"Серебряный дельфин" - читать интересную книгу автора (Вэйл Энн)

Глава 8

Затолкав Рэчел на переднее сиденье, Найл обошел вокруг капота, сел за руль и захлопнул дверцу. Машина сорвалась с места, словно участвовала в каком-нибудь ралли, Рэчел только мельком успела заметить обеспокоенное лицо Брена, когда они с ревом пронеслись мимо отеля.

Хотя вид у него был такой, словно он готов нажать на газ и ехать со скоростью сто километров в час, при выезде на шоссе Найл осторожно повел машину, соблюдая правила. Через десять минут они подъехали к Мунгейтсу. Едва Найл остановил машину под навесом портика, как из дома появился Жозеф и помог Рэчел выйти из машины. Он сообщил Найлу, что только что позвонила его секретарша из «Хэрриса».

— Она ждет у телефона, сэр.

— Скажи, что я перезвоню ей, Жозеф, — коротко отозвался Найл. Схватив Рэчел за локоть, он потащил ее в дом, к лестнице.

— Мне кажется, дело важное, мистер Найл, — обеспокоенно сказал дворецкий, идя за ними по пятам. Найл уже поставил ногу на первую ступеньку, но вдруг обернулся.

— Очень хорошо… Я поговорю с ней. — Затем, обращаясь к Рэчел добавил: — Отправляйся к себе. Я приду через несколько минут.

Очутившись в своей комнате, Рэчел оставила дверь открытой, бросила сумочку и перчатки на стул и скинула туфли на высоких каблуках. Затем она устало опустилась в кресло у туалетного столика и принялась ждать, когда появится Найл. Странно, но Рэчел не была испугана или возмущена. Она просто… ждала. Прошло минут десять. Наконец она услышала, как Найл вошел в спальню, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Судя по всему, телефонный звонок не очень-то улучшил его настроение: губы были плотно сжаты, глаза блестели. Найл положил ключ на высокую каминную полку и несколько секунд молчал, стоя к Рэчел спиной. Затем, повернувшись к ней, он неожиданно мягко приказал:

— Иди сюда.

Рэчел сделала несколько шагов к нему, затем остановилась. Но он поманил ее еще ближе, потом еще, так что теперь их разделяло расстояние примерно в ярд или около того.

— Ну и что же ты можешь сказать в свое оправдание? — шелковым голосом спросил он, — заложив руки в карманы брюк.

— Что бы я ни сказала, ты мне не поверишь, Найл. — Голос ее дрогнул. Было очень непросто оставаться такой собранной сейчас, когда от него Рэчел отделяло только расстояние протянутой руки, но она заставила себя посмотреть мужу прямо в глаза. Ей было жаль, что она сняла туфли.

— Возможно, что и так, но я все же выслушаю тебя. — При этих словах Найл посмотрел на нее так, что Рэчел вспыхнула.

— Тогда я могу не тратить сил, — ответила она тихо. — Ты уже оскорбил Брена, что же ты собираешься сделать со мной?

Глаза Найла сузились.

— С тобой? — повторил он задумчиво. — О, это будет нечто, что мне давно уже следовало сделать. — Найл вынул руки из карманов, схватил ее за талию и сильно привлек к себе.

— О, Найл!!! Нет!!! — воскликнула она, пытаясь освободиться.

— Почему же нет? Ты моя жена. — Левая рука Найла держала девушку как в тисках, а правой он стал ласкать нежную шею. — Закрой глаза, попытайся представить, что это Харт занимается с тобою любовью…

Рэчел и в самом деле закрыла глаза, потому что не могла выносить хлесткую насмешку в его взгляде. Рот Рэчел задрожал как у ребенка, когда пальцы мужа коснулись ее губ, и горячие слезы брызнули из-под крепко сомкнутых век. Найл нащупал маленькие гребни из слоновой кости, что удерживали прическу, и вытащил их. Затем, взяв в руку длинную прядь освободившихся волос, заставил Рэчел откинуть голову, чтобы покрыть мстительными поцелуями загорелую шею. Когда рот Найла коснулся ее подбородка, Рэчел застонала и снова попыталась вырваться.

— Отпусти меня, Найл, пожалуйста… Умоляю тебя…

Но ее просьбы затихли, когда его губы властно и безжалостно прижались к трепетным губам.

В дверь резко постучали. Это было не осторожное постукивание Риетты — нет, кто-то настойчиво барабанил в дверь.

— Рэчел, Рэчел, вы здесь? Можно войти? — Это был голос Джульет, звеневший от возбуждения и торопливости.

Найл поднял голову. В его глазах металась ярость. Однако силой воли он подавил в себе готовое сорваться гневное восклицание. Затем внезапно — так, что она почти упала, — оттолкнул от себя Рэчел, повернулся и вышел, захлопнув дверь гардеробной.

Рэчел стояла, покачиваясь, прижав одну руку к искусанным, ноющим губам. Она вся дрожала, а сердце колотилось так громко, что казалось, будто это туземный барабан.

— Рэчел! Впустите же меня! Я хочу поговорить с вами. — В голосе Джульет звучало нарастающее нетерпение.

— Подождите минуту! Я… сейчас открою, — хрипло отозвалась Рэчел. — Куда же Найл положил ключ? О, вот он…

Руки у нее так дрожали, что она с трудом сумела вставить ключ в замочную скважину. Изо всех сил пытаясь собраться и держать себя в руках, Рэчел впустила невестку в спальню.

— Вы отдыхали? Неужели я вас разбудила? — Джульет ворвалась в комнату и кинулась на диван. — Ну, дело сделано! — театрально объявила она.

— Сделано? — не понимая, повторила за ней Рэчел. Ее невестка помахала кистью левой руки.

— Видите, дорогая, кольца нет. Я вернула его.

— Вы хотите сказать… Вы порвали с Робертом? — Рэчел опустилась в кресло раньше, чем ноги отказались служить ей.

Джульет кивнула.

— Примерно полчаса назад, после мучительно скучного ланча у Моррисона. Ох, дорогая, до чего же хорошо снова быть свободной! Вы и представить себе не можете!

Рэчел взяла в руки зеркальце и уставилась на свое отражение. К счастью, перед тем как открыть дверь, она тщательно промакнула помаду, и вокруг ее рта не осталось предательских следов… Никаких улик, свидетельствующих о том, что произошло несколько минут назад. Хотя эти следы и были незаметны для постороннего глаза, Рэчел все еще продолжала чувствовать яростные карающие поцелуи мужа.

— И как же Роберт это воспринял? — спросила она, поставив зеркальце на столик и принимаясь расчесывать волосы, — это был предлог, чтобы Джульет не увидела ее лица. — Он был очень расстроен?

— Не слишком. Мне кажется, он уже и сам начинал задумываться о целесообразности нашего брака. Полагаю, за эти последние несколько недель я порядком потрепала ему нервы. В любом случае, он принял это в лучших традициях оскорбленного достоинства, — бодро ответила Джульет, хотя и с ноткой раскаяния в голосе.

— А что же заставило вас передумать? Вчера вы были склонны оставить все как есть.

— Вчера я… не совсем. С каждым днем я все больше и больше трусила. Мне кажется, вчера именно ваша проповедь заставила меня окончательно одуматься. Вы дали мне понять, что я ужасно избалованная эгоистка — конечно, такая я на самом деле и есть, — добавила Джульет с кривой усмешкой.

— А как же тогда Майкл? Вы снова будете встречаться с ним?

— Может быть… Пока я еще ничего не знаю, — трезво ответила Джульет. — Мне придется подумать об этом. Вы действительно верите, что стоит попробовать, Рэчел?.. Жить почти без денег и работать до потери сил? Вот ведь я о чем…

Я оказалась оракулом… Я девушка, чей брак так чудесно удался… это такая идиллия, что мне положено знать теперь ответы на все вопросы… О, Джульет! Если бы ты только знала… Если бы ты только могла себе представить… Но горькую иронию мыслей Рэчел нельзя было прочесть на ее лице, когда она сказала:

— Мне кажется, да, если вы достаточно сильно любите Майкла. На этот вопрос должны ответить только вы сами. Разве кто-нибудь другой может знать, насколько глубоким и сильным является ваше чувство?

Джульет поднялась с дивана и беспокойно зашагала по комнате.

— Иногда я так отчаянно по нему скучала, что хотела броситься в аэропорт и улететь первым же рейсом в Лондон, — сказала она тихо, остановившись перед туалетным столиком и взяв в руки хрустальный флакончик с духами. Несколько секунд она держала на ладони, покачивая, маленький изящный пузырек, и ее темные, как крылья, брови нерешительно сошлись на переносице. — О, почему любовь считается таким блаженством? — спросила она с неожиданным раздражением. — Мне кажется, это просто проделки дьявола. Вам очень повезло, Рэчел. Вы не сталкиваетесь ни с одной из тех проблем, которые, похоже, мучают всех остальных людей.

Рэчел встала так внезапно, что опрокинула стоявшую на краю туалетного столика шкатулку с украшениями. Шкатулка упала на ковер, и ожерелья и кольца раскатились по густому шелковистому меху. Нагнувшись, чтобы поднять их, Рэчел отстраненно сказала:

— Мне надо принять душ и переодеться. Слава Богу, Джульет не заметила ее волнения.

— Да, сегодня очень душно, — согласилась она. — Кажется, мне тоже надо освежиться. Должно быть, этот ветер принесет шторм. Увидимся потом, дорогая. Извините, что я так неожиданно сюда ворвалась, но мне просто не терпелось выложить вам эту новость. Бабуле и Найлу я все расскажу после обеда. — Она подошла к дивану, чтобы взять свою сумочку и солнечные очки.

— Джульет… — Рэчел замолчала, прикусив губу.

— Да?

Рэчел собиралась было спросить, почему ее брак с Найлом считают таким безупречным, но затем передумала.

— Нет… ничего. Увидимся внизу.

После ухода Джульет Рэчел включила в ванной комнате душ и стала убирать волосы под купальную шапочку. Вдруг зазвонил телефон. Взяв белую с золотом телефонную трубку, она неуверенно сказала:

— Алло!

— Рэчел? Это Брен. Вы одна?

Она бросила нервный взгляд на дверь гардеробной. Неужели Найл все еще у себя в спальне? Может быть, он тоже слышал звонок и взял трубку на параллельном телефоне? Может ли он подслушивать?

— Что случилось? Что вам надо? Последовала пауза, прежде чем Брен ответил:

— Вам удалось урезонить Найла? Вы объяснили ему, что произошло на самом деле?

— Да… да, конечно, я все объяснила, — быстро солгала она. — Теперь все в порядке, Брен, не беспокойтесь. Мне жаль… жаль… Простите его за резкость…

— Да он просто Отелло! — Он коротко и тихо рассмеялся. — Я думал, он из меня душу вышибет! — Брен понизил голос и настойчиво произнес: — Послушайте, Рэчел, мне необходимо увидеться с вами еще раз. По телефону я не могу объяснить в чем дело, но для меня это очень важно. Завтра я весь день буду дома. Если бы вы уделили мне всего один час. Нам надо встретиться. Может, вы переплывете залив? В подобных обстоятельствах мне нельзя приехать к вам.

Должно быть, он просто сошел с ума, подумала она.

— Но, Брен, я не могу, собственно говоря, мне кажется, что мы уже никогда не увидимся, никогда!

— Мы должны — еще один раз. Прошу вас, Рэчел.

— Нет, я… Кто-то стучит в дверь. Мне надо идти. Прощайте, Брен. — Прежде чем он успел возразить, она положила трубку на рычаг.

На этот раз пришла Риетта. Она принесла чистое белье. И снова Рэчел пришлось сделать над собой усилие, чтобы весело поболтать с ней несколько минут.

После ухода горничной Рэчел неподвижно сидела некоторое время, ожидая, что вот-вот ворвется Найл, разъяренный из-за разговора, который ему удалось подслушать по параллельному аппарату. Однако он не появлялся, и тогда Рэчел на цыпочках прокралась в гардеробную и прислушалась: из комнаты Найла не доносилось ни звука. Испытывая одновременно облегчение и какую-то странную горечь, Рэчел решила, что он, вероятно, вышел из комнаты.

Приняв душ, она задернула занавески и, завернувшись в тонкий шелковый халат, прилегла на кровать. Никогда еще она не ощущала себя такой издерганной. Этот день лишил ее последних сил. Даже плакать она уже не могла. Все, что ей хотелось, — это лежать и ничего не чувствовать… ни отчаяния, ни тоски… ничего…

Наверное, она заснула. Открыв глаза, Рэчел увидела, что в комнате стало сумрачнее, а над ней склонилась Риетта.

— Мне очень жаль будить вас, миссис Хэррис, но мистер Найл послал за вами. Он просит, чтобы вы спустились в библиотеку и поговорили с ним.

Рэчел приподнялась на локте.

— Сейчас? — спросила она, еще не совсем проснувшись.

— Да, мэм. Я сказала, что вы отдыхаете, но он настаивает. Ему непременно нужно увидеться с вами для важного разговора.

— Ну что ж, хорошо. Я спущусь через несколько минут, — ответила Рэчел.

И что же теперь? — думала она, одеваясь. Рэчел не стала закалывать прическу, а просто прихватила локоны сзади желтой лентой.

Проходя по холлу, она увидела, что дверь в библиотеку чуть приоткрыта. Найл стоял к ней спиной, убирая какие-то документы в портфель. Рядом на полу лежал кожаный чемодан. Рэчел заметила, что муж переоделся в строгий серый костюм.

— Ты хотел поговорить со мной? — спокойно спросила она, входя в комнату.

Найл круто повернулся, и когда их глаза встретились, она густо покраснела, вспомнив о том, что произошло наверху.

— Я улетаю вечерним рейсом в Нью-Йорк. Времени у меня немного — всего около часа, — коротко сказал Найл. Он снова отвернулся и принялся застегивать портфель. — Я планировал уехать на следующей неделе, но в данных обстоятельствах принял решение отправиться немедленно. Вернусь в субботу, — добавил он, обернувшись через плечо. Рэчел уставилась на его широкую спину.

— В данных обстоятельствах? — слабо повторила она.

— Я уже попросил Тибоя подготовить «Серебряного дельфина» к отплытию в воскресенье утром. Мы направимся во Флориду или снова на Багамские острова, если ты захочешь. — Он помолчал минуту, а затем сказал: — Было ошибкой привозить тебя на Бермуды. Нам следовало бы подольше оставаться в море.

— Ошибкой была и женитьба на мне, не так ли? — холодно поинтересовалась она. — Что толку и дальше притворяться?

Найл достал из внутреннего кармана портсигар — тот самый, что Рэчел подарила ему в день их свадьбы. Он пересек комнату, чтобы наполнить его сигаретами из серебряной коробки, что стояла на кофейном столике.

— У меня сейчас нет времени на разговоры. — Голос его был сух и деловит. — Мы поговорим, когда я вернусь.

Сколько раз Рэчел слышала, как люди обращаются таким тоном к детям: «Не сейчас, дорогая, я занят», — вот что они говорили. Не раз она слышала от отца: «Беги, поиграй, будь хорошей девочкой». И детям — поскольку они дети — приходится смиряться с подобным тоном.

Но она уже не была ребенком, и внезапно из глубин ее сознания поднялась бездонная волна возмущения. Рэчел прямо-таки закипела от ярости и горькой обиды.

— Если я все еще буду здесь, — беззаботно бросила она.

Найл даже не поднял головы — он был занят укладыванием в портсигар сигарет аккуратными рядами.

— И что это должно значить? — ровным голосом поинтересовался он.

Именно в этот момент, когда она увидала, что ее замечание даже не оторвало Найла от такого пустячного занятия, Рэчел приняла отчаянное решение действовать. Можно было уже не сомневаться насчет «если»: ее точно здесь не будет, когда он вернется.

— Прощай, Найл, — твердо сказала она, повернулась и вышла из комнаты.

Несколько минут спустя она услышала, как отъехала его машина.

На следующий день рано утром Рэчел отправилась в отель, где проживала миссис Девоне. Было невозможно уехать с Бермудских островов совсем без денег, а в ее кошельке оставалось только два или три фунта. Этой суммы не хватило бы для оплаты проезда в Англию даже грузовым судном.

Всю ночь она пыталась придумать, под каким благовидным предлогом одолжить денег у своей невестки. Но хотя Найл и выделил деньги сестре раз в месяц, тогда как Рэчел было позволено тратить столько денег, сколько ей захочется, скорее всего, Джульет уже растранжирила все свои карманные деньги.

Рэчел мысленно представила себе реакцию невестки на просьбу о небольшом займе. «Извини, дорогая, но я на мели. Попроси у бабули. Она даст, сколько тебе нужно», — вот что она, вероятно, сказала бы. И затем, конечно: «А что ты хочешь купить? И почему не оплатишь чеком?»

Рэчел нисколько не сомневалась, что старая миссис Хэррис дала бы ей столько денег, сколько бы она ни попросила, и без всяких вопросов. Но она не могла заставить себя обмануть пожилую леди, заставив ее невольно стать пособницей побега. Шок, который после ее отъезда будет испытывать бабушка Найла, несомненно, тяжким камнем ляжет на совесть Рэчел.

Добравшись до отеля, она была потрясена, узнав от служащего, что миссис Девоне уехала накануне вечером.

— Ваше имя миссис Хэррис? — спросил он. — О, тогда для вас оставлено письмо, мадам. Перед отъездом миссис Девоне велела передать его вам, если вы зайдете в ближайшие дни. Если же нет, нам приказано отправить его вам почтой.

Рэчел взяла конверт, дала ему на чай и задумчиво пошла назад. У дверей отеля стояло такси. Рэчел попросила водителя отвезти ее в Мунгейтс, уселась на заднее сиденье и распечатала письмо.

«Дорогая Рэчел!

Я солгала тебе сегодня. Мне казалось, что так будет лучше. Теперь я понимаю, что это было ошибкой, — рано или поздно ты догадаешься и узнаешь правду, а потом будешь недоумевать, почему же я скрыла ее от тебя.

Видишь ли, я вовсе не дальняя родственница. Я твоя мать.

Пишу это письмо потому, что мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня таинственной и довольно трагической фигурой, с которой, несмотря ни на что, тебя связывают кровные узы.

Обдумав все хорошенько, я приняла решение немедленно уехать. Надеюсь, что все у тебя будет хорошо и ты сумеешь найти в жизни счастье, которого оказалась лишена я. Женщины, подобные мне, заслуживают скорее жалости, нежели презрения. В конце концов, мы горько расплачиваемся за наш эгоизм.

Селия Девоне».

Такси остановилось под навесом портика в Мунгейтсе, а Рэчел даже не заметила этого и продолжала сидеть, совершенно ошеломленная. Подошедший Жозеф открыл перед ней дверцу машины, Рэчел сунула письмо в сумочку и расплатилась с шофером.

За ланчем Джульет сказала:

— Вид у вас сегодня прямо траурный. Похоже, вы оплакиваете отсутствие своего господина и повелителя? Почему же тогда он не взял вас с собой? Магазины в Нью-Йорке просто божественные.

— Найл уехал так ненадолго, что мне показалось неразумным отправляться вместе с ним, — безразлично ответила Рэчел.

Вдруг она вспомнила о телефонном звонке Брена и о том, что он собирался провести в домике на берегу целый день. Может быть, он подскажет, что делать?

К счастью, в этот день Джульет была записана к своему парикмахеру. Она предложила Рэчел встретиться с ней после парикмахерской, выпить где-нибудь чаю и отправиться за покупками. Рэчел отказалась под предлогом, что ей хочется провести целый день на пляже.

Спустя полчаса Рэчел добралась до противоположного края залива, Брен ждал ее на берегу с теплым купальным халатом в руках. Они вместе поднялись по каменным ступенькам к дому. Он предложил ей мартини из большого термоса, что был у него с собой.

— Я думал, что вы не придете, — объявил он, усаживаясь рядом с ней на старую скамью, которая представляла собой качели на скрипящих цепях.

— Так получилось… Брен, вы не могли бы сделать мне одно одолжение? — напрямик спросила она.

— Вам бы следовало знать, что я сделаю все, что вы захотите. А в чем дело? — Его глаза засветились любопытством.

— Мне нужны деньги взаймы, чтобы уехать в Англию. Когда-нибудь я вам все выплачу… Обещаю. Видите ли, я… я ухожу от Найла. Я должна. Я просто не могу так больше жить.

— Это не из-за той ерунды, что произошла вчера? О Господи, до чего же чертовски глупо все получилось! Послушайте, я сам повидаюсь с Найлом. Это просто безумие. Он не может вот так взять и вышвырнуть вас только потому…

— Он и не вышвыривает меня. Найл находится в Нью-Йорке. Он не узнает, что я уехала, до тех пор, пока не вернется… Или если только Джульет не вызовет его. Все это никакого отношения не имеет к вам, Брен. Все случилось еще до того, как я встретилась с вами.

— Но ведь вы женаты так недавно? — Брен не понимал в чем дело, — Не можете же вы вдруг разбежаться так быстро?

Губы Рэчел задрожали.

— Мы «разбежались», как вы это назвали, примерно через шесть часов после нашей свадьбы.

Брен выслушал ее в молчании, нахмурив брови. Когда она закончила историю своей любви, он спросил:

— И что же вы собираетесь делать, когда окажетесь в Англии?

— О… я найду какую-нибудь работу. Начну все заново. Я молода и здорова. Я справлюсь.

Брен зажег сигарету, изучая узор на своей зажигалке так, словно видел его впервые в жизни.

— А вы не догадываетесь, почему я хотел повидать вас сегодня, Рэчел?

Она покачала головой.

— Каюсь, я даже забыла, что вы звали меня. Я была так погружена в свои собственные мысли… Помнила только, что вы собирались провести здесь весь день, — вот я и пришла за помощью.

— Я тоже уезжаю. Я хотел увидеться с вами сегодня, чтобы попрощаться. Видите ли, я влюблен в вас, юная Рэчел.

Потрясенная, она уставилась на него.

— О, Брен… не хотите же вы сказать… нет, не может быть!

Он взял ее за руку.

— У меня не было намерения говорить вам об этом, да я бы и не сказал. Но сейчас, когда вы решили уйти от Найла, это меняет дело. Вы не можете так просто уехать в Англию, любимая. Позвольте мне позаботиться о вас. Я планирую провести несколько месяцев в Париже — вам понравится Париж, дорогая. Только скажите, что уедете со мной.

— О нет, Брен, нет! Я просто не могу! — Она попыталась освободить свою руку, но он удержал ее.

— Послушай, неужели ты думаешь, что я предлагаю всего-навсего заурядную интрижку? — спросил он, переходя на «ты». — Я бы хотел провести с тобой всю мою жизнь, клянусь в этом. О, я знаю, что ты не любишь меня так же, как Найла, черт бы его побрал! Но не можешь же ты, дорогая, вечно жить в мечтах!

Единственный способ забыть его — это сконцентрироваться на ком-либо другом. Ты увидишь, что я прав. Ты полюбишь меня. Ведь это мог бы быть и я!!!

— О, Брен, милый Брен, если бы ты жил с кем-нибудь, кто тебя не любит, ты никогда не сделал бы такого предложения, — мягко упрекнула она. — Поверь мне, это ужасно, это ад, сущий ад.

— Жить в аду с тобой — это лучше, чем жить в аду без тебя, — настаивал он.

— Да, и я когда-то так считала. Но это неправда. Думаешь, мне хочется уходить от Найла? Никогда больше не видеть его… Никогда не слышать его голоса. Конечно, я этого не хочу. От одной мысли об этом я просто холодею. Но хуже всего — это быть с ним и знать, что он не любит меня и никогда не полюбит. Это пытка, которой я никому не пожелаю. — Голос ее сорвался, и Рэчел пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплакаться.

Брен подождал немного, дав ей время успокоиться.

— Может быть, ты и права, — со вздохом сказал он. — Но, дорогая, я оставлю тебе свой адрес в Париже — просто на всякий случай: вдруг захочется меня увидеть. Я не могу притворяться, что больше никогда не посмотрю ни на одну женщину. Но если бы мы могли быть вместе… Да, тогда все было бы по-другому. Ты веришь мне, Рэчел?

— Да, Брен, милый, я тебе верю, я всегда верила всему хорошему, что есть в тебе, — тепло отозвалась она.

— И если когда-нибудь окажешься в беде, ты ведь обещаешь сразу же дать мне знать и позволишь помочь?

— Обещаю.

— Возможно, когда Найл обнаружит, что ты уехала, он немного одумается и изменит свое отношение к тебе, — задумчиво предложил он. — А ты уверена, что он все еще вздыхает по Надин Оакхилл? Меня тут не было, когда была разорвана их помолвка, но я, конечно, знаю все детали. Честно говоря, мне кажется, что Найл не так уж много потерял… Девица вдруг выходит замуж на человека, который годится ей в деды… — Он выразительно пожал плечами.

— Я не знаю насчет Надин… Единственное, в чем я уверена, это то, что он не любит меня, — просто ответила Рэчел.

— Когда он возвращается из Нью-Йорка?

— В субботу.

Брен состроил гримасу.

— Думаю, что ты попалась, милая. — Он покачал головой.

— Что ты хочешь сказать?

Он развел руками.

— Корабли и самолеты — это ведь не автобусы, в них нельзя вскочить в любую минуту. Боюсь, что у тебя нет почти никаких шансов выбраться отсюда до субботы, если только кто-нибудь из пассажиров не откажется от билета в самый последний момент.

— Я должна уехать! — воскликнула она. — Я просто должна! Если же нет… — Она замолчала.

После субботы будет слишком поздно… Найл заставит ее отправиться вместе с ним на «Серебряном дельфине» и… Она содрогнулась от мысли, что ей придется вынести еще одно путешествие наедине с ним.

— Ну, посмотрим, что я могу сделать, — с сомнением сказал Брен. — Я сейчас же отправлюсь в Хэмилтон. Ты подождешь тут, пока я не вернусь — я могу немного задержаться, — или мне лучше перезвонить тебе позднее прямо в Мунгейтс?

— Я подожду здесь. Меня не хватятся раньше шести часов… Мне… Мне очень стыдно, что я доставляю тебе лишние хлопоты, Брен.

— Не будь глупышкой. Я постараюсь быстро управиться, но если тебя тут уже не будет, когда я вернусь, то позвоню тебе вечером.

Брен уехал, а Рэчел принялась бесцельно бродить по террасе. Большие каменные плиты потрескались, и сквозь образовавшиеся щели пробивалась трава. Краска на ставнях, что прикрывали окна, давно уже облупилась на солнце и осыпалась с изогнувшихся перил. Вид у дома, — а ведь когда-то он, несомненно, содержался прекрасно, как и Мунгейтс, — был грустным и заброшенным. Рэчел раздумывала, почему бы Брену не сдавать дом туристам. Ей казалось преступлением позволять особняку разрушаться.

Брен отсутствовал уже около часа. Рэчел сидела на скамье-качелях, пытаясь отогнать грустные мысли, когда услышала звук приближающегося автомобиля. Однако машина остановилась на некотором расстоянии от дома Брена. Возможно, это были соседи — владельцы того дома с плоской крышей, который расположился дальше по берегу. И она снова расслабилась, чувствуя, насколько все это нереально. Рэчел охватило странное чувство, словно все происходило во сне. Через неделю ее уже не будет на Бермудах, она покинет острова навсегда и начнет жизнь заново, но совсем одна. Такая перспектива ее пугала, и Рэчел поняла, что лучше об этом не думать. Если она позволит себе размышлять над деталями, то, возможно, у нее просто не хватит храбрости.

Звук неторопливых шагов — мужских шагов — послышался из-за кустов, заставив ее затаить дыхание. Она уже знала, успев подумать об этом коротко, но с опаской, как изолированно стоит дом, инстинктивно поднялась со скамьи и быстро направилась к лестнице, что вела к воде.

Качели, освободившись от ее веса, медленно раскачивались туда-сюда, и ржавые цепи поскрипывали.

— Найл! — Рэчел застыла в изумлении. Несколько секунд ее муж неподвижно стоял на дальнем краю террасы. Затем медленно приблизился. Когда их разделило около шести футов, он снова остановился.

— Привет, Рэчел, — сказал он спокойно.

— Что… Что ты тут делаешь? — прошептала она. — Ты же сказал…

— Кажется, я сказал тебе все, кроме главного. — Голос его показался ей странным. Она ни разу не видела его таким вымотанным, даже после шторма на «Дельфине» он так не выглядел. — Значит, ты собралась уехать, говоря, что тебя тут не будет, когда я вернусь?

— Да, именно так.

Его глаза внезапно блеснули, Найл двумя быстрыми шагами пересек разделявшее их пространство и схватил ее за плечи — схватил так сильно, что она почувствовала боль.

— Я люблю тебя, — страстно проговорил он. — Ты не можешь уехать, я не отпущу тебя. Ты принадлежишь только мне.

Целое мгновение она не могла понять, что он говорит. Затем, слегка задохнувшись, рассмеялась и расплакалась одновременно.

— О, Найл! О, Найл!

Он привлек ее к себе, так что лицо Рэчел уткнулась ему в плечо, и погладил по спине.

— Не плачь, дорогая… Пожалуйста, Рэчел, не плачь.

— Я не плачу. Вовсе нет… — В нагрудном кармане его пиджака она нашла носовой платок, вытащила его и вытерла щеки мягкой белой тканью. — О, Найл, — повторила она в третий раз. — Ты действительно хочешь это сказать?

— Что люблю тебя? — Найл взял ее лицо в руки и заставил посмотреть на себя. — Да, хочу. После того как я сел в этот самолет, я вдруг так испугался, что могу потерять тебя… О Боже, ты могла уже уехать!..

Он поцеловал ее, и на этот раз она прильнула к нему. Сколько раз Рэчел мечтала о такой минуте: Найл обнимет ее и никогда больше не отпустит. И теперь каким-то чудесным образом эта мечта стала реальностью. Найл любил ее! Как же она могла в этом сомневаться, если губы его были так нежны, а сердце гак гулко стучало под ладонью ее руки?

Прошло некоторое время, прежде чем они снова взглянули в глаза друг другу. Найл улыбнулся.

— Должно быть, я вовсе потерял голову, не догадываясь, что ты испытываешь ко мне подобные чувства. Неужели ты не могла хотя бы намекнуть? — спросил он, глядя на нее с насмешливым огоньком в глазах. Найл слегка ослабил свои объятия, и она немного отстранилась, чувствуя восхитительную дрожь, когда его руки вновь сжали ее плечи.

— Не шути, Найл, — мягко попросила она. — Если бы ты знал, как несчастна я была!

— Я знаю, — с чувством отозвался он. — Я тоже немало пережил. Скажи это еще раз, Рэчел, скажи, что любишь меня.

Застенчивость перед ним, ее парализующее чувство неполноценности, казалось, растаяли, подобно туману под лучами утреннего солнца. Обхватив руками крепкую шею, она соединила пальцы на его затылке.

— Я люблю тебя. Я всегда любила тебя… Еще с тех пор, когда ты впервые приехал на Ангуну. О, Найл, дорогой, неужели ты не видел этого, неужели не догадывался?

Он понизил голос.

— Ты никогда раньше не смотрела на меня вот так. Я думал, тебе отвратительны даже мои прикосновения.

Она заставила его наклонить голову, чтобы можно было прижаться губами к его худощавой загорелой щеке.

— Мне больше всего на свете хотелось, чтобы ты обнял меня вот так, — нежно пробормотала она. Последовала еще более длительная пауза, прежде чем они смогли оторваться друг от друга, и Найл сказал быстро:

— Пойдем домой. Мне нужно принять душ и выпить чего-нибудь холодного, а потом я хочу, чтобы мы остались с тобой наедине. За воротами нас ждет такси. — Обняв ее рукой за плечи, он повел Рэчел к дорожке, которая огибала дом.

— Найл, а как ты узнал, где меня искать? — спросила она, когда они шагали по заросшей подъездной аллее. Он как-то странно посмотрел на жену и снял руку с ее плеча. На какое-то мгновение Рэчэл испугалась, что снова потеряла его. Но затем он взял ее за руку и успокаивающе пожал.

— Кажется, я оказался в дураках сразу несколько раз, — хмуро сказал Найл. — Я ехал домой из аэропорта, когда на пути в город повстречал Харта. Через пять минут он уже повис у меня на хвосте, тоже направляясь в Мунгейтс. Не успел я сказать ни слова, как он обрушился на меня, говоря, что ты попросила его помочь тебе уехать, а я подлец и негодяй, раз сумел испортить тебе жизнь и превратить ее в такой ад. Он не желал сообщать мне, где ты… пока… ну, пока я не дал ему понять, что и я чувствовал себя, как в аду.

— Разве ты не разозлился? — осторожно спросила она.

— Да, ты права, — признался он. — Но когда он рассказал мне, почему ты была так несчастна, то забыл обо всем на свете. Я не был в восторге от того, что именно Харт помог мне разобраться в моем браке, но теперь все стало на свои места, и, слава Богу. Это самое главное. Возможно, я слишком строго судил о нем. Мне показалось, что Харт, бедняга, влюблен в тебя. Он ничего не говорил?

Она кивнула.

— Да, сказал сегодня. Но я никогда не представляла его ни в какой другой роли, кроме друга, Найл. Ты ведь веришь в это теперь, правда?

— Любимая, ведь я по-настоящему никогда в этом не сомневался. Но позднее, когда дела у нас с тобой пошли все хуже и хуже, я начинал чертовски ревновать, когда хоть кто-нибудь осмеливался смотреть на тебя.

Они дошли до последнего поворота подъездной аллеи. Впереди, за высокими железными воротами, их ожидало такси. Судя по всему, водитель-мулат задремал под изношенным навесом, который на большинстве бермудских такси заменял настоящую крышу. Очевидно, ему было все равно, сколько придется ждать, лишь бы только пассажир за все заплатил. Рэчел остановилась, так что и Найлу пришлось тоже замедлить шаг. Перед тем как они навсегда покинули дом Харта, ей хотелось, чтобы даже последняя тень недоразумений рассеялась между ними.

— Я тоже ревновала, — тихо сказала она. — Я думала, что ты еще любишь Надин Оакхилл. Ты уверен, что покончил со своим чувством к ней, Найл? Ты точно уверен?

Теперь они стояли лицом друг к другу. Он дотронулся до ее щеки указательным пальцем, и в глазах его появилось выражение бесконечной нежности.

— Да, Харт говорил о Надин. Он не больше не меньше, как обвинил меня в том, что я кручу с ней любовь почти у тебя на глазах, хотя одному Богу известно, как вы оба могли до такого додуматься. Я покончил со всякими чувствами к ней уже много лет назад. Это было только кратковременное увлечение, и кончилось оно тем, что мне стал противен даже ее вид.

— Но тогда я не понимаю… — начала Рэчел и рассказала мужу о том, как она встретилась с Надин в Хэмилтоне, как та описала ей свой роман с Найлом.

— И ты этому поверила! О, Бог ты мой! — яростно воскликнул он. — Послушай, я скажу тебе правду… всю правду. Надин — испорченная, отвратительная женщина. У нее нет ни сердца, ни принципов, ни морали. Но ей удается обманывать почти всех. — Мгновение он помолчал, словно пытаясь вспомнить эпизод, который со временем потускнел и почти исчез из его памяти. — Когда мы с ней были помолвлены, я считал себя самым счастливым человеком на всех Бермудских островах. Мне и в голову не приходило, каким редкостным болваном я был. Однажды вечером я сказал ей, что отправляюсь ловить рыбу, однако неожиданно вернулся. Я нашел ее в пляжном павильоне на берегу целующуюся с каким-то заезжим туристом, которого она Бог знает где подцепила. На следующий день Надин в панике примчалась в Мунгейтс и попыталась убедить меня, что тот парень напоил ее и она якобы не отвечала за свои действия. Однако я не поверил ей, тогда она вышла из себя и бросила мне в лицо всю правду. Оказывается, Надин никогда не питала ко мне никаких нежных чувств, но воображала, что станет хозяйкой в Мунгейтсе и сможет свободно тратить мои деньги. Она даже хвасталась перед другими своими… приключениями. И ты думала, что я люблю ее?

— О, Найл, какой ужас! — прошептала Рэчел. Он пожал плечами.

— Мне чудом удалось ускользнуть из ее сетей. Мне просто повезло. Скажи мне, что заставило тебя поверить, будто бы я действительно пытаюсь разжечь это ставшее пеплом чувство?

— Разве ты не помнишь, как мы встретили эту отвратительную Ланкастер в тот вечер, когда была наша свадьба? Она упомянула о Надин, а ты так рассердился, что за всю обратную дорогу не произнес ни слова!

— Я был просто в ярости от того, как она рассматривала тебя. Я не выношу эту женщину. Но все это не имело никакого отношения к Надин. — Губы его плотно сжались. — Именно Надин написала эту мерзкую записку о тебе и Харте. Я все время ее подозревал и позднее заставил Надин признаться в этом.

— Я знаю. Это случилось на том свадебном приеме. Я нечаянно услышала, как вы разговаривали на берегу. Я… я решила, что ты пытаешься заставить ее признаться в любви к тебе, — очень тихо сказала Рэчел. Найл схватил ее в объятия.

— Ты решила… О Господи! Надин ненавидит меня. Я знаю, что она за человек в действительности. Она пыталась рассчитаться со мной, — презрительно заметил он.

— Но, Найл… если ты женился на мне… по любви, то почему же не сказал об этом? — мягко спросила она. Он вздохнул, прижавшись губами к ее виску.

— Мне следовало это сделать, верно? — грустно спросил он. — Но, любимая, ты ведь так страшно молода и неопытна. Сначала я думал о том, чтобы просто привезти тебя в Мунгейтс и подождать, пока ты немного повзрослеешь. Затем, когда в Нассау я увидел, как смотрели на тебя другие мужчины, то не решился на выжидание. Я уже представлял себе, как ты потеряешь голову от какого-нибудь молодого хлыща, так что сразу попросил тебя выйти за меня замуж.

— Но неужели ты не мог догадаться, что я люблю тебя? — запротестовала она.

— Боюсь, мне казалось, что ты понятия не имеешь, что такое настоящая любовь. Ты была способна на нежную дружбу — да, но не на любовь во взрослом смысле этого слова. Когда вечером в день нашей свадьбы мы вернулись на «Дельфин», ты выглядела такой нервной и напряженной, что я сделал вывод, будто ты вышла за меня замуж только потому, что просто боялась оставаться совсем одна в мире.

— О, Найл… и все это время я просто умирала от любви к тебе, и мне так хотелось, чтобы ты настоящему любил меня, — застенчиво прошептала она.

— Можешь быть уверена, об этом нельзя было догадаться. Ты шарахалась в сторону, даже если я только смотрел на тебя.

Рэчел подняла голову, глядя застенчиво ему в лицо.

— Неужели тебе опять надо улетать в этот Нью-Йорк? У тебя там очень важные дела?

Найл рассмеялся:

— Ничто не может быть важнее нашего медового месяца. Если у Тибоя все готово, мы отплывем завтра утром. Некоторое время мне хочется побыть с тобой наедине.

Взявшись за руки, они пошли по дороге. Когда Найл закрыл за ними жалобно заскрипевшие железные ворота, Рэчел решила подождать с рассказом о встрече со своей матерью. Она быстро подумала о Брендоне Харте, которому многим была обязана, но которого, вероятно, никогда больше не назовет своим другом. Еще быстрее мелькнула у нее мысль о Надин — прекрасной, коварной Надин, которой не надо больше опасаться…

Дома, в Мунгейтсе, они разошлись по своим спальням. Найл нежно и с красноречивым лукавством взглянул на жену, прежде чем за ним захлопнулась дверь.

Рэчел опустилась на огромную розовую кровать. Лежа на спине и глядя в потолок, она пыталась привести хотя бы в относительную гармонию свои чувства. Слишком многое произошло всего лишь со вчерашнего дня. В минуты величайшего напряжения и отчаяния ее вздымало на гребень волны и резко бросало вниз с заоблачной высоты — так, что захватывало дух и все внутри нее замирало, кроме этой противной, изматывающей, щемяще-ноющей и никогда не отпускающей душевной боли. Теперь же наступило некое созерцательное оцепенение. Но что-то все же продолжало сжимать все у нее внутри, мешая наконец-то расслабиться и ощутить состояние полного, по-настоящему безмятежного покоя и счастья.

Скорей бы пришел Найл, думала она. Он любит меня, любит… Господи, как странно — еще вчера я лежала на этой же кровати и изнывала от безнадежности и отчаяния, и нечего было ждать от завтра, кроме еще большей тоски и боли, сжимающих сердце. Неужели это все та же комната, те же стены, потолок, балкон? Солнце уже садится… Но чего же я жду? Он же сейчас придет…

Было все еще жарко, но Рэчел вместе с жарой испытывала и какой-то странный озноб, время от времени пробегавший по всему телу, какое-то щекочущее внутреннее подрагивание.

Когда она в плотно облегающем фигуру шелковом халате вернулась из ванной комнаты, Найл уже сидел у нее в спальне, потягивая сухой холодный мартини. Его оранжевый махровый халат гармонировал с красноватыми лучами вечернего солнца. Он нежно обнял ее одной рукой за плечо, усадил рядом с собой на кровать, на мгновение ободряюще прижал боком к себе и зарылся лицом в ее золотистые волосы, водопадом струящиеся по спине. Словно гребнем поддев их снизу пальцами, он приоткрыл шею, ласково и легко прикоснулся к ней губами и замер, ощутив запах духов и тонкий свежий аромат ее кожи. Потом, отстранившись и выпрямившись, он отпил из бокала, который все еще держал в другой руке, и поднес его к ее губам. Отпив вина, Рэчел перехватила бокал и поставила его на прикроватную тумбочку.

— Отважная моя маленькая девочка. — Он слегка коснулся губами ее щеки.

— Я не маленькая, Найл. И так давно ждала тебя! — Она обхватила голову Найла, безоглядно, доверчиво прижалась к нему и поцеловала коротко подстриженную макушку.

— Ты не боишься? — Он, едва дотрагиваясь, провел кончиком языка по кромке ее губ, немного отстранился, посмотрел в ее трепетные, влажные, светящиеся нежной теплотой и любовью глаза и ласково, бесконечно бережно поцеловал шею, уголок ее рта, осторожно перешел на губы.

Она ответила ему со всей прежде сдерживаемой страстью. У нее были мягкие, податливые, но совсем не безвольные губы. Ее вновь охватила уже знакомая щекочущая дрожь.

— Глупый, мне ничего не страшно с тобой. Ведь ты любишь меня. Скажи, любишь? — Опять ее лучистые глаза обеспокоенно вопрошали, горя вечной женской тревогой.

— Разве ты этого не чувствуешь? — Он посмотрел на нее с шутливой укоризной, и его голубые глаза на загорелом худощавом мужественном лице стали почти синими. Он опрокинулся на кровать, увлекая ее за собой, обнимая, прижимая к себе и ощущая ее всем телом. — Ты еще много должна узнать, Рэчел. Мы вместе научимся быть любовниками, быть мужем и женой.

— Не отпускай меня никогда, Найл. Ты обещаешь? — Она тихонько тронула его грудь, перебирая кончиками пальцев курчавые, выгоревшие на солнце волоски и как бы в задумчивости наблюдая за своими действиями.

— Я никому не отдам тебя, дорогая. Какой же я болван, что так долго мучил тебя!

Он поцеловал ложбинку за ее ухом, провел губами по ее шее, затем опять скользнул к уху. Втянув мочку в рот, пососал ее и вдруг слегка, нежно прикусил зубами и опять пососал и пощекотал губами. Легким движением руки распахнув ее халат, он обнажил нежные и упругие груди, светлые на золотисто-коричневом фоне. Найл поцеловал маленькую впадину между ключицами, спустился ниже и дотронулся языком и губами до соска, потом до другого. Обвел кончиком языка контуры ареол вокруг напрягшихся сосков.

Рэчел слегка постанывала, вздрагивала, откликаясь на его ласки. Сдернув халат с плеч мужа и обхватив Найла обеими руками, она гладила его спину, прижимала к себе.

Чмокнув Рэчел в кончик носа, он снова жадными губами накрыл ее уста. Его язык проник внутрь, прошелся по внутренней стороне ее губ, коснулся нёба. Затем Найл, захватив ртом ее язык, потянул его в себя, всосал, и они застыли на мгновение в этом захватывающем дух напряжении.

С трудом сдерживая нахлынувшее желание, отстранившись, Найл увидел приоткрытые губы жены и услышал учащенное дыхание. Весь мир заслонила от нее пронзительная голубизна его глаз.

— Рэчел, милая, ты доверяешь мне? Тебе хорошо? — прошептал он хрипло.

В ее глазах блестели слезинки.

— Я… Мне никогда еще не было так… Я… я хочу быть твоей… твоей женой… твоей женщиной. — Она взяла его ладонь и храбро положила на свою грудь, в ее глазах мелькнуло дерзкое, зовущее выражение. И вдруг засмущалась, когда он в деланном удивлении вскинул брови. — Да ну тебя! — кокетливо сказала она. — Ты смеешься надо мной.

Но Найл уже уткнулся лицом в ее налитые груди, целовал, гладил их шелковистую кожу, пощипывал топорщившиеся соски. Он уже давно чувствовал жадное желание, но продолжал сдерживаться, оттягивая долгожданное слияние. Обхватив всей ладонью упругую плоть груди, он осторожно ласкал ее, и когда между пальцами вдруг высунулся торчащий дерзкий сосок, Найл взял его в губы и стал нежно и ритмично посасывать и щекотать языком.

Рэчел извивалась всем телом, в порыве чувств покалывая его спину острыми ноготками. Его руки, лаская, скользнули вниз, приподнявшись, он охватил взглядом точеные линии ее золотисто-коричневого тела — тонкой талии, обтянутых белоснежными трусиками округлых бедер, длинных красивых ног. Она тут же опять тесно прильнула к нему, учащенно и глубоко дыша. Выставив груди, юная леди потерлась ими о его грудь, притянув голову мужа, зарылась пальцами в его волосы и соединила уста в опьяняющем поцелуе.

— Я хочу, чтобы ты взял меня, — с тихой, но требовательной страстью прошептала девушка.

Найл уже был не в состоянии сдерживаться. Лаская живот и бедра Рэчел, он пропустил пальцы под резинку ее трусов и ощутил прикосновение упругих волос. Пальцы продвинулись еще дальше. Рэчел вскрикнула и отпрянула, но тут же опять прижалась к нему и, приподняв бедра и двигая ими из стороны в сторону, устремилась навстречу его ласкающей руке. Ее дыхание было тяжелым и прерывистым. Она уже не понимала, что происходит, голова кружилась, ее переполняли прежде неведомые, незнакомые и такие необычайно сладостные ощущения.

Найл скинул с себя халат и, продолжая целовать и ласкать трепещущее тело, осторожно стащил с нее трусики. Ощущая неистовое, все нарастающее возбуждение, любовники еще теснее прильнули друг к другу. Она почувствовала, как он слегка нажал коленом, раздвигая ее бедра, ощутила тяжесть его тела, непроизвольно согнула в коленях ноги — и вот, вот оно, перехватившее дыхание интимное — одновременно влекущее и немного страшное — прикосновение и… и мгновенная боль, словно от обжигающей стрелы, пронзившей тело, и невольный крик, сорвавшийся с губ.

Найл замер, с нежной озабоченностью пытаясь заглянуть ей в глаза, но Рэчел, поняв, что острая боль оборвалась, опять ожила, глубже принимая его в себя.

— Не останавливайся, Найл… дальше, дальше… люби меня, люби! — прерывающимся голосом, хрипло и страстно прошептала она.

Захваченные совместным движением, они превратились в единое целое, мир вокруг перестал существовать, их собственный чувственный мир поглотил и окружил их, смешав все — и свет и мглу, и боль и наслаждение, и течение прохладных струй и биение горячих ключей…

— Я люблю тебя, моя жена.

— Я люблю тебя, мой муж.

Лежа на спине, Найл обнимал Рэчел, а она, положив голову на его плечо, уткнулась лицом в шею своего мужчины. Она еще несколько раз вздрогнула всем телом, а потом почувствовала, как внутри разливается покой и наступает полное отдохновение. Теперь она знала, что несколько недель отчаяния и беспокойства — это невысокая цена за сегодняшнюю радость, за долгую счастливую жизнь, что открывалась перед ними.