Глава 1

– Черт возьми, Шарп! Побыстрее!

– Да, сэр, – Шарп не сделал ни малейшей попытки ускориться. Он тщательно изучал лист бумаги, зная, что его медлительность раздражает лейтенант-полковника[10] Уиндхэма. Полковник в нетерпении постукивал стеком[11] для верховой езды по голенищу высокого сапога.

– У нас нет на это лишнего дня, Шарп! Надо еще выиграть войну!

– Да, сэр, – повторил Шарп вежливым, но упрямым тоном. Он не будет торопиться: маленькая месть Уиндхэму за разрешение капитану Дельма быть свободным под честное слово. Он повернул бумагу так, чтобы отсвет огня падал на чернила.

«Я, нижеподписавшийся Поль Дельма, капитан 5-го драгунского полка, взят в плен английскими частями 14 июня 1812 года, ручаюсь моей Честью не пытаться бежать или Покидать место моего Пленения без Разрешения и не передавать Информацию французским вооруженным силам или их союзникам до тех пор, пока не буду Обменян, Чин по Чину, или Другим образом Освобожден от этого Обязательства. Подписано: Поль Дельма. Засвидетельствовано мной, Джозефом Форрестом, майором Его Британского Величества полка Южного Эссекса».

Полковник Уиндхэм снова щелкнул стеком, звук показался неожиданно громким в предрассветной прохладе.

– Проклятие, Шарп!

– Похоже, все в порядке, сэр.

– В порядке! Сукин вы сын, Шарп! Кто вы такой, чтобы говорить мне, что в порядке, а что нет! Боже милостивый! Я уже сказал, что все в порядке! Я! Помните меня, Шарп? Вашего командира?

Шарп улыбнулся:

– Да, сэр.

Он передал Уиндхэму обязательство, тот вежливо принял бумагу, привычка к соблюдению тонкостей этикета была в нем выработана годами.

– Спасибо, мистер Шарп. Не дадите ли милостивого разрешения двигаться, черт возьми, дальше?

– Продолжайте, сэр, – снова улыбнулся Шарп. За те шесть месяцев, что Уиндхэм командовал полком Южного Эссекса, полковник начал ему нравиться. Между ним и своенравным, но блестящим капитаном легкой роты даже установилось нечто вроде дружеской приязни. Но сейчас Уиндхэм выказывал все признаки нетерпения.

– Клинок, Шарп! Ради Бога! И побыстрее!

– Да, сэр, – Шарп повернулся к одному из деревенских домишек, где расположился на постой полк Южного Эссекса. На горизонте серой линией забрезжил рассвет. – Сержант!

– Сэр!

– Палаш чертова лягушатника!

– Шарп! – устало попытался протестовать полковник Уиндхэм.

Патрик Харпер повернулся и крикнул в сторону одного из домов:

– Мистер Макдональд, сэр! Палаш французского джентльмена, да поскорее, сэр!

Макдональд, новый прапорщик Шарпа, был всего шестнадцати лет от роду и отчаянно желал угодить своему знаменитому капитану, он уже мчался к ним, держа в руках упомянутый чудесный палаш в ножнах. Юноша так торопился, что запутался в собственных ногах, но, поддержанный Харпером, добрался-таки до Шарпа и передал клинок ему.

Боже, как хочется его иметь! Всю ночь Шарп держал его в руках, чувствуя его баланс, мощь гладкой, блестящей стали, и страстно хотел забрать его себе. Эта вещь была смертельно красива, ее сделал мастер, и она заслуживала великого бойца в качестве хозяина.

– Месье? – голос Дельма был мягким, вкрадчивым.

За спиной француза Шарп увидел Лоссова, капитана германской кавалерии и друга Шарпа, загнавшего Дельма в тщательно подготовленную ловушку. Лоссов тоже держал в руках этот клинок и мог только помотать головой в немом восхищении. Теперь же он смотрел, как Шарп передает палаш французу как символ того, что тот дал слово и теперь ему может быть доверено личное оружие.

Уиндхэм преувеличенно громко вздохнул:

– Ну а теперь-то можно начинать?

Легкая рота шла первой под прикрытием кавалеристской завесы Лоссова. Они хотели выдвинуться на равнину до того, как полуденный жар повиснет в воздухе, заливая глаза потом и забивая легкие горячей пылью вперемешку с песком. Шарп, в отличие от большинства офицеров, шел пешком: он всегда ходил пешком. Попав в армию рядовым, он носил красный мундир линейного полка и маршировал с тяжелым мушкетом на плече. Гораздо позже, невероятным образом перепрыгнув пропасть между сержантом и офицером, он присоединился к элитным стрелкам в узнаваемых зеленых куртках, но те тоже ходили пешком. Он был пехотинцем, шел пешком так же, как шли его люди, и так же нес винтовку, как они несли свои винтовки или мушкеты. Полк Южного Эссекса был красномундирным, но Шарп, сержант Харпер и ядро легкой роты были стрелками, когда-то случайно приданными батальону, и с гордостью носили свои темно-зеленые куртки.

Светало, равнину затопило белесым туманом. Солнце, еще нежно-розовое на востоке, грозило полуденным жаром. Шарп видел темные силуэты всадников на фоне рассвета: британцы наступали на восток, вторгаясь в удерживаемую французами Испанию, их целью был крупный город Саламанка. Большая часть армии была далеко на юге, двигаясь дюжиной разных путей, а полк Южного Эссекса в сопровождении людей Лоссова и горстки инженеров был послан на север, чтобы разрушить небольшой французский форт, защищавший брод через Тормес. Работа была сделана, враги оставили форт, и теперь задачей полка Южного Эссекса было вернуться к основным силам Веллингтона. До соединения с армией было еще дня два, и Шарп понимал, что это будут дни беспощадного жара и бесконечных выжженных равнин.

Капитан Лоссов спешился, чтобы побыть рядом с Шарпом. Он кивнул стрелку:

– Не доверяю я этому французу, Ричард.

– Я тоже.

Резкий тон Шарпа ни капли не смутил Лоссова: он привык к утренней угрюмости друга.

– Мне кажется странным, что у драгуна прямой клинок. Они же носят сабли, правда?

– Правда, – Шарп попытался выглядеть более расположенным к общению. – Надо было прикончить ублюдка еще в лесу.

– И это правда. Только это и стоит делать с французами: убивать, – Лоссов рассмеялся. Как большинство немцев в британской армии, он родился на земле, сейчас захваченной наполеоновскими войсками. – Интересно, куда делся второй.

– Вы его упустили.

Лоссов только усмехнулся в ответ на такое оскорбление:

– Никогда. Он где-то спрятался. Надеюсь, партизаны до него доберутся, – немец перечеркнул горло пальцем, подсказывая, как испанским герильерос следует поступать с французскими пленными, и улыбнулся Шарпу: – А ты ведь хочешь этот палаш, ja?[12]

Шарп пожал плечами, задумался, но признался:

– Ja.

– Ты его получишь, друг мой! Ты его получишь! – Лоссов расхохотался и снова вскочил на лошадь, чтобы догнать своих людей. Он действительно верил, что Шарпу под силу получить клинок – другой вопрос, сделает ли это Шарпа счастливым. Лоссов хорошо знал Шарпа, его беспокойный дух, хранивший стрелка всю войну, ведущий от победы к победе. Шарп решил захватить французский штандарт, «орла», чего никогда не удавалось британцам – и добился этого под Талаверой. Потом он бросил вызов партизанам, французам, даже своим, чтобы провезти через всю Испанию золото. В процессе встретил Терезу, возжелал ее – и добился своего, пару месяцев назад женившись на ней всего через несколько часов после того, как первым ворвался в Бадахос через брешь, полную смерти. Лоссов подозревал, что Шарп обычно добивается желаемого, но никогда не удовлетворяется достигнутым. Его друг, решил немец, подобен человеку, который ищет горшок с золотом, находит десяток, но отвергает их все, потому что горшки были не той формы. Эта мысль окончательно развеселила немца.

Полк шел два дня, рано останавливаясь на ночлег и выходя на марш задолго до рассвета, а утром третьего дня рассветный ветерок донес до них запах теплой пыли, шлейфом тянувшейся за основными силами Веллингтона, уже почти добравшимися до Саламанки. Капитан Поль Дельма, сразу бросающийся в глаза из-за странных ржаво-красных панталон и высокого медного шлема на голове, промчался мимо Шарпа поглядеть на облако пыли, поднятой, как он надеялся, огромными массами пехоты, кавалерии и артиллерии, бросившими вызов превосходящей числом французской армии. Полковник Уиндхэм последовал было за французом, но осадил коня возле Шарпа.

– Чертовски хороший наездник, Шарп!

– Да, сэр.

Уиндхэм сдвинул на затылок свою двууголку и почесал седеющий череп.

– Он кажется вполне приличным человеком, Шарп.

– Вы с ним говорили, сэр?

– Боже милостивый, нет! Я не говорю по-лягушачьи. Хват! Сюда, Хват! – закричал Уиндхэм одной из гончих, его вечных спутников. Большая часть своры осталась в Португалии, на летних квартирах, но полдюжины возмутительно избалованных собак были рядом с полковником. – Нет, с ним говорил Лерой, – Уиндхэм имел в виду, что майор-американец мог знать французский только потому, что сам был иностранцем. Американцы – странные люди. Впрочем, для Уиндхэма странным был любой, в ком не текла настоящая английская кровь. – Он охотится, знаете ли.

– Майор Лерой, сэр?

– Нет, Шарп. Дельма. Знаете, во Франции так чертовски странно охотятся: со сворой этих чертовых пуделей. Думаю, они пытаются копировать нас, но ничего не выходит.

– Возможно, сэр.

Уиндхэм взглянул на Шарпа, пытаясь понять, не смеются ли над ним, но лицо стрелка ничего не выражало. Полковник вежливо тронул шляпу:

– Не задерживаю вас больше, Шарп, – он повернулся к легкой роте: – Отлично, негодяи вы этакие! Тяжко идти, а? Ничего, скоро дойдем!

Перевалило за полдень, когда батальон достиг холмов, расположенных через реку от Саламанки. Прискакавший вестовой велел полку Южного Эссекса оставаться там, пока армия двинется на восток, к бродам, ведущим на северный берег. Французы оставили в городе гарнизон, приглядывавший за длинным римским мостом. Задачей полка было блокировать мост и не дать гарнизону ускользнуть. Вечер обещал быть легким, можно было отдохнуть: гарнизон явно собирался драться, так что охрана моста была не более чем формальным жестом.

Шарп уже был в Саламанке четыре года назад, со злосчастной армией сэра Джона Мура[13]. Он видел город зимой, под мокрым снегом попеременно с дождем, но не мог его забыть. Сейчас, стоя на вершине холма в каких-то двух сотнях ярдов от южного конца моста, он снова смотрел на город за рекой. Батальон располагался ниже, вне поля видимости французских артиллеристов, на виду оставалась только легкая рота да полковник Уиндхэм, приехавший посмотреть город.

Здесь все было построено из камня теплого медового оттенка: мешанина колоколен и башен, церквей и дворцов, сгрудившихся вокруг двух соборов на высоком холме. Две массивные куполообразные башни нового собора, всего трех веков отроду, безмятежно возвышались в лучах клонившегося к закату солнца. Это место не было центром торговли, как Лондон, не было и облицованной гранитом крепостью, как Бадахос, оно было предназначено для учебы, молитвы, благодати, красоты, должно было только радовать – и больше ничего. Золотой город стоял над серебряной рекой, и Шарп был счастлив, что вернулся.

Впрочем, панорама города была слегка подпорчена: французы снесли весь юго-западный угол Саламанки, оставив всего три здания, превращенные в крепости. Получившимся фортам придали рвы и стены, бойницы и амбразуры, а старые дома и церкви, колледжи и монастыри были безжалостно снесены, чтобы дать артиллерии фортов пространство для обстрела. Пушки двух смотрели на мост, не давая британцам им воспользоваться, третий был ближе к центру города. Все три, знал Шарп, должны быть взяты прежде, чем британцы покинут город, преследуя отступающую на север французскую армию.

Он перевел взгляд с фортов на реку, что медленно текла под мостом между зеленых деревьев. Болотные луни[14] с задранными вверх кончиками крыльев скользили от одного зеленого островка к другому. Шарп снова глянул на великолепный собор, в солнечном свете казавшийся золотым, затем задумался, как будет входить в город. Когда Шестая дивизия обезопасит дальний конец моста, полку Южного Эссекса придется пройти две мили на восток, до ближайших бродов, а потом на север, на соединение с армией. Немногим в армии Веллингтона удастся увидеть Саламанку до поражения Мармона[15], но в тот момент Шарпу было достаточно просто смотреть на безмятежную красоту города за рекой и надеяться, что скоро, очень скоро у него будет шанс снова пройти по этим улицам.

Рот полковника Уиндхэма скривился в полуулыбке:

– Исключительно!

– Исключительно, сэр?

Уиндхэм указал стеком на собор, потом на реку:

– Собор, Шарп. И река. Совсем как в Глостере[16].

– Мне казалось, Глостер плоский.

Уиндхэм фыркнул, услышав такое:

– Река и собор. Совсем как там, правда.

– Очень красивый город, сэр.

– Глостер? Конечно! Он же английский. Чистые улицы. Не то что в этом проклятом месте, – Уиндхэм, наверное, никогда не забредал дальше главной улицы любого английского города, в районы забитых мусором переулочков и ночлежек. Полковник был типичным сельским помещиком, превозносящим добродетели своей страны и глубоко подозрительным по отношению ко всему иностранному. А вот дураком он не был, хотя Шарп подозревал, что лейтенант-полковник Уиндхэм предпочитает играть дурака, чтобы избежать самого обидного из всех возможных для англичанина оскорблений: быть чересчур умным. Уиндхэм поерзал в седле и оглянулся на отдыхающий батальон: – О, вот наш француз.

Дельма отсалютовал Уиндхэму. С ним, к удовольствию полковника, подъехал и майор Лерой, который мог служить переводчиком.

– Капитан Дельма спрашивает, когда его отошлют в расположение штаба, сэр.

– Чертовски спешит, а? – загорелое морщинистое лицо Уиндхэма помрачнело, потом он пожал плечами: – Думаю, хочет, чтобы его обменяли до того, как чертовы лягушатники добегут до Парижа.

Дельма низко свесился с седла, чтобы дать одной из собак полковника лизнуть его пальцы. Лерой начал что-то говорить ему. Уиндхэм нервничал. Наконец майор снова повернулся к полковнику:

– Он был бы очень благодарен, если бы его обменяли поскорее, сэр. Говорит, его мать больна, и он очень ждет известий от нее.

Шарп сочувственно хмыкнул, но Уиндхэм рявкнул, чтобы он помолчал: полковник одобрительно наблюдал, как француз  играет с его собаками.

– Я не возражаю, Лерой. Правда, черт возьми, не представляю, кто его сопроводит до штаба. Не хотите прогуляться?

Майор покачал головой:

– Нет, сэр.

Уиндхэм снова повернулся в сторону батальона:

– Думаю, можно попросить Батлера. Он любит прокатиться верхом, – тут взгляд его упал на стоявшего совсем рядом прапорщика Макдональда: – А ваш молодой человек ездит верхом. Шарп?

– Да, сэр. Но у него нет лошади.

– У вас чертовски странные убеждения, Шарп, – в отличие от Шарпа, Уиндхэм не считал, что пехотный офицер должен идти пешком, как и его люди. Некоторым офицерам было бы полезно ездить верхом: в бою они видели бы дальше, а их люди могли бы всегда видеть их самих. Но легкая рота сражалась в стрелковой цепи, и верховой был бы среди них идеальной мишенью, так что офицерам Шарпа лошадь не полагалась. Макдональд услышал, что Шарп и Уиндхэм говорят о нем, приблизился и изобразил рвение. Майор Лерой предложил юноше поводья своей кобылы:

– Возьмите мою. Да полегче с ней! – Лерой достал из кармана сложенный лист бумаги. – Вот обязательство капитана Дельма. Передадите его только дежурному офицеру в штабе, поняли?

– Да, сэр, – Макдональд был взволнован.

Лерой подсадил прапорщика на лошадь:

– Знаете, где штаб?

– Нет, сэр.

– И никто не знает, – проворчал Уиндхэм. Он указал на юг: – Езжайте туда, пока не увидите армию, потом на восток – и найдете штаб. Я хочу, чтобы вы вернулись до заката, если Веллингтон предложит накормить вас обедом, так ему и передайте.

– Да, сэр, – Макдональд польщенно улыбнулся. – Думаете, он может предложить, сэр?

– Не болтайте глупостей! – Уиндхэм махнул рукой в ответ на прощальный салют Дельма.

Француз обернулся, чтобы последний раз взглянуть на Саламанку. Он так сосредоточенно вглядывался вдаль, как будто хотел увидеть, как британские войска форсируют броды и входят в город. Потом тусклые глаза остановились на Шарпе, и Дельма улыбнулся:

– Au revoir, M'sieur[17].

Шарп улыбнулся в ответ:

– Надеюсь, сифилис вашей матери скоро пройдет.

Уиндхэм вспылил:

– Чертовски излишне, Шарп! Малый был идеально вежлив! Француз, конечно, но очень милый.

Дельма послушно потрусил за шестнадцатилетним прапорщиком, Шарп проводил их взглядом, прежде чем снова повернуться к великолепному городу за рекой. Саламанка. Это будет первая бескровная победа Веллингтона в летней кампании – и тут Шарп вспомнил, что совсем уж бескоровной она не будет. Импровизированные крепости в черте города должны быть разрушены, чтобы Веллингтон мог вести подкрепления и продовольствие через длинный римский мост. За золотой город и без того стоило сражаться, а этот мост, много лет назад построенный римлянами, и сейчас может помочь армии выиграть войну.

Шарп был поражен, что столь древний мост еще стоит. Парапеты его были зубчатыми, как стена замка, а почти в центре моста высилась изящная маленькая крепость, аркой нависающая над дорогой. Французов в этом скромном форте не наблюдалось, единственным его обитателем был большой мраморный бык. Полковник Уиндхэм тоже поглядел на мост и покачал головой.

– Чертовски ужасно, а, Шарп?

– Ужасно, сэр?

– Больше чертовых пролетов, чем костей у кролика! Английские мосты строят только в два пролета, разве нет? Только чертов камень расходуют! Вообще, я думаю, испанцы считают, что они чертовски умны, раз смогли перекинуть туда мост, а?

Лерой, чье лицо после Бадахоса бороздили ужасающие шрамы, лаконично ответил:

– Его построили римляне, сэр.

– Римляне! – счастливо улыбнулся Уиндхэм. – Каждый чертов мост в этой стране построили римляне. Если б не они, испанцы, возможно, никогда не перебрались бы через реку! – эта мысль его развеселила: – Отлично! Обязательно напишу об этом Джессике[18], – он отпустил поводья, дав им свободно упасть на шею лошади. – Все это – пустая трата времени. Чертовы лягушатники даже и не попытаются прорываться по мосту. Правда, я считаю, что ребятам все равно надо было отдохнуть. Ваша рота, Шарп, может приглядеть за всем, – он зевнул и посмотрел на Шарпа.

Шарп не ответил. Полковник нахмурился:

– Шарп?

Но Шарп уже бежал прочь, на ходу скидывая с плеча винтовку:

– Легкая рота!

Боже! Разве предчувствия врут? Шарп, продолжая бежать, оттянул курок винтовки, а справа, в ложбинке у южного края моста, возник Дельма.

Шарп увидел движение лишь краем глаза, но замешательство длилось не дольше секунды: он узнал мешковатые панталоны и медный шлем. Теперь француза могла остановить только винтовка: лишь ей под силу послать пулю на такое расстояние и убить беглеца, которому Шарп так и не смог поверить. И к черту обещания!

– Боже мой! – полковник Уиндхэм тоже увидел Дельма. – Боже мой! Он же дал слово! Будь он проклят!

Может, Господь и поразит Дельма, но когда-нибудь потом, а сейчас только стрелок мог помешать ему достичь моста и безопасного убежища в одном из французских фортов на той стороне. Дельма, пригнувшись к шее лошади, был в сотне ярдов – и столько же ему оставалось до моста. Шарп поймал скакуна на мушку, положил палец на спусковой крючок, но тут прицел ему перекрыл конь полковника Уиндхэма.

– Пиль![19] – Уиндхэм, вытащив саблю, бросился в погоню за французом, его собаки, вывалив языки, мчались по сторонам.

Шарп поднял винтовку, проклиная Уиндхэма за то, что тот перекрыл ему прицел, и мог только беспомощно наблюдать, как француз, чья честь была попрана нарушением обещания, мчится к мосту и спасению.