Алан Э. Нурс «Имитация»

Рассекая черноту звездных трасс, космический корабль летел в направлении орбиты третьей планеты. Его путешествие было долгим. Он возвращался домой.

Дональд Шейвер сидел с серым лицом, уставившись в навигационную панель. Он рассматривал полетные карты, но его узкие плечи сотрясала мелкая дрожь.

Высокий блондин рывком открыл люк и буквально впрыгнул в штурманскую каюту, излучая радость.

— Хей, Донни, — взревел он.

— Мы покинули, наконец, эту чертову дыру. А? Что скажешь? Он привычно глянул на яркую красную точку на навигационной панели, затем повернулся и поглядел радостно в иллюминатор, потирая руки от удовольствия.

— Хотел бы я сейчас быть дома, — сказал Шейвер угрюмо.

Блондин засмеялся.

— Ты и 80 других! Не волнуйся, парень, мы летим домой. Еще неделя и…

В голосе Дональда зазвучала тоска.

— Хотел бы я сейчас быть дома. — Он сделал вдох, дрожь прошла по его телу.

Блондин повернулся, его глаза расширились тревожно.

— Донни, — сказал он мягко. — В чем дело, парень?

— Я болен, Скотти!.. О, Скотти, пожалуйста, позови Дока, мне очень плохо! — Внезапно лицо его свела судорога, руки его соскользнули со стола, и он упал вперед.

Скотти успел подхватить его и смягчил падение.

— Держись, Донни, прошептал он, — я позабочусь о тебе.

Неожиданно парень согнулся в приступе кашля, от напряжения его лицо посинело. Спина выгнулась, дернулась конвульсивно; затем внезапно тело его обмякло.

Скотти пересек комнату, схватил телефон со стола и бешено стал накручивать диск.

— Штурманская вызывает Центральную, — отрывисто бросил он в трубку. — Дока сюда — быстро. Я думаю… — он посмотрел на безжизненное тело на полу. — Я думаю, здесь только что умер человек.

Д-р Джон Кроуфорд откинулся назад в кресле-релаксаторе, вытянув перед собой длинные ноги, и угрюмо посмотрел в иллюминатор. Он сидел здесь уже более часа, перебирая изящными пальцами карты сероватого цвета, с застывшим взглядом, куря и хмурясь. Впервые за все долгое путешествие он почувствовал усталость, одиночество и… страх.

Доктор был худощав, темная двухдневная щетина добавляла жесткости его лицу, а копна иссиня-черных непричесанных волос усиливала впечатление озабоченности, владевшей им. «Задумчивый доктор» назвал его однажды кто-то из команды, и он ухмыльнулся про себя, проходя мимо.

Вероятно, именно таким он казался людям на борту корабля — неторопливая речь, возможно, несколько скучноватый, довольно приятный и безобидный человек, казавшийся чересчур высоким, чтобы гулять по коридорам космического корабля. Доктор Кроуфорд, конечно, знал, что это не так. Он был просто осторожен. Доктор на корабле, выполняющем исследовательский полет, должен быть осторожным в своих мыслях и поступках. Огромные, охваченные болезнью корпуса десятков исследовательских кораблей ранее доказали это со всей определенностью.

Доктор Кроуфорд смотрел в иллюминатор, наблюдая за немигающими белыми точками звезд на черном фоне, и хмурился все сильнее. Назвать путешествие неудачным со всех мыслимых точек зрения — значит еще ничего не сказать. После всех ожиданий, надежд — провал. Полный, унизительный, безусловный провал — от начала до конца. Ни славы. Ни открытий. Ничего.

До того, что случилось час назад.

Он смотрел на карты, которые держал в руках. Ровно час назад Йенсон, Главный врач, принес эти карты ему, тяжело дыша от быстрого бега. И доктор Кроуфорд, изучив их, ощутил холодок под ложечкой.

Внезапно он вскочил с релаксатора и направился по темному коридору в сторону каюты командира корабля. Свет над люком говорил о том, что командир на месте. Невозможно с этим к капитану — и все-таки он знал, что выбора у него нет.

Капитан Роберт Джефф посмотрел на входящего в каюту доктора, и на его круглом лице появилась ухмылка. Доктор нагнулся, чтобы не удариться головой о притолоку, и направился к столу капитана. Как он ни старался, он не мог вымучить улыбку. Глаза капитана стали серьезными.

— В чем дело, Док?

— У нас серьезные неприятности, Боб.

— Неприятности? После этого путешествия? — он ухмыльнулся и откинулся назад. — Ерунда. Какие могут быть неприятности?

— У нас на борту необычный человек, Боб.

Капитан пожал плечами и поднял брови:

— У нас на борту 80 необычных людей. Именно поэтому они участвуют в этой экспедиции…

— Я не имею в виду необычность в этом смысле. Это нечто абсолютно невероятное, Боб. У нас на борту человек, разгуливающий, здоровый и крепкий, когда он должен быть мертвым.

— Странно слышать такое от доктора, — произнес капитан осторожно. — Что ты имеешь в виду?

Кроуфорд махнул в его сторону картами:

— Это здесь. Отчеты из лаборатории. Как ты знаешь, я приказал провести полное медицинское обследование каждого, находящегося на борту, на следующий день после взлета с Венеры. Обычная процедура — мы должны быть уверены, что никто не подцепил ничего необычного. Среди прочего мы выполняем полное лабораторное обследование каждого члена экипажа — анализ мочи, крови и тому подобное. И мы получили некоторые удивительные результаты.

Джефф затянулся сигаретой, внимательно следя за доктором.

— На корабле сейчас 81 человек, — продолжал доктор. — Из них у 80 со здоровьем все в порядке, никаких замечаний. Но с одним дело обстоит несколько иначе. — Он постучал по картам изящным пальцем. — У него все в порядке: число кровяных телец, хлориды, кальций, отношение альбумин/глобулин — все так, как должно быть. Затем мы проверили содержание сахара в крови, доктор вытянул ногу, внимательно разглядывая на ней пальцы. — У этого человека нет сахара в крови, — сказал он. — Вообще нет.

Капитан Джефф напрягся, его глаза неожиданно расширились.

— Подожди секунду — я не врач, но даже я знаю…

— … что человек не способен жить без сахара в крови, — докончил доктор. — Ты абсолютно прав. Но это не все. После того, как мы не смогли найти и следа сахара, мы провели тест на содержание в крови креатинина. Это продукт распада протеина, быстро выводимый из организма, — если его содержание достигнет 10 миллиграмм на 100 cc крови, пациент будет чувствовать себя плохо. Самое высокое содержание, с которым я сталкивался — 25 мг, — и этот человек был мертв, когда у него брали кровь. Человек с таким содержанием креатинина должен быть мертвым, он не может быть живым, — он остановился на секунду, вытирая пот, струйкой стекающий со лба. — У этого человека, как показал тест, значение — 135.

Джефф смотрел на доктора. Нагнувшись над столом, он взял лабораторные карты и начал их молча изучать.

— Может быть, ошибка лаборатории? Путаница с используемыми реагентами? Кто-нибудь дурачится или что-то в этом роде?

— Исключено, — сказал доктор. — Мы получили эти результаты вчера, и, естественно, я вызвал этого человека. И он пришел, здоровый, как огурчик, прямо в лабораторию. Розовые щеки, глубокое дыхание. Я вновь взял у него кровь на анализ. Я провел химические исследования сам, и Йенсон их проверил. Мне не понравились результаты. Второй анализ оказался абсолютно нормальным.

Пальцы Джеффа заметно задрожали.

— Может химический состав крови человека меняться так быстро?

— Боюсь, что нет. Даже при самых смелых допущениях. Но — факт налицо. Не прошло и 20 часов со времени взятия первого анализа. Анализы не смешивались — они идентифицированы номерами и отпечатками пальцев. Оба из вены одного и того же человека.

Раздался звонок селекторной связи у локтя Джеффа. Он поднял трубку, и металлический голос проскрежетал ему что-то в ухо.

— О’кей, — сказал он. — Мы будем немедленно. — Он сорвал наушник и повернулся к доктору. — Док, тут кое-что для тебя. Только что умер человек, прямо в штурманской. Его имя Дональд Шейвер.

Человек был мертв. В этом сомнений не было. Доктор Кроуфорд застегнул пуговицы на рубашке, встряхнул головой и вздохнул.

— Скотти, извини, сказал он высокому блондину. — Он уже был мертв, когда ты звонил.

Скотти смотрел на неподвижную фигуру, лежащую на столе, беспомощно сжимая и разжимая кулаки.

— С ним было все в порядке утром — готов поклясться. Он был у меня перед глазами практически весь день, и вид у него был здоровый еще 20 минут назад.

Капитан всунул свои руки в карманы.

— Что это, Док?

Доктор кивком приказал остальным выйти. Затем повернулся к Джеффу.

— Это не похоже ни на что, виденное мною раньше. Получены отчеты из лаборатории?

Капитан подал ему серую карту, и он взял ее нетерпеливо; его глаза сужались по мере чтения написанного.

— Сахар в крови — ноль, содержание креатинина — 130, — сказал он без выражения. — Человек должен быть мертв.

— Так это тот, о ком ты говорил? Я помню, ты сказал, что у него опять все в норме.

Доктор угрюмо посмотрел на тело, лежащее на полу.

— Извините, Кэп, это другой.

— Другой! Но кто?

— Того, о ком я говорю, зовут Вескотт. Физическое состояние этого человека было нормальным.

— Док, мы где-то ошиблись. Точно. Какая-то болезнь проникла…

— Вздор, — резко бросил Кроуфорд. — Мы подготовили тарелочки с культурой до того, как первый человек высадился на Венеру. Весь персонал был на поверхности без какого-либо защитного снаряжения в течение трех с полных месяцев, и мы каждого перед возвращением обработали ультрафиолетовым облучением; никакая болезнь не обнаружена. За три месяца — ничего. А сейчас вот это. По твоему это похоже на болезнь?

Капитана передернуло.

— Мы исследовали Венеру — не Землю. Мне приходилось видеть корабли, Док, другие корабли с чумой, как тот, который вернулся с Титана и был сожжен месяц назад. Вирус проел их легкие и поразил весь корабль за 6 часов. Подумай, Док.

Доктор не слушал. Он наклонился над телом мужчины, изучая его глаза и уши. Несколько долгих мгновений он смотрел на его руку, затем хлопнул себя по бедру и выругался.

— Как глупо, — пробормотал он. — Мне кажется, что я видел этого парня.

В первый раз в глазах доктора появилась настоящая тоска.

— Дайте мне еще раз взглянуть на эти карты!

Он изучил их внимательно, сверяясь с теми, которые были у него в карманах.

— Невероятно! Боб, это не болезнь!

— Но если этот человек и Вескотт подвергались внешнему воздействию, и этот человек умирает…

— Но этот человек не был на поверхности Венеры, и он не встречался ни с чем из того, с чем сталкивались остальные. Этот человек заболел и был помещен в лазарет на третий день после взлета с Земли. У него был постельный режим во все время нашего обитания на Венере. Я сделал ему последний укол вчера утром. Он ни разу не покидал корабль.

Джефф смотрел на доктора, широко раскрыв глаза. — Тогда я не понимаю…

— А мне, кажется, кое-что стало понятно. Что-то неладно на корабле. Но это не болезнь.

Гигантский корабль рассекал пространство. Только что начался третий ночной период, поэтому доктор включил настенный свет в своей каюте и стал готовить кофейную смесь.

Капитан Джефф, нервничая, прошелся несколько раз по каюте и погрузился в кресло.

Доктор открыл бутылку рома и налил несколько капель в кофе капитана.

— Поспокойней, — сказал он мягко и добавил, — не надо так нервничать.

Джефф глотнул горячей жидкости.

— А что мне остается, — пробурчал он в ответ. — Это мой корабль, и я несу ответственность за людей, и этого унылого путешествия довольно, чтобы любой на моем месте стал таким. Эта экспедиция была самой скучной, самой рутинной и самой ординарной из всех когда-либо предпринимавшихся экспедиций. Посуди сам. Мы занялись нашей работой, состоявшей в изучении Венеры и подготовке отчета. Мы установили тарелочки с культурой и получили отрицательный результат. Сделали анализ атмосферы, нашли ее несколько разреженной, но вполне пригодной для дыхания. Климат жаркий, но терпимый. Потом мы убрались с нее — и какие результаты мы имеем? Никаких. Люди выходят, что-то ищут, потеют, возвращаются и едят горячий обед. Жизненные формы? Никаких. Растения? Полностью отсутствуют. Ценные минералы? Ничего похожего. — Голос его стал громче. — Мы сделали снимки, составили отчеты, упаковались и отправились восвояси. С таким же успехом мы могли это сделать, оставаясь дома. И сейчас, после трех дней обратного пути обнаруживается болезнь. Так не бывает, Док.

— Точно, не бывает, — резко ответил доктор. — Только мы имеем дело не с болезнью. Это надо понять, наконец. Не с болезнью, Кэп, тут совсем другое.

— Тогда отчего, по-твоему, умер Шейвер? От тоски по дому?

Доктор погрузился в кресло и его голос зазвучал напряженно.

— Слушай. Метаболизм человека, это метаболизм человека. Человек способен приспосабливать обмен веществ к поразительно широкому диапазону условий, но есть такие вещи, которые просто невозможны. Возьмем, например, содержание сахара в крови. Нет ни единого шанса, что содержание сахара в крови у живого человека может упасть до нуля. Если содержание упадет до ⅓ и ¼ от нормального, то неизбежно состояние комы. Задолго до нуля человек будет мертв.

Кроуфорд встал и вновь наполнил свою чашку.

— Так же обстоит дело и с креатинином в крови, — продолжил он тем же напряженным голосом в тишине каюты, — человек будет мертв задолго до того, как содержание креатинина достигнет отметки 135 миллиграмм. Он просто не сможет создать такую концентрацию в своей системе и остаться живым.

— Но все-таки, какая-нибудь болезнь — что-то совершенно новое.

— Никогда! Дело не в возникновении нового феномена, Кэп! Дело в полной невозможности. Никогда это не может произойти с метаболической системой человека!

Лицо капитана было серым. Д-р Кроуфорд довольно долго сидел молча, глядя в черноту пространства за панелью наблюдения.

— Здесь возможен только один вывод. Я не знаю, что есть сейчас Роджер Вескотт. Но он не есть человеческое существо.

Джефф вскочил, его глаза сверкали.

— Послушай, Док, но это же бред! Из всех идиотских… — выпалил он, не находя слов.

— Просто предположим, что Венера была не такой абсолютно мертвой, как нам показалось. Бредовая идея, без сомнения, но просто предположим, что там была жизнь — разумная жизнь, умная, осмысленная и с богатыми ресурсами. Допустим, что мы прибыли не незамеченными и невстреченными, а напротив, за нами внимательно наблюдали все время, пока мы занимались изысканиями и научной работой, те формы жизни, которые по некоторым причинам не хотели обнаруживать свое присутствие. Просто предположим, что обследованные нами области Венеры были заботливо для нас приготовлены, так, чтобы мы ничего не увидели, ничего не обнаружили, ничего не узнали и отправились домой с пустыми руками. — Доктор вытянул перед собой руки, наклонясь вперед в кресле-релаксаторе.

— И допустим, ради спора, что эти формы жизни не имеют определенной анатомии, как имеем ее мы. Возможно, просто некоторый вид желеобразной протоплазмы, способной видоизменяться в соответствии с окружающими условиями. Возможно, они могут копировать все, что захотят скопировать, и сидеть, наблюдая за нами, под нашими носами, в виде скал, песка, булыжника, может быть, даже людей!

Джефф откинул волосы со лба, и глаза его были более испуганы, чем сердиты.

— Ерунда, — проворчал он. — Я видел эту планету собственными глазами. Там ничего не было.

Доктор кивнул.

— Ладно, пусть ерунда, но предположим, что это правда и эти венеряне хотели узнать больше о нашей планете, хотели изучить нас, наш корабль, наш образ жизни. Как они могли бы это сделать? Может быть, один из них попытался попасть на корабль в облике человека. Может быть, один из них убил Роджера Вескотта где-нибудь в песках и проник на корабль в облике человека, копируя его внешний вид, его поведение, надеясь, что его примут за Роджера Вескотта и доставят домой. Предположим, что он допустил ошибку в копировании. Он не знал вначале химический состав крови. Понадобилось время на внесение изменений и точное копирование, и он взошел на борт — отличная, совершенная оболочка — и полная мешанина и неопределенность внутри. И когда «кровь» была взята у него, то с ней был явный непорядок. Он узнал об этой ошибке и попытался скрыть ее — быть может, путем убийства другого человека, скажем, Шейвера, копированием его и симуляцией смерти, такой, скажем, какой как будто умер Шейвер, с тем, чтобы навести нас на мысль о некоей таинственной болезни, на вычисление которой у нас ушла бы оставшаяся часть пути. Просто предположим, что это было так.

Капитан потер рука об руку.

— Предположим, что это было так, — хрипло выговорил он. — Если так, тогда Вескотт — не Вескотт. Но как это узнать?

— Хороший вопрос. Мы не знаем, в чем заключается имитация. Мы не знаем, насколько точна имитация, мы только можем предположить, как он получает нужную информацию. Но, допустим, это проникает в тело человека, изучает каждый нерв и каждую клетку, каждое химическое и количественное соотношение, каждый мыслительный шаблон. Это будет абсолютная копия, похожая на прототип, со всеми особенностями его поведения, до последней клетки мозга, за исключением уголка чужого разума, думающего, четко придерживающегося чужой индивидуальности, подчиняющегося чужим мотивам. Имитация будет совершенной.

Они посмотрели друг другу в глаза. Гудение моторов стало слабо доходить до них сквозь тишину каюты, ровное и устойчивое. Капитан посмотрел на свои руки, его ладони были мокрыми от пота. Когда он поднял глаза, в них был страх.

— Это ведь подлость, да? Поступать так — тайно и подло.

— Да.

— И мы можем принести это с собой назад?

— Да.

Джефф поставил чашку на стол.

— Док, ты веришь в это?

— Боюсь, что да.

— Но что мы можем сделать?

Последовала долгая пауза. Затем доктор сказал:

— Не знаю. Я… Я просто не знаю. Но думаю, надо испытать Вескотта. Я никогда не слышал об имитации, которую нельзя разоблачить.

Розовощекому парню с прямым носом и голубыми глазами было года 23. Он постучал, прежде чем войти в каюту капитана, и вошел со шляпой в руке, высоко держа голову.

— Роджер Вескотт, сэр, — сказал он. — Вы за мной посылали?

Д-р Кроуфорд поднялся и предупреждающе посмотрел на бледное лицо капитана.

— Я посылал за вами, — сказал он, кивком показав парню на центр комнаты. «Обычный парень, — подумал он. Крепкий торс, пышет здоровьем». Каковы ваши обязанности на этом корабле, Вескотт?

— Я — штурман, сэр. Я работаю со Скотти Мак Интайр и… я работал с Доном Шейвером.

Доктор переместил рукой пачку бумаг.

— Ты — дурак, Вескотт, — сказал он холодно. — Мог бы найти занятие получше, чем воровство в таком месте, как это.

Парень вздрогнул. В каюте стояла могильная тишина, воздух, казалось, был пропитан напряжением.

— Воровство? Я… я не понимаю.

— Не надо притворяться, ты прекрасно все понимаешь. Деньги, собранные для вдовы Шейвер — 2 тысячи. Они были в конверте, лежавшем на столе в моей каюте еще час назад. Ты зашел в каюту через пять минут после того, как я вышел, и почти сразу ее покинул. После этого деньги исчезли. Тебе не кажется, что всем будет лучше, если ты их вернешь?

Краска залила лицо парня, и в полном замешательстве он повернулся в сторону Джеффа, затем вновь к доктору.

— Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите. Мне было приказано отправиться в вашу каюту совсем недавно, и я вас там не застал, поэтому я вышел оттуда. Я не видел никаких денег.

— Значит тебя послали, да? Понятно. Брось, Вескотт, есть свидетель, видевший, как ты заходил в каюту. И больше там никого не было. Ты сильно упростишь дело, если вернешь деньги мне. Никто об этом не узнает. Даю слово. Но мы все знаем и хотим получить деньги назад.

Вескотт беспомощно развел руками.

— Доктор, я не знаю ничего об этом. Он повернулся к Джеффу. — Капитан, вы были моим шкипером во время всей моей службы, вы же понимаете, что я не мог взять деньги. Я… я не мог украсть.

Джефф отвел глаза в смущении.

— Ты слышал, что сказал доктор, Вескотт. Полагаю, тебе лучше сознаться.

С пылающим от стыда лицом парень смотрел то на одного, то на другою, и глаза его от жгучей обиды стали наполняться слезами.

— Вы не верите мне, — сказал он, его голос стал жестким. — Вы думаете, что я лгу. Но я не брал никаких денег, как я могу их отдать? У меня нет двух тысяч.

Доктор с неприязнью хлопнул ладонью по столу.

— О’кей, Вескотт. Возвращайся к своим обязанностям. Мы перетряхнем весь корабль. Деньги здесь, на корабле, и мы знаем, что взял их ты. Мы их найдем и тогда тебе не поздоровится.

— Но я…

— Это все. Возвращайся к своим обязанностям.

Едва он вышел, как Джефф набросился на доктора.

— Я не могу играть в такие игры, Док. Я… я не понимал ситуации, пока не увидел парня, но — это совершенно ужасно.

— Мы имеем дело с чем-то ужасным. Неужели надо видеть что-то, чтобы этого бояться? Разве радиация сжигает менее жестоко оттого, что ее нельзя увидеть глазами? Или чума, или полиомиелит? О, я думал об этом до тошноты, и я честно признаюсь, мне страшно, мне так страшно, что я не могу заснуть. Это создание здесь, на корабле, и мы не можем его обнаружить, или доказать, что оно здесь. Если бы оно было добрым, или дружелюбным, или миролюбивым, оно бы дало об этом знать с самого начала, но оно не сделало этого; разве не ясно, что отсюда следует? Оно убило, дважды убило, и там, на Венере, где-то эти люди лежат мертвые на скале, разлагаясь. Двое из нашего экипажа, Боб. И это — имитация, с которой мы только что говорили.

— Но он выглядел абсолютно нормальным. Реагировал так естественно.

— Послушай, Боб. Подумай, что оно может сделать на корабле, если мы это не остановим. Мы не знаем его силы и возможности. А как насчет нашего возвращения, когда эта тварь получит свободу? Мы не можем этого допустить, Боб.

— Тогда скажи все экипажу, пусть все будут настороже.

— И потерять шанс? Глупо. Кажется, я знаю способ поймать ее в ловушку. Все, что я могу — это размышлять и выдвигать гипотезы, но я думаю, что есть один ход. Дай мне шанс испробовать его.

Джефф выругался и повернулся к столу.

— О’кей, — сказал он с неохотой. — Я с тобой. Надеюсь, ты прав, Док. Все-таки, из всех возможных ты выбрал самое худшее клеймо — вор.

— Есть и похуже, — ответил доктор тихо.

— Ну, я не догадываюсь.

— Шпион, — сказал доктор.

В столовой шум голосов быстро стих, когда капитан Джефф поднялся на платформу вместе с доктором Кроуфордом. Его голос зазвучал резко и ясно, отражаясь от металлических стен.

— Я собрал вас здесь, чтобы сказать, что среди вас есть вор.

Раздались сердитые восклицания, и все глаза обратились к капитану.

— Деньги, собранные для вдовы вашего товарища, украдены, — продолжал Кэп. Восклицания стали громче и более негодующими. — Две тысячи. Кто-то украл их. Если виновный возвратит их лично доктору Кроуфорду, у кого эти деньги были на хранении, ничего не будет предпринято против этого человека, и ему будет предоставлена возможность перейти на другой корабль по окончании экспедиции. До возврата денег отменяется демонстрация фильмов на корабле, библиотека и комнаты отдыха закрываются. Если деньги не будут возвращены к моменту приземления в Лос-Аламосе, никто не покинет этого корабля. Это все. Вы свободны!

Члены экипажа разбились на группы, перешептываясь, жестикулируя и ругаясь. Обрывки разговоров долетали до ушей доктора, пока он шел по коридору. Голоса людей звучали негодующе.

— Изо всех подлостей — эта самая гнусная,

— Не думаю, чтобы тот, кто взял эти деньги, их вернул!

— Что скажет Скотти, как ты думаешь?

— Не знаю, но Дон был приятелем Скотти. И Скотти не понравится тот, кто взял деньги. А ты его знаешь.

Кроуфорд заметил Роджера Вескотта, пробирающегося сквозь толпу, с белым как полотно лицом. Это была единственная вещь, которую он мог сделать, повторил он себе в тысячный раз, он должен был это сделать, как врач, как человек. Но капитан, конечно, прав, это жестоко.

В его мозгу в беспорядке прокручивались отдельные картинки — словно побитое лицо Вескотта, разгоряченные лица членов экипажа, ярость Скотти, страх и сомнения капитана. Если бы только он мог сказать им, почему он это делает, с чем они столкнулись, если бы он мог разделить со всеми эту тяжесть каким-то образом… но вся она легла целиком на его плечи. Он обдумал ситуацию еще раз. Это была единственная возможность, если он прав, если Вескотт — чужак, ненавистная имитация человека, лежащего мертвым в песках Венеры.

Но если он был неправ, то Роджеру Вескотту никогда не избавиться от этой отметины, он будет нести ее до конца своих дней.

Он не может ошибаться! Доктор посмотрел на настенный хронометр, просчитывая оставшиеся до приземления дни, — и принял решение.

Он пошел назад по направлению к лазарету со сжатыми до белизны кулаками, завернул в лабораторию, закрыл за собой люк и начал искать на полках с реагентами маленькую бутылочку с белым порошком. Наконец он нашел и положил ее в карман, тяжело дыша. «Господи, не дай мне ошибиться», — бормотал он «пожалуйста, ну, пожалуйста…»

Человек лежал на койке без движения, он заснул. В голове, за уснувшими глазами, шевелился разум, клубился, выбрасывая усики мыслей, — жестокий, злой разум. Чужеродный разум, он посылал пропитанные ненавистью мысли, что-то прощупывая, пытаясь найти — и откуда-то из глубин корабля ему ответил другой разум.

— Мы должны вернуться, вернуться, вернуться. Мы в ловушке, он напал на след!

— Никогда! — в ответ словно стегнул другой разум.

— Пока еще есть время! Еще немного и мы будем слишком далеко, мы никогда не сможем вернуться!

— Предатель! Трус! — взревел другой разум. — Тебя бы следовало убить за такие мысли!

— Но он у меня на хвосте, этот доктор. Я копировал так тщательно, он не должен был ничего заподозрить. Что он задумал?

Ответом была мысль, полная презрения.

— Он — болван, обычный олух. Он никогда не сумеет…

— Но он может — мы должны вернуться. — Страх становился явственнее. — Я не знаю, что он собирается сделать, я не уверен, все ли я сделал правильно.

Глумливый жестокий смех перебил его мысли.

— Он не подозревает меня — он доверяет мне. Не бойся. Он глуп. Совсем скоро они приземлятся. Подумай о всех этих теплых людях, в которых можно спрятаться и работать, подумай, какое наслаждение, — мысль забилась в грязном экстазе предвкушения, — и скоро они будут наши, убитые и связанные, и мы получим их корабли и привезем других.

— Но доктор, — нам следует убить его.

— Нет, нет — они никогда не посадят корабль. У них возникнут подозрения, и корабль будет сожжен перед приземлением. Доктор умен, пусть играет в свои игры. Не бойся.

— Но он загоняет меня в угол, не знаю как, но я чувствую это. Мы должны вернуться, вернуться, пока это возможно.

Полный ненависти разум сжался, источая яд из тысяч пор, и засмеялся.

— Не бойся. Помни, ведь он убьет только одного из нас.

Джефф кисло обратился к доктору:

— Надеюсь, ты удовлетворен, ты перевернул вверх дном весь корабль. Они затравили Вескотта, он уже не знает, где право, где лево, и все готовы кинуться друг на друга. Чего ты добиваешься, Док? Если бы я это знал, то, наверное, был бы на твоей стороне, но так дело заходит слишком далеко. Я не сплю с тех пор, как это началось, и всякий раз при встрече с Вескоттом он смотрит на меня так, что я чувствую себя Иудой.

Он потянулся за зажигалкой в руке доктора.

Кроуфорд отшатнулся, словно ужаленный.

— Не прикасайся ко мне!

Джефф моргнул и посмотрел на доктора.

— Я просто хотел взять зажигалку, Док.

Доктор выдохнул и пристыженно бросил зажигалку Джеффу. — Извини, я тоже как на иголках. Мне снятся кошмары, я боюсь каждого на корабле, и в том числе самого себя.

— Просто у тебя расшалились нервы, — сказал Джефф. — Я все еще не вижу ключа к происходящему.

— Слушай, Боб, у тебя короткая память. Роберт Вескотт мертв. Он мертв уже давно, под палящим солнцем Венеры. Никогда не забывай этого, ни на минуту. Я не мог тут ошибиться, — и это не продлится долго. Все, что мне нужно, это несколько часов, немного радиоактивного висмута и я получу ответ.

Он встал и направился к двери.

— По крайней мере мне-то скажи, что ты ищешь?

— Извини, — ухмыльнулся доктор. — Кроме того, откуда я знаю, что ты не монстр?

Идиот! Разум его кричал на обратном пути в лазарет. Идиот, идиот, идиот допустить такой промах! Доктор вытер вспотевший лоб, жестко обвиняя себя в случившемся. Допустить такое, намекнуть на идею, все более овладевавшую им, медленно раскрывающуюся в своей полной и ужасающей реальности — что Роджер Вескотт вовсе не обязательно единственный чужак на борту! Джефф, вероятно, не придаст сказанному значения, но все равно, он не должен допускать таких ошибок. Никто не должен знать о его подозрениях.

Он услышал шаги в коридоре над лазаретом. На верху лестницы-шахты он увидел, как Роджер Вескотт готовит свой антигравитационный реостат для замедленного падения и медленно скользит вниз.

Парень был бледен, глаза пустые, как будто его преследовали ночные кошмары. Доктор почувствовал к нему жалость, но тут же без колебаний отбросил ее.

Вескотт смотрел на него долго, затем сказал:

— Доктор, я больше не выдержу. Я не брал денег со стола, и вы это знаете. Я хочу, чтобы вы прекратили это.

Доктор откинул голову назад, подняв брови.

— Прекратил что?

— Дело о воровстве. Вы знаете, что это неправда. Вы начали дело, и вы единственный, кто может его прекратить. Я не слышал ни одного нормального слова за всю последнюю неделю. Я больше не вынесу.

— Ты обратился не по адресу за нормальным словом, Вескотт. Испробуй в другом месте.

Вескотт кусал губы, его лицо было белым.

— Я не могу больше терпеть, Док. Если вы не остановите эту кампанию, я сойду с ума.

Доктор пожал плечами и усмехнулся.

— Отлично, Вескотт, — сказал он грубо. — Давай, сходи с ума. Я не буду тебе мешать.

Слезы показались у парня на глазах. Он повернулся и вышел из комнаты.

Доктор вздохнул, затем вынул маленькую бутылочку из ящика стола. Она была почти пустой, только немного белой пыли оставалось на дне.

— Не подведи меня, бэби, — прошептал он, качая головой.

— Всем внимание. Приготовиться к торможению через три часа, — по системе оповещения трижды прозвучала команда капитана.

Кроуфорд шагнул в каюту Джеффа. Плечи его поникли, глаза ввалились. Он уронил большой черный конверт на стол Джеффа и упал в релаксатор.

— Полагаю, до приземления осталось всего несколько часов, — сказал он. — Похоже, я все-таки успел, — он указал на конверт. — Здесь товар, Боб. Я его расколол.

— Вескотт?

— Вескотт. Никаких сомнений. Я только что приказал ему спуститься вниз для уборки шлюза по правому борту. Тебе лучше пойти со мной — я хочу, чтобы ты увидел все собственными глазами.

Джефф осторожно открыл конверт и вынул его содержимое.

— Это указывает на Вескотта?

— Да. Я объясню все позже.

Они наткнулись на дежурного офицера рядом со шлюзом и отослали его. Вместе они посмотрели через тяжелую стеклянную панель в камеру. Роджер Вескотт был там, драил пол щеткой с мыльной водой.

Доктор закрыл замок на задвижку и нажал кнопку в стене. Красный свет залил камеру и ровно загудел насос, откачивающий воздух. Вескотт взглянул вверх широко раскрытыми в тревоге глазами и вскочил на ноги.

— Док! закричал он, его голос слабо, но ясно доходил до них сквозь панель. — Док! Нажмите на переключатель! На мне нет костюма!

Джефф дышал со свистом, и с ужасом смотрел на доктора.

— Что ты делаешь? Ты же убьешь его.

— Просто наблюдай, — прорычал доктор. Человек в камере стоял, напрягшись, ужас был написан у него на лице.

— Док! — кричал он в отчаянии. — Док! — Отключи насос. Останови его, Док, останови его!

Его глаза были полны страха, лицо исказила гримаса бессильной ярости. Прекрати, Док, я задыхаюсь.

Он лупил кулаками по дверце люка, пока кровь не брызнула и не залила дверцу — став при этом чем-то отличным от крови.

Его руки поднялись к горлу, и он опустился на колени, и по мере падения давления тело его с жутким кашлем скрючивалось на полу. Вдруг кровь полилась из ноздрей, он дернулся в последний раз и затих.

И его тело начало изменяться, таять, терять определенность розовых щек и белых волос, трансформируясь в глобулу липкого красного желе. Растаяли руки, ноги и, наконец, масса приобрела форму гигантской красноватой амебы. Внезапно она сформировалась в шар, задрожала и успокоилась. Доктор оторвал глаза от панели, потряс головой и бессильно опустился на пол.

— Ты видишь, произнес он устало, — я не ошибся.

— Я никогда не видел имитации, — сказал Кроуфорд, — которую нельзя было бы обнаружить, если идти правильным путем. Обычно есть ошибка в самом проекте: либо копия несовершенна, либо материал выбран неподходящий. Но здесь мы имеем совсем другой случай. Мы столкнулись с имитацией человека. Здравый смысл и интуиция медика подсказывали мне, что в конечном счете дело мы будем иметь с имитацией человека, хотя и со столь совершенной, что даже при исследованиях ткачей на микроскопическом уровне не обнаруживаются изъяны. Все говорило о том, что этот орешек будет трудно расколоть!

Доктор налил себе чашку кофе и предложил также Джеффу.

— Но некоторые предположения можно было сделать. Мы могли предположить, что тварь-венерянин скопировал Вескотта, а затем частью своей вселился в тело Шейвера для того, чтобы заманить нас в ловушку, если мы заподозрим обман с копированием. Мы убедились в совершенстве морфологической копии. Вероятно, он построил копии нервных клеток Вескотта и адекватно реагировал в любых ситуациях.

Сделано все было чисто. Когда ситуация требовала от него испуга — он был напуган. Когда ему следовало сердиться, он сердился. Ситуация требовала негодования и он негодовал. Все это было получено из мозга Вескотта при копировании. Но некоторые вещи нельзя было получить из этого источника. Те вещи, которые сам Вескотт не мог сознавать, а его мозг — контролировать.

Тварь думала мозгами Вескотта и видела мир глазами Вескотта. Но его собственные защитные механизмы подчинялись его собственным подсознательным реакциям. Одну вещь он никак не мог скопировать.

Перед монстром встала серьезная проблема, когда «Вескотт» был обвинен в воровстве. Он реагировал четко, в строгом соответствии с той линией поведения, которую определил бы и мозг Вескотта. Он был обеспокоен, возмущен, вызывал жалость, сердился — все в меру. Он ел без аппетита, точно так же, как ел бы Вескотт. Он должен был выполнять обязанности Вескотта, обвиненного в воровстве, предельно педантично.

Доктор улыбнулся и показал на негативы, лежащие на столе поверх большого черного конверта.

— Но эти, подсунутые под матрас на ночь, вывели его на чистую воду. У него отсутствовало то, что не могло отсутствовать ни у одной человеческой нервной системы. Монстр попался, поскольку не знал всего о функциях копируемой системы. Он не испытывал того, что испытывал каждый на этом корабле.

Джефф указал на негативы и понимание появилось в его глазах.

— Ты имеешь в виду…

— Точно, — улыбнулся доктор, — у него не было несварения желудка.

Громада Земли доминировала на экране, зеленее и ярче, чем когда-либо со времени отбытия с Венеры. Корабль полностью перешел в режим торможения, экипаж рассредоточился по своим рабочим местам и находился в ожидании.

Кроуфорд пробежал вниз по коридору в направлении кормы с черным конвертом под мышкой. Он постарался придать разговору с Бобом Джеффом завершенный вид, давая понять, что проблема исчерпана. Он не мог допустить распространения слухов. Конечно, нехорошо оставлять Боба Джеффа в неведении, но он был уверен, что не имел права выделять капитана из остальных членов экипажа.

Кроуфорд достиг шлюзов, где находились спасательные боты, открыл замок и проник в небольшую, со спертым воздухом, стартовую зону. С помощью карманного фонарика осмотрелся, нашел стартовые рубильники и методически отверткой все их закоротил. Все, кроме одного. Торопливо посмотрел через плечо, в страхе, что кто-нибудь или что-нибудь вдруг войдет вслед за ним в шлюз. В конце концов целый флот из 8 спасательных ботов был выведен из строя, требуя, по крайней мере, нескольких часов ремонта. С мыслью о том, все ли предусмотрено, доктор рывком вверх и внутрь бросил свое тело в девятый бот. Добравшись до кокпита, он осторожно направил бот по направлению к открытому порту. Почти бесшумно, под вкрадчивый гул небольшого двигателя, капсула нащупала выход в пространство, а затем, издав звук, похожий на вздох облегчения, отделилась от корабля, и плавно пошла на спуск к Земле теплого зеленого цвета.

Они уязвимы, твердил он себе. Он обнаружил на борту чужака, перехитрил его и поймал в ловушку. Это означало, что они в неуверенности, что их можно переловить по одиночке — первого, второго и, может быть, третьего — его передернуло при воспоминании о яростной ненависти в глазах Вескотта-монстра, когда он умирал. Залитые ненавистью глаза, смертельной ненавистью. И это была маловероятная удача, что он вообще их обнаружил. И было бы глупостью предположить, что только один проник на корабль.

Часом позже спасательный бот приземлился в приемном шлюзе космодрома Лос-Аламоса. Возбуждение, поднятые брови, несколько торопливых слов, и вскоре с эскортом на подземном шаттле доктор стремительно помчался в офис командования космодромом.

Огромный корабль покоился на хвостовых плавниках на космодроме, устремляясь серебряным носом в небо, подобно сказочной птице, готовой взлететь. Спускаясь по винтовой лестнице вниз на стартовую площадку, Кроуфорд поглядывал на продолговатый изящный корпус космического корабля, в тысячный раз поражаясь его красоте.

Кран скрипел, поднимая платформу выше и выше в направлении главных шлюзов. На платформе стояли двое полицейских, одетых в зеленую униформу. Они смотрели вверх с угрюмыми лицами, прижимая демонстративно акустические пистолеты к бедрам.

Кроуфорд подошел к столу командира полиции.

— Они получили сообщение Коменданта?

Полицейский кивнул.

— Вы доктор Кроуфорд? Да, сэр, они получили его. Мы оставили копию и для вас. Он вынул лист голубой бумаги. Доктор прочитал написанное, и улыбка тронула его губы:

Это была трудная работа, подумал он. Они были хитрыми и коварными, но их оказалось возможным поймать. Каждый на корабле будет проверен максимально жестко по всем возможным параметрам, с тем, чтобы обнаружить всех вероятных чужаков. Он знал свое преимущество. Были вещи, которые они не могли знать, тропинки, по которым им не пройти. Это потребует времени и упорства, но это должно быть сделано. Каждый сойдет с корабля под конвоем и здесь не должно быть промашки.

Полицейский командир взял его за руку.

— Кончено, Доктор. Все сошли с корабля.

Доктор резко посмотрел на него:

— Вы уверены? Все?

— Все. Я проверил список по фото и отпечаткам пальцев. Что нам теперь делать?

— Я должен войти внутрь, чтобы взять свои бумаги и прочее. — Он не упомянул глобулу красноватого желе, высыхающую в шлюзе по правому борту. Ему не терпелось узнать, что даст лабораторный анализ. — Оставайтесь здесь и никого не пропускайте.

Он взошел на платформу, услышал, как заработал мотор, и почувствовал начавшийся подъем. Со вздохом он посмотрел вниз на занятый своей жизнью метрополис Лос-Аламоса, выделяя глазами ленту Коралловой улицы, стремящуюся в сторону пригорода, к его дому, жене. Осталось недолго — просто он отдаст записи на хранение Коменданту, пойдет домой, и будет спать и спать.

Шлюз был открыт, и он вошел в полумрак корабля. Утихла привычная пульсация двигателей, создавая ощущение ностальгической пустоты. Он повернул за угол и пошел гулкими шагами по коридору в свою каюту.

Он остановился. Эхо его последнего шага прозвучало и утихло, а он застыл на месте. Что-то, подумал он, какой-то звук, какое-то смутное чувство.

Он до рези в глазах всматривался в темноту похожего на склеп коридора, пытаясь прощупать, прослушать, и пот выступил у него на лбу и на ладонях. И затем он услышал это снова, слабый намек на звук, как будто приглушенное шарканье ног.

Кто-то еще был на корабле…

— Идиот! — кричал его разум. — Тебе нельзя было сюда приходить! — и он нервно вдохнул в себя воздух. Кто? Никто не мог здесь остаться, но кто-то все же остался — кто?

Тот, кто знал всю историю с Вескоттом. Тот, кто знал о чужаках на корабле, кто знал, почему экипаж конвоировался, кто боялся сойти на землю, потому что понимал, что рано или поздно будет обнаружен. Тот, кто знал о твоих подозрениях.

Он закричал:

— Джефф! — и слово эхом пробежало по коридору, рассыпавшись идиотским смехом, прежде чем умереть. Доктор повернулся и бросился назад тем путем, которым пришел, назад к шлюзу, к безопасности и увидел падение тяжелой задвижки.

— Джефф! — закричал он. — У тебя ничего не выйдет. Ты не сможешь отсюда выйти, слышишь? Я рассказал им все, они знают, что есть и другие в экипаже, корабль охраняется, муха не пролетит, ты в ловушке!

Он стоял, дрожа, с бешено колотящимся сердцем, пока опять не стало тихо. Он подавил всхлип и вытер пот со лба. Он забыл про их возможности, забыл, что каждый из них может скопировать двух людей. Он забыл Дональда Шейвера, то, что он умер, так же, как и Вескотт. Капитан покинул корабль вместе с остальными, но часть его затаилась в ожидании здесь, в облике Джеффа.

В ожидании чего?

Осторожно, с холодной решимостью, доктор нащупал в кармане акустический пистолет и двинулся по коридору, внимательно вглядываясь во мрак перед собой, высматривая признаки движения. Смутно он понимал, что чужак беспомощен; пока он на корабле, он будет ломать себе голову, пытаясь найти способ выйти отсюда, а иначе он бесполезен. Чужаку не будет пощады. Но сначала надо его найти.

Он снова услышал звук, стремительное движение на верхней палубе. Он быстро побежал вниз по коридору, следуя по направлению звука, достиг лестницы, пытаясь контролировать дыхание. Выше над собой он услышал клацанье открываемого люка, люка в каюту капитана, затем люк закрылся.

Из каюты капитана был только один выход — в коридор над ним. Медленно, стараясь не произвести ни единого звука, он приставил лестницу, посмотрел вверх, но не увидел ничего во мраке прохода. Яркий луч света ударил из-за двери.

Он прижался к стене, с пистолетом в руке.

— Выходи, Джефф, — взревел он. — Ты никогда не сможешь покинуть этот корабль. Они выведут его на орбиту и сожгут — вместе с тобой.

Он ничего не услышал. Ногой он пнул люк, который развернулся внутрь, и завел руку в каюту, посылая из пистолета разящие молнии энергии во все стороны. Затем заглянул в каюту сам, и увидел, что она пуста.

Крик сорвался с его губ, он успел сделать полоборота, прежде чем молния ударила его в руку, отдавшись толчком страшной боли в локте. Его пистолет упал на пол, когда он схватил себя за поврежденную руку. С воплем он наткнулся на огромную сухопарую фигуру, стоящую в дверях, увидел его черные волосы и впалые глаза, челюсть, поросшую черной щетиной, медленную, спокойную улыбку на губах.

Он кричал снова и снова, отступая назад, с дикими от страха глазами. Он смотрел… он смотрел на себя самого…

Доктор Кроуфорд ступил на землю. Он улыбнулся командиру полиции и потер щетинистый подбородок.

— Я домой, мне нужна бритва, — сказал он. — Вернусь завтра, чтобы взять остальное. Никого не пускайте до моего возвращения. Командир кивнул и занялся своими делами.

Доктор медленно пошел в направлении здания космодрома, прошел через холл и вышел на улицу. Здесь он задержался, чувствуя, как ноги почти инстинктивно поворачивают его к Коралловой улице.

Но он не отправился в ту сторону, в пригород, домой, к жене. Вместо этого с непонятным блеском в глазах он повернул в сторону города и исчез в людских толпах, спешащих в центр города.