иапет долго раздумывал, кому доверить эту ответственную работу, требующую высокой точности и математических расчетов. И остановил свой выбор на Гигике, ведь его не зря считали лучшим архитектором в ойКумене. Надобно заметить, что к архитекторам и зодчим в то время предьявлялись строгие требования, они должны были четко уложиться в смету расходов. Если после окончания строительства расход окажется точно соответствующим заявке, то архитектора ждали почетные декреты, награды и другие отличия. Если же к указанной смете требовалось добавление затрат, не более одной четвертой части стоимости сооружения, то эта часть возымалась за общественный счет, при этом архитектор не нес ни какой денежной ответственности. Но по закону его ждали большие неприятности, когда на сооружение было потрачено больше четверти запланированых расходов, дополнительные затраты взымались с имущества строителя. Это касалось не только фундаментальных зданий, но также и временных сооружений для празднеств, которые ежегодно устраивались по всей стране. Для таких сооружений не допускалось ни промедления с постройкой, ни ее отстрочки, тут уж нужна тщательная предусмотрительность, талант, которым несомненно обладал Гигик, ведь не зря он считался величайшим из зодчих. Гигик построил Одеон, не привысив сметы и в срок, чем заслужил почет и право восседать в театре по правую руку от самого царя Иапета. До сооружения Одеона в Атласе был небольшой театр, который именовался Театрон, это было невзрачное и химерное сооружение, никаких каменных сидений в нем еще не было, зрители сидели на деревянных лавках или стояли. Во время одного из празднеств, прогнившие деревяные сидения обвалились, задавив не одну сотню демоносов, и тогда царь Иапет задумал построить каменный амфитеатр.

 Одеон, одно из величайших сооружений золотого века, превзошло все что строилось до него, ни один амфитеатр того времени не мог сравниться сним в великолепи и пышности убранства. Его арена имела такие размеры, что представление могли одновременно смотреть до ста тысяч зрителей. Царские сидения первых рядов были мраморные для знатных демоносов из травертина, а самые верхние ряды для простых демоносов из туфа и бетона. Для защиты публики от дождя и палящего сонца над ареной был натянут полотняный тент, крепившийся на высоких мачтах, вставленных в консоли четвертого яруса. Сцена, на которой разыгрывались представления, имела вид дворца с тремя дверями, если актер выходил из средних дверей, это означало, что он царь или вождь, если с боковых – особа низшего ранга, если выходил на сцену слева- это означало, что он пришел из дальних заморских стран. Для более реалистичного отображения того или иного действия использовался фон из декораций, которые менялись при помощи машин. Архитектор Гигик одним из первых стал применять платформы на колесах и краны-журавли подымающие декорации и актеров, он любил неоднократно повторять, что машиной следует пользоваться для отражения того, что происходит в действительности. Если необходимо было показать зрителю, что он находится в середине дворца, из дверей сцены выкачивали платформу на деревянных колесах вместе с актерами и куклами, которые находились на ней. Когда же возникала необходимость поднять кого-либо в воздух, применяли подьемные машины или метательные катапульты, если возникала необходимость сбросить кого-то в бездну, то применяли эоремы—машины вроде лифта. Кроме того в театре применяли периакты— хрустальные призмы, которые вращаясь в лучах солнца, создавали иллюзию присутствия: миражи больших городов, очертания целых стран, тени горных вершин и бескрайние дали морских просторов, так что у зрителей возникала иллюзия присутствия реальных событий. Актеры, которых зрители называли сатирами, обычно играли в больших масках, пряча свое истинное лицо за маской лицемерия, театральной лжи и чудовищной иллюзии действа. Все пространство, от сцены до зрительных рядов, называлось арена, которая имела деревянный или же засыпаемый песком пол, который мог подыматься и опускаться. На арене проводились спортивные состязания, устраивались бои и травли диких зверей, иногда арена заполнялась водой, и тогда в театре устраивались настоящие морские сражения с настоящими кораблями. Пока публика занимала свои места, готовясь вкусить хлеба и зрелищ, их обносили корзинами со сьестными продуктами: мясо, птица, рыба, вяленные медузы, фрукты, орехи, сушенная амбросия и напиток киксон – смесь муки, пряностей, меда и нектара, который зрители во время всего представления пили из кубков, что по обычаю означало их благосклонное расположение, одобрение всего происходящего действа. В первом и во втором рядах театра сидели жрецы, титаны, цари всех областей Алантиды, а также самые знатные горожане и заморские гости, за ними начинались места знатных демоносов. Каждый сектор был обозначен каким-то знаком с изображением зверей, такими же знаками обозначены билеты. Допустим на билете изображен круторогий бык, значит сидеть нужно только в секторе обозначенном этим знаком, осел был сектором для низших слоев общества, безголосых охлосов. Драконий сектор был для самых знатных титанов, ведь ни для кого не секрет, что цари и титаны от природы животные плотоядные, поэтому их сектор всегда был огорожен железной решеткой, как это делают в зверинце с хищниками. Рядом располагался сектор изображающий морду льва, он считался самым лучшим сектором, ибо льва считали хранителем от несчастья. В связи с тем, что скопление народа было очень большим, а бунты и мятежи не такая уж большая редкость, за порядком в Амфитеатре следила стража вооруженная мечами и копьями.

Издревле от пращуров–ящуров установился обычай, перед началом празднества проводить различные разогревающие состязания, вроде разгонных боев. Амфитеатр Одеон не был исключением из правил, в нем проводили спортивные состязания, устраивались травли диких зверей, это был всего лишь Проагон, прилюдия к самому представлению. Особой любовью пользовалась новомодная «Тавромахия», которая появилась совсем недавно, ее завезли купцы из страны Тавров, и она пользовалась огромной популярностью у публики. Театр шумел, все ждали начала священного действа «Тавромахии»—обряда священного убиения быка, неотемлемой части народного развлечения. Те кто не смог попасть в Одеон, устраивают свою тавромахию, они шутки ради прогоняют улицами города с десяток свирепых быков. Злобные животные бодаются, брыкаются, могут затоптать ногами, а зрителям только того и нужно, они бегут, дразнят животных. Для городской толпы это всего лишь забава. И не беда, что гибла пара тройка демоносов под копытами свирепых животных. А в это время в амфитеатре ревут трибуны, зрители вкусившие хлеба требуют зрелищ, демонический вопль беснующейся толпы буквально оглашает окрестности безудержным ревом.

-Это прекрасно, - слышали матадоры, главные действующие актеры, готовясь к спектаклю, а быки в это время томятся в узких стойлах, где теснота и темнота пробуждает в них злобу и агрессивность.

 Шутками, свистом и гвалтом публика встречает десяток круторогих быков, выбежавших на арену. Быки оглушенные шумом и гамом толпы бьют копытами землю, вспаривают её рогами, будто предчувствуют скорый конец. А матадор, восседая на вороном как смоль онегре, в кроваво-красном одеянии, с красным плащем и с красным копьем в левой руке парит над ареной, словно божество снизошедшее с небес. Это подьемные машины-краны, сделав круг над трибунами зрителей, опускают его вниз, на арену, где его уже поджидают свирепые животные. Красный цвет одежды приводит животных в магическое иступление, их глаза наливаются кровью, быки для острастки вспаривают землю своими рогами, а затем бросаются на возмутителя их душевного спокойствия. Тут уж матадор не должен дать маху, одно неосторожное движение и он труп. Пришпорив своего резвого онегра, матадор стремительно бросается бежать, но и быки не отстают, приближаясь шаг за шагом. Публика ревет и беснуется.

- Убей их, убей! - кричат они матадору, вынуждая его начать избиение.

И тот повинуясь реву толпы, разворачивает онегра и с копьем на перевес мчит на первого быка. Тот падает пронзенный копьем. Еще удар, и новый зверь пал к его ногам. В это время, к месту побоища подскочил бык исполинских размеров, подцепив своими рогами онегра и вспоров ему брюхо, подбрасывает его высоко в воздух.

-Ох!

Пронесся над ареной глубокий выдох, трибуны затаив дыхание следят за разыгравшейся трагедией, а матадор сделав головокружительный кульбит, падает на землю, и не жить ему, если бы в это самое время на арену не выбежал десяток актеров в красных плащах. Их задача отвлечь быков, спасти матадора от смерти, и они стараются, что есть сил бегают, машут красными плащами. Некоторые из быков бросаются на актеров, топчут их ногами, но и те бьют их одного за другим. В это время, матадор найдя в себе силы встает на ноги и прихрамывая, вызывает на бой своего обидчика. Исполин с причудливо загнутыми рогами храпит пеной, бьет копытом землю, его красные, налитые кровью глаза буравят матадора, а тот не отрывно следит за зверем. Тонкий психолог в совершенстве знающий повадки животного почти всегда выходит победителем в этом смертельном поединке. Вот и теперь, уже при первых движениях он копьем пронзает холку быка, и тот падает на передние ноги под ободряющие крики толпы, желающих видеть красивое зрелище, а не тупое убийство.

- Убрать его, этот бык не годится для боя! - кричит амфитеатр.

 А матадор танцует возле быка, прихрамывая на обе ноги. Раненный зверь провожает его злыми, налитыми кровью глазами, и вдруг, найдя в себе последние силы, бросается, атакует врага. Но и Матадор не спит, трижды всаживает медное копье в плечо быку, и тот взревев от боли, заваливается на бок, его дрожащие бока краснеют. Матадор будто насмехаясь над раненным зверем, приплясывает пред ним танец смерти, а бык тужится, старается подняться с земли, но силы покидают зверя, и он издыхает, храпя пеной. Матадор подымает руку к залу, приветствует зрителей. Шквал аплодисментов и восторженных оваций звучат только для него, и он это чувствует, ощущает всеми фибрами души, совершенно выпустив из вида грозного зверя, который в два прыжка оказывается у него за спиной.

-Острожно! - кричат ему зрители, но жадный до похвалы и оваций матадор и думать забыл об опасности.

 Бык в ярости бросается на красный плащ, он быстр и ловок, один удар рогами и матадор взлетев в небо, падает в зрительный зал и больше не подымается. А бык неистово носится по арене, бьет копытом землю. Зрители безумствуют. Выкрикивают ругательства. Остервенело топают ногами.

- Убить его, убить! - требуют демоносы? и тутже горы обьедков летят в разьяренное животное.

Вновь скрипят лебедки подьемных кранов, повизгивают рычаги и блоки, вознося над ареной нового матадора, а тот восседая на черном как смоль онегре, в красном одеянии, размахивая медным мечем, парит над ареной, словно божество снизошедшее с небес.

-Титан Менетей, титан Менетей! - ревут трибуны, узнав в смельчаке старшего сына царя Иапета, а тот приветствует зрителей и, сделав круг над трибунами, опускается на арене.

 И сразу же несколько разьяренных животных бросаются на матадора. Но титану не гоже бегать от быков, сам от рождения бык, титан Менетей выманивает на себя животных, занеся длинный тонкий меч, готовиться к удару. Красивый взмах руки, удар, еще удар, и несколько поверженных животных издыхают, храпя кровью. Последний, самый свирепый бык чувствуя равного ему по силе титана, готовится к решительной схватке. Вот она интрига «Тавромахии», матадор кроваво-красной тканью плаща завораживает быка, приковывает его взор. И бык, будто зачарованный не сводит с плаща взгляд, роет копытом землю, вспаривает её своими рогами, а затем сделав бросок, кидается на возмутителя спокойствия. Но и Менетей не спит, до последнего мгновения дразнит быка плащем, а затем отскочив в сторону, увернувшись от удара, бьет мечем в шею. Остро отточенный меч распоров холку, отскакивает от мускулистого тела. Неодобрительный рев проносится по арене театра:

—Добить его! - кричат зрители.

 Вновь Менетей дразнит быка красным плащем и готовится к новой атаке. Раненный бык слабеет, храпит, делает несколько неуверенных движений, всего несколько шагов, и вот уже, титан Менетей перед ним, он всаживает ему под лопатку меч по самую рукоять. Большой сильный зверь крутит головой то вправо, то влево, но силы его на исходе, а титан Менетей хватает его за рога, валит на землю, нанося смертельно раненному животному кулаком страшные удары по голове. Бык храпит, брыкается, пытаясь подняться с места, но Менетей придавив его тяжестью тела к земле, достает из-за пояса короткий кривой меч-крис, наносит зверю смертельный удар прямо в горло. Бык еще какое-то время дергается, из его рта струится кровь и затихает. А титан Менетей под оглушительный грохот рукоплесканий и одобрительные овации подымается на ноги победителем, держа в своих руках отсечённую голову животного.

-Ты герой! - кричат демоницы, забрасывая его охапками цветов.

-Слава герою! - беснуются зрители, забрасывая титана златыми оболами, фруктами, сладостями.

 Многие иностранцы впервые видевшие «Тавромахию» приходят в недоумение, зачем скажите на милость, устраивать трагедию из банального убийства. У нас дома каждый день сотнями режут быков на еду, но ни кто об этом даже не догадывается, а тут такая фиерия, это же негуманно. Но знатоки им подробно обьясняют, дескать «Тавромахия», это не банальное избиение животных, это великое таинство, чуть ли не священное действо. Матадор в своих кроваво-красных одеждах символизирует первои кроваво красными одеждами символизирует божество огня, вечьное негасимое огнище божество огня, вечное негасимое огнище, благодаря которому теплется жизнь на нашей планете Земля. А бык считается символом плодородия и процветания земли, ведь это быки помогли демоносам вспахать землю, засеяли её хлебом, собирали урожай. Убивая быка, матадор перенимает у зверя его сексуальную потенцию, а кровь пролившаяся на землю символизирует оплодотворение природы, начало нового годичного цыкла. И не беда, если во время «Тавромахии» погибнет Матадор, это тоже богу угодная жертва, ибо еще от пращуров –ящуров повелось, приносить в жертву богам своих сородичей. Демоносы свято верят, что так они увеличивают плодовитость земли, окропляя ее кровью. Так пусть же все произойдет ярко, красочно, а не тупо и безмозгло.

-Прими великая мать Земля нашу жертву! - выкрикивает титан Менетей, кропя землю бычьей кровью.

 На арену выходят дети знатных Атлантов, каждый держит в своих руках специально выкормленных животных: овечек, козочек, барашков. Стоя у жертвенного алтаря, дети провозглашают здравицы богам земли и неба, приносят богоугодные жертвы. По окончании жертвоприношений на арену выходят жрецы Авгуры, важно и величаво подходят они к алтарю переполненному кровью жертвенных животных. Зачерпнув ладонью пригоршню алой крови, они разбрызгивают её в зал, кропят ею детей и зрителей, как бы передавая всем часть божественной благости и сакрального смысла. Специальный жрец режет на части жертвенных животных, а мясо бросает в зрительный зал. Что творилось в толпе зрителей невозможно передать словами, ибо каждый из них хочет прикоснуться к жертвенному мясу, вкусить хоть часть освященной плоти. Счастливчики которым удалось дотянуться к мясу, рвали его зубами, пожирали сырым, уподобляясь Вакхам и Менадам, при виде крови приходящим в екстаз и яростное буйство. Когда толпа народу мало помалу успокоилась, дробно бьют барабаны, оповещая о начале потешных боев. Разогретая толпа зрителей с жадностью следит за поединком юношей подростков сражающихся с хищниками. И хотя многие понимают, что хищники не такие уж и хищники, а специально подготовленные для жертвоприношения львы и пантеры, волки да кабаны. Но вид крови и мужество юношей отчаянно сражающихся с хищниками, пытаясь доказать свою отвагу, приводит их в восторг. К тому же зрители первых рядов могли на свое усмотрение жаловать юношей златым венцом победителя или нет. Нада отметить, что за всем этим священным действием следили придирчивые судьи, которые определяли лучшего из лучших, вручая им венок совершеннолетия. Но им мало доверяли, ибо в народе бытовало мнение, что все без исключения судьи были продажны и часто брали взятки от родителей, поэтому вручая золотые венки, они все время с опаской поглядывали на толпы зрителей. Не освистает ли их публика, не забросает гнилыми плодами, ведь не раз бывало, что спустя какое-то время, находили такого «справедливого» судью в помойной канаве. Поэтому зрители первых рядов знаком руки показывали свое расположение к тому или иному юноше, и если решение судей и зрителей совпадало, Одеон взрывался аплотисментами. Когда же не совпадали, зрители неодобрительно кричали, свистели, топали ногами. Но вот настал миг, когда с ритуальными жертвоприношениями было покончено, трупы убиенных вытащены, наступило время действа «Навмахии» – постановки морского боя. Машины привели в движение маховик шлюзов, закрыли входы и выходы из амфитеатра, и соленая морская вода по трубам и акведукам устремилась на арену, смывая запекшуюся кровь. А пока она наполняла арену, паузу заполнили новые театральные действа. Они продолжались пантомимой и риторикой, во время которой ораторы и ликторы декламировали стихи и прозу жестами и мимикой тела, усиливали силу сказанного.

- В этом мире животных страстей: уши мудрый закрой, рот надежно зашей, веки плотно зажмурь, хоть немного постой, подумай о сохранности глаз, языка и ушей, - читал стихи лектор.

 А толпа зрителей, оттопырив уши, слушала стихи, подбадривая их восторженными выкриками.

                   Малая толика милости

Надо заметить, что не все внимательно слушали стихи и прозу, многие доставали из кульков и корзинок домашние припасы, откупоривали бурдюки хмельного нектара и ожидали начала представления, наслаждаясь закусками. Вода неспешно заполняла арену амфитеатра, превращая её в огромное озеро, на котором часто разыгрывались «Навмахии»-морские баталии, и не всегда инсценированные. Часто в морских сражениях участвовало до сотни галер, тысячи воинов и гребцов, иногда в битвах принимали участие и гладиторы с материка Родос, и пленные пираты, разбойники, которым на время дарили свободу и оружие. Самой реалистичной и запоминающейся «Новмахией» была та, котрую царь Иапет посвятил в честь совершенолетия своего сына Эпиметея, в котором принимало участие триста галер. Воины Атланты и пленные пираты устроили такую славную резню, что в честь этого события царь Иапет приказал отчеканить изображение побоища на золотых оболах. Все ждали сигнала к началу действа, который по обычаю подавал лично царь. Боевые галеры пошатываясь на волнах прибывающей из аквадука воды, ждали своего часа. Ласковый ветер-Зефир надувал их паруса, струи прибывающей воды толкали их вперед, но гребцы веслами сдерживали судно. В это время, царь Иапет пробирался подземным туннелем, проложенным от дворца к амфитеатру. Факелы-люксоны трещали всполохами огня, и смоляные капли падали на каменный пол, оставляя за ними огненный след. Иапет в сопровождении грозной стражи, советников и слуг важно прошествовал в свою ложу отгороженную от зрителей железной решеткой. Там на самых лучших местах его уже поджидали сыновья титаны Атлант и Менетей, а также великие цари всех родов острова и конечно же первым среди них был Евмел, вторым-Амферей, третий-Евэмон, Мнесеий, Автохтон, Еласипп, Мнестор, Диапреп и царь Азаес. Они сидели в окружении немение славных гостей из всех краев ойКумены и дальних стран, среди которых выделялась колоритная фигура царя Тартара посетившего празднество вместе со своей больной женой Эдемой, которая выглядела скажем честно неважно, из-за недуга терзавшего её уже не одну сотню лет. Многих удивляло отсутствие царя Киферона и титана Крона, который отсутствовал по вполне невыясненным причинам. И теперь их места занимали знаменитые на весь свет целитель и гомеопат Тротула, Гиперкритос и Кобра. На женской половине восседала царица Асия в окружении служанок Курет и Карибантов. По правую руку от царицы сидела прекрасная Хтония и дальнозоркая Гелиопа, кровавая Борьба и степенная Гармония, Красота и Безобразие, Торопливость и Медлительность, милая Искренность и сияющая Ясность, мрачная Неопределенность, хитрая Скрытность и многие другие демоницы. Появление царя привело толпу в неописуемый восторг, арена ревела многоголосием и стоя приветствовала своего правителя, появившегося на их очи во всем блеске царственных одежд. После душного подземелья царь Иапет глубоко вдохнул свежий воздух, который благоухал запахом цветов, вскинув голову к небу, посмотрел на стайки кучевых облаков, спасающих землю от жаркого палящего солнца, меж которыми парил, сверкая крыльями, почтовый «крокодил», неутомимый труженник, спешащий по своим делам. А дракон Хашхавило кружил возле «крокодила», играя с ним словно тигр с кроликом. Разогретая «Тавромахией» толпа скандировала царю здравицы, просила жертв, хлеба и зрелищ.

-Жертву, жертву! - скандировала разгоряченная толпа демоносов.

 Без жертвы и праздник не праздник, жертва-это воля богов, примет ли божество жертву, терзались сомнениями зрители.

-Жертву! - крикнул царь, вскинув в приветствии руки, и толпа подхватила его клич, эхом грозного рыка пронесшимся над страной.

Царь Иапет поднял свой жезл, увенчанный золотым солнцем, в верхней части которого изображен дракон с красными крыльями и золотой короной над головой, символ Атлантиды.

-Великие граждане великой страны! - вскричал царь, и его голос разнесся до самых дальних окраин театра. - Как принято у нас, Атлантов, раз в году собираться на празднестве священных Ураний. И сообща, привсенародно решать наболевшие вопросы, определять перспективы развития нашей страны. В поза, позапрошлом году мы сообща приняли решение построить самый длинный в мире канал, ведущий от моря вглубь страны, и мы его построили, - обьявил Иапет во всеуслышанье.

-Да! Построили! - вскричал амфитеатр, подтверждая услышанное

Когда шум мало помалу стих, царь продолжил.

-В поза, поза том веке мы решили воздвигнуть величайший в мире маяк Атласа, и мы построили его, - обьявил Иапет во всеуслышанье

-Да! Построили! - вскричал амфитеатр, подтверждая правдивость его слов.

- Сегодня, в этот торжественный день священных Ураний, вам выпала огромная честь, приурочить этот праздник для переименования великого моря Заката, окружающего наш остров со всех сторон в Атлантический океан, это название более полно и красочно отразит всю сущность нашего бытия. Я даже скажу больше, в своей душе многие из вас давно вынашивают мечту изменить серую однообразную действительность наших дней, сделать ее яркой, красочной и фантастически нереальной.

Толпа не разобравшись в потоке слов, неодумевала.

- В чем суть сказанного? - вопрошали многие из зрителей.

 Царь Иапет тонко уловив эту хрупкую грань недопонимания, принялся убеждать.

-Вы только послушайте, как звучит, Атлантический океан! - прокричал Иапет, сделав ударение на слове Атлантический. - Вы хотите этого? - вопрошал он, а громогласная труба усиливала сказанное до невероятных размеров.

- Да! - взревел амфитеатр Одеон, - мы хотим этого! - утвердительно кричали демоносы, которые привыкли слепо и без лишних вопросов верить царю.

- Обьясни великий царь, зачем нам это нужно, и чем плохо старое название, великое море Заката?

- Да, да, - пронеслось в рядах зрителей, - чем плохо старое название море Заката.

Иапет небрежно взглянул в ту сторону, набрал в легкие больше воздуха, ответил.

- Я, насколько позволяет мне красноречие, попытаюсь доходчиво и ясно обосновать необходимость такого переименования. Прежде всего, старое название «великое море Заката» устарело морально, это раз. Второе, быстро выговорить «великое море Заката» совершенно невозможно, а начертать на бумаге и того сложнее. Третье и самое главное, что это старое название не отражает самой сути вещей, вы только вслушайтесь, «великое море Заката», получается, будто мы Атланты живем не в центре ойКумены, а на ее задворках. Где-то там, – он указал рукой куда-то в сторону, где заходит солнце. - А солнце у нас не садится ни когда, это знают даже малые дети, вот и получается полнейшая путаница и не разбериха. Я еще могу понять Тенгу, демоносов (японской) страны восходящего солнца, может у них и встает солнце, но у нас оно точно не садится. И наконец четвертое, самое убедительное. Все вы знаете, что ручьи впадают в реки. Знаете? - вопрошал царь Иапет у народа.

-Знаем, знаем, - дружно отвечал амфитеатр.

-А знаете ли вы, что реки всегда впадают в моря, а моря несут свои воды в океан.

-Мы знаем это, - скандировал народ Атлантиды.

-Так вот, - продолжал Иапет, - сегодня в этот светлый и радостный праздник Ураний, я хочу восстановить несправедливость касающууся нашей страны Атлантиды и лично вас. Вот взгляните, - развернул он пергаментный свиток, на котором черным по-белому была нарисована карта ойКумены со всеми её мередианами, параллелями и прочими координатами. – Вот! - ткунул он перстом в карту, - это священная страна Ирий, которую пересекает полноводная река Эридан (Днепр), в которую впадают сотни рек и речушек. Эта великая река впадет в черное Понтийское море. А вот взгляните сюда, - указал он на большое пятно, - это (Азовское) Меотическое море, в которое также впадает немало славных рек и речушек. А теперь слушайте меня, - молвил царь Иапет срывающимся гласом, и сухо закашлялся в шершавый кулак. Слуги тут как тут улужливо протянули ему кубок. Промочив горло, он еще раз осмотрел собравшихся, продолжил, - (Азовское) Меотическое море впадает в черное Понтийское море, обьединившись, они впадают в наше море Заката.

- Впадают! - подтвердил зрительный зал.

- Но ведь это же нонсенс, это противоречит всем законам мироздания, ибо ручьи впадают в реки, речки в озера, озера в моря, моря в океаны, меньшее перетекает в большее, а не наоборот. А у нас получается три моря впадают одно в другое, это не порядок, моря не могут впадать в моря, они впадают в океаны, и по этому сегодня, в честь великого праздника Урании, мы Атланты приносим жертву богам с одной только мольбой. Просим у вечного первобожества огня малую толику милости. Пусть божество сотворившее нашу вселенную позволит переименовать «великое море Заката» в Атлантический Океан, а наш славный остров переименовать в материк. Ибо несправедливо, чтобы наше славное море носило такое упадническое название, «великое море Заката». И вообще, что это за название такое «великое море Заката», кто его придумал, и куда оно закатывается совершенно непонятно, и я бы даже сказал аморально. Наше славное море достойно лучшего. А наша страна, как географический центр ойКумены, достойна дать имя Океану. Вы только послушайте, как это гордо звучит, «Атлантический океан». А для тех кто сомневается в нашем могуществе и величии, хочу напомнить, что наша страна Атлантида самая лучшая, она щедра своими богатствами, её жители лучшие из демоносов, они гордо носят имя Атланты, а наши демоницы рожают нам лучших в мире сыновей, мужественных и сильных. Вы согласны обратиться с такой мольбой к первобожеству огня? - вопрошал он у зрителей. - Да или нет?

 Амфитеатр взорвался требовательными овациями.

- Жертву, жертву! - скандировала разгоряченная толпа.

- Будет вам жертва!

 По знаку, на сцену заполненную водой выплыла галера, которой правил кормчий Сабскаба. Закутаный в свой любимый зеленый плащ, подчеркивающий его статную фигуру, он выглядел решительно и мужественно. Подгоняя гребцов плетью, Сабскаба направил свою горбоносую галеру «Фламинго» к центру арены, на которой стоял помост и священный алтарь. И только теперь, все увидели, что в железной клетке, устроенной посреди палубы стоит безобразное чудовище, варвар Волос. Всемогущая сила современной медицины вернула ему возможность владеть своими членами, лекарь Гиперкрит сшил перерезанные сухожилия, гомеопат Тротула и целитель Кобра ядом и мазями исцелили его раны. Рядом на палубном настиле зарывшись в солому, сидела кучка перепуганных детенышей-варваров, прижавшись друг к другу своими телами.

- Уууу! - ревела толпа, грозя варвару своими когтистыми ручками, бросалась в него гнилыми фруктами.

Стража ударами копий пыталась вытащить варварских детенышей из соломы, но те предчувствуя не доброе, пищали, отказывались повиноваться. И только благодаря Сабскабе, сумевшем своей семижильной плетью вразумить рабов, удалось выгнать их к центру помоста, загнать внутрь деревянной загороди, где уже стояли стреноженные слоны, жирафы, овцы, козы и прочая птица. Туда же бросали варварских детенышей. Свирепые слоны начали брыкаться, пытаясь затоптать их своими ногами, но цепи сдерживали их порыв, и им оставалось только вытягивать к небу длинные хоботы, оглашая амфитеатр трубным гласом негодования. Вскоре загородь обложили жертвенными дровами и стали ожидать чуда. А пока жрецы Авгуры хлопотали у жертвенника. Иапет поднял над головою свой царственный жезл, сиволизирующий власть и закон, приостановив шум и крики толпы.

-Слушайте меня! - обратился он к народу Атлантиды с такой речью. - В этот торжественный день я хочу порадовать вас таким известием. Мой сын титан Атлант избавил остров от этого кровожадного чудовища, - указал своим царственным жезлом в сторону злодея Волоса, сидящего в железной клетке. - Это Атлант усмирил его необузданный звериный нрав, принесший нам столько бед и несчастья.

- У уу уу уу! - шумят растревоженные трибуны.

-Но это еще не все, - продолжал царь Иапет, - мой сын Атлант избавил остров от дракона Сапокалея, вот его шкура, - показал он в сторону слуг, держащих на вытянутых руках драконью шкуру. - Это мой сын избавил нас от страшилища Сапокалея терзавшего провинцию Гадиритов не одну сотню лет.

-У уу уу уу! - шумят и негодуют растревоженные трибуны.

- Но это еще не все, - кричит царь, обращаясь к народу, - мой сын Атлант не только славный муж и удачливый охотник, он может по праву называться героем Атлантиды, ибо сумел возвысить остров на не досягаемую высоту. Смотрите, - поднял Иапет над своею головою черепки разбитых горшков и амфор, - мой сын нашел глину, нашел этот неиссякаемый источник нашей будущей независимости!

- У уу уу уу! - будто пчелиный улей шумят растревоженые трибуны.

- Теперь имея глину, мы обретем истинную независимость, и ни кто не осмелится диктовать нам цену на нектар. Отныне мы сами будем устанавливать ее стоимость.

Арена буквально взорвалась шквалом эмоций. Не обращая внимания на страшный рев и гул царящий в амфитеатре, царь Иапет призывал народ направить всю свою энергию на жертву.

- Жертву, жертву! - просили демоносы Атлантиды, протягивая руки к лимонно-желтому небу, на котором неподвижно висело светило дня.

- Жертву, жертву! - просит народ Атлантиды, призывая божество огня снизойти с небес.

 На солнечный диск была наведена стеклянная линза из природного стекла Турмалина. Жрецы Авгуры некоторое время примеряются к солнцу, наводят стекло, пытаясь сфокусировать его энергию на жертвенных дровах. Вскоре яркий луч света был пойман, и волшебное стекло сузив луч до невероятно малых размеров, направило энергию солнца к жертвенным дровам. Театр в один миг стих, все неотрывно смотрят в небо, ожидая чудо. Каждый демонос от мала до велика возносит свою мольбу к небесам, вымаливает у божества земли и неба, ниспослать им священный огонь. В этой торжественной тишине можно явственно слышать призывные слова молитвы: «О великий первоогонь, великое божество, укрепившее небесный потолок мироздания, отделивший солнце от мрака, от того мощью и могуществом своим превзошедшее всех других, ты есть суть одного называемое многим, ты есть первобожество. Ниспошли своим детям частицу небесного огня, дай им малую искру своей благости, возожги эти священные поленья, прими нашу жертву». Все от мала до велика, затаив дыхание, ждут искру небесного огня, вознося свои мольбы к небесам. Надо заметить, что все это время, пока народ молил небеса ниспослать искру живого огня, царь Иапет просто не находил себе места. Он нервно грыз свои ногти, время от времени отвлекался от этого занятия, поглядывал то на жертвенный алтарь, то на свои пальцы, не догрыз ли их до живого мяса. И вот настал тот миг, когда от напряжения его лицо побагровело, покрывшись желтовато–синими пятнами. Действительно, это был ответственный момент, который он чувствовал всем своим нутром. И случилось чудо, искра божья пала с неба, будто златая птица прилетела по солнцепутью, и сразу же пыхнуло семь поленьев жертвенного огня, пожирающего плоть, но не обжигающего жертвенную душу. Как после увиденного, не поверить в чудеса. Разве у кого-то повернется язык усомниться или опровергнуть природу первобожества, зародившего жизнь во вселенной. Нет, таких не могло быть и не будет, пока во вселенной стоит белый свет. Пока теплится живой, духовный огонь в каждом из нас. Пока наши глаза могут видеть, мы будем не отрывно смотреть, как яркое все пожирающее божество огня насыщается жертвенными дарами. Живой нерукотворный огонь вспыхнул от священной искры, загорелись поленья ограды, поглощая щедрые дары, превращая их в прах и пепел. Но душа каждого жертвенного животного не растворилась в небытие, её поглотил живой огонь, и она отныне сама стала богом. Богом вечного негасимого пламени, которое породило нашу вселенную. Которое подогревает нашу землю изнутри. И пока горит этот огонь, жизнь на земле не угаснет до скончания века.

-Свершилось! Огонь принял наши жертвы! - ликовали демоносы. - Наши мольбы услышаны небесами! Радуйтесь демоносы, первобожество небес приняло наши жертвы!

 В народ бросались деньги, хлебные плоды, горсти вяленой амбры, орехи, финики, раздавали нектар.

-С этого дня, - возвестил царь Иапет, - приказываю, именовать остров Атлантиду –материком, а «море Заката» - Атлантическим океаном, ибо боги небес творят закон, и мы обязаны им подчиняться.

Дробно ударили барабаны, громогласно затрубили рога, в небо взлетели праздничные феерверки, кубки наполнились хмельным нектаром. Ликованию толпы не было предела, не только амфитеатр, но даже город Атлас гудел как растревоженный улей, все поздравляли друг друга, обнимали и целовали, передавая из уст в уста добрую весть. Быстроногие глашатая бежали по улицам и площадям города, выкрикивая благую весть.

-Слушайте все, отныне остров Атлантида именуется материком, а море Заката - Атлантическим океаном. Слушайте все, слушайте, титан Атлант освободил остров от дракона Сапокалея и злобного Волоса. Слушайте все, слушайте все, славный сын царя Иапета отыскал глину, и теперь Атлантида сама будет лепить горшки да амфоры.

 Вот сколько добрых вестей в один день посыпалось на голову демоносов и не удивительно, что у многих от изобилия информации голова так и закружилась.

                    Кого карать, а кого жаловать

Но поток добрых вестей не иссякал, по всем приметам, сама богиня судьбы осыпала их своими щедротами. Когда в Амфитеатре малу помалу стихло ликование народа, Иапет поднял свой царственный жезл, успокоив толпу.

-А теперь добропочтенная публика, я хотел бы представить вам вот этих скромных демоносов, - указал он на гарпий. - Вот они, герои, достойные наивысшей награды «серебрянных когтей», это они вместе с титаном Атлантом сумели изловить зверя, именуемого Волосом. Они вместе с доблестным флотоводцем Сабскабой храбро сражались против пирата Лодона, и не только спасли жизнь купцам страны Луллу, но и одержали верх над морскими разбойниками, захватив их галеры. Вот он, герой Сабскаба, доставивший к нам в Атлантиду великую святыню колокол, именуемый «Глас Гидры». Неужели этот герой не достоин «серебрянных крыльев»? - вопрошал царь у народа. - Лично я , - стукнул кулаком себя в грудь, - считаю, что Сабскаба достоин награды, посмотрите на него, ведь его мужество выше всякой меры, он рискуя своей жизнью, первым бросился спасать царевича Эпиметея, когда тот тонул в водах канала. Разве всего этого недостаточно, чтобы наградить героя «серебрянными крыльями»?

В театре на миг воцарилась гробовое молчание, и только шум уличной толпы нарушал эту тишину. Надо отметить, что Сабскаба был на седьмом небе от счастья, в своих мечтаниях он уже наслаждался почетом и славой, но тут в зрительном ряду послышались язвительные выкрики.

- Мы не знаем его! - пронеслись над ареной обидные слова. - Кто он такой! Пусть докажет свою храбрость, - слышались голоса подстрекателей.

 В это самое время, в первых рядах зрителей произошло некое волнение, с места поднялся убеленный сединами Атлант, к мненю которого прислушивался не только простой народ, но даже цари острова. Он выждал минуту, пока зал стих, молвил так.

-Ты, великий царь, собственными глазами видел подвиги этих героев или знаешь о них понаслышке?

 Иапет некоторое время находился в замешательстве, не зная, что ответить, но затем справившись с собою, ответил.

- Я лично всего этого не видел, но много о них слышал.

-Тогда, - продолжал убеленный сединами старик, - ты, великий царь, не будешь противопоставлять себя нам простым демоносам, ведь в нашей демонократической стране, стране равенства и братства, где все равны друг другу, ты один из нас и должен соблюдать закон на равне со всеми.

 Слова старика вызвали в народе одобрение. А старик, не обращая внимание на шум и гам, продолжал.

-По обычаям дошедшим к нам от ящуров-пращуров, только народ Атлантиды может решать кого карать, а кого жаловать дарами и почестями. «Серебрянные крылья»- это не горсть золотых оболов, тут нужно все хорошенечко взвесить.

-Правильно! - послышались крики толпы, - пусть докажут свое мужество или убираются прочь. Пусть докажут, - неслось в толпе, - или убираються прочь!

- Прочь! - кричали многие разгоряченные демоносы.

 Зная крутой нрав народа, царь Иапет даже испугался, ибо часто народ выходил из повиновения, и даже пытались сместить его с престола. Сообразив, что ситуация выходит из под контроля, Иапет, будучи старой лисой, тонко чувствующий настроение толпы, тутже завилял хвостом.

-Демоносы! - воскликнул Царь, набрав полную грудь воздуха, и его крошечные глазки вдруг засверкали так ярко и выпучились так сильно, что чуть не сошлись у переносицы. - Я ни в коей мере не отказываюсь от наших демократических законов. Всей душой готов соблюдать обычаи пращуров-ящуров. Пусть народ Атлантиды решает, кого казнить, а кого миловать. Кроме того, каждый из вас, будь он богат или беден, может купить себе в жертву этого варвара, - указал он в сторону Волоса. - Вот он пред вами. Подходи, покупай. Вот ножичек, который нашли при младенце, можете зарезать его собственными руками, - молвил Иапет, опускаясь в царственное ложе.

По всему было видно, что эта речь далась ему нелегко, ибо он с жадностью припав к кубку с нектаром, делал большие глотки. А трибуны буквально взорвались шквалом эмоций, каждый демонос что-то кричал, бросал на арену златые оболы, предлагал купить его за любые деньги.

-Сделай же что-нибудь, - толкнул царь в бок своего советника Азаеса, - если их не остановить, разнесут амфитеатр.

И правда, ситуация выходила из под контроля. И тогда Азаес, подняв к небу златой жезл, прекратил крики.

-Народ Атлантиды, - вскричал Азаес, - хватит торговаться, мы не на базаре. Если кто надумал купить этого раба, пусть встанет с места, назовет свою цену. Одно дело кричать с места, и совсем другое встать и заплатить за раба достойную цену, ибо по обычаям страны, эта цена должна быть колоссальной.

Вскоре в первых рядах возникло смятение, с места поднялся знатный демонос, состояние которого было огромным.

-Я готов купить этого раба! - громовым голосом возвещал демонос.

-А сколько платишь? - вопрошают зрители.

 И тогда демонос подняв к небу руку, обьявляет, что готов купить этого варвара за любые деньги, какие только скажут, а чтобы больше не тороговаться столько же сверху. Амфитеатр ревет многоголосьем, чуть не все соглашаются с таким выгодным предложением. Но Азаес на правах старшего вопрошает:

- как ты хочешь принести Волоса в жертву? Смертью легкой - бросив его под ноги слонам? Или же смертью позорной - содрав с него кожу живьем? А может быть ты придумал для него что-то получше?

 Знатный демонос почесав костяной подбородок, подумал и молвил.

-Я не хочу топтать его слонами, но и срывать кожу я тоже не хочу. Я хочу отпустить его, даровать рабу жизнь, пусть считает себя вольным.

-Ты наверное спятил, лишился рассудка? - пронеслось в зале эхо негодования.

Но демонос знаком останавил толпу.

-Сядьте поудобнее, разожмите свои челюсти, я вам сейчас все разжую и в рот положу. Пускай этот варвар считает себя вольным, но с одним условием, он должен сражаться. Пускай царевич Атлант покажет, как он поймал этого неуловимого Волоса.

-Ты сомневаешься в мужестве моего сына? - вскричала царица Асия, вступившись за сына.

- Нет, - отвечал демонос, - в его мужестве я не сомниваюсь, но в народе поговаривают, что Волоса изловил не Атлант, он только участвовал в поимках, а ловили его другие. Прав я или нет, - с укором посмотрел он в сторону Атланта. -Ответь нам, ты ловил варвара или быть может отсиживался у какой-нибудь демоницы?

Тут уже не выдержал царь Иапет, гневным тоном прерывав речь старика.

- Говоришь ты много, а между тем никто еще не видел обещанных тобою денег, где они.

Демонос повернулся лицом к зритялям, обьявил во всеуслышанье:

- я берусь оплатить все семь дней праздника, дать демоносам хлеба, зрелищ и нектара, сколько они пожелают.

-Принимаем, принимаем! - ликовал народ, буря восторженных оваций прокатилась в театре и стихла.

На арену твердой поступью вышел царевич Атлант.

- Я не отсиживался под юбкой у демоницы, я не отлеживался на пуховых перинах, хотя совсем не против провести денек другой с любой из наших демониц, ибо всем известен их добрый нрав и скромность. Но честно вам скажу, поймал этого варвара не я. Это сделали вот эти герои, - указал рукою на гарпий, - лучшие из лучших, и я не буду приписывать себе чужую славу, а наоборот прошу у вас как равный равным, даровать им «серебрянные когти».

Молчание воцарилось в театре, все любили Атланта, и отказать ему, не повернулся бы язык даже у самого никчемного из них, но и даровать такие почетные знаки отличия просто так, за красное словцо, демоносы не могли. Поэтому то там, то тут возникли очаги недовольного ропота.

-Пусть покажут свою храбрость, тогда …

-Да, да, пусть докажут, - неслись выкрики и с дальних, и ближних трибун.

 Честно говоря, Атлант не ожидал такой реакции, он недовольно скривился при этом, вид у него был страдальческий, словно в воздухе пахло чем-то прогорклым. И правда, его оскорбляло недоверие толпы, но с детства приученный ко всем извращениям демоносократии, он только развел руками, повернулся и не сказав ни слова, отошел в сторонку.

-Будь она неладна эта демократия. Гак, Мак, Брак, - бурчал он себе под нос, в тайне мечтая, что когда вырастет и станет полноправным правителем страны, то искоренит всю эту демократию, как пережиток прошлого.

 Царь Иапет в своей душе поддерживал сына Атланта, и даже лет так триста-четыреста тому назад пытался ввести единовластное правление в стране, но вовремя одумался, ибо прикрываясь демократией, мог от имени всех жителей безнаказанно проделывать в стране такие вещи, о которых иной правитель и мечтать не смел. Поэтому он улыбаясь своею лучезарной улыбкой, обратился к народному собранию.

-Давайте все вместе спросим у Волоса, хочет ли он получить свободу или нет.

Что тут началось, амфитеатр буквально взревел от восторга.

- Говори, говори! - выкрикивали демоносы таким голосом, будто именно их голос был решающим.

Когда шквал эмоций стих, все взоры были обращены к рабу. А тот злобно рычал, раскачивая свою клетку.

- Видите, он согласен, - молвил царь, - тогда прошу оказать ему почтение всем собравшимся, помните, что с этой минуты он стал вольным, значит равным вам.

- Так уж и равным нам? - язвительно выкрикивают зрители.

-Вольным и равным, - еще раз подтвердил царь, - это некрасное словцо, ибо от рождения он Неофил, сын демоноса вступившего в связь с рабыней-варваршей. Посмотрите вокруг себя, может быть его отец сейчас находится среди нас в зрительном зале, - молвил царь, усаживаясь на свое место.

-Этого не может быть! - кричат демоносы, но их поодинокие голоса редки и постепенно стихают, они молча переглядываются по сторонам.

- Ну что, узнал кто-нибудь в нем своего сына? - спросил советник Азаес. - Кто из вас берется отрицать, что он никогда не прелюбодействовал с рабыней-варваршей, подымайся если смел.

Трибуны молчат.

- Ну что притихли, - кричит Азаес, - признавайтесь чей сынок!

 По залу пробежался дружный смех, это народ подбросил в небо одного из демоносов.

- Вот еще один папаша! - кричат зрители под общий рев и хохот, подбрасывая в небо кого-то из зрителей, амфитеатр буквально гудит и давится от смеха и шуток. А когда шум стихает, царь вполне серьезно обращается к собравшимся:

- может все таки кто-то признает в Волосе своего сына.

 По его знаку стражники отворяют железную дверь, выпускают раба на свободу. Тот выходит из клетки высокий, крепкий телом, прямостоящий, и правда, в этом варваре угадывается благороство доставшиеся ему от отца демоноса. Волос оглядывается по сторонам, ищет глазами оружие, ведь ему предстоит бой, а сражаться нечем.

-Дайте ему оружие, пусть сражается! - кричит кто-то из зрителей.

-Э, нет, - качает головою царь Иапет, - свободу ему купили, а оружие нет. Кто роскошелится, купит ему меч, топор, медью кованный щит или эту дубину столь привычную руке варвара. Вот смотрите, - молвил царь Иапет, показывая зрителям златой ножичек. - Этот нож был найден при нем от рождения, подарок его родителей, посмотрите, может кто-то узнает в нем свою вещицу.

 Но зал молчит, нет желающих признать варвара своим сыном.

-Ну же, папаша, купи своему дитяти ножичек, продли сыночку жизнь, а нам удовольствие.

В зале стоит непривычная тишина, признать себя отцом варвара задача не из легких, ославить себя на глазах у всего честного народа, на это нужно еще решиться. А царь Иапет, будто этого и добивался, нарочно хочет выставить папашу на осмеяние. Сказать поправ-де, так оно и было, его аж распирало, так ему хотелось раз и навсегда покончить эти порочные связи демоносов с варваршами, от которых на свет божий рождались такие уроды-Неофилы. Театр молчит, все ждут, а царь снова и снова призывает:

- ну же, папа, продли сыну жизнь, не лишай почтенную публику удовольствия.

 В гнетущей тишине, что воцарилась в зале театра, встал один седой демонос. Такой старый, что его нос, будто птичий клюв, буквально волочится по земле. На его голове за ушами торчат странные волосяные пучки длинных кос, как бы заменяя ему отпавшие рога. Старик не спеша шел к трибуне, не обращая внимания на буравящие его колючие взгляды. А демоносы молча провожают его взглядом, а потом из толпы раздается чей-то крик .

-Ну ты и герой, чем же ты варваршу щекотал, неужто своими косами, - и весь зал буквально взрывается хохотом и смехом.

Старик не зря вызвал шквал оваций и бурю эмоций. Средняя продолжительность жизни демоносов 40000 годков, а полноценное мужское долголетие и того меньше, до глубокой старости доживают единицы. Поэтому издревле существует такой обычай, отправлять на небо зажившегося старика, справлять по нем поминки, символически разумеется. Эту символическую церимонию справляют, когда старцу исполняется 1200000 лун. Этот старик был на столько стар, что казалось, будто его отправляли на небо уже не один десяток раз. Такая затянувшаяся старость вызывала удивление у многих, и даже Иапет пожалел, что вынудил этого демоноса, испытать позор в столь преклонном ворасте. А старик не обращая внимания на колючие шутки, подошел к царю, знаком подозвал к себе слуг притащивших мешок с деньгами и говорит.

-Вот деньги, возьми правитель сколько нужно за ножичек, остальное раздайте народу, пусть гуляют.

Недолго думая, Иапет засунул руку в мешок с деньгами, достал от туда всего один обол. Остальные деньги по его приказанию слуги тутже раздали зрителям. И не было в театре ни кого из демоносов, кого бы они не одарили златом, серебром столь щедро, что следовавший за ними калека без рук и ног умудрился набить полные карманы растерянными монетами. Когда последняя монета была надежно упрятана по толстым кошелькам, а в театре воцарилось относительное спокойствие, царь Иапет толкнул старика в бок и молвил.

-Теперь ты можешь им говорить все, что угодно и никто тебя не осудит, даже самые казалось бы нелепые и бредовые вещи они примут с радостью, ибо деньги являются основой демократии.

-Ты прав, - отвечал старик, - это только свободу можно отстоять с оружием в руках, а демоносократия всегда продавалась и будет покупаться.

 Повернувшись к трибунам, он крикнул старческим, срывающимся голосом.

- Да, я прелюбодействовал с рабыней и делал это не раз, но как же они прекрасны, эти златоволосые варварши.

И не обращая внимания на шум и крики толпы, пошел к Волосу. Слуги за его спиной несут оружие: меч, копье, кольчугу, шлем, щит, булаву и дубину.

-Вот сынок, - протянул он ему златой ножичек, которым он лично перерезал его пуповину.

 Волос смерил новоявленного отца злобным взглядом, но взял нож в свои руки. А отец, будто оправдываясь пред сыном, пустился в обьяснения, до которых так охочи старики.

-Знаешь сынок, ведь я долго думал оставить тебе жизнь или забрать вот этим самым ножиком, а теперь вижу, что правильно сделал, оставив тебя в живых, - молвил старик, обнимая сына.

 Волос попытался отстраниться от старика, но тот крепко держал его в своих обьятиях, обнимая и целуя сына. Эта трогательная сцена могла выдавить слезу даже у зверя. Многие демоницы утирали свои глаза носовичками. Даже царь Иапет всплакнул правым глазом, ибо у него защимило под сердцем.

-Сын мой, - шептал старик, - прости меня.

Лицо Волоса исказила гримаса чувств, мускулы его лица напряглись, и оно иссеченное складками стало еще выразительнее. И тут все услышали мычание, это Волос на своем варварском наречии крикнул.

- Ты меня породил и тутже предал. Умри!

 Царь Иапет предчуствуя беду, вскочил с ложа с протянутой рукою, громким окликом: «Эй, Эй, Эй» хотел предупредить старика, но не успел, так и остался стоять с протянутой рукой, будто нищий выпрашивающий подояние. Два налитых злобой глаза блеснули холодом и ненавистью. Рот растянутый в жуткой гримасе рычал.

- Ты меня породил, я тебя и убью.

 Короткий взмах руки, блеск холодного металла, прервавший долгую жизнь. И тут все увидели, что Волос вонзил ножик в мягкий зоб, мешком висящий под узкой челюстью. Старик обмяк, отшатнулся в сторону, тупым, еще до конца не осознающим взглядом уставился на сына. Оскалив свои зубы, больше похожие на пилы, он попытался что-то сказать, но мешал слова с кровавой пеной. Все же найдя в себе силы, он выдернул нож из горла, и в тотже миг все услышали.

- Спасибо сын!

 И безжизненно сполз на помост арены. От неожиданности толпа в один голос ахнула, и в воцарившейся тишине было слышно дыхание первых рядов, вскочивших с места. А затем раздался рев гнева и ненависти. Что творилось в театре, передать словами было невозможно, казалось, своды театра рухнули и обвалились, столь истошным было негодование толпы. 

-Убей его Атлант, убей его царевич! - рычали демоносы, смешав воедино крики, стоны и вопли.

 Их яростный вой превратился в сплошное месиво из звериных морд, трепещущих крыльев, скачущих тел, острых когтей, клокочущих клювов, ревущих клыков. Казалось, вся демоническая нация в едином порыве призвала титана Атланта к отмщению. И тот повинуясь зову толпы, с мечом и щитом вышел на помост арены.

-Убей его, убей! - скандирует сто тысяч злобных ртов.

 Атлант делает шаг, второй, третий, бьет мечем о щит, вызывая противника на бой, а тот стоит, медлит, не решаясь выбрать оружие. И тогда Атлант отбросив меч в воды бассейна, идет на врага, прикрываясь только щитом, теперь их силы почти равны. Варвар из всего многообразия предоставленного ему оружия выбирает одну лишь дубину, первым бросается в бой, размахивая сучковатой дубиной. Бьет справа. Лупит слева. Гатит ею по щиту, стараясь угодить в голову. Делая выпады, бьет по ногам, и титану приходится подпрыгивать, уворачиваться от страшных ударов. Одно неосторожное движение и ты калека, дубина не пощадит твоих костей, раздробит суставы, даже оббитый медью щит сотрясается от грохота, эхо ударов разлетается по амфитеатру, смешиваясь с криком толпы.

-Убей его, убей! - беснуются зрители.

 Титан Атлант, надо отдать ему должное, сражался отчаянно, прикрываясь щитом, бьет врага кулаком, умело орудует локтями, наносит удары ногами. Но и варвар был опытным бойцом, изловчившись, он сумел попасть по ногам Атланта, и тот сбитый с ног упал на помост арены. Воспользовавшись ситуацией, Волос нанес дубиной несколько страшных ударов по голове. Если бы не защитный шлем на войлочной подкладке, неизвестно чем бы все и закончилось. Сердце царицы Асии буквально разрывалось на части, на её глазах убивали сына, даже отец Иапет на время потерял дар речи, но затем преодолев первобытный страх, вскочил с места и метнул в раба свой жезл власти. Волос среагировал, пригнувшись отскочил в сторону. Этот неудачный бросок спас жизнь титану Атланту. Он мигом вскочил на ноги, заплясал на месте от боли пронзившей его окровавленные конечности. По всему было видно, что удар дубины, если не искалечил ему ноги, то уж наверняка причиняет страшную боль. Волос отбежав на самый край помоста, стоял, дико озираясь во все стороны, ожидая удара в спину. И правда, в его голову летели тысячи фруктов и даже обувь, но все они не причинили ему большого вреда, а только облепили его тело, словно мухи кусок сырого мяса.

-Он мой! - прокричал Атлант срывающимся на хрип голосом, знаком остановив избиение.

Предчувствуя скорую развязку и не желая легко отдать свою жизнь, варвар бросился на врага. Бьет изо всех сил. Бьет, пока его дубина не разбивается о медный щит. Оставшись без оружным, он хватается за последнее, что у него осталось, свои когти. Но когти слабое оружие против медного щита. Одним ударом титан оглушает варвара, но он еще держится на ногах, и тогда Атлант бьет, что было силы, бьет до тех пор, пока безжизненное тело не падает на досчатый помост. Отбросив щит в сторону, Атлант высоко подняв руки к ликующей толпе, приветсвует народ Атлантиды. Зрители ликуют, солнечный свет играет на расшитых золотом одеждах, они счастливы, их глаза светятся радостью. Стоя, они приветствуют своего любимца, титана Атланта, а тот и думать позабыл о варваре, стоит к нему спиной. В этот самый миг, Волос очнулся. Открыв глаза, он осмотрелся кругом, а затем быстрым движением вскочил на ноги, вырвал из рук отца златой нож, и одним прыжком бросился на титана. Еще миг и случится не поправимое. Тень отбрасываемая волосатой рукою нависла над титаном, грозя ему смертью. В этот самый миг, Атлант почувствовав беду, обернулся, увидал искаженное лицо врага и нож блещущий на солнце. Он среагировал в самый последний миг, будто свирепый бык сорвал с головы златорогий шлем, ударил врага, отбросив его в сторону, и уже готов был затоптать его ногами. Представляя в своем воображении, как алая горячая кровь льется на помост арены, а он будет наматывать его кишки на свою руку и праздновать победу. И тутже маленькие демоносики выскочат на помост арены, оседлают его мощную спину и будут ездить, танцевать на его бычьей спине и визжать от счастья, а он будет топтать своими копытами врага, смешает его кровь с грязью … Однако эта мысль не успев дойти до его сознания, сразу улетела прочь.

- Убей его, убей! - скандирует опьяненная зрелищем толпа.

Атлант схватив за горло Волоса, хочет ножиком перерезать ему горло, стадион ревет, все опустив большой палец вниз, показывают знак смерти.

-Убей его, убей!

 Атлант какое-то время медлит, а затем подняв варвара над землей, бросил его в железную клетку и запер дверь. Повернувшись к амфитеатру, прокричал.

-Это не моя добыча и чужого мне не надо!

- Убей его убей! - скандирует разгоряченная толпа, желая насладиться видом крови.

-Это не моя добыча! - повторно кричит Атлант, - вот они, - показал в сторону гарпий, - схватили этого раба, они достойны «серебрянных когтей».

Театр взорвался криками.

-Пусть покажут свою доблесть! Пусть докажут, что достойны наград! Пусть сразятся с драконом!

 Царь соглашается.

-Быть потому.

Сложив ладони рук лодочкой, он трижды свистнул: «Фью, Вью, Вью» - призывая любимого дракона, по кличке Рух. «Фью, Вью, Вью» - летел над землей пронзительный свист. И тутже черная когтистая тень когтистая атром по кличьке Рух. ый свист и раза.закрыла солнечный диск, она скользила над землей, будто готовясь вцепиться в голову зрителей. Глаза дракона гневно пылали, зубы скрежетали «Ррррууух, ррух», будто это сталкивались скалы, сделав несколько кругов Рух приземлился в бассейне, разбрызгивая фонтан водяных струй. Волна до краев расплескала озеро арены, и корабли закачались на ней, как при сильном шторме. Галеру Сабскабы находившуюся в центре арены чуть было не утопило, опрокинув на бок, и только мастерство кормчего удержало ее на плаву.

- Боже правый и левый! - закрывал свои глаза Сабскаба, - это же та птица Рух, которую я видел еще в первый день приезда в Атлантиду, в своих когтях она несла тушу кита. Вот так же она кружила надо мной а затем отлетев к ближайшим скалам, бросила кита о камни, где он разбился на куски, а птица устремилась вниз и принялась пожирать его, довольно рокоча «Ррррууух, ррух».

От всего увиденного сухота сжала его горло, сердце дробно стучало «Ррррууух, ррух», а ноги сами понесли его в трюм корабля. Но дракона мало интересовал Сабскаба, он вытянув из воды свою гигантскую шею, подплыл к царственной трибуне, дотянулся до царя Иапета, и тот бросил ему в открытую пасть горсть сладкой амбросии, ладонью руки похлопал по морде.

- Красавец ты мой золотой, - гладил он зверюгу, приговаривая ласкательные слова.

Дракон довольно жмурил глазки, фыркая носом. Оно и понятно, сладкая амбросия да ласковое слово приятно даже дракону.

-Вот те демоносы, - указал Иапет на гарпий, - желают получить награду–«серебрянные когти».

 Дракон равнодушно пропустил его слова мимо ушей, всем своим видом показывая, а мне какое дело до «серебрянных когтей», хотят, пусть получают.

-Зрители требуют, чтобы ты отобрал у них награду, - обьяснял ему царь, лаская чешуйчатую гриву.

Но тот даже ухом не повел, а лишь довольно урчал «Рух, рух, рух». Поняв, что этим его не пронять, Иапет решил схитрить и молвил так.

-А еще они хвастались, что такими драконами как ты закусывают за обедом.

При этих словах дракон недовольно поморщился.

-Это уже наглость! - выпустил он клуб недовольного дыма. - Где они, - пялил дракон свои глаза, выискивая зазнавшихся нахалов. - Я вам покажу закусывать драконами, - рычит огромное животное с длинным телом и головой увенчанной рогами, вызывая противника померяться силой.

Фонтаны брызг выбивает его огромный хвост, «я вам покажу кто кем будет закусывать». Зал ревет от предвкушения зрелища, а гарпии ждут сигнала к началу состязания. В это время, Феникс встав с места, обратился к царю и жителям Атлантиды с такой речью.

-Эти воины будущие телохранители царя Киферона и титана Крона, пока я не передам их из рук в руки, несу полную ответственность за их жизни. Поэтому не позволю калечить их или еще хуже пролить кровь. В замен их жизни, требую жизнь дракона Рух, если он убьет или покалечит кого-то из них.

-Данной мне властью, разрешаю бой до первой крови, - молвил царь, - пусть сражаются тупыми копьями.

Дробно ударили боевые барабаны, протяжно взвизгнули кривые трубы, арена взорвалась эмоциями, приветствуя четверку гарпий паривших над ликующей толпой. Дракон Рух плавал на спине, и ожидая нападения, хищно клацал зубами. А те кружили над ним, словно стая коршунов над куском падали, а затем сложив крылья, бросились на добычу. Оседлав дракона, принялись избивать его древками копий, лупили по голове, промеж глаз, а тот уворачиваясь заныривал под воду, отбивался хвостом и крыльями. Гарпии крепко держась за его чешую, ныряли под воду и там на глубине продолжали сражение. Иногда кто-то из них вылетал из воды выброшенный ударом хвоста, но тутже вновь бросался в бурлящие воды бассейна, продолжая сражение. Дракон раз за разом сбрасывал их, лязгал зубами, выл и рычал: «Рух рух», отбиваясь хвостом. Иногда он делал стремительные выпады, пытаясь проглотить кого-то из гарпий, но все его попытки не увенчались успехом, ибо крылатые коты были на редкость проворны. Раз за разом взлетая над ареной, они, будто стая стервятников, бросались на добычу, терзали её своими гарпийными когтями, избивали древками копий, нанося врагу страшные удары меж глаз и рогов, все время целя в нос, самое уязвимое место любого дракона. А тот злобно рыча, бросался на врага, иногда пытался взлететь, но мокрые крылья и гарппи повисшие на них не давали ему такой возможности. Иногда он выпрыгивал из воды, пытаясь массой тела задавить кого-то из них, но те чудесным образом уворачивались. Все это продолжалось довольно долго, пока наконец гарпиям не удалось окончательно оседлать дракона, и теперь они разьезжали на нем, как на водном рысаке под одобрительный рев толпы. На первых порах дракон Рух не воспринимал гарпий как достойных противников, сражался с ними, будто играючись. Но со временем поняв, что уступает их натиску, разошелся не на шутку, устроил настоящее водное сражение. Он выпрыгивал из воды высоко, подымаясь на своем хвосте и со всего размаху падал вниз, и там под толщей воды продолжал сражаться. Но и гарпии, надо отдать им должное, были опытными бойцами, природный инкстинкт охотника служил им вместо щита, зазевайся они хоть на миг, стали бы жертвой острых клыков. В скоре все стихло, дракон и гарпии занырнув под воду, долго не показываются на поверхности. Лишь пенящаяся вода говорит о том, что там на глубине идет сражение. Но когда через время гарпии один за другим вылетают из воды, а дракон так и остается лежать на дне, становится понятно, что бой окончен.

-Боже правый и левый! - всплеснул в ладони царь и, повернув голову к Фениксу, бросил в его сторону немой упрек. - Они растерзали моего любимца.

И правда, все затаив дыхание ждали, всплывет Рух или так и останется лежать на дне. Гарпии сделав круг, начинают снижаться над местом, где лежит тело дракона. А тот затаился и выжидал удобный момент, выпрыгивает из воды, пытаясь схватить летящего кота, но промахнулся, и окатив зрителей брызгами воды и пены, вновь скрылся под водой, притих, затаился. Через время он снова выскочив из воды, пытается схватить гарпий, забрызгав водою не только первые, но и дальние ряды зрителей. Так продолжалось до тех пор, пока зрителям не надоело выкручивать свои мокрые туники, и возгласы негодования пронеслись над амфитеатром. В бассейн полетели фрукты и овощи, обувь и деньги. Каждый зритель старался бросить в труса чем-нибудь тяжелым.

-Рух, подлый трус, выходи! - неслось с зрительных трибун, свист и гвалт стоял неимоверный, кажется, что трибуны раскалились до предела и вот-вот взорвутся, вызывая труса на поединок.

 А тот и не думал сражаться, лишь иногда высовывал из воды свою морду, недовольно скалился и снова нырял. Наконец под крики негодования он высунулся из воды, дохнул в сторону зрителей клуб смрадного дыма. В этот миг крылатые охотники бросились ему на спину, вцепившись в шею и хвост, начали добивать зверя. Когда через время все стихло, над поверхностью воды всплыло тело дракона с сидящими на нем гарпиями. Зал театра стих, дракон был ни жив, ни мертв. Они убили его, хотел крикнуть царь Иапет, кровь за кровь. Но в это время дракон высунул из воды свою взлохмаченную морду и выпустил целое облако дыма. Такого вонючего, что все буквально позатыкали свои носы руками. Гарпии тутже взлетели чуть не к облакам и правильно сделали, иначе они бы точно погибли, таким сильным был поток всевозможных предметов, которыми осыпали его зрители.

-Рух, подлый трус, проваливай! - орала толпа недовольными криками и свистом, провожая проигравшего.

Истерзанный Рух недовольно плелся к водному проходу канала, закрываясь своими кожистыми крыльями, иногда огрызаясь, выпускал чадный дым.

-Проваливай, проваливай! - подгоняла его толпа, и он, щенячи вильнув хвостом, убрался прочь.

Сто тысяч демоносов стоя приветствовали победителей, скандируя:

- награду, награду!

-Вот ваша награда, - протянул царь Иапет им «серебрянные когти», а затем обьявил во всеуслышанье, - теперь вы для нас не просто герои, а самые желанные гости. Властью данной мне народом Атлантиды обьявляю вас почетными жителями нашего города.

Гарпии с достоинством приняли награду. Целитель Гиперкрит тутже приладил к их рукам «серебрянные когти». А советник царя Азаес усадил их на самых почетных местах в царской ложе. В это самое время, из тоннеля снова показалась голова дракона Рух, он что-то недовольно мычал, как будто жаловался на свою судьбу. В его голову полетела куча фруктов, и он на последок выдохнув клуб дыма, скрылся незнамо куда, только его и видели. Когда страсти бушующего амфитеатра немного улеглись, царь Иапет озабоченно спросил:

- что будем делать с Сабскабою, кстати, где ты? - вопрошал он, вглядываясь в пустую галеру.

Горбоносое «Фламинго» мерно покачивалось на воде, а кормчего не было.

-Где ты, герой? - вопрошал Иапет, соображая, уж не сьел ли его дракон Рух.

 Вскоре из трюма на свет божий показалась голова Сабскабы. Выползая на палубу, он знаками пытался что-то обьяснить, показывал руками в трюм, оправдывался, дескать у меня там были важные дела.

-Хочешь «серебрянные крылья» или нет? - на прямую спросил его царь.

 Сабскаба, будто подрос в своих глазах, вытянулся во весь рост и четко по военному ответил:

- хотел, хочу и буду хотеть!

- Ну если хочешь, тогда возьми их, - сказал Иапет и поднял свой царственный жезл.

Подчиняясь приказу, из боковых проходов выплыли две галеры под пиратским флагом. На веслах сидели закованные в кандалы и цепи плененные пираты.

-Вот они, твои крылья, - сказал царь, и все увидели, что на мачте каждой из галер висело по одному «серебрянному крылу». - Возьми их, если сможешь.

Видимо желание заполучить долгожданные крылья, на миг затмило рассудок герою, он воспринял пиратские корабли, как часть представления, не сообразив, чего от него хотят, тянул к ним свои руки, приговаривая.

-Давайте, давайте их сюда.

-Висельники, слушайте меня, - молвил царь Иапет, обращаясь к пиратам. - Ваши злодияния перед Атлантидой безграничны, единственно чего вы заслуживаете, на веки оставаться колодниками на галере. Но в честь праздника Ураний вам даруют свободу, которую вы должны искупить своей кровью.

По его знаку стража освободила колодников, срезав их путы. Пираты почуствовав свободу, растирали руки и ноги от затеков и пролежней, открыли сундуки, доставая от туда мечи, пращи, дротики, копья и даже огненные ядра для метательных машин. Пираты, как настоящие воины, со всей ответственностью готовились к предстоящему сражению, проверяя острие клинков, чистили оружие, примеряли латы, прилаживали щиты и шлемы. Пока они готовились, проголодавшиеся зрители заполнили паузу изрядной порцией хмельного питья и закуски, сидели, жевали, переговариваясь между собою о том, о сем. А вот в царственной ложе было не до отдыха, там всегда происходят события, можна сказать государственной важности. Не успел Иапет открыть рот, чтобы насладиться вкусом персика, тут как тут к нему с докладом примчался советник Азаес.

- Радуйся царь, нашелся твой пропавший сын Эпиметей.

-Какая радость! - всплеснула в ладоши царица Асия, - нашелся таки гуляка, веди его сюда.

Эпиметей смущаясь и немного краснея, прошел в царственное ложе, где его уже поджидали строгие родители. Мать, как и положено всем матерям, обняла сына и расцеловала. А отец, как и положено всем отцам, принялся допекать его колкими замечаниями.

-Что сынок, наверное опять по демоницам шлялся, пьянствовал, безобразничал.

-Папа, зависть плохая черта, - отнекивался Эпиметей.

 Мать не выпуская его из своих обьятий, усадила рядышком, принялась подкармливать ребенка фруктами.

-Не трогай его, пусть покушает, - успокаивала она мужа.

А тот продолжал бурчать, хотя и не так строго.

-Вместо того, чтобы учиться, ты бегаешь по демоницам.

-Я не бегаю, - отнекивался Эпиметей.

- Молчи ! Я лучше знаю, кто здесь папа, ты или я.

-Оба! - отвечал Эпиметей. – Оба, папа! Оба! - отвечал он, прожевывая сладкую амбросию.

Очи царя округлились до неимоверных размеров, он судорожно искал слова и, видит всех высший Хаос, нашел бы их, если бы ему не помешали. Низко склонив голову, посол Феникс молвил:

- великий правитель, тут возникло маленькое затруднение.

-Какое еще затруднение? -  уточнил царь.

-Гарпиям по статусу не положено быть палачем при жертве.

-При чем тут палачем? - удивился Иапет.

- Притом, - обьяснял Феникс, - они не могут участвовать в жертвоприношении Волоса, а горожане принуждают их к этому.

- Нет, это исключено, - отвечал Иапет, - таков обычай и мы должны чтить волю пращуров.

- Нет, - стоял на своем Феникс, - подумай сам, ведь они телохранители, хладнокровные убийцы, а обычай требует, чтобы жертвоприношение было долгим, мучтительным. Часто оно длиться по нескольку дней. При этом жертва не имела права оказывать ни малейшего сопротивления своим палачам, для этой цели ее заставляли выпить большую дозу сильнодействующего дурмана. Одним из самых простых способов было удушение. Для этого, обычно расщепляли толстую ветвь дерева, и в эту трещену просовывали либо шею жертвы, либо ее грудь. После чего палач со своими помощниками сдавливали трещину, что было сил. Затем они наносил легкие удары по телу жертвы острым топором, после чего принимались стесывать мясо с костей, оставляя голову не тронутой. Бывало, что жертву тащили по арене, а вокруг нее бегали разьяренные зрители, стараясь не задеть голову и ее внутренности, ножами сдирали мясо с тела, пока жертва не испускала дух. В другой раз жертву медленно умертвляли у костра, прижигая тело медными прутами, и чем больше жертва проливала горьких слез, тем лучше, тем обильние будут дожди, тем лучше урожай. После длительных и мучительных истязаний, тело расчленялось на маленькие кусочки, разбрасывалось в зрительный зал, и те сьедали его как самые лакомые кусочки. Только сегодня для такого торжественного случая все эти методы не годились. Сегодня праздник особенный, - обьяснял Феникс, - поэтому и мучения жертвы должны быть особенными. Теперь ты понимаешь, почему они не годятся в палачи.

-Жаль, очень жаль, - обиженно ругался Иапет, - что у нас существуют такие жестокие законы относительно телохранителей. Однако, я даже рад, пусть мой сын Атлант принесет Волоса в жертву.

- И еще одна просьба, - молвил Феникс, склонив голову.

-Говори, - разрешил царь.

-Этим двоим, - указал он рукою в сторону Балия и Ксанфа, - нужно вернуться к себе домой на остров Строхфуд по очень важному делу. Помоги им в этом.

-Ладно, - махнул он рукою, подозвал советника Азаеса, приказав. - Срочно разыщи этого дракона Рух,--. бубонную чуму ему в печенку, пусть в наказание за свою трусость, отвезет их, куда скажут.

-Слушаюсь, - отвечал Азаес, забрав гарпий, удалился выполнять распоряжение.

Царь Иапет только успел сделать глоток хмельного нектара, сидел блаженно потирая свой пухлый животик, а тут новая проблема свалилась на его голову. Прямо пред его очей возникло множество голов лишенных своих шей, между ними путались руки лишенные плеч, и среди всего этого мясного фарша из органов, плавали глаза лишенные лба.

-Это снова я, - молвило химерное существо, чуть не сделав царя заикой.

-Мать чесная, курица лесная, - только и смог выдавить из себя царь, рассматривая жертву современной медицины, по имени Гошейна.

 А тот скулил и ползал пред ним на брюхе, вымаливая утраченные рога.

- Демоносы добрые, вы только посмотрите, как меня исполосовали эти медицинские пьявки, - обращался он ко всем, кто его слышал. - Посмотрите на меня, - голосил он жалобно, - разве эта мягкая студенистая масса еще вчера была моим телом. Это все они, - указал Гошейна пол сотней скрюченных пальцев в сторону Тротулы и Гиперкрита, - это они превратили мои руки в крюки, ноги в ходули. Это по их вине я представляю собой ползучее существо, не похожее ни на одного из вас, настолько пахабную пародию на демонизм, что отныне вы все мне кажетесь еще более отвратительными и жалкими, чем прежде. Посмотрите на меня, - скулил он, - всего у меня в достатке, нет только рогов, а без этого мне жизнь не мила.

Хотя Гошейна обьяснялся страшно туманно, Иапет сразу сообразил что к чему.

-Да провались ты в бездну мироздания безрогий, надоедливый попрошайка! - гневно воскликнул царь. - Ты всегда лезешь ко мне со своими дурацкими просьбами, когда я сердит! Стоит мне что-нибудь приказать, как ты уже замышляешь обратное и думаешь, не сделать ли совершенно противоположное тому, что тебе приказано. Я сделал для тебя все возможное из невозможного, а где благодарность, - почти рычал Иапет.

А затем призвав к себе Гиперкритуса, молвил:

 - умоляю, верни ему рога.

 Гиперкритус подумал, почесал затылок, ответил:

- Тут нужна сложная операция.

-Что, - переспросил Гошейна, - говорите громче, я плохо слышу, - выставил вперед свои оттопыренные уши.

-Так ты еще и глухой, - чуть не обиделся Гиперкритус, хотя внешне оставался все таким же невозмутимым и рассудительным хирургом. - Вас голубчик нужно оперировать, - прокричал он ему прямо в ухо, перекрикивая шум амфитеатра.

-Операция! - аж подскочил Гошейна на всех своих ногах. - Никогда! Лучше умереть.

-Одно другому не мешает, - остановил его Гиперкритос, обращаясь к Тротуле.

-Вот что колега, забирайте это безрогое существо, прооперируйте его, как следует, и помните, сегодня у вас будет первая самостоятельная операция. Будьте предельно осторожны и внимательны, иначе можете порезать себе пальчик.

Стража подхватила брыкающееся тело Гошейны, поволокла его вслед удаляющемуся Тротуле. В это самое время, из-за туч всплыла огромная черная масса гигантской птицы Рух. Выставив когти, черная тень скользила по арене, словно готовясь вцепиться в головы зрителей. Сделав круг, дракон приземлился в воды бассейна, разбрызгивая фонтаны брызг. Волна расплескала озеро арены, и галеры закачались на ней, как при шторме.

-Ты звал меня хозяин? - знаками и дымом спросил дракон.

-Да, звал, - голосом не терпящим возражения молвил царь Иапет. - Ты проиграл сражение, отныне будешь носить гарпий на своей спине, пока им не надоест на тебе кататься. Недовольное облако смрадного дыма вырвалось из драконьего рта, но тутже сменив окраску, стало розовым, а лицо услужливо приятным.

 Рух еще скалил зубы, но хвостиком махал уже вполне дружелюбно, видать смирился с приговором. Взобраться на дракона дело одной минуты, еще одной минуты хватило для того, чтобы закрепить на драконьей спине сумки с провизией. И вот уже взмах огромных крыльев возносит их к небесам. Плавно круг за кругом набирала высоту гигантская птица Рух. Этого времени вполне хватило для того, чтобы рассмотреть происходящее на арене театра Одеон. Отсюда, с высоты птичьего полета, он казался не таким уже и большим на фоне гигантского города Атласа. По мере удаления фигурки зрителей уменьшались в размерах, и даже галеры казались игрушечными лодочками. Отсюда, из заоблачной высоты они успели увидеть бой Сабскабы с пиратами, слышали взрыв эмоций сопровождавший эту поистине захватывающую морскую баталию. Видели зеленый плащ Сабскабы и его семижильную плеть, которой он безжалостно избивал гребцов. С восходящим потоком ветра к ним долетали обрывки ругательств: «Гак, Мак, Брак», которыми он часто осыпал кровожадных пиратов, окруживших «Фламинго» со всех сторон. Видели, как взлетали в небо потешные ядра. Видели рукопашную схватку разыгравшуюся на судне. Видели, как за борт летели защитники «Фламинго». Видели, как Сабскаба припертый копьем к корме, бросился в воду и изчез. Все это сопровождалось ревом стадиона, всплеском эмоций и тучами фруктов летевших в незадачливого героя. Видели, как гомеопат Тротула быстрым шагом продвигался в операционную, на ходу засучивая рукава своей туники. Всем своим видом давая понять, что ненамерен долго церемониться с больным, ведь промедление лишает его возможности, досмотреть интереснейшее зрелище. И самое последнее, что им удалось рассмотреть, было лицо титана Эпиметея, который что-то обьяснял отцу Иапету, при этом театрально жестикулируя руками во все стороны, по всей видимости пытался обьяснить задумку нового феерверка. Некоторое время царь в пол оборота слушал сына, затем повернулся к нему и что-то гневно ответил, показывая одной рукой в сторону разрушенного дворца, а второй стучал Эпиметея по голове, а затем отвернувшись от него, покрутил пальчиком уже у своего виска, намекая, что он недоволен поведением сына.

             Несчастная девушка Маврита

Весь остаток дня и целую ночь их таскал на спине дракон Рух. Ласковый ветер-Зефир подгонял к родному дому. Вот уже и розовоперстая Эос озарила мир. Вот и колесница Гелиоса осветила небосвод, а острова все не было, неужели они сбились с пути. Вдыхая полной грудью воздух, они принюхивались, по запаху пытаясь определить его место пребывания. Дракон Рух мычал, просил пить, жадно причмокивал губами, пришлось его окунуть в море, да и самим отдохнуть, покачаться на морских волнах. Отдохнув, они вновь летели над безбрежным морем Заката, переименованным в Атлантический океан, разыскивая дрейфующий остров Строхфуд. Незнамо, неведомо, сколько времени продолжался их полет, только к своей великой радости, вскоре они уловили столь знакомый запах китового мяса. А вскоре и сам остров показался на горизонте, переполняя их душу трепетной радостью от предстоящей встречи с родными. Подлетая к острову с северной стороны, они заметили остатки корабля затонувшего у рифов. Дракон Рух спланировав, опустился у речушки, с жадностью пил пресную воду, ганялся за рыбками, рычанием и дымом обьясняя, что голоден.

-Сейчас мы тебя накормим, - заверили его гарпии, отправляясь проверить силки и ловушки, обычно полные пернатой дичи.

Заглянув в одну из ловушек, они увидели неожиданную добычу. Их давний знакомый, пират по имени Лодон, сидел запутавшись в сетях.

-Давай его бросим на потеху и растерзание дракону, - предложил Ксанф.

- Зачем же дарить ему смерть легкую, - не соглашался Балий, - лучше возьмем его с собой.

 Подхватив пирата, они отправились к жилищу племени, но оно оказалось пустым, ибо все племя китобоев собралось у жертвенного алтаря, на котором вместо жертвы стояла хрупкая фигура девушки. Это была Маврита. Ее стройное худенькое тело было одето в белое одеяние, а голову венчал венок из цветов и пахучих трав. Жрица Аелла кремневым серпом отсекла у девушки слаборазвитые крылья, кровь окрасила ее одежды. Но та не проронив ни единого звука, стояла обреченно, опустив голову, ожидая своей участи.

-Все милостивийшее божество огня, прими в жертву её душу, - взывала жрица и подтолкнула девушку к огнюогнищеа и подтолкнула девушку в……

-Нет! - будто раскат грома, разнеслось над головой жрицы Аеллы. -ад головой грома Мы покупаем её жизнь! - бросили они на жертвенный камень тело пирата Лодона.

- Покупаем, - рычал дракон Рух, нервно скаля зубы.

Нет смысла подробно рассказывать, какое выражение лица было у жрицы Аеллы уступившей Мавриту в обмен на пирата, и что происходило потом. Нет смысла распространяться о всех тех переполняющих тело и душу чувствах охвативших их от встречи с соплеменниками, ведь эта встреча была столь коротка. Зачем вспоминать о материнских глазах полных слез, о сердце бешенно колотившемся в груди, все это было в прошлом. Прошлое— осталось в прошлом. В переди только будущее, а в будущем спасенную Мавриту наверняка ожидала счастливая судьба. Вот о ее счастливом будущем нужно рассказать подробнее.

В скорости Гарпии и Маврита благополучно добрались до благословенной страны Атлантиды. Спланировав, крылатые коты опустились в порту пропахшем амбросией, специями и рыбой, прямо на палубу торговой галеры капитана Нироха. Он лежал на подстилке из соломы и сладко похрапывал.

- Вставай соня, - будили его гарпии, - встречай гостей.

А тот спал без задних ног, прикрывшись накидкой от жаркого полуденного солнца.

-Где вы взялись на мою голову, - ругался Нирох, - я уснул только под утро. Вот погуляли вчера на празднике, так погуляли. Там такое было…, - пытался обьяснить он друзьям вчерашнее представление.

 При этом лихорадочно шарил глазами по сторонам, разыскивал амфору и умоляюще просил, дайте хоть глоток нектара.

-Что новенького в городе? - интересовались братья, насыщая свои желудки скромной трапезой: козий сыр, жаренный хлеб, финики, желуди, пенный нектар.

-Все по-старому, - отвечал капитан Нирох, - все чинно, благородно, празднества подолжаются, только мне пора ехать домой, а то все деньги тут оставлю.

- Слушай капитан, ты нам много чего обещал тогда после боя с пиратами, и горы золота, и рабов, а смог бы ты позаботиться о нашей сестре Маврите?

- Я ваш должник, исполню все, что прикажете, - отвечал капитан Нирох.

- Вот и ладно, - ударили они по рукам, - а для начала одень, обуй ее по приличнее. Нирох низко склонился и ответил:

- отныне она моя гостья, а я ее раб.

 Сразу проводил девушку в шатер, который обычно натягивали на судне во время стоянок и в порту. Отворив сундуки полные одежды, предложил ей выбирать все, что нравится. Пока Маврита принаряжалась, капитан Нирох и гарпии обсудили последние события праздника.

-Вы столько пропустили, столько не увидели, просто ужас. Вы не видели бой безголовых с пустозвонами, кривых с косыми, мерзких Пауриков с ужасными Фанаруками, а что вытворяли безносые с безухими, не описать словами.

- Когда домой? - спрашивали Гарпии у капитана.

- А хоть сейчас, - небрежно отвечал Нирох, - праздник завершается, все товары распроданы, барыши подсчитаны, пора и честь знать.

-Позаботься о ней, - просили братья.

-Об этом можете не беспокоиться, в стране Луллу жить она будет припеваючи.

На следующий день галера снялась с якоря, увозя Мавриту в свое первое морское путешествие. Вскоре их галера благополучно переплыла теперь уже Атлантический океан и попала в богатый и процветающий город Тир, а от туда с караваном верблюдов добралась в страну Луллу, в дом почтенного ростовщика Шатарана. А надо заметить, что был этот ростовщик знаменитым сластолюбцем, увидав прекрасную девушку, он безумно влюбился в нее, но опасаясь ревнивой жены, вида не подавал. Красавица Ве-чудаи оказалась на редкость деспотичной женой, считавшей, что в мире есть только две точки зрения, ее личная и ошибочная. Шатаран под различными предлогами не отпускал Мавриту, оставив её в доме на правах гостьи. И жить бы ей там, не тужить, если бы не сальные взгляды хозяина. А случилось так, что красавица Ве-чудаи собиралась отдохнуть от домашних хлопот, поправить свое здоровье на курорте у минерального источника реки Селемн. Почистить свои перышки, искупаться в целебных водах, позагорать, понежить свое тело на солнышке. Как только жена отбыла из города, оставив мужа без присмотра, тот принялся осуществлять задуманное. В день отьезда жены, он сказал Маврите, я хочу чтобы сегодня вечером ты разделила со мной ужин, девушка хоть и была простушкой, все же догадалась о намерениях Шатарана и не найдя способа отказаться, волей, неволей, согласилась. Вечером войдя на мужскую половину дома, она увидела накрытый стол со всевозможными яствами, заметила алчный взгляд хозяина, тогда она решилась на хитрость. Притворившись, что идет вымыть руки, хотела ускользнуть из дома, но ростовщик заподозрив неладное, привязал к её ноге веревку, держал на привязи. Девушка вошла в ванную комнату, перезала веревку острым как бритва когтем, привязала ее к ручке кувшина.

-Ох, как жалко, что у меня нет крыльев, - горевала она, проворно вылезая из окна.

Долго ждал Шатаран у запертой двери, не выдержал, начал звать Мавриту.

- Ну иди же сюда моя кошечка!

 А в ответ тишина. Тогда он дернул за веревку, но в ответ услышал только звон разбитого кувшина. Гнев помутил его рассудок, яростью кипели его сальные глаза, и он, что было силы, закричал:

- Держи воровку! Она обворовала меня, нарушила закон гостеприимства.

А девушка в это время была уже далеко, выйдя из города, она услышала за собой погоню, спряталась в придорожной роще. Слуги ростовщика Шатарана остановили проезжавшего демоноса и начала расспрашивать, не видал ли он девушку.

- А в чем ее обвиняют? -спросил демонос.

- Она воровка, обокрала самого уважаемого демоноса нашего города, украла у него деньги и драгоценности. Если увидишь воровку, хватай её, и будет тебе великая награда.

 Услышав такое, расплакалась несчастная Маврита, но слезами горю не поможешь, пошла на угад, не разбирая дороги через поля и реки, горы и долины. Шла она долго и наконец достигла пределов страны Шудуп, повстречала пастуха гнавшего большое стадо овец, поздоровалась с ним, спросила.

- Сколько ты хочешь за свою собаку?

 Удивился пастух.

-Я не собираюсь продавать свою собаку, она же из рода Курш, а это очень редкая порода собак.

-И чем же она такая редкая, - поинтересовалась Маврита, - с виду обыкновенная собака.

- Раз в сто лет, - обьяснял пастух, - орлы живущие вон в тех горах высиживают не птенцов, а щенят. Это довольно редкий случай мутации видов, но у нас происходит часто. Скрывая свой позор, орлица выбрасывает щенят из гнезда в пропасть. Многие разбиваются, но моя Курша выжила и теперь помагает мне охранять овечье стадо от саблезубых лисиц.

Но Маврита настаивала.

-Я дам за собаку десять золотых оболов, только зареж собаку и отай ее шкуру мне. Пастух соблазнившись на огромные деньги, зарезал собаку и отдал шкуру девушке. Маврита дождалась пока пастух и овечье стадо скроются из виду, быстро сбросила с себя всю одежду, натянула на себя шкуру и молвила заклинание: «Собачинус шавма, шашвма, шав, шкуринус шашвс, шави, шандревани, шупрквия, прилипа-нус», и тот час же шкура прилипла к ее телу, будто срослась с ним. Так при помощи заклинания она изменила свою внешность, превратившись в собаку. Вжившись в собачью шкуру, она побежала в ближайший город и там пристала в дом к одной старушке, а та увидав бездомную собаку, взяла ее к себе. Так в обличии зверя стала жить Маврита в собачей кануре, сидя на цепи, лаяла на прохожих, ночью сторожила дом от воров и грабителей. Однажды старушка собралась мыть свою голову, нагрела таз с водой, вскипятила мыльный корень, приготовила кислое молоко, гребень и полотенце. И вдруг услышала, как собака чудесным образом заговорила на демоническом наречии.

-Бабушка, дай мне немного кислого молока и гребень, я тоже хочу помыть себе голову, расчесать свои волосы.

Старушка не очень и удивилась услышанному, на своем долгом веку она повидала всякое, налила в миску кислого молока, достала деревянный гребень, отдала их собаке, а та схватив все в зубы, выбежала на улицу. С тех пор, так и повелось, как только старушка собиралась мыть себе голову, собака просила кислого молока и гребень. В один из дней, мимо дома старухи проходил прекрасный юноша, младший сын правителя страны Шудуп, и случайно услышал разговор старушки и собаки. Будучи от природы любопытным он затаился возле дома, ожидая, что будет дальше. Взяв миску с молоком и гребень, собака выбежала из дома, а царский сын последовал за ней. Добежав до сада, собака выбрала у ручья укромный уголок, оглянулась по сторонам, убедившись, что вокруг никого нет, сбросила с себя собачью шкуру. И тут царевич увидал девушку неописуемой красоты, да такую прекрасную, что он тутже в неё влюбился. Девушка вымыла свою голову, причесалась гребнем и вновь облачившись в собачью шкуру, возвратилась к старушке. Не стоит повторять, что царевич страстно влюбившись в девушку, не спал целую ночь, ворочался в постели, всхлыпывал в подушку, а на следующий день отправился к старушке, попросил.

- Бабушка, продай мне твою собаку за тысячу золотых оболов.

Старушка очень удивилась услышанному и переспросила.

- Тысячу золотых за простую собаку?

 Сын правителя подтвердил свои слова.

- Если хочешь больше я прибавлю.

- Конечно хочу, еще спрашиваешь, - начала торговаться старуха.

В конце концов он купил собаку, привел ее в царский дворец и обьявил своим родителям.

-Матушка, я хочу жениться на этой собаке.

 А надо заметить, что младший сын правителя считался, если не глупцом, то немного не в себе. Царь хоть и любил сына за его добрый и покладистый нрав, все же царство оставлял на старшего, свирепого и своенравного сына, которого честно сказать не долюбливал. Мать услышав слова сына, лишилась чувств, свой царский венец с головы уронила и закричала.

- Ты видно и впрямь рехнулся, жениться на собаке, когда ты можешь выбрать себе в жены любую демоницу: пери, джину или шейтану нашей страны.

Но как не умоляла она сына, он стоял на своем.

-Не нужна мне демоница, не хочу я пери, джину и шейтану, я женюсь только на этой собаке, - отвечал сын, - и если вы откажете мне в моей просьбе, я не знаю, что с собой сделаю.

 Царь видя, что сын не совсем здоров, начал его убеждать.

- Да как же можно сынок женитья на этой паршивой собаченке, если тебя готова полюбить любая красавица нашего царства, ты только намекни, все для тебя сделаем.

 Но царевич настаивал на своем, он привел с десяток подобных примеров в истории ойКумены и убедительно доказывал, что все они заканчивались счастливым браком и крепкими семьями. А чтобы окончательно расставить все точки над « И », заявил так.

- Кто не любит мою собаку, тот не любит меня.

Убедившись, что отговаривать сына бесполезно, родители смирилась, благословили их союз, отвели молодоженам покои на задворках дворца, обьявив.

- Живи тут со своей собакой. Совсем лишился рассудка наш сын, рыдала безутешная мать, а старший сын успокаивая мать, в душе радуясь, что теперь уж точно отец никогда не отдаст свой трон младшему брату.

 Оставшись с собакой наедине, царевич воскликнул:

- заклинаю тебя всех высшим Хаосом и всеми небесными Сварожичами, сбрось собачью шкуру.

Собака лаяла в ответ. Но царевич только рассмеялся и молвил.

-Забрось подальше эту шкуру.

 Собака продолжала лаять.

- Перестань, - твердил царевич, - я вчера следил за тобой, ты была в саду и мыла голову, а затем снова стала собакой.

Поняла Маврита, что ее тайна раскрыта, сбросила шкуру, поведала ему свою историю, за разговорами прошла вся ночь. А на утро царица отправила свою служанку, пойди узнай, как там мой сын. Служанка, как это и положено делать слугам, заглянула в замочную скважину и увидала, вместо собаки прекрасную девушку. Бегом прибежала она к царице, рассказала о том, что видила, а та не поверив своим ушам, побежала и убедившись, что ее невестка не собака, а неописуемая красавица, очень обрадовалась. Вскоре о случившемся узнал весь дворец, молодоженам устроили пышную и шумную свадьбу. Злостью кипело сердце старшего брата, задумав не доброе, он отправился в степь, купил у одного пастуха сильную и свирепую собаку, породы костоперых Мастифов. Привел ее к родителям, потребовал разрешения жениться на этой собаке. Как его не отговаривали, он настаивал на своем, женюсь и все тут, стоял он на своем.

-Брат женился на дворняге и вот какая у него жена-красавица, а у меня какой костоперый Мастиф, в трое краше будет.

Что делать отцу и матери, пришлось согласиться. Старший брат привел сабаку в комнату и воскликнул:

- заклинаю тебя сбрось шкуру!

 Собака ощетинившись, залаяла. Но тот снова повторил свое требование. Собака пришла в ярость и набросилась на него. Обнажив свой меч, он снова повторил просьбу. Но собака оскалив клыки и когти набросилась на него. На утро царица отправила служанку посмотреть на молодых, и та заглянув в замочную скважину, увидала, как собака пожирает поверженного царевича. Вне себя прибежала она к царице, но та ничего не поняла из воплей служанки, отправилась сама, и тут с ужасом обнаружила, что ее глупый и завистливый сын, без понятия и расчета выбрав себе в жены собаку, пал жертвой подражания. Не выдержав свалившегося на них горя, царь ушел от дел, отдав царство младшему сына. А тот так крепко любил свою жену, что даже страну Шудуп переименовал в честь жены Мавриты. Надо отметить, что жили они очень дружно, их часто можно было увидеть лунной ночью сидящими на дворцовой крыше. Царевич ночи на пролет играл на флейте, а Маврита мурлыкала свои песенки. От их счастливого брака в этом мире появились бескрылые кошки, такие же прекрасные, как и их мать, и в скоре в их стране не осталось ни одной даже самой маленькой мышки. Надо заметить, что не только своим многочисленным кошачим потомством прославилась Маврита, она прекрасно разбиралась на целебных снадобьях и лекарствах, от чего прослыла целительницей. С тех самых пор, бытует в народе поверие, что кошка может избавить от многих болезней, например, если в глазу появился ячмень, достаточно провести кошачим хвостом и ячмень пропадет. Хвост трехцветной кошки избавлял от бородавок. Если кошка чихнет, нужно сказать «здравствуй» и это навсегда излечит от зубной боли. По поведению кошки можно узнать о приходе гостей, если она умывается –жди, идут гости. Когда точит когти - будет ненастье. Жители страны очень любили кошек и даже строили для них храмы, где они жили в роскоши, питаясь самой отборной рыбой, которые находились тутже в храмовых озерах. У кошек были свои жрецы, свои почитатели, причем довольно многочисленные, ведь кошки оказались очень полезными животными, они, словно грозные воины, сражались с бесчисленными полчищами грызунов, бичем многих стран. Любовь к кошкам была безгранична. Во время пожаров из дома вначале выносили кошку, а потом уже гасили огонь. Убийство кошки, даже невольное, каралось смертной казнью, нередко демоносы устраивали самосуд над убийцей священного животного. Умерших кошек бальзамировали и хоронили на особых кладбищах, там же через много столетий схоронили и маленькую зеленоглазую девушку, родом с затерянного острова Строхфуд, которая став царицей, родила в этот мир огромное потомство бескрылых кошек, которые пережив века и тысячелетия, до сих пор живут среди нас. Дай им бог здоровье и дальше ночи на пролет мурлыкать свои котячие песенки, глядя своими зелеными глазками в бездонное небо, где, будто светлячки, в темной чаще роятся и мерцают мириады ярких звездочек. Где сквозь века и время изогнувшись спиралью, вращается колесо нашей галактики, именуемое-Млечный путь. Космос-это гигантский спиральный маятник времени, и время вращает этот небесный маховик, отсчитывающий мгновения, часы и минуты, складывая их в века. Время-великий хозяин вселенной, ибо оно вечно.

                       Властелин времени.

Вечен сын бога Урана и богини земли Геи, титан Крон. Свое жилище, свой высокий дворец он воздвиг прямо в центре Европы, среди Балканских гор. Высоко в горах возвышается дворец «прозрачных стен» построеный из цветных камней, хрусталя, абсидина, топаза и прозрачного турмалина, оно буквально светилось изнутри. Когда смотришь на это легкое и ажурное здание, кажется, что слышишь музыку светлую и радостную. Над главным входом дворца был укреплен герб титана Крона отражающий суть временных процессов бытия. На фоне песочных часов изображен дракон несущий в своих когтях змею. А для любопытных под гербом была устроена пояснительная надпись: «Это три основания моего дома, - разясняла медная табличка, - дракон-это сила, змея-знание, а часы-это проходящие время. Они поддерживают мой дом, если их убрать, дом рухнет». Врезанный глубоко в сердце гранитной скалы дворец «прозрачных стен» состоял из шести главных комнат, расположенных на шести этажах, и множества кладовок, кладовочек и погребочков. На самом верху помещалась обсерватория и зал совещаний. На втором хранились архивы и прочии складские помещения. На третьем этаже был расположен виварий с различными птицами и животными. Четвертый этаж - учебные комнаты и мастерские, в которых ученики постигали премудрости мастерства. Пятый занимал кабинет и библиотека. И наконец, на самом дне - потайные комнаты, куда не разрешалось входить никому кроме Крона, ибо там от посторонних глаз хранились многие секреты и диковинки. На самом верхнем этаже из обсерватории открывается прекрасная панорама. Отсюда каждую ночь можно наслаждаться видом звездного неба, созерцать движение небесных светил и знаки зодиака. Для всех движение звезд на небосводе - это загадка, а для Крона - это раскрытая книга, нужно только уметь её читать и записывать, ибо в космосе все имеет значение и может повлиять на ход времени. Поэтому за ходом небесных часов зорко следят ученики, так называемые Акусматики. Пролетит ли где хвостатая комета, сорвется ли с небосвода яркая звезда, все это они тутже записывают на пергаменте. Сам же повелитель времени титан Крон в небо смотрит редко, у него свои заботы, он творит, размышляет над научным трактатом, и книга эта называется: «О природе вещей». Надо отметить, что этот великий труд всецело поглощает помыслы Крона, только о нём день и ночь размышляет великий мудрец. В этом ему помогает его друг и по совместительству писарь Наннанк. С виду он обыкновенный демонос, но не смотря на свои лета, не по годам мудр, все услышанное от Крона он аккуратно записывает в пергамент.

-Так писать или нет? - вопрошает Наннанк у Крона, а тот, будто и впрямь размышляя о природе вещей, на минуту задумался, мечтательно смотрел в отворенное окно, любуясь небосводом. Он, в эти предрасветные часы, обычно приобретает бронзовый ореол. На небе собираются кучевые облака, они то подымаются, то опускаются, то расходятся соединяясь в единое целое, и при этом сверкают всеми оттенками ультроморенгового свечения. Крон любил обдумывать каждую фразу, выверять каждую букву, ведь метко сказанное словцо наверняка дойдет до ума благодарных потомков. Он задумчиво оторвал взгляд от окна, некоторое время о чем-то раздумывал, стараясь подобрать меткую метафору. А затем встрепенулся и ударив себя ладонью в лоб, молвил:

- пиши.

-Что писать? - язвительно переспросил Наннанк, которому честно признаться, это занятие надоело до смерти. - И не надоело тебе бумагу марать этими писюльками, - с тоской в голосе вопрошает Наннанк.

Крон с Наннанком старинные друзья, и он позволяет себе некоторые вольности в обращении с титанычем, иногда он ввязывается в спор, но границ дозволенного не переступает.

- Как записать? - переспрашивает писака, - Иероглифами или клинописью, а может быть священными иератическими письменами или же народными демотическими письменами?

- Запиши наверное народными демотическими письменами, я хочу чтобы мои знания были доступны всякому пытливому уму. И так, пиши с большой буквы. Э, э, э, - только и смог выдавить из себя Крон, а Наннанк уже тут как тут перебивает, интересуется.

- Ставить сегодняшнее число или не нужно.

Крон уже собравшийся с мыслями вспылил.

- Почему ты меня все время перебиваешь, может по дороге сюда ты зашел в харчевню и выпил кувшин сладкого нектара, сколько раз я тебе говорил. Не проводи дни праздно, иначе горе твоему телу. Пиши рукой своей, читай устами своими и спрашивай совета того, кто старше тебя родом.

-Да не пил я ничего, хотя с удовольствием бы выпил, - огрызнулся Наннанк, - до получки еще целых пять дней, а где взять хоть несколько оболов. Дай взаймы, - дразнит он Крона.

Но тот только скривился.

- Лучше пиши, а то я прикажу тебя выпороть плетью.

-Вот так всегда, - бурчал себе под нос писарь, - вмето благодарности плеть, клянусь, брошу все, устроюсь куда-нибудь в охрану, там хоть деньги платят вовремя, не то что тут.

- Я тебя устроюсь в охрану, - ругался Крон, доставая из кармана серебрянный обол, повертев его в руках, он вновь положил монету в карман, молвил, - пиши так. Что касается природы солнечного светила видимого нам в час утреннего восхода, то это есть не что иное, как отражение огненной Гемисферы, отраженной землею обратно на огненную Гемисферу, вследствии чего оно равно оной. Оной, запиши с большой буквы, - уточнил Крон.

-Записал, - подтвердил Наннанк, и все еще надеясь, что Крон одарит его монетой, начал хвалить услышаное. - Воистину лучше и не скажешь, просто и ясно, солнце светит на землю, та отражает свет на солнце, от чего солнце светит, но не греет, все очень ясно и понятно.

-Правильно мыслишь, - похвалил его Крон, достал из кармана монету, повертел в руках и снова бросил в карман. - Что касается возникновения жизни на нашей благословенной земле, пиши так. В начале мироздания из земли на свет божий явились цельно природные, неразделенные на полы создания, заключавшие в себе равные части двух стихий: воды и теплого воздуха, записал?

- Да, записал.

- Пиши с новой строчки. Их создал огонь, стремясь достигнуть себе подобного, в то время, как те еще не обнаруживали привлекательного соединения членов. Тела не имели присущего богам разума, головы и прочих органов, так появились смертные, самые низшие из эфирных созданных, рожденные стихией огня.

-А зачем так подробно описывать то, что и так все знают, - перебив, спросил Наннанк.

-Не перебивай, - остановил его Крон, - давай лучше быстрей допишем, наверное забыл, что с рассветом нам с тобой предстоит дальняя дорога.

- Нет, не забыл, - отвечал писатель с хитринкой в голосе, - скоро писать, рука устала, вот если бы ты дал мне монетку, тогда.

-Тогда и получишь, - отвечал Крон, - пиши с большой буквы. О природе возникновения разумных существ, то есть нас демоносов. В начале из соединения земли и эфира возникли отдельные части животных и сгустки материи. В это время, еще не сформировались привычные нам виды животных, это были растения подобные существам, которые с большой натяжкой можно назвать нашими предками. Сами по себе двигались и развивались головы без ушей, руки без плеч, глаза без лбов. Но со временем из первой стадии одночленных организмов последовал период случайного сочетания этих допотопных существ, превратившихся в последствии в наших предков, ящуров-пращуров. То есть последние соединяясь между собою, как попало, образовали всевозможные сочетания.

Тут Крон задумался, затем выдержав паузу, молвил.

- Например, крылатые быки с хвостом змеи, головой орла, клювом петуха и когтями льва.

-А разве такие бывают? - удивился Наннанк, - я никогда таких не видел, грифонов покрытых рыбьей чешуей с телом дракона, с зобом ласточки видел, а с головой орла не видел. Правда один раз я видел черепаху, смотришь на неё спереди, вроде лапчатый гусь, а посмотришь сзади, ну вылитый единорог.

-Если говорю, значит бывают, - продолжал своим спокойным и размеренным голосом Крон. - Вскоре в этом мире расплодилось тьма тьмущая двух, трехголовых, четвероногих, много хвостатых тварей, всевозможных форм и видов. Заполонили они просторы земли и в особенности моря, явили миру невиданных чудовищ, которые буквально нашпигованы этими тварями.

-Да ты что? - аж присвистнул Наннанк, - нет, на море я ни ногой.

-А чему тут удивляться, - с видом мудреца изрек Крон, - жизнь всегда была изменчивой, она медленно и неустанно текла куда-то мутным потоком, а в этом потоке расплодилось множество разных демоносоподобных существ.Особенностью их строения, есть эфирность души, которая вечна и способна перерождаться, а тело бренно и состоит из элементов в равных пропорциях. А сейчас, - молвил Крон, - я продиктую тебе формулу жизнеобразующих элементов, пиши очень внимательно, старайся ничего не перепутать.

- Какая уж тут сосредоточенность, - вилял хвостом Наннанк, - когда перед твоим носом сюда –туда, туда –сюда вертят серебрянным оболом.

-Ладно, уговорил, - бросил ему монету Крон, - только пиши без ошибок.

Схватив на лету монету, Наннанк буквально расплылся в улыбке.

- Писать с новой строчки? - вопрошал счастливый писака.

-Да, с новой, - молвил Крон, сформулировав «Закон смеси образующих элементов». - Для образования живой субстанции необходимо взять равное по весу количество мяса, костей, крови и земли, круто замешать все это на питательном бульоне и получится разумное существо, то есть демонос.

- Гениально, а главное доходчиво, - подтвердил Наннанк, выводя формулу: «смеси образующих элементов».

-А теперь запишем весовые пропорции, - молвил Крон, загибая свои пальцы, вроде что-то подсчитывая в уме. Пересчитав свои 12 пальцев и убедившись, что все на месте, молвил. - Пиши очень аккуратно, это очень важно. Для одного демоноса потребуется : две части костей, плюс вода, две части плоти, плюс земля, три части крови и желчи, плюс четыре части огня. Для нервов нужно взять одну часть жил, плюс одну часть огня, две части природного электричества, плюс одна часть земли, одну часть минеральных солей, плюс две части воды.

-А органы осязания описывать будем? -  уточнил Наннанк.

- Пиши так: ногти, когти и копыта, это все теже нервы, только охладившиеся от соприкосновения с воздухом. Ну что, плавно я сформулировал столь запутанный закон соединения несоединимых вещей? - спросил Крон.

-Гениально, - отвечал Наннанк, - ход твоих мыслей поистине легок, он парит, словно птица над землей, кто бы лучше тебя доказал этот закон. Никто. По величию ума, ты мудрейший из мудрых.

- Ну раз ко мне пришла Муза и мысли мои легки, тогда давай запишем «природу божественного», - предложил Крон.

Только Наннанк категорически отказался.

 - У меня руки болят, хватит на сегодня писанины, давай лучше в дорогу собираться, уже светает.

 И впрямь, только Наннанк вспомнил о рассвете, как во всю глотку запели голосистые петухи.

-Вот божьи творения, - сказал Крон, - часы могут сломаться, а они, петухи, никогда, чуть свет они уже поют, разрываются, слушаешь, и душа радуется.

-Мне тоже нравятся петушинные трели, - соглашался Наннанк, - а вот с кукушками одна морока, то они считают кукуя, то не считают, но все равно кукуют. Знаешь, я иногда думаю, - мечтательно молвил Наннанк, - если взять и попробывать, в место петухов приручить соловья, их сладкоголосые трели всегда приятнее слушать, чем крики этих горластых кукареков.

-Над соловьями я уже думал, - сказал Крон, - только вот одна беда, когда они начинают петь, то поют не умолкая, и днем, и ночью, их лучше всего использовать вместо будильника, чтобы проснуться.

-Для будильника лучше всего подходит рев осла, - сказал Нанннанк, - я раз уснул в стогу сена, а осел подкрался ко мне и как закричит над самым ухом: «Иа и, ау и аи», чуть заикой меня не сделал.

-Нет, с ослами я связываться не буду, мне и своих двуногих ослов хватает, - отвечал Крон, встал и хромая пошел собираться в дорогу.

 Надо заметить, что Крон с детства был хромоног, иногда хромал, иногда нет. За ним на обширную площадку, устроенную на террасе из белого мрамора поспешил Наннанк. Выйдя из душного помещения на свежий воздух, они вдохнули его полной грудью и опьянели от свежести дивного запаха, который слегка портил запах доносившийся из вивария. Там содержались всевозможные животные и пернатые творения, способные отсчитывать время. Надо заметить, что Крон не доверял механическим машинам, отсчитывающим время, хотя их изобретением и совершенствованием он занимался ежедневно, все время что-то мастерил, усовершенствовал. Большой его гордостью были водяные часы с особо точным механизмом, которые он незамысловато называл хроникус аутоматария—клепсидрария или самодействующими клепсидрами, возни с такими часами было немного, а мороки еще больше. Еще больше мороки было с солнечными часами, пока их отцентруешь, сверишься с меридианами, выставишь на параллель, закрутишь на земную ось, вертишься целый день, словно белка в колесе, морока одним словом. Удостоверившись, что стрелки солнечных часов показали рассвет пятницы тринадцатого дня, месяца Гекатонхейра, самое время весело и с пользой для науки провести выходной. Крон сладко зевнул и потягиваясь отдал распоряжение.

-Пора размять свои крылья, давай Наннанк, подымай Эпафа.

 А сам стоял, любуясь рассветом, и его волосы развевались на ветру. Вот таким или приблизительно таким был титан времени, сын неба и земли, постигший мудрость точных наук, усвоивший все искусства и знание мудрецов сколько их есть на свете. Он видел все и все испытал, познав великую тайну мироздания. Но если бы вы обратили внимание только на его наружность и стали судить по внешнему виду, когда он находился у себя дома и расхаживал в «храме прозрачных стен» в простенькой одежде и стоптанных тапочках, то не дали бы за него и ломанного гроша. Ведь он прихрамывал, от чего его походка была такой смешной, что другой раз могло показаться, он не ходит, а ковыряется в земле правой ногой, будто выковыривает пальцем из своего длинного носа рогатую козу. А когда он глядел из под лобья, сквозь густую кудрявую шевелюру бровей, тогда выражение его лица было по-детски наивное, к тому же одевался он всегда просто, предпочитая одежду грубую, но теплую. Тепло он очень любил, а сквозняков и мышей боялся, из-за сквозняков он часто болел насморком, измарав не одну тысячу расписных носовичков. А от мышей и насекомых бегал, иногда испугавшись маленькой мышки, с молниеносной скоростью взбирался на самые высокие деревья, тогда и ногу себе сломал в первый раз. А когда сломал её во второй раз и стал хромым, у него развился комплекс неполноценности, который смешавшись с природной застенчивостью, сделал его отшельником. Он, будто стыдясь своей хромоты, всячески избегал женщин, хотя его добивались многие демоницы. Уединился в «храме прозрачных стен», посвятил себя науке: математике, алгебре, физике, геометрии. Очень любил химию, алхимию просто обожествлял, в тайне от всех изучал кабалу, колдовство и свойства кристаллов, пытаясь вникнуть в суть вещей так глубоко, как только позволял его титанический склад ума. Но иногда его будто подменяли, он преображался, собирал друзей, устраивал шумные застолья, а выпив лишнего, любил подшутить над собутыльником, за плоскими шутками скрывая свою божественную мурость. Надобно заметить, что многие редкие качества его широкой души были развиты в нем чрезвычайно гипертрофированно, добродетель души была изумительной, живость мысли сверхестественная, мужество неодолимое аж до жестокости, жизнерадостность неизменная, трезвость духа несокрушимая. Таким он был и навсегда остался в памяти потомков.

                   Непреодолимое желание летать.

Но если бы они только могли заглянуть ему в душу, то наверняка увидели, что кроме всех выше перечисленных качеств, там живет великое желание летать. Крон всегда любил небо, наверное отец, бог неба Уран, привил ему это непреодолимое желание полета. Небо манило его, притягивало к себе до самозабвения. Еще во младенчестве он часто летал, отец Уран иногда брал его с собой, когда подрос, летал уже самостоятельно, смастерит какую-нибудь птицу и летает: то с дерева, то с крыши домов, из-за чего и стал хромым на правую ногу. Но любовь к полетам от этого в нем только усилилась. И вот теперь наблюдая, как горячий воздух надувает воздушный шар, мысленно подгонял его, давай, давай наполняйся. Жаркий костер медленно наполнял горячим воздухом и дымом шар летающей «обезьяны», сшитый из прокопченной и чёрной от долгого использования ткани. С начала дым выходил через поры ткани, затем ткань несколько прокаптилась, пропарилась, разбухла и стала удерживать теплый воздух. Постепенно шар расправился, увеличиваясь в размерах, а потом наплевав на законы всемирного тяготения, оторвался от земли, подхваченный восходящим потоком ветра.

-От винта! - вскричал Эпаф, и путешественники воспарили над землей, вначале на 10, затем на 50 метров, подымаясь все выше и выше.

-Что сегодня с солнцем? -  спросил Крон, осматривая горизонт, - нигде его не видно.

-Ничего, что пасмурно, зато погода хорошая, - успокаивал Эпаф, и правда, он был опытным аватором, знал, что говорит.

Эти широты идеальное место для воздухоплавания. Балканское высокогорье, крутые склоны, восходящие потоки ветра способны удержать и поднять на своих могучих плечах воздушный шар «обезьяны». На всех горах, которые проплывали под ними, были видны указатели, рисунки и знаки помогающие ориентироваться в полете. Прыгающие зайцы предупреждают о неравномерности воздушного потока. Птицы своим клювом информируют планериста о возможном боковом ветре; направление птичьего клюва соответствуют розе ветров. Квадраты - о месте наилучшего приземления. Стоя в корзине прыгающей «обезьяны», Крон рассуждал примерно так: летающая «обезьяна» в воздухе подобна лодке на воде, и если лодка может передвигаться по воде на веслах, то почему же с помощью больших весел нельзя заставить ее плыть по воздуху в нужном направлении. Ведь так было бы гораздо удобнее, при помощи весел корректировать положения шара в полете, а то приходиться все время ловить попутный ветер. Эпаф, этот вечный скептик непроверенных новшеств, всячески пытался отговорить Крона, не доводить полет до самоубийства. Но Крон настаивал, а Наннанк сохраняя нейтралетет, поддерживал и того, и другого.

-Надо проверить гипотезу, - стоял на своем Крон.

 Делать нечего, пришлось приладить большие весла к корзине «обезьяны», стали грести воздух. Только ничего хорошего из этой гиблой затеи не вышло, всегда легкая, прыгучая «обезьяна» стала непривычно тяжела, она никак не могла набрать высоту, что грозило большими неприятностями и сломанными головами. С первой же минуты стало ясно, что это совершенно напрасная идея, весла мешали полету, даже самые быстрые помахивания ни чуточку не прибавляли скорости. Пришлось их выбросить заборт. А Крон, как всегда гениально, со всей только ему свойственной примудростью сформулировал «закон воздушной относительности». Он гласил следующие: «Вода в восемь раз плотнее воздуха, поэтому лодка находясь на поверхности воды, испытывает сравнительно небольшое сопротивление, и усилий гребца вполне достаточно, чтобы передвигать лодку вперед. В отличие от лодки, воздушный шар «обезьяны» имеет такое большое сопротивление, что всякая попытка направить его движение с помощью воздушных весел, напоминает маленькую собаченку, пытающуюся сдвинуть за хобот огромного слона».

-Снова что-то в расчетах не так, - подшучивал Эпаф.

-С тобой мне всегда не везет, - огрызался титаныч, - у тебя такой рыбий глаз, что медузе Горгоне можно отдыхать.

-Нет, друг ты мой любезный, - молвил Эпаф, - все уже давно проверено, перепроверено, не забивай себе голову глупостями и не растраивайся по чем зря, до тебя уже многие пробовали летать по небу, и под парусами, и при помощи весел, только ничего хорошего из этого не вышло. Вот хотя бы взять моего друга, аватора Фаетона, сколько раз он падал и ломал себе ноги, и не счесть. Хорошо, что у нас есть такие доктора, вмиг на ноги поставят, а зачем нам ноги ломать.

-Да уж, - соглашался Крон, поглаживая свою хромую ногу.

 Высунув голову из корзины, любовался красотами дикой, еще необжитой Европы.

-Посмотри, титаныч, какая кругом красота, - молвил Эпаф, размахивая руками, ибо он был возбужден до последних пределов, - вот та река называется Пората, а вон там, - указал он куда-то в сторону горизонта, - течет река Тиарант.

-Скажи, -  интересовалсял Крон, - ты когда-нибудь долетал до самых дальних пределов ойКумены?

- Нет, туда на «обезьяне» не долетишь, - грустно вздыхал Эпаф, - но зато я облетал все эти окрестности вдоль и поперек. Вот эта большая река Пората катит свои воды на восток и сливается с Истром. А там, - указал он рукой в западном направлении, - течет Тиарант, а еще дальше текут мелкие реки Аракр, Напарис и Ордесс, они также впадают в Истр.

- Мы туда летим? - вопрошал Крон.

- Нет, сегодня мы должны хорошенечко обследовать вон те черные горы, которые называются Гема, поговаривают, что там обнаружены большие залежи полезных ископаемых.

- Да ты что, - аж захлопал в ладоши Крон, - так давай поднажми, - просил он Эпафа.

-Не спеши титаныч, успеем, воздух не любит быстрой езды. Вот смотри, под нами течет река Марис, она и выведет нас в область Агадирсов. Только увидишь высокие горы, которые мы называем Гема, от куда стекают три большие реки Атлат, Аврас и Тибисис, считай, что прилетели.

-А ты дальше этих гор когда-нибудь летал? -  допытывался Крон у Эпафа.

-Ну летать, не летал, но наслышан, что там то же демоносы живут.

-Удивительно, – молвил Крон, - это ж надо, как там умудряются жить демоносы в самом глухом и диком месте Европы, оторванные от благ цивилизации, от культурных, торговых и политических центров страны. Как они тут живут среди этой дикой, неосвоенной природы, просто не представляю.

-А что им сделается, - небрежно отвечал Эпаф, - климат тут не тот, что у нас, но жить можно. Вон там, - указал он рукой, где текут реки Африс, Ноес и Артанес, - живут демоносы Коробизы. А еще дальше, за горой Родопа, живут Омбрики, а кто живет в диких горах Альпийской Европы, я и не знаю.

-Смотрите, смотрите, - перебил их разговор Наннанк, - вроде проясняется, - и правда, стало намного светлее, это во всей своей красе вставало над миром светило дня. Будто прекрасная девушка, закрывшая свое лицо ажурным покрывалом, из-за туч выглянуло златое солнце, и окружающий мир просветлел, а на душе стало легко и радостно. Крон, будто младенец радующийся жизни, высунулся из корзины, раскинул руки в стороны и мечтательно молвил.

- Красота-то какая, ляпота, - а потом вытащил из кармана цветной носовичек и громко высморкался.

А вот Наннанк направил на солнце гномон, прибор для определения высоты солнца над горизонтом, вертел его, и так, и эдак, а затем обращаясь к Крону, разочарованно сказал.

-А где же Гелиос, почему невидно твоего брата?

 И правда, сколько Крон не вглядывался в светило дня, а титана Гелиоса не видел. Солнце было, а титана Гелиоса не было. Крон еще раз проверил гномон, прибор для определения высоты солнца над горизонтом, он всматривался, то вдаль, то на гномон и не видел Гелиоса, хотя при помощи этого простого прибора можно было с точностью определить дни солнцестояния и даже зафиксировать длительность года. Тогда Крон начал настраивать квадрант и опять ничего не увидел. Странно, думал Крон, перебирая все приборы, каки только у него были под рукой: секстант, октант и астрономический посох тоже не прояснили ситуацию И лишь, когда он взглянул в астролябию, увидал колесницу Гелиоса низко парящую над горизонтом.

-Вижу брата, - молвил Крон, - только я никак не возьму в толк, почему он парит так низко над землей. Может сломалась его колесница, - вертел он настройку прибора, раз за разом вопрошая, - от чего такое тусклое свечение, от чего такой мрачный и хмурый вид. Мне кажется, это летит не мой брат Гелиос, у того колесница наполненна огнем, а тут какое-то недоразумение.

И правда, в разрывах перистых облаков парила огромная птица с двумя головами, причем одна из них была с рогами, а вторая с золотой короной.

-Что это за птица? - встревоженно молвил Крон, - может это хищник, и руки его крепко сжали древко копья.

Эпаф приложил руку ко лбу, всматриваясь вдаль.

- Похоже это летит птица-носорог, от нее можно ожидать чего угодно, он вытащил из ножен свой меч и кривой, изогнутый крис, остальные схватили копья. Подлетевшая птица поражала своими гигантскими размерами, загребая воздух огромными крыльями, она приближалась все ближе и ближе, и наконец, поравнявшись с «обезьяной», путники увидали, что это была не птица–носорог, а Моа. Эта птица Моа была огромной особью, в десятки раз превышавшая рост любого из демоносов, с могучей грудной клеткой и мощными ногами, напоминающими ноги верблюда. Меж горбов её спины сидел демонос в царственных одеждах.

- Кто ты? - крикнул знатному демоносу Крон, - и куда путь держишь?

- Мое имя Этану, я царь черной страны Кент(Египет), - отвечал тот, поравнявшись с «обезьяной», - куда лечу и сам не знаю, может вы подскажете где тут на небе растет трава.

-Чудак, - удивились услышанному путники, - почему ты ищешь траву на небе, ее нужно искать на земле, там растут травы. А в небе только птицы парят, да звезды гнездятся, крепко уцепившись за неподвижный небосвод, - отвечал Крон.

-Я и сам знаю, - отвечал царь Этану, - что не растут на небе травы, не цветут цветы. Знаю, что земля - это плоский диск, покоящийся посреди мирового океана на трех черепахах, а те в свою очередь стоят на спине огромного кита. Все это понятно. Да вот какая не задача, знающие демоносы поговаривают, что с тех самых пор, как с неба нам на головы начали падать камни, меж камней стали находить траву Омумборомбонга. Не простая это трава, - обьяснял царь Этана, - это трава рождения, которой на земле не сыщешь, сам я царь огромной страны Кент, боги наделили меня всем: силой, храбростью, бескрайними землями и бесчисленными богатствами, только в одном я терплю убыток. Не дали боги нам с женой наследника, моя жена никак не может родить мне ребенка. Я уже стар, скоро умирать, что останется после меня, превращусь, как все живое в прах, никто не продолжит мой род, демоносы забудут мое имя. И тогда я собрал самые вкусные хлеба, молоко и масло, игристое пиво, драгоценности, и все это принес в храм бога Гелиоса, упал на колени перед ним и попросил, продари мне сына, великий бог света.

-И что же ответил Гелиос? - поинтересовался Крон.

- Он открыл мне великую тайну, на самом верхнем небе растет трава рождения Омумборомбонга, которая дарует бесчисленное потомство, сорви ее и у тебя будут наследники. Услышав сказанное, я в начале усомнился, но Гелиос сумел меня убедить. Я говорит видел её своими собственными глазами. В этом растении нет ничего необычного, разве что оно выглядит очень старым, так сказать допотопным. И вот теперь, я везде ищу травы рождения, может вы подскажете, где она растет?

-Лети дальше и выше, - подсказал ему Эпаф, - вон за теми горами найдешь ты свою траву Омумборомбонга.

Глаза царя Этана заблистали надеждой, лицо расплылось в улыбке, казалось еще миг, и он на радостях полезет целоваться.

-Омумборомбонга. Омумборомбонга. Омумборомбонга, - тысячу раз повторяли его губы.

-Лети туда скорее, - подсказали ему путь дорожку путешественники.

 А тот поблагодарив за совет, хлыстом подстегнул птицу Мао, улетел прочь.

-Зачем ты обманул этого полуумного беднягу, - спросил Крон у Эпафа, - там ведь нет никакой травы, и ты знаешь это лучше других?

- Я не хотел лишать его последней надежды.

- Надежда - отличный завтрак, но плохой ужин, - заметил Наннанк.

-А что мне оставалось делать, неужели я мог подвести твоего братца Гелиоса, он теперь наверное с его женой забавляется, пьет нектар, ячменным хлебом закусывает. Пока муж глупец траву на небе разыскивает, его жена дома наследника сделает.

-Холодает, - молвил Наннанк, согревая своим дыханием озябшие руки.

И правда, холод высоты крепко давал о себе знать, руки сделались холодными, как лед, и каждое движение требовало огромных усилий.

-Надо снижаться, - скомандовал опытный штурман Эпаф, и «обезьяна» плавно спланировав, начала снижаться к земле.

- Я вот, что хочу спросить, - молвил Наннанк, обращаясь к Крону, - а ты веришь в предсказания, что скоро закончится эра жары, теплолюбивые формы жизни вымрут, а им на на смену придут новые формы разумной жизни и поговаривают, это будут варвары, хотя лично, я в это не верю.

-Ты наверное мозги себе отморозил, - отвечал Крон, - я ученый, занимаюсь точной наукой, и всякий вздор и выдумки меня не тревожат.

А зря, - продолжал Наннанк, - эти предсказания не лишены здравого смысла, в народе говорят, что эпоха жары заканчивается сразу после падения Алатырь камешка, ей на смену прийдет эра холода, а с нею и новая форма жизни, которая будет править миром до тех пор, пока снова не вернется эра жары.

-Что такое Алатырь камешек? - интересовался Крон.

-Говорят, это комета такая, а может астероид, он то и станет причиной всем этим природным явлениям, изменишим климат земли.

-Ты также глуп, как и те, кто выдумал эту глупость про всякие там кометы и Алатырь камешки, сам подумай, разве могут рабы-варвары управлять государством, это же смешно. Как может варвар управлять хотя бы вот этим воздушным шаром, а творить законы, а вершить правосудие, а манеры, а повадки, нет, это какой-то бред. Править миром под силу только нам, демоносам, а все недочеловеки были рабами, ими и останутся на всегда. Или ты думаешь, что они вдруг возьмут и станут умными и образованными. Нет, такого не будет никогда. Им еще развиваться и развиваться миллионы лет, и то вряд ли они станут такими как мы, природа этого не допустит.

-А почему? - интересовался Эпаф, которого заинтересовал этот увлекательный спор.

-А потому, что природа, мать наша, не любит быстрой эволюции, лучше всего развиваться постепеннно. Если развитие идет прыжками и рывками, то по крайней мере их надо бы согласовывать со знанием того, куда и зачем ты идешь.

- Но ведь эти варвары–приматы не такие уж и безмозглые, они умеют крепко держать дубину, вложи им в руку лопату, они будут копать землю, разве труд не сможет сделать из них демоносоподобных существ. Опыт и знания приобретенные одним варваром, умирает вместе с ним, ибо их жизнь недолговечна. Читать они не умеют, писать они не умеют, даже разговаривать не умеют, чем они лучше других животных, ничем, а раз ничем не лучше, то и разговаривать на эту тему, я больше не хочу. Были варварами, ими и останутся, - с пеной у рта доказывал свою правоту Крон. - Только демоносы будут править миром, а не разные там животные-варвары.

-Да ты не обижайся титаныч, не подумай ничего лихого, - оправдывался Наннанк, - я вообще считаю, что варвары будут править миром только тогда, когда пшеничное зерно будет крупнее ореха, а ячменное, больше дыни. Согласны вы сомной?

 Но Крон его уже не слушал, он смотрел не отрываясь на стрелку магнитного компаса, она отклонилась, а затем завертелась на месте.

-Нашел полезные ископаемые! - прокричал он, - снижаемся.

Выпустив часть горячего воздуха, «обезьяна» опустилась в долину меж высоких гор, запрыгала почти у самой земли. На одной из полян они увидели небольшое стадо двурогих носорогов, мирно пасшихся в густой траве. Крупненький детеныш носорога, резвившийся возле своей матери, был похож на огромную, набитую требухой и мясом колбасу.

-Смотрите, сколько мяса, - обрадовался Наннанк, - тут и молочные колбаски, и зельц, и требуха. 

Крон прицелился, метнул свой дротик, но промахнулся, второй дротик пронзил детеныша насквозь, а родители носороги, призывно визжа «Вай, вай, вай» бросились в чащу леса. Подпрыгнув на кочках, «обезьяна» приземлилась на поляне реликтовых папоротников. Выбравшись из корзины, путешественники разделились, Эпаф остался обустраивать жилище, а Крон и Наннанк отправились разыскивать обед. Найти его оказалось нетрудно, потому что круглая туша, напоминавшая добрый боченок виднелась издали, среди потоптанной травы. Освежевав тушу, нагрузившись самыми вкусными трофеями, они двинулись обратно, чтобы разведя костер, зажарить и закусить свеженьким мясцом. Пока в котле варился суп из целебного рога носорога, а на вертеле жарился окорок, Крон приступил к изучению ближайшей скалы. Медной киркой он отбивал куски породы, внимательно их рассматривал, обьясняя Наннанку срез горной породы.

- Вот это Мезозой, - обьяснял он, ковырясь в слоенном пироге горы.

-Какой еще Мезозой, ой, ой, ой? - переспрашивал тот больше для приличия, чем из любопытства.

-Ты наверное знаешь, что за миллионы лет наша планета не раз меняла свой облик, земля была и газовым облаком, и раскаленным шаром, и бескрайним океаном, подымались и опускались участки суши, наступали и отступали моря. Там где прежде шумели волны, вырастали леса, появлялись и изчезали гигантские травы и деревья. Сегодняшняя Земля мало похожа на ту, какой она была миллионы лет назад, но каждый период её истории оставлял свой след, как бы запись о себе. Вот и получается, что Земля - это огромная книга, а земляные слои –ее страницы. Вот по этой то книге можно прочитать историю матушки Земли, чем ниже слой, тем древнее запись. Вот это Мезозой, первый слой земли, он относится к Тирасовому периоду. А вот этот слой, уже Юрский период, а вот Меловый период.

- Представляю, что это за книга, - чесал затылок Наннанк, - если некоторые из её страниц толщиной несколько десятков метров. И вообще, мне эта наука уже в печенках, даже на отдыхе нет покоя, точно брошу все и подамся в охрану.

-Ну и ладно, - чуть не обиделся Крон, - я ему о Мезозое, а ему неинтересно.

-Давайте лучше супца с рога носорога отведаем, да хорошенечко закусим свежатиной, а то заладили Мезозой, ой, ой, - предложил Эпаф, откупоривая амфору нектара.

Славно закусив и подкрепившись, путешественники отправились осматривать местность. Ближайшие скалы оказались настоящим кладом. Тут тебе и железная руда, и медный колчедан, и магнитный железняк, и даже золото. Причем в таком огромном количестве, что Крон, как стоял, так и сел на землю.

-Ну и ну, - потирал он свои шершавые ладошки, о таком богатстве я только слышал, а глазами не видел, - прикидывал обьем золотоносной жилы с локоть толщиной. – Это ж надо, какие богатства здесь валяются прямо под ногами, много месторождений золота пришлось мне видеть: и в светлом Ири, и в Колхиде, но такой жилы сплошного золота я еще не встречал и даже не слыхивал ни о чем подобном. Слабо мы демоносы осваеваем Европу, очень слабо, - качал головою Крон, - а она так богата.

- И столь обширна, - добавил Эпаф, - ни конца ей, ни края и вся лесами поросла, не пройти, не проехать, пока не будет нормальных дорог, о освоении Европы и думать нечего.

-Построим дороги, обязательно построим, - пообещал Крон, - дай только срок, это золотишко мне поможет осуществить все мои грандиозные замыслы. Знаете какие мне иногда мысли приходят в голову, - мечтательно обьяснял Крон. - Иногда я мечтаю построить что-то такое огромное, величественное, чтобы оно простояло века и не разрушилось, порой в своих фантазиях я захожу так далеко, что…

Только Наннанк не дал ему договорить, перебил:

- а в твоих фантазиях ты случайно не мечтал, жалование вовремя платить.

-Ну тебя, - сплюнул Крон, - все ты сумеешь испортить, ищи полезные ископаемые, вот и будет тебе жалование.

Осмотрев скалы и убедившись, что золотая жила ушла вглубь горы, путешественники пошли вверх по ущелью, которое далее немного расширялось, его бока подымались отвесно, а дно было усыпано щебнем и мелкими обломками. Вскоре Крон заметил и другие полезные ископаемые: вольфрам, медь, свинец, олово.

-Давайте разобьем тут лагерь и несколько дней полазим, посмотрим, пощупаем, составим подробный отчет и карту местности, - предложил он своим спутникам.

-Давай, - согласились они, - воздух здесь целебный, мяса завались. Сказано, сделано. 

Выгрузив из «обезьяны» снаряжение, они расположились лагерем на живописном плато, из которого открывался прекрасный вид. Высокое горное ущелье, поросшее реликтовыми лианами, хвощами да папоротниками, уходило куда-то вдаль к морю. На полянах паслись различные животные, которые стадами шли к реке на водопой, стада антилоп держались на некотором расстоянии от носорогов, мастодонтов, верблюдов и других незнакомых им видов.

                    Сплю на новом месте – приснись жених невесте.

Первый ночлег в незнакомом месте прошел спокойно, походной шатер поставили на открытом месте, окружив его стеной из колючего кустарника, который рос тутже. Устав от забот, путники сидели у костра, отдыхали, жарили мясо жирненькой антилопы, которую подстрелили на кануне вечера. Трещал костер, постреливая искорками. Жаркие всполохи огня взлетали в ночь, растворяясь в бездонном небе, полном мириада ярких звезд.

-Знаете какую я слышал историю о сотворении мира? - молвил Эпаф.

- Нашу историю, - вопрошал Наннанк, - или чью-то другую?

- Другую, - отвечал Эпаф, - её мне рассказал один Африканский демонос народа Гуллу, а может быть Кинтуу, разве их разберешь, они все на одно лицо.

- И ты ему поверил? - язвительно спросил Крон.

-Представь себе поверил, ведь история сотворения ихнего мира очень своеобразна и в корне отличается от нашей истории. В Африке первотворцом всего сущего был некто Бумба. Этот Бумба был гигантским земляным червем с телом змеи, головой слона и ногами ящерицы. От сотворения мира существовал только один Бумба и ничего кроме Бумбы, даже воды тогда еще не было. И вот однажды, Бумба почувствовал страшную боль в животе, ибо там зародилась жизнь.

-Он что самородящий был? -  уточнил Крон.

-Да, Андрогина, как и все первые формы жизни. Так вот, - продолжал рассказывать Эпаф, - почувствовал Бумба, что живот у него раздуло до невероятных размеров, а когда пришел срок, он породил из своего тела Солнце, Луну и Звезды, дав таким образом миру свет. По мере того, как солнечные лучи осушали землю, на ее поверхности стали появляться песчаные отмели, зацвели травы, выросли деревья, но жизни на земле не было. Тогда Бумба тем же способом произвел на свет восемь живых существ.

-Кого произвел Бумба? - переспросил Крон.

-Не знаю, - пожал плечами Эпаф, - этот африканский демонос был такой старый, что уже и не помнил, кем разродился Бумба. Сказал только, что эти восемь существ в свою очередь дали жизнь всему, что ползает, плавает и летает в Африке. От козла произошли все травоядные животные и хищники, от жука-носорога все насекомые, от крокодила все змеи и драконы, белая цапля дала жизнь всем пицам, а маленькая рыбка стала прародительнецей всех прочих рыб, а также черепах. Затем Бумба сотворил нас, демоносов.

-Кого, кого он сотворил? - удивленно вопрошал Крон.

-То есть я хотел сказать тех африканских демоносов: Нгояяма, Нголококи, Молхоии, Айгомуча, Хаайури, Китунунусы, Кацумбабакази, Чуруруви, Секобокобо, Оогри, Мататабеле, Иззиму, Шааки, Лелиима и прочих. Но в начале их было всего трое, от них то и произошли все африканские демоносы.

-Хорошо хоть у нас все нормально произошло, - молвил Крон зевая, - отец мой Уран с мамой Геей все нормально сделали, давайте спать, утром рано вставать.

Наннанк с самым серьезным видом сказал Крону:

- когда будешь ложиться спать, не забудь сказать заговорные слова.

-Это какие?

- Сплю на новом месте, приснись жених невесте, - сказав это, он рассмеялся.

-Ты еще и издеваешься, - отвечал Крон, - где взять невест здесь в этой глуши, да и зачем мне невеста, еще приснится что-то ужасное.

-А ты не бойся, сон это только видения бога Гипноса, что может быть лучше гипнотических чар, которые нам дарует божество сна.

 Но спать не получилось. В начале огромная Луна висевшая на небосводе осыпала землю россыпью серебра, превратив окружающее в великое диво, от которого нельзя было оторвать глаз. А затем сладкий сон оборвал протяжный крик и вой доносившийся от речки. Присмотревшись, они увидели ночную охоту. Ломая камыши и раздвигая кусты, к реке выскочило небольшое стадо красноватых с белыми пятнами четвероногих, которые спасаясь от преследования, бросились в воду, вслед за ними выскочила стая хищников, которые с воем и рычанием набросились на отставшее животное, устроив настоящее пиршество.

- Бери копье, - молвил Крон, обращаясь к Наннанку, - охраняй, ты же хотел быть охранником.

-Я тоже спать хочу, - скулил Наннанк.

-Ладно, спим по очереди, сначала караулишь ты, затем Эпаф, а затем снова ты, - молвил Крон и сразу уснул.

 Спали по очереди, подбрасывая в огонь дрова. Ночью сквозь стену колючего кустарника пытался подкрасться хищник, вероятно собиравшийся скушать кого-то из путешественников, но вместо сытного обеда остался лежать в кустарнике с пробитой головой. На другой день продолжили осмотр окрестностей. Заросли реликтовых папоротников изумляли своими размерами и красотой.

- Смотрите! - кричал довольный Крон, - да тут целая поляна европейской разновидности амбросии, называемой герехом, - и впрямь, то тут, то там разбросанные по лужайке росли стебли похожие на камыш, где кустики, где высокие деревья.

-Вот это герех, - радовались путешественники, - толстый и сочный.

 Эпаф держал в руке спелый янтарный початок и с наслаждением откусил сочный плод, который буквально растаял во рту. Насладившись эдакой вкуснятиной, он выдавил из себя:

- нет, я право же не понимаю тех, кто такую вкуснятину бросает в суп или варит из него нектар. Амбросия Атлантиды нечто по сравнению с разновидностью этого европейского вида гереха, - он стоял в роще и с восхищением взирал, как из плодов вытекала прозрачная янтарная жидкость.

Сладкий и липкий сок засыхал на воздухе, превращался в мармеладную массу. Мошкара и мухи роем слетающиеся на запах тонули в его смолистой янтарной клейковине и оставались там, захороненные на века вечные. Срывая самые большие и сочные плоды с застывшими в них жучками, путники с наслаждением поглощали засахаренные бутерброды с мясом.

- Да, определенно лучше нашей амбросии нет, - хвалил Эпаф дикий герех, - амбросия мельчает все таки, климат меняется.

- Не каркай, - сказал Наннанк, - ничего не меняется, завтра будет также как и сегодня.

-Хватит вам спорить, - молвил Крон, - давайте наберем сладких плодов, сварим из них свежайший нектар.

-Это очень мудрая мысль, - согласились, набивая свои карманы сочными и спелыми плодами.

Эпаф, тот вообще сняв свою одежду, превратил её в мешок, а когда заполнил его до отказа, вызвался отнести плоды в лагерь.

-Я принесу пустых мешков, а вы пока собирайте, - молвил он, удаляясь.

 Крон и Наннанк азартно собирали спелые плоды, складывая их в кучу, даже не подозревая об опасности. Тут какая-то тень быстро пронеслась над их головами.

-Берегись летучего ящера! - крикнул Наннанк, хватаясь за копьё.

 Над ними кружил крылатый хищник из породы красных драконов. Эта особь была значительно крупнее всех, которых Крону доводилось видеть раньше. Опустив вниз голову с ржавокрасным опереньем, зубастый хищник высматривал добычу, его колючие глаза с удивлением смотрели на конкурентов обрывающих спелые плоды гереха. Дракон, как хозяин этих мест, охранял свою территорию. Выпустив облако сизого дыма, рычал: «кварк, кварк, кто посмел забраться в мои владения».

Хищник кружил над поляной, соизмеряя свои возможности, в движениях чувствовалась агрессия. Еще миг и он броситься, а может и нет, терзались сомнениями путники, пойди, пойми этих диких ящеров. Крон не стал дожидаться нападения, прицелился, метнул короткий дротик. Ящер изрыгнув дым боли и страдания, метнулся в сторону, усиленно размахивая крыльями, приземлился на выступ скалы, начал мотать головой, раскрывая и закрывая свою зубастую пасть «кварк, кварк, кварк».

-Недоволен, - заметил Наннанк, - должно быть ты его ранил.

- Хороший бросок, - согласился Крон, - жаль не прикончил его, было бы нам сегодня свежее жаркое.

В это время, из зарослей хвощей и папоротников, отделявших лес от скалы, вылетел еще один исполин несший в своих лапах какой-то большой и темный предмет.

-Смотри, смотри, - крикнул Наннанк, - да ведь ящер схватил Эпафа!

- Нет, - не соглашался Крон, - не может этого быть.

Только Наннанк не соглашался:

- точно я тебе говорю, это Эпаф.

 Гадать не было времени, как только ящер подлетел на близкое расстояние, путники метнули свои дротики. Сделав круг над поляной, крылатый разбойник выронил свою ношу, а сам кувырком полетел в чащу леса. Они бросились со всех ног, спеша, как можно скорее оказать помощь своему товарищу, свалившимуся с высоты нескольких метров. С неба на их голову сыпались листья, цветы, лепестки одуванчика, которые распылившись по небу, искрились в лучах солнечного света. Это было не забываемое зрелище, дождь из искр и блестков всех всех цветов радуги, и какого-то дивного и таинственного аромата, который просто сводил с ума. Потом, много веков спустя, Крону часто виделся сон, где он молодой, красивый купается в этом дивном аромате из мельчайших цветочных лепестков и растений, дождем просыпавшихся с неба.

-Что это, если не чудо, - думал Крон, пробираясь сквозь заросли папоротей, пока не увидел раненного ящера, запутавшегося в ветках хвощей.

 При приближении врагов ящер вскочил на ноги и волоча крыло по земле, бросился им навстречу. Он бежал, переваливаясь как утка, вытянув рогатую голову, устрашал врагов дымом и злобным «квар-каньем». Хищник был могуч и силен своим чешуйчатым телом, острым клювом и медными когтями, в нем чувствовалась дикость этих незаселенных демоносами бескрайних просторов Европы. Он еще мог оказаться опасным противником, так что пришлось прикончить его метким броском прямо в раскрытую пасть. Стоя верхом на поверженном ящере и с любопытством рассматривая свои трофеи, Крон тянул дротик из его горла, но тот зацепился за гланды и не хотел вытаскиваться.Эпаф т зацепился за гланды еи кои возможности,ию, . 

-Хорош зверюга, - радовался охотник своей добыче, - ты видел, как я его с первого же броска, прямо в горло, даже не успел крякнуть.

Приложив огромные усилия, он все же сумел выдернуть дротик, при этом из раны вырвался противный запах вони.

-Эти ящеры такие же вонючие творения, как скунсы или тхоры, вонью душащие свои жертвы. Ящера мы убили, а где же Эпаф, если это был он, - рассуждал в слух Крон.

-Нет, это был не Эпаф, тот бы в два счета скрутил голову этой курице, но проверить не мешало, - решили путники, отправляясь на поиски пропажы.

Они осмотрели лужайку до подножья скал, забирались в чащи хвощей и папоротников, но ничего не нашли. У обрывистой реки они услышали слабый крик, зовущий на помощь, поспешили на зов, смотрят. У крутого обрыва висела зацепившись за вьющиеся лианы хрупкая девушка, она висела над горным потоком, несущим свои воды среди валунов и перекатов. Девушка держалась из последних сил, её призывные крики смешавшись с эхом водопада, превратились в странное шипение, чередовавшееся с визгом, напоминавшем визг пробки водимой по стеклу. Нельзя было в шуме потока разобрать, толи это кричала девушка, толи трещали рвущиеся лианы, а может то и другое вместе взятое. Камешек сорвавшийся с обрыва, который случайно столкнул ногой Крон, увлек за собой горный обвал, увлекший за собою девушку. В один миг ее тело скрыла в своем потоке горная река. Еще бы, сорваться с такой высоты и остаться живым было невозможно. Но девушку хранили боги, она вынырнув из воды, жадно хватала ртом воздух, пыталась держаться на плаву. Бурлящий поток увлек ее тело вниз в ущелье водопада. Крон и Наннанк бросились вдоль обрыва, в надежде помочь утопающему. Два демоноса бежали со всех ног вдоль глубочайшего обрыва, ежесекундно обрекая себя на риск сорваться в пропасть, наконец обрывистый берег стал более пологим, и они уже могли приблизиться к краю реки. В одном месте ей удалось надолго удержаться за поросший зеленым мхом камень, и дать возможность погоне настигнуть её. Крон уже ступил в холодную воду реки, протянул спасительное древко копья, но стоило девушке отпустить одну руку, как стремнина вновь подхватила её тело и увлекла течением к последнему порогу водопада. Не задумываясь о последствиях, Крон бросился в водный поток и его увлекло течением.

-Стой, не делай этого, простудишься! - кричал Наннанк, махая руками.

Только Крон уже не слышал его, он изо всех сил боролся со стихией воды, бился о камни, с головой погружался в пучину вод, а всплывая, жадно хватал ртом воздух, но все это время он не забывал о девушке и приблизившись к ней, сумел схватить её за протянутую руку, молящую о спасении. В этот миг, чудовищное течение подхватило их тела и выбросило в бездну водопада. Крон любил летать. В этом бренном мире нет ничего, что могло бы сравниться с прелестью полета, отрываешься от земли и летишь в полной невесомости среди мириады радужных частичек воды, преступив черту между жизнью и смертью. Эти секунды полета растягиваются до бесконечности, переполняя тело экстатическим откровением. А затем удар о толщу бурлящей, клокочущей, пенной воды и плен грозной стихии. Не управляемое тело крутило, швыряло, бросало. Чудом было уже то, что он и девушка остались живы. Крон стоял у воды, в голове его шумело, он в сотый раз переживал незабываемое фантастические ощущения полета над бездной стихии, стоял и затуманенным взором смотрел, то на девушку лежащую на каменистом берегу реки, то на мощь извергающегося водопада. И то, и другое завораживало. Мощь и красота стихии и та непорочная чистота, и прелесть девушки лежащей без чувств, притягивало его взор.

 Она была жива, её веки подрагивали, сознание медленно возвращалось к ней. Всякая пленительная красота имеет в своих пропорциях какую-то странность. Крон смотрел на красавицу и видел, что черты её лица лишены классической правильности. Тем не менее, тщетны были его усилия, уловить, в чем заключалась эта неправильность, и понять, что порождает эту странность притягивающую взор. Он разглядывал очертание высокого лба, он был безупречен. Разглядывал блестящие, извивающиеся локоны ее пышных волос, завитых природой в змеиные кудри. Смотрел на тонкоочерченный нос с чуть заметным намеком на орлиный изгиб. Всматривался в тонкий завиток ее рта, ажурный вираж короткой верхней губы, тихая истома нижней. Выразительность красок ее костяных зубов при вдохе и выдохе, отражавшие блеск дневного света. Удивлялся величию её глаз, соразмерностью превосходящие любые другие глаза. Хотя он и не видел рисунок зрачков и белизну белков, но представлял, что они такие же прекрасные, как и сама хозяйка. А может виною всему этому было гул в его голове и разгоряченное воображение, ибо за пеленой длинных ресниц, ему представлялась красота неземного существа. Прошел всего только один миг, и её веки дрогнули, девушка отворила очи, представив яркому дневному свету столь долгожданные зерцала. Цвет ее зрачков оказался воронено-черный с зеленовато иллюзорным рисунком, плавающим в белоснежных озерах белков, поросших буйной растительностью мельчайших капилляров. Крон всматривался в ее очи и искал в них хоть какой-то смысл, и не находил, глубиной они были нечто более глубокое нежели колодец, и ему все время казалось, что он не сможет постичь их глубинного смысла. В тотже миг, он понял, что утонул в её бездонных глазах, как рыба в омуте, влюбился с первого взгляда, хотя сам еще не осознавал этого. Наннанк подбежавший просто валился от усталости, присел на поросший мхом валун, и сквозь тяжелое дыхание проговорил.

-Ну ты и безголовый, ради чего ты рисковал своей жизнью, а если бы внизу оказались скалы, от вас бы и лепешки не осталось.

Он нагнулся к реке, жадно пил воду, оторвавшись от питья, спросил:

- ты хоть цел.

Крон погладил рукой свою волосатую ногу, отвечал:

- цел, только вот колено немного побаливает.

-Зачем ты в воду полез, у тебя же нога больная, ты ее точно добить хочешь.

-Не хочу, - заботливо гладил рукою ногу.

-А девченка хоть жива? - спрашивал он.

-Вроде жива, только что глаза открывала, - небрежно отвечал Крон, ибо его внимание было приковано к противоположному берегу реки, где у воды летали и кваркали несколько ящеров первогодков.

Они с жадностью рвали трупы исполинских животных, выброшенных рекой на берег. У подножья реки они заметили целую гору костей разной величины, перемешанных с птичим пометом.

-Это падальщики, - заметил Наннанк, - они еще юны и не могут летать, видать это мы пощекотали их родителей, теперь они пропадут.

-Не пропадут, - сказал Крон, - река выкормит, небось много живности гибнет в её водах.

- Выживут, если только варвары им перья не повыдергивают, - добавил Наннанк, наблюдая, как ящеры отрывая от туш куски мяса, дрались за лакомый кусок со своими сородичами.

Визг, кварканье и шипение раздирали уши, одни ящеры неуклюже взлетали, взмахивая крыльями, и кружили над поляной пиршества, другие переваливаясь на своих коротких ногах, волоча полураспушенное оперенье крыльев, отбегали в сторону. Ящеры не делали попыток к нападению, а только оглушали воздух различными кваркающими звуками, выражавшими недовольство.

-Они еще желторотики, даже дым не умеют пускать, а вон там, - сказал Наннанк, - я видел следы и не маленькие, они глубоко вдавлены во влажный песок. Думаю, они принадлежат травоядным, ибо ноги не оканчиваются когтями, а чем-то вроде копыт, а вот отпечаток хвоста мне не внушает доверия, всяко может быть.

Крон, как любой ученый, выдвинул гипотезу:

- по когтям узнают льва, а раз когтей нет, значит не хищник, хотя лучше быть все время на стороже, и вообще, пора отсюда сматываться.

Он попробывал сделать шаг и скорчился от боли.

- Давай еще немного подождем, нога сильно болит, сейчас полегчает.

 Он подошел к реке и начал поливать её из ладони. Наннанк спросил:

- мне всегда было интересно узнать, что у тебя с ногою, почему не лечишь, а только жалуешься, неужели никто из лекарей не может тебе ногу отремонтировать? Современная медицина творит чудеса, собирая из разрозненных кусков живой организм, а тут всего одна нога, не гоже сыну бога Урана быть хромым.

Крон растирая ногу отвечал:

- не так я уже и хромаю, и болит она изредка, больше на погоду крутит, что немало важно для науки, и потом, доверься этим медицинским пиявкам, приделают ногу от жирафа, прилепят копыта от онегра, и скачи всю жизнь по ослиному. Давай лучше будить эту речную нимфу, - предложил Крон, зачерпнул ладонь воды, - пора просыпаться, - будил он спящую красавицу.

Девушка грациозно поморщившись, открыла свои глазки, теперь уже осознанно. Дивное благоухание все время исходящие от ее тела теперь усилилось многократно, казалось, она подобна медоносному цветку, способному выработывать дивный, чарующий запах. Волосы сбитые и скомканные в змеиные кольца ожили, задвигались, извиваясь всевозможными формами живых, змеиных голов. Дивный по красоте голос исходящий из самых глубин ее утробы чувственно спросил:

- где я?

- В чистилище лабиринта, - пошутил Наннанк, - а это, - указал рукой на Крона, - твой перевозчик и судья, спасший твою душу дважды.

Дева приподнялась, посмотрела на Крона, а затем молвила.

- Незнакомец, ты был в моих видениях, когда я спала, где я, что со мной? - шептали еще слабые губы.

- Не бойся девушка, не бойся красавица, тебе ничто не угрожает, - отвечал Крон, протягивая ей руку, помогая подняться этому хрупкому созданию.

-Ты сам не бойся, - отвечала девушка, - я не из пугливых.

Она встала быстро и уверенно, твердо ступая своими стройными, бычьими ногами. Её змеиный хвост почти не касался земли, и только волосы на её голове злобно шипели, высовывая змеиные языки. Наметанным глазом знатока и охотника, она осмотрелась вокруг и молвила:

- это нехорошее место, нужно отсюда уходить, пока не стемнело. Вон там за горами мое селение, - и она махнула рукой в направлении леса.

Медленно шаг за шагом путешественники продвигались вверх по руслу реки, настороженно поглядывая по сторонам.

- Опасность всегда приходит внезапно, лучше ожидать ее прихода, а не ждать стука в дверь, - напутствовала девушка своих попутчиков, - тут место водопоя, сюда сходятся и травоядные животные, и свирепые хищники.

Она отлично знала эти места и вела их короткими звериными тропами. Дувушка все время порывалась убыстрить шаг, но Крон не поспевал, прихрамывая, дорога давалась ему с большим трудом, нога предательски болела, ступать было больно. С трудом осилив подьем, он устало присел на камень, держась за больную ногу.

-Все, мы пришли, - сказал он, - нам туда, - указал в направлении янтарной рощи, - там наш лагерь и крылатая «обезьяна».

-Так вы прилетели на этом чудовище, способном парить под небесами, не имея крыльев? - с опаской в голосе вопрошала она.

-Неужели такая смелая девушка способна бояться набитый горячим дымом и воздухом «обезьяну».

-Ей богу, я ни капельки не боюсь крылатых «обезьян», я столько раз их видела, - оправдывалась она, - правда только парящими в небе, а в близи ни разу не приходилось, но думаю, что он не страшнее обыкновенных красных ящеров.

- Как тебя зовут красавица и кто твои родители? - интересовался Крон.

 Ее голос, аромат и красота тела овладели его сознанием. Он никогда за собой не замечавший такой смелости к противоположному полу, впервые, неосознанно потянулся к ней и не хотел, вот так распрощаться, не узнав даже ее имени.

- Меня зовут Кампа, - отвечала девушка, - мы живем вон там за той горой, там наше селение, отец у меня лесоруб, на лето мы перебираемся в горы, где и заготовляем дрова, с того и живем целый год. Я цветы и лечебные травы собирала, немножко зазевалась, вот меня серый разбойник и схватил, но он бы врядли мною закусил, подавился, - при этих словах, она одним быстрым движением вытащила у Крона из ножен кривой меч. - Это я ему крыло подрезала, - заносчиво молвила девушка, жонглируя мечем.

 Только её словам никто не поверил.

- Ты наверное шутишь шалунья, - сказал Крон, - это я пронзил ему горло своим дротиком.

-Хвастаю! - вспылила девушка, - твой дротик чуть было меня не пробил насквозь, ты в кого целился меткий стрелок? Метил в лоб, а попал по лбу? - и она язвительно захохотала.

Крон обиженный ее словами попытался отобрать нож обратно.

-Ну все пошутила и хватит, отдай.

Но девушка и не собиралась отдавать, ее змеиные волосы встали дыбом, грозя обидчику ядовитыми зубами.

-Это на память, - сказала она, - если захочешь его вернуть, приходи в селение к отцу и матери, спросишь меня. Хорошенько запомни, меня зовут Кампа, - и её звонкий смех растворился в лесной чаще.

-Какая красивая девушка, хотелось бы узнать о ней больше, - думал Крон, пробираясь сквозь реликтовый лес дикой Европы..

                    Тсифона или зрелище еще более странное

А в это самое время, над морем Заката или вернее сказать Атлантическим океаном стоял густейший туман, и Гарпии с Фениксом совершенно заблудились в этой молочной мгле.

-Куда лететь, где искать материк Родос, непонятно? - ругался Феникс.

Он достал из сумки карту, внимательно ее рассмотрел.

-Вроде все правильно, впереди должен быть материк Родос, вот Семплегидские шлюзы, вот два рукава огибающие Родос с двух сторон, если мы летим в ту сторону, то должны оказаться приблизительно вот тут, - указал он спутникам на Крит, одну из провинций Родоса.

Через несколько часов, они увидели долгожданную землю, спланировав, опустились вниз, расположились на отдых. Спали прямо на сырой земле, кутаясь в дорожные одежды. Сколько они спали, не знает никто, и вообще, было это или не было, судить не нам. Но с рассветом, едва только солнце своими лучами осветило вершины гор, они пробудились от спячки и не понимая, где находятся, пошли куда глядят глаза. Чуть заметная тропинка вывела их к перевалу через возвышенность, от куда можно было рассмотреть морское побережье. Сперва они бросили взгляд вдаль и ничего там не заметили, тогда они начали оглядываться по сторонам, и лишь тогда их взгляд привлекло необычное зрелище.У берега моря, на причале стояла одинокая галера, а все побережье было покрыто телами убиенных демоносов. Одни уже умерли, другие полумертвые еще корчились в судоргах. По всей видимости, эта кровавая резня произошла на пирушке, ибо столы уставленные яствами валялись, опрокинутые на землю, а руки умирающих все еще хватались за кусной резьбой кубки иамфоры и кратеры служившие им вместо оружия. Судя по всему, резня завязалась без подготовки, кто был изрублен мечем или секирой, кто пораженный камнем, поднятым тутже на берегу моря, но большинство пало от снарядов пущенных из пращи. Златой алтарь и жертва принесенная в дар богам, говорил о злодиянии учиненным во время жертвоприношений, но кто мог решиться на такое кощунство, путники не знали. Может это ужасный Яма, бог потустороннего мира, проник в мир живых, осквернив священные жертвы кровью, соединил пиршество и убийство. С вершины горы понять, что произошло, было невозможно, перед ними были погибшие, но нигде не заметно победителей, лишь одинокий корабль мирно покачивался на волнах. Любопытство пересилило недоверие и осторожность, да наверное и страх перед неизвестным, свойственный всему живому. Соблюдая осторожность, путники двинулись вниз, уже были они недалеко от корабля и трупов, когда вдруг увидели зрелище еще более странное. На земле сидела девушка, красоты столь необычной, что ее можно было принять за невесту подземного бога Ямы. Венок из лавра обвивал ее голову, боевая праща и мешок полный камней свисал с её плеч, рядом лежал окровавленный меч. Стоя на коленях, девушка влюбленными глазами смотрела на лежавшего перед нею юношу, а тот изнемогая от ран, видимо по немногу приходил в себя. Словно пробуждаясь от глубокого сна, почти что смерти, но и тут он цвел мужественной красотой, и его щеки обагренные спекшейся кровью блистали белизной и благородством. Юноша открыв глаза, помутившимся взглядом осмотрелся вокруг, а затем собрав силы, глубоко вздохнул и проговорил слабым голосом.

-О прекрасная богиня, ты и после смерти не покинула меня, неужели твоя тень следует за мной, даже в чистилище лабиринта.

-Да милый мой, да мой любимый, - шептали девичьи уста, - в тебе одном заключена моя жизнь и смерть. Умри ты, и я сразу же проткну этим мечем свое сердце, - воскликнула девушка, схватив окровавленный меч, - только твое дыхание удерживало меня от смерти.

 Эти слова привели юношу в чувство, и он осознанно взглянув в лицо девушки, воскликнул.

-О всех высшие боги, неужели это ты, Тсифона, или мне это только снится!

-Это я мой любимый, - шептала девушка, осыпая его сотней поцелуев.

-Оставь меня и не прикасайся! - вскричал он срывающимся голосом и лишился чувств, ибо силы оставили его тело.

Девушка выронив меч из рук, бросилась к юноше и прильнув к нему, плакала, целовала, оттирая запекшуюся кровь.

-Что ты говоришь мой любимый, - причитала она рыдая.

 Вся эта сцена устрашала и одновременно пугала своей неизвестностью. В этот самый миг, шум крыльев и тень от плащей отвлекли её внимание, девушка подняла голову и увидя незнакомцев, вскочила на ноги, сжимая окровавленный меч. Железные латы опоясывающий ее гибкий стан звенели серебром расшитый золотом плащ и пучки волос увитых венком из лавра рассыпались по спине.

-Если вы призраки убиенных, то нет у вас права тревожить меня, - воскликнула девушка, будто оправдываясь пред ними, - ведь большинство из вас погибло от рук друг друга, а если кто и от моих рук лишился жизни, то лишь по закону защиты! Если вы не души убиенных, то думается мне разбойничью жизнь вы ведете, и на свою погибель пришли сюда.

Рука девушки крепко сжимала окровавленный меч, готовясь в любой миг броситься на врага. Феникс поднял к верху знак посла ойКумены и молвил:

- опусти свое оружие, мы не причиним тебе вред, мы мирные путники направляемся из Атлантиды на Родос, сбились с пути. Ради всего святого лучше обьясни, что здесь происходит и кто этот юноша, так схож обличием с царем Кифероном, - молвил Феникс, опускаясь на колени и приложив ухо к серцу, стал слушать его неровное трепыхание.

Девушка тоже опустилась на колени и своим хвостом, напоминающий слоновий хобот начала заботливо промакивать пот с холодного лба.

-Это и есть Киферон, правитель Родоса, - проговорила демоница Тсифона, оттирая его волосы от запекшейся крови.

Феникс искринне удивился услышанному и одновременно обрадовался.

- Я хорошо знал его батбюшку, старика Колизея, а вот Киферона помню смутно, лет эдак триста, четыреста назад он еще бегал в коротеньких штанишках. Да, - меланхолично проговорил Феникс, вспоминая старинные времена, с тех пор так много воды утекло, где были реки, там теперь стоят высокие горы, где камни лежали, там теперь леса выросли.

 Достав из заплечного мешка бриллиатовую зелень, лекарство способное исцелить любые раны, начал смазывать Киферону царапины, синяки да ушибы. Гарпии тем временем начали обходить место побоища, осматривая тела убитых и раненных. Среди воинов и знатных демоносов в богатых одеждах попадались какие-то существа ужасного вида, одетые в тряпье и звериные шкуры, по виду разбойники.

-Кто это, - думали Гарпии, впервые видя таких чудовищ.

-Это разбойники- Волкодлаки, - обьясняла демоница Тсифона, - они обитают здесь в Критских болотах. Все, что вы здесь видете, дело рук Лилая, их предводителя и царя, это его воины устроили кровавую резню. Мне еле удалось спасти моего любимого Киферона, - молвила девушка, наклонившись к лежащему, заботливо втирая ему в раны целебное снадобье бриллиантовой зелени.

Феникс оторвавшись от лежащего, спросил у своих:

- ну что, есть живые?

- Есть, - отвечали молчаливые Гарпии, - но врядли они проживут и четверть часа, слишком тяжелы их раны, а лечить не чем, нам больно смотреть на их страдания.

-Нужно быть гуманными, - изрек он голосом полным скорби и печали. - Облегчить страдания, вот первая заповедь любого, - молвил Феникс, пронзив копьем издыхавшего демоноса.

Его примеру последовали остальные, добивая тяжелораненных.

-Ну все, если нет живых, тогда давайте хоронить павших, соберите на корабль все самое ценное и будем готовиться к отплытию.

Осторожно перенеся тело раненного царя Киферона на корабль, Гарпии собрали на берегу оружие, доспехи, златые чаши, серебрянные кубки, а тела убитых сложили на погребальный костер.

-Нужно похоронить убиенных по обычаям предков, нельзя оставить их не сожженными, осквернить тело матери земли разлагающимися телами.

Обложив тела всем, что могло гореть, Феникс зачитал над павшими священные молитвы, возжег погребальный костер, помогающий душе обрести крылья. Вместе с ярким пламенем огня к небу взлетели души убиенных, покружив над землею, они устремились в чистилище лабиринта.

-Отплываем! - дал команду Феникс и одним взмахом меча перерубил швартовые канаты, удерживающие судно у причала.

Обретя свободу, галера облегченно закачалась на волнах, ветром наполнились её паруса. Вскоре судно отдалилось от берега, взяв курс на столицу Родоса, городе Тельхирум, и правильно сделало, ибо в это же время на холме появилось не менее полусотни разбойников-волкодлаков, и даже на расстоянии было видно, какой злобой блестят их глаза. Разбойники спустившись к морю, устроили у погребального костра настоящую вакханалию, пытаясь вытащить из все пожирающего пламени тела убиенных. Стая волкодлаков бегала, прыгала, рычала, выла и плясала возле горящего костра. Они грызлись между собой, кусали друг друга, выли и хватали руками обгорелые кости.

- Вот он, Лилай! - указала Тсифона на одного из разбойников, при этом ее глаза вспыхнули злобой и ненавистью, схватив меч, она приняла боевую стойку, готовая броситься на врага.

Что произошло потом, не укладывалось в голове Феникса и всех кто это видел, ибо в один миг тело девушки буквально вывернулось на изнанку. Руки изогнулись дугой, когти её рук превратились в настоящие крюки, круглые как ободья ноги ощетинились острыми иглами, все её мохнатое тело, начиная от кончика хвоста до лысой головы, покрылось рыбьей чешуёй. Рот утыканный острыми зубами и бездонная глотка её утробы, могли заглотить даже целого быка первогодка. Всем своим ужасным видом она походила на страшилище бездны вырвавшееся на свободу, и теперь, рыскающее по земле в поисках поживы. Увидев перемены случившиеся со столь прекрасной девушкой, Феникс едва не лишился рассудка, от страха он выпустил рулевое весло, и галера обретя свободу, едва не перевернулась. А девушка как ни в чем не бывало, снова вывернулась наизнанку, обретя свое прежнее обличие.

-Что это было, - удивленно вопрошал Феникс, - ты так истошно вывернулась из себя, что я чуть было не лишился сознания. Ты хоть не оборотень, не дух бездны в демоническом обличии?

 Тогда девушка, всхлыпывая на каждом слове, поведала им историю своего рождения.

-Всему виной родовая травма, - обьясняла Тсифона, - ведь я родилась в год, когда в небе произошло великое построение планет в одну линию, тогда, если вы помните, на земле произошли страшные катаклизмы, породившие извержения вулканов, бури, смерча, ураганов, а вместе с ними и меня. Все эти природные явления сказались на моем внешнем облике, ибо из яйца я вылупилась позже других демоносов. Голова у меня была сферическая и совершенно круглая, как шар, а не слегка приплюснутая с двух сторон, как у всех демоносов. Уши длинные, глаза выпученные, руки вывернуты на изнанку, а ноги круглые, как ободья. Не беда, радовались мои родители, Тсифона, так они меня нарекли, обязательно перерастет. И правда, вскоре я переросла всех кого только можно, а чтобы не очень отличаться от сверстников, я ходила немножко сутулясь, так сказать прижималась к земле, выкручивая ноги колесом, а чтобы руки не волочились по земле, сгибала их в локтях. Но это мало помагало, ибо соседи, друзья и знакомые часто подшучивали над моим внешним видом и даже насмехались, обзывая Химерой. От их язвительных насмешек я впадала в отчаянье и хотела вырезать все селение. Если бы не любовь моих родителей, то я не знаю, чтобы с ними сделала. Надо заметить, что мои родители мною очень гордились и всем доказывали, что ребенок такой красоты еще не рождался на свете. Круглая голова подобна нашей земле, которая также имеет круглую форму, а её никто не считет уродливой. Сферические ноги и колесоподобная походка по своему ни чуть не хуже всех остальных походок, ведь у телеги тоже круглые колеса. А вывернутые руки сами по себе дают массу преимуществ, ибо всегда защищают спину, а для защиты спереди, она имеет довольно острые зубы, которыми может не только жевать без помощи рук, но и защищаться от всего вредоносного. И все таки, мне хотелось стать обыкновенной демоницей, ни чем не выделяться из толпы, вот тогда я собрав в кулак всю свою волю, вывернулась на изнанку и стала походить на всех остальных демоносов. А чтобы скрыть свое прошлое, убежала из дому, нанялась юнгой на военный корабль и за тридцать лет постигла все азы и премудрости этой професии. Однажды наша галера пришвартовалась в порту столицы Родоса. Там я впервые увидела царя Киферона и меня будто магнитом потянуло к нему, бросив море, я сошла на берег, нанялась в царскую гвардию простым солдатом. Двадцать долгих лет я день изо дня находилась возле своего любимого, боясь открыть ему свои чувства, а он будто нарочно не замечал меня, лишь изредка, как кость собаке, бросал в мою сторону короткие взгляды. От чего мое сердце обливалось кровью, ведь моя любовь к Киферону была так велика, что однажды я чуть не вывернулась на изнанку, ведь в минуты неивысшего напряжения мое тело переворачивается и я обретаю свое истинное обличие, дарованное мне судьбой. Вот и сегодня, когда произошло это побоище, я одним своим видом, а также мечом и незнающей прормаха пращей повергла разбойников в бегство. Лилай, разбойничий главарь, бежал, словно собаченка, поджав свой волчий хвост.

- Расскажи о разбойниках все, что знаешь, - просил Феникс.

- Лилай язычник и его разбойничье племя такие же язычники, не признающие никого из богов, кроме богини луны Селены, предпочтя всех остальных богов, только ей одну. Обосновавшись в этих краях, среди болот они живут разбоем и грабежом, и это не где-нибудь, там за Ураловым валом, в стране инеистых Гипербореев, а здесь, в самом центре ойКумены. Там за этими Критскими горами находится огромное пресное озеро воды, которое впадает в Гидроалтарь. Вот, - показала она на карте расположение разбойничьего логова. - Это озеро когда-то было прекрасным пастбищем, а затем воды Гидроалтаря текущие из пресного (Черного) Понт моря через шлюзы Семплегид присоединили эти земли себе, украв их у Родоса. Среди этих водных просторов и находится жилище волкодлаков устроивших свое логово на клочках суши, разбросанных среди топких болот, которое служит им убежищем. За густым болотным тростником проложили разбойники извилистые тропинки, запутанные со множеством поворотов, где очень легко заблудиться, но очень удобных для них самих, так как они их хорошо знают. Поэтому и стекаются сюда сотни беглых демоносов, и все они пользуются водой вместо крепостных стен. Большинство из них живут охотой и рыбалкой, бьют по берегам озера болотных птиц, зубатых выдр, бобров, ловят рыбу. От туда они делают свои разбойничьи набеги на купеческие галеры, везущие свои товары на рынки Родоса и дальше в Атлантиду, Африку и страну Кроликов(Испанию). Волкодлаки отличные моряки, ведь всю свою жизнь они проводят на воде, корабли и лодки служат им жилищем, там же они и рожают своих волкодлачьих детенышей. Если родится ребенок, его привязывают веревкой за ногу такой длины, чтобы он не вывалился за борт, сперва питают его материнским молоком, а затем озерной рыбой, высушенной на солнце. Благо рыбы там водится в изобилии.

- Уже океанской, - заметил Феникс.

- Почему океанской, неужели океан поглотил великое море Заката? - спросила Тсифона.

-Нет, - отвечал Феникс, - Атланты своим решением переименовали море Заката в Атлантический океан.

-Вот так чудеса творятся в ойКумене, - удивлялась девушка, нежно поглаживая голову царя Киферона. - Я думаю Киферон ни когда на это не согласится.

-Это решать не нам, - отвечал Феникс, - соберется совет царей, будут решать, чему быть, а чего не миновать, расскажи лучше, что здесь делал царь Киферон, почему рисковал своею жизнью?

- Дела стали складываться таким образом, - обьясняла девушка, - что постоянными набегами волкодлаки парализовали торговлю в канале и фактически перекрыли доступ паломников к святилищу Гидроалтаря. Дошло до того, что демоносы решили перенести святыню в другое место, вначале это был только ропот жрецов и знати, но затем толпа начала открыто выказывать недовольство самим Кифероном, упрекая его чуть ли не в сговоре с Лилаем. Такого он уже стерпеть не мог, посланные войска не смогли проникнуть в болота, ибо многие не зная дорог утонули там же. Их добычей стали только беззащитные женщины и дети, которые при виде безвыходности положения убивали своих детенышей, а сами бросались на острые лезвия мечей, предпочитая смерть неволе. Пробовали уничтожить это разбойничье логово с воздуха, полсотни крылатых «обезьян» с «крокодилами» целую неделю забрасывали их огненными шарами, и все бестолку. Видя, что силой ничего не добьешься, а народ Тельхирума волнуется, лишаясь прибыли от торговли, Киферон решает извести Лилая хитростью. Послал к нему наемных убийц, но Лилай каким-то уму непостижимым образом сумел опознать лазутчиков, содрав шкуру, захоронил их останки в сырой земле, и теперь их бренные тела гниют, не найдя упокоения даже после смерти.

-Да, жуткая смерть, - согласился Феникс, - но зачем царь, зная о такой опастности, можно сказать безоружный, пришел в логово разбойников. 

-Дело в том, - обьясняла Тсифона, - что после того, как морские пираты разграбили и сожгли святыни Гидроалтаря, царь Киферон решил простить разбойников и более того разрешил брать пошлину с проходящих судов. В замен он просил, чтобы волкодлаки взяли под охрану святыню Гидроалтаря, стали его стражей от морских пиратов. Он думал так. Пусть лучше скорпионы жалят и кусают друг друга, чем нас. С этими благими намерениями он через посредников договорился о встрече. Но не так вышло, как он задумал. Предварительный устный договор с волкодлаками был таков, все будут без оружия, без больших и малых ножей, а защитой всем будут боги, чьи алтари и кумиры были воздвигнуты тутже. Вначале все было хорошо, но потом разбойники выхватили спрятанное под одеждой оружие и начали резать благородных демоносов. Родосцы отбивались, кто чем мог, вместо щитов использовались чаши с яствами, кубки, столы и лавки, но разве могли кубки, амфоры и кратеры устоять против коротких мечей и ножей. Силы были неравными, но все же потери несли и разбойники.

- Боже, какое кощунство! - гневно воскликнул Феникс, - и ты все это видела своими глазами.

-Не все, - отвечала девушка, - Киферон считал, что мое присутствие на берегу необязательно, поэтому приказал мне сидеть в трюме и не высовываться. Когда я поняла, что мой любимый в опасности, во мне все буквально перевернулось, я бросилась на помощь, нескольких разбойников я разорвала голыми руками, кого-то проткнула копьем, нескольких изрубила мечом, а убегавших добивала из пращи, жаль только Лилай ушел. Я метнула в него десять дротиков, пронзила ими десятерых разбойников, а он увернулся, бежал.

- Ну и ну, - размышлял Феникс над услышанным, пытаясь понять, какие еще злодияния задумал разбойник Лилай. - Нам бы тоже не мешало узнать, что задумал разбойник Лилай и зачем осквернив погребальный костер, извлек от туда обгорелые кости.

Едва только светило дня склонялось к закату, а колесница Гелиоса прогрохотав по горизонту, скрылась в ночи. Предводитель разбойников Лилай и его волкодлаки пройдя около двух стадиев вдоль берега, свернули с пути и пошли через холмы прямо к озеру расположенному на другой стороне. Там разбойники сложили в лодки обгорелые кости, которые им удалось вытащить из погребального костра, отчалили от берега. Ловко управляя ими, они уверенно маневрировали в запутанных проходах болот и через время прибыли к поросшему тростником острову. Их появление уже ждали, незнамо, неведомо откуда появилась огромная толпа волкодлаков, они, будто стая саранчи, выползали один за другим из разных мест болота, встречая своего предводителя, будто царя. Но Лилай приказал им разойтись, велев прийти к нему на следующий день, а сам с немногими приближенными уединился в своем жилище. Слуги накормили его ужином, в котором принимали участие все. Ели они жадно, отрывая куски слабо прожаренного мяса, запивая хмельным нектаром, а когда насытились, стало совсем темно. Лишь только Селена, богиня ночи, освещала небосвод своим серебрянным светом. Это было врямя молитвы, леденящим воем наполнилось пространство болот, став одним общим эхом. Волкодлачий вой заполнил озеро, его луна несла сквозь тростниковые заросли, а когда он прекратился, Лилай начал свой рассказ.

- Верьте мне, - оправдывался он пред своими товарищами, - я в жизи многое повидал, но такого чудовища не видывал ни когда. Все шло очень хорошо, мы уже почти договорились с царем Кифероном. Но тут из трюма корабля выползло такое чудовище, которого еще свет не видывал. Естественно рука сама потянулась к оружию, мы начали резать этих баранов, и победа была близка, но это чудовище набросилось на нас, рвало нас на мелкие кусочки, разило нас мечом, метало в нас копья и дротики, а камни выпущенные из ее пращи не знали промаха. Только мне и удалось избежать гибели от ее когтей несущих смерть.

- Да, - с грустью в голосе и огромным сожалением об утрате своих соплеменников причитали волкодлаки.

-Что будем делать, -  интересовался Лилай у собравшихся, - наши соплеменники погребены не по нашим обычаям, в земле. А сожжены на костре, и теперь их души не смогут обрести покой и блаженство, а будут вечно скитаться в лабиринтах чистилища.

-Нужно собирать совет стаи, - предлагали одни, - и вместе решать сложившуюся ситуацию.

-Нет, нужно обьявить священную войну всем без исключения демоносам, чем больше вырежим, тем лучше.

 Так они переговаривались между собой какое-то время, а затем Термутид, друг и советник Лилая, молвил так.

- Нужно освободить наших братьев из лабиринта чистилища. Вывести их души от туда.

-Правильно, - закивали головами разбойники, - нужны проводники способные вывести души убиенных из лабиринта.

-Завтра выберем достойных, а теперь спать, - приказал Лилай и взвыл на лилово-красную луну, низко повисшую над болотам.

 Огромная в своем величии богиня луны Селена освещала путь кораблю гонимому ветром и морскими волнами, все спали кроме кормчего Феникса и девушки Тсифоны, она неотрывно сидела возле тела спящего юноши, гладила его курчавые волосы, нежно прижимала к себе его голову.

-Вы хотя и не ровня друг другу, он правитель, ты простой воин, но вы такая такая прекрасная пара, так эффектно смотритесь, - молвил Феникс, пытаясь добрым словом поддержать девушку.

-Спасибо, - отвечала Тсифона, которой понравились лестные слова, - все равно он будет моим, я его никому не отдам.

- Как романтично, - молвил Феникс, - там где любовь захочет явить свои силы, она отнюдь не ищет равенства по происхождению, она равна для всех сословий.

-А по сему, - сказала Тсифона, - боги должны уравнять всех влюбленных в правах, не считаясь с их положением. Ран наносимых богом любви Амуром никто не получает зарание подготовившись к ним, он везде застигает нас в расплох, однако если безоружным нашел меня этот владыка любви, против ударов которого бесполезно защищаться, то я с полным правом признаю себя побежденной. И даже если смерть попытается встать между нами, я вступлю с ней в страшную битву. Даже если суждено мне погибнуть, то по крайней мере, дух мой пойдет навстречу смерти с гордо поднятой головой.

-Да, горяча ты в любви, - согласился Феникс, - видать стрелы Амура здорово изранили твое сердце, а израненное сердце лучше всего лечится всеисцеляющими чарами бога сна Гипноса дарующим блаженство, а порой и предсказывающими судьбу. Поспи милое дитя, - просил он девушку, - и пусть тебе приснятся цветные сны, а я покараулю.

Но девушка еще долго не спала, она рассказывала Фениксу о своей любви, о том как она впервые увидев Киферона, влюбилась до безумия, и как во время штурма Гидроалтаря она бросилась спасать ему жизнь, закрыв любимого своим телом, и то как мучительно ей было видеть, что ее любовь осталась безответной. Так, незная сна, они скоротали ночь. Ласковый ветер-Зефир подганял судно, мерно плескались волны о борт корабля, дельфины, спутники мореходов, выпрыгивали из воды, показывали им горбатые спины. Утренняя полудрема незаметно овладела девушкой, и она склонив голову над телом любимого, уснула сладким сном. Феникса сменил Эфрат, все вокруг спали, только кормчий не смыкая глаз, всматривался вдаль, крепко сжимал рулевое весло. Дремала ли Тсифона, кто знает, может ее тело спало, а душа обернувшись белым облаком упорхнула бродить по белу свету и вдруг оказалась в «каменных могилах», храме матери земли, великой богини Геи. Гордый в своем величии храм богини земли был ярко освещен огнем сотен светильников–люксонов, от куда-то нескончаемой рекой изливалась возвышенная музыка, а все алтари и жертвенники были залиты кровью жертвенных животных. В храме толпилось несколько сотен теней, по всей видимости мертвых душ, слетевшихся в храм отовсюду. Едва касаясь пола, тень Тсифоны прошла от предверья храма к алтарю богини. Там на прямоугольной глыбе белого камня восседает великая богиня мать в своих царственных одеждах.

-О великая богиня мать, - припала Тсифона к её ногам, - окрой свои ясные очи, даруй мне часть своего неземного величия.

 При этих словах, лик богини просветлел, её очи до того безучастно взиравшие куда-то вдаль встрепенулись, она привстала с пьедестала и паря по возуху, шагнула ей навстречу. Никто этого не видел, только она, Тсифона, видела все это своими собственными очами. Богиня мать бесшумно ступая по мраморному полу, вела за руку ее возлюбленного царя Киферона, а тот, будто малое дитя, ступал за нею следом окутанный блаженным свечением, хотя его глаза были закрыты. Подойдя к девушке на расстояние вытянутой руки, великая богиня молвила.

- Тебе вручаю я этого юношу, передаю его в твои надежные руки.

Великая радость переполнила её тело, кипела и выливалась через край.

-Теперь он мой, - шептали ее губы, - мой и только мой, - повторяла она в сотый раз.

-Твой, - подтвердила богиня, - только он об этом еще не знает, его любовь еще дремлет, ее нужно разбудить.

-Скажи, как мне разбудить его чувства, - молила Тсифона богиню.

-Любовь не в моей власти, - отвечала богиня, - тебе нужно обратиться к богине любви, сладострастной Эрос, она поможет тебе.

- Подскажи, подскажи, - молила Тсифона богиню, - ведь ты все знаешь, он будет мой, - молила девушка богиню.

- Будет, - отвечала богиня, подталкивая Киферона к ней, - вот он, бери его.

Лишь только она хотела обнять тень своего любимого, хвать руками, а он и растаял, будто и не было его никогда.

- Где он, где, - жадно хватала она воздух, смотрит, а богиня уже заняла свое привычное место на пьедестале, став прежней великой матерью всего живого на земле. - Но почему, ведь это не справедливо? -взмолилась Тсифона.

Но богиня земли лишь ухмыльнулась, молвила в ответ.

-Ты сама убедилась, что твоя любовь всего лишь тень. Имея его, ты не будешь им обладать, и лучше тебе вовсе забыть его. От любви до ненависти один шаг, - молвила богиня, совершенно окаменев.

От таких слов голова девушки совершенно пошла кругом, в глазах возникли радужные блики и фееричные видения. А изваяние богини земли в один миг исказилось. Лицо вытянулось, превратившись в птичий клюв. Голос по-матерински добрый и ласковый изменился, превратившись в петушиный крик.

-Кукаререку! - кричала богиня, исказив свое обличие.

-Кукаререку! - орало не своим голосом видение сна.

 И тутже все пропало, и храм, и богиня, и даже то неземное состояние души, которое владело её телом, провалилось куда-то в бездну мироздания. На один миг Тсифоне показалось, что ее втягивает в эту воронку безвременья, ведь она стояла на краю пропасти.

-Киферон, мой любимый Киферончик спаси меня! - почти кричала девушка, протягивая к нему свои руки.

А он в это время и знать ничего не знал, ведать не ведал, что снится Тсифоне, спал и видел чудный сон. Будто он летит на колеснице запряженной четверкой резвых онегров, мчит, а кругом стоит ночь несказанная, лишь златое кольцо как корона блестит вокруг месяца. о время руки лилось кудато в бездну.р пустыми глазами. е.Плетью подгоняет он своих резвых онегров, летит, парит под небесами, обганяя хвостатые кометы. А те насмехаясь над ним, убыстряют свой бег, и не догнать ему ни одну их них. От этого он злится, шпорит онегров, но видит, не догнать ему небесных странников.

-Стойте, остановитесь! - кричит он им.

А те не слышат, парят себе в безбрежном космическом пространстве.

-Ах так! - вскричал Киферон, схватил копье, метнул его в хвостатую комет, но промахнулся.

 А те рады радешеньки парят пред ним, машут своим хвостиком, будто издеваются.

-Все равно не уйдете!

 Разозлился он, схватил пращу, раскрутил и выпустил незнающий промаха снаряд. И снова промахнулся.

-К чему бы это, - только и успел подумать Киферон, глядь в сторону,а там такое, что и во сне не приснится.

Понад самым месяцем, прямо к нему мчит огромный волкодлак с лицом разбойника Лилая и глаза его красные, как огонь, так и сверкают, так и мечут громы и молнии, будто когтистые руки тянутся к нему через пространство все ближе и ближе. Схватил Киферон пращу, начал метать в него огненные ядра, а разбойник даже глазом не повел, несется как крылатый вихрь, приближаясь все ближе и ближе. А за ним по пятам летит крылатая тень, вокруг которой стелится неясная пелена света.

-Откройся, - просит Киферон, тянет руки, пытаясь снять одежды неизречённого света, а там, среди бликов светотеней, стоит она, Тсифона.

Обомлел Кифеон и от стаха его ноги подкосились, пал на землю, бьет его озноб-трясучка, а Лилай, хищный зверь, воспользовавшись случаем, пригнул к нему на грудь, раззявил свою пасть небывалую, и оттуда вырвался душераздирающий крик «Кукаререку».

- Ё, ё,ёй! - вскричал Киферон и очнулся, будто с того света вернулся, отворил свои ясные очи, видит, склонилась над ним она, Тсифона. Тут уж силы его оставили совершенно, похолодели руки и ноги, обомлела душа, и он снова лишился чувств. Звонкий петушиный крик «Кукаререку» звенел в ее ушах, смешавшись с речами богини земли: «Имея его, ты не будешь им обладать, и лучше тебе вовсе забыть его».

-Ах, какие страсти, -мелькнуло у нее в голове и она открыла свои очи.

 Долго не могла сообразить, где она, что с нею происходит, и почему над ее головой так протяжно кричит богиня голосом петуха.

-Что это, сон или реальность, - думала девушка, озираясь вокруг.

 Яркое солнце слепило глаза, корабль стоял в порту столицы Тельхирума среди сотен таких же галер, пентер, триер и вельботов. Это был час, когда поют петухи, потому что, как утверждают знатоки, они своим природным чутьем воспринимают поворот солнца и приветствуют его своим голосистым пением. А может быть они выводят свои голосистые «Кукаререку» от теплоты или от стремления начать двигаться. На палубе соседней галеры стояла клетка, в которой сидел красавец петух. Не петух, а настоящий исполин с белыми, изящно изогнутыми рожками, весь в желтых и красных перьях с золотым пуховым хвостом.

-Ку-ка-ре-ре-ку мои милые курочки, - горланил петух, - вставайте, пора приниматься за роботу, вон сколько зерен рассыпано! - и пестрые куры соскочив с шеста, спешили на завтрак.

-Ку-ка-ре-ре-ку, милые куры, - горланил петух, - ку-ка-ре-ре-ку, вставайте, пора клевать зерно!

- И привидится же такой кошмарный сон, - думала девушка, пытаясь его истолковать, но ничего не приходило на ум, голосистый петух своим криком не давал ей сосредоточиться. - Ну рогатик, Гак. Мак, Брак, - ругалась она, - в курятнике в наибольшем почете тот, кому больше всех удается избежать кухаркиного ножа, обещаю, что сегодня ты будешь кукарекать в лапше. Имея его, ты не будешь его иметь. Чтобы это все значило, - раз за разом крутилось в её голове, наводя на смутные предположения.

 Но произошедшее потом, было предсказано во сне точь в точь. Тело её возлюбленного на носилках уносили слуги. Киферон лежал закутанный в золототканные покрывала, а возле него суетилось множество царских сановников в пышных головных уборах, похожих на головки полевых маков, с огромными веерами на длинных гибких ручках. Царственное лицо было по-прежнему бледным, почти безжизненным, поэтому слуги ступали очень осторожно, стараясь не потревожить его покой. Лекари прямо на ходу делали ему всевозможные процедуры: ставили целебные пьявки, горчичники, очистительные клизмы, но все напрасно, лицо Киферона судорожно дергалось, по телу то тут, то там пробегали нервные конвульсии.

-Срочно введите ему успокоительное, - молвил самый опытный лекарь Гиперкритос. Три или четыре его ученика один за другим стали щекотать ступни ног, гладить бедра, голову, ладони рук, все это было так ласково и нежно, что через минуту больной уже спал совершенно успокоенный.

- Он мой! - вскричала девушка и бросилась к нему, но ее оттолкнул Сабскаба. - Это я спасла его! - кричала девушка, но ее никто не слушал.

Демоница, что с неё взять.

                             Единорог- сосуд для счастья.

 -И бывают же такие демоницы, - с грустью в голосе молвил Крон, - видом простушка, но сколько в ней благородства.

-Да, недурна собою, - соглашался Наннанк, - ты видал, как она у тебя ловко ножичек увела, раз, два и готово.

-Причем тут ножик, - скривился он от боли в разболевшейся ноге, - ты заметил, как она пахнет, не пахнет, а благоухает.

-Да ты просто влюбился в нее, - издевался Наннанк, - и теперь готов бежать за ней, словно собаченка виляя хвостом.

-Побежишь тут, - с грустью в голосе отвечал Крон, растирая хромую ногу.

 Наннанк по-товарищески подставил ему свое плече и молвил:

- ты о ней меньше думай, она наверное уже дома у папы с мамой, а нам еще топать и топать.

 Так опираясь на своего друга, они двинулись в путь, но всю дорогу Крон не перставал думать о ней, в сотый раз предаваясь воспоминаниям этой мимолетной встречи. А Наннанк всю дорогу что-то ему жужжал, яхидно издевался.

-Один раз увидел девченку и уже намыслил себе всякого. Думаешь, так она тебя и полюбила. Если у самого голова кругом идет, это еще не значит, что она от тебя без ума. И вообще, у такой красавицы женихов наверное тьма-тьмущая. А родители, ты о них подумал, может они и знать тебя не захотят, скажут неровня ты ей, она простая крестьянка, а ты знатного роду. А о своих родителях ты подумал, они уж точно, меньше чем титаниду или заморскую царевну себе в невестки и не мыслят.

Только Крон не слушал всю эту болтовню, предаваясь радужным мечтаниям о Кампе, да еще о ее родителях, в своих мыслях рисуя их расплывчатые образы.

-Вот бы хоть одним глазком взглянуть им в глаза, - думал он, - было бы у меня под рукой волшебное зеркало, заглянул внутрь и сразу все увидел.

- Слушай Наннанк, ты нигде в колдовских книгах не встречал описания волшебного зеркала?

-Это которое позволяет видеть через пространство? - вопрошал тот.

-Да, именно о таком зеркале я и спрашиваю.

- Нет, не встречал, правда слышал, что у Тельхинов, демоносов подземной страны, есть что-то подобное, да разве ж они признаются.

-Мне признаются, - уверенно молвил Крон, - вот доберемся к Родосу, первым делом отправлюсь к Тельхинам.

-И не побоишься? - с острахом в голосе вопрошал Наннанк. - Я бы ни за что к ним не сунулся, поговаривают, что они у себя под землей проводят всяческие опыты над нами, демоносами, а ведь это страшно и в конце концов негуманно.

- Меня они не тронут, - на полном серьезе отвечал Крон, - они мне должны, - и снова предался романтичным мечтаниям о Кампе и ее родителях.

И правда, чего он так распереживался о родителях Кампы, неужели они такие страшные, хотелось бы узнать о них больше. А ничего в них такого особенного не было, обыкновенные демоносы, которые прожили всю свою долгую жизнь среди лесов дикой Европы, трудом зарабатывая себе на пропитание. Так бы и жили они не зная горя и печали, если бы не одно но. Дожили они до седых волос, состарились, а деток не было. Много раз старик старался раздобыть чудодейственного зелья или какой детородной мази, однако колдуны и целители сколько не пытались ему помочь в этом деле, ничего у них не получалось. Они предлагли ему самые целебные мази и чудодейственные средства, а ребенка все не было. Можно было отправиться на Родос к Гиперкриту или в Атлантиду к Тротуле и Кобре, но стоило это очень дорого, да и стары они уже были для такой дальней дороги. Так в грусти и печали прожили они долгое время в маленьком горном селении, затерянном среди девственных лесов дикой Европы. Лес был их кормильцем, круглый год старик рубил на продажу дрова-цурпалки для погребальных костров. А жена возделывала землю, выращивала капусту, морковку ячмень да полбу. Старик был искуссным дровосеком, и на продаже дров они не плохо зарабатывали. Время шло, головы поседели, так бы и жизнь прошла, двигаясь к закату, только одна мысль им не давала покоя, они мечтали о детях. Старик хотел сына помощника, а жена мечтала о дочери. Долго ли, коротко ли бежало время, но вот однажды ночью, когда старик уже крепко спал, похрапывая, его жене приснился сон. Будто луч далекой звезды чудесным образом пронзил Лунный диск и превратившись в огненного змия, устремился к земле. Огненный змий на огромной скорости пронзил земные сферы и ударился в их старую хижину, вспыхнув неземным свечением. И в тот же миг, из дыма и огня возникла девочка, несказанно хороша собою, такая миленькая и славненькая, что не знала себе равных. Неспешно ступая по земле, она приблизилась и протянув им золотой самородок, молвила.

-Вот то, что вы искали, сьешьте его и появятся у вас детки.

 Глотнула жена в своем сне этот золотой самородок и тутже проснулась. Разбудила мужа и они всю оставшуюся ночь пытались разгадать вещий сон. На дворе меж тем светало. Проголодавшись, они с мужем отправились на кухню и тут выяснилось, что дрова у них кончились.

-Стыд и позор, - ругалась жена, - сапожник без сапог, ни одной дровиночки в доме, вот так лесоруб, не на чем даже обед приготовить.

 Взял он топор и пристыженный вышел из дома, побродив по двору и ничего не найдя, отломил одно из основных стропил крыши сарая, все равно его нужно менять, думал он, совсем истлело от времени. А оторвав стропило, разрубил его на куски, и когда стал их складывать, нашел в земле маленькую змейку. Удивился старик, но взяв на руки, принес домой со словами:

- не об этом ли был наш сон.

- Пусть так, - согласилась жена, - сделай ей колыбель, будем заботиться о змееныше, как о своем ребенке.

Так они и сделали, смастерили колыбель, накормили змейку, вспеленали и стали что ни день ласкать змееныша и забавляться с ним. Время шло, и вот малая змейка подросла, тесно стало ей в колыбели. Тогда старик смастерил кроватку получше, куда больше и просторней. Время бежало, девочка-змейка росла не по дням, а по часам, и увидели родители, что на правой ручке у нее родимое пятно, будто золотой самородок из вещего сна, так ее и нарекли Кампой, что означало вещая. Едва же минуло сорок дней и сорок ночей, в благодарность за дочку принесли старики великую жертву богам, зарезали буйвола и буйволицу, быка и корову, оленя и олениху, барана и овцу, козла и козу, гуся и гусыню, селезня и утку, петуха и курицу. Зарезев тех животных, они созвали на праздник всех жителей селения, угощали их яствам, потчевали сладким гереховым нектаром. Гости ели, пили, нахваливали дочку, желая, чтобы она росла здоровой, крепкой и всегда радовала родителей. А Кампа, как полевой цветок, росла и расцветала столь дивной красоты, что еще с малолетства мужчины заглядывались на нее. А когда выросла и стала юной девой, то не раз замечала на себе сладострастные взгляды. Только мало заботили ее тайные и явные воздыхатели, она росла веселой, беззаботной девушкой, радуя своих родителей, которые в ней души не чаяли. Тайны своего рождения она так и не узнала, не ведала она также, что богиня судьбы уготовала ей роль возмутителя мужского спокойствия, что-то вроде повседневного стихийного бедствия. Всякий раз, когда ее видели посторонние мужчины, то в их головах возникало смятение, родственное отчаянию. Не знали престарелые родители и того, что очень скоро обнаружили другие, от прекрасной девушки исходил дух беспокойства, оно чувствовалось в воздухе еще в течениие нескольких часов после ее ухода. Мужчины искушенные в любьви утверждали, что им никогда не доводилось испытывать волнение подобное тому, которое рождал в них природный запах Кампы. В саду, среди прекрасных цветов, в любом уголке дома они всегда могли безошибочно указать место, где побывала девушка и определить, сколько времени прошло с тех пор. Даже в воздухе она оставляла после себя четкий след, который ни с чем нельзя было спутать. Дома этот запах не замечали, потому что он уже давно вошел в состав повседневных запахов, но посторонние определяли его немедленно. Подсознательно этот запах вызывал у мужчин непереносимое ощущение влюбленности. Но Кампа по-прежнему обращалась с мужчинами без малейшего лукавства и окончательно добивала их своей простодушной любезностью. Со временем девочка стала такой красавицей, что от женихов буквально не было отбоя. Хотя открыто её руки никто не просил, то ли по том, что Кампа еще не достигла совершеннолетия, толи по тому, что просто боялись старого лесоруба, ведь его рука по-прежнему была тяжела. А девушка росла, и мысли молодежи все чаще крутились вокруг нее, буквально преследуя её везде и всюду. Чтобы уберечь свою дочь от пылких женихов, родители перебрались жить высоко в горы. Но и там назойливые женихи не оставили её в покое, под любым предлогом наведывались к её родителям, сулили им большие деньги, просили руки их дочери.

- Нет, - отвечала Кампа своим воздыхателям и даже гнала их прочь.

 Мать все чаще стала задумываться над тем, чтобы как можно скорее определить свое дитя в храм к Весталкам, божьим непорочным девам. А отец все больше склонялся к мысли, что пора ей найти достойного жениха и поскорее выдать замуж. Он не раз задавал ей вопрос.

- А не пора ли дочь подыскать тебе достойного мужа?

 Но она только улыбалась ему своей нежной улыбкой и отвечала.

- Я еще не встретила того, с кем хотела бы жить, - и смущаясь убегала в лес. Просьбы отца с каждым днем становились все настойчивей, они переросли в требование о замужестве, но каждый раз она отвечала одно и тоже, и все дальше и дальше убегала в лес, там бродила среди дикой первозданной Европы. Она не знала тайны своего рождения, но чувствовала, что не такая как все, она другая.

-Я не отдаю свою любовь легко, - твердила она сама себе, - но однажды отдав, буду хранить ее вечно, где ты мой единственный, - мечтала она о прекрасном принце, собирая цветы и целебные коренья в Гереховой роще.

 Так замечтавшись, она и не заметила, как тень ящера пала на нее, и подхваченная крылатым разбойником она летела в небе, уносимая в неизвестность. Крылатый дротик пущенный рукою Крона чуть было не погубил её, лишь чудо спасло девушку, он пролетел мимо. Выхватив свой короткий нож, она подрезала крыло ящеру, и тот разжав свои когти, выпустил девушку в пропасть горной реки.

- А она плутовка, - ругался Наннанк, - чуть тебе голову не свернула в этом водопаде и вместо благодарности еще и ножище –кинжалище умыкнула.

Но Крон промолчал и ничего не ответил, у него было такое чуство, что он обязательно еще вернется к ней за ножичком, и не только. Ведь он своим нутром чувствовал, что Кампа забрала не только его нож, но и его сердце.

-Какое красивое имя, - вдруг ни с того, ни с сего молвил он. - Кампа, звучит будто музыка.

 Наннанк бросил взгляд в его сторону, скривился и сквозь губу ответил:

- имя как имя, что в нем такого особенного, - но вслух молвил. - Кампа звучит красиво.

 А Крон даже не уловил язвительной интонации в голосе друга, жадно вдыхал пьянящий аромат Кампы, который казалось был всюду, может так пахнет любовь, думал он. Опираясь на плечо, они неспеша двигались по узкой тропе. Наннанк все время махал своим малым ножом, рубил хвощи и папороть преграждавшую им дорогу, а Крон совсем захромал, его нога разболелась нешуточно. Дивное чуство преследовало Крона, девушка ушла, а запах остался, он преследовал его всюду, будто она была где-то рядом, совсем близко. Запах смешивался с запахом терпкой смолы срубленных зарослей лиан, хвоща и папороти, дурманил его сознание. На поляне, которая открылась путникам, они увидели девушку. Кампа стояла, держа в вытянутой руке нож, и Наннанк приняв внезапное появление демоницы за угрозу, удивленно остановился, спросил.

- Что тебе нужно, ты же не хочешь причинить вред своим спасителям?

- Я подумала, что вам нож больше нужен, чем мне, - отвечала девушка, - вы этих мест совсем не знаете, да и мой спаситель хромает.

Крон в порыве благородства начал возражать.

-Что ты придумала, мы уже почти пришли, а тебе еще вон куда добираться.

Но девушка ни капли не смутившись, отвечала:

- я и так дома, я здесь родилась и выросла, вот вы городские, совсем другое дело, провожу вас и быстро домой.

 Она шла впереди, прорубая в густой чаще тропинку. Только Наннанк остановил ее:

-не девичье это дело, лучше помоги своему спасителю, - подмигнув Крону.

 Девушка подошла к хромому и вонзив ножище-кинжалище ему в ножны, положила руку себе на плечё. Крон хромал, припрыгивал, еле поспевая и смущался своей хромоты, время от времени опасливо поглядывал на ее змеиные волосы, которые все время раскрывая свои зубастые рты, шипели и скалились.

-Не ужалят? - спросил он.

-Вот и проверим, - усмехнулась девушка, еще ближе прижимаясь к нему.

Боль не давала возможности ступить на ногу, он неуверенно прыгал на одной ноге, их трехногие следы неуклюже выглядили на лесной тропе.

- Пусть теперь охотники из твоего селения долго ломают голову, что это за трехногое чудовище обьявилось в этих лесах, - отшучивался Крон, ему было стыдно за свою беспомощность.

Кампа остановилась, посмотрела на отпечатки ног, а затем подняла на руки Крона и понесла его на себе.

-Не будем вводить в заблуждение моих односельчан, - отшучивалась она.

 Вскоре он настолько привык к своему положению, что будто малое дитя к матери прижимался к ней все сильнее и сильнее. Чувствуя тепло её тела, чуствуя стук ее пламенного сердца и аромат. Её дивный аромат, который буквально сводил с ума, отбирал последние капли рассудка.

-Какая же она сильная и красивая, - думал он.

-А тебя оторвать можно будет или ты уже навсегда прилип, - подшучивал над ним Наннанк.

Шутки хоть и необидные, но все же насмешливые развеяли ауру чего-то божественного. Легкое состояние любовного томления улетучивалось, словно эфирная тучка растаяла в лучах ясного солнышка. Менялся и запах исходивший от Кампы, он это чувствовал, ведь девушка была непорочной и, как все непорочные. стыдлива, Крон в душе жалея её, обижался на своего бестактного товарища. Он уже обдумывал достойный ответ, но никак не мог подобрать подходящих слов. И тут произошло нечто. Выбравшись на открытое пространство, Наннанк резко остановился.

- Тихо, тихо, - зашипел он, размахивая руками, дал знак остановиться.

На открытой поляне паслось чудовище превосходившее по своим размерам и по своему странному виду все, что путешественники до сих пор видели. Это был единорог, очень редкое животное с короткой головой, длинными прямыми ногами и костяными щитками на спине, похожими на недоразвитые крылышки. Высоко задрав свою голову на длинной тонкой шее, оно срывало листья с веток деревьев, при этом его тело постоянно меняло свой окрас. Увидеть единорога на воле, это большая удача, ибо только на свободе, а не в клетке зоопарка оно открывалось зрителям во всей своей красе. Удивительные свойство единорогов было в том, что оно с легкостью могло принимать окраску травы, деревьев, кустарников, цветов и вообще всего, к чему бы не приближалось. Даже издали было видно, как оно зеленело на зеленом ковре травы, как затем через время самопроизвольно становилось то желтым, то голубым, то бурым, то лиловым. Когда же единорог ничем не встревожен и не испытывает страха, а боится он всего, даже своя тень иногда так пугает зверя, что тот на глазах меняет окрас от лилового до синего. В норме единорог окрашен в цвет пятнистых ослов и ничем от них не отличается, разве что щипать траву на лужайке ему непросто, ибо мешает длинный рог, торчащий во лбу. Поэтому чаще всего они лакомятся плодами растущими на высоких деревьях, иногда для единорога устраивают особые кормушки, высотой не менее шести метров. Также их можно кормить из рук травою, колосьями ячменя и полбы, яблоками, грушами, лимонами и всем остальным к чему так неравнодушны эти дивные существа, приносящие счастье. Все это рассказывала Кампа, которая знала о единороге все и не по-наслышке.

-Представляете, однажды я видела здесь тридцать два единорога, которые вступили в бой с целой стаей свирепых ящуров. Я своими глазами видела, как один из них окруженный со всех сторон ящурами, сумел своим негнущимся рогом распороть брюхо целой стае хищников, а уцелевшие бежали прочь, не разбирая дороги. А он гремел им вслед своими щитками, укрепленными на его спине, подобно крылышкам. Говорят, что звуком этих крылышек единорог и приносит счастье всем, кто в это верит.

Единорог спокойно пасся на лужайке, захватывая своей большой пастью пучки сладкого тростника и мелких хвощей, размеры которой никак не сответствовали маленькой голове. При движении туловища крылышки на спине делали небольшие взмахи, отчего раздавалась дивная музыка.

- Ненужно бояться! Увидеть единорога, это к счастью, - молвила Кампа, сорвав охапку душистых трав, смело пошла к чудищу, хлопками в ладоши привлекая его внимание.

Единорог не смотря на свой устрашающий вид, оказался на диво ласковым и игривым зверем. Увидав девушку, услышав ее хлопающие звуки, он по-собачьи завилял хвостом, опуская и подымая голову, при этом щитки ударялись друг о друга, издавая громкое хлопанье. Кампа подошла к единорогу и чудовище завалившись набок, подставляя свой бок для ласк, которыми его щедро наградила девушка.

- Хороший, хороший, - ласкала девушка его загривок, махнув рукой, позвала спутников.

 А сама в это время припала к напухшим сосцам единорога и с превеликим удовольствием пила его молоко. Крон и Наннанк стояли и смотрели на происходящее,не решаясь подойти ближе.

- Его нужно подоить и самим подкрепиться, - сказала Кампа, а то он обидется.

Преодолев атавистический страх, путники припали к сосцам единорога. Молоко было настолько жирным, что выдавливалось словно масло, голод молниеносно улетучился, и они пили молоко с превеликим удовольствием. Один сосок единорога был ранен и рана была свежей.

- Кто его так? - спросил Крон, переведя дух.

-Это она сама себя о камни поранила, - отвечала девушка, - её детеныша убили варвары-Обатала, а молока много, вот и чешутся сосцы, сама себя пытается доить о камни.

Напившись свежего молочка, девушка взобралась на спину, подала руку Крону.

-Давай залезай, хватит тебя носить, небось не царевич.

Кампа набросила зверю узду свитую из лианы, и теперь правила им, будто ездовым онегром. Крон сидел, держась за девушку, а Наннанк устроился чуть сзади. Близость с её прекрасным телом возбуждала сознание пылкого влюбленного, он снова мог наслаждаться запахом её тела, обнимать её гибкий стан, но теперь их путь стал намного веселее, даже изрядно уставший Наннанк ухватившись за крылья единорога, отдыхал, наслаждаясь поездкой. Важно переваливаясь на ходу, гигантский иноходец хлопая щитками, ударяя их друг о друга, издавал дивные звуки сходные с звуками колокольчиков, которые часто привязывают к своей обуви демоносы. Верхом, под музыкальное сопровождение, они быстро добрались в гереховую рощу. Кампа довезла их почти до самого места, где был убит ящур, а затем оставила их и, развернув огромного зверя, поехала домой, а Крон отрубил кусок мяса у ящера и торжествено вручил его девушке, будто награду.

-Спасибо тебе, - молвил он на прощанье.

-Это тебе спасибо, - отвечала девушка, - ты спас мне жизнь.

-Я знаю, где ты живешь, если приеду в гости, не прогонишь?

 Она только улыбнулась ему в ответ и, приструнив иноходца, скрылась в роще.

-Приходи, - растаял вдали чуть слышный девичий голосок.

-Вот так заклинание, - молвил Наннанк, - сработало, такая невеста, что и во сне не приснится.

-Какая еще невеста, - отбивался Крон, - просто хорошая знакомая.

Но он не успел договорить, замолчал на полуслове, слова застряли в горле, а удивлению не было предела.

                               И звались они Кин-кин

 И впрямь, было чему удивляться, когда прийдя в лагерь, они не обнаружили свою крылатую «обезьяну». Вернее она была, но то, что от нее осталось, было ободрано до нитки. «Обезьяна» выглядела дивно, такой ее они видели лишь во время сборки. Возле оголенного каркаса сидел Епаф, понуро опустив голову, он с задумчивым видом грыз плоды сладкого гереха, а повсюду валялись надкушенные обьедки, которые успели покрыться твердой коркой. Завидя своих друзей, Эпаф весело вскочил с места.

-Как я рад вас видеть! Я уже и не надеялся, что вы живы! Думал вас пожрали ящеры? - лез он целоваться, и на его щеке блестела сухая мужская слеза.

 Только им было не до сантиментов.

- Что здесь произошло? - спрашивали они пораженные зрелищем.

 На месте, где стояла их палатка и вещи, не осталось и следа.

- Кто все это сделал? - спрашивал Крон, - неужели варвары-оботалы растащили, -ничего другого ему на ум просто не шло. - И шатер, и постель, и посуда, а приборы, а компас, а высотомер, а барометр, а хронометр, а секстант, а квадрант и в конце концов астролябия, ведь все же пропало, а им нет цены, - горюя, причитал Крон.

Наннанк то же был недоволен, ругался напропалую: «Гак, Мак, Брак», - вспоминал всех и вся, его слова были просты и понятны, трогали до глубины души.

-Успокойтесь, не кипятитесь друзья, - успокаивал их Эпаф, - я вот сижу тут пол дня, передумал всякое, самые черные мысли, словно муравьи, лезут в голову, рой воспаленных страхов и сомнений жужжат у меня в голове. И вас нет, и «обезьяна» раскурочена, кстати, где вы пропадали?

- Потом, потом, - отмахнулись они, стараясь оценить масштаб трагедии.

- Можете ничего не искать, - успокоил их Эпаф, - все пропало, лучше порисядьте, усталость и голодный желудок плохие советчики. Вначале подкрепимся, у нас все же кое что осталось, - и он поднял с земли большой кувшин с нектаром, - мясо вы принесли с собой, есть сладкий герех, так что не пропадем, а заодно хладнокровно обсудим наше положение, подумаем, как выбираться отсюда без карты и компаса.

Путники разложили костер, нарезали мясо кусочками, зажарили его прямо на копьях. Усевшись вблизи костра, ели мясо, спелые плоды гереха, запивая все это нектаром, продолжили обсуждение таинственного исчезновения вещей.

-Что из вещей пропало самого ценного? - с упреком в голосе спросил Наннанк у Эпафа.

-Все пропало, - раздраженно отвечал он, закусывая, - главное обидно, самые новые приборы: веревочный высотометр, барометр, тахометр, ртутный термометр, вся посуда, запасы провизии, да мало ли чего еще я вожу с собой.

-Успокойтесь, - просил их Крон, - главное мы живы, остальное приложится, вот только мне интересно, кто это сделал, следов варваров в округе невидно, тут недалеко есть деревня, откуда родом эта девченка, может кто-то из местных демоносов утащил наши вещи, надо бы сходить разузнать.

-И за одно девченку проведать, - ухмыльнулся Наннанк, - тебя так туда и тянет.

- Не тянет. Вернее тянет. В любом случае, там можно раздобыть хоть какой-то транспорт для передвижения.

- Ву,ууур, вур, ру, - раздался где-то вдали раскатисто и гулко протяжный крик, все оглянулись вокруг и вдруг в глазах стало так темно и не уютно, что просто жуть.

 За разговорами они и не заметили, что ночь своими темными одеждами укутала небо и землю.

- Может это местные растащили весь наш нехитрый скарб? - спрашивал Крон, загораживая проход к их лагерю забором колючего кустарника, а те только ругались: «Гак, Мак, Брак, так их и перетак», - исколов свои руки в кровь.

Когда ограждение было устроено, все успокоились. Эпаф начал подшучивать над Кроном.

-Ты лучше расскажи, как девченку закадрил. Вот Наннанк говорит, что это помог заговор: «сплю на новом месте, приснись жених невесте», а ты отвергаешь, не научный подход к чуду.

-Да ну вас, - отбивался Крон, ему не хотелось отвечать на эту щекотливую для него тему, а чтобы навсегда отбить у них охоту к язвительным ухмылкам, решил сам перейти в атаку, так сказать напугать своих спутников. - Вас послушать, так сразу во всякую чепуху поверишь, и в сплетни о конце света, и в то, что наш век вскорости закончится, а к нам явится дух зла, в виде «Алатырь камешка».

-Да ну, - с опаской в голосе переспрашивали слушатели.

- Вот вам и ну, - продолжал запугивать Крон, - я с увереностью могу заявить, что вскоре над землей воцарятся красноватые сумерки, это померкнет планета Плутон, а из его нутра вырвется на свободу дух зла. Он явится сюда, вырвавшись из кратера потухшего вулкана и будет носиться над этими лесами, оглашая воздух злобным воем, копотью да гарью. Тогда-то из страны холода и мрака в нашу землю прийдут новые разумные существа, которые будут править миром.

 Крон рассказывал это так убедительно, что совершенно запугал слушателей.

- Вууу, ву, уу, - пронеслось в ночи эхо дикого звериного воя, заставив сердце учащённо биться о грудь, а рукам крепче сжать свои копья.

-Да ну тебя своими рассказами, ты точно хочешь нас сделать заикой.

-Вы мне не верите, - продолжал пугать Крон, - я вам уверенно могу заявить, что в колдовской книге «Разиел» я прочел следующее: «В год, когда планета Плутон приблизится к земле настолько близко, насколько это возможно, оттуда на землю падет огненный камень», в книгах его называют «Алатырь камешек». «Если он упадет к нам, значит жизнь наша станет во сто крат лучше. Но если мы не сумеем поднять тот камешек, значит мир изменится до неузнаваемости».

-Не уж то с планеты Плутон? -  удивились слушатели, пытаясь рассмотреть её в бесконечном мироздании звезд.

-Точно, точно, - нагнетал обстановку Крон, - с «Алатырь камешка», будто с дерева листья просыпятся на землю новые разумные существа, которые изведут нас со света белого.

-Да ну тебя, - испуганно махали руками слушатели.

-Ага, испугались, - весело рассмеялся Крон, - вам бы все сплетни и россказни слушать, лучше давайте думать, кто здесь похозяйничал. Если это не варвары, чьих следов мы не видели, если это не местные демоносы, тогда кто это сделал.

-Я думаю, - молвил Эпаф, - злодеев было очень много, когда я приближался к лагерю, слышал топот, будто пробежала стая слонов, но вот следов никаких нет, не понятно, куда все подевалось, мистика. Это какие-то очень хитрые и ловкие твари, может это Ацаны, - предположил он.

- Кто такие Ацаны? - удивленно вопрошал Крон, - я о них никогда не слышал.

-Не знаете Ацанов, так я вам расскажу. Это такие маленькие демоносики, что даже в траве их не видно, но обладающие огромной физической силой. Эти Ацаны обитали в Европе, еще в те времена, когда на земле стояло вечное лето, а когда климат поменялся, они куда-то подевались.

-Пху на тебя, - ругнулся Крон, - тут нужно по-существу, а ты городишь всякую чушь.

 Наклонившись к земле, подсветив себе горящей головешкой, начал тщательно изучать почву вокруг того места, где стояла палатка. А потом все ходил вокруг да около и пришел к удивительному выводу.

- Наше имущество похищено не Ацанами, не варварами и даже не животными. Его утащили какие-то крупные насекомые, судя по следам ног, которые видны повсюду, их было очень много.

-Да ну, - удивились попутчики и сами стали всматриваться в отпечатки.

 Если присмотреться, то вещи были частично унесены, частично утащены по песку, следов нет, потому что их было очень много, и разобрать что-либо, было не возможно. Только по отпечаткам на песке можно предположить, что у насекомых шесть пар ног, а туловище в длинну больше метра.

-Да, здоровые твари, но и мы неменьше, поэтому с рассветом отправимся на поиски похитителей и пропавших вещей.

Ночь пролетела незаметно. Но пока в небе не угасла последняя звездочка, в мире царило безмолвие и тишина, все притаившись, ждали первого лучика, первой искорки света. И лишь, когда первый луч ярким огнем разорвал покровы ночи, все ожило, зашевелилось.

-Пора, - решили они, отправляясь на поиски.

 Вначале они спустились в низовье долины, где склоны были изрыты оврагами, шли недалеко от края обрыва, сплошь покрытого слоем самородной серы. Страшновато было подходить к краю обрыва, но чувство риска так и тянуло посмотреть вниз. Где-то вдалеке виднелся бурный поток, несущий свои воды к руслу старой реки. То и дело на их пути попадались вырванные с корнем деревья, сломанные кусты и трава прибитая к почве сотнею ног. Спустившись к старому руслу реки, они увидели крепость своих врагов. Это был муравейник, если так можно назвать этот гигантский холм, сложенный из сухих стволов и ветвей деревьев, скрепленных для прочности чем-то вроде речного ила или белой глины. У этого гигантского муравейника кипело оживление и суета. Шестиногие насекомые метрового роста, чем-то напоминающие муравьев, сновали туда-сюда. Одни муравьи выползали из муравейника, отправляясь на поиски добычи, другие возвращались в крепость, неся на своих спинах все, что удалось отыскать.

-Что будем делать, - думали путники, наблюдая за муравьями из укрытия, - если мы туда сунемся, они нас разорвут.

-А давайте сожгем муравейник и делу конец, - предложил Наннанк, - а вместе с ним пусть погибнут эти твари, это ж надо, что творится в этой дикой Европе, ну я понимаю муравьи размером с ладонь, но тут больше метра.

-Это случайно не те твари, которые материки эдь-До ра-До живьем пожрали? -  допытывался Эпаф, - сжечь их синем пламенем и делу конец.

Только Крон не соглашался.

-В огне погибнет все наше имущество, мы должны попытаться выкурить их оттуда, вон там на горе целые залежи серы, ею можно попробывать вытравить этих насекомых. Решено, сделано.

 Эпаф мотнулся за серой, а Крон и Наннанк из своей одежды смастерили примитивные меха для нагнетания дыма. Вскоре им улыбнулась удача. Это набежавшая грозовая туча закрыла собою ясное солнышко, стало темно, ударил дождь. Муравьи засуетились, бросив все, вползали внутрь, закрывая проходы. А Крон смотрел на их труды и представлял, что вот они живые творенья матери земли ползают, снуют туда-сюда, думают, мыслят о чем-то, хоть и примитивном, но все же о своем, и даже не подозревают, что очень скоро они заснут вечным сном, а их души отлетят в муравьиные чистилища. Ведь не может быть, чтобы у них не было своего чистилища. Туча погремев и распугав муравьев, улетела, едва пролившись дождем. В это время прибежал Эпаф с огромным куском желтой серы, который он удобно устроил в углублении на спине, такое углубление имел каждый уважающий себя демонос.

-Я думаю этого достаточно, - сказал он, передавая кусок Крону, тот взял его в руки, оценил на вес и тутже принялся толочь её о камень, заворачивать в листья папороти.

Вооружившись дымовыми шашками, они подкрались к муравейнику, при помощи мехов нагнетали дым внутрь.

-Сейчас мы устроим этим тварям настоящее чистилище, ни один не выйдет на свет божий, - угрожал Наннанк насекомым, держа меч на поготове, готовый в любую минуту истреблять спасающихся.

Через время все было кончено, муравейник буквально прокаптился ядовитым дымом, и вряд ли что-либо живое могло уцелеть в такой душегубке. Но тут возникло новое затруднение.

- Как же мы войдем внутрь, - спросил Эпаф, - тамже скопились мириады загубленных душ, они разорвут нас на части. Я туда не полезу, - категорически отказался он, - мне еще жить охота.

- Не разорвут, - отвечал Крон, - мы хорошенько проветрим муравейник, вот они и выпорхнут к небесам. Ведь там среди небесных светил находится их муравьиное чистилище.

-Это еще почему на небесах? - интересовался Эпаф.

- А потому. - обьяснял Крон. - Вот например, мы демоносы живем на земле, а чистилище –лабиринт строим под землей. Они живут под землей, значит их чистилище на небесах.

-Все равно, я туда не полезу, - стоял на своем Эпаф. - Если вы не в курсе и думаете, что муравьи это просто обыкновенные насекомые, то глубоко ошибаетесь Я то их хорошо знаю, мне о них моя бабушка рассказывала, а она не один век прожила и даже склероза не нажила, и память у нее была хорошая, помнила все от сотворения мира до наших дней. Так вот, - продолжал Эпаф, - бабушка мне о муравьях рассказывала следующее: они были такие же демоносы, как и мы с вами, только очень злобные, коварные и жестокие, звались они Кин-кин. Жили эти Кин-кин в большой горной пещере, посреди пещеры была устроена глубокая яма, в нем горело их родовое огнищ, которому и поклонялось племя Кин-кин. В жертву огнищу они приносили чужестранцев, связывали их, бросали в огненную яму, а божество огня пожирало их тела и души. Чужестранцы к ним попадали редко, а жертвы нужны были обильные, поэтому крылатые Кин-кин летали над холмами и долинами, высматривая очередную жертву. Однажды они поймали волшебника, по имени Кетогло и ,не подозревая с кем имеют дело, сцапали его.

-Что не побоялись связаться с самим Кетогло, ну это они зря, - вставил реплику Крон, - с кем, с кем, а с Кетогло я бы ни за что на свете не стал бы связываться.

- И я, - утвердительно закивал головою Наннанк.

-Так вот, - продолжал Эпаф, - сцапали они Кетогло, и сами не знают с кем связались, а он даже ни капли не испугался, ему очень интересно было очутиться в стойбище Кин-кин. А те просто душки, радушно встретили Кетогло и стали уговаривать его остаться на несколько дней, чтобы он мог насладиться пиршеством и плясками, которое племя устроит в его честь. Пробыл он в их племени два дня, а на третий день ему это дело надоело, и он обьявил им, что ему пора возвращаться домой. Услышав это, Кин-кин стали упрашивать Кетогло, остаться еще хотя бы на день, чтобы посмотреть священный танец Эму. А он знал, что после священного танца Эму, всегда совершается жертвоприношение, но любопытство пересилило страх, и он остался. И вот вечером собралось все племя у ямы, в которой горело родовое огнище. Языки пламени лизали стены пещеры, смешиваясь с тенями танцовщиц исполняющих танец Эму. Молодые девушки Кин-кин танцевали священный танец, подражая своими движениями страуса Эму клюющего зерно. Девушки плясали по кругу, их тени нежно скользили по стенам пещеры и становились большими и страшными. Глядя на танцующие тени Эму, чужестранцы обычно забывали обо всем на свете и не могли оторвать глаз от теней. Но Кетагло был великим колдуном, он сам кого хочешь мог заколдовать и все время помнил об опасности. А мужчины Кин-кин все время не спускали с него глаз, когда им показалось, что тени совсем заворожили смотрящего, они бесшумно поднялись с места и стали к нему подкрадываться. Но Кетогло увидел с какой злобой блистают в темноте их безумные глаза, словно жаркий огонь лишенный пламени, вскочил и сотворив великое заклинание, пропал бесследно. Когтистые руки Кин-кин схватили только тень от Кетогло кружащую возле ямы огнища. Они, словно ветер, гнались за тенью Кетогло и не могли её схватить. А тот бегал так быстро, как только бежали его ноги, все время приближаясь к огню, чтобы сжать круг. Сколько они бегали за Кетогло, этого ни кто не знает, но вскоре их головы закружились и начали один за другим падать в огненную яму. Жаркий огонь вырвался оттуда, это божество огня пожрало демоносов Кин-кин. А Кетогло ушел прочь, только в ночи заблукал, и когда под утро ноги снова вывели его к пещере, то увидел, что на том месте, где была пещера, теперь стоял большой муравейник, вокруг которого ползало множество муравьев и у некоторых из них были крылья. С тех самых пор и живут на свете муравьи. Так вот, что я вам хочу сказать, - молвил рассказчик, - я с детства боюсь Кин-кин, и зовут меня Эпаф, а не Кетогло, я в муравейник ни ногой.

-Хорошо, оставайся тут, будешь в случае чего прикрывать наше отступление, - молвил Крон, протискиваясь в темноту подземелий.

Воружившись только короткими ножами и ярким факелом, они шагнули в темноту переходов, галерей и тупиков муравейника. Время от времени они делали на стенах зарубки и отметины, чтобы не заблудиться и отыскать обратный выход. Галерея больших и малых дорог с пологим уклоном вела их вниз. Факел трещал и искры падали на пол яркими липкими каплями, в которых еще долго светился огонек добра и надежды. Недалеко от входа начали попадаться окоченевшие трупы муравьев и чем дальше, тем больше, порой их было так много, что приходилось очищать себе дорогу, отбрасывая трупы в сторону. Забравшись чуть не в самую середину муравейника, они очутились в высокой и широкой комнате, в которую сходились два десятка ходов. В этой высокой комнате они наконец-то смогли распрямить свои спины, стояли, соображая, куда двигаться дальше. Сотни муравьиных трупов, куколок и личинок лежали тут целыми грудами, так что приходилось карабкаться через них, как через завалы.

-Давай вернемся, - почти скулил Наннанк, которому честно сказать, не нравилась вся эта затея, но Крон казалось и не думал сдаваться.

-Пойдем туда, - скомандовал он, устремившись в один из проходов, который привел их в одну из многочисленных комнат, сплошь и рядом заваленную муравьиными трупами.

-Кто так строит, - всю дорогу ругался Наннанк, понастроили нор и коморок, не разогнуться, не выпрямиться, а я слышал, что муравьи очень рациональны, лишнего не делают, как они тут живут, не понимаю.

-Уже не живут, - отвечал Крон, пробираясь на четвереньках, - теперь это одна общая могила, я бы сказал муравьиное чистилище.

В других камерах, которые они осмотрели, валялись мертвые личинки. В других были разложены яйца муравьев.

-Смотри, они тоже яйцерожденные, как и мы, демоносы, - заметил Крон, - а я думал, что они рождаются как-то по-особому.

-Как это по-особому? - переспросил Наннанк.

-Ну не знаю, - отвечал Крон, - ведь они же насекомые.

- Это наверное у них рудимент остался от народа Кин-кин, - отвечал Наннанк.

Так разговаривая, они продвигались все ниже и дальше вглубь подземелий муравейника, пока не попали в комнату-склад. Горы сьестных припасов и всевозможного хлама лежало тут сложенное в огромные кучи.

- Наконец-то, - обрадовался Крон, вытаскивая из спресованной кучи обломки астролябии. - Мать честная, курица лесная, - ругался он, рассматривая обломки научных приборов, из-за которых они проделали этот опасный и трудный переход. Все пропавшие вещи были разбиты и раскурочены. - Я не верю своим глазам! - в ужасе воскликнул Крон, - неужели все пропало, - рылся в куче муссора, разыскивая свои приборы, над которыми он трудился не один год. - Должно хоть что-то уцелеть, - твердил он как заклинание, но к сожалению все было сломано.

-Давай отсюда сматываться, - предложил Наннанк и первым шагнул в один из коридоров муравейника.

Крон скрипя зубами, шагал следом. Длинный и запутанный коридор привел их в одну из камер подземелья, где они увидали то, что их больше всего поразило. Удушливый запах серы еще полностью не выветрился из помещения, и от этого голова немного кружилась. Но и уйти отсюда они не могли, ибо их взгляд приковало к себе тело муравьиной царицы. Она лежала в золотом саркофаге, а ее полное величия и власти лицо выражало покой и умиротворение. Яркие всполохи огня выхватывали из темноты сказочно прекрасное убранство царских покоев. Призрачным огнем светятся самоцветные каменья, горные хрустали, порфириты, сиениты, лся из помещения которую они еще долго вспоминалпрозрачные кварцы, непрозрачные кремнеземы и золото, везде золото, оно сверкет по-всюду, заполняя своим свечением все пространство. Отчего Крону на миг показалось, что он с головой окунулись в море иллюзий, светотеней и эфимерных видений.лы верю воскликнул в ужесе Крон что все пропало должно хоть чтото уцелеть Сколько он стоял любуясь этой невиданной до селе красотой, он и сам не знал, не ведал, казалось, блеск золота поглотил его целиком, только его губы беззвучно шептали:

- такой красоты я не видел с тех пор, как вылупился из яйца…

-Пошли отсюда, - тянул его за руку Наннанк, - тут не чем дышать, угорим.

-Сейчас, сейчас, - отвечал он, делая шаг к царице.

Зачем его потянуло к ней, он и сам наверное не знал, а лишь чувствовал, что с ним происходит что-то непонятное, почти мистическое. Ибо отчетливо ощутил, как за его спиной выросли крылья, а тело приобретя легкость, парит над землей, руки так и тянутся к царице, которая буквально светится огненным сиянием, и что этот огонь пронизывает его насквозь, жжет до мозга костей. На миг ему показалось, что он попал в тропический вихрь, который буквально втягивает его к себе, отбирая частицу его духовной энергии. А та изливаясь из его тела, вливается в тело царицы. Ужас от осознания того, что вся его душа отлетит из тела, и он погибнет, заставила его остановиться. Но было поздно. Лишь только он осознал, что с ним происходит, глядь, а он стоит у тела покойника, склонясь над ним.

-Что ты делаешь? - хотел было крикнуть Наннанк, но голос его сорвался, стоял и в ужасе смотрел за всем происходящим.

Ему на миг показалось, что Крон склонился над царицей, пытаясь её поцеловать. А та и не мертва вовсе, ресницы её глаз подрагивают, губы трепещут и с жадностью пьют соки, впитывая в себя его жизненную энергию.

-Что ты делаешь? - обретя дар речи, вскричал Наннанк, подскочил к Крону, начал тащить его за одежду.

Но Крон завороженный упирается всем телом, тянется к ней.

-Очнись, очнись! - будоражил его Наннанк, и кажется это ему удалось, ибо Крон вдруг разогнулся, выпрямив спину, попытался сделать шаг назад, и тут произошло совершенно невероятное.

Муравьиная царица открыла свои пустые глазища, и оттуда вырвался огненный всполох яростной ненависти, а затем сделав резкий выпад рукой, схватила свими крючковатыми пальцами руку Крона.

- Мама! - только и смог вскричать Крон, выдернув руку из цепких обьятий, а Нананнк тот и вовсе лишился дара речи, ибо в следующий миг, царица встала на ноги и выставив пред собою шесть рук, шла на свет факела. Её свинцовые глаза буравили пустоту, короткие волосы её головы шевелились, глубоко вдаваленные уши подрагивали, а рот, оскалив острые зубы, шептал.

-Регул, звезда Регул, я слышу твой зов. Звезда Регул, я иду к тебе, - шептала царица, протягивая свои крючковатые руки к огню.

-Свое возьми себе, нам же оставь наши горести! - вскричал Наннанк, отбросив в сторону огненный факел. И мумия царицы тутже шагнула вслед огню.

-Я иду к тебе звезда Регул! - воскликнула она в полузабвении и как лунатик шла к сверкающей звезде. - Иду иду!

Это было последней каплей переполнившей сознание Крона. Подчиняясь инкстинкту самосохранения, он бросился бежать, не разбирая дороги, Наннанк мчался следом. Местами им приходилось продираться сквозь завалы муравьиных трупов, местами они ползли на животе, протискиваясь в узких ходах. И все время им казалось, что за ними по пятам следует бледная тень царицы. Вытянув свои руки, она хватала пространство, царапала когтями пустоту. «Вот где вы, - будто удары пульса стучало в их голове, - вот, вот, вот я вас схвачу», эхом неслось следом за ними. Жуткий страх и природное чутье подсказало правильный путь, вскоре пред ними блеснул луч надежды, белым пятном открывший выход к свету, к чистому воздуху. Яркий свет буквально резонул глаза, заставил зажмуриться.

-Что это? - воскликнул Наннанк, хватаясь за глаза, ибо яркое свечение буквально ослепило его. - Неужели это звезда Регул? - шептали его губы.

 И еслибы не Эпаф, они бы окончательно свихнулись. А тот даже не подозревая о всех тех опасностях выпавших на их долю, лез целоваться, радостно обнимая своих друзей.

-Опять вы заставили меня волноваться. Вновь бросили одного. Боже правый и левый, а ведь я вас уже похоронил в своих мыслях. Кричу вам, кричу и никакого ответа, думал угорели от ядовитых газов. Что там, как там? - сыпал он сотню вопросов.

Но Крон его не слушал, он тер свои глаза, пытаясь разогнать в них яркие черные блики. Даже солнце, на которое он украдкой бросал свои взгляды, казалось ему красным диском закутанным в серую пелену, отбрасывающим тусклый свет на мрачные окрестности. Когда время спустя он проморгался, привык к свету и щурясь взглянул на солнце, то увидел его в доселе невиданном свете. Оно стояло зацепившись своим огненным шаром за остроконечную вершину муравейника, а сам муравейник искрился в его лучах радужным блеском иллюзорной глазури. Это солнечные лучи отражаясь от его гладкой, почти стеклянной поверхности искрились мириадой цветных видений, от которых нельзя было отвести глаз. Они буквально тонули в этой липкой массе света. Вот каким должно быть новое чистилище, думал он созерцая, это несказанно божественное видение. Именно таким я его и представлял, думал Крон, размышляя над своей давней мечтой построить грандиозное вместилище душ. Но не под землей, каким его обычно строят, используя естественные пустоты земной коры. А совершенно новое, современное чистилище, устроенное над поверхностью земли, чтобы и для глаз было приятно, и живые могли прийти к своим усопшим родственникам, принести им погребальные дары, пообщаться с их душами. Из мечтательного забытья его вывел голос и звук удаляющихся шагов

-Пора домой, - звали его спутники.

-Пора, - согласился Крон, убыстряя шаг.

Уже поднявшись в гору, он еще раз оглянулся, бросил взгляд на одиноко стоящий муравейник, и ему на миг показалось, что оттуда тянется крючковатая рука, пытаясь схватить огромное солнце. Сколько он потом себя помнил, его всюду преследовал этот образ, иногда он ему даже снился. 

                    На деревню к….

Добравшись до лагеря, путники сделали остановку. От острых, будто хребет дракона скал, на землю опустились густые тени. Быстро смеркалось. На затянутом серыми тучами небе не было ни единой звездочки, лишь одинокая луна купалась среди туч. Разожгли костер. Спали по очереди. Ночью было не спокойно, лес как будто и не думал ложиться, он был переполнен шорохами, вскриками грозных голосов, иногда совсем рядом светились чьи-то злые очи. Но преграда из колючего кустарника служила надежным барьером, и ночь прошла без проишествий. С рассветом отправились на поиски деревни, подымаясь вдоль реки все время вверх. В одном месте их внимание привлекло скопление крылатых ящеров, кружащих над долиной, будто воронье над падалью. Подойдя ближе, они увидели, что на дне долины идет кровавый пир. Летучие ящеры облепили трупы нескольких единорогов, они рвали мясо и внутренности, запрокидывая свои зубастые головы вверх, жадно глотали мясо, издавая при этом клокочущие звуки «кварк, кварррк». Ссорились и дрались меж собою, взлетали и опять садились.

-Скорее, вперед, не отставать, - подганяли путники друг друга, - в селение к демоносам.

 Дороги они не знали, из-за пиршества ящеров пришлось свернуть с тропы, и теперь они пробирались в лесу из гигантских папоротников, переживших все века и эпохи. Пройдя папоротниковый лес, они услышали шум и гам доносящийся откуда-то издалека.

-Наконец-то, добрались до своих, - обрадовались путники, и правда, они вышли к деревне.

Но их радость была преждевременной, это было стойбище варваров, их шалаши, больше похожие на курятники, стояли возле деревьев, а на поляне взад и вперед сновали дикари. Тутже бегали их дети варварята устроившие на поляне шумные игры, боролись, кувыркались, а кто по-старше метал в воздух палки и камни из примитивной пращи, от чего кругом стоял невообразимый шум, гам и суета.

-Что это за варвары? - спросил Крон у Эпафа, - какого они рода племени, Оботала или Опары.

- Я думаю, что это Обатал, а может и нет, - отвечал Эпаф, - я этих варваров пересмотрел всяких, и больших: Паньгу, Мусонк, Андумбулу, и маленьких коренастеньких Чалхулчи, и длинновязых Ракирап. Ты же знаешь, что я не раз участвовал в охоте на варваров, бывало мы отлавливали их целые стада. А таких еще не видел, - отвечал Эпаф, выглядывая из укрытия на поляну.

- Я слышал, - говорил Крон, - что стайные варвары агрессивны.

 Эпаф почесал затылок.

- Точно, они звери, к которым в лапы лучше не попадаться. Сама жизнь заставляет быть агрессивным, - пустился он в рассуждения. - Вы только представьте, бродят вот такие орды диких варваров по бескрайним лесам Европы, читать не умеют, писать не умеют, в такой суровой природе: дождливой осени, холодной зиме, с дикими зверями и ужасами мрачного леса, может противостоять только свое природное мужество, находчивость, ловкость и умение приспосабливаться. День и ночь разыскивают сьедобные коренья, орехи и личинки насекомых, ловят лягушек и мелких животных, на большее их не хватает

-А как же предсказание, что варвары будут править миром, - встрял в разговор Наннанк.

-Нет, это не правда, - тутже ответил Эпаф, - всё что угодно, только не варвары, я думаю пройдет еще несколько веков, и варваров совсем не останется ни одного.

- Это еще почему? - переспросил Крон.

-А потому, что еще немножко и всех этих варваров выловят работорговцы, ни одного дикого варвара больше не останется, только в рабстве они приучатся культуре, овладеют ремеслами, научатся управляться с примитивными механизмами и сложными машинами. Вот тогда и настанет для них светлое будущее, а так вымрут все до единого.

-А если оставить все как есть и не трогать их, - спросил Крон, - выживут или нет?

- Я думаю, - отвечал Эпаф, - вряд ли, хотя могу только предположить, что пройдут века или даже тысячелетия, и с каждым новым поколением варваров, у них будет прибавляться крупица опыта и умения. И может быть, они сумеют приручить диких животных, научатся возделывать землю и что более фантастическое и абсолютно немыслимое выплавлять из руды металлы. Вот тогда они станут несравненно сильнее, могущественнее.

-Слушай, - остановил Крон рассказчика, – с тобой все в порядке или ты заболел.

-Нет, я абсолютно здоров, - отравдывался Эпаф.

- Вряд ли, - покачал головою Крон, - тебя послушать, окажется ты явно нездоров.

-Да я абсолютно нормальный, - горячился он, - вот ты сам подумай, почему такого не может быть, а вдруг то о чем болтают правда.

- Все, все успокойся, - отмахивался от него Крон, - ты прямо какой-то утопист.

- Кто такой утопист? - переспросил Эпаф.

-Утопить тебя мало за такие речи, до чего договорился, между нами и этими дикими варварами громадная пропасть. Обратите внимание, на то какая разница между нами и ими. Мы ходим на четырех ногах, потому что всех высший творец не хотел доверить столь драгоценный сосуд наших тел менее устойчивому положению, ибо боялся, что если демонос будет ходить иначе, с ним случится несчастье. Вот почему, он взял на себя труд утвердить его на четырех столпах, гордо именуемых ноги, дабы он не мог упасть. Строением этих варваров всех высший Хаос пренебрег, предоставил их игре природы, которая не беспокоясь о возможной гибели такого ничтожества, как бесхвостый примат, утвердила его только на двух ногах. Даже птицы не так обделены, как обделены варвары, так как они получили перья и крылья в замен своих отсутствующих конечностей. Я тебе скажу, что будет с этими варварами. Завтра же их выловят и отправят в каменный карьер, а женщин, кто по лучше, обратят в домашнюю прислугу, вот их светлое будущие, - разошелся Крон.

Наннанк не выдержал их трескотни, зашикал:

- говорите по-тише, еще услышат нас эти отбросы общества.

Но до дервни было далеко. Путешественников, которые укрылись на крутом обрывистом холме, они не могли видеть, да и как было им увидеть или услышать демоносов, если они все цело были поглощены работой. Вокруг костра горевшего на поляне собралась целая толпа варваров в каких-то невероятных одеждах, сшитых из шкур зверей, тряпья и коры деревьев. Кто-то из них толк палкой в большой каменной ступе плоды янтарного гереха, а остальная толпа варваров стояла вокруг, очевидно, чтобы подбодрить своим присутствием тех, кто трудился, и все без умолку горланили «Ва, Вар». Такая уж особенность у этих диких варваров, что за какое бы дело они не брались, всегда подымали невероятный шум и гам. Если, например, надо перенести на другое место камень, что вполне под силу двум особям мужского полу, то собирается целая толпа, они долго и громко о чем-то спорят, кричат друг на друга, смеются, ухмыляются, при этом очень театрально жестикулируют. Наконец все вместе подымают камень и несут с воплями и пыхтением, словно совершают бог весть какой трудный подвиг. Вот и теперь они толкались, жестикулировали, что-то кричали друг другу: «Вар, Вар, Вар».

-Нет, эти не злючки, - качал головою Эпаф, - это точно Эускера, их еще называют древесными варварами за то, что они понимают язык трав и деревьев. Они отличаются от прочих своей добродушностью, если это слово к ним применимо. Представляете, эти варвары Эускера наш янтарный Герех называют Понтик, а нектар называют Асхи, правда смешно, - молвил Эпаф и рассмеялся.

-А как они делают этот Асхи? - интересовался Крон, заливаясь смехом.

-Берут спелые плоды и выжимают из него сок, который они называют Асхи. Сок этот они лижут и пьют, смешивая с молоком.

- С молоком? - удивились путники, - никогда не слышали, чтобы нектар смешивали с молоком, нужно попробовать.

-А из жмыхи, - продолжал Эпаф, - изготавливают лепешки, только вначале вытаскивают из гущи косточки. Эускера очень добродушны, у них нет даже боевого оружия, которое нередко встречается у других варваров.

Тут неожиданно из леса выскочил один из варваров, по виду старший среди них, завопил душераздирающим голосом: «вар—вар-вар-вар» и запрыгал на месте. По всей видимости, это был сигнал к сбору, и все стойбище пришло в движение, часть мужчин бросилось в чащу леса, прихватив с собой дубины и палки напоминающие по виду копья. Стая детей варварят, кто на двух ногах, а кто и на четвереньках, устремились следом за ними. Самки подняли шум и гам, криками давая понять детенышам, чтобы те не покидали поляну, а собирали ветки и сучья для костра.

-Интересно, - вслух размышлял Крон, - они уже умеют добывать огонь, хотя бы одним из множества способов или до сих пор поддерживают его дровами.

- А может это и не костер вовсе, а вечное негасимое огнище, - отвечал Наннанк.

-Да брось ты, опять выдумываешь, откуда у этих примитивных творений, отбросов общества, может быть божество огня, сперли небось где-то уголек, вот и жгут его все время, берегут, чтобы не затух. Посмотри лучше на них, это же обезьяны, при чем безмозглые, одни эмоции и стадные инкстинкты.

И тут произошло что-то совершенно невероятное. Из одного древесного шалаша вышло огромное чудовище, покачивая рогатой головой, мотая конечностями, двинулось на стадо детенышей, свирепо раскрыв зубастый рот.

-Смотрите! - воскликнул Наннанк, - а среди них даже дикие демоносы встречаются.

У всех рты так и отвисли от удивления, как может демонос, пусть даже дикий, ужиться с такими уродами, это оставалось загадкой. А демонос свирепо раскрыв зубастую пасть, приближался к сидевшим на поляне варварам.

Ну сейчас он им задаст, вот увидете, разорвет, - неуверенно молвил Крон.

 Все затаив дыхание, ждали развязки. Опасность уже близко, а все сидят неподвижно, словно решили принести себя в жертву дикому демоносу. А он неспешно приближается, угрожающе бодаясь рогами. И тут стадо дикарей молниеносно преобразилось, дети с воплями и криком вскочили с места, не испытывая страха, подбежали к демоносу, на ходу вскарабкались на спину. Кто-то бросился ему на шею, без страху быть разорванным, кто-то хватал за ноги, не боясь быть растоптанным на месте. А взрослые детеныши, образовав возле демоноса круг, прыгали, размахивая дубинами и палками, затем каждый из варваров по очереди стал подскакивать к нему и взмахом копья или дубины, имитировать удар, а демонос только повизгивал. словно собаченка, когда его осыпал град камней.

-Нет, я этого не вынесу, - молвил Эпаф, - нам нужно немедленно помочь сородичу.

-Успокойся, не кипятись, - успокаевал его Наннанк, - нас всего тро, а их целая стая, как бы не пришлось и нам быть игрушкой в их руках.

А в это время, демонос снял свою бычью голову, под которой оказалась всего лишь голова отвратительно седого старика- варвара.

-А ты хотел спасать своих, я же говорил, что ни один уважающий себя демонос не сможет ужиться среди этих дикарей, как можно жить среди этих немытых, нечесаных, мерзких, волосатых животных. Да от них можно столько блох набраться, не вымоешься веками, - заметил Крон.

-Это точно, - подтвердил Эпаф, - вот помню, был у меня случай, я от одной варварши такого набрался: и блохи, и вши, и клещи, так что потом меня долго лечили, ели вылечил.

Вскоре из леса вернулась часть мужчин. И вернулись они не с пустыми руками, на огромной жерди висел привязанный ящур первогодок.

-Ты смотри, как они его быстро поймали, - удивились путники, - наверное попался в ловушку, надо быть на чеку, наверное весь лес капканами утыкан, нужно смотреть в оба.

 С появлением охотников несущих ящура все оживились, дети начали подбегать к связанному зверю, бросать свои палки в его тушу и радостно визжа, подпрыгивать в каком-то неистовом танце. А мужчины старались отогнать их от добычи знаками и подзатыльниками, давая понять, что они испортят шкуру, которая как это не выглядело смешно и отвратительно, служили им вместо одежды. Бросив добычу на площадку возле костра, стая варваров любопытными глазами смотрела на еще живую добычу. Толпа что-то выкрикивая и жестикулируя, кричала охотникам, а один из них, по-видимому самый доблестный и храбрый, отличившийся в этой охоте, отгонял всех от ящура. Что происходило дальше, было плохо видно из-за многочисленной толпы, но через миг раздался оглушительный визг, доносившийся оттуда. Это визжал ящур, которого несколько варваров держали распластанным на земле, между тем, как один здоровый дикарь безуспешно пытался прикончить несчастную скотину сокрушительными ударами дубины по черепу. Его жертва рвалась и билась, а он раз за разом промахивался, но пыхтя и отдуваясь, продолжал свое дело, наконец употребив столько усилий, что хватило бы перебить целое стадо быков, коров и гиппопотамов, он одним убийственным ударом поверг её к своим ногам. Содрав шкуру, тушу быстро отволокли к разведенному поблизости костру, и вскоре над поляной разнесся соблазнительный аромат мяса. От вида всех этих зверств и ароматных запахов, голова пошла кругом.

- Все, хватит с меня этих мучений, - сказал голодный Эпаф, - скорее в селение к демоносам, а то я за себя не ручаюсь, так испортить мясо, из него же можно было изготовить до полусотни колбас, нажарить отбивных. А окорок прикопченный со сливами и медузами, это же просто обьедение. А язык в сметане, а голова, тамже полно мозга, а они его дубиной. А ливер, а требуха, а кровь, которую они даже не попытались собрать и наделать кровянки, нет, я такого вынести не могу, - ругался он, - Гак, Мак, Брак.

 А варвары, будто специально издеваясь, аппетитно пожирали мясо на глазах голодных демоносов, отчего ноги буквально вскочили с места и понесли их подальше от этих дикарей.

-Где же селение, - ругались путники, пробираясь сквозь колючий кустарник на высокий холм.

Трудный подьем и голод давал знать о себе все сильнее, а в округе, как на зло, не было ни какой добычи. Приходилось рвать красивые цветы неизвестного вида, пробовать их вкус. Челюсти буквально сводило от жуткой кислятины.

- Тьфу, какая гадость, - ругался Крон.

А Наннанк занялся ловлей мяса, он гонялся за небольшой ящерицой, спасавшейся от него в норе, сколько не пытался он откопать и вытащить ее из норы, ничего у него не получалось.

-А эти гады варвары сейчас мясо пожирают, запивая ее асхи, - ругался Крон, отплевываясь кислятиной.

-Поймал, поймал, - кричит Наннанк, - будет нам мясо, - поднял за хвост ящерецу. Сама же ящерица свалилась на землю, огрызнулась, угрожающе шипя на все стороны и тутже нырнула в нору.

-Ты так и хочешь нас мясом закидать, - ругались голодные путники.

- А что я, я стараюсь, а вы палец о палец не ударили, чтобы раздобыть пропитание, варвары и то смекалистее в этом вопросе.

-Это еще почему? - вопрошал Крон.

-А потому, - отвечал он, - я, например, слышал, что среди варваров особо процветает культ каннибализма, а их стремительное расселение по планете вызвано не чем иным, как желанием отселиться, сбежать от своих же сородичей каннибалов, пожирающих себе подобных.

-Я такого не слышал, - удивлялся Крон.

- А еще у нас говорят, что варвары научились изготавливать свои примитивные орудия: каменные молотки и зубила, только с одной целью, чтобы раскалывать кости и черепа крупных животных. Все кругом только и говорят о людях, как о падальщиках, пожирателях трупов животных.

- Как это? -  уточнил Крон.

-Очень просто, например, сожрали саблезубые тигры слона, обглотали плоть, ушли, тут как тут, варвары примчались доедать то, что осталось. В костях, в черепе слона мяса полно, добраться туда тиграм невозможно, а они раз, раз камешком дырку в голове сделали, мозг сьели, так и приловчились доедать после хищников. От этого и ума у них больше, чем у всех остальных приматов, - с видом мудреца изрёк умозаключение Наннанк. -И прямоходящими они стали потому, что в высокой траве и кустарниках для обзорности нужно распрямлять спину, чтобы высматривать падаль. Но это еще не все, этим приматам нужно было еще и принести к трупам свои орудия, так появился новый тип кисти, проще говоря, рука умеющая держать инструмент. А двуногость обеспечивала высокую скорость бега, возможность плавать в реках и передвигаться по трудно преодолимой местности.

Но договорить они не успели, показалась деревня.

-Неужели снова варвары-каннибаллы, - настороженно переглянулись меж собою демоносы, но слава всех высшему Хаосу, это был хутор, в котором жила демоница Кампа.

То там, то здесь над травяной гладью поднимались невысокие деревья с бледной желтоватой хвоей, их ветки были увешаны ажурными красно-коричневыми шишками дикорастущего гереха. И посреди этой дикой красоты, ближе к холмам, стояли обычные земляные хижины с поросшей мохом крышей. Селение раскинувшееся среди гор, выглядело пустынным. Путники брели по его заросшей травой улице, в надежде встретить хоть одну живую душу. Крон хотел разузнать, где живет Кампа, но улица была пуста и спрашивать было не у кого, и тут он явственно почувствовал еле уловимый, но такой желанный аромат, который мог исходить только от Кампы. Подойдя к дому сколоченному из бревен с поросшей мхом кровлей, они постучались в дверь. Из хижины вышел седой старик с изрезанным морщинами лицом, в правой руке он держал топор, левую руку он приставил к глазам, стараясь лучше рассмотреть посетителей.

-Что вам нужно? - спросил он.

-Мы заблудились в лесу, - начал обьяснять Наннанк, - дайте хоть воды.

-Принеси гостям воды, - крикнул старик.

 На его зов из дома вышла девушка: высокая, пригожая лицом, а на голове, будто корона, кубло змееголовых волос. Сердце у Крона так прямо и застучало, это была она, его Кампа. Когда они отпили воды и во всех подробностях рассказали о своих злоключениях, старик предложил им еду и свое гостепреимство. Для гостей закололи овцу, и целый день они отъедались мясом, отдыхали. Кампа все это время держалась как бы на некотором отдалении, стараясь как можно меньше встречаться с ним взглядом, скрывая свои чуства. Целый день Крон сгорая от любви, искал предлог, чтобы остаться с нею наедине, и от этого терзался душевно. А когда настало время уезжать, он искал глазами девушку, а ее нигде не было. Вдруг она появилась, выйдя из-за своего укрытия, большого развесистого дерева, и он невольно залюбовался этим зеленоглазым чудом. Она действительно была невероятно красива: тонкие правильные черты лица, нос со вздрагивающими ноздрями, большие чувственные глаза, мягкий овал подбородка, идеально коническая грудь, тонкая талия, длинные телячьи бедра грациозно переходящие в бычьи голени, заканчивающиеся аккуратными маленькими копытцами и изящно взлохмаченный хвост. Все это вызывало у Крона приступ влюбленности. Девушка стояла, опершись рукою на ветку дерева и молчала. Каким-то шестым чувством демоницы безошибочно чувствуют настоящего мужчину. Повелительный зов инкстинкта, это вечная загадка чувств, будет всегда удивлять и восхищать, но ни кем и никогда не может быть обьясним, ибо разум вообще не обьясним, а женский тем более.

- Нам пора прекрасная нимфа - прощался он с нею галантно, поклонив голову.

Кампа молчала. И в этом молчании чувствовалось что-то несказанное, возвышенное и прекрасное.

-Я бы хотел еще раз увидеть тебя, - молвил Крон, - в ближайшее время я раздобуду крылатую «обезьяну» и прилечу к тебе, если ты не прогонишь. Она молчала, в её душе боролись стихии и страсти рассудка, наконец рассудок уступил место вечному, вселенскому зову страсти.

-У моря есть рыбачья изба, на которой висит челюсть дракона, - сказала она, - ожидай меня там, - и тутже растаяла, скрывшись за деревом, только ее пьнящий аромат говорил о том, что это был не сон.

Всю обратную дорогу он не мог ни о чем думать, как только о ней. Добравшись в город, он оседлал новую «обезьяну». Как не пытались отговорить его Наннанк с Эпафом, обьясняя, что в Атлантиде праздник, он должен обязательно на нем присутствовать, но Крон был неумолим. Махнув на них рукою, отпустил на все четыре стороны. Эпаф отправился домой, а Наннанк решил, что с него науки вполне достаточно, устроился охранником в столицу ойКумены, город Сорочанск. Подхваченный ласковым Зефиром, он летел к ней, сгорая от любовного томления и страсти охватившей его тело. Девушка ждала этой встречи также страстно, как и он, ждал её. Он целовал ее грудь, живот, ноги и испытывал от этих поцелуев непередаваемое наслаждение, забывался на какое-то время в истоме сна, а проснувшись, снова тянулся к этому прекрасному телу. Ни до, ни после этой ночи он не испытывал такого счастья, какое испытал здесь в этой хижине на берегу моря.

- Нимфа, лесное чудо с нежным и чарующим именем Кампа. Кампа, Кампа, Кампа, Кампа, - в сотый, в тысячный раз повторял он её имя.

-Ты царевич из моих снов, - шептала девушка, прижимаясь к нему.

 А он любовался этой прекрасной демоницей, свалившейся ему буквально с неба и чувствовал, что теряет рассудок от близости и ласк, которые она ему подарила.

-Какое у тебя прекрасное лицо. Ты сильный, мужественный, добрый, нежный и ласковый. От твоего взгляда женщины чувствуют себя маленькими и беззащитными девочками, - шептала она ему на ушко нежные слова. - Расскажи о себе что-нибудь, - просила она, - ведь я о тебе ничего не знаю.

-Что ты хочешь обо мне узнать? - спрашивал Крон, ему не хотелось, чтобы Кампа знала его высокое царское происхождение, он считал, что девушки, которые за ним упадали, всегда добивались не его любви, а скорее его царственного положения, и не хотел разрушить ту ауру отношений, которая витала в их душах.

-Сказать смешно, я ведь даже не знаю как тебя зовут.

-Зовут меня …, - он замялся, не зная, что ответить, сказать правду, значит выдать себя. - Меня…. Зовут… Иблис, - солгал он краснея. - Что еще ты хочешь обо мне узнать? - спрашивал он.

- Расскажи, почему ты хромаешь наверное неудачно выпал с крылатой «обезьяны».

-Нет, - отвечал Крон-Иблис, - занимался наукой, пытался научно сформулировать первопричину созревания плодов Гереха.

-А зачем тебе это нужно? - поинтересовалась девушка.

-За тем, чтобы лучше понять окружающий нас мир, если мир - это твой дом, ты должен знать порядок этого дома, ты должен знать почему все происходит, чтобы постичь материю вещей и скрытые в ней механизмы.

- Но зачем? - удивлялась Кампа, - они и так растут сами по себе.

-Затем, что все в этом мире происходит из материи и нет ничего кроме неё, она как изменчивая вода является то в одном, то в другом виде среди тысяч превращений, которые происходят на каждом шагу. Одно превращается в другое, и если цепочка превращений еще не разгадана, то ее нужно разгадать. Ведь на свете есть еще много такого неизвестного, что и не снилось иным мудрецам. До невозможности удивительного и на первый взгляд даже неправдоподобного…

-Ты так скучно рассказываешь, совершенно непонятно, какое отношение имеет твоя нога к Гереховым плодам.

- Вообще, это очень смешная история, хотя мне тогда было не до смеха, - обьяснял Крон, наивно улыбаясь. - Когда я был маленьким, мне очень хотелось попробывать спелых плодов, вот я залез на дерево и стал ждать, когда же они созреют. Ждал и созерцал, как они постепенно день за днем наполняются соком, как румянит солнце их бока. Все это время птицы пытались склевать мои плоды, я гонял их, но они все равно возвращались. Тогда я решил прикинуться пугалом, надел на голову спелую тыкву, вырезал в ней дырки для глаз и большой зубастый рот. В страхе и ужасе птицы разлетались в разные стороны, когда видели, что на дереве сидит страшилище, они кружились надо мной, каркая и насмехаясь самым злорадным образом. Однажды в полдень, когда зной был особенно сильным, меня разморила жара, и я уснул, а в это время, к дереву подлетел рой пчел, который избрал мою тыкву лучшим местом для отдыха. Пробудившись, я в ужасе замахал руками, отбиваясь от тысяч растревоженных насекомых, пока я размахивал руками, то потерял равновесие и с криком упал на землю, а на мою голову обрушился град плодов и сломанных веток. В добавок к тому, что я сильно вывихнул ногу, мне пришлось еще спасаться бегством от разьяренных пчел, набросившихся на меня с остервенением, я едва спасся от них в ближайшей речке.

-Ты наверное стал летчиком-аватором после того, как полетал с дерева? - смеялась Кампа.

-Наверное, - мечтательно отвечал Крон, - мне нравится ощущение полета.

 А управлять «обезьяной» сложно? - интересовалась она.

-Немного сложновато, «обезьяна» очень чувствительна, она постоянно проваливается в воздушные ямы, то взлетает выше облаков. «Крокодилы» намного лучше, они более устойчивы, в них много места, хотя они сложны в управлении.

-Ты что меня совсем за дурочку считаешь, - обиделась девушка, - разве бывают в небе воздушные ямы, скажи еще воздушные канавы, откуда им взяться в небе.

-Я не хотел тебя обижать, - отвечал Крон-Иблис, - тебе учиться нужно, ям в небе конечно нет, просто воздух прогревается неравномерно. Допустим, над лесом воздух холодней, чем над полем, вот и скачет «обезьяна» над полем, поймав восходящий поток воздуха, а над лесом или рекой опускается. Все различия между вещами зависят от сжатия и расширения. Стягиваясь, уплотняясь - воздух образует ветры, облака, воду, землю, камни. Растягиваясь, разряжаясь - он становится огнем, весь мировой процесс состоит в сжатии и расширении первовещества, причем сжатие связано с охлаждением, а расширение - с нагреванием.

 Кампа слушала обьяснения, а затем сказала:

-Я не знала, что за мной будет ухаживать такой умный кавалер, аж страшно, волосы дыбом встают. 

При этих словах ее волосы и впрямь распрямились и торчали в разные стороны, а змеиные головы раскрыли свои пасти, глупо кривляясь.

-Так я твой кавалер, - переспросил Крон, - можно я еще к тебе прилечу, - поинтересовался он.

-Конечно, прилетай к моим родителям, спроси разрешения у них.

-Неужели ты боишься своих родителей?

- Нет, - отвечала она, - дело не только в родительском разрешении, ведь от тайных связей дети рождаются со свинными хвостами или еще чего хуже.

Но Крон был глух к ее доводам, страсть так и распирала его тело.

-Да пусть хоть безрогие родятся, - умолял он ее, - я прилечу сюда на новолуние, приходи, я буду ждать тебя .

- Вначале к моим родителям, - не соглашалась Кампа, - а если нет, то и не надо, - схватив свои вещи, она убежала прочь.

Крон некоторое время ждал, а затем встал, собрался и улетел. А Кампа из своего убежища долго смотрела вслед улетающей «обезьяне», ее губы шептали.

- Как бы я хотела,вот так взлететь с тобой к облакам, и как птица парить между небом и землей.

А пестрый шар «обезьяны» все уменьшался и уменьшался, пока не растаял, растворившись в бескрайнем океане небес. Это само время улетало, растворяясь в небесах. Крон, бог времени, основа его неумолимого, безудержного вращения, мчался навстречу своей судьбе, подставив свои роскошные кудри легкому попутному ветерку. А девушка смотрела ему в след, и горькие слезинки котились по ее щекам. Она еще не знает, что будет всю свою жизнь искать встречи с этим златокудрым Иблисом, о котором она не знала буквально ничего, но готова была для него вырвать из грудей свое горячее сердце. А Крон улетел, он решил раз и навсегда покончить с этой романтической историей, а чтобы излечиться от любовной тоски, целый месяц провел на курорте, осматривал достопримечательности, делая вид, будто это доставляет ему удовольствие, купался в целебных водах реки Селемн излечивающую от любовных ран, загорал, принимал солнечные ванны. Но даже спустя месяц купания в водах реки Селемны, образ Кампы так и не выветрился из его головы. Так и не излечившись от тяжкого недуга, он засобирался в дорогу. Как на зло погода не ладилась, дул сильный ветер, иногда туман застилал небо, то вдруг, неизвестно зачем, налетал ливень. Решив рискнуть, он полетел на авось, может пронесет. И правда, некоторое время его носило и швыряло из стороны в сторону, а затем, едва перелетев Семплегидские шлюзы, Сцыллу и Харибду, он попал в жуткий ураган, и его крылатая «обезьяна» разбилась. Он же благополучно выбравшись из под обломков, купил в ближайшем селении двух ослов и повозку, погрузил на нее все самое ценное, отправился путешествовать сушей. Пусть дольше, да копыта будут целее, думал он, сидя в арбе. Протяжно скрипят колеса арбы, пылит дорога.

- Хей, хой, хей, - подгоняет он своих ослов.

-Кукаререку, - кричат ему в догонку сельские петухи.

-Кукаререку, - передразнивает Крон этих голосистых крикунов, - Кукаререку.…..Кукаререку .

                          Проводники-мытари душ. 

-До чего же противен крик этих горластых петухов, - ругался разбойник Лилай, - открыв заспанные глаза.

 Вчера поздно лег и теперь проснувшись не свет, не заря, он был зол и раздражителен. Поспать бы еще хоть час-другой, но жалобный вой и стенания заставили его встать с постели, умыться, одеться. Женщины волкодлачьего племени рылись в кучке обгорелых костей, разыскивая останки своих мужей, детей и родственников. Костей было очень много, все они были изувечены огнем и теперь было невозможна понять, где прах родных и близких, а где кости врагов. Лилай как мог успокоил женщин, а когда жалобный вой и причитания стихли, обратился к собравшимся с такой речью.

-Смерть для воина нестрашна, страшно неуважение к останкам павших. Взгляните сюда, - указывал он рукою на кучу обгорелых костей, - останки вольного народа перемешаны с костями врагов, и разделить их нет никакой возможности. По этой причине, нет возможности похоронить убиенных по священным обрядам нашего племени, - вытянув руку куда-то в даль, вскричал голосом срывающимся на крик. - Их тела осквернили, предав все поглощающему огню, и теперь души убиенных вынуждены вечно блуждать в лабиринте чистилища!

Охи, вздохи, жалобные причитания сопровождали каждое слово, слетевшее с уст разбойника Лилая, это женщины волкодлачьего племени подвывали за убиенными. Выждав пока ропот негодования стих, он осмотрел собравшихся тяжелым, полным скорби взглядом, продолжал.

- Вольный народ воды, сегодня для вас светит солнце, вы дышите воздухом, радуетесь жизни, а души наших близких бродят во мраке, среди бесконечных тупиков и переходов лабиринта.

В толпе послышались требовательные крики мужчин.

- Ты среди нас самый умный, говори, что делать.

 Лилай выждал, а затем с грустью в голосе молвил.

- Только проводники могут спасти их души.

- Проводники-мытари душ, - с ужасом шептались меж собою мужчины, а женщины в страхе прижимали к груди своих детишек. - Но ведь это же добровольная смерть, и не факт, что проводникам удасться преодолев все трудности, вернуться из потустороннего мира.

-Да, проводники, - уверенным тоном повторил Лилай, - подумайте сами, завтра кого-то из вас, вот так же положат на погребальный костер. Тогда, - указал он рукою на волчат, - они, молодые волки, дадут вам своего проводника, они тоже будут чьи-то дети, так же будут дороги и любимы.

 Горестный вой поднял в небо стаю птиц. Матери, чьи глаза еще не высохли от слез за погибшими мужьями, теперь выли и голосили еще больше, ибо их ожидала новая потеря.

-Есть ли среди вольного народа храбрецы способные пройти чистилище и вывести души своих сородичей на свет божий. Есть ли такие среди вас? - обратился он к стае. - Пусть добровольцы выйдут к жертвенному алтарю.

 Из числа юношей и девушек не нашлось ни одного труса, сделав шаг, они стояли и ждали, кого выберет старый шаман. Шаман, по имени Кандиге, облаченный в белые одежды, поверх которых были одеты шкуры жертвенных животных, а голову венчали злаченные рога, взял в руки видавший виды бубен, на котором были нарисованы символы огоня, земли и неба, подошел к огню, подогрел его над пламенем и начал шаманить, завывая ритмичную песню. Ходит вокруг огнища, танцует, разные непонятные слова выкрикивает, и так яростно бил в бубен, что довел себя, чуть не до обморочного состояния. В танце его тело, то содрогалось в конвульсиях, то он падал на землю, качался и выл, то вдруг вскакивал на ноги и стоял неподвижно, пугая присутствующих своим остекленевшим взглядом. А все стояли и ждали, кого выберет шаман Кандиге, ибо погрузившись в транс, он мог летать по воздуху или отправляться, в так называемый нижний мир, общаться с потусторонними хранителями и даже загляывать в будущее.оги и стоял неподвижно Некоторое время он отсутствовал в своем теле, в его свинцовых глазах появились призрачные видения и образы. Присмотревшись, можно было отчетливо различить летящих птиц, а также множество животных, то хищных, то добрых, но все они неслись куда-то вдаль, целые стада вмещались в его зерцалах. Выйдя из состояния транса, вернувшись в свое тело, он вновь принялся бить в священный бубен, петь и танцевать. А после закурил благовония, вдыхал пьянящий дым и как бы вбирал в себя его силу. Затем стал обносить курящуюся чашу с благовониями и дымил на каждого из стоящих, заставляя глотать дым. Не все прошли испытание дымом, многие пали на землю одурманенными, но тех кто остался, ожидало новое испытание. Приблизившись к огню, Кандиге безбоязненно вступил в жаркое пламя, босиком ходил по горящим углям. Ритмичное движение и пляска в такт бубна продолжалась долго, а глаза шамана уже ему не принадлежащие, всматривались в каждого, проникали в сознание, высматривали, выбирали мытаря душ. Сделав несколько круговых движений, он вышел из огня, которое порой доходило ему до колен, иногда усиливалось, скрывая его почти полностью. Но чудо, на его ногах не было даже следов от ожогов. Выйдя из огня, он как ни в чем не бывало, продолжал петь и танцевать, обходя собравшихся, начал одного за другим подталкивать в жертвенный костер. Лишь только они шагнули туда, Кандиге бросил в огонь какие-то душистые травы, от чего дым заполонил всю округу, а огнище пыхнуло синим пламенем. Из-за густого дыма нельзя было рассмотреть, что происходит внутри пламени, но через некоторое время, на земле лежало множество воинов с обожженными ногами. Они не смогли пройти очистительный огонь, только двое остались стоять в этом огне. Юноша, по имени Таме, и девушка, по имени Туме, стояли в огне и, казалось, не чувствовали его жара. Жрец оттолкнул от огня недостойных и взойдя в костер, прочитал над ними священные молитвы, а затем соединив их руки, обьявил мужем и женой. Так, по воле божества, они навеки соединили свою судьбу незримыми узами брака. Выведя их из огня, жрец Кандиге воскликнул:

-боги огня сделали свой выбор, избрав Таму и Туму проводниками душ в потустороннем мире.

Сильным, бестрашным воином был юноша Тама. А Тума была красавицей: глаза веселые, живые, волосы черны, а губы алы, словно косточка спелой фиги. Обращаясь к присутствующим, Кандиге воскликнул.

-Устыдитесь вы, непрошедшие испытание. На кого даже не пала тень выбора, смойте позор, кровью откупитесь за свои жизни!

 Лилай, который все это время восседал на неком подобие царственного трона, встал с места и обращаясь к волкодлакам обьявил.

- Вольный народ воды, готовьте свои суда, острите мечи и копья, сегодня же выступаем смывать позор!

                         Кровь за кровь

Кровью смыть свой позор готовился и правитель Родоса, великий и могучий царь Киферон. Он уже чувствовал себя намного лучше. Целители, знахари, бабки, няньки, повитухи быстро привели его в чувство, в его жилах снова бурлила горячая кровь, а в воспаленном мозгу кипела жажда мести. Все эти качества делали Киферона особенно расчетливым и предусмотрительным правителем. Он все видел, все замечал, придавал серьезное значение абсолютно всему, и даже таким пустякам, на какие ни кто другой не обратил бы внимания. Первая мысль, которая пришла на ум Киферону, была избавиться от этой демоницы Тсифоны. Ведь это из-за неё на меня обрушилось столько неприятностей. Если бы не она, рассуждал он вслух, мне не пришлось бы так унижаться перед разбойниками. А она еще считается моим телохранителем, да меня самого нужно охранять от таких телохранителей. Это ж надо, так выворачиваться наизнанку, просто в голове не укладывается. Из этого следует вывод, что Тсифона двулична, и как знать, не она ли причина всех моих бед и несчастий. К тому же она влюблена в меня до безумства, а влюбленный безумец опасней вдвойне. Лучше иметь слепые глаза, чем слепое сердце. Не зря народная мудрость гласит, влюбленный обуздай свой нрав, иначе он пойдет против тебя и опозорит. И правда, в нашей жизни можно отыскать не мало наглядных примеров, когда от большой любви лишаются рассудка и делают столько глупостей, что даже помыслить об этом и то страх пробирает. Так или примерно так размышлял Киферон окуривая свое тело ароматическими травами.

-Каракул, Каракул, Изыди, Тирара, Матамое, - шептал он слова заклинания, окуривая свое тело и душу целебными травами. - Каракул, Каракул, Тирара, Матамое, Изыди вон, - повторял он слова противоядия к любовным чарам, которыми, как ему казалось, опутала его демоница.

 Но как раз и на всегда избавиться от Тсифоны он не знал, ибо сила заклинания была бессильна против такой изворотливой особы. Только в его воспаленном мозгу, будто заноза сидело одно единственное, избавься поскорее от этой Тсифоны, от нее исходит какое-то непреодолимое и бессознательное беспокойство.

-Каракул, Каракул, Тирара, Матамое, Изыди, Изыди вон, - повторял он слова заклинания, надеясь на его защиту.

Но к своему великому разочарованию заклинание оказалось бесполезным, ибо совершенно не действовало. Что же делать, терзался он в противоречивых сомнениях, считая, что лишь убийство избавит его от этой навязчивой Тсифоны. В то же время, лишить жизни девушку любым из известных ему способов он не мог, все таки женщина, скажут, что поднял руку на слабый пол. И тогда ему на ум пришла гениальная идея, как всегда подсказанная Сабскабою.

- Отправить ее в бездну Эреба и дело с концом.

-Точно, - согласился Киферон. - Я вынесу ей суровый, но справедливый приговор. - Немедленно приведите ее сюда, - обьявил он во всеуслышанье.

Когда несчастную влюбленную под конвоем стражи доставили во дворец, её уже ожидали верховный судья и присяжные заседатели. Обращаясь к уважаемым судьям, царь Киферон обвинил Тсифону в преднамеренной влюбчивости, вредящей и подрывающей его царственное здоровье.

-Нет, не правда, - оправдывалась она, - моя любовь чиста и невинна, и не моя в том вина, что я полюбила тебя, мой ненаглядный.

- Вот оно! - вскричал Киферон, - вы все свидетели ее вины. Это она своими любовными чарами пытается свести с ума вашего правителя, совершенно не отдавая себе отчет в том, что своей любовью подрывает государственные устои нашей многострадальной страны. И это в то время, когда вся моя жизнь посвящена настолько серьезным занятиям, о которых я даже боюсь помыслить, она своею влюбленностью укорачивает мой и без того короткий век. А ведь до смерти мне предстоит сделать так много, что я не пощажу никого, кто похитит у меня хоть малейшую частичку времени, которого у меня просто нет. Вот мое царственное решение. Она виновна. Кто за, - метнул он строгий взгляд на присяжных и судей.

Кто мог перечить правителю.

-Конечно, она виновна, - единогласно вынисли судьи суровый, но справедливый приговор.

Тсифона пыталась возразить.

- Да ведь я люблю тебя мой ненаглядный, - заливаясь краской, произнесла она слова признания.

Ее шепот перешел в шипение гремучей змеи, растревоженной в своем логове. Только Киферон не стал ее больше слушать, остановил жестом руки.

-Стой смирно сумашедшая, - зарычал он, - а то я прикажу заковать тебя в кандалы.

Девушка уставилась на него безумно страстным взглядом, и тут же повинуясь первородному инкстинкту, обернулась с ног на голову. Шея вывернулась, голова изогнулась, конечности вытянулись, хвост вылез наружу, а ребра ушли вглубь позвоночника. Пред глазами присутствующих вся эта сцена произошла столь стремительно, что никто не успел сообразить, что собственно тут происходит. А вывернутая наизнанку Тсифона с быстротой молнии бросилась к Киферону, исцарапала ему лицо, растрепала курчавые волосы, разорвала кружевной воротничек его туники. Нападение было столь стремительно своей неожиданностью, что у Киферона помутилось сознание, он упал на спину, и только лапки его конечностей конвульсивно подергивались. Тсифона лежала сверху и, тяжело дыша ему в затылок, шептала:

- люблю тебя любовь моя.

 Всем своим естеством Киферон чувствовал, как две сильные руки крепко стисли его в обьятиях.

-Люблю! - почти кричала она срывающимся голосом, - люблю только тебя одного! Обьятия Тсифоны были так крепки, будто это не руки, а железная сеть стянула его грудную клетку. От этого из его горла вылетали неясные булькающие звуки, и даже позвать на помощь, не было ни какой возможности. Ибо всем его телом овладел какой-то необьяснимый страх. Местами ему казалось, что эта демоница окружена огненным сиянием, и этот огонь пронизывает его насквозь, жжет, пропекая до мозга костей. На его немой призыв и конвульсивные взмахи конечностей бросилась стража. Гарпии быстро скрутили демоницу, повалили на пол, готовые одним ударом меча лишить ее жизни.

-Нет! Нет! - храпел царь, делая глубокий вдох, - мы устроем показательную казнь, достойную ее вины. Живи до завтра, а завтра, - с ударением на каждой букве молвил Киферон, - завтра.

Его лицо исказила гримаса злорадства. Не стоит удивляться, почему после такого признания в любви, Киферон почти не спал этой ночью, не сомкнув глаз размышлял над предстоящей казнью.

- Нужно устроить ей показательную смерть на арене цирка, - подсказывали царю советники.

 Но тот возражал:

- Тсифона конечно интересная чудачка, но дело видете ли в том, если она снова вывернется наизнанку, пол города станет заикой.

-Давайте её казним без лишнего шума и где нибудь по-дальше от города, -предложил Сабскаба, и Киферон сразу же согласился.

Надобно отметить, что предстоящая казнь, хоть и не оглашалась заранее, но о ней каким-то невероятным образом узнали жители города. Еще задолго до рассвета, к вратам городской тюрьмы, стекались толпы народу. В назначенный час, скрипнув петлями, отворились главные тюремные врата, из них вышел отряд копейщиков, за ними поскрипывая колесами, неспешно тянулась арба.

-Вот она, вот она, - шептались в толпе с острахом, показывая пальцами на Тсифону сидевшую среди нескольких осужденных на казнь. - Это она умеет выворачиваться наизнанку, это она чуть было не довела нашего правителя до умопомешательства. Таких нужно живьем в землю закапывать, - слышались недовольные выкрики тех демоносов, кто считал себя смельчаком.

Но стоило только Тсифоне бросить в их сторону взгляд полный гнева и ненависти, площадь буквально опустела, а храбрецов ветром сдуло. Лишь только малолетние демоносики, еще слабо соображающие какой страшной силой обладает любовь Тсифоны, бежали за ней следом и даже осмеливались бросать в нее перезревшими лимонами. Вскоре арба с заключенными прибыла к месту казни устроенном на холме за городом. Это было древнее капище, алтарь, на котором казнили приговоренных к смерти. Огромная толпа народу обступила его со всех сторон, ожидая увлекательное зрелище. Воины копьями сделали проход в толпе, и арба неспешно приблизилась к алтарю возвышающемуся над этой унылой местностью. Отряд копейщиков плотным кольцом окружал высокий холм, куда вели крутые ступени. Там на самом верху был воздвигнут алтарь, которому от сотворения мира приносились жертвоприношения. Алтарь представлял собою высокий камень, в котором горел огонь, вот этому-то огню, как живому божеству, предназначались в жертву души всех казненных. Возле алтаря было укреплено дубовое бревно и железные цепи. Туда стражники конвоировали преступников и заботливо приковывали к бревну.

- Обьявите приговор, - приказал правитель Киферон, который находился тамже в сопровождении многочисленной свиты и палачей.

Судья неспешно развернул пергамент, стал зачитывать провины осужденного.

-Вина этого преступника, вора и убийцы, столь велика, что жизнь для него непростительная роскошь, - обьявил он во всеуслышанье.

- Виновен, виновен, - почти ликует толпа, - смерть, смерть, - выкрикивают голодные до зрелищ демоносы.

 Тогда за дело брались палачи.

 -Казнить, - небрежно махнул носовичком царь Киферон.

Сделав круг, кованная медью дубина опускалась на голову осужденного.

-Первый готов! - ликовала довольная толпа демоносов.

 Вновь судья зачитывает приговор. Вина этого преступника несоизмерима с жизнью. Вновь палач, повинуясь приказу царя, страшным ударом дубины убивает осужденного.

-А теперь демоницу-оборотня, - требует толпа, - прикончить ее, четвертовать…

Киферон был доволен, он наслаждался кровавым зрелищем, но особое удовольствие ему доставляла мысль, что эту казнь видела Тсифона. Он важно приблизился к ней, и молвил.

-Посмотри на этого несчастного, может вид его мучений просветит твой разум, и ты наконец осознаешь глубину пропасти, в которую будешь низвергнута…

Но девушка опьяненная дурманящим напитком, которым её специально опоили, уже ничего не видела и не могла различать пред собою. Хотя она ничего и не видела очами, зато отлично представляла эту картину, свидетелем которой была не раз.

-Мне жалко тебя, - только и смогла произнести девушка, и её слова, будто хлесткая пощечина, ударили по самолюбию Киферона.

- Она упрямится, - потрясал Сабскаба своею семижильной плетью, - дозволь правитель вразумить эту непокорную, одним ударом я перерублю ее надвое.

-Тут силой ничего не добьешься, - остановил Сабскабу царь Киферон, - тут нужна ласка.

С этими словами, он вытащил из под полы своей туники полевой цветок. Наклонясь к девушке, прошептал на ухо.

-Не держи на меня зла, знаю, что ты меня по-прежнему любишь, - протянул к ее рукам белую ромашку, сорванную в поле. - Возьми этот цветок, как воспоминание о тех минутах, которые мы провели вместе.

-Этот цветок будет отныне моим драгоценным сокровищем, как память о тебе, моя любовь, - прошептала в ответ Тсифона.

 Киферон быстро и незаметно поцеловал ее в щеку и также быстро ушел, махнув палачу «казнить». Надо заметить, что Киферон не был жестоким кровопийцей, как это могло показаться, ибо девушке была уготована смерть во всех отношениях благородная. По приговору суда, ее живьем закопали в землю, где было устроено небольшое помещение с пищей и водой, стояла постель, горели светильники люксоны. Девушку, опоенную дурманящим зельем, опустили в это глубокое подземелье.

-Отойди в лучший мир с верою в милосердие царя Киферона, - напутствовал ее жрец.

 Прочтя над осужденной тайные молитвы, проход тутже затворили камнем, засыпали и заровняли землей.

-Слава всех вышнему Хаосу, пошли дела по-маненьку, - радовался царь Киферон, - а теперь нужно подумать, как быть с этими разбойниками. Что будем делать с этим волкодлачим семям? - вопрошал он у подчиненных, которых на следущий день собрал на совет.

 Вокруг стола сидели испытанные в боях соратники, опытные воины –флотоводцы, умудренные сединами старцы и конечно же Сабскаба. И каждый из них, стараясь перещеголять друг друга, давал царю полезные во всех отношениях советы, выдвигал дельные гипотезы и бредовые предположения. Одни предлагали вычерпать из озера всю воду, так сказать обречь разбойников на мучительную смерть от жажды. Другие предлагали оградить разбойников высокой стеной недоверия и порицания, что по их мнению то же должно было возыметь свои последствия. Но самым смелым и пожалуй единственно верным предположением была идея выловить в озере всю рыбу и тем лишить их средств к сосуществованию. Идея нравилась Киферону, но была трудно осуществима вследствии того, что рыба как известно очень плодовита, а выловить все икринки дело очень хлопотное. И так и эдак крутил он, прикидывал сотню убедительных доводов и смелых проектов, да все без толку.

-Что же делать, - рассуждал он вслух, - все, что вы предлагаете верно, но очень долговременно, а мне нужно быстро развязать этот тугой узел. Ведь с одной стороны на меня давят разбойники, с другой - горожане Тельхирума терпящие убытки в торговле, а с третьей - гнев богов за то, что мы не способны уберечь святыню Гидроалтаря. Как быть, что делать, ума не приложу.

И тогда встал Сабскаба, который до этого только молчал и слушал, слушал и молчал.

-Дозволь государь слово молвить, твоя печаль - наша беда, и услужить тебе добрым советом, вот главная задача для каждого из твоих слуг. Я на своем веку бывал в разных переделках и всякий раз выходил сухим из воды, вот послушай мою историю, в которой я то же оказался между двух огней. Как-то раз довелось мне отправиться на охоту, все мои слуги и охотники отстали от меня, ведь я преследовал огромного гиппопотама, он бежал быстро, а я еще быстрее, и вскоре я отстал от него и заблудился в чаще незнакомого леса. Иду, всматриваюсь в следы, принюхиваюсь к запахам, вслушиваюсь в звуки живой природы. И тут слышу шорох, оглядываюсь, вижу передо мною огромный саблезубый лев, который раззинул пасть и готов проткнуть меня своими острыми клыками. Я конечно хотел проткнуть его своим мечем, но затем решил, что проткнув мечем, наверняка испорчу его шкуру, поэтому бросился бежать. Бегу, петляю, запутываю след, а он мчит за мною и не отстает. Я бросаю в зверя свои незняющие промаха дротики, а ему все ни почем, только раздразнил хищника. Я перепрыгиваю овраги, он за мной. Я перескакиваю глубокие ущелья, а он тут как тут. Я все время впереди, а он не отстает. Я бегу, а зверь уже настигает меня. И вот предо мною встает широкая полноводная река, в которой так и кишат сотни ядовитых змей. Я в два счета перепрыгиваю на тот берег, лечу и вижу на том берегу, раззинув свою пасть, стоит огромный дракон, готовый проглотить любого. Что делать, думаю я. Сзади лев, впереди дракон, а подо мной река, в которой кишат тысячи ядовитых змей.

- Ну и ну, - удивились все кто это слышал.

- Вот вам и ну, - продолжал свой рассказ Сабскаба. - Вдруг смотрю, а прямо над моей головой пролетела крылатая «обезьяна». Какое счастье, подумал я, подпрыгнул еще выше, схватил «обезьяну» за хвост. А саблезубый лев со всего размаху, как бухнется в глотку дракона, и сам убился, и дракона прикончил.

-Ну и ну, - продолжали удивляться слушатели.

-Вот вам ну и ну, - продолжал свой рассказ Сабскаба. - Я предлагаю устроить разбойникам большую ловушку. Перво-наперво выманить Лилая из Критских болот, вместо дракона использовать галеру, нагрузив ее взрывчатым Родосским огнем, пусть так рванет, чтобы от него и мокрого места не осталось. Второе. С крылатых «обезьян» десантировать воинов прямо в логово разбойников, и бомбами их, бомбами, чтобы духу от них не осталось. Третье, пехота и каваллерия окружает болота со всех сторон, уничтожает оставшихся, чтобы ни один не ускользнул. И наконец четвертое, эти злополучные Критские болота засыпать землей, а на их месте воздвигнуть новый храм и чистилище с лабиринтом.

 Минута молчания затянулась. Киферон выпучил свои глаза, установил их друг против друга и углубился в самосозерцание. «Шурш, шурш», шуршали мысли в его мозгу, перекатываясь из одного полушария в другое. Это Киферон анализировал полученную информацию, стараясь собрать её воедино. При этом в его голове что-то клокотало, пенилось, иногда там слышались какие-то странные звуки, будто там поселился целый рой мух жужжащих и сорящихся меж собой. Иногда там все стихало, и тогда собравшимся казалось, что мысль в его голве умерла, навсегда!. Но в тот же миг, там снова раздавался звук: «тук, тук, тук», это застрявшая мысль стучала у него в мозжечке и снова все стихло. Лишь слабый гул: «бум, бум, бум» вибрировал в черепной коробке. Прошло совсем немного времени, и вот его губы искривились в зловещей до странности ухмылке.

- Эврика! - воскликнул Киферон. – Эврика, я придумал, что мы должны сделать. Как же мне это раньше не пришло в голову. Нужно устроить главарю разбойников ловушку, выманить его из логова и взорвать. А самим десантироваться туда по воздуху, уничтожить всех до единого. Болота сравнять с землею, а на их месте построить самое большое в мире чистилище.

Все, кто это слышал, тутже повскакивали с места, дружно воскликнули:

- гениально! Просто и восхитительно! Да такие светлые мысли могут родиться только в голове великих мира сего, - кивали мудрецы, олухи и полуумные советники царя Киферона. - Но как же быть с праздником, ведь на носу такое событие. Что прикажет правитель, перенести праздник или отменить его вовсе.

Всего миг думал, размышлял Киферон над этой труднейшей задачей. Одного мига ему хватило для принятия решения, и надо отметить, что это был его личный рекорд.

-Война начнется сразу после праздника, а сейчас же готовьте войско, артиллерию, каваллерию, пеших и весь морской флот. А пока приготовьте мне полный отчет о местности, тактике и стратегии наступательной операции, назовем эту операцию немножко лирически: «Лев пожирающий дракона».

- Но повелитель, - заметил Сабскаба, - это немного неправильно, дракон пожирал льва, а не наоборот.

 Киферон с раздражением в голосе ответил:

- так мы запутаем противника, «лев пожирающий дракона», это звучит красиво и с намеком на мифическую победу.

-Браво великому стратегу и полководцу! - рукоплескала толпа слуг и царедворцев.

На том и порешили, засучив рукава, начали готовиться к предстоящей военной баталии.

-И последнее, немедленно вызовите сюда титана Крона, он великий ученый и его мудрый совет будет как никогда кстати, - приказал царь.

                          Апекс или Аппендикс, как ласково называла его мама.

Но хватит мечтать о войне, это хоть и щекочет нервишки, но все же вид крови, зарево пожарищ, трупы убитых и стоны раненных немножко утомляют. Лучше вспомним о великом купце из далекой страны Мазандеран, по имени Апекс или просто Аппендикс, как ласково называла его мама. Который одним только своим присутствием оставил неизгладимый след в нашей истории. Знатен он был у себя на родине, богатство имел несметное, капусты у него было просто завались, а бурячка и морковки еще больше. Свое богатство: морковку, бурячек, капусту он мерял мешками, а для торговли держал под парусом шесть кораблей. И вот однажды задумал Аппендикс отправиться в дальние страны, продать своё, накупить заморских товаров и, перепродав их, обагатиться многократно. Сколько не отговаривали его отец с матерью, он не слушал мудрых советов, лишь упрямо твердил.

-Лучше не спорьте со мною, а принимайтесь за работу, покупайте и грузите на суда все товары, которые расходятся в заморских странах.

Нечего делать, родителям пришлось уступить сыну, снарядили они как и положено корабли, и вскорости флотилия из шести торговых галер добралась к Боспору, узкому перешейку, разделяющему пресное Понт море от соленого моря Заката (а теперь поза глаза переименованному в Атлантический океан). Эти два моря отделяли друг от друга механические шлюзы, так называемые Семплегиды, они были нужны по двум причинам. Первое, никто не мог предугадать, что случится с морскими тварями, если пресные и соленые воды сольются вместе. Вымрут морские или пресноводные рыбы, или те и другие вместе. Второе, уровень пресного Понт моря был на 20 метров выше, чем у моря Заката, множество островов, в том числе и Атлантида, находились ниже уровня Понт моря. И если бы прорвало Семплегидские шлюзы, это была бы катастрофа планетарного маштаба. Еще от сотворения века Боспорские горы служили естественной преградой, препятствующей обьединению двух морей. Но как известно, вода камень точит, прошла не одня сотня лет и воды Понт моря размыли небольшой проход, чуть больше ручья. День за днем этот проход увеличивался, превратившись в полноводную реку, ниспадающую в море Заката гигантским водопадом, ведь уровни морей были различны. Вот тогда-то и было принято решение построить Семплегидские шлюзы, которые не только регулировали уровень воды между морями, но и способствовали торговле. Ведь раньше как было. Привозишь свои товары к Боспору, выгружайся, перегружай товары на онегров и по суше доставляй на ту сторону. Возвращаешься назад, таже история. А теперь красота, даже не перегружая товары, проплываешь Семплегидские шлюзы и ты уже на той стороне. Надобно отметить, что Боспор был не только водной артерией, соединяющей Понт море и море Заката, но и главной переправой с запада на восток, сухопутным мостиком, соединяющим два материка, Европу и Азию. Фактически, эта географическая точка всегда лежала на перекрестке оживленных торговых путей. Поэтому было бы удивительно, если бы здесь не возникло целой ифраструктуры городов, городков и торговых поселений. Оживленная торговля способствовала их быстрому росту и процветанию, а местные поселяне все, как на подбор, были прекрасными моряками-лоцманами. Они прекрасно разбирались в картографии, геодезии, ориентировались на местности, знали каждую мель, каждую подводную скалу. В Харибче, одном из наиболее приближенных к Семплегидским шлюзам городков, Аппендикс нанял опытного лоцмана и поспешил к первому шлюзу, именуемому Харибда, так назывались шлюзы по эту сторону Понт моря, со стороны моря Заката, они назывались Сцылла. Еще издали он услышал шум такой силы, будто это небо столкнулось с землей. С каждой минутой этот шум становился сильнее и громче, пока не превратился в рев приближающейся бури, временем заглушаемый, как бы раскатами грома.

-Вот они шлюзы Харибды, - указал лоцман на расходящиеся и снова сходящиеся медные врата гигантских размеров.

 С ужасом наблюдал Апендикс, с каким грохотом ударяются друг о друга эти столкучие горы, а море вокруг них так и клокочет, так и пенится. Животный страх заползает внутро, нервно дрожат поджилки, а ноги сами несут назад в трюм корабля. Последнее, что видел Апекс, как гигантская глотка Харибды, будто зево-чудовище, раздвинула скалы, и тутже громадная волна с пенным гребнем подхватила корабли и бросила их в пролив. Уже сидя в трюме, он с ужасом прислушивался, как волны бьют о борта галеры, кипят и клокочут. Слышал, как натужно гнутся весла, а корабль трещит и бьется в агонии. Не каждый может выдержать такое нервное напряжение, многие тутже падают от потери рассудка. Не был исключением и Апекс, лишь только галера вошла в шлюзы, он тутже лишился остатков ума. А когда отворил свои ясные очи, зубастые Сцылла и Харибда были позади.

- Пронесло, - утирал он со лба холодный пот, - дальше бояться нечего.

Пролив Гидры, узкая полоска воды, отделяющий Европу от материка Родос петлял извилистой, но довольно широкой рекой, огибая материк с севера. Второй его рукав огибал материк с юга, но изобиловал многими отмелями и скрытыми под водой скалами, поэтому торговцы предпочитали северный рукав, который был менее опасным, да к тому же на много короче. Миновав Семплегидские шлюзы, корабли обычно сбивались в караваны, нанимали военные суда для охраны и под защитой военных галер следовали дальше, не опасаясь разбойничих нападений. Но иногда от скупости или из экономии отправлялись без охраны, надеясь на свою многочисленность. В седую старину, когда торговля была нерентабельной, разбойников и пиратов тут отродясь не водилось. Но затем, когда при помощи каскада шлюзов удалось решить проблему разного уровня морей, судоходство оживилось, начала процветать торговля, товары потекли к Родосу и дальше к Атлантиде и Кроличьей стране (Испании). Но тутже возникла новая беда, единичные случаи разбоя со временем преобрели угрожающие масштабы. Разбойников развелась тьма-тьмущая, беглецы прослышав о свободной и вольной жизни, бежали к разбойнику Лилаю в Критские болота. Вот, в какое неспокойное время выпало плыть купцу Апексу. Даже не попытавшись нанять конвой, решив на этом с экономить, он плыл проливом Гидры, любуясь его красотами. Скалистые берега с двух сторон обступившие пролив Гидры изгибались и петляли, словно хвост огромной змеи. Постепенно берега стали более пологими, густо поросшими камышовой стеной, а воды пролива более стремительными со множеством водоворотов, но при этом все больше расширялись. Теперь путь ему казался легким и спокойным. Нервы и переживания связанные с первыми часами пути улетучились, а все страхи засевшие глубоко внутри рассеялись, словно зола на ветру. И незаметно для себя, Апекс успоколся, перестал всматриваться вдаль, прислушиваться к крикам чаек преследующих судно, все это осталось где-то в прошлом и уже не казалось таким зловещим. Его галера была небольшим, утлым суденышком, на которой возвышались две или три мачты с парусами сплетенными из панданусовой рогожи. Попутный ветер надувал ткань паруса, на которой красовался герб рода Аппендиксов. Круторогий баран, держащий в своих руках шитую золотом капусту, а под ней витиеватая надпись: «Дай мне бог за одно, взять тысячу.» На палубе галеры находилась своеобразная каюта –хижина, в которой капитан и его команда прятались от жарких лучей солнца и непогоды. На корме имелось засыпанное песком место с очагом для приготовления пищи. Вода хранилась в скорлупе кокосовых орехов или в пустотелых тыквах, которые они тащили за собой, бросив за борт, и вода в них всегда была прохладной. С собой они также везли «консервированные» продукты и прочую провизию. Консервами служили сушеные плоды фиников, бананов, а также вяленная рыба, соленое мясо, прокопченные морепродукты. К тому же на судне имелись запасы зерна, муки и хлеба, а также живые куры, свиньи, овцы и бараны, обьедками которых кормили живой товар – рабов-варваров. А вот живую рыбу держали в своеобразных плетенных аквариумах, привязанных за бортом галеры. Первое судно, которое встретилось им на пути, они вначале приняли за разбойников, всполошились, схватили в руки оружие. Но к счастью все страхи оказались напрасны, им повстречался торговый корабль. Когда суда сошлись на близкое расстояние, они обменялись новостями, Аппендикс удостоверился, что путь свободен и безопасен, расслабился и со спокойной душой позволил себе отобедать. Столы ломились от яств, одно блюдо было вкуснее второго, а какая сочная и сладкая капуста, «ууух, ням, ням». Такой капусты, какая росла на их родине, не встретишь во всей ойКумене. Сколько раз отец повторял ему, лучше бы ты сынок выращивал капусту и ни о каких заморских странах даже не мечтал. Но уж если собрался, то чти заповедь предков нашего рода: «Дай мне бог за одно, взять тысячу», чаще повторяй эту заповедь, как заклинание, и она принесет тебе удачу. Сытно перекусив, он стоял облакотившись о борт галеры, и время от времени поплевывал с высоты, а также ради забавы кормил жадных до поживы чаек, хватавших на лету зерна гречихи и полбы. Иной раз он прислушивался к птичим голосам доносившимся из камышовых зарослей, плотной стеной обступивших пролив Гидры со всех сторон. Иногда камышовая стена расступалась в стороны, открывая для глаз поляну водяных лилий и кувшинок, откуда часто взлетали серые утки, призывно крякая «Фу-уть-юу, ють» и тутже пропадали в глубине камышового царства.

-Ууууль-люуу-ююю-ууу! - посвистывали горбатые черепахи.

-Чвинь –чвинь, - крякали им в ответ цапли, стоя на одной ноге, поджидая рыбу, зеленых жаб и ящерец.

Да нет же, - дзыу-дзыу-дзыу-дзыу, - отвечали им морские свинки, поглощая сочный тростник.

-Сам такой! - Ругал Апекс в своей душе капитана военной галеры охранения, который обзывал его круторогим бараном и пророчил ему смерть от зубов кровожадных волкодлаков.

-Чтобы тебя разбойник Лилай самолично растерзал в клочья, будто песок, - посылал Апекс проклятья на голову капитана.

Стараясь отвлечься от дурных мыслей, он бросал за борт зерна гречихи, кормил ими чаек, а те с жадностью хватали их на лету, и это умиротворительное зрелище успокаивало. Под горячим тентом, натянутым над деревянной клеткой сидели волосатые рабы-варвары и голодными глазами пожирали его вместе с зерном и прожорливыми чайками. Они по звериному раздували свои огромные ноздри, корчили уморительные рожицы и ворковали: «дай, вар, вар, дай».

Не выдержав их голодных взглядов, он бросил на настил палубы горсть гречихи. Жадные, голодные руки искали зерна, выхватывая их один у другого, это выглядело забавно и почти рассмешило Аппендикса, он начал забавляться, бросал зерно и хохотал, бросал и хохотал, а затем резко взмахнув плетью, полосонул ею по рукам и тутже набросился на них с руганью.

-Гак, Мак, Брак, я ж вас кормил перед отплытием. Там, - показал он в сторону Родоса, - новый хозяин вас накормит и напоит, а пока голодайте, - и он еще раз хлестнул плетью по рукам выковыривающим зерна из дощатого пола галеры.

 Бил он их не сильно, так, для острастки, зачем же портить товар, который должен принести деньги.

- Какие же все таки удивительные создания эти варвары, - думал он, - по сути ничтожества, безмозглые скоты, но какие работники, лучших не сыскать. Вот хотя бы взять онегра, они только и умеют, что перетаскивать на своей спине тяжести. А варвар, и тяжести таскает, и по деревьям лазит, и в поле работник, и предан, как собака, но гораздо дешевле, все таки хорошая собака стоит очень дорого, а раб всего ничего. Всем хорош варвар, жаль что скотина, - рассуждал Апекс, пока мысли не застыли в его головных жилах.

- Вууууууууу, –эхом волчьего воя пронеслось над проливом.

- Вууууу, - будто голоса из потустороннего мира отозвалось им в отовет.

И в тот же миг, небольшие, но проворные лодки отделясь от густой стены камыша, бросились в атаку. Словно стая хищников окружили разбойники беззащитные, купеческие суда. Их набег был столь стремителен, что команда не успела приготовиться к обороне, а хищники уже заходят на жертву, точат зубы, готовясь терзать добычу. Не успел Апекс моргнуть и глазом, как на его судно полетели абордажные крючья, кто нашел в себе мужество, рубил веревки, кто-то багром отбивался от лезущих разбойников. Но все это происходило столь неорганизованно и больше от отчаянья, чем от храбрости. Град выпущенных из пращи снарядов дробью ударов стучал по корпусу судна. За борт падали убитые и раненные. Пронзенные копьем и мечом обагряли своею кровью палубу. Крики умирающих смешались с шумом боя и волчьим воем разбойников, - Вууууу. Кровавая резня и зарево пожарищ было последним, что увидел Апекс, ибо ноги сами понесли его прочь. Он бежал, спотыкался и падал, снова подымался и снова бежал, и нигде не находил спасения, кругом кровь и острые мечи разбойников. Повинуясь инкстинкту самосохранения он забился в самый темный угол и сразу лишился сознания, вернее утратил ощущение реального времени. Глаза отказывались видеть, уши слушать, ноги и руки дрожали так, что ему казалось, сердце вот, вот выскочит из его тела. Иногда его глаза открывались помимо воли, и тогда ему удавалось рассмотреть, как разбойники добивали раненных, пускали им кровь, которая большой лужей растеклась по палубе. Все это видел Апекс сидя в низкой и тесной клетке рабов-варваров, в которой он пытался спрятаться от ужаса разыгравшейся трагедии. Глаза сами закрывались, отказываясь поверить во все те зверства, которые происходили там, на палубе. Предсмертные крики, лязг мечей и волчье завывание, - Вууууу, - смешалось воедино, представляя собою ужасающую кокофонию звуков, от которой многие просто сходят с ума. Апекс не был исключением из общих правил, один раз открыл глаза, второй раз, а на третем разе его сознание просто не выдержало, и он провалился в забытье. А когда через время, найдя в себе силы, сумел открыть глаза, чтобы узнать почему все стихло, то увидел только снующие по палубе ноги разбойников обутые в дорогую обувь всех стран ойКумены. Тут были, и шитые золотом кожаные чуни, и парчевые чуреки, и сафьяновые лапти, и шитые серебром сандалии, и кованные златом копытца, и все они были перепачканы кровью. Как Апекс очутился здесь в клетке, он не помнил, но когда осознал это, начал лихорадочно соображать. Находиться в варварской клетке было большим позором, но в данной ситуации могло оказаться единственным спасением. И правда, ведь он ещё был жив, а все остальные уже бредут в лабиринте чистилища и даже без погребальной монеты обола. Как их перевезет хоронщик через реку забвения Лета, чем они оплатят его работу, неизвестно. На всякий случай Апекс засунул себе в рот монету, золотой Обол, так будет надежней, хоть будет чем расплатиться с Хоронщиком. И потом, волкодлаки обычно не трогали варваров и многих отпускали на волю, считая их если не равными себе, то такими же обездоленными, как и они сами, поэтому отпускали их на все четыре стороны. А если это так, то есть хоть и небольшой, но шанс, и его нельзя упускать. Схватив грязную мешковину, кишащую вшами подстилку, он замотал ею свои блестящие позолотой рога и голову, спрятался в самый дальний угол клетки, и уповая на всесильного Хаоса и небесных Сварожичей стал отчаянно молиться, надеясь на спасение. Разбойники праздновали победу, амфоры с нектаром и боченки хмельных медов обрели своих новых хозяев и началась потеха, они стаскивали на свои лодки все, что считали ценного. Плененных демоносов чудом избежавших смерти разбойники стреножили по рогам и копытам, словно мешки с зерном грузили на лодки. Командовал разбойниками их предводитель Лилай, отдавал приказы и распоряжения. Сквозь дырявую мешковину, кишащую вшами Апекс не видел его лица, но видел его златые сандалии с причудливо загнутыми носками, изукрашенные самоцветным каменьем. Хозяин дорогих сандалий твердым голосом отдавал приказы и распоряжение, а его подчиненные, простые разбойники, бегали, выполняя его приказы. Дорогие сандалии остановились у клетки, заслонив собою солнце, в клетку заглянуло лицо кровожадного убийцы. Волкодлак был огромный, гора-горой, лицом черен, будто сажа, волосы дыбом, пасть до ушей, на руках когти длинные, острые, словно кинжалы, а когда рычит, обнажает в зверином оскале остро отточенные клыки.

-А здесь, что за звери, - молвил Лилай, принюхиваясь.

Апекс сидел не живой, не мертвый, дрожа всем телом, граница между жизнью и смертью оказалась столь ничтожной, что в его голове вновь случилось завихрение. А затем, как-то разом пропали все звуки и настала зловещая тишина, которая острой болью резала уши, стучала в висках, колола загривок. Порой ему казалось, что он превратился в большой ком мяса и шерсти пронизанный острыми иглами. В такие минуты приходит страстное желание почесать свой загривок, снять этот невыносимый зуд. Но сделать, это он не мог, и страшно мучаясь, терпел нестерпный жар, охвативший его тело.

- Спаси и пронеси, - шептал он молитву, будто заклинание, сидел, боясь лишний раз вздохнуть, чтобы не выдать свое присутствие.

Предательски трещала ткань, в которую он судорожно кутал свое лицо, предательски трещал живот.

-Фу, какая вонь от этих варваров, - ехидным голосом проговорил разбойник Термутид, вместе с Лилаем заглядывающий в клетку. - Тут одни вонючие рабы, - говорил он и яхидно ухмылялся, показывая своим острым и длинным когтем в сторону трясущегося мешка.

-Да, одни рабы, - согласился Лилай, - вот только этот, - тронул своим копьем завшивленную мешковину, - на варвара не очень похож. - Ты варвар или не варвар, - колол он грязный мешок острием копья, - чего молчишь, отвечай.

Апекс в знак согласия замотал головой и мешковина затрещала еще сильнее. Молодой волк засмеялся.

- Я же говорю варвар, - и схватив рукой мешковину, потянул ее, ткань порвавшись осталась только на его рогах.

- Вот какой чудесный варвар, - согласился Лилай, - а почему он молчит, может немой, скажи, я варвар, - и уколол его своим дротиком так сильно, что вмиг привел Апекса в чувство.

- Вар, бар, вар, тар, ра, вар, - пытался сказать Апекс, но монета мешала ему говорить, она выскочила из под языка и со звоном ударившись о небо, отскочила к зубам, а оттуда скотилась прямо в гортань и зацепившись между гландами, перекрыла дыхание. Горло схватили сухие судороги кашля, он задыхался, ему не хватало воздуха, одна рука схватилась за кадык, а вторая полезла в рот, пытаясь достать злополучный обол. Пальцы искали его в кромешной темноте, постоянно натыкаясь на различные предметы. Целый ряд зубов стал непреодолимой преградой. Язык предательски путался под ногами, но пальцы настойчиво продолжали свой путь. Наконец ему удалось дотянуться до злополучной монеты, торчащей между гландами, словно пробка у амфоры, откупорить которую без штопора дело почти безнадежное. Все же ему удалось отковырнуть монету, и она кувыркнувшись, полетела в бездонную пропасть желудка, ударяясь о его стенки.

-Он хочет руку себе откусить, - крикнул кто-то из разбойников, которых уже собралось великое множество и все дружным хохотом поддержали его мысль.

 А бедолага Апекс чуть не лишившийся сознания покраснел лицом и бездыханный повалился на пол. Сильная рука схватила его за рога, вытащила из клетки, облив водой, привели в чувство. Разбойники обступили его со всех сторон, издевались над ним, как хотели, обзывали, как только могли.

-Смотри какие рога отрастил этот варвар, - смеялись одни.

-Наверное, это жена ему рога наставила, - хохотали другие.

- Да он сам невеста, посмотрите какая на нем чудная фата, - заливались хохотом третьи.

- Невестушка спляши нам свадебный танец, - смеялись разбойники, острием копий приподымая его с пола.

Под общий хохот его поставили на ноги, и началась потеха, его подгоняли мечами и копьями, кололи со всех сторон, заставляя танцевать. Апекс вначале несмело, затем все смелее и смелее начал притопывать ногами, прихлопывать руками, дергался, извивался, трусил своей козлиной бородой. Откуда и взялась музыка, дробный ритм барабана подхватила голосистая флейта, завыл тамбурин, ударили литавры, протяжно затрубили рожки и свирели.

-Вот потеха, так потеха, - радовались разбойники, - вот так невеста, - хлопали они в ладоши.

Даже разбойник Лилай пустившийся в пляс, стал изображать из себя жениха и, бодро выплясывая, кружил возле Апекса. Танец настолько воодушевил собравшихся своей неуемной энергией и страстью, что в нем приняли участие все без исключения. Ритм танца все убыстрялся и был настолько зажигательным, что даже кормчий держащий рулевое весло не выдержал и пустился в пляс, а судно лишенное крепкой руки сбилось с курса и, врезавшись в поросший камышом берег, перевернулось. Яркая, зажигательная пляска перенеслась с корабля прямо в воду и теперь напоминала танец жизни и смерти. От воды хлынувшей в трюм корабля начала заваливаться на бок мачта с парусом, оказавшись в воде, окончательно решила его судьбу, он медленно тонул. Холодная вода Гидроалтаря сковывала движение, бурлящие потоки водоворотов увлекали тела закованные в железо достехов на дно, водная гладь покрылась барахтающимися, молящими о пощаде разбойниками. Уцепившись своими когтями, Лилай цепко держался за ноги Апекса, который сумел ухватиться за опрокинутый борт судна.

-Держись! - кричал он ему, - держись! - и тот держался из последних.

 Апекс плохо плавал, и угоди он в воду, пить дать - утонул.

-Держись! - кричал ему разбойник и даже пытался карабкаться по его телу, подымаясь словно по лестнице.

Немного приподнявшись, разбойник попытался уцепиться за скользский, поросший мхом и ракушками борт корабля, это ему не удалось, когти предательски соскользнули, и он сорвался в бурлящую воду пролива. Апекс же напротив, воспользовавшись свободой, сумел взобраться на опрокинутое днище корабля и лежал на нем, отдыхал, распластавшись на слизком от морского мха чреве корабля. А Лилай, в это время, боролся со стихией водоворота, и что было силы звал на помощь своих соплеменников, которые одного за другим втаскивали в лодки. В это время, из бурлящей пены водоворота показалась огромная голова зелено-бурого цвета, с широкой мордой и маленькими глазами, спрятанными под плоским черепом. Чудовище некоторое время смотрело своими холодными очами на барахтавшийся в воде корм, а затем разинув пасть и обнажив несколько рядов острых зубов, набросилось на одного из ближайших разбойников и разорвало его в клочья.

-Гидра! - вскричали в один голос все, кто видел это чудовище.

Да, это была Гидра, все поглощающее божество водной бездны, от зубов которой не было спасения. Одно только слово Гидра заставляло часто трепетать сердце, холодило в жилах кровь. Увидав чудовище, Лилай обрел второе дыхание, изо всех сил гребя руками, он сумел выплыть из водоворота и пытался ухватиться за скользское, покрытое мхом днище корабля.

-Спасай! - кричал он надрывно, тянул к Апексу руку.

И тот машинально потянулся вперед, протянул утопающему руку помощи, и в тотже миг на секунду остановился, оцепенел. Его сознание помутилось, взгляд, еще миг назад живой, угас.

-Что я делаю, что я делаю, - пульсируя височными венами стучало в его мозгу, - я протягиваю руку своему врагу, отдаю свою жизнь на растерзание незнающему пощады кровожадному разбойнику, он же не моргнув глазом, зарежет меня, словно жертвенного ягненка.

Миг, всего один миг длилось помутнение, и разбойник Лилай успел прочесть его мысли, опасаясь, что он струсит, еще надрывнее крикнул.

-Спасай!

 Их руки встретились, острые когти впились в нежные руки Апекса, и он пересиливая боль, вытащил разбойника на опрокинутое днище корабля. Лилай лежал совершенно обессиленный и тяжело дышал, вода струями стекала с его мокрой одежды. В этот миг, корабль начал заваливаться на корму, это Гидра, широко разинув свою пасть, начала выбираться на судно, которое под ее тяжестью погружалось все глубже. Из воды уже показалась короткая и толстая шея, затем часть голого туловища, широкие передние лапы-плавники извиваясь когтями присосками, цепляясь за днище корабля. Апекс изловчившись, сумел схватить неизвестно как оказавшийся обломок весла и со всего размаха ткнул его в полураскрытую пасть. Сильный удар по нёбу и языку ошеломил животное, челюсти судорожно сжались, послышался хруст и треск, острые зубы крошили древко весла. Но Апекс и не думал сдаваться, он толкал весло все дальше в пасть чудовища. А Гидра, будто и не чувствовала боли, жевала весло, перемалывала челюстями окрашенную в кровь древесину. Еще миг, и чудовище броситься на них. В это самое время, десяток копий брошенных с корабля пронзили чудовище. Одно из копий пробив Гидре глаз, пригвоздило её к днищу корабля. Несколько копий не достигнув цели, чуть не убили Апекса, и он приняв их на свой счет, испугался, отбежал на дальний край корабля и уже готовился прыгнуть в густые камыши, спасаться бегством. Разбойник Лилай попытался его остановить, крикнул:

- не бойся, обещаю, тебя никто не тронет.

 Апекс некоторое время стоял в нерешительности, но затем махнув рукою, ответил:

- прощай, - и шагнул в спасительные камыши.

-Мы еще встретимся, - услышал он за собою крик разбойника, и этот крик придал ему скорости, он бежал сквозь камыши, не разбирая дороги.

Хотя Лилай и предлагал ему остаться, хорошенько отдохнуть, славно закусить и выпить вместе с ним доброго нектара, однако ж, бедный, запуганный Апекс не был вполне уверен, что серый разбойник не проглотит его целиком. И точно, глотка у него была до того широка, что он проглотил бы его также легко, как осел просяное зернышко. Такие мысли бродили в его голове, а ноги брели незнамо куда, пробираясь сквозь топкие заросли камыша, пугая гнездившуюся там пернатую дичь.

-Дзыу-дзыу-дзыу-дзыу! - галделатам пернату дичь. над головой стая ернату дичь. над головой стая уток.

-Чвинь-чвинь, - недовольно роптали черепахи.

-Ууууль-ууль, уль, фу-уть-ююу, - рычали морские свинки, а он не обращая внимания на предупредительные окрики, брел до тех пор, пока не угодил в ловушку подстроенную разбойниками-волкодлаками.

                        Возвание к мятежникам.

А тем временем, великий правитель Тельхирума и всего Родоса изучал карту, слушал доклады, сочинял лозунги и воззвания, которые по его мнению должны были поднять высокий моральный дух в его войске. Сабскаба, как всегда вовремя, подготовил очень подробный отчет о местности Критских болот. По его заданию аватор Фаетон облетел болота дважды, все осмотрел, записал и зарисовал в карту столь подробно, что теперь все лежало пред ними, словно линии на ладони руки.

-Вот последние данные аероразведки сделанные с борта боевого «крокодила», - докладывал Сабскаба царю Киферону. - Сегодня днем разбойники разграбили большой караван с бурячком и капустой, захватили много пленных и рабов, а сами спрятались вот сюда, - указал он пальцем в карту. - Вот в этом большом озере, находящимся в центре Критских болот находится их логово. Надобно отметить, что доступ к этому озеру сильно затруднен, ибо его окружает полоса болотистой почвы, а заросли камыша там столь плотны, что представляют серьезное препятствие для всякого желающего войти на озерный берег. Далее, - продолжал Сабскаба, - это небольшое озерцо может кому-то показаться милым, где можно отдохнуть и порыбачить, как бы не так, пусть те, кто так думает, навсегда выбросят эти глупости из своей головы, вскоре мы превратим это озеро в зону боевых действий, будем резать и убивать всех, кто осмелится оказать нам малейшее сопротивление. Я верю в нашу победу, - по-военному четко отрапортовал Сабскаба в конце доклада.

-Молодец, - похвалил его Киферон довольный докладом, но заметил. - Я не хочу, чтобы в этой войне враги получили хоть малейший перевес и застали нас неподготовленными к ней, поэтому я думаю, справедливо будет известить их о всех последствиях наших действий и дать им шанс сложить оружие добровольно, дабы своей покорностью они могли искупить провину перед народом Родоса и мной лично. Поэтому возьми пергамент, пиши воззвание к мятежникам.

Киферон на минутку замялся, подбирая нужные выражения и найдя их в огромном количестве, молвил так.

- Я, ваш великий правитель, ежедневно получаю известие о том, что вы осмеливаетесь чинить разбой в проливе Гидры находящемся под властью моею. Поэтому, моим долгом было прийти к вам и уничтожить ваше осиное гнездо, освободить ваши заблудшие души из оков мрака, сделать все, как велит долг правителя. Тем немение, если вы освободите пленников и вернете все, что вами было награблено: морковку, бурячек и капусту; я из жалости и мягкосердия позволю вам пополнить ряды гладиаторов на цирковой арене. Но если, не смотря на мои добросердечные предложения, вы станете упрямиться, я приведу армию и флот, прикажу своим храбрецам отомстить за все те обиды которые вы нанесли народу Родоса и лично мне. Подпись, ваш правитель, царь Киферон.

-Что делать с посланием? - вопрошал Сабскаба, - отправить почтой или послать гонца-скорохода.

- Нет, - отвечал Киферон, - желаю, чтобы послание было доставлено, как можно скорее.

- Есть! - ответствовал верно подданный Сабскаба и сцапав письмо, удалился …

                           Цапцарап и долгожданный «осел».

Три из шести галер, все что осталось от флотилии купца Апекса, пробирались узким и запутанным лабиринтом вглубь бесконечных заводей Критских болот. Опыт и глубокие воды протоки позволили им проникнуть в самое сердце болот, к большому острову. Там уже полным ходом шли приготовления к обряду погребения проводников. Тама и Туму в белоснежных жертвенных одеждах стояли в ожидании своей участи. Накануне погребения их души соединили воедино, обьявив мужем и женой, отправили в специально построенный шалаш, их первый и последний дом. Все то время, пока они находились в шалаше, им пели свадебные обрядовые песни, и вот теперь, они стояли перед жертвенным алтарем, в котором горело вечное негасимое пламя. Жрец Кандиге бубнел над огнем священные молитвы, заговоры, время от времени подливал в огонь жертвенное масло да подкладывал поленья ароматических трав и деревьев. Предчувствуя значимость предстоящего события, божество огня неспешно поглощало скромные подношения, но по тому, как трепетно дрожит его пламя и сыпятся жаркие искры, можно понять, что оно ждет, готовится испить горячей крови, вкусить её сладкую плоть. Чуть не все волкодлачье племя собралось на кладбище, где была устроена могила для проводников Тамы и Тумы, которая в корне отличалась от прочих могил, устроенных тутже. Обычно усопших хоронили лежа на спине или на правом боку. У изголовья покойника ставили продукты питания и воду из расчета на три дня пути, а также оружие, деньги и прочие вещички, которые пригодятся им в потустороннем мире. Всего этого в могиле проводников не было, да и устроена она была необычно. Её выкопали вглубь, и похоронить их должны были стоя, ибо им предстоял длинный путь, который они должны были проделать осознанно и на своих ногах. Кроме того, их могила была буквально засыпана красной охрой, один вид которой, будто яркий огонь, отпугивал все тлетворное и даже Грай. Проводники, Тама и Тума, стояли тутже, рассматривали свою могилу. Казалось, их лица оставались безучастны к происходящему, но это не так. Хотите узнать, что творилось в их душе, тогда проникнитесь к ним состраданием, займите их место и мысленно постойте у своей собственной могили. Матери и вдовы на чьих глазах еще не высохли слезы за недавно убиенными, чьи кости были бережно уложены в соседнюю могилу, выли и стенали. Не успев оплакать одних, они готовились оплакать проводников Таму и Туму. А тут новое горе, галеры отбитые у купцов привезли новые тела убитых и утопленников, отчего плач и вой усилился многократно. Тела убиенных и утопленников закутанные в саван вынесли на берег, готовя их к погребению. В виде последнего дара памяти павшим, у их тел разбойники сложили богатую добычу, а также привели множество пленников, которых готовили для жертвоприношения. Множество погребальных даров было сложено у могилы Тамы и Тумы, но самым ценным трофеем конечно же была голова Гидры, которую Лилай подняв над собой, жертвовал им.

-Пусть душа божественной Гидры легко проведет вас в страну без возврата. И поможет вернуться обратно, - обьявил он во всеуслышанье.

А затем, обратясь к матерям и вдовам убиенных, добрым словом пытался развеять их скорбь, и сам скорбил всместе с ними. А те над мертвыми выли и причитали, ибо великое горе их грудь разрывало. Пока волкодлачье племя готовило убиенных, жрец Кандиге готовил проводников с соблюдением всех правил и обычаев таинства. Прежде всего, он вложил им под язык по золотому оболу и начал их поучать такими речами.

-Эти деньги вы должны отдать Хоронщику, как плату за перевоз души через реку забвения Лета, только преодолев реку забвения, вы сможете попасть в лабиринт чистилища. Там вы должны отыскать бога смерти Яму, уж как вы с ним будете договариваться, этого мне знать не дано. Но помните, времени вам отмеряно всего 9 дней, иначе нить связывающая два мира оборвется, и вы на вечно останетесь в подземном мире мрака и забвения. Помните, вы должны отыскать кратчайший путь к богу смерти Яме. А чтобы вы не сбились с пути, я дам вам подробную карту, - жрец достал священную иглу и краску, принялся разрисовавать их тела татуировкой.

Таме было так больно, что он часто впадал в беспамятство, а жрец колол его кожу, рисовал завитки, изогнутые линии, спирали и тупики лабиринта. Доделав свою работу до конца, он отнес его к воде, где и оставил лежать, а сам занялся девушкой. Он разрисовывал её тело с особым изяществом, ведь всем известно стремление женщин выглядить прекрасно и обворожительно, даже в мире ином. Когда жрец закончил с Тумой, женщины натерли их тела красной охрой, замешанной на китовом жире и душистых травах, которые отпугивают всякую земную нечесть, червей, жуков, пауков и даже Грай. Жрец Кандиге продолжал напутствовать их такими речами.

-Запомните, после того, как вы окажетесь в потустороннем мире, все ваши мысли обретут обьективную реальность. Все о чем вы подумаете, обретет плотную и твердую оболочку. Если ваши мысли будут легкими, то и путь ваш будет легким, но если вы испугаетесь, ваши темные мысли расцветут плодами ваших страхов. Ведь ваше сознание будет находиться в плену иллюзий. Главное помнить, что с вашей смертью вы утратите прежнее тело из плоти и крови, и ничто не сможет причинить вам физической боли и страдания. Лишь только душевные муки могут терзать ваши духовные тела. Вскоре у вас возникнет непреодолимое желание обрести прежнее, привычное вам тело из плоти и костей, и ваша душа начнет искать пути к новому перерождению. Обычно душе предстоит долгий путь к перерождению: преодолеть реку забвения Лето, пройти лабиринт и очистившись духовно, предстать пред строгим судьей. Для обычных усопших, этот процес может занимать не одну сотню лет, но вы, проводники, обладающие тайными знаниями должны преодолеть все трудности и преграды и снова вернуться в свои тела.

Мы все преодолеем, - отвечали Тама и Тума, - мы спасем наших братьев и выведемих их души из потустороннего мира.

-Я верю в вас, - продолжал свои напутствия жрец Кандиге. – Запомните, ваши мысли вещественны и являются родителями всех действий, как хороших, так и плохих. Если испугавшись неведомого, надумаете себе зло, оно тут же явится к вам, и убежать от него вы не сможете, оно будет преследовать вас вечно, ибо вы сами его надумали. Думайте только о хорошем, и ваш путь будет легок. И последнее, нельзя пить из реки забвения Лета, стоит лишь пригубить каплю воды забвения, вы навсегда забудете прошлое, и тогда вам уже никто не поможет.

- А какую воду можно пить? - вопрошал Тама.

- Неподалеку от реки забвения есть небольшая рощица, в которой растут златые кипарисы, тамже находится и священный родник Персефоны. Только эту воду вы можете пить и никакую другую. Тамже вы должны срезать златую ветвь кипариса, она поможет вам отворить невидимые печати.

Закончив свои напутствия, жрец напоил их священным питьем из корней леопардовых лилий, и под общий вой и причитание родственников они взошли в могилу вырытую в земле. Будучи проводниками, мытарями душ, они не брали с собою ни еды, ни питья. Тама держал в своих руках златой меч, а Тума сеть из паутины интриг, заговоров, ухмылок и обольстительных ужимок. Каждый из соплеменники бросал в могилу горсть земли.

- Пусть ваш путь будет легок, - причитали соплеменники, бросая в могилу ком земли, - а земля будет пухом.

- Помните, что теперь вы посеяны, словно зерна в борозде, - вещал жрец, посыпая их землей.

 А когда их совершенно засыпали землей, Кандига обратившись к соплеменникам, молвил.

- Каждый год мы хороним в земле зерна ячменя и гречихи, поливаем их водою, ухаживаем за ними, и они проростают к нам спелыми колосьями нового урожая. Давайте же слезами окропим могилы наших братьев, молитвами укрепим их души, чтобы они знали, что мы их по-прежнему любим и надеемся на скорое перерождение.

 Заколов у жертвенного алтаря плененных демоносов, окропив кровью могилу проводников, волкодлаки устроили поминки, которые продолжались весь день и всю ночь. Лишь только первые лучи солнца разрезали темень ночи, прямо над их головою воспарила крылатая «обезьяна». Сделав круг над островом, она снизилась так низко, как только могла, ибо разбойники тутже осыпали её градом камней и дротиков. Высунувшись из кабины крылатой «обезьяны», аватор Фаетон погрозил им рукой.

-У волкодлачье племя, бомбой бы вас.

 Но вместо бомбы бросил послание царя Киферона, взмахнув своим веероподобным хвостом, «обезьяна» упорхнула прочь. А пергаментный свиток, подхваченный воздушным завихрением улетел куда-то в сторону непроходимых болот, и его пришлось долго разыскивать. Термутид - правая рука и советник Лилая первым бросился разыскивать послание, и вместе с ним обнаружил беднягу Аппендикса, как кур во щи, угодившего в хитро раставленную ловушку. Так их и вытащили из болота «два в одном», пленника и пергамент.

- Вот, мой повелитель, - молвил Термутид, - прочти, что пишут нам Тельхины, - протянул пергаментный свиток телячьей шкуры.

Весь текст прочесть не удалось, ибо он был испорчен водой, но главное все же сумели разобрать: «если вы вернете все, что вами было награблено: морковку, бурячек и капусту; я из жалости и мягкосердия позволю вам пополнить ряды гладиаторов на цирковой арене. Но если, не смотря на мои добросердечные предложения вы станете упрямиться, я приведу армию и флот и прикажу своим храбрецам отомстить за все те обиды, которые вы нанесли народу Родоса и лично мне. Подпись, ваш правитель, царь Киферон».

-Нам угрожают, - вскричал Лилай, обращаясь к своим соплеменникам, - еще никому не дозволялось безнаказанно оскорблять свободный народ волкодлаков!

И тутже окрестности наполнились волчим воем, это был вой свободы, вой надежды и мужества переполнявший сердца вольного и гордого племени. А когда страсти улеглись, Лилай обратил свой взор на пленника, рука сама потянулась к мечу.

- Как тебе не повезло, - молвил Лилай, - все твои друзья уже там в сырой земле, а ты еще тут, нужно это исправить.

Остро отточенный меч блеснул на солнце, еще миг и …... Но к огромному удивлению Лилая в этом жалком и раздавленном демоносе, чье тело сплошь и рядом облепили сотни кровососущих пиявок, он узнал своего спасителя Аппендикса.

-Вот и свидились, - по-отечески мягко молвил предводитель разбойников, пряча меч в ножны. - Сколько не бегай, а ноги сами выведут ко мне, ну да не печалься, проходи, гостем будешь.

Этот разговор привел разбойников в замешательство, в коем веке было такое, чтобы их предводитель оставил в живых демоноса. И Лилаю пришлось обьясниться.

- Этот демонос спас мне жизнь, он поступил благородно, протянув мне руку помощи, и теперь я его должник, проси чего хочешь, можешь даже остаться у нас, как равный, среди равных.

 Жрец Кандиге не соглашаясь, мотал головой, и обращаясь к стае, молвил.

- Его поступок благороден по отношению к тебе Лилай, но для стаи иметь такого соплеменника только обуза,. Он знатного происхождения, слаб телом и духом, не место ему среди нас. Тебя он спас, ты его должник, а мы ему ничего не должны, посему пусть убирается и помнит, что волкодлаки умеют ценить добро. Протянувшему руку помощи, не протягивают меч.

- Большое демоническое спасибо, - стучал забами Апекс, - отпустите меня, буду вам очень признателен, очень и очень, - лез целовать руки.

-Во сколько ты ценишь свою жизнь? - обратился Кандиге к предводителю.

Лилай неожидавший такого вопроса, не сразу нашел, что ответить.

- Свою жизнь я ценю дорого и поэтому награжу его по-царски, вот, - начал раскрывать сундуки, в которых грудами лежали сокровища, - возьми сколько хочешь, это все твое.

Лилай недоверчиво зачерпнул горсть драгоценных сапфиров и с высоты вытянутой руки высыпал их обратно в сундук, зарево ярких огней заслепило глаза, оттуда брызнули слезы, а руки опасливо отстранились от драгоценностей. Не стоит удивляться такой реакции, ведь это по сути противоречило всему, что он слышал о кровожадных разбойниках-горловорезах.

-Смелее, - подталкивал его Лилай, - возьми сколько сможешь унести на себе.

Апекс не верил своим ушам, стоял и растерянно протирал ослепшие глаза, вокруг него грудами лежит жемчуг и драгоценные камни, злато, а серебро было рассыпано, будто песок на морском берегу, и от этого в глазах рябило.

-Смелее, - подталкивал его разбойник.

А он стоял и не знал как быть, с одной стороны животный страх, с другой стороны призрачный блеск драгоценных каменьев. С детства выросший в роскоши к желтому металлу он не питал особых чувст, а до денег вообще был равнодушен. Но руки помимо его воли, так и тянулись к драгоценностям, сначало робко и недоверчево, затем все смелее и азартней. Еще не веря в призрачное счастье, свалившееся на его голову он принялся напихивать сокровищами свои карманы, а они у купца были бездонны. При этом он не уставал приговаривать: «дай мне бог за одно, взять тысячу. Дай мне бог за одно, взять тысячу»; а когда места в карманах не осталось, начал сыпать за пазуху, а когда и там все было забито, стал одевать на себя все, что можно было повесить и нацепить.

-Возьми, возьми все, - смеясь приговаривал разбойник Лилай, - я хочу знать, сколько стоит моя жизнь.

- Твоя жизнь бесценна, - отвечал Апекс, искренне радуясь каждому новому браслету. - Дай мне бог за одно, взять тысячу. Дай мне бог за одно, взять тысячу, - в сотый раз твердил он самому себе, еще не осознавая, что в один миг он стал сказочно богат и неслыханно счастлив.

Жрец Кандиге смотрел на все происходящее с язвительной ухмылкой, а затем поучительно молвил:

- жадность многих лишила разума, мудр лишь тот, кто берет ношу по себе.

Эти слова протрезвили Апекса, он постоял, примеряя свою ношу.

-Да, нужно иметь здравый рассудок, - сказал он и снял с мизинца манюсенький перстень, положил его назад в сундук, - вот теперь в самый раз.

-Подумай, не продешевил ли ты? - спросил Лилай.

-Нет, нет твоя жизнь бесценна, и это только малая часть из большой сокровищницы, которую я могу унести, вот если бы у меня был хотя бы осел, тогда бы еще…, - но увидев колючие глаза собравшихся, запнулся на полуслове, начал оправдываться. - Я хотел сказать, что для меня этого даже много, я еще могу снять вот это колечко.

Но Лилай остановил его словами.

-Что сделано, то сделано, ты свободен, вон там стоит лодка, проводите его, куда он скажет.

- Мне в Тельхирум, мне в Тельхирум, - щебетал счастливый Аппендикс.

-В Тельхирум, так в Тельхирум, - согласился Лилай и отдал распоряжение, - возьмите самую быструю лодку, посадите на весла десяток гребцов, и чтобы еще до рассвета он был в городе.

А пока слуги готовило лодку, Лилай взял лист пергамента, придвинул чернильницу и стал записывать. Лишь временами он останавливался и произносил.

-Не дурно, не дурно! Вот так хорошо!

Или заливался громким хохотом. Наконец, он окончил писанину, запечатал конверт и надписал адрес: «Правителю Тельхирума, козлорогому барану Киферону».

- Вот это письмецо, - молвил разбойник Лилай, - вручишь царю лично в руки. Да смотри передай, а не то найдем тебя, где бы ты ни был и кишки выпустим, а теперь прощай и оттолкнул лодку от берега.

Счастье неждано, негадано свалившееся на Апекса не давало ему возможности дышать, оно давило и кололо со всех сторон, но в то же время и подогревало его изнутри. И он размечтавшись, даже не заметил, что день давно угас, лишь только яркие звезды, да полная луна светят в ночи. И тут в его сознании случилась перемена. Радужные видения улетучились и на их место всплыли серые страхи, да расплывчатые образы.

- Успокойся, успокойся, возьми себя в руки, - просил он свое второе я, но оно и не думало успокаиваться, там крепко-накрепко поселился страх. Страх за несметное сокровище, страх за свою ничего нестоящую жизнь. Еще бы, взлететь на седьмое небо от счастья и в друг осознать, что он находится в одной лодке с разбойниками, чьи глаза так и сверкают злобными огнями. Зачем спрашивается везти его в Тельхирум, не проще ли выбросить в море, а сокровище присвоить себе, кто об этом узнает, никто. Вот и трусило Апекса всю дорогу, вот и било его ознобом, морило пучей, трусило трясучей, да так сильно, что порою лодка буквально сотрясалась от грохота драгоценного металла. Но слава всех высшему Хаосу и его небесным Сварожичам, все закончилось благополучно. Разбойники высадили его у берега и растворились во мраке ночи, грозно предупредив.

-Передай послание Киферону.

 С тем они и уехали, оставив его в полумили от крепостных ворот. Вдали блистали огни большого города и он, словно ночная бабочка, упорхнул на их яркое свечение. Вначале он шел бодро, но с каждым новым шагом все тяжелее и тяжелее становилась его ноша. Драгоценности все время пытались вывалиться из-за пазухи, стесняли движение, к тому же ко всем этим неудобствам присоединились новые страхи. Теперь любой шорох, любой даже самый отдаленный звук казался ему чем-то ужасным и жутким, а тени отбрасываемые деревьями казались настоящими чудовищами. Испугавшись, что в ночи на большой дороге его могут ограбить, он поспешно свернул на обочину, и его силуэт освещаемый редкой луною вскоре растаял среди теней и призраков ночи. Крадучись в кипарисовых зарослях, Аппендикс пробирался очень осторожно, каждый шаг давался ему с большим трудом, он часто останавливался, принюхивался, прислушивался, оглядывался. А удостоверившись в безопастности, делал осторожный шаг и снова замирал, прислушивался, принюхивался и так без конца. Надобно отметить, что все это он проделывал не из-за трусости, а по причине предосторожности. Ведь путника груженного столь драгоценным грузом поджидает множество ужастиков, а коготки у них ох какие длинные, крепкие и острые, и если к ним в лапы попадется столь лакомая добыча, то уж не вырвется. Промышляя разбоем, ужастики своими остро отточенными зубками, будто щипцами, хватают все, что попадется им на зубок и тутже пожирают, вешают, четвертуют, обезглавливают, разоряют и губят все без разбора. Так шаг за шагом, то прыгая, то подскакивая от малейшего шороха, он благополучно добрался до крепостных стен и, прикоснувшись лбом к холодной стене, облегченно вздохнул.

- Теперь я в безопасности, - чуть не целовал он каменные стены. - Теперь то уж со мной все будет в порядке.

Массивные крепостные стены высотою в шесть локтей были густо утыканы частоколом острых копий, такую стену не перепрыгнешь, нужно искать вход. Пройдя вдоль стены, он уперся в закрытые дубовые врата с изображением крылатого дракона, сидящего верхом на онегре и поражающего копьем варвара. Лик дракона был ужасен в своей непостижимости, а варвар жалок и раздавлен, также или тому подобно выглядел и Апекс стоящий пред запертой дверью. Дубовые врата были усажены множеством медных болтов, увенчанных острыми железными зубьями, эти массивные врата были запасными и открывались всего три раза в неделю, не считая праздничные дни. Осмотревшись, он разглядел боковую дверь, вроде ниши, ведущую в комнату стражи. «Тук, тук, тук» - постучал он в колотушку висящую тутже у смотрового окна. Цапцарапу, главному стражнику, в тот день до обидного не везло, он продул в кости все, что только мог. Что не бросит кость, все время ему выпадает « джык», ну хотя бы раз выпал «пок» или «чок», или «осел», или на худой конец «варвар», но как на зло выпадал «джык, джык, джык» и еще раз «джык». Вобщим он проиграл все, и теперь ему приходилось довольствоваться водой с коркой черствого хлеба. В последний раз бросив кости, ему наконец-то выпал долгожданный «осел». Радостью наполнилось сердце азартного игрока, вот она удача. Цапцарап уже чувствовал ее мягкое пушистое оперенье, еще миг и он схватит синюю птицу за горло, и тогда она никуда не упорхнет. «Тук, тук, бух, бум, бряк» - стучала деревянная колотушка, вспугнув птицу удачи.

-Откройте! - кричало неразумное существо, стуча колотушкой в запертую дверь.

-Сейчас открою, только топор достану, - ворчал за стеной недовольный голос стражника, - чего тебе глупец надобно. Бродят по ночам всякие, неприятности на свою голову наживают, - гремел недовольный возглас стражи, ревом отразившийся от крепостных стен.

И впервый миг Апексу показалось, что ему отвечает изваяние дракона, готовое проткнуть его своим незнающим пощады копьем.

-Милый дракон, - просился Апекс, - открой пожалуйста двери, впусти меня обратно.

Но тот не слышал его мольбы, хищно скалил зубы, рычал.

-Че тебе нужно безумец?

- Отворите! - просился Апекс, - впустите меня скорей, - колотил он руками в дверь. В ответ дракон злобно рычал:

- проваливай отсюда, войти сюда легко, а выйти трудно, все одно без пропуска не пустят.

 Но Апекс не унимался, стучал, чем несказанно разозлил дракона. Из бокового окна высунулась голова и горящий смоляной факел. В темноте лица рассмотреть было невозможно, только два собачих века блистали в ночи при свете факела. Радостный Апекс взмолился:

 – есть у меня пропуск, послание к самому царю Киферону, - протянул свиток пергамента.

Письмо тутже изчезло, цепкая рука ловко схватила его своими коготками.

-Ладно, сейчас впущу, только ноги вытирай, небось они у тебя в пыли, - ответил стражник, осветив его факелом.

От такой неожиданной радости Апекс запрыгал выбивая из себя пыль. «Дзынь дзынь», раздался мелодичный золотой перезвон. Этот приятный для слуха «дзынь-дзынь», а также его блеск ободрил главного стражника Цапцарапа.

-По звону монет сразу слышно порядочных демоносов, - отвечала стража, отворяя боковую дверь. Апекс хотел броситься туда, но остановился, как вкопанный, ибо ему на миг показалось, что пред ним возникло самое фантастическое, из всех фантастических чудовищ. Столпившись в проходе, воины представляли собою химеру с тремя сросшимися головами, а четвертая торчала где-то снизу, выглядывая из под колена. Ноги у химеры были такой же длинны, как у аиста, клюв, как у ворона, зубы, как у вепря, глаза, как ободья, а все тело ощетинилось множеством когтистых рук и копий.

-Признавайся несчастный, - рычало это существо, - зачем ты шляешься по ночам, какое темное дело замышляешь.

Аппендикс клялся и божился, что он знатного рода, купец из страны Мазендеран. Но Цапцарап поняв на ком можно отыграться, схватил его за шиворот туники и тряхнул с такой силой, что из того, будто дождь на землю, посыпались несметные сокровища. В это время, другой воин, будто заправский Потаскун, вцепился ему в гриву, трепал его волосы, а третий, настоящий Хватака, сдавил ему плечи с такой силой, что они трещали и скрипели, как не смазанные ободья телеги.

-У меня послание, - молил перепуганный Апекс, - отпустите меня ради всех высшего Хаоса.

-Заткни свой бубен, - припугнул его Потаскун, вытряхивая его из одежды, снимая почти все, что можно было снять.

Апекс взмолился пуще прежнего:

- ради всего святого, скажите, по какому поводу вы меня колотите, и так, и эдак.

 Но Цапцарап бил его куда ни попадя, приговаривая.

-Лучше молчи! Я не могу слышать твои обидные речи.

-Я, я, я…- пытался оправдываться Аппендикс. Но его слова тонули в потоке ругательств, пинков и подзатыльников.

- Клянусь, - угрожал ему Цапцарап, - сейчас ты узнаешь у нас по чем фунт лиха, лучше было бы тебе попасть в зубы дракона, нежели к нам.

-Отпустите, прошу, - взмолился бедняга Апекс.

- Не проси, - отвечал Цапцарап, занеся над несчастным меч, - ты вор и убийца, по делом тебе подлая смерть.

-Все, - мелькнуло в его голове, - сейчас убьют.

Но в это самое время, Хватака вступился за Апекса. Ткнув его копьем в бок, молвил: - может мы его с кем-то спутали, и он не так уж и плох.

-Точно, спутали, - согласился Потаскун, отвесив тяжелую оплеуху, - пусть убирается, пока цел.

-Наверняка спутали, у меня даже письмо к царю Киферону имеется, - взмолился Апекс, все еще на что-то надеясь.

 Цапцарап приставив ему меч к горлу, воскликнул:

- ах ты ж подлый вор, трясучка тебе в бок. Да за это письмо мы выпустим из тебя все кишки и узнаем, не прячешь ли ты чего в своей требухе. Давайка, давай отсюда, холера тебе в почки, пуча, жгуча и круча тебе в печень, лучше уйди по-добру, по-здорову, - приговаривал Цапцарап.

При этих словах он схватил его за горло.

-Считаю до трех: раз, два, три; и если ты не уберешься отсюда, я с тебя живого шкуру спущу.

Тут бедный Апендикс возопил по-звериному:

 –такум, сякум его в подштаникус.

По всему видать, эти непонятные слова убедили стражу, ибо они тутже отпустили беднягу, закрывая руками нос и рот.

-Всех высший Хаос! - воскликнул Хватака, - да он точно наложил в подштаникус.

-Ну и аромат, - воскликнул Потаскун, закрывая нос и рот рукою, - вот навонял разноед проклятый.

И забросав его камнями, стражники затворили за собою дверь. Избитый, но живой Апекс брел неведомо куда, радуясь своей свободе. Однако ж воспоминание об пережитом чуть-чуть изменило его психику, и надо отметить, не в лучшую сторону.

                       Мытари душ

Как бы ни была горька и печальна участь родных и близких, ужасней участь самих проводников очутившихся в могильном мраке. Можно с уверенностью сказать, что никакая иная судьба не уготовила живому существу столько безысходных, телесных и душевных мук, как погребение заживо. Невыносимое стеснение в груди, удушливое испарение сырой земли, безпросветный мрак, неосязаемое безмолвие и тяжкие воспоминания о воздухе, о любимых, друзьях, родных и близких находящихся тутже рядом на поверхности земли. Которые в другой ситуации первые пришли бы на помощь, но только не сейчас, не теперь. Ведь они своими руками опускали тебя в могилу, бросили туда ком земли, все это наполняет еще живое, трепещущее сердце леденящим и нестерпным ужасом, перед которым отступает самое смелое воображение. Никому из живущих на земле не дано изведать таких страданий, никто не в силах представить себе ничего подобного. Яркая, нетленная искра жизни существующая в каждом из нас сжалась до предела и угасла, оставив за собой только черную тьму. И тутже тело наполнилось безучастностью к глухой боли, равнодушием и небытием. Казалось, забытье похожее на глубочайший обморок длилось вечно, растянувшись в веках. И все-таки искра сознания дарованная нам от рождения не бросила тело, не покинула душу. Настал срок и среди полнейшего мрака, будто рассвет нового дня, забрезжили слабые, едва уловимые проблески чего-то светлого, неспешным черепашьим шагом растекавшиеся в сознании.Вначале он представлял собою лишь тусклый звук, но постепенно миг за мигом этот звук увеличивался в размерах, преобретя очертания блаженного покоя. Такой звук издают полевые цветы, колокольчики. Также пробуждаются наши души. Также воскрешают наши чувства и мысли. А может это и не звон вовсе, может это слышен треск сжимающейся души, раздавленной толщей земли. И в тотже миг сознание пронзил электрический разряд страха. Да ведь я не умер, что-то во мне живет, трепещет, издает пульсирующие звуки. Оно осязаемое, я его слышу, ощущаю его слабое покалывание, томную дрожь век. Неужели это возврат к существованию. Да, да я осознаю самого себя, хоть это дается мне с огромным трудом, ведь я живу только в этих мыслях, но все же я рассуждаю, а значит существую. Вот уже моя память настолько обрела прежнюю силу, что сознание пробуждаясь из забытья, начинает понимать свое положение. По ту сторону сознания, будто в зазеркалье, были те же ощущения, которые прежде окружали мое тело, но теперь они были другими. Все, что раньше було теплым, теперь стало холодным, и даже мрак казавшийся прежде черным, тягучим теперь просветлел, стал видимым, осязаемым. Значит я живу, мелькнуло где-то в подсознании, мой разум живет, пытается осязать, воспринять на ощупь, на вкус и запах, собрать разрозненные предметы того состояния, в какое впала душа. Сейчас, сейчас я обрету способность к движению, сделаю шаг и…. новый провал в бездну небытия, растянувшееся в веках……Сколь долго длился этот новый провал в бессознательное состояние души, не знает ни кто, у каждого это происходит по-своему, но каждый найдя в себе силы, вновь пытается обрести столь желанное ощущение реальности, услышать, вернее ощутить сладкий, малиновый перезвон, исходящий из глубин неподвижности и беспредельного мрака. И через миг, уже окрепшая, пробудившаяся от спячки душа старается овладеть этим новым состоянием. Слабая попытка пошевелиться или хотя бы крикнуть: «А-А-А-А-А», на миг услышать свой собственный голос, я живой, я существую, твердил себе дух Тама, осознавая, что он уже окреп для движений. Духовная оболочка тела жила или не жила, но все же пыталась освободиться от земной тяжести, сковывающей его тело. И ему наверняка бы это удалось, если бы Тума связанная с ним узами брака не сдерживала этих движений. Собравшись в единый кулак, духовная оболочка делает мучительные потуги, подобно слабому ростку пробивающему каменистую почву земли. Еще одно неимоверное усилие ценою в жизнь. Так роженицы в мучительных схватках дают жизнь своим детям, и душа обретя легкость, почти невесомость, отрывается от тела, увлекая за собой Туму ,которая будучи связана с ним оковами незримых нитей, летит следом едва осязаемой тенью. И вот уже две души, два светлых облака, влекомые притяжением земли, устремились в её бездонные недра. Обретя легчайшие крылья бабочек, они устремились на манящий фосфорический свет, порожденный тлением бездонной ночи. Эта желтоглазая ночь тянет души к себе, притягивает их ярким, неземным светом, в котором уже можно различить очертания чего-то таинственного, манящего. Неодолимая сила тянула вперед …А рядом слышался унылый шелест крыльев и безутешный ропот бестелесых душ, втянутых в воронку мироздания …

                          Дай мне бог за одно, взять тысячу !

-Дай мне бог за одно, взять тысячу! - твердил бедняга Апекс, пробираясь неведомо куда.

Казалось, вот только миг назад, он был сказочно богат, а теперь нищ, его одежда рванье, которое впору носить только шутам да юродивым. Он брел не зная куда, впрочем, ему было безразлично куда он идет, лишь бы подальше от всех этих ужасов. В его растроенной голове смешались воедино смутные картины разбойников-волкодлаков в перемешку с ужасными Цапцарапами, Потаскунами да Хватаками, от которых он пытался отговориться.

 -Дай мне бог за одно, взять тысячу! - будто заклинание, твердил он одно и тоже. - Дай мне бог за одно, взять тысячу! - повторял он многократно.

И если бы вы случайно встретили Апекса, то наверняка обошли бы его десятой дорогой, решив, что это идет безумец лишенный рассудка. Сколько он бродил незнамо, неведомо, пока ноги сами не вынесли его на одно кладбище, где родственники покойного скорбя, стояли у погребального костра. Увидев костер, он решил погреться, ибо был раздет и совершенно озяб. Подошел к огню и стал приговаривать:

- Дай мне бог за одно, взять тысячу!. Дай мне бог за одн, взять тысячу!.

Горем убитые родственники покойного услышав эти слова, отнесли их на свой счет, набросились на Апекса и долго били его про меж рогов, по голове да по загривку.

- Да ты мерзавец не как радуешься нашей потере, смеёшься над нашим горем, - причитали они, избивая его палками.

В конце-концов их гнев остыл, и тогда они сообразили, что пред ними стоит не совсем нормальный демонос.

-Надо ж, как сильно мы тебя поколотили, - пожалели они его и тутже обучили другой пословице: « Пусть это будет первый и последний, пусть ваше горе никогда не повторится ».

Научив Апекса другой пословице, они отпустили его ни живого, ни мертвого, а тот рад стараться, ноги в руки и только его видели ….

                           Мытари душ

Неодолимая сила притяжения земли, плюс стремление выполнить возложенный на них долг, толкал их вперед, в неизвесность. Слабый, едва уловимый стук сердца подсказывал направление и задавал ритм движению. Нам необходимо выполнить возложенный на нас долг проводников, твердил сам себе Тама, подталкивая вперед свою спутницу. Которая еще полностью не пробудившись от спячки и даже не раскрыв своих крыльев, парила чуть сзади связанная с ним незримыми узами брака. Не стоит думать, что Тама ничего не боялся, и подобно героям, сломя голову летел вперед без малейшего страха. Еще как боялся, еще как трепетала его душа от одной только мысли, что он стоит на краю пропасти, и эта пропасть безгранична. Нет в природе другой страсти, чем той, которую испытывает дух трепеща у края пропасти и в то же время наслаждается падением туда. Рассудок тянет душу вперед, побуждая к действию. Но в то же самое время, от предстоящей встречи с неведомым в теле распространяется ужас, дурнота и головокружение. Вместе они сливаются в сумрачное облако чувств, которому нет названия. И как следствие, всех этих эмоций и страхов в эфирном теле распространяется страшная жажда.

- Пить, хочу пить, - чуть слышно шепчет его спутница Тума.

-Пить, пить, - шепчут сотни, тысячи бестелесых душ, парящих на яркий свет желтоглазой бездны

- Потерпи, - отвечет ей Тама, убыстряя полет, хотя сам трепещет от одной только мысле о воде.

 Все что угодно готова отдать душа за одну единственную каплю влаги. А впереди во всю свою мощь, будто восход огромного светила, открывался ультроморенговый свет бездны. И душа повинуясь земному притяжению, летит туда, будто былинка травы падает в горящую печь. Ужас сковывал тело, лишал способности к сопротивлению. Свет исходящий из недр мрака становился все сильнее и сильнее. Вот уже края тоннеля очертились, расширясь во все стороны. Вот он край земли, край всему живому, начало подземного царства бога Ямы. Найдя в себе силы, Тама начал судорожно хвататься за камни тоннеля, пытался приостановить стремительное падение в бездну. Ему помогала спутница Тума, которая к этому времени уже успела овладеть своим телом. И если бы не острый нож, который был у Тамы, им ни за что это не удалось, удержаться на краю мироздания. Сотни, тысячи душ вылетев из тоннеля, устремились куда-то вниз, к воде и свету. А проводники, сумев замедлить падение, повисли на самом краю пропасти. Ухватившись за корни деревьев проросшие в бездну, они висели над пропастью мироздания, отдыхали.

-Боже, какая высота, - роем ужасных мыслей заползали страхи в их тела, отчего оно становилось вязким, тяжелым.

 Тама хорошо осознавал, что думать плохо или бояться, означает погибнуть, мысли должны быть светлые, легкие, тогда и тело будет легким, эфирным. И он гнал от себя страхи.

- Подите прочь! - почти приказывал он им.

                        Пусть ваше горе никогда не повторится!

-Прочь отсюда, прочь, - твердил сам себе бедняга Апекс, все время повторяя пословицу: « Пусть это будет первый и последний! Пусть это будет первый и последний! Пусть ваше горе никогда не повторится ». А чтобы не забыть пословицу, Апекс повторял её часто и громко. Вскоре ноги сами по себе принесли его в одно селение, где как раз играли пышную свадьбу. Увидав множество народу собравшихся в одном дворе, Апекс первым делом подумал, что тут похорон и как закричит:

- Пусть это будет первый и последний покойник в вашей жизни, пусть ваше горе никогда не повторится.

 Родители жениха и невесты услышав такое пожелание, приняли их на свой счет, особенно лютовал жених, заподозрив неладное.

- Бейте его! - кричал жених, а все только того и ждали, рады-радешеньки, налетели на Апекса и давай лупцевать его про меж рогов, по бестолковой голове, да по мохнатому загривку. Долго они вымещали на полуумном бедняге свою злость, а когда насытились истязаниями, тогда только заметили, что он не совсем здоров. Простили его и чтобы хоть как-то загладить вину, подарили ему свадебный платок, научили новой пословице.

-Запомни, - поучали они его, - если увидишь свадьбу, нужно кричать: « счастье вам, счастье» и махать платком.

 Идет Апекс дальше, ни живой, ни мертвый, платочком машет, раз за разом повторяет:

-счастье вам, счастье.

                             Мытари душ

Отдых для тела, пристанищем для души стали густые корни деревьев проросшие в бездну мироздания. Передохнув и набравшись сил, они с огромным удивлением рассматривали этот неведомый, таинственный и чарующий мир страны без возрата. Над их головой вместо привычных небес раскинулся небосвод из земли и камней скрепленных древесными корнями. А где-то внизу текли реки полные огня, росли дивные деревья, окутанные дымкой тумана и света исходящии отовсюду. Казалось, сама темнота рождала этот фееричный свет и тишина такая непривычная, почти режущая слух. Только звук росяных капель, стекающих с корней деревьев нарушали это гнетущее безмолвие, да еще свист земной ращелины, из которой, как из водопроводной трубы, вылетали сотни и тысячи бестелесых душ. Тут тебе, и демоносы, и животные, и даже души растений. И все они, как легчайшие бабочки, выпорхнув их земной расщалины, устремлялись вниз, к реке Лета.

-Пить, - шептали губы Тумы.

- Пить, - стучало в висках у Тамы.

 Влага, спасительная влага стекающая с корней деревьев уталила их жажду. Жадно припав губами к влажным корням, они пили сок земли, насыщая тело росяной влагой, и с каждой каплей их тела наполнялись жизненной силой. Насытив свое тело росяной влагой, они уже другими глазами, почти осознанно, стали присматриваться к окружающей их действительности. Над их головою висел край земли, а внизу, куда только доставал их взор, раскинулся иной, неведомый им мир, в котором текли реки полные огня, росли фантастические деревья. Рядом с ними находилась воронка-тоннель соединяющая земной и подземный мир, из которого то и дело вылетали крылатые души. Они с ракрытыми от ужаса глазами падали вниз.

- Невероятно, - думали Тама и Тума, созерцая, как сотни душ падая в низ с такой огромной высоты, не разбивались, что несомненно произошло бы с ними в той, земной жизни. А тут они, как ни в чем не бывало, обретя твердую почву, устремлялись к водам реки Лета, и припав к ней жадно, насыщали свое тело водами забытья.

-Ну и чудеса, - удивлялись они увиденному.

 Но тут над их головою задрожал земной небосвод, а сотрясение земли было таким сильным, что они чуть было не сорвались вниз. С каменного неба сыпался дождь земли и камней, которые падая с огромной высоты, будто взрывы бомб, вспенивали воды реки Лета. Корни деревьев, за которые держались проводники, трещали, а отколовшаяся глыба земли зависла над их головой, грозя вот-вот оборваться, раздавив их под своей тяжестью.

- Нужно спасать свои души, но как это сделать, - думал Тама, ведь их тела переполненные влагой стали тяжелыми, и они наверняка разобьются, упав с такой высоты. Но к их счастью, в это самое время, в трубу тоннеля устремился мощный поток убиенных душ.

- За мной! - крикнул Тама, буквально нырнув в этот поток.

На лету он сумел схватить в охапку с десяток легчайших душ, и правя ими, словно крылатой колесницей, парил в потоке. Тума летела тутже рядом, среди множества душ несущихся неприрывным потоком к земле. Измученные жаждой, души слетались к реке Лета, и с прожерливастью принимались насыщать свои тела водами забвения. Крутые берега реки не давали возможности всем сразу приблизиться к реке, а пить хотелось всем, поэтому у водопоя они устроили меж собою спор и толчею за право первенства. Здесь были души невест и юношей, старцев и мужей сраженных в битвах, все они стремились к воде.

- Пить, пить, - стенали они, отталкивая друг друга.

 Многие еще неосознавая того, что они уже в мире ином, по инерции оставшейся у них от прежней, земной жизни, сталкивали окружающих с крутого бережка. Из-за чего множество неокрепших душ погибло в водах реки забвения Лета. Ведь её вода на проверку оказалась не водою вовсе. Эту вязкую, маслянистую жидкость зеленовато-желтого цвета, больше похожую на незрелую нефть, с большой натяжкой можно было назвать водою. Тама и Тума к ней даже не приблизились, отошли в сторонку, созерцая драку устроенную у водопоя.

-Разве они не знают, что пить воду реки забвения, смерти подобно, - в слух размышляла Тума и тутже прокричала. - Не пейте воду, она сотрет из памяти ваше прошлое.

Но её никто не слушал, потому что всем было не до нее, они выли и стенали, пытаясь дотянуться к спасительной влаге. Многие из них вдоволь нахлебавшись воды забвения, тутже тонули в ее водах, а бурлящий поток подхватывал их тела и уносил в еще более глубокие пределы бездны, в царство мрачного Эреба. Но сотни и тысячи душ, которым удалось испить воды забвения, тутже менялись в своем обличии. Их лица становились безучастны к окружающей действительности, они с видом счастливого ребенка бродили по лугам поросшим цветами диких тюльпанов-асфодела, вдыхали их аромат, пили их медвяную росу. Они совершенно забыли свое прошлое и как малые дети радовались новому состоянию души. Страх и прочие желания совершенно покинули их сознание. Девушки вязали из тюльпнов венки, дети срывали их целые охапки и разбрасывали над головою, а мужчины просто лежали в зарослях бледных асфоделей, радуясь жизни. Пока Тама рассматривал свои татуировки, карту которую жрец Кандиге предусмотрительно нарисовал на теле. Тума с ужасом смотрела за всем происходящим.

- Как же мне их жалко, - горестно вздыхала она, - ведь среди тысяч душ ей попадались знакомые лица, и она всем сердцем хотела им помочь, но как это сделать, она не знала.

-Им теперь ни что не поможет, - молвил Тама, увлекая девушку в рощу, где судя по карте должен был находиться источник Персефоны. Шли они очень осторожно, то и дело на их пути попадались черные, жирные лужи незрелой нефти. Рыжий песок был жирным и липнул к ногам, нигде не травинки, ни былинки, только бледные асфоделы цветут тут пышным цветом. От душных и ядучих испарений кружится голова, того и гляди оступишься, угодишь в нефтяное озеро и увязнешь в его вязкой, битумной массе. Перепрыгивая топкие места по твердым асфальтированым комьям земли, они вскоре добрались в рощу, деревья которой были непростые, а золотые.

-Боже правый и левый! - воскликнула Тума, блаженно опустившись на землю, - какая тут красота, а воздух чистый и приятный.

Живая вода, источник богини Персефоны, кристально чиста и отличается превосходным вкусом. Но горе тому, кто вздумает напиться этой воды без соблюдения необходимых предосторожностей, дело в том, что в источник Персифоны часто попадает пыльца бледной асфодели, отравляя её своим ядовитым соком. Едва только неосторожный путник отведает этой прекрасной на вид воды, настоянной на ядовитой пыльце асфодели, как им овладевает мучительная жажда. Он пьет все больше и больше, и с каждым глотком вливает в себя смертельную отраву. Вскоре его охватывает дрожь, затем наступает бессознательное сосотояние и бред. В бреду ему кажется, что к нему подкрадывается безобразно размалеванная образина. И от этого несчастный начинает пугаться каждого шороха, даже собственная тень вызывает у него страх и ужас, ибо ему кажется, что из-за каждого листа за ним следят злобные духи страны без возврата. То ему кажется, что сквозь листву кустов на него смотрят поросшие паршой и проказой Керры, а также Мутты, из ртов которых выползают ящерицы и змеи. От этого он начинает пугаться еще больше. А злобным духам только того и надо, страх для них, это первое лакомство. Тут как тут пред ним возникают отвратительные Манны, богини безумия, отчего бедняга пугается еще больше. Он хочет кричать, звать на помощь, но лишь убыстряет свою гибель. Ибо на запах страха, будто крысы из нор и щелей, сползаются злобные Граи. Они накидывают ему на шею аркан и душат или, схватив одной рукой за волосы, перегрызают ему горло. Или же тянут к себе в логово, где после долгих и мучительных истязаний жарят беднягу на медленном огне. Слава всех высшему Хаосу, этого не произошло, вода оказалась почти хрустальная на цвет и очень вкусна. Тама отпил первым и стал прислушиваться к своим ощущениям, едва сдерживая дыхание, так как этот звук был настолько слаб, что можно было его и не расслышать.

-Все нормально, - молвил он, - вода чистая, можешь пить.

Тума с жадностью припала к ней губами, глотала её, насыщая свое тело, и даже издали было слышно, как из её тела отлетали темные, негативные оболочки, ибо их вытесняли воды источника Персефоны. Но тотчас же над их головами разразился дикий концерт. Кто кричит: «Вууух, ху, ху», зачем и почему кричит: «Вууух, ху, ху», разобрать было невозможно, да и сам голос «Вууух, ху, ху» вмещал в себя сотни шакальих голосов, смешанных с воем ягуара и жалобным причитанием крокодила.

-Что это? - вопрошала Тума, отстранясь от источника, волосы на ее голове распрямились, а кровь, если бы она была в жилах, застыла.

-Не бойся, - успокаивал ее Тама, - это наши страхи вырвались на свободу.

 И будто в подтверждения его слов над их головами пронеслась перекличка чудовищного «Вууух, ху, ху», с еще более чудовищным «Вууух, ху, ху, ху». Хоть каким смелым не был Тама, но даже он выхватив из ножен клинок, принял воинственное выражение лица, пытаясь защитить себя и спутницу. И надо заметить, что ни один из страхов не осмелился приблизиться к ним, «Вууух, ху, ху» кружили они над головами, все время оставаясь на безопасном расстоянии. Вскоре проводники свыклись с их присутствием и перестали обращать внимание на эти злобные: «Вууух, ху, хух». Тутже в кипарисовой роще рос дивный папоротник, чьи листья блистали позолотой, его то и срезал Тама. Одну ветвь он спрятал у себя на груди, вторую отдал девушке.

-Долго нам тут находится? - вопрошала она.

-Сейас узнаем, - отвечал юноша, принимаясь рассматривать татуировки на своем теле.

А там черным по-белому было начертано, ждите условного сигнала.

-Ждем сигнала, - обьяснил Тама Туме, присаживаясь на шелковистую травку. Удивительно, думали они, созерцая над своей головою каменное небо, яркий фееричный свет, исходящий незнамо откуда, и такие же яркие звезды, и что более невероятное, большую круглую Луну.

-Откуда она тут взялась, - только и успели подумать проводники, как протяжный и звонкий: «Бум, бум, бум» ударом колокола пронзил неподвижный воздух страны без возврата.

- Сюда, сюда.

 «Бум, бум, бум», - манил колокольный звон, и повинуясь его зову, души обретшие забвение устремились к пристани. Они шли совершенно счастливые, абсолютно не задумываясь о своей участи, на ходу вдыхая пьянящий аромат бледных цветов асфодела. Проводники Тама и Тума смешавшись с потоком душ, поспешили к небольшой пристани устроенной у реки. Только преодолев реку забвения Лета, можно достигнуть пределов чистилища. Седой старик, по имени Харон, ударами в колокол: «Бум, бум, бум» манил души в ладью. Утлое суденышко, называемое Ахеронт, покачивалось у заасфальтированного причала, оно было небольшим и настолько ветхим, что просто не верилось, как в его чреве умещаются сотни душ входящих туда сплошным потоком. Хорон брал плату за свои услуги, всего один обол, и те кто имел деньги, отдав их перевозчику, проходили внутрь ладьи Ахеронт. Тех же кто не имел денег, оставались на необжитой земле, старик отпихивал их назад, безпрепятственно пропуская лишь малых детей, стариков и безвинно убиенных. Обол требовал у каждой души, а взяв плату, пропускал к причалу. Проводники смешавшись с душами неспешно продвигались к причалу в порядке живой очереди.

-Обол! - кричал Хоронщик, преградив им дорогу, - деньги, деньги.

 Вынув заранее приготовленные оболы, проводники отдали их Хоронщику, тот даже невзглянув в их сторону, взял деньги и небрежно бросив их в набитый до отказа сундук, выдал входной билет, пропустил их к причалу. Тама и Тума устремились к лодке, но внутрь входить не стали, они стояли и не могли себе представить, как в такое утлое суденышко вмещаются многие тысячи душ. Мимо них один за одним проходили старики и дети, мужчины и женщины, и все они устремлялись в его чрево, сжимаясь и спресовываясь в единое целое. Под их тяжестью ладья Ахеронт погружалась все глубже и глубже, по самую ватер линию.

-Все, - прокричал Хоронщик, - больше не возьму, ждите другого раза, и ударив в колокол: «Бурум, бурум, бурум, бурум» так сильно, что непопавшие в ладью души в испуге бросились прочь, а сам подошел к лодке и взошел на ее борт. И только теперь он увидел одиноко стоящих Тама и Туму. 

-Ей! Вы плотские души одетые в одежды из мыслей и жира, чего стоите? - строго спросил он. - Вы заплатили?

- Да, - отвечали они, - вот наши билеты!

-Заплатили, значит полезайте внутрь, или я отплываю без вас.

-Мы бы с радостью туда влезли, - отвечали проводники, - только не можем себе представить, как маленькая лодочка может вместить такое огромное количество народа, тамже их, как медуз в море.

-Давайте, давайте, некогда размусоливать, - тоном нетерпящим возражений приказал им Хоронщик.

Пришлось повиноваться. Сделав шаг, они несмело втиснулись в эфирную желеобразную массу из сотни спресованных оболочек, которые просто угнетали их своим беззаботным видом. Находясь втиснутыми в эту пастообразную массу душ, проводники чувствовали себя подобно селедке в бочке с россолом. Если взглянуть со стороны на это смешение самодовольных и счастливых душонок, то может показаться, что это не захудалое суденышко Ахеронт перевозило их в бездну лабиринта. А прогулочная галера из психиатрической больницы везла на увеселительную прогулку душевно больных. Хоронщик, будто прочтя их мысли, ухмыльнулся и молвил.

-Вот смотрю я на вас, и душа моя радуется, ведь на ваших лицах так и написано, что вы с понятием. Ваши яркие, неприрывные мысли, будто живые, целеустремленные потоки, так и выплескиваются наружу, а у этих олухов царя небесного, - он кивнул в сторону веселых видом душонок, - в пустой голове мысли уже выветрелись. Не часто мне доводится встретить души, с которыми можно хоть о чем-то поговорить, так и быть, полезайте ко мне на лавку, места всем хватит.

Осмотрев ладью, проверив снасти, закрепив такелаж, Хоронщик крикнул, будто крякнул, голосом больше похожим на крики возвращающихся с зимовья лебедей.

-Отдать концы.

И тутже сами по себе отвязались швартовочные ремни, лодка Ахеронт отчалила от берега. Все это происходило, будто в сказке. Лодка послушная воле кормчего плыла сама по себе, маневрируя между бурными водоворотами и подводными мелями. Удобно устроившись в лодке, проводники с интересом рассматривали красно-коричневые воды реки забвения Лета.

-Что за вода такая в реке? - вопрошал Тума, - местами она красная, местами синяя, а то вдруг станет зеленой, почему так?

- Дело в том, что эта вода непростая, - хитро прищурясь отвечал Хоронщик, - кто ее испил, тот узнал всю целебную силу нефти или, как ее еще называют Ихор, кровь богов. Даже живущие на земле испив сырой нефти, становятся счастливыми, а уж кто владеет нефтяным источником, тот счастлив втройне. А цвет у реки такой, потому что нефть не везде одинаковая, ведь в ней множество примесей, то она красно-коричнивая, то зелено-желтая, иногда вообще черная, но иногда попадается незрелая, белая, иногда бывает даже прозрачная, такую нефть называют бензин.

 И правда, в подтверждение его слов над рекою, то там, то тут вспыхивали яркие всполохи от горючих испарений. Иногда Хоронщику приходилось прилагать большие усилия воли, чтобы удержать лодку на стремнине, маневрировать и обходить водовороты коварной реки.

-Тяжела у тебя работа? - спросила Тама.

- Да разве это работа, - отвечал Хоронщик, сплюнув в реку, - вот когда я был помоложе, там, - указал он рукою в небо, - на земле, разыгралась страшная битва. Кто с кем воевал уже и не упомню, но после той битвы, я целый месяц возил их без передышки. Вот тогда было работы, а теперь, так мелочь.

- Ну а вы как тут очутились? - обратился он к проводникам, рассказывайте.

- А мы что, - отвечал Тама, - мы как все.

- Как все, да не как всякий, рассказывайте, не стесняйтесь, за хорошим разговором и путь вдвое короче кажется.

- А что собственно рассказывать, - мялся Тама, не зная, что рассказать.

-Историю какую-нибудь интересную расскажите, память то у вас еще не по выветрились, мозги то работают. А у этих, - указал он в сторону вечно довольных душ, - и слова не вытянешь, все больше улыбаются, знают, что нельзя пить воду из реки забвения, а все равно пьют, хоть табличку им вешай: «не пей из Лета, безмозгленьким станешь».

                        «Счастье вам, счастье».

От систематических побоев рассудок у бедняги Апекса совсем помутился. Бредет он, куда глаза глядят, свадебным платком машет, да все время приговаривает: «счастье вам, счастье». И надо ж такому случиться, что в дороге ему встретился охотник-птицелов подкрадывающийся к стае голубей, хочет их изловить сетью. Увидел его Апекс, обрадовался, платком машет и вместо приветствия кричит: «счастье вам, счастье», да так сильно, что распугал всех голубей. Птицы улетели, а охотник налетел на Апекса, как коршун на голубку, долго колотил про меж рогов его верченых, по бестолковой голове, да по мохнатому загривку. А отлупив по первое число, начал поучать. Коль окажешься в таком месте, то надо пригнуться и тихонько красться, чтобы не спугнуть дичь. Бежит Апекс дальше, к земле пригибается, за каждым кусточком прячется, чтобы ненароком не спугнуть дичь.

                          Мытари душ

-Разве по нам видно из какого мы теста слеплены, такие же как и все, - отвечал Тама.

-Э нет, меня не проведешь, мысли у вас живые, признавайтесь, откуда вы такие умные, из каких земель, какого роду племени?

- Какое тебе дело, - отвечал Тама, - все одно тебе туда не доплыть.

- И все таки, где ваш дом? - интересовался Хоронщик

-У большого круглого моря, - отвечал Тама.

- А ваше круглое море такое же маленькое и круглое, как Луна?

- Чуть меньше, но все равно его не перепрыгнуть, - отвечает Тама.

-А ворона перелетит?

- Может быть, да только это должена быть такая ворона, перьями которой можно покрыть крышу дома .

- Этот дом наверняка небольше ласточкиного гнезда? - спрашивал Хоронщик.

-Может быть, только если в таком гнездышке слон в одном углу затрубит, в другом не услышишь.

-Наверное этот слон меньше муравья.

- Может быть, - отвечал Тама, - только это такой муравей, что и зайца перегонит.

- Наверное, это блошиный заяц. 

- Может быть, только он одним махом может перепрыгнуть через десяток драконов.

- Наверное эти драконы еще не родились. 

-Может быть, только каждый из них с легкостью переступит высокий перевал.

-Этот перевал верно небольше холмика.

-На этот раз ты угадал, это перевал величиной с наперсток, - ответил Тама и рассмеялся.

 Смеялись все, и Хоронщик, и ничего несоображающие души, которым в принципе было все одно отчего смеяться, покажи им мизинец, и они будут гоготать два дня. А когда успокоились, Хоронщик похвалил попутчиков.

-Легко врете, красиво, мастаки вы небылицы накручивать.

- Сказки сочинять, работа нетруднее твоей, - отвечал Тама, - у тебя небось то же работа непыльная.

-Вот вы думаете работа у меня легкая, как бы не так. Подумайте сами, лодка изнашивается, ремонт ей нужен - это раз, круглый год работа, работа и еще раз работа и заметьте без отпуска, выходных и праздиков. Целый день на сквозняках, про насморки я вообще молчу, - с укором в голосе отвечал Хоронщик и высмаркался в платок. - Был у нас тут один демонос из грамотных, его доктора замучили, от этого и помер бедняга, так он мне сразу правильный диагноз поставил. Ринит говорит у тебя, хронический, вот так то. Ну а потом с деньгами бесконечные проблемы, ведь не все исправно платят оболы, чуть зевнешь, смотришь, уже сидят безбилетчики, в лодке их густо, а в кармане пусто, пойди потом докажи, что ты ничего не прикарманил. Бывает правда, попадется кто-то побагаче и расплатится за перевоз звонкой монетой, а так все время недостача, а спрашивают с меня за каждую перевезенную душу, это три. Ну а про всякие там ревизии, отчеты и аудит проверки, вообще, распространяться не буду, это отдельный разговор. Я вам лучше расскажу про моего дядю.

- У тебя и дядя есть? -  удивился Тама.

-Конечно есть, - отвечал Хоронщик, - правда он уже не работает, на пенсии. Так вот, был мой дядя очень честных правил, ни кого не обижал, ни кому не отказывал в перевозе. Давали ему что-нибудь за перевоз, он и брал, ничего не давали, ну и ладно, плыви себе на здоровье. Раньше проще было, это сейчас придумали счетчики душ и проездные билеты, а тогда всего этого не было. Так вот, плывет значит мой дядя назад, только-только отвез души в чистилище и обрато порожняком возвращается, видит, что в реке плывет толстый змий, течение в том месте было сильным, вот его на дно и потащило, воды нахлебался, стал тонуть. Поспешил к нему на помощь, вытащил в лодку и перевез его на другую сторону. Ничего не сказал змий, а только заплакал от счастья и убежал, а где упали его слезы, там с тех пор растут прекрасные цветы асфодели. А мой дядя знай себе работает, души с берега на берег перевозит. В другой раз плывет, видит, что барахтается в воде прекрасная Эрра, богиня чумы, видать случайно в подземную реку угодила и тонет в нефтяной реке, задыхается от ядовитых испарений. Пожалел ее дядя, из реки вытащил, перевез на другой берег. Ничего не сказала богиня чумы Эрра, вышла из лодки и убежала, а на прощание его за ногу укусила. Вот и вытаскивай после этого из Лета кого попало, пусть думает тонут себе на здоровье, раз за добро такой монетой расплачиваются. А за ночь нога у дяди так распухла, мы уже думали, что он к утру испустит душу. Когда никто уже не верил в его выздоровление, приполз к ложу больного тот спасенный змий и, уткнувшись мордой в опухоль, будто корова, слизал её своим языком, сам умер от чумки, но спас таки больного. Выздоровел мой дядя, из ран на его ноге одна за другой выползли три змеи покрытые тоненькими иголочками, как у ежа, а когда они гневались, то из их ртов шел синеватый дымок. Мой дядя тутже приручил их, и с тех пор они за ним бегают, будто собаченка за своим хвостиком.

-А зачем ему все это богатство? - интересовался Тама.

-А за тем, - отвечал хоронщик, - что эти самые змеи кусали всякую живую душу, осмелившуюся пробраться в его лодку бесплатно. Вот я сейчас возьму свезу вас к моему дяде, узнаете, как меж мирами шастать.

Проводники были не из пугливых, отвечали так.

-Во-первых мы заплатили за проезд, а во-вторых, ты не так силен, чтобы одержать верх над нами.

-Но и вы не так сильны, чтобы справиться со мной, - отвечал перевозщик. - Давайте заключим сделку, пусть каждый из вас расскажет какую-нибудь историю, да по правдивей, если я вам поверю, тогда отвезу вас к моему дяде, а если не поверю, отпущу с миром. Говори, ты первый, - ткнул он своим сгорбленным пальчиком в грудь мужчине.

- Я расскажу, - остановила руку Хоронщика женщина. - Слушай и не говори, что не слышал, - начала свою историю Тума. - Прежде чем я появилась на свет, мой отец переехал жить в земли дикой Европы. Там среди реликтовых лесов он решил расчистить небольшой участок земли, чтобы выращивать хлеб. Погода в тех краях стояла теплая, солнечная, только работай. Но вот беда, в этот день мой отец садовым ножиком поранил себе ногу и не мог работать. Тогда я взяла и расчистила землю от леса, подготовила ее под посев, засеяла гречихой и просом, прополола бурьян, собрала урожай и сложила его в амбар, который мне пришлось построить. А когда через несколько дней я родилась, раненная нога моего отца зажила.

Тума и Тама смотрели на Хоронщика, ожидая, что он скажет.

- Этого не может быть! Какой правдивый рассказ, все так и было.

-Это чистая правда! Чистая правда! - Подхватили всегда довольные мертвые души. Тогда начал рассказывать Тама.

- Когда мне было от роду не много дней, я мирно сидел на спине огромного слона, которого только что убил. Сижу и думаю, родственников у меня много, одним слоном всех не накормишь. И тут смотрю, что меж кустов крадется пятнистый дракон. Я погнался за ним и только хотел схватить за хвост, он как обернется на месте, как разинет свою пасть, чтобы проглотить меня. Но и я был непромах, быстро просунул руку ему в глотку и схватил за хвост, подтянул к себе и вывернул на изнанку. А дракон только что сьел бычка-третьячка. И теперь он вывернувшись наружу, поглотил своего обидчика. Ну думаю, пришла моя смерть, сейчас бычек-третьячек и меня сьест. К моему великому счастью бычек-третьячек оказался достаточно миролюбивым созданием, вежливо поблагодарил меня за услугу и принялся щипать зеленую травку.

Проводники молча ждали, что Хоронщик скажет: «Это вранье!». Но он только кивнул головой.

-Это чистая правда ! Чистая правда! - Подхватили всегда довольные мертвые души.

-Ах так, - не выдержала Тума, - ну сейчас я вам расскажу. Однажды я отправилась на охоту и напала на след златорогой антилопы. Вот так удача, думаю я, и мясо, и шкура, и златые рога. Я хотела её сразу прикончить, но потом думаю, так можно испортить шкуру, пришлось пойти на хитрость. Замахнулась что было сил и метнула свой незнающий промаха дротик в антилопу. А сама забежала вперед, схватила антилопу, содрала с нее шкуру, а в это самое время, прилетел мой дротик, который я метнула в антилопу и убила её. А так, как я была очень голодна, то залезла на вершину дерева, где было много сухих веток, развела костер, чтобы сварить и сьесть мясо. Ох и вкусненькая была та антилопа, сочненькая, жирненькая, я и не заметила, как сьела её целиком. Сижу, поглаживаю свой животик, который у меня раздулся до неимоверных размеров и думаю, а как же мне с таким животом спуститься на землю. Думала я, думала, а затем придумала, побежала домой, взяла веревку и стала спускаться. А когда спустилась, оказалось, что за это время пока я взбиралась на дерево, а потом спускалась обратно, дерево подросло и едва доходит мне до колен, - молвила девушка, ожидая, что он скажет: «Этого не может быть?».

 Но упрямый Хоронщик утвердительно кивал головой.

- Верю, это чистая правда ! Чистая правда!

-Чистая правда. - Подхватили всегда довольные мертвые души, - было такое.

- Ах так, - чуть не вспылил Тама, - тогда слушай. Как-то вырос у моего отца на огороде большущий урожай желтых тыкв. Я в это время прогуливался в огороде и остановился полюбоваться прекрасными тыквами, одна из тыкв показалась мне особенно вкусной. Какая прекрасная тыква, подумал я, надо взять отцовский меч, зарубить тыкву и сьесть. А надобно заметить, что эта самая тыква оказалась злопамятной, услышав мои слова, она обиделась, зарычала в мою сторону: «Вот я сама тебя сейчас разорву и сьем», и тутже погналась за мною, скрипя своими острыми зубами. Я же бросился бежать, прибежал к реке, смотрю, а там лодка стоит, а в ней Хоронщик сидит, руками машет: «садитесь мол, я тебя бесплатно на тот берег перевезу». Вскочил я в лодку и только так и спасся, перевез меня Хоронщик на другой берег бесплатно.

-Этого не может быть, - возразил Хоронщик, - бесплатно перевез на другой берег, такого не бывает.

-Ты еще не все знаешь, - продолжал Тама. - Когда тыква прибежала к воде, смотрит, река слишком глубока, чтобы ее можно было перейти в брод, тогда тыква крикнула: «Вода расступись Пусть одна половина течет, а другая замрет, иначе я тебя сьем ». Речка испугавшись таких угроз, тутже сделала все, о чем ее просят, речной поток расступился, и тыква перешла половину реки, незамочив ноги. Затем она снова крикнула: «Вода расступись, пусть одна половина течет, а вторая замрет, иначе я тебя сьем». Только ничего из этого не вышло, речка испугалась и от страха перепутала команды. Половина реки продолжала течь в одну сторону, а вторая побежала туда же. Тогда злобная тыква набросилась на бедняжку и начала её есть.

-Ну и? - вопрошал Хоронщик, - сьела она её или нет.

-Выпила до дна, - отвечал Тама, - выпила и утонула.

- Вот самый правдивый из всех рассказов, который я слышал, - молвил Хоронщик и рассмеялся, как дитя.

Он смеялся всего лишь два раза за всю свою долгую жизнь да и то как-то странно, неумело, словно смех для него был искусством, которым он еще не совсем овладел. -Смеется, смеется, - радовались проводники, - значит ты не отвезешь нас к своему дяде?

- Я и не думал, - отвечал Хоронщик, заливаясь громким смехом. - Вы мертвые души никогда не поймете, что любая работа идет куда лучше при наличии хороших попутчиков и изрядной порции бессмыслицы. Вижу, что вы хорошие демоносики, хотелось бы вам помочь, но не знаю, что могу для вас сделать.

- А ты подскажи нам кратчайший путь к чистильщику Яме, нам очень нужно к нему попасть.

- Не знаю, как вам и помочь, - чесал свой затылок Хоронщик, если лабиринтом пойдете, не факт, что выберетесь оттуда.

-Это очень долго, - отвечали проводники, - нам нужно быстрее.

-Тогда нужно идти черным ходом, но это очень опасно.

-Ничего, мы осилим, только подскажи, где искать черный ход.

-Черного хода как такового не существует, но в земле есть множество разломов, вот их то вам и нужно отыскать, а повезет вам их найти или нет, этого мне знать не дано. Но все же я дам вам дельный совет. Когда лодка Ахеронт причалит и души сойдут на берег, я ударю в колокол. В это время, врата лабиринта, именуемые Нарака, отворятся, и все души устремятся внутрь лабиринта. Вы должны первыми выйти из лодки и сразу же сходите с тропы, укройтесь в густых зарослях асфодела и сидите там тихо-тихо. Когда дверь чистилища закроется, выходите из укрытия и продвигайтесь вдоль побережья, ищите какой-нибудь лаз или нору, их тут Граи нарыли немало. 

- Расскажи нам о Граях, кто они, что они? - вопрошал Тама.

- Ох и не люблю я этих Грай, - отвечал Хоронщих, - даже вспоминать не хочется. Они ловят заблудшие души, терзают и пожирают их почем зря. Что они с ними только не вытворяют: жарят на огне, варят в масле, раскаленными щипцами раздирают на части, а затем пожирают. Смотрите, не попадитесь им в лапы, их пытки особенно мучительны из-за того, что чувства предельно обострены, а Граям только того и надо, рвут, терзают добычу, будто цепные псы вора.

                              Вор-не вор??

Как хищный зверь, высматривающий свою добычу бежит бедняга Апекс, низко пригнувшись к земле. Будто вор за каждым кусточком прячется, чтобы не дай бог не спугнуть дичь. А в это самое время, в тех местах ловкие воры ограбили дом знатного демоноса, стража и сам хозяин рыскали по всей округе, разыскивая вора. Увидели они, что кто-то в кустах крадется, за каждым кусточком прячется, к земле пригибается, и решили они, что это и есть вор. Словно борзые псы на добычу бросились они на Апекса, долго его били про меж рогов его верченых, по бестолковой голове да по мохнатому загривку, чуть душу не выбили из его тела, а когда поняли свою ошибку, отпустили ни живого, ни мертвого. Научив.

- Коль опять попадешь в такие места, нужно бегать и кричать: «Хватайте, держите, вяжите вора», а не прятаться по кустам. 

                            Мытари душ

-А если мы пройдем как все демоносы Лабиринтом? -  поинтересовалась Тума, - может это не так опасно.

-Можно и лабиринтом, - отвечал Хоронщик, - только вряд ли вы выберетесь оттуда, ибо пройти весь лабиринт непросто. Прежде всего лабиринт состоит из семи уровней, которые расположены друг над другом, словно этажи в доме, это так называемые миры—Паталы. На каждом уровне душа проходит свеобразное очищение, оставляет свои темные ауры и уже очищенная переходит на верхний этаж. Этажи или уровни расположены снизу вверх, и вон там, - указал Хоронщик пальцем в каменное небо, - на самом верхнем этаже распологается палата чистильщика Ямы.

-А я думала, что чистилище ведет к центру земли, - удивленно вопрошала Тума.

-Есть и такие этажи, которые ведут вниз, в бездну Эреба, туда попадают тяжелые неочищенные души.

- А что представляют из себя, эти так называемые уровни-Паталы, - допытывалась Тума.

-Чего ты к Хоронщику пристала, разве непонятно, что Лабиринт это семиэтажное сооружение, чем выше живешь, тем лучше, правильно я говорю, - молвил Тама и посмотрел в сторону Хоронщика в надежде, что тот похвалит его за смекалку.

-Сам ты многоэтажка, - отвечал Хоронщик чуть обиженно.

- Паталы - это уровни очищения души, и только пройдя их всех, полностью очищенная душа имеет право предстать пред судьей Ямой. Первый уровень, именуемый Пут, отведен для новичков, где они подвергаются допросу относительно отдельных проступков. Там их буквально просвечивают насквозь, допытываясь у бедняги даже то, о чем он сам не знает или совершенно забыл. Тамже происходит сортировка душ, и уже потом их отравляют на следующие уровни. Если душа чистая, ее могут сразу отправить на самый верхний уровень, который называется Авичи, туда попадают самые светлые души. Там много света, тепло и уютно, можно сказать курорт, там души дожидаются судного дня и новых перерождений.

-Вот, было бы хорошо, если бы и мы туда попали, - мечтательно молвила Тума.

-Даже не мечтай глупенькая! - успокоил ее Хоронщик, - таких чистеньких душ почти не бывает. Я думаю, что ваши плотские души, или вообще не пустят в чистилище, или сразу отправят в бездонную Каколу, это уже самый последний из мне известных этажей царства Эреба. Там в кромешной тьме светится одна только пылающая яма, в ней горят и не могут сгореть грязные души, а что находится ниже Каколы, я не знаю.

 Только теперь до сознания Тамы и Тумы дошло насколько опасно их предприятие.

-Не может быть, - только и смог выдавить из себя Тама.

-Может, еще как может, - небрежно отвечал Хоронщик, ехидно наблюдая за их реакцией.

Удостоверившись, что ему удалось посеять в их умах панику, он решил их дожать.

-Вижу, до вас наконец дошло, куда попали, наверное думали, что тут увеселительная прогулочка, на лодочке покатают и все такое прочее.

-Ничего такого мы не думали, - начала оправдываться Тума, - мы тут по делу, наших братьев против их воли отправили в чистилище лабиринта.

-А вы значит эдакие герои, вызвались их спасать.

-Да, из сотни желающих выбрали нас двоих, - подтвердил Тама, - и мы обязательно их спасем.

-А ты не хвастай, не хвастай, - по-отечески строго молвил Хоронщик, - то же мне герой выискался. Вот сейчас лодка причалит к берегу, выйдет вас встречать трехглавый пес Цербер, этих безмозглых он не тронет, а вам точно штаны полатает. Тогда я и посмотрю, какие вы храбрецы.

Сообразив, что дерзкими речами ничего не добьешься, Тума прибегла к хитрости, к которой обычно прибегают все женщины, когда хотят добиться желаемого,

-миленький Хоронщик, - прильнула к нему девушка, - ты такой хороший, такой добрый, - щебетала она по-детски наивным голоском, - неужели ты отдашь нас на растерзание этому трехглавому псу Церберу. Ну пожалуста, помоги нам, ведь ты такой добрый.

-Можешь не подлизываться, - отвечал Хоронщик, подражая ее игривому тону, - полатает Цербер вам задницы, обязательно полатает.

-Ну пожалуста, помоги нам, - щебетала Тума, - ведь ты такой хороший, такой добрый, - при этом она игриво стреляла глазками, пытаясь соблазнить старика и безостановочно щебетала все то, что обычно говорят девушки. И надобно отметить, что Хоронщик сдался, а может быть он и не думал причинить им боль, а просто хотел попугать, так сказать сбить спесь.

-Ладно, помогу, только смотрите, ни кому не рассказывайте, что это я вам указал кратчайший путь.

-Так, так, подробнее пожалуйста, - попросил Тама, выставляя вперед свою грудь, на которой была татуировка с подробной картой лабиринта, - куда нам идти, туда или сюда.

Старик долго и придирчиво вглядывался во все эти витиеватые завитушки, черточки и узоры густо украсившие его грудь. Потому с каким интересом он разглядывал карту, Тама понял, что старик совершенно не разбирается в картографии. И он оказался прав, ибо перво-наперво он спросил:

-так это карта лабиринта, ты смотри, а я то думал, это у вас картинки по всему телу расписаны, так сказать для красоты.

-Ну Хоронщик, ну миленький, - щебетала Тума, - ну посмотри карту, может узнаешь какие-нибудь знакомые места.

- Зачем мне карта, - отвечал старик, - я вам и так, без карты, покажу кратчайшую дорогу.

                             «Хватайте, держите, вяжите вора»

Долго шел Апекс, пока наконец не попал в одно селение. Видит на одной из улиц шумит базар, где демоносы продают и покупают всевозможные товары. Стал он посреди базара, что делать, не знает, и тут ему на ум пришло то, чему его научили в последний раз. Вскочил он на пустую бочку, будто на трибуну, и как закричит истошным голосом: «Хватайте, вяжите, крутите вора, кругом воры, держите их!» Что тут произошло не описать словами, весь базар пришел в смятение и переполох, все куда-то бежали, что-то кричали, били горшки, топтали товары, а когда суматоха улеглась, схватили Апекса и начали возмещать на нем свои убытки, так сказать взымать с него свои барыши. Долго били его палками по пяткам, а затем выбросили из селения ни живого, ни мертвого. И надобно заметь, что им таки удалось выбить все безумство из его головы. Ведь чаще всего безумство возникает по причине отсутствия циркуляторных аквогигроэякуляций в голове больного. А лечить такие недуги непросто, по причине полного отсутствия циркуляторных аквогигроэякуляций в голове. Лучше всего лечить не саму болезнь, а первопричину недуга, если, к примеру, болит горло, нельзя мучить горло компрессами, снадобьями да мазями. Нужно намазать хвост горчицой и ждать выздоровления. Вот так и у Апекса, сколько не вразумляли его дубиной по голове, а до сознания смогли достучаться, только почесав ему пятки.

                        Мытари душ

С глухим ударом лодка Ахеронт пристала к причалу устроенному у обрывистого берега.

-Приехали, - молвил Хорон, протягивая им оболы. - Возьмите свои деньги обратно, хороший рассказ, веселые попутчики, это лучшая плата за проезд.

 Проводники стояли в лодке, не решаясь сделать шаг.

-Смелее, не бойтесь, - подтолкнул их веслом.

 И они сделав шаг, отправились по дороге ведущей в царство скорби и печали. Дойдя до поляны густо поросшей цветами асфодела, они нырнули в его заросли и притаились. Лишь только они скрылись в укрытии, Хорон скомандовал. 

-Выгружайся, - и протрубил в рожок издающий такой отвратительный писк, похожий на клич лебедей сбившихся в стаю. «Фью, ю, Фью, ю, Фью, ю, ю» трубил рожок, вспугнув сотни душ и, те, будто испуганные птицы, выпорхнув из ладьи, устремились по дороге ведущей к лабиринту чистилища. Ладья Ахеронт тутже отчалил от берега. А проводники сидя в укрытии, с грустью смотрели ей вслед, пока она не растаяла в реке забвения Лета. Узкая тропинка, по которой шествовали души, вела к пещере, за которой начинался лабиринт чистилища. Сотни душ шли сбившись в одну вязкую массу, плотно прижимаясь друг к другу, ибо со всех сторон на них шипели и фыркали злобные змеи, они то и дело высовывали свои раздвоенные языки, угрожая закусать отбившуюся душу. Уже у самого входа в чистилище, из своей норы выскочил трехглавый пес Цербер, он грозно рычал и готов был броситься на любого, кто осмелился, даже помыслить о побеге. «Щелк, щелк» - щелкнула дверная задвижка, «дзынь, дзынь» - скрипнули петли, отворяя медные врата. В тотже миг, какой-то смутный вихрь подхватил скопление душ и поволок в раскрытое чрево лабиринта. Свист и крики смешались в едином трепете сотен крыльев, это души подхваченные смутным потоком устремлялись в бездну мрака. Из-за страшной толчеи и давки множество душ было раздавленно тутже, еще больше их побилось о толстые стены лабиринта. Они лежали на полу, медленно угасая. Крики и стенания слились в единый громогласный вой. А затем все стихло. Дверь чистилища скрипнув петлями, затворилась.

-Хух, - выдавили из себя Тама и Тума, - пронесло.

 Осмотревшись по сторонам, они незаметно выскользнули из своего укрытия, отправляясь на поиски черного хода. Стена лабиринта на ощупь была холодная, пугающая чем-то загробным, но в то же время от нее исходила та сила, которая могла отбирать энергию, впитать в себя эмоции и чувства. Пробираясь вдоль стены, они наткнулись на едва заметный проход, перегороженный примитивной деревянной калиткой.

- Вот она дверь, - стояли в нерешительном раздумии души Тамы и Тумы, соблазняемые непреодолимым желанием пройти сквозь дверь.

Сердце учащенно стучало: «вой-ди, вой-ди, внутрь». А сознание тянуло назад, не иди, не надо. Эта мысль, будто древесный червь, буравила сознание, грызла мозг, войти в лабиринт, окунуться в бездну коридоров, мириады тупиков и переходов или нет. Прислонившись к его холодным стенам, они стояли, прислушиваясь к каждому звуку, к самому ничтожному шороху. Это состояние напоминало то, как мать взяв в руки яйцо Омфал, прислушивается к биению сердца своего, еще нерожденного дитяти, стучащего сквозь яичную скорлупу. Тишина, ни звука и вдруг, внутри плотной белой скорлупы, негромко, чуть слышно стукнет жизнь, ударится о известковые стенки. Так и теперь, они слушали и внимали тишину, и вдруг, к ним в сознание, будто биение сердца, ворвался звук похожий на топот, стон и скрежет когтей о каменистые стены лабиринта, во чреве которой кипела жизнь.

-Там живые души, - чуть слышно шептала Тума, - я слышу их шорохи, они ждут нового перерождения, ходят, стучат, скребутся.

-И я слышу, - согласился Тама и отворив дверь первым, шагнул внутрь, увлекая за собою Туму.

 Густой и холодный воздух дохнул им в лицо, сбил дыхание. Он, будто поросшая бурьяном паутина времени, цеплялась за их тела, застилала глаза. С непривычки казалось, что воздух буквально пропитан ядовитыми испарениями, смешанными с мертвенно бледным светом, излучаемый мглистым, тлетворным воздухом. С каждым шагом он становился все зловоннее и удушливей, а ход норы все более узким и извилистым. Но в то же время, до их слуха долетал какой-то шум, визг и возня. Ничуть не испугавшись злововещих запахов и омерзительных звуков, от которых кровь, будь она в жилах, тутже захолола. Проводники терзаемые неизвестностью ступили в гнездилище Грай.

                               Облом.

Захудалый городишко с узкими грязными улицами и такими же серыми домами без окон обступил его со всех сторон. Местные жители и приезжие крестьяне спешили к городскому рынку, в надежде продать, купить или обменять всевозможные товары. Тут были: и водоносы, и торговцы сладостями, и носильщики, и нищие, и рабы, и бродячие собаки, и куры. Кругом стоял запах немытого тела, грязной шерсти, лука, чеснока, мусора и помоев, среди которого можно было увидеть и Апекса. Сидит он бедняга на базарной площади, милостыню канючит, мечтает о корке хлеба. Никогда с деньгами не бывает так хорошо, как бывает плохо без них. Изредка ему бросают подояние: кто горсть зерна, что и птичке не наесться, кто яблоко, кто луковицу. Долго сидел Апекс у базарной площади, а выпросил всего горсть фиников. Грызет финики, вспоминает отца с матерью, слезы рукавом утирает, мечтает о сочной и вкусной капусте. Увидела его слезы одна демоница закутанная в широкополую одежду, от которой она казалась необьятной толстухой, подошла к нему и начала расспрашивать, кто он такой и откуда родом. На все её вопросы Апекс лишь только отмалчивался. Но демоница проникнув к нему участием, улыбнулась и молвила так.

-Вижу, что ты молчун?

-Да я молчун! - отвечал Апекс, - после всего, что мне довелось пережить, я поклялся молчать как рыба.

-Отлично, - говорит демоница, - такой демонос мне и нужен. Если хочешь, я за твое молчание дам тебе два золотых обола.

Удивился Апекс услышанному, говорит.

-Сколько живу и никогда не слышал, чтобы за молчание платили деньги.

- Несовсем за молчание, - отвечала демоница, - а за одно только слово « Да ».

- Ну если за одно слово «Да », тогда я согласен, - решил Апекс.

 И научила его демоница, что нужно сделать.

- Мы сейчас пойдем к судье, ты ему скажешь, что вот это моя жена, а я беден и не могу пропитанием ее обеспечить, не отступного при разводе ей дать. Тут уже вмешаюсь я, - говорит демоница, - и скажу, что отказываюсь от всего, что мне причитается, лишь бы получить свободу, и готова сама заплатить за развод. Судья даст развод, а тебе достанется два золотых обола, как плата за молчание. Только говорить нужно убедительно, постарайся растрогать его до слез.

Апекс недолго думая, согласился, ибо уже в мыслях своих ясно видел те призрачные оболы. И почему это в жизни все так несправедливо устроено, говоришь прямо, а выходит криво, бьешь в лоб, а попадаешь по лбу. Отправились они к судье, а он оказался таким занудой, каких еще свет не видывал, начал задавать сотню вопросов.

-Почему ты желаешь развестись с женой? - спрашивает судья у Апекса.

-Господин судья, - жалобным голосом отвечает Апекс, - будь милостив и милосерден, я беден и не могу её прокормить, да и она сама хочет получить развод. Тогда Судья обратился к демонице.

- Сколько лет ты замужем?

- Вообще или в этом случае, - переспросила демоница.

- Послушай женщина, - строго молвил судья, - разводы до добра не доводят, лучше помирись с мужем.

- Ах господин судья, - молвила демоница с горестным вздохом, - разве это демонос, посмотри на него, это же настоящий Охолс. Я уж, и так, и сяк, старалась все уладить, да лопнуло мое терпение, может если я откажусь от отступного, мне удасться с ним развестись и начать новую жизнь, так что разведи нас ради всехвысшего Хаоса, - молила она.

-Что ты несчастный можешь сказать в свое оправдание, - строго спросил судья, -отвечай правду, иначе не сносить твоей спине плетей.

Услышав о побоях Апекса, прорвало.

- О всех милостевейший судья, знай, что эта верблюдица не хочет признавать узды, все время упрямится, в сторону норовит убежать. Я же покорный ей, как пальцы на руках моих, и в обхождении самый добросердечный муж.

- Негодница! - вскричал судья, - мужу непослушание, требует строгого наказания, если ты его прогневала, то заслужила жестокие побои.

 Теперь уже демоница вскричала не своим голосом.

- Пусть досточтимый судья знает, что муж мой неизвестно где шляется, денег в дом не приносит, я же дни и ночи сижу в одиночестве, терплю позор и унижение.

Судья посмотрел на мужа сурово и молвил.

- Какой позор, посеяв в бесплодной пустыне зерна раздора, ты ждешь хорошего урожая. Или хочешь цыплят получить, на камни наседку сажая, скорее уходи, нет для тебя развода.

 Апекс испугавшись, что его оболы улетучиваются, завопил.

- Сварожичи небесные мне будут свидетели, эта женщина лживей самого лживого шакала, ей меня в грязи вывалять, что измазать в сметане кусок хлеба.

- Ах так, - вскипела демоница, - да лживей тебя я еще никого не встречала, клянусь всех высшим Хаосом, он превосходит лживостью самого последнего пса.

Тут уже вспылил Апекс.

- Стыдись своих слов вонючая лужа раздора! - кричал он картинно жестикулируя. - Когда мы одни, ты меня терзаешь, а потом перед честными демоносами во лжи обвиняешь, - ламал он руки для пущей убедительности. – Вспомни, когда я на тебе женился, ты была безобразней грязного варвара, заразней зловонной чумы, отвратительнее мертвячины, жестче старого драконьего мяса, глупее крикливого осла, грубее сухой мочалки, зимних ночей холоднее. Все твои пороки покрыл я тайной, твой позор сохранив.

 Жена взбешенно то же нашла, что ответить.

- Ах ты злоречивый шакал, жалкой блохи грязнее, клопа кровопийцы вреднее, обрезка когтя грубее. Нет! мечом в моих ножнах тебе никогда не бывать, даже привратником у дверей моих не стоять, клянусь всех высшим Хаосом, ты не пригоден для совместной жизни.

 Судья внимательно выслушав доводы каждого, почесал затылок, взвесил каждое слово, молвил приговор.

-Волчица и коршун отличная пара, мужчины говорят о женщинах, что им вздумается, а женщины делают с мужьями, что угодно, поэтому я расторгаю ваш брак-Талак, Талак, Талак. - Троекратное повторение этого слова придавало разводу законную силу. - Талак, Талак, Талак, означает развод, и теперь женщина твоя душа и тело не принадлежат этому демоносу, ты свободна.

 Апекс уже несомнивающийся в успехе предприятия, очень обрадовался, его пальцы уже сжимали столь желанные оболы. Но как раз таки с ними и получился облом. Демоница обратясь к судье, молвила так.

- Скажи достопочтимый хранитель права и законности, мудрейший из всех судей, я теперь совсем свободна.

- Совсем, - отвечает судья, - глаза мои тебя не видели.

- И вернуть старое нельзя, - продолжала она.

-Да нельзя, мои бы уши тебя не слышали. Раз ты сама отказалась от отступного, ты можешь к мужу вернуться, а он тебя вернуть назад не может, выходит, что развод в твою пользу, а у мужа на тебя прав нет.

 При этих словах демоница как-то криво усмехнулась, достала из под своих широких одежд еще невылупившегося из Омфала младенца и говорит.

- Раз так, то пусть и дитя свое забирает, что хочет с ним, то и делает, - сделав так, она быстро удалилась, оставив младенца. Увидел Апекс, как дело обернулось, за голову схватился и думает, ну и влип же я. Но деваться некуда, пришлось ему взять ребенка и делать ноги из этого селения.

                           Мытари душ

Терзаемые неизвестностью, они шаг за шагом продвигались к логову Грай. Пещера открывшаяся их взору оказалась широким разломом в скальной породе. Её стены были увешаны крюками, на которых будто туши овец висели несьеденные части душ. Посреди пещеры были разбросаны камни различной величины, некое подобие стульев и стола, чуть в стороне был устроен очаг тлеющий потустороннем пламенем. Возле огня сгрудились три эфимерных фигуры, закутанные в тень погребального савана. Это были старухи Граи, которые пытались проткнуть медным вертелом тело одной души. Надобно отметить, что душа связанная по рукам и ногам незримыми нитями не могла оказать сопротивление, она издавала лишь слабые стенания, трепеща от страха. Этого-то и нужно было Граям, воровкам неочищенных душ. Они танцуя над душой, вырывали друг у друга один на троих зуб, сорились за один единственный на троих глаз. Обладатель этих бесценных сокровищ отбивался от протянутых рук, старался подольше насладиться видом будущей жертвы. Только блеск зуба и мерцание глаза говорило о том, что перед ними живые существа, а не тени из снов Гипноса. При виде столь необычного зрелища, проводники буквально опешели и стояли, широко разинув рот. А Граи незамечая непрошенных гостей дрались меж собою, обзывая друг друга не самыми ласковыми прозвищами. Самая старшая у них была Энио, что означает – мор, средняя Памфредо—падуча, а младшая Дино—язва. Самая старшая по-возрасту Энио-мор на вид была желта, как шафран, голову её венчал венок из пуха и перьев, а лоб был до того безобразный и неестественно высокий, что казалось, будто у неё вместо одного лба, надстройки из множества лбов. Вторая из сестер, Памфредо-падуча, была необычно толста, ее явно мучила водянка, и фигурой она напоминала огромный кратер, сосуд для всяких нечистот. Её круглое, как шар, красное и распухшее лицо было необычно огромно, а рот протянувшийся беззубой щелью от правого уха до левого пугал своими размерами. Третья из Грай, Дино-язва, была очень худой миниатюрной особой, её синюшно-серое лицо имело загробный оттенок, а мертвецкие пятна её кожи говорили о том, что у неё скоротечная пуча, трясуча, чахотка и круча. О том, что она особенно опасна, говорили её тонкие губы, на которых буквально застыла злоба, а её необычно длинный нос, больше похожий на хобот, лишь усиливал это впечатление. При каждом движении головой, её нос болтался то туда, то сюда, придавая лицу несколько двусмысленное выражение. Две старухи Граи держали связанную душу по рукам и ногам, а самая толстая из них проткнула её медным шампуром и повесила жариться над костром. Запах свежей плоти привел толстуху в восторг, она тутже пустилась в пляс, притопывая ногами топ-топ, прихлопывая руками хлоп-хлоп, в который втянулись и остальные Граи. Три граи, три сестры: Энио, Дино и Пемфредо порождение морских божеств Форкия и его жены Кето, всегда сорились и дрались меж собою. Будучи от рождения седыми и старыми, они имели на троих всего один зуб и глаз, которым они по-очередно обменивались, и не всегда этот обмен происходил мирно.

-Пережарится! - кричала Падуча, стараясь вырвать зуб у Язвы.

-Дай мне, - требовала Мор и тянулась к единственному зубу.

-Нет, сначала я посмотрю, - отбивалась своим длинным носом Энио-язва, пялясь остекленелым глазом на чуть поджаренную душу.

- Еще не готово! - кричала Памфреда, отталкивая от мяса своих сестер.

-Нет, уже готово, - перекрикивала всех Дино, при этом из ее необьятного рта вырвался могучий рев и плевки, которыми она вместо бульона поливала жаркое. В это самое время, самая старшая из них, Энио-мор, принюхалась и буквально заплясала на месте

- Отдайте мне глаз! - вскричала она, - я слышу запах живых мясистых душ.

-И правда, - согласилась Пемфредо, втягивая воздух своим толстым носом, - ох какие мясистенькие душки, - облизывала она свои пухлые губки.

-Кто здесь? - вскричала Дино-язва, сжимая в своих руках медный вертел, при этом она пялилась во все стороны огромным фистончатым глазом.

Только теперь Тама и Тума смогли рассмотреть, что этот огромный глаз был точь в точь таким же глазом, какие имеют пчелы и трутни.

- Боже правый и левый, - всплеснула в ладоши Памфреда, - вы бы только видели, какие они жирненькие, вкусненькие, сладенькие, ах.

В другой ситуации проводникам пришлось бы очень туго, ибо Граи - воровки неочищенных душ, хоть и были слепыми, но очень хваткими. Всю свою жизнь они только тем и занимались, что охотились в лабиринте чистилища за неочищенными душами, от которых они могли поживиться страхами, сомнениями и прочими чувствами. Надо отметить, что их абсолютно не интересовали очищенные души, которых они называли засушенными душонками. И правда, навара с таких душ почти не было. А тут пред их глазами такая удача, живые, жирненькие, сладенькие душонки.

-Дай мне, дай мне, - вырывали они друг у дружки один единственный глаз, пытаясь рассмотреть такую вкуснятину. Однако Тама не стал дожидаться, пока Граи набросятся на них, он сам прыгнул на середину комнаты и, сорвав со стены медный вертел, принялся молотить им по головам, ногам и сгорбленным хребтам старух. Тума то же не стояла без дела, схватив длинную кочергу, которой Граи помешивали жар в очаге, начала помешивать, покручивать и поглаживать Энио, Дино и Памфредо. Четыре глаза против одного сыграли свою роль. Под напором Тамы и Тумы злобные Граи начали отступать, они бежали так быстро, что их вопли были слышны даже сквозь непроницаемые стены лабиринта. Проводники бросились за ними следом, найдя в стене еле заметный проход, протиснулись внутрь и буквально оторопели от непривычной темноты. Мрак лабиринта был настолько темен, что их глаза буквально испарились. 

                                 Идея одного жульства

Снова на мою голову свалились неприятности и этот младенец, думал Апекс, пробираясь от одного селения к другому. Сидит бедняга Апекс на углу широкой улицы, просит милостыню, горько вздыхает и приговаривает:

- Дай мне бог за одно, взять тысячу, дай мне бог за одно, взять тысячу.

Только никто ему ничего не подает. И тогда в его голове родилась идея одного жульства. Увидев богатый дом знатного демоноса, он неспеша подошел к дому и, оглядевшись по сторонам, положил младенца у ворот. Подкинул значит ребеночка. А сам давай бочком, бочком оттуда выбираться, вдруг из ворот выскочил слуга и будто цепной пес погнался он за Апексом, но и тот бежит нехуже быстроногой лани. Видит слуга, что не догнать ему беглеца, схватил с земли тяжелый камень и запустил ему в спину. Упал на землю подбитый Апекс, а слуга прыгнул сверху, да как закричит:

- попался негодяй!

 Тутже из дома выскочило множество слуг и хозяин, знатный демонос. Подскочили к бедняге и принялись его избивать, выкрикивая:

- вот, кто каждый день подбрасывает нам еще невылупившихся младенцев. Так это ты подбрасываешь мне Омфалы, а потом убегаешь, - ругался знатный демонос, - ану забирай всех своих вылупков.

 Бедняга Апекс не мог о таком даже помыслить, ибо ему принесли и вручили еще девять невылупившихся младенцев, при этом пригрозили:

- забирай свой выводок и уноси ноги пока цел.

Прикинул несчастный, что сбежать ему не удасться и потому лучше смириться, стал он жалобно причитать.

- Разве вольные демоносы так поступают, какже мне их унести всех десятерых. Они ведь круглые и толстые, размером с дыню, всех в руках не удержишь, - скулил бедняга Апекс.

Тогда знатный демонос сжалобился над ним, велел слугам принести большую корзину.

- Складывай своих вылупков в корзину и убирайся отсюда подобру-поздорову.

                                 Мытари душ

Мрак подземелья был настолько темен, что глаза буквально испарились, исчезли, будто и не было их никогда. Идти приходилось на ощупь, прощупывая стены лабиринта исцарапанные сотнями, тысяч когтей. Поройдя совсем немного, Тама споткнулся и упал, а Тума упала на него сверху.

-Где мои глаза, - шептал Тама, подымаясь на ноги, - может мы умерли, и теперь чернота вечной ночи окружает нас со всех сторон.

От этих жутких мыслей перехватывало дыхание, отчего им показалось, что душа может задохнуться и умереть. Но искра сознания остановила смерть.

-Мы не можем умереть, потому что уже мертвы, - твердили они себе, будто заклинание, - мы не можем умереть, потому что мертвы.

Это придало сил.

- Нужно идти вперед, - молвил Тама, протянул руку и понял, что он стоит возле преграды. Он отчаянно простирал руки во все стороны, но всюду встречал одни лишь стены пустоты. Сзади плелась ослепшая и беспомощная Тума, связанная с ним брачными узами.

-Будем идти наощупь, - молвил Тама и они осторожно шагнули в начало того пути, которым заканчивается начало. Увлекая за собой девушку, Тама брел в кромешной темноте, до боли напрягая глаза, царапая когтями стены, будто пытался оставить на них знаки и отметины. То и дело натыкаясь на преграды из стен, они брели, попадая в тупики из стен, снова продвигались вперед, держась за стены и снова попадали в тупики из тех же стен исцарапанные острыми когтями. Сколько им пришлось бродить лабиринтом чистилища, может вечность, а может один только миг, этого никто не знает. Ибо они совершенно не ориентировались ни во времени, ни в пространстве, которое их окружало. Везде и всюду их преследовали бесконечные тупики и стены лабиринта. Они двигались на угад, то и дело пытаясь отыскать выход, и снова натыклись на стены исцарапанные когтями мириад душ оставивших отметины на стенах лабиринта. Иногда до их слуха доносились глухие удары, похожие на удары головой о стену и чье-то ругательство, иногда они слышали крики отчаяния или может быть призывный крик, молящий о помощи, летящий откуда-то издалека. Звук отбиваясь от стенок лабиринта, искажался, превращаясь в исковерканное стенание и быстро затухал, растворяясь в антифаде коридоров, тупиков и переходов. А однажы на их пути возникла заблудшая душа, бредущая неразбирая пути-дороги. Это была душа совсем еще юного демоноса, с лицом белее—белого мела, в глазах которого горел фееричный огонь, подобный огоньку лесных гнилушек. Он шел почти бесшумно, его копыта не издавали ни малейшего звука, только блеск его глаз и чуть слышный шопот выдавали его присутствие. Ударившись о выступ лабиринта, он ругнулся и скрылся за поворотом.

-Хух, это не Граи, - выдохнули проводники, которые стояли вжавшись в стену и уже не надеялись на такую удачу.

Шаг за шагом, чистилище сотканное из вечной темноты и безвременья впитывало их душу, растворяя в своем чреве сознание. Но они упорно шли вперед, только вперед, пронизывая время и тьму. Шорохи и звуки преследовали их везде, они прятались за каждой из сотен-тысяч стен, иногда слышались справа, иногда слева. И звуки эти были до того странные и зловещие, будто шопот несущийся из небытия. Они шли наугад, иногда на звук, иногда пугаясь их, шли в другую сторону, и так повторялось бесконечно. Пока руки не наткнулись на теплую и немного мокрую стену. Тама стоял оцепенев от ужаса и одновремено нахлынувшей радости.Вот оно начало того пути, которым заканчивается начало. Дверь ведущая в покои бога Ямы. Эта стена была совершенно необычная, каменая кладка была гладкая, слизкая и теплая. Тама пошел вдоль стены, ступая с той недоверчивой осторожностью, какая бывает у сомневающихся в свою удачу. Однако даже осторожностью нельзя было определить размеров стены, она была везде, и Тама определенно чувствовал, что это непростая стена, непросто очередной тупик лабиринта, это временный барьер, пройдя который, душа обретет способность к перерождению. Только одна преграда останавливала проводников, где вход в палаты бога Ямы, думал Тама, ощупывая каждый камень, стены и не находил его. И тут Туме пришла на ум мысль о златой ветви, сорванной в роще Персефоны.

- Да, да, златая ветвь, сорванная в роще Персефоны поможет нам, какже я забыл о ней, - радовался Тама, приложив ее к каменной стене.

                                          Из рук в руки???

В это время, Апексу, которому ничего не оставалось делать, сложил младенцев в корзину, сверху прикрыл тряпьем, корзину на голову поставил и пошел незнамо куда. Идет он мимо фруктовых садов, ворует плоды, тем и живет. Долго ли, коротко ли он брел куда глядят его глаза, размышляя примерно таким образом. Нет ничего удивительного в том, что за мной тянется шлейф бед и несчастий, а девять демоносиков этому лучшее подтверждение. Нужно перераспределить поток бед и несчастий, любым путем избавиться от них, и ты снова схватишь удачу за хвост, убеждал он себя, а беды и несчастья останутся там, где ты их оставил. Вдруг видит, ему на встречу едет упряжка, в ней сидит знатный демонос, а упряжку тянут два скучного вида осла. Даже издали видно, что этот демонос непростого роду, а знатный вельможа, может даже титан.

-Дай мне бог за одно, взять тысячу! - проговорил Апекс, поравнявшись с упряжкой, и ослы всхрапнув от неожиданности, вздрогнули, отшатнувшись в сторону.

-Эй демонос, - обратился к нему вельможа, - ты случайно не дынями торгуешь.

 Тут бедолагу Апекса осенило.

 -Дай мне бог за одно, взять тысячу, - сказал он и, поставив корзину в свободное место на арбе, утвердительно закивал головою.

-Дынями торгую, дынями. А тебе добрый демонос отдам почти даром.

- За даром не хочу, - отвечал вельможа, - возьми хоть несколько оболов, - протянул деньги.

-Да тутже целое состояние, - вскричал Апекс, - Дай мне бог за одно, взять тысячу, сейчас я сдачу отсчитаю, - схватив деньги, он начал судорожно рыться в своем рванье. А затем как закричит, - да я кошель с деньгами забыл дома. Дай мне бог за одно, взять тысячу, - и со всех ног бросился прочь, будто бы за своим кошельком, только пыль за ним стелится.

 Больше титан Крон его не видел, он немного подождал чудака-растяпу, а затем услышал, что в корзине что-то шевелится, отворил тряпицу, а там, о всех высший Хаос, десять младенцев.

-Дай мне бог за одного, тысячу, - прокричал титан Крон, - где ты делся, забирай свой выводок.

Но ответом ему был писклявый крик, только что вылупившихся малюток-демоносиков.

                                Мытари душ

Золотая ветвь, сорванная в роще Персефоны раздвинула печати из заговоров и заклятий, скрипнув невидимыми петлями, отворила завесу тайны. Сделав над собой усилие, они шагнули внутрь, и тутже яркий, ультраморенговый свет пронзил их тело насквозь. Казалось, он исходит отовсюду, слепит и до боли режет глаза. Ослепленные Тама и Тума стояли, соображая, где они и что с ними происходит. Открыть глаза, нужно открыть глаза, твердили они и боялись это сделать. Они боялись первого взгляда, пронзающего глаза нестерпной болью, боялись увидеть что-то ужасное, что могло поглотить их целиком, боялись, что вовсе ничего не увидят, ведь они мертвы и видеть не могут в принципе. Боялись и еще раз боялись. Наконец Тама, как и положено мужчине, сделал над собой усилие и с безумно колотящимся сердцем открыл глаза. Светлые помещения усыпальницы, жилище бога Ямы, представляло собой несколько покоев, сплошь изукрашенное многочисленными изображениями. Стены были покрыты фресками и барильефами, вазы и статуи, мозаичные узоры свидетельствовали о невероятном богатстве божества. Золотые кресла, резные стулья, вазы и сосуды, в которых хранились благоухающие смолы-мази, духи, благовония и пудры для умащения тела. Статуи самого бога Ямы, Эреба, Вия, Ламии и прочих божеств загробного мира. Ларцы с ожерельями, бельем и прочей одеждой. Множество сосудов, амфор и кратеров с едой и питьем. Причем, все это было из чистейшего золота и драгоценных каменьев.

-Чудно здесь и красиво, - молвила Тума, осматриваясь кругом.

Побродив в усыпальнице, проводники с любопытством изучали обстановку, рассматривали настенные росписи, трогали предметы, оружие, мебель. Туму больше другого привлекла царственная одежда, которая висела расшитая стеклом и бисером из драгоценных каменьев и обувь с драгоценными пряжками в кольцах и браслетах из золотых и серебряyных украшений.

- Видно Яма уже давно не просыпался, - молвила Тума, касаясь разноцветного бисера, покрытого толстым слоем пыли. И правда, кругом куда не бросишь взгляд, висят толстые нити вековой паутины. И даже саркофаг, жилище бога Ямы, покрыто ею с ног до головы. А ему хоть бы что, знай себе спит в своем погребальном ложе, ибо время судного дня еще не пришло. И судя по его сладкому храпу – Хрррр, Хрррр, доносящимуся из саркофага, просыпаться он не собирался. Может через сто, а может через тысячу лет проснется чистильщик Яма, кто это знает, только ему одному ведомо это. Он будет спать до тех пор, пока до краев не наполнится лабиринт чистилища. Поскольку душа не очень плотная субстанция, а огромный лабиринт вмещает мириады душ, то не переполнится и через тысячу лет. Нужно его разбудить, думал Тама, прикидывая и так, и эдак, как расшевелить дремлющие мозги бога.

-Вот кстати его мозги, - молвила Тума, указывая на небольшой сосуд, где хранились мозги чистильщика, изьятые у него во время бальзамирования. Тутже стояли прочие сосуды, в которых хранились внутренние органы, почки, печень, селезенка и прочее, чем богат любой организм. Саркофаг, в котором опочивал чистильщик Яма, имел овальную форму, напоминая собой ладью или мраморную ванну для купания, только без стока для воды. Снаружи его густо покрывали рисунки, между которыми то тут, то там во всевозможных положениях повторялись знаки и символы.

- Нужно разбудить его, - сказал Тама, взяв тяжелую амфору, начали стучать в крышку саркофага, но все бестолку. Его хозяин спал, как куколка бабочки-капустницы, а его дух находясь в анабиозе, странствовал меж мирами. Сколько не стучали проводники, ничего у них не получилось, лишь на время прекращался храп, а затем возобновилялся с ещё большей силой. Нужно вскрывать саркофаг, решили они, но то, что подсилу смертному, духу сделать очень сложно, а порой почти невозможно. Ведь они по-прежнему оставались бестелесыми оболочками, лишенными той силы, какою наделено все живое. И все же собрав в кулак всю свою недюжую силу, им удалось чуть, чуть сдвинуть крышку саркофага, благо под рукой было множество предметов, которые можно было применить вместо домкрата. Новый, еще не видевший огня треножник подошел, как нельзя лучше, хоть и не спервого раза, но им таки удалось открыть каменную крышку саркофага. Но когда наконец они в этом преуспели, то их взорам открылся другой саркофаг из листового золота, значительно меньших размеров, чем первый, но во всем прочем его совершенная копия. Промежуток между ними был заполнен ароматной смолой, отчего краски на втором саркофаге немного постарели. Чистое золото хоть и кажется твердым, но поддалось быстрее и легче, открыв его, они обнаружили третий саркофаг. Это был ковчег, в котором мумия чистильщика могла путешествовать меж миров. Капсула ковчега была из редких сортов дерева, источала пьянящий и успокаивающий аромат. Как же легко и приятно находиться в таком ковчеге, думал Тама, отковыривая треножником пряное дерево, в самом сердце которого покоилась мумия чистильщика Ямы. Он спал и сладко-голосно похрапывал. Столько не пытались докричаться к нему проводники, толкали и тормошили его, все без толку. Яма мирно спал и даже не думал просыпаться.

-Может он вовсе и не живой, - высказал предположение Тама, рассматривая спящее божество. - Посмотри у него даже глаз и тех нету.

И правда, у Ямы вместо глаз были вставлены два алмаза необычной величины, которые были изготовлены очень красиво и правдоподобно имитировали белки глаз. К тому же кожа тела была гладкой, блестящей и выглядела не совсем живой. Только зубы оставались такими же крупными и белыми, как прежде.

-Точно, он неживой, ведь его внутренности: почки, печень и прочие органы вынули из тела и распихали по банкам. Даже если он и проснется, о чем с ним можно будет разговаривать, если мозгов и тех нет.

-Почему же он тогда храпит, - возражала Тума, - раз храпит, значит живет, нужно пробовать, - щекотала она ему ноздри золотой ветвью из рощи Персифоны.

Но сколько не старалась, все без толку, Яма спал беспробудным сном. От нечего делать, проводники начали осматривать помещение, рылись в вещах, горшках да амфорах, надесь отыскать лекарство или может целебное снадобье, которое поможет им разбудить спящего. Надобно заметить, что среди множества стеклянных баночек и разноцветных скляночек, амфор и кратеров, взгляд Тамы привлекли два горшка с изьеденной кислотой глазурью, изнутри которых торчала медная проволка. Но не только это привлекло его взгляд, а висящая табличка. Череп и перекрещенные кости, изображенные на табличке говорили о том, что это непростые горшки, а с секретом.

-Интересно, что там внутри, - молвил Тама, протягивая руку к горшкам.

- Осторожно, это гальванические батареи, - не успела предупредить его девушка.

Тама уже успел дотронуться до торчащих проволок и получил сильнейший разряд вольтовой дуги. От неожиданости он лишился чувств и повалился на землю, не выпуская проволоки из рук. Некоторое время его било частым ознобом, по внутренностям пробегали волны электрических разрядов, зубы выбивали: ча, ча, чайную дробь, а тело наэлектролизировалось и искрило. Каким-то чудом проволка выпала из рук. Отдышавшись, он поднялся с пола, волосы на его голове стояли торчком, глаза поблескивали дивным светом, а от тела исходили клубы пара.

-Ты жив? - спросила его Тума.

- Жив и кажется полностью очистился, в моем теле все буквально стоит торчком.

-Я тебе кричу, это гальванические батареи, вот и знак «череп с костями, не влезай убьет», а ты не слушаешь.

Но Тама стоял просветленный и даже не думал обижаться на колкие замечания в свой адрес.

-Эврика, - сказал он еле переводя дух, - думаю мы сможем разбудить Яму, потому что природное электричество и мертвого подымет.

Со всеми предосторожностями они дотащили к саркофагу бога Ямы глиняные горшки, покрытые глазурью, в середине которых находились железные стержни из электрума и запаянные медные цылиндры. Стараясь не дотрагиваться к проводам голыми руками, они присоединили к спящему телу гальванические елементы. Тутже произошел разряд, и яркая вспышка энергии осветила тело, еще разряд и снова вспышка, разряд и разочарование. Тело вздрагивало и дымилось, но не оживало.

-Батарея по всей видимости разрядилась о мое тело, - с грустью в голосе молвил Тама, облакотясь на саркофаг.

Прошла минута-другая гнетущей тишины, и тут, случайно брошенный взгляд на лицо божества заставил их похолодеть. То чего они так упорно добивались, произошло само собой. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, глаза из огромных алмазов теперь оказались прикрыты веками, так что оставалась только узкая полоска, но даже через эти узкие полоски исходило дивное сияние, которое все наростало с большей и большей силой. Перемены происходящие в теле бога свидетельствовали о том, что оно оживает, пробуждаясь от спячки.

- Давай же, давай, - просил Тама, склонившись у саркофага, вглядывался в лицо Ямы.

 Казалось, еще миг и оно откроет свои очи, оживет, пробудится от спячки. Но то, что произошло потом, буквально подавило их волю, чуть не лишило сознания. Из раскрытых очей вырвался ярчайший столп света, который буквально пронзил их насквозь, заставил их тела оцепенеть. И на миг им показалось, что это молния блеснув во мраке ночи, разверзла небеса и землю. А в это время, совершенно ожившее божество согнуло правое колено и……

                           Перераспределение бед и несчастий

Сколько не ламай свою голову, а на ум никак не идет, каким таким образом сам титан Крон позволил этому проходимцу Апексу, обмануть его по первое число. Вместо сладких и сочных дынь всучить десяток чуть вылупившихся демоносиков. И вообще, как он оказался здесь, в этом богом забытом уголке материка Родос. А дело было так. Улетев от демоницы Кампы, он решил раз и навсегда покончить с этой амурной историей, а чтобы излечиться от любовной тоски, он целый месяц провел на целебных водах реки Селемн, излечивающию от любвных недугов. Но даже спустя месяц купания в водах реки Селемн, запах Кампы так и не выветрился из его головы. Иногда он с грустью вспоминал ее образ, даже мимолетные курортные романы не смогли излечить его раны. Устав от отдыха, он решил отправиться в столицу Родоса, город Тельхирум, где как раз намечался праздник. Оседлав крылатую «обезьяну», он летел по небу, наслаждался его красотами, вдыхал пьянящий аромат небес. Но так уж было угодно судьбе, в дороге с ним случилась непредвиденная, можна сказать черезвычайная ситуация, он попал в жуткий ураган, его «обезьяна» разбилась. Он же благополучно и без единой царапины выбрался из под обломков «обезьяны»водух неьбеся небольшой праздникебеса и небо., купил в ближайшем селении двух ослов и повозку, погрузил на нее все самое ценное, отправился путешествовать сушей. Но так уж бывает, что беда не приходит одна, а под ручку с проходимцем Апексом –дай ему бог за одного демоносика, тысячу болячек. Который обманным путем всучил ему вместо дынь, десяток только что вылупившихся демоносиков. Считая, что ребенок в доме приносит счастье, а 10 детей только умножают его в 10 раз, Крон смирился со своею судьбою, и как ни в чем не бывало, отправился дальше. Уже заполночь он добрался к ближайшему населенному пункту, а вьезжая в город, наткнулся на стражников храпящих во весь рот, и каждый из них был при копье и щите. Предрассветный час склонил их головы ко сну.

- Вот так охрана в этом городе, - ругался Крон, но скандалить не стал, проехал к постоялому дому и остановился на ночлег у одного купца, по имени Мерзга. Выждав момент, пока Крон распрягал свою арбу, Мерзга мышью проскочил в комнату нового жильца и приступил к внимательному изучению чемоданов, узлов и баулов, раставленных вдоль стен. При виде огромных сокровищ, которых у Крона было немало, у Мерзги загорелись глаза, а в мозгу вызрел хитроумный способ молниеносного обогащения. Он, как ни в чем не бывало, усадил постояльца за стол, предложил ему хлеб, сыр, рыбу и нектар настоянный на маковой росе. Ничего не подозревающий Крон отпил нектару и сразу же уснул беспробудным сном. А Мерзга тем временем бросился к начальнику стражи и, поклонившись ему, доложил, что его обокрали и сделал это не иначе как вор, душегуб и убийца с бандой несовершенолетних преступников. А стража, она везде стража, порядок и законность в городе, вот их горький удел, который они хлебают из больших кувшинов жалобщика. Отпив нектара, начальник стражи отправил воинов восстановить закон и справидливость. И видит бог, они сделали все в лучшем виде. Крон проспал всю ночь и пол дня, а когда очнулся, обнаружил, что находится в городской канаве с нечистотами, а рядом с ним валяется корзина с десятком младенцев, а все его имущество и деньги пропали бесследно. Путаясь в самых недобрых мыслях и предположениях, он понял, что в город ему возвращаться не следует, а лучше уносить ноги пока цел. Забрав с собою корзину с детенышами, он без единого гроша в кармане отправился, куда глаза глядят, а младенцы своими криками подсказывали ему правильную дорогу. Долго бродил он полями, лесами да нехоженными тропами, голодал, траву жевал, закусывал ягодами, пока не набрел на одно селение, всего несколько жалких хижин. Вошел он в певую попавшуюся и увидел: на лавке старушка лежит с большой грудью и щетиной на подбородке, одно ухо под головой, другим ухом прикрыта. Увидела его старуха, спросила.

-Откуда и куда путь держишь бродяга?

Долго и запутанно обьяснял ей Крон о своих злоключениях, а затем пал пред ней на колени просил:

- вижу я, что сердце твое доброе и ласковое, не оставляй на верную гибель, спаси от голодной смерти меня и этих подкидышей.

Пожалела старушка беднягу, у себя оставила, но с условием:

- будешь мне во всем помогать.

 Крон с великой радостью согласился.

-, Я ученый, - обьяснял он ей, - постиг все премудрости и знания какие только есть на свете, так что можешь не сомниваться в моей помощи.

-Вот и проверим какой ты ученый, - оставила его у себя добросердечная старушка. Помогла ему, чем смогла, нашла пеленки для подкидышей, накормила их, напоила. А Крон первым делом начертал письмо, расписал где он, -что с ним, и с оказией отправил в город Тельхирум. И вот день за днем бежит, будто дождь дождит, а ответа нет, никто его не ищет, и детей бросить он не может, и кормить малюток нечем. Стал Крон изворачиваться, прилагать все усилия, чтобы накормить бедных малюток.

-Обед нужно заработать, - отвечала старуха, - иди в поле, накоси сена, отработай еду.

 Сколько мог обьяснял ей Крон, что он ученый и косить траву не обучен, а старуха знать ничего не хочет, слышать ничего не слушает, вручила ему косу, погнала на сенокос. Целый день махал косой титаныч, только ворон на поле разогнал, ничего не накосил, чуть живой домой пришел, мозолистые руки старушке показывает, дескать вот как трудился. Разозлилась на него старуха, говорит:

- работник с тебя никудышний, завтра я пойду сено косить, а ты оставайся дома, займись хозяйством.

 Обрадовался Крон:

-, это у меня лучше получится.

                                     Мытари душ

Из раскрытых очей бога Яма вырвался ярчайший столп света, который буквально пронзил Таму и Туму насквозь, заставил их тела оцепенеть. И на миг им показалось, что это молния блеснула во мраке ночи, разверзла небеса и землю. А божество, в это самое время, согнуло ногу к животу и как боднет ею Таму. А затем, как закричит не своим голосом.

-Будь проклят тот, кто потревожил мой покой и сон.

Но Тама всего этого не услышал, ибо в это самое время летел быстрее снаряда выпущенного из пращи, это Яма, придав ему ускорение, брыкнул его своим копытом. Пронзив стену печатей, он снова оказался в вязкой и мрачной паутине лабиринта. Найдя в себе силы, он сумел протиснуться сквозь стену, и первое, что увидел, был кулак бога Ямы и его грозный окрик.

- Ах ты молокосос, - ревела мумия не своим голосом, - забыл, как нужно вести себя со старшими, - и как врезал ничего не понимающему Таме, что тот снова вылетел в бездну лабиринта.

Превозмогая боль, он снова собрал силы и вновь протиснулся сквозь стены. На этот раз ему повезло, Яма прочищал мозги его жене Туме. А та, будто мышь, пищала и пряталась под резным ложем из антиливанского кедра. Мумия схватив ее за хвост, пытался вытянуть из под кровати. Надобно отметить, что Тума, как и любая женщина, вела себя очень мужественно, она визжала во всю глотку, впилась своими зубами в его руку, и к тому же сумела дотянуться коготками до его лица, оставив там глубокие борозды, отчего Яма взревел еще сильнее. Тут уж не до шуток, решил Тама и бросился спасать свою жену.

-Ах ты никчемный мерзавец, - вскричал Тама, угрожая божеству, - тебе бы только с женщинами сражаться, - а Яма не обращал на его слова никакого внимания, пытался оторвать свою руку от впившихся зубов и рычал от боли.

 Поняв, что его угрозы не действуют, а голыми руками с ним не справиться, Тама оглянулся и начал искать что-то вродеи палки, и видит бог, он нашеол то, что искал. В тот момент, как Яма уже сумел освободиться от вцепившийся в его руку девушки, он подскочил к нему, и что было силы дал пинок под зад. Божество взревело еще больше и развернувшись ринулось на обидчика. В этот самый момент Тама замахнулся и с лета стукнул бога Яму новым, еще не знавшим огня треножником. Через миг на полу лежали все, и Тума забившаяся под кровать, и Яма получивший удар в голову, и даже Тама упавший на пол от великого напряжения. Надобно отметить что божество, на то и есть божество чтобы быть всегда в строю. Вскочив, оно хоть и держалось за голову, но уподобясь разьяренному льву поперло на Таму, а тот к этому времени тоже сумел подняться на ноги и теперь они стояли лицом к лицу, меряя противника холодным колючим взглядом. В свете не земного свечения глаза Ямы мерцали угрожающе красным блеском, а когда он в бешенстве бросился на обидчика, то представлял из себя настоящее чудовище, несущее смерть и разрушение. В последний момент Тама вспомнил про свой мечь, попытался вытащить его из полы одежд, и ему уже почьти удалось это сделать. Но в это самое время, Яма одним ударом выбил его из рук, и набросился на обидчика. Огромный, сильный, широкоо плечий мужчина, с крепкими руками в миг скрутил желторотого юнца, который все же пытался сопротивляться. Одной рукой Яма зажал ему шею, а другой стиснул запястье, и начал выкручивать руку. Но Тама сумев изловчиться, выскользнул из его цепких рук, сам схватил его за шею, неожиданным рывком оторвал от земли, и ловко перебросил его через голову. Даже в полете мумия не расцепила своих рук, хотя все кости в его теле трещали, и? перевернувшись? тутже подмял под себя Тама таким образом, что теперь он очутился под ним, и лежал уткнувшись лицом в пол. Яма уже праздновал победу, но не успел насладиться ее вкусом. Сильнейший разряд гальванических батарей, стукнувших его электро током, лишил чуdств. И он обессиленно свалился тутже возле поверженного противника. Не скоро он очьнулся, а осмотревшись по сторонам, понял, что лежит связанный по рукам и ногам своими же пеленами. А рядом сидели его обидчики и наслаждались вкусом священного нектара, запасы которого были не истощимы, яхидно улыбаясь, спрашивали.

- Сколько здесь припасено этого божественного питья? -  спросил Тама у очнувшеигося чистильщика, неспешно отпив из кратера хмельной нектар.

-Тысячь сорок амфор, а может и больше, - отвечал Яма, еще не понимая, зачем он отвечает, и, почему собственно говоря, разговаривает с осквернителями могил.

……Долго затем проводникам пришлось обьяснять, кто они и зачем явились к нему в гости.

                               Эта работа как раз по мне.

Долго обьясняла ему старуха, что и как нужно делать.

-. Я говорит пойду косить сено, а ты оставайся дома, приберись кругом, кашу свари, масло взбей, корову накорми, козу напои.

- Эта работа как раз по мне, - отвечал Крон, - с этим я справлюсь.

 Не свет, не заря, старуха намолола на ручьной мельнице ячьменной муки, замесила тесто на кислом молоке, развела в Тамдыре-глиняной печьке жаркий огонь, испекла пышные лепешки, помазала их сверху коровьим маслом, уложила в чашку, чашку завязала в чистый платок, надела рабочие сандалии, вскинула на полечи косу, и отправилась косить сено. А Крон остался хлопотать по хозяйству. Перво- на перво он решил сбить к обеду масло. Но только принялся за дело, ему захотелось пить, залез он в погреб, достал аАмфору с простоквашей, ведь все знают, что нет ничего лучьше и полезнее для желудка, чем холодная простокваша. А пока цедил в кружку простоквашу, слышит в кухню вскочил козел и давай посуду, крушить. Зажал он в кулаке кружку с простоквашей и в верх по лестнице поспешил, как бы проклятущий козел не опрокинул маслобойку. Прибежал да позно, козел уже успел перевернуть маслобойку. Крон так разозлился, что кружка с простоквашей у него из рук выскочила, упала и разбилась. Пылая гневом возмездия, он со всех ног погнался за козлом и нагнав его в дверях, так поддал ногой, что козел сделав в полете кувырок, свалился на землю ни живой, ни мертвый.

-Пху на тебя образина, - ругнулся Крон, вспоминая, что в погребе не закрыта амфора с простоквашей.

Примчался туда, смотрит, а аАмфора упала, и простокваша вся на пол вылилась.

-Чтоб ты издох проклятущий, - ругал он это глупейшее животное, а когда выбрался из погреба, смотрит, а тот и впрямь изсдох, лежит, не дышит.

Пришеол он снова в маслодельню, отыскал сливки, залил в маслобойку и принялся масло взсбивать, чтобы к обед у значит поспеть с маслом. Но только он взялся за дело, как вспомнил, что скоро полдень, а хоазяйка приказывала корову накормить и напоить. Вести ее на выгон было уже поздно, решил он так. Пусть корова на крыше попасется, и корова сыта, и крыше польза. И правда, крыша в доме была плоской, и густо поросла высокой травой. Дом стоял на пригорке, дай думает Крон, перекину я на крышу доску и проведу по ней корову. Но маслобойку он не решился из рук выпускать, потому что на кухне ползали десять голодных младенцев- демоносиков, а они то уж только и мечьтали перевернуть все верх тормашками. Взвалил Крон маслобойку на спину, поставил в естественное углубление, устроенное природой у каждого демоноса, и за коровой пошеол. Но прежде чем тащить корову на крышу, решил ее напоить. Взял ведро и за водой отправился, но только наклонился над колодцем, молоко из маслобойки вылилось ему за шиворот, и потекло в колодец.

-Будь оно все не ладно, - ругался Крон, подталкивая упертую скотину на крышу дома, а та упиралась ногами, бодалась рогами и никак не хотела влезать на крышу. Управившись с делами, он сел отдохнуть и тут вспомнил, да ведь скоро полдень, а масла все еще и в помине нету, бабка прийдет, заругает. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, решил сварить кашу. Налил в горшок воды, поставил на огонь, и тут ему стукнуло в голову, да ведь корова может с крыши свалиться, чего доброго поламает себе ноги и шею свернет. Пошеол он корову привязывать. Один конец веревки ей к шее привязал, а другой пропустил через печьную трубу и привязал к своей ноге. Вода в горшке тем временем закипела, а он еще и не принимался молоть крупу для каши. А корова возьми, да и свались с крыши, и потяни его за веревку прямо в трубу. Крепко- накрепко застрял он в печьной трубе, а корова висит с другой стороны, между крышей и землей. Ни он туда, ни она отсюда. Время к вечеру. Накосила старуха травы, домой возвращается, видит висит на веревке её коровка, бросилась она к ней, обрезала веревку. Тут Крон и свалился в горшок с кашей. Входит старуха на кухню, видит, а в горшке с кашей одни только ноги торчат на ружу. Повезло Крону, что огонь давно погас и вода остыла, а то сварился бы, в мясное рагу превратился, а так отделался легким испугом, да изрядной порциыей головомойки. Долго и усердно пилила его старуха, чуть всю голову не прогрызла, а на утро посадила его в курятник и строго- настрого запретила выходить наружу. 

                                  Мытари душ

-Вы что психи, - спрашивал Яма у проводников, - по какому праву позволяете себе подобные вольности, и вообще, кто вы такие и что вам нужно?.

-Не бойся нас, - отвечала Тама, - мы не психи, а мирные демоносы, вернее не демоносы, а лишь их тени. Пришли к тебе в гости, а ты вместо -здрасте, сразу драться полез, вот посмотри, какой синяк мне под глазом поставил.

- А как скажите на милость я должен воспринимать ваши поступки, - ругался чистильщик Яма, которого к этому времени уже развязали, и он лежал, вернее сидел, положив голову на несколько хорошо взбитых подушек.

 Компрессы на его лбу были теплыми и лишь чуточьку влажными., Ссиняки, кровоподтеки да поцарапанное лицо говорило о том, что и ему зсдорово досталось. Он все еще не мог сдержать гнев, ругался.

-Мой саркофаг осквернили, три болячьки вам в печенку. Мой ковчег вскрыли, сухотку вам на руки. Мои пелена изорвали, трясучу вам на голову. А мое лицо, вы только посмотрите, что вы сделали с моим лицом, в порошок стереть вас за это. Что я по вашему должен был думать, уж не грабители посягнули на мой покой, а может это грызущие мозговую кость Граи, задумав лихое, решили испить соки моей души.

Тама едва слушал ругательства бога Ямы, во время поединка ему изрядно перепало, но теперь сили понемногу возвращались в его духовную оболочьку. Дышал он с трудом, нос почьти полностью забила запекшаяся кровь, а может ему только кажалось, что это была кровь, в голове туманилось, а череп казалось, раскалывался от тупой пульсацыи в висках. Тоже или тому подобное, чувстывуют несчщастные души, которых жарят на костре злобные Граи, думал он. Во время поединка с чистильщиком ему казалось, что душа вот- вот рассыпится, разлетится на части, но этого не произошло, все его части рук и ног имели прежнее очертание, туже форму. А вот мумия бога Ямы держалась просто и естественно, речь и тембр ее голоса звучали спокойно, и теперь, когда он успокоился, казался не такими уж и страшным, каким и показался в начале. Яма сменил свой гнев на милость, и его голос звучал уже привычно для слуха заупокойных существ. Тума встала и сняв со стены висящую одежду, заботливо, но еще с опаской, одела бога Яму. В праздничьных одеждах он выглядел куда привлекательней.

- Не гневайся на нас праведный судья, владыка смерти, - просила Тума, - не со злым умыслом пришли мы к тебе, а с земным поклоном.

-Так чего ж вы от меня хотите? - недоумевая вопрошал он, и его дыхание сближалось с дуновением ветра.

-Мы пришли к тебе на суд праведный, - отвечали мытари душ.

-Хотите судилища, - переспросил Яма, - так мы его сейчас же устроим, - его алмазные очи блеснули не добрым светом. - Знайте, мой приговор будет очень суров, ибо закон не делает различий ни кому.

- Но может же быть исключение из правил, - с мольбой в голосе вопрошала Тума.

-Ни каких поблажек, - грозно отвечал чистильщик, - ибо закон не принимает к рассмотрению мнение смертных, в коих не заключается надежной истины, вследствии того, что они имеют дело с вещами допускающими разнообразные изменения. Суждения смертных обманчивы и далеки от умо постигаемой истины, потому что их мысли опутаны неправильными, я бы даже сказал ложными иллюзиями.

- Ты так красиво говоришь, - ласково и нежно молвила Тума, - мне всегда нравились умные и образованные мужчины.

-Ты смотри, а я и не знал, что еще кому-то могу нравиться, - отвечал Яма, взглянув на девушку сальным взглядом.

Но девушка, как и подобает порядочьной девушке, держала интригу и как ни в чем не бывало спросила.

- Обьясни праведный царь, судья и владыка смерти, почему души подобны облакам легки и эфирны, а вынуждены скрываться зсдесь под землей.

-Все дело в земном притяжении, которое подобно магниту притягивает их к себе, ведь даже птицы парящие в небе и те падают на землю.

 А какже души ?  кокетливо шептала  Тума, - они ведь бестелесны.

- Облака также бестелесны, но и они притягиваются землею, падают в низ дождем и снегом. Души по своей природе также бестелесны и нет для них пищи на поверхности земли, они могут парить под облаками, странствовать меж мирами, но только ночью, ибо солнечьный свет для них губителен. От этого они вынуждены скрываться под землей.

Тума наигранно удивлялась, почьти прижавшись к нему, спросила.

-А зачем же тогда мертвые тела предают сожжению на погребальных кострах, ведь так душа может обжечься, не лучьше ли сразу погребать мертвых в земле?.

- Видишь ли милая девушка, - обьяснял Яма, который казалось успел проникнуться к ней нежным и трепетным чувством. - Существует четыре способа утилизациыи бренного тела:, в земле, воде, воздухе и огне;, ведь каждое тело состоит из этих стихий. Погребение в земле–это возвращение тела в стихию земли, для этого тело укладывают на бочек, подгибают ему ноги и руки, будто он только, что уснул. Теперь усопший напоминает эмбрион находящийся в утробе матери и готовый к новому перерождению. Погребение в воде, это самое простое из погребений. При таком погребении трупы умерших бросают в реку или другие водоемы. А погребение в воздухе, это пожалуй самое хлопотное из всех погребений, поскольку в начале усопшего нужно оставить где- нибудь на дереве, чтобы его плоть склевали птицы. Ведь птицы, это обитель воздуха. После того, как птицы обьедают с костей плоть, их разбивают на мелкие кусочьки, а затем смешаив с мукой, также отдают его на съедение птицам. Но пожалуй самым лучьшим из погребений являеться кремациыя, ведь душа по своей природе имеет огненную природу. Души прошедшие погребальный костер впитывают в себя энергию огня, тем самым еще до чистилища они успевают очиститься от скверны, и легко достигнув загробной обители, предстают перед судьей, то есть предо мной- Ямой., Ллегче облака, эфирней тумана, ярче сияния радуги. Вот вас, как погребли? - интересовался он.

Нас погребли по обычаям наших предков в земле, - отвечали они.

Тоже не плохо, - отвечал судья, - но костер все же лучьше.

-Обьясни, - просили они, - чем так хороша кремациыя.

- Видете ли в чем дело, - обьяснял Яма. - В первое время душа ещё сильно привязана к своему телу, отделившись от тела, она может блуждать между мирами, а побродив, снова возвращается в свое тело, ведь земные привычьки очень сильно укоренились в ее сознании. А теперь представьте, душа возвращается в свое прежнее жилище,, и что она видит. Её тело разлагается, становиться тленным, от этого она приходит в ужас, тем самым обретет еще больше темных аур. Хорошо если бы душа возвратилась к себе домой и нашла свое тело нетленным, а жилище богато убранным, чтобы не испытывать ни в чем неудобства, вот как у меня, правда, неплохо устроено, - показал он рукою вокруг.

- Да уж, твоей душе не о чем беспокоиться, - нежно щебетала Тума, - но ты сам себе противоречишь, говоришь кремациыя лучьше, а сам покоишься в гробу.

- Нас, судей загробного мира, хоронят по специыальным обрядам, консервируя тело при помощи бальзамов и снадобий. Например, меня бальзамировали с соблюдением всех священных ритуалов, а душу до краев наполнили силой гальванического электиричества.

- От этого ты такой сильный и красивый? -  допытывалсь девушка.

-Ну не только от этого, - задорно отвечал чистильщик, - я и в жизни был мужчина хоть куда. А когда помер, мое тело на три месяца поместили в ящик с болотной солью, пока соль не впитала все жидкое составляющее тела. А затем его покрыли цементообразной субстанцией из глины толченного сандалового дерева, пряностей и лекарственных снадобей. Когда этой липкой массой натирают тело, оно затвердевает, втягивая в себя лишнюю влагу, соль и другие вещества, что не дает телу сжиматься и скрючиваться. После того, как все запавшие или сьежившиеся части тела, такие как глаза, щеки, живот, округляются до своих естественных пропорций, получается прекрасная мумия, то есть я, - молвил Яма, хлопнув себя в грудь.

- Неужели это все сделали с твоим телом? - вопрошала Тума.

- Да, милая девушка, - отвечал Яма, он уже успел проникнуться к ней глубокой любовью и теперь старался всячески подчеркнуть свою предрасположенность к ней.

-Но ты нам поможешь, - заискивающе просила девушка, - ведь мы проделали такой длинный и опасный путь.

- А я что, я ничего, - отвечал чистильщик, - дело даже не во мне, я самый обыкновенный судья, если надо-засужу, если надо-помилую, делов то. А как быть с остальными присяжными и прежде всего с Маат-богиней истины, вот ее изображение, - Яма провел их в небольшую комнатку, устроенную тут же рядом.

 Это помещение называлось залом двух правд, где стояли точнейшие весы, на которых взвешивались души.

- Без Маат-богини истины суд не может состояться, - обьяснял он, - иначе приговор могут признать не правомочным и обжалован в выше стоящих инкстанциях.

 Тама и Тума смотрели на богиню Маат, соображая, как им быть. Молодая. красивая девушка стояла, вытянув руку. В судный день ей в руки вкладывали чаши весов. Надобно отметить, что богиня истины Маат играла большую роль в загробном суде, ибо только она имела право взвешивать души. На одну чашу весов складывали дурные проступки покойника, на другую-легчайшее перо и смотрели, чья чаша перевесит. Равновесие означало, что душа оправдана и достойна нового перерождения, а если нет, значит виновен, третьего не дано.

- Вот задачка, так задачка, - думал, гадал Тама, - какже быть с богиней истины Маат.

-А где она собственно покоится? - вопрошала девушка, - ведь кроме этой статуэтки тут никого нет.

- Маат к сожалению нет и её появление в скорости не предвидется, - обьяснял Яма, - ведь еще не пробил час моего пробуждения, это вы разбудили меня раньше срока, так что боюсь, ничего у вас не выйдет.

 Только Тама и не думал сдаваться, его живой нетленный ум работал, как никогда четко и собрано.

-Нет, - сказал он сам себе, - безвыходных ситуаций не бывает, выход должен быть, - он подошел к статуе богини Маат, высеченной из слоновой кости, нежно, будто приглашая её к танцу, взял за руку и провел к пьедесталу, где обычно происходило взвешивание.

 Через миг богиня Маат стояла на своем привычном месте, держа в руках чаши весов.

- Вот, - сказал он, - Маат на весах, судья здесьтут же, можно обьявлять:. «Встать, суд идет. Обьявите приговор. Уведите, если виновен. Кто посмеет сказать, что суд был не честным.»

 Но тут запротестовал судья Яма.

- Богиня правосудия не слепа, ее не проведешь, она все видит.

-Теперь не увидит, - молвила Тума и, сняв свою набедренную повязку, повязала глаза богине истины.

Судья, давно не видевший женских прелестей, так и обмяк, его глаза вспыхнули сладострастным огнем.

-Я вынужден подчиниться, - отрапортовал он. – Ты, юноша, отправляйся в лабиринт, разыщи своих, а за одно приведи всех, кого встретишь, а ты, - обратился он к девушке, рассматривая ее точеную фигурку, лишенную набедренной повязки, - останься со мною, мне нужен секретарь судебных заседаний, будешь помогать готовиться к судилищу. А ты, юноша, не возвращайся, пока не отыщешь всех, посмотрим, из какого теста слеплены их жалкие душенки.

С тем Тама и отправился разыскивать пропащие души.

                        Сигнал о помощи

Известие о том, что безвести пропал титан Крон, мигом долетело до царя Киферона, не жалея сил и средств он организовал поиски. Для этих целей был отправлен Феникс, Гарпии и еще несколько смекалистых демоносов. Сабскаба тотак же изьявил желание отправиться на поиски.

- Мой длинный нос отыщет любого, - уверял он царя Киферона, но тот был не пробиваем.

 –Отправишься только после разгрома вражеского логова, - и лихорадочно начал готовиться к военной баталии.

 А в это время, Феникс и Гарпии прилагали все усилия к тому, чтобы отыскать пропажу. И вот, после долгих и изнурительных поисков, они увидали, что на кровле одного курятника, кто-то машет им руками и подает всякие знаки.

-Это точно титан Крон, - решил Феникс.

Спланировав, они приземлились и увидели, что на крыше курятника, сушилась пшеничная крупа, тамже было укреплено пугало, от которого тянулась веревка куда-то в глубь курятника. Одежда на пугале была очень богата, но грязна и рвана, будто её специально грызли собаки.

-Это одежда титана Крона, но где же он сам, - думали, гадали путники, спускаясь в курятник.

То что открылось их глазам, не могло представиться даже в кошмарном сне, посреди курятника сидел на насесте титан Крон и грел теплом своего тела куриные яйца, высиживая цыплят. Одной рукой он качал люльку со множеством кричащих детей, некоторые из них ползали тутже по глинобитном полу, копошились в соломе. Другой рукой титан Крон большой деревяной ложкой взбивал масло в маслобойке, ногами он крутил веретено прялки, от которой тянулись веревки к пугалу.

- О великий титан времени, - взмолился Феникс, - мы увидели твои сигналы о помощи.

- Какие еще сигналы, - рассердился Крон, - это я отганяю воробьев, - которые хотят склевать пшено, поэтому и верчую веретено прялки, а масло я взбиваю для хозяйки, которая дает мне крупу и молоко, чтобы прокормить этот выводок вечно голодных и прожорливых созданий.

-Какое будет приказание? - спросил Феникс, - чего пожелает великий титаныч?

-Найти и самым жестоким образом покарать того, кто сделал со мной такое, дай ему за одного младенца, тысячу плетей. Видит всех высший Хаос, отольются ему мои слезы.

                         Семплегиды

А обидчика уже не сыщешь днем с огнем. Не тот пропал, кто в беду попал, а тот пропал, кто духом упал, твердил сам себе Апекс. Чудом избежав цепких коготков бед и несчастий, пристроив корзину грудных демонят в надежные руки, он не взирая на голод и безденежье, пешком отправился к себе домой. С большим трудом преодолев длинный и опасный путь, во время которого ему приходилось пробираться нехоженными тропами, пить воду из луж, лакомиться исключительно саранчей и кузнечиками, грибами и ягодами, дрожа от холода ночью, днем изнемогал от жары, он наконец-то добрался до самой крайней точки Родоса, маленького селения, прозывающегося Брест Родосский. Там он за ночлег и миску похлебки нанялся работать в лавку, где торговал рыбой, вялеными медузами и морской капустой, а когда скопил немного денег, сумел устроиться матросом на галеру. Оплатой за его труды был только хлеб и вода, жалование не очень щедрое, но Аппендикс не очень то и беспокоился о деньгах, главное, что он сможет добраться домой. Надобно отметить, что он усердно выполнял самую чёрную работу, весь день он драил палубу, что-то скреб, чистил и скоблил, иногда садился на весла и греб вместе с рабами, а как только наступала ночь, ложился спать в загоне для скота. Со всем смирился Апекс, лишь бы только побыстрее добраться домой. Встречная галера, под завязку груженная зерном, благополучно миновала шлюзы Семплегиды, подошло столь близко, что поднявшиеся на корму капитаны пожелали друг другу попутного ветра и удачного плаванья. Поо мимо всего прочего, капитан встречной галеры сообщил.

- Шлюзы Семплегиды на ремонте, их открывают всего два раза в день, да и то со скрипом. Бог весть знает, что творится на белом свете, - ругался капитан, - такую пошлину берут, будто три шкуры сдирают, а мы простояли целые сутки, ожидая открытия шлюза, а у них там сплошная чехарда и бирюльки, то Сцылла не хочет открываться, то Харибда не закрывается. Мне даже пришлось принести богатые дары в храме Сирен, и только к вечеру заработала машинка, завращались зубья и шестерни, шлюзы открылись, и мы благополучно переправились на эту сторону. Советую и вам принести богатые дары в храме Сирен-плакальщиц за безвинно погибшими моряками, и у все будет хорошо.

- Все и так будет хорошо, - прокричал в ответ капитан, и его галера растаяла в дымке тумана.

Попутный ветер надувал паруса, и галера спокойно плыла по морю.

- Скажите капитан, - обратился к нему один респектабельного вида пассажир, по виду и наружности чистой воды африканский демонос Кикуйриканец или же Покотыты, а может быть Кисихуахили или Узунга, а быть может Банти или Реге, разве их там в Африке разберешь, кто есть кто, все на одно лицо. - такие маленькие суда, как наша галера, часто тонут?

- Да нет, не часто, всего один раз, - отвечал капитан, а затем обьявил. - Друзья мои, уже недалек островок Сирен-плакальщиц, которые своим пением завлекают к себе плывущих мимо моряков, а затем обдирают их до нитки, поэтому я запрещаю всем слушать их сладкоголосые песни, если кого-то потянет к Сиренам, то я лично залеплю ему уши мягким воском.

И правда, вскоре показался небольшой островок дев-плакальщиц, его очертания можно было угадать по яростному клокотанию волн бившихся о гранитные скалы, казалось, что сами камни пели гимн мольбы и скорби, оплакивая погибших моряков во чреве ненасытных Семплегид. Небольшой алтарь, именуемый Перфенопей, гордо возвышался над островом, там правила службу жрица Парфенопа, дочь Ахелоя и музы Мельпомены, вместе со своими сестрами она молилась за спасение душ всех мореплавателей, отпевая утопших, чьими костями и высохшей кожей были усеяны эти острые скалы. Завидя корабль над островом, звонко ударил колокол, и Сирены, полу птицы, полу рыбы, унаследовавшие от отца Ахелоя дикую стихийность и буйный нрав, а от матери Мельпомены свой дивный слух, вышли на берег, манили к себе мореходов голосом похожим на крик Козодоя, поющего на крыше дома в глухую полночь.

- Плывите к нам великие мореходы, - пели девы Сирены, - познайте свое будущее, которое мы прочтем по ладони руки, по глазам и по расположению звезд. О просоленный морем мужчина плыви к нам, мы все знаем, все умеем, - так пели Сирены, протягивая к проплывающим свои остро отточенные коготки.

 Но не каждый из демоносов мог решиться на такой шаг, уж очень они были курносы, толстогубы, с глазами на выкате, с ослиными хвостами и копытами покрытыми рыбьей чешуей, которые сразу же отталкивали от себя. И все же на галере нашелся один ценитель сладкоголосого пения, демонос Кикуйриканец или Покотыты, или может быть Кисихуахили, разве их там в Африке разберешь, кто есть кто, он не выдержал и сказал.

- А может и правда причалим к острову, отдохнем, развеемся, так просят, так просят, что не откажешь.

-Залепите ему уши горячим воском, - вскричал капитан, глупца сразу же схватили и так крепко привязали к мачте корабля, что он не мог двинуть ни одним своим суставом. Но бедняга все равно рвался в номера, кричал и извивался, даже кипящий воск, которым ему залепили ушиЮ, не смог успокоить смутьяна. Только вразумительный удар весла сумел вернуть ему рассудок, и бедняга на долго успокоился, забывшись в иступлении, а его безжизненное тело повисло на мачте, вот как сильны были его страдания.

-Держитесь глупцы подальше от Сирен, - приказал капитан. - Я поклялся всех высшим Хаосом к ним больше не ногой, от этих Сирен не возможно отвязаться, уж больно горячи девченки-вакханки, если они обпиваются нектаром, такое начинают вытворять, это просто ужас, настоящие демоницы, задираются, лезут драться, могут запрыгнуть на тебя верхом и ездят словно ты Онегр. Так что кормчий держи крепче штурвал и полный вперед.

Надо заметить, что его распоряжения были не лишены рассудка, ибо боковой ветер, который дул с моря с такой силой, что галера то и дело зарывалась в них всем корпусом. И все же это была не настоящая морская зыбь, а какие-то короткие, быстрые и гневные всплески волн, бросавшие судно во все стороны, и по ветру, и против него. Это роза ветров распустила свой воздушный бутоном у шлюзов, именуемых Семплегиды. Резвятся братья ветры: северный Борей, восточный Эвр, южный Нот и ласковый ветер Зефир; разгулявшись на просторе двух морей, неистово волны бичуют, кружатся в стремительном танце, грозя гибелью самонадеянным кормчим. Стоя на палубе, Апекс видел широкую гладь моря, такого зловеще-черного цвета, от которого ему стало страшно. На право и на лево, все что только смог охватить его глаз, тянулась гряда отвесных скал покрытых туманом, они казались живым чудищем, протягивающими к небу свои щупальца. Их зловещая чернота казалась еще чернее, из-за буранов, которые высоко вздыбливая свои пенные гребни, бились о камни с неумолимым ревом и воем. Слава всех высшему Хаосу, они благополучно причалили близ Халкидона, что означает новый город, это примерно пять стадий и четыре локтя от шлюз Семплегид. В Халкидоне была устроена уютная гавань, где можно было укрыться от непогодыы, и дождаться лоцмана. Не успел капитан прокричать последние приказы, как все услыхали ужасный шум, увидели черный дым дым,и тутже раздался громкий всенарастающий гул, похожий на рев стада буйволов. Это ревела Сцылла, отворяя медные врата, своими размерами больше похожая на столкучие горы. Железные зубья медных врат, устроенных в три ряда, разверзлись, и тутже из чрева Сцыллы вырвался стремительный черный поток волн. Вскорости течение преобрело чудовищную силу, и с каждой минутой стремительность его потока возростала. В какие- нибудь пять минут все море заклокотало в неукратимом бешенстве, но сильнее всего оно бушевало между зубастыми вратами шлюз Сцыллы, уподобясь низвергающемуся водопаду, ниспрадающему вниз с огромной высоты. Если бы галера с Апексом во время не укрылась в спасительной бухте, их бы точно выбросило на скалы. Но даже здесь, в бухте, водная ширь, изрезанная тысячью встречных потоков, билась в неистовых судоргах, шипела, бурлила, свистела, закручиваясь спиралями в бесчисленных гигантских воронках. А через пять минут вся картина снова изменилась до неузнаваемости, поверхность моря стала более гладкой, воронки одна за другой исчезли. Но появились громадные полосы пены, которых раньше совсем не было, эти полосы разрастаясь охватили огромные пространства и, сливаясь один с другим, образовали стремительный водоворот, который в скорости изчез также неожиданно, как и появился. Когда уровень воды совершенно понизился, из развершегося чрева Сцыллы выплыли торговые корабли. Счастливчики благополучно минов узкий пролив, устремились в великое море Заката. Между черным Понт морем и великим море Заката издревле лежал гористый суходол, в котором текла небольшая речушка, связывающая эти два моря.

 Несколько тысяч лет назад случилось очень сильное землетрясение, в результате которого образовались глубокие трещины и пропасти, в одной из них образовалась протока, Босфор. Через эту протоку пресные воды чёрного Понт моря ринулись в море Заката, затопили многие плодородные земли Родоса, Атлантиды, Купруса и прочих стран. Чтобы предотвратить катастрофу затопления, а за одно и урегулировать уровень воды меж морями, были устроены Семплегидские шлюзы. Шлюз состоит из камеры, находящейся на границе разных уровней воды, имеющие медные врата с обеих сторон, Сцыллу и Харибду. После того, как судно заходит в шлюз, ворота закрываются. Чтобы поднять корабль, шлюз наполняют водой. Если корабль нужно опустить, уровень воды понижают, обьяснял охочим до диковинок ротозеям, прибывший на галеру лоцман. Несведущие демоносы распространяют о Семплегидских шлюзах множество сплетен, легенд и мифов, называют их зубастым чудовищем, пожирающим корабли. Все это бабушкины сказки, обьяснял лоцман, который знал о шлюзах все, а также прекрасно разбирался в картографии, геодезии, знал каждую мель, каждую подводную скалу. Водовороты возникают в связи с открытием шлюзов и ничего опасного в этом нет. Когда врата Сцыллы закрыты, значит открыты врата Харибды, и шлюзы наполняются водой. Когда он до краев наполнится, врата Харибды закроются, откроются врата Сцыллы, и вода бурлящим потоком устремляется сюда. Вот так просто устроены Семплегидские шлюзы, а все благодаря машинам отворяющим и затворяющим врата. И вообще, это очень надежные машины, которые создали великие мастера Тельхины, знай только, проскочи между ними, и не попадись на зубок. Шутил лоцман, заливаясь звонким смехом от вида выпученных глаз новичков, впервые плывущих через шлюзы.

-А как работает машина, приводящая в движение эти горушки столкучие, - не унимались любознательные слушатели.

-Очень просто, - отвечал лоцман, - они сделаны по принципу разводных мостов, многие из вас наверное видели такие мосты на Родосе и в других странах ойКумены. Такие же точно машины и приводят в движение врата Сцыллы и Харибды. Сами же машины приводятся в движение силой водяного напора, который создается за счет работы четырех паровых котлов, которые силою горячего пара приводят в движение разводной механизм. Вам понятно, - вопрошал лоцман, а те только махали головой.

 –Нет, не понятно, - обьясни популярней.

-Тогда слушайте, эти хитро-мудрые машины подобны кипящему огнем кратеру вулкана, из горловины которого под большим давлением вырывается пар. Так и тут в машинном зале находятся кипящие котлы, которые и вырабатывают горячий пар. С огромным давлением этот пар вырывается наружу, движет маховик, раскручивает двенадцать пар ног, а те в свою очередь вращают сорок зубчатых маховиков, а те в свою очередь вращают различные механизмы, приводящие в движение ось главного анкерного колеса, который и раздвигает медные врата. А рев тысяч буйволов, это всего лишь предупреждающий сигнал: «Врата орткрыты! Путь свободен!.»

 Столь простое и доходчивое обьяснение успокоило даже самых недоверчивых новичков, и укрепившись духом, они стали ожидать сигнала.

- А давно ли ты занимаешься этим ремеслом? - вопрошали они у лоцмана.

-Не очень, - отвечал он, - годков так сорок-пятьдесят не больше и причем все время удачно, только несколько раз суда получали небольшие повреждения да и то легко устранимые, так что не бойтесь, я везучий.

- А что сейчас случилось с Семплегидами, почему не пропускают корабли, может сломались.

-Да так, небольшой профилактический ремонт, что-то там не ладится, шлюзы как любой механизм иногда выходят из строя, и мастерам приходится их неоднократно чинить, но заметьте, это случается довольно редко. Вот помню годков, так примерно двадцать назад, был один случай, оторвало от двери шлюза три собачьи головы, из-за поломки не открывалась одна из половинок врат, нам пришлось целую неделю стоять в ожидании. Тогда Семплегиды сломались очень серьезно, а в море как раз разразился сильнейший шторм, настоящая буря, наши якоря запутались, и мы буквально болтались посреди моря, к тому же у нас закончились все припасы, воду и ту приходилось пить морскую. Вы бы видели, как мы отощали, уже друг на друга начали искоса поглядывать, присматриваясь, кто пожирнее, чуть было друг друга не пожрали, благо всех высший Хаос и небесные Сварожичи уберегли от соблазнов.

 В этот самый миг, вспышка яркого света прорезала небосвод, это зажглись сигнальные огни маяка, предупреждая о скором открытии врат Сцыллы. Смотрящий в даль прокричал:

- вижу сигнал маяка!.

 Галера снявшись с якоря, вышла из бухты, и некоторое время двигалась вперед не думая ни о какой опасности, потому что к беспокойству не было никаких причин. День выдался солнечный, погода стояла хорошая, с моря дул мягкий ветер, в небе не было ни тучки. Дружно ударив веслами, галера встала на рейде, зажгли сигнальный огонь, давая понять, что готовы пройти шлюзы. В скоре к ним подтянулись и другие корабли, груженные лесом, медной рудой, овощами, фруктами и вяленой рыбой. Подобно стае уток выстроившейся гуськом, стояли они руг за другом перед громадой Сцыллы, пред этим каменным утесом, удерживающим тонны воды.

-Друзья мои, - крикнул капитан, обращаясь ко всем, кто его слышал, - много бед мы испытали, много избежали опасностей, теперь нам предстоит последняя опасность, и эта опасность не страшнее всех остальных, так что не теряйте мужества, дружнее налегайте на весла, - ободрял он команду.

 Жуткий рев сирены, котрый казалось исходил из самих недр земли и неба, пронзил слух, и тутже огромная глыба из меди и камня начала отоворяться, разделившись на две створки, столь огромных размеров, что трудно было даже себе их представить. Волны клокотали в её пасти, а в её глубоком чреве, словно в котле, кипела морская пена. Натужно скрипели шестерни и зубья, нещадно истирая свои медные клыки друг о друга. Протяжно и громко ревела сирена, подобная реву тысячи быков, от всего этого волосы вставали дыбом. Когда же зубастая Сцылла изрыгала из своего нутра воду, то вокруг со страшным грохотом кипели и бурлили морские волны, а соленые брызги взлетали до самой вершины утеса. Лоцман отлично разбирающийся в повадках этого чудовища, дал сигнал гребцам, приготовиться удерживать судно, и те налегли на весла, течение усиливалось, потоки бурлящей воды играли галерой, словно перышком. Нужно удержать судно, не дать стремительному течению увлечь его, бросить на камни, так продолжалось всего пять минут, затем настал миг, когда все вокруг переменилось, и воду начало засасывать внутрь огромной утробы чудовища. Стараясь удержать судно, гребцы работали изо всех сил, веслами отгребали от клокочущего горла Сцыллы глотающую воду в свое ненасытное нутро. Галера буквально разрывалась от противоречивых желаний, не зная чему подчиняться, течению вод или веслам гребцов, кто из них окажется сильнее. В это время, судно буквально заливало водой, но благодаря тому, что оно было двух палубным, а все люки были плотно задраены, оно цепко держалось на поверхности, хотя иногда его буквально заныривало в воду. Но все это было мелочь по сравнению с тем, что произошло в тот ми,г, когда раздался страшный взрыв, затмивший собою сознание. В небо взлетели тысячи кусков горной породы, огненный столб взметнувшийся к небесам, закрыл землю, море и небо, огнем, гарью и пылью. Взрыв был настолько сильным, что все, кто стоял, оказались лежащими на палубе, многих буквально сдуло в бушующие воды пролива, где они тутже погибли. Шквал налетевшей волны, будто меч возмездия, срезал мачту галеры, и она рухнула за борт, увлекая капитана и лоцмана, которые запутались в оснастке и парусах, будто рыба в сетях. Аппендикс краем глаза видел, как мелькнули в воздухе их руки и ноги, краем уха слыхал, как выброшенные за борт призывали на помощь. То что галеру накрыло волной, возможно спасло её от молнтеносной гибели сотен и тысяч кусков скальной породы, дождем пролившихся с неба. Они то и стали причиной гибели большинства галер стоявших на рейде. Будучи притопленной галера осталась цела, если не считать того, что в море смыло все, что можно смыть. За бортом оказались товары, припасы, загоны для овец, сотни амфор с прекрасным нектаром, отчего палуба стала совершенно пустой, на ней возвышалось всего лишь несколько пустых бочек, за котрые успел ухватиться Апекс и тем спас себе жизнь. Сломанные весла и руль за которые цеплялись счастливчики, сумевшие уцелеть в этом смерче стихии, служили им слабой надеждой, дарующий жизнь. Или последней опорой перед неминуемой смертью. Но сейчас об этом некогда было думать, ибо волна взрыва, вначале отбросившая галеру от шлюзов, теперь гнала судно вперед в пасть глотателя кораблей. В один миг, ясное небо от гари и дыма сделалось черным, лишь кое где горели огни, а свет, который исходил от них, был кроваво-красным. Клокочущее пламя пожара, пытаясь пересилить кромешный мрак, выбрасывало в небо огненные языки пламени, но ему удавалось только осветить чудовищно разверзнутый зев Сцыллы. Те немногие кому посчастливилось выжить, цеплялись за весла и гребли каждый в свою сторону. Весло доставшееся Апексу, оказалось совершенно сломанным, всего лишь древко, но даже оно казалось ему спасительной палочкой- выручалочкой, ибо поддавшись общему азарту, он начал судорожно гребсти. И на какое-то время отчаянным гребцам удалось, если не сдвинуть галеру, то хотя бы удержать её на месте. Но в этот миг, где-то впереди раздался оглушительный взрыв и новая вспышка пламени взметнулась к небу.

-Что это! - вскричал Аппендикс, спрашивая ответ у ветра и шума волн.

-Это смерть твоя, - эхом взрыва отвечала разгулявшаяся стихия, подымая галеру все выше и выше, прямиком к бездонному небу.

Взлетев почти до небес, оналерушаяся стихия, подымалас на миг остановилась, постояла, осмотрелась по сторонам, а затем скользя и вращаясь, полетела вниз, отчего у всех захватило дыхание и потемнело в глазах, будто они падали в бездну Эреба. Но пока судно было еще на самом верху, Аппендикс успел бросить взгляд в сторону взрыва, и одного этого было достаточно, чтобы понять, произошло непоправимое. В зияющей скале гор было видно взорванный машинный зал и развороченные части машин, изломанные шестерни, искореженные зубья, а также мечущихся в огне демоносов, пытающихся тушить горящий котел паровой машин. Вода вливающаяся внутрь машинного зала, лишь усугубляла разрушение. Но это было последние, что успел заметить Аппендикс, ибо галера, круто повернувшись на левый борт, стремительно рванулась вперед. В тотже миг, оглушительный грохот волн совершенно потонул в каком-то пронзительном вое разьяренной стихии. Будто ненасытная глотка с огненно-красным зевом глотнула их Сцылла, закружила и понесла вперед и вперед, гонимая водным потоком. Галеру крутило, бросало из стороны в сторону, хлестало, подбрасывало и снова низвергало в пучину вод. Как это не странно, но Аппендикс очутившись в самой пасти ужасного чудовища, оставался совершенно спокоен, он просто устал бояться, столько ему пришлось пережить за последнее время, что в его сознании не осталось места для страха, он цепко держался за бочки, намертво прикрученные к борту галеры. Ударяясь своими бортами о стены шлюзов, галера крушила свои бока, ламала весла, постепенно разрушаясь, и вскоре представляла из себя дырявое корыто, с которым стихия воды играла, как кошка с мышкой. Будто мячик ударялась она о гранитные скалы и снова отскакивала в сторону. Будто веретено её кружило в пенном водовороте течения, унося вперед к неизвестному, туда, от куда исходил истошный рев ужасной Харибды. Вот впереди уже показалась её зубастая пасть, глотающая в свое ненасытное чрево тысячи тонн воды. Все то долгое время, пока галера неслась в канале шлюза, Апекс молил всех высшего Хаоса и небесных Сварожичей, сохранить ему жизнь, отвести беду.

-Боже правый и левый, - молил Апекс, - спаси и сохрани отрока своего неразумного. – Клянусь, если выживу, то буду сидеть дома, выращивать капусту, а в море ни шагу.

Да, видать из-за страшного рева, издаваемого ужасным чудовищем, мольбы так и не были услышаны небесами. С каждой секундой галера все ближе и ближе приближалась к чуть приоткрытым вратам Харибды, через которые с ужасным шумом переливалась вода. Еще миг и галера, гонимая напором воды, ударилась правым бортом о медную обшивку врат. Острый зуб пропорол её брюхо, сорвав кусок обшивки, выпотрошил её внутренности. Страшный удар выбросил за борт всех, кто еще был жив, и они стремглав полетели в бездну, где и приняли мученическую смерть. Сама же галера вместе с Апексом каким-то чудом осталась висеть на самом верху медных врат. А вокруг бушевала стихия воды. То и дело о медные врата Харибды разбивались новые галеры с зерном, лесом, медной рудой и вяленой рыбой. Увлекаемые мощным потоком вод, они переваливались через край и падали в бездну, где и разбивались в щепки. Сотни демоносов истошно кричали, звали на помощь, молили небеса о спасении, падали вниз и убивались на смерть. А небо будто насмехаясь над ними, делало вид, что не слышит их мольбы. И правда, такое количество срочных просьб ни коем образом не молгло быть услышано небесами из-за страшного шума разыгравшейся трагедии. Апекс, как и все те сотни несчастных, молил небеса о спасении, не рашаясь даже открыть глаз. Все это время он ожидал, что вот вот настанет миг его смерти, галера с распоротым брюхом и выпавшими наружу кишками сорвется в бездну, погребя его под своими обломками. Но крылатая богиня Смерти, будто и забыла о его существовании, по каким-то своим соображениям оставив ему жизнь. Невольно открыв глаза, он увидел, что висит над пропастью, а прямо над его головою, с неимоверной высоты, низвергается стремительный поток, несущий в бездну водопада камни, обломки судов, еще живых демоносов и прочий сор. Вода по своей природе такая мягкая и нежная превратилась в настоящего монстра, который в порыве ярости смывает преграды, сметает устои, кипит и мечется в необузданном буйстве. И гибнет в бездне водопада. Сколько бедняга Аппендикс висел над пропастью, он и сам не знал, не ведал. Казалось, он сжился с трудностями, свыкся с невзгодами. Но тут в остове галеры что-то громко треснуло, она сдвинулось с места, и в тотже миг в ее нутре что-то истошно заскрежетало, а потом из приоткрытой пасти Харибды полетели куски и обломки какого-то судна, которое создало водяной затор, в который, как рыба в сети, попался всякий хлам: доски, бревна, обшивки галер, бочки и тела погибших. Своим напором они разломили галеру Апекса на двое, и та сделав в воздухе стремительный кульбит, нырнула в пучину водопада и навсегда исчезла в бушующей пене. Апекс сам не понимал, почему он остался жив, и до сих пор висит над бездною, запутавшись в сетях. Надобно отметить, что в его воспаленном мозгу снова произошел надрыв, и даже спустя много месяцев он еще слабо понимал, а уж тем более ориентировался в окружающей его действительности. После того, как галера разломившись на двое сорвалась в низ, он совершенно лишился чувств, и в бессознательном состоянии висел на самом верхнем зубе Харибды, до тех пор, пока ремонтная бригада мастеров не добралась к нему. Надобно отметить, что он остался единственным выжившим в этой катастрофе из числа сотни демоносов, да пол дюжины судов ожидавших своей очереди у Семплегидских шлюзов. Сам же взрыв произошел из-за ничтожного пустяка. Прохудилась одна из труб нагнетающих воду в котел паровой машины. Вода вылилась, давление в котле упало до самого малого уровня, хотя сам котел разогрелся до красна, разрумянился, запыхтел горячим паром. А механик, с просонок не разобравшись в причине, начал добавлять воду в паровую машину, давление снова начало расти, но из-за перегрева котел не выдержал нагрузки, и его разорвало в клочья. Механизмы шлюзов не работали несколько месяцев, пока их не удалось полностью починить и исправить повреждения. Все это время шлюзы открывались в ручном режиме, при помощи физических усилий рабов, вращающих огромные шестерни и маховики. Апекс хоть и остался жив, но сделался каким-то чудным. Его волосы поседели, он стал заговариваться, заикаться, с трудом можно было понять, о чем он говорил и зачем. Какое-то время он прожил в небольшом селении Гарибча, которое находится почти у самих шлюзов Харибды, так, что каждый день созерцая открытие и закрытие гигантских врат Харибды, он в тысячный раз переживал в своем воображении все те ужасы разыгравшейся трагедии.

-Скажи честно, - спрашивали местные демоносики у Апекса, - тяжело научиться плавать.

- Нисколечки, - отвечал утопленник, вглядываясь в демоносиков своими широко раставленными очами. – Особенно, когда нет желания потонуть.

Через несколько месяцев, когда он полностью оправился от изнурительного ануреза и тяжелого душевного недуга паранои, его подобрало попутное судно, направляющееся в страну Офир.

- Куда тебя отвезти? - спросил капитан быстроходной галеры у выздораливающего безумца, - где твой дом? 

-Домой я не вернусь, отвези меня туда, где растет самая большая в мире капуста, - заикаясь ответил Апекс.

- Тогда отправляйся к моим родственникам, в город Борсиппу, - советовал ему капитан.

- А где это? -  уточнил Апекс.

- Борсипа находится в долине Сеннаар, там где течет широкая полноводная река Ксаранд(Ефрат). Знаешь, там такой прекрасный климат, а капуста ростет, лучше не найдешь.

-Я согласен, - отвечал Апекс.

Спустя несколько дней поднялся благоприятный ветер, и они вышли в открытое море, держа курс на восход солнца. Пройдя на веслах вдоль изломанных берегов Тавриды, судно сделало последнюю остановку на змеином острове Тринакрия, жилище светлого бога Гелиоса. Посетив святилище Гелиоса и принеся на алтарь богу обильные жертвы, отправились дальше. Огибая остров Тринакрию, змеей извиващийся средли моря, они любовались его высокими вершинами гор, возвышающимися над островом, будто рога огромного водного змея. Из-за этой своей природной особенности остров Тринакрия иногда еще называли Змеиным островом. Сколько раз просила богиня земли Гея своего сына титана Гелиоса, переселиться в Ирийские степи, даже город Гелон ему отстроила. Но Гелиос был непреклонен, считая, что лучше места на земле, чем его остров, врядли сыщешь.

- Я никогда не оставлю свой островов, - стоял на своем бог солнца Гелиос. - Я не отступлюсь от своего решения, даже если к этому меня будет принуждать само время, потому что вследствии неразрывной связи, число сущих вещей бесконечно.

                         Тайная миссия

-Куда же задевался этот титан Крон, - чуть не возмущался правитель Родоса, царь Киферон. - Опять не нашли? - вопрошал он у своих слуг, и те низко склонив голову, отвечали.

- Все наши поиски не увенчались успехом, ищем-ищем, не найдём.

И тут, в распахнутую дверь зала Мегарон бравой походкой вошел Сабскаба, всем своим видом намекая, что ему известно больше, чем всем остальным.

-Я знаю где титан Крон, - самодовольно обьявил он всем присутствующим.

- Где же он, - радостно воскликнул царь Киферон, - ведите его скорей, у меня к нему есть масса вопросов.

- Крона отыскали в одном заброшенном селении, в скорости он будет здесь, - доложил Сабскаба.

-А почему в скорости? -  поинтересовался Киферон.

- Не знаю почему так скоро, - отвечал Сабскаба, - это только сплетни и слухи, которые я услышал в цирюльне. Брадобрей, который брил мне бороду, рассказывал, что Крона видели в пригороде столицы Тельхирума.

- И это все? - вопрошал царь.

- Все мой повелитель, еще брадобрей немножко постриг мою бороду, а больше ничего.

-Это ж надо, - вспылил Киферон, - какой-то брадобрей знает больше, чем правитель страны, убить его и дело с концом.

- Но у брадобреев работа такая, - заступался за цирюльника Сабскаба, и вообще, он неплохой специалист.

-Ну ладно, - молвил Киферон, - если титан времени Крон хочет незамеченным проникнуть в город, значит на то есть особые причины, он думает, что мы не знаем о его приезде, пусть так и думает. Но мы то знаем, где собака зарыта, нужно ему подыграть, пусть позабавится.

А про себя подумал:

- неужели Крон намыслил лихое, решил все тут высмотреть, а затем донести куда следует. И скажите на милость, зачем ему так долго скрываться от моих глаз в каком-то заброшенном селении, терпеть нужду и лишение, если не для тайного умысла. Значит с ним нужно быть на стороже. А если начнет требовать долг, нужно всеми способами попытаться тянуть время.

- Вот, что мои верные советники, - молвил он голосом не терпящим возражений, проверьте все дела, смотрите, чтобы все было на высшем уровне, и особое внимание уделите судебно- исполнительной власти, ведь у нас многие судебные тяжбы не рассматриваются по году и более. А для тебя Сабскаба будет особое задание, - поманил он его пальчиком, и что-то тихо шепнул на ушко.

 Глаза Сабскабы расширились до не узнаваемости, лицо сделалось понимающе серьезным, во всем чувствовалось важность предстоящей задачи.

-Нужно отыскать его во чтобы то не стало, - добавил уже вслух царь Киферон, - я знаю, он где-то в городе, разорвись на части, растворись среди простого народа, переверни все верх дном, но сыщи и оберегай пуще глаза своего. А то у нас народ сам знаешь какой, упьются на празднике, еще покалечат или того хуже.

- Будет выполнено мой господин, сыщу, если нужно все карманы повыверну, а когда найду, в два счета вотрусь в доверие, и смотреть буду в оба глаза.

-Вот и молодец, - погладил царь его бритую бороду, - а теперь доложи, что ты высмотрел у разбойников волопасов.

- Можешь во всём на меня положиться, - отвечал бравый видом Сабскаба, - твое задание исполнил в лучшем виде, все что нужно высмотрел, противник даже не подозревает, что мы готовим против них военную компанию.

- Как же так, - удивлялся Киферон, - разве они не получили мое послание.

-Получили, и все же по выражению их лиц я понял, что они не верят в скорое возмездие. Я дважды облетел вражеские болота и теперь с уверенностью могу сказать, что разбойники нас не ждут, надеясь, что в праздник мы не сунемся.

- Не сунемся, - с грустью в голосе вымолвил Киферон, - к сожалению военную компанию по многим причинам прийдеться отложить на потом.

-Но ведь праздник «первородного яйца» - это самое подходящее время, чтобы нанести врагу привентивный, так сказать упреждающий удар. Они нас ждать не будут, а мы тут, как тут.

- К сожалению не получится, - отвечал Киферон, - в канун такого большого праздника никого не заставишь воевать, так что пока можешь оттянуться на празднике, заодно разыщешь титана Крона.

- Слушаюсь, - почти по- военному отвечал Сабскаба, отправляясь на поиски.

Первым делом Сабскаба облетел окрестности столицы Тельхирум на летающей «обезьяне», пытаясь с воздуха рассмотреть, где же он скрывается. К сожалению воздушные поиски не дали положительных результатов, а все потому, что в этот утро город был окутан сизой дымкой, и как будто спал, с головой укрывшись стеганным одеялом тумана.

 Столица Родоса, город Тельхирум, представлял собою высокий скалистый утес, окруженный со всех сторон рекой и морем, с высоты птичтего полета он был похож на подбитую галеру, которая так и осталась лежать на берегу, пустив в землю длинные корни. Огромный треугольный остров, на котором располагался город, был связан с материком множеством мостов, многие из которых были разводными, подымались, давая проход кораблям в порт. Посредине острова возвышался царский дворец, господствующий над всеми кварталами города. А вокруг дворца раскинулся огромный мегаполис, сбитый в тесные кварталы улиц и площадей. Разные чувства приходят на ум, когда глядишь на эту величественную панораму столицы, которая с высоты птичьего полета кажется гигантским скопищем обломков караблекрушения.

-В таком тумане я не могу управлять «обезьяной», - жаловался аватор Фаетон своим спутникам, Сабскабе и его слуге Бончо, - нужно приземляться, иначе разобьемся.

-Ладно, - согласился Сабскаба, - высади нас у порта, - и «обезьяна», взмахнув хвостом, плавно приземлилась у набережной.

Сабскаба и его верный слуга Бончо спрыгнув на землю, тут же затерялись в гуще народа. Материк Родос не зря считается колыбелью цивилизации, ведь жизнь зародилась именно здесь. Когда-то давным давно, в незапамятные времена, морские ящуры-пращуры обрели возможность передвигаться по суше, выползли на берег, осмотрелись, да так и остались жить на земле. А со временем они на карачках расползлись по белу свету, заселив самые отдаленные уголки земли. Вот поэтому можно с уверенностью сказать, что все жители земли находятся в ближайшем родстве с демоносами Тельхирума, и повязаны с ними кровными узами. Так сказать, одного поля ягоды.

-Клянусь своей требухой, - вскричал Сабскаба, любуясь городскими красотами за последнее тысячелетие, - город стал лучше, успел разростись вширь, укрупнился, поднялся ввысь. Отыскать в таком муравейнике одного единственного демоноса, это все равно, что в стогу сена сыскать иголку.

-Не грусти хозяин, отыщем, - успокаивал его верный слуга Бончо, - а кого мы собственно говоря ищем, - допытывался он.

- Пока это тайна, - отвечал Сабскаба, - когда ты его увидишь, сам поймешь, - и они тутже растворились в муравейнике городских кварталов.

 Где нужно искать настоящего ученого, титана времени, задавал себе вопрос Сабскаба и тутже отвечал.

-В начале пройдемся по злачным местам.

-Давай, давай, - трусил головою Бончо, соглашаясь.

 ОТутже они свернули с главной улицы в сторону набережной и очутились в тихом квартале с узкими улочками, где запрещено появляться порядочным демоницам. На этой улице вы вряд ли встретите хоть одну публичную библиотеку, а вот публичных домов, тут сколько угодно. У дверей дома сидят демоницы Гетейры и, отогревая замерзшие руки над жаровней с древесным углем, манят к себе клиента, в надежде, что тот расплатится с ними звонкой монетой, а может даже расщедрится и угостит дешевым нектаром. Обойдя все публичные дома, Сабскаба с грустью заметил, от такой работы у меня разыгрался жуткий аппетит, и тутже устремился в одну из пекарен, где выпекали самые вкусные бублики. Жители города большие любители сладких булок, маковых бубликов, медовых пряников с орехами, пастулой и изюмом. Охотники до свежих, еще горячих мучных изделий, не свет-, не заря уже толкутся у пекарни, покупают горячую здобу.

-Хлеб, вот пища богов, дарующий разум и силу, - обьяснял Сабскаба, уплетая связку еще свежих хрустящих бубликов. - Хлеб и только хлеб пища богов.

-И еще немного нектара, - кивал головою Бончо, наслаждаясь мучной здобой.

- О боги, боги, - с грустью в голосе молвил Сабскаба, - где вас искать.

- А кого собственно говоря мы ищем в таком густом тумане, - допытывался Бончо. Сабскаба воровато обернулся по сторонам и, склонясь над ухом, молвил.

-Ходят слухи, что в городе обьявился «Некто», мы его должны выявить и тайно за ним присматривать.

-Зачем этот загадочный «Некто» сюда припхался, - допытывался любознательный Бончо, - кругом такая тьма, хоть глаз выколи, так еще этот «Некто» тут шастает, будто призрак.

-То что туман на улице, нам только на руку, - показал Сабскаба свою волосатую ладонь, - миссия ведь тайная. Пока мы будем его разыскивать, я по карманам прошвырнусь, немножко пощипаю этих жирненьких гусей, а ты будешь прикрывать меня корпусом, так сказать, будешь стоять на шухере.

-Все понял. Только я никогда этого загаочного «Некто» в глаза не видел, какой он из себя, кривой или косой.

- Он небольшого росточка, - обьяснял Сабскаба, - иногда картавит, иногда хромает на заднюю ногу, бывает заикается, лысоват, хотя в детстве волосики на его голове были светлые и курчавые, для конспирации может зубы подвязывать косынкой, улыбка широкая, раскосая, бородка жиденькая, усики щупленькие. Вобщем, ничего примечательного в его внешнем виде не отмечается. Разве когда начинает говорить, большие пальцы рук заламывает за лацканы туники, и вытягивает далеко вперед правую руку.

-Так бы сразу и сказали, что это младшенький титан Крон, - воскликнул обрадованный Бончо, кто же не знает хромого наследника престола.

-Тш ш ш шшшшш, - шипел Сабскаба, приставив к губам большой палец, - это секрет, большая тайна.

 Закутавшись в зеленый кафтан, он нырнул в город, следом за ним, будто тень, двигался Бончо, озираясь во все стороны. К этому времени туман почти рассеялся, оставив после себя какую-то ватную пелену, создававшую впечатление синевато-оливковых сумерек. Узкие, кривые улочки казалось удерживали эту ватную дымку, не давая возможности, восходящему солнцу растопить его паутину. Отчего могло показаться, что ты оказался в подводном царстве, а все живое, что находится в нем, передвигается словно в каком-то пестром, бурлящем водовороте из образов и силуэтов. Горожане меньше всего обращают внимание на этот синий, похожий на обман-туман, он им привычен, они сроднились с ним и теперь плавают в нем, будто рыбки в банке. Омуты улиц, водовороты переулков, тихие заводи тупичков и быстрины закоулков, это их родная стихия, в которой они чувствуют себя, как дома. В первый момент горожане Тельхирума были потрясены видом осьминога и каракатицы. Осьминог, закутанный в зеленый плащ, словно слепой, шарит своими щупальцами в поисках добычи, второй, словно каракатица пристроившись медузе в хвост, так и пялится, так и рыскает глазищами во все стороны. От одного только вида этих морских существ, добропорядочные демоносы прибавляли ход, опасаясь за содержимое своих карманов.

- Где же Крон? - шипел Сабскаба, во всю шуруя по карманам, и надобно признаться, ему было все одно, левый это карман или правый –лишь бы был полным.

-И правда, где он делся, нигде его не видать, - отвечал Бончо, принимая у хозяина златые оболы, кольца и браслеты.

 Всем, и нам в том числе, интересно узнать, куда опять подевался титан Крон, почему решил нанести тайный визит. Надобно заметить, что никуда он не девался, оставив подкидышей на попечение Феникса и Ггарпий, отправил их к себе домой. А сам на перекладных добрался в столицу Родоса, город Тельхирум. Прожив некоторое время на деревне у бабушки, он пришел к выводу, что о жизни простого народа он абсолютно ничего не знает, а так как он считал себя великим ученым, то решил досконально изучить этот вопрос, встретить праздник в числе простых обывателей. Первые шаги в городе для него оказались почти пыткой, одно дело рассматривать город из окна кареты, второе -ходить пешком, то и дело оглядываясь, не наедет на тебя какой- нибудь знатный демонос. Едва он ступил в город, как тутже со всех сторон на него обрушились звуки большого города:, скрип колес, лязг железа, ржание онегров, говор разноликой толпы. При всем, при том все куда-то спешат, зачем-то суетятся, перетаскивая на своих изогнутых спинах кувшины с нектаром, корзины с плодами и фруктами, лотки полные румяного хлеба и прочее, прочее, прочее. Вот размашистой походкой идет знатная демоница, ведет за собой целый выводок своих змеенышей. Вот седой сгорбленный старик тащит за собой осла с большой корзиной крашенных яиц, спешит продать их в три дорога. Иногда из гущи тумана раздаются громкие выкрики:

-куда прешь детина, ты мне на хвост наступил.

- А ты чего хвост растопырил, - оправдывался горожанин, - как будто ты один в этом городе живешь.

 А вот спешит куда-то приезжий демонос, он явно не очень ориентируется в городе, ему все интересно и необычно, он вытаращил свои любопытные глазки, шарит кругом, все высматривает. И на один миг Крону показалось, что он его где-то видел, но где, только успел подумать он, а через секунду его кто-то толкнул в плечё, и он повернувшись, потерял из вида знакомое лицо. Кто же это мог быть, думал Крон. Точно, это был демонос по имени Кряк, из рода Кварков, а может и нет, не успел он додумать мысль, как тутже из тумана выскочили носильщики, и чуть было не отдавили ему ноги.

-Быстрее, бысрее, лодыри, - подганял рабов уродливый и отвратительный видом вельможа. В его пустых глазницах таились все печали, все разочарования жизни, - давайте быстрее, меня мучает голод и жажда, - прикрикивал он на рабов, подганяя их посохом.

Теперь Крон уже с опаской продвигался вперед, поминутно оглядываясь по сторонам. Вскоре с ним поравнялись подозрительного вида существа, один - ну вылитаяый каракатица, закутавшись в зеленый плащ, шарила в карманах знатного демоноса. Второй-, по виду, точ в точ осьминог, сиюминутно озирась по сторонам, прикрывал каракитицу в пол корпуса. Это щипачи, подумал Крон, проверил содержимое своих карманов, и тутже нырнул в соседнюю улицу. Потом он битый час выбирался из хитросплетения улиц, тупиков и закаулков города, уже не надеясь выпутаться из этого туманного хитросплетения тупиков, тупичков и закаулочков, в которых он потерялся навсегда. А когда ему таки повезло выбраться наружу, пред его глазами возникла харчевня «Три пескаря», где его уже поджидал Сабскаба, а с ним и дюжина амфор, кувшинов и кратеров божественного нектара. Удивительно, думал Крон, опять эти медузы шляются у меня под ногами, куда я, туда они. А надо заметить, что встретились они совершенно случайно. Изрядно набив свои карманы мелочью, Сабскаба и Бончо зашли в харчевню «Три пескаря», где надеялись промотать мелочь. К их приходу в харчевне столы уже были застелены чистыми скатертями и буквально ломились от больших корзин с хлебом, мясом, вареными яйцами и прочими атрибутами празднества «первородного яйца».

-Какая встреча, - обрадовался Сабскаба, узнав Крона, - радость- то какая, радость, - ежеминутно повторял он, а Бончо так просто светился от счастья.

Крон же смотрел на незнакомцев с недоверием. Он рылся в тумане воспоминаний, перебирая в памяти все ему знакомые и незнакомые лица. Порой ему казалось, что он где-то видел этих демоносов, но где и когда понять не мог, столько всего напуталось в его жизни. Сабскаба в свою очередь мило улыбался, услужливо усадил его за свой столик, придвинул еду, разлил по кубкам нектар, чем совершенно обезоружил Крона. Точно, мы знакомы, подумал он и больше не возвращался к этой теме. «Бом, Бом, Бом» - протяжно ударил колокол, оповещая, что пришло время принести жертвы теням пращуров –ящуров. Хозяин харчевни взяв на себя роль жреца, облачился в белые праздничные одежды, прочел молитву, и все вторили его словам, повторяя в голос.

-Будь счастлив Родос, будь счастлив Тельхирум. Будь счастливы боги земли и неба, и ты великий Хаос, наш всеродитель, прими в дар эти скромные жертвы.

 Пока все читали молитву, к жертвоприношению готовились с десяток черных и белых ягнят. Дочитав молитву, жрец ячменем и солью осыпал жертвы, а слуги освеживали туши животных, бедра немедля от тел отсекли, обрезанным туком покрыли, сложив останки и на жертвенном костре сложенном из пахучих дров, сожгли злотистым нектаром кропя. По жертве они пили нектар с кровью, ели козячий сыр, сушеные сливы. А все кто был в харчевне, начали поздравлять друг друга с праздником, целуя в губы. Большую часть жертвенного мяса жарили на жаровнях, возле которых священно действовали поварята. В ожидании жаркого, разговор завязался как-то сам по себе.

- Знаешь, - молвил Сабскаба, - я буду не я, если тебя не Кроном зовут.

- Иногда зовут, - отвечал Крон утвердительно.

- Какая радость, - улыбкой осветилось лицо Сабскабы, - ведь я тебя столько времени разыскивал.

- А зачем, - удивился Крон.

- За тем, что отныне я твой преданный раб и слуга.

-Надо же, а я и не знал, - еще больше удивился Крон, - с чего бы это вдруг ты мне в слуги набиваешься.

-У меня тайная миссия от царя Киферона, стать твоей тенью, везде следовать за тобой, а если нужно, ценою собственной жизни защищать тебя до последнего вздоха.

-Неужели мне угрожает опасность, -  уточнил Крон.

- Нет, - отвечал Сабскаба, - просто мы беспокоимся за твою драгоценную жизь.

-А чего о ней беспокоиться, разве не ясно, что я вечен и умереть не могу, как бы этого кому-то не хотелось. Но честно признаться, я польщен, большое спасибо вам за почет и уважение.

 Обольщенный похвалой, Сабскаба смущенно прятал глаза в кубке с хмельным нектаром, а чтобы окончательно скрыть свое смущение, послал слугу узнать, скоро зажариться мясо. Бончо, как и подобает слуге, быстро вскочил из-за стола и, щенячье помахивая хвостиком, направился к жаровне. Вырытая в земле длинная траншея, на дне которой полыхала нестерпным жаром раскаленные до красна древесные угли. Через огнедышащую траншею были перекинуты медные вертела, и возле каждого сидят поварята, неторопливо поворачивая нанизанные тушами рожны. Бончо тутже кинулся им помогать и, как следует приправив солью и уксусом, притащил к столу сочный и хорошо прожаренный кусок мяса.

- Наконец-то, - обрадовался Сабскаба, - а то я уже начал думать, что наши глотки поростут паутиной, и если это действительно так, то следует немедля поскоблить и прочистить нёбо.

 Сказав так, они наполнили и осушили свои кубки, и в один миг, нос Сабскабы сделался пурпурно- красным.

-Что это с тобою, - поинтересовался Крон, - у тебя точно такой же красный нос, как и у меня.

-У пьяницы нос всегда красный от того, что пьют ртом, а нос только нюхает, завидует, а зависть всегда вызывает покраснение.

-Я смотрю, ты знешь толк в науке, - молвил Крон, - ибо рассуждаешь, как настоящий ученый, кратко и доходчиво.

 Сабскаба еще больше смущаясь от лестной похвалы, молвил.

- Люблю краткость, ибо мой желудок ненавидит долгие проповеди.

 Крон оценил меткое слово, похвалил.

-Мне симпатичны те демоносы, которые не кривя душой, открыто и смело высказывают свое мнение, которое полностью совпадает с моим.

Так непринужденно, за вкусной трапезой проходила их увлекательная беседа. К этому времени их стол буквально ломился от закуски, тут были: и бычьи языки, и вкуснейшая мозговая колбаса, и свежайшие фрукты, спелые овощи и всякие прочие вкусности, не считая празднично разукрашенных яиц. В это самое время, в третий раз «Бом, Бом, Бом» протяжно и звонко ударил колокол, возвещая, что настало время разбить праздничное яйцо, все собравшиеся снова поздравили друг друга с праздником «первородного яйца». Обнимались, целовались, а затем начали бить яйца с тупого конца, как это предписывали обычаи предков. Надобно отметить, что Крону как-то сразу понравился и сам Сабскаба, и его манера держаться, и прочие чесноты, коих так редко можноа встретить в повседневной жизни. Но более всего ему понравились его мудрые и почти научные рассуждения. Поглощая сочнейший кусок мяса, который целиком не лез ему в глотку, Сабскаба успевал высказать свою точку зрения относительно питательной ценности продуктов.

- Пища - это то, что питает нас, вредит и приносит пользу, ибо пищеварительные соки движутся сами собой, а не сами по себе, как думают некоторые пустоголовые охлосы, насыщая свои тела лишь хлебом насущным. Пища–не пища если не имеет питательной силы.

-Да, мастак ты на мудреные формулировки, - заметил Крон, - твой разлад ума ничем не хуже ума иного ученого, хоть мы с тобой знакомы всего ничего, но я чувствую, что мы с тобой в чем-то родственные души.

Смущаясь от похвалы, Сабскаба залившись пурпурной краской, отвечал.

- Польщен очень и очень.

 В это самое время, случилось нечто, что еще больше укрепило уверенность Крона в том, что такой слуга, как Сабскаба, ему просто необходим. За соседним столиком сидел один демонос и, перебрав хмельного нектара, начал строить из себя дурачка, но притворясь таковым, был очень близок к настоящему. Шутки, которыми он пытался насмешить собравшихся, были настолько плоски, что сам он вызывал смех гораздо чаще, чем его слова, а ведь разыгрывать из себя дурака, это немалое искусство, и дано не каждому. Бывает возьмется за такое дело бестолковая башка, а вместо смеха получаются одни слезы. Вот и этот демонос ел, пил, шутил, смеялся, а затем взял и поперхнулся телячьей ножкой, кость торчала у бедняги изо рта, мешала ему дышать. И сколько он не пытался протолкнуть ее себе в глотку, ничего у него не получалось. Жалко было смотреть на его кислую физиономию. Вылезшие из орбиты глаза говорили, что ему не до шуток. Бледное до красноты лицо говорило о том, он наконец-то досмеялся. Все как один бросились ему помогать, сочувственно вопрошали:

- как твои дела, как самочувствие?

- Лекаря! - вопили другие.

- Вот, что значит болтать с полным ртом, - сочувствующе заметил Крон, - точно он уже не жилец.

-Нечего так переживать и беспокоиться, все будет хорошо, - махнул рукою Сабскаба, подскочил к бедняге и начал пропихивать кость ее еще дальше в рот. Неразумный демонос из последних сил пытался сопротивляться, закрываясь руками. Но Сабскаба проявил настойчивость, которая всегда похвальна в любом деле, схватил его за ноги, поднял над собой и так стукнул о каменный пол, что голова у демоноса треснула в девяти местах, и только благодаря этому, мясо со звоном упало в желудок, а несчастный наконец-то смог вдохнуть полной грудью. Тут бы ему поблагодарить Сабскабу за помощь, но разве от дурака дождешься похвал. Вскочив на ноги, тот бросился бежать, выкрикивая на ходу.

-Убийцы, убойцы, убопропойцы, искаликоверчили, искаликоверувечкровянкровавколупкровили!, - орал он не своим голосом, - звезданхряскрюкбабахчебурахнули.

                          Повестка в суд..

-А ты храбрый и находчивый демонос, - похвалил Крон Сабскабу. -Такой слуга мне просто необходим: решительный, мудрый и сообразительный. Делаю тебе встречное предложение, переходи ко мне на службу, обещаю вовремя платить жалование и прочие блага.

Сабскаба был польщен вниманием, но ответил так.

- Прямо даже и не знаю, что тебе ответить, ведь у нас намечается маленькая победоносная война, в коей я могу отличиться, стать героем. Да и захочет ли меня отпустить царь Киферон, ведь я ему так нужен.

- Ничего страшного, - отвечал Крон, - пока воюй, а после войны милости просим. А с Кифероном я договорюсь, он мне должен и не откажет.

-Ну раз так, тогда я согласен, - порылся в своих бездонных карманах, извлек оттуда сложенный в четверо пергаментный листок. – Вот, - протянул он бумагу. - Тебе повестка.

 Крон аж в лице изменился.,

- Ииз военкомата, - в ужасе переспросил он, - меня что в армию забирают?.

-Да нет, все горазда хуже, - успокоил его Сабскаба, –повестка в суд.

-Так бы сразу и сказал, - обрадовался Крон, - а то пугаешь меня военкоматом. И так, мы немедленно все допиваем, доедаем и отправляемся в суд.

 Зал судебных заседаний, как и все в этом величественном городе, поражал своим величием, Киферон облаченный в судейскую мантию встретил Крона, как старого закадычного друга, усадил рядом возле себя, для приличия спросил:,

- как здоровье матери Геи?

- Все хорошо, - отвечал тот.

- А что слышно об отце Уране, какие вести из космоса?

- Ничего не слышно, - отвечал Крон, - хотя со дня на день жду весточку, отец, вообще, мало пишет, ему не до посланий, там у них война идет.

- Да, - задумчиво молвил Киферон, - одним на долю выпал великий почет и слава, а нам тут приходиться судочинством заниматься, если б кто только знал, как меня уморила эта судебная тягомотитна.

 И правда, судебные дела требовали постоянной заботы и непосильного титанического труда от великого правителя Киферона. Он был справедлив и всегда творил суд по закону пращуров, с большим вниманием рассматривал: просьбы, повестки, доверенности, судебные распоряжения, свидетельские показания, возражения противной стороны, справки, интендикции, контрдикции, первичные, вторичные и третичные обьяснения сторон, добавления к обоснованию иска. Заявления об отводе свидетелей, жалобы, возражения, записи очных ставок, встречные претензии и прочие. К тому же в обязанность судьи входило множество общественных дел, имеющих огромное значение в развитии общества. Вечером, перед закрытием рынка, в его обязанность входило обрубать хвосты всей пойманой, но не проданой за день рыбе. Причин такого жестокого обращения с залежавшимся товаром было множество. Воо- первых, чтобы предотвратить развитие эпидемий, во- вторых, чтобы оградить доверчивых покупателей от залежавшегося товара, а в десятых, чтобы показать этим торгашам с калашного ряда, кто в доме хозяин, на чьей стороне власть, закон и правосудие. Будучи от природы скорым на расправу, он всегда вдумчиво выслушивал всех подсудимых. Но тут случай был воистину запутанный и трудный. Для его решения своих мозгов не хватало, пришлось подзанять немного ума у титана Крона. Первым докладывал страж Цапцарап.

- Пощади и помилуй раба своего, и куда только смотрели глаза мои, не знаю, ибо на моих глазах творятся лихие дела, а я их даже не вижу.

Услышав доклад, царь Киферон молвил так.

-Что за напасть обрушилась на мой город, разбойники подчистую грабят наших горожан, купцов и чужестранцев, обдирают до последней нитки. Чем больше мы выставляем стражников, тем больше кражи. Повелеваю тебе, Цапцарап, схватить злодея, на которого указал достопочтенный купец и все, что он украл, принесите сюда.

Гремя железом доспехов, воинственная стража отправилась выполнять волю правителя. Потерпевший стоял с видом явного напряжения, на его лице то и дело пробегала гримаса безумной улыбки. Он явно нервничал, не зная как себя вести и что говорить.

-Да не волнуйся ты так достопочтимый купец, - молвил царь, - поведай нам свою печаль.

-Припадаю к твоим ногам, о великий правитель, прошу выслушай мою историю. Раньше я был купцом, торговал железом и разными товарами, оттого было у меня много денег, дом с садом и добра всякого полным полно. Некоторое время тому назад, заложил я свой дом, снарядил корабли и отправился на остров Купрус, и там на все деньги купил благородной меди, расчитывая, продав её, покрыть растраты, да еще и заработать. В Тельхируме весь свой товар я оставил на хранение перекупщика, по имени Офигела, ибо морская лихорадка приковала меня к постели. Пока я болел прошло время, а выздоровев, я нашел покупателя, пришел к Офигела, чтобы забрать товар, а там никакого железа нет. «Где мой товар?», - спрашиваю хозяина, а он говорит:, «откуда мне знать, может мыши сьели». Я поднял крик :« Как это так мыши сьели железо, ведь не зерно, не полб, не горох. Три галеры меди мыши при всем желании сьесть не могли». Но что толку спорить с бесстыжим, пришлось мне идти к судье, подать ему жалобу, тот послал за Офигелой, а тот заявил: «Мыши унесли всю медь, а как это произошло, сам не ведаю. Не знаю какую уловку пустили в ход эти мошенники», только судья заявил. «Офигела прав, обо и сам не раз замечал, что мыши не равнодушны к меди, оно дескать манит их своим блеском». Что мне оставалось делать, пришел я к тебе, стою плачу, жду твоего приговора.

Тут подоспела стража, она втащила Офигела, бросила к ногам царя Киферона. 

-Пощади великий правитель, - жалобно скулил Офигела, - не брал я железо, мыши сьели его все без остатка, пощади.

 Цапцарап занеся над его головою меч, спросил:

- убить этого лгуна на месте, или утопить его в городском рву с нечистотами?.

Но Офигела ползал на коленях, скулил и клялся, что не брал железо, дескать, это все мыши, их всегда привлекал блеск железа.

- Да, - задумчиво молвил Киферон, - вот задача, так задача, даже не знаю, что и думать. Слушая купца, я верю ему, но в тоже время, когда я слушаю Офигела, я верю ему еще больше, просто безвыходная ситуация.

 Крон некоторое время сидел задумавшись, а затем встал и молвил.

-Во- первых: мне кажется, что в нашем судейском мире нет занятия более правильного, чем выносить только самые правильные, так сказать созревшие решения. Вот почему нужно остерегаться незрелых, не взвешенных судебных приговоров, нужно всячески откладывать их до тех пор, пока они не достигнут зрелости. Ибо сама природа учит нас срывать и вкушать только зрелые плоды.

-Мы уважаем твое мнение, - молвил царь Киферон, - но хотелось бы услышать, что конкретно ты можешь предложить по данному вопросу.

Крон с решительным видом тутже поднял правую ногу и молниеносным движением раздавил бежавшего по полу большого, зеленого жука.

- Мне кажется, что в этом дельце имеется запашок воняющий гнилью и прокисшими свидетельскими показаниями. Нужно только уточнить степень наказания виновных, что ему отрежут: губы, нос, уши или поджарят на углях пятки.

- Виновного посадят на кол, - торжественно обьявил Киферон, при этом в каждом звуке его голоса звучал металл.

-Отлично, - молвил Крон, - тогда я берусь распутать это запутанное дело. Для этого мне нужнаа бумага, обьявляющая меня царем мышей.

Тут же писчие состряпали такую бумагу, заверив ее огромной печатью, и Крон в сопровождении Сабскабы отправился к дому судьи. Выйдя из дворца, Сабскаба мотнулся и нанял сто здоровенных работников, каждому в руки дал кирку и лопату и велел подрыть со всех сторон дом судьи. Вначале землекопы подрыли забор, который сразутут же обрушился, поламав все деревья в его саду, и принялись подрывать дом. Судья завидя такое дело, выбежал из дома и стал ругать землекопов:

- на каком основании вы копаете под моим домом.

 Те отвечали:

- так нам приказал царь мышей.

Судья, не узнав Крона, подскочил к нему и наглым образом вскричал.

-Мышиная твоя морда, почему ты дал такой приказ!.

 Крон выслушал судью, ответил.

-Я царь мышей, вот и бумага на этот счет имеется, - ткнул ему документ с гербовой печатью и подписью. - Случайно я узнал о том, что мои подданные сьели три карабля меди, хочу найти и наказать виновных.

- Ты с ума сошел, как могли мыши сьесть железо, это же не фасоль, не полба, не ячмень!, - воскликнул судья.

-Нет, нет, я вправе их наказать за провину, - возражал Крон, - и я сделаю это, они своровали железо, я это точно знаю. Копайте лучше, - приказал он работникам, - ищите железо. Вот смотри, - протянул он пергаментную бумагу судье, - читай, там твоей рукою начертано, что мыши украли и сьели железо, теперь я хочу найти их и наказать.

Судья видя, как рушитлся его дом, завопил в отчаянии:

- что ты делаешь, мыши никогда не воруют и не едят железо!.

- Если это так, - молвил Крон-царь мышей, - тогда напиши это на бумаге, и я оставлю своих мышей в покое.

Судья написал такую бумагу. Сабскаба по знаку Крона тут же арестовал судью и потащил к правителю. Царь Киферон прочел бумагу и обратился к судье с такой речью:

- вот одна бумага написанная тобой, что мыши украли железо и сьели. А вот вторая бумага, где указано, что мыши никогда не воруют и не едят железа. Когда же судья ты говорил правду.

 Но тот только жалобно мычал и не смог ничего ответить в свое оправдание.

- Раз так, - огласил Киферон свое справедливое решение, - приказываю, возьместить стоимость железа за счет этих мошенников, а их утопить в нечистотах.

-Подари мне жизнь этого мошенника Офигела, - просил титан Крон, - он мне нужен для одного научного опыта, я давно хотел вывести водоплавающих демоносов.

-Как это водоплавающих демоносов?, -  удивился Киферон.

 -Не для кого не секрет, что в природе поочередно господствуют различные стихии. Они то сходятся в одно целое, то наоборот расходяться друг от друга. И так без конца и краю, пока в роковом чередовании не проростут животными других пород. Таким образом, поскольку единое неизменно рождается из многого, а из прорастания единого снова выделяется многое, то нет предела беспрерывному изменению.

- Все это теория, вот только как её применить на практике? -  сомневался царь Киферон.

- Все очень просто, - отвечал Крон, - также как выращивают крысоедов. Ловят крыс, бросают в бочку, не кормят, что им остаеться делать, жрут они поедом друг друга до тех пор, пока не останется одна крыса, но какая. Такой палец в рот не клади, в миг откусит. Из этого Офигела я выращу водоплавающего демноса, верю, что он еще послужит науке.

-Да, - протяжно молвил Киферон, - вижу слава о таланте твоего великого гения поистину верна, без тебя мне во век не удалось бы распутать столь сложное дельце. Отныне мы Родосцы будем считать тебя великим мудрецом, и самым справедливым судьей современности.

- Не нужна мне худая слава, - отвечал Крон, - этого добра у меня в избытке, хотел бы и я у вас ума разуму поучиться, - и тут же высказал желание осмотреть подземный мир, царство Тельхинов.

- А какже война, - удивился царь Киферон, - я так надеялся, что ты поможешь мне в предстоящей военной компании.

- Что ты, - отвечал титан Крон, - я никогда и не думал о войне. Одно только упоминание о ней вызывает в моем теле нервное содрогание, а уж как представлю сотни трупов, кровь и предсмертные судороги и того хуже, ночами не сплю, всхлыпываю в подушку.

Честно сказать, этот ответ несколько смутил Киферона, но вида он не подал, ибо не считал его отъявленным трусом.

- У меня к тебе будет встречное предложение, - молвил Крон, - так сказать небольшая просьба, закочишь войну, подари мне Сабскабу, уж больно он мне приглянулся.

-А что, - согласился царь, - Сабскаба достойный малый, он мне неоднократно спас жизнь, да и воин он весьма храбрый, и моряк надежный, и для отдельных поручений весьма пригож. Так что надеюсь, он послужит тебе не менее славно, чем мне, ибо доблести у него не занимать. Слушай меня, - молвил царь Киферон, обращаясь к Сабскабе, - вот твой будущий господин, так что служи ему честно. А пока отвезешь его к маленькому народу земли Тельхинам, и сразу назад, ибо скоро война.

- Есть, - по-военному четко отвечал Сабскаба и тут же бросился запрягать крылатую «обезьяну».

                         Нездоровая конкуренция.

К югу от столицы Родоса расположена провинция Санторин. Эта провинция не только промышленный и религиозный центр страны, это в прямом и переносном слове ядро, на котором держится экономика не только Родоса, но и всей ойКумены. Вскоре крылатая «обезьяна», ведомая аватором Фаэтоном, совершила мягкую посадку на аеродроме городка Крис. Небольшой провинциальный городок не понравился Крону, уж больно тут пыльно, шумно и грязно. Нещадно дымит жерло вулкана Санторин, черные клубы дыма прокоптили не только небо, но даже солнце было покрыто гарью и копотью.

- Это нормальное явление, - обьяснял Сабскаба, - все таки промышленности тут даже больше, чем в Соддоме и Гоморре, но наша экскурсия начнется не с фабрик и заводов, а из святилища Монемваси, что означает—единственный доступ. Пробиться к святилищу, это целая проблема, везде толпы народу, толчея, давка, все ждут, надеются, что именно сегодня смогут попасть к жрице, кричат, суетятся, толкаются. Но стража умеет быстро наводить порядок, обуздыв толпу ударами хлыста. Когда свита Крона подошла к храму, толпа заволновалась.

- Мы без очереди! - кричал Сабскаба, орудуя своей семижильной плетью, и растолкав толпу, протиснулся внутрь храмового двора через запасные врата.

Храм оказался тихим, уединенным местом, шум, гам, толчея народа, все это осталось снаружи, внутри был совершенно другой мир: птичий щебет, журчание ручья и цветы наполняющие воздух ароматом таинственного и загадочного. Пройдя прекрасным садом по дорожке, выложенной желтым кирпичем, они оказались у дверей храма, который представлял из себя естественную пещеру в скальной породе вулкана Санторин, умело расширенную и приспособленную под святилище. Солнечный свет и воздух проникал сюда через единственное отверстие в крыше храма, через него же и удалялся дым исходящий от алтаря. Скрипнув на петлях, златая дверь отворилась, и они очутились внутри помещения для откровений и предсказаний, насквозь пропитанной удушливым запахом. Совсем еще юная жрица- Пифия стояла перед алтарем и жадно вдыхала дурманящие пары курившихся трав ладана, белены, фамиама. Этот синий клубящийся дым она вдыхала жадно и с наслаждением, до тех пор пока не начала метаться, словно в опьянении. Ее тутже подхватило на руки два жреца и усадили на золотой трон, установленный возле трещины в земле, откуда исходило странное для глаз ультроморенговое свечение. В его лучах она казалась выходцем из потустороннего мира.

-Фу, как воняет, - морщили нос вошедшие.

- Отчего такой запах, - интресовался Крон.

-Это нужно для дела, - обьяснял всезнающий Сабскаба, - жрица для своих предсказаний вдыхает ядовитые запахи, исходящие вот из этой расщелины. Вдыхая этот дурманящий газ, можно узнать будущее, предсказать прошлое и даже выведать у вопрошающего то, чего он и сам о себе не знает.

Спустя время, в храм впустили первых посетителей, и те войдя внутрь, стояли окутанные ядовитым дымом, с острахом взирая на происходящее. А жрица, казалось, пыталась напустить на них еще большего туману, странным и резким голосом пела какой-то набор фраз: «Птырык, бдырык, шмырык, шмык, шмык» и ее песня отзывалась даже не в ушах, а в самих нервах заставляя их дрожать и вибрировать, Монотонно и почти безжизненно она тянула бесконечно повторяемую фразу: « Бдырык, птырык, шмырык, шмык, шмык », слегка подымая и понижая голос на полу тонах, а затем резко переходила на высокие ноты, от этого казалось, будто сердце перестает биться и, замирая, опадает внутрь. Словно тени, подходили к алтарю посетители, обращались к жрице с просьбами, жалобами, а затем покорно опустив голову, ждали ответ богов. Жрица выслушав просьбу, вещала им то, что предсказывали боги, а те внимательно слушали, пытаясь из несвязных и непонятных ответов, извлечь здравый смысл. И правда, жрица так серьезно подготовилась к предсказанию, так активно надышалась ядовитым дымом, что еле—еле ворочала языком. Что она отвечала, разобрать было совершенно невозможно, и если бы не ее помощники, переводящие на нормальный язык оракульские изречения, её ответы, так бы и остались загадкой. Многие из посетителей неудовлетворенные невнятными ответами, сами пытались узнать свое будущее, наклонившись над расщелиной бездны, вопрошали волю богов, и надышавшись чадного газа, падали в расщелину. Надо отдать должное, за ними не очень то и переживали, туда им и дорога. Крон не рискнул узнать волю богов.

- Зачем мне это, - говорил он своему окружению, - я сам без пяти минут бог.

 А вдохнуть дурманящих паров он не отказался, и так ему понравилось это занятие, что вскоре он сам начал вещать всем желающим, которые столпились в храме и перед алтарем. Сабскаба, как верный слуга, последовал за господином, вдохнул раз–ничего, второй –ничего, и только за третим разом в его мозгу что-то прояснилось, и если бы не помощники жрицы, он точно свалился бы в расщелину земли. Надо заметить, что жрецы побоявшись нездоровой конкуренции, попытались спровадить гостей из храма, их не радовала возможность остаться без работы и куска хлеба, ведь Крон предсказывал на лево и на право. Выразив недовольство, они приоткрыли незаметную дверь и, льстиво улыбаясь, проводили их в подземную страну Тельхинов. Лишь только за ними захлопнулась дверь, пред их глазами открылась покатая дорога, ведущая все время вниз, вниз и еще раз вниз. Повинуясь всемирному притяжению, ноги сами понесли их, убыстряя ход вглубь подземной страны. По обе стороны прохода, на железных цепях, качались тусклые фонари, заставляя тени шевелиться по стенам и по земле. Цокот их копыт эхом раздавались под сводом каменной пещеры, песок скрипел под их поспешным шагом, а они шли не разговаривая, крепко прижавшись друг к друг, им казалось, что сейчас из под земли выскочит ужасного вида Тельхин и….

                               Маленький народ земли

В этом бренном мире, отличающимся огромным разнообразием флоры и фауны со времен зарождения и до сегодняшнего дня, развелось такое огромное количество подземных народов, что перечислить их и то проблема. Это: и Испы, и Лепрехуны, и Сиды, и Адау, и Чанеки, и Уаиг, и Коропок, Ацаны, Бцены, Маахаси, Клураканы, Кобольды, Боггарты, Брауны, Кумбханды, Барзуки Кэле, Нанвиты, Камаки, Кана, Тебя, Мбаяя, Каранчо, Сиды, Сирты, Спригганы, Цынктехи, Цвейги, Гномы, Альвы, Чудь, Эльфы и прочие живущие и питающиеся соками земли. Но даже среди них, больше других, выделялись именно Тельхины. Древний и мудрый народ демоносов обитающий из покон веков в недрах нашей необьятной матушки-земли. Из-за их скрытого, уединенного уклада жизни, в народе сложилось такое впечатление, что они маленькие, зелененькие, ничего незначащие червячки подземелий. Только оболтусы и безмозглые глупцы ошибаются, недооценивая этих маленьких зелененьких существ. Они также необходимы, как земля, вода, воздух, солнце, огонь и звезды, ведь и зелененькие денежные купюры тоже небольшого размера, а как они важны в жизни любого демоноса. Так и эти маленькие, чуть зеленоватые демоносики-тельхинчики, столь похожие своим внешним видом на земляных слизняков, равликов-павликов или зеленых гусенец, живут гораздо дольше земных демоносов, ибо в недрах земли, климат горазда лучше, чаще бывает холодно, а от холода, как известно, мясо не портится. Хотя при ближайшем рассмотрении, эти зелененькие гусенецы оказывались не такие уж и маленькие, не такие уж и зелененькие, скорее серенькие, с небольшим вкраплением волосиков на голове, в ушах и под мышками. К тому же очень милыми и дружелюбными представителями древнейшего народа, пережившими страшную засуху и обезвоживание земли, а затем не один и не два потопа. Только некоторые несведущие утверждают, что они –внебрачные дети моря и бездны земли, хотя этому верить не стоит совершенно. Ведь другие утверждают, что их породили горы, также как горы иногда рожают мышь. Некоторые несведущие демоносы упрекают их в том, что они колдуны и волшебники. Они, дескать, губят животных и растения, поливая их водой из реки Стикс смешанной с нефтью и серой. Но даже они не знают, что все это делается исключительно для науки, а для науки сотни и тысячи загубленных жизней( жаб, мышей и подопытных кроликов), не стоят ровным счетом ничего. Все это клевета и выдумки конкурентов завидующих их мастерству. Все знают, что тельхинам легче погрузить в воду мех наполненный воздухом, чем сделать что-либо нехорошее. Тельхины - это хтонические и мудрые существа, постигшие сложнейшие сокровенные тайны мироздания, можно сказать полубоги в области математики, прикладной механики, материаловедения, химии и физики вещей, геодезии, медицине и аеродинамике. Они искуссные кузнецы и литейщики, обуздавшие грозную стихию вулканов и тутже приминившие ее в мирных целях. Это именно они, своими собственными руками, выковали крепчайший металл Булат. Это именно они умудрились расщепить курпускулярный атом, а также подчинить себе силы мироздания, связав их в один тугой клубок. А какие они механики, создатели чудесных машин и летающих колесниц. А какие они рудокопы, ведь это именно они добывают андезит, базальт, яшму, кварц, дриорид, нефрит и другие минералы. Такими или примерно такими выглядели Тельхины, встретившие гостей в одной из многочисленных подземных гротов.

 Едва только Крон, Сабскаба, Банчо и прочие демоносы вошли в это грот, как неизвестно откуда помещение наполнилось чудесными звуками, от которых все вокруг показалось призрачным и дивным. А на лицах маленьких антропоморфных существ Тельхинов расплылись приветливые улыбки. Ростом они оказались не больше ребенка, ну вылитый гномик или мальчик-спальчик, и на каждой руке по три когтистых пальца. Но что больше всего поражало в их внешности, это их глаза, напоминающие глаза инопланетных существ: большие, удлиненные, темно-серые, иногда зеленые, иногда красно-бордовые.

Надо же, сколько о них слышал и хорошего и плохого, думал Крон, а вот видеть приходится впервые.

С нескрываемым любопытством он рассматривал их, стараясь не пропустить ни одной детали.

Если бы я был художником, думал Крон, я бы их изобразил такими: голова и грудь у них голая, кожа не имеет определенного оттенка, от светло-белой до темно-зеленой. А все из-за того, что живут без солнечного света, который они всячески стараются избегать, даже когда бывают на поверхности земли, постоянно находясь под влиянием различных радиоактивных излучений, которыми они подвергаются в течении жизни, многие из них страдали опухолями щетовидной железы, ведь за это время их щитовидные железы накопили такое количество радиоактивных элементов, которые для всего живого на земле просто губительны, а им хоть бы что. Радиоактивные элементы изменили структуру щитовидной железы и нарушили механизм выделения тироксина-важнейшего гормона, способствующего обмену веществ в организме, отчего последствия оказались самые непредсказуемые. Ростом они оказались ниже своих необлученных сверстников. При этом у них развилось повышенное чувство сообразительности, отчего голова едва вмещала обилие головного мозга, а извилистые морщины, те прямо выпирали рельефными бороздами, холмами и оврагами. При всем при том, эти отталкивающие на вид существа были очень милы и обходительны, сумев в столь короткое время расположить к себе даже Сабскабу, котрый старался не смотреть в ихнюю сторону. Или делать вид, что смотрит в упор, но не замечает. А тельхины, будто и не замечая любопытных взглядов, все время что-то рассказывали, вели вниз длинными и запутанными коридорами, в самое чрево земли. В самом начале их никуда не заводили, а лишь обьясняли.

-Здесь у нас геомагнитная лаборатория, - обьяснял зелененький тельхинчик, по имени Суппилулиума, - дальше, вон в том углу, ионосферная станция, это лаборатория сейсмологии, а еще дальше зал аерометеорологов.

 Надо отметить, что Крон так и порывался взглянуть, как они устроены, посмотреть, пощупать приборы, а те лишь улыбались, но внутрь не приглашали и обьяснения приборам не давали, чем очень его разозлили.

-Я что так и уйду отсюда, посмотрев только закрытые двери, - но зелененький тельхинчик, по имени Суппилулиума, извиняясь обьяснял.

-Туда входить нельзя, лучше остановиться на пороге величайших открытий, ибо знания сокрытые от посторонних глаз столь велики, что лучше их вовсе не знать. А вот сюда, если хотите, мы можем заглянуть, - отворил он железную дверь.

Перед входом внутрь Суппилулиума попросил гостей оставить все колющие, режущие предметы: ножи, мечи и копья. Все согласились, кроме Сабскабы, тот на отрез отказался оставить свою семижильную плеть.

-Я без нее все равно, что без рук, если в руках плеть не сжимаю, все мне кажется, что раздели меня до гола, и все кому не лень надо мною насмехаются.

И Суппилулиуму пришлось уступить. Отворив неприметную дверь, они сразу же очутились в большом зале, начали осматриваться по сторонам. Судя по матовым стенам и наличию большого количества прозрачных и непрозрачных емкостей, да гудящих приборов, они очутились в медицинском блоке. Их тутже со всех сторон окружали тельхинчики, одетые во все белое.

-Это лаборатория изучения мозга и рефлекторной деятельности высших творений, - обьяснял Суппилулиума гостям.

И правда, стены сплошь разрисованные картинами расчлененных тел и отдельных органов, говорили о том же. В больших хрустальных сосудах плавали части тел, за стеклом витрин стояли в полный рост высушенные скелеты и мумии животных. Все у кого было разбито и опечалено сердце, находили здесь свой приют, а головастики в молочно-белых халатиках порхали вокруг страждущих, заботились о них. Здесь можно было увидеть маленьких жучков с поломанными ножками, которых осматривали знатоки своего дела, ящериц с оторванными хвостиками, белых мышей жадно грызущих отравленный корм, добродушных лягушат, которым отрезали конечности и тутже взвешивали на точных весах, крошечных оленят с заплаканными веками, из живота которых торчали различные трубочки, птиц со сломанными крыльями, которых врачевали искуссные целители. Всех тут радостно встречали, и каждый мог послужить науке. Глазам зрителей открылось совершенно изумительное зрелище, один из земных демоносиков тянул к ним свои ручки, попытался вырваться из цепких обьятий этих пучеглазых карликов, он по всей видимости не хотел ложиться на операционный стол.

-Чем они заняты? -  спросил Крон у Суппилулиума.

-Сейчас  узнаем, - прочирикал он, обращаясь к светиле медицины, по имени Уиндмилхилцама.

-Они учатся медицине, - отвечал тот с видом знатока, - вначале они испытывают новые методы излечения на животных, пауках, мышках, хомячках, а затем закрепляют знания на высших животных. Вот этого демоносика они должны разобрать, а затем собрать и склеить.

Бедняга явно не хотел лечиться, вырвался, пытаясь убежать, но его крепко держали за ноги и тутже распилили череп острой пилкой. Несмотря на рану в голове никакого кровотечения не было, зато обильно лилась некая тягучая субстанция.

-Вот так мозги, в голове не укладывается, - молвил Крон, - и ему тутже захотелось сбежать отсюда куда подальше, ноги сами понесли к выходу.

Быстрее ветра выскочили они наружу, где их уже поджидал новый проводник, по имени Тейхлюмюхлю.

-Нам не сюда, - отвечал проводник, по имени Тейхлюмюхлю, - нам дальше.

-Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, - согласились гости, спеша и подталкивая друг друга.

Спиральными, бесконечно длинными тоннелями опускались они все ниже и ниже, почти в неизвестность.

-Тейхлюмухлю, - вопрошал Крон, - ты нас ведешь хоть не в страну без возврата, где царит бог Яма.

-Не беспокойся, - отвечал Тейхлюмюхлю, - царство скорби и печали находится горазда ниже, а мы уже пришли, - отворил дверь в огромную залу, которая была настолько огромна, что от ее вида просто захватывало дух.

Помещение было огромным, хотя в него не проникали солнечные лучи, но светло было ничуть не хуже, чем на поверхности. К середине свода было прикреплено четыре полых шара, горящих ярче солнца. И все эти круглые шарики были из драгоценных камней: один из аметиста, другой из ливийского карбункула, третий из опала, четвертый из топаза. В каждом из них тлели фитили, сделанные из горного льна, который имел свойство обновляться в огне, сколько не горел. Остановить на этих шарах пристальный взгляд было также немыслено, как нельзя остановить взгляд на солнце—этому препятствовали и необычайная прозрачность материала, и само устройство этих шаров, в коих возникали такие цвета, какие являет нам радуга в небе.

-Отчего так ярко горят эти шары? - вопрошал Крон.

-Всему виной жидкость, которая горит внутри этих ламп, плюс природное электричество.

-Электричество? - переспросил Крон.

-Да электричество, вот за чем будущее, - подтвердил Тейхлюмюхлю. – Мы, тельхины, всегда устраиваем свои жилища в самых недрах земли, где естественными генератороми энергии служат тектонические разломы земной коры, или же место рождения металлосодержащих руд. Тектоническая энергия не только сопрягается с разного рода электромагнитным излучением, но способна сама порождать электричество. Шаровые молнии, а также плазмоидные энергетические сгустки энерги, поднимающиеся по разломам от магматического ядра планеты, являются естественными аккомуляторами энергии электромагнитного поля земли. Мы сумели обуздать это природное электричество в своих целях. Свет добываем и еще кое что умеем делать.

-Вот так чудеса, - хрипя голосом, мычал Сабскаба, - сколько живу, такого не видел.

И правда, все это поражало воображение, какая же все таки красота, непереставая восторгались они увиденным. А в это самое время, перед нами предстал сам великий магистр знаний Кпабимблимага или просто Маг, как любовно называла его жена Уиндмилхилцама. Пронизывающим взглядом, будто рентгеном, просветил он их насквозь и удостоверившись, что все у них с головой в порядке, без лишних разговоров повел дальше. Магистр знаний, по имени Кпабимблимага или просто Маг, с виду был совсем крошечным, но умным безмерно. Это чувствовалось во всем: в повадках, в выражении лица. В первый миг, когда Сабскаба увидел Кпабамблимага, ему показалось, что в помещение вбежала большая мышь или ящерица, или даже лягушка, но никак не великий маг Кпабимблимга, ибо росточком он был небольше горохового стручка, а головенку имел такую большую, что казалось, оттуда торчат мозги, будто ороговевшие корни.

- Вот так чудо, - дивился Сабскаба и от удивления широко раззинул свой рот. А в это самое время, Маг заговорил тоньчайшим, как писк цикады, голосочком.

-Следуйте за мною, - и тутже повел их в кузнечный цех.

Повсюду дробно стучат огромных размеров молоты, выбивя искры из горящего металла. Крутятся какие-то замысловатые металлические колеса. Туда сюда двигаются медные катки. Пыхтят меха, раздувался огонь в тиглях.

-Тут мы куем булатный металл, - обьяснял он слушателям.

-Кузнечное дело меня мало интересует, - отвечал Крон, едва поспевая за проводником.

И правда, за ним было трудно угнаться, потому что все двигались на своих четверых ногах, в то время, как великий маг Кпабомблимга двигался на маленькой подставке, подобной летающей крышке от медного котла. Он парил, а все, разинув рты, двигались следом. Крон не умолкал, все время бурчал себе под нос:

- я настойчиво требую, чтобы мне раскрыли секрет жидкости налитой в сосуды лампы.

-А никакого секрета и нет, - отвечал великий магистр знаний, - это спирит тройной перегонки, плюс природное электричество. Вот этот волшебный аппарат, способный извлекать из простых вещей настоящий спиритус, - показал он некий сосуд со множеством спиральных отводов такой тонкой работы, что ничего более редкостного и волшебного Крону и во сне не снилось, а о Сабскабе и говорить нечего. Нижняя часть этого аппарата семиугольной формы была из чистейшего алебастра, снаружи разделенного на равные части стилобатами, арулетами, желобками и дорическими бороздками. Внутри он был безукоризненно кругл и весь заполнен прозрачной жидкостью, именуемой спирит.

- Вот она жидкость, берите кто хочет, пробуйте.

И Маг протянул им полный ковш чистого и прозрачного как слеза спирита.

- Пей, не бойся, не хуже нектара.

Крон не ведая подвоха, сделал большой глоток и замер в оцепенении, его руки вытянулись вперед и слегка подрагивали, он весь дрожал, и казалось, всем своим видом предлагал Сабскабе, возьми выпей. Тот не смея отказать господину, сделал большой глоток и остолбинел, его глаза расправились, плавно изогнувшись по большой спирали, а лоб покрылся холодной испариной. Крон сумевший передохнуть, схватился одной рукой за горло, а второй рукой махал себе в рот, как будто пытался сбить горящее пламя.

-Что это? - еле сумел проговорить он.

- Не бойся, это не яд, - обьяснял Кпабимблимга, - это всего лишь спирит троекратно пропущенный через змеевик дракона, силой своего духа подобный нефти.

 Надобно отметить, что впервые познавшие силу спиритуса Крон и Сабскаба совершенно утратили всякую возможность передвигаться. Их ноги, будто веревочные плети, путались меж собою, не хотели держать тело. Пришлось их усадить в летающие чаши, которые тельхины называли олгуи, и уже сидя в самодвижущихся тарелках, продолжать экскурсию.

-От чего они движутся? - вопрошал захмелевший Сабскаба, -где тут спрятаны носильщики, - ощупывал он своими шаловливыми рученками медные кратероподобные чаши.

-Всему свое время, - отвечал Маг, - обьясню, покажу и дам потрогать, а пока скажу в двух словах. Эти летающие чаши-олгуи передвигаются при помощи взаимоотталкивающих сил магнита, при этом не выделяется ни пар, ни тепло, ни продукты сгорания. За такими машинами будущее, они могут не только парить над землей, но и передвигаться в небе, преодолевать водные глубины и еще много чего умеют.

-Это то, что мы искали, - промычал захмелевший Крон, удобно устроившись внутри, дергал за рычаги и рукоятки. – Какой же демонос не любит быстрой езды, хей-хо, хей! - прокричал он, пришпорив летающую тарелку.

 Повинуясь взаимоотталкивающей силе магнита, они упорхнули в бездну горы Санторин. То что скрыто внутри горы, представляло собой странное переплетение больших и малых труб, от которых просто рябило в глазах, они словно щупальца огромного осьминога обвивали печь, устроенную из жерла потухшего вулкана.

-Это наша демонная печь, - с чувством гордости обьяснял маг Кпабомблимга.

-Отчего так много труб, - интересовался Крон, рассматривая нагромождение, сплетение и переплетение больших и малых труб, - отчего каждая труба троится, а некоторые даже четверятся.

- Это после спиритуса у тебя в глазах троится, ибо ты находишься во власти его колдовских чар, но это скоро пройдет. Лучше посмотри на этот камешек, - протянул ему бесформенный камень медного колчедана.

Крон повертел его в руках, поковырял коготком, ответил:

- обычный камень коих под ногами валяется великое множество.

-Э нет, - отвечал Кпабомблимга, - смотри, во что превращаются эти камни, побывав во чреве демонной печи, - хлопнул в ладоши, и произошло чудо.

 Повинуясь его жесту, разверзлось жерло доменной печи, и в подземелье рванулись столбы багрового света, а по ним поползли ослепительные змейки, заметались огненные вихри, рассыпающие мириады пылающих искр и едкого сизого дыма. Басовитое гудение, доносившееся со стороны домны, усилилось. Было похоже, что кто-то растревожил сразу тысячи шмелиных гнезд, это дымит и плавится в печи горящий металл. Несколько тельхинчиков бросили в огнедышащее чрево белый минерал.

-Что это? - поинтересовался Крон.

-Это известняк, - отвечал Кпабомблимга, - руду расплавить легко, а чтобы отделить металл от шлаков нужен известняк, соединяясь с примесями, он всплывает на верх шлаком, а чистый металл стекает на самое дно доменной печи.

-А зачем в металл добавлять примеси, - удивился Сабскаба, - чем чище металл, тем лучше.

-Добавки способны придать металлу те качества, которые в природе встречаются редко, - обьяснял Маг, - вот например, для булата нужны добавки: цирконий, рутил, ильменит, отчего он стает очень твердым и тугоплавким.

-Ты мне так и не ответил, - вопрошал Крон, - зачем нужно столько труб.

-Для нормальной плавки нужен воздух-кислород, меха нагнетают его внутрь, усиливая пламя.

-А почему эти трубы такие кривые, - вопрошал Сабскаба, любопытный до всего экзотического, - мы, военные, народ прямолинейный, нам прямые трубы подавай, а тут клубок змеиных хвостов, захочешь, не распутаешь.

Кпабомблимга сочувствующе поглядел своими очами-блюдцами в сторону бравого военнного, отвечал.

-Воздух по пути в доменную печь несколько раз подогревается и поступает внутрь уже горячим, а по другим из домны откачиваются вредные ядовитые газы.

-Значит мы находимся на вредном производстве, - не на шутку испугался Крон, - и можем выйти отсюда калеками.

- Ну не все так страшно, - успокаивал их Кпабомблимга, - ты же вдыхал его пары в храме вместе со жрицей-Пафией и ничего, жив остался, и другим он нравится.

- Все равно давайте уберемся отсюда, - просил Крон, - я хоть и бессмертный, но еще не женатый, дом не построил, дерево не посадил, сына не выростил.

Маг хлопнул в ладоши, жерла доменной печи затворились, на прощание обдав их мириадой ярких искр и нестерпным жаром.

-Неужели вы только металл здесь плавите? - вопрошал Крон.

-Почему только металл, - отвечал Кпабомблимга и увлек их в просторное помещение, в котором находилась огромнейшая печь. - Наденьте очки, - протянул им защитные очки с синими стеклами. Одев очки, и защитив глаза синими стеклами, они заглянули в утробу печи и увидали там огнедышущую реку кипящего стекла.

-Да это же огненная река Лета, - со страхом и ужасом молвил Сабскаба.

-Нет, - отвечал Маг, - это не Лета, это стекло-плавильная печь.

- Боже, как интересно, расскажи мне о стекле, - почти молил Крон, - я дома столько эксперементировал над стеклом, ничего хорошего не получается, а тут такая красота.

И правда, было отчего прийти в восторг, внутри огнедышащей печи клокотали и пенились огненные пузыри жидкого стекла.

-Наверно печка у тебя не та, - отвечал Кпабомблимга, - а наша печка волшебная, в неё загружают обычный песок, соду, известь, доломит и еще множество различных присадок и примесей, в общим, все то, что валяется у нас под ногами. А на выходе получаем стеклянную посуду: чашки, кружки, вазы, амфоры, флакончики, бочёнки, сосудики, бусы, броши, браслеты разноцветного стекла. А теперь пройдемте дальше, - предложил Кпабомблимга, но Крон на отрез отказался.

-Нет, - запротестовал он, - пока меня не обучат этому искусству, я отсюда ни ногой, плавить стекло, это моя давняя мечта.

-Не переживай так титаныч, - успокаивал его Кпабомблимга. - Ничето не происходит из несуществующего, если бы это было так, то все возникло бы из всего, а если бы изчезающее разрушалось в несуществующем, то не существовало бы и разрушение. Обещаю, что пришлю тебе мастеров-стекольщиков Ардунавандунума, Анхесенпаамма, Мушхушшунана, Патиниоттинита, Кецакоатлибобо, они тебя быстро обучат всем премудростям.

Медные чаши парили, не касаясь земли, вперед и только вперед за великим зеленым головастиком, в хорошем смысле этого понятия. Теперь уже никто не сомневался, что в голове Кпабомблимга ума содержалось втрое больше, против обыкновенного. Сколько они летели на своих самоходных чашах-олгуях, они не знали, не ведали, ибо время стерло свои границы, а они все опускались и опускались в бездну земли.

Так виток за витком они попали в большую пещеру, имеющую форму купола, называющуюся Фландона Гонголе или пещерой большого Алмаза. Эта огромная пещера была расположена на немысленной глубине.

-Это моя любимая лаборатория, - обьяснял словоохотливый Кпабомблимга, показывая различные колбы, реторты, секстанты, квадранты, астролябии и прочие научные приборы. Но конечно же главной достопримечательностью был огромный магнит, по форме напоминающий ткацкий челнок. Этот магнит был укреплен на очень прочной алмазной оси, проходящей через его середину.

- Ну и чудеса, - удивлялся Крон и тутже заявил, - я хочу знать все секреты этого алмаза.

-Ты будешь знать о нем почти все, - пообещал маг. - Этот искусственный алмаз выращен с добавлением в его структуру магнитного порошка и еще нескольких полезных минералов, отчего обладает композитными свойствами.

-Как это композитными? - вопрошал Крон, - неужели он умеет сочинять стихи и музыку.

- Да нет, - отчвечал Кпабомблимга, -композиты - это такие материалы, которые при смешивании приобретают новые свойства.

-Но зачем смешивать мухи с котлетами, - удивлялись слушатели.

-Это новый композитный сплав, мы называем Магнетрон, он обладает огромной силой, постигнув которую мы сможем творить настоящие чудеса. При помощи этого магнетрона в небо могут подыматься и опускаться большие многотонные летающие колесницы, ибо по отношению к поверхности земли магнетрон обладает с одной стороны притягательной силой, а с другой - отталкивающей. Когда магнетрон поставлен вертикально, и его притягательный полюс обращен к земле, он может опускаться. Но когда к земле обращен полюс обладающий отталкивательной силой, то колесница подымается прямо вверх. В косом положении он движется в косом направлении, ибо силы этого магнитрона всегда действуют в косом направлении.

- А ребром он может летать? - вопрошал Сабскаба.

-Как угодно может, - отвечал маг, - ибо силы этого магнитрона всегда действуют по линиям параллельным направлениям его направлениям.

Крон был совершенно ошарашен услышанным, глядя на Кпабомблимга, он поражался несовместимостью чудовищно развитого ума с детским тельцем. Он искал подходящие слова и не находил, но затем глубже порывшись в извилинах, спросил.

-Так почему же мы демоносы до сих пор летаем на крылатых «обезьянах» и «крокодилах», надуваемых только парами горячего дыма и газа, почему нельзя наладить производство столь нужных и недорогих алмазных колесниц.

Маг отвечал.

- Я понимаю твою озабоченность проблемой воздухоплавания, нам тельхинам самим стыдно, что кроме летающих «крокодилов», парящих в небесах при помощи горячего пара, мы за столько веков не придумали ничего лучше. Но верь, скоро настанет день, и тогда вот эта дивная машина, летающая при помощи волшебной субстанции магнетрона, будет доступна каждому. Первые опытные образцы летают и причем неплохо, вы сами можете в этом убедиться, ваши летящие тарелки-олгуи работают по этому же принципу.

-Так мы в них сидим, - удивился Крон, - я думал просто невидимые крылья нас подняли в воздух и несут. Если уже все работает, тогда почему неналажено их массовое производство.

- Все дело в том, - замялся маг, подыскивая нужные слова, - нам пока не удается создать магнитное поле достаточной силы, противодействующее отталкивающей силе самого магнетрона. Чтобы он летал не только под землей, но и в небесах, ему нужна опора противоположной силы. Допустим, у магнетрона с одной стороны отрицательный заряд, значит в воздухе нужно создать материю с противоположным зарядом, а её создать, ох как непросто. Для этого нам нужно сверх вещество, которое мы называем тяжелым металлом Уранием, названным в честь твоего отца, великого бога Урана. Кстати, что слышно от отца Урана, - поинтересовался Кпабомблимга у титана Крона.

- Со дня на день жду от него весточку. Межзвездная почта работает плохо, там ведь война идет нешуточная, - с грустью в голосе отвечал Крон. - И все таки я хотел бы знать, как вам удается соеденить искусственный алмаз с магнитном.

-В этом большого секрета нет, - отвечал Маг, - выращиваем искусственный алмаз с добавлением в его структуру магнитного порошка, а затем, - наклонившись над самым ухом, он что-то долго и настойчиво обьяснил Крону, только просил держать это в большом секрете и никому не открывать. - И еще, - просил он всех слышащих, - прошу вас молчать, ибо всему увиденному здесь, особено о новом тяжелом металле Урании, который обладает такой разрушительной силой, что если начинить им огненные шары, которые сейчас изготавливают из нефти, смолы и серы, то сила взрыва будет невероятной.

- Но где же находится этот благородный металл Ураний? - интересовался Крон..

-На огромной глубине проходит пояс тяжелого металла и до него не так просто добраться. Но усилия того стоят. Кто будет обладать Уранием, будет обладать миром. Вот он, смотри, - показал Кпабомблимга щепотку грязно-сего вещества, - удерживая его на ладони, - и это лишь малая часть из того, что у нас есть. От божественного Урания исходят дивные импульсы, невидимые для глаза, но такие приятные для ощущения. Ураний способен творить чудеса, - обьяснял великий ученый Кпабомблимга, - у многих кому довелось соприкасаться с этим тяжелым металлом, в организме произошли непоправимые изменения, он сумел сделать их благородней, многие волосатые лишились своих волос, а зубастики-зубов. И вообще, я бы рекомендовал Ураний, как лучшее средство в медицине, оно превосходно изгоняет из тела всевозможные сыпи, опухоли, вредные соки, вытягивает из костей болезни и не только. Вот посмотрите, какие чудеса способен творить тяжелый металл, - для примера Кпабомблимга взял и поместил его в чашу из нефрита, и о чудо, чаша начала светиться желтым светом, потом голубым и, наконец, пронзительно красным, ультромаренговым свечением. - А если его нагреть, знаете что будет.

- Нет, - мотылял головой Сабскаба.

-Тогда смотрите, - чиркнув кресалом, высек огонь, затем осторожно поднял склянку и поднес ее к огню, в сосуде виднелся красноватое вещество, в котором поднимались пузыри. Жидкость находящаяся в нефритовой чаше начала пузыриться и булькать, а Кпабомблимга начал исследование. Все присутствующие всунули в реторту свои длинные носы и, расширив глаза и уши, смотрели, стараясь не пропустить ни единого сказанного слова.

-Это опытные образцы Урания, который доставили к нам для опытов из промышленного района Соддом и Гоморра. Сейчас узнаем его свойства, слабее он нашего Урания или же превосходит его по силе.

Великий ученый исследовал выходящие газы, просвечивая их в призме алмазного спектроскопа.

-Ну что там, - спросил Крон.

- Отлично, очень хорошо, - отвечал ученый, - я бы даже сказал очень и очень.

-А может Ураний излечивать тяжелые недуги, - вопрошал Сабскаба, - вот у меня на языке образовалась хроническая бородавка, может он поможет избавиться от болячки, и тутже всунул свой пупырчатый язычок в реторту.

 Что произошло потом, нельзя описать словами. Жидкость до того мирно переливавшаяся ультромаренговым свечением, вдруг начала шипеть и пузыриться, реторта запрыгала по столу, извергая газ смешанный с фееричными искрами.

- Дурак, что ты делаешь! - попытался закричать Крон, но его голос замер в груди, он хотел бежать, но ноги не повиновались ему.

- Ложись! - еле успел крикнуть Кпабомблимга, рухнув на пол, и в тотже миг, раздался оглушительный взрыв, нефритовая колба и стол разлетелись в дребезги, чадным дымом заволокло все помещение, многие приборы валялись искареженные. Вскорости чадный дым рассеялся. Отряхиваясь от пыли и осколков, с пола поднялся Бончо, Сабскаба, Капубалабланга и Крон. Короткие тяжелые вздохи с влажным хрипом вырвались из его горла.

- Ты что делаешь, дурак, «Гак, Мак, Брак», - ругался он, - точно задумал лишить нас жизни.

- Я не дурак, «Гак, Мак, Брак», - обиделся Сабскаба.

-Дурак если обиделся! - отвечал Крон.

- Неплохо, неплохо, - отряхиваясь от пыли молвил Капубалабланга, осматривая свою прожженную во многих местах тунику. Нам бы такого Урания накопать, больших делов бы смогли натворить, жуть. Вы только представьте, с его помощью можно свернуть горы, повернуть в спять реки и прочее, прочее блага.

-Так давайте наберем его по-больше и делу конец, - предложил Крон.

- Если бы все было так просто, - отвечал Капубалабланга. - Ураний находится чуть не в самом сердце земли, в царстве Эреба, а к нам тянутся лишь малые жилки. Тут недалеко есть одна заветная пещерка, а в ней жилка малая из земли пробивается, хоть и в малых количествах, все же можем его добывать. Вот если бы нам удалось зарыться глубже, тогда мы смогли бы добыть его вот столько, - вытянул свои руки, как можно шире, - и даже больше. Пойдемте, я покажу, - провел их к глубокой шахте, похожей на глубокий колодец, сплошь увитый различными трубами из меди и серебра.

 Большие колеса и зубчатые маховики вгрызаясь в породу, подымали на поверхность скальную выработку, удушливый воздух не позволил спуститься в глубь колодца и они довольствовались тем, что заглянули в ее бездонное чрево. А Сабскаба не удержался, бросил в неё камушек, и не услышал звука, которым обычно сопровождается падение камней в колодцы. В этот миг, в глубь шахты пронеслось тело какого-то демоноса, и его крик расстаял где-то в ее ненасытной утробе Эреба.

-Что это было, - вопрошал Крон, - неужели кто-то из рабочих сорвался вниз?

-Вряд ли, - отвечал Капубалабланга, - мы тельхины очень цепкие, это наверное кто-то из демоносов, в храме у жрицы Пафии, надышался дурных испарений, бывает и жрицы сюда падают. Хотя обычно все падают в домну печи и там сгорают, а сюда редко кто попадает. Надо бы проверить заслонки печи, - молвил он озабоченным голосом и начал прощаться.

-Я еще сюда вернусь, - пообещал Крон, - и приеду не с пустыми руками, а ты Сабскаба давай засучивай рукава и принимайся за дело, тут все нужно поставить на широкую ногу, углубить шахту до безобразия.

Только Сабскаба отбивался ногами и руками.

- Делайте со мной что хотите, не могу, в другой раз обязательно, а сейчас даже не просите, у меня военная компания на носу.

-Я и не говорю чтобы сегодня, - успокоил его Крон, - быстрее заканчивай эту войну и за дело.

-Не спешите, - успокоил их Капубалабланга, - тут необходимо тщательное планирование: и техническое, и психологическое. Ураний - это вам не хухры- мухры, так рванет, костей не соберешь, мы не можем позволить себе необдуманных действий.

-Вот и ладушки, - захлопал в ладоши Сабскаба, - вы пока все распланируйте, а там видно будет.

На том они и порешили, с тем и отправились назад.

-Слушай, - вопрошал Крон у тельхина, - я тут недавно был в Европе, там в одном ущелье нащупал магнитную жилу такого превосходного качества, просто прелесть. И главное, место красивое, воздух чистый и золотишко имеется.

-Нам тельхинам до солнышка никакого дела нет, - отвечал он, - а золота и других полезных ископаемых у нас просто завались.

- Да я не к тому, - обьяснял Крон, - я вот что думаю, может твои тельхины помогут мне разработать этот богатый полезными ископаемыми район.

-Вряд ли, - молвил Маг, - наши вряд ли согласятся, им и своих полезных ископаемых девать некуда. Знаешь сколько в недрах земли золота, если бы его все достать на поверхность, землю можно было бы позолотить слоем метра полтора –два.

-И что же мне делать, где взять рудокопов?

- Езжай в Атлантиду, там найдешь, что ищешь, - отвечал тельхин, - Атланты в этом деле преуспели, будь здоров. Апчхи-хи-хи, - чихнул он, ругаясь, - проклятые сквозьняки, - и вновь чихнул, - апчхи-чхи-чхи-хи-хи.

- Будь здоров! - хором пожелали здоровья гости.

-Значит правда, апчхи-хи-хи, - замахал головою Капабалумбламаг, - езжай в Атлантиду, там тебе помогут.

Только, только они вернулись назад, в зал гигантского магнита, как тут будто из подземли нарисовался тельхин небольшого росточка и молвил.

-Что не ждали! - а у самого рот большой, губы узкие и волосы на голове, будто клумба ползучей растительности. Появился он так внезапно, что Сабскаба испугавшись, успел замахнуться своей плетью и гневно воскликнуть.

-Ты что делаешь безумец?

- Я письмо привез, - отвечало существо небольшого росточка, с большим ртом и клумбой ползучей растительности на голове, - почту привез, а вы что подумали, смерть за вами пришла. Ууууу, - хихикал он и щурился.

 Капабаламаг остановил его жестом повиновения:

 –отвечай, кто таков и с чем пожаловал.

-Принес послание от Урана-громовержца к его сыну титану Крону. Вот, - склонив голову, протянул он тайное послание, которое представляло из себя настолько длинно и чудовищно запутанную записку, что Крону с первого разу стало понятно, прочесть его он не сможет. Но виду не подал, пялил умные глаза и как бы между прочим спросил у гонца.

-Что пишут?

 А тот только втянул голову себе в плечи, давая понять.

-Нам гонцам этого знать неположено, - ответил посыльный и растворился во мраке.

-Ладно, - отвечал Крон, небрежно пряча письмо в складках одежды, - прочту в дороге.

-К сожалению у меня дел накопилось невпроворот, так что я вас больше не задерживаю, - молвил Капабаламага, подталкивая их к выходу. - Если вас куда-то нужно отвезти, говорите, не стесняйтесь, в миг окажетесь там, где вас и не ждали.

-Отвези-ка ты меня братец в Атлантиду, - заявил Крон.

- А меня пожалуйста в Тельхирум, - изьявил желание Сабскаба, - там вот—вот должна начаться военная компания, а без меня война, не война.

-Это нам запросто, - отвечал тот, усаживая их в летающую тарелку.

 Не успели они даже глазом моргнуть, а тарелка уже вырвалась из жерла спящего до поры до времени вулкана Санторин и понеслась над полями, над лесами, разрезая собою пространство. Вскоре пред ними показалась столица Родоса, славный город Тельхирум. Высадив в порту Сабскабу и Бончо, которых там уже поджидало вооруженное до зубов воинство царя Киферона, крылатая тарелка взяла курс к Атлантиде.

                 Аретуса—богиня целомудрия.

Наконец-то, настало время вспомнить о предводителе разбойников Лилае, из-за которого собственно говоря и разгорелся весь этот сыр-бор, круто замешанный на военных действиях. И надо сразу отметить, что именно Лилаю была уготована не самая последняя роль в этой истории, от его жизни и смерти во многом будет зависеть судьба не только ойКумены, но и множество катаклизмов свалившихся на голову демоносам и круто изменивших ход мировой истории. Но об этом позже, а пока, накануне войны ничто не предвещало бури.

 Рассвет добрый и ласковый дарил тепло и благоденствие. Предводитель разбойников Лилай с беззаботным видом сидел у крыльца своей хижины, чистил шлем, точил копье, делал все то, что обычно делают воины, когда им нечем заняться.

-Как удачно, что ты при оружии! - воскликнул Термутид, его верный слуга и щитоносец, едва переводя дыхание от быстрого бега.

-Что тебя встревожило? - вопрошал Лилай.

-Вооружайся сам и прикажи волкодлачьему племени сделать тоже самое, - молвил Термутид, устало присаживаясь рядом. - Я видел такое множество врагов, какое еще никогда нам не грозило. По суше движется несметное воинство, со стороны моря надвигается огромное количеств галер, пентер, триер, а небо буквально черным черно от прыгучих «обезьян» да злобных «крокодилов».

-Не долго пришлось ждать ответ царя Киферона, - молвил Лилай, вставая. - Трубить сигнал тревоги, - приказал разбойник слугам, - пусть все, кто может носить оружие, готовятся к войне.

Жрецу Кандиге он велел принести жертвы богам, освятить воинов жертвенной кровью, и таким образом приступить к сражению.

- А что будем делать с детьми и стариками? -  спросил слуга Термутид, - куда их прятать.

-Ты вот что, - приказал ему Лилай, - укрой всех малолетних и немощных в подземельях, там же схороните все наши ценности и святыни.

Отдав распоряжения, Лилай быстрым шагом направился в подземелье, устроенное тутже на острове. Эта обширная и запутанная пещера напоминала собою лабиринт, созданный самой природой, и правда, под этими Критскими болотами находились такие длинные и запутанные пещеры, обойти которые и ног то не хватит. В дальнейшем, через множество веков, этот лабиринт будут использовать по назначению, но пока рабойники использовали его для хранения зерна, продуктов питания и захваченной добычи. Надо заметить, что благодаря своей опытности, Лилай быстро достиг самой отдаленной пещеры, о существовании которой знал только он один.

Эта пещера представляла из себя небольшую комнатку, едва освещаемую слабым светом, неизвестно каким образом проникавшему сюда через расщелины в земле. На первый взгляд она казалась пустой, и только несколько предметов говорили о том, что здесь кто-то бывает, но эти предметы сами по себе были достойны того, чтобы их прятали от посторонних глаз. Огромные сундуки, набитые златом, серебром, самоцветным каменьем и прочими драгоценностями стояли покрытые пылью и паутиной, но самым ценным сокровищем был огромный кроваво-красный рубин. Надобно отметить, что рубины сам по себе не только прекрасный, но и загадочный камень. На солнце он сверкает, как утренняя звезда, при луне - от камня исходит таинственно живительный свет, отчего может показаться, что внутри рубина, в его прозрачном лоне, рождается и горит божественный огонь. Если долго смотреть на этот кроваво-красный камень, невольно начинаешь верить, что он способен ловить и накапливать солнечное тепло. Неудивительно, что воображение плененное необыкновенной красотой рубина, наделило его многочисленными магическими свойствами, он может врачевать сердце, мозг и даже отгонять заразные болезни. И если уж маленькие камни были наделены такими удивительными свойствами, то что говорить об этом гигантском камне, который буквально пронизывал все пространство пещеры яркими лучами. Этот священный камень своею формою, напоминающий спелое яблоко, достался Лилаю в качестве трофея еще в те времена, когда он бороздил моря и был лучшим из пиратов. Рубиновое яблоко охраняли так сильно, а охрана была столь многочисленна, что бой за камень превратился в настоящее побоище. Ни до того, ни после него, Лилаю не доводилось видеть такого сопротивления, воины защищали этот камень так ожесточенно, будто Рубин стоил дороже всех сокровищ мира. И правда, из таких священных камней, будто из яиц-Омфалов, в этот мир рождались богини. Лилай знал, это наверняка, ибо уже не раз пробуждал от спячки богиню целомудрия –Аретусу, иногда спрашивал у нее совета, иногда просил о помощи. Вот и теперь, он с мышечным трепетом в руках взял этот божественный плод, одно только прикосновение к которому заставляло благоухать душу, положил его на щит из благородного металла-электрума, сплава золота и серебра с присадками метеоритного вольфрама, и водрузил его на огонь сложенный из пахучих трав и смоляных поленьев. Стоя на коленях и вытянув руки к небесам, проникновенным голосом шептал слова заклятья.

- О вечное, все поглощающее божество огня, пробуди от спячки рубиновый плод, «Джелалоло, лиа, ланана, мангадада, мангада, Аретуса вугада, вугада, Аретуса ката горо, мангада гвабо Аретуса», - вторил он волшебные слова заклинания.

 При этих словах лицо Лилая не выражало ничего из того прежнего свирепого разбойника, он скорее напоминал жалкое создание, преклоняющееся пред неодушевленным предметом.

- О рубиновый плод земли, взращенный в ее бездонных недрах, о вместилище божественной души, заклинаю тебя, яви миру свою неземную сущность.

Повторял он заклятия голосом, полным участия: «Рино яр, диг бол Аретуса, маагна Арутуса, гвабо рино Аретуса, ката гаро Аретуса, манга манга Аретуса, пробудись от спячки».

При этих словах земляной свод пещеры начал тануть, стал дырявый, будто решето, лучики света искрясь и переливаясь, пронзили насвозь сжатое пространство пещеры. И до того они были нежны и бархатисты на ощупь, что Лилай тутже взял их в руки, связал узлом и те послушно ему повиновались. В его руках пучек светлых нитей таял, как разогретый воск, издавая искрящие пульсации света, впивался в его костлявые пальцы, насыщал их энергией света. От этого Лилай буквально светился, чувствуя, как в него вливается энергия тепла, такое ощущение бывает у каждого в момент наивысшего напряжения, когда по телу пробегают холодные мурашки страха, тогда спинным мозгом чувствуешь, что в тебе что-то живет, движется, щиплет тебя, накатывая волнами. Находясь на пике наслаждения, он дрожал всем телом, истомно покусывая губы. Некоторое время он буквально трепетал от наслаждения, а затем привязал этот нежный и бархатистый луч света за хвостик рубинового яблочка, и луч ему послушно повиновался, завязавшись тугим узлом. От внутренного напряжения рубиновый плод шипел и плавился, подпрыгивал и вертелся, также, как это делает масло на раскаленной сковороде, испуская слепящие лучи света. Вскоре рубиновый плод начал таять, растекаясь заполнял все пространство щита красными хлопьями пены.

-Давай же, давай, «Рино яр диг бол Аретуса, маагна Арутуса, гвабо рино Аретуса, ката гаро Аретуса, манга манга Аретуса» пробудись от спячки, - требовал разбойник.

 И повинуясь словам заклятия, из этой пенной массы, как из цветка раскрывшего свой прелестный бутон, выпорхнула златокрылая бабочка. Это была богиня целомудрия –Аретуса. Некоторое время она кружилась, будто плясала в огне, и нежный трепет ее крыльев, чарующей мелодией наполнил все пространство пещеры. А затем улеглась на лучик света, сотканый из мельчайших золотистых паутинок, и сладко зевнула.

-Ох, как сладко я спала, - зевнула Аретуса, а затем бросив недовольный взгляд, молвила уже строго, - а ты злодей взял и разбудил меня, - повысила голос богиня.

Разбойник не взирая на жар, ступил в костер, стоял в огне, не чувствуя жара и молил богиню.

- О великое первородное божество, не гневайся на меня, ведь не забавы ради я прервал твой сон, прошу тебя, предскажи мое будущие, поведай судьбу, ибо мне угрожает смертельная опасность.

- Что за глупости, - щебетало нежное создание, - из-за такой чепухи будить, неужели ты не видишь, что ты горишь в огне, это и есть твое будущие, - сказала она и весело рассмеялась.

Лилай осмотрелся кругом себя и ужаснулся, он, и вправду, стоял в огне, тутже выскочил и принялся сбивать подпалены на одежде.

-О великая богиня целомудрия, разве нет у меня спасения, разве боги так жестоки, что уготовили мне столь печальную участь, - молил он Аретусе. - Я готов отдать тебе все, что у меня есть, - и он начал раскрывать сундуки стоящие тутже, целые груды драгоценностей вытаскивал он и сыпал на пол, - возьми все, оно твое, возьми, мне ничего ненужно.

 Но крылатая богиня только улыбнулась, сладко зевнула и молвила:

- возьми все эти сокровища с собой на костер, - и громко рассмеялась, - ха, ха, ха. Неужели ты так глуп и не знаешь, боги не берут в жертвы деньги, им ненужны ни половина, ни четверть, ни даже десятина от всех сокровищ земли, оставь это себе.

Взмахнув своими нефритовыми крылышками, она приблизилась к его ушам и зашептала.

-Разве ты глупец не знаешь, что боги могут вкушать только цветочную пыльцу и пить сладкую росу, все остальное им ненужно, они в нем просто не нуждаются, они свободны и легки, им ненужны ни алтари, ни храмы с вашими драгоценными подношениями и кровожадными жертвами. Все богатства мира и так принадлежат им, весь мир принадлежит им, потому что они его создали, они его и погубят в свое время. Вот этими собственными глазами, - молвила Аретуса, - я отчетливо вижу приближение новой эры, которая сметет ваш дряхлый мир, не оставив даже частицы из того, что вы демоносы считаете ценным. Все это произойдет вскоре, после твоей смерти, а тебя я вижу белым и пушистым кроликом, так что можешь пойти и сказать всем, чтобы лучше за тобой смотрели и берегли тебя, как зеницу ока, ибо будущее этого мира в твоих руках.

-Так значит я не умру, - с надеждой в голосе вопрошал разбойник Лилай.

-Я же тебе сказала, - захлопала крыльями богиня Аретуса, - иди готовься к смерти, лабиринт чистилища отворил свои врата, ждет тебя, не дождется.

Лилай схватил себя за голову, вырвав клок волос, упал на колени, взмолился, ламая руки.

-Забирай все! Делай со мной все, что хочешь, только сохрани мою жизнь, - протягивал к ней свои руки, пытаясь дотронуться.

-Стой глупец, - вскрикнула богиня Целомудрия и отлетела повыше, - что ты делаешь, разве тебе неизвестно, что я могу погибнуть от прикосновения твоих грубых рук, ведь я целомудренна. Не прикосайся ко мне, если я сама этого не попрошу, а тело твое мне ненужно, оно уже принадлежит огню, это его добыча и я не хочу отбирать у него кусок хлеба.

-Так чего же ты хочешь, - стоя на коленях молил Лилай, - я знаю, что в твоей власти помочь мне, так помоги же.

 Аретуса взметнулась, закружилась над головою разбойника и звон ее нефритовых крыльев, искрящейся мелодией, наполнил все пространство пещеры.

-Я хочу, - молвила богиня, - только твою большую душу, она у тебя хоть и запятнанная кровью, но ее можно отмыть. Хочу твою душу и больше ничего, - требовала богиня.

Лилай на миг задумался, опустив голову на грудь. А затем поднялся с земли и гневно ответил.

-Душу я не отдам, ибо тело без души существовать не может.

-А я хочу, - хохотала богиня целомдрия. Если хочешь жить, соглашайся.

Сообразив, что угрозами ничего не добьешься, Лилай игриво посмотрел на богиню и молвил.

- А ты шалунья, разве не знаешь, что душа не продается и не покупается.

- А я и непредлагаю ее купить, - отвечала богиня, кружась в лучах света, - ты ее мне сам отдашь.

-Это еще почему, - не сдавался Лилай, - почему ты так уверена в этом.

- Когда твое тело поглотит пламя, и ты превратишься в прах, твоя душа будет вечно скитаться во мраке чистилища, вот тогда ты вспомнишь обо мне, будешь молить взять твою душу, но она мне будет не-нуж-на, - будто приговор судьи молвила богиня.

Эти страшные слова и ехидный смех, будто клеймо отпечатались в его мозгу, достигая отдаленных глубин сознания, в глазах сделалось дурно, а земля буквально ушла из под ног. Он покачнулся и начал заваливаться на колени.

- Неужели я в огне, неужели меня поглотил все пожирающий костер, - шептали его губы.

- Соглашайся, - стояла на своем богиня, и разбойник, сочтя за благо, повиновался ей, склоня свою голову.

- Я согласен, - еле выдавил из себя Лилай, и эти роковые слова придали ему сил, он вскочил на ноги, замахнулся рукой, пытаясь поймать богиню и стал требовать.

-За свою душу я потребую, потребую, - хватал ртом воздух, искал и не находил должную цену.

А богиня Аретуса, порхая под потолком пещеры, опередила его, молвив так.

-У тебя нет выбора, и так, и так, ты будешь гореть в огне, но я помогу тебе избежать мрака чистилища, превращу в белого и пушистого зайчика, и остаток своих дней ты проведешь на Луне.

При этих словах разбойник вспылил еще больше.

-Ты насмехаешься надо мной плутовка, и схватил с земли нож, замахнулся, угрожая.

-Вот именно этим ножичком ты должен проткнуть себе шею, - молвила богиня и, безбоязненно приблизившись к нему, приставила острие ножа к его шеи.

-Но ведь это же подло! - вскричал ничего несоображающий Лилай, - я от тебя такого не ждал, уходи, убирайся прочь.

- Ну, ну, - строго молвила богиня, - потише на поворотах, я ведь могу и обидиться, и ты пожалеешь о своей судьбе.

- Тогда обьясни мне неразумному! - вскричал он в отчаянье, - почему именно на Луне, а не на какой-либо другой звезде: Вега, Денеб или Альтаир!

- Знаешь, - отвечала богиня целомудрия, - я живу на планете Земля уже не одну сотню веков, а землю видела всего ничего, потому что все это время меня держат в заперти, в сундуках, да темных подвалах. Вот ты, например, держишь меня в этом погребе, да еще и насмехаешься, а мне хочеться увидеть мир, насладиться свободой. Там, на Луне, я буду жить в тишине и покое, и каждый день видеть землю, причем всю и сразу.

Лилай некоторое время молчал, а затем, будто что-то придумав, оживился лицом, начал хитрить.

-Сохрани мне жизнь, и я обещаю, что ты увидешь мир, я покажу тебе даже Гиперборейские страны, где не ступала нога демоноса.

-Можешь не хитрить, - отвечала богиня Аретуса, - твоя судьба предрешена, так что лучше возьми этот ножичек и …...

Эти слова буквально взорвали Лилая изнутри:

- ты насмехаешься надо мною плутовка, - почти рычал он в злобном иступлении, -ебе как я могу спасти свою жизнь, перерезав себе горло.

- Очень просто, - обьясняла богиня, склонившись над самым ухом, как будто опасалась, что их могут услышать, зашептала, - шу-шу-шу ножичком шею, пши-пши огонь костра, ши-ши-ши белый и пушистый зайчик, ща-ща-ща счастливая жизнь на Луне.

От ее слов Лилай изменился в лице, очи его заблистали радостью.

- Всего то проткнуть шею ножиком, - довольно радуется он и хохочет. - Я согласен, только последний вопрос, если твоя душа соединится со мной, не станешь ли ты мне обузой, ведь если ты струсишь, то выставишь меня на осмеяние, позор и потеху.

-Не бойся, я тебе мешать не буду, а когда надо, помогу, а теперь спеши, уж близится время боя.

-Что мне нужно сделать, чтобы наши души соединились? - спросил Лилай.

-Просто выпей меня, - отвечала богиня, - и твоя душа станет моею.

 Порхнув в огонь, она уселась на щит из Электрума и тутже расстаяла, превратившись в рубиновую жидкость. Сделав шаг, Лилай без страха взошел на костер, взяв в руки щит, пригубил рубиновое питье. И в тотже миг в его теле пробежала дрожь, все его члены стали наливаться силой и божественной мощью, мышцы его стали упруги, тело приобрело легкость и невероятную силу, взгляд источал дивное свечение, а душа рвалась наружу. В один миг, преодолев запутанные проходы, он оказался на поверхности земли, сжимая в своей руке щит из благородного сплава Электрума. Схватив меч, Лилай поднял его над головой, при этом он издал такой душераздирающий вой, от которого его сородичи содрогнулись и одновременно обрадовались, увидев своего царя, полного божественной силы, отваги и мужества. Перемены в его теле были настолько разительны, что многие задавали себе вопрос, уж не божество ли вселилось в нашего Лилая.

-Боги даруют нам победу и вторую жизнь, - обьявил он сородичам и его крик уподобился реву дракона, вою гиены.

 Теперь уже волкодлачье племя ни капли не сомневалось в своей победе, стояло и с благоговением внимало его речи.

- Открывайте сундуки с драгоценностями, раздайте все, что вних есть ценного народу, купайтесь в сокровищах, оно всегда было ваше, вам и достанется. Раздайте воинам самое дорогое оружие, пусть сражаются за свою свободу, и если суждено кому пасть на поле боя, то пусть он сделает это с улыбкой на устах. Женщины, дети и старики прячьтесь в подземельях, вы должны жить и молиться за своих сородичей, и если прийдется похоронить павших, сделайте это с подобающими почестями, - отдавал Лилай последние приказы и распоряжения.

И тутже воины проводили женщин, детей и стариков в подземелья, закрыв за ними каменную дверь, тщательно замаскировали вход. А сами на лодках отправились на рубежи болот, петляя в проходах камышовых зарослей.

-Оставьте меня, я еще должен принести последнюю жертву, - приказал Лилай распоряжения своим слугам.

А когда его оставили одного, он отправился к жертвеннику, где лежала жертвенная овца и внутренности, по которым гадал жрец Кандиге. Отдельно от жертвенного алтаря лежали внутренности, в отдельной чаше кровь жертвы. Лилай подошел к алтарю, встал на колени и начал молиться, что-то бормотал и кланялся. Так все это выглядело со стороны, таким его видели соплеменники. Но если бы они пригляделись по-лучше, то заметили, что он перебирал внутренности, рылся в них, а затем взял длинную кишку овцы, наполнил ее кровью, связав концы тонкой нитью, повязал её себе на шею. Сделав так, он прикрыл все это одеждой, а сверху одел доспехи воина. Лодка подхватила его тело и он помчалась прочь, туда, где ждали его верные воины.

                             «Дракон заглатывающий льва»

 Со знанием дела Лилай проверял метательные машины. а также экипировку воинов: мечи, копья, щиты, дротики. С великой хитростью расставлял засады, устраивал капканы, волчьи ловушки и другие выдумки, способные остановить неприятеля. С особой тщательностью волкодлачье племя готовилось к обороне. Частоколы заостренных бревен перегораживали русла проходов, отчего они превратились в лес ощетинившихся копий. Сеть из тонких медных нитей преграждала многие топкие места, путая ноги, топила врагов. Сотни хитроумных ловушек: бьющих, колющих, режущих поджидали незванных гостей, а также метательные машины были спрятаны в зарослях камыша. Главный проход русла озера был перегорожен кораблями, нагруженными быстровоспламеняющимся взрывчатым веществом Родосского огня, серы, смолы, соломы. Часть кораблей было поставлено так, чтобы они перегораживали проходы, и в любую минуту были готовы к затоплению. Взойдя на свою галеру, Лилай закричал, обращаясь к соплеменникам.

- В этот тяжкий час не буду увещевать вас долгими речами, но хочу напомнить, что мы волки рождаемся с мечом в руках. На протяжении всей жизни нас кормит меч, и умираем ми с мечом в руках, ибо всю жизнь мы живем войною. Война и есть наша жизнь, особенно же теперь, когда пред нами враг готовый уничтожить нас, поработить наших жен и детей. Мысль о наших женах и детях должна возбудить ваше мужество, одержать победу или пасть с мечем в руках, гордо посмотрев в лицо врагу, вот ваша цель. Так сразимся же с нашими злейшими врагами, напрягая все силы души и тела.

 Воины понимающе молчали, сочувстующе кивали головами.

-Резать врага нам не в диковинку, - молвил старый седой волк, - веди нас в бой, мы верим тебе.

- И я верю в вас, - прокричал Лилай, - вперед, с нами всех высший Хаос!

 Сказав это, он оглянулся на своего щитоносца и несколько раз окликнул его по имени:

- Термутид, где ты.

Но ему никто не ответил, и Лилай гневно пригрозил ему кулаком, отдавая сигнал к отплытию. Взмахнув веслами, галера вышла в открытое море.

- Я здесь, я здесь! - кричал Термутид выбежавший откуда-то из зарослей, но корабль уже отплыл.

-Смотри Термутид, - крикнул ему Лилай, - все должно гореть так, чтобы к пращурам-ящурам отправилось как можно больше врагов.

-Все исполню как надо! - кричал ему в ответ Термутид, оправдываясь, ведь он опаздал не по своей вине. Бегал проверял воинов на дальних рубежах, откуда напирало вражеское войско, где уже слышался шум, гам и лязг металла, и даже издали было видно, что все подходы к озеру со стороны суши были захвачены врагами. Наступавшие подожгли лодки—хижины брошенные разбойниками, оттуда огонь перекинулся на ближайшее болото, пожирая ростущий там густой стеной тростник и камыш. Глазам было больно от невыносимого блеска пламени и едкого дыма, а слуху - от безудержного рокота огня. Шум, гам, крики и все звуки войны смешались воедино. Волкодлачье племя с невероятным мужеством сдерживало натиск превосходящих сил противника. Они истребляли воинов на суше, топили их в озере вместе с лодками. В небе парили летающие «обезьяны», рассыпая большими горстями огненные ядра, которые взрываясь, обагряли небо смрадным дымом. Матери рыдали, оплакивая убитых, а крылатые «обезьяны» не зная устали, бросали и бросали огненные шары, осыпая болота смертью, кровь с водою сочетали.

-Смерть в бою красна, но отдавать ее нужно с умом, - ободрял Лилай своих воинов.

 Его галера, выплыв в открытые воды канала Гидры, вступила в бой с передовыми галерами тельхинов. Это были легкие галеры, необорудованные катапультами, и бой шел на равных, меч колол и резал, щит отбивался от копий, которые стучали о его медные бока барабанным боем, все неистово кричали и рубились. Тельхирумов было больше и волкодлакам прихоилось больше отбиваться, хотя мужества и отваги обороняющимся было не занимать, им удалось зажечь одну галеру, которая вспыхнув огненным факелом, подожгла парус рядом стоящей галеры. Множество воинов бросалось в воду, ища спасение от жаркого пламени, и находили смерть от воды. Летающие «крокодилы» утюжили небо, сбрасывая свои огненные ядра, которые взорвавшись, растекались на воде маслянистыми пятнами, продолжая гореть, сжигая все на своем пути. Лилай бил, колол, рубил, отбивался от атак врагов, и сам бросался в атаку, подбадривая своих воинов

-Бейте, колите, рвите, нападайте на одного, пусть враги узнают наш гнев.

 А тем дважды повторять ненужно, они, словно озверелые волки, бросались на врага, кололи, рубили и вскоре им удалось прорвав цепь ощетинившихся копий, взобраться на борт вражеской галеры, устроив там настоящую резню. В это самое время, ядро брошенное меткой рукой аватора Фаэтона угодило в разбойничью галеру, вспыхнул огонь, который было некогда тушить. Теперь уже овладеть галерой противника было делом жизни и смерти. Сколь яростно не защищали галеру Тельхины, но еще яростней рубились разбойники, и вскоре судно представляло собой кровавую бойню, крики раненных смешались с лязгом и грохотом оружия, а воды реки окрасилась в кровавый цвет. В это самое время, несколько вражеских галер, пытаясь выбить разбойников, приблизились к берегу, высадили десант, засыпав береговую линию огненными ядрами Но и те, надо отдать им должное, осыпали их градом камней выпущенных из метательных машин, поубивав многих, раненные падали в воду, и спасти их в этом месиве было невозможно, так как кругом кипел жаркий бой. Лилай и его воины, овладев галерой, отбивались от врагов наседавших на них со всех сторон. Вражеские галеры остервенело кружили вокруг да около, то и дело бросаясь в бой. Врагов было множество и Лилай косил их, как сорную траву в чистом поле, во рту пересохло, язык прилип к небу, он хрипел.

-На одного нападай, держи бой с двумя, - подбадривая воинов, сам бросился в атаку, подавая пример беспредельной отваги.

 Враги не выдержав такого стремительного натиска, начали прыгать в воду пролива, где и находили верную смерть.

- Победа! - кричали разбойники, радуясь новой удаче, еще одна галера противника была в их руках.

Но рано радоваться, со всех сторон к ним спешили новые галеры, пентеры и триеры. И если бы не узость пролива лишавшая их маневра, не сносить разбойникам головы.

-Окружай их! - кричали тельхины, обходя со всех сторон.

- К обороне, - кричал Лилай, - держи бой с тремя!

 Вскорости разбойники уже освоились на захваченном судне, развернули катапульты и метательные машин в сторону противника, жгли огнем ядер, разили каменными снарядами. Но и враги не думали отсиживаться в укрытии, сотни огненных ядер буквально изрешетили трофейную галеру, поубивав многих волкодлаков. Пришлось ретироваться. Подожгя галеру, они направили её на врагов, а сами укрылись на первой галере. Но численный перевес в живой силе и технике был на стороне противника и они буквально давили разбойников огненной мощью.

-Нужно уходить, - вскричали многие из разбойников, обращаясь к Лилаю, - не устоять нам в этом неравном бою!

- Уходим! - согласился он, махнув рукою.

 Дым пожарища и общая суматоха дали возможность развернуть галеру в нужном направлении и начать бегство.

-Держи бой с тремя, но отступай от четверых! - хрипел Лилай, навалившись на весла.

В это самое время, в пролив Гидры вошла неисчислимая армада тельхинов: четыреста больших и малых галер, пентер, триер под парусами всех цветов радуги. В такт барабанному бою дружно подымались тысячи весел, будто сороконожка ощетинившаяся копьями, приближались они в темную воду пролива Гидры. Слабый ветер чуть надувал паруса, и галеры шли медленно, кучно, самой своей медлительностью демонстрировали крепкую непомерную силу и спокойную уверенность в результатах битвы.

- Ага,выползла на пастбище стая баранов, - кричал им Лилай, размахивая мечом, - сейчас мы вас будем немножко резать! - угрожал он врагам, добравшись до своих.

Стая волкодлаков встречала вожака воем и ревом восторга, они прыгали от радости, ударяя своими мечами о медные щиты. Еще бы, начало боя было за разбойниками, ведь даже тем кто защищал берег, удалось поджечь несколько вражеских галер, поубивав сотни воинов. А нападение с суши буквально увязло в топких заводях непроходимых болот. Самый большой и глубокий канал, который связывал пролив с болотами, перегодили скованные цепями суда, образуя своими телами непреодолимое препятствие. Эти суда были сверху до низу нашпигованы всем, что только могло гореть и взрываться: серой, смолой, соломой и прочим. Лилай взобрался на борт крепости перегородившей проход в болота и, будто издеваясь над противником, поднял разбойничий флаг, на белом фоне полотнища красовался отпечаток волчьей лапы. Черные ступни и золотые когти, будто корона венчали лапу волка, держащую серебряный меч, покрытый затейливым узором из зарубок, завиток и заковырок.

Правитель Тельхирума, венценосный царь Киферон, сидя в золотом троне, с огромным интересом всматривался вдаль через приближающее стекло, там впереди его ждал успех и великий триумф. Один бросок и его гениальный план под названием: «Дракон, заглатывающий льва» завершится окончательной победой, и тогда он сможет насладиться всеми прелестями победы, вернуться домой, как герой, с триумфом и почестями. Но в этот день насладиться вкусом победы ему не удалось, так как мешали засевшие в камышах разбойники. Армада тельхирума подошла в тот момент, когда уже начало смеркаться, а на ночь глядя атаковать болота не рискнули. Царь отдал приказ:

- подойти на расстояние полета огненного ядра, встать на якорь и ждать рассвета.

 И чтобы даром не терять ни минуты, он велел подавать ужин, а для разбойников с крылатой «обезьяны» сбросили ультиматум с требованием немедленно прекратить сопротивление в обмен на свободу. Лилай прочёл это письмо при всеобщем собрании и категорично заявил.

-Я буду сражаться до последней капли крови, а вы, свободные волки, хотите обменять свою свободу на кандалы или готовы сражаться!

 Все в один голос ответили.

-Мы и так свободны. Не нужны нам эти подачки!

 И тутже дали клятву, драться до последней капли крови, а если дела обернутся плохо, то умереть с честью. В течении ночи, и с той, и сдругой стороны было спокойно, все готовились к предстоящему бою. Опасаясь ночных вылазок противника, расставляли силки и ловушки, выставили дозоры, перекликаясь, часовые оглашали ночь своими окриками. Всю ночь горели костры для сушки вещей, для варки еды, воины не спали, сидели у костра, сушились, ели мясо. Светлые блики отражались в их глазах, лица были строги, напряжены, они слушали ночь, думали о предстоящем сражении.

 На совете у царя Киферона долго пили, много ели, а затем начали гадать, как бы им злодеев одолеть. Царь сидел в окружении своей новой охраны, высокие стройные гарпии: Ефрат и Египт охраняли его, и он был горд от этого черезвычайно, ибо они придавали ему столь грозный и мужественный вид. Генералы, коих тут толпилось немало, то и дело обьясняли царю тактику и стратегию наступательной операции, при этом не забывали докладывать, что атака буквально захлебнулась на всех направлениях. От летающих «крокодилов» толку мало, сухопутные войска застряли в болоте, понеся колоссальные потери. А военно-морской флот не может пройти в болото из-за неприятельских галер, коими они преградили проход.

-Ну прямо не знаем, что нам и делать, - разводили они руками, понуро опустив свои головы.

-Да уж, - чесал затылок царь Киферон, рассматривая карту военных действий.

Сабскаба, смекалка и находчивость которого было достойно всяких похвал, обьявил, что готов с двадцатью воинами расчистить проходы в болота. Многие подозрительно посмотрели на такого безумца. Но Сабскаба не обращая внимания на их умные лица, предложил превратить обыкновенную галеру в брандер.

-Что такое брандер? - вопрошал Киферон, - какое чудное слово брандер.

-Брандер, - обьяснял Сабскаба, - это судно предназначенное для сожжения неприятельского флота, но чтобы разбойники не заподозрили западню, нужно снарядить его, как обычный боевой корабль, поднять флаг, установить на борту деревянные колоды в шлемах при мечах и копьях, чтобы издали казалось, это настоящие воины, вместо катапульт установить муляжи. А в трюмы собрать всю смолу, всю серу и воск, превратив брандер в огромный зажигательный снаряд.

Киферон не соглашался:

- нет, это нам не подходит, само слово брандер звучит как-то нелепо, интересно, кто придумал такое химерное слово брандер.

 Немножко помолчав, он дважды успел почесать затылок, скорчив уморительную рожу, а затем с видом гения изрек:

- лучше мы сделаем вот что. Соберем на корабль всю смолу, нефть и солому, чтобы этот брандер не просто горел, а чтобы рвануло Угугугу, - махал он кулаками, представляя будущий взрыв. - А брандер переименуем в бомбандер, так и звучит красиво, и толку больше.

- Гениально, - хлопали в ладоши все кому не лень и тутже заходились набивать самую старую и ветхую галеру соломой, пальмовыми листьями, перемешав их с воском, смолой и огромным количеством сырой нефти.

 На палубе установили множество пней-колод, замаскировав их под воинов в кольчугах и при копье. Чтобы взрыв казался еще сильнее, наполовину подпилили балки, служащие для соединения противоположных бортов и палубный настил. А чтобы издали судно выглядело настоящим бомбандером, по палубе все время бегало несколько демоносов. Когда корабль бромбандер был готов, решили, что он должен был идти первым, а с зади его толкали несколько галер. На следующий день, чуть только забрезжал рассвет, подул попутный ветер, бомбандер двинулся вперед.

 Вот как все это выглядело со стороны. В тесное устье болот под всеми парусами вошла неприятельская галера, за ней по пятам двигались две галеры, изо всех сил загребая веслами. Разбойники наблюдая за маневром противника, решили, что враги замыслили прорвать укрепление из скованных цепью кораблей и тутже приготовились к бою. Корабль бомбандер на огромной скорости приближался к разбойничьему логову, это Сабскаба своей семижильной плетью ускорял его ход, он не перставая хлестал и еще раз хлестал гребцов по изогнутым спинам, большой барабан: бум, бум, бум - стучал, убыстряя свой ритм. Ежеминутно скорость увеличивалась; бум, бум, бум - нервно стучал барабан, предвещая, что-то нехорошее. И вот когда до разбойничьих судов осталось совсем немного, Сабскаба скомандовал:

- стоп машина!

 Повинуясь его команде, галеры остановились, как вкопанные и, быстро развернувшись, помчались назад, а бомбандер продолжал двигаться вперед, теперь уже охваченный жарким пламенем. В это самое время, разбойники выплыли из укрытия, готовясь на подступах к своей крепости, встретить врага и завязать бой. А когда Лилай сообразил, что это брендер, вернее не брендер, а бомбендер, он отдал приказ таранить его встречным судам, но было поздно, они не успели ничего сделать. Бомбендер протаранил разбойничью крепость, до отказа начиненную взрывоопасными веществами. Взрыв потряс небо, всколыхнул воду и морское дно, высоко в небо взметнулось огненное пламя, в котором перемешались осколки судов, тела убиенных и раненных. Все кто стоял, попадали, те кто слышал, оглохли, тех кто видел, ослепли, ибо взрыв был подобен взрыву вулкана извергающего из своего нутра огненную лаву. Дно канала обнажилось до твердой земли, подняв гигантскую волну, которая буквально смыла в воду всех, кто был на берегу. А тех кто был в воде, выбросила далеко на берег. Огненный смерч, будто все пожирающий дракон, взметнулся высоко в небо, извергая из своего нутра еще более страшное, сизо-красное облако, просыпавшееся на землю дождем из рыб, медуз и раков. Спустя время, когда танец воды и дыма прекратился, на поверхности воды плавало такое огромное количество досок, мачт, бочек и разбитых ящиков, что их можно было принять за осколки города разрушенного наводнением. Для волкодлачьего племени такой взрыв оказался губительным, ибо он не только разрушил крепость из кораблей и лодок, но и расширил проход к болотам, и теперь врагов уже ничто не могло остановить.

-Вот оно! - радовался царь Киферон, наблюдая за происходящим, его гениальный план удался на славу: вода, земля и воздух горели, а на поверхности воды плавало множество убитых, раненных, искалеченных разбойников.

Их тутже бросились вылавливать подоспевшие галеры тельхинов, но те предпочитали идти ко дну, а не в руки своих спасителай. Разбойник Лилай не смотря на то, что был почти в центре взрыва, остался жив, его отбросило на мель, и он невредимый выбрался на сушу. Пережив взрыв огня, Лилай уверовал в свою неуязвимость, поблагодарил богиню целомудрия-Аретусу, собрал всех кто мог носить оружие, организовал сопротивление. Враги увидев, что одержали такую блестящую победу всего за несколько часов, теперь уже всеми своими силами высадились на берег и бросились на противника. На берегу завязалась яростная резня, тельхины рубили раненных, бросали в защитников ручные горшки с огнем, которые взрывались от горящих фителей. Взрыв бомбендера расширило проход в волчье болото, и туда устремились многие суда, преследуя разбойничьи лодки. Резкий порывистый ветер усилил пожар, погубив многих с той и другой стороны. Камыш, ярко вспыхивая, быстро перебегал с одного места на другое, а прогорев, оставлял после себя остов обгорелых деревьев и копья камыша. Черные, перемазанные сажей и копотью бродили защитники в этом обгоревшем лесу, где это было возможно, нападали на врагов, рвали и резали их на части. Но силы были неравны, линия обороны была расстроена, а местами и вовсе уничтожена. Хотя и тельхинам было несладко, многие суда, которые стремглав бросились в проходы болот, натыкались на подводный частокол из кольев, вспарывали свои бока и тонули тутже. Их приходилось вытаскивать под ожесточенным огнем противника, который буквально забрасывал их копьями, дротиками, камнями выпущенными из пращи, часто им удавалось поджечь суда, нанося еще больший урон. Но сила—силу ломит. Вся мощь великого Тельхирума была брошена на волчьи болота, и у защитников просто не было шанса выиграть это сражение. Ежечасно, новые и новые силы врагов вставали в место убитых и раненных. Будто из небытия подымались все новые и новые воины, а ряды волкодлачьего племя редели. Будто полноводная река, бегущая по трупам, так вливались враги в самое сердце волчьих болот. Сам царь Киферон взобравшись в кабину летающего «крокодила», парил в небе и с огромным удовольствием бросал огненные горшки с горящими фитилями, которые яркими взрывами разрывали в клочья этих мерзких и зубастых волкодлаков.

- Так вам! - так кричал правитель, безмерно радуясь каждому взрыву, а его сердце трепетало восторгом и умилением от вида корчащихся в предсмертных муках.

Но более всего его тешило то, что воины видя его мужество, с еще большим остервенением бросаются в бой. Лилай долго целился из метательной машины, примерялся в летающую колесницу, а когда настал удобный момент, перерубил веревку катапульты, и огненный снаряд, прочертив в небе дымный след, взорвавался прямо в оболочке «крокодила». Царь Киферон мужественно метался во чьреве крылатой колесницы, ища спасение.

-Помогите, кто может! - орал он не своим голосом.

 Некоторые из летчиков-аваторов попытались сбить огонь, заделать пробоину, которая оказалась огромной, но к великому сожалению сделать этого не удалось. Взмахнув хвостом, крылатый «крокодил» неуклюже завалился на бок, начал терять высоту и падать, оставляя после себя огненный шлейф дыма и копоти. Падал он долго, выписывая в небе дымные кольца, а затем резко рухнул вниз. Охваченные пламенем летчики-аваторы выбросились за борт и нашли верную смерть, разбившись о землю. Но все же царь Киферон не погиб, ибо в самый последний момент успел перепрыгнуть в подоспевшую крылатую «обезьяну», ведомую аватором Фаэтоном.

-Ты достоин всяческих похвал, а твой подвиг останется в памяти потомков,- хвалил Фаэтона спасенный царь.

 А тот только смущенно улыбался и прятал глаза, ему, сыну бога Гелиоса, было лестно слышать такие похвалы. Высадив царя на флагманскую галеру, он пришпорил «обезьяну» и умчался добивать врага. Некоторое время, царь Киферон приходил в чувство от всего пережитого, у него нервно дрожали коленки, но характер круто замешанный на обостренном чувстве патриотизма так и тянул его в бой. Выпив для храбрости изрядную порцию нектара, он вновь возглавил штурм болот, где разгром разбойников близился к завершению. Стоя на капитанском мостике, он выкрикивал команды, подбадривал воинов, обещая им великие почести и триумфы. А придворные поэты рады стараться, в честь великой победы уже складывали хвалебные песнопения, здравицы и восхваления. Словно горох из ведра, сыпались они на голову царя Киферона, и он принимал их стоически, опустошая кубок за кубком. Так незаметно для самих себя, генералы и прочие военочальники устроили такой пир, не хуже сражения. Тяжелые кубки не успевали опускаться, как их тутже наполняли снова и снова, а бой, который разгорелся за жаренные языки фламинго под луковым соусом, напоминал собою великое побоище. Танцы под аккомпонемент бубнов, рожков и тамбуринов сменялись бравыми песнями, способными поднять боевой дух каждого, кто только способен их слышать. Бой разгорался, разбойники гибли один за другим, оставляя в руки врагов все новые и новые территории. Лилай прекрасно понимал, что сопротивление бесполезно, и всеже продолжал сражаться, он кричал, отдавал приказы, сам бросался в бой, а когда менялась обстановка, отступал в заросли тростника, увлекая за собою сотни врагов, которые не зная топких мест и ловко раставленных ловушек, гибли без счета. Да и само болото принимало их тела с превеликой охотой. Собрав остатки своих воинов, Лилай повел их тайными тропами, только ему одному известным проходом. Сделав большой круг, он вывел своих воинов к самому проходу волчьего болота, где от посторонних глаз скрывалась батарея метательных машин, столь искуссно спрятанных, что враги при всем желании, так и не смогли её обнаружить. Она стояла незамеченной противником, галеры которых подошли вплотную и представляли собою прекрасную мишень.

-Готовьте машины к бою, - скомандовал Лилай.

 Сквозь густой дым пожарища он отлично видел стоящие на приколе корабли, сам оставаясь незамеченным. Царь Киферон едва успел насладиться изысканным блюдом из белорыбицы в подливе с чуть прожаренной спаржей и пырея, а слуги готовились сделать перемену блюд. Как огненное ядро прочертив небо, дымным следом разорвалось совсем рядом, подпалив одну из галер стоящих под якорем. Тутже началась паника, демоносы бегали, тушили пожар, а вслед первому ядру один за другим летели и взрывались новые ядра. Из-за великого дыма пожарища, откуда они летели и падали, определить было невозможно, казалось, само небо сбрасывало их на головы. Огненный дождь поджигал одно судно за другим, а густой дым стелящийся над волчьим озером не давал возможности определить, откуда велся огонь.

-Стреляйте на угад! - кричал Киферон, отдавая приказ открыть упреждающий огонь.

-Но ведь там наши воины! - не соглашался Сабскаба, ибо только гениальный полководец, каким собственно говоря он и был, мог понять степень опасности, которым подвергнутся его воины, и всячески отговаривал правителя от необдуманных действий.

-Стреляйте точно! - приказал царь Киферон, и собственною рукою перерубил канат катапульты.

 И тутже небо взорвалось сотней огненных снарядов, и надо отметить, что их пламенный порыв имел успех, ибо враги дрогнули. На тысячи выпущенных снарядов они отвечали всего несколькими выстрелами, поджигая корабли, убивая воинов, чем несказанно увеличили панику в рядах тельхирумов. Положение казалось безвыходным и Киферон впал в отчаянье, ибо одним из снарядов задело мачту его корабля и, та свалившись на палубу, смешала воедино ложки, вилки, тарелки с первыми, вторыми и третьими блюдами.

-Сделай же что нибудь Сабскаба! - приказывал царь Киферон растроенный от одного только вида испорченных блюд, - и тебя ждет великая награда: «серебряные крылья».

-Да я за «серебряные крылья» сделаю все, что угодно! - вскричал герой и тутже приказал слуге Бончо.

- Заряжай катапульту, - при этом в его голосе слышалась решительность.

Все устроив как надо, он взял амфору с добрым нектаром и стал рядом с метательной машиной, которую слуга Бончо привел в боевую готовность. Сабскаба взмахнул своей семижильной плетью. Бончо перерубил канат катапульты, и в тот миг, когда из метательной машины вылетел огненный снаряд, он вскочил на него верхом и лихо понесся вперед. Все кто это видел, в один голос воскликнули:

- Браво великий Сабскаба, браво! Брависсимо!

 Сперва он летел с удовольствием, созерцая тот неповторимый и чарующий вид, который всегда захватывает дух и заставляет учащенно стучать сердце, пил нектар и наслаждался красотами. Но когда сквозь зарево и дым пожарища увидел неприятеля, его охватили тревожные мысли.

-Да! - про себя подумал Сабскаба, - вляпаться в неприятности. Ты пожалуй вляпался, но удасться ли тебе оттуда выбраться, ведь враги не станут церемониться с тобой. Они набросятся на тебя, будут долго и с наслаждением мучить твое тело, жечь огнем, пытать железом, а затем сдерут с тебя шкуру, зажарят на медленном огне и пожрут твою плоть. Нет, милый Сабскаба повоевал и хватит, позиции высмотрел, пора возвращаться.

В это самое время, мимо него пролетел встречный снаряд, пущенный разбойниками по кораблям тельхинов, не долго думая, он вскочил на него верхом и помчался обратно. Конечно, во время полета Сабскаба высмотрел место расположение вражеской батареи, подсчитал количество воинов и метательных машин и надеялся все это в точности передать царю Киферону. Но тут оказалось, что огненный снаряд начал припекать ему ягодицы, а чтобы не пекло, в коленках пришлось полить их нектаром, от чего пламя только усилилось. Пришлось прыгать в царскую галеру, а огненный снаряд сменив траекторию, упал в воду, не причинив никому вреда.

- Слава великому герою! - кричали все собравшиеся на пиру у царя Киферона, и тутже поднесли ему большой кубок нектара, который он принял с большой охотой.

Так Тельхины узнали, где спрятался неприятель и, направив огонь своих метательных машин в ту сторону, уничтожили вражескую батарею. Снаряды сыпались огненным градом, ряды воинов уменьшались, а полчища тельхинов все прибывали. Разбойничьи уловки, волчьи ловушки и коварные западни годились только для отражения случайных набегов или против небольшого отряда врагов, но против такой армады выстоять было невозможно. Один за другим падали защитники и вскоре от них осталась только жалкая горстка храбрецов. Захватив острова и протоки, враги ворвались в само озеро, отрезав даже путь к отступлению, или сдаватся, или принять бой, третьего не дано. Небольшие разбойничьи лодки грубо выдолбленные из толстого ствола дерева, тяжелые и неповоротливые, становились легкой добычей врагов. В одной из таких лодок сидел Лилай и его верный помощник Термутид, готовясь дать врагу последний бой. Хотя бой был и проигран, но все же надежда не покидала обороняющихся. Да, видать боги земли и неба по своему усмотрению решили исход этой последней битвы, вселив беспричинный страх в сердца обороняющихся. До того храбрые и мужественные они теперь представляли собою жалкое зрелище, ибо многие пали духом и струсили. Противник еще только приближался, а их сердца уже трепетали. Многие бросив оружие, посчитали бегство за великое благо. Один Лилай и его верный слуга Термутид остались ожидать приближения врагов.

-Прощай Термутид, - молвил Лилай, чьи глаза по-прежнему пылали отвагой и мужеством. - Встретимся на небесах.

Термутид, его верный друг и соратник, всем сердцем был на стороне Лилая, но здравый смысл и беспричинный страх, вселившийся в его тело, принуждал его к бегству. В его душе клокотали противоречивые чувства, с одной стороны - он стыдился бегства, с другой стороны - он не мог бросить его одного на растерзание врагов. Найдя в себе силы, остался.

-Прощай, - шептал он пересохшими губами.

А враги уже обходят их со всех сторон.

- Вот он, вот он разбойник Лилай! - кричал вездесущий Сабскаба и, сейчас же построив свои суда плотным кольцом, заключил его в середину круга.

Лилай защищался отчаянно и сумел сразить не одного врага, убивал их без счета. Но вот что удивительно было в этой схватке, никто из тельхинов не метал копья и не заносил меча над головою Лилая, хотя не раз имел такую возможность.

-Брать живьем! - приказывал Сабскаба воинам и те не смели ослушаться, ибо знали сколь тяжела его семижильная плеть.

 Лилай сопротивлялся до тех пор, пока враги не отняли у него копье, не выбили из рук меч. Все то время пока Термутид прикрывал его спину, он сражался с отчаянным ожесточением, но когда он получил по-видимому смертельную рану, пал в озеро и утонул, враги тутже скрутили его руки. Пленив одного единственного разбойника, они считали его чуть не главным трофеем. Потеряв столько воинов, они больше ликовали захватив его живым, чем горевали об утрате своих. Множество цепких рук держали разбойничьего главаря, а тот напрягая последние силы, пытался освободиться, но сильные и крепкие руки держали его мертвой хваткой.

                                   Разговор раба с хозяином

Высадившись на сушу, Сабскаба тутже выделил половину своего отряда для его охраны, вторую отправил учинить разбой. Он с бравым видом расхаживал вокруг связанного разбойника, поминутно замахивался на него плетью, грозил, но не бил, опасаясь его кипящих кровью глаз.

-У злодей. Гак, Мак, Брак, - бранился Сабскаба, призывая на его голову сотни проклятий. - У волчище. Гак, Мак, Брак, тебе в печенку, - грозил он ему.

 Воины обыскав близ лежащие острова, к своему огромному разочарованию не нашли ничего, лишь жалкие лачуги да битые горшки стали их добычей, ведь разбойники надежно спрятали свои сокровища в недрах пещер. Приближался вечер, вселяя им жуткий страх ниспосланный богами на головы разбойников. Дело в том, что количество страха было столь огромным, а количество живых разбойников было столь ничтожным, что страхи не найдя себе достойного применения заползали в головы тельхинов, где и находили свое убежище. Если бы существовали такие приборы, способные измерять количество страхов, то они наверняка зафиксировали многократный переизбыток этого вещества, ибо количество свободного, невостребованного страха превышало все допустимые нормы. Ругая Лилая на чем стоит свет, они поспешили убраться из болот восвояси, туда, где на обширном участке суши уже успели обосноваться лагерем основные силы Тельхирума. Сабскаба, как и подобает настоящим героям, лично конвоировал связанного по рукам и ногам главаря разбойников. Киферон, восседая на своем царственном троне, с отрешеным от действительности взором, любовался видом разорения вражеских болот. Пока солнце стояло высоко, его глаз не замечал тех ужасающих бедствий, которым подверглись эти места, днем яркость огня под лучами бога Гелиоса меркнет, кажется чем-то обыденным. А вот когда светило дня закатилось за горизонт, и наступила темная ночь, пожарище представляло собою поистине фантастическое зрелище. Все вокруг было охвачено огнем, тростник горел ярким пламенем, зарево пожарищ пугало своей зловещей радугой. Это отходящие войска специально поджигали тростниковые заросли, так сказать поджаривали разбойничьи остатки. Сабскаба бравым шагом прошел к правителю и, припадая на колени, воскликнул:

- воистину, одно твое имя вселяет страх в сердца твоих врагов, отчего они в страхе разбегаются!

 Царь Киферон, очнувшись от созерцания пожарища, обратил свой взор на Сабскабу, спросил:

- неужели убежал разбойник или вы все же поймали его?

- Да светлейший, он пойман и ждет своей участи, что прикажешь с ним сделать, с живого содрать шкуру, четвертовать, задушить, закопать живьем, утопить, предать мучительной смерти, любое твое решение будет милостью для него.

-Закапывать его пожалуй мы не будем, эти язычники только и ждут, когда их закопают в землю. Всех плененных, которые слабы и ранены ждет очистительный костер, тех кого удалось захватить целыми, заковать в кандалы и отправить в Тельхирум, а для Лилая уготована особая участь, но об этом поговорим потом, а пока приведите его сюда, я сам хочу на него посмотреть.

Стража ввела свянанного по рукам и ногам разбойника. Несмотря на то, что он был связан, в его теле чуствовалась сила и мужество. Лилай осмотрел присутствующих колючим взглядом, от которого в жилах холодела кровь. А Киферон довольный тем, что наконец-то в его руках оказался столь грозный противник, стал прохаживаться вокруг, и своим коротким мечем покалывал его могучие мышцы.

- Да, красавец, - говорил он, - такого красавца удалось поймать, сильный, выносливый, небось не хочется тебе умирать в таком юном возрасте.

Лилай молчал, гордо отвернув в сторону голову, смотрел на пожарище, которое в темноте мрака было очень ярким, и его кровавые языки лизали ночную темень.

-Ну что же ты молчишь, почему отворачиваешься, - язвил правитель, - посмотри сюда, - острием меча повернул его лицо к себе, порезав щеку в кровь. – Нет, вы только посмотрите на этого волка, сколько его не корми, а он высматривает, как бы убежать к себе в болото.

-На свободу, - поправил его Лилай.

-Вы только посмотрите, - самодовольно воскликнул Киферон, - он умеет разговаривать, а я то думал, что он от страха проглотил свой язык или тебе его отрезали мои храбрые воины.

-Нет, нет ваша светлость, язык ему не отрезали, - вмешался в разговор Сабскаба, - когда я лично поймал этого злодея вот этими руками, то хотел отрезать ему язык, но затем подумал, он еще понадобится, чтобы покаяться в своих злодеяниях. Пусть расскажет, где спрятаны сокровища, - замахнулся он своей плетью, картинно угрожая разбойнику. - Я из тебя всю душу вытрясу, я тебя в порошок сотру, я тебя…, - пылал гневом Сабскаба, размахивая плетью.

-Успокойся воин, - молвил царь, - твои заслуги останутся замеченными, думай о награде, ты же знаешь, мое царственное слово кремень, если я сказал, значит отрезал, но об этом поговорим потом. А теперь ответь нам злодей, как ты осмелился не подчиниться моему указу, и вместо того, чтобы сложить оружие, пролил море крови.

 Лилай даже не взглянул в его сторону.

- Почему молчишь волченок, - вскричал Киферон, - приказываю, отвечай немедленно!

- А что говорить, - отрешенно отвечал разбойник, - ты царь Родоса, я царь своего народа, а стою здесь перед тобой связанный. Это разговор раба с хозяином, а рабам положено молчать.

-Правильно мыслишь, какой ты царь, ты раб, но не простой, а жертвенный, твое тело предадут все испепеляющему огню, а твою темную душу поглотят Граи. Что скажешь в ответ, ты - подлый раб?

- Рабу положено молчать, и пока я не стану свободным, нам не о чем разговаривать.

-Развяжите его, - приказал Киферон.

- Как развязать, повелитель, он же разбойник, а если убежит.

- Не убежит, руки развяжи, а ноги не трогай, - и Сабскаба взмахнув своей семижильной плетью, точно отшлифованным ударом в семи местах перерубил веревки на его руках. - Теперь ты свободен, - молвил Киферон, - можешь говорить.

-Свободен? Это ты называешь свободой, - молвил разбойник с вызовом в голосе, - свобода - это птица, ее не удержишь в клетке, она парит в небесах, вот что такое свобода.

-Ты волк смеешь сравнивать себя с птицей, - брызгал слюною царь Киферон, - да ты не смог бы подняться, если бы даже у тебя тело поросло пухом и перьем. Посмотри за борт галеры, там реки крови, они переполнили весь этот край, а все по твоей вине, чего молчишь, отвечай.

-А разве ты не такой, как я, - злобно ответил разбойник, - разве на твоих руках меньше крови, чем у меня. Не ты ли отправляешь на костер рабов, не ты ли в угоду толпе проливаешь реки крови на арене Циркуса.

-Как можешь ты, раб, сравнивать богу угодные жертвы с твоими злодеяниями, клянусь всеми небесными Сварожичами, скоро твоя душа познает это блаженство.

-Тело мое принадлежит тебе по праву победителя, а вот душа тебе не подвластна, ею даже я не владею, - при этих словах Лилай ловким и быстрым движением выбил меч из рук царя, и тот от неожиданности упал на пол.

 А разбойник схватив меч, уже занес его над головою поверженного правителя. Сильным ударом древка копья, телохранитель Эфрат выбил меч из рук Лилая, вторым ударом в живот сбил его с ног и уже готовился пронзить его острием копья, но Киферон остановил его жестом. Поднявшись с палубы, подошел к разбойнику и наступив ногою на груд, рассмеялся в лицо.

-Глупец, - сказал он, - неужели ты думаешь, что развязав руки, ты стал свободен, ты был и остался рабом и умрешь, как раб, а я буду наслаждаться видом твоей смерти.

Лежащий тяжело храпел, золотой сандалий сжимал его грудь, не давая возможности дышать.

- Свяжите его, - приказал Киферон и презрительно сплюнул.

В этот миг, Лилай выхватил маленький ножичек, спрятанный в складках одежды, и вонзил его в ногу правителя. Киферон от испуга и боли закричал и, схватившись за ногу, отскочил в сторону. И в тотже самый миг, Лилай вонзил ножичек себе в шею, из раны брызнул фонтан крови, растекаясь по мраморным полам царской галеры. Глаза закрылись, и он не издав ни звука, умер в луже крови. Сабскаба, как стоял, так и обмер, по его недосмотру ранен хазяин, в пух и прах рассеяв мечты о «серебряных крыльях».

- Вот негодяй, - ругался Киферон, пиная бездыханное тело, - даже умереть, как следует не умеет, испортил мне триумф победы, оттащите эту падаль на погребальный костер.

И его тело за ноги вытащили на берег и бросили на кучу трупов, куда сносили всех убиенных, готовя к погребению. Обряд погребения усопших был назначен на утро, сотни тел исковерканных ужасами войны были сброшены в большую кучу в перемешку с тростником и частями разбитых суден, все, что могло гореть, сбрасывалось сюда. Усопших почти никто не охранял, только несколько стражников находились тутже, мертвые их не интересовали, к чему опасаться убиенных, скоро они превратятся в прах, только пепел и зола останется от еще недавно живых. Луноликая богиня ночи и зарево пожарища, отражаясь от водной глади болот, освещало погребальный холм окровавленных, истерзанных, изрубленных тел, лежащих с широко раскрытыми глазами, в последний раз смотрящих в бездну ночи. Часовые разожгли костер, жарили мясо, переговариваясь между собой. Не заметно и беззвучно от лежащей груды трупов отделилась скользская тень, неслышными кошачьими шагами она подкралась к страже занятой приготовлением пищи. Повинуясь опытной руке, меч лежащий на земле выскользнул из ножен, перерубив горло одному из стражей. Второй не успел даже схватиться за свое оружие, брошенный меч не дал ему возможности подняться с места. Восставший из мертвых Лилай неспеша подошел к убитому, вытащил из его груди торчащий меч, а затем занес его над своим горлом.

-Ну вот и все, - молвил разбойник, - а то заладил раб, раб, сам ты раб и перерезал овечью кишку, стягивающую шею.

 Новый караул, прийдя сменить часовых, обнаружил убитых воинов да зловещий холм покойников, и что произошло в ту ночь, никто не знал. Да собственно говоря, никто и не пытался узнать, ибо на дворе была темная ночь, едва освещаемая заревом пожарища, да Луна окровавленным глазом изредка выглядывала из-за черных туч дыма и гари.

-Уууу, жуть, - шептались меж собою воины, проведя остаток ночи в нервном напряжении, то и дело вздрагивая от малейшего шелеста.

В эту самую ночь не спал и царь Киферон, мучаясь от переедания и ужасной раны, нанесенной ему разбойником. Казалось, все несчастья мира свалились на его голову в одночасье, одеяло душило, подушка колола, живот бурчал, нога болела и ныла, а перед глазами стояло лицо разбойника Лилая, занесшее над ним ножище-кинжалище. Где-то ближе к утру, когда его душевные переживания достигли критической точки, готовые вот-вот вырваться наружу, в его опочивальню вошел Сабскаба. Тихо, почти на ципочках, прокрался он к царской постеле.

- Ггы, Кгы, Ггы, - откашлялся он, пытаясь разбудить спящего.

-Чего тебе, безумец? - вопрошал царь.

-Я с докладом, - по-военному четко доложил Сабскаба. - Вырезав усиленную охрану, разбойники похитили тело главаря Лилая.

-Чтоб вам пусто было, - ругался Киферон, - ты только плохие известия приносишь, что еще худого случилось, говори, не томи.

-Ничего ваша светлость, ничего хорошего не произошло, лишь сбежало несколько пленных разбойников, но вы не беспокойтесь, а то ваша рана может открыться.

-Ты мне зубы раной не заговаривай, говори, сколько сбежало.

-Все убежали, но вы не беспокойтесь, далеко они не убегут, не боги же им помогают, хотя один из охранников выжил и клянется, что пленных освободил именно Лилай. Он, будто призрак, восстал из под земли и перерезал охрану.

 При этих словах Киферон вскочил на ноги и закричал от боли, повалившись в постель, жуткая рана мучила его непомерно.

- Не может этого быть, - шептали его губы, - я собственными глазами видел, как он перерезал себе яремную вену жизни и умер, истекая кровью, неужели боги земли и неба отвернулись от нас. Вот что, - приказал он Сабскабе, - прочешите болота, делайте что хотите, но чтобы к утру он был здесь, живой или мертвый.

Едва только колесница бога Гелиоса набрала свой стремительный разбег, неся в этот мир тепло, добро и свет, а пестрокрылые чайки огласили своим пискливым: Чай, Чай, - начало нового дня, жрец напевно и протяжно зачитал слова молитвы, отпевая убиеннных воинов. Огненным факелом вспыхнул погребальный костер, черный смрадный дым взметнулся в небо, это божество огня пожирало трупы. А сотни тысяч воинов стояли, понуро опустив головы, и лишь изредка кто-то из них бросал в погребальный костер цветы да медные оболы. По вполне понятным причинам, царь Киферон не присутствовал на погребении, ведь его мучила ужасная рана ноги. Сидя в злаченном кресле-качалке, он с палубы корабля наблюдал за погребением. Только великий царь, коим несомненно был царь Киферон, мог так стоически созерцать погребение, и ни один мускул на его лице не выдавал его душевных страданий. Только охлосы и некоторые пустоголовые демоносы о трех головах могут думать, дескать правители, это безучастные животные, способные одним взмахом руки отправить на верную смерть сотни воинов и при этом оставаться равнодушными к их гибели. Какже ошибаются эти безмозглые демоносы, считая царей бездушными, черствыми, безучастными. Посмотрите на царя Киферона, и ваши сомнения развеются, как дым на ветру. Внешне оставаясь спокойным, сдержанным, он страдал безмерно, ибо рана его ноги была нешуточной. Но более он страдал душевно, ибо оставаясь в неведение относительно поисков разбойника Лилая, мысленно подганял Сабскабу, ну давай же, давай, найди его скорей. А надобно заметить, что Сабскаба старался, как мог, он буквально измочалил свою семижильную плеть, понукая воинов к поискам разбойника. И в скорости его старания увенчались успехом, в одной очень хитроустроенной западне-ловушке сидела мышка.

-Вот он, разбойник, - докладывал Сабскаба, втаскивая Лилая на палубу царского корабля, - запутался в сетях, которые сам же и расставил.

Киферон вознес руки к небу и с его уст слетели пророческие слова.

-Все таки существует справедливость в нашем мире. Приказываю, приковать этого разбойника железными цепями к мачте корабля. Второе - все вокруг сжечь, сравнять с землей, а болота осушить. Вместо этих Критских болот, прямо на месте погребения воинов, мы воздвигнем новое чистилище, где души героев найдут свое упокоение.

-Но ведь это почти нереально, - возразил кто-то из присутствующих тут генералов, - Критские болота столь огромны, что даже жизни не хватит для их переустройства.

-Хватит ныть, - поставил царь его на свое место, - вскоре сюда прибудут землеройные машины и самоходные телеги, приводимые в действие не грубою мускульной силою, а силой огня да пара, эти машины в считанные дни сравняют болота с землею, чтобы даже в памяти потомков не осталось их следа.

-А что делать нам? -  спросил Сабскаба от имени всех военночальников.

- А для вас у меня будет особое задание, - приказал царь Киферон голосом нетерпящим возражений. – Приказываю, немедленно трубите сбор, отправляемся домой в Тельхирум, где нас уже ждут триумфы и почести.

Эта краткая, но такая приятная для слуха речь была встречена бурными и продолжительными рукоплесканиями. Ни кто не может с уверенностью сказать, что стало причиной яркой вспышки огня, в одночасье взметнувшегося над погребальным костром. Может всему виной был сильный боковой ветер, налетевший со стороны моря, а может быть огонь, в своем ненасытном буйстве, пожрал что-то быстро воспламеняющееся. Но многие потом утверждали, что лично, своими собственными глазами видели огромное скопление душ убиенных, в ярком всполохе огня взметнувшихся прямо к небесам, а затем пронзив бездну земли, устремились в царство скорби и печали. На суд бога Ямы.

                                 На чём стоит свет? На законе.

Наверно так оно и было, ибо те, кто видел, что творилось в это время в царстве скорби и печали, наверняка подтвердили, что лабиринт до того мрачный и угрюмый, переменился в одночасье. Тут уже не встретишь заблудшую и вечно ноющую душу, блуждающую в бесконечных антифадах тупиков и переходов запутанного лабиринта. Лабиринт буквально ожил, забурлил в движении, даже в самых отдаленных его уголках слышался призыв: Все на суд, все на суд бога Ямы. И топот сотен шагов стекающихся отовсюду к заветной двери. И вот, когда мириады душ собрались пред дверью бога Ямы, пред ними, словно отверстие в небесах, отверзлась запретная дверь. Стража бичами и копьями едва сдерживала натиск толпы, отганяя назойливые души, пытающиеся проникнуть в помещение судебных заседаний. Первыми входили старики, женщины, дети, а всех остальных впускали в порядке живой очереди. В начале души попадали в весовую комнату, где их взвешивали, определяя степень очищения. Из таких уже взвешенных душ формировалось две очереди, первых сразу допускали в зал судебных заседаний, вторых подвергали допросу с пристрастием, выпытывая у них скрытые прегрешения. Ожидая своей очереди, души с нетерпением и нескрываемым любопытством заглядывают через головы друг друга, пытаясь рассмотреть происходящее в судебном зале, с острахом вглядываются в лица судей и присяжных заседателей. Которые считались всесильными божествами, соединяющие оба мира живых и мертвых, чрезвычайно заинтересованных в благополучии своих живых нащадков. Кроме того судьи наделялись правом карать испорченные пороками душенки, отправив их в огненную Гиенну бога Эреба. Там, в самом центре земли, за седьмым дном, раскинулось пекельное место, где порочные души испепеляются огнем да полымям, и уже полностью очистившись, вновь предстают пред судьей богом Ямой. Ведь только он в праве решать участь осужденного, он же отмеряет меру счастья и форму нового перерождения души. Присудит тебе новую жизнь в обличии растения или какой-нибудь блошки, значит быть тебе таким, и даже не думай оспаривать решение, а то будет еще хуже. После того, как все судебные формальности были улажены, подсудимого поили специальным отваром, стиравшем память о прошлых воплощениях и отворяли дверь, по которой душа вновь попадала на землю. Для этих целей в зале судебных заседаний было устроено 10 дверей, 8 дверей ведут вверх на землю, 1 дверь для самых-самых очищенных душ вела прямо на небеса, такие души наделялись особыми привелегиями обрести жизнь в других мирах. Но кроме этого существовала еще одна дверь, ведущая в преисподню, о которой лучше не вспоминать, ибо шагнувший туда, сделал не самый лучший выбор. Многим может показаться, что судебные разбирательства, это легкий труд. Ага, как бы не так, хоть на час влезте в шкуру бога Ямы, на своей собственной шкуре ощутить все те прелести, с котрыми ему приходиться иметь дело. Чистых душ в природе почти не существует, у каждого в душе сокрыты большие, либо малые проступки, за которые ему прийдется отвечать пред верховным судьей. Вот и приходиться, богу Яме заниматься этим непосильным, можно сказать титаническим трудом. С большим вниманием он рассматривал основания приговора, сверялся с показаниями весов, рассматривал обьяснения сторон, добавления и обоснования к вынесению приговора, жалобы, возражения, отводы, противоотводы, признания ответчика, записи очных ставок обвиняемого, заявление сторон, встречные претензии, дополнительные протесты, апелляции, заключения, решения и прочие, прочие, и тому подобные прелести. Не смотря на загруженность и множество дел, судья Яма был просто наэлектролизован жизненной энергией, а круглая корона над его головой, так и светилась ярким пламенем. Яма сидел на золотом троне, поглаживая своего любимого пса Кербера. Трехглавый пес Кербер, то и дело рычал, ждал команду: Фас. Ведь именно он сторожил заветные двери, преграждая путь шустрым душенкам, иногда набрасывался на осужденного, загоняя его в дверь ведущую в преисподню. Но сегодня в его услугах почти не было нужды, ибо Яма был настолько лоялен к обвиняемым, что буквально всех отправлял на землю. Обьявляя приговор, он то и дело бросал короткий взгляд на Туму, и та, отвечая ему взаимностью, улыбалась. Все шло как нельзя лучше, обвиняемая душа тихо и мирно выслушивала приговор и отправлялась отбывать отмерянный судьей и присяжными заседателями срок. Но тут в зал судебных заседаний явились незванные гости, сестры Энио, Памфредо и Дино.

-Почему посторонние в зале, - повысил голос судья Яма, - кто вас сюда звал, - сурово спрашивает он.

- Разве это не открытое судебное заседание, - возмущались старухи Граи, - мы также имеем право присутствовать в зале, как и все прочие.

-Что вы на это думаете, - обратился Яма к присутствующим.

-Я возражаю, - молвил бог смерти Танат.

Танат был главным присяжным, он сидел по правую руку от Ямы с мечом в руках, в черном плаще, с громадными черными крыльями. Могильным холодом веют эти крылья, когда прилетает Танат к ложу умирающего, чтобы срезать мечем прядь волос с его головы, исторгнув душу.

- Вот пожалуста, бог смерти Танат против.

-И я против, - молвила Геката - богиня ночных привидений.

 Над всеми эфимерными духами и чудовищными приведениями властвует трехголовая богиня Геката. Темной, безлунной ночью поджидает она на раздорожье трех дорог мирных демоносов и губит их сонмом кошмарных видений.

- И я против, категорически, - заявили Эринии, сестры Алекто и Мегера, грозные богини мщения, с бичами и ядовитыми змеями преследуют они преступника, не дают ему ни минуты покоя, мучают и терзают его угрызениями совести. Нигде нельзя скрыться от них, всюду Эринии находят свою жертву.

- И я против, - заявила кровожадная богиня Ламия, темной безлунной ночью пробирается она в спальню счастливых матерей и крадет у них детей, чтобы насладиться вкусом их крови.

-Вы слышали, - повысил голос судья, - все против, так что прошу очистить помещение.

 -Нет, не все, - с надеждой в голосе возмущались старухи Граи. - Вий не сказал свое слово. Скажи Вий, скажи, нам уйти или остаться, - упрямо стояли они на своем.

 Вий молчал, он вообще был немногословным, редко говорил, больше сидел, прикрыв свои глаза длиннющими ресницами от головы до пола, но при этом видел лучше иных четырех глазых.

-Уйти, - утвердительно кивнул он головою.

-Это несправедливо, - вскричали в один голос сестры Энио, Памфредо и Дино. - Мы будем жаловаться третейскому судье.

- Покиньте помещение, - настаивал Яма, стуча колотушкой о стол.

-Это ущемление наших прав, - кричали мерзкие видом старухи, - мы считем, что суд неправильный, а дела сфабрикованы.

-Хватит, хватит! - вопил покрасневший от ярости судья и ударил колотушкой с такой силой, что та сломалась. - Немедленно очистить зал от посторонних! - требовал он, угрожая сломанной колотушкой.

 Но старухи Граи не сдавались. Пришлось на них натравить цепного пса Кербера, и тот с грозным рычанием бросился выполнять команду: Фас. Еще долго в бесконечных корридарах лабиринта доносились их мерзкие ругательства.

- Мы протестуем! Это произвол, беззаконие!

В дальнейшем суд продолжался без всяких осложнений. Души взвешивались на чаше весов. Ламия записывала результаты взвешивания в таблице судеб. Иногда бог смерти Танат с усталым видом задавал подсудным интересующие его вопросы, и с таким же скучным видом слушал их ответы. Эриния с безучасным лицом зачитывала показатели взвешивания духовных оболочек, обьясняя судьям, что эта душа немножко не укладывается в норму или же эта душа полностью укладывается в норму, и её ровный голос наполнял зал скукой. Лишь только Вий прикрыв свои глаза тяжелыми виями, тихо похрапывал, казалось, он спал, хотя наверняка этого знать не дано. Вскоре очередь просветленных душ иссякла, настал черед темных, слабо очищенных душ, это в какой-то мере оживило ход судебного заседания. Ведь куда интереснее судить преступников и закоренелых убийц, нежели час за часом слышать одно и тоже.

-Душа легкая! Совесть чистая! Готов к перерождению!

 Первыми шли те, у кого проступки были незначительны, среди них большинство были военные, которым пришлось убивать и резать своих врагов. Но к таким суд относился с должным пониманием, ибо их вина была ничтожной, а все злодияния полностью перекладывались на плечи царей и правителей, которых еще ждал суровый ответ. За ними шли закоренелые душегубцы и преступники, а уж потом пошли неисправимые души. У таких душ на шее висело тяжкое ярмо, под тяжестью которого души просто вползали в помещение, ибо их злодеяния были так тяжелы, что многие из них уже в сотый раз не смогли пройти судный день. Тяжесть прегрешений снова и снова тащила их обратно в лабиринт чистилища. Были среди них и такие, кто свои злодеяния тащил впереди себя, будто тяжелый камень. Таким закоренелым преступникам и кара была сответствующая, их заставляли таскать свои пригрешения на высокую гору. Дотащил, значит раскаялся, очистился. Не смог осилить крутой подьем, сорвался камень прегрешений вниз - значит ещё не готов к перерождению, начинай все сначала. Глядя на этих вечно тянущих груз своих прегрешений закоренелых преступников, волкодлачьи души буквально пали духом, ибо среди них не нашлось ни одной души, кому была открыта дорога к новым перерождениям. Стоя в хвосте очереди, они с нетерпением ожидали своей печальной участи. Проводники Тама и Тума, как могли успокаивали своих соотечественников.

- Не бойтесь, мы будем рядом. Морально мы поддержим вас в трудную минуту, - и тутже обьяснили, как нужно себя вести, что будут спрашивать и как нужно отвечать.

-Вам будут задавать множество вопросов, - напутствовал их Тама, - допустим судья спросит у вас, отвечай, были ли у тебя плохие проступки в прошлой жизни. Вам прийдется отвечать. Но помните, лгать бесполезно. Нужно говорить только правду, ведь правда, это и есть очищение от прошлых прегрешений. А раскаяние - это очищение вдвойне. Но если солжешь, твою душу охватит страх, трепет и ужас. Ты задрожишь, станешь оправдываться, это и сгубит тебя, ибо владыка смерти Танат сверит твои показания с Зеркалом правды, в котором, как в чистейшем лесном озере, отразятся все твои поступки и злые деяния, и тутже разоблачит твою ложь. Вот по этому лгать бесполезно.

 Так подготовив своих сородичей, проводники вталкивали их одного за другим в зал судебных заседаний.

-Давай их всех сюда, - махнул рукою судья Яма, - даже не взвешивая, вижу, они все беспросветно темны, поэтому предлагаю рассмотреть их всех оптом и сразу.

- Да, эти темные душенки совершенно не очищены, - соглашались судебные заседатели, - не будем терять время, отправим их сразу же в лабиринт, до следующего судебного заседания.

-Э нет! - молвил бог Яма, делая ударение на последней букве, - не будем спешить с вынесением сурового приговора, дело в том, что в их деле возникли некие смягчающие обстоятельства, о которых я бы хотел поговорить с вами без посторонних глаз.

Кровожадная богиня Ламия обьявила:

- суд удаляется для вынесения приговора

 Сколько прошло времени, никто не знал, не ведал, ибо время в потустороннем мире тянется в противоположную сторону. Томимые мучительными предположениями, подсудимые души ждали вынесения обвинительного приговора. И вот, когда напряжение достигло своего предела, кровожадная Ламия своим загробным голосом обьявила.

- Встать, суд идет!

Важно, с видом полной безучастности, входили присяжные в зал судебных заседаний. Лишь только судья Яма, отыскав в толпе обвиняемых, красавицу Туму, моргнул ей правым глазом. Присяжные заняли свои места, а Яма развернув длинный свиток, стал зачитывать обвинительный приговор. Читал он долго и скучно, монотонным голосом перечисляя все их проступки и злодеяния, и правда, проступки подсудимых были столь значительны, что окончательно развеяли всякую надежду на скорое перерождение. Приговор был единогласным:

-Виновны. Конвой, уведите осужденных.

Жалобные стенания, ропот тоски и печали пронесся в зале судебных заседаний, осужденные уже готовы были сделать шаг отделяющий их от яркого света в беспросветный мрак лабиринта ….. Но в один миг все переменилось. Праведный царь, владыка смерти Яма, будто что-то вспомнив, ударил колотушкой о стол, остановил конвой. Обьявил.

- В связи с чистосердечным признанием своей вины и искренним раскаянием, а также учитывая смягчающие обстоятельства, суд счел возможным обьявить. - Судья еще раз взглянув в сторону присяжных, смерял их коротким взглядом, изрек. - Здесь нет преступников, пред нами только заблудшие души, которым суд счел возможным обьявить досрочную амнистию. Выбор перерождений определяют сами раскаявшиеся души.

И тутже радостное ликование пронеслось в замкнутом пространстве зала судебных заседаний.

- Амнистия. Свобода. Перерождение, - ликовали подсудимые.

С умилением смотрели проводники Тама и Тума на лица своих соплеменников, сияющие эфимерным блеском. И правда, настолько необычным было это зрелище, странным и немного смехотворным, что даже праведный царь, владыка смерти, умиленно прослезился. Только Вий сидел с отрешенным видом, закинув ногу на ногу, бесшумно барабанил пальцами по колену. Наблюдая за движениями его пальцев, было ясно, что приговор дался ему нелегко. Приоткрыв свои длинные, ниспадающие до колен вии, он буквально пронзил собравшихся чудовищно колючим взглядом, как бы окутывая их непроницаемым облаком, которое живым никогда не постигнуть. Поднявшись с места, заявил во всеуслышание.

- Я не буду в этом участвовать, - и тутже пропал, будто и не было его никогда.

-Спокойствие, только спокойствие, - как не в чем не бывало, успокоил собравшихся судья Яма. – Да, не все согласны, но большинство за, поэтому опираясь на мнение большинства, суд счел возможным обьявить амнистию. Давайте, давайте выбирайте свое новое обличие и покончим с этим, - подганял подсудные души судья Яма.

Выбрать новое воплощение дело не самое простое и безответственное, к этому нужно подходить со всей осмотрительностью. Шум, вздохи, тихие восклицания, кашель и шарканье ног наполнили зал. Это души один за одним подходили к зерцалу судеб, где им открывались прошлые воплощения. В большинстве случаев выбор душ основывался на их собственном опыте в предыдущих жизнях. Но были и такие, кто выбирал себе новое, еще не пережитое воплощение. Например, Аминон, душа, которая однажды воплощалась в рыбу треску, выразил желание снова переродиться рыбой. А душа Кикона выразила желание воплотиться в птицу, и ему любезно предложили несколько вариантов на выбор: орла, ворону и лебедя. Кикон выбрал лебедя и нисколько потом не жалел. А вот душа Менака из-за враждебности к женскому полу пожелала воплотиться в тело осла-рогоносца, дескать так ему будет удобно.

- Пусть так, - согласился судья Яма, разрешив ему новое перерождение.

И все же большинство душ выбирали самые простые и благородные обличия. Наньгань выбрал обличие льва, а его друг Чуньнюнь выбрал жизнь соловья. Где-то в средине очереди настал черед Скирона, и он, в прежней жизни имевший слабое хилое тельце, выбрал обличие гиппопотама, дескать теперь, он будет толстым и добрым. Сразу за ним шла душа Эпея, сына Панопая, выбравшая себе женское обличие, дескать, мне всегда хотелось, чтобы на меня мужчины обращали внимание. И уже под конец очереди, душа Ферсита долго стояла пред зеркалом судеб, не решаясь сделать свой выбор. Вспоминая о прошлых тяготах и невзгодах существования, душа Ферсита искала жизнь легкую, незнающею забот. В конце концов, примеряв обличие обезьяны, она сделала свой выбор, заявив, что это то, что он искал. И вот когда души сделали свой выбор, им предстояло выпить отвар забвения, чтобы они не помнили ничего из увиденного в загробном царстве. Уже стоя одной ногой в другой жизни, а второй в царстве скорби и печали, Яма поднял руку к вниманию и молвил.

- В последний раз хочу напомнить всем присутствущим, что в моем царстве существуют строгие правила и запреты, которых в дальнейшем прошу придерживаться. Случается, что живые пробираются в мои владения непрошенными гостями, а также вопреки сторогому запрету приводят на судный день своих родственников. Показывают им преисподню в неправдоподобном свете, а судный день превращают в настоящий фарс и комедию. Хочу предостеречь всех и каждого, что у нас не любят шуток, тут царит мрак и забвение, это строгий режимный обьект, а не место для увеселительных прогулок. Надеюсь, что при следущей нашей встречи, вы будете белые и пушистые, иначе не надейтесь на снисхождение присяжных и судей.

Когда все было кончено, души, присяжные и прочие покинули зал судебных заседаний, и в нем воцарилась тишина и покой. Яма подошел к проводникам Таме и Туме, обнял их за плечи и прослезился. И уже прощаясь у едва приоткрытой двери, ведущей к теплу и свету, Яма еще раз прослезился и с его уст слетели печальные слова.

-Как я вам завидую. Как мне хочется, хоть одним глазком взглянуть на ту земную красоту, - и запер за ними дверь.

Сколько времени прошло с тех пор, они не знали, не ведали, ибо время там в потустороннем мире и на земле течет по-иному. Преодолев яркий туннель света, они вновь вернулись в свое, прежнее тело. Собрав в кулак всю свою недюжую силушку, выбрались из холодной ямы. Словно из другого мира выползли они на свет божий. Как угорелые ходят кругом, смотрят, дивуются всему, что ни есть удивляются. Будто не на время покинули они этот мир, а на века вечные. Все вокруг разрушено, ничего узнать нельзя, все что было прежде, сожжено огнем, даже болот и тех не осталось, высохли. Ни родных, ни близких, только обглоданные падальщиками кости белеют в поросшей траве. Но кто они узнать невозможно, а ящерицы да змеи ползающие в пустых черепах об этом не скажут. Идут дальше, смотрят, а там у племенного алтаря лежит жрец Кандиге, в своей руке топор держит, а возле него тельхин лежит топором зарубленный, а на его костях черный ворон сидит, об белые кости клюв точит. Будто в дыму бродят они кругом, не таким они представляли себе возвращение в этот свет. Да если бы знали они, что будет так, навсегда остались бы в чистилище у Ямы. И тут слышат стон слабенький из под земли пробивается, прильнули к сырой земле, и правда, будто кто-то зовет их, еле слышно. Стали они землю руками рыть, а затем заступ нашли и дело сладилось. Роют, откапывают и о чудо, из под земли тайник открылся, а там стон стоит великий, чуть живы детушки малые да старики со старухами. считай с того света вызволили они своих родичей. Перво-наперво одели, обули их, как смогли, а затем собрали всех кто жив остался и тайными тропами повели их в Европу, в горы и леса дремучие. С тех пор волкодлачье племя стало лесным народом, да все одно к болотам тянутся. Где темная лесная чаща да топкое болото, там и они, волки. Сколько их не пытались потом приручить, ничего из этого путного не получилось. Сколько волка не корми, а он все в лес смотрит, убежать пытается. А Тума и Тама те вообще оборотнями заделались, бывает найдет на них что-то, перекинутся они через пень, колоду перепрыгнут, Вурдалаками обращаются и тогда нету никому житья от них. Всех режут, кровью упиваются, упырями одним словом становятся, и детки ихние такие же сделались. Шлют души на откуп богу Яме в его царство подземное, платят за свое освобождение. Вроде и зло творят, да кто ж их будет осуждать за это, все знают, что невинны они, ибо не за свою вину расплачиваются, а за чужую боль платят. Да и мало ли на свете таких демоносов, кто ни за что, ни про что кровь проливает, сотни.

                                  Парад планет….

В связи с тем, что отталкивающая сила воды слабее, чем воздуха, путь к Атлантиде оказался не близкий. Но даже этого короткого времени хватило Крону, чтобы неспешно прочесть письмо отца-Урана. В самом письме не было ничего особенного. Отец в кратце описал, как он добрался в центр галактики, к самому всех высшему Хаосу, и прочии, прочии трудности долгого перелета. В двух словах описал бой с вселенским мороком-Апопом. Желал здравия. Обещал скоро вернуться. Всматриваясь в неразборчивый почерк, Крон пытался понять, о чем думал отец, когда писал это письмо, представлял его лицо: сильное, мужественное, обветренное космическим ветром да жарким светом галактики. А в мозгу возникали расплывчатые образы из прошлого, с того самого последнего дня перед расставанием. Как же давно это было, думал Крон, всматриваясь между строк, и пред его глазами начали проступать очертания мужского лица. Это было лицо отца Урана, он улыбался. Добротой и любовью блистали его глаза. Крон не отрывал глаза от возникшей иллюзии и все происходящее казалось ему вполне естественным. Краски, образы, движущиеся тени сменялись на картине один за другим, извлекали из глубин памяти воспоминания беззаботного детства. Пусть немножко помечтает, знатоки утверждают, что это очень полезно. А сами вспомним громовержца Урана, где он, что с ним, почему отсутствует на планете Земля…...

Уран - божественный оплодотворитель земли, зачинатель жизни в её лоне, сам был зачат и рожден матерью землей Геей. В день его рождения всю землю осветила яркая молния, и три года шел проливной дождь, до краев наполнивший (азовское море)Меотиду. Когда небеса успокоились, все, кто имел глаза, увидели младенца Урана сияющего своей неземной красотой. Мать Гея души не чаяла в своем дитяти, а он обласканный материнской любовью быстро рос и, достигнув совершеннолетия, женился на своей матери. В те незапамятные времена такие родственные браки были вполне нормальным явлением, и никто не осуждал их за это. Ведь земля была пустынной, живых существ почти не было, так что у Урана и Геи не было другого выбора. К тому же Гея была девицей видной, лицом пригожей, широкогрудой и пышнотелой. Да и Уран был парень хоть куда, и частенько их видели трущимися друг о друга своими телесами, от чего в этот мир родилось прекрасные дети титаны, породившие все стихии: земли, воды и небеса. Этот божественный союз земли и неба дал толчек к зарождению жизни на нашей планете. Шесть сыновей и шесть дочерей, могучих титанов, родилось в этом бракеры, и МОР у бога неба Урана и богини земли Геи. Их сын, титан Океан, обтекающий, подобно безбрежной реке, всю землю, и богиня Тефида породила на свет все реки, которые катят свои волны к морю, и морских богинь океанид. Титан Гиперион и титанида Тейя дали миру солнце-Гелиоса, луну–Селену, румяную зарю-Эос, все звезды, которые горят в темном ночном небе и все ветры: северный Борей, восточный Эвр, южный Нот и ласковый ветер Зефир, несущий обильные дождем тучи. А последнего ребенка, самого младшего титана Крона, она проносила дольше других, отчего он и родился переношенным. Став отцом столь обширного семейства Уран, как и подобает заботливым родителям, засучил рукава и принялся обустраивать этот мир, старался одеть, обуть, накормить своих детей. Прежде всего он изобрел земледелие, то есть искусство обрабатывать землю, дабы она производила зерно. Он первым из божичей вспахал землю, засеял, а затем собрал обильный урожай хлеба. Дабы зерно могло сохраняться до нового урожая, первым начал строить крытые зернохранилища, придумал мельницы со всеми возможными приспособлениями: молоть зерно в муку, печь хлеб. Придумал дрожжи, дабы всходило тесто, первым начал добывать каменную соль, дабы придать ему приятный вкус, ибо знал, что нет ничего вреднее для здоровья, чем хлеб неподошедший и пресный. Год за годом он впрягал в ярмо своих драконов, Эвринома и Офиона, плугом вспахивал землю, засевал, собирал урожай. Но когда ему это дело надоело, он сумел соединить меж собою диких Онегров с демоносами, создав мужчин-Кентавров, они то и стали вспахивать землю, засевать и собирать урожай хлеба. Освободив свои руки, он изобрел повозки и тележки, дабы удобнее было перевозить зерно по суше. А затем на удивление стихиям воды изобрел корабли, баржи и галеры, дабы они могли по воде доставлять зерно по всей стране ойКумене. В засушливые годы, когда зерно гибло на полях, он первым научился вызывать дождь. Для этого он использовал сбор травы луговой и травы обыкновенной, но мало кому известной, ибо один только стебелек, именно этой травы, вызывал пары, которые потом сгущались в тучи, из туч шел дождь и обильно орошал землю. Уран также изобрел способ задерживать дождь и останавливать его в воздухе, или же отводить тучу в сторону с тем, чтобы она пролилась над морем. Он же изобрел искусство и способ прекращать град, усмирять ветер, укрощать бурю и молнии. А чтобы лучше и эффективнее управлять климатом и погодой, устроил свое гнездилище на горе Олимп. Вскоре возле его гнездилища-хижины разросся шумный город. Маленькое захудалое селения превратилось в столицу ойКумены-Сорочанск. Так бы и править ему страною тихо-мирно и без забот, но обьявилась в его стране прожорливая напасть.

Орды диких варваров и других жвачных животных повадились воровать зерно и вытаптывать хлеб на полях. Этого Уран стерпеть не мог и тутже изобрел оружие: копья, мечи, дротики и пращи, а также придумал способ ограждать города каменными крепостями, дабы содержать хлеб под защитой высоких стен. Лично спроектировал и построил несколько городов, в частности Кумы, Ураниду, Гелон, Гееполь, Фемескию и прочии. И все таки одних стен для сохранения урожая было недостаточно, ибо варвары опустошали именно поля, оградить которые никаких стен не хватит. Тогда ему пришлось создать дев-воительнец. Скрестив все тех же Онегров с демоницами, создал гордый и независимый народ Амазонок, которые и стали тем живым щитом, преградившим доступ к бескрайним полям хлеба, полбы да гречихи. Вскоре ему на ум пришла идея создать не только оружие обороны, но и нападения. Для этих целей он изобрел способ разрушения крепостных стен при помощи метательных машин и орудий. Эксперементируя в области военной техники и способов ведения боя, он настолько преуспел, что вскоре выяснилось, равных ему в этом деле нет, за исключением нескольких первобогов, таких как Эреб, Тартар, Яма и прочих. Таким его и запомнили современники: воин и пахарь, созидатель и разрушитель, творец и любящий отец своим детям.

В тот незапамятный год, когда казалось, ничто не предвещало беды, Уран-громовержец запряг в ярмо своих верных драконов-змеенышей Эвринома с Офионом, отправился резать плугом землю-матушку. Пашет бескрайние степи Ирийские, на своих драконов посвистывает, медным плугом бороздочки попахивает, пенья, коренья из земли вывертывает, большие камни в кучку складывает. Весна в тот год выдалась ранней, земля обильно политая влагой, ждет не дождется, когда её причешут плугом, готовая с радостью принять зерна нового урожая. А вокруг, куда не бросишь взгляд, красота стоит невообразимая: бескрайние просторы степи усеяны ковром желтых, синих да красных цветов. Все радует глаз бога, и от этого на его душе стало так легко и радостно, что с уст тутже слетели слова песни: «Ой ты степь широкая, степь раздольная, как песня вольная.» Надобно отметить, что петь Уран любил, ибо от природы был веселой удачи, никогда не грустил, работая припевал, отдыхая пританцовывал. Но тут пред его глазами открылось странное видение. Прямо над головой в бескрайних небесах загорелась яркая звездочка, присмотрелся Уран, прищурился, боже правый и левый, да ведь этоже Комета-вестник беды. «Будет война, будет война», - оповещает хвостатая комета всех богов галактики, собирая их под знамена всех высшего Хаоса. Летит хвостатая, оставляет за собой кровавый след, а на земле плач стоит великий, ибо это знак беды. И правда, она принесла с собой такой жуткий страх, что немало демоносов заболело и умерло, своей ли смертью или же им кто помог, этого не знает никто. Но многие связывали их смерть именно с кометой, ибо видели ее длиннющий хвост, который тянулся за тремя яркими звездами, похожими на руку держащую меч. Не долго думая, стал Уран на войну собираться.

-Скажи любимый папочка, - утирая слезу, спрашивали детки малые, любимая доченька Рея да сыночек Крончик, - скоро ли ты вернешься?

- Нескоро, - отвечал заботливый отец, обнимая любимых деток, - ой нескоро вернусь, - приговаривал он, гладя их по головке, будто расчесывая волосы.

-А почему, обьясни, обьясни, - просят они папу.

- Потому мои ненаглядные, - обьяснял он, прислушиваясь к едва слышным всхлыпываниям жены, доносящимся из соседней комнаты. - Потому что бескрайний космос огромен, тысячелетия которые протекают у нас, это меньше минуты там в космосе. А то что мы считаем вечностью, всего лишь миг на счету нашей вселенной. Чтобы это понять, - обьясняет Уран, - нужно представить себу огромный Алмаз, каждая грань которого равна ширине большой и полноводной реки. И вот представьте себе, раз в год прилетает черный ворон и чистит клюв об этот алмаз. Всего раз в год прилетает ворон, чистит клюв и наконец алмаз сточился, как брусок для точки серпов. И все это время, с самого первого раза, когда прилетал ворон, и до того дня, когда он сточил алмаз клювом, в космосе пролетел всего лишь миг, а у нас века.

- Разве там в космосе живут вороны, - удивляется дочка, - этого не может быть, ведь там безвоздушное пространство и ничто живое в нем жить не может.

- Это извращенное представление о космосе, - обьясняет он своим детям, - за всем неживым, стоит живое, космос в каждой своей части населен и перенаселен живой материей.

- Но так ведь не бывает, ты все выдумываешь, - не соглашается сын Крон.

-Посмотрите, - просит он детей, - какое прекрасное небо ночью, звезды на чёрном фоне космического пространства горят подобно драгоценным сокровищам. Наша вселенная огромна до бесконечности, в ней тысячи галактик, еще больших, чем та, в которой мы живем, и везде живут такие, как мы или тому подобные демносы. А теперь представьте нашу галактику, которая называется Млечный путь, как огромное скопление звезд, в котором наша солнечная система, солнце и планеты с их спутниками, являются лишь крохотной пищинкой в море. В нашей галактике, будто в пчелином улье, проживает больше 100 милиардов звезд, а планет и того больше и почти каждая из них заселена.

-В моей голове не укладывается столько много, - грустно говорит Крон, жадно всматриваясь в небо, загибает пальчики.

-Можешь не считать, - отстанавливает его отец, - пальцев не хватит. И всем этим скоплением звезд управляет вселенский разум, имя которому Хаос.

- Разве он такой огромный? -  спрашивает дочка Рея, сладко зевая.

-Почему огромный, - наивно удивляется Уран, - самый, что ни на есть, обыкновенный божич, и в тоже время он недоступен для понимания, а любое рассуждение о нем беспочвенно. Своею недюжей волей он управляет нашей галактикой, Млечный путь, а она в космосе всего лишь былинка травы на лугу.

- Ого, какой он сильный, - удивляются дети, зевая и засыпают на отцовских руках.

-Спите мои хорошие, спите, - заботливо гладит отец их курчавые головы, убаюкивая рассказом. - Сколько ни есть звезд в нашей галактике, и все они вращаются вокруг небесного стержня, коим и есть всех высший Хаос. Знате в чем его истинное величие? - спрашивает Уран и, не получив ответа, продолжает обьяснять уже спящим. - Его истинное величие заключается в том, что он один единственный сотворил все и вся в том первозданном мире стихий. Когда еще не было ни звезд, ни планет схожих с нашими, а был лишь вселенский Хаос и какая-то дикая буря. - Только не слышат его слов дети, спят беззаботным сном.

Укрыв их стеганым одеялом, стал Уран-громовержец в дорогу собираться. Заливаясь горючими слезами, провожала его жена Геюшка на ратный подвиг.

-На кого ж ты нас покидаешь, - рыдала она, повиснув на мужьей шее.

-Прошу тебя, успокойся, - просил он жену, целуя каждую веснушку на её зареванном и опухшем лице. А на вопрос когда вернешься, Уран отвечал так. - Жди меня шесть веков, как увидишь, что всколыхнулось море синее, всплыл на море черный камень, а на том камне расцвел куст ракитовый, да запел на нем соловей-соловушка, вот только тогда и вернусь я обратно.

 В последний раз обнял жену, посмотрел в её бездонные очи, похожие на чистое небо, погладил светлые волосы, подобные белым цветам первоцвета, добавил.

- Жди меня ровно шесть веков, а если не вернусь с чиста полюшка, знай, что нету меня в живых, тогда выходи за любого боржича, не иди лишь за Ярила буйного.

-Никогда, - пала к его ногам жена верная, - буду ждать тебя мой единственный, я тебя родила, я тебя взрастила, выкормила, тебя одного люблю, ты у меня один суженный, ты у меня один родненький.

-Шесть веков жди меня и я вернусь! - прокричал Уран на прощанье и ушел не оборачиваясь.

Змии крылатые, Эврином с Офионом, почуяв хазяина, бьют о землю хвостом, роют копытами, рвутся в небо.

- Сейчас полетим мои хорошие, - протянул каждому в рот горбушку хлеба, - сейчас, сейчас, - гладил Уран змиев по холке, проверяя крепки ли ремни, прочно ли дышло, в порядке ли постромки да гужи.

 Затем взобрался в колесницу огненную, придирчиво осмотрел скафандр, проверил рули, тяги, ободья да хвостовое оперенье. Огненная колесница называлась Скафе или Скафандр и произошла от слова ракета, которую демоносы часто запускали в небо во время народных гуляний и на праздниках, устраивая феерверки, салюты, огненные потехи.

-Прощай! - только и успел крикнуть Уран жене Геюшке, перекрикивая рев двигателей, уносящих в небо крылатую колесницу.

 Огненный смерч, прорезав небесное пространство, уносил его в космос, оставляя за собою дымный след. Час за часом, белая полоска тянущаяся за огнедышущей колесницей уменьшалась, пока совершенно не растаяла среди мириад ярких звезд галактики. Уран - верховный бог над всеми богами и титанами ойКумены смотрел на удаляющуюся планету и восхищался её красотами, такая она была огромная и красивая. И правда, планета Земля из космоса совсем непохожа на ту, которую мы привыкли видеть вблизи. Вместо очертаний материков и океанов половину диска земли скрывают белые дымчатые тучи, а в промежутках между ними можно рассмотреть очертания плоских материков. Смотришь и сразу приходит на ум, будто это огромная черепаха стоит опираясь на спины трех морских китов. Какая же ты у меня красивая, думал Уран, созерцая ее прелести: видел яркие тучи пеленающие ее стройный стан, бескрайнюю ширь морей, широкую ленту Эридан (Днепр) реки вольготно несущую свои воды в Ирийских степях, могучий Кавказский хребет. С горечью в горле он созерцал свой огромный дом, великую страну ойКумену. А дальше за Уральскими горами его взору открылись чужие, холодные земли Гипербореи, на которые Уран просто не имел силы и желания смотреть. Отвернул голову в сторону, и тутже яркое Солнце, вроде вдавленное в черноту неба, ослепило его глаза. Привыкнув к его яркому свету, он вспомнил свои обязанности, отключил двигатели ракеты-Скафе, стал бичем подгонять змиев, Эвринома с Офионом, принуждая работать крыльями. Чем дальше он уносился вдаль, тем круг земли становился все меньше и меньше, и вскоре смешался с бесчисленным сонмом окрестных звезд.

Что ожидает меня там, в Сверге у всех высшего Хаоса, может почет и слава, а может и смерть лютая, думал, гадал Уран-громовержец, неотрывно вглядываясь в черноту неба. По-существу, небо нельзя назвать совершенно чёрным. Фон чёрный, но на нем сплошная россыпь звезд, а иногда среди этой бесконечной россыпи появляются темные полосы. Это пролетают освещенные солнцем астероиды. Одни чертят на небе яркие, как серебро следы, другие оставляют полосы медно-красного света, от этого небо кажется полосатым.

-Подождите меня! - кричит им в след Уран-громовержец, - я уже лечу, цоб цабе, цоб цабе, - пришпоривал он змиев Эвринома с Офионом.

 Первая остановка была у бога Меркурия. Свое жилище он устроил на планете, которая находится ближе всех к светилу дня, Солнцу. Путь, которым Меркурий облетает вокруг солнца, короче, чем у других планет. Всего за восемьдесят восемь земных дней облетает он вокруг солнца. От жары ему попадает больше всех, ведь один Меркурианский день, это два земных года, так что за это время, одна его половина обращенная к солнцу успевает разогреться настолько, что даже камень горит огнем. По разогретой камменной пустыне текут свинцовые и оловянные реки, а над ними бушуют огненные бури. В тоже время, другая половина планеты, куда не попадают солнечные лучи, промерзает так, что даже газы лежат на его поверхности в виде сухого снега.

-Эй! - кричит Уран, прячась от яркого палящего солнца в планетарной тени Меркурия, - Где ты, брат мой Меркурий, скорее собирайся в небесное воинство, выступим на защиту всех высшего Хаоса, сразимся с черным мороком Апопом!

- Я всегда готов выступить за правое дело, только немного примерз, - отвечал ему бог Меркурий, - отправляйся без меня, я в скорости догоню.

Снова в пути небесный странник, мчит вперед, собирает свое небесное воинство. Вот пред ним вспыхнула самая яркая и красивая планета солнечной системы, Венера. Густая вуаль из облаков и туч закрывыает двухликую Венеру, не давая возможности рассмотреть ее ближе. За пеленой вуали скрывают свои лица сестрички-близняшки Фосфор и Геспер, образуя божественное сияние, которое земляне видят раньше других звезд на горизонте. Даже не думайте, что Уран-громовержец возьмет с собою сестер Фосфор и Геспер, страстно влюбленных друг в друга однополой любовью, но поздороваться-то надо. Подлетев ближе, он пытается хоть что-то рассмотреть сквозь густые тучи, низко висящие над её поверхностью, куда не проникает ни один луч солнечного света. С огромным трудом ему удалось рассмотреть огненные потоки раскаленной лавы и горячий ядовитый воздух, в котором не может существовать ни одно живое существо.

-Здравствуйте сестрички! - кричит им Уран-громовержец, приветствуя планету Венеру.

-Здравствуй братец, - отвечает ему Венера, извергая из своего нутра огненную лаву. - С чем пожаловал, - интересуется она, - я не звала тебя в гости.

- Я не в гости прилетел, - отвечает Уран, - я лечу в центр мироздания к отцу нашему всех высшему Хаосу, чтобы вступить в Сварожье воинство, сразиться с черным мороком Апопом.

-Будь смел и удачлив, - напутствует его планета Венера, - пусть Хаос-вседержец хранит тебя.

- Скажи сестрица Венера, - вопрошает её Уран, - когда ты уже розродишься жизнью, когда перестанешь кипеть да буйствовать, когда засеешь свои поля хлебом?

- Скоро, очень скоро, - отвечает Венера, - всего-то несколько миллионов лет осталось и я выношу в лоне своем дитя, оно будет таким же прекрасным, как и твои дети.

-Мужика тебе нужно хорошего! - крикнул Уран на прощание, только не услышала его планета Венера, укрывшись вуалью божественного сияния, столь прекрасного для глаза.

Следующим был забияка и драчун Марс. Бог Марс настоящий воин, он уже давно поджидает своего братца Урана, чистит латы, точит меч свой булатный. Большая часть планеты Марс, это пустыня, покрытая редкой растительностью мхов да лишайников, голубого, синего или фиолетового цветов. На полюсах Марса белеет тонкая снежная шапка, покрывающая вулканы, которые большей частью спят, а гроз совсем не бывает. Всем хорош Марс, только разреженный воздух слабо защищает его поверхность от падения космических тел, из-за чего его поверхность усеяна десятками тысяч воронок. Марс в окружении двух своих верных спутников, Фобос-страх и ужасного Деймос-ужас, выглядывают Урана.

-Здравствуй брат Уран! - кричит ему Марс еще издали, - где ты так долго бродишь, от безделия я свои латы уже до дыр протер, а руки так и чешутся сразиться с черным мороком Апопом.

-Ожидайте меня тут, а я остальных прихвачу и сразу назад, - кричит им Уран и мчит далее.

За планетой Марс находится самая большая планета солнечной системы Юпитер. Он в тысячу раз больше, чем Земля, но весит не так много, потому что состоит в основном из газов, такой себе огромный газовый пузырь. Огромное воинство составляет почет бога Юпитера, двенадцать больших спутников, многие из которых больше по величине, чем сам Меркурий, и сотни, тысячи мелких слуг и служанок, выстроившись в ряд, встречают бога Урана.

- Вы готовы сразиться с черным мороком! - кричит им Уран-громовержец еще издали.

-Мы уже давно готовы, - отвечает Юпитер, - только тебя и ждем.

- Тогда подтягивайтесь на планету Марс, там и устроим парад планет.

А сам уже мчит дальше, направляясь к Сатурну. Тысячи и тысячи спутников вращаются вокруг Сатурна, охватив его божественным ореолом-кольцом. Подлетая к Сатурну, видишь только его ребро, тонкую линию, которая прорезает светящуюся планету, золотом своей радуги. Это горят переливаясь всеми цветами радуги десяток лун-спутников бога Сатурна.

-Отправляйтесь к Марсу, - кричит им Уран-громовержец, - там устроим парад планет! - а сам мчит к своему двоюродному брату Урану на планету Уран.

 Это в его честь, Урана, его назвали Ураном, а все потому что родились они почти одновременно, сначала родился Уран, а на следующий день его двоюродный братик Уран. А у того пятнадцать спутников: Миринда, Ариель, Умбриель, Титания, Оберон и другие, выстроившись в ряд с нетерпением ждут земного брата Урана.

- Вы готовы сразиться с черным мороком Апопом! - кричит им Уран еще издали.

- Мы всегда готовы, - отвечают они несвязным голосом.

- Подтягивайтесь на Марс, а я к Нептуну и Плутону слетаю.

 Нептун и Плутон неразлучные друзья. Хоть и небольшие их планеты, меньше чем у Сатурна, но больше за Землю. Отсюда, издали, солнце кажется маленькой звездочкой, а солнечные лучи если и достают их поверхность, то не греют, оттого мрак и лютые морозы хозяйничают на этих планетах, лед, снег да промерзлый камень. Двести сорок восемь земных лет тянется путь Плутона вокруг Солнца. Шестьдесят два года зима, столько же весна, лето и осень. У Плутона всего один верный спутник Харон. А у Нептуна два, Тритон и Нереида. Они уже поджидают громовержца Урана, выглядывают его.

- Вы не замерзли! - кричит он братьям.

- Нет, - отвечают они, - на морозе душа не портится.

-Вот и ладно, тогда отправляемся на бой с черным мороком Апопом.

-Давно уже кулаки у нас чешутся, так и тянет в бой, - отвечают они.

-Тогда быстро собирайтесь, полетели на Марс, там устроим парад планет.

Один за другим слетались великие планетарные боги на планету Марс и все, как на подбор, красавцы, сильные, крепкие телом. Выстроив свое воинство в одну линию, Уран, как и полагается в таких случаях, сделал перекличку, проверил обмундирование, а удостоверившись, что все в сборе скомандовал.

-Направо! Шагом марш!

 Кто хоть раз был свидетелем подобного природного явления, не мог не налюбоваться столь захватывающим зрелищем. Стройными колоннами планетарные божичи двигались друг за другом, окутанные неземным ореолом. Яркое солнце блистало на их шлемах, призрачный мерцающий свет отражался от мечей да щитов, видимый даже днем. И это только наша солнечная система выставила против морока Апопа такое бравое воинство.

-Нет, не устоять ему, не сдюжить такую силищу, - рассуждали видившее это диво демоносы, задрав свои шеи и наблюдающие построение планет в одну линию.

-Да, не сдобровать чёрному мороку Апопу, - подтверждали те, кто не видел это зрелище, а только слышал.

 Млечным звездным путем, истекающим прямо к всех высшему Хаосу, провел Уран-громовержец своих воинов. Уже на подступах к центру галактики заметили они большую туманность, похожую на тучу чёрного дыма, испещренную глубочайшими чёрными провалами. Эта туманность висела в межзвездном пространстве, подобно разметанному вихрем облаку. Жутко было даже представить себе размеры этого облака пылевой материи, отражавшего свет дальних звезд. В любом из его черных провалов, будто в стакане воды, утонула бы наша солнечная система.

-Друзья! - молвил Уран-громовержец, - поспешим к Хаосу, пока черный морок не поглотил нашу галактику, - и пришпорил своих змиев.

Надобно отметить, что весь этот долгий переход в 35 световых лет, который разделял их от центра галактики, они преодолели в кратчайший срок. Всего за 30 световых лет. Лишь изредка останавливаясь на какой-нибудь планете у своих собратьев из дальних миров, пировали, отдыхали и снова спешили вперед. За это время, небольшой отряд превратился в один сплоченный колектив, где каждый из божичей готов был пожертвовать своею жизнью за друга. За это время Уран-громовержец больше других сдружился с богом Плутоном и даже предложил ему место в своей колеснице.

-Ты только посмотри, - толкал Плутон Урана в плече, когда космический скафандр пробил слой облаков, и перед ними открылась панорама сверкающего нефритового дворца всех высшего Хаоса.

- Ну и красотища, даже глазам больно, - переговаривались между собой Марс с Юпитером.

 - Еще бы, - отвечал Фобос, - красота неописуемая, чистейший зеленый нефрит, серебро, золото, каменья самоцветные и все это горит, переливается таким огнем, что даже смотреть больно.

-Представляешь, - вставил свои пять Меркурий, - вся планета из чистого золота.

-Нет, не представляю, - отвечал Нептун.

- И мы не верим этому, - добавили Харон с Деймосом, - мы можем представить планету покрытую серебром, но всю их золота, не верим.

- Что тут долго гадать, - успокоил их Уран-громовержец, - приземлимся, пощупаем своими руками, ведь не каждый день выпадет такая честь, оказаться в самом центре галактики у всех высшего Хаоса.

На самом верхнем, тридцать шестом небе, в роскошном нефритовом дворце живет всех вышний бог Хаос, правящий мириадом звезд галактики. Восседая на троне из чистейшего нефрита, он кажется недоступен для мысли, и любое рассуждение о нем беспочвенно. Всех высший Хаос, обьективный разум вселенной, являлся местом расчленения и разделения стихий, начало и конец всякого бытия. Вселенная гибнет, когда засыпает Хаос, и возрождается, когда наступает новый день творца и бога. Этот процес повторяется непрерывно, а незаметен лишь потому, что весьма длителен. День равен 4320 000 земных годам, а год равен 311 040 000 000 000 земных веков. Сам же Хаос вечен. Его непроникновенное лицо с бородой и усами не выражает ничего, поэтому никто из его подданных, небесных Сварожичей, не может знать добрый он, сердитый, веселый или исполненный гневом. И доброе слово, и слово после которого происходит казнь, он говорит отрешенно. Будучи творцом и учредителем законов, по которым совершается все во вселенной, он в тоже время сам познает все то, что утверждает, и только через участие в понимании этих процесов можно постичь вселенского творца. От природы он тройственен:

1)как начало созидающее суровый порядок, строяющий все по закону, мере и числу,

 2) как начало мысли, познающее и всеведущее, частицею которого является каждый индивид, поскольку познать себя невозможно, также невозможно познать всех высшего Хаоса; и наконец,

3) то, что умопостигаемое познается в единстве всего разрозненного, таким образом мировой разум оказывается познающим самого себя, своим хаотическим самосознанием. Но при всем при том он остается добрым и ласковым к любому из своих самых ничтожных созданий.

-Снижаемся! - скомандовал Уран, и они опустились на сверкающую поверхность взлетно посадочной полосы.

Здесь и там стояли космические челноки, колесницы самых разных форм и размеров, а темное небо галактики было усыпано огоньками опускающихся и взлетающих колесниц. Тысячи, мириады тысяч богов и божичей собрались на златой планете всех высшего Хаоса, и все рвутся в бой, готовые померяться силой с черною дырою, мороком Апопом. А тот, будто гигантский змий, перегородил нашу галактику, Млечный путь, поглотив в свое чрево множество звездных систем. С каждым днем он все больше расширялся, грозя проглотить вселенную и богов. Но и Сварожье воинство росло и крепло, с каждым днем из самых дальних уголков галактики, будто ручьи стекались воины таких причудливых форм и видов, что наши планетарные боги только рты открывали от удивления. Но более других удивляли добровольцы из других галактик, явившихся из самых отдаленных глубин необозримого космоса. Эти отьявленные головорезы, просто горели жаждой приключений. По первой, когда все только-только знакомились друг с другом, божичи мирно уживались меж собою. Но затем, когда они устроили шумную пирушку, ибо Марс и его спутники, Фобос с Деймосом, подавали самые дурные примеры пьянства, кутежей, игры в кости, да историй с женщинами, случилось масса самых неприятных столкновений. Нашим удальцам, Марсу с Фобосом, никакие указы не писаны, а уж тем болие замечания таких же отпетых головорезов с других галактик. И каждый из них кичится друг пред другом своею удалью, играет мускулами. Так выглядело все это со стороны. Но на самом деле эти ссоры и раздоры были вызваны проделками Апопа. А все потому, что всесильный морок был не только огромен, он еще и обладал колдовскими чарами, видя, как светлое воинство с каждым днем все прибывает и увеличивается, он решил извести их хитростью. Наслал на божичей пелену раздоров, пороков да гордыни лютой. Стали божичи друг пред дружкой кичиться своею силою, возгордясь безмерно удалью, от того возникли меж ними ссоры и раздоры великие. Бог на бога, брат на брата, меч острый точат, чуть не запятнали светлое дело кровью своих собратьев Сварожичей. И до того дошли раздоры меж богами, что в один из дней встали они друг против друга, в очах смертельный вызов, а сердцах вражда глухая. Всесильный Хаос, сотворивший все живое, поглядел на божью рать с участьем, посмотрел на гнев их лютый, как на злобу малолетних, как на ссору в детских играх. Он простер над ними руки, чтоб смягчить их пыл безумный. И величественный голос прозвучал, влетая в уши.

-Дети, дети, слову мудрости внемлите, от того кто всех вас создал. Я устал от ваших распрей, я устал от ваших споров, ваша сила лишь в согласье, а бессилие в разладе. Примиритесь, о дети, будте братьями друг другу, если ж будете вы глухи, то погибнете в раздорах. Что вам делить, вы все первобожества, совершенно чистые и непорочные, одаренные великими добродетелями. Это благодаря чарам злобного морока Апопа вы озлобились друг на дружку, это по его воле у вас появились пороки и корыстолюбивые стремления, не ссорьтесь и не грызитесь меж собою, ако алчущие звери, это все колдовские чары, которые вскорости развеются. А насчет того, кто из вас главнее, я рассужу по совести, выберу самых доблестных и пусть будет так.

Сказав так, он прошел вдоль Сварожьего войска, пристально всматриваясь в лица планетарных божичей, на угад простер свой перст и стал выводить их одного за другим вперед стороя.

-Кто ты герой, - обратился он к первому божичу.

- Я бог планеты бурь и туманов в созвездии тельца, - по-военному чётко отвечал Самауза.

- Вот и ладненько, - молвил всех высший Хаос, обьявив во всеуслышанье. - Бычьеголового бога Самуаза, из созвездия тельца, выбираю главным среди Сварожичей. Благородный Акибеел, из созвездия белой лошади, будет вторым. Гордый бог Тамиел, из созвездия овна, будет третим. Бараксил, из созвездия гончих псов, будет четвертым. Храбрый Тамуел, из планеты вепря, пятым. Добронравный бог Зазиел, из далёкой заячьей системы, будет шестым. Клыкастый Батраал, из туманности тигра, седьмым. Свирепый дракон Сапракуял, восьмым. Змееподобный Данел, девятым. Непоседливый Зереде, из планеты обезьян, десятым. Глазастый Ертаел, из созвездия красных петухов, одинадцатым. А Йомиаел крылатый, мышиный бог, будет двенадцатым.

-А почему именно быка Самуаза выбрали первым, - возмутился дракон Сапракуял, - ведь я зубастей.

-А потому что я так решил и все тут, - отвечал всех высший Хаос. - Самый большой из вас, Самуаза, пусть он будет первым, - сказал нефритовый владыка, - а все вы вместе образуете мировую душу, абсолютное начало, первооснову мира, верховную и извечную космическую субстанцию, именуемую небесным Зодиаком. С тех пор так и повелось, 12 небесных знаков зодика: Бык, Лошадь, Баран, Собака, Свинья, Заяц, Тигр, Дракон, Змея, Обезьяна, Петух и Мышь правят вселенной год за годом. А затем обратив взор на свое небесное воинство, молвил.

-Не бойтесь смерти, говорю я вам, ибо срубленное дерево вырастет вновь из своего корня, но из какого корня вырастет срубленный трусостью божич. Не бойтесь смерти, говорю я вам, ибо после смерти нету сознания, нету боли, нет страдания.

Так укрепившись божьим словом, небесное воинство двинулось на змия Апопа. Если бы кто-то из землян смог дотянуться своим взором туда, в небесную Сваргу, то наверняка увидел миллионы синеватых искорок, то округленных, то вытянутых. Это отблеск далеких звезд отражался на латах, на копьях и шлемах Сварожьего войска. И вся эта неисчислимая армада, все это небесное воинство грозной поступью надвигалось на силу чёрную. Чёрная дыра или вселенский змий Апоп был непостижим в своем величии. До невероятных размеров расширилась космическая материя, разрастаясь и увеличиваясь в размерах, преградила чуть не половину вселенной. Несказанное напряжение чувствовалось в этом сгустке материи, готовой поглотить белый свет вместе с галактиками. Одного грамма этой материи было достаточно, чтобы приподнять целый мир, взорвать всю вселенную, ибо круг его зубов ужасен, рот огромен. Даже если Апоп случайно чихнет, тут же гаснет свет тысяч звезд, а если не дай бог начнет кашлять или чего хуже икать, звезды срываются с неба и гаснут в мироздании. Глаза у Апопа, как мрак далеких галактик, способный растопить холодные камни, из его пасти исходит жаркое пламя, способное вскипятить космическую пучину, а миры превратить в кипящий бульен. Он царь черного мироздания, он всех высший морок Апоп. В тот незапамятный день, небесный морок спал, переваривая в своем чреве мириады звезд, сотни фосфорисцирующих планет и погасшее солнце, проглоченное им накануне. Когда его разбудил сильный шум и гам, он открыл глаза и в далеке увидел приближающееся облако мерцающих звезд.

-Что такое, - удивился черный морок и тутже послал одного из своих слуг, узнать в чем дело.

Вскоре выяснилось, что облако космической пыли, это вовсе не пояс астероидов и не метеоритный дождь, это движется необозримая армия Сварожичей. От этого известия холодное сердце вселенского морока заклокотало в бешенном ритме, грохот стоял такой, что казалось, где-то недалеко взорвалась одна из галактик. Уже на подходе к злодею, светлому воинству открылись истинные размеры врага. Своим видом Апоп несомненно превосходил все черные дыры вселенной, его можно было сравнить разве что с галактикой белого кита, только такое сравнение может описать его размеры и дать представление о форме этого чудовища. Пасть его была расположена в конце хобота, а основание хобота сплошь заросло черной космической шерстью, столько шерсти не настричь и с двух десятков созвездия Волоса.

-Ну и ну, - качали головой многие из божичей, предчувстуя, что бой с таким чудовищем для многих закончится смертью.

-К оружию! - пронеслось по линиям войск и резкие звуки трубы да барабанный бой огласили всю вселенную.

Сверкнув мириадой острых мечей, небесный свод дрогнул от тысячи голосов.

- За Хаоса! За Свет! За Жизнь!

 Млечный путь дрожал и прогибался под копытами небесных колесниц. Ясные звезды срывались и падали вниз, как во время бури. Тремя колоннами, с трех сторон, атаковало небесное воинство черного морока: с центра, с фланга и с тыла. Медленно поднял Апоп из вязкой тины свою косматую голову с короткими вихрями щетины. Косо повел белками бессмысленных глаз, и тяжело фыркнул ноздрями, извергая беспросветный мрак. Отворив бездонный рот полный острых зубов, одним глотком проглотил чуть не половину небесного воинства. Это охладило пыл храбрецов, и многие из них устрашились. Апоп же злобно рыча, вновь отворил свою бездонную пасть и выдохнул из чрева испепеляющее пламя черноты. Нет на свете силы способной устоять против этой грозной стихии, и многие божичи бросились бежать, охваченные смятением. Все бежали с поля боя, обнажив центр обьеденённых сил галактики, только Уран-громовержец остался стоять пред грозным врагом, как блоха пред слоном. Кто знает грустную историю мухи-Цокотухи, когда злобный Паук заграбаставший муху в свои сети и храброго комарика бросившего вызов злодею, наверняка поймут, каким жалким и ничтожным созданием выглядел Уран-громовержец в глазах вселенского морока. От удивления у Апопа даже изьеденные бельмом очи вылезли из орбит. Косматая челка меж круто изогнутых рог встала торчком, как бы намекая, сейчас я тебя нахал сотру в порошок.

-Не жить тебе на свете белом, - храбро отвечал ему Уран-громовержец.

-Да что ты понимаешь, букашка ты эдакая! - рычал черный морок. - Как дойду я к центру галактики, ухвачу небесный стержень, так и поверну всю вселенняю вспять, покрою её черным мороком, и стану я тогда всей подвселенной царь.

- Не быть по твоему, - отвечал ему Уран-громовержец, метнув молнию, бросился на врага.

И началась во вселенной битва добра и зла, света и мрака. Взмахнул Уран своим мечем огненным, нанес ему удар пламенный, от которого змий буквально сжался в комок, взрычал так, что содрогнулась вся вселенная, и стремительным броском сбил храбреца с ног. Подмял под себя и принялся ожесточенно трепать. Но не тут то было, Уран сумел увернуться, вскочил на змия верхом и принялся гвоздить его холку косматую. Увидив это, к месту боя подтянулись фланги, примчались сотни храбрецов тыла. Подобно стае собак, набросились они на Апопа, обступив его со всех сторон, сбились в кучу. В страшной свалке слышен был только лай, визг да злобное рычание, летели обрывки чёрной шерсти да ручьями текла кровь небесная. В один миг вся вселенная смешалась в мириаде звуков боя: крики, визги, яростная ругань и хохот, удары мечей и топоров, треск и скрежет металла, скрип колес, рев дракона, лязг цепей, гул и рев пожарища, удалой посвист и посмертное храпение. И всеже весовое превосходство было на стороне Апопа, он давил божичей своею отрицательною массой, глотал их в свое едкое чрево, грыз и остервенело кусался. Божичи делали все, что могли, резали, рубили, пытаясь одолеть грозного противника, но как это часто бывает в жестоких схватках, верх одерживает стойкость. С каким бы ожесточением ни шла драка, всегда наступает момент, когда одна сторона дрогнет, а растерянность в таких случаях действует, как импульс цепной реакции, стоить дрогнуть одному и паника охватывает всех. Так случилось и тут. Сбросив со своей спины Урана-громовержца, Апоп вцепился в его тело зубами и поглотил целиком. Оставшись без храброго Уран, божичи растерялись и начали разбегаться, оставив на поле боя убитых и раненных. Апоп же смеялся им вслед, обзывая трусами. Очутившись в чёрной утробе, Уран-громовержец не пал духом, будучи от природы оптимистом и таким умницей, что где его не посеешь, он везде взойдет, начал бегать меж кишками чудовища, а когда добрался до его почек и печенки, тут уж вовсе обрадовался.

-Сейчас ты у меня запляшешь, как уж на сковородке, - пригрозил он злодею и принялся щекотать ему почки своим мечем огненным, да метать громы и молнии ему в печенку.

И правда, Апоп скулил, как побитая собаченка, рычал и извивался, пытаясь изрыгнуть из своего тела надоедливого божича. Вставал на хвост, бил кулаком в живот, рвал когтями свое чрево, пытался выцарапать внутренности, сжимался так, что казалось его жирное тело завязалось узлом. А Уран, словно кольчатый червь-кровосос, уцепился зубами в его почки, словно пьявка присосался к его печени, режет медью селезенку. Не смог выдержать такой страшной боли злобный морок, пал на спину, поднатужился и изрыгнул из своей утробы мириады звезд, сотни фосфорицирующих планет, а среди них и Урана-громовержца. Изрыгнув все лишнее из своих внутренностей, Апоп лежал обессиленно, ни рукой шевельнуть, ни хвоста поднять. А Уран, тут как тут, принялся гвоздить по его шелудивой морде, бьет меж рогов, да в теменную кость целит. Вскоре начал просить черный морок о пощаде.

- Ой ты грозный бог Уран-громовержец, не делай мне смерть скорую, скорую-скоропостижную, дай мне срока, хоть на три минуточки, дам тебе за это горы золота, да силу великую, станешь ты царем всей поднебесной.

 А Уран бьет его меж рогов да приговаривает:

- твое золото все неправое, твоя силушка вся бессильная, в твоем царстве правит Кривда.

Поняв, что ждет его смерть неминучая, собрал Апоп всю свою силу, вскричал так, что звезды с небосвода осыпались. А Уран, будто и не слышит того окрика змеиного, даже ухом не повел, будто это его совершенно не касается, приговаривает.

- Прийми как должное смерть скорую, умри как подобает воину.

При этих словах он нанес ему такой страшный удар, что голова чудовища отлетела от тела и закатилась в галактику гнилых болот. Казалось бы, вот она победа, но у черного морока в услужении была целая свора змий огненных, набросились они на божича, как мухи кусючие, ибо учуяли гибель свою скорую, и от этого силы у них удвоились. Изо ртов у них пламя жаркое, из ушей у них дым столбом валит. Стали одолевать они Урана-громовержца, нанося ему сотни увечий. И если бы не Престолы, Серафимы, Херувимы, Эоны, Ангелы и Архангелы, обладающие двойными, тройными и четверными крыльями, ему бы пришлось совсем худо. Бросились Сварожичи на подмогу, стали истреблять силу черную, в клочья рубят змей огненных, испепеляют поганых в смерть. А когда управились с последними, набросились на злобного Апопа, стали ногами топтать его тело, ломали кости, рвали мясо и кожу, пока последний не распался на множество мелких осколков, которые рассеялись по вселенной, подобно метеоритному дождю. До сих пор мы видим, как падают в межзвездном пространстве остатки черного морока Апопа. Только теперь поняли они, насколько был грозен их противник. Только теперь оценили они подвиг Урана-громовержца. Омыли его раны в водах небесной реки. Положили тяжело раненного на щит и отправились с победою во дворец всех высшего Хаоса. Тут бы всем и праздник устроить, раскинуть скатерть самобранку, да закатить пир горой, да без Урана-громовержца и праздник, не праздник. Тяжелы его раны да увечия. Стали небесные лекари врачевать его раны и вскоре пошел Уран на поправку. Но слабость все одно не выветривалась из его тела. Тогда задумал всех высший Хаос закалить его тело могучее в небесном огнище. Ведь начало всему сущему, именно огонь небесный. Через уплотнение и разрежение огня возникает все сущее и снова гибнет в огне, так как огонь лежит в основе всего сущего. Даже наша душа, есть часть мирового огня, которая не является чем-то замкнутым в себе, обособленным от остального мира. Она дышит этим незримым огнем, впитывает и обновляется от свежего притока энергии, стоит только сбить окалину, добавить свежего огоньку в тело и ты снова молод, красив и весел. Уран-громовержец и сам прекрасно понимал, что душа существует лишь в виде огненной материи, поэтому с великой радостью согласился пройти очищение в горниле огненном. Растопили банщики печь жаркую, чистыми дровами накаляют в огне драгоценные каменья. Сам вселенский Хаос принес чистых веников, парит веники для бани. Вскоре в бане от раскаленных каменьев такой жар пошел, дышать нечем. А Хаосу все нипочем, поддает жару да еще и приговаривает.

-Вот я прыскаю водою на горячие каменья, пусть вода здесь станет медом, пусть стекает сладким соком, потечет рекой медовой, на каменьях раскаленных, посреди небесной бани.

С опаской глядел Уран-громовержец на жаром пышущие камни, ему еще ни разу в жизни не приходилось париться в таком горниле огненном.

- А это не опасно, - вопрошает он пугливо.

-Не бойся, - ему Хаос отвечает, - ступай смело, - и тутже слуги верные подхватили Урана под белы руки, бросили его тело в огнедышащее пламя.

Хаос лично раздувает меха, душистым веником закаляет тело Ураново. А когда оно разжарилось до бела, схватил его щипцами, бросил на наковальню и давай его молотом обхаживать.

-Чувствуешь в себе божественную силу? - вопрошает всех высший Хаос.

- Ой чувствую, ой чувствую, - отвечает Уран, - быстрей бы наружу выбраться.

-Еще немножко потерпи, пусть твои косточки хорошенечко прожарятся, - ему Хаос отвечает, вновь бросая его в огнедышащее пламя.

 А слуги такой огонь развели, что от этого нестерпного жара тело Ураново стало исходить окалиной. Будто старая шкура с него сползает, слоями отваливается.

-Выпусти меня отсюда, - взмолился Уран-громовержец.

-Ладно, - согласился Хаос, схватил его щипцами железными и уже хотел было бросить для закалки в воды чистые. Но по неосторожности обжог руку, и выронил Урана в самое пекло огненного горнила. Заметались слуги возле всех высшего Хаоса, спешат оказать первую медицинскую помощь, залечить ожоги пытаются. Пока лечили ему раны, пока перевязывали ожоги, прошло ни много не мало времени, а когда кинулись вытаскивать Урана из горнила огненного, оказалось, что перекалился он там, превратился в седовласого старца, хотя все еще выглядел моложаво. Едва сумел встать на свои ноги Уран-громовержец, стоит, качается во все стороны, а в его теле сверкает огонь да молнии.

-Бог ты мой, - всплеснул Хаос, осматривая Урана со всех сторон, да ты никак перегрелся.

-Перегрелся, - отвечает Уран, скрепя сердце, даже ругаться и то сил не хватает, а сам думает, лучше я домой отправлюсь пока цел.

А в глазах его такая грусть да тоска светятся, что ни словом сказать, ни ртом вымолвить.

- Да уж! - молвил Хаос с сожалением, - перестарились мы, перекалили тебя немножко, но ты Уранушка не печалься, погости у меня маленько и с богом возвращайся к себе домой.

А помощнику своему верному сказал таковы слова:

- жалко мне его до глубины души, если бы ты знал, как мне не хочеться отпускать такого знатного воина, чтобы такое придумать, чтобы у нас его задержать или на совсем оставить.

-Зачем он нам нужен пережженный, - отвечал ему Азазиел. - Посмотри на него, какой с него воин, развалина.

- Ты ничего не понимаешь, - отвечает ему Хаос, - пусть развалина, зато все знают, что у меня такие герои водятся, и никогда в наши края разные там Апопы не сунутся.

-Это верно, - отвечает Азазиел, - иной раз лучше брать испугом, чем силою, в лепешку разобьюсь, что-нибудь придумаю. Хоть и развалина Уран, зато вид у него молодцеватый, разве мы его не сосватаем, дай только срок, вмиг женим, у меня на примете и невеста имеется, богиня Дива. Кровь с молоком в ней так и играет, она давно уже замуж выскочить мечтает.

-Тогда зря время не тяни, действуй, а я попробую Урана у нас по-дольше задержать, - согласился Хаос с таким предложением.

Знал верный слуга Азазиел, что юная богиня Дива жениха себе ищет, да не знал, что ей молодой бог Плутон по сердцу пришелся. А может и знал, нам это неведомо, и такую жульность придумал, что просто ух. Но об этом после. А тем временем, Хаос с Ураном сидели в сказочно прекрасной беседке, пили божественную Хаому, слушали щебет дивных птиц, разговаривали.

-Скажи царь небесный, что явилось первопричиной мироздания, из чего произошли все эти тысячи больших и малых планет, мириады звезд и галактик.

- Все очень просто, - отвечал Хаос, - всему причина яйцеобразный золотой зародыш, плававший в космических водах, он то и дал начало вселенной.

-Да уж ! - только и смог вымолвить Уран, вглядываясь в бесконечный океан звезд, закручивающихся в спираль Галактики.

- Разве ты не знаешь этой истории? -  удивился творец.

-Знаю, - отвечал Уран-громовержец. - Вначале всего была Ночь да черный Морок и не было ни звезд, ни планет в беспредельном космическом пространстве. Чернокрылой деве Ночь надуло ветром чрево, от этого она и высидела златое яйцо. Из этого яйца по истечению времен вылупился вселенский Хаос, он то и дал начало мирозданию, от него родились звезды, планеты да нетленный божий род.

-Да, красиво у вас на планете Земля, умеют сказки придумывать, - молвил Хаос, - это наверное единственное, чем в совершенстве владеют ваши жители.

-Ну почему же единственное, - не соглашался Уран-громовержец, - у нас процветает самая, что ни на есть изощренная форма демократии, почти все демоносы имеют голос и могут открыто выступать на народных собраниях. Еще мы умеем строить красивые здания, ты бы только видел какие у нас цветущие города. Еще мы умеем пахать землю, собирать тучные урожаи хлеба. Еще наши жены каждое столетие рожают нам крепкое потомство. Знаешь сколько у меня сыновей-Титанов и все, как на подбор, красавцы, воины.

-Воевать вы тоже мастера, - заметил Хаос, - пожалуй воевать и разглагольствать это ваша самая отличительная черта. Знаешь, что я задумал, - молвил Хаос.

- Что, - вопрошал Уран.

-Смотрю я на тебя, крепок ты больно, не чета моим Сварожичам, если бы у меня все такими же крепкими были, ни один Апоп ко мне не сунулся, вот по этому и задумал я женить тебя на какой-нибудь из моих Сварожиц, живите, размножайтесь.

Слова всех высшего Хаоса повергли Урана в уныние, ему, как любому мужчине, польстили намеки на его мужскую силу, но мысль о женитьбе была каплей дегтя в бочке меда.

-Жениться мне не хочеться, - категорично отвечал Уран-громовержец, - у меня дома жена имеется.

-А ты не торопись, подумай, - ему ласково отвечает всех высший Хаос, - чем тебе у меня плохо, да и невесту тебе отыщим молодую, красивую, не жена, а конфетка.

-Не знаю, не знаю, - отбивался Уран, - лучше я домой поеду, прямо завтра.

-А ты не спеши, подумай, - давил на него Хаос, - вот к примеру завтра твой век к концу подходить будет, ты старым станешь, слабым, немощным. Земля с ее геомагнитным притяжением для тябя станет тяжелой ношей, которую и нести тяжело, и бросить нельзя. А тут, у нас в космосе, невесомость, никакого притяжения. Тело сотни веков будет легким, как у младенца.

-Вот когда состарюсь, тогда и прилечу к вам, в Сваргу, - ему Уран отвечает, - тут буду свой век доживать.

-Да ты не горячись, не спеши с ответом, лучше на себя в зеркало посмотри, перекалился ты в горниле огненном, поседел, состарился, у нас ты держишься молодцом, а дома быстро в гроб попадешь. К тому же, у нас даже после смерти у тебя будет возможность переродиться на одной из мириады планет, а захочешь, снова на землю вернешься, но уже молодым, красивым.

Так они сидели, разговаривали, а тут как тут, пред ними возник слуга Азазиел, в ноги бросился и стал каяться.

-Не вели казнить всех высший правитель, вели миловать, беда у нас стряслась.

-Что такое, - Хаос аж в лице изменился, - опять змий Апоп обьявился.

- Хуже, - ему отвечает верный слуга, - кража у нас случилась, сварожица, по имени Дива, проникла в небесный сад, сорвала твои любимые цветы, да еще похвалялась, что хочет сорвать и сьесть плоды жемчужные.

-Да ты что! - воскликнул всех высший Хаос, хотя рание никогда не позволял себе подобных эмоций, - а ну, веди сюда эту Диву.

И та предстала пред его ясные очи и не могла скрыть правду, призналась в содеянном.

-Прости меня всех высший творец, - просила Дива, - приснилось мне ночью, что жемчужные плоды из твоего сада помогают в женитьбе, а женихи нынче пошли ропкие, их жениться, так просто не заставишь, вот и надумала я сорвать эти плоды, изготовить приворотное зелье.

-Так тому и быть, - молвил Хаос, насупив брови, - вот тебе шесть женихов, вибирай любого.

Мучаясь стыдом, она долго выбирала себе мужа по сердцу, но никто ей был не люб, ибо не было среди них красавца Плутона. Не зная как быть, она загадала на звезду.

-Пусть павшая звезда решит за меня, - сказала Дива и стала ждать, всматриваясь в небосвод тридцать шестого неба, надеясь, что она укажет на Плутона.

Наконец от туда сорвалась одна яркая звездочка, падая, она указала своим лучем на Урана-громовержца.

-Нет справедливости в мире! - воскликнул Уран, - я еще ничего не решил, к тому же у меня уже есть жена, а тут еще одна, зачем мне она.

-Не зря у нас говорят, кого бог больше всего любит, того больше всех и карает, то в бане изжарил, чуть шкуру не снял, теперь жену мне сосватал.

-А что я, - удивленно повел бровями Хаос, - я тут ни причем, звезды вершат твою судьбу. Это они, - указал он своим перстом в небо, - пророчат твое будущее. И вообще, астрология - наука точная, с нею можно спорить, но лучше этого не делать. Не раз и не два она доказывала свои пророчества, а если и ошибалась, то случайно.

И Уран скрепя сердцем, согласился, ведь после того, как его перекалили в горниле огненном, он стал мягким, поддатливым. Хоть и сердился божич, да только Дива ему очень понравилась, ведь она была прекрасна своей неземной красотой, да и жалость к ней пронзила его сердце, вспыхнув там ярким огнем любви, какой редко встретишь в поднебесной. Ежеминутно этот огонь все сильнее разгорался в его сердце, и вскоре, представлял из себя огнедышущий пожар. Это слуги всех высшего Хаоса помогли жаркому пламени, подбросили туда быстровоспламеняющихся поленьев любви. Только одного не знал Уран-громовержец, что его юная невеста тайно влюблена в бога Плутон, а тот в свою очередь пылает к ней ответными чувствами. Пока дело к свадьбе готовилось, Дива и бог Плутон задумали план побега.

-Не будет этого, - кипел гневом Плутон, - они меня еще не знают, я, буду не я, если не украду тебя.

- Как ты себе это преставляешь, - рыдала у него на груди юная Дива.

- Мне бы только скакунов каких по резвее добыть, а там уж мое дело.

 И вскоре такой случай предствился. В день свадьбы слетались в центр галактики сотни, тысячи небесных богов да Сварожичей и все при подарках. Кто кольчугу жениху дарит чистое золото, кто невесте самоцветные каменья приготовил. А один из гостей из самой отдаленной галакитики подарил тройку лошадей, да не простых, а огненных.

-Что за звери такие, - удивляются гости, - таких мы отродясь не видывали.

И правда, кони копытами бьют, искры из небосвода высекают, а видом своим непохожи ни на одно животное в нашей галактике.

-К такому щедрому подарку и карета должна быть соответствующая, - молвил всех высший Хаос и тутже распорядился кузнецам выковать драгоценный подарочек из цельного куска Алатырь камешка.

Этот Алатырь камешек был не только самым твердым и самым драгоценным камнем во вселенной, но обладал такими сверхестественными свойствами, о которых и говорить не приходиться. Понял бог Плутон, что лучшего случая может и не привидиться, вызвался быть кучером при конях да Алатырь камешке. Сидят гости за столом праздничным, ждут, выглядают невесту, за которой Уран-громовержец отправил небесную колесницу и кучера Плутона. Час сидят, два выглядывают, нет невесты, лишь видят, мчит по небу колесница огненных скакунов, ежечасно отдаляясь от центра галактики. Сообразил Уран, что дело неладное, вскочил в свою колесницу, хлестнул плетью Эвринома с Офионом, мчит вперед, преследует огненных рысаков. Увидела Дива, что вот-вот настигнет их погоня, испугалась гнева божьего.

-Стой, - говорит она Плутону, - видать такова моя долюшка, быть женою Урана-громовержца.

-Что ты, любовь моя, - ей Плутон отвечает, - вспомни те счастливые минуты, когда мы с тобой бродили до утра под звездами ясными или ты забыла о них.

- Нет, - отвечала Дива, - не забыла, а если и забудется, то есть кому напомнить о тебе, ибо понесла я под сердцем плод нашей любви, но так уж судьба выпала, быть женою другого.

Уран же ничегошенько не ведая, поначалу думал, что это кони понесли колесницу с невестою, стремглав бросился доганять. Уже остановив колесницу, стал ругать Плутона, выговаривать, дескать какой из тебя кучер, чуть не угробил коней и невесту.

- Знаешь что, - ему Плутон отвечает, - хоть и друг ты мне самый лучший, а я домой уеду, ибо истосковался я по нашей солнечной системе, соскучился, так что можешь меня не упрашивать, гостем на твоей свадьбе я не буду.

Сколько не упрашивал его Уран-громовержец к гостям воротиться, не смог уговорить.

-Еду домой и все тут, а коней и колесницу с Алатырь камешком обещаю к тебе на планету Земля доставить в целости и сохранности.

-Ладно, - махнул рукою Уран, прощаясь с другом, - забирай Алатырь камешек, он быстро домчит тебя под само красно солнышко.

-Мне бы только до нашей солнечной системы добраться, - отвечал Плутон, - а там я коней выпущу прямо на землю, пусть гуляют на волюшке, тебя дожидаючись. - Сказав так, он хлестнул коней плеточкой, только его и видели. 

                           Такому подарку будет рад каждый …

Если на крылатую колесницу смотреть стоя на земле, то может показаться, будто жена приготовила великану отвратительный завтрак, а тот разозлившись, запустил в небо тарелку. Но все это неверно, летающая тарелка, которую зелененькие червячки тельхины называют олгуй, хоть и выглядит не лучше кастрюли, но летает будь здоров. Не успел Крон даже глазом моргнуть, а пред ним уже во всей своей красе стоит маяк Атлантиды. До боли знакомое изваяние младшего сына царя Иапета гордо возвышается над островом, задрав чуть не до небес руку с горящим факелом. С легка отклонившись назад, юноша всматривался вдаль, пытался рассмотреть, кто это там летит у линии горизонта. Знатоки, которые везде бывали и все видели, утверждали, что маяк Атлантиды в сто раз выше самого высокого дерева, и будто бы оттуда открывался вид на сто километров. Зависнув у самой вершины маяка, летающая тарелка-олгуй высадила Крона и спустя мгновение изчезла, блеснув на прощание зеркальным блеском медной обшивки. Спустившись вниз, он пересел в проходящую триеру, которая быстро доставила его в порт Атласа. Крон, видавший порт во время пышных праздников, был немало удивлен его переменам. Всегда такой оживленный и суетливый, теперь представлял собой жалкое подобие былого величия, полу пустые причалы, застывшие в нелепых позах шеи портовых кранов. В канун праздника все двести двадцать причалов были забиты кораблями, там их ремонтировали, нагружали товарами, чистили, красили, а теперь здесь было пусто, лишь демоносики в коротких туниках удили рыбу с каменных утесов.

- Где титан Иапет? - поинтересовался Крон у рыбаков.

-Вон там, - отвечали демоносики, - руководит погрузкой полезных ископаемых.

Пройдя в дальний конец порта, он вскоре заметил небольшое количество галер стоящих под погрузкой. Сотни атлантов, будто муравьи, сновали взад-вперед перетаскивая на своих спинах паклажу и грузы. Крон быстро отыскал его у причала. Титан Иапет в повседневной тунике, в таких же простых стоптанных сандалиях руководил такелажными работами.

-Чем ты тут занимаешься? - вопрошал его Крон.

- Да вот задумал сделать Родосцам подарочек к празднику победы.

- Какой такой победы? - непонимая о чем речь вопрошал он.

-А ты разве не знаешь, - удивлялся Иапет, - родосцы затеяли войну, должны вернуться с победой, а мы тут, как тут, с подарочком.

-И что за подарочек.

-Это сюрприз, - загадочно отвечал Иапет.

- Ну не хочешь говорить, не говори, - обиделся Крон.

-Да ты не обижайся, послушай, вон в тех горах мы отыскали несколько хороших месторождений керамической глины, теперь мы, Атланты, можем лепить горшки и не только.

-Поздравляю, такая удача, - сочувствующе молвил Крон.

-Еще бы нам не радоваться, глина для нас равносильна свободе, теперь мы будем диктовать цены на рынке горшков, кратеров да амфор, раз и навсегда избавимся от монополии Родоса на этот товар. Кстати, ты знаешь, что мы атланты единогласно решили считать море Заката - Атлантическим океаном, и теперь надеемся на твою поддержку и понимание в этом важном для нас вопросе.

- А зачем что-то менять, - удивился Крон. – Нет, я конечно понимаю, что вам бы так хотелось, но как на это посмотрят Родосцы, даже не знаю.

-Вот и я думаю, что они могут возражать, - молвил Иапет с горчинкой в голосе, но тутже повысив голос в полутонах, загадочно улыбнулся, заговорщицки зашептал чуть не в самое ухо. - Мы приготовили им большой сюрприз. Ты наш маяк видел?

-Да видел, высокий, красивый и главное его далеко видать.

-Вот такой же маяк мы задумали поставить у них в городе, как ты думаешь, они обрадуются.

-Еще бы не обрадоваться, - соглашался Крон, - такому подарку каждый будет рад.

-Вот и мы так считаем, что они обязательно согласятся на наше предложение, переименовать великое море Заката в Атлантический океан.

- Не знаю, не знаю, - отвечал Крон, - лично я не буду возражать, мне все равно. Я к тебе с небольшой просьбой, помоги мне с рудокопами, я тут одну золотую жилку нащупал, а копать некому.

- Ты точно не против переименовать море Заката в наш океан.

-Нет, не против, дай только рудокопов.

-Тогда дарю тебе Азаеса, - согласился Иапет, - отыщешь его, скажешь, что я приказал отныне быть твоим верным помощником во всех делах и свершениях. Азаес перекопал наш остров каналами вдоль и поперек, он тебе поможет.

 В одной из портовых харчевен Крон отыскал то, что искал, вручил Азаесу письмо написанное рукою царя Иапета, а на словах молвил.

-Ты должен помочь мне в моих начинаниях, я отыскал такие огромные залежи полезных ископаемых: медь, магнитный колчедан и золото. Если мы не выкопаем его первыми, то это сделают другие.

-Кто эти другие, - несвязным голосом уточнил Азаес.

- А ты не удивляйся, я там такого насмотрелся, просто жуть. Прежде всего это огромные муравьи, чьи муравейники просто забиты золотом, я тому лично свидетель, но это пол беды. Дикие варвары, и день, и ночь крутятся в том районе, точно унюхали золотишко.

При этих словах Азаес аж в лице именился.

-Само золото не имеет для меня ни какого значения, но я потрясен и унижен вероломством варваров, а с этим я уж точно мириться не стану. Вот только одна загвоздка.

- Какая? - вопрошал Крон.

- В столице Родоса, городе Тельхируме, намечаются празднества по случаю успешного завершения военной компании, пропустить такое важное событие и банкет я не в силах. Давай после праздника.

-Давай, - скрепя сердце согласился Крон.

-Вот и ладненько, - молвил Азаес, разливая полные кружки нектара, - погости у меня денек другой, потом махнем в Тельхрум, а что будет потом жизнь покажет.

И надо заметить, что Азаес, будто в воду глядел, предвидел, что еще нескоро они доберутся до заветного золотишка. Ибо жизнь такая сложная штука, все время пытается подножку подставить, а то и дать коленом под зад. 

                                Великий триумфатор

Но вернемся опять к царю Киферону, узнаем, как обстоят дела у победителей. А надо заметить, что все это короткое время флотилия пробиралась домой в жутчайшем тумане. В этих широтах туманы вполне обычное явление, на них уже давно никто не обращает ни какого внимания, если не считать апатию и упадок сил, которые несут с собою туманы. Демоносы, привыкшие теплу и свету, от этих надоедливых туманов всегда впадают в какое-то душевное расстройство. Вот, хотя бы взглянуть на царя Киферона, внешне он оставался совершенно спокоен и, предвкушая вкус триумфа, буквально млел от счастья. Но одно маленькое пятнышко, будто беспросветный туман, затмевало величие победы. В этой кровопролитной войне погибло слишком много воинов, от некогда огромной флотилии осталась жидкая горстка галер, пентер да триер, и даже его царственный корабль выглядел потрепанным. Но не это печалило правителя, а полное отсутствие военных трофеев, ведь сколько он не старался отыскать сокровища разбойников, те будто канули в землю.

 Как быть, что делать, ламал он свою голову, с такими потерями и без трофеев даже триумф не в радость. Горожане его засмеют или забросают гнилыми помидорами, что в прочем одно и тоже, и от этого грусть печаль сьедала царя, а ему так хотелось войти в город героем. И тут ему на помощь подоспел, как всегда находчивый Сабскаба, он задал царю вполне конкретный вопрос.

- Чем отличается мечта от цели.

-Не дури мне голову, а если знаешь ответ, говори немедленно.

-Главное отличие мечты от цели заключается в следующем. Мечта - это абстрактно созданное нашим воображением желание получить нечто. А цель–это стратегия получения этого нечто в конкретные сроки с помощью определенных действий.

Киферон долго чесал свой затылок, раздумывая над сказанным, а затем молвил.

- Ты мне голову не дури, она и без тебя дурная, если знаешь, обьясняй конкретно.

План Сабскабы был до примитивности прост: пленных разбойников у нас в избытке, да и предводитель Лилай кое что стоит, его можно преподнести, как самую дорогую реликвию триумфа. А сокровища и прочие диковинки нужно на время одолжить в других странах, например в Тароне, Купрусе или Атлантиде, кто там знеает чьи это сокровища.

- Ну что ж, - отвечал Киферон, - пожалуй я соглашусь с твоим предложением, в главном ты прав. Тот кто добивается, ищет средства, а кто не добивается, ищет причину. Мы сделаем вот что, пленных разбойников мы захватили, это уже хорошо, а сокровища и прочие диковинки мы одолжим, допустим в Тароне, кто там будет знать, откуда они у нас. Приказываю, - обьявил он голосом нетерпящим отрицания. - Привселюдно обьявить в городе, что торжества начнутся на рассвете такого-то дня треумфальным шествием и будут длиться ровно неделю с перерывами на обед, связывая церемонию триумфа с беспрерывной чередой народных гуляний. Все расходы связанные с празднеством возложить на плечи знатных горожан и сановников, обязав их совершать приношения сьестными припасами: мясом, ячменем, пшеном, бобами и другими припасами, которые должны бесплатно раздаваться всем присутствующим на празднестве. Также приказываю, день триумфа обьявить ежегодным празднеством, назвав его днем победы полководца и триумфатора Киферона. Жрецам и весталкам предписываю, устроить в честь триумфа праздничный молебен и жертвоприношения. И вот еще, срочно отправить флотилию крылатых «обезьян» в ближние и дальние страны, пусть раздобудут всевозможные диковинки.

И надо отметить, его подданные в кратчайшие сроки сумели раздобыть уйму самых удивительных диковинок, но об этом позже, а пока царь Киферон пробирался в этом кромешном тумане, он успел передумать сотню самых невероятных догадок и домыслов. И правда, ему было над чем задуматься, ведь его по-прежнему беспокоила рана ноги, то и дело ноя на погоду. А погода была самая что ни на есть отвратительная, вот и думалось ему все время об одном и том же.

 Имея такую огромную армию телохранителей, меня, царя Киферона, чуть не лишил жизни какой-то там Лилай. Нет, это никуда не годится, чем больше у меня личной охраны, тем труднее и опаснее становиться моя жизнь. Ведь по сути с врагом я остаюсь один на один и, если бы не мое личное мужество, не жить мне на белом свете. Прежний телохранитель, демоница Тсифона, так из кожи и лезла, будто змея выворачивалась на изнанку, хорошо хоть успел от нее вовремя избавиться, а теперь и того хуже. Эти молчаливые гарпии, Эфрат с Египтом, так и смотрят из подлобья, и чего от них ждать, ума не приложу. А Сабскаба, вроде и славный малый, умный, смышленный, находчивый, но скажите на милость, чем он лучше других, ничем. Вот и выходит, что моя жизнь по-прежнему всецело зависит только от меня самого, думал царь Киферон, поглаживая раненную ногу. Надо от них избавляться, пока не поздно. Да, да, это идея, твердил он сам себе, подарю я их всех Крону и дело с концом. И будто в подтверждении его слов из-за тумана выглянуло яркое солнышко, открыв взору панораму вечного города Тельхирума.

Лишь только победоносная флотилия пришвартовалась к причалу, тутже все окрестности огласились радостными возгласами да барабанным боем, это горожане приветствовали своих победителей. Глашатаи бежали по городу, выкрикивая триумфальные здравицы героям вернувшихся с победой. Казалось, все жители города оставив свои дела дома, устремились в порт, предвкушая триумфы, которые еще не видел Тельхирум, толкались, выглядывали героев. Любимец богини Удачи вступал в город через только что сооруженную триумфальную арку, которая стала настоящим украшением порта, упорядочив и возвеличив само понятие, морской порт. Тутже у триумфальной арки он принес от имени народа жертвы богам, проломив голову некоторым из разбойников, выставив их тела на всеобщее обозрение в качестве урока и назидания всем разбойникам. Демоносы приветствовали его до хрипоты.

-Вот он! Вот он наш спаситель! - ликовал счастливый народ, осыпая его лепестками роз, и тутже в одном великом порыве нарек его спасителем отчизны.

 Колокольный звон буквально заглушал крики толпы, это во всех святилищах и храмах принесли жертвенные посвящения в честь героев возвратившихся с войны. Народ, которому повезло протиснуться в узких улочках и хоть одним глазком взглянуть на триумфальное шествие, ликовал в диком восторге. Еще бы, в толпы народа бросали: хлеб, мясо, овощи, фрукты и даже бурдюки с нектаром. Давка была страшная, все лезли вперед, толкались, всем хотелось вкусить триумфальных даров. Крон в числе тысяч ротозеев протиснулся к треумфальной арке, ибо ему хотелось собственными глазами увидеть все происходящее. Он был молод, честолюбив, мечтал о славе великого полководца, надеялся, что когда-нибудь сам окажется триумфатором, а пока жадно взирал на колонны войск, торжественным маршем входящие в город. Над площадью пестрели сотни кумачей и стяги всех военных соединений, над которыми справлялся триумф. Открывали военный парад непорочные девы-весталки, несшие медные таблицы, на которых златыми демотическими буквами были запечатлены имена полковых соединений всех провинций страны Хиоса, Лимноса, Лесбоса, Макронисоса Инусиса, Псара, Самоса, Киклады, Додеканес, численность которых превышала полмиллионна воинов. Все они были необычайно горды, ибо это в их честь справлялся такой пышный триумф, и теперь они своим молодцеватым видом всячески подчёркивали значимость происходящего. Одних только воинов закованных в латы было 30 тысяч, простых ратников, способных биться в пешем строю вооруженных малым щитом и копьем было бесчисленное множество, а пращников и копьеметателей было не счесть. Следом за ними тремя колоннами шествовали сводные соединения провинций Киклады—Андрос, Тинос, Миклос, Риния, Кефнос, Серифос, Сифнос, Сирос Никсос Парос и Гиярос, их численность составляла до ста тысяч пращников, копейщиков и пехотинцев со всяким вооружением и тысяч тридцать воинов легкой кавалерии. Следом за ними шествовали особо отличившиеся воины высокогорных провинций страны из Додеканеса—Патмос, Лерос, Калимнос, Кос, Нисирос, Астипалия, Тилос, Сими, Халки, Кастеллоризо, Карпафос и Касос, всего их было несколько сот тысяч пехотинцев. Отдельно шествовали двадцать тысяч воинов-моряков с веслами да полк землекопов с заступами и мотыгами, и все они как на подбор были горды тем, что над ними совершается это грандиозное шествие. Сразу за шестью тысяч всадников легкой кавалерии, тяжелой поступью двигались две тысячи тяжело вооруженных всадников с прислугою, а уже за ними тянулась вереница малых катапульт, двести больших метательных машин и аппаратов необыкновенной убойной силы с обслугою. Далее следовал обоз и безмерное количество арб груженных огнеными шарами, ядрами, бомбами к метательным машинам, катапультам и пращам, а также сотни возов с провизией и сьестными припасами. Мало того, что небо буквально горело от сотни ярких салютов, феерверков и огненных потех, там помимо прочего летело пол сотни крылатых колесниц. Одних только пригучих «обезьян» было тридцать тысяч, а также десять тысяч больших летающих «крокодилов», которые сыпали на головы счастливых горожан мириады цветочных лепестков и охряную краску желтого, зеленого, синего и пурпурного цветов. Что может быть краше бездонного неба, разукрашенного во все цвета радуги, осыпающего землю искрящимся цветочным дождем мириады лепестков роз. Один только вид эдакой красоты создавали иллюзию призрачного счастья, а душа буквально переполнялась гордостью за самих себя.

 И правда, горожанам Тельхирума было чем гордиться, в этом походе было взято несметное множество боевых трофеев, которые удалось отбить у разбойников. Здесь была: и похищенная с торговых судов белокачанная капуста, финики, дыни и прочая ботва, а также колесницы груженные золотом, алмазами, жемчугом, пряностями, в таком огромном количестве, что буквально поражала воображение простых горожан. Всем хотелось хоть краем глаза взглянуть на ковры лежащие вперемешку с шерстяными покрывалами, златые венки и цепи, драгоценные кубки и бесценные вазы, чаши и треножники, статуи богов и россыпи золотых монет, которые на множестве колесниц были выставлены на всеобщее обозрение. Замыкала процессию колонна пленных разбойников-волкодлаков. Седовласые старцы и юноши в черных от грязи одеждах с головами присыпанными пеплом шли друг за другом, гремя цепями. Колонны морально растоптанных врагов неспешно ступают босыми ногами по улицам и площадям города, их взгляды опущены. А впереди в железной клетке везут страшного и ужасного Лилая, как символ великой победы. Горы гнилых фруктов сыпятся на голову злобного разбойника, граждане неистово ржут, скалят зубы, тянут свои когтистые рученки, стараясь дотянуться до горла того, кто сделал несчастными множество матерей и жен оставшихся вдовами. В то время, как одна половина горожан неиствует, вторая ликует, выкрикивая здравицы в честь Киферона, один только вид которого доводит горожан до экстаза, заводя в самую крайнюю точку экзальтации.

-Слава тебе! - кричит восторженная толпа. - Слава победителю, отцу нашей многострадальной отчизны! Слава тебе! Слава!

 И уже никто не обращает внимания на раздавленных детей, никто не обращает внимание на беременных демониц, которых сдавили так плотно, что их плод падал прямо под ноги ликующей толпе. Триумфальная процессия продолжалась семь дней подряд, и все это время, поражала своим великолепием. Едва взойдет ясно солнышко, горожане уже заполнили улицы города, ждут, выглядывают своих триумфаторов. Надо отметить, что лично царь Киферон был не очень доволен триумфом, но виду не подавал. День деньской гуляет народ на празднестве, наслаждается дармовымы закусками да напитками, а его словно безмозглую куклу в пурпурной одежде, с двойной димадемой на голове и оттороченных золотом башмаках возят по городу под палящим солнцем. Через неделю триумфа его усталый и замученный вид говорил только об одном. Кому в голову пришла эта идея, устраивать показательные триумфы, не лучше ли было сесть где-нибудь в тихой, уютной харчевне, посидеть в хорошей компании, а не шляться с утра до ночи по городу. Быстрей бы уже вечер, думал он, принести жертву, а там …

И тут, как-то само по себе начало темнеть, как будто на землю опустился вечер, пришлось зажигать факелы да лучины, хотя было еще не поздно. Что такое, думал Киферон, всматриваясь в небо, еще не время темнеть, а там в космосе тень чего-то еле уловимого закрыла собою солнце, и от этого на душе стало как-то зябко. Прикрыв ладонью глаза, он рассмотрел на линии горизонта какое-то черезвычайно огромное тело, светящийся чуть голубоватым светом. Это космическое тело, оставляя за собой дымный хвост, двигалось сверху вниз, меняя направление полета.

-Что это? - вопрошал он у знатоков-астрологов, которые возле него крутились.

-Не можем знать, - отвечали царю астрологи, - может астероид или комета, а может сбылось предсказание, к нам летит Алатырь камешек.

И правда, теперь Киферон отчетливо видел очертания хвостатой кометы, с огромной скоростью приближающуюся к земле. Гигантским ядром висит она над землей, устрашая народ своим зрелищем.

- Смотрите, смотрите, - говорят друг-другу демоносы, - я вчера видел это чудо, оно было небольше Венеры, а теперь вдвое больше Луны, завтра оно набежит на Землю и раздавит нас.

-Прекратить панику, - приказал царь Киферон надуманно равнодушным тоном, - это послание небес приуроченное к триумфу и празднику.

Эта идея так понравилась народу, что они поверили в нее тотже час, и правда, куда приятнее думать о хорошем, чем бегать и паниковать.

                                       Великий сюрприз

-Народ Тельхирума, - воскликнул царь, указывая своим перстом в небо, - всех высшие боги мироздания нас не забыли, пора и нам вспомнить о них и воздать небесам кровавые жертвы!

- Жертвы, жертвы! - скандировали толпы народу, устремляясь к жертвенному Алтарю, где издревле совершались жертвоприношения.

Едва только первая кровь плененных разбойников окрасила жертвенный камень, а жрец еще не закончил молитву, к алтарю подошли царь Иапет, титан Крон, а с ними Сабскаба, Азаес и прочие демоносы из числа знатных гостей.

-Почему опаздываете? - строго вопрошал Киферон, вытирая о полотенце испачканные в кровь руки.

-Это сюрприз, - отвечал царь Иапет, - скоро увидишь.

-Сюрпризы подождут до лучших времен, - отвечал Киферон, подталкивая их к жертвеннику.

Выбрав из числа пленников несколько разбойников, Иапет, Крон, Сабскаба, Азаес собственноручно принесли их в жертву, как того требовал обычай.

-Жертву, жертву! - требовал народ, явно желая насладиться именно кровью разбойника Лилая.

Подняв к небу руку, Киферон обьявил, что Лилая принесут в жертву завтра на арене цирка, а на сегодня торжественная часть церемонии считается завершенной.

-Завтра, завтра, - отмахивался он от требовательной толпы и, пройдя в свою колесницу, важно удалился в царский дворец, где и продолжил пиршество в окружении царей да титанов.

-Признавайся, - вопрошал он у царя Иапета, - что за сюрприз ты мне приготовил.

-Это секрет, - отвечал Иапет, неспешно потягивая из кубка хмельной нектар. - Завтра обязательно увидишь, а пока терпение и еще раз терпение.

-И все таки, что за сюрприз ты мне приготовил, - сгорая от любопытства, интересовался он у царя Атлантиды, яхидно прищурив правый глаз.

-Знаешь, - отвечал Иапет, - сюрприз тем и хорош, что он возникает неожиданно, тогда это интересно, а так чепуха, так, что имей терпение, в назначеный срок сам все увидишь.

-Ну хоть намекни, - не терпется Киферону.

- Ты вот мне лучше ответь, если бы наше великое море Заката вдруг стало называться океаном, как бы ты на это посмотрел.

-Посмотрел? - переспросил Киферон, открыв правый глаз. - Посмотрел, - вновь повторил он, стараясь понять секрет сюрприза, и тутже зажмурил второй глаз. Затем опять зажмурил левый глаз, затем опять правый, а когда открыл их вместе, аж просиял, - вот это сюрприз. Родосский океан. Нет, лучше Тельхирумский океан, как красиво звучит.

-Почему именно Тельхирумский, - чуть не обиделся царь Иапет, - Атлантический океан, вот достойное название нашему морю Заката, подумай сам, мы, Атланты, могучий народ и слава о нас распространилась далеко за предлами ойКумены. Наш остров своими размерами настоящий материк, и лежит он посредине моря. А море, будь оно даже самое большое, не может омывать материк, вот и получается, что наше море, это не что иное, как Атлантический океан.

-Ну не знаю, - задумчиво промычал Киферон, - я ожидал от тебя другого сюрприза.

-Это не сюрприз, а прилюдия к сюрпризу, его ты увидишь завтра, обещаю, он превзойдет все самые смелые предположения.

- Посмотрим, посмотрим, - недоверчиво мурлыкал Киферон, сомниваясь в сюрпризе, а зря.

 Все это время, пока шли триумфальные шествия, Атланты денно и нощно что-то строили, прикрывшись от зевак заградительными щитами. То и дело вереницы вьючных животных доставляли на строй площадку какие-то части: то ногу привезут, то руку. И вскоре возле арены цирка, как раз напротив главного прохода, поднялась к небу гигантская статуя юноши, ростом метров сто. Хотя точную высоту статуи определить было невозможно из-за покрывал скрывающих её с ног до головы да строительных лесов. Но многие пронырливые демоносики все же умудрялись проникнуть на строй площадку и высмотреть, что мизинец на ноге этого исполина нельзя было обхватить широко раставленными руками. Поза глазами народ Тельхирума нарек эту статую Колоссом на глиняных ногах, ибо многие утверждали, что именно ноги были изготовлены из отличной керамической глины. Но находились и такие, кто утверждал, что своими собственными глазами видели части туловища головы и рук, отлитыми из чистейшего золота. Как бы там ни было, но за сюрпризом закрепилосьа.ходились и такие кто утверждал что своими собственными глазами видели части туловища головы и рук отлитыми из чистейшего золо прозвище «Колосс на глиняных ногах», что в принципе не противоречило действительности.

 С рассветом, если тот полумрак нависший над миром можно было назвать таковым. Триумфы и празднества продолжились. Царь Киферон, сидя в злаченой колеснице, обьезжал город, иногда бросал в толпу зрителей горсть златых монет, а слуги хлеб, мясо, овощи, фрукты и прочие сьестные припасы. Толпы народа по-прежнему ликовали, приветствуя радостными возгласами триумфаторов, и казалось, не обращали ни какого внимания на висящее над их головою огромное космическое тело Алатырь камешка, выросшее за эту ночь многократно. Но так как народ считал эту комету посланием небес к празднику триумфа, то мало беспокоился о последствиях, всех больше интересовали билеты в цирк. Да, да, да, именно билеты в цирк Колизиума, количество которых было ограничено, стали их мечтой. В один момент терпение народа лопнуло, и они буквально подхватили царственную колесницу и понесли её в циркус вместе с царем и онеграми. Разгоряченная толпа сбивала мраморные статуи, топтала и давила друг друга, а все для того, чтобы оказаться в числе ста тысяч зрителей, кому посчастливилось насладиться зрелищами.

- Хлеба и зрелищ! - скандировала толпа, грызя зерна зажаренного хлеба овса и фиников, которые горстями рассыпали им царские слуги, да еще хмельного нектара, к которому тянули свои костлявые рученки тысячи демоносов.

 Будто огромная тысяченожка, вползла на арену цирка Колизиума толпа народу, занимая свободные места. Места в циркусе распределялись за степенью знатности: первые ряды подиума, прекрасно и пышно убранные, предназначались знатным горожанам: сановникам, царедворцам, а также весталкам. Царям и Титанам отводилась центральная ложа, попасть в которую можно только по специальному проходу, устроенному под землей от царского дворца. Прочие жители города, как правило, собирались большими шумными группами зрителей, причем каждая такая группа одевалась в только ей присущие цвета: светлые, красные, зеленые, фиолетовые, желтые или черные туники, и под предводительством вожака занимала свои сектора. Пока зрители рассаживались в циркусе, были устроены соревнования актеров, игру котрых оценивали судьи и зрители не только пальмовыми ветвями одобрения, но и многочисленными выкриками негодования, и часто сопровождались потасовками между отдельными группировками их поклонников. Убедительная игра актеров, душещипательные сцены военных баталий да кровавых сражений давали хороший повод к потасовкам, ведь енергия страстей, которую видели зрители на сцене, переполняла их с избытком, а не найдя ей достойного применения, выливалась на своих соседях, друзьях, родственниках, порой доходя до смертоубийства. И если бы не сурового вида стражники, мечем да копьем усмиряющие горячие головы, вряд ли удалось бы начать само представление. Когда спустя время, в цирке все успокоилось, народ, гости и царская свита заняли свои места, было обьявлено о начале представления. По традиции представление открывалось рысталищами скакунов--онегров да гонками колесниц. Золоченные колесницы, запряженные четверками онегров соревновались в скорости, а в перерывах между заездами выступали акробаты, эквилибристы, жонглеры да канатоходцы, давая возможность толпе закусить да выпить.В этот праздничный день, царь Киферон старался, как ни когда, он выставил на травлю четыриста саблезубых медведей, двести клыкастых львов и такое же количество носорогов, драконов и прочих животных, которых специально для праздника свозили в город со вех концов ойКумены. Бой одних хищников, буквально взорвал публику, рев и гам в цирке стоял невероятный. Звери рычали, демоносы кричали. Нужно отметить, что все это выглядело очень красиво и с большой выдумкой, а сама арена превращенная в огромную клетку так и кишила зверьем всех видов и мастей. Но вскоре это однообразное зрелище набило оскомину зрителям и в зале послышались выкрики негодования, все ждали настоящего действа.

-И правда, -  интересовался царь Иапет у Киферона, - сколько нас еще будут морить этими зверствами.

-Терпение мой друг, терпение, - язвительно отвечал ему царь Киферон, - сам то тянешь с сюрпризом, не говоришь, что приготовил.

-Уже скоро, - оправдывался Иапет, не обращая внимания на эти колкие выпады, и правда, сюрприз был почти готов, остались лишь мелкие детали.

 Второй частью представления были показаны потешные бои тысяч пехотинцев, против такого же количества пехоты. А затем двести всадников на онеграх рубились деревянными мечами против такого же количества всадников. За ними следовали батальные сцены, бой пехоты против всадников. Затем бой с участием двадцати слонов и пехоты против такого же количества противников. А затем следовала самая увлекательная часть зрелища, бой пеших воинов против воинов на колесницах. А также бой одних колесниц с другими, в котором брали участие до сотни колесниц с каждой стороны. Все это конечно радовало зрителей, но из-за того, что эти бои были потешными, и как правило заканчивались лишь легкими увечиями актеров, то народ буквально требовал настоящих зрелищ.

-Бастуариев, Бастуариев! - скандировал цирк Колизиума.

 Бастуарии или, как их еще называют в народе, «гладиаторы» были самой увлекательной частью представления. Самые первые бои бастуариев были устроены во время похоронных игр на честь кого-то из далеких пращуров, чье имя не сохранила богиня История. Эти бои являли собою своеобразную игру со смертью, которая всегда заканчивалась жертвоприношением. Воины, которые брали участие в боях возле погребальных костров, называли бастуариями – то есть сжигателями трупов. На протяжения всей истории Родоса, основным толчком для боев бастуариев была память об умерших правителях, представителях знати, да и просто зажиточных демоносах. Эти кровавые бои, так понравились горожанам,что стали частью их культуры, где редкий похорон обходился без них. Но что делать, если никто не умирал, а зрелищ хочется. Тогда суд мог засудить какого-нибудь злодея в бастуарии –гладиаторы, то есть смилостивиться над ним и разрешить посещение циркуса, где хищные звери разрывали его на части на глазах у родных и близких. В таких случаях, осужденному, которого теперь уже толпа называла гладиатором, предварительно выбивали зубы, ламали руки, чтобы он не мог оказать сопротивление, в итоге такой жертвенник представлял из себя жалкое зрелище. Бывало бегает по арене такой гладиатор, машет перебитыми руками, как крыльями, а взлететь не может, рад бы кричать, да зубы выбиты, а хищник знай себе рвет его на части. Такое убогое зрелище вряд ли могло кому-то понравиться и хорошо, что эти времена давно канули в реку забвения Лета. Всегда приятнее смотреть на вольных гладиаторов, которые принимали участие в спектаклях добровольно, они постоянно тренировались и выходили на арену не бегать от смерти, а разыграть перед зрителям настоящее представление. Иногда они бились безоружными против диких зверей, и каждому зрителю не терпелось узнать, кто же окажется кровожаднее, демонос или дикий зверь. Но чаще устраивалась охота вооруженных гладиаторов против свирепых хищников, бой на равных всегда интереснее. У хищников клыки да когти, у демоноса меч да копье. Самым увлекательным зрелищем были театрализованные представления боя гладиаторов, например с пиратами, или же они разыгрывали сцену подавления восстаний в далеких провинциях Родоса. Такие сюжетные бои назывались пантомимами и были оформлены не в примитивную стычку бойцов, а являли собой теарализованное действо. За время боя зрители успевали проникнуться чувствами к гладиаторам, а финальная сцена, которой обычно заканчивалась эта пантомима, всегда вызывала бурный шквал эмоций, сострадания и даже слез. Кровь, агония убиенного все это не могло не трогать души зрителей, и не беда если павший актер не услышит оваций и бурных рукоплесканий, главное, что он навечно остался героем в сердцах зрителей. В этот день триумфа был придуман интересный актерский ход, вроде и бой гладиаторов, но как разыгран. В общим-то банальная сцена, некий безымянный актер играл роль незадачливого певца, который своим пением и игрой на кифаре буквально доконал всех жителей городка, а те с побоями выгоняли его из города в лес, где он не успокоившись продолжает свои песнопения, и выводит из себя лесных жителей. Драконы, чей тонкий слух ущемлен фальшивой игрой, набрасываются на музыканта и разрывают его в клочья. Или вот еще, сюжет запомнившийся зрителям. Ряженные пастухами гладиаторы не могут управиться с большим стадом бешенных мулов. Мулы взбешены, пастухи тоже. В результате трупы затоптанных пастухов уволакивают со сцены. Или вот еще, сюжет для раздумий, ряженные охотниками гладиаторы вышли на охоту, а их жены попрятали копья, мечи да дротики, они делают вид, что охотятся, крадутся между деревьями, выискивая следы диких животных, а когда находят самих животных, происходит короткая схватка, ведь обороняться то нечем. Или вот еще, один поучительный сюжет, побег осужденных к смерти разбойников, по их следу пущены ручные барсы, а когда беглецы уже пойманы и частично растерзаны свирепыми хищниками, их убивает стража, но медленно и во всех подробностях. Искусство хороших актеров-гладиаторов высоко ценилось в Тельхируме, об этом свидетельствует тот факт, что когда они побеждали неоднократно, его награждали и отпускали на волю, иди куда хочешь, твой путь свободен. Но как правило, они присоединялись к зрителям и с любопытством предавались этому захватывающему зрелищу игры со смертью. Все нравилось царю Киферону в сегодняшнем представлении, и бои бастуариев, и вид смерти, только две вещи не давали ему покоя. Первое: огромная тень чего-то неосознанно страшно висящая над их головою, постоянно увеличиваясь в размерах, светилась каким-то неземным свечением, и буквально давила его своей массой. На фоне огромного пятна Алатырь камешка, кроваво красное солнце казалось крохотным шариком, которому едва хватало света, чтобы окрасить в багрянец крыши домов да верхушки деревьев. Второе: быстро темнело, шаг за шагом мир погружался во тьму. которая набегая неудержимой волной, сливалась в сплошной туманный и тёмный фон, принимая отпечаток чего-то загадочного и таинственного.Третье: все будет хорошо, успокаивали царя мудрецы –астрономы, доказывая, что этот необьяснимое для науки природное явление никоим образом не коснется жителей города Тельхирума. Ибо проведя точные расчеты основанные на последовательном сложении и вычитании различных чисел, они нашли искомое число противоположностей, которое явственно указывает, что Алатырь камешек, в следствии своей неподвижной эклиптики, ни коем образом не может упасть в Тельхируме, потому что планеты движутся именно в противоположном направлении относительно неподвижных звезд. Солнце, луна и звезды, есть не что иное, как атмосферическое явление и намертво прикручены к небосводу. Они подобно углям гаснут с утра и снова возгораются ночью, вот по этому можно не беспокоиться, все обойдется.

 Вот и отлично, думал царь, и тутже приказал зажечь в цирке огни. Шестая загадка, которая скажем честно беспокоила его больше трех предыдущих, был таинственный сюрприз приготовленный Атлантами ко дню триумфа.

- Еще немножко терпения, - успокаивал его царь Иапет, - уже скоро.

-Скоро, так скоро, - отвечал Киферон, приказывая продолжать представление.

 Вот и настало время главного действа, из-за чего собственно говоря и собрались в цирке сотни тысяч зрителей. Финальным аккордом этого представления должно стать жертвоприношение плененных разбойников. Жены, матери, убелённые сединами старухи, потерявшие на войне своих сыновей, мужей да отцов, сгорали жаждой мщения. Демоницы в черных траурных одеждах, привязав к своим спинам крылья с нарисованным во лбу глазом, бегали по арене, выкрикивали ругательства, требовали выдать им разбойников для растерзания. Всем своим видом они должны были походить на крылатых Грай и Эриний, богинь загробного мира, и надо отметить, что сходство было поразительным. Одного за другим стражники выволакивали на сцену связанных пленников. Причем связаны они были особым способом, руки оставались свободными, а ноги стреножены, и отдавали их на растерзание толпе демониц. Нет, не простое убийство ожидало пленников, а долгое и мучительное истязание стало их предсмертной участью. Разбойники держались вызывающе, пели военные гимны, смело глядя в глаза своим врагам, с особым наслаждением перечисляя сколько они перебили врагов. Этим они пытались возбудить злобу, как бы желая заставить демониц поскорее покончить с их мучениями. Но и демоницы имели выдержку, они знали эту хитрую уловку. Казненный пытается умереть быстро –как бы не так. Его всячески истязали, кусали, щипали, кололи да царапали, то и дело пытаясь накормить нечистотами, бросали в них гнилые фрукты, овощи да черепки битой посуды. Разбойнику разрешалось обороняться, и это лишь усиливало зрелищность представления. Между тем женщины продолжали истязать пленников. Вооружившись острыми кремневыми ножами, они подскакивали к жертве и срезали тонкими пластами мясо с разных частей тела, и тотчас прижигали рану горящей головней, чтобы остановить кровь. Все это время демоницы, уподобясь Граям и Эриньям, прыгали и кружились вокруг своих жертв в танце, и снова бросались на них, срезая и прижигая окровавленную плоть. Насладившись видом мучений, царь Киферон разрешил начать самоистязание. А тем дважды повторять ненужно, будто стая воронья набрасилась на разбойников, буквально разрывая их тела в клочья. Куски мяса и плоти разбрасывались в зрительный зал, ведь и остальным не терпиться поскорее отведать столь лакомого яства, как кровь. Детям разрешалось погружать в нее ручки, а их беременные матери смазывали кровью соски, чтобы роды были легкими. Когда же наконец ободранным скелетам раскраивали черепа, раздавался радостный крик, это демоницы отталкивая друг-дружку, тянулись к еще теплым мозгам. После того, как все было кончено, а кости убиенных сожжены в костре, демоницы устроили настоящу вакханалию, и даже малые демоносики не удержавшись, присоединились к ним в едином безудержном порыве буйства, метались по арене, подражая взрослым. Смотреть на скачущие меж огней тела демониц, одетых под Грай да Эриний, одно удовольствие, и зрители поддерживали их шквалом одобрительных выкриков, отчего цирк Колизиума буквально содрогался эмоциями. Эти колебания каким-то чудным образом передались гигантской статуе, прозванной в народе «Колоссом на глиняных ногах», его покрывала задрожали, как при сильном ветре, а верхняя часть статуи, спрятанная от зрителей заградительными щитами, открылась, хотя сам Колосс по прежнему оставался закрыт покрывалами, но во всем чувствовалось, что вот-вот настанет что-то необычное, а земная дрожь была тому лучшим подтверждением.

-Что происходит, почему колышится земля или мне это кажется! - воскликнул царь Киферон удивленно, и правда, какое-то едва уловимое дрожание земли доносилось из недр планеты.

-Не можем знать, - отвечали ему слуги, но звери в клетках, будто взбесились, может они что-то чувствуют, а может всему виной Алатырь камешек.

-Глупость это все, - ругался Киферон, - глупость и суеверие, разве может здравомыслящий демонос ждать от природы непредвиденных сюрпризов. Мы демоносы и есть цари природы, а весь этот мир вращается вокруг нас.

-Правильно, - подтвердил его слова правитель Атлантиды, - мы, демоносы, сами являемся сюрпризом для природы, но мы же и устраеваем ей грандиозные сюрпризы, - при этих словах он хлопнул в ладоши, и о чудо, покрывала, скрывавшие столь долгожданный сюрприз, спали на землю, и все так и ахнули от удивления и восторга.

Огромное покрывало, сшитое из множества кусков материи, сползло вниз, и сотни удивленных ртов воскликнули.

- Ах!

 Ибо их глазам открылось великолепное произвидение искусства. Будто живое изваяние царя Киферона смотрело в этот мир своими бездонными очами. Свет, исходящий от Алатырь камешка, усиливал этот фееричный взгляд, отчего казалось, он пронзал вселенную насквозь.

-Это наш царь Киферон! - вскричали сотни демониц, ибо не секрет, что они сохли за ним, мечтая затащить его в свою постель.

-Боже правый и левый, - аж присвистнул царь Киферон, которому явно польстил такой сюрприз, а его изваяние, будто услышав клич своего господина, чуть-чуть наклонило голову в приветственном жесте.

Могучий юноша в ниспадающем до земли синем покрывале стоял, слегка отклонившись назад, и приставив руку к лицу, всматривался в даль. Его голову, с причудливо изогнутыми рогами, венчал царский венец из расходящихся в сторону лучей.

- Какже он похож на меня! Как похож, - шептал Китферон, любуясь изваянием, - ну просто вылитый я, - повторял он вновь и вновь. 

-И заметь, все из чистого золота, - молвил Иапет.

- Да уж! Польщен очень и очень, - только и смог вымолвить Киферон, - твой сюрприз для меня самый сюрпризистый сюрприз.

- И заметь, все это стоит на земле без расчалок и каких-либо других укреплений.

- Да уж ! В этом есть своеобразный шарм, - восхищался Киферон.

-И заметь, твое изваяние чуть-чуть выше нашего маяка.

-Да уж! Это придает сооружению особую выразительность и стройность, - восхищался он своим изваянием.

-И заметь, устойчивость башни на опрокидывание имеет шестикратный запас прочности.

-Да уж ! Чудеса, - не переставал восхищаться Киферон, особо его радовало обилие драгоценного металла, из которого был изготовлен этот гигантский Колосс. – Это ж надо, сколько драгметалла теперь в моем личном распоряжении, радовался он, подсчитывая барыши.

И правда,золотишка в этой статуе было хоть отбавляй. Самая верхняя часть: корона, голова, плечи и шея были отлиты из чистейшего золота. Плащ, руки и тело до пояса были отлиты из серебра. А ноги и филейная часть изваяния были изготовлены из чистейшей керамической глины, самого ценного и редкого материала Атлантиды. И правда, глина была еще очень большой редкостью, её добывали в ограниченных количествах, вот по этому в самый последний момент, когда созрел план воздвигнуть это циклопическое сооружение, оказалось, что глины хватает только на ноги и хвост. Поэтому зодчим пришлось заменить ее на более дешевые материалы, злато, серебро, которых в Атлантиде было без счета.

- Обьясни, - просил Киферон, - как вам удалось скрыть от меня такую красоту.

-Тут нет большого секрета, - отвечал Иапет. - Изваяние отливали в большой спешке, доставили в тайне, а смонтировали во время празднества. Пока ты праздновал триумф, мы, Атланты, трудились не покладая рук, чтобы успеть к этому дню.

- И все таки почему я его раньше не видел? - вопрошал Киферон.

-Мы ж его спрятали за черным покрывалом, - обьяснял Иапет, - поэтому ты и не заметил. Надеюсь, теперь ты не откажешь нам в просьбе переименовать море Заката в Атлантический океан.

-Теперь уж точно, - ответил Киферон, и как будто испугавшись своих слов, вскочил с места, хлопнул себя ладонью полбу и набросился на слуг.

-Что ж вы бездельники сидите, быстрее готовьте главаря разбойников Лилая к лютой смерти.

                            Злобные проклятья

В этот самый момент, какая-то необьяснимая дрожь пробежала под ногами и стихла. ---Что это? - удивился Киферон, рассматривая едва заметные трещины в плитах перекрытия арены.

И правда, эта подземная дрожь повторилась вновь, но уже едва уловимыми толчками, и это обстоятельство не давало покоя зрителям, они начали волноваться, животное чувство опасности мешало сосредоточиться на самом представлении казни. Сотни тысяч голов повернулись к небу и с ужасом смотрели на огромный Алатырь камешек, висящий над головою Колосса.

- Вот оно божественное предзнаменование! - вскричал один из сотни подхалимов, - небеса послали нам великие благости.

- Да, да, - подтвердили остальные сотни подхалимов, - всех высшие боги решили возвеличить нашего царя до небес, водрузив ему на голову солнцеликую корону.

 И правда, так все и выглядело со стороны, гигантское изваяние Киферона, над головой которого зависла небесная корона, горела и искрилась в едва видимых лучах света. И будто в подтверждение этих догадок, земная твердь всколыхнулась, в стенах циркуса появилась глубокая трещина, из которой посыпалась штукатурка. И даже Колосс на глиняных ногах чуть-чуть накренился в сторону, но затем снова вернулся на прежнее место.

-Что это! - воскликнул титан Крон, сидящий по правую руку от Киферона, а тот только махнул рукою, успокоил.

- Ничего страшного, это всего лишь штукатурка, такое бывает.

И все же тревога, зародившаяся в душе Крона, каким-то чудным образом передалась остальным зрителям. Волнение и ужас читалось в их лицах, ибо даже слепой взглянув в небо, не мог, не увидеть, что Алатырь камешек до того мирно висевший над головою Колосса, отклонился в сторону, и как будто вспыхнул яркими красками, переливаясь от пурпурно-красного до бардового оттенка. При этом величина его возросла вдвое, а то и втрое, и теперь уже отчетливо можно было различить яркие всполохи огня тянущиеся следом.

-Смотри, смотри, - перешептываются демоносы, вчера Алатырь камешек был не больше Луны, а теперь вдвое больше Солнца, сейчас он набежит на Землю и раздавит нас огненной пучиной.

 И вот уже ропот безмолвия прокатился по аренам, а с ним и страшная уверенность в неотвратимом заступила место отчаянию, это известие придало еще больше остроты дивному и жуткому зрелищу. Начались волнения, послышались тревожные голоса, но тут среди глухого ропота толпы раздался низкий бас царя Киферона.

-Небеса требуют жертву разбойника Лилая.

Это в какой-то мере отвлекло зрителей от дурных предчувствий, ибо всегда приятнее думать о чем-то хорошем, чем паниковать.

-Жертву, жертву! - скандировал народ Тельхирума, требуя поскорее прикончить разбойника Лилая, как бы расставить все точки над «И»

Пока жертвенника готовили к сожжению, правитель Атлантиды вновь задал Киферону вопрос.

- Ну что, понравился тебе мой сюрприз?

- В общих чертах очень понравился, - отвечал Киферон, понимая, что сейчас на него будут давить, а этого он очень не любил.

Иапет же наоборот, как все демонические натуры, был грозен и неумолим, когда ему противоречили, и мягок да податлив, когда ему льстили, ибо верил, что эта лесть исходит от искренности нутра. Вот на этой честолюбивой слабости и решил сыграть Киферон, ведь ему ох как не хотелось переименовывать море Заката в Атлантический океан.

-Мне нравится, - отвечал Киферон, - но есть одно но...

-Значит, вы, Тельхины, отказываетесь переименовать, - взволнованным голосом вопрошал Иапет.

- Нет, я не о том, - отвечал Киферон, - я за, а вот остальные, - показал он рукою вокруг, - что скажут они.

 Иапет насупил брови, осмотрелся вокруг, а затем грозно глянул на Киферона.

-Тебе статуя нравится?

- Да, - согласился тот. - Тогда соглашайся.

-Знаешь что, - отвечал Киферон, - давай бросим жребий, как выпадет, так тому и быть, - протянул он Иапету золотой обол, который постоянно носил при себе, как своеобразный талисман. - Выпадет «решка», значит остается по старому. Выпадет «орел», считай, что Атлантический океан у тебя в кармане.

Иапет взял монету в руку, трижды плюнул, громко крикнул: «орел» и подбросил монету. Какое-то время она вертелась в воздухе, будто раздумывая, какой же стороной упасть.

-А если зависнит в воздухе или упадет на ребро, значит, не считается, - добавил Киферон.

 И монета, будто испугавшись его слов, начала заваливаться на бок, вращаясь, полетела к земле. Поймай ее Иапет, и дело решилось бы сразу, а так, как монета выскользнув у него из рук, ударилась о пол и закатилась куда-то в зрительный зал, вопрос остался открытым. Пока Иапет ползал меж рядов, разыскивая пропажу, Киферон воспользовавшись заминкой, выскользнул на арену. Его статная фигура влилась в ряды жрецов и весталок, устроивших на арене настоящее факельное шествие. Жрецы пели священные гимны. Целые снипы искр сыпались на землю от горящих факелов, эти сотни движущихся факелов и черных фигур представляли собою фантастическую картину: коридор огней, сквозь который вели связанного по рукам и ногам пленника Лилая. А толпа народа, давно ждавшая этого часа, бурлит и клокочет, угрожая ему проклятьями и неслыханными карами. Стража крепко держала его в своих руках, хотя тот и не думал вырываться. Проведя его к жертвенному костру, сложенному посреди арены, они привязали Лилая к центральному столбу, ожидая приказа высечь огонь. Киферон, как хозяин на празднике, неспеша поднялся к жертвеннику и, склонившись к уху разбойника, молвил.

- Сейчас тебя сожгут, но знай, твоя душа никогда не попадет в чистилище.

Лилай держался вызывающе гордо, до этого он ни разу не взглянул на царя, а услышав приговор, впервые поднял очи, и с нескрываемой злобой посмотрел ему в глаза. Их взгляд встретился, и Киферону стало неуютно от этого колючего взгляда, котрый буквально испепелял его изнутри.

-Я не боюсь смерти, - хладнокровным голосом отвечал разбойник, - я знаю, что не попаду в чистилище лабиринта, но и ты знай, что моя душа возвысится не только над вами, она воспарит к небесам, обретя покой и умиротворение там, на Луне. От туда я буду смотреть, как рушится твой мир и наслаждаться этим зрелищем, - молвил Лилай, яхидно ухмыляясь.

- Ах ты ж злобный волчище, - отвечал ему царь Киферон, - если даже ты и попадешь на Луну, то не надейся, что будешь волком. Твоя участь стать жалким трусом. Там, - ткунул он пальцем в небо, - ты станешь лунным зайцем, беленьким и пушистым.

 И скрестив руки на груди, затворил семь отверстий своего тела, прочел заклинание на превращение души: «Коллак Туннамэ Кроликура Неанимэ Коабах Ремавурра Кроликура», что означало «стань зайцем заячья душа». Для надежности все эти заклинания: «Коллак Туннамэ Кроликура Неанимэ Коабах Ремавурра Кроликура», он повторил дважды, затворив семь отверстий своего тела. Со стороны эта сцена выглядела очень картинно, и зрители просто упивались видом ее дикой поэзии, настолько проникновенной была игра актеров, особенно царя Киферона творящего над преступником волшебные чары.

- Поджигайте! - приказал он слугам, и те один за другим подходили к жертвенным дровам, бросали свои огненные факелы.

Факел брошенный в кучу деревянных стружек и смолы вырос в жаркий костер. Языки пламени вздрагивали от громких криков толпы, звуков рожков да барабаннного боя. Огненно-красный бог огня поглощал свою жертву. Черный дым устремился к небесам. Демоносы ликовали, пожимали друг-другу руки и смеялись. А Лилай, непонятно каким образом, оставаясь живым, продолжал выкрикивать, толи ругательства, толи пророчества.

- И падет яркая звезда на ваши головы. И станет днем также темно и холодно, как зимней ночью. И вымрет треть населения ойКумены. И придут вам на смену народы Гиперборейские. И будете вы присмыкаться и ползать на животе своем аки алчущие змии. А я буду смотреть на ваши мучения и…… - на все эти ругательства никто не обращал ни какого внимания.

 Не в первый раз жертвеннику осыпать их головы злобными ругательствами, на которые в принципе никто не обращает ни малейшего внимания. Лишь один только титан Крон призадумался над услышанным.

И правда, к чему бы это разбойнику Лилаю так сильно побиваться, думал, гадал он. Ну предсказал бы скорую кончину царю Киферону и прочим Тельхинам, это понятно, пылает гневом, вот и ругает всех почем зря. Так нет же, горит синим пламенем да еще и пророчества выкрикивает. А если он прав, и завтра наступит смена эпох или еще чего по-хуже, сверлила его мозг смутная догадка. Нет, это бред, отганял он от себя назойливые мысли. Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда, убеждал он себя, откуда этому разбойнику знать, что вот именно сегодня сменятся эпохи, эра Козерога уступит место эпохе Скорпиона, откуда ему необразованному знать, какие последствия могут произойти от смены эпох. Но тут в его мозгу всплыло какое-то смутное воспоминание, вроде все то, что предсказывал разбойник Лилай, он уже где-то слышал, но где и когда, никак не мог вспомнить. К счастью прогоревшая середина костра, рассыпав вокруг сноп искр, с треском провалилась во внутрь и поглотила разбойничий прах в свое чрево. Но в тот же самый миг, от яркого всполоха огня отделилось привидение разбойника Лилая, сотканное из густого дымчатого эфира.

-Что это? - ужаснулся Крон и не только, ибо многие заметили дымное облако, кружащее над ареной цирка.

 Сделав круг, оно облетело зрительный зал, будто пытаясь отыскать кого-то, при этом успело заглянуть каждому в глаза. А когда на его пути оказался царь Киферон, оно буквально окатило его гарью и дымом, злобно засмеялось, отворив зияющую дыру рта, а оттуда буква за буквой слетели пророчества сказанные Лилаем.

-И падет яркая звезда на ваши головы. И станет днем также темно и холодно, как зимней ночью. И вымрет треть населения ойКумены. И придут вам на смену народы Гиперборейские. И будете вы присмыкаться и ползать на животе своем аки алчущие змии. А я буду смотреть на ваши мучения. – и умчалось прочь, повинуясь лунному притяжению.

                               Алатырь камешек

-И привидится такое, - едва мог вымолвить Киферон, отпив голоток нектара, еще раз взглянув на удаляющийся призрак, а того уже и след простыл.

 Это небо втянуло его в себя, будто глотнуло, и вскорости, его не стало. Мало помало возбуждение в его голове улеглось, на место страхов и сомнений встал здравый расчет, и он стал рассуждать спокойно, ибо новые реалии жизни заставили выбросить из головы всю эту глупость.

А случилось вот что. Лишь только душа или призрак Лилая отлетел к небесам, успев настращать их своими пророчествами, кругом стали происходить странные и порой необьяснимые вещи. Перво наперво взбесились животные, которые содержались в клетках циркуса. Они, как будто чувствовали приближение какой-то необьяснимой беды, грозящей всему живому, истошно выли, как будто пред концом света, бились о клетки, и разломав их, метались по арене, ища выход, а если не находили его, набрасывались на зрителей, убивали их, и сами гибли, пронзенные острием меча. Лишь только удалось справиться с этим несчастьем, обрушилась новая напасть. Неизвестно откуда, появилась крылатая туча саранчи и черных кузнечиков, которая с ужасным хлопаньем крыльев обрушилась в зрительный зал. Весь этот жужжащий рой в одночась пал на головы демоносов, заставив их падать на землю, отбиваться руками, ногами, ползать на брюхе своем и выть. Слава всех высшему Хаосу, все это также быстро закончилось, как и началось, и насекомые не успели никого сьесть. Но вслед за этим произошло нечто заставившее волноваться еще больше, ибо земля задрожала так сильно, что все, кто стоял, попадали с ног. Но кто устоял на ногах, и мог видеть, узрел, что статуя гигантского Колосса начала сотрясаться томительной дрожью. Но вслед за этим произошло еще более настораживающее светопредставление, все небо буквально вспыхнуло яркой вспышкой огня, осветив собою Луну. Это огромное тело Алатырь камешка врезалось в богиню Селену с таким грохотом и шумом, какой редко кому доводилось слышать. Отсюда, с такого гигантского расстояния разделявшего планету Земля от Луны, невозможно было осознать всей чудовищности космической катастрофы. Серое облако лунной пыли и огня взметнулось во все стороны, а сам Алатырь камешек буквально развалился на множество осколков, разлетевшихся в разные стороны гигантскими кусками межпланетного вещества.

-Вот оно, космическое светопредставление! - воскликнул кто-то и тутже осекся.

-Нет, нет, это космический феерверк, приуроченный к дню триумфа! - выдал кто-то из сидящих в зале, но сразу же заткнулся, ибо услышал слова, которые принял на свой счет.

-Чтоб ты издох проклятущий. Чтоб тебе пусто было, злобный разбойник Лилай, - ругался на все лады царь Киферон. - Накаркал таки конец света, хорошо хоть не на наши головы.

-Слава всех высшему Хаосу, пронесло, - выдохнул Крон, созерцая за происходящим светопредставлением.

И правда, это было удивительное зрелище, видимое во все стороны нашей солнечной системы. Да что там солнечной системы, на все мироздание разлетелось мириада огненных кусков Алатырь камешка, пылающих ярким факелом. Это редкое зрелище настолько приковало взгляды окружающих, что мало кто заметил изменения произошедшие вокруг них самих. Ибо земля по-прежнему дрожала, а небесный свод прогнулся, это один из кусков Алатырь камешка пронзил брюхо планеты и тутже сгорел, не долетев до земли.

-Смотрите, смотрите! - вскричали сотни ртов, наблюдая еще более зловещую картину.

 Луна, сорванная из своей орбиты, так сильно крутнулась против часовой стрелки, что с её поверхности слетели высокие горы, а также огромный кусок Алатырь камешка, торчавший в её брюхе, будто огненная заноза. Освободившись от занозы, Луна так сильно швырнула этот осколок в направлении Земли, что тот, будто ядро выпущенное из пращи, несся к нам, сверкая заимствованным светом. А за ним по пятам бежала Луна, которая слетев с катушек, неслась к земле, истошно воя.

-Смотрите, смотрите! Луна свернула себе голову! - вскричали все, как один демоносы, наблюдавшие это уникальное по своей значимости природное явление.

Луна будто взбесилась в своем стремительном вращении. Всегда такая уравновешенная, можно сказать противоречивая, она вдруг ожила, завращалась, из ее чрева вырывались огненные смерчи раскаленной вулканической лавы.

-Она вращается быстрее юлы! - кричали не своим голосом первые, вторые и третьи зрители циркуса.

-Она, она приближается к земле, как втулка у колесницы! - кричали шестые.

-Смотрите, смотрите! - возопили седьмые, - всегда прекрасная богиня Селена, смотрящая с противоположной стороны на Солнце, теперь перевернулась к нам задом и вращается вокруг земли, другой до селе нам неведомой стороны.

Но не это страшило демоносов, а вид огненной кометы с огромной скоростью приближающейся к земле. Вызвав около себя радужное свечение, подобное полярному сиянию, она неустанно приближалась, грозя раздавить все живое. Первая мысль была убежать, но куда можно убежать с маленькой планеты, коей является планета Земля. Бежи хоть на край земли, хоть за край земли, все одно не убежишь. Ведь если докопаться до сути, то окажется, что все живое на планете Земля представляет из себя рыбок сидящих в банке, выбравшись за пределы банки, их ожидает таже смерть, какая ожидает любого демоноса оказавшегося в космосе без скафандра. Вот по этой причине демоносы прекрасно осознавая всю бесперспективнось бегства, сидели на своих местах, как вкопанные, а может всему виной было оцепенение всех двигательных органов, а может еще что-то о чем они не успели помыслить. Ибо непосредственно за этим раздался страшный удар, сопровождаемый подземным толчком, от которого буквально сотрясалось здание цирка, причем впечатление было такое, что по зданию был сделан удар каким-нибудь огромным молотком. За первым ударом последовал второй и третий удар, такой же силы. В промежутках между первым, вторым и третим ударами слышался необыкновенный подземным гул. А затем всё буквально подпрыгнуло на месте. Но самое удивительное было то, что гигантский Колосс, воздвигнутый на глиняных ногах, буквально ожил, как будто эти толчки пробудили его от спячки. Статуя царя Киферона, которую только, только успели воздвигнуть, и которая еще не успела обрести центроустойчивое равновесие всех своих членов, пошатнулась вправо. А затем, будто что-то вспомнив, отклонилась влево, слегка пошатывая своими членами. В самом начале, еще до сильных подземных толчков, он немного отклонившись от своей оси, указал вытянутой рукою в сторону огненной кометы, будто предупреждая об опасности. А может быть он хотел сказать, вот она небесная гостья, встречайте ее. Но когда гигантский Колосс на глиняных ногах сообразил, что комета пролетела мимо, он с сожалением, а может быть с радостью, помахал ей на прощание рукой, а из его основания посыпались куски глины. А когда вслед первым слабым толчкам раздался резкий и сильный подземный толчёк, то гигантский Колосс, наверняка испугавшись, подпрыгнул на месте. При третьем толчке он подпрыгнул снова, как будто ему понравилось это занятие. Что он делал при четвертом и пятом толчке не знал никто, ибо страшный грохот, качание и крен земли, буквально бросил зрителей на пол. Небесный свод, испугавшись такого жуткого грохота, пролился на их головы частым дождем, смешанным с холодным градом, громом и молнией. Громы небесные потрясали небосвод, рассыпая во все стороны жуткие всполохи огня. Сильнейший ветер срывал не только паланкины и тенты закрывающие арену от солнца, он подхватывал и уносил некоторых демоносов, и те растворялись в неизвестности. Даже великие мира сего лежат на земле, в страхе преклонив свои головы пред грозной стихией. Когда спустя время, смельчаки, обретя мужество, сумели поднять свои головы, огляделись по сторонам, над ареной пронослось радостное восклицание.

-Пронесло! Слава всех высшему Хаосу! Пронесло! - разнеслось по округе и все, как один, повскакивали с мест, и даже начали прыгать от радости.

 А зря, нужно было бежать пока не поздно, именно об этом и хотело предупредить изваяние царя Киферона. Отворив нижнюю челюсть, оно хотело крикнуть.

-Безумцы очнитесь, бегите, спасайте свои жизни, - но не крикнуло, не подсказало. Оно просто не смогло этого сделать, ибо было железным, и при всем своем желании не смогло бы проронить ниогбы проронить неизваяние царя слова, оно стояло, широко отворив рот и молчало. При этом его верхняя губа, похожая на крышку саркофага, медленно приподнялась у основания черепа. Так все выглядело со стороны. Но если бы нашелся кто-то обладающий умением читать чужие мысли, он бы наверняка услышал, что Колосс на глиняных ногах буквально кричит, надрывая железные связки.

-Смотрите туда, смотрите, что творится на северном полюсе земли, у вершины горы Меру, закрылось солнце, а по всему небу мчат стремительные линии падающих звезд.

Одни несутся к зениту и изчезают, вторые устремляются к земле, вспыхивая зеленоватым светом. И правда, ему было отчетливо видно, что там в холодной Гиперборейской стране идет борьба добра и зла, света и тьмы, бушует огненная метель, а ей пытается противостоять великий людской бог Ярило и гибнет в этом огне. А планета дрожит и шатается из стороны в сторону, утратив законы великого миростояния.

-Точно, это у меня в голове все плывет и кружится, утратив законы миростояния, - возмущался царь Киферон, растерянно протягивая глаза к небу, ибо его внимание привлек ужасный скрип и скрежет металла.

Это глиняное изваяние его самого кренилось прямо в зрительный зал цирка. Тяжелая железная масса металла стала медленно оседать. Один сантиметр, два, три …И..все это под истошный рев, визг и крик демоносов пытающихся бежать, но было поздно. Вам может быть случалось заметить, как много можно разглядеть за короткое мгновение, всего миг, но за это время каждая подробность врезается в память, и вы можете мысленно видеть и рассматривать её много веков спустя. Так произошло и сейчас. Падение Колосса было мучительно медленным, как будто он не хотел этого делать и всячески пытался удержаться на глиняных ногах, вибрируя всем телом. Все, кто имел очи, смотрели зачарованные видом разыгравшейся трагедии, происходящее казалось фантастическим вымыслом. Может это падает не статуя царя Киферона, думали они, потрясенные происходящим, может это сама земля повернулась влево, подобно колесу горшечника. Но нет же, замля твердо стоит на своих ногах, а изваяние Колосса на глиняных ногах идет, качается, вздыхает на ходу и падает, но не сразу, а картинно раскинув руки во все стороны. В первые секунды от увиденного в головах многих демоносов помутилось сознание, многие тутже сошли с ума, бросались с верхних рядов вниз и разбивались на смерть. Многие тутже наложили на себя руки, не в силах подавить животный ужас. Гигантский Колосс подогнув колени, готовился сделать прыжок. В последний миг перед приыжком он бросил пред собою взгляд, вроде намекая, вот он я, возьмите меня. Затем его руки медленно опустились к земле, вроде он пытался нащупать опору для ускорения, и одним стремительным рывком бросился вперед. Теперь уже никто не сомневался, что он сойдет с пьедестала и побежит. Так и произошло. Изогнув колени, он выпрямился и сделав шаг, рухнул прямо на арену цирка. Прямо на трибуны и зрителей. В самый последний миг царь Киферон увидел летящий к земле царственный венец Колосса, и у него возникла мысль, что его корона может попасть в чужие руки. Он даже подпрыгнул на месте, пытаясь схватить её руками, но тутже осекся, ибо до его сознания дошло, что это не корона, а смерть. Блистая своими огненно острыми лучами, златой венец приближался с неумолимой неизбежностью. Бежать, спасать свою шкуру было следующим желанием, которому он отдался со всей своей безудержной страстью бегуна атлета.

-За мной! - вскричал он что было силы, устремляясь в подземный ход, ведущий к царскому дворцу.

 За своей спиной он отчетливо слышал грозный грохот металла, вой и вопли народа. Отчетливо слышал удар невероятной силы, а затем всем своим естеством почувствовал, как вздрогнула земля, обвалился циркус. Это падают и трутся друг о друга каменные блоки основания, смешав воедино кости, черепа да плоть народа с каменной массой обломков гранита. Слабо освещенный проход подземного тоннеля местами обвалился, и приходилось буквально на карачках пробираться вперед, и он полз срывая о камни когти рук и не чувствовал боли, ибо пред его глазаминарода.цук.зудержной страстью бегуна атлета. его смерт возникали лица, еще миг назад живых демоносов, а теперь они бились пред ним в смертельной агонии и гибли под обломками изваяния. В последствии выяснилось, все кто был в цирке, погибли. Только Киферону, Крону, Иапету, Сабскабе и кучке счастливчиков удалось избежать печальной участи. Но народ не забыл о самой трагедии и причинах вызвавших столь массовое демоносоубийство. Сквозь века земляне пронесли память о Колоссе на глиняных ногах, чья жизнь оказалась весьма короткой, а дурная слава прочной.

И все таки хотелось бы знать, что стало причиной столь необычного природного явления. Отчего час отчасу на нашу землю падают космические тела весьма огромных размеров, такие как Алатырь камешек. И первое, что приходит на ум, это проделки бога Урана, ведь в его власти находится небесный свод, громы да молнии. Так или почти так думали необразованные, забитые горем демоносы, и поза глазами ругали его самыми последними словами. Но если бы они только знали всю правду, наверняка не стали бы так ругать Урана-громовержца, ибо его вины в этом не было. Всему виной был бог Плутон. Прощаясь, Плутон клятвенно обещал Урану-громовержцу аккуратно доставить Алатырь камешек на землю, а уж потом возвращаться к себе на планету. Но честно говоря, Плутон сплутовал, долетев к своей планете, Плутон отпустил на волю резвых скакунов, а сам преспокойненько отправился домой. Вот и наделал Алатырь камешек столько бед и несчастий на нашей земле, которая гудела и дрожала словно барабан, наполняя свои стихии невобразимым грохотом, отчего казалось, будто это горы друг о друга бьются. Извержения вулканов, гигантские штормы, смерчи, землетрясения и прочие катаклизмы обрушились на нашу планету в одночасье.

-Вот тебе и смена эпох, - ругались выжившие, - это не смена эпох, а какое-то перерождение планеты. Старый мир рушится, а новый рождается в муках.

Даже привычное им небо теперь стало чужим, неизвестным. Небесный свод накренился на северо-запад, солнце, луна и звезды переместились туда же, да и само небо изменило угол наклона по отношению к земле, что возможно только при смещении земной оси. А ведь земная ось и ее геомагнитные полюса не твердо прикреплены к основанию планеты, они склонны к блужданиям, по этой причине год за годом на землю надвигались все новые и новые потрясения. Падение Алатырь камешка наделало бед и несчастий не только в холодной стране Гиперборее, оно вызвало глубокую ночь на всей планете из-за сильнейшей запыленности верхних слоёв атмосферы. Лунная пыль, плюс микроскопические частички Алатырь камешка, плюс извержения вулканов сделали атмосферу земли светонепроницаемой, изменив климат земли до неузнаваемости. Прежде всего вымерли многие теплолюбивые виды животных и растений, в частности амбросия и герех. Из-за повышенного атмосферного давления издохли почти все гипертоники, кардиосердечники и прочие давлентики, а таких среди демоносов, пери, каджей было немало. Вроде и светит солнышко, а не греет, отражаясь от пылевого слоя. А тот день за днем оседает на землю, превращая цветущий край в песок да пепел, отравляя своими ядами воду. Чуть не третья часть вод сделалась горькой, и многие демоносы умерли от вод, потому что они стали горькими. И поражена была третья часть солнца и третья часть луны, и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их. И третья часть дня не светла была и сделалась такой же как ночь. День сделался короткий, ночи длинные и какие-то зябкие, холодные, тут уже одной туники мало, нужно одевать две, а лучше три и греться у костра. И это еще повезло, что Алатырь камешек рухнул там в Гиперборее, язвили некоторые из демоносов, даже не представляя, какая там произошла чудовищная катастрофа.

 Там в холодных землях Гипербореи настала великая полярная ночь, это Луна, зависшая над полюсом земли, заслонила собою солнце, образовав геомагнитную инверсию и озоновую дыру. Луна, как будто прилипла к полюсу земли и не хотела отрываться, отчего нельзя было понять, то ли Луна была захвачена притяжением Земли или же Земля стала спутником Луны. А все из-за того, что Земля с Луною накрепко спаялись своими притягательными стихиями, от этого Земля, будто пещинка в море, вибрировала и дрожала, а Луна волчком вертелась у северного полюса земли. Три долгих года длилось лунное притяжение, но слава всех высшему Хаосу, по истечению трех лунных лет, Луна постепенно начала удаляься и в конце концов удалилась на достаточное расстояние, на котором она находится и поныне. Пусть там и остается, радовались зравомыслящие демоносы, ибо это лунное притяжение наделало на земле столько бед и несчастий, не передать словами. Прежде всего изменилась скорость вращение земли, теперь даже невооруженным глазом было видно, что земля движется не так, как прежде. Земля стала медленее вращаться по круговому конусу, ось симетрии которого перпендикулярна к плоскости эклиптики. Граница вседозволенного космического равностояния планет была нарушена, это существенно изменило баланс сил всех планет солнечной системы и повлияло на движения отдельных планет и их положения относительно друг друга, включая угол вращения по отношению к плоскости эклиптики, и много чего еще. Климат на всех континентах изменился, а жизнь как бы замерла. Эти климатические изменения во многом повлияли на ход истори, а также в огромной степени изменили ход развития демонической цивилизации. Но об этом чуть позже…………………

                         КОНЕЦ 1 ЧАСТИ………..