Татьяна Голубева Гетто для ангелов

Хинкап никогда прежде не слышал о том, чтобы почтовые катера типа «Тис-2179» выходили из строя. Но факт оставался фактом. Его, Сола Хинкапа, выбросило из подпространства в абсолютно неизвестном районе, и первое, что он подумал, увидев на экране звезду, — почта опоздает.

Осмотревшись внимательнее, Хинкап решил, что нужно, во-первых, попытаться сесть на одну из шести планет, вращавшихся возле похожего на Солнце светила, а во-вторых, естественно, послать сигнал бедствия.

Он выбрал третью планету — наверное, потому, что она внешне очень напоминала Землю. На почтовом катере не было специальной наблюдательной аппаратуры, поэтому Хинкап и не пытался рассматривать поверхность планеты, а, пройдя осторожно атмосферу, посадил катер где пришлось.

Просидев два часа над инструкциями, он сумел произвести анализ воздуха и определить, что может выйти наружу без скафандра и шлема. Это его обрадовало. Прокорпев еще с час над описанием принципа работы полевого анализатора, Хинкап нацепил аппарат на пояс, включил автоматический вызов ремонтников и вышел из катера.

На юго-восток, сколько мог Хинкап охватить взглядом, расстилалась не слишком выразительная равнина — серый, затянутый моросящим дождем пейзаж выглядел уныло и однообразно. В противоположной стороне, в полукилометре от катера, начинался лес. Было около полудня, но тучи, повисшие низко, не пропускали света, и казалось, что сейчас вечер. Хинкап посмотрел в задумчивости на равнину — она предстала взгляду до такой степени голой и неживой, что почтальону не захотелось и шага делать в сторону этой бесконечности, местами укрытой клочьями мутного тумана. Он пошел к лесу, подумав мимоходом, что в почтовом ведомстве забыли одну существенную деталь — снабдить почтальонов оружием. Впрочем, лес выглядел мирно. Тем не менее Хинкап не намеревался лезть в чащу, — он хотел только посмотреть на деревья вблизи, оставаясь на опушке.

Ветви, свесив мокрые листья, опускались местами почти до земли, и Хинкап, не решаясь сунуться под роняющие капли зеленые своды, остановился перед громадным кустом, усыпанным мелкими желтыми ягодами. «Нарядный кустик», — подумал Хинкап. И в этот момент слева, чуть позади, послышался шорох, заставивший Хинкапа резко повернуться и отскочить в сторону.

…Из-за толстого мокрого ствола выглядывала такая очаровательная детская рожица, что Хинкап остолбенел, мгновенно забыв опасения. Почтальон уставился на девочку, а она вдруг засмеялась, хлопнула в ладоши, подбежала к Хинкапу, что-то говоря на ходу, и схватила его за руку. Хинкап тоже рассмеялся.

— Ну и ну, — сказал он. — Вот не ожидал!

Девочка, склонив головку к плечу, прислушалась к его голосу и снова заговорила — быстро, звонко. Хинкап развел руками и проговорил:

— Не понимаю, малышка.

Ясноглазое личико девочки, казалось, освещало все вокруг, ее мокрые белокурые волосы падали на плечи крупными волнами, и Хинкап подумал, что такого ребенка иначе как ангелом не назовешь. Малышка крепко уцепилась за рукав Хинкапа и потянула почтальона за собой — в лес. Хинкап не стал сопротивляться, решив, что местная девочка, безусловно, не оказалась бы одна в лесу, если бы этот лес представлял хоть какую-то опасность для ребенка. К тому же наверняка с такой очаровашки родители не спускают глаз, и сейчас они где-нибудь неподалеку.

Девочка шла и шла, лес становился гуще, темнее, и никаких признаков близкого поселения Хинкап что-то не замечал. Он слегка встревожился, остановился, и начал объяснять девочке, как мог — жестами, мимикой — что далеко в лес забираться не следует. Но девочка упорно тянула его, и наконец, наскучив, видимо, непонятной ей речью, выпустила руку Хинкапа и побежала вперед, оглядываясь на почтальона. Хинкап решил, что уж во всяком случае не следует оставлять ребенка одного в лесу, и покорно пошел за ней. Вдруг ему на долю мгновения показалось, что не девочка бежит среди деревьев, а дряхлая старуха, едва перебирающая ногами. Хинкап приостановился, протер глаза — нет, ерунда, это ребенок, лет пяти-шести, не старше. Однако ему не понравилось видение — он решил, что если его не найдут достаточно скоро, он может разболеться всерьез.

Впереди между деревьями появился просвет, и Хинкап вслед за девочкой вышел на окраину небольшой деревни, окруженной лесом.

Дома, сложенные из толстых бревен, стояли недалеко один от другого, без оград; синие и красные крыши, похожие на шиферные, яркими пятнами выделялись среди зелени фруктовых деревьев. Вся деревня производила впечатление нарядности и покоя. Девочка взбежала на ближайшее крыльцо, потянула изо всех сил тяжелую дверь — дверь открылась беззвучно, — и едва малышка скрылась в доме, как оттуда вышла молодая женщина и остановилась на крыльце, глядя на Хинкапа.

Хинкап замер. «Черт побери, — мелькнуло у него в голове, — пятый десяток живу на свете, но такого чуда…» Женщина спустилась по ступенькам, подошла к Хинкапу, легко ступая по траве. Во что она была одета, Хинкап не мог бы сказать, но у него возникло ощущение воздушности и изысканности. Всмотревшись в лицо Хинкапа, женщина слегка покачала головой и сказала что-то. Хинкап улыбнулся неловко:

— Не понимаю, к сожалению.

Ему захотелось добавить — «сударыня».

Женщина пошла обратно к дому и, подойдя к крыльцу, улыбнулась Хинкапу открыто и ласково, жестом приглашая почтальона войти. Хинкап, как завороженный, шагнул следом за ней.

Хинкап нежился в постели, оттягивая момент окончательного пробуждения. Он уже слышал сквозь остатки сна шаги Сойты в соседней комнате, слышал, как она тихонько звякает посудой, переставляет что-то. Вот шаги Сойты приблизились к двери комнаты Хинкапа, Сойта легонько стукнула пальцами по косяку и сказала негромко, словно зная, что Хинкап уже не спит:

— Хинкап, вставайте! Завтрак готов.

Хинкап вскочил, уронив одеяло, и пошел в ванную. В первые дни пребывания в этой странной лесной деревне его удивляло, что в домах, выглядевших снаружи как едва ли не первобытные избы, оказались прекрасные условия, — ванные комнаты, электричество и прочее, — но потом он как-то перестал об этом думать. Он вообще мог думать только о Сойте. И даже не в красоте этой женщины было, наверное, дело, а в том невероятной силы обаянии, которое исходило от каждого ее жеста, взгляда, улыбки…

Хинкап познакомился со всеми жителями лесного поселка — гостя приняли так, что Хинкап оказался полностью покоренным этими людьми, отдался на волю случая и жил, не беспокоясь о будущем, — и хотя раз в неделю бывал на своем катере, но думал о появлении ремонтников теперь уже скорее с опасением, — в глубине души ему не очень хотелось, чтобы его нашли. Прошлое, включающее в себя службу, спешку, обязанности затянулось в памяти легким серебристым туманом — таким, как тот, что иной раз по утрам стелился между домами в этой спокойной и ласковой лесной обители, затерянной в глуши. Но сами по себе прогулки к катеру составляли одну из радостей его теперешней жизни — потому что в этих прогулках его всегда сопровождала Сойта.

Иногда, перед сном, Хинкап вдруг на мгновение пугался собственного безразличия к прошлому, но быстро забывал обо всем, убаюканный мыслями о Сойте… Он не страдал излишней склонностью к самоанализу, и потому воспринял все случившееся с ним относительно спокойно. Немного встревожило его вновь повторившееся видение — Сойта, как и девочка в лесу, в первый день пребывания его здесь, на Алитоле, вдруг показалась ему древней старухой. Но когда Хинкап сказал об этом Сойте, она успокоила его, объяснив, что это не болезнь; так бывает со всеми, потому что в лесу есть дерево, вертас, аромат которого навевает галлюцинации. «Когда оно цветет, мы не ходим в лес, — сказала Сойта, — но иной раз ветер приносит пыльцу, — и тогда мир предстает перед нами искаженным. Ничего опасного здесь нет». И больше Хинкап не думал об этом.

Несколько раз Хинкап пытался сообразить, почему, собственно, жители лесного поселка не работают, — то есть они, безусловно, много трудились, читали, писали, спорили, — но Хинкап имел в виду какую-то службу, и собирался спросить об этом Сойту — но каждый раз почему-то забывал задать этот вопрос.

Хинкап тоже много читал здесь — освоившись с языком, он стал поглощать книги об Алитоле, знакомился с историей, культурой — и удивлялся себе, поскольку никогда прежде не был заядлым читателем. А вечерами они усаживались у камина, и Сойта расспрашивала Хинкапа о Земле, о том мире, в котором родился и жил Сол. Почтальон рассказывал, вспоминая самые мелкие подробности своей жизни… и его ничуть не удивляло, что Сойта, рассказывая, в свою очередь, об Алитоле, почти ничего не говорила о своем лесном мире. И почему-то Хинкапу нисколько не был интересен этот мир, — хотя в нем и жила Сойта. Лишь сама эта женщина имела для него значение. Она была… она была, как душистый весенний сад, как золотой луч, как роза, укрытая в густой зелени на берегу пруда…

Случались и грустные дни — когда Сойты не было дома. Куда она уходила, Хинкап не знал, и не решался спрашивать, — в конце концов, он здесь гость, и дела хозяев его не касаются… но когда Сойта говорила ему утром: «Я ухожу, Хинкап, до завтра меня не будет», — почтальон чувствовал, что день становится пасмурным и унылым, что серость лезет из всех углов, а лес увядает на глазах… Но он молча кивал головой, прощаясь с Сойтой. И не выходил из дома до ее возвращения.

Уходя вчера, Сойта сказала, что вернется сегодня утром. Однако близился вечер, а ее все не было. Хинкап уже с полудня не находил себе места, слонялся по дому, заглядывая во все комнаты, — будто надеялся, что Сойта окажется вдруг в одной из них, — и наконец решил пойти к Дорею, жившему на другом конце поселка. С ним у Сола Хинкапа наладились особенно приятные отношения, хотя Дорей и заходил в гости не слишком часто. Впрочем, подумал Хинкап, с этими людьми, наверное, невозможно быть в плохих отношениях, — такие они все спокойные, добрые и обаятельные.

Подойдя к дому, в котором жил Дорей, Хинкап посмотрел на окно комнаты своего друга. Окно было закрыто занавеской. Хинкап поднялся по ступенькам, тихо постучал в дверь. Никто не откликнулся. Хинкап, подождав немного, стукнул еще раз. Внутри послышались шаги, дверь открыла жена Дорея, Лэли.

— Здравствуйте, Хинкап, — сказала она. — Вы к нам? А Дорея нет.

— Лэли, — Хинкап старался скрыть волнение, — вы не знаете, где может быть Сойта? Она обещала вернуться утром, но ее до сих пор нет.

— Не беспокойтесь, Хинкап, — улыбнулась Лэли. — Ничего не случилось. Они все вернутся к вечеру.

— Спасибо.

Хинкап отправился обратно, и только теперь заметил, что в большинстве домов занавески на окнах задернуты — почти все жители куда-то ушли. «Они все вернутся к вечеру». Значит, Сойта уходит не одна, — интересно, куда же все они могут отправляться на день, на два?

Видимо, где-то неподалеку есть город, и жители лесного поселка отправляются туда за покупками. Тогда действительно думать не о чем. Да и Лэли выглядела спокойной, ее вид уничтожил тревогу Хинкапа. Почтальон подумал — неплохо б и ему пойти в этот город — вместе с Сойтой, разумеется… посмотреть, как живут горожане на Алитоле, вообще познакомиться поближе с государством, планетой… и вдруг найдутся инженеры, способные разобраться в земной технике и помочь ему вернуться домой… Почтальону очень захотелось на Землю, захотелось вновь увидеть сослуживцев, особенно — Тонгина, с которым Хинкап постоянно ссорился, но чувствовал себя без него одиноким. Но вот Хинкап подошел к дому Сойты, поднялся по ступенькам, открыл дверь, вошел… и успокоился, мысли потекли по другому руслу. Он снова ждал Сойту.

Сойта вернулась, когда уже начало темнеть, — спокойная, как обычно, — и Хинкап, измученный ожиданием, решился спросить:

— Вы почему-то задержались на этот раз, Сойта. Надеюсь, ничего не случилось… неприятного?

— О, нет, — улыбнулась Сойта. — Мы просто ходили в город. К сожалению, такие походы бывают иной раз немного опасны.

Хинкап вздрогнул. Опасны?.. Сойте грозила опасность, а он, Хинкап, сидел в это время дома?!

— Сойта, — Хинкап ощутил, что голос плохо ему повинуется, — Сойта, как же так?.. Вы… Почему бы вам не взять с собой и меня… если эти ваши походы так уж необходимы. Я мог бы, наверное, быть полезным?

— Ну что вы, Хинкап, — рассмеялась Сойта. — Я все-таки хожу не одна. К тому же вам совершенно ни к чему рисковать, вы наш гость, и мы просто обязаны оберегать вас от любых неприятностей. Если что-то случится с вами — что скажем мы тем, кто явится вас разыскивать?

— И все же, Сойта, — продолжал настаивать Хинкап. — Я… я очень хотел бы пойти с вами.

— Нет, — мягко сказала Сойта. — Нельзя, к сожалению.

Хинкап долго не мог уснуть в эту ночь. Он ворочался в постели, беспокойно переваливался с боку на бок, в его возбужденном мозгу возникали жуткие картины — он воображал разные опасности, подстерегающие молодую красивую женщину в не слишком цивилизованном городе… Плотная тьма спальни казалась ему насыщенной электрическими разрядами, что-то вспыхивало и угасало, и тяжелые предчувствия измучили его вконец. Только под утро он наконец забылся, но ненадолго, и открыл глаза, когда рассвет едва лишь начал намекать на свое приближение. Хинкап встал, оделся и решил пройтись, чтобы хоть немного привести в порядок взвинченные нервы.

Выйдя на улицу, Хинкап вдруг ощутил, что возбуждение, страхи, мучившие его всю ночь, словно передались окружающему — в воздухе чудились тяжесть и напряженность. Тщетно пытался Хинкап преодолеть бессмысленную, как он полагал, тревогу, — она все сгущалась и сгущалась вокруг него. Тогда Хинкап резко свернул и, пройдя между домами, углубился в лес.

Погуляв полчаса между деревьями, Хинкап почти уже вернул себе утраченное душевное равновесие. Его потянуло обратно в поселок — скоро должна была проснуться Сойта… Вдруг неподалеку послышались голоса, и Хинкап, поддавшись вновь вспыхнувшему беспокойству, замер на месте, прислонившись к толстому стволу.

— …пока не разобрались, — тихо говорил кто-то, не видимый почтальону. — Но Старни уверяет, что принцип несложен, неясно только инженерное обеспечение. Мы работаем, и надеюсь, успеем все выяснить, пока за ним не явились.

— Может быть, направить к вам Ласса? — спросил второй голос, и Хинкап узнал его — это был Дорей.

— Нет, — после недолгого молчания сказал первый, — не стоит отрывать его от занятий. Не беспокойся, мы справимся.

— Городские готовят облаву, — сказал Дорей, — ты знаешь уже?

— Да, мы готовы.

— Ну, хорошо, — Дорей помолчал, откашлялся и сказал: — Боюсь, что Сойта чересчур сдержанна с ним. В его мире эмоции у людей бурные, и он может перегореть, и тогда нам не удержать его.

— За Сойту можешь быть спокоен, — сказал первый. — Ей ума не занимать, и опыта тоже. В конце концов, — говоривший рассмеялся приятнейшим образом, — ангел она или не ангел?

— Да, конечно, — Дорей тоже засмеялся. — Ну, ладно, отдохнули, погуляли — пора за дело. Идем.

Хинкап стоял, затаив дыхание, но как ни прислушивался, не слышал шагов уходящих. Как и куда ушли Дорей и его собеседник, Хинкап не понял. Тишина предутреннего леса не нарушилась ни единым звуком. Обливаясь холодным потом, Хинкап бросился в поселок.

Он вошел в дом и прокрался в свою комнату, стараясь двигаться как можно тише, чувствуя, как внутри разливается холод. Хинкап испытывал гнетущее чувство, но не страха, нет — отвращения. Что-то непонятное и неуловимо опасное было в спокойных, негромких голосах, раздававшихся в лесу. Почтальон в смятении сел у окна и, уставясь перед собой невидящим взглядом, принялся обдумывать происшедшее. Облава… Тот, в лесу, сказал: «Городские готовят облаву». На кого? Хинкап не сомневался, что облава готовится на лесных жителей. Но почему? Впервые за все то время, что Сол Хинкап прожил здесь, он по-настоящему задумался о странностях этого поселка. Электричество в домах есть, но откуда оно берется? Каких-либо местных источников энергии, насколько он мог понять, не было. Впрочем, возможно, проложены подземные кабели… Но продукты? В поселке нет магазина, у жителей нет никакого хозяйства — только фруктовые деревья растут возле домов. Сойта уходит на целые дни не так уж часто, два-три раза в месяц… если жители деревни закупают все в городе — то где хранятся продукты?.. И почему вообще вся эта компания живет в лесу? Сойта и ее соседи явно не были людьми природы — изящная обстановка в домах, философские диспуты, музыка… все это напоминало колонию интеллектуалов самого высокого класса, по какой-то причине изгнанных из городов. И вот теперь Хинкап услышал об облаве. Может быть, живущие здесь — преступники? Хинкап отшатнулся от собственной мысли. Сойта — преступница? Ерунда. Впрочем, не исключены политические мотивы… Хинкап подумал, что ему нужно все-таки самому побывать в городе, чтобы хоть немного ознакомиться с обстановкой, чтобы разобраться… И еще затем, чтобы убедиться — Сойта не может быть ни в чем виновата. Ни в чем дурном. Хинкап не мог поверить в плохое, коль скоро речь шла о Сойте. Он заранее и категорически оправдывал ее.

Однако там, в лесу, речь шла не только о Сойте и облаве (к этому моменту Хинкап, как ни странно, успел забыть некоторые из слов, сказанных о его обаятельной хозяйке, и вспомнил лишь много позже…). Говорили, насколько мог понять почтальон, и о нем самом — не называя, правда, его по имени. Но кто еще мог быть в неведении, кроме него, чужака? И зачем им держать его в неведении — и относительно чего? Хинкап вздрогнул. «Принцип несложен, — прозвучало в его памяти, — неясно только инженерное обеспечение…» Хинкап вскочил. Катер!.. Они пытаются разобраться в механизмах! Но почему тайком?!. Хинкап рванулся из комнаты — и резко затормозил на пороге.

В столовой уже хозяйничала Сойта. Хинкап, занятый своими мыслями, не услышал, как она появилась здесь.

— Доброе утро, Хинкап!

Почтальон подошел к столу. Сел, откинулся на спинку стула.

— Что с вами, Хинкап? — в глазах Сойты мелькнуло легкое, едва заметное недоумение. — На вас лица нет. Вы плохо спали?

— Да… — выдавил с трудом Хинкап, отводя взгляд от лица Сойты. — Плохо спал… сны тяжелые.

— Сейчас я вас вылечу. Подождите минутку.

Она вышла из комнаты, и Хинкап подумал, что вот сейчас нужно сбежать к катеру, проверить, все ли там в порядке… и больше не возвращаться сюда. Но не нашел в себе сил встать. Оправдываясь перед собой, решил, что ничего страшного случиться не может, — ведь те, в лесу, говорили о том, что нужно разобраться в инженерном обеспечении, пока за Хинкапом не явились спасатели… значит, его не намерены насильно удерживать на Алитоле — а поэтому некуда спешить…

Вошла Сойта, держа в руке стакан резного стекла — в нем плескалась зеленоватая жидкость.

— Выпейте это, Хинкап, — предложила Сойта.

Хинкап посмотрел на стакан, и рука почтальона невольно потянулась к анализатору, с которым он не расставался; но если в первые дни он проверял буквально все, с чем соприкасался, то позже успокоился и редко притрагивался к плоской коробочке, прикрепленной к поясу. Но сейчас вдруг Хинкапа обуял страх — ему показалось, что Сойта предлагает яд. Глядя на женщину, Хинкап вытянул из коробочки гибкий тонкий щуп, опустил в стакан. Сойта с улыбкой следила за его манипуляциями. Хинкап мельком бросил взгляд на анализатор — глазок на нем светился зеленым. Хинкап убрал щуп и одним глотком выпил жидкость. Сойта рассмеялась.

— Какой вы забавный, Хинкап! Чего вы боитесь?

— Ничего, — ответил почтальон. — Просто я из другого мира.

— Я думала, вы давно уже убедились в том, что наш мир практически идентичен вашему. Физика, химия и биология общие, — сказала Сойта.

— Да, — согласился Хинкап. — Это так, но… но ведь могут быть отклонения, вариации. А это питье я вижу впервые.

— Это обычное успокаивающее, — сказала Сойта, взяла стакан и вышла.

Хинкап смотрел ей вслед. Сойта была сложена на редкость хорошо — легкая, сильная и гибкая фигура; движения мягкие и сдержанные; походка не поддавалась описанию в терминах, известных Хинкапу. А лицо… До того момента, как Хинкап увидел эту женщину, он думал, что такие лица бывают лишь на картинах, висящих в музеях… где он бывал, правду сказать, не слишком часто. Совершенную красоту этого лица усиливало и подчеркивало выражение доброты, мягкости, внутреннего мира. И обаяние… Стоило Сойте улыбнуться — и Хинкап почти забыл о своих тревогах. И все же… Сейчас ему хотелось задать Сойте вопрос — а он не мог решиться. Где-то в глубине души шевелился червячок сомнения. Хинкап не был уверен, что Сойта ответит правду. И все же… Хинкап встал, прошелся по столовой… все же, все же… спросить необходимо.

— Сойта, — сказал он, как только женщина вошла, — скажите, пожалуйста, почему вы живете в лесу?

— Нам нельзя жить в городах, мы там лишние.

— Лишние?

— Да. — Спокойствие женщины оставалось нерушимым. — Вы ведь не представляете, Хинкап, какие примитивные люди наши сограждане. Вы не были в городе — и не дай вам бог попасть туда. Впрочем, я и не допущу этого. Бездуховность — вот беда нашего мира. У вас, мне кажется, дело обстоит иначе.

— Д-да… пожалуй, — Хинкап смутился. Не ему, рядовому почтальону, рассуждать о духовности. Он — человек, всецело занятый службой. Разумеется, он кое-что читает… и любит сыграть в шахматы с Тонгином… но, пожалуй, для Сойты этого маловато.

— А в чем это выражается… бездуховность? — спросил он.

— Видите ли… — Сойта ненадолго задумалась. — Наверное, мы сами отчасти виноваты в этом, слишком многое взяли на себя, оставив обычным людям роль исполнителей, но тем не менее… Впрочем, это другая сторона вопроса. В чем выражается… Ну, внешне это выражается в том, что горожане ничем не интересуются, кроме собственных материальных дел. Служба — дом. Это все. Вы можете представить себе людей, которые, отбыв служебные часы, усаживаются в грязных жилищах, окруженных высоченными заборами, запираются на множество замков и запоров — и часами смотрят убогие фильмы, сплетничают? Скука одолевает их, но они пальцем не шевельнут, чтобы избавиться от нее. Что такое серьезная музыка, хорошие книги, философия, политика — им нет дела. Пока они молоды — они танцуют и пьют… а как только обзаведутся семьей — почти не выходят из дома. А мы… наши интересы раздражают их. Вообще любое подобие мысли приводит их в бешенство. Мысль они считают глупой роскошью. Гораздо удобнее готовые формулы для всех случаев жизни…

Хинкап почему-то представил себе допетровскую Русь, о которой читал в толстом романе, — дома, огороженные заборами, запертые ворота, бояре в горлатных шапках… и едят пять раз в день, и спят после обеда… «для приличия и здоровья»… Бр-р… Хинкап передернул плечами. Сойта наблюдала за ним, не скрывая этого.

— Сойта, — решился Хинкап на следующий вопрос, — а горожане… ну, они спокойно относятся к тому, что вы живете здесь, неподалеку от города?

— Ну что вы, Хинкап, — рассмеялась Сойта. — Конечно, нет! Они всеми силами стараются выжить нас отсюда. Иной раз даже охоту на наших устраивают.

Хинкапу стало не по себе, когда он представил охоту на людей, — и в то же время у него с души свалился громадный камень: Сойта не лгала ему, ничего не скрывала, и, кажется, он не совсем верно понял разговор, случайно услышанный в лесу… Видимо, после тяжелой ночи у него слишком разыгралось воображение, и он додумал за говоривших то, чего они вовсе не имели в виду. Хинкап уже забыл о зеленом напитке…

— А почему вы… не такие, как все? — спросил он. — То есть как могло случиться, что вы стали исключением?

— Мы мутанты, — сказала Сойта. — Выродки.

— К-как?..

— Выродки, — повторила Сойта ласково. — Правда, мы существуем давно, — такие, как мы. В малом числе. И именно такие, как мы, создали всю культуру на Алитоле. В последние пятьсот лет мы живем только в этом государстве… это связано с различными причинами, в основном тут замешана религия, ну, это не столь уж важно. Важно то, что нас всегда и везде ненавидели — признавая наши заслуги. Вы читаете наши книги — разве вы не обратили внимания, что перед именами ученых, крупных государственных деятелей, писателей стоит буква «а»?

— Я думал, это значит «академик».

— Это значит — «ангел». Так нас назвали сотни лет назад, и так нас называют теперь. И ненависть к нам тоже крепнет сотни лет — это ненависть устоявшаяся, протухшая и прогорклая, как весь наш мир. И очень искренняя… Но если прежде, совсем недавно, еще какие-то сто лет назад, в нас очень сильно нуждались — потому что те, которые нас преследуют, неспособны сами изобрести даже гвоздь — то теперь… Теперь нередко рождаются такие люди, которые могут, упорно работая, добиться неплохих результатов. В любой области науки и техники. Правда, они совершенно неспособны заниматься искусством… но это никого не беспокоит. Важно то, что нужда в нас отпала. И мы все ушли в леса. Что делать? Нам нет другого места.

Хинкап потряс головой. Что-то у него в мозгу не укладывалось. Безусловно, он верил Сойте, — и все же…

— А вы не можете уйти дальше? Ну, куда-нибудь в такое место, где рядом не будет городов?

— Во-первых, таких мест нет, — сказала Сойта. — Страна невелика и заселена довольно плотно. А во-вторых — мы ведь тоже нуждаемся в городах. Мы берем в городе то, что нам необходимо. Конечно, нам лучше было бы уйти — не дальше в леса, а просто совсем уйти с Алитолы. Но как? Мы еще не научились путешествовать в космосе. И потому вы, Хинкап, стали для нас символом надежды.

— Я?!

— Разумеется. Ведь вполне может оказаться так, что с вашей помощью нам удастся уйти.

— Куда?

— Этого мы еще не знаем, Хинкап. Мы прекрасно понимаем, что вы попали к нам совершенно случайно, и, скорее всего, без помощи своих соотечественников улететь не сможете. Но ведь вас рано или поздно найдут. И мы надеемся, что ваши друзья помогут нам всем перебраться на какую-то… скажем, никому не нужную планету, с более или менее подходящими условиями. Это возможно, а, Хинкап?

— Наверное… — Хинкап не имел ни малейшего представления, возможно ли такое. — Думаю, что да… А сколько вас вообще, таких вот лесных отшельников?

— Немного. В настоящее время около тысячи человек.

— Действительно, немного… — Хинкап вспомнил, что спасательные боты, как правило, рассчитаны на тридцать-сорок человек. Впрочем, если до него вообще доберутся, то не составит труда вызвать подмогу. — Но ведь вы не представляете себе, Сойта, как мала надежда на то, что меня разыщут достаточно скоро. Меня сбросило с маршрута… о таком никогда никто и не слыхал, и где они будут меня искать? Я не имею ни малейшего представления, какая это часть Галактики, да и вообще — наша ли это Галактика? И какое это время? Может быть, спасатели ищут меня на миллиарды лет в сторону, в прошлом или в будущем? Или просто в другой части Вселенной?

— Не думаю, чтобы дело обстояло так уж страшно, — возразила Сойта. — Скорее всего, вы находитесь в пределах досягаемости для ваших друзей. Вас найдут.

— Хорошо бы, — с сомнением сказал Хинкап. — Да поскорее.

— Мы надоели вам? — удивилась Сойта. — Вам скучно с нами?

— Ох, нет, что вы, — Хинкап рассердился на себя за неловкое выражение. — Я имел в виду другое… Если вам здесь грозит опасность, то лучше бы поскорее от нее избавиться, вот что я хотел сказать.

— Да, хорошо бы. Наши города… О, это не жизнь, там, внутри города, это война… непрестанная война, каждый воюет против всех, все — против каждого… дети ненавидят родителей, родители ненавидят своих детей и друг друга… и при этом все делают вид, что их жизнь прекрасна и достойна зависти, и — скука, скука… И если бы вы могли представить, Хинкап, как велика их ненависть к тем, кто не принимает их морали и предрассудков, к тем, кто умеет и хочет мыслить!

— Н-да, — сказал Хинкап.

Хинкапа разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь.

— Что случилось? — спросил он, плохо еще соображая.

— Хинкап! — в голосе Сойты слышалась тревога, и Хинкап мгновенно и окончательно проснулся. — Хинкап, вставайте!

Одевшись, Хинкап взглянул на неплотно задернутое шторами окно. Снаружи царила тьма египетская. Почему Сойта подняла его ночью? Неужели — то самое? Облава? Городские пошли войной на лесную деревню? Почтальон вышел в столовую. Сойта ждала его. Она была точно такой, как всегда, — в мягко спадающем платье, золотые волосы струятся по плечам… и улыбка навстречу Хинкапу.

— Что случилось, Сойта?

— Ничего особенного. Для нас это не внове. Но вам, Хинкап, лучше укрыться на это время. Облава.

— Но, Сойта…

— Никаких «но», милый Хинкап. Мы умеем защищаться. А вы — наш гость, к тому же не просто гость. Вы — наша надежда. Идите за мной.

Следом за женщиной Хинкап вошел в кухню. Там, повернув спрятанный за шкафом рычажок, Сойта открыла потайную дверь — и Хинкап увидел освещенную неярко лестницу, ведущую в подвальное помещение.

— Идите туда, Сол, — сказала хозяйка, — и не выходите, пока я не позову вас.

Хинкап начал спускаться по деревянным узким ступеням и услышал, как закрылась дверь. Он не стал оглядываться, боясь, что не совладает с собой и бросится наверх. Сойта… Сойте снова грозила опасность, а он, здоровенный мужичина, шел в укрытие…

Внизу оказалось очень уютно. Комната, ванная, туалет, небольшая кухонька — убежище явно рассчитано на длительное пребывание в нем. Хинкапу стало страшно. Ведь строилось это укрытие не в расчете на космических пришельцев… значит, не так уж безопасно сейчас наверху, как пыталась уверить его Сойта; значит, и лесные жители вынуждены отсиживаться в таких вот оборудованных норах… Может, это было давно? Сейчас, возможно, лесная община уже не нуждается в подземных жилищах, и они сохранились просто потому, что незачем разрушать их и перестраивать дома? И все же… Хинкап вернулся к лестнице и поднялся наверх. Он думал, что будет кричать и колотить в двери, и звать Сойту, пока она или кто-нибудь другой не услышит и не выпустит его… но дверь оказалась незапертой. Хинкап ощутил мгновенный укол совести — Сойта верила, что гость не нарушит слова… но у него не было сил для бездействия.

Хинкап вышел на крыльцо дома — и замер.

Вокруг деревни лес полыхал огненным заревом.

Длинные очереди выстрелов вспарывали воздух, наполненный горячим шумом. Запах раскаленного металла забивал все другие запахи. Лес оставался, естественно, на месте, но Хинкапу на мгновение показалось, что вокруг деревни возникла сожженная пустыня. Тонкие изогнутые рога двух лун висели прямо над деревней, и сумрачно-величавый их свет с трудом пробивался сквозь плотные слои дыма.

Хинкап сбежал с крыльца, прислушался, определил, где выстрелы раздаются чаще и ближе, — и побежал в ту сторону. Когда он миновал последний дом поселка, он увидел, что впереди, довольно далеко, за деревьями, стоят редкой цепью люди… но у них в руках почтальон не заметил никакого оружия. Выстрелы раздавались на ТОЙ стороне, а здесь… Хинкап замедлил шаг. В некотором недоумении он осторожно приблизился к цепи. Поселковые стояли спокойно, некоторые прислонились к стволам деревьев, — и переговаривались, когда можно было слышать друг друга. Скрываясь за деревьями, Хинкап подкрался вплотную к ближайшему человеку. Тот насвистывал негромко лихой мотивчик и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на происходящее вокруг. Метрах в десяти справа и слева от свистуна Хинкап видел такие же спокойно стоящие фигуры. Где-то впереди, в глубине леса, трещали автоматные очереди, бухали орудийные залпы, дым протягивался сквозь кроны деревьев, заволакивая лес и поселок; совсем близко в воздухе («Почему — в воздухе?» — успел удивиться Хинкап) рвались снаряды, засыпая лес осколками, — а этим, стоящим под деревьями, вроде бы и невдомек было, что дым, заполнивший лес, куски металла, срезающие ветви деревьев, отсветы алого пламени могут представлять собой какую-то опасность. Они просто стояли, прислонившись к стволам. Хинкап присмотрелся более внимательно. Сюда, в тыл к стоящим так лениво и расслабленно людям, просачивались лишь дым и копоть. Пули подстреливали деревья далеко впереди, ни одна не пересекла невидимой границы, расположенной метрах в шести перед поселковыми. Снаряды по-прежнему рвались в воздухе, также не долетая до цели.

Сутулый человек, стоящий совсем близко к Хинкапу, казался символом спокойствия. Освещаемый сполохами огня, он почти не шевелился, лишь изредка медленно поворачивал голову, смотря в стороны. Руки он сложил на груди и, казалось, думал о чем-то своем, глубоко уйдя во внутренний, собственный мир и не подозревая о том, что творится вокруг.

Но вот слева от Хинкапа раздался оклик:

— Ласс, как ты думаешь, долго нам еще стоять?

Сутулый слегка встряхнул головой, как бы отгоняя занимавшие его мысли, и повернулся в сторону говорившего.

— Думаю, недолго, — сказал он. — Триста восемьдесят два выстрела из орудий. По нашим данным, количество снарядов должно быть обычным, генерал не счел нужным усиливать артиллерийскую подготовку. Значит, осталось всего-ничего, сто восемнадцать выстрелов.

— Скорее бы уже эти оболтусы отстрелялись да подошли поближе, — сказал сосед слева. — Надоело здесь торчать. Дел много.

Ласс рассмеялся.

— Терпи, друг, терпи. Скоро подойдут… загонщики, чтоб им пусто было.

Хинкап осторожно отошел от цепи отшельников и вернулся в поселок. Он прошел медленно по главной улице, вернулся к центру, постоял, размышляя. «Мы умеем защищаться», — так сказала ему Сойта. Да, похоже, действительно умеют, еще как умеют. Но в чем, собственно, состоит это умение? Хинкапу не раз приходилось слышать о людях, владеющих техникой телекинеза, но никогда он не сталкивался с такими людьми. А эти, живущие в лесу отшельники, могут останавливать снаряд, летящий к их деревне… и при этом выглядят так, словно вышли в лес отдохнуть… и, значит, никакой опасности для него, Хинкапа, не было. Но почему-то Сойта не захотела, чтобы гость узнал о силе хозяев.

Хинкап направился к дому Сойты. Поднялся на крыльцо, продолжая обдумывать увиденное. Стрельба вокруг деревни продолжалась. Орудия теперь бухали реже, но автоматные очереди не прекращались. Войдя в прихожую, Хинкап услышал негромкие голоса в столовой, и ему показалось, что кто-то произнес его имя. Хинкап на цыпочках подошел к двери. Да, там действительно говорили о нем, — и так, что почтальон без всяких сомнений стал подслушивать.

Говорили Сойта и двое мужчин.

— …не понимаю, в чем тут дело, — в голосе Сойты ощущался такой холод, что Хинкапа передернуло. — Я с трудом улавливаю, когда он просыпается. Я не знаю, где он находится, чем занят, — и это несмотря на то, что я постоянно держу настройку. Он для меня временами как бы не существует. Боюсь, что именно здесь и проявляется различие между людьми нашего и его миров. И такое различие весьма осложняет мою задачу.

— А ты не пробовала… — мягкий баритон произнес непонятный Хинкапу термин.

— Пробовала, — ответила Сойта. — Не помогает. И еще вот что меня беспокоит. Скоро зацветет вертас. Когда этот человек попал к нам, как вы помните, сезонное цветение заканчивалось. Полгода прошло, скоро опять, появятся цветы. Вы знаете, как действует на него пыльца вертаса. Нужно что-то предпринимать, и как можно скорее. Что у Ласса?

— У Ласса все в порядке, — ответил второй собеседник Сойты, и Хинкап узнал голос Дорея. — Уверяет, что работы осталось дней на десять-двенадцать, не больше. Полагаю, что за такой короткий срок ничего особенного случиться не может.

— Да, — согласилась Сойта. — И все же… Да еще эта облава не ко времени.

— Стрелять скоро перестанут, — сказал Дорей. — Не пора ли нам идти?

— Пожалуй, — сказал обладатель баритона.

Хинкап, затаив дыхание, выбрался из дома. Спрятался за углом, чтобы его не могли увидеть выходящие. Почти сразу же вслед за Хинкапом вышла Сойта, за ней двое мужчин. Хинкап не знал второго, шедшего рядом с Дореем, и, несмотря на тревогу, удивился этому обстоятельству — лесное поселение невелико, и за полгода Хинкап познакомился со всеми его жителями, но этого человека он видел впервые.

Когда Сойта и ее спутники удалились, Хинкап вернулся в дом. Вошел в столовую, осмотрел ее — все как обычно… впрочем, что он ожидал увидеть, он и сам не знал. Просто ему казалось, что мир изменился, вывернулся наизнанку, и он подсознательно ждал отражения своих сумбурных чувств в вещах. Но вещи стояли по-прежнему, каждая на своем месте. Хинкап выглянул в окно. Отсветы огня на деревьях, домах… даже рваные облака, несущиеся над лесом, казалось, отражали огненные всплески. Бледнеющие звезды, выглядывая в бесформенные дыры, словно насмехались над глупым почтальоном. Хинкап сжал зубы, чтобы не закричать от бешенства. До чего же он доверчив, болван! Вокруг него идет какая-то возня, затевается черт-те что, дворцовые интриги, тайны какого-то там двора… а он разомлел, раскис — как же, Сойта! Черт побери! В ушах Хинкапа продолжал звучать голос Сойты, холодный и равнодушный, — она говорила о госте так, словно он представлял для нее чисто научный, теоретический интерес, словно она не улыбалась ему по утрам, подавая завтрак, словно…

— Идиот!.. — Хинкапа прорвало, он рявкнул это словечко во весь голос. И от громкого звука в покое уютной комнаты окончательно пришел в себя. Что делать? Отсиживаться на катере, уйти туда сейчас, сию минуту? Но сейчас нельзя выйти из поселка, он окружен… кем? Почему он, Хинкап, до сих пор не задумался над тем, что, собственно, здесь происходит? Правда, Сойта говорила, что горожане стремятся уничтожить лесные поселения потому, что ненавидят ум и мысль… но вряд ли такая ненависть заставит тащить в лес орудия. Теперь Хинкап сомневался в правдивости слов Сойты. Он вспомнил все — и разговор, услышанный ранним утром в лесу, и таинственные отлучки Сойты, и… тут Хинкапа будто обухом по голове шарахнуло. Видения! Его видения, когда ему казалось, что вместо Сойты перед ним — дряхлая старуха… и вместо девочки тоже. Кстати, он ни разу больше не видел эту девочку. И вообще не видел в поселке детей. Почему? Хинкапа пробрал мороз. Нет, ребята, подумал он, здесь что-то нечисто. И, пожалуй, не стоит отсиживаться в катере. Все равно без него катер не улетит — пусковой ключ висит у Хинкапа на шее на тонкой цепочке. Пусть возятся, пусть изучают машину. Что им нужно? Действительно хотят смыться с Алитолы, как уверяла Сойта? Или рассчитывают на то, что знание земной техники поможет им одолеть городских? «Ладно, — подумал Хинкап. — Разберемся».

Он спустился в подземное убежище и до позднего вечера, расположившись со всеми удобствами, размышлял о происходящем. Но как он ни прикидывал — все равно выходило, что Сойта обманывает его, скрывая истинное положение вещей. Беспокоило Хинкапа и упоминание о цветении вертаса, пыльца которого, по словам Сойты, действовала на гостя каким-то необычным образом. То есть Хинкап знал, каким именно, — он видит старух вместо молодых женщин… но почему это тревожит Сойту? В чем тут дело? Еще одна закавыка.

Но вот наконец открылась дверь, ведущая в укрытие, и почтальон услышал голос хозяйки дома:

— Хинкап! Выходите, теперь можно.

Сол Хинкап поднялся наверх. Ласковая улыбка Сойты просияла, как обычно, навстречу ему. И почтальон вновь подумал, что такая женщина не может творить зло, — невозможно поверить, чтобы Сойта была способна на что-либо плохое. Кажется, он все-таки неверно понимает происходящее. И немудрено, подумал Хинкап; ведь он ничего толком не знает о местной жизни, вот и запутался.

И тем не менее он не задал Сойте ни одного вопроса.

«Я был бы рад не знать того, что знаю».

Следующие четыре дня прошли, как обычно. Сойта предложила пойти к катеру, но Хинкап сказал, что незачем бывать там так часто, — ведь не прошло и десяти дней после посещения равнины. Сойта не стала спорить. Утром пятого дня она сообщила Хинкапу, что вечером уйдет — на сутки, как обычно. Хинкап молча кивнул. Он не стал выяснять, зачем идти в город вечером, когда, скорее всего, закрыты и магазины, и учреждения. Но решил, что на этот раз узнает все, что можно узнать.

Ровно в шесть вечера Сойта, попрощавшись с Хинкапом, вышла из дома. Хинкап проследил в окно, в какую сторону она направилась и, подождав несколько минут, пошел следом. Он шел осторожно, близко к домам, но это было излишним. Сойта не оглядывалась. И почтальон вспомнил, как она говорила: «Я не ощущаю его». Значит, других она ощущает, подумал Хинкап. Может быть, все они, коль скоро они телепаты, ощущают друг друга, знают друг о друге все? Неважно. Лишь бы это не касалось его — потому что, если они будут знать, где он находится или что думает, его замысел окажется невыполнимым.

Сойта прошла поселок и углубилась в лес, и Хинкап повторял ее путь. Потом он заметил мелькающие в лесу фигуры — Сойту ждали.

Множество силуэтов, размытых наплывающим вечером, потянулось вглубь леса. Хинкап держался на приличном расстоянии, так, чтобы не отстать от идущих и в то же время остаться незамеченным. Скоро те, впереди, вышли на извилистую тропку, и Хинкап тоже пошел по ней, оставаясь все время за поворотом. Он слышал голоса впереди — и шел, не зная, чем кончится путь, но не испытывая страха. Лес становился глуше, под его покровом сгустилась темнота. Но Хинкап знал, что наверху, над деревьями, день еще не угас. Тропка бросала под ноги то сломанную ветвь, то камень, и бесконечные изгибы удлиняли путь почти вдвое. Примерно через час Хинкап заметил, что вокруг посветлело. Деревья отошли друг от друга, раскрыв небольшие полянки, а вскоре и вовсе расползлись, разбежались — лес перешел в равнину.

Хинкап задержался на опушке, дожидаясь, пока процессия отшельников удалится. Впереди равнина слегка возвышалась, и там, на возвышении, в прозрачном вечернем воздухе редкой бисерной цепью светились огни — это и был город, куда направлялись жители лесного поселка.

…Улица, освещенная густо-желтым светом подвешенных над мостовой фонарей, казалась неживой и угрюмой. Высоченные заборы, сколоченные накрепко из широких оструганных досок и опутанные поверху гирляндами колючей проволоки, закрывали дома, и Хинкап невольно сравнивал могучие городские бастионы с легкими и спокойными домами в лесном поселении. Какие люди могут жить за этими крепостными стенами?.. Калитки и ворота, врезанные в деревянные плоскости, казалось, не открывались никогда. Лесные жители шли по центру освещенной мостовой, Хинкап — по тротуару. Он любовался легкой походкой и упругими движениями приютивших его людей. Внезапно рядом с ним, тихо скрипнув, отворилась тяжелая калитка, и на улицу вышел человек. Хинкап остановился невольно, разглядывая горожанина. Но тот не заметил почтальона, потому что увидел людей, идущих по мостовой, — и глаза его наполнились таким ужасом и такой ненавистью, что Хинкап вздрогнул.

— Ангелы… — прошептал человек. И сделал шаг назад, прижался спиной к забору.

Затем он толкнул калитку и бросился во двор. Хинкап, не раздумывая, шагнул следом.

Задвинув изнутри засов, человек мельком взглянул на Хинкапа и кивнул ему, приглашая в дом. Почтальон уже не способен был удивиться чему-либо; он только отметил, как бы со стороны и вполне нейтрально наблюдая, что лоб человека покрыт крупными каплями пота, лицо бледно, черты искажены всплеском бурных чувств, — а впрочем, решил Хинкап, и в спокойствии этот человек вряд ли так уж хорош собой. После полугода, проведенного в окружении неизменно прекрасных лиц, Хинкап ощутил легкую неприязнь к некрасивой внешности.

Идя за хозяином к дому, Хинкап обратил внимание прежде всего на то, что дом этот — большой, двухэтажный — вполне соответствует рассказам Сойты о жизни горожан. Тяжелые ставни на кованых навесных петлях закрывали окна. Входная дверь обита металлическими листами. Запоры, замки, задвижки… Отпирая двери, хозяин дома обернулся и небрежно, через плечо, представился, гремя связкой ключей:

— Лодар.

— Хинкап, — в свою очередь представился почтальон.

Во взгляде Лодара мелькнуло легкое недоумение, он чуть более внимательно взглянул на Хинкапа. Но, судя по всему, не заметил в чужаке ничего подозрительного, и они вошли в дом.

Лодар провел гостя через коридор, отпер еще одну дверь, потом еще одну — Хинкап молча наблюдал, как хозяин выбирает нужный ключ, открывает замок, а потом изнутри закрывает каждую дверь, кроме замка, еще и на засовы и задвижки, — и наконец они очутились в холле. Лодар первым делом вытащил из-за дверцы невысокого шкафчика телефон (Хинкап не сразу понял, что это именно телефон, настолько необычной для его взгляда была форма аппарата), и, перебросив несколько тумблеров, заговорил хрипловато:

— Дорза, это ты? Лодар. Ангелы в городе. Да, и мне это показалось странным, вечер уже… Только что прошли мимо моего дома. Да, видел… хотел зайти к соседу. Идут к центру. Предупреди Мартола, а я позвоню в полицию.

Набрав следующий номер, Лодар повторил свое сообщение. Наконец он уложил переговорную трубку внутрь аппарата, убрал телефон в шкаф, запер на замок и повернулся к гостю.

— Вы откуда? — спросил он. — С какой улицы? Впрочем, даже если совсем рядом, сейчас лучше не выходить, так? Вам не кажется странным, что стервы пришли вечером?

— Я здесь проездом, — сказал Хинкап. — Так что ваши слова для меня вроде ребуса.

— Проездом? — переспросил Лодар. — Откуда?

— Из Толли-Тор.

Хинкап назвал город, который чаще всего упоминала в рассказах Сойта; это был крупный научный центр.

— Ого! — сказал Лодар. — И где вы остановились?

— Да нигде пока, — пожал плечами Хинкап. — Я только что прибыл.

— Ясно, — сказал хозяин дома. — Ну, все равно, пока стервы в городе, вам лучше не выходить.

— Почему?

— Вы что, вчера на свет родились? — в голосе Лодара появилась настороженность. — Не знаете ничего?

— Не знаю, — спокойно ответил Хинкап. — Впервые слышу, чтобы ангелы могли представлять опасность.

— Так, — Лодар сел в кресло. Но тут же вскочил, и, бросив Хинкапу: «Подождите здесь», вышел из холла.

Хинкап, проводив его взглядом, стал осматриваться. Он подумал, что люди могут иной раз производить впечатление, абсолютно не соответствующее их истинной сути, но стоит взглянуть на жилище человека — и узнаешь всю правду. Дома не умеют лгать.

Слева в холле были два узкие окна, снаружи плотно закрытые ставнями. Свет торшеров, накрытых легкими кружевными шалями, создавал ощущение уюта и некоторой тесноты, несмотря на то, что холл был достаточно велик. Лестница, ведущая на второй этаж, скрывалась в полутьме, но все же достаточно четко виднелись резные перила и лаковые ступени в нижней ее части. Стены холла на высоту человеческого роста закрыты деревянными панелями с тонкой резьбой и росписью. Камин, по обе стороны которого — зеркальные двери. Полированные шкафы розового дерева. Стол — низкий и широкий — завален журналами. В центре стола — плоская ваза с плавающим в ней цветком без стебля, с одним-единственным густо-зеленым листом. «Странно, — подумал Хинкап. — Мне бы не пришло в голову утверждать, что люди, живующие в таком доме, страдают полным отсутствием духовных интересов и непониманием красоты. Может быть, Лодар — исключение в этом городе?»

Вернулся хозяин и, распахнув одну из зеркальных дверей, пригласил Хинкапа пройти в гостиную. Там, за овальным большим столом, окруженным десятком стульев с высокими спинками, сидела женщина. Она была хороша собой, но Хинкап подумал, что до Сойты ей, безусловно, далеко.

Хозяйка наклонила голову, приветствуя гостя, и Лодар представил ей Хинкапа; затем, обернувшись к почтальону, сказал:

— Моя жена, Гилейта.

— Как странно, — заговорила женщина. Голос ее был глубоким, низким. — Муж сказал мне, что вы ничего не знаете об ангелах. Это действительно так?

Говоря, она поднесла к лицу крохотный изящный флакон, отвинтила пробку. Хинкапу показалось, что запах, распространившийся по гостиной, знаком ему, но что именно он напоминает — не мог сообразить. В нем было что-то от влажной листвы, трав, леса… Хинкап встряхнул головой.

— Да… да, мадам. Я ничего о них не знаю.

Гилейта улыбнулась.

— Зовите меня по имени, Хинкап. Вы слегка старомодны, мне кажется, во всяком случае, склонны к излишней церемонности. Это не нужно. А почему вы не знаете о них? То есть я не думаю, что вы можете не знать об ангелах вообще. Но почему вы не знаете о связанной с ними опасности? Разве в Толли-Тор об этом ничего неизвестно?

— Нет.

Гилейта повернулась к мужу. Тот слушал внимательно и не сводил глаз с жены. Она закрыла флакончик и протянула его Лодару:

— Убери. Все в порядке.

— А по какому делу, если, конечно, это не секрет, вы приехали к нам в город? — спросил Лодар.

Хинкап молча улыбнулся и развел руками.

— Ясно, — спокойно сказал Лодар, открывая шкаф и пряча в него флакон.

— Значит, в Столице решили все-таки заняться стервами-ангелами всерьез.

— В Столице? — искренне удивился Хинкап. — Я не из Столицы.

— Да-да, — успокаивающим тоном произнесла Гилейта. — Мы не забудем, не беспокойтесь. Вы из Толли-Тор.

Хинкап счел за лучшее промолчать. Его явно приняли за кого-то другого, и сейчас, похоже, не время разбираться в ошибке.

— Значит, — задумчиво глядя на Хинкапа, сказала Гилейта, — вы совсем мало знаете об ангелах.

— Не то чтобы мало, — сказал Хинкап, тут же решив сыграть на недоразумении, — а вообще ничего. Абсолютно. То есть в первый раз слышу.

— И вы, наверное, хотите, чтобы мы рассказали вам о них, — неспешно растягивая слова, сказала Гилейта.

— Очень хочу, — энергично кивнул Хинкап.

— Ну что ж, — согласилась хозяйка. — Мы расскажем.

Она обернулась к мужу.

— Говори ты.

Лодар не сразу начал рассказывать. Он достал из шкафа, стоящего в левом углу комнаты, большой графин, наполненный пенистой жидкостью, три изящных фужера из тонкого золотистого стекла, поставил все это на стол. Хинкап отметил для себя, что в гостиной, в отличие от холла, нет ни одной мелкой вещи, лежащей на виду, — только запертые шкафы, стол, стулья. Стены расписаны, однако нет ни ковров, ни картин.

Лодар разлил напиток по фужерам, предложил жене, гостю, затем уселся поудобнее возле стола. Посмотрел внимательно на Хинкапа. Подумал. Спросил:

— Вы хотите слышать обо всем, с самого начала?

— Да.

— Да… — эхом откликнулся Лодар. — Да. Но, пожалуй, нельзя точно сказать, когда все это началось. И есть ли вообще начало у этой истории. Стервы-ангелы, как вам известно… — Лодар запнулся, посмотрел на Хинкапа, на жену. Гилейта едва заметно покачала головой, уточнила:

— Ему НИЧЕГО не известно.

— Да-да, — согласился Лодар. — Постараюсь не забывать. Значит, начнем с того, что стервы-ангелы были всегда. То есть в течение изученного периода истории. Как и почему они появились — не знает никто. Мутации — явление вообще плохо изученное, тем более мутации, следствием которых являются стервы-ангелы. Но уже в древних рукописях есть упоминания о невероятно красивых и талантливых людях, рождающихся редко, но с известной периодичностью, — и всегда на территории, ныне ограниченной нашим государством…

Пока все совпадало с рассказами Сойты, тем не менее Хинкап слушал внимательно, попутно размышляя о стоящем перед ним фужере с заманчиво искрящимся напитком. Хинкап не мог решиться попробовать незнакомое питье, и не мог проверить его анализатором — боялся испугать или чересчур насторожить хозяев дома. Поэтому он не притрагивался к фужеру, несмотря на то, что ему очень хотелось пить.

— …и поскольку они многое умели, им и давалось многое. Ангелы — тогда их еще не звали стервами — всегда жили лучше других людей, и это ни у кого не вызывало неприязни или раздражения, ведь они и работали так, как не умел никто. Может быть, их не очень любили, но перед ними преклонялись. Науки и искусства давались им легко. Большая часть нашей культуры создана ими, этого никто никогда не отрицал. Наше государство уже в давние времена стало самым сильным и богатым. Рождаются ангелы, безусловно, редко, но, поскольку они бессмертны…

— То есть как — бессмертны? — не удержался от вопроса Хинкап.

— Да так, — спокойно сказал Лодар. — Не умирают, и все. Ангела, правда, можно убить… но это выяснилось относительно недавно. Прежде на их жизнь никто не посягал. Так вот, поскольку они бессмертны, их теперь около тысячи. Сейчас как раз идет десятилетие рождения стерв, так что их вполне может прибавиться десяток-другой.

Зазвонил телефон. Хинкап не понял, откуда раздался звонок. Гилейта встала, отперла дверцу шкафа. Аппарат стоял внутри. Женщина взяла трубку, сказала:

— Да-да.

Послушала некоторое время молча, потом повернулась к мужу:

— Они в центре. Плохо дело. Подойди.

Лодар подошел к аппарату. Говорил, повернувшись к Хинкапу спиной, а Гилейта, глядя на мужа, сохраняла на лице выражение полной отрешенности.

— Да-да… И что? Так… понятно…

Хинкап, не отрывавший взгляда от спины Лодара, увидел, как тот вздрогнул всем телом. Хинкап ощутил страх — но это был страх за Сойту. Она там, в центре города, где происходит нечто ужасное и непонятное ему, Хинкапу…

— Приют? А почему же воспитатели… ясно. Безусловно, это месть. Сколько?! — голос Лодара сорвался на крик. — Ну куда же они смотрели до сих пор, черт побери?! Да. Выезжаю.

Лодар убрал телефон. Обернулся к Хинкапу. Почтальон встал. Лицо хозяина дома было искажено болью, мукой… он, казалось, не видел гостя. Но вот он сосредоточил взгляд на Хинкапе и сказал с такой ненавистью, что Хинкап отпрянул:

— Вот… Пока вы там собираетесь принять меры, стервы действуют.

Лодар вышел из гостиной. Гилейта ушла следом за ним, но через минуту вернулась. Посмотрела на Хинкапа так, словно он мгновенно стал ее злейшим врагом. Но голос, когда она заговорила, звучал ровно:

— Садитесь, Хинкап, — сказала она. — Я продолжу рассказ, коль скоро это кажется вам необходимым. Муж вернется, видимо, слишком поздно, не стоит ждать его.

— Послушайте, Гилейта, — Хинкап прошелся по гостиной, думая напряженно, как лучше выйти из положения. — Вы ошиблись. Вы приняли меня за кого-то другого. Поймите, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ничего не знаю о местных событиях. Но кое-что — очень немного — знаю о тех, кого вы называете стервами-ангелами. Пожалуйста, скажите мне, что сейчас, сию минуту, происходит в городе?

— Стервы напали на приют, — ровным голосом, четко отделяя слова, сказала Гилейта. — На тот самый, в котором находятся и наши с Лодаром дети. Многие дети погибли. Внутри, в здании, каким-то образом оказался один из ангелов, он и открыл дверь. Все.

Гилейта резко повернулась и вышла из комнаты.

Хинкап долго стоял, ухватившись за высокую спинку стула, не в силах сделать шаг, — ноги не повиновались ему. И — не верил. Пожалуй, это было главным чувством сейчас. Не верил. Приют… дети… мысль шла волной, и на поверхность всплывало прежнее: «Сойта…» Нет, здесь какая-то путаница. Ошибка. Ангелы… дети… Месть? Слово вырвалось из глубины, и Хинкап увидел его ясно. Месть. Кому? За что? Отшельники мстят за облаву? Но это чушь, не могут же они мстить детям за действия взрослых. Тогда в чем дело? Где хозяйка?.. Хинкап направился к той двери, в которую вышла Гилейта. Но не успел сделать и трех шагов, как дверь открылась — Гилейта вернулась в гостиную. Хинкап впервые внимательно всмотрелся в ее лицо. Гилейту нельзя было назвать красавицей, но тем не менее она производила приятное впечатление. Хинкап видел, что сейчас она ушла в себя, она ждала — вероятно, телефонного звонка, который должен был принести окончательные вести. Гилейта надеялась… Хинкап с трудом выдавил:

— Простите меня, Гилейта… но я действительно ничего не понимаю.

— Сядьте, — сказала хозяйка, и Хинкап не мог не восхититься самообладанием этой женщины.

Они сели к столу. Казалось, ничего не изменилось — лишь отсутствовал Лодар.

У почтальона пересохло в горле, и он машинально достал щуп анализатора, опустил его в стоящий перед ним бокал, взглянул на глазок индикатора… и только в этот момент опомнился и перевел взгляд на Гилейту. Она следила за его действиями без всякого выражения. Хинкап залпом проглотил напиток, потянулся к графину, налил еще.

— Зачем вы проверяете сок? — тихо спросила женщина.

— Я потом объясню, — откашлявшись, сказал Хинкап. — Попробуйте рассказать, что за дела тут у вас происходят.

— Хорошо, — сказала Гилейта. — Я попробую. Я попытаюсь говорить так, словно не существует добра и зла, словно меня ничто не трогает…

Она помолчала немного, и Хинкап ощутил ее боль и ее желание сосредоточиться и начать рассказ. Ему стало не по себе оттого, что он представил мысли Гилейты, — ведь она думала сейчас о своих детях, с которыми произошло что-то страшное, о том, что они далеко от нее, и неизвестно, живы ли вообще… и оценил еще раз мужество и силу Гилейты. Она заговорила — медленно, подбирая слова.

— Я начну издалека — с тех времен, когда ангелов впервые стали называть стервами, с первого документального упоминания о появлении у ангелов… новых свойств. Двести двадцать четыре года назад в семье приходского священника родилась дочь. Ее назвали Сойтой…

Хинкап вздрогнул. Ему показалось, что речь идет о ЕГО Сойте… но тут же сообразил, что этого не может быть, — больше двухсот лет прошло с тех пор, а Сойте от силы тридцать.

— С первого дня стало ясно, что девочка вырастет ангелом, — продолжала Гилейта, но вдруг перебила сама себя. — Почему-то ангелы всегда рождаются в провинции, в деревнях или маленьких городках вроде нашего. Не зафиксировано ни одного случая рождения ангела в Столице или каком-нибудь крупном промышленном центре. — И продолжала: — Разумеется, семья была рада. Тогда еще радовались рождению ангелов… Девочка отличалась необыкновенной красотой, развивалась намного быстрее обычных детей. Но на третьем году ее жизни произошло первое несчастье. Ангельски прекрасный ребенок проявил отнюдь не ангельский нрав. Девочка почему-то невзлюбила свою няню — и однажды утром няню нашли мертвой возле детской кроватки. Никому в голову не пришло, что виной смерти старухи мог быть трехлетний ребенок. Но потом… потом к девочке приставили другую няню, и она тоже не понравилась малышке. И через несколько недель вторую няню тоже похоронили. Причину смерти не выяснили, но третью няню было трудно найти — люди начали бояться этого дома. Но потом нашлась старушка, согласившаяся заниматься с ребенком. И эта старушка воспитывала девочку… Они были неразлучны, и мать девочки в конце концов стала ревновать своего ребенка к няне. И начала следить, подсматривать, — ей хотелось понять, чем няня приворожила ее дочку. И вот однажды…

Зазвонил телефон. Гилейта быстро встала.

— Да… да… хорошо. — Она обернулась к Хинкапу. — У вас есть оружие?

Хинкап покачал головой: «Нет».

— Нет… да, ясно. Выходим.

Она уложила на место аппарат, вышла из гостиной, через минуту вернулась, неся в руках два ружья. Протянула одно почтальону. Он хотел сказать, что не умеет пользоваться оружием, но Гилейта уже снова вышла. Хинкап осмотрел затвор, курки, — ага, совсем просто. Снова вошла Гилейта, остановилась на пороге.

— Пойдемте, Хинкап, — сказала она совершенно спокойно. — Есть шанс захватить одного из ангелов, нужно побольше народу. Машина готова.

Они вышли из дома. Ночь уходила, однако первые проблески рассвета с трудом пробивались сквозь бурый туман, опустившийся на город. Гилейта уверенно прошла сквозь пласты тумана, вперед, через двор, и Хинкап шел за ней, ощущая, как мысли, подобно этому глинистому туману, плывут и клубятся… Захватить одного из ангелов, сказала Гилейта? Нужно побольше народу? Значит, ему, Хинкапу, предстоит участвовать в облаве… в охоте на человека?.. Черт побери, похоже, Сойта все-таки была права…

У самых ворот стояла машина — узкая, небольшая, колеса вынесены в стороны, — точь-в-точь гоночный автомобиль. Гилейта открыла дверцы — «Садитесь, Хинкап». Хинкап забрался в салон, сел позади Гилейты. Автомобиль был двухместный, сиденья расположены одно за другим, дверцы справа. Перед местом водителя — небольшой пульт, кнопки, рычажки… руль полуовалом, сверху незамкнутым. Гилейта перебросила тумблер, открылись ворота, и машина рванулась с места на такой скорости, что Хинкапа вжало в спинку. Фары осветили пустынную улицу, клочья тумана, крутящиеся и колыхающиеся под слабым ветерком, — и Хинкапу почудилось, что сейчас не раннее утро, а поздний вечер, и кирпично-шоколадный туман сгущается, и неизвестность впереди, за любым поворотом…

Через несколько минут автомобиль вырвался из лабиринта узких улиц на большую площадь и сразу остановился. Хинкапа тряхнуло в последний раз. Гилейта обернулась, негромко сказала: «Приехали» — и вышла. Хинкап тоже выбрался из машины, сжимая в руках ружье. На краю площади, совсем близко, стояло несколько темных больших машин с надписью на кузовах: «Полиция». А впереди, сквозь густые клубы тумана, виднелась темная масса, и Хинкап понял, что это — спины людей, стоящих неподвижно вплотную друг к другу. Гилейта, кивнув Хинкапу, направилась влево, и Хинкап послушно шел следом. Ветер внезапно усилился, разогнал туман, утро одолело наконец тьму, — и уже издали Хинкап увидел, что на другом конце площади стоит большой коричневый фургон, и Гилейта вела почтальона к нему. Возле фургона стояли, тихо переговариваясь, трое мужчин; увидев Гилейту и Хинкапа, они замолчали.

— Где Лодар? — спросила Гилейта.

Один из мужчин махнул рукой куда-то в сторону центра площади.

— Я должна пойти к нему, — сказала Гилейта.

— Подожди, — сказал один из троих, — стерва в павильоне, мы ждем, когда привезут защитные костюмы.

— А Лодар?

— Шесть костюмов у нас было здесь, — говоривший кивнул на фургон, — и Лодар с другими сейчас возле павильона, следят, чтобы ангелочек не упорхнул. А тебе лучше пока остаться с нами.

Хинкап подумал немного и спросил:

— Простите… почему нельзя подойти близко?

Все трое уставились на Хинкапа, и он почувствовал себя очень неловко. Вмешалась Гилейта:

— Он из Толли-Тор, там не знают о последних штучках ангелов. Лодар позвонил мне, чтобы я привезла его сюда.

— А-а… — самый высокий из троих протянул Хинкапу руку. — Геттор.

— Хинкап.

— Это — Фарейнг, это — Рэтдек. А вы, значит, ничего не слыхали?

Хинкап отрицательно покачал головой.

— Я только вечером приехал, и вот сразу попал в какую-то заваруху.

Геттор, прислушавшись, сказал:

— Выговор у вас… Вы давно в Толли-Тор?

— Давно. Может, посвятите меня в то, что здесь происходит?

— Конечно, — сказал Фарейнг. — Там, в беседке, в центре площади, сидит стерва. Мы ее туда загнали, повезло. Но близко подойти невозможно, она чует, когда кто-то приближается.

— И что?

— А то, что мы не знаем, какую птичку поймали в сети. Если из старых ангелов — то в общем и ничего, а если из новых?..

— Новые ангелы убивают словом, — тихо сказала Гилейта… — Или, может быть, взглядом. Точно никто не знает. Но близко подходить опасно.

Хинкап раздумывал недолго. Обстановка на площади взвинтила его нервы, он почувствовал, что все эти люди не случайно и не от глупой злобы собрались здесь, что происходит нечто до такой степени серьезное, что не время раздумывать, хорошо ли это — охота на человека… В его памяти мгновенно пронеслись события последних дней и часов и вспыхнула произнесенная Сойтой фраза: «Я не ощущаю его…» И Хинкап сказал:

— Мне кажется, я смогу подойти к павильону вплотную. Но что делать дальше?

Никто не был удивлен его словами. Геттор открыл заднюю дверь фургона, достал оттуда небольшой баллон и протянул Хинкапу.

— Вот, — сказал он. — Этим обрызгайте, и все. Она на несколько минут замрет. Это вроде снотворного. И мы ее схватим.

Хинкап осмотрел баллон. Сверху к нему был пристроен распылитель, вроде пульверизатора, с резиновой грушей. Хинкап молча отдал ружье Гилейте, взял баллон под мышку и направился к толпе. Геттор и Рэтдек шли позади.

— Пропустите, — тихо сказал Рэтдек ближайшей спине. И почти мгновенно в плотной людской массе образовался узкий коридор, и в прозрачном и ясном утреннем свете Хинкап увидел, что коридор этот ведет к невысокому каменному строению в центре площади. Большие полуциркульные окна, застекленные широкие двери — из домика явно просматривалась вся площадь. Хинкап остановился на краю пустого пространства между домиком и толпой, прикидывая, как лучше подойти к павильону. Рэтдек сказал шепотом:

— Она сейчас с противоположной стороны.

— Ясно, — также шепотом ответил Хинкап и прямиком побежал к беседке.

Он прижался к простенку между двумя огромными окнами, взял наизготовку баллон, обхватив пальцами грушу, и на мгновенье почувствовал себя до невозможности одиноким, словно не стояли в пятидесяти шагах от него десятки людей, словно он заблудился в Глубоком Космосе и не знает пути домой… впрочем, так оно и было.

Внутри домика послышался шорох, и Хинкап, не думая больше ни о чем, ударил баллоном по стеклу и одновременно сжал пальцами грушу. Свист вырвавшейся струи жидкости заглушил чей-то тихий вскрик, но Хинкап услышал его. Сойта… внутри домика была Сойта!.. Он сразу узнал ее голос, почувствовал его всем своим существом… но было уже поздно. Молчаливая толпа единым рывком окружила домик, и шесть человек в странных тяжелых комбинезонах и шлемах открыли двери. Хинкап сделал шаг, намереваясь войти вслед за ними, но почувствовал, как чья-то рука тронула его за локоть. Почтальон обернулся. Рядом стояла Гилейта.

— Не входите, Хинкап. Опасно.

— Почему?

— Вам уже говорили. Стерва может убить. Нет гарантии, что она без сознания.

— Но…

— Те, кто идет туда, одеты в специальные костюмы. Но все же и они сильно рискуют.

Хинкап посмотрел на окружавшую его толпу. Здесь были в основном мужчины, редко встречалось женское лицо, — и все смотрели на двери домика, — хмуро, зло, выжидающе. На Хинкапа никто не обращал внимания.

Но вот из павильона вышел один человек, за ним второй, а потом двое вывели, крепко держа за локти, связанную женщину. Еще двое в неуклюжих скафандрах завершали процессию.

Да, это была Сойта. Она выглядела усталой, шла с трудом, но тем не менее казалась спокойной, как всегда. Ее глаза неспешно прошлись по толпе и на долю секунды остановились на Хинкапе. Ничто не изменилось в ее лице, но Хинкап почувствовал, что Сойта ждет от него помощи. Что мог он сделать, один, против нескольких сотен людей? Он мог только всей душой желать, чтобы Сойте не причинили вреда, чтобы ей удалось каким-то образом уйти отсюда, скрыться, спастись… И вдруг… Хинкап почувствовал, что волосы зашевелились у него на макушке.

…Сойта небрежным жестом сбросила веревки, опутывающие ее руки и тело, — словно желание Хинкапа увидеть ее свободной придало ей нечеловеческую силу, — небрежно поправила пышные волосы, растрепавшиеся во время схватки. И пошла прямо на толпу. Люди молча шарахались от нее в стороны, отворачивая лица, — а она шла, не замечая никого и ничего, и только легкий скрип ее туфелек по гравию, покрывавшему площадь, слышен был в мертвой тишине.

— Это ужасно, — говорила Гилейта, накрывая на стол. — Кто бы мог подумать, что среди горожан найдется кто-то, сочувствующий стервам? Я не могла предположить такой возможности.

— А почему вы так решили? — спросил Хинкап.

— Что я решила?

— Ну, что кто-то сочувствует этой… ангелу?

— Разве вы не поняли? — вмешался Лодар. — Стерва ушла потому, что кто-то на площади очень захотел ей помочь. Ангел не может пройти сквозь сплошную стену ненависти. Но от сочувствия у этих гадин силы удесятеряются, они уходят из любой западни совершенно спокойно. Ваш героизм оказался бесполезен.

— Н-да, — пробормотал Хинкап. — Любопытно…

Во время обеда гость и хозяева почти не разговаривали, лишь изредка обменивались незначащими словами. Лодар и Гилейта думали о детях — до сих пор не удалось выяснить, кто из детей, бывших в приюте, остался жив, потому что в дело вмешались военные и увезли тех, кого удалось спасти. Хинкап размышлял о событиях, свидетелем которых он оказался, и пытался для себя осмыслить и оценить происшедшее. Ощущая некоторую путаницу в мыслях, почтальон тем не менее старался привести в систему то, что узнал и увидел. Горожане называют лесных отшельников стервами, так. Насколько мог понять Хинкап, ангелами этих странных людей окрестили в давние времена не только за красоту, но — в основном — за превосходящие нормальные человеческие способности таланты. Далее — ангелов называют стервами за якобы лютую ненависть к обычным средним людям. Но за то время, что Хинкап жил в лесном поселке, он что-то не заметил, чтобы отшельники говорили о городских с ненавистью. Скорее они говорили с сожалением… но, может быть, они скрывали свои истинные чувства? Возможно, возможно… только Хинкапу в это не верилось. Ведь Сойта говорила, что лесные жители хотят уйти вообще с Алитолы, — именно затем, чтобы не служить причиной ненависти. Если бы ангелы желали — им, похоже, не стоило бы особого труда расправиться с горожанами, судя по тому, что Хинкап видел в лесу во время обстрела деревни. И в то же время — ангелы ходят в город и берут то, что им нужно, без особых церемоний. Но если их вынуждают поступать подобным образом? Если у них просто нет другого выхода — как тогда оценить ситуацию? В конце концов, ангелы приходят в город без пушек… хотя, с другой стороны, к чему им пушки? Но ведь там, на площади… никого Сойта не убила, так? Может быть, она не умеет это делать? А может быть, вообще слухи об опасности, исходящей от ангелов, преувеличены? Но что тогда думать о детском приюте, который разгромили стервы? Зачем они это сделали? Сойта… Хинкап подумал, что Сойта, вероятно, не откажется объяснить ему все, если он потребует объяснений. Но для того, чтобы поговорить с Сойтой, нужно вернуться в лес. Как объяснить Лодару и Гилейте такой поход?

— Я все-таки не понимаю, — сказал в конце концов Хинкап. — Зачем ангелы напали на приют?

— Это месть, — ответил Лодар. — Недавно военные забрали из этого приюта двух ангелят. Куда они увезли малышей — неизвестно, и неизвестно, как узнали об этом лесные стервы. Но результат вы знаете.

Снова все замолчали надолго, и Хинкап пытался переварить новое сообщение. Месть? Но если маленьких ангелов забрали военные, то с какой стати отшельники стали бы мстить городским детям, громить приют? Хинкап решил, что Лодар скрывает что-то, не желая говорить правду.

— Мы обращались в Столицу, — сказала Гилейта, — три года назад. Но правительство, вместо того, чтобы принять какие-то реальные меры, расположило у нас военный гарнизон. А военные в этом деле только помеха. Чтобы справиться с ангелами, нужны не пушки, а ученые. Мы составили новую петицию, Лодар поедет с ней, попытается пробиться на прием к президенту.

— Да, — кивнул энергично Лодар. — Не вернусь, пока не докажу этим столичным идиотам нашу правоту. Хотите поехать со мной?

— Хочу, — сказал Хинкап.

Огромный автомобиль бесшумно скользил по шоссе, уходящему в мутную бесконечность голой равнины. Лес виднелся справа темной полосой, подчеркнувшей горизонт. Хинкап вдруг сообразил, что именно по эту сторону лесного массива находится его катер.

— Лодар, — сказал он, тронув спутника за рукав. — Вон там, возле леса, мой… моя машина. Мне хотелось бы взглянуть на нее. Вы не могли бы…

— Ваша машина? — Лодар удивленно обернулся. — Почему вы бросили ее здесь?

— Поломка, — коротко ответил Хинкап.

Лодар остановил машину и осмотрел серое, бесконечно унылое пространство, отделяющее шоссе от леса. Потом осторожно повел автомобиль по невысоким кочкам, выбирая дорогу поровнее.

— Не знаю, — сказал он, — как мы доедем и как выберемся. А как вы туда попали?

— Случайно занесло, — ответил Хинкап.

Лодар промолчал, но взглянул искоса на почтальона. Хинкап видел, что Лодару все это кажется очень и очень странным, — действительно, зачем вдруг нормального путешественника бросит в сторону от дороги, если он едет на машине?

Хинкап всматривался в границу леса, обшаривал ее взглядом, разыскивая знакомый силуэт катера, и когда наконец увидел его, махнул рукой, показывая Лодару, куда ехать.

— Вон там!

Лодар повернул машину. Когда они подъехали к катеру, Лодар остановил автомобиль и посмотрел на Хинкапа, ожидая объяснений. Хинкап вздохнул, открыл дверцу, вышел и молча зашагал к катеру. Позади хлопнула вторая дверь — Лодар направился вслед за почтальоном. В трех шагах от катера Хинкап остановился. Ему показалось, что за катер шмыгнула какая-то тень. Он обернулся к Лодару, спросил тихо:

— У вас есть оружие?

— Да, — так же тихо ответил Лодар.

— Дайте.

Лодар вытащил из заднего кармана брюк пистолет, передал его почтальону, и Хинкап, взведя курок, медленно пошел вокруг катера, стараясь ступать как можно тише. Что-то зашуршало по обшивке, и Хинкап бросился вперед. К опоре катера прижался маленький мальчик, лет семи, хорошенький, как херувимчик. Он таращил на Хинкапа испуганные глазенки, даже не пытаясь убежать. Хинкап облегченно вздохнул и засмеялся, опустив пистолет. Но с другой стороны катера вышел Лодар, и когда Хинкап увидел выражение его лица, почтальону стало не до смеха. Лодар смотрел на малыша с ужасом и омерзением.

— Что с вами, Лодар? — недоуменно спросил Хинкап.

Вместо ответа Лодар протянул руку и… Хинкап не успел помешать. Раздался выстрел. Малыш упал. Кровавое пятно расползлось по его груди, и Хинкап, оглушенный, в ужасе смотрел на алые капли, медленно стекающие на чахлую траву.

— Что… что вы сделали, Лодар? — прохрипел он наконец.

— Это ангел, — сказал Лодар, оглядываясь по сторонам и держа пистолет наготове. — Хорошо, если он был один. Тогда нам повезло. Вы очень удачно отвлекли его внимание смехом, он слегка расслабился. Но все же нам лучше уйти поскорее.

Хинкап слышал и не понимал слова Лодара. Он опустился возле мальчика на колени, всмотрелся в бледное личико, приложил ухо к маленькому тельцу… Конец… без сомнения, конец. Хинкап почувствовал дурноту. Он с трудом встал, прислонился к катеру и закрыл глаза.

— Лодар, — прошептал он, — Лодар, как вы могли…

— Очнитесь, младенец, — резко ответил Лодар. — Посмотрите на него еще раз!

Хинкап открыл глаза… и ему стало совсем плохо. Малыш взрослел на глазах, увеличивался… это было похоже на бред, на кошмар. Через несколько минут уже не семилетний ребенок лежал перед Хинкапом, а взрослый мужчина, к тому же хорошо знакомый почтальону — это был Дорей. Но и на этом трансформации тела не закончились. Мертвый Дорей старился, сморщивался и скоро Хинкап увидел перед собой труп дряхлого старца. Лодар следил за превращениями совершенно спокойно, и в то же время наблюдал за Хинкапом. Наконец он произнес:

— Вот теперь я вижу, что вы действительно ничего не знаете об ангелах. Откуда же вы взялись, прелестное наивное существо?

Хинкап молча ткнул пальцем вверх, в небо. Лодар так же молча кивнул. Для него все встало на свои места. Но для Хинкапа — нет.

Хинкап вошел в катер — и мгновенно насторожился. Здесь явно кто-то побывал. «Очень странно, — подумал Хинкап. — Кто мог снять блокировку? Как?» Он заглянул в свою крохотную каютку — вроде бы все на своих местах; зашел в рубку. Автомат, передающий позывные Хинкапа и сигнал бедствия, работает. Пульт в порядке. Но рядом с бортжурналом — сухой лист. И журнал открыт не на той странице, на которой оставил его открытым почтальон. И какой-то едва уловимый горьковатый запах…

— Послушайте, Лодар, — сказал Хинкап, выйдя наружу, — кто-то был там.

Лодар подумал.

— Могут ангелы без вас запустить вашу… э-э… машину? — спросил он.

— Нет. Стартовый ключ у меня.

— Тогда это может пока угрожать только нам, — спокойно заключил Лодар.

— Чем?

Лодар пожал плечами.

— Представления не имею. Но ваша техника зачем-то понадобилась ангелам, они занялись изучением вашей… кстати, как это называется?

— Катер Межгалактической почты.

— Так вы — почтальон?

— Да.

— Там у вас есть оружие, в катере?

— Нет.

— Это хорошо, — сказал Лодар. — А то, сами понимаете… при таком уровне почтовой связи оружие тоже, надо полагать, достаточно оригинальное. И если бы ангелы вдруг с ним освоились…

— Нет, — повторил Хинкап. — Почтальонам оружие не полагается. Я случайно сюда залетел. Поломка.

— Жаль, что вы так похожи на нас, — сказал вдруг Лодар. — В Столице было бы легче договориться, если бы вы были другим. И долго вы пробыли у ангелов?

— У ангелов… а как вы?.. Хотя, конечно. Полгода, — ответил Хинкап.

— И вы ни разу не заметили ничего необычного, такого, что могло бы смутить вас, пробудить подозрения?

— Заметил, — неохотно признался Хинкап. — Но они все так объясняли…

— Само собой, — согласился Лодар. — Уж что-то, а объяснять они умеют. Едем?

— А этот? — Хинкап кивнул на старика, лежащего поодаль.

— Заберут! — Лодар отмахнулся. — Нам лучше не задерживаться.

— Да, сказал Хинкап. — Конечно. Нам лучше не задерживаться.

К вечеру второго дня они добрались до Столицы. Хинкап плохо запомнил мелькавшие мимо городки и поселки. Лишь когда они проезжали Толли-Тор, спросил у Лодара, почему никто не поверил, что Хинкап из этого города.

— Потому что у вас столичный выговор, — объяснил Лодар. — Да и держитесь вы… А Толли-Тор — научный центр, здесь люди особые, их сразу видно.

«Надо же, — подумал Хинкап, — кто бы мог предположить, что в лесной глуши можно нахвататься столичных манер…»

Шоссе взлетело на пригорок, с которого открылся внезапно вид на Столицу. Широкие прямые улицы, высокие здания, масса зелени… Столица производила впечатление города нарядного и благодушного. Шоссе заполнилось машинами, несущимися в обе стороны. Лодар сбросил скорость, и Хинкап мог рассмотреть проплывающие мимо виллы, боковые дороги, рекламные щиты… Столица надвигалась, вырастала, и вскоре автомобиль уже скользил по городской улице. Лодар провел машину через центр, показал Хинкапу две огромные площади, дворец Президента, белоснежный комплекс правительственных зданий; затем выбрались на неширокую зеленую улочку.

— Мы остановимся у моих друзей, — сказал Лодар. — Это довольно далеко от центра, почти пригород, зато спокойно, нет суеты вокруг.

— Вы рассчитываете пробыть здесь долго?

Лодар пожал плечами.

— Право, не знаю. В прошлый раз, чтобы просто подать петицию в канцелярию президента, нам понадобилась неделя. В этот раз я намерен добиться аудиенции, пусть не у президента, так хотя бы у одного из его секретарей. Нужно в конце концов заставить их подумать об этом.

— Вы полагаете, они не знают об ангелах?

— Знают, конечно. — Лодар слегка улыбнулся. — Кто же о них не знает? Это часть нашей истории, и надо признать — неплохая часть. До определенного момента. Но дело в том, что правительство почему-то не желает признавать, что стервы-ангелы стали опасны. Все делают вид, что ангелы не то чтобы безопасны, а вроде бы вовсе теперь не существуют.

— То есть как это — не существуют?

— Пожалуй, я неверно выразился. Но есть какая-то закавыка, которую мы там, в провинции, понять не можем. Судите сами. Мы сначала пишем письмо президенту от имени городского управления, — это было давно, когда ангелы совершили первый налет на город, — и не получаем никакого ответа. Через полгода мы пишем второе письмо — снова ответа нет. Ангелы безобразничают все сильнее, грабят город, убивают людей; с каждым днем наша жизнь становится все опаснее — и мы отправляем третье письмо. Снова в ответ — молчание. Тогда мы обращаемся с петицией, подписанной всеми жителями города, просим правительство принять меры против обнаглевших стерв. И что мы получаем в ответ? Гарнизон. Военные, естественно, начинают воевать. А их война с ангелами нам, жителям города, выходит боком. Ангелы начинают мстить. И вот, наконец, разгром приюта и гибель детей. Неужели даже теперь нам не помогут?

— Да, — сказал Хинкап. — Действительно, странно. Может быть, правительство не заинтересовано в том, чтобы пресекать хулиганство этих бездельников?

— Трудно сказать. Да и почему бы так могло быть? Официально ангелы давно отошли от государственной деятельности, не работают в правительственных лабораториях и вообще удалились от дел, ушли из городов. Но… не исключено, что колонии ангелов все же продолжают поддерживать связи с официальной наукой. Правда, тогда неясно, почему их деревни обстреливают.

— Но от этих обстрелов ангелам никакого вреда нет, — сказал Хинкап.

— То есть как — нет вреда? — Лодар резко обернулся.

— Да так. Я был в поселке во время атаки. Ни один снаряд не долетел до деревни, только лес кое-где пожгли, и то не очень сильно.

— Вы хотите сказать, что военные имитируют активные действия?

— Нет, — Хинкап покачал головой. — Не имитируют. Они стреляют. Но снаряды не долетают до цели. Ангелы их как-то останавливают, не знаю, как именно. В общем, поселок защищен надежно.

— Вот это новость… — пробормотал Лодар. — Послушайте, Хинкап, вы это видели собственными глазами? Вы не могли ошибиться?

— Не мог. И еще вот что. Ангелы знают, когда будет облава, обстрел. Знают, сколько снарядов будет выпущено по поселку. Я слышал, как они об этом говорили.

— Так, — сказал Лодар. — Значит, не случайно стерва ушла с площади. Значит, есть такие подонки, которые снюхались с ангелами у нас за спиной. Так.

Хинкап промолчал в растерянности. А ведь выходит, что он сам из таких подонков… черт, вот история!

— Послушайте, Лодар, — спросил наконец почтальон, — а вы что же, не знали, что обстрелами нельзя выгнать ангелов из поселка?

— Откуда мы могли знать? Мы ведь никогда не суемся в лес. Мы думали — военные сожгут поселок, а стервы строят новый, неподалеку. А выходит…

— И еще вот что, — перебил Хинкап. — Как это произошло… ну, что вы стреляли в ребенка, а потом вдруг оказалось, что это старик?

— А-а… Мы с Гилейтой не успели вам рассказать. Стервы не умирают. Во всяком случае, никто никогда не слышал об этом. Но они старятся. Только они умеют изменять вид… могут прикинуться ребенком, могут выглядеть человеком любого возраста, не обязательно красивым… однако предпочитают облик лучезарно прекрасный. Ну, а мертвый ангел обретает свой истинный вид.

— А что им нужно в городе?

— Многое. Стервы не любят отказывать себе в чем-либо, не привыкли. Во-первых, им, естественно, нужна пища. Во-вторых, стервы любят красивые вещи, им нужны книги, пластинки, аппаратура для опытов, химикаты… короче, они забирают все подряд.

— Как — забирают?

— Элементарно. Берут, и все. Разумеется, не платят. Грабят, другим словом. Они могут взять любую незапертую или незакрепленную вещь, — понимаете, не входя в дом, взять сквозь стену. Вы, наверное, обратили внимание, что у нас в доме все предметы, представляющие хоть какую-то ценность или просто необходимые, спрятаны? Даже телефонный аппарат приходится запирать в шкаф, хотя телефоны стервам ни к чему, они уничтожают аппараты просто из озорства. Заметьте, еще десять лет назад достаточно было крепко запереть дом, установить забор повыше, чтобы обезопасить себя от грабежей. Но теперь стервам одна-две стены не помеха. Нужно еще и запереть вещь в шкаф с металлическими дверцами, и привязать цепочкой. Тогда она останется на месте. Но кто знает, чему научатся стервы еще через десять лет? Может быть, они начнут сами проходить сквозь стены?

— А сейчас они этого не умеют?

— Нет, к нашему счастью… хотя какое уж тут счастье, непонятно.

Автомобиль вырвался из путаницы городских улиц и понесся по широкой автостраде, по сторонам которой, утопая в зелени нарядных садов, стояли особнячки. Минут пятнадцать ехали по этому шоссе, наконец Лодар затормозил возле одной из вилл.

— Прибыли, — сказал он. — Подождите меня в машине.

«Ты Бог иль Сатана?

Ты Ангел иль Сирена?

Не все ль равно…»

— Мне кажется, Хинкап, не стоит сразу докладывать всем и каждому, кто вы такой. Внешне вы от нас не отличаетесь, выговор у вас столичный… лучше всего, если мы представим вас как случайного свидетеля того, что артснаряды для ангелов — что-то вроде назойливых мух. Вы прибыли из… — хозяин виллы, Дорайс, обернулся к Лодару. — Как ты полагаешь, откуда?

— Пусть останется Толли-Тор, — предложил Лодар. — Хинкап недавно перевелся туда из Столицы, местные манеры не успел приобрести, а по делам секретным оказался, например, недалеко от поселка ангелов… вы, Хинкап, можете выдать себя за сотрудника спецпредприятия, их в Толли-Тор десятки. Надо полагать, вы разбираетесь в технике? Сможете при случае вставить в разговор термин позаковыристее? Но так, чтобы он сошел за наш, алитольский.

— Я совсем не разбираюсь в технике. — Хинкап улыбнулся. — Я почтальон, а не инженер. Но термин, пожалуй, подберу.

— Этого достаточно, — сказал Дорайс.

— Начнем сразу с попытки пробиться к президенту? — спросил Лодар.

— Начнем… только я не уверен в удаче.

Лодар хлопнул ладонью по столу, вскочил, прошелся по комнате.

— Сколько лет это может тянуться? Не понимаю, в чем дело, не понимаю! Кто-то в правительстве заинтересован в ангелах, это несомненно. А вот почему? Неужели жизнь и спокойствие целого города ничего не значат?!

— Не один ваш город в таком положении. Ангельских колоний десять, и возле каждой творится то же самое.

— И везде стервы нападают на детские приюты? — задохнулся от злости Лодар.

— Не везде, — протянул Дорайс, — не везде… Но я знаю, например, что в одном из городков стервы уничтожили тот самый военный гарнизон, который был направлен для обуздания этих тварей. В другом — разгромили зачем-то городские библиотеки. Ну, и так далее. И ни в одном случае правительство не приняло мер. Вот и думай.

— Думай, думай! — Лодар окончательно взорвался. — Наверняка стервы делают достаточно много для военных и для президента, тайно, а нас уверяют, что правительство тут ни при чем!

— Вот что, — сказал Дорайс. — Вы, Хинкап, можете отличить ангела от человека. Так?

— Я? — Хинкап уставился на него.

— Вы же сами рассказывали, что хозяйка того дома, в котором вы жили там, в лесу, казалась вам древней старухой?

— Да, ну и что?

— У нас тоже есть такие люди, но их до обидного мало. И свойством этим обладают только женщины — например, жена Лодара. Но протащить женщину на территорию правительственного комплекса невозможно, с этим — крайние строгости. Я попрошу, чтобы вам изготовили перстень с пыльцой вертаса, и когда мы будем добиваться приема, вы так или иначе встретитесь с кем-либо из верхушки. Вот и разберемся, почему стервам устроено вольное житье.

— Ничего не понимаю, — сказал Хинкап. — Потрудитесь объяснить. Я в этих ваших дворцовых интригах что-то совсем запутался.

Дорайс рассмеялся.

— Вы, Хинкап, совершенно напрасно сердитесь. Не так уж трудно разобраться. Но — извольте. Пыльца цветков вертаса, вот в чем дело. Когда вы прибыли к нам, вертас цвел, и вы, вдохнув случайно его аромат, увидели истинный облик того существа, которое встретило вас у катера. Не ребенок, а старуха. Древняя старуха, стерва-ангел. Мы давно подозреваем, что правительство частично состоит из стерв, но доказать этого не можем. Им ведь не стоит труда преобразиться, красота — слишком явный признак, и они, случается, меняют лицо. Но для этого должны быть серьезные причины. Стервы — утонченные эстеты, утратить ангельский лик они решаются только по солидным поводам. Ну, а если они задумали, например, превратить наше государство в страну ангелов? Тогда им необходимо быть в правительстве. Ради этого, я думаю, они согласились бы сменить шкуру. Вот вы и поможете вывести их на чистую воду.

— Как?

— Если при вас будет перстень с пыльцой вертаса, вы легко определите, кто из этих, верхних, нормальный человек, а кто — ангел. И скажете нам. Вы согласны, надеюсь?

Хинкап кивнул. Что ему оставалось? Да он и не испытывал добрых чувств к стервам после всего, что узнал о них. Вот только Сойта… Хинкап упорно не желал верить, что Сойта может быть замешана в грязных делишках ангелов. Он просто не мог в это поверить, все его существо сопротивлялось этой мысли, Сойта в его глазах оставалась истинным ангелом — чистым, добрым, обаятельным существом. Женщиной…

— Хорошо, — сказал Хинкап. — Рад буду помочь вам.

…Хинкап сел сзади. Он обхватил голову руками и пытался справиться с нервной дрожью, с отвращением и ненавистью, охватившими его. Он слишком долго сдерживался там, на приеме у третьего секретаря господина президента. Дорайс сидел впереди, рядом с шофером, и тоже молчал, не задавал вопросов, вообще не пытался заговаривать с Хинкапом, только иногда смотрел на него через плечо, искоса. Лишь когда проехали больше половины пути, Дорайс попросил шофера остановить машину, пересел к Хинкапу и, едва автомобиль тронулся с места, спросил:

— Не ожидали такого?

Хинкап кивнул, откашлялся и сказал:

— Да, знаете… трудно было ожидать…

Они снова замолчали надолго. Хинкап все еще задыхался. Он видел перед собой жуткие сморщенные хари, уродливые, злобные, возникавшие на месте цветущих молодых лиц, едва он подносил к лицу руку с перстнем. Стервы-ангелы… секретариат господина президента на две трети состоял из ангелов. Самого президента Хинкап не видел, да и вряд ли, думал он, придется увидеть, — но то, что он теперь знал, заставляло предположить, что и президент — из той же компании. Зачем? Зачем, пытался понять Хинкап, ангелам нужно захватить власть? Ведь большинство ангелов живет в лесах, да и всего-то их в стране… а вдруг на самом деле их гораздо больше? Видимо, им нужно все — или ничего. И потому только часть их занимается политикой, подготовляя будущее, — и все выглядит так, словно правительству нет дела до ангелов, живущих в лесах… и только когда жители городов, расположенных рядом с колониями отшельников, начинают требовать каких-то мер, президент посылает военных, зная, что никакого вреда они причинить не могут. Зная?..

— Скажите, Дорайс, — спросил почтальон, — а всегда ли женщинам был запрещен вход на территорию правительственного комплекса?

— Нет, — ответил Дорайс, — это правило введено не слишком давно.

— Это совпадает с официальным отходом ангелов от государственной деятельности, с переселением их в леса?

Дорайс уставился на почтальона.

— Проклятие… — прошептал он. — Как же так…

Хинкап вышел прогуляться. Он медленно шел по тротуару вдоль нарядных витых оград, за которыми, в зелени и цветах, стояли особняки. Разговоры, разговоры… Третью неделю они с Лодаром в Столице, и, кроме приема у третьего секретаря, ничего не добились. Петиция отдана в канцелярию президента, и ни ответа, ни привета. А Дорайс и его друзья каждый вечер говорят, говорят… Нельзя сказать, чтобы это были разговоры ни о чем, но в последние дни у Хинкапа создалось впечатление, что ни на что другое, кроме разговоров при закрытых дверях и зашторенных окнах, эти люди не способны. Они даже не способны провести элементарное сопоставление и сделать выводы, обобщив группу фактов. Невольно Хинкап сравнивал их с ангелами. Стервы лишнего не говорят. Они действуют. Неясно, чего они добиваются, но тратить энергию на бессмысленную болтовню — не в их правилах. И совершенно ясно, что просто так они не сделают и шага. Все рассчитано и взвешено. А Дорайс? Он и его компания каждый вечер принимаются заново рассматривать и обсуждать варианты будущего страны — с ангелами и без них; создают проекты уничтожения ангелов — проекты, которые никогда не будут реализованы; рассуждают о том, что для стерв нужно создать особые резервации и принудительным порядком переселить их туда, чтобы стервы жили под постоянным контролем и наблюдением; предлагают поднять шум в печати и заставить, вынудить ученых заняться наконец всерьез проблемой мутантов… и ничего при этом не делают. И некоторая, так сказать, недостаточность аналитических способностей этой компании, отсутствие трезвого взгляда на вещи бросается в глаза даже ему, Хинкапу… а что он такое? Почтальон, всего лишь! Столичные бурлили… но что-то было во всем этом неуловимое… Хинкап сказал бы, пожалуй, что они не бурлят, а булькают. Бесконечная говорильня утомила Хинкапа. Он стал все чаще думать, что пора бы наведаться к катеру — вдруг там уже сидит спасательная группа и ждет его? Он, Сол Хинкап, торчит здесь, в Столице, без всякого смысла. То, что он мог сделать, чтобы помочь в борьбе против ангелов, он уже сделал, — выяснил, что правительство в основном состоит из стерв. А больше он ничего не может. Он вообще не вправе вмешиваться в местные дела. Не пора ли вернуться к катеру?..

Навстречу Хинкапу, по противоположной стороне улицы, шла женщина. Вечерело, и Хинкап не мог видеть ее лица. Но что-то в ее фигуре, походке заставило Хинкапа насторожиться. Сойта? Или кто-то очень похожий на нее? Хинкап остановился, раздумывая, не перейти ли на другую сторону улицы. Женщина, словно уловив мысли Хинкапа, сошла с тротуара и направилась через мостовую.

— Сойта… — выдохнул почтальон, когда она подошла.

— Здравствуйте, Хинкап, — сказала Сойта. — Вот я вас и нашла.

— Вы… вы искали меня?

— Да. Я… я хотела поблагодарить вас за то, что вы помогли мне там, на площади.

— Я? Позвольте, Сойта, но чем я мог вам помочь? Я мог только желать вашего спасения. Что я мог сделать один против толпы?

— Вы ЖЕЛАЛИ моего спасения, Хинкап. Это главное. Это единственное, что нужно нам. Тогда мы становимся сильны и… — Сойта улыбнулась открыто и весело. — И безопасны, Хинкап!

Хинкап рассмеялся. Ему хорошо было рядом с Сойтой, и сразу ушли страхи, отступила ненависть к ангелам, нараставшая все эти дни, пока он слушал мрачные разговоры борцов за справедливость. Сойта своим присутствием сделала все это несущественным.

— Ох, Сойта, — сказал почтальон. — Я тут наслушался такого!.. Право, смотрю на вас — и не верится, что хотя бы половина может быть правдой.

Сойта наклонила голову немного набок, посмотрела на Хинкапа с непонятным ему выражением, и предложила:

— Давайте пройдемся, Сол, погуляем немного. Я тоже кое-что вам расскажу. А вы попробуйте рассудить.

Они направились вдоль зеленых палисадников, шли неторопливо, и Сойта не спешила начинать свой рассказ. Наконец она сказала:

— Видите ли, Хинкап, то, что вам говорили о нас здесь, — правда. — И, словно не заметив, как вздрогнул и отшатнулся почтальон, продолжила: — Но что мы называем правдой? Эти люди, с которыми вы провели последние дни, — безусловно, не лгут. Они говорят с полной убежденностью, они готовы подтвердить свои слова присягой. Но… есть одно маленькое «но». Верно ли они видят события?

Сойта замолчала надолго, а Хинкап подумал, что многие из фактов, приводимых Лодаром и его товарищами, в общем, говорят сами за себя, и толкование подобного вряд ли может быть многозначным. Интересно, какие доводы приведет Сойта, чтобы оправдать ангелов? Она ведь намерена оправдываться, если Хинкап правильно понял?

Но вот Сойта заговорила. Голос ее звучал мягко и тихо. Легкий ветер, шелестящий листьями в садах, иногда заглушал ее слова. Вечерние тени сгущались, клубились, окружая гибкую фигуру… Хинкап слушал, как завороженный.

— Вы знаете теперь все, что можно было узнать. Но как оценить познанное? Вашей способностью видеть нас — с помощью вертаса — воспользовались. Но с какой целью? Безусловно, в представлении тех людей — цель самая благородная, в этом нет сомнений. Освободить страну от стерв, согнать ангелов в резервации — прекрасно! Ведь стервы — подлые, злые, жестокие существа… Они видят нас такими. Но действительно ли их видение отражает реальность? Хинкап, мы страдаем, нам больно представить нашу родину в будущем, когда мы покинем ее, — и все же мы хотим уйти. Уйти, чтобы сохранить культуру, которая здесь погибнет, — мы унесем ее с собой и возродим… где? Пока неизвестно. Но переселяться просто в другую страну здесь, на Алиголе, нет смысла. Вся эта цивилизация пошла по порочному пути. Вещи, вещи… Там, в особняках, гадают теперь — зачем стервы забрались в правительство? Не иначе, как с подлой целью. Другого они не могут представить. Не могут, потому что их несчастные слабенькие умы улавливают лишь поверхностное, суть явлений непостижима для них. Но скоро мы окончательно покинем города. Наша попытка сохранить духовные ценности не удалась. Мы что-то упустили, что именно и когда — пока неясно. Возможно, со временем нам удастся обнаружить ошибку. Присутствие наше в правительственном аппарате ничего не дало. Все бессмысленно, бесполезно. Нас слишком мало. Мы сдались перед обстоятельствами, мы отказываемся от борьбы. У нас теперь единственная цель — найти возможность покинуть Алитолу…

— Сойта, — тихо спросил Хинкап, — но я слышал, что там, в городке, вы… ну, эта история с детским приютом…

— Вот-вот, — так же тихо сказала Сойта. — История с приютом. Кто виноват в гибели детей? Горожане считают, что мы.

— А на деле?

— Это трудно рассказать так, чтобы возникла ясность. Ведь вам уже известно мнение противоположной стороны, вы полны предубеждений… и все же я попробую. Но мне придется начать с предыстории, так что вы уж, пожалуйста, наберитесь терпения.

Хинкап кивнул. Сойта, шагая не спеша, смотрела под ноги, словно собираясь с мыслями, пытаясь найти начало, отправную точку, определить момент, с которого все началось. Хинкап ждал.

— Вы, конечно, уже знаете, что с некоторых пор среди нас появились новые существа — способные убивать словом или взглядом. Но это не вина наша, это случайность, обусловленная законами генетики. Мы тут ни при чем, надеюсь, это ясно. И до определенного возраста ребенок, не ведающий, что творит, представляет собой опасность. Поэтому такие дети нуждаются в постоянном надзоре и особом воспитании. Они должны быть изолированы от обычных детей. И мы поначалу, когда выявился этот факт, пытались добиться изоляции дипломатическими мерами. Но… чувства матерей не подвластны доводам разума. Начались конфликты. А результат вам известен — мы были вынуждены покинуть города. Но дети-то продолжали появляться — дети-ангелы… Когда мы узнаем о рождении такого ребенка — мы спешим забрать его к себе, потому что случалось не однажды, что таких детей убивали… толпа в ярости — страшное явление. Тот случай, последний… Мы пришли в городок, чтобы забрать из приюта двух ребятишек. Нас встретили выстрелами. Нам не страшны пули, мы остались невредимыми… но взбесившиеся обыватели перестреляли собственных детей… Разумеется, вину за это взвалили на нас. Что ж, нам не привыкать. Но поймите, Хинкап, нам больно, что из-за нас пострадали дети. Многие ранены. Их после нашего ухода забрали военные — на предмет выяснения, не осталось ли среди них еще ангелят… ох, идиоты!..

— Но если ваши в правительстве, — сказал Хинкап, — то почему нельзя договориться и с военными тоже?

— Военные никому не подчиняются, кроме президента. А президент — обычный человек, ненавидящий стерв.

— А я думал, президент — тоже ваш.

— Нет, к сожалению. В президентский дворец мы попадаем лишь в качестве второстепенных лиц. Но и этому скоро придет конец — я ведь уже сказала вам, мы отказываемся от попыток спасения культуры, несмотря на то, что эта культура создана нами. И мы по-прежнему надеемся на вас, Хинкап, — в том смысле, что вы поможете нам уйти намного скорее, чем это предполагалось ранее. И знаете что, Хинкап? — повернулась к почтальону Сойта. — Вы много рассказывали мне о своем доме, о своем мире. Но я хочу знать еще, знать больше!

Сойта осторожно положила тонкую руку на плечо Хинкапа, и почтальон остановился. Его захватила волна нежности…

И Сол Хинкап, глядя в глаза этой мадонны, забыл обо всем на свете.

«Поднялся занавес, а я все ждал бесплодно».

Хинкап вернулся в особняк Дорайса под утро — ошеломленный, счастливый, не помнящий себя… Дорайс ждал его, сидя в гостиной.

— О, Дорайс… простите, я, кажется, заставил вас…

— Неважно, — перебил Дорайс. — Дело в том, что мне позвонили и сказали, что вас… э-э… видели с ангелом.

— Да, — не стал отрицать очевидного Хинкап. — Я говорил с той женщиной, в доме которой провел первое время здесь, на Алитоле. Я вышел пройтись — устал от ваших споров, и случайно встретил ее на улице.

— Случайно?! — вскинулся Дорайс. — Наивный вы человек! У ангелов не бывает случайностей! И если эта стерва появилась на вашем пути — значит, она искала вас! Зачем?

— Право, затрудняюсь… — пробормотал Хинкап, ошарашенный нападением.

— Она… мы ни о чем особенном не говорили. Так, светская болтовня. Она попросила еще рассказать о моей планете.

— И вы, конечно, выложили все, что могли?

— Да, но я и прежде…

— Она интересовалась обычаями, нравами, даже модами, так?

— Так.

Дорайс нервно прошелся по комнате, потом сел в кресло возле камина, жестом пригласив Хинкапа сесть напротив. Хинкап повиновался.

— Хинкап, вы понимаете, что вы наделали? — тихо спросил Дорайс. — Вы понимаете, зачем она выпытывала у вас подробности вашей жизни?

— Нет.

— Ох… — Дорайс вздохнул обреченно. — Милое вы, наивное вы существо! Ну что с вами делать? Мы ведь в какой-то мере отвечаем за вашу безопасность, коль скоро вы очутились у нас. И за безопасность вашей планеты. А вы… вы… нет, честное слово, я не могу подобрать достойного выражения! Скажите, что вы будете делать, если ангелы вздумают захватить вашу Землю?!

Хинкап громко рассмеялся. Предположение, что кто-то может попытаться захватить Землю, встав тем самым против Системы в целом, показалось ему до дикости нелепым.

Дорайс заговорил — горячо, отрывисто — рисуя апокалиптические картины гибели мира в том случае, если стервам удастся вырваться в космические просторы… Хинкап, рассеянно слушая, думал о том, что все столичные борцы с ангелами, эти правдолюбы, активные ненавистники несправедливости, производят впечатление людей крайне нервных и неуравновешенных, и если сравнивать их с теми, против кого они борются, — сравнение, пожалуй, будет не в пользу столичных. Другое дело — Гилейта и Лодар. Им Хинкап как-то поневоле верил. Но гораздо больше он доверял словам Сойты… Наверное, даже не столько словам, сколько интонации, манере, — Сойта говорила обо всем спокойно, сожалея, — и признавая правоту другой стороны…

Но вот слова Дорайса привлекли внимание Хинкапа.

— Боюсь, что ваша машина… катер, так вы это называете? — уже изучена стервами вдоль и поперек, и не исключено, что, пока мы здесь пытаемся добиться хоть какого-то внимания к проблеме, стервы получили в руки технику, намного превосходящую наше понимание… и невозможно представить, чем это кончится. Тем более, мы недавно узнали: ангелы научились определять, кто из нас, обычных людей, несет в себе генетическую информацию, приводящую рано или поздно к рождению ангела. И намерены уничтожить таких носителей. И уже начали понемногу действовать… Значит, они всерьез решили уйти с Алитолы. Они, похоже, нашли уже способ передвигаться в космическом пространстве, но ваше появление в чем-то изменило их планы.

— Не понял вас, — сказал Хинкап.

— Ваш катер можно использовать как оружие? — ответил вопросом Дорайс.

Хинкап подумал.

— Вряд ли. Хотя… кто его знает. Мне не приходила в голову такая мысль.

— Вам не приходила, а этим подлым тварям вполне может прийти. И тогда нам конец.

— Ну, — усомнился Хинкап, — это вы уж слишком, пожалуй.

— И все-таки, — настойчиво сказал Дорайс, — я бы вам советовал вернуться. Проверить, как там обстоят дела. И главное, нужно перетащить ваш катер в город. Лодар организует перевозку.

— В перевозке нет необходимости, — сказал Хинкап. — Планетарный двигатель в порядке. Но Лодар намеревался не возвращаться, пока не получит ответа на петицию.

— Пока вы… гуляли, мы обсудили это. Лодар вернется с вами. Важно обеспечить безопасность там, на месте. А здесь — здесь останемся мы, и будем добиваться решения.

— Ну что ж, — сказал Хинкап. — Пусть так и будет.

— Значит, договорились, — Дорайс встал. — Пойдите к себе, Хинкап, поспите хоть два часа.

— Ладно.

Хинкап ушел в свою комнату, но уснуть не смог. Черт-те что, думал он, ворочаясь с боку на бок. Ангелы с одной стороны, все остальные — с другой… В общем-то, конечно, естественнее всего предположить, что правда на стороне большинства, но Хинкапу не хотелось так думать. Почему бы большинству и не ошибиться? Толпа на площади, вспоминал Хинкап… Толпа, устроившая облаву на женщину-ангела. Здоровенные мужчины — с ружьями, в защитных костюмах. Что это? Откуда у них такой страх? Они уверены, что стервы убивают направо и налево… Действительно, они умеют это делать, Сойта не скрывала. Но Хинкап не видел пока, чтобы они применяли свое умение. Зато видел, как возле его катера стреляли в ангела, в ребенка… правда, этот ребенок оказался вдруг стариком, и все же… И все же ангел не убил стрелявшего. Ни словом, ни взглядом. Почему? Может быть, не желал использовать свое умение? Ведь Сойта объяснила, почему лесные жители стремятся изолировать детей-ангелов — чтобы дети в обществе себе подобных научились управлять своей силой, чтобы уничтожить опасность, чтобы маленький ангел случайно не причинил кому-нибудь вреда… а городские встречают ангелов выстрелами. И посылают в леса военных. С пушками. И требуют у правительства, чтобы оно загнало отшельников в резервации, окружило высокой оградой и поставило сторожей… Ох, занесло меня, подумал почтальон, от чужих дел голова трещит. И вдруг сообразил, что в рассказе Сойты есть одна неувязка. Если взрослые ангелы покинут Алитолу — что будет с теми, которые родятся после их ухода? Неужели прав Дорайс — ангелы намерены уничтожить тех, кто способен в будущем, хотя бы и отдаленном, стать предком стервы?.. Хинкап вскочил с дивана. Вот так-так!

В полдень Хинкап и Лодар отправились в обратный путь. Покинув Столицу, они ехали к маленькому городку, прилепившемуся к огромному лесному массиву, в глубине которого скрывались ангелы. У Хинкапа накопилось много вопросов к спутнику, но почтальон не решался их задать. А Лодар говорил о чем угодно, только не об ангелах. Он рассуждал об истории Алитолы, о принципах воспитания детей, интересовался, есть ли аналогии в земной и алитольской культурах… и так далее.

Когда на горизонте показалась темная полоска леса, Лодар умолк. На его лице появилось выражение сосредоточенности и ожесточенности, и Хинкап подумал, что лесные жители отличаются от горожан прежде всего тем, что сохраняют постоянное спокойствие, — по крайней мере, внешне, — и никогда не позволяют эмоциям выплескиваться наружу. Но, впрочем, подумал также Хинкап, кто знает, достоинство ли это. А может быть, у ангелов просто нет никаких эмоций? И тут же вспыхнул в памяти образ Сойты, ее голос, ее нежные руки… ох, есть у них эмоции, еще как есть! Хинкап совершенно забыл ужас, испытанный им, когда он случайно подслушал разговор Сойты с ее приятелями там, в доме, во время обстрела лесного поселка, — а ведь тогда речь шла о нем, Хинкапе, и голос Сойты звучал так, словно говорила не женщина, а ледяная глыба… Об этом почтальон не помнил, зато вертелась в голове фраза, невесть когда и где прочитанная: «И нежность, изысканная нежность, как пурпурная полоса на тоге последних патрициев…»

— Лодар, — попросил почтальон, — давайте прямо сейчас свернем к катеру.

— Разумеется, — сказал Лодар. — Я как раз собирался предложить вам это. Хотите проверить, все ли в порядке?

— Да, и заодно выяснить, не попал ли мой сигнал по назначению.

Небо с утра затянулось низкими тучами, а когда почтальон с Лодаром вышли из автомобиля, заморосил мелкий холодный дождь, — словно затем, чтобы напомнить Хинкапу первый его день на Алитоле. Лодар шел за почтальоном, озираясь вокруг с настороженным видом, — что-то не нравилось ему, что-то он ощущал в воздухе… непривычное и неприятное. Но Хинкап смотрел вперед и не заметил беспокойства Лодара, нет.

В катере все было так же, как в прошлый раз, и Хинкап подумал, что ангелы больше не приходили сюда, — видимо, убедились в своем бессилии перед чужой техникой. Хинкап проверил аппаратуру — сигнал бедствия уходил в Пространство, но никаких признаков того, что он кем-то принят.

— Хинкап, — спросил внезапно Лодар, — а как запускаются двигатели?

Хинкап расстегнул воротник, вытащил висящий на крепкой цепочке ключ.

— Вот, — сказал он, — без этого взлететь нельзя.

Он вставил ключ в отверстие на панели — и замер. Он ничего не мог услышать — но ощутил, почувствовал всем существом, кожей, что ли… и взглянул на окошки датчиков.

— Черт… — прошептал он и сел в кресло перед пультом. Ноги отказались держать его. Хинкап побледнел.

— Что такое? — Лодар смотрел на почтальона со странным выражением в глазах. — Что случилось, Хинкап?

— Черт… — только и мог сказать почтальон. Но Лодар уже все понял.

— Стервы, — пробормотал он, — опять стервы… Послушайте, Хинкап! Немедленно едем в город. Я не могу оставить вас одного здесь — и невозможно оставлять надолго ваш катер… теперь. Вы вернетесь сюда с подкреплением. Нельзя подпускать их близко к вам. Уж теперь они постараются заставить вас стартовать.

— Зачем?

— Чтобы вслед за вами очутиться на вашей Земле, болван! — рявкнул Лодар.

— …Но как? — говорил Хинкап, в то время как Лодар выжимал из автомобиля все, на что тот был способен. — Как они могли разобраться? Ведь это нешуточное дело, здесь совершенно новые для вас принципы, и вообще… Одно дело — та часть, которая не связана с подпространством, она оставалась в полном порядке, потому я и смог сесть на Алитолу. Другое дело — переход. Когда меня сбросило с маршрута, на табло… короче, там была сущая неразбериха. И вдруг — полная готовность к приему программы…

— Они еще и не то могут, — коротко ответил Лодар. — Вы до сих пор не понимаете, что такое стервы. Вам все шуточки.

— Вы что-то не то говорите, — возмутился Хинкап. — Какие шуточки?

— А такие. Вы думаете, эта… ваша знакомая, она случайно разыскала вас в Столице? Нет. Уверяю, они намерены захватить и испоганить ваш мир, — точно так же, как испоганили наш. Плевать я хотел на их заслуги, без них прожили бы. Ну, получили бы автомобили и телевидение на двести лет позже, ну и что? А теперь… Ведь они сотни лет держат в руках науку, не допуская к ней простых смертных. Они создали монополию, отрезав для остальных возможность духовного и творческого развития. И презирают этих самых остальных за серость и бездуховность. А кто создал такую ситуацию? Они сами. И бунт вызван как раз тем, что появились люди, не желающие жить так, как предписано стервами. Вот стервы и засели в лесах — дескать, попробуйте без нас обойтись. Представьте, обошлись. Тогда они полезли в правительство. Цель? Я думаю, несложно догадаться. Но и здесь им не удалось быстро добиться своего — а стервы терпеть не могут, если их желания не осуществляются сразу и окончательно. Они не любят затяжных действий. Вот и решили наскоком взять ваш мир.

— Лодар, наш мир настолько велик и сложен, что…

— Чем сложнее мир — тем проще их задача. Расчет на то, что вы добродушны и терпимы. А множественность существ, населяющих, как я понял, вашу Систему, даст им возможность проявить вовсю свои таланты. Мимикрия, Хинкап!

Хинкап внезапно вспомнил разговор в лесу — «Мне кажется, она слишком сдержанна с ним», — говорил один из собеседников. И Сойта утратила сдержанность, пришла к нему…

— Но если, как вы предполагаете, они хотят улететь с вашей планеты, — в чем я все-таки сомневаюсь, потому что на моем катере место лишь для одного человека, а строить корабли, не имея соответствующей промышленности, невозможно, — то что будет с теми, которые родятся после? Неужели вы думаете, что они оставят будущих ангелят вам… на растерзание?

Лодар повернулся резко к Хинкапу, машина слегка вильнула, и Лодар крепче схватился за руль. Заговорил, глядя на дорогу перед собой:

— Эх, милый гость… Вы, конечно, попали под влияние этих… Не думайте, что я вас осуждаю, нет. Они чертовски обаятельны, и как раз поэтому мы сами долго не могли разобраться в их истинной сущности. Но. Вы чужой, вы не знаете, какие муки нам пришлось вынести, прежде чем мы дошли до истины. На растерзание… сильно сказано. Только никого они нам не оставят, не беспокойтесь. Эту проблему они решили. Вам ведь говорили уже — но вы не обратили внимания, или просто не поверили. Стервы научились отыскивать среди нас тех, кто может родить ангела. И уничтожают таких людей. Сами по себе ангелы бесплодны, это утешает немного. И еще. Взрослые стервы занялись извлечением милых крошек из городов — сбивают свое стадо в кучу. А начался этот сбор после вашего прибытия к нам. Вот и подумайте.

— А разве раньше они не забирали к себе малышей?

— Забирали, когда тем исполнялось лет десять-одиннадцать, не раньше.

— Но… видите ли, Лодар, я хочу понять. Если маленькие ангелы опасны…

— Кто это вам сказал?

— Н-ну…

— Ясно. Нет, Хинкап, вас еще раз надули. Эти твари явно не рассчитывали, что вы сможете выйти из-под их контроля. Маленькие ангелы не опасны. Только самые первые из тех, что умеют убивать, представляли опасность, но лишь потому, что никто не знал еще об их новом свойстве. А так… Хинкап, ребенок есть ребенок, ему несложно внушить, что можно и чего нельзя. Ангелята уже больше ста лет воспитываются не дома, а вместе с другими детьми, в учебных приютах, и ни разу не было случая, чтобы ребенок вышел из-под влияния опытного педагога. А когда малыш подрастает, стервы устраивают налет и забирают его к себе. И начинается новое воспитательное действо. Мы пытались препятствовать этому, потому что большинство из нас убеждены: если ангел вырастет среди людей, он останется человеком и не превратится в стерву. Но, увы…

У въезда в город маячила фигура полицейского. Он помахал рукой, и Лодар остановил машину. Полицейский подошел, заглянул внутрь.

— Добрый день, Лодар. Кто это с вами?

— Это мой гость. Из Толли-Тор. В чем дело?

— Да, видите ли…

Полицейский наклонился к самому уху Лодара и что-то быстро зашептал. Хинкап увидел, как вздрогнул Лодар, как он побледнел, даже руки у него слегка задрожали. Но он молчал, стиснув зубы. Полицейский развел руками, отодвинулся от машины и сказал громко:

— Так что я вам советую проехать домой боковыми улицами, а уж когда будете готовы — тогда поспешите.

— Хорошо, — сказал Лодар. — Мы поспешим.

Автомобиль рванулся с места; Хинкап собрался было спросить, что же случилось, но посмотрел на Лодара — и передумал. Через несколько минут машина выбралась на длинную прямую улицу, ведущую к центральной площади городка, — той самой площади, на которой стоял круглый каменный павильон. Хинкап решил, что там снова огромная толпа пытается изловить стерву. Но вот они вышли из машины — и Хинкап услышал отдаленные крики, визг… это совсем не было похоже на молчаливую облаву, свидетелем которой так недавно оказался Хинкап. Что-то совсем иное происходило теперь, но Хинкап по-прежнему не решался задать вопрос. Лодар, не захлопнув дверцу машины, прислушался и сразу побежал вперед. Хинкап рванулся за ним, но через несколько шагов вскрикнул и остановился. Он подвернул ногу. Лодар ничего не заметил, и Хинкап, переждав первый приступ мучительной боли, заковылял, придерживаясь за стены домов, — туда, где случилось что-то ужасное.

…Улица казалась бесконечной. Хинкап, скрипя зубами от боли, продвигался вперед, видя быстро удаляющуюся спину Лодара. Но вдруг там, где улица сливалась с площадью, он заметил неподвижные фигуры, перекрывающие проход. Неподвижные, стройные… Хинкап не мог рассмотреть стоящих поперек дороги людей, но понял, ощутил, что это — стервы… и Лодар приближался к ним, а он, Хинкап, как в дурном затянувшемся сне, казалось, не мог сдвинуться ни на метр, и боль в ноге приводила его в бешенство. И как в дурном сне, он не мог побежать к Лодару, когда тот упал; Хинкап видел, как одна из стройных фигур слегка склонила голову, взглянув, видимо, на Лодара, — и больше стервы не оборачивались в его сторону. Потом ангелы продвинулись вперед, ближе к площади, — а Лодар остался лежать на мостовой. Как долго пришлось Хинкапу преодолевать оставшиеся метры пути — он после не мог вспомнить. Наверное, потому, что, когда он наконец добрался до Лодара, он увидел, что тот мертв… И едва почтальон понял это — до его слуха вновь донеслись крики.

…На площадь выходило шесть улиц, и по двум из них на огромную тарелку площади вливались люди, — много женщин, детей, иногда в толпе мелькало мужское лицо, такое же испуганное, как остальные. Хинкап остро различал оттенки ужаса на лицах… а на площади людей ждали ангелы. Стервы сгоняли всех к центру, к тому самому павильону, памятному для Хинкапа… а возле каменной беседки стояли спокойно несколько ангелов. И люди, приблизившиеся к этой группе, вдруг начинали корчиться и кричать так, что мороз продирал по коже, — и отбегали в сторону, хватаясь за головы, кружась, шатаясь… а потом падали. Некоторые добирались до боковых улиц, пытаясь уйти, — но на всех выходах с площади неподвижно стояли стервы, и люди, наткнувшись на заслон, поворачивали назад… и в конце концов тоже падали.

Хинкап плохо соображал; ужас, охвативший его при виде побоища — бескровного и оттого еще более страшного — и боль в ноге («…кажется, сломал… Они уничтожают тех, кто способен родить ангела… или мстят перед уходом?..») не давали ему возможности рассуждать и делать выводы, однако в мозгу вспыхнуло и засело гвоздем: «Катер!..» Хинкап почему-то решил, что если сейчас, сию минуту, увести катер с Алитолы, — все еще может образоваться… главное — катер, чтобы стервы не могли до него добраться… С огромным трудом Хинкап доковылял до машины Лодара и упал на сиденье. Катер!.. Если увести катер, стервы поймут… что они поймут? Хинкап развернулся и на полной скорости помчался по пустынным улицам. На выезде из города он едва не сбил по-прежнему торчавшего на дороге полицейского, но даже не обернулся. Если сейчас увести катер, стервы не смогут уйти с Алитолы, и поймут, что нужно сдаться… им не под силу самим выйти в Глубокий космос… главное — катер…

Последним усилием воли Хинкап заставил себя вытащить пусковой ключ. Двигатели в порядке… кто их исправил?.. Сейчас не до того… Маршрут? Какой к черту маршрут, если он не имеет понятия, где находится… в подпространство — и точка.

«Я должен жить, хотя я дважды умер».

Медленно, очень медленно возвращалось к Хинкапу сознание. Боль в правой ноге — несильная, чуть заметная, словно эхо прежней острой рези, — прежде всего привлекла его внимание. И он вспомнил. Хинкап не спешил открывать глаза — страх неведомого неожиданно навалился на него, и почтальон оттягивал знакомство с окружающей реальностью. Но долго это продолжаться не могло, и в конце концов Хинкап осторожно взглянул прямо перед собой, и увидел всего лишь потолок — высокий, гладкий, с непривычной формы светильниками. Хинкап окончательно пришел в себя. Осмотрелся внимательно. Палата. Больница. Это ясно. Неясно только, как он сюда попал и где находится эта больница. Если на Алитоле — значит, побег не удался. А если не на Алитоле — то где же?

Слева раздвинулась стена, в проеме появилась женская фигура в светло-голубом халате. Хинкап молча следил за женщиной. Она подошла к постели, придвинула стоявший чуть в стороне стул, села. Улыбнулась открыто, ласково.

— Здравствуйте, Сол Хинкап.

— Здравствуйте, — пробурчал почтальон. — Где я?

— На Земле. Я — ваш лечащий врач, Ирэна Тестьен.

— И что со мной такое?

— Видите ли, у вас был… э-э… сложный двойной перелом правой лодыжки с серьезным повреждением нерва.

— Вы что, хотите сказать, что я валяюсь здесь из-за какого-то паршивого перелома лодыжки?

— Плюс тяжелое нервное потрясение.

— Чушь. Еще что?

— Еще… Видите ли, вы некоторое время находились в подпространстве, будучи в бессознательном состоянии. Программа безопасности на вашем катере сработала с запозданием, это результат аварии. Ну, вы должны представлять, чем кончается такая ситуация, вы ведь давно работаете в космосе.

— Все так… — протянул Хинкап. — А как я сюда-то попал?

— Вас подобрали довольно далеко от Земли, собственно, вообще за пределами Системы. Случайно. Так что можете считать, что вам повезло.

— Повезло, это точно, — сказал Хинкап.

И вдруг ему показалось…

— Сойта! — вскрикнул он, приподнимаясь.

В глазах женщины вспыхнуло неподдельное удивление.

— Что?

— Вы — Сойта!..

Свет из окна падал под прямым углом, и Хинкап явственно увидел в лице врача знакомые черты, — несмотря на то, что эта женщина была, безусловно, старше Сойты, и все же… «Маска! — пронеслось в голове Хинкапа. — Она напялила маску!..»

— Помилуйте, Хинкап, — мягко сказала мадам Тестьен. — Я же сказала вам — меня зовут Ирэна. Не волнуйтесь, пожалуйста. Я прекрасно понимаю, что с вами происходит. Это остаточные явления. Видите ли, мы вынуждены были… поймите нас правильно, иначе мы не смогли бы вывести вас из шока. Мы вынуждены были снять вашу мнемограмму. Поэтому я знаю все, что произошло с вами там, на той планете. Не беспокойтесь, Сол, это пройдет.

Хинкап вслушивался в голос врача. Всматривался в ее подтянутую фигуру. В движения рук. В глаза. Нет, черт побери, он не ошибается. Это Сойта. Стервы-ангелы — на Земле?! Осторожно, почтальон! Держись…

— Долго мне придется здесь пробыть? — спросил он.

— Дней пять.

— Хорошо, — и Хинкап отвернулся лицом к стене.

Он слышал, как женщина встала, поставила на место стул и вышла. Мучительные картины завладели сознанием Хинкапа — площадь, наполненная людьми, разинутые в крике рты, стервы-ангелы, равнодушно шагающие прямо по лежащим на гравии телам… и он, Хинкап, бессильный сделать что-либо, — наблюдатель в кошмарном сне… и Лодар, скорчившийся на мостовой…

Палата наполнилась внезапно едва заметным туманом, и почтальон вдохнув его, забылся сном.

Два дня прошли спокойно. Хинкап почти забыл о своих страхах, мадам Ирэна больше не казалась ему похожей на Сойту. На третий день почтальона пригласил главврач. Хинкап вошел в небольшой кабинет и увидел за столом возле окна худого, немного сутулого человека. Показалось, почтальон где-то видел его, но где — не смог вспомнить.

— Здравствуйте, — сказал главврач. — Садитесь, поговорим.

— Добрый день, — ответил Хинкап, оглядываясь по сторонам. Ничего особенного он не увидел, кабинет как кабинет. — Скоро вы меня отпустите?

— Скоро, — сказал главврач и представился: — Доктор Синто.

— Очень приятно. А когда — «скоро»?

Синто улыбнулся, и Хинкапу вновь почудилось, что этот человек ему знаком. Но впечатление мелькнуло и пропало.

— Как только убедимся, что не осталось следов шока, пережитого вами. Скажите, Хинкап, врач Ирэна Тестьен все еще кажется вам похожей на женщину с той планеты, где вы побывали?

— Иногда.

— Вот это меня и беспокоит, — сказал главврач. — И я хочу, чтобы вы убедились окончательно — мадам Ирэна обычная земная женщина. Поэтому я попросил ее провести с вами два-три дня в ее доме, у ее родных. Вы отдохнете в домашней обстановке — и, пожалуй, сможете приступить к работе.

Хинкап немного удивился — ему не приходилось раньше слышать о таких методах лечения, но, поскольку ему вообще не часто случалось иметь дело с медициной, он решил, что это в порядке вещей.

— Хорошо, сказал он. — Спасибо.

«Не говори никому, Все, что ты видел, забудь — Птицу, старуху, тюрьму Или еще что-нибудь».

Маленький городок на юге Франции; домики, окруженные садами, тихие вечера и жаркие дни… Родители мадам Ирэны — добродушные старички, бесконечно обрадованные приездом дочери… Обеды в уютной обстановке, разговоры о мелочах… и сама Ирэна — в нарядных платьях, изящная, веселая… Хинкапу уже к исходу первого дня хотелось, чтобы такое лечение затянулось подольше. Ему, бродяге-почтальону, впервые пришлось изведать вкус семейной жизни, — если, конечно, не считать детских лет… и вот теперь Хинкап словно вернулся в теплое милое детство. Очарование мадам Ирэны, заметное даже в суховатой обстановке госпиталя, здесь проявилось в полную силу. После ужина Хинкап и Ирэна усаживались в плетеные качалки на веранде, Ирэна рассказывала Хинкапу о своей жизни; в саду раскрывались ночные цветы, их аромат наполнял воздух, и Сол Хинкап думал о том, что пора, пожалуй, бросать бродяжничество, ведь не обязательно работать в космосе… тем более, что на Земле есть такие необыкновенно славные уголки и такие необыкновенно милые женщины…

Утром четвертого дня возле домика на булыжную мостовую сел небольшой шлюп. Хинкап увидел его в окно и выскочил из дома. Из шлюпа вышел Тонгин и закричал, громя покой тихой улицы:

— Хинкап, старина! Вот ты где окопался! А ну, дай взглянуть на тебя!

Облапив Сола, Тонгин громогласно заявил:

— Ну, дорогой, отдохнул — и будет с тебя. Нам вчера сообщили из какого-то госпиталя — я, знаешь, не очень понял, что ты там делал, — что тебя пора гнать на службу, так что собирайся, поехали! Почти год тебя не видали! Засиделся в тиши, закис, наверное!

Хинкап мысленно чертыхнулся — ему стало стыдно, что он забыл о товарищах по работе. Ведь они, безусловно, беспокоились о нем… кстати, он так и не выяснил, кто и как подобрал его в Пространстве… и сказал:

— Я готов. Только попрощаюсь с хозяевами.

Он бурей ворвался в дом, расцеловал беспеременно старичков, выкрикивая слова благодарности, — старички только улыбались благодушно, — и склонился над тонкой рукой Ирэны.

— Ну что ж, Сол Хинкап, — сказала Ирэна, — я очень рада, рада за вас. Вы были трудным больным, мы давно не сталкивались с такими случаями. Желаю вам удач.

Хинкап вышел на улицу, взглянул в последний раз на тихий садик, на белые стены дома, черепичную красную крышу… еще раз мелькнуло воспоминание о лесном поселке. Этот домик чем-то походил на дом Сойты… Но, отбросив ненужные мысли, Хинкап направился к шлюпу. И только когда шлюп оторвался от земли, почтальон понял, где и когда он видел сутулого главврача.

А мадам Ирэна Тестьен вошла в свою комнату, набрала на пульте шифр связи. На экране возникло сухощавое, длинное лицо.

— Все в порядке, — сказала Ирэна, — он спокоен, практически все забыл и отправился на службу.

— Ну что ж, — равнодушно ответил главврач. — Никто не сомневался, что ты легко справишься с такой пустяковой задачкой, Сойта.

Лишь много позже главврач понял, что Сол Хинкап не забыл ничего…