"Лавина любви" - читать интересную книгу автора (Бейтс Ноэль)

2

В комнате было тепло. Это первое, что отметила Джинджер. В комнате тепло, а на ней сухая одежда. Она изумленно открыла глаза. Несколько мгновений она пыталась понять, где она. Так всегда бывает, когда просыпаешься в новой незнакомой обстановке. Внезапно она все вспомнила, и перед ее внутренним взором замаячило мужественное лицо Мэтта.

Казалось, он услышал ее мысленный зов. Дверь в ее спальню распахнулась, и Джинджер увидела на пороге того, о ком только что думала. В руках у него был поднос. Она убедилась в том, что его мужественность нисколько не уменьшилась в ее глазах после сна. Когда его мощная фигура заполнила собой комнатку, у нее дыхание перехватило от восхищения. Впечатления не портило даже полотенце, перекинутое у него через плечо.

— Наконец-то проснулась! — Подойдя к окну, он рывком раздернул занавески. За окном было серо. По-прежнему шел снег. — Твой завтрак! — Он поставил поднос на кровать, и Джинджер с трудом приняла сидячее положение.

— Я долго спала? — Она потянулась; его футболка для нее явно велика.

— Больше десяти часов.

— Ничего себе!

— Верный своему долгу, я принес тебе ужин, но увидел, что ты сладко спишь и похрапываешь…

— Я не храплю!

— Откуда ты знаешь? — ехидно поинтересовался он, придвигая стул поближе к кровати и садясь. — О таких вещах любовники обычно не сообщают. В общем, я разжег камин, чтобы сосульки на потолке оттаяли, и вышел. — Он сложил руки на груди и стал смотреть, как она набросилась на тосты, а потом принялась методично уничтожать все, что лежало на подносе: яичницу с беконом, фасоль… Никогда в жизни Джинджер не завтракала так плотно! — Но сначала, разумеется, я тебя переодел.

Джинджер поперхнулась.

— Что? Ты меня переодел?

— Ты удивлена? — Он закинул руки за голову и вытянул вперед ноги. — Как по-твоему, твой папочка урежет мне часть финансовой помощи, если узнает?

— Не смешно! — Она уже решила, что каким-то образом ухитрилась переодеться сама, хотя совершенно не помнила, когда и как она это сделала. Однако, заметив его невинную улыбку, Джинджер поняла, что он не лжет. Значит, он снял с нее полотенце, а потом переодел в свою футболку… И его большие, сильные руки дотрагивались до ее плеч, живота, груди… — Ты не имел права!

— Прошу прощения у вашей светлости, но спать в холодной комнате, завернувшись в мокрое полотенце, значило бы в дополнение к растянутой лодыжке подхватить воспаление легких.

— И все-таки ты не должен был этого делать! Надо было разбудить меня!

— В следующий раз я так и сделаю, а ты в свою очередь обещай кататься только по детским трассам, чтобы следующего раза у нас не было вообще. Ты не доела яичницу.

— Аппетит пропал. — Она положила на тарелку вилку и нож и откинулась на подушку.

— Значит, придется поискать его. Тебе нужны силы, а самое важное в восстановлении сил — съесть завтрак, столь тщательно приготовленный моими белыми руками. — Он нагнулся к ней. — Может, мне покормить тебя с ложечки?

Издав негодующий возглас, Джинджер торопливо доела остатки завтрака, вытерла губы бумажной салфеткой и вызывающе скрестила руки на груди.

— Ну а теперь, — он был неумолим, — советую тебе попробовать наступить на ногу. — Он наклонился над кроватью, взял у нее поднос и смахнул крошки с одеяла, вызвав у Джинджер еще один негодующий возглас.

— А хочешь узнать, что я советую тебе?

— Вообще-то не очень. Ну-ка, давай, возьми меня за руку и вставай.

— А если не встану?

— Лучше вставай по-хорошему, — вкрадчиво посоветовал он. — Вставай, попробуй, как нога! Видя, что она по-прежнему лежит в постели, он наклонился над ней. Теперь его голос стал резким. — Или мне еще раз напомнить тебе, что ты здесь нежданная и нежеланная гостья? Я тебя к себе не звал!

— К себе?

— В то время, пока я присматриваю за домом, я считаю его своим. И коль скоро ты думаешь, что следующие несколько дней — или даже недель, если погода не улучшится, — будешь изображать тут принцессу и валяться в постели, то ты глубоко ошибаешься. Я не потерплю капризов и скандалов богатой избалованной девчонки!

— Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?! — Джинджер попыталась изобразить благородное негодование, однако изумление ее было столь велико, что никакого благородного негодования не вышло. Она впервые столкнулась с таким человеком!

Мэтт расхохотался.

— Господи, — проговорил он сквозь смех. — Ничего себе! И еще удивляешься, почему я тебя назвал миледи? Ну-ка, вставай!

Джинджер нехотя спустила ноги с кровати. Она с облегчением заметила, что футболка, надетая на ней, целомудренно прикрывает ее бедра и спускается ниже колен. Она схватила его за протянутую руку.

— Попробуй встать и опереться на больную ногу.

— Не могу.

— Перестань капризничать.

Ну что ж… Джинджер робко наступила на больную ногу и тотчас же ощутила боль — но не такую острую, как вчера, а тупую, ноющую.

— Пойдем в ванную. Я сниму повязку, сделаю тебе холодную ванночку и снова перевяжу. Потом ты сможешь одеться.

— Спасибо, в этом нет необходимости. Сама справлюсь.

— Если я позволю тебе справляться самой, твой папочка меня проклянет.

Джинджер в изумлении уставилась на него.

— Ну почему, почему ты со мной так разговариваешь? Что я тебе сделала? За что ты меня презираешь? Ты меня даже не знаешь! И все-таки тебе кажется уместным постоянно издеваться надо мной и над моим отцом. Папа говорит, что худшая разновидность снобов — это снобы наоборот. Они хуже, потому что никогда не дадут тебе шанса проявить себя хоть в чем-нибудь. Снобы наоборот считают само собой разумеющимся: раз у человека есть деньги, значит, он просто не может быть хорошим. — От возмущения у нее даже дух захватило.

— Значит, вот кем ты меня считаешь! — Мэтт, казалось, обрадовался. — Снобом наоборот.

— Почему ты так ужасно обращаешься со мной? В том, что у тебя нет денег, я не виновата!

— Да, ты, наверное, права, — усмехнулся он. — Конечно, не виновата!

Вместо того чтобы почувствовать удовлетворение от своей неожиданной победы, Джинджер забеспокоилась. Она уже привыкла к его враждебности, и перемена в его поведении привела ее в замешательство.

— Нога уже гораздо меньше болит, — сказала она, чтобы сменить тему. Они медленно шли; она опиралась на его руку. В ванной она снова смутилась, увидев, что большое синее купальное полотенце, в которое она заворачивалась вчера, аккуратно висит на сушилке.

Она присела на крышку унитаза и стала смотреть, как он наполняет тазик холодной водой.

— Ледяная, — прошептала она, когда он стал обтирать ее ногу.

Он даже не поднял головы.

— Холод помогает при растяжении. Не волнуйся. Ты скоро привыкнешь. Ну вот, — он приподнял ее ногу и стал ее ощупывать, словно мясник окорок, — красивого мало, но отек скоро спадет. — Он тщательно, не спеша, перебинтовал ей лодыжку. — Сзади тебя, на бортике ванны, одежда, в которую ты можешь переодеться. И сделай, пожалуйста, что-нибудь с волосами. Скажем, собери в хвост. Как ты можешь ходить с такой гривой?

— Вообще-то, — холодно заявила Джинджер, — с древних времен считалось, что волосы украшают женщину.

— Да неужели? А я-то всегда считал, что женщину украшают мозги. Какой я, оказывается, темный!

Когда Мэтт наконец вышел из ванной, Джинджер осторожно встала на ноги и в первый раз со вчерашнего дня посмотрела на свое отражение в зеркале. Когда она заснула, ее пышные рыжие волосы длиной до талии были еще влажными, но за ночь они высохли и теперь окружали ее голову шелковым занавесом. Она придирчиво оглядела в зеркале свое хорошенькое личико, затем скинула футболку, в которой спала, и с удовлетворением посмотрела на свое тело. Стыдиться ей нечего! Обычно, когда она идет по улице, все мужчины оборачиваются и долго смотрят ей вслед. В ее мире, где богатство и красота правят бал, перед нею открыты все двери.

Интересно, подумала Джинджер, а если бы я была некрасивой толстушкой и у отца не было бы столько денег, мужчины так же стремились бы добиться моего внимания? Наверное, нет. В первый раз в жизни она задумалась. У ее красоты есть и изнанка. Как мухи на мед к ней слетаются бездельники и шалопаи вроде Колина, но никто из мужчин даже не удосужился узнать, что же находится под ее великолепной внешностью.

Джинджер поспешно умылась и переоделась в другую футболку и спортивные брюки. Их пришлось подвязать коричневым кожаным поясом, предусмотрительно брошенным рядом с одеждой. Потом она поковыляла вниз, прикусив губу от боли, но не желая позвать на помощь.

Мэтта она нашла в кухне. Несколько мгновений Джинджер стояла в дверях, не зная, что делать.

— Располагайся, — сухо бросил он. — Я не кусаюсь.

С трудом добравшись до соснового стола, она присела на стул.

— Ты еще долго будешь присматривать за домом? — спросила она, чтобы не молчать.

Мэтт удивленно повернулся к ней. Потом лицо его прояснилось.

— А, ты об этом доме? Нет, осталось чуть-чуть, — небрежно заметил он.

— А потом?

— Перееду.

— Куда? — А он неплохо справляется, подумала Джинджер. Кухня чисто прибрана, в углу аккуратно сложены нарубленные и напиленные дрова.

— Мало ли куда, — рассеянно ответил он. — Обычно я много времени провожу на воздухе, но из-за бурана приходится торчать дома. Придется нам кое о чем договориться. Не хочу, чтобы ты путалась у меня под ногами.

Джинджер ощетинилась.

— Я не собираюсь путаться у тебя под ногами! Буду читать целыми днями, и все.

— Отлично! — Он уселся верхом на стул. — Дело в том, что мне надо кое-что написать и мне не хочется, чтобы ты слонялась по дому и ждала, чтобы я тебя развлекал.

— Я вовсе не жду, что ты будешь меня развлекать.

— Да неужели? Это радует!

— Меня вполне устраивает собственная компания. — Джинджер вдруг поняла, что наедине с собой она оставалась очень редко. Даже когда ложилась спать — зачастую уже под утро, — она чувствовала такую усталость, что сил на то, чтобы подумать, уже не оставалось. — Кстати, а что тебе надо написать? — поинтересовалась она. — Ты писатель? Вот уж ни за что не подумала бы…

— По-твоему, для писателя у меня слишком глупый вид? А может, ты решила, что я вообще неграмотный? — Он насмешливо подмигнул, и она вспыхнула. — Готов поспорить, это ты не умеешь ни писать, ни рисовать!

Лицо Джинджер от негодования приобрело пунцовый оттенок.

— Мда, — хмыкнул Мэтт. — Зачем уметь писать и рисовать на горнолыжном курорте, на авторалли или на пляже Малибу?

— Я… да я…

— Ну что — ты?

— Ты забыл, что у меня диплом дизайнера? Уж рисовать-то я умею! — Джинджер вздернула подбородок.

— Ах да, ведь ты у нас дизайнер. А я и забыл! Да он просто издевается над ней! Джинджер подозрительно уставилась на своего спасителя.

— Погоди-ка, я сейчас, — сказал он и быстро вышел.

Куда это он?

— Иди сюда! — послышался его голос из гостиной.

Когда она вошла, он раскладывал на столе листы бумаги.

— Что это?

— Это, мой дорогой дизайнер по интерьеру, дом.

— Чей дом?

— Моего босса. Он собирается обновить свое гнездышко. Зная, что я люблю рисовать, он дал мне эскизы — может, какая-нибудь светлая мысль придет мне в голову…

Джинджер недоверчиво сузила глаза.

— С чего бы это твоему боссу показывать тебе эскизы?

— Не отвлекайся. Вот тебе чистые листы. Вот карандаши. А эта штука, которая, кстати, называется рейсшина, поможет тебе провести прямую линию. Если ничего не получится, листы можно бросить в печку.

Стиснув зубы, Джинджер подошла к столу. Пусть себе развлекается. Посмотрим, как вытянется его красивое надменное лицо, когда она покажет ему, на что способна! Неважно, что ее творения вскоре послужат растопкой и никто никогда не увидит ее замысла. Последнюю стоящую работу она выполняла несколько лет назад, однако при виде чертежа дома ей ужасно захотелось поработать.

— Значит, ты тут присматриваешь за этой хижиной каждый год?

— Да. У нас с боссом долгосрочное соглашение. — Поскольку он не отстранился, его теплое дыхание коснулось ее щеки. Он почти прошептал ей на ухо: — Наверное, боссу кажется, что мне здесь одиноко и нечем заняться. Откуда ему знать, что у меня нежданно-негаданно появилась гостья. — Он выпрямился и потянулся. — Играйся на здоровье. Черти что хочешь. Если не понравится, все можно уничтожить. В комнате тепло, горит камин. Наслаждайся жизнью!

— Представляю, как ты здесь умираешь от скуки. Недели, а то и месяцы в такой глуши! — тихо, сказала Джинджер и послушно села за стол. — А ты чем займешься?

В этот момент Мэтт натягивал непромокаемую куртку. На ноги он надел толстые шерстяные носки и резиновые сапоги, которые стояли у двери. Полуобернувшись к ней, он ответил:

— Одиночество — это состояние души. Его можно выносить только тогда, когда ты в ладу с самим собой.

— Ну, раз ты решил пофилософствовать, то я займусь дизайном. Ты не против? — Неожиданно для себя Джинджер улыбнулась.

Он тоже улыбнулся в ответ. Его улыбка вызвала у нее странное чувство.

— Когда я вернусь, включу рацию и ты дашь еще одну телеграмму отцу. Хотя… — Он распахнул дверь, и в гостиную влетели снежинки. — Вообще-то я уже связывался с ним. Полчаса назад. От твоего имени.

Джинджер просто окаменела от изумления. Но, прежде чем она потребовала у него объяснения, он вышел, громко захлопнув за собой дверь.

Бедный папочка! Наверное, решил, что ее спаситель и правда присматривает за хижиной. Такой добродушный и заботливый дядечка средних лет, а семья его живет неподалеку. Да его удар хватит, если он узнает, что из себя представляет Мэтт Грегори на самом деле! Даже десять ударов. Папа начнет бить во все колокола и немедленно вышлет спасательную экспедицию — только вряд ли при теперешней погоде это возможно. Один Господь ведает, куда ее занесло. Модный горнолыжный курорт, друзья, неверный Колин, маленькие кафе… Теперь ей кажется, что все это было сном.

Джинджер повернулась к столу. Постепенно она увлеклась. Когда-то ей очень нравилась работа дизайнера. Неизвестно сколько она просидела, но когда случайно бросила взгляд в окно, то увидела Мэтта, который возвращался в хижину с лопатой через плечо. Дорожка за его спиной была расчищена от снега. Определенно, к своим обязанностям смотрителя он относится добросовестно.

Когда он наконец вошел в дом, в руках у него была корзина, полная аккуратно нарубленных поленьев. Он с грохотом бросил корзину на пол, молча снял непромокаемую куртку, сапоги и носки и направился к очагу греться.

— Значит, ты тут не скучала? — произнес он, повернувшись к ней спиной. Потом через голову стянул джемпер, а за ним и фуфайку. Под ней оказалась еще одна футболка, на этот раз с выцветшим рисунком: бульдог облизывается перед кружкой пива. — Ну и как твои успехи? — Он присел рядом с ней на широкий диван. Если бы Джинджер не удержалась усилием воли на краешке сиденья, то упала бы прямо на него.

— Я немного успела сделать. Что нового? Сильно метет?

— Что ты думаешь об этом доме? Он тебе нравится?

Внезапно Джинджер смутилась. Ей почему-то расхотелось выставлять на его суд свою работу.

— Ты обещал, что включишь рацию… Мне пора звонить папе. Кстати… — Нельзя размякать. Лучше отвечать ему насмешкой на насмешку. — Кстати, зачем ты давал ему телеграмму? И откуда узнал его номер телефона?

— Какая ты любопытная… Неужели мама не учила тебя: когда мужчина возвращается домой после тяжелого рабочего дня, не надо ему надоедать?

— Мама умерла, когда мне было восемь лет.

— Извини. — Мэтт откинул голову на спинку стула, а ноги положил на край стола. Он успел переобуться в свои старые изношенные кожаные мокасины, которые она увидела на его ногах вчера, когда доползла до двери хижины. Потом закинул руки за голову и с довольной улыбкой посмотрел на нее.

Его голубые глаза на загорелом лице притягивали ее как магнит. Глядя на него, она чувствовала, что слабеет. Осторожнее, Джинджер! — приказала она себе. Не расслабляйся, не то запросто утонешь в этой небесной голубизне.

— Ты мне не ответил, — напомнила она.

— Совершенно верно, отвечаю. После того как ты вчера вечером дала телеграмму отцу на работу, номер остался записанным у местной телефонистки. И я подумал: почему бы не позвонить самому, дабы уверить папочку, что с его деткой все в порядке. Вот, гляди, я записал его ответное послание.

Оказалось, что отца звонок Мэтта почему-то успокоил. Интересно почему?

«Может, тебе даже полезно отдохнуть от суеты, побыть в глуши пару дней», — писал отец, даже не догадываясь, насколько ужасает ее подобная перспектива.

Джинджер отвернулась и закрыла записку рукой. Почему Мэтт не уходит? Какое он имеет право так насмешливо смотреть на нее?

— Папа, как ты можешь? — пробормотала она, однако отец был далеко и не слышал ее. Она решила попробовать связаться с ним еще раз, вечером, когда он вернется с работы.

— Как-то не слишком он беспокоится о тебе, — заметил Мэтт. — Наверное, моя телеграмма его успокоила. Я расписал ему в красках, как хорошо ты тут устроилась и как замечательно я за тобой приглядываю. Я даже сообщил ему, что снабдил тебя бумагой и чертежными принадлежностями, чтобы ты не скучала.

— Ты вовсе не обязан представлять моему отцу подробные отчеты. Он в них не нуждается, — ледяным тоном заметила Джинджер.

— Расскажи лучше, много ли тебе удалось сделать. Или вообще ничего?

— Ты ведь даже не сказал, что понимает твой босс под словом «перепланировка». Может, он хочет сломать все стены! Что он собирается делать со своим домом?

— Подумать только! Ты, оказывается, настоящий дизайнер!

— Если ты будешь издеваться, я сама брошу все эскизы в топку, — сказала Джинджер. — Лучше я возьму с полки детектив и почитаю.

Мэтт развернул листы с эскизами и стал смотреть.

— Да-а, видимо, ты и правда умеешь обращаться с карандашом и линейкой! Прими мои извинения за то, что был такого невысокого мнения о твоих способностях… — Он с видимым интересом разглядывал интерьер комнаты. — Большая столовая там ни к чему, — пробормотал он.

— Откуда ты знаешь? Только не рассказывай, что вы с боссом закадычные дружки и он посвящает тебя во все свои планы. Кстати, я так и не поняла: твой босс мужчина или женщина?

— Мужчина. — Мэтт, не поворачиваясь к ней, увлеченно рассматривал эскизы. — В этом не может быть никаких сомнений.

— Так что он собирается сделать со своим домом?

— Насколько я понял, он мечтает уехать из Нью-Йорка и поселиться в загородном особняке. Работает он в основном дома. Отсюда можно сделать вывод, что ему понадобится довольно большой кабинет.

— Чем он занимается?

— Кажется, он финансист.

— Хочешь сказать, что он не посвящает тебя в скучные подробности своей жизни? — съязвила Джинджер. — Наверное, он считает, что тебе не разобраться в технических аспектах его работы.

— А это что? — Он не обратил внимания на ее слова.

— Сводчатый коридор. Две комнаты соединяются аркой. По стенам вдоль прохода можно расположить встроенные горки, чтобы разбить монотонность кирпичной стены.

— Очень творческий подход. Уверен, твоя идея ему понравится. А это что?

— Здесь я еще не закончила…

— Я спросил не о том, закончила ты или нет.

— Ну, если ты представишь себе эту часть дома…

— Трудненько мне придется, с моим-то скудным умишком, — пробормотал он себе под нос, не глядя на нее. Очевидно, ее работа увлекла его.

— Кованые металлические ворота. Только пусть твой босс закажет настоящие. Они отделяют ванную от спальни, зрительно увеличивая пространство.

— Очень впечатляюще. — Мэтт потянулся и встал.

Джинджер внезапно ощутила леденящую пустоту внутри. Он лениво подбросил в камин пару поленьев. Огонь снова весело вспыхнул, шипя и разбрасывая искры. Мэтт достал с полки книгу и бросил ей.

— Это еще зачем?

— Чтиво.

— Что скажешь о моих эскизах?

— Что я должен сказать? — Он оперся о стеллаж и посмотрел на нее сверху вниз.

— Мне не стоит продолжать работу?

— Да нет, отчего же, продолжай, если хочешь. Я просто подумал, что тебе, наверное, захочется отдохнуть, после того как ты так напряженно трудилась. — Он послал ей вызывающую улыбку и беззаботно пожал плечами. — Наверное, ты не привыкла к труду. Это немного потяжелее, чем прожигать жизнь в поисках развлечений… и приключений.

Джинджер ощутила, как внутри нее нарастает гнев. Опять он за свое? Он, кажется, привык к мысли, что она будет рядом еще несколько дней — путаться под ногами и вмешиваться в его привычный распорядок жизни. И он решил позабавиться на ее счет. Хуже всего то, что его слова по-настоящему ранят ее. Казалось бы, какое ей дело до того, что думает о ней сторож хижины в горах, однако почему его слова так сильно ее задевают? Наверное, потому, что она вынуждена выслушивать все его издевательства. Она не может убежать, потому что бежать ей некуда.

— Это нечестно, — пробормотала она.

— Да что ты! Я написал твоему отцу, что здесь не пятизвездочный отель. Обещал доставить тебя назад целой и невредимой, но сообщил его величеству, во время твоего пребывания здесь тебе придется поработать. Кажется, ему это понравилось. Очевидно, он лучше тебя знает, что тебе нужно.

— Что ты написал моему отцу? — Джинджер просто кипела от негодования. — Да что ты вообще себе позволяешь?

Она закончила свою гневную тираду, и в комнате воцарилось неловкое молчание. Он развернул стул к столу, включил в сеть пишущую машинку и, повернувшись к ней спиной, стал печатать, даже не удостоив ее взглядом.

— Я к тебе обращаюсь! Почему ты меня не слушаешь?

Кажется, он твердо решил ее игнорировать. Печатает как ни в чем не бывало! Джинджер встала, хромая добралась до розетки и выдернула шнур из сети.

На сей раз он ее заметил.

Голубые глаза превратились в щелочки. Она почувствовала, как внутри у нее все похолодело от ужаса. Потом он встал и так сильно схватил ее за плечи, что она вскрикнула.

— Никогда — слышишь, никогда! — не смей больше так делать! — Он легонько потряс ее, и пышные волосы, которые она и не думала закалывать, рассыпались у нее по плечам. Джинджер чувствовала себя тряпичной куклой, которую схватил разъяренный бык. — Я не потерплю, чтобы ты слонялась по дому и капризничала как ребенок, которому скучно, потому что с ним не играют!

— Извини, — выдавила из себя Джинджер. Она и правда поступила некрасиво, но зачем же сравнивать ее с ребенком? — Ты делаешь мне больно!

Он отпустил ее, но не отошел. Стоял и смотрел, как она потирает плечи. По его виду она поняла, что он изо всех сил пытается справиться с охватившим его раздражением. Желваки у него на скулах ходили ходуном.

— Извини, пожалуйста, — повторила она, чтобы нарушить ставшее неловким молчание и погасить тревожный огонь в его голубых глазах.

— Сядь.

Спокойствие его голоса так же пугало, как и вспышка ярости минуту назад. Джинджер торопливо опустилась в кресло и наклонилась вперед, готовая выслушать любые упреки в свой адрес. Вполне, надо признать, заслуженные упреки. Когда она выдернула провод из розетки, то действительно поступила как избалованный ребенок, на которого не обращают внимания. И ей обижаться не на что, ведь Мэтт ничего плохого ей не сделал. Просто не обращал на нее внимания. Его равнодушие толкнуло ее на этот отчаянный шаг, и она в очередной раз продемонстрировала свою незрелость и глупость.

— Так не пойдет. — Он наклонился к ней, локти на бедрах, на лице суровое выражение. — Ты не ребенок, так прекрати вести себя как ребенок. Нравится тебе это или нет, но ты живешь здесь со мной, поэтому придется вести себя как взрослой. Посему запомни: этот твой каприз был последним. Ты хорошо меня поняла?

Джинджер кивнула с жалким выражением лица.

— Я… — Господи! Кажется, ее глаза увлажнились. Она ненавидела себя за свою слабость. Она не могла припомнить, когда в последний раз плакала в присутствии другого человека, кроме отца. Никогда ни один из ее дружков не заставлял ее плакать. Даже когда она застала Колина на месте преступления. Да, ее гордость тогда была уязвлена, но ее реакцией была ярость, а не сожаление. Может быть, она так расклеилась из-за того, что оторвана от мира…

Он молча смотрел на нее. Джинджер изо всей силы старалась не всхлипывать слишком громко.

— Мне… понравилось работать, — только и смогла она произнести. Голова у нее затуманилась. Она облизала пересохшие губы и попыталась взять себя в руки. Украдкой бросила на него взгляд и увидела, что он по-прежнему смотрит на нее, склонив голову набок, словно не желая пропустить ни малейшего нюанса в ее поведении. — Тебе легко, — добавила она с вызовом, но вызов получился какой-то жалкий.

— Почему мне легко?

— Потому что… кажется, ты вполне доволен своей жизнью… Любишь переезжать с места на место.

Она почувствовала: почему-то после ее слов он как-то напрягся, но вскоре расслабился.

— У меня возникло впечатление, что твой отец беспокоится о тебе.

Джинджер пожала плечами. Она слишком устала, чтобы возмущаться загадочным поведением отца. Да и какое это имеет значение? Она не собирается застревать в этой хижине надолго. Если ей захочется, она может излить душу этому незнакомцу, потому что никаких последствий не будет. Они словно два случайных попутчика в поезде дальнего следования. Какое-то время вынуждены жить бок о бок.

— Что это значит? — Он изобразил, как она пожала плечами.

— Все отцы беспокоятся о своих дочерях. Особенно когда им не с кем поделиться своими тревогами.

— А ты, значит, доставляешь папочке немало поводов для беспокойства?

— По-моему, ему не слишком нравится мой стиль жизни, — кивнула Джинджер. Слова дались ей с трудом, ведь она никому еще не признавалась в этом. — Ему кажется, что мне пора остепениться…

— То есть выйти замуж?

— Что ты, нет! Мне всего двадцать два года! — Она даже рассмеялась, настолько нелепой показалась ей эта мысль. — И потом, я пока не знаю ни одного подходящего кандидата на роль мужа. Если бы я решила связать свою жизнь с одним из тех мальчиков, с которыми выхожу в свет, отца хватил бы удар!

— Может быть, тебе стоит поискать не мальчика, а мужчину? — сказал Мэтт, вытягивая ноги и закидывая руки за голову.

Джинджер с трудом заставила себя оторвать взгляд от его мужественного торса.

— Под словом «остепениться» я имею в виду — найти работу.

— Так в чем же дело? Ты талантливая…

— Что ты сказал? Повтори!

— Ты талантливая. — При виде ее замешательства он с довольной улыбкой продолжал: — Ну что, нравится слушать комплименты?

Джинджер вспыхнула.

— Мне совершенно все равно! — бесстрастно бросила она. Ну и улыбочка у него… Словно он ласкает ее взглядом, всю, с головы до ног. У нее мурашки побежали по спине.

— Вот и хорошо, — промурлыкал он, не сводя с нее взгляда, — потому что меньше всего на свете я хочу осложнений.