"Страна клыков и когтей" - читать интересную книгу автора (Маркс Джон)

5

В свете фар возник указатель: «Пойана Брасов, 35 км». От усталости я не могла сообразить, как соотносятся километры и мили; 35 километров — это, наверное, около двадцати миль, но почему-то я умудрилась умножить увиденную цифру на два. Семьдесят миль до Брасова, подумала я. Я не могла стряхнуть смятения, ужасного хаоса, которые породил во мне вид детского гробика на телеге.

— Как думаешь, что случилось с тем ребенком? — спросила я, сознавая нелепость вопроса. Откуда Клемми знать?

Но вопрос ее как будто не смутил. Над ней завис ореол сигаретного дыма, перед нами вставала новая горная гряда, очередной коронованный елями бульвар Трансильвании.

— Бог знает, — сказала она.

Час назначенной встречи с Олестру миновал, а с ним и мой шанс заполучить сюжет. Обычно я в делах пунктуальна, а в том, что касается работы, чистый фанатик. В «Часе» мы постоянно сталкиваемся с незнакомыми людьми, которые нас подозревают в дурных намерениях. С таким предубеждением мы боремся подсознательно, и самое главное в такой битве — первое впечатление. Для меня победа начинается с вежливого и профессионального звонка, за которым следуют письма по электронной почте и факсы. Поддерживающей атакой становится проработка мельчайших деталей, которые закладывают основу первой встречи, и победа гарантирована лишь, если я приду на пять — десять минут раньше, безупречно одетая и с той же невозмутимой вежливостью, с какой знакомилась по телефону. Упусти хотя бы малость, и прощай половина шансов на успех.

Очень маловероятно, что у мистера Олестру сложится обо мне благоприятное впечатление. Мне повезет, если он доверится мне настолько, что пойдет на сколько-нибудь серьезный разговор о своем боссе. Я приготовилась выслушать банальные извинения (он прождал час и теперь еще несколько месяцев не сможет со мной увидеться), невнятное обещание новой встречи, а после молчание. Я злилась на себя.

Локайер требовал, чтобы я позвонила по результатам встречи, но мне не хотелось даже думать об этом. Придется солгать. Не могу же я правдиво рассказать, что застряла в дороге и опоздала на встречу. Позвоню ему утром и скажу, что ждала, но никто не явился. Он меня отругает, протараторит какие-нибудь гадости. Напомнит, что мы не можем позволить себе нового провала, что из-за того сюжета про клоунов на родео его задница и так висит на волоске. А может, вообще не звонить? Или позвонить, как только доберусь в отель и скажу, что никто не явился, и попрошу его совета. Или позвонить Стиму? Но уже за полдень, и Стим, наверное, сейчас шастает по сайтам anthologyfilmarchives.org или filmforum.org, делая вид, будто ищет архивную пленку, а на самом деле качает фильм.

Клемми кашлянула, прочищая горло, и тем вывела меня из задумчивости, а ведь на несколько секунд я совсем забыла о попутчице. Будто пассажирское сиденье опустело. Исчез хвост с яркой резинкой и золотистые прямые волосы.

Впереди возник еще грузовик, натужно сопящая старая развалина, груженная сырой древесиной. Концы стволов мотнулись на мой капот. Я вдавила педаль тормоза и почувствовала, как завибрировал мотор арендованной машины. Меня пронзила страшная мысль, что он сейчас заглохнет и уже больше не заведется.

Клемми на пассажирском сиденье дернулась.

— Ты слишком близко к грузовику.

— Надо его обогнать.

Полосы на шоссе были узкими, обочина отсутствовала. Если я подамся вправо, то врежусь в ель. Если попытаюсь обогнать слева, у меня не будет места увернуться от встречной машины. Я посигналила грузовику, чтобы прибавил газу. Уклон стал круче, шоссе вилось к невидимой вершине. Мы еле ползли.

Из ниоткуда возникли два пса. Поначалу они казались лишь размытыми белыми пятнами, но вскоре превратились в клыкастых зверей. Один с размаху бросился на окно Клемми, с языка по стеклу размазалась слюна. Второй запрыгнул на крышу машины. Рванув передачу, я сдала назад и втопила педаль газа. Дернувшись, машина сбросила пса на асфальт, но и сама, набирая скорость, покатилась под уклон. Чувствуя, что теряю контроль, я снова переключила передачу. Второй пес не отставал, несся возле окна. Порывшись в сумочке, Клемми достала баллончик — не иначе слезоточивый газ. Приопустив стекло, она брызнула из него в пса, который завизжал и, шатаясь, исчез с шоссе. Машина с ревом карабкалась на склон. Мы снова нагнали грузовик и пересекли разделительную полосу за вихляющимися стволами, я вышла на встречную, надеясь его обогнать. Но впереди вспыхнули фары, рисковать мне не хотелось, а потому я успела вернуться на место, как раз когда из-за поворота нам навстречу вылетел еще грузовик. Когда я возвращалась на свою полосу, колеса чавкнули по чему-то неприятно напоминающему собаку.

Огоньки приборной доски едва-едва освещали лицо Клемми.

— Аминь, сестра, — сказала она.

Второй пес исчез во мраке за окном заднего вида. Грузовик свернул на проселок и исчез. Нас окутало одиночество ночи, сердце ухало у меня в груди и стучало так громко, что чудилось, будто оно вот-вот разбудит лес. Клемми этого словно не замечала. Между деревьями на востоке показался просвет: на востоке вставала луна.

— Хочешь услышать историю, которую я никому, ни одной живой душе не рассказывала? — спросила вдруг Клемми.

Она закурила четвертую или пятую сигарету за вечер. Я тоже попросила одну.

Клемми прикурила мне от своей.

— Помнишь, я говорила, что работала в гуманитарной организации? В Южной Африке?

— Ага.

— Я отвечала за программу вакцинации местного населения. Знаешь что-нибудь про Малави?

Я покачала головой.

— Одна из самых бедных стран мира. Высокая детская смертность. Уйма местных суеверий. Как раз такой нужник, о которых я говорила.

Мне трудно было поверить, что я действительно везу ночью через горы Трансильвании суеверную техасскую миссионерку. В такое не поверят многое повидавшие старожилы «Часа».

— Вдоль озера тянулась вереница поселков, в основном рыбацких, приблизительно тысяча человек на пятьдесят миль побережья. Моей задачей было сделать прививки против кори и полиомиелита всем детям младше пяти лет. Джефф, мой бывший муж, был тогда главой экспедиции, и в его функции входило раскидывание шатров.

— Не поняла.

— Ты про раскидывание шатров?

Я кивнула.

— Это своего рода «крыша». Знаешь, как маскируются шпионы, когда проникают в страну, где им скорее всего не рады? Мы тоже так делаем. Наша задача — убеждать местные власти, что мы тут не только затем, чтобы добывать новые души для Иисуса.

— Но вы ведь этим занимались, так? Добывали души?

Она пожала плечами.

— Хочешь верь, хочешь нет, но кое-кто из нас действительно помогал тем людям. Мы называли это раскидыванием шатров. Мне поручили привезти вакцину в те места, на работу в которых у правительственных программ не хватает финансирования, то есть везде. Но Джеффу приходилось разъезжать по всему региону, и он оставлял меня старшей над местными врачом и медсестрой. — Ее слова снова зазвучали скучно и буднично. — Работать было легко. Местные верили в программу и ни в чем не подозревали нас до самого конца, когда все пошло наперекосяк. Не могу сказать, когда именно это началось. — Теперь я едва ее слышала. — Знаю, была среда, потому что пришел почтовый корабль из Лилонгве.

На минуту ее глаза закрылись, и я подумала, что она заснула.

— Клемми, — сказала я. Она открыла глаза. — Лилонгве.

— Да, да, знаю. Просто собираюсь с мыслями. Даже от них устаю. Нужно учитывать, в каком мы были положении. На том участке побережья было около дюжины поселков, человек по пятьдесят на каждый, дети, старики, семьи. Раз в две недели я их объезжала, проводила ночь, иногда две, и двигалась дальше. По сути, это были домашние обходы, и все складывалось удачно, система работала. Люди не болели и благодарили за это Бога, что просто великолепно. Всякий раз, когда я приезжала, ко мне с радостными криками бросались дети. Можешь себе представить, какая это радость, когда нет своих детей? Словно вдруг унаследовала целый выводок разом.

Когда она гасила сигарету о пузырек с лосьоном, руки у нее дрожали.

— Местный доктор говорил, что единственно тяжелые случаи тут — жертвы СПИДа, но они не наша проблема. Их забирали в больницы Лилонгве. Большинство из наших даже не заболевали. Ни одного случая лихорадки. Поэтому когда они начали исчезать, я ничего не понимала. У детей были прививки. А до них ведь успели привить и взрослых. — Ее голос дрогнул. — В этом я была уверена, ведь вакцину привезла я. И медсестра прививала детей на моих глазах.

Я следила за дорогой, залитой лунным светом. Голос Клемми стих. В июне я выйду замуж. Мы уже заказали павильон в «Уэйв-хилл». Столько предстоит сделать! Мне надо позвонить сотне людей. Надо назначить встречу со священником церкви Игнация Лойолы. Надо позвонить Роберту и извиниться, что я его расстроила с амстердамским подарком. Протягивая мне розовую коробку, он сказал: «На случай, если тебе захочется станцевать у меня на коленях». Эти слова звучали у меня в голове, когда я открывала подарок, и почему-то меня спровоцировали. Но, оглядываясь назад, я понимала, как глупо себя вела. Позвоню Роберту из отеля в Брасове и пообещаю ему этот танец.

— Беды не приходят поодиночке, они наваливаются разом. Я выехала в понедельник с обходами и увидела тот ужас воочию. Один поселок за другим. Я ходила к старейшинам и слышала одно и то же. Все дети пропали. Когда я добралась до последнего поселка, то уже была вне себя. — Голос ее дрожал и прерывался. — Вне себя от ужаса. Словно мне восемь лет, и я лежу ночью в кровати и всматриваюсь в шкаф. Именно так. Понимаешь? — Она повернулась посмотреть на меня. Я не понимала, не хотела понимать, но кивнула. Если ей не сочувствовать, она еще больше расстроится. — В одной деревне остались только двое, мужчина и женщина, они сказали, что их дети ушли в джунгли. Ночью на берегу появилась группа белых мужчин, прошла через середину поселка, и за ними потянулись последние оставшиеся дети.

Это показалось мне подозрительным.

— А они этих белых описали?

Клемми понизила голос.

— Призраки. Именно такое слово они употребили, но я называю их белыми.

Такой ответ меня не удовлетворил. Кто сказал, что призраки обязательно белые? Между тем история Клемми меня заинтриговала.

— И что случилось потом?

— После детей ушли бабушки-дедушки. Люди собрались и ушли ночью старыми тропами в джунгли, где и исчезли. Эти двое сказали, что призраки придут и за мной. А после я слышала это снова и снова. Немногие уцелевшие в каждом поселке касались моих белых рук и качали головами, мол, тебя это не защитит.

«Возможно, виновата сама Клемми, — подумала я. — Очень даже может быть».

— С тех пор я часто думала, что те белые люди, наверное, разновидность вампиров, — продолжала она.

Из машины словно исчез весь воздух.

— Нет.

— Никто за мной не пришел, но под конец последнего объезда берега вообще некому было помогать. Деревни совершенно опустели. Не осталось ни души. Никто не приходил к устройству для очистки воды у колодца. Не играли дети. Поэтому я собрала рюкзак и пошла в джунгли за ними. Джефф нашел меня в гостинице в Лилонгве, но я не знала, как туда попала. Я ничего ему не сказала. И до самого своего ухода, до дня, когда он меня бросил, он считал, что жители наших поселков стали жертвами повстанцев. Правду сказать, он винил меня в том, что мне не хватило присутствия духа, так он вроде бы сказал.

Я постаралась найти рациональное объяснение. Возможно, это были повстанцы. А может, она случайно убила тех людей и теперь не в состоянии это пережить. Детей сгубила ее программа вакцинации. Или, может, это было какое-то неизвестное заболевание, а она винит себя. А еще вполне вероятно, дети и их родители уже были больны, и вакцинация опоздала. Последнее казалось самым правдоподобным. Она рассказывала историю своего провала в надежде его искупить. Клемми обнимала себя руками. Ее била дрожь. Я испытывала пугающее, нежеланное сродство с ней.

— Нам нужно отдохнуть, — сказала я.

Ее голова дернулась, когда машина наткнулась на рытвину в асфальте, и на мгновение ее волосы вспыхнули серебром в лунном луче. Больше до конца пути мы не разговаривали.