"Свести с ума Мартину" - читать интересную книгу автора (Эксбрайя Шарль)

ГЛАВА I

1

Каждый вечер, следуя шесть лет назад установившемуся ритуалу, без лишних предосторожностей он вставлял ключ в замочную скважину. Он знал, что она не спит и что она не будет спать, пока не увидит его. Он вошел в коридор и громко окликнул:

– Алиса?

– Да, милый!

Он снял шляпу, пальто, ботинки, надел тапочки и прошел в комнату, где Алиса, его жена, проводила двадцать четыре часа в сутки. При виде мужа она счастливо улыбнулась. Он же склонился над кроватью и поцеловал женщину, которую не переставал любить и с которой был связан лишь им одним понятной связью.

В сорок восемь лет у Алисы Невик было тело подростка. Она страдала тяжелой болезнью сердца, и кровать ей могла заменить только инвалидная коляска. Несчастье случилось, когда ей исполнилось тридцать пять. Она сопротивлялась недугу с ошеломляющим мужеством; трудно было представить, что это тоненькое хрупкое существо таило в себе столько жизненной энергии. Муж изо всех сил поддерживал ее в этой борьбе, и когда вынужден был признать поражение, смирился с ним. Она, невыносимо ослабевшая, почувствовала, что нужна Тьерри, согласилась жить ради него.

Эта разделенная и непреходящая нежность возникла из детской влюбленности. Семьи Алисы и Тьерри каждое лето отдыхали на Шарантенском пляже. Из года в год дети играли вместе, и постепенно привязанность уступила место любви. Когда они поженились, оба понимали, что по-другому и быть не могло.

Тьерри поступил на службу в полицию и повсюду возил с собой молодую жену. Болезнь настигла их в тот момент, когда он был назначен в Каор. Таким образом, город Клемана Маро[1] стал концом их путешествия и концом его служебной карьеры. Алисе нравилось в Каоре, и он отказался оттуда уезжать, удовольствовавшись местом дивизионного полицейского. Родители оставили им достаточно денег, чтобы уберечь их от финансовых трудностей. Более того, они имели возможность жить так, как им нравилось. Они купили красивую квартиру на набережной Регур. Из кровати Алиса могла наблюдать успокаивающее течение Лота и то, как времена года меняют краски загораживающих горизонт холмов. Он тоже привязался к этому городку, в котором жители казались счастливыми; заинтересовался самым известным из рожденных этой землей людей – Клеманом Маро и испытывал к нему подобие дружеской привязанности, растущей по мере того, как развивалось его творчество.

Наконец, он смог завязать крепкую дружбу с семьей Эскорбьяк, которая держала ресторанчик «Таверна» в конце улицы Дельпеш, в нескольких шагах от комиссариата.

Физическая неполноценность Алисы вынуждала чету вести несколько своеобразное существование. Утром, перед уходом на работу, Тьерри приносил в спальню жены завтрак и не покидал ее до девяти часов, когда появлялась старая медсестра мадам Клеманс, ухаживающая за больной. В полдень он снова приходил к Алисе и с удовольствием готовил легкий обед, который жена заставляла себя с ним разделить. В три часа, когда возвращалась сиделка, он опять уходил и работал допоздна. Потом, в половине девятого, ужинал в «Таверне», где выслушивал рассуждения своего друга Пьера Эскорбьяка о предмете его страсти – гастрономии. К десяти – половине одиннадцатого шел домой. Закрывая за собой дверь, он произносил:

– Алиса!


Каждый раз, выйдя из «Таверны», перед тем как идти ночевать домой, он не упускал возможности забежать на работу, где его подчиненные, хорошо зная о его странностях, могли оставить ему записку. В этот вечер, вернувшись раньше обычного, он, прислонившись к окну, слушал живое дыхание города. За исключением нескольких охранников, в административном здании никого не было. Было тихо, но тишина продлилась недолго. Отрывистый стук женских каблуков оторвал полицейского от размышлений. Он увидел женщину, бегущую по улице Дельпеш, услышал ее прерывистое дыхание. Ему показалось, что она достаточно молода и хорошо сложена. Он улыбнулся при мысли, что она спешит к любимому. Ей должно казаться, что будущее принадлежит ей, потом, что она любит и любима. И она не сомневается… Он бы тоже не сомневался. Потом, сидя за письменным столом, он забавлялся, представляя, что эта прекрасная девушка торопится к нему. И от этого прелестного предположения на память ему пришла песенка Маро:

Меня любит та, что краше, Что милее всех на свете. Мы беспечны с ней, как дети. Несмотря на зависть даже. И, клянусь, нас не разлучат Ни прошедшие года. Ни огонь и ни вода.

Он продолжал напевать начало этой маленькой поэмы, когда услышал за дверью шум борьбы. Он поспешно встал, желая узнать, что бы это могло значить. В этот момент дверь резко распахнулась перед молодой женщиной, казавшейся вне себя, в которой Тьерри узнал незнакомку с улицы. Видимо, караульный Ланглуа не смог ее задержать. Тьерри, не выносивший ни малейшего нарушения порядка, резко спросил:

– В чем дело, Ланглуа?

– Господин комиссар, я не…

Незнакомка прервала объяснение жандарма:

– Это вы комиссар?

– Имею честь, мадам.

– В таком случае вы обязаны мне помочь. Вы должны их заставить прекратить эту жестокую игру. Они хотят сделать из меня сумасшедшую.

Невик сухо приказал:

– Успокойтесь, мадам, и садитесь. Вы свободны, Ланглуа, только не уходите далеко. – Жандарм удалился, покручивая пальцем у виска, желая показать, что считает посетительницу душевнобольной, и в его взгляде можно было прочесть готовность прийти на помощь в любую минуту.

– Господин комиссар, вы должны…

– Минуточку, мадам.

– Мадемуазель.

– Пусть будет мадемуазель. Но прежде чем вас выслушать, я хотел бы знать, с кем имею дело.

– Мартина Пьюбран.

– Вы имеете какое-нибудь отношение к Пьюбранам из Блонзата?

– Я дочь Жюльбера Пьюбрана, умершего шесть месяцев назад.

Невику стало интересно. Жюльбер Пьюбран был одной из самых выдающихся личностей на Лоте и как политик, и как человек, много сделавший для процветания края. Он умер внезапно в шестьдесят лет от инфаркта миокарда, оставив единственную дочь. Она увлекалась антропологией и участвовала в экспедиции от «Института Человека», к большому неудовольствию отца, который хотел, чтобы дочь вела себя соответственно своему положению в обществе и нашла бы подобающего мужа, а не охотилась бы за черепами и не строила из себя мальчишку.

– Теперь, когда мы познакомились, объясните, что же случилось?

– Когда мы вышли из ресторана, то решили прогуляться по старому Каору.

Комиссар, сам влюбленный в старинные кварталы, мог по достоинству оценить эту идею. Однако он довольствовался вопросом:

– Мы?

– Ну и что. Конечно мы. Мой дядя Марсьяль, моя тетя Олимпия, мой кузен Марк и его жена София.

– Дальше.

– Не знаю почему, мне вдруг захотелось пойти вперед. Может быть потому, что Марк раздражал меня глупыми замечаниями и постоянным бестолковым умничаньем. Когда же я обернулась, их осталось только трое.

– Я не понимаю.

– В конце улицы Маскуту я заметила, что Марк исчез, и когда я спросила, куда он делся, они посмотрели на меня так, словно мой вопрос лишен всякого смысла. С улицы Ласкье я свернула на Филикс Сант-Пьер и через несколько шагов, когда компания догнала меня, обратила внимание на отсутствие Олимпии, моей тети, на что дядя ответил: «Малыш, твоя тетя вовсе не была с нами».

– И это неправда?

– Конечно неправда! Достаточно осведомиться в ресторане «Моя харчевня», где мы все вместе ужинали, и они скажут, на сколько человек был накрыт стол.

– Странно, не правда ли?

– Заранее продуманный план, чтобы заставить меня потерять рассудок.

– С какой целью?

Она пожала плечами.

– Слишком долго объяснять…

– А после исчезновения вашей тети?

– Следующей была моя кузина Софи.

– И ваш дядя…

– …мне сказал: «Послушай, Мартина, ты разве забыла, что оказала мне честь поужинать с тобой тет-а-тет?»

– И, наконец, сам дядя?

– Буквально растворился в воздухе, когда мы подошли к Аль. Тут мне по-настоящему стало страшно, и я побежала к нам.

– Но вы меня не знаете.

– Я плохо выразилась. Я решила искать защиты у полиции.

– Почему?

– Я испугалась.

– Чего?

– Того, что они могли со мной сделать.

– Например.

– Меня убить!

– Вам не кажется, что вы немного преувеличиваете?

Она грустно улыбнулась.

– Я так и думала, что вы мне не поверите. И таким образом им удастся довести дело до конца.

В этот момент появился Ланглуа:

– Господин комиссар, здесь господин ищет женщину.

– Пусть он войдет.

Вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, худой, не по возрасту элегантный, в котором с первых же слов угадывалось безупречное воспитание и некая утонченность, присущая другой эпохе. Он подбежал к девушке:

– Мартина! Слава Богу! Знаешь, ведь ты нас ужасно напугала! Марк сказал, что в твоем состоянии ты могла броситься в Лот.

– И вас бы это устроило, не так ли?

– Что ты такое говоришь?

– Да вы никогда в этом не признаетесь в присутствии постороннего, тем более, когда посторонний – комиссар полиции.

– Да ты рассудок потеряла, честное слово!

– Во всяком случае, вы хотите это доказать.

– Девочка моя бедная!

Дядя повернулся к Тьерри.

– Господин комиссар, примите мои извинения, во-первых, за то, что моя племянница побеспокоила вас в столь поздний час, чтобы наговорить глупостей; во-вторых, за эту безобразную сцену. Позвольте представиться, доктор Марсьяль Пьюбран.

– Ваше имя мне знакомо, доктор.

– Приятно слышать, господин комиссар, жаль, что мы встретились при таких… таких глупых обстоятельствах.

Не отвечая ему, Невик обратился к Мартине:

– Что вы об этом думаете, Мартина?

– Что я об этом думаю? Я думаю, что вы конечно же поверите моему дяде, ведь он занимает высокое положение в Каоре. И еще я думаю, что совершила абсолютно бесполезный поступок. Прощайте, господин комиссар, и не держите зла за то, что я нарушила вашу привычную жизнь.

Когда она захлопнула за собой дверь, доктор признался:

– Я не знаю, что происходит с Мартиной. Навязчивые идеи, которые ее преследуют и которые она принимает за реальность. Я убежден, что смерть ее отца, моего брата, потрясла ее намного больше, чем она хочет это показать. Для такого человека, как она, всякая слабость становится пороком. И потом…

– Потом?

– Это между нами, не правда ли, господин комиссар? Я спрашиваю себя, не случилось ли с ней там, в Южной Америке, что-нибудь такое, что пошатнуло се рассудок.

– А разве вы не психиатр, доктор?

– Да, господин комиссар, я много раз предлагал Мартине пройти полное обследование, но в моей профессии ничего не делается без согласия пациента.

– Что все-таки произошло этим вечером?

– Ничего особенного, мы все вместе поужинали и, поднимаясь из-за стола, я подумал, что неплохо было бы прогуляться по старому Каору. Никаких возражений это не вызвало, и мы ушли. Вдруг где-то в районе улицы Руссо Мартина, которая опережала нас на несколько метров, убежала, и я нашел ее только здесь.

– Случалось ли с ней раньше что-нибудь подобное?

– Да нет же… хотя, как я вам уже рассказал, с тех пор как умер отец, характер ее, кажется, изменился.

– Доктор, почему вы пришли искать ее в комиссариат?

– Ваш жандарм стоял у двери, я спросил, не видел ли он девушку, чье состояние показалось бы ему странным. Вот почему я у вас, господин комиссар, в час, когда вы имеете право на отдых.

– Ничего страшного, я рад, что все хорошо закончилось.

– Мне тоже хотелось бы верить, что все действительно закончилось и что Мартина станет такой же, как прежде. Однако… впрочем, не врачу же отчаиваться. Еще раз тысячи извинений, господин комиссар, и спокойной ночи.

Было около одиннадцати часов вечера, и Алиса, наверное, уже волновалась. Но комиссар тоже казался взволнованным, даже больше, чем взволнованным. Он не находил смысла в этой странной истории. Доктор говорил искренне. Мартина тоже не могла так искусно сыграть роль сумасшедшей. Была ли эта путаница плодом расстроенных нервов несчастной девушки, придумывающей истории, которым она, в конце концов, начинала верить больше, чем реальности? Или это лишь хорошо поставленная семейная интрига, при которой и подозревать некого. Но зачем все это? Перед тем как покинуть кабинет, Невик оставил записку своему помощнику, инспектору Фернанду Ратенелю, в которой просил его незаметно и быстро собрать сведения о Мартине Пьюбран и ее ближайшем окружении. Он сам толком не знал, почему так поступает. Наверное потому, что во всякой ситуации любил ясность, а то, что ему рассказали, ясным ему совсем не казалось.

Тьерри наслаждался ночными прогулками, особенно в хорошую погоду и в час, когда туристы уже сидят по домам. Проходя по будто выточенным из прошлого улицам, комиссар и сам словно переносился в другую эпоху. Он представлял себе женщин далеких времен, чьи призраки еще блуждали по этим утратившим возраст местам. Что же связывало далеких, давно бесчувственных красавиц с молодой девушкой, весь вид которой напоминал ему затравленное животное? Конечно ничего. И в то же время… На самом деле полицейский никогда не должен позволять фантазии брать верх над разумом, и он упрекал себя за это.

Как и все больные, оторванные от внешнего мира, Алиса обладала даром предвидения, обостренно чувствовала каждую нотку в голосе своего мужа. Поэтому этой ночью, едва он произнес ее имя, она поняла, что Тьерри чем-то озадачен. И когда он пришел поцеловать ее и рассказать о том, как прошел день, она слушала его с большим, чем обычно, вниманием.

– Представляешь, только что со мной приключилось нечто любопытное. Когда я говорю «любопытное», то, наверное, ошибаюсь. Ты ведь знаешь мою страсть к загадкам. Короче говоря, мне хотелось узнать, что ты об этом думаешь.

Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать, счастливая оттого, что он по-прежнему ценит ее мнение. Это доверие еще больше связывало ее с жизнью и убеждало в том, что она еще может быть чем-то полезна. В своем рассказе он старался быть сдержанным, чтобы ни в коем случае не повлиять на решение Алисы. Описав финал разыгравшейся перед ним драмы, Тьерри поинтересовался:

– Как ты считаешь, в чем тут дело?

Она открыла глаза.

– Не знаю, но это действительно странно. Либо один из них врет нарочно, и в данном случае это доктор, либо один из них врет несознательно, другими словами, сочиняет. И в данном случае, это девушка.

– Ты кого выберешь?

– Девушку.

– Почему?

– Только больной человек может придумать подобную историю: люди, исчезающие на каждом углу… И ей даже не пришло в голову их окликнуть или побежать за ними. И потом, эта девушка – уже не ребенок. Она отправлялась и в более опасные экспедиции, чем улочки старого Каора. Что касается дяди, то, для того чтобы сыграть подобную шутку, ему нужно было убедить трех остальных, да еще таким образом, чтобы они не заметили всей глупости затеи. Нет, мой дорогой, к сожалению, нужно посмотреть правде в глаза. У Мартины расстроены нервы, и ей необходима помощь психиатра, а не полицейского.