"Евгений Чудаков" - читать интересную книгу автора (Алексеев (2) Юрий Георгиевич)

5. Крутой поворот

Год 1918-й. Что за год! Страхи, надежды, победы, поражения — все в максимальном масштабе. Кажется, само время сжалось, уплотнилось, превратилось в упругий неукротимый поток, выбрасывающий на берег одно за другим великие события.

10–11 марта в Москву из Петрограда, к которому рвутся германские войска, вынужден переехать Совет Народных Комиссаров Российской Советской Федеративной Республики.

15 марта ратифицирован мирный договор с Германией, вошедший в историю под названием Брестского мира.

В апреле появляется работа В. И. Ленина «Очередные задачи Советской власти», в которой развернута программа начала социалистического строительства.

В июле V Всероссийский съезд Советов принимает первую Советскую Конституцию — Конституцию РСФСР.

А в июне — августе по всей стране вспыхивают десятки контрреволюционных мятежей, организуются всевозможные антисоветские правительства. Разгорается новая война — гражданская. 2 сентября ВЦИК объявляет: «Республика на военном положении».

Москва, вновь ставшая столицей России после двухсотлетнего перерыва, живет напряженной жизнью.

Как ориентироваться в водовороте событий? Как не ошибиться в главном, не изменить себе? Одни интеллигенты в ужасе перед происходящим бегут за границу, а потом страдают всю жизнь. Другие идут в революцию, ожидая скорого наступления всеобщего благоденствия. И не дождавшись, становятся контрреволюционерами. Третьи пытаются прожить тихо, «не вмешиваясь». Но гибнут, не в силах спрятаться от бури, охватившей всю Россию.

Немногим удалось сразу выбрать правильный путь и удержаться на нем.

Ветры времени гуляли и по коридорам МВТУ. Гудели студенческие митинги. Схватывались в спорах преподаватели. Обсуждались самые разнообразные и часто невероятные слухи: «Жуковский приветствует новую власть…», «Стечкин на броневике сражался с большевиками…», «Микулин проектирует мукомольные машины…», «Сикорский решил бежать в Америку…».

Евгений Чудаков не был марксистом. В годы, предшествовавшие Октябрю, он интересовался политикой не более, чем большинство студентов, поглощенных учебой и заботой о хлебе насущном. Но в выборе жизненной позиции Евгений мог полагаться на надежные ориентиры. Этими ориентирами для него были друзья и дело.

Первым другом была мать. Вернувшись из Англии, Евгений успел съездить к ней только на два дня, но материнское напутствие запомнил надолго. «Женечка, надо жить, работать, помогать Советской власти. Она — честная». Вторым другом был ММ-младший — Миша Хрущев. Его отец при таинственных обстоятельствах в конце 1917-го исчез из Орла, а в 1918-м объявился в Париже. Звал Мишу к себе. Но тот и слышать не хотел об отъезде. С головой ушел в работу Московского Совета, налаживал транспорт в городе. «Такие дела делаем! Такие дела!» — восхищенно твердил он при встречах с Евгением. Третьим другом и одновременно наставником был Николай Романович Брилинг, в прошлом один из любимейших преподавателей Евгения, в настоящем — заведующий кафедрой, непосредственный начальник, принявший Чудакова по возвращении из Лондона под свою опеку.

О Брилинге надо сказать особо. Он родился в 1876 году в семье обрусевших немцев. Был он умен и красив. В первый раз молодой Брилинг задумался над своим происхождением, когда очутился в Дрезденском университете. Родители послали его туда в твердой уверенности, что только в немецком учебном заведении сын сможет получить достойное образование. Но именно там Николай почувствовал себя глубоко русским человеком. Он вернулся в Россию и закончил обучение в Московском университете. С идеей создания русской машиностроительной науки, русских двигателей и русских автомобилей Брилинг пришел работать в МВТУ и заразил этой идеей своих учеников.

Семейная жизнь Брилинга сложилась так, как другие только мечтали. К 1918 году у Николая Романовича было четверо детей, старшей дочери — семнадцать, младшей — семь. Корнями, как говорится, все глубже врастал он в русскую землю.

Советская власть дала Брилингу возможность за несколько месяцев сделать то, что царская бюрократия годами тормозила. Советской власти необходимы были автомобили, тракторы, самолеты, моторы. Большевики быстро доказали, что имеют и материальные средства, и волю, чтобы добиться нужного. Даже в Лондоне не видел Евгений такого размаха в превращении автомобилизма в государственное дело первостепенной важности. Для него, инженера-автомобилиста, влюбленного в свою профессию, это было решающим. Весной 1918 года Чудаков безоговорочно стал на сторону Советской власти.

В апреле 1918 года состоялся первый Всероссийский съезд автомобилистов. Чудаков был одним из его самых активных участников. Съезд решил, что для сохранения оставшейся части автомобильного хозяйства и приведения его в порядок необходима централизация автомобильного дела в России. При Высшем Совете Народного Хозяйства была организована Центральная автосекция. Чудакову предложили работать в ней, и он с радостью согласился, оговорив, однако, что работу в МВТУ не бросит, что сможет продуктивно заниматься организационной деятельностью лишь в сочетании с научной и учебной. Вскоре Чудаков занял в автосекции должность заведующего лабораторным подотделом. А 29 июля автосекции было дано право «непосредственного контроля над всеми гаражами и автоскладами».

Молодой инженер оказался в курсе всех автомобильных дел Российской Советской Федеративной Республики. И вот что открылось его взору.

Предпринятые до первой мировой войны на заводах «Дукс» в Москве, Лейтнера в Риге, Лесснера и Пузырева в Петербурге усилия наладить выпуск автомобилей отечественных конструкций привели к созданию лишь нескольких десятков машин. Были они каждая по-своему интересно задуманы и выполнены на совесть. Но и недостатки имели серьезные. Частные предприниматели действовали на свой страх и риск, не получая почти никакой помощи от государства. Только Русско-Балтийский вагоностроительный завод в Риге смог освоить мелкосерийное производство автомобилей и с 1909 по 1915 год выпустил несколько сот машин. Но в связи с военными действиями заводское оборудование пришлось демонтировать, и выпуск автомобилей с маркой «Руссо-Балт» прекратился.

Осознав в ходе войны значение автомобиля и автопромышленности, царское правительство спохватилось. Были выделены средства и приняты решения о строительстве пяти новых заводов («Бекос» в Мытищах, «Аксай» возле Ростова-на-Дону, «Русский Рено» в Рыбинске, «Завод Акционерного общества воздухоплавания В. А. Лебедева» в Ярославле и «Завод Автомобильного московского общества (АМО)» в Москве). Однако ни один из этих заводов не был достроен. Почти все они даже не имели необходимых станков и производственных помещений. После того как Русско-Балтийский вагоностроительный завод был эвакуирован из Риги, 450 новейших станков с него кое-как разместили в Филях в плохо приспособленных помещениях. Немногим из оставшихся на заводе инженеров и рабочих едва удавалась ремонтировать автомобили.

С автомобильным парком дело обстояло почти столь же печально. В то время как в США количество автомашин исчислялось миллионами, во Франции, Англии и Германии — сотнями тысяч, в России насчитывалось всего около 10 тысяч машин. Чуть больше 400 составляли отечественные «Руссо-Балты», остальные — импортные. «Фиаты» и «паккарды», «паннар-левассоры» и «бенцы», «уапты» и «остины» — десятки звонких названий, за которыми тысячи разномастных, в основном полуразвалившихся колымаг. Острая нехватка запасных частей, оборудования для обслуживания и ремонта, квалифицированных механиков. Да еще несоответствие заграничных моделей условиям эксплуатации в России.

Броневики «остин», закупленные в Англии, со слабой трансмиссией и ходовой частью, постоянно выходили из строя на грунтовых дорогах. Тракторы-тягачи «мортон», предназначенные для транспортировки тяжелых орудий по бездорожью, вязли в снегу и жидкой грязи. Автомобили «паккард», собранные кое-как, разваливались на ходу.

А в дополнение — проблема горючего. Летом 1918 года бакинские нефтяные промыслы — главный источник жидкого топлива — оказались отрезанными белогвардейцами. Тоненький ручеек бензина, который еще удавалась добывать из почти фантастических источников, едва мог снабжать горючим авиацию Красной Армии. Автомобилям оставались бензол, спирт, скипидар и прочие жидкости, на которые моторы никак не были рассчитаны. Автомобильных специалистов, способных решать подобные проблемы, единицы.

Сидя на бесконечных заседаниях автосекции — то тягуче-тоскливых, когда сообщались результаты обследования хозяйств, то доходивших чуть ли не до рукопашных схваток, когда высказывались взаимоисключающие способы решения проблем, — Чудаков знакомился с чужими точками зрения и вырабатывал свою.

Два основных мнения, к которым можно было свести многообразие высказываний членов секции, сводилось вот к чему. Либо используя все наличные средства, осуществить массовые закупки за границей автомашин, запасных частей и горючего. Даже попытаться, поставив автомобили на рельсы, частично заменить ими паровозы, поскольку купить автомашины гораздо легче и обходятся они во много раз дешевле. Либо срочно закупить оборудование для автостроительных заводов и лицензии на производство автомашин зарубежной конструкции. Тщательно взвесив все обстоятельства, Брилинг и Чудаков предложили третий вариант — постараться поставить на ноги автомобильную науку, подготовку инженеров-автомобилистов. Большинство восприняло этот вариант как совершенно нелепый.

— Вы, милостивый государь, воображаете себя все еще где-то между Вестминстером и Трафальгар-сквером. Ожидаете, что при звуке волшебпого слова «наука» распахнутся сейфы Сити, и денежная река, оросив зернышко вашей идеи, брошенной в выжженную почву России, превратит его в волшебно-плодоносное древо. Такое бывает только в сказках! И то нерусских, — язвительно комментировали предложение Чудакова старые специалисты.

— Не то поешь, товарищ Евгений, — рубил здоровенный парень в бушлате. — Революции машины нужны, а не формулы. Если же надеешься в лабораториях заваруху переждать — дело твое. А нам мозги не склеивай.

Но Брилипг и Чудаков стояли на своем твердо. Какие именно автомобили нужны России? Как обеспечить их бесперебойную работу в морозы и в жару, в снег и в бездорожье? Какие заменители бензина лучше всего в русских условиях? Дать определенный ответ на эти вопросы не мог никто. Да и нельзя было ответить на них, не выяснив предварительно особенностей всех имеющихся в наличии видов топлива, всех условий работы автомобиля, — того, каким нагрузкам подвергаются различные части машин, какие эксплуатационные качества им необходимы. Выявить все это можно было только при научных, то есть планомерных, тщательных, поставленных с учетом всех факторов и закономерностей, исследованиях. А для этого, естественно, нужны были люди, лаборатории, оборудование, средства, время — все то, чего у молодой республики не хватало для удовлетворения острых, сиюминутных нужд.

Был момент, когда казалось, что идея Брилинга и Чудакова уйдет в безвестье, как многие утопии того фантастического времени. Но «профессоров-идеалистов», как называли их противники, неожиданно поддержали сугубые реалисты — люди, обладавшие масштабным мышлением и реальной властью.

Летом по инициативе Владимира Ильича Ленина был издан декрет о создании при ВСНХ особого, наделенного широкими полномочиями научно-технического отдела — НТО. Отдел должен был объединить научную мысль России, двинуть ее на службу пролетарской революции. Председателем отдела назначили Николая Петровича Горбунова. НТО был наделен правом непосредственного сношения с Советом Народных Комиссаров, с научными и техническими учреждениями республики и с зарубежными организациями по научно-техническим вопросам. В НТО и представил Чудаков разработанный совместно с Брилингом проект создания научной автомобильной лаборатории — НАЛ.

В проекте были определены задачи лаборатории: развитие и усовершенствование автомобильной техники, экспертиза и консультации, популяризация и пропаганда автомобильного дела. Указывались адреса: лабораторное помещение — Коровий брод, МВТУ, расчетно-конструкторская часть — Вознесенская, 21. Определялся штат: заведующий — Брилинг Н. Р., Коровий брод, МВТУ, заместитель и помощник — Чудаков Е. А., Долгоруковская улица, 22, кв. 2, четверо научных сотрудников.

О чем думал Евгений Чудаков, этот молодой человек, одетый в безупречно скроенное, однако довольно-таки потертое английское пальто и совсем не английскую, но все же элегантную серую кепку, когда в дождливый октябрьский день шел по московским улицам на заседание НТО?

Магазинные витрины либо выбиты, либо заколочены. Длинные унылые очереди за хлебом. В лужах — газетные листы с лозунгами и портретами. А по лужам — тяжелая поступь людей с винтовками, готовых стрелять по приказу и без приказа. О чем думал он в те дни, определившие величайший поворот в истории всей нашей планеты?

Вряд ли Чудаков тогда представлял, что скромная НАЛ превратится в Научно-исследовательский автомоторный институт (НАМИ), что лаборатории этого института выделятся в самостоятельные научно-исследовательские организации, такие, как Центральный институт авиационных моторов и Центральный научно-исследовательский дизельный институт, что НАМИ станет одним из ведущих мировых центров автомобильной науки. И не потому, что отсутствовали у Чудакова фантазия и дар предвидения, а потому, что голова до предела была занята решением сиюминутных проблем, вопросов, от которых зависели судьба только что созданной лаборатории и судьбы ее сотрудников.

6 июля в Москве заговорщики убили германского посла В. Мирбаха, надеясь спровоцировать войну с Германией. Левые эсеры подняли в городе мятеж. В августе был раскрыт крупный контрреволюционный заговор, руководимый главой английской миссии Р. Локкартом. 30 августа в Петрограде террористы убили М. С. Урицкого. В этот же день в Москве было совершено покушение на Ленина. И в такие дни, среди таких событий Чудаков собирался заниматься наукой?!

«Собирался» — неверно сказано. Уже занимался. Понимая и веря, что автомобильная наука — его участок фронта. Что именно на нем он может принести наибольшую пользу новой России, социалистической революции. Правда, занятия эти на первых порах оказались весьма специфичны. Приходилось самому добывать все, начиная с гаек и медных трубок. Приходилось сражаться со всеми, кончая «нетипичными» представителями власти и собственными сотрудниками.

Помещение для экспериментальной базы лаборатории удалось получить в недостроенной библиотеке МВТУ. На достройку ее не хватило средств. Это был тот самый случай, когда несчастье помогло — иначе лаборатория могла надолго остаться без пристанища. Расчетную часть, попросту говоря чертежника и лаборанта с арифмометром, разместили в пустующей квартире неподалеку от того места, где жил Чудаков. Это он присмотрел квартиру и потом долго убеждал домоуправа, что в «помещении, вверенном его ответственному вниманию», не будут печатать листовки или делать взрывчатку.

Благодаря хорошим отношениям Брилинга с руководством училища довольно легко удалось договориться о передаче автомобильного имущества возглавляемой им кафедры двигателей в новую лабораторию. Однако вскоре с имуществом произошли непредвиденные неприятности. 1 октября в МВТУ явились решительные молодые люди в кожанках, перепоясанных ремнями, и предъявили мандат, выданный Басманным районным комиссариатом. Эта бумага давала «предъявителям сего» право реквизировать все, находящееся на территории училища автомобильное имущество «в интересах революции».

Напрасно Брилинг пытался доказать, что автомобили, запасные части и горючее находятся в училище как раз в интересах революции, что на них первая в республике научная автомобильная лаборатория будет проводить исследования, имеющие огромное значение для Красной Армии и для народного хозяйства. Напрасно лаборанты пытались «потерять ключи» от гаража и загородить дорогу к машинам.

Брилинга пришедшие просто не слушали. Предъявив мандат, они молча прошли к гаражу. Обнаружив замки на дверях и готовность к сопротивлению на лицах лаборантов, они ничуть не смутились. Двое довольно споро сбили замки, третий, достав из внутренного кармана кожанки большой револьвер, аккуратно вынул из его барабана патроны, снова вложил все шесть на место, опустил руку с револьвером в наружный карман и не вынимал, покуда не сел в машину.

Три автомобиля, стоявшие в гараже — «студебеккер», «форд» и «гочкис», — молодые люди быстро завели, нагрузили лежавшими в гараже покрышками, камерами, аккумуляторами и жестяными банками с бензолом. Тот, который «проверял» револьвер, сел за руль «студебеккера», положив оружие рядом, затем дал газ и выехал из ворот. За ним резво последовали его товарищи на «форде» и «гочкисе». Когда появившийся через час Чудаков стал выяснять детали происшествия, оказалось, что кожаные молодцы даже не назвали своих фамилий ошарашенным сотрудникам училища и не оставили никакой расписки.

Разыскать «автомобильное имущество» удалось на следующий день — оно действительно поступило в распоряжение Басманного военного комиссариата. Но вернуть его оказалось не так-то просто. Крючкотворы-бюрократы, засевшие в комиссариатской канцелярии, оказались не слабее лихих оперативников. Многие недели они придумывали одну отговорку за другой, только бы не возвращать машины. То заявляли, что не имеют права сделать это из-за того, что автомобили не зарегистрированы надлежащим образом, то сообщали, что не могут доставить машины, так как они завязли в грязи за пределами города.

Потребовались вся энергия и настойчивость Чудакова, чтобы доказать необходимость возвращения автомобилей лаборатории, собрать нужные документы, убедить председателя НТО ВСНХ Горбунова лично заняться этим делом. Но и Горбунову понадобилось обратиться к Ленину с просьбой помочь в решении этого вопроса, прежде чем все три автомобиля и некоторая часть реквизированного вместе с ними имущества вернулись в гараж МВТУ. Это произошло в декабре, когда никто из немногочисленных сотрудников НАЛ уже не верил в возможность благополучного исхода. Тогда-то Чудакова и стали называть в лаборатории хозяином, хотя заведующим был Брилинг.

Квалификацию Чудакова оценили не только его товарищи по училищу. Военно-техническое управление Красной Армии вознамерилось получить во что бы то ни стало в свое распоряжение автомобильного специалиста столь высокого достоинства. Но тут уж Горбунов вмешался сам. По его ходатайству в высшие военные органы Чудакова освободили от военной службы «как незаменимого работника ВСНХ».

Зимой 1918/19 года НАЛ провела первые опытно-исследовательские работы. В их числе были испытание двухсотдвадцатисильного авиадвигателя «Рено», приспособление авиационных моторов «Рено», «Фиат», «Сен-Бим» к работе на так называемой казанской смеси и газолине, приспособление грузовика «паккард» к работе на скипидаре. Служебному рвению сотрудников НАЛ помимо научного энтузиазма способствовало и то обстоятельство, что в большинстве московских домов в ту зиму отопление не действовало. Лабораторные же помещения НАЛ хорошо прогревались испытуемыми агрегатами. Так что уговорить людей подольше задержаться у стендов было несложно.

Сам Чудаков, хотя и аккуратно оплачивал жилье, которое снимал, постоянно оставался ночевать в маленькой комнатенке рядом с кабинетом Брилинга. Спал не раздеваясь. По утрам выходил к сотрудникам в полушубке, большущих валенках и диковинной обезьяньей шапке, подаренной знакомым англичанином. А к середине дня разогревался в работе так, что оставался в одном жилете.

Трудно было с продуктами. Кроме мизерных количеств съестного, полагавшихся по карточкам совслужащих, да двух буханок хлеба в неделю сверх того, никто в НАЛ дополнительных пайков не имел. Добиваться ихч считали неэтичным. Работали, затягивая пояса потуже, верили в скорые изменения к лучшему. Верили безоглядно, истово, вдохновенно, как верят только в революциях.

Весной 1919 года Чудаков сдал в НТО ВСНХ на свежеотпечатанных листах бумаги с грифом «Научная автомобильная лаборатория при НТО ВСНХ РСФСР» первый отчет о проделанной работе, первые конкретные рекомендации по эксплуатации моторов и автомобилей. Голодное, холодное, тревожное время осталось в его памяти одним из счастливейших в жизни.

Лаборатории стали поручать ответственные задания. Правда, никто толком не знал, в каком направлении надо развивать автомобильную технику. Так, НАЛ поручили исследовать возможность использования автомобилей на железных дорогах вместо паровозов, о чем уже говорилось на автомобильной секции ВСНХ. Эксперименты, добросовестно проделанные сотрудниками лаборатории, выявили полную непригодность автомашин для такой работы.

В то же время начатая Брилингом и Чудаковым по собственной инициативе доработка колесного тягача «мортон», того самого, который безнадежно вяз в русской грязи, привела к быстрому успеху. Машину переделали на гусеничный ход, и она оказалась вполне работоспособной.

Доверие к лаборатории укреплялось, рос престиж ее руководителей, увеличивались бюджет и штат. А обстановка в коллективе по-прежнему оставалась почти семейной. Все знали все друг о друге. С неудачами каждого боролись сообща. Удачам радовались, как дети. При всем том сохраняли особенно важную в те времена практичность и целеустремленность.

Тогда, за двенадцать лет до начала советских пятилеток, Чудаков разработал свою первую пятилетку на 1918–1923 годы. Он не штудировал учебников диалектического материализма, но весь трудовой и жизненный опыт убедил его в том, что любая идея для своего развития нуждается в прочной материальной базе. Такой базой для научных разработок должны были стать современное исследовательское оборудование и квалифицированные кадры инженеров-исследователей. Поэтому после первых успехов НАЛ Чудаков к неудовольствию Брилипга большую часть своей энергии обратил на решение вопросов, которые Николай Романович пренебрежительно именовал меркантильными. Занимался он этими вопросами своеобразно — по-крестьянски хитро, по-английски рационально.

Весной Брилинг принес весть о том, что НТО нашел для лаборатории новое помещение. Поехали смотреть. Им оказалась большая купеческая усадьба с просторным домом, в котором можно было разместить расчетную и адманистративную части НАЛ, и обширными складскими постройками, где отлично разместились бы испытательные стенды и гараж. Наловцы пришли в восторг. Решили немедленно готовиться к переезду. Только Чудаков не поддался эйфории. Тщательно взвесив все обстоятельства, он вызвал Брилинга на конфиденциальный разговор и употребил все свое красноречие, чтобы уговорить Николая Романовича оставить ПАЛ в ближайший год на территории МВТУ.

Суть доводов Чудакова сводилась к тому, что, уехав, НАЛ потеряет ежедневную связь с лучшим в республике высшим техническим учебным заведением. Руководители МВТУ утратят чувство ответственности за судьбу лаборатории. А руководители НАЛ лишатся возможности непосредственного контакта с другими лабораториями и кафедрами училища. Самое главное, утверждал Чудаков, как находить будущих сотрудников НАЛ, как привлекать их к работе в лаборатории?

«Сманивание» лучших выпускников МВТУ в автомобильную науку, в НАЛ, было главной частью тайного плана Чудакова по созданию новых кадров квалифицированных автомобильных специалистов. Брилинг, отметив, как он выразился, перспективную логику в рассуждениях своего помощника и заместителя, в конце концов согласился с его доводами. К разочарованию остальных сотрудников от переезда в усадьбу отказались.

Зато когда лаборатории предложили старые слесарные мастерские в Оружейном переулке, принимать которые в свое ведение Брилинг считал совершенно бессмысленным, Чудаков неожиданно горячо выступил в защиту этой идеи. Не беда, утверждал он, что мастерские укомплектованы лишь старыми металлообрабатывающими станками и не имеют никакого специального оборудования для автомобильных испытаний. И не страшно, что в штате мастерских — только сторож. Токарей и фрезеровщиков в Москве, слава богу, найти нетрудно, а то оборудование, которое НАЛ безуспешно пытается раздобыть, за несколько месяцев можно будет изготовить самостоятельно. Снова Брилинг признал рассуждения Чудакова разумными. Мастерские были приняты на баланс лаборатории. Вместо двух ассистентов-лаборантов, о которых мечтал заведующий, в штат взяли трех опытных слесарей-механиков. Они сразу взялись за изготовление для НАЛ нестандартного исследовательского оборудования.

И еще одно не всеми одобряемое дело затеял Евгений Чудаков — пропаганду автомобилизма. «Чего уж тут пропагандировать, когда ездить не на чем?» — поддевали его острословы, но молодой энтузиаст оставался невозмутим. Только массовая агитация за автомобиль в России, только обучение тысяч молодых людей управлению автомобилем и обслуживанию автомобилей могут обеспечить республику в ближайшем будущем достаточным количеством шоферов и механиков, могут утвердить в головах хозяйственников мысль о необходимости строительства дорог и гаражей, доказывал Чудаков. Причем делать это надо сейчас, загодя. Потом, когда автомобилей у нас станет много, поздно будет. Квалифицированного специалиста за два месяца не подготовишь.

Усилиями Чудакова при лаборатории был открыт своеобразный автомобильный микромузей с одним штатным сотрудником при двух комнатах экспозиции. Туда водили студентов и молодых рабочих, показывали им раздобытые неизвестно где макеты первых автомобилей и взятые из иностранных журналов отчеты о последних достижениях автомобилистов. Рекорды скорости и дальности поездок, соперничавшие с самолетными, производили на молодежь соответствующее впечатление.

Чудаков лично занимался подготовкой материалов о работе НАЛ к публикации в массовой печати, устройством в лаборатории выставок, правда, в то трудное время весьма немногочисленных. Мечтой Чудакова стал массовый автомобильный журнал, подобный отечественному журналу «Мотор», прекратившему существование к концу 1917 года. Мечте этой суждено было сбыться не сразу.

Летом 1919 года штат НАЛ составлял двадцать пять человек. Осенью в состав лаборатории была включена комиссия по исследованию топлив, размещавшаяся в Петрограде. Так появился первый филиал НАЛ. Возможности для научной работы расширялись.

Здесь, пожалуй, нужно сделать паузу. Прервем рассказ об истории развития первой в России Научной автомобильной лаборатории и о жизни одного из первых советских ученых-автомобилистов для того, чтобы представить себе состояние автомобильной науки того времени.

Каковы были научные достижения автомобилизма? Какими путями решались проблемы его развития за рубежом? Какие главные задачи стояли перед учеными-автомобилистами Советской России на рубеже второго-третьего десятилетий двадцатого века?

Когда речь заходит о науке, о научных исследованиях, в воображении наших современников встают институты и лаборатории, в которых сотни людей с помощью десятков сложных приборов ставят эксперименты и ведут расчеты, малопонятные непосвященным. Современная автомобильная наука вполне отвечает этим представлениям. В СССР, США, ФРГ и других ведущих промышленных странах мира множество специально подготовленных исследователей занято изучением путей совершенствования автомобилей. Работы ведутся на сложнейших стендах, в лабораторных условиях, имитирующих движение машины на разных скоростях по разным дорогам. На автополигонах, оборудованных радиоэлектронными системами, изучается поведение автомобиля при резких поворотах, торможениях, опрокидываниях, столкновениях.

Прежде чем создать и запустить в производство новую модель автомобиля, каждый параметр машины тщательно рассчитывается, каждая ее деталь проверяется в сотнях экспериментов. Учитывая все возможные условия эксплуатации будущей машины, в этих расчетах и экспериментальных исследованиях находят наилучшие формы, размеры, соотношения, материалы, конструкцию новой модели.

Шестьдесят лет назад взгляды на автомобиль были иными. Многим казалось, что конструкция автомобилей в отличие от конструкций морских судов и самолетов, которые передвигаются в опасной для человека стихии, вообще почти не нуждаются в научном обосновании. Изменение конструкций, появление новых моделей автомобилей обусловливалось прежде всего коммерческими соображениями.

В США эти соображения побудили специалистов заняться вопросами массового производства машин, технологией наиболее экономичного изготовления отдельных деталей, сборки узлов. Автозаводы Генри Форда стали первыми в мире предприятиями, на которых был осуществлен конвейерный принцип изготовления машин. Американские массовые автомобили двадцатых годов, такие, как «форд» и «шевроле», можно было считать превосходными только с точки зрения приспособленности к массовому производству. В других отношениях они обладали существенными недостатками. Серьезных исследований по проблемам устойчивости, управляемости, экономичности, долговечности машин американцы в то время не вели.

В Европе побудительным мотивом деятельности автомобильных конструкторов также стало всеобщее увлечение автомобилем после первой мировой войны. Особых успехов европейцы добились, создав множество небольших простеньких моделей «полуавтомобилей», по цене доступных рядовым покупателям. Правда, на пути к достижению этого результата были проделаны некоторые солидные научные разработки, но они касались в основном отдельных частей машин. Так, в конструкторском бюро английского автопромышленника Остина были впервые тщательно рассчитаны на прочность детали малолитражной машины «Остин-7», которая благодаря этому стала самой надежной и удобной из европейских мини-машин. А чешский автоконструктор Ганс Ледвинка разработал оригинальную компоновку небольшого автомобиля «Татра», благодаря которой машина оказалась очень прочной и дешевой. В Германии был создан самый легкий автомобиль марки «ганомаг». Он весил всего 370 килограммов.

Все эти и им подобные машины обладали наряду с немалыми достоинствами и многими недостатками. Методов создания совершенных автомобилей, автомобильной науки не было в то время и в Европе, несмотря на то, что здесь начали строиться испытательные автодромы. Одним из первых среди них стал автодром фирмы «Фиат». Открылась возможность экспериментальной проверки в короткое время многих новых материалов и конструктивных решений.

Сподвижникам Брилинга и Чудакова приходилось начинать автомобильную науку почти с нуля. У молодой республики не было средств на создание сложных испытательных стендов и автодромов, не было возможности строить, подобно американцам, по сотне двигателей или других агрегатов с деталями различных параметров для выбора наилучшего методом простого сравнения. Может быть, поэтому в НАЛ развернулись научные исследования, подобных которым не велось еще нигде.

Первый по-настоящему крупный вопрос, которым занялись исследователи, — какие требования к грузовым и легковым автомобилям предъявляет их эксплуатация в условиях России? Вопрос второй — как сконструировать автомобиль, наилучшим образом удовлетворяющий этим требованиям? Третий вопрос, без которого решение второго недостижимо, — какие взаимодействия возникают между автомобилем и дорогой, между отдельными узлами машины и между деталями узлов в процессе эксплуатации?

Решение общих вопросов распадалось на десятки частных. Те в свою очередь зависели от ответов на сотни и тысячи других. Для их решения требовались время, силы, материальные средства. Но Чудаков был уверен, что именно с разработки основ и путей становления автомобильной науки должно начинаться автомобильное дело в России. Здесь оно будет служить не удовлетворению прихотей толстосумов, не обогащению нескольких десятков крупных промышленников, не развлечению богачей, а государственным интересам, социальному прогрессу миллионов людей. Только наука могла уберечь от ошибок в конструировании, от затраты лишних материальных средств. Только наука могла обеспечить будущей автопромышленности республики успех на собственном пути развития.

В конце 1919 года в тетрадках Чудакова, которые иногда удавалось раскрывать в перерывах между заседаниями и совещаниями по административным проблемам, в паузах между решением хозяйственных вопросов, появились первые записи по расчету и теории автомобиля. Через десять лет они оформились в общие курсы «Теория автомобиля» и «Расчет автомобиля». Эти работы, став крупным явлением автомобильной науки, сделались первыми в мире стройными учебными пособиями по теории автомобилестроения. Благодаря им советская автомобильная наука и лично Чудаков получили международную известность. Но все это произошло позже.

А тогда, на рубеже двадцатых годов, пришлось решать целый ряд частных задач, поставленных на повестку дня временем. К ним относились помимо названных постройка аэросаней, сравнение различных типов заграничных автомобилей и тракторов, испытание авиамоторов, закупаемых за границей. Некоторые из этих работ, казавшихся перспективными, впоследствии были прекращены, например, развитие конструкции аэросаней, хотя и была создана специальная межведомственная комиссия по постройке аэросаней — КОМПАС. Другие работы с самого начала не сулили великих открытий. Но все они давали неопытным еще исследователям навыки научной работы, экспериментальный материал для фундамента будущих достижений и приучали молодых людей быть хозяевами дела, отвечать за сделанное в полной мере, самим строить завтрашний день.

А строился он не только по линии научно-технической. Люди оставались людьми и в то напряженное время. К Евгению Чудакову это относилось в полной мере. Тем более что был он молод, привлекателен и умел ценить красоту.

Осенним вечером 1919 года в Хамовническом районе вооруженный патруль задержал для проверки документов автомашину марки «форд», в которой находились двое. Выяснили, что машина принадлежит НАЛ, что управляет ею Евгений Алексеевич Чудаков. Пассажиркой была Вера Васильевна Цингер, сотрудница того же учреждения. Путевого листа у водителя не было, в связи с чем был составлен протокол «об использовании шофером Чудаковым автомобиля в частных целях». Протокол отправили по месту жительства водителя — в комиссариат Пречистенского района «для принятия соответствующих мер».

Из НАЛ в комиссариат послали бумагу, в которой вежливо предлагали прекратить дело «ввиду незначительности проступка». В ответ пришло письмо, в котором утверждалось, что езда на автомобилях по частным делам является проступком серьезнейшим, подсудным Революционному трибуналу. В документе, который завершил «дело шофера Чудакова», говорилось, что в НАЛ «шофера Чудакова» нет, а есть заместитель председателя коллегии инженер Чудаков, который «в соответствии со своим служебным положением имеет право распоряжаться транспортом лаборатории, как считает нужным».

Между тем поездка «по частному делу» была совершена неспроста. Чудаков катал по городу девушку, к которой был весьма неравнодушен. Ее звали Вера. Одно это имя могло привести в восторг молодого человека в то романтическое время. Но девушка обладала и иными достоинствами. Ей было девятнадцать лет. Была она ясноглаза, стройна, длиннонога, способна увлекаться и добиваться желаемого.

Вера Цингер родилась в семье профессора Московского государственного университета. Казалось, благополучное детство ей было обеспечено. Но судьба распорядилась по-другому. Через пять лет после появления Веры на свет умерла ее мать, еще через два года — отец. Веру с сестрой Наташей взяли на воспитание в семью тетки. Там сестры познали цену куска хлеба, приучились к постоянному упорному труду. Едва окончив гимназию, они попали в круговорот бурных событий революции и гражданской войны. Наталья уехала из Москвы, а Вера после краткосрочных курсов поступила на работу машинисткой в Басманный совдеп (так тогда называли районные Советы).

Активной, любознательной девушке скоро наскучило, перепечатывание бесконечных бумажек, и она перешла на работу в МВТУ лаборанткой. Но и здесь ей хотелось большего. Она стала посещать занятия драматической студии сада «Эрмитаж», а в самом МВТУ искала работы поинтересней. Так она попала в только что организованную НАЛ на Вознесенскую улицу (ныне улица Радио).

Увидев Веру, Евгений Чудаков сразу же заинтересовался ею. В ней удивительным образом сочетались европейский облик и манеры, к которым он успел проникнуться уважением в Англии, с живой русской душой, столь желанной и любимой. Но Вера была девушка с характером, держалась независимо, и Евгений долгое время не знал, как говорится, с какой стороны к ней подойти. Помогли, как ни странно, бандиты.

В девятнадцатом году в Москве появились «прыгунчики». Обряженные в устрашающие костюмы, часто на ходулях, они нападали на одиноких прохожих, отнимали деньги, одежду. Вера, несмотря на предостережения знакомых, продолжала почти каждый вечер через полгорода ходить на занятия в студию. Чудаков предложил сопровождать ее. Иногда он подвозил ее на авто. Ей, разумеется, он не сказал, что рискует нарваться на неприятности, используя автомобиль лаборатории «в личных целях». Вера великодушно приняла услуги невысокого, сдержанного, малоразговорчивого молодого человека, на которого раньше особого внимания не обращала.

Однако от поездки к поездке ее мнение о Чудакове становилось все выше. Оказалось, он прекрасно разбирается в театре, тонко понимает природу, отлично знает английский. А как умеет рассказывать об изобретателях, автомобильных гонках, причудливых судьбах машин! Через несколько месяцев Вера обнаружила, что у Евгения удивительные глаза, замечательные мягкие волосы. Их поездки от Вознесенской до «Эрмитажа» и обратный путь до Немецкой улицы (ныне улица Баумана), где Вера жила у тетки, постепенно превратились в долгие ночные прогулки по Москве, во время которых они изучали созвездия на небосклоне и вели разговоры обо всем на свете. Одну из таких прогулок, как уже было сказало, и прервал однажды ночной патруль.

Лишившись возможности использования современной техники для «обольщения», Евгений не растерялся. С упорством, проявленным уже не раз в жизни, он продолжал начатое дело. Узнав, что Вера неплохо знает французский, Евгений заявил ей о своем горячем желании изучить этот язык с ее помощью, разумеется, за соответствующую плату. Вера, как девушка деловая, на эти условия согласилась. По существовавшей в те времена традиции, платный преподаватель давал уроки ученику у него на квартире. Потому Вера стала регулярно ходить к Евгению домой. Весной 1920 года она совсем переехала в две маленькие комнатки в Токмаковом переулке.

26 ноября 1920 года сыграли свадьбу. На это ушли все «материальные фонды». Но все же молодые сумели устроить себе свадебное путешествие, и довольно экзотическое. На две недели они уехали к Вериной подруге в село Дулепово неподалеку от подмосковной станции Подсолнечная. Отец подруги работал там директором копного завода. Первый снег, прекрасные кони, солнце, играющее в гривах, быстрый бег легких санок навсегда остались в памяти четы Чудаковых.

А в январе 1921 года в ВСНХ был утвержден составленный Чудаковым проект преобразования НАЛ в НАМИ — Научный автомоторный институт. По замыслу автора проекта институт должен был стать головной научной организацией республики по исследованию автомобилей и моторов. «Амурные обстоятельства» не помешали Чудакову составить проект с чрезвычайной тщательностью. В нем оказались предусмотренными не только лаборатории, конструкторское бюро и гараж с автомобилями, но и обширный автомобильный музей, издательство для печатания технико-пропагандистских материалов по автомобилизму, столовая для сотрудников.

Итак, начало двадцатых годов внесло два крупных изменения в жизнь Евгения Чудакова. Он стал заместителем Директора одного из первых в стране научно-исследовательских институтов и мужем самой интересной из всех когда-либо встреченных им девушек.