"Огонь и дождь" - читать интересную книгу автора (Чемберлен Диана)

ГЛАВА 20

Миа жила ожиданием. Когда она просыпалась утром, то если первая мысль была не о Джеффе, ему непременно посвящалась вторая. Периодически он являлся к ней во сне. Однажды ей привиделось, что он стоит на коленях в саду там, где она впервые повстречалась с ним, наблюдавшим за тарантулом. Во сне Джефф поднялся на ноги, держа тарантула на ладони и в упор глядя на нее.

В дневные часы на работе она ждала, вдруг обстоятельства сложатся так, что она лишний раз встретится с ним. С той ночи в каньоне, когда они вместе слушали койотов, он все последующие пять дней явно искал ее общества. И это не было плодом ее воображения. Когда он звонил Крису в офис, то столько времени болтал с ней по телефону, что она однажды даже забыла дать отбой. Он мог болтать о чем угодно. Обо всем, кроме него самого. Когда она задавала ему наводящие вопросы, он мягко обращал тему разговора на его коттедж, на котенка, на обещанный им дождь.

Они вместе ужинали по вечерам, и Миа изменила свой распорядок дня, начиная готовить лишь в предзакатные часы, когда он вот-вот должен был вернуться домой. Он отныне не засиживался на работе дотемна и даже не пытался делать вид, что его ранние возвращения в Шугабуш не связаны с Миа. Он появлялся на крыльце ее коттеджа в сопровождении котенка, направлялся на кухню и съедал приготовленные ею вареные овощи с таким аппетитом, словно Миа угощала его филе по-французски. Однажды он принес свой набор овощей и приготовил ей баклажаны с рисом и шпинатом, уверяя ее, что это блюдо не содержит ни капли жира.

— Хотя, — добавил он, — вы выглядите так, что спокойно могли бы себе позволить такую роскошь.

В сердце ее затеплилась надежда, что Рик ошибается и Джеффу не удастся создать дождь — по крайней мере так скоро. И ему придется оставаться в Долине Розы не меньше нескольких месяцев, чтобы решить эту проблему, Ей даже стал приятен пыльный душный воздух, шелест усохшей листвы на скрюченных ветвях дубов, дым новых пожарищ — словом, все признаки засухи, задержавшей его в этом городе.

После совместной трапезы она либо работала с глиной, либо занималась проектированием фонтана, тогда как он располагался на диване в обнимку с котенком, с карандашом в руке и неизменной стопкой бумаги на коленях. Иногда она ловила на себе его взгляд, он улыбался ей с неподдельной теплотой, и она возвращалась к своей работе, чувствуя волну жара, разливавшуюся по всему телу, и предательский румянец, выступавший на щеках.

Временами они беседовали, временами молчали, но ее неизменно поражала легкость, с какой она рассказывала ему о том или ином периоде своей жизни. Она рассказывала ему о Глене — не совсем все, конечно, — как он учил ее скульптуре, как называл ее Солнышком и даже немного о том, как она любила его.

— И почему же все это кончилось? — спросил ее тогда Джефф, весь подавшись вперед на диване Казалось, он готов был прожечь ее глазами насквозь.

— Я не могу об этом говорить, — сказала она, и он улыбнулся.

— Я понимаю это чувство.

Он вернулся к своим бумагам, и она пожелала в душе, чтобы он не удовлетворился так просто полученным ответом.

Ее фантазии расцвели пышным цветом. Возможно, ему придется задержаться в Долине Розы так надолго, что она успеет пройти курс восстановительной хирургии. Или ему придется уехать, но он все же скажет ей — только ей одной, — куда он направляется, и она сможет отыскать его после операции. И каждый раз в эти мечты врывалась реальность, затмевавшая все представленные ею картины тяжелым непроницаемым облаком. Она не сможет забыть Глена. Она не сможет забыть свою мать и будет вновь и вновь ощупывать свою правую грудь — осторожно, борясь с внутренним сопротивлением, содрогаясь от мысли, что пальцы ее наткнутся на предательское уплотнение. И тогда ее возвращение к жизни снова будет отсрочено.

Это случилось около десяти часов на пятый вечер после их прогулки в каньон. Миа включила телевизор, собираясь посмотреть выпуск новостей. Джефф, растянувшись на диване, почти не отрывал глаз от своей работы, пока диктор с прилизанной шевелюрой не объявил о Кармен с ее «Репортажами из северных районов». Джефф отложил в сторону свои бумаги и карандаш и уселся поудобнее, глядя на экран.

Лицо Кармен, выступавшей перед телекамерой, всегда действовало на Миа завораживающе. Свет юпитеров выгодно оттенял ее смуглую кожу, темные глаза казались огромными и бездонными. Обычно Миа с удовольствием смотрела ее выступления, но нынешним вечером она поддалась волне неприязни, исходившей от Джеффа, и в нерешительности замерла над своею глиной.

— А теперь новая информация о человеке-загадке, посетившим Долину Розы, Джеффе Кабрио, — начала Кармен. — «Новостям после девяти» удалось узнать, что мистер Кабрио является незаконнорожденным ребенком, которого произвела на свет совсем юная бездомная особа, жившая до этого либо в самом Нью-Йорке, либо недалеко от него, в Нью-Джерси, и едва сводившая концы с концами для того, чтобы содержать своего сына. — Иллюстрируя речь Кармен, на заднем плане появилась фотография блондинки с малышом. Джефф затаил дыхание и выпрямился на диване.

— В самом начале обучения в школе, — продолжала Кармен, — выдающиеся способности юного Джеффа были неверно истолкованы его учителями, и его оставили на второй год. Однако позже все встало на свои места, и несомненная талантливость Джеффа позволила ему проскочить экстерном через два класса.

— Три, — прошептал Джефф. — Могла бы быть поточнее со своими проклятыми фактами.

Камера вновь повернулась к диктору, и Миа взглянула на Джеффа. Его щеки побагровели, и на виске пульсировала жилка. Неожиданно он сгреб все бумаги и швырнул тяжелую пачку на стол.

— Черт побери, где она все это добывает?! — Он вскочил на ноги, и листы из пачки разлетелись по всей гостиной. Котенок в ужасе вскочил и забрался на подоконник. Джефф взъерошил свои волосы. — Где она взяла этот снимок? Я никогда в жизни его раньше не видел.

— А она… я имею в виду, она говорила достаточно правдиво?

— Слишком правдиво. Правдиво до того, что я не сомневаюсь: она раскопала источник информации. Она села мне на хвост.

— Что это значит? — откинулась на стул Миа. — Разве тебя действительно так волнует, что про тебя тут болтают? Или ты боишься, что кто-то может принять во внимание твою незаконнорожденность, или…

— Все это чепуха.

— Ну тогда в чем же дело, Джефф? — Она сама не заметила, как перешла на «ты». — Что тебя так испугало?

Он прошелся по комнате до того окна, которое было обращено на темную громаду усадьбы.

— Не спрашивай меня больше ни о чем, хорошо, Миа? Мне было бы приятно, если бы ты не подвергала меня расспросам, — и он обернулся к ней. — Мне так хорошо сидеть здесь с тобой по вечерам. Это напоминает мне про… — Он попытался улыбнуться, но лишь скривился, словно от боли. Взгляд его снова устремился в сторону усадьбы. — Это помогает мне, дает заполнить в душе ту пустоту, которую до сих пор я не считал такой зловещей. Оказывается, я гораздо больше нуждаюсь в обществе себе подобных, чем предполагал до этого. И все-таки — пожалуйста, не надо задавать мне таких вопросов, на которые я не могу дать ответ.

— Я только хотела поддержать тебя, — сказала Миа, — но, увы, я не знаю, что для этого надо сделать, так как не в состоянии понять…

— Она медленно, дюйм за дюймом, пробирается ко мне в душу. Я должен бежать отсюда. Бежать из Долины Розы. — Он медленно провел рукой по лицу, не открывая глаз от окна. — А здесь я у нее под носом. Да к тому же работа.

— Может быть, достаточно просто переехать из Шугабуша, — заметила Миа, вся дрожа от его неожиданного решения насовсем покинуть Долину Розы. — Ведь наверняка можно найти тебе для жилья другое место. Крис бы мог…

— Ну уж нет. Пока я живу в Долине Розы, мне лучше оставаться здесь. Кармен Перес — еще одна навек перепуганная женщина, и страх делает ее тем более опасной, но по крайней мере на ее территории я остаюсь недосягаемым для остальной репортерской братии. Мне известно об этом простом и взаимовыгодном симбиозе. Она охраняет меня от других ищеек, а взамен скармливает им меня по кусочкам. Это не может продолжаться долго. — Он пожал плечами. — Хотел бы я только знать, кто снабжает ее сведениями. И что ей удастся раскопать к следующему выпуску новостей.

Он устремил свой взгляд в темноту, и перед Миа предстало живое воплощение ее скульптуры — Джефф возле окна, опершись на подоконник, что-то высматривает вдали.

— Что это значит — «навек перепуганная»? — спросила она. — Чего она может бояться?

— Потерять, — ответил он. — Потерять все, ради чего она столь самоотверженно работает. — Он наконец оторвался от окна. — Она может разоблачить меня, Миа, прямо сейчас. У нее достаточно информации и возможностей для того, чтобы при желании нанести смертельный удар. Однако она увлечена какой-то игрой. Ты заметила этот блеск в ее глазах?

Миа кивнула, но Джефф уже снова обернулся к окну.

— Ей это доставляет удовольствие. И это действительно моя собственная глупость.

— При чем тут твоя глупость? — Миа совсем перестала его понимать.

— Я назвал ей место своего рождения. Я послал ее по весьма кривой дорожке и никогда бы не подумал, что она способна будет распутать ее и раздобыть все это, — он кивнул в сторону телевизора, — пользуясь той ничтожной информацией, которую я дал. — Он вздохнул. — Может, подспудно я сам хотел этого. А может, я просто устал от погони и болен.

Кто мог за ним гнаться? — подумала Миа, но промолчала.

Джефф вернулся к дивану и принялся собирать бумаги. Котенок вприпрыжку прибежал на его зов, и он наклонился, чтобы взять его на руки. Направляясь к двери, он остановился позади стула, на котором сидела Миа. Внезапно наклонившись, он обнял ее за плечи одной рукой, чем несказанно удивил. Он прижался щекой к ее макушке, а она замерла, ощущая на груди живую тяжесть его руки. Сердце у нее билось так, что, кажется, вот-вот выскочит из груди.

— До завтра, — сказал он. — Я сам позабочусь об ужине.

Лишь когда за ним захлопнулась входная дверь, Миа пришла в себя настолько, что смогла перевести дыхание. Она вслушалась в его шаги на дорожке и в стук входной двери его коттеджа. Затем она опустила глаза на стоявшую перед нею скульптуру. В данный момент она представляла собой лишь кусок глины, надетый на арматуру, грубое подобие человеческой фигуры, с головой без лица, в виде гладкой, неоформленной сферы. Она еще не начинала работу над его выражением, над его эмоциями, но она знала, что в ближайшие дни она придаст куску глины форму, она будет мять ее до тех пор, пока та не раскроет один за другим своих секретов под терпеливыми, осторожными прикосновениями ее пальцев.