"Убик" - читать интересную книгу автора (Дик Филип Киндред)

X

— А теперь, — сказал диктор, — вернемся к передаче новостей, которую ведет Джим Хантер.

На экране появилось гладко выбритое лицо журналиста.

— Глен Ранситер вновь оказался сегодня в своем родном городе. Однако это было безрадостное возвращение. Корпорация Ранситера, пожалуй, наиболее известная из всех предохранительных организаций, которые находятся на Земле, пережила вчера трагический удар. Во время террористического акта, который имел место в тайном промышленном центре, укрытом под поверхностью Луны, Глен Ранситер был смертельно ранен и умер, прежде чем тело его было помещено в холодильник. Тело Глена Ранситера было перевезено в Мораторий Любимых Собратьев в Цюрихе, где, несмотря на все усилия, не удалось вернуть его в состояние полу жизни. Ввиду бессмысленности дальнейших попыток, тело было перевезено в Де-Мойн, где будет выставлено для обозрения в Предпохоронном Доме Истинного Пастыря.

Телевизионная камера показала старый деревянный, окрашенный в белый цвет дом, вокруг которого собралась большая толпа.

«Интересно, кто решил перевезти его в Де-Мойн?» — подумал Джо.

— Это печальное решение, — продолжал голос диктора, — в результате которого начался последний период жизни Глена Ранситера — тот, который мы теперь видим — было принято его женой. Миссис Элла Ранситер, находящаяся ныне в холодильнике (в котором должен был оказаться и ее муж), была приведена в сознание и проинформирована о трагическом происшествии. Узнав сегодня утром о состоянии своего мужа, она распорядилась прекратить бесплодные попытки вернуть его в состояние полужизни. — На экране появилась фотография Эллы, сделанная еще при жизни. — Погруженные в траур работники Корпорации Ранситера собрались в часовне Предпохоронного Дома Истинного Пастыря.

На экране была видна теперь крыша дома и стоящая на кем ракета, из нее выходила группа мужчин и женщин. Их остановил протянутый репортером микрофон.

— Скажите, сэр, — зазвучал типично журналистский голос репортера, — работая для Глена Ранситера, бы и ваши коллеги имели возможность узнать его поближе? Узнать не как шефа, а как человека?

Дон Денни, щуря глаза, как ослепленная светом сова, заговорил в протянутый микрофон:

— Все мы знали Глена Ранситера как человека. Как хорошего человека и гражданина, которому можно было доверять. Говоря так, я выражаю мнение и своих коллег.

— Мистер Денни, здесь все коллеги — точнее, бывшие коллеги — мистера Ранситера?

— Здесь многие из нас, — ответил Дон Денни. — Мистер Лен Ниггелман, председатель Объединения Предохранительных Организаций, обратился к нам еще в Нью-Йорке, сказав, что слышал о смерти Глена Ранситера. Он информировал нас, что тело умершего находится в дороге в Де-Мойн, и заявил, что мы должны сюда приехать. Мы согласились с ним и, в результате, оказались здесь с помощью его корабля. Вот этого, — Денни указал на ракету, из которой вышел он сам и остальные члены группы. — Он любезно известил нас, что местом пребывания мистера Ранситера является уже не мориторий в Цюрихе, а здешний предпохоронный дом. Однако здесь нет некоторых из нас, поскольку их не было тогда в нашей нью-йоркской конторе. Я имею в виду наших инерциалов — Ала Хэммонда, Венди Райт, и мистера Чипа, специалиста по измерению поля. Их местопребывание нам неизвестно, но, может быть…

— Да, — сказал репортер. — Может быть, они увидят эту телепрограмму, передаваемую по спутникам во все города Земли, и явятся в Де-Мойн, чтобы принять участие в этой грустной церемонии. Я уверен — полагаю, вы тоже, — что именно этого хотели бы от них мистер Ранситер и его жена. А теперь я передаю слово Джиму Хантеру в студии «Теледневника».

Вновь появившись на экране, Джим Хантер сказал:

— Рой Холлис, чьи служащие, обладающие псионическими способностями, могут быть нейтрализованы инерциалами, в связи с чем являются объектами действия предохранительных организаций, в заявлении, сделанном для печати, вьфазил соболезнование по поводу случайной смерти Глена Ранситера и объявил, что если это будет возможно, примет участие в погребальной церемонии, проходящей в Де-Мойне. Однако не исключено, что Лен Ниггелман, представляющий, как мы уже сообщали, Объединение Предохранительных Организаций, будет требовать исключения мистера Холлиса из числа участников похорон в свете того факта, что, как сообщили в своих заявлениях некоторые представители предохранительных организаций, Холлис принял известие о смерти Глена Ранситера с явным и плохо скрытым удовлетворением. — Ведущий «Дневник» Джим Хантер прервался, взял в руки лист бумаги и продолжал: Переходим к другим сообщениям…

Джо Чип нажал на педаль выключателя телевизора. Экран погас, голос постепенно затих.

«Все это не согласуется с содержанием надписей на стенах ванной и туалета, — подумал Джо. — Может быть, однако, что Ранситер умер. Так утверждает телевидение. Этого же мнения держатся Рой Холлис и Лен Ниггелман. Все они считают его мертвым, а единственным контраргументом, на который мы можем опереться, являются два стишка, которые мог написать кто угодно».

Экран телевизора вновь засветился; это удивило Джо, ведь он не касался более педали выключателя. Более того, каналы начали меняться сами по себе; экран показывал то одно, то другое, пока, наконец, таинственное существо не нашло то, что искало. На экране теперь было только одно лицо, лицо Глена Ранситера.

— Ты недоволен вкусом? — спросил Ранситер своим характерным брюзгливым голосом. — Вареная капуста заполнила все твое меню? Тебя преследует все тот же запах, независимо от того, сколько десятицентовиков ты бросишь в свою кухню? «Убик» изменит все это. «Убик» восстановит вкусовые качества продуктов, вернет прекрасный аромат и вкус туда, где они должны быть. — На экране вместо лица Ранситера появился яркий баллончик с аэрозолью. — Одно дуновение невидимого потока частиц препарата «Убик», продаваемого по доступной цене, развеет ощущение, что весь мир заполняют бутылки с кислым молоком, изношенные магнитофоны и устаревшие железные кабины лифтов, не говоря уже о других, пока не замеченных признаках распада. Дело заключается в том, что этот распад окружающего мира — нормальное явление у многих особ, находящихся в состоянии полужизни, особенно на начальных стадиях, когда связи с действительностью еще очень сильны. Это происходит и в тех случаях, когда — так, как у вас, — мы имеем дело с несколькими системами памяти. Однако с появлением нового, более мощного препарата «Убик» все это изменилось!

Джо, совершенно ошеломленный, глядел на экран. На нем появилась ворожея из рисованного фильма, она распыляла вокруг себя «Убик».

Потом место ворожеи заняла серьезная домохозяйка с конскими челюстями и большими торчащими зубами. Она загремела металлическим голосом: — Я перешла на «Убик», опробовав все слабые, устаревшие подпорки действительности. Мои кастрюли и сковородки превращались в кучки ржавчины. Полы моей квартиры проваливались, а Чарли, мой муж, ногой проткнул дверь в спальню. Но теперь я пользуюсь новым, экономичным, могучим препаратом «Убик», и результаты прямо чудесны. Взгляните на этот холодильник. — На экране появилась старая модель фирмы «Дженерал Электрик». — Ведь она устарела на восемьдесят лет!

— На шестьдесят два года, — машинально поправил ее Джо.

— А посмотрите на него теперь, — продолжала женщина, опрыскивая старый холодильник препаратом «Убик». Магические огоньки запрыгали вокруг старой модели, и на ее месте появился во всей красе современный шестидверный платный холодильник.

— Да, да, — снова раздался голос Ранситера, — благодаря использованию наиболее передовых методов современной науки, процесс перехода материи к более ранним формам может быть повернут вспять, и это за сумму, доступную любому владельцу квартиры. «Убик» продается в лучших магазинах товаров для дома по всему земному шару. Не принимать внутрь, держать вдали от огня. Строго следовать инструкции, напечатанной на этикетке. Итак, поищи его, Джо. Не сиди на Месте, выйди из дома, купи баллон «Убика» и распыляй его вокруг днем и ночью.

— Ты знаешь, что я здесь, — сказал Джо, вставая с места. — Ты видищь меня и слышишь?

— Разумеется, я тебя не вижу и не слышу. Этот рекламный ролик записан на ленте магнитовида; я записал его две недели назад, за двенадцать дней до своей смерти. Я знал, что так случится, — воспользовался услугами ясновидцев.

— Значит, ты действительно мертв?

— Конечно, мертв. Разве ты не видел только что трансляции из Де-Мойна? Я знаю, что ты видел ее, — и об этом сказал мне мой ясновидец.

А эта надпись на стене туалета?

— Еще одно проявление распада, — загремел голос Ранситера из динамика телевизора. — Иди, купи банку «Убика», и это перестанет тебя тревожить.

— Ал считает, что это мы умерли.

— Ал уже подвергся распаду. — Ранситер расхохотался глубоким вибрирующим смехом, от которого затрясся весь конференц-зал. — Слушай, Джо, я записал этот чертов ролик, чтобы amp;ам помочь, указать вам дорогу, особенно тебе, ведь мы всегда были друзьями. Я знал, что ты будешь дезориентирован, так оно и случилось. Впрочем, это и не удивительно, принимая во внимание состояние твоих нервов. Так или иначе, держись; может, когда поедешь в Де-Мойн и увидишь мое тело, выставленное на всеобщее обозрение, — успокоишься.

— Что такое «Убик»? — спросил Джо.

— Боюсь, однако, что уже слишком поздно, чтобы помочь Алу.

— Каков состав «Убика»? Как он действует? — спрашивал Джо.

— Честно говоря, та надпись на стене туалета появилась, вероятно, из-за присутствия Ала. Если бы не он, ты бы вообще ее не увидел.

— Ты действительно записан на ленту магнитовида? — спросил Джо. — Ты не слышишь меня? Это точно?

— К тому же Ал… — начал Ранситер.

— К черту! — раздраженно выругался Джо. Все это не имело смысла.

На экране телевизора снова появилась женщина с лицом, напоминающим конскую морду. — Если в ближайшем к вам хозяйственном магазине еще нет «Убика», мистер Чип, вернитесь в свою квартиру, там вы найдете бесплатную рекламную упаковку препарата, присланную почтой. Ее хватит вам до тех пор, пока вы не сможете купить баллон нормальной величины.

Женщина исчезла, экран снова стал темен и нем.

«Итак, я должен во всем винить Ала, — подумал Джо. Мысль эта не вызвала у него восторга; он понимал странность такого способа рассуждения, его неправильность, может быть, запланированную. — Ал, как козел отпущения, как человек, на которого свалили ответственность: все из-за Ала. Это не имеет смысла, — подумал он. — Кроме того, действительно ли Ранситер меня не слышал? Может, он только делал вид, что говорит с ленты магнитовида? Какое-то время, пока показывали ролик, казалось, что Ранситер отвечает мне, и только под конец его ответы разошлись с моими вопросами».

Джо вдруг почувствовал себя, как беспомощная бабочка, которая бьется о стекло действительности и не может увидеть, что находится за ним.

И тут ему пришла в голову новая, необычайная концепция.

«Допустим, — подумал он, — что Ранситер записал этот ролик на ленту магнитовида, полагая, что взрыв бомбы убьет его, а все остальные останутся в живых. Лента была записана с благими намерениями, но идея была ошибочна. Ранситер не погиб: это мы потеряли жизнь, как гласила надпись на стене туалета, а Ранситер по-прежнему жив. Перед взрывом бомбы он распорядился, чтобы записанный на ленту ролик оказался на экране именно в этот момент, а поскольку он не отменил своих инструкций, телестудия выполнила его волю. Это объясняло бы расхождение слов Ранситера по телевизору с содержанием надписи, которую он сам сделал на стене туалета: по-другому невозможно объяснить оба эти явления».

Сколько Джо ни раздумывал, он не смог найти никакого другого объяснения, которое удовлетворяло бы всем условиям.

«Разве что Ранситер играет с нами, ведет то в одну, то в другую сторону. Словно какая-то необыкновенная могучая сила, преследующая их и действующая в мире существ живых или полуживых. Как бы там ни было, она имеет решающее влияние на их переживания и на большую часть того, что происходит. Может, не на сам процесс распада, — думал он. — Это независимо от нее. НО ПОЧЕМУ? Может, и этот процесс захвачен ее действием, хотя Ранситер и не хотел в этом признаться. Ранситер и «Убик». «Ubique» — значит вездесущность, — понял вдруг он. — Видимо, от этого слова произошло название распыляемого препарата в банках, о котором говорил Ранситер. Вероятно, его вовсе нет, и это очередной обман, имеющий целью еще больше усилить их дезориентацию. Более того, — думал он, — если Ранситер жив, то мы имеем дело не с одним, а с двумя Ранситерами. Один из них — настоящий — находится в реальном мире и старается с нами связаться, а второй — это фантасмагорийный Ранситер, который в своем мире полуживых является только телом, трупом, выставленным на всеобщее обозрение в Де-Мойне, штат Айова. И, продолжая рассуждать логически, мы приходим к выводу, что другие находящиеся здесь особы: Рой Холлис или Лен Ниггелман — тоже только продукты воображения, а их реальные двойники остаются в мире живых. Трудно во всем этом разобраться, — думал он. — Лучше я возьму эту бесплатную посылку с «Убиком» и отправлюсь в Де-Мойн. В конце концов, именно к этому призывал меня ролик. В типичной для себя шумной форме он дал мне понять, что я буду в безопасности, имея при себе баллон «Убика». Нужно обращать внимание на такие предостережения, — подумал он, — если я собираюсь остаться в живых или сохранить состояние полужизни».

Он вышел из такси на крыше своего дома и, спустившись вниз движущимся коридором, оказался перед своей дверью. С помощью монеты, полученной от кого-то — то ли от Пат, то ли от Ала — он открыл ее и вошел внутрь.

В столовой пахло подгоревшим жиром — запах, которого он не обонял со времени своего детства. Войдя в кухню, он понял причину этого явления. Кухня, отброшенная во времени, превратилась в древнюю газовую печь фирмы «Бак» с засоренными горелками и грязной, не закрывающейся до конца, дверцей духовки. Он тупо смотрел на старую плиту, потом заметил, что подобную метаморфозу претерпели и другие кухонные принадлежности. Аппарат, доставляющий на дом газеты, исчез совершенно. Тостер рассыпался течение одного дня и превратился в странное, дешевое, неавтоматическое устройство, из которого, как он заметил, тосты даже не выскакивали сами. Холодильник был теперь огромным, с ременным приводом, словом, реликтом, вынырнувшим из бог весть какого прошлого. Эта модель была еще более старой, чем модель «Дженерал Электрик», которую он видел в телевизионной рекламе. Меньше всего изменилась кофеварка, причем, даже в лучшую сторону: теперь в ней не было щели для монет, и ею можно было пользоваться бесплатно. То же произошло и со всеми остальными приборами. Во всяком случае, с теми, что остались на своих местах. Подобно газетному аппарату, совершенно исчезло устройство для уборки мусора. Он попытался вспомнить, какие еще были приборы, но воспоминание о них-стало уже туманным, поэтому он вернулся в столовую.

Телевизор тоже отступил далеко во времени, и теперь перед Джо стоял древний радиоприемник фирмы «Этвота-Кент», в корпусе из темного дерева, с диапазонами коротких, средних и длинных волн. У него была антенна и провод заземления.

— Боже милостивый, — содрогнулся Джо.

Но почему телевизор не превратился в бесформенную кучу пластиковых и металлических частей? Ведь это были его составные элементы, он был собран из них, а не из старого радиоприемника. Быть может, факт этот подтверждал каким-то удивительным способом давно забытую философскую гипотезу: платоновскую концепцию, по которой общие понятия вещей были — в каждой категории — реальны. Телевизор был формой, занявшей место других форм; очередные формы следовали одна за другой, как кадры на кинопленке.

«В каждом предмете, — размышлял Джо, — должны каким-то образом жить его предыдущие формы. Прошлое, хотя и скрытое под поверхностью, затаившееся, живет там по-прежнему и может вынырнуть на свет божий, как только поздние формы исчезнут каким-нибудь непредвиденным способом. Мужчина содержит в себе не молодого парня, а ранее живших мужчин, — думал Джо. — История началась очень давно. А обезволенные останки Венди? Здесь прерывалась нормальная последовательность форм. Последняя форма дошла до предела, и ничто не явилось ей на смену: ни новая форма, ни следующая фаза того, что мы называем развитием. В этом, наверное, и заключается старость: отсутствие новых форм ведет к дегенерации и закоснению. Только вот, в этом случае все произошло внезапно и было делом всего нескольких часов. Но, если говорить об этой старой доктрине, разве Платон не утверждал, что нечто должно прерывать распад, что какой-то внутренний элемент не подвластен ему? Дуализм, по которому тело и душа были отдельными элементами? Тело доходило до конца жизни — как в случае Венди, и душа вылетала, как птица из гнезда, направляясь куда подальше. Возможно, чтобы родиться вновь, как говорит Тибетская книга мертвых. Это действительно так. Великий боже, — подумал он, — надеюсь, что это правда. В таком случае все мы сможем встретиться снова».

Из чистого любопытства он включил приемник. Желтая целлулоидная шкала осветилась, радио что-то буркнуло, а потом среди помех и свиста заговорила какая-то станция:

— Время программы «Семья Пеппи Юнга», — сказал диктор. Раздалась органная музыка. — Подготовлена фирмой, производящей мыло «Камея» — мыло красавиц. Вчера Пеппи узнал, что его длившаяся много месяцев работа, подошла к концу, в связи с… — В этот момент Джо выключил радио.

«Мыльная опера периода перед второй мировой войной, — подумал он удивленно. — Ну что ж, это согласуется с временным возвращением явлений, происходящих в этом мире, в замирающем квазимире, или как там его можно назвать».

Оглядев комнату, он заметил кофейный столик со стеклянной крышкой. На нем лежал номер журнала «Либерти», также предвоенного периода. В нем печатался очередной отрывок фантастической повести «Ночная молния», в которой шла речь о будущей ядерной войне. Он бездумно перевернул несколько страниц журнала, потом вновь начал осматривать комнату, чтобы определить, какие изменения в ней произошли.

Вместо твердого бесцветного пола появились широкие доски из мягкого дерева. Посреди комнаты лежал выцветший турецкий ковер, полный многолетней пыли.

На стене осталась только одна картина: гравюра в рамке под стеклом, изображающая индейца, умирающего на спине лошади. Джо никогда прежде не видел ее. Картина не вызвала у него никаких воспоминаний и вовсе ему не нравилась.

Место видеофона занял черный телефон с висящей трубкой тех времен, когда еще не было цифрового диска для набора номера. Джо снял трубку с крючка, услышал женский голос: «Прошу назвать номер», — и повесил ее обратно.

Исчезла также регулируемая термостатом система центрального отопления. В углу столовой Джо заметил газовую колонку с большой жестяной трубой, которая шла вдоль стены почти до самого потолка.

Он перешел в спальню, открыл шкаф и просмотрел его содержимое. Потом выбрал костюм, состоявший из черных туфель, шерстяных носок, брюк-гольф, голубой хлопчатобумажной рубашки, спортивного пиджака из верблюжей шерсти и шапки с козырьком. На постели он разложил комплект, приготовленный для более торжественных случаев: синий двубортный костюм в полоску, подтяжки, широкий галстук и белую рубашку со стоячим целлулоидном воротничком. Затем вернулся в гостиную.

На этот раз он взглянул туда, где раньше стоял набор полифонической радиоаппаратуры: регулятор волн УКВ, высококачественный проигрыватель с невесомой иглой, колонки, трубы и многоканальный усилитель. Все эти вещи исчезли, а на их месте появился высокий предмет из темного дерева. Джо заметил заводную рукоять и понял, из чего состоит теперь его музыкальная аппаратура. Пачка бамбуковых игл лежала на полке рядом с граммофоном типа Виктрола. Был там и девятидюймовый диск фирмы «Виктор» на 78 оборотов. На нем была черная этикетка: «Оркестр Рэя Нобла играет «Турецкий деликатес». Вот и все, что осталось от его коллекции лент и долгоиграющих пластинок.

«Завтра, — подумал Джо, — я наверняка окажусь владельцем фонографа с зубчатым колесом и оловянным валиком, на котором будет записан «Отче наш».

Внимание его привлекла новая — как казалось, — газета, лежащая по другую сторону софы. Он взял ее и прочел дату: вторник, 12 сентября 1939 года. Заголовки гласили:

«Интересно, — подумал он, — только что началась вторая мировая война, и французам кажется, что они побеждают».

Он читал дальше:

Газета стоила три цента, и это тоже показалось ему странным.

«Что можно теперь купить за три цента? — задал он себе вопрос, отложил газету и вновь обратил внимание на ее свежий вид. — Ей может быть день или два, — подумал он, — не больше. Итак, я уже знаю дату и знаю точно, до какого момента дошел процесс возвращения во времени».

Расхаживая по квартире в поисках очередных изменений, он дошел до стоявшего в спальне комода. На нем стояла шеренга фотографий в застекленных рамках. Все изображали Ранситера. Но не того Ранситера, которого Джо знал. На них был ребенок, мальчик, наконец, молодой мужчина — Ранситер, каким он был годы назад.

Вынув бумажник, он нашел в нем только фотографию Ранситера — никаких снимков своих родственников или друзей. Везде был Ранситер! Он спрятал бумажник в карман и вдруг понял, что он сделан не из пластика, а из настоящей воловьей кожи. Ну что ж, все совпадало. В те времена кожа была доступна. «Что с того?» — задал он себе вопрос, еще раз вынул бумажник и мрачно осмотрел его. Потер пальцами воловью кожу; ее прикосновение было для него новым ощущением, весьма приятным. Лучше, чем пластик, решил он.

Вернувшись в гостиную, он осмотрелся вокруг, ища хорошо знакомую почтовую перегородку — нишу в стене, в которой должны находиться сегодняшние письма. Она исчезла. Джо задумался, пытаясь вспомнить прежний способ доставки писем. В щель под дверью квартиры? Нет. Почту клали в какую-то коробку; он вспомнил название: почтовый ящик. Хорошо, это может быть в ящике, но где он расположен? У главного входа в здание? У него было чувство, что именно там. Значит, нужно выйти из квартиры. Почта могла быть внизу, в двадцати этажах под ним.

— Попрошу пять центов, — сказала дверь, когда он попытался открыть ее. Можно было подумать, что врожденное упрямство дверей переживет все остальное, что они будут функционировать еще долгое время после того, как уйдет в прошлое весь город, а может, и весь мир.

Он бросил монету в щель и быстро пошел по холлу к движущемуся коридору, которым пользовался несколько минут назад. Однако коридор уже превратился в неподвижные бетонные ступени.

«Двадцать этажей вниз, — подумал Джо. — Ступенька за ступенькой. Это невозможно: никто не в состоянии спуститься по стольким ступеням. Тогда лифт. — Он направился к нему и вдруг вспомнил о том, что произошло с Алом. — А если на этот раз я увижу то, что увидел он? — задал он себе вопрос. — Старую железную кабину, висящую на стальном канате, и обслуживающего ее старца. Это было зрелище не 1939, а 1909 года; в этот раз процесс возвращения во времени зашел гораздо дальше, чем во всех предыдущих случаях».

Лучше бы не рисковать и воспользоваться лестницей.

Приняв решение, он начал спускаться и был уже на середине пути, как вдруг осознал некий зловещий факт. Он никоим образом не сможет вернуться наверх — ни в свою квартиру, ни в ждущее на крыше такси. Оказавшись внизу, он будет вынужден остаться там, быть может, навсегда. Разве что заключенный в аэразольную упаковку «Убик» окажется достаточно мощным, чтобы вернуть к жизни лифт или движущийся коридор. «Наземные средства транспорта, — подумал он, — как они будут выглядеть в момент, когда я окажусь внизу? Поезд? Крытая конная повозка?»

Смирившись, он продолжал спуск, прыгая через две ступеньки. Было слишком поздно менять решение.

Дойдя до первого этажа, он оказался в обширном холле. Там стоял очень длинный стол с мраморной крышкой, на которой располагались две керамические вазы с цветами. Четыре широкие ступени вели вниз, к закрытым портьерой входным дверям. Джо повернул рифленую стеклянную ручку и открыл дверь.

Снова лестница. А с правой стороны тянулся ряд закрытых на ключ латунных почтовых ящиков, и на каждом была написана фамилия… Итак, он был прав: почту доставляли только до этого места.

Он опознал свой ящик, найдя полоску бумаги с надписью: «Джозеф Чип 2075», и кнопку звонка, проведенного в его квартиру.

А как быть с ключом? Осмотрев свои карманы, он нашел кольцо, на котором позвякивали многочисленные ключи разной формы. Замок почтового ящика казался очень маленьким, и ключ к нему должен был иметь такие же размеры. Выбрав самый маленький, Джо сунул его в замочную скважину и повернул. Латунная дверца открылась, и Джо заглянул внутрь.

В ящике лежали два письма и треугольный пакет в коричневой бумаге, Заклеенный пленкой. Несколько секунд он разглядывал предметы прошлого: пурпурные трехцветные марки с изображением Джорджа Вашингтона, потом, разорвал упаковку, удовлетворенно отметив, что пакет довольно тяжел.

«Но ведь, — понял он вдруг, — пакет такой формы не может содержать аэрозольного баллона, для этого он слишком короток. — Он почувствовал страх. — А если это не бесплатный образец «Убика»? Нет, это должен быть он, просто должен. Иначе повторится история Ала. — «Mors certa et hora certa»[2], — сказал он сам себе, роняя на пол упаковку из коричневой бумаги и глядя на картонную коробку, которую держал в руках.

Внутри коробки оказался пузырек из голубого свекла с большой пробкой. На этикетке было написано:

«Это безумие, — подумал Джо и вновь прочел список составных частей, чувствуя, как в нем нарастает гнев и чувство бессилия. — Я пропал, — подумал он. — Этот препарат — вовее не то средство, которое рекламировал по телевидению Ранситер; это какая-то таинственная микстура из давнишних лекарств, кожной мази, обезболивающих средств, ядов и нейтральных веществ с дополнением — ни много, ни мало — кортизона, которого не знали до второй мировой войны. Явно наступила регрессия «Убика», который описывал Ранситер в том рекламном ролике; во всяком случае, регрессия коснулась этого образца. Ирония здесь отчетливо видна: препарат, созданный для предотвращения регрессивного процесса, сам подвергся ему. Я мог догадаться, как только увидел эти старые марки».

Он огляделся и заметил стоящий у тротуара классический музейный автомобиль, передвигающийся на колесах.

«Удастся ли мне доехать до Де-Мойна автомобилем «ла салле» 1939 года? — задал он себе вопрос. — Если он не будет стареть, возможно, я доберусь туда примерно через неделю. Тогда мне будет уже все равно. Впрочем, машина не останется такой, какая есть. Все будет отступать во времени, может, за исключением двери моей квартиры».

Все же он подошел к машине, чтобы взглянуть на нее вблизи.

«Может, это моя машина? — подумал он. — Может, один из этих ключей подойдет к замку зажигания? Разве не так действовали эти колесные автомобили? С другой стороны — как на нем ехать? Я не умею водить машину, особенно такую, которая имеет — как это называлось? — ручную коробку скоростей».

Он открыл дверцу и сел за руль, пытаясь проанализировать ситуацию.

«А может, выпить столовую ложку бальзама «Убик»? — мрачно подумал он. — Содержа такие составные части, он должен умертвить меня довольно эффективно».

Но этот вид смерти показался ему не самым лучшим. Очень медленно и мучительно его прикончила бы окись кобальта, если бы раньше этого не сделал дигиталис. А ведь там были еще листья олеандра. Трудно было забыть о них. Вся эта смесь разложила бы его кости, превратив их в студень. Дюйм за дюймом.

«Минуточку, — подумал он. — В 1939 году уже существовало воздушное сообщение. Если бы мне удалось добраться до нью-йоркского аэропорта — может, именно этим автомобилем — я мог бы нанять специальный самолет. Трехмоторную машину марки «форд» вместе с пилотом».

Он опробовал поочередно разные ключи из своего комплекта, пока не наткнулся на такой, который завел двигатель. Джо понравился здоровый звук работающего мотора. Эта форма регрессии, так же, как и бумажник из настоящей воловьей кожи, показалась ему переменой к лучшему: современным средствам транспорта, совершенно беззвучным, не хватало этого ощутимого, реального проявления мощи.

«Теперь сцепление, — подумал он. — Слева, в глубине. Нажать педаль сцепления до пола, потом рычагом включить скорость». Он попытался проделать это и услышал жуткий скрежет металла по металлу. Видимо, он не до конца выжал сцепление. Он попытался еще, и н;а этот раз ему удалось включить скорость.

Машина неуверенно двинулась с места; она дергалась и дрожала, но все же ехала вперед. Медленно проезжая по улице, Джо почувствовал прилив оптимизма.

«Попробуем теперь найти этот чертов аэродром, — подумал он. — Прежде чем будет слишком поздно; прежде чем мы окажемся в эпохе двигателя типа «Гном», с цилиндрами, торчащими наружу».

Спустя час он оказался на аэродроме, поставил машину и принялся разглядывать ангары, рукав, указывающий направление ветра, и старые бипланы с деревянными винтами. «Что за зрелище!» — подумал он. Воскрешенные реликты минувшего тысячелетия, не имеющие связи со знакомым ему реальным миром. Фантастические видения, на мгновение заблудившиеся в поле зрения, скоро и они исчезнут — задержатся при жизни не дольше, чем продукты современной техники. Как и все другие, они будут сметены процессом дегенерации.

Он вылез из машины и, чувствуя тошноту, направился к главным зданиям аэропорта.

— Какой самолет я мог бы нанять на эту сумму? — спросил он первого попавшегося человека, раскладывая на столе перед ним всю свою наличность. — Мне нужно как можно быстрее попасть в Де-Мойн, и я хотел бы вылететь немедленно.

Лысый мужчина, с крашеными усами и в очках, молча посмотрел на банкноты.

— Эй, Сэм! — крикнул он, повернув свою круглую голову, похожую на яблоко. — Иди, взгляни на эти деньги!

К ним подошел другой мужчина, одетый в полосатую рубашку с просторным рукавами, хлопчатобумажные брюки и полотняные туфли.

— Фальшивые деньги, — сказал он, едва взглянув на них. — Банкноты для игры. На них нет ни Джорджа Вашингтона, ни Александра Гамильтона. — Оба мужчины внимательно разглядывали Джо.

— У меня есть «ла салле» 1939 года, она стоит на стоянке, — сказал Джо. — Я отдам ее, если меня доставят в Де-Мойн любым самолетом, который сможет туда долетать. Интересует вас такое предложение?

— Может, Огги Брент? — сказал после долгого раздумья лысый мужчина в очках.

— Брент? — спросил, подняв брови, работник в хлопчатобумажных брюках. — Ты имеешь в виду его «Дженни»? Этому самолету более 20 лет. Он не долетит даже до Филадельфии.

— Тогда, может, Макги?

— Но он сейчас в Ньюарке.

— В таком случае — Сэнди Джесперсен. Его «кюртисс-райт» способен долететь до штата Айова. Раньше или позже. — Он повернулся к Джо. — Идите к ангару номер три и поищите красно-белый биплан марки «кюртисс». Вы найдете там низенького толстого человека, который будет возиться с ним. Если он не отвезет вас, никто другой с нашего аэродрома не возьмется за это. Разве что вы подождете до завтра, пока не вернется Макги со своим трехмоторным «фоккером».

— Спасибо, — сказал Джо и вышел из здания. Быстрым шагом он направился к ангару номер три, уже издалека видя красно-белый самолет.

«По крайней мере, совершу это путешествие не на ДН — учебном самолете времен последней войны, — подумал он и тут же задал себе вопрос: — Откуда я знаю, что «Дженни» — это прозвище самолета ДН? Боже, — думал он, — в моем мозгу появляются эквиваленты разных понятий этого периода. Ничега удивительного, что я смог вести «ла салле»; я всерьез начинаю психически приспосабливаться к этому времени».

Рыжий низенький толстый мужчина протирал промасленной тряпкой колеса своего биплана. Заметив приближающегося Джо, он встал.

— Мистер Джесперсен? — спросил Джо.

— Точно. — Мужчина разглядывал его, явно заинтригованный его костюмом, который не прошел регрессивного преобразования. — Чем могу служить?

Джо объяснил, чего хочет.

— Вы хотите дать машину «ла салле», новую «ла салле», за перелет до Де-Мойна? — Джесперсен задумался. — Точнее, туда и обратно, ведь я должен буду вернуться. О’кей, я посмотрю эту машину. Но ничего не обещаю.

Они вышли на стоянку.

— Что-то я не вижу здесь никакой «ла салле» 1939 года, — подозрительно сказал Джесперсен.

И он был прав. «Ла салле» исчезла. Вместо нее Джо увидел маленький «форд» с брезентовым верхом. Машина была очень старой, как ему показалось, 1929 года. И почти ничего не стоила — он видел это по лицу Джесперсена.

Ситуация стала явно безнадежной. Он никогда не доберется до Де-Мойна. А это, — утверждал в своем рекламном ролике Ранситер, — означало смерть, такую же, как у Венди Райт и Ала.

Теперь это только вопрос времени.

«Лучше умереть иначе», — подумал он. Потом вспомнил об «Убике», открыл дверцу «форда» и сел за руль.

На сиденье рядом с ним лежала бутылка, которую он получил по почте. Он взял ее в руки…

…и увидел нечто, что, в сущности, его не удивило. Бутылка, так же как и машина, отступила во времени. Теперь это была плоская, лишенная швов, фляжка — такие бутылки отливали в деревянных формах. Действительно, она была очень старой: пробка из мягкой жести казалась сделанной вручную, как пробки, производившиеся в конце XIX века. Изменилась и этикетка: подняв бутылку, он прочел отпечатанные на ней слова:

Дальше что-то было написано мелкими буквами, ему пришлось прищуриться, чтобы прочесть.

«Это Ранситер, — понял он. — Он продолжает играть с нами, как кошка с мышью. Подталкивает нас к существованию еще какое-то время. Старается максимально оттянуть наш конец. Бог знает, почему. Может быть, Ранситера забавляют наши страдания? Но ведь это не в его стиле, это совсем непохоже на Глена Ранситера, которого я знал».

И все же он отложил в сторону бутылку эликсира «Убик», раздумал принимать его, и начал прикидывать, что это за «другой способ», о котором упомянул Ранситер.