"Восточная война [СИ]" - читать интересную книгу автора (Белогорский Евгений)

Глава III. Испытание на прочность, итог.

Вернувшись в свою палатку после инспекционного осмотра войск, генерал Пелесье остался доволен тем, как его солдаты вели приготовления к новому штурму Севастополя. Тщательно изучив причины июньской неудачи союзное командование решило значительно сократить открытое пространство между русскими позициями и своими траншеями, для чего стали спешно закладываться новые параллели и окопы. Каждую ночь английские и французские солдаты усердно трудились по прокладке новых траншей, энергично работая киркой и лопатой ради сохранения своих жизней при проведении нового штурма севастопольских бастионов.

Русские, внимательно наблюдавшие за действиями врага, внезапными вылазками пытались если не приостановить эти работы, то хотя бы затруднить их проведение. Почти каждую ночь, приблизившись под покровом темноты к вражеским траншеям, команды охотников нападали на солдат противника. Застигнутый врасплох неприятель спешно ретировался в тыл, бросая свой шанцевый инструмент. Пока к месту атаки подходили резервы, русские разрушали то, что противники успели сделать.

Действие охотников были весьма эффективными, и тогда Пелесье отдал приказ о проведении тотальной бомбардировки русских позиций. Союзники, так же как и русские, испытывали определенные затруднения в снабжении порохом. Готовясь взять Севастополь, "африканец" приказал не экономить огневой запас, решив ради достижения общей победы ввести в дело один из своих главных козырей.

Рано утром 17 августа около восьмисот неприятельских орудий обрушили свой смертоносный груз на русские позиции. По своей силе и огневой мощи данная бомбардировка значительно превосходила все прежние бомбардировки врага. От разрыва вражеских бомб вся земля на передовых позициях севастопольцев тряслась в течение нескольких часов. Оглушительный грохот полностью перекрывал все звуки на батареях и порой, для того чтобы сказать что-либо, защитники бастионов кричали друг другу в уши или объяснялись с помощью жестов.

Кроме передовых позиций обороны от вражеской бомбардировки сильно страдал город. В этот день в Севастополе не было ни одного места, которое было бы безопасным от бомб или ядер противника. Многие городские дома, здания, склады получили серьезные повреждения. От союзных снарядов пострадала даже Михайловская церковь, куда во время богослужения упала бомба и повредила иконостас.

Прогрохотав несколько часов подряд, к полудню вражеские орудия стали замолкать и вскоре совсем умолкли, вернув тишину на израненные бастионы Севастополя. Главный удар врага был направлен на участок русской обороны, протянувшийся от Малахова кургана до 4 бастиона. Почти все укрепления передовой линии получили серьезные повреждения, и едва огонь осадных батарей стих, как уцелевшие от бомб и пуль солдаты гарнизона стали торопливо исправлять полученные разрушения.

Приученные к тому, что после очередной бомбардировки союзники могут пойти на штурм, русские стали немедленно подтягивать к переднему краю обороны свои резервы, за что жестоко поплатились. Выдержав паузу в пару часов, неприятель вновь открыл по нашим позициям ураганный огонь, от чего придвинутые к переднему краю воинские соединения понесли серьезные потери. Не имея возможности укрыться от сыпавшихся градом бомб и ядер неприятеля, они мужественно стояли под вражеским огнем, пока не пришел приказ, отойти от передовой линии обороны.

Особенно большой вред севастопольцам наносили осадные мортиры, которые имелись у союзников в большом количестве. Стреляющие по навесной траектории они могли не только проводить разрушение оборонительных сооружений, но и наносить большой урон живой силе, как гарнизону укрепления, так и подведенным для отражения атаки резервам.

Из всей русской артиллерии мортиры составляли её малую часть, и потому ответный  огонь севастопольских пушкарей заметно уступал по своей эффективности огню противника. Все достижения настильного огня русских пушкарей заключались в подавлении нескольких батарей неприятеля и уничтожения его двух пороховых погребов. Особенно отличились артиллеристы третьего бастиона, которые смогли привести к полному молчанию английскую мортирную батарею на Камчатском люнете.

Вражеская бомбардировка длилась до самой глубокой ночи, а затем, следуя коварному плану Пелесье, в траншеях противника загремели барабаны. Будучи уверенным, что противник пошел на штурм, генерал Хрулев вновь стал подводить резервы из глубины тыла и вновь, они оказались под губительным огнем врага.

В течение полутора часов русские солдаты стойко стояли под огнем противника, неся потери в живой силе, пока, по настоянию Хрулева, генерал Остен-Сакен вновь возглавивший оборону города, не отдал войскам приказ к отступлению в тыл.

Все с тревогой ждали утра следующего дня, и опасения севастопольцев были не напрасны. Едва только солнце взошло на небосклоне, как противник возобновил бомбардировку города с удвоенной силой. Теперь вражеские батареи обрушили свой огонь не только на Малахов курган и прилегающие к нему укрепления, но и 4 и 5 бастионы. Грохот выстрелов пушек непрерывно длился в течение пяти часов, временами чуть ослабевая, чтобы затем вновь достичь своего максимума.

Так продолжалось до двух часов дня, после чего огонь осадных батарей прекратился. Следуя приказу Пелесье, был дан небольшой отдых людям и орудийным стволам, которые регулярно охлаждали водой. Генерал очень опасался, что пушки могут отказать в самый важный момент.

Желая помочь своим товарищам на Малаховом кургане и 4 бастионе, артиллеристы с Северной стороны и Константиновской батареи вели интенсивный огонь по расположению врага с целью принудить его батареи к молчанию. Итогом их стрельбы стало уничтожение четырех пороховых складов союзников, но они не смогли уничтожить ни одной осадной мортиры.

Примерно около восьми часов вечера осадные батареи союзников прекратил обстрел русских позиций, но наступление ночи не гарантировало русским спокойной жизни. Ровно в одиннадцать часов вечера из английской траншеи напротив 4 бастиона неожиданно вылетело три белых ракеты, и раздались громкие крики и заливистая барабанная дробь, какая обычно бывает при начале штурма. Напрасно встревоженные часовые пытливо вглядывались в сторону вражеских траншей, пытаясь определить, покинули британцы свои позиции или нет. Ночная мгла была надежным щитом для коварного противника, который, оставаясь в траншеях, лишь только громко кричал, имитируя атаку.

Измученные и утомленные за день севастопольцы стали торопливо выходить на банкеты, готовясь к отражению нападения врага, а генерал-лейтенант Хрущев в очередной раз двинул к передовому краю обороны резервы. Все ждали штурма, но Пелесье вновь поймал русских на фальшивой атаке. Едва только пехотные батальоны приблизились к бастиону, как на них обрушился сильнейший артиллерийский огонь.

В ночной тьме союзники били исключительно по площадям, но их огонь был очень результативен. За два часа бомбардировки русские потеряли свыше девятьсот человек убитыми и ранеными. Было убито и ранено много офицеров, которые самоотверженно стояли вместе со своими солдатами, выказывая полное презрение к смерти. Осколком бомбы  в голову был убит генерал-майор Голев находившийся в это время на 4 бастионе и штуцерной пулей в ногу был ранен Александр Петрович Хрущев, терпеливо ожидавший вражеской атаки.

Вместе с ними получил серьезное ранение генерал-майор Тотлебен, выехавший на позиции для осмотра нанесенного врагом ущерба и утверждения расположения новых оборонительных позиций. Еще раньше герой Севастополя был ранен в руку, но, несмотря на все протесты медиков, остался в строю. Теперь же ранение оказалось куда опаснее. Генерал получил сильнейшую контузию грудной клетки ядром и как не порывался Тотлебен остаться в Севастополе, на этот раз врачи были неумолимы.

Так город лишился своего последнего пламенного защитника, который ушел со своего поста вслед за Нахимовым. Перед отъездом он оставил инженер-полковнику Геннериху план создания новой линии батарей и параллелей, которые должны были надежно преградить путь врагу в случае его прорыва главных позиций обороны.

Третий день бомбардировки мало чем отличался от двух предыдущих. Враг в течение многих часов вел непрерывный обстрел русских позиций, стремясь разрушить до оснований брустверы, завалить ров, выбить пушечную прислугу. И снова от бомб и ядер продолжали гибнуть солдаты резервных частей, придвинутых к переднему краю по приказу Остен-Сакена, так и не сделавшего нужно вывода.

Единственно положительным моментом этого дня было то, что пытливые умы артиллеристов нашли довольно эффективный способ борьбы с вражескими мортирами. Так как  количество собственных мортир у русских пушкарей было небольшим, они приспособили для навесной стрельбы длинные орудия, имевшие различные повреждения не позволявшие использовать их по прямому назначению. С этой целью на батареях выкапывались ямы, куда под большим углом возвышения опускались пушечные стволы. Такие своеобразные мортиры могли вести навесной огонь по вражеским позициям, выбрасывая за один выстрел по десять-пятнадцать гранат.

Поздно вечером 19 августа в Севастополь приехал князь Горчаков в сопровождении графа Ардатова. Михаил Павлович был очень занят своими делами в Бахчисарае, но все же смог оставить их на время и приехать в осажденный город.

Дмитрий Ерофеич встретил гостей в явно подавленном состоянии, столь мощной и разрушительной бомбардировки город еще не подвергался ни разу. Остен-Сакен стал торопливо докладывать о многочисленных разрушениях на батареях и бастионах города, которые не успевают исправляться.

- Ещё несколько дней такой бомбежки и наши укрепления превратятся в руины! - с напускной дрожью в голосе докладывал генерал высокому начальству. Горчаков собирался понимающе кивнуть в ответ, но Ардатов опередил его.

- Вести огонь такой интенсивности еще несколько дней у Пелесье пороху не хватит. Будьте реалистичны генерал. Эта свистопляска продлиться ещё день, максимум два.

Ерофеич хотел огрызнуться о легкости рассуждения людей, находившихся вдалеке от передовой, однако собеседник не был тем штабным деятелем, к которым подобные упреки были уместны. Потому, проглотив обиду, он стал торопливо докладывать о многочисленных потерях в гарнизоне.

- В ожидании возможного штурма мы вынуждены постоянно держать свои резервы вблизи передовой, в результате чего несем большие потери. От вражеских снарядов и пуль наши потери исчисляются тысячью человек в день. Таким образом, ещё не вступив бой, наши резервы тают на глазах, и я боюсь, что в нужный момент мне не чем будет оказать помощь гарнизонам передовой линии.   

- Степан Александрович Хрулев уже подробно информировал меня о коварной уловке генерала Пелесье. Скажите, генерал, как долго вы собираетесь попадаться на эту удочку? Сдается мне, что вся эта бомбардировка затеяна противником только с одной целью, обескровить ваш гарнизон перед главным штурмом города, - спросил Ардатов Остен-Сакена.

- А что ваше превосходительство предлагает делать? Что конкретно? - вспыхнул от злости генерал.

- Да, Михаил Павлович, что ты хочешь предложить сейчас, когда враг непрестанно громит нашу оборону и вот-вот начнется новый штурм? Как нам сохранить и без того истерзанный гарнизон крепости, которая по всему уже на ладан дышит? Критиковать, знаешь, легче всего. Ты дело говори - заступился за своего выдвиженца генерал-адъютант.

- Рано ты, Михаил Дмитриевич, Севастополь хоронишь. Противник только третий день ведет бомбардировку города, а ты уже считаешь, что мы не сможем удержать город.

- У меня подобного и в мыслях не было, Михаил Павлович! - резко насупился Горчаков - Однако постоянно посылать солдат на убой под вражеские бомбы я не намерен. Мои резервы не безграничны, ты это отлично знаешь.

- Знаю, и тем ни менее Севастополь будем держать до последней возможности. Таково повеление нашего государя, и тут двух мнений быть не может. Что же касается конкретных предложений по сохранению гарнизона Севастополя, то здесь я вынужден согласиться с планом  создания временного моста между двумя сторонами города. Хоть адмирал Нахимов и считал, что его сооружение ослабит дух защитников города, но ради сохранения численности гарнизона я готов его поддержать.

Тень удивления скользнула по лицу Горчакова. Ранее Ардатов всегда резко выступал против сооружения временного моста через севастопольскую бухту, чем полностью связывал руки командующему крымской армии.

- Дмитрий Ерофеич, с завтрашнего же дня приступайте к сооружению переправы - быстро сказал генерал-адъютант, стремясь на деле закрепить согласие строптивого посланника царя. Сам Ардатов, казалось, совершенно не обратил внимания на откровенную радость в голосе Горчакова. Случайно брошенный взгляд на лист календаря породил в его голове идею, которую Михаил Павлович лихорадочно обдумывал.

- Мне кажется, господа, что я примерно знаю, на какое число генерал Пелесье назначил штурм Севастополя.

- Когда!? - в один голос воскликнули все присутствующие.

- В очередную годовщину бородинского сражения, - торжественно изрек Ардатов и, видя скепсис и недоумение на лицах собеседников, поспешил пояснить свою догадку.

- Нынешний император Наполеон при всем своем величии большой позер. И потому всячески стремится добиться большого успеха именно в тот день, в который одержал громкую победу его великий дядя. Вспомните, к какой дате был приурочен предыдущий штурм города? К сражению при Ватерлоо. Вот и нынешний штурм будет приурочен к Бородинской битве.

- Рад бы поверить в это, Михаил Павлович, да боязно, - честно признался Горчаков - хотя бы еще какое подтверждение было бы этому.

- Подтверждение? Да сам противник наглядно подтверждает это, Михаил Дмитриевич! - воскликнул Ардатов - чем он все это время занимается? Роет новые параллели и закладывает новые батареи. Одновременно уменьшая расстояние до наших позиций. И пока он их не сведет к разумному минимуму новому штурму не бывать. В этом я ручаюсь.

- Я могу сослаться на твое мнение в письме государю? - спросил Горчаков.

- Можете, ваше превосходительство, - холодно бросил Ардатов, прекрасно понимая, куда клонит командующий. - Более того, я готов остаться в городе на все время этой бомбардировки, чтобы доказать правоту своих слов.

- Вот и прекрасно. Дмитрий Ерофеич, приказываю больше резервы к переднему краю не подводить, дабы сберечь наших солдат от вражеского огня. Завтра я собираюсь лично посетить передовые позиции для поддержания духа наших воинов. Михаил Павлович, ты со мной?

- Конечно.

- Тогда, все свободны, господа. А ты, Михаил Павлович, задержись, - сказал генерал-адъютант, и все генералы, приглашенные на встречу с командующим, быстро покинули комнату.

- Зря ты на меня обижаешься, Михаил, - миролюбивым тоном начал командующий, едва только они остались наедине. - За потерю Севастополя государь в первую очередь спросит с меня, а не с тебя.

- Я, по-моему, никогда не подавал повода считать себя сторонним наблюдателем, ваше превосходительство. И всегда был готов разделить ответственность за судьбу города. Сейчас, когда в Севастополе нет Корнилова, Истомина, Нахимова и Тотлебена, я считаю своим святым долгом приложить все усилия для его защиты.

- И потому ты так откровенно топчешь Ерофеича.

- Я ничего не имею против него как человека, но вот тот пост, который он занимает, однозначно не для него. Мне было бы куда спокойнее, если бы Севастополем командовал Хрулев.

- Своего знакомого выдвигаешь? - хитро спросил командующий, явно намекая, что Ардатов и Хрулев принимали участие в походе на Ак-Мечеть.

- Да, хоть бы и так. Степан Александрович куда ответственен и инициативен, чем Остен-Сакен.

- Полностью согласен с тобой, Михаил Павлович, - произнес Горчаков, а затем с печальным вздохом добавил, - если бы ты только знал, сколько писунов подобно Жабокритскому или князю Васильчикову пишут на тебя государю императору. Твое счастье, что он полностью верит тебе, да и воинская фортуна благоволит твоим начинаниям. Но ведь когда-нибудь и она может отвернуться от тебя. А вместе с тобой и от меня грешного.   

- Я так тебя понимаю, Михаил Дмитриевич, что ты не хочешь снимать Ерофеича с должности. Правильно? - Горчаков дипломатически промолчал и Ардатов продолжил свою мысль.

- Давай сделаем так, чтобы и овцы были целы и волки сыты - многозначительно произнес граф - пусть остается, но только оборона Городской и Корабельной стороны будет полностью находится в руках генералов Хрущева и Хрулева. И препятствий он им чинить никаких не будет.

По лицу Горчакова было видно, что он очень доволен достигнутым решением, и ободренной неожиданной сговорчивостью императорского посланника, генерал-адъютант решил заговорить о главном. Эта тема давно беспокоила командующего крымской армии, и он ходил вокруг неё как кот возле сметаны, боявшийся тяжелой хозяйской палки.

- Договорились, но я, однако, имел ввиду несколько другое. Государь в каждом письме меня торопит с проведением нового сражения с врагом, для облегчения положения Севастополя. Ты сам видишь, что Пелесье вцепился в него точно клещ и отступать не намерен. Сможет ли крепость продержаться хотя бы до октября. Тогда по числу штыков мы бы не только сравнялись с союзниками, но и даже превосходили бы их.

- Боюсь, Михаил Дмитриевич, что до октября месяца силами одного гарнизона мы не удержим город. Имея значительное превосходство в силах, Пелесье будет штурмовать город до тех пор, пока хотя бы не займет Корабельную сторону и не уничтожит наши корабли. В этом я полностью уверен - с горечью в душе признался собеседнику Ардатов.

Горчаков понимающе кивнул головой, помолчал, а затем, глядя в сторону, сокрушительно произнес.

- Государь торопит с принятием решения. Может, стоит ударить по врагу сейчас? Большой победы не одержим, но хоть чем-то Севастополю поможем. Заставим Пелесье штурм перенести, а там с Божьей помощью и до октября дотянем.

- Бить надо кулаком, а не растопыренными пальцами, Михаил Дмитриевич. Да так, чтобы у противника враз половина зубов повылетало, чтобы он кровью плевал, и сопли по щекам размазывал. Так меня мой батюшка учил, и так я своим внукам наказывал.

Горчаков вновь кивнул головой и, не глядя собеседнику в глаза, констатирующие спросил.

- Значит ты против?

- Сейчас, против. Не готовы еще мои стрелки с врагом тягаться.

- Что написать государю? - осторожно поинтересовался Горчаков.

- Так и напиши, что граф Ардатов категорически против нынешнего наступления на противника. Только напрасно людей погубим, и никакой пользы для Севастополя не будет.

- Когда же ты полагаешь, нам следует наступать?

- Примерно через месяц, никак не раньше - убежденно молвил граф, глядя прямо в глаза командующему. Тот не выдержал взгляда, отвел глаза в сторону, но продолжал активно зондировать почву.

- А выдержит ли Севастополь новый штурм до начало нашего наступления?

- Выдержит. Если им вовремя подбросить курское ополчение и Смоленский полк. А так же, если успеем возвести новую линию обороны, которую наметил генерал Тотлебен, перед своей вынужденной отставкой.

- Тебе и это известно, - усмехнулся Горчаков, дивясь осведомленности царского посланника.

- Мне многое, что известно, Михаил Дмитриевич. Служба, понимаешь, такая. Хлеб государев стараюсь не зря есть, - сказал Ардатов, помолчал, а затем, желая поскорее расставить все спорные точки, произнес.

- Так что же мы решим относительно начала наступления?   

- Я полностью доверяю твоему мнению и опыту, Михаил Павлович, но, - Горчаков замолчал, выдерживая паузу.

- Значит договорились. Наступать будем, когда будут готовы мои стрелки, а все руководство будет под тобой, - подытожил Ардатов, предложив Горчакову формулу действий, когда вся ответственность за неудачный исход полностью ложилась на его плечи. По радостному блеску глаз собеседника понял, что именно эти слова генерал и хотел от него услышать. Командующий был очень рад столь удачному разрешению вопроса о наступлении, но все же не преминул сказать графу.

- Ты бы отписал государю про наши планы, Михаил.

- Он и так в курсе событий, - коротко отрезал Ардатов, и Горчаков больше не стал возвращаться к этой теме.

Ранним утром следующего дня, противник возобновил свою непрерывную бомбардировку русских позиций. Ночью французы провели фальшивую атаку напротив Малахова кургана, но на этот раз все потуги врага поймать русских на обмане, были напрасны. Как того потребовал Ардатов, русские резервы больше не подводились к ближнему краю обороны и вражеские ядра падали впустую, густо усеивая собой севастопольскую землю.

В этот день потери среди защитников Севастополя сократились, чуть ли не вдвое, чего нельзя было сказать о состоянии его бастионов. Методичный обстрел осадными орудиями медленно и верно приводил к их полному разрушению. Героические гарнизоны бастионов и батарей отчаянно боролись за живучесть своих позиций не щадя своих сил и, порой, жизней. Едва выдавалась возможность, они тут же бросались исправлять разрушенные бруствера или нагребать землю на пороховые погреба, дабы это была единственная возможность уберечь их от попадания вражеской бомбы. Однако, наносимый врагом урон было невозможно исправить за те короткие промежутки времени, которые дарил неприятель русским солдатам и матросам.

Все это прекрасно видел князь Горчаков, обходивший передовые позиции вместе со своей свитой, несмотря на шквальный огонь врага. Он без тени робости обошел укрепления Городской стороны обстреливаемой в этот день не особенно интенсивно, посетил 4 и 3 бастионы и дал уговорить себя свите не рисковать жизнью, ради посещения Малахова кургана.

Вместо Корниловского бастиона он посетил госпиталь, где собственноручно произвел награждение орденом Георгия 4 степени тяжелораненого подпоручика Безобразова. Командуя батареей из четырех орудий, 18 августа он вступил в неравный бой с двумя семипушечными неприятельскими батареями и заставил замолчать шесть вражеских орудий.

Ардатов не сопровождал князя в его посещении передовой, а вместе с инженер-полковником Геннерихом обошел уже закладываемую вторую линию обороны.

- Обратите особое внимание, Петр Карлович, на прикрытие Малахова кургана. Судя по силе вражеского огня, он, вне всякого сомнения, является главной целью будущего штурма противника. Поэтому именно на этом направлении в первую очередь должны быть возведены укрепления новой линии обороны.

- Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Генерал Тотлебен тоже считал это направление наиболее опасным и потому на этом участке обороны разработал такую систему, которая позволяет держать оборону даже в случае падения бастиона, - с азартом рассказывал инженер.

- Значит, отстоим город?

- Отстоим, ваше превосходительство, если только войска будут, - осторожно проговорил Геннерих.

- Обязательно будут. Уж об этом я позабочусь, - успокоил собеседника Ардатов и продолжил - а вас же прошу сделать этот участок обороны на ять.

- Сделаем, ваше превосходительство, точно в срок, - заверил графа собеседник.

Враг между тем усиленно обстреливал севастопольские порядки. Как всегда, больше всех досталось Корниловскому бастиону. От многочисленных попаданий неприятельских бомб, большое число пушек было выведено из строя, а орудийная прислуга была заменена бессчетное количество раз. По всем мыслимым и немыслимым законам артиллерия Малахова кургана уже давно должна была быть приведена к молчанию, и тем ни менее, русские артиллеристы продолжали сражаться, да еще как.

Батарея поручика Будищева, оставшись при трех орудиях, своим ответным огнем сумела нанести огромный ущерб противнику. От прямого попадания русских бомб, на вражеской батарее расположенной на Камчатском люнете, произошел взрыв порохового погреба. В один момент на воздух взлетело свыше семи тысяч килограммов пороха и триста пятьдесят снаряженных гранат.

Сила его была такова, что у французов погибло свыше ста человек, и еще столько же было ранено, включая семерых офицеров. Кусок бревна, отброшенный на английскую траншею, при падении убил свыше двадцати человек, чем навел страшный ужас среди британцев, мирно сидевших на солнышке. Осколки камней и куски дерева, разбросанные в разные стороны, достигали даже наших окопов.

Не отставали от своих товарищей и пушкари с 3 бастиона, которые после полудня не только привели к молчанию две вражеские мортирные батареи, но так же уничтожили большой пороховой склад у англичан. Сила его взрыва мало, чем уступала взрыву на Камчатском люнете. В один миг наши позиции накрыл шквал камней и досок с гвоздями, после чего в неприятельских траншеях повисла напряженная тишина, сменившаяся шквальным штуцерным огнем.

Возможно от этих взрывов, возможно, нет, но к трем часа дня, вражеская бомбардировка стала стихать и вскоре сошла на нет, перейдя в вялую перестрелку.

Князь Горчаков терпеливо дождался предсказанного Ардатовым ослабления вражеского огня и отбыл из города уже затемно. Артиллеристы Пелесье полностью прекратили огонь, и впервые за все время обстрела, над городом повисла продолжительная тишина.

По лицу командующего было трудно определить, доволен ли он исполнением предсказания графа или нет. Добившись согласия Ардатова на сооружения моста, Горчаков был поглощен исполнением этого замысла.

Хорошо изучив повадки генерал-адъютанта, Михаил Павлович был полностью уверен, что с момента сооружения моста, он не будет особенно драться за южную часть Севастополя. Князь не был предателем или изменником русскому делу, но он твердо держался своего плана предусматривавший переход войск на Северную сторону и принуждения противника к штурму русских позиций на Макензевых горах.

Сам план по своей сути был не плох, но с его исполнением полностью перечеркивалась судьба кораблей Черноморского флота, стоявших в севастопольской гавани. Для Горчакова они уже не имели никакой ценности, и самым лучшим вариантом было их затопление. С этим планом было много согласных, как в Бахчисарае, так и в Петербурге и даже в самом Севастополе. Однако с ним был совершенно не согласен граф Ардатов, у которого на флот были свои, далекоидущие планы.

Горчаков так же хорошо понимал намерения Михаил Павловича и, согласно достигнутой договоренности, не собирался ему мешать. Справедливо полагая, что, в случае успеха, победная чаща не минует и его самого, как это уже дважды случалось. Поэтому, покидая Севастополь, он только спросил графа так, что его вопрос мог понять только посвященный.

- Значит Бородино?

- Скорее всего.

- Останешься?

- Нет. Мое главное дело там, а здесь пускай трудятся Хрулев и Геннерих. Я им полностью доверяю.

Князь помолчал некоторое время, а потом, глубоко вздохнув, тихо, но внятно сказал:

- Да поможет тебе господь, Михаил.

Больше не было сказано ни одного слова, да и к чему было, что-либо говорить, когда каждый из этих двух людей уже все для себя давно решил.

После двадцатого августа, обстрел русских позиций не прекратился, но велся очень вяло, словно противник мелко гадил севастопольцам, желая затруднить ведение восстановительных работ. Это объяснялось тем, что запасы пороха за эти четыре дня обстрела у французов значительно сократились, и Пелесье терпеливо ждал очередного прибытия из Стамбула транспорта с боеприпасами.

Но если артиллеристы неприятеля вяло стреляли, то пехота развила бурную деятельность по приближению своих траншей к русским укреплениям. При этом действия неприятеля носили исключительно избирательные направления. Если у французов основными целями сближения были Малахов курган, второй, третий и шестой бастион, то англичане трудились исключительно вокруг четвертого бастиона и Язоновского редута.

Русские охотники по мере возможности наносили вред земельным работам противника, но, благодаря численному перевесу, неприятель всегда брал верх над севастопольцами, и расстояние  между позициями с каждым днем уменьшалось.

Наступил сентябрь, когда французские траншеи почти вплотную приблизились к внешнему рву Малахова кургана. Только сорок метров разделяло противоборствующие стороны, которые свободно обменивались ружейной стрельбой.

В ночь на второе сентября французы попытались занять многочисленные завалы, преграждавшие свободный подход императорской пехоты к русским позициям. Все ночь шла яростная борьба между русскими охотниками и французскими пехотинцами, в результате которой большая часть заграждений осталась в руках защитников Севастополя.

Пелесье очень хотел приурочить взятие Севастополя к 7 сентябрю, очередной дате Бородинской битвы, сделав тем самым достойный подарок для своего императора. Однако, скверные поставки пороха из Константинополя поставили жирный крест на этих планах "африканца". Как не яростно топал своими ногами генерал и как не обрушивал гневную брань на головы неповоротливых турков, новый обстрел русских позиций его армия смогла начать только пятого сентября.

Собрав все свои силы в единый кулак, противник со всего маха ударил по защитникам Севастополя ровно в пять часов утра. В один миг мирно спящий город буквально утонул в огромном облаке дыма, образовавшемся от пушечных выстрелов и разрывов вражеских бомб. Порой, взошедшее на горизонт солнце не могло полностью пробить эту ужасную пелену, и тогда Севастополь погружался в гнетущую тень.  

Громовые залпы первых выстрелов быстро сменялись беспрерывным гулом орудий, который продолжался в дальнейшем с неослабиваемой силой. Вначале огонь осадных батарей был обращен преимущественно на Городскую сторону, против 4-го и 5-го бастионов. Вражеская бомбардировка продлилась до двух часов дня, после чего неприятель сосредоточил свой огонь по левому флангу севастопольской обороны, главным образом по Малахову кургану и второму бастиону.

Ярость и непрерывность этого обстрела была такова, что многим защитникам севастопольских бастионов казалось, будто ад разверзся вокруг них. Непрерывным потоком на русские укрепления падали ядра, бомбы, гранатная картечь и ружейные пули, сея смерть и страдания в рядах защитников бастионов. Весь этот кошмар продолжался свыше двух с половиной часов, после чего все повторилось вновь. В течение трех часов мортирные батареи противника методично разрушали укрепления Городской стороны, чтобы потом вернуться к бомбардировке Малахова кургана и второго бастиона.

В продолжение этой ужасной канонады, враги иногда с умыслом прекращали ее, с тем намерением, чтобы в эти паузы из опасения штурма, русские сосредоточивали на бастионах войска, после чего неприятель вновь принимался обстреливать их еще с большею силой.

Также интенсивно шел обстрел и самого Севастополя, Большой и Южной бухты. От этого, в черте города возникло несколько пожаров, с огнем которых удалось справиться с большим трудом, благодаря исключительно мужеству горожан.

Был уже вечер, когда одна из бомб противника упала на стоявший у северного берега Большой бухты военный транспорт "Березань", и вызвала на нем пожар. Все усилия экипажа потушить огонь оказались неудачными. К тому же, сорванное волной судно стало двигаться к недавно наведенному мосту через бухту, грозя поджечь его. Желая спасти сооружение, ближайшие корабли открыли огонь по транспорту и выпущенные мим ядра разнесли в щепки борт обреченного корабля. Однако полученных пробоин оказалось недостаточным, чтобы сразу его потопить. Завалившись на один бок, "Березань" еще долго горела в ночи, освещая огнем своего пожара бухту и оба берега.

Продолжая основательно расшатывать русскую оборону, с рассвета шестого сентября, французы и англичане обрушили мощь своей артиллерии на укрепления Севастополя с новой силой. Артиллерийский огонь подобно хищному животному то вгрызался в израненные героические бастионы города, то обманчиво отступал прочь, чтобы с удвоенной силой броситься на потерявшую бдительность жертву.

Русские батареи, по возможности, отвечали неприятелю. Все, кроме Малахова кургана и второго бастиона, чьи орудия через час после рассвета, были вынуждены замолчать. Бруствер передней батареи Корнилова бастиона от многочисленных попаданий вражеских бомб был почти совершенно срыт, а неглубокий ров во многих местах осыпался.

От ядер противника, непрерывно падавших на бастион, несколько раз загорались туры, что, в конце концов, привело к возгоранию туровой одежды порохового погреба. Заметив на Малаховом кургане дым, неприятель немедленно стал обстреливать это место навесным огнем из мортир. Создалась реальная угроза взрыва порохового погреба, но самоотверженными действиями саперов и рабочих Замостского полка под начальством прапорщика Ножкина эта угроза была полностью устранена.

Не обращая внимания на вражеские пули, ядра и картечь люди с остервенением забрасывали огонь землей, каменной крошкой, сбивали пламя шинелями и, позабыв обо всем, гасили его языки голыми руками. Сам прапорщик был серьезно ранен в руку, погибло около тридцати нижних чинов, но они все же отстояли от огня пороховой погреб, где в этот момент находилось огромное количество пороха. Так сражались севастопольцы, и никто из них не думал, что делает что-либо героическое.

Ардатов приехал в Севастополь вечером шестого сентября в полной уверенности, что утром седьмого французы непременно атакуют наши позиции. С этой целью в течение всей ночи к переднему краю стали стягиваться войска, однако генерал Пелесье преподнес защитникам Севастополя очередной сюрприз. Осматривая в подзорную трубу истерзанные фасы Малахова курганы и второго бастиона, генерал пришел к выводу, что укрепления врага еще недостаточны разрушены.

Получив жестокий щелчок по носу в июне, когда генерал ошибочно посчитал, что русские батареи приведены к полному молчанию, теперь Пелесье собирался действовать наверняка.

- Я желаю, чтобы на момент штурма ни одна пушка этого проклятого кургана не могла выстрелить по моим солдатам. Поэтому пусть наши артиллеристы проутюжат его ещё один день, а если понадобиться то пусть стреляют и четвертый, и пятый день. Терпения и пороху у меня не занимать - сказал "африканец" своим генералам, когда на военном совете встал вопрос о начале штурма Севастополя.

Опасаясь возможной утечки информации, Пелесье свято хранил в тайне свои планы, даже от самых близких своих подчиненных. Кроме того, он не желал расслаблять своих солдат указанием точной даты наступления, требуя от них постоянной готовности к скорому выступлению.

Не имея возможности проникнуть сквозь завесу секретности относительно планов врага, Ардатов возлагал всю свою надежду на дозорные секреты, выставляемые впереди русских позиций.

- Вы уж братцы постарайтесь на славу, - говорил граф дозорным, которым предстояло заступить в караул перед вторым бастионом и Малаховым курганом. - Сейчас у нас вся надежна на ваши глаза и уши. Точно знаем, что супостаты должны напасть на Севастополь, но вот когда это будет -  нам неизвестно. Так же точно знаем, что будут наступать на Корниловский и второй бастионы.  К ним ближе всех подходят вражеские траншеи, и по ним больше всех ведется огонь из этих траншей и батарей. Помните, что от вашего внимания зависят сотни и тысячи жизней ваших товарищей. Подадите сигнал о штурме, и мы будем подтягивать к передовой главные силы. Ошибетесь, и многие из ваших братьев погибнут зазря от вражеских пуль и бомб, стоя в ожидании возможной атаки. Знайте, тех, кто вовремя известит о приготовлении врага к штурму, я награжу по-царски. Пусть просят чего захотят.

Радостный блеск в глазах солдат, которые хорошо знали чего стоит слово Ардатова, был лучшим ответом графу на его слова.

- Не беспокойтесь, ваше превосходительство, умрем, а дело сделаем, - браво заверили его разведчики, и, повернувшись через левое плечо, они устремились к передовой, где по-прежнему грохотала вражеская артиллерия.

Наставляя пластунов перед выходом, Михаил Павлович не скупился на обещания, поскольку в этот момент он был подобен стрелку, который имел право только на один единственный выстрел. Слишком многое в этой войне зависело от того, отстоят севастопольцы свой город или нет.

Всю эту ночь граф провел в Корабельной стороне, находился в тревожном ожидании скорого штурма. Чем ближе приближалось утро, тем сильнее становилось его напряжение. Почти в каждом стуке копыт или протяжном крике чудились ему сигналы тревоги, однако, все было обманом.

Наступил рассвет, выглянуло солнце, а тайные дозоры не подавали сигналов.

- Уснули они там, что ли!?- раздраженно думал Ардатов и тут же одергивал себя - надо подождать, надо дождаться известий от пластунов.

Вместо ставшего уже привычным штурма на рассвете, французы обрушили на город новый град ядер и бомб, стремясь уничтожить то, что не успели разрушить в предыдущие дни. Главными мишенями обстрела, как и прежде, был Малахов курган и второй бастион. В течение всего светового дня вражеские пушкари непрерывно обстреливали эти многострадальные позиции, собирая свою кровавую жатву среди его славных защитников.

В свою бытность генерал Тотлебен вел успешную борьбу с саперами противника, стремящихся подвести под брустверы Корниловского бастиона минную галерею. Правильно определив направление подземных работ, русские удачно заложили свою контргалерею и первыми успели произвести подрыв мины. В результате взрыва, обе французские галереи были разрушены, у неприятеля погибло свыше двадцати человек, и вместе с ними были похоронены все коварные планы врага.

Столь удачная деятельность русских саперов сразу же породила массу слухов среди французских солдат, что все подступы к Малаховому кургану пронизаны подземными ходами, в которых заложены мины огромной силы. Стоит только начать атаку бастиона, как сидящий в нише русский сапер с помощью проводов произведет подрыв зарядов в нужном ему месте.

С целью успокоения солдат и поднятия их настроения, французские пушкари с помощью фугасов забросили на русские позиции несколько бочек с порохом. От взрыва одной из бочек на Корниловском бастионе произошел обвал бруствера банкета одной из передовых батарей, на семь метров. Проявляя мужество и отвагу, под шквальным огнем вражеских стрелков, саперы подпоручика Софронова смогли быстро ликвидировать этот дефект обороны, потеряв при этом до четырнадцати человек убитыми и ранеными.

Вслед за русскими бастионами, противники вновь подвергли обстрелу и сам город. Снова запылали дома, казенные постройки. Одна из вражеских бомб попала в один из пороховых складов на Николаевской набережной. Раздался оглушительный взрыв, от которого погибло много мирных жителей. Множество  снарядов противника падало рядом с наведенным через бухту мостом, но судьба вновь хранила его от повреждений.

Так прошел этот день и на израненный город, спустились ночные сумерки. И вновь Ардатов напутствовал пластунов, чья очередь настала идти в секреты. Это были лучшие дозорные, за плечами которых были и отчаянные схватки с неприятельскими лазутчиками, и долгое сидение в засаде возле самых передних траншей врага, когда одно неверно движение или кашель становились последними. Ардатов крепко верил в этих людей, и они не подвели.  

Наступило 8 сентября, которое стало главным испытанием для севастопольского гарнизона. Прошедшим вечером генерал Пелесье, после долгого осмотра русских укреплений назвал окончательную дату и время начала штурма Севастополя. Несмотря на численное превосходство союзников не только над осажденным гарнизоном, но и над всеми русскими силами в Крыму, французский генерал очень опасался возможности контратаки армии Горчакова во время штурма города. Именно по этому, начало штурма было сдвинуто с утренних часов на полдень.  

- Если мы нападем на город утром, то Горчаков будет иметь время для выдвижения своих войск и атаки наших тылов. Если же мы пойдем на штурм укреплений в полдень, то русские не успеют до наступления сумерек собрать силы и будут вынуждены отложить свои действия до следующего утра. Кроме этого,  враг привык, что мы обычно атакуем утром и это будет для него большой неожиданностью. - Так говорил на военном собрании грозный "африканец" и никто из генералов не подал против его слов свой голос, как это было перед прежним штурмом.

Как и прежде, свой главный удар Пелесье наносил по Малахову кургану и батарее Жерве, намереваясь в этом месте прорваться к Корабельной стороне и отрезать Городскую сторону от остальных сил русской армии. Чтобы отвлечь внимание осажденного гарнизона и окончательно сбить его с толку, Пелесье приказал атаковать по всему периметру обороны противника, нанося отвлекающие удары.

Общее руководство правого фланга союзных сил было поручено генералу Боске, под командованием которого находилось три штурмовые колонны. Против Малахова кургана должна была действовать десятитысячная колонна под командованием генерала Мак-Магона, почти наполовину состоящая из африканских зуавов.

Средняя колонна, так же имевшая численность в десять тысяч человек, под руководством генерала Ламотружа собиралась атаковать куртину между Малаховым курганом и вторым бастионом, которая была основательно разрушена непрерывным обстрелом осадных мортир.

Третья штурмовая колонна генерала Дюлака, хотя и имела приказ взять второй бастион, по своей численности в восемь тысяч человек несколько уступала первым двум, и её действия имели чисто вспомогательное значение.

При каждой из штурмовых колонн находились: по две команды саперов, пехотных рабочих, а также команда минеров. Первая - с перекидными мостами и лестницами, другая - с укороченным шанцевым инструментом, для проложения пути штурмующим войскам; а третья - для отыскания контрмин и уничтожения приводов, приводящих к их взрыву.

Англичанам, по плану Пелесье, вновь достался третий бастион, о который они сломали зубы в июне. Для его штурма британцы выделили две дивизии под командованием генерала Маркгама и шотландскую дивизию под командованием Колин-Кемпбеля. Общая их численность составляла почти одиннадцать тысяч человек при резерве в шесть с половиной тысяч отважных бобби.

В состав левого, вспомогательного фланга войск противника под общим командованием генерала де-Салль, входила сардинская бригада генерала Чиальдини, общей численностью в тысячу человек. Кроме неё в распоряжении союзников имелась дивизия генерала д'Отемара, которой предстояло осуществить штурм четвертого бастиона силами одиннадцати батальонов в четыре тысячи солдат. Против пятого бастиона должна была наступать дивизия под командованием генерала Левальяна, имея в своем составе четыре с половиной тысячи французских штыков.

Таковы были вражеские планы, которым в самом начале их исполнения подставили ножку русские дозорные, дежурившие в секретах у Малахова кургана. Именно они первыми донесли Ардатову о готовящейся атаке.

- Ваше превосходительство, во вражеских траншеях замечено большое количество солдат в полной форме, - со сдержанной гордостью докладывал графу один из пластунов рано утром.

- В полной форме!? Это точно? - переспросил солдата Ардатов, с напряжением глядя в его красные от усталости и недосыпа глаза.

- Так, точно. В полной форме. Мы все в этом ручаемся.

- Спасибо, братец! Будем живы, сочтемся! - сказал граф и ничуть не стесняясь обтрепанного вида собеседника, крепко обнял его.

Вскоре сообщение дозорных получило подтверждение со стороны наблюдательного поста на Инкерманских высотах. С помощью телеграфа, они сообщили севастопольцам о движении большой войсковой колонны неприятеля, в направлении Корабельной стороны. Это сообщение сломило последний лед сомнений в принятии окончательного решения по переброске резервов к передовой.

Приказ был отдан, но коварный противник вновь преподнес страшный сюрприз. Едва только войска стали приближаться к бастионам обороны, как в очередной раз загрохотали вражеские орудия. Жестокий обстрел обрушился не только на бастионы и батареи города. Ядра и бомбы густым дождем падали на русские укрепления и на время полностью отрезали переднюю линию обороны от главных сил гарнизона.

Эта бомбардировка продолжалось до полудня. Затем огонь осадных батарей резко ослаб, а потом и вовсе прекратился. Расценив это как очередную уловку врага по уничтожению резервов, выдвинутые к передовой войска не двинулись с места, терпеливо дожидаясь дальнейших развитий событий.

Решив, что враг начал обедать, многие защитники бастионов так же решили перекусить. Уже над наскоро разведенных кострах начала бурлить вода в котелке, как внезапно в небо взлетели три белых ракеты и воздух сотрясли громкие крики: "Вива ля император!!!".

Всего сорок метров разделяло шестую французскую параллель ото рвов Малахова кургана, к которым устремилась живая волна людей, одетых в цвета Второй империи. Ах, как дорого заплатили бы французы за эту атаку даже при таком малом расстоянии, если бы все уцелевшие пушки Корниловского бастиона были бы заряжены шрапнелью, а не ядром. Из всех орудий кургана, только шесть пушек встретили врага залпом шрапнели, но она была не в силах остановить яростно бегущих в атаку зуавов.

Не обращая внимания на павших от картечи своих товарищей, алжирцы на одном дыхании добежали до наполовину засыпанного рва и буквально взлетели на крутизну. В это время на бастионе находилось чуть более восемьсот человек, полностью застигнутых врасплох нападением врага.

Не успев занять банкеты бастиона, русские солдаты не показали спину врагу а, выставив вперед штыки, мужественно встретили накатывающуюся на них лавину вражеских солдат. Миг и внутри бастиона завязалась отчаянная схватка. Закрыв своими телами командира бастиона генерал-майора Буссау, солдаты принялись яростно отбиваться от наседавшего врага. В ход шли штыки, приклады, банники, камни и даже кулаки.

Под численным напором врага защитники кургана гибли один за другим на внутреннем пяточке бастиона, успевая, как правило, расплатиться с неприятелем за свою смерть. В числе первых, от вражеской пули пал комендант Малахова кургана генерал Буссау, категорически отказавшийся покинуть свой бастион, несмотря на уговоры солдат. Вслед за ним, в ожесточенной схватке с врагом пали все офицеры Корниловского бастиона, полностью разделив горькую участь со своими боевыми товарищами.

Последним из них погиб поручик Цуриков. Когда один из французских зуавов, знаменосец огромного роста с гордостью воткнул трехцветный штандарт, увенчанный золотым императорским орлом на куртине бастиона, поручик смело бросился на него. Быстрым ударом сабли он зарубил знаменосца, сбросил вражеский триколор в ров и тут же был поднят на штыки, визжащими от ненависти зуавами.

Стремясь спасти бастион, капитан-лейтенант Карпов повел в атаку ратников курского ополчения стоявших на второй линии обороны, но помощь подошла слишком поздно. Укрывшись за горжевой насыпью, французские стрелки хладнокровно расстреливали всех, кто пытался перебежать по мосту через тыловой ров, а тех, кто все-таки смог сделать это, убивали штыками в узком проходе шириной в шесть шагов.     

Только отбив атаку Карпова, и окончательно перебив всех защитников Малахова кургана, французы смогли водрузить на нем свое знамя, которое стало победным сигналом для генерала Мак-Магона находившегося в передних траншеях. Желая как можно быстрее закрепить успех, генерал двинул на курган в подкрепление зуавам солдат 7-го линейного полка, которых повел вперед сам лично.

Едва оказавшись на кургане, Мак-Магон моментально ударил во флаг батареи Жерве, чьи защитники мужественно отражали наступающего на них неприятеля. И вновь успех сопутствовал французам. Подвергшись двойному удару с фронта и фланга, казанские егеря полковника Китаева не выдержали и, оставив батарею противнику, отошли ко второй линии обороны.

Ободренные своим успехом, зуавы полковника Корнюлье бросились преследовать казанцев, намереваясь на плечах отступающих захватить вторую линию обороны и выйти к Корабельной стороне, но неожиданно фортуна отвернулась от них.

На помощь егерям смело бросился батальон Пражского полка, который вначале остановил отступавших егерей, а затем вместе с ними ударил в штыки по врагу. Бросок пражан был столь стремителен и внезапен, что бравые зуавы были легко опрокинуты и очень не многие смогли укрыться в своих передовых траншеях, спасаясь от русских штыков. Батарея Жерве вновь стала русской и уже ничто, не могло изменить положение дел. Еще трижды за день, гарнизон подвергался нападению, как с фронта, так и с левого фланга, но каждый раз враг откатывался назад, устилая телами своих павших, те сорок метров, что разделяли воюющие стороны.

Одновременно с войсками Мак-Магона на штурм второго бастиона устремились солдаты генерала Дюлака. По сигналу ракеты пять тысяч солдат покинули свои окопы и устремились на самое слабое место русской обороны - 2 бастион. От вражеского огня часть орудий бастиона были повреждены, а защитный ров во многих местах осыпался.  Так же как и защитники, Малахова кургана, гарнизон 2 бастиона был застигнут врасплох, и не успел оказать серьезного сопротивления врагу. Пехотинцы генерала Сен-Поля без особого труда пробежали сорок шагов, преодолели ров и с громким воплем: "Вива ля Франс!" ворвались на банкеты. Солдаты Олонецкого батальона, побросав недоеденную кашу, только успели схватить свои ружья, как были атакованы вражеской пехотой.

Как не храбры и отважны были русские солдаты, но противник выбил их с бастиона и, увлекшись победой, не закрепившись на бастионе, стал преследовать, оттесняя к батарее Геннериха.

На плечах отступающих французы смогли ворваться в расположение батареи, но и здесь были остановлены подоспевшим на помощь батальоном Кременчугского полка. Завязалась жестокая рукопашная схватка, и, не выдержав штыкового удара, неприятель обратился в бегство.

Едва только враг был отброшен с батареи Геннериха, как канониры тут же дали по отступающим французам залп картечи, нанесший большой урон солдатам империи. Сразу после залпа майор Вакгаузен решительно повел солдат в атаку, и теперь русские, преследуя бегущих французов, ворвались во второй бастион. Полковник Жавель не долго пробыл в роли коменданта бастиона. Пытаясь остановить наступление противника, он был безжалостно сброшен русскими штыками в ров вместе с императорскими знаменами, временно украсившими куртину бастиона.

Промежуток между Малаховым курганом и 2 бастионом, солдаты генерала де-Ламотт-Ружа атаковали несколько позже своих товарищей. Здесь надо было преодолеть больший промежуток открытого пространства, а так же миновать тройную линию волчьих ям прикрывавших русскую позицию.

Это обстоятельство позволило гарнизону вовремя заметить противника и встретить его во все оружие; оружейными залпами и картечью. Будь у русских полноценный гарнизон, возможно враг был бы отброшен вспять, но четырем с половиной тысячам гренадерам Пикара и Бурбаки, противостояла неполная тысяча Муромского полка. Именно этим объясняется тот факт, что французы смогли приблизиться к куртине и взойти на неё.

Опрокинув слабый заслон муромцев, они двинулись дальше, и под огнем батареи Геннериха прорвав вторую линию обороны, вышли к Корабельной стороне. Это был самый громкий успех французов в этой атаке, но за него пришлось заплатить жизнями бригадиров Пикара и Бурбаки, а так же не прикрытыми флангами, на которых засели остатки Муромского полка и выбить их оттуда, не представлялось возможным.

В это время к передней линии обороны спешно подходили долгожданные резервы, которые вел лично генерал Хрулев, начальник обороны Корабельной стороны. Из-за клубов пыли и дыма он не мог разглядеть, что творилось на Малаховом кургане, и по ошибке посчитав, что гарнизон отбился от врага, генерал двинулся в сторону 2 бастиона.

Это место в севастопольской обороне, по общему мнению, было наиболее опасным для вражеского прорыва и потому Степан Александрович ринулся именно сюда, потеряв те драгоценные минуты которые бы могли в корне изменить обстановку на Малаховом кургане.

Резервы уже подходили к бастиону, когда солдаты де-Ламотт-Ружа прорвали куртину и обрушились на укрепления второй линии обороны. Видя, что враг вот-вот ворвется в Корабельную сторону, Хрулев приказал  Ладожскому полку продолжать движение, а сам вместе с двумя батальонами Шлиссельбургского полка направился к батарее Геннериха. Батальоны только приближались к месту боя, а враг был уже отбит, и куртина вновь оказалась в руках севастопольцев.  

Хрулев уже праздновал успех, когда ему доложили о захвате неприятелем Малахового кургана. Генерал моментально почернел лицом и, оставив на куртине шлиссельбуржцев, поскакал на курган, к которому в это время подходили свежие части Севского полка.  

Противник тем временем предпринял новый штурм русских позиций, намереваясь повторить свой прежний успех. Бригада Сен-Поля и дивизия Ламотт-Ружа вновь покинули свои траншеи, но теперь обстановка на поле боя была совершенно иной. В этот раз атакующие цепи встретили густой ружейный огонь и выстрелы картечью, из пушек бастиона и куртины, которые в азарте боя французы не потрудились заклепать. Совершив эту роковую ошибку, теперь они щедро расплачивались за неё своими жизнями. Многим, многим солдатам французского императора это небольшое расстояние в сорок метров оказалось роковым.

По плотно рядам бегущих солдат противника била картечь бастиона и куртины, били ядра пушек Парижской и Лабораторной батареи, вели огонь корабли "Владимир" и "Херсонес", которые, невзирая на пули вражеских стрелков, приблизились почти к самому берегу.

Весь этот огонь столь основательно опустошал ряды наступающих солдат, что, когда они попытались овладеть русскими укреплениями, то легко были отражены их защитниками. Потери среди французов были ужасны. На куртине 2 бастиона погиб бригадир Сен-Поль и был смертельно ранен генерал Биссон, погибли или были ранены все штаб-офицеры штурмовой колонны и потому, отступавшими частями командовал капитан Лаварден. Бригады Пикара и Бурбаки, штурмовавшие куртину справа от 2 бастиона, были столь основательно потрепаны, что по приказу Боске их отвели в тыл.  

Видя, что русские проявляют отчаянное упорство, Боске обратился за помощью к Пелесье, требуя прислать свежие силы и артиллерию, с помощью которой он намеревался окончательно смести защитников куртины. Командующий немедленно откликнулся на просьбу генерала и прислал четыре батареи вместе с бригадой Мартинели.

Казалось, столь весомая помощь поможет Боске переломить ситуацию. Но вышло совершенно по-другому. Особенности местности перед куртиной были таковы, что пушки были вынуждены двигаться длинной цепочкой друг за другом. Как только батареи приблизились к передовой, они сразу попали под шквальный огонь пуль и картечи. Не успев сделать ни одного выстрела, большинство пушкарей было перебито.

Не отходя от своих орудий, погибли полковники Суши и Гюген, получил смертельное ранение майор Рапатель. Единственной, кто смог открыть огонь по врагу, была батарея Дюшанэ, однако и она не смогла долго продержаться. Бомбы и ядра русских батарей и кораблей быстро выбили всю орудийную прислугу и привели в негодность все пушки.

Осколком разорвавшейся гранаты был тяжело ранен в бок сам Боске, все время невозмутимо стоявший у бруствера передней траншеи. Генеральская свита с криком бросилась к нему, но раненый повелительным жестом остановил их кудахтанье.

- Пошлите гонца к Дюлаку, я хочу, чтобы он атаковал немедленно!! - крикнул Боске, не желая покидать поле боя. Его желание было немедленно исполнено, и вскоре французы в третий раз устремились на штурм 2 бастиона и куртины.

Наибольший успех сопутствовал атакующим цепям при штурме куртины. Поддержанные огнем с Малахового кургана, французы смогли захватить часть куртины прилегающей к бастиону, но дальше продвинуться не смогли. Картечь пушкарей с батареи Геннериха и пушки Парижской батареи поставили надежный огневой заслон солдатам Мартинели на подступах ко второй линии обороны.

Успехи бригады Мароля, подошедшей из тыла, были куда менее весомы. Неся огромные потери от картечи, французы могли только закрепиться в наружном рве 2 бастиона и вели яростную перестрелку с солдатами Ладожского полка, которые сверху забрасывали их камнями.

Испытывая жесткие мучения от раны, генерал Боске мужественно терпел терзавшую его боль в ожидании, когда трехцветное знамя взовьется над валами 2 бастиона, но так и не дождался этого момента. Солдаты генерала Сабашинского твердо держали свои позиции. Едва только французы, ведомые генералом Маролем, все-таки смогли подняться на бастионные валы, как попали под штыковую атаку русских. Завязалась рукопашная схватка, в которой от удара штыков погиб сам Мароль и многие его офицеры.

Лишившись командиров, французы моментально дрогнули и обратились в неудержимое бегство, нещадно поражаемые огнем, как с валов бастиона, так и с бортов русских кораблей. Наружный  ров второго бастиона и все пространство перед ним было густо усеяно телами погибших, которые лежали друг на друге буквально несколькими слоями.

Вслед за этим французы потерпели неудачу и в сражении за куртину. Подошедшие подкрепления русских выбили французов из захваченной ими части укрепления, несмотря на их отчаянное сопротивление. Не помогли даже гвардейские гренадеры генерала Понтенэ, которые были присланы сюда лично генералом Пелесье для одержания победы. При поддержке Лабораторной батареи, чьи орудия смогли полностью нейтрализовать фланговый огонь с Малахова кургана, солдаты полковника Нейдгарта сошлись с врагом в рукопашной схватке и отбросили его с куртины. Французская пехота ничего не смогла сделать с неистовыми русскими солдатами, хотя постоянно имела над ними почти трехкратное превосходство в штыках.

Потери французов в этой атаке были очень чувствительны. От русского ядра погиб генерал Понтенэ, которого все в один голос называли самым одаренным генералом в империи. Погибли генералы Мелине и Монтер, тяжело ранены Бланшар и Уриха. Все это успел услышать Боске, прежде чем серая пелена боли не поглотила его сознание и раненого генерала, спешно отправили в тыл. Французы были полностью отражены по всей линии обороны за исключением Малахового кургана. Там прочно засел Мак-Магон, успешно отбивая попытки Хрулева его отбить.

Британские войска, расположившиеся напротив 3 бастиона, или как его называли "Большой Редан", вели себя согласно особенностям своего национального характера. Милостиво предоставив право французам первым влезть в кровавую драку, они хладнокровно дожидались её результатов. Лишь только когда на Малахове кургане взметнулось императорское знамя и продержалось более двадцати минут, генерал Кордингтон отдал приказ о штурме русских позиций.        

Англичане не сильно преуспели в постройке новых траншей и параллелей, и потому им предстояло пройти чуть меньше трехсот шагов под жестким огнем противника. Как результат этого - большие потери среди наступавших солдат.

Штурмовая колонна генерала Ширлея приняла на себя главный удар пушек бастиона и от того большая часть потерь легла на их плечи. От пулевого ранения в голову погиб полковник Унет, а сам генерал от удара ядра лишился ноги и был спешно унесен в тыл.

Единственное, что смог сделать принявший командование солдатами полковник Бамбури, это остановить дальнейшее продвижение своих войск, и огнем поддержать колонну полковника Виндгама, у которого наметился явный успех.

Его колонна наступала на тот участок бастиона, который особенно сильно пострадал от вражеской бомбардировки, и там находилось всего три исправных пушки. Их огонь никак не мог остановить наступление славных бобби, которые, благодаря основательно засыпанному рву, легко ворвались на бастион. Владимирцы, вместе со своим командиром полковником Перелешиным, мужественно защищались. Полковник лично принимал участие в рукопашной схватке, в которой ему оторвало пулей два пальца и распороло руку ударом вражеского штыка. Истекая кровью, Перелешин продолжал руководить боем, пока не потерял сознание, и не был на руках унесен в тыл.

Используя численный перевес, британцы смогли вытеснить остатки Владимирского полка ко второй линии обороны и принялись спешно заклепывать русские пушки. Усердно предавшись этому занятию и время от времени постреливая в сторону русских, они полностью проморгали их контратаку, за что жестоко поплатились.

Полковник Венцель приведший в качестве подмоги две роты Якутского полка, принял под свое командование потрепанных владимирцев и, не теряя ни одной минуты, бросился в штыковую атаку. Их порыв вовремя поддержали два батальона суздальского полка под командованием полковника Мезенцева, наступавших со стороны батареи Никонова.

Так как суздальцы были ближе к британцам, то на них и обрушился их губительный огонь из штуцеров. Сраженный двумя пулями пал полковник Мезенцев, но русские солдаты не дрогнули и, повинуясь призыву подполковника Артемьева, бросились в штыки.  

Столь героический поступок по вызову огня врага на себя, позволил солдатам полковника Венцеля быстро и без особых потерь достичь бастиона и ворваться в него. Подвергнувшись двойному удару с фланга и фронта, британцы не выдержали и бежали.

Когда полковник Виндгам предстал перед генералом Кордингтоном, то охваченный горячностью боя он стал возбужденно попросить у него резервов для проведения нового штурма.

- Вы действительно надеетесь еще что-либо сделать? - спросил генерал.

- Да!! - пылко заверил его Вингдам.

- В таком случае, возьмите резервы, - молвил Кордингтон, не утратив невозмутимости. Полковнику были выделены шотландцы Колин-Кемпбеля и, встав впереди колонны, Виндгам обратился к ним с пафосной речью:

- Господа офицеры, вперед! Пойдем в порядке, и если только не расстроимся, то бастион наш! - воскликнул Виндгам, указывая шпагой направление, куда должна была следовать колонна. Шотландцы покорно двинулись на бастион, но было уже поздно. Подошедшие со второй линии обороны два батальона Селенгинского полка, полностью перевесили чашу весов в пользу русских.

Имея в своем распоряжении несколько орудий, незаклепанных неприятелем, за которые из-за недостатка перебитой артиллерийской прислуги, встали селенгинцы, картечью и ружейным огнем, русские методично выбивали неприятельские ряды. Только небольшой кучке англичан удалось достигнуть рва бастиона и засесть там; но поручик Дубровин с охотниками, вызванными из Владимирского полка, спустился в ров и частью истребил, частью забрал в плен всех, скрывавшихся во рву неприятелей. Среди пленных оказался и сам Виндгам оглушенный в результате сброшенного на него большого куска камня.

Одновременно со вторым штурмом 3-го бастиона, англичане атаковали смежные батареи небольшими колоннами и были везде остановлены. На батарее Яновского, влево от бастиона, их опрокинул полковник Дараган с двумя баталионами Суздальского полка и частью  курской дружины полковника фон-Аммерса. На штурмовых же батареях, вправо от бастиона, англичане опрокинули Сводный резервный Минско-Волынский батальон, но вслед затем были выбиты за вал шестью ротами Камчатского полка под командованием майора Торнау.

Больше в этот день британцы не атаковали. Когда к генералу Кордингтону прискакал гонец от генерала Симпсона с вопросом почему "Большой Редан" все еще не взят, тот спокойно ответил.

- Передайте его превосходительству, что на сегодня больше атак не будет. Мы уже полностью исполнили свой долг, и предоставляем нашим французским союзникам право биться за Севастополь до последней капли крови. Своей крови - холодно уточнил генерал и в этом, была вся суть британского характера.

Если англичане атаковали русские позиции только к часу дня, то французские части под командованием генерала де Сальи атаковали Городскую сторону с еще большим часовым опозданием. Причиной подобной нерасторопности послужила плохая видимость, из-за которой генерал не разглядел условного сигнала. Пока войска Боске упорно атаковали Корабельную сторону, против 4 и 5 бастиона стояла напряженная тишина.

Только после того, как специальный гонец привез приказ генерала Пелесье, французские войска покинули свои траншеи и бегом устремились на штурм бастионов. Дивизия Левальяна наступала двумя колоннами; бригада Трошю атаковала угол 5 бастиона и люнет Белкина, тогда как бригада Кустона устремилась к люнету Шварца, до которого от передовых траншей было не более пятидесяти шагов.

Благодаря малому расстоянию до русских позиций, французы позволили защитникам сделать только несколько картечных выстрелов, после чего приблизились к укреплениям и бросились в штыковую атаку. Используя численное превосходство, французы смогли прорваться через амбразуры правого фаса люнета Белкина и серьезно потеснить его гарнизон сначала к левому фасу, а затем и вовсе отбросить в Городской овраг.

Обрадованные успехом, французы решили штурмовать вторую линию обороны, однако их дальнейшее наступление, было остановлено картечью и ружейным огнем 5-го бастиона, на котором штурм тогда уже был отбит. Одновременно с этим, подоспевший с Чесменского редута, командир Житомирского полка, полковник Жерве, с одним из своих батальонов стремительно атаковал неприятеля в штыки и выбил французов с люнета.

Не желая смириться с неудачей, Левальян приказал штурмовать повторно. Вновь, благодаря близкому расстоянию, французы смогли достичь люнета и даже ворваться в него, но после жестокой схватки были полностью выбиты оттуда подошедшим подкреплением, в виде двух рот Минского полка, прибывших с Чесменского редута во главе с самим генералом Хрущевым. В результате жаркой схватки французы были отброшены к своим траншеям, потеряв множество людей убитыми и девяносто человек пленными; в числе последних находился подполковник Ле-Баннёр.

В отличие от своего соседа, люнет Шварца не был захвачен лобовой атакой противника, во многом благодаря картечному огню, который велся из нескольких орудий 5 бастиона. Сам  генерал Кустон, который вел одну из своих колонн на штурм этого укрепления, был тяжело ранен в ногу и покинул поле боя. Так же от картечного огня выбыли из строя многие офицеры бригады, что самым пагубным образом сказалось на управлении войсками.

Понеся большой урон и спасаясь от губительной картечи, французы бросились в глубокую лощину около 5 бастиона и залегли в обрыве, откуда до люнета им оставалось не более 40 шагов. К большому несчастью солдат императора, там ещё весной, были заложены, три камнеметных фугаса с гальваническим приводом, на случай штурма бастиона. Как только неприятель столпился в лощине, фугасы были немедленно взорваны.

Дым еще не рассеялся полностью, а те, кто уцелел от ужасного взрыва, уже были атакованы ротою Подольского полка под командованием подпоручика Банковского. Озлобленные непрерывным обстрелом и большими потерями среди личного состава, русские солдаты перекололи всех, кто не успел вовремя поднять руки и покорно бросить оружие к ногам мстителей. Всего в плен было взято шесть офицеров и семьдесят восемь нижних чинов.

После взрывов гальванических мин атака на 5 бастион шла довольно вяло, потому что французы сильно боялись новых взрывов. Поэтому они ограничивались лишь громкой перестрелкой с гарнизоном бастиона. Во время стрельбы загорелась туровая одежда внутренней крутости, которая угрожала перейти на пороховой погреб. Возник критический момент, с которым гарнизон бастиона блестяще справился. Стремясь спасти бастион и своих товарищей, солдаты Белостокского полка храбро сражались с огнем, тогда как остальные их товарищи густым ружейным огнем отогнали неприятеля от бруствера и заставили скрыться его в траншеях.

Неудачей закончилась попытка штурма 4 бастиона войсками генерала д'Отемара, которые согласно плану командующего наступали вместе с сардинцами. По замыслу Пелесье, 4 бастион был должен быть взят совместным ударом с фронта и фланга, причем роль "пушечного мяса" во фронтовой атаке отводилась сардинцам.

Как только прозвучал сигнал штурма, французская колонна во главе с генералом Риве устремились к промежутку между 4 и 5 бастионом, намереваясь выйти в тыл 4 бастиону и захватить его с горжи. В момент атаки к ним присоединился отряд генерала Трюшона из дивизии Левальяна, вместе с которым был начальник штаба дивизии Левальяна, полковник Ле-Телье-Валазе. Кроме этого, в помощь сардинцам была направлена бригада генерала Бретона, которая должна была вселять в них уверенность, а так же контролировать действия столь ненадежных  итальянцев.

На бумаге все было прекрасно, и 4 бастион должен был непременно пасть, однако, едва лишь эти полки тронулись с места, как жестокий картечный огонь полностью перемешал все карты союзников. Едва пройдя половину пути, сардинцы бросились отступать и никакими силами, нельзя было заставить их двигаться вперед. Пытаясь остановить итальянцев, погиб генерал Бретон, что самым пагубным образом сказалось на наступлении французов.

В распоряжении генерала де Салю были отнюдь не самые лучшие и стойкие части, все самое лучшее было брошено Пелесье на Малахов курган. Поэтому, как только вслед за Бретоном погибло несколько штаб-офицеров, французы поспешили отойти в свои траншеи. Такая же участь постигла штурмовую колонну генерала Риве.

Стремясь подать живой пример своим не очень активным солдатам генерал постоянно находился в передних рядах наступающих войск. До цели оставалось всего двадцать шагов, когда от очередного залпа русской артиллерии пал генерал Риве, а генерал Трюшон был сильно контужен взрывом вражеской гранаты. Одномоментно лишившись командиров, французы решили больше не испытывать судьбу и отступили.

Около трех тридцати пополудни, генерал де Саль, собрав в траншеях дивизию Левальяна, которая потеряла общими выбывшими более тысячи шестисот человек, собирался вновь атаковать 4 и 5 бастион в содействии с дивизией д'Отемара и резервов. Но в это время пришел приказ от генерала Пелесье, ограничиться канонадою по русским укреплениям.

Подобное решение французского главнокомандующего было обусловлено его желанием, сковать русские войска боем и не допустить их переброски к Малаховому кургану, где в этот момент решалась судьба всего сражения. Кроме этого, не будучи уверен в том, что занятие Малахова повлечет за собою падение Севастополя, он хотел сохранить свои войска в целости.

Тем временем вокруг Малахова кургана шло ожесточенное сражение. Русские стремились всеми силами вернуть утраченную позицию, тогда как французы хотели расширить свой плацдарм в обороне неприятеля. Узнав, что Боске выбыл по ранению, к месту сражения прибыл сам Пелесье, взяв в свои руки ведение штурма русских позиций. Повинуясь его приказам, французы еще трижды пытались овладеть вторым бастионом, но каждый раз откатывались обратно под ударами штыков и картечи обороняющихся.

Терпя неудачу со вторым бастионом, Пелесье решил ударить по батарее Жерве, которая примыкала своим левым флангом к Корниловскому бастиону. С этой целью "африканец" послал Мак-Магону подкрепление в три тысячи человек вместе с мортирной батареей, доведя общую численность французского гарнизона кургана до восьми тысяч человек.

В атаку на батарею Жерве Мак-Магон бросил зуавов из дивизии Вимпфена, под командованием генерала Корнюлье. Поражая защитников батареи из своих штуцеров с фланга и тыла, они смогли беспрепятственно приблизиться к русским позициям и ударили в штыки.

Батальон Казанского полка храбро встретил врага, намереваясь погибнуть, но не отступить. Их ярость и ненависть к противнику была столь велика что, даже находясь в меньшинстве, они смогли не только остановить натиск неприятельских стрелков, но даже отбросить их с центра батареи. За врагом остался только левый край, который зуавы смогли удержать только благодаря огневой поддержке мортир с кургана.  

Видя, что защитники батареи несут сильные потери от огня вражеской артиллерии, на помощь им была послана батарея майора Гринича. Развернувшись в тылу батареи, канониры открыли ответный огонь и вскоре французские пушки были полностью подавлены.

Не желая уступать русским, генерал Мак-Магон приказал выставить новую мортирную батарею, но и она вскоре замолчала под огнем пристрелявшихся пушкарей Гринича. Охваченный азартом  боя Мак-Магон в третий раз выставил свои пушки, но результат был еще плачевнее. Русские не только сбили батарею противника, но и нанесли сильный урон неприятелю. Одно из их ядер попало в зарядный ящик французов, от чего погибло большое количество солдат.

Едва только на Малаховом кургане взвился столб огня и дыма, как солдаты Казанского полка, бросились в штыковую атаку и в считанные минуты смогли полностью очистить свою батарею от императорских зуавов. Генерал Корнюлье вместе с отступающими алжирцами был сброшен в ров, где и погиб придавленный упавшими сверху телами исколотых солдат.

Если дела на батарее Жерве у русских шли хорошо, то отбить Малахов курган у врага им никак не удавалось. Храбрец Хрулев приведший к Корниловскому бастиону две роты Белозерского и Ладожского полка, переколовший несколько сот французов, оказавшихся на его пути, попытался с ходу захватить курган.

Соскочив с лошади, он построил солдат в шестирядную колонну и бросился в атаку, намереваясь ворваться в бастион через горжевой проход. Все пространство, по которому надлежало наступать нашим войскам, простреливалось огнем густой цепи алжирских стрелков, занимавших траверсы и блиндажи Корниловского бастиона. Они стреляли почти в упор по головным рядам колонны Хрулева. От пуль врага солдаты падали десятками, но ведомые храбрым генералом они продолжали наступать, невзирая на ужасные потери.

Уже остается не более тридцати шагов до траверса, за которым находились французы, как вдруг Хрулев получил пулевое ранение. Вражеская пуля полностью оторвала ему палец на левой руке. Превозмогая боль, генерал сделал еще несколько шагов вперед, когда разорвавшаяся рядом с ним граната контузила его в голову, и Хрулев упал. Бежавший рядом с ним ординарец штабс-капитан Павлов едва успел подхватить потерявшего сознание генерала на руки, как сам получил тяжелое ранение в плечо. Страдая от сильной боли, он смог вынести раненого командира из-под огня противника и тем спас его.

К этому времени был ранен командир Ладожского полка полковник Галкин, а так же перебиты все старшие офицеры. Лишившись своих командиров, солдаты сразу остановились и отошли, под непрерывным огнем зуавов. Став позади горжи, за траверсами или укрылись за развалинами строений, яростно перестреливаясь с противником, не в силах преодолеть открытое пространство.

Приняв от Хрулева командование резервами Корабельной стороны, генерал Лысенко немедленно бросил на штурм кургана несколько рот своей дивизии, часть Ладожского полка и часть курского ополчения. Но и эта атака была отбита французскими стрелками, а генерал смертельно ранен примерно на том же месте, где и Хрулев.

Место погибшего немедленно занял генерал Юферов. Он смог быстро перестроить основательно потрепанные в прежних атаках батальоны резерва и в третий раз повел их на штурм кургана.

На этот раз фортуна была чуть благосклоннее к русским солдатам. Преодолев по узкому мосту насквозь простреливаемый врагом ров, наши солдаты ворвались в узкий проход в горже бастиона, где завязался жестокий рукопашный бой. В небольшом проходе шириной в шесть шагов возникла яростная рукопашная схватка, которая обернулась для русских солдат полной катастрофой. Не имея возможность быстро ворваться внутрь укрепления, они вынуждены были толпиться у прохода поражаемые выстрелами засевших на траверсах зуавов.

Мало кто из храбрецов вернулся обратно. Почти все они сложили свои головы либо от вражеских пуль, либо от сабель и штыков врага. Сам генерал Юферов, находясь в голове своей колонны, был окружен неприятельскими солдатами, и на предложения сдаться, отвечая ударами сабли, пал геройскою смертью.

Почти в одно время с ним был смертельно ранен один из отличнейших русских офицеров флигель-адъютант Войков. Собрав несколько охотников, он повел их на курган со стороны батареи Жерве и пал сраженный пулей в грудь на вылет. Капитан-лейтенант Ильинский, после смерти генерала Юферова ставший главным командиром при войсках у Малахова кургана, попытался атаковать неприятеля со стороны куртины; но и здесь все усилия храбрецов были напрасны. Оттеснив расстроенные остатки наших войск, зуавы стали спешно заделывать горжевой проход телами павших солдат, как единственным подручным средством для этого.

К трем часам пополудни к кургану, по приказу Горчакова, по мосту с Северной стороны подошли свежие силы: Азовский, Украинский, Одесский и резервный Смоленский полки. Вслед за ними, узнав о ранении Хрулева, прибыли сам главнокомандующий и граф Ардатов.

Еще до их прибытия генерал-лейтенант Мартинау, получивший командование над всеми войсками в Корабельной стороне, повел на штурм Малахова кургана Азовский и Одесский полк. Эти малочисленные, но закаленные в боях полки двинулись чрез горжу без выстрела, с барабанным боем. Но и на этот раз все усилия храбрых воинов остались безуспешны. Вновь в узком проходе горжи завязалась отчаянная рукопашная схватка. Перебираясь через горы трупов, русские солдаты уже ворвались внутрь бастиона, но в самый ответственный момент генерал Мартинау был смертельно ранен штуцерною пулею, что  и повлияло на исход сражения. Лишившись командира, солдаты дрогнули, потеряли драгоценные секунды и были либо перебиты, либо отброшены за горжевой ров.

Ни Мак-Магон, ни Пелесье еще не были окончательно уверены в своем скромном успехе. В это самое время судьба Севастополя висела на волоске. Но главная угроза для защитников черноморской твердыни исходила не от врага, а от своих же начальников.

Едва только стало известно о смерти генерала Мартинау, как Остен-Сакен стал настойчиво предлагать оставить Южную сторону в связи с падением главного пункта обороны Малахова кургана. Горчаков так же придерживался того же мнения, но не торопился высказаться в поддержку Ерофеича, справедливо опасаясь Ардатова. Не будь здесь и сейчас царского посланника, князь бы с чистой совестью отдал бы приказ об отходе на Северную сторону, как он того и хотел. Однако, зная характер Михаила Павловича, главнокомандующий терпеливо выжидал дальнейшего развития событий.

- Не вижу особых причин для оставления наших позиций, - резко осадил Остен-Сакена Ардатов, - Даже если не сможем отбить у врага бастион, я считаю, что оборону Корабельной стороны мы можем успешно держать и далее. Однако возвращение Корниловского бастиона, я считаю первейшей задачей, стоящей перед нами сейчас.

- Да сколько можно солдатской  кровушки проливать за эту высоту Михаил Павлович! Не лучше ли их сберечь для других дел? - пафосно воскликнул Ерофеич и моментально осекся от неприязненного взгляда графа.

- У вас, генерал, видимо сильно расшатались нервы, раз вы позабыли, что эта наша с вами прямая обязанность проливать за царя и Отечество свою и чужую кровь. И сейчас мы не имеем право жалеть ни солдат, ни себя, когда враг топчет нашу землю. Если вы считаете, что сейчас, вот так просто можно будет отдать неприятелю наши бастионы, без пролития его крови, то я настойчиво рекомендую вам немедленно подать в отставку, и отправиться на лечение чтобы успокоить расшатавшиеся нервы!

- Михаил Павлович! - пытался одернуть его Горчаков, но граф не желал останавливаться.

- Если господин генерал так сильно печется о солдатских жизнях, то пусть подойдет и посмотрит на солдат, что стоят у Малахового кургана и требуют, чтобы их вели на штурм бастиона!

- Не желаете ли вы принять командование над войсками Корабельной стороны и отбить у неприятеля Корниловский бастион!? - пыхнул гневом князь, упорно цеплявшийся за вариант отхода на Северную сторону. Говоря эти слова Горчаков, пытался осадить не в меру зарвавшегося посланника, но Ардатов не привык отступать.

- Разрешите принять командование? - холодно отчеканил граф, глядя прямо в глаза собеседнику. Горчаков судорожно проглотил в горле сухой комок и, стараясь вывернуться из щекотливого положения, быстро произнес: - Как вам будет угодно, Михаил Павлович.        

Ардатов молча кивнул головой и, повернувшись через левое плечо, быстро покинул командующего. Едва только дверь закрылась за графом, как волна липкого страха охватила Горчакова. За Михаила Павловича государь с него спросит совсем по иной мерке, чем за Корнилова, Истомина или Нахимова.  

- Каков наглец, ваше высокопревосходительство! - возмущенно пискнул Ерофеич, но князь оборвал его громким криком, вперив в генерала разгневанный взгляд.

- В отставку!! На лечение!!! Шагом марш!!!

Вечерело, когда Ардатов прибыл к кургану. К этому времени французы уже основательно заняли редут и сверху непрерывным огнем обстреливали подходы к укреплению, стремясь отбить у русских желание вновь идти на штурм кургана.

Притаившись за разбитой стеной дома, Михаил Павлович в бинокль внимательно разглядывал тыловой ров с узким мостиком усеянный  павшими солдатами и горжевой проход, чуть ли не в человеческий рост, вперемешку забитый телами русских и французов.

Охваченные азартом боя и ненавистью к противнику, многие солдаты, стоявшие на подступах к кургану, постоянно требовали немедленно вести их в бой.

- Ваше превосходительство, Михаил Павлович! Веди нас на проклятого врага, спасу нет глядеть, на их знамя, на нашем бастионе! - возбужденно кричали они Ардатову, позабыв обо всем на свете.

- Подождите братцы. Чуть стемнеет, и двинемся лягушатников в ров сбрасывать, - отвечал им Ардатов, пока еще не имея представления как ему брать курган. В том, что это будет тяжелое дело, и что, возможно, он будет убит при этом, граф старался не думать.

Несколько пуль выбили кирпичную крошку рядом с Ардатовым. Противник явно заметил его присутствие, и, не желая зря испытывать судьбу, генерал отступил вглубь укрытия.  Повесив на шею бинокль, он уже собирался пойти к командирам, как из-за угла появился инженер-полковник Геннерих вместе с солдатом, аккуратно поддерживавший его под руку. Голова Геннериха была обвязана бинтом, сквозь который проступали алые пятна крови.

- Зачем вы сюда пришли, Петр Карлович!? - удивленно воскликнул Ардатов, но инженер недовольно махнул рукой.

- Голова, сильно болит от контузии голова, а я вам о многом должен сказать, - произнес Геннерих бледный как смерть, постоянно морщась от боли. - Я думаю вам это надо знать, Михаил Павлович. По приказу генерала Тотлебена на случай захвата Малахова кургана противником, было заложено несколько фугасов. Один из них находится рядом с горжей, но мы к нему не успели провести электрический провод - скороговоркой выпалил Геннерих прежде чем резкая гримаса боли перекосила его лицо. Инженер стал быстро оседать на руки своего спутника.

- Где!? Где находиться, этот чертов фугас, Петр Карлович!? - прокричал Ардатов буквально в ухо инженеру, боясь, что он потеряет сознание.

- Он знает, - чуть слышно проговорил Геннерих и скосил глазами в сторону солдата. Это действие отобрало у него последние силы, и инженер обвис безвольной куклой на руках графа.

- Доктора! Скорее, доктора! - громко крикнул граф к стоявшему рядом адъютанту и, не теряя времени, обратился к спутнику инженера.

- Кто таков? Знаешь, где фугас под горжей?

- Саперный унтер-офицер Чеснович. Так точно знаю ваше превосходительство - четко доложил помощник Геннериха.

- И как нам к нему добраться тоже знаешь?

- Так точно, через горжевой ров. Там находится замаскированный лаз, который ведет к нужной нам подземной галерее. Отыскать его дело плевое.

- Сможешь подорвать? - прямо спросил Ардатов и от его слов, у собеседника глаза заблестели азартным блеском.

- Сделаем, ваше превосходительство.

- Сделай, родной. Сделай, а иначе столько людей погибнет и Севастополь с ними, - взмолился граф. Чесновича был готов немедленно броситься в горжевой ров, но Ардатов удержал его, приказав подождать того момента, пока войска будут готовы к атаке.

Охваченный лихорадкой скорой смертельной схватки, граф с нетерпением слушал доклады офицеров и торопливо отдавал нужные приказы, время от времени, сверля пылающим взглядом горжевой ров. Услышав известие о скором штурме кургана, солдаты принялись подбадривать друг друга радостными криками. Все рвались в бой и никто не испытывал ни малейшего страха перед возможной смертью.

Убедившись, что все готово, Ардатов махнул рукой саперу и тот, замерев на секунду, оторвался от спасительной стены, стрелой полетел к горже кургана. Французы с большим опозданием отрыли беглый огонь по бегущему в их направлении саперу, но Чеснович, словно заговоренный пролетел все открытое пространство и кубарем скатился в горжевой ров.

- Есть! - радостно выкрикнул Ардатов и тут же обратился к пехотинцам Азовского полка, желавшими первыми ворваться на курган, дабы посчитаться за своих погибших товарищей. - Выступаете сразу после взрыва, без раскачки. И не колонною, а гурьбой ребята. Дорога каждая секунда. Главное сбить зуавов с горжи, а там мы подоспеем.

- Не сомневайтесь, Михаил Павлович, сделаем, - не по уставу отвечали солдаты генералу, но Ардатов не обращал на это никакого внимания. Требовать от солдат в такой момент положенного обращения, по глубокому убеждению графа, было верхом глупости.

Тем временем у горжи Корниловского бастиона события текли своим чередом. Вначале зуавы только забавлялись столь неординарным поступком русского солдата, посчитав Чесновича просто неадекватным человеком. Явно собираясь поразвлечься над русским чудаком, они принялись методично обстреливать край рва, ожидая, что рано или поздно сапер попытается выбраться наружу.

Так продолжалось несколько минут, которые показались Ардатову вечностью.

- Давай, сапер, давай! - слетали с его губ страстные призывы, но Чеснович упорно не подавал признаков жизни. Сердце Михаила Павловича забилось в неистовом темпе, когда со стороны горжи, в направлении рва двинулось несколько стрелков, с явным намерением разобраться с непонятным русским.

- Огонь! - приказал Ардатов и сейчас же из всех укрытий, по приближающимся ко рву зуавам загрохотали выстрелы. Русский огонь был столь плотен, что вражеских солдат буквально разбросало в разные стороны, что вызвало большое замешательство среди остального гарнизона. На траверсах тревожно забегали алжирские стрелки, заподозрив что-то неладное.

- Давай Чеснович! Давай родной! Вре: - не договорил Ардатов и в этот миг страшной силой взрыв сотряс Малахов курган.

- Вперед братцы!!! Дави их ребята!!! Режь их в бога душу!!! - яростно кричал граф своим солдатам, сопровождая свои призывы бранными словами, которым мог позавидовать любой извозчик. Крики Ардатова сорвали с людей хлипкие остатки человеческой сути, и теперь их уже ничто не могло остановить на полпути. Выкрикнув из своей груди глухой звериный рев, они, неудержимой лавиной, ринулись вперед, жаждя только одного: убивать, убивать, убивать.

Ещё не осели клубы дыма и пыли, ещё не пришли в себя оглохшие и ослепшие от взрыва зуавы, а людская масса некогда бывшая ротой Азовского полка уже перебежала по мостку горжевой ров и, обтекая горжевой вал, ворвалась внутрь укрепления.

По яростным крикам, лязгу и истошному вою доносившегося с кургана, граф ясно представлял картину творившегося там в этот момент. С какой охотой он сам оказался  среди атакующих азовцев, чтобы предаться рукопашному бою с врагами, но, к большому сожалению Ардатова, в эту минуту его место было в тылу. Отбросив в сторону душевные эмоции, граф твердой рукой строил штурмовые колонны, и направлял их на курган в помощь сражающимся товарищам.  

Французы, которых азовцы еще не успели сбить с траверсов неповрежденного края горжи, пытались остановить их наступление оружейным огнем, но он уже был не столь губителен как прежде. Кроме того, отчаянные крики погибающих за их спинами товарищей, лишали зуавов спокойствия за свой тыл и потому многие из них безбожно мазали. Все это, позволяло русским колоннам, быстро переходить по мосту через ров и проникать внутрь редута.

Ардатов уже отправил на курган полтора батальона поддержки, прежде чем сам двинулся на штурм вместе с ротой Ладожского полка. Сдав командование над резервами генералу Пахомову, граф решил лично пойти на курган, строго наказав генералу отправить вслед за ним еще одну роту, для полного закрепления успеха.

Зуавы ещё вяло постреливали с траверсов кургана, когда Ардатов вместе с солдатами миновал заваленный телами убитых горжевой ров и приблизился к укреплению. За всю свою жизнь графа повидал немало ужасных "прелестей" войны, но то, что он увидел в узком проходе горжи, потрясло его до глубины души.

По сути дела, прохода как такового не было вообще. На всем своем протяжении в шесть шагов, он был полностью забит человеческими телами, лежащими друг на друге нескольким рядами. Высота этого завала доходила до пояса взрослому человеку и чтобы проникнуть в редут, атакующим солдатам приходилось с разбегу запрыгивать на столь отвратительное препятствие.

С огромным внутренним омерзением, Ардатов преодолел это ужасное место, прежде чем, оказался внутри укрепления. И тут, Ардатов в полной мере смог оценить минерское мастерство Тотлебена. Мощный взрыв фугаса почти полностью уничтожил горжевой вал, вместе  с находившимися за ним вражескими солдатами.

От взрыва так же сильно пострадали стоявшие на траверсах кургана стрелки, а также французы, стоявшие вблизи руин наблюдательной башни кургана. В числе пораженных взрывной волной был и сам генерал Мак-Магон, лично руководивший обороной кургана. Крупный осколок камня угодил ему прямо в лоб, от чего герой штурма русской твердыни потерял сознание и в таком состоянии был взят в плен солдатами Азовского полка.

Его пленение крайне скверно сказалось на всей обороне кургана. В столь важный и ответственный для французов момент, не нашлось той твердой руки, которая была способна пресечь панику в рядах французских солдат, возникшую после подземного взрыва. В первую очередь сильно испугались зуавы. Храбрые и отважные в бою, они ничего не смогли противопоставить своему первобытному страху перед неизвестным оружием врага, способного внезапно поражать их из-под земли.

С ужасом и отчаянием бросились алжирцы в разные стороны от места взрыва, сбивая с ног и заражая своим страхом самих французов. Не прошло и двух минут, как все они принялись испуганно метаться по бастиону, пугливо озираясь по сторонам, в ожидании новых взрывов русских мин.

Именно в этот момент, со штыками наперевес, через горжу прорвались азовцы. Отлично понимая свою жертвенную обреченность, они торопились свершить свою кровавую месть, прежде чем падут от вражеских пуль и штыков.

Клубы пыли и дыма еще только начали оседать на израненную землю Малахова кургана, а азовцы принялись безжалостно уничтожать врага, всеми возможными способами. На момент атаки на кургане находилось свыше семи тысяч солдат императора, но у них не хватило сил отбить атаку "русских дьяволов" как впоследствии назовут азовцев бежавшие с кургана французы.

Густые клубы пыли, поднявшиеся над Малаховым курганом после взрыва мины, не позволили Пелесье быстро разобраться в обстановке. Лишь только когда с кургана исчезли императорские знамена, и в сторону французских траншей устремились толпы беглецов, командующему стало ясно, что Мак-Магон все же потерпел неудачу.

Не желая смириться с неудачей, Пелесье отдал приказ вновь штурмовать курган, бросив в атаку дивизию гвардейских егерей Камплона. Им предстояло пройти всего сорок шагов открытого пространства разделяющие передовые траншеи французов и русские бастионные рвы, но на этот раз им в полной мере пришлось испытать на себе силу картечи защитников кургана.

По быстро приближающимся к бастиону французам, азартно палили пушки 2 и 3 бастиона, вели огонь батареи Корабельной стороны, стрелял и сам Малахов курган, из своих так и не заклепанных врагом пушек.

На банкетах, сильно пострадавших от ядер и бомб неприятеля, егерей Камплона ждали солдаты Ардатова, своей кровью заплатившие за право на обладание Корниловским бастионом, и уже ничто не могло их заставить покинуть это место.

Пулями, штыками и прикладами, они уверенно сбрасывали в ров рвущихся на курган французов, укладывая новый слой человеческих тел, поверх тех, кто уже погиб ранее. Егеря Камплона несли огромные потери от русской картечи и пуль, однако не собирались отступать. Подбадривая друг друга гортанными криками, французы упорно лезли на склон бруствер а, взобравшись на него, смело бросались в рукопашный бой с защитниками кургана.

Однако упорство и героизм императорских егерей, столкнулись с героизмом и упорством людей, которые были готовы умереть на своем месте, но не отступить. В самый жаркий момент боя, одному из защитников кургана вдруг показалось, что на переднем бруствере вдруг мелькнул морской мундир, шитый золотом.

- Нахимов! - радостно выкрикнул солдат и тут же пал сраженный вражеской пулей. Однако его крик был услышан и подхвачен другими защитниками кургана.

- Нахимов!!! Павел Степанович!!! - радостно кричали солдаты, и сила этого имени поднимало из их сердец небывалую храбрость и отвагу, и нагнетало в души врагов сильный страх.

Схватка моментально вспыхнула с небывалой силой и яростным накалом со стороны русских, против которого егеря Камплона были не суждено устоять. Смятые и раздавлены в считанные минуты, они бросились бежать прочь от Малахова кургана, спеша укрыться в своих траншеях.

Пелесье, однако, не был бы самим собой, если бы не попытался вновь штурмовать курган. Видя, как храбро сражались солдаты Камплона, генерал решил еще раз бросить их в бой, дав им в помощь, полк гвардейцев из своего резерва, твердо веря, что они будут той соломинкой способной переломить хребет верблюду. Командование этой штурмовой колонной Пелесье возложил на генерала де Фуа, с которым "африканец" служил вместе в Алжире.

И в третий раз, на Корниловский бастион, полностью утративший свой первоначальный вид, под громкие крики, прославляющие императора, стали накатываться плотные цепи французов. Всего шесть пушек Корниловского бастиона могли вести прямой огонь по врагу. Все остальные были либо повреждены, либо их прислуга была полностью выбита. Казалось, что уже ничто не сможет помешать гвардейцам, вновь водрузить императорское знамя над позицией русских, но на помощь Ардатову, вновь пришел инженерный гений генерала Тотлебена.

Едва только курган был очищен от врага, к Михаилу Павловичу подвели несколько человек, которые все это время находились в полуразрушенной арке башни кургана, откуда начинались минные галереи бастиона. Атака французов застала саперов в тот момент, когда они проводили подземные работы согласно приказу полковника Геннериха. Грязные, усталые и измученные нехваткой воздуха люди, доложили Ардатову о нескольких фугасах, которые были заложены в галереи накануне наступления неприятеля и не были взорваны из-за отсутствия приказа.

Ардатов возблагодарил небо за помощь, в который раз посланную ему в самую трудную минуту этого дня. Едва только ряды вражеских солдат приблизились к русским позициям, как четыре взрыва, неторопливо и величаво прогремели над истерзанным полем битвы.

Мощные пороховые заряды, установленные русскими минерами для отражения нападения врага блестяще выполнили свою задачу. При помощи провода, минеры приводили в действие заложенные под землей фугасы по приказу Ардатова, находившегося на переднем крае обороны. Внезапные подземные взрывы произвело сильнейшее впечатление на врагов. Не успевал осесть один столб земли поднятый взрывом, как под ногами противника немедленно грохотал новый, что вызывало уцелевших солдат в страхе бежать прочь, спасая свои жизни.

Среди погибших или раненых от взрывов мин, было очень много офицеров, которые шли в атаку передних рядах. В числе последних оказался командир егерей генерал Камплон получивший ранение ноги, а сам де Фуа получил серьезную контузию. Лишившись командования, атака французов моментально захлебнулась. Напуганные взрывами солдаты дрогнули и подгоняемые залпами ружей и картечи, поспешили ретироваться.

Беглецы еще только прыгали в родные траншеи, а по всему воинству уже шел панический слух о том, что все пространство перед Малаховым курганом напичкано русскими минами. Подрыв минных фугасов на Корниловском бастионе и в его предполье прочно вселил сильный страх в души французских солдат. Получив наглядный урок, теперь они просто боялись покинуть свои траншеи, и ни о какой новой атаке не могло идти и речи.

Об этом Пелесье в один голос заявили командиры передовых частей, когда командующий заговорил о подготовке новой атаки Малахова кургана.

- Вы только зря погубите сегодня лишнюю сотню солдат, ваше превосходительство, но успеха так и не добьетесь, - убежденно произнес полковник Полиньяк, трижды в этот день, водивший своих солдат на штурм русских бастионов. Получив два ранения, он упорно не желал идти в тыл и Пелесье никак не мог упрекнуть его в трусости. Мазанув раненого офицера тяжелым, давящим взглядом, генерал угрюмо промолчал в ответ на его слова. Как не сильно кипела его душа, он хорошо понимал, что с усталыми и деморализованными солдатами взять Севастополь сегодня не удастся.

Он еще некоторое время наблюдал за русскими позициями в подзорную трубу, тяжело переживая столь неожиданный "удар в спину" от своих солдат. Затем, оторвав свой гневный взгляд от так и непокоренной русской твердыни, швырнув трубу в руки адъютанта, отбыл в тыл, ни с кем не прощаясь. Поле боя осталось за русскими, а Севастополь с честью выдержал своё самое главное испытание.