"Последний выстрел. Встречи в Буране" - читать интересную книгу автора (Горбачев Алексей Михайлович)

ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ

1

Это случилось погожим сентябрьским утром на небольшой степной станции.

Как и многие пассажиры, Дмитрий Степанович поддался соблазну отведать знаменитых марьяновских арбузов, о которых стали поговаривать в вагоне еще вчера — не проспать бы, мол, Марьяновку, арбузы там знатные, не хуже камышинских или астраханских.

— Дмитрий Степанович, купите арбузик и на мою долю, — попросила соседка по купе — миловидная и очень разговорчивая дама. — Я трусиха, я ужасно боюсь выходить на станциях из вагона, — кокетливо пояснила она и сунула ему в карман пижамы трехрублевку.

На станции, под замшелым дощатым навесом, шла поспешно-бойкая торговля всякой овощью, но пассажиров, разумеется, больше всего интересовали арбузы. На двоих — для себя и миловидной соседки — Дмитрий Степанович облюбовал большой полосатый арбуз Он взял его, поднес к уху, сдавил руками, прислушиваясь к сочному потрескиванию внутри, и чуть было не выронил этакого красавца, потому что неожиданно увидел на привокзальной площади человека. Невысокий, сутуловатый, он шел слегка вихляющей походкой, подергивал правым плечом, как бы стряхивая что-то. В походке, в подергивании было что-то навязчиво знакомое: где-то и когда-то он уже видел этого человека. И вдруг мозг опалила невероятная, фантастически неправдоподобная догадка — это он, Кузьма Бублик, бывший полицай, фашистский прислужник! Заглянуть бы в лицо, встретиться бы взглядом с его глазами... Да, но ведь Кузьма Бублик был тогда убит...

Дмитрий Степанович стоял в раздумье, не зная, что делать. Кто-то изнутри подталкивал его — беги, догони, загляни в лицо, чтобы не терзаться потом. Ведь в следующее двадцатилетие может не представиться такого случая, наверняка не представится. Он положил облюбованный арбуз на прилавок и бросился на привокзальную площадь. Но пока раздумывал, пока бежал, человек успел сесть в кабину грузовика, и грузовик тут же тронулся.

— Стой! Стой! — закричал Дмитрий Степанович. Его, конечно же, не услышали. Грузовик уже мчался по улице, дразняще подмигивая красным огоньком стоп-сигнала. «Уехал», — с отчаянием подумал Дмитрий Степанович, кляня себя за то, что медлил, сразу не кинулся за человеком и упустил...

На привокзальной площади стоял крытый фургон-автолавка. В кабине покуривал пожилой шофер, и Дмитрий Степанович шагнул к нему, из опыта зная, что шоферы — народ разбитной, богато осведомленный.

— Скажите, приятель, — торопливо обратился он к шоферу, — чья машина стояла рядом с вашей?

— Грузовая, что ли?

— Да, да, грузовая.

— Обыкновенная совхозная машина, из «Гвардейца». Совхоз есть такой — «Гвардеец».

— А кто сел в кабину к шоферу? Вы его знаете?

— Совхозный сторож.

— Сторож? — с удивлением переспросил Дмитрий Степанович. Да, кажется, ошибся, это был не Кузьма Бублик. Кузьма Бублик не стал бы работать сторожем, у того были другие замашки... — А как зовут сторожа?

— Пес его знает, — отмахнулся шофер. — Чья машина — точно известно. Мы тут с водителем покурили, покалякали. Сторож, говорит, в буфет побежал, за куревом. Там папиросы ленинградские, большая редкость для нас.

— Каков он из себя? Лицо какое? — допытывался Дмитрий Степанович.

Шофер озадаченно пожимал плечами.

— Лицо?.. Лицо обыкновенное... Борода...

— Он с бородой? — снова удивился Дмитрий Степанович. Неужели все-таки ошибся? Кузьма Бублик был без бороды. Кузьма Бублик ежедневно брился, следил за своей внешностью...«Чудак ты, — в мыслях упрекнул себя Дмитрий Степанович, — бороду может отпустить каждый»...

— Вы, товарищ, с поезда? А поезд-то ваш ушел, — сказал шофер.

Дмитрий Степанович сперва как-то даже не оценил своего бедственного положения, и только нащупав в кармане трехрублевку разговорчивой дамы, вдруг как бы очнулся — отстал ведь от поезда в пижаме, в тапочках на босу ногу... Сейчас в купе, наверное, переполох: куда девался пассажир!

Досадуя и горько посмеиваясь над собой, Дмитрий Степанович отправился к начальнику станции. По роду занятий и по натуре своей он был непоседой — часто ездил в поездах, в пригородных автобусах, летал в самолетах, бороздил моря и реки на пароходах и всегда слыл пассажиром дисциплинированным. И вот на тебе — впервые проворонил свой поезд...

Начальник станции — молодой, смуглый, горбоносый мужчина в форменной тужурке — с кем-то разговаривал по телефону о том, что эти окаянные козы не дают ему житья, что чертова скотина объедает лесозащитные насаждения, что он сегодня же прикажет обходчикам запирать коз в пустые будки — пусть тогда хозяева попляшут! Закончив разговор, начальник станции положил трубку, искоса глянул на посетителя и, должно быть, сразу догадался, что к нему пожаловал отставший от поезда. Он сурово нахмурился, даже потянул породистым носом, принюхиваясь — не пьян ли этот горе-пассажир. К его удивлению, тот был совершенно трезв и видом своим не походил на отъявленных забулдыг, что по пьяной лавочке или отстают или садятся не в свои поезда, теряют чемоданы, забывают проездные билеты, а потом шумно вваливаются в кабинет с претензиями, как будто во всем виноват он, начальник станции... Нынешний же посетитель — полноватый мужчина лет под сорок, с загорелым интеллигентным лицом, с пышной темно-каштановой шевелюрой, чуть-чуть припорошенной сединой на висках, — внушал доверие.

— Что? Отстали? — с официальной строгостью спросил начальник станции.

— Отстал, как видите...

Смущенный тон посетителя вызвал в душе начальника сочувствие, но он тут же подавил в себе неуместный «сентимент» и с прежней строгостью заметил:

— Вы что же, первый раз по железной дороге едете, порядков не знаете?

Тот виновато вздохнул (забулдыга ответил бы скоропалительной тирадой — порядки, мол, знаю, но на вашей станции порядка нету и так далее...).

— Куда следовали?

— В Самарканд.

— Ну вот, ну вот, ваш поезд будет только через сутки... Что прикажете с вами делать? Ладно, вещи ваши снимут на следующей станции. В каком вагоне ехали? Так, записал! Придется вам, гражданин, расположиться в зале ожидания. Комнаты отдыха нет: транзитных пассажиров у нас не бывает.

Дмитрий Степанович опять кивнул головой — понимаю, понимаю, что поделаешь, раз уж стряслось такое... Вся беда в том, что он в пижаме и в тапочках. В таком одеянии шагу не ступишь от станции и придется, наверное, целые сутки изнывать в зале ожидания. Веселенькое занятие! Постой, постой, а почему обязательно сидеть в этом зале? Поезд будет только через сутки, за эти сутки можно побывать в «Гвардейце» и уточнить — Кузьму ли Бублика он увидел, или то был другой человек.

— Товарищ начальник, нельзя ли мои вещи вернуть сюда? — осторожно спросил Дмитрий Степанович.

Начальник оценивающим взором окинул посетителя, удивляясь, что тот не шумит, не требует, а застенчиво просит.

— Хорошо. Сделаю, — согласился он. — Через час двадцать будет обратный поезд. Идите, ожидайте.

— Если можно, разрешите позвонить в райком партии, — попросил Дмитрий Степанович.

Начальник опять вскинул глаза на странного посетителя в пижаме и подумал: «Не начальство ли какое областное или того повыше?»

— Звоните.

Расспросив, как звонить в райком и как зовут первого секретаря, Дмитрий Степанович взялся за телефонную трубку. Конечно, можно было бы позвонить в райком или самому зайти туда после, когда вернутся его вещи, но это будет через час-полтора, секретарь может уехать, а потом не найдешь его... Лучше уж позвонить сейчас, в начале рабочего дня.

Услышав в трубке сочный мужской голос «Петров слушает», Дмитрий Степанович заговорил:

— Здравствуйте, Павел Иванович, извините, вас беспокоит художник Гусаров. Да, да, тот самый... из Москвы. Нахожусь у вас на станции. Нет, нет, Павел Иванович, я здесь гость случайный... По стечению некоторых обстоятельств... Я к вам, простите, с просьбой. Хотелось бы побывать в «Гвардейце». Не окажете ли помощь транспортом? Спасибо, спасибо, Павел Иванович. Сейчас зайти к вам? — Дмитрий Степанович замялся, потрогал рукой ворот пижамы. — Извините, Павел Иванович, сию минуту не смогу... Если разрешите, через час-полтора буду у вас. Да, да, непременно зайду. — Положив трубку, он шагнул к выходу, но начальник станции задержал его.

— Постойте, товарищ Гусаров, куда же вы? Я сейчас же, в вашем присутствии позвоню на Узловую. Начальником там приятель мой, учились вместе... — И он тут же стал звонить соседу. — Ну вот, все улажено! Вы не волнуйтесь, товарищ Гусаров, вещи ваши придут в целости и сохранности. Мой приятель слово дал! — Прежде официально-строгий и нахмуренный хозяин кабинета вел себя теперь по-другому. Он был несказанно доволен тем, что к нему зашел известный художник и, кажется, готов был выполнить любую его просьбу. — Извините за любопытство, товарищ Гусаров, «Полина-партизанка» — это ваша картина?

— Моя.

Начальник еще более оживился:

— Мы когда-то в шестом классе сочинение писали по ней. До сих пор помню — очень хорошая картина!

Дмитрий Степанович грустно улыбнулся. Обычно им овладевала какая-то неловкость, если кто-либо в глаза хвалил его картины, а сейчас он испытывал другое чувство. Казалось, недавно, совсем недавно работал он над своей «Партизанкой», казалось, только вчера его, молодого художника, поздравляли друзья и знакомые с премией... А сколько воды утекло, сколько лет минуло, если шестиклассник, писавший сочинение по его картине, вырос, выучился и стал начальником станции.

— Товарищ Гусаров, можете здесь подождать поезд, — предложил словоохотливый начальник. — Я попрошу буфетчицу, она принесет вам завтрак.

— Спасибо, не стану мешать вам, — вежливо отказался Дмитрий Степанович и от завтрака, и от кабинета.