"Опасности прекрасный лик" - читать интересную книгу автора (Элиот Уинслоу)

ГЛАВА 31

Как только охватившее Ларк первоначальное изумление немного поубавилось, на нее навалилась почти такая же острая ярость, какую она испытывала только по отношению к Джастину Груму. Джонни видел, что произошло в ночь гибели Вайолит, но ничего не сделал, чтобы снять с нее вину. Она никогда не сможет простить ему этого.

Какого черта он здесь делает? Уселся рядом с ней! Наверняка Карл не смог бы этого устроить. Да и зачем ему это? Если бы он знал, кто она на самом деле, неужели до сих пор ничего не сказал бы ей? Но если не он это устроил, то как могло оказаться, что она сидит рядом с Джонни Уитфилдом? Это слишком уж поразительно, чтобы быть простым совпадением!

Она почти не слышала музыку Генделя. Она еще так и не успела прийти в себя, а зрители уже аплодировали, зажглись яркие огни, знаменующие антракт, а Джонни сидел и улыбался ей.

— Ужасно здорово.

Зубы его были прямыми и белоснежными, а улыбка, как всегда, очаровательной.

— Я бы сказала, это здорово ужасно.

— Правда? — Он бросил взгляд на пустующее рядом с ним кресло. — Я познакомился с девушкой. Она вручила мне билет и сказала, что мы здесь с ней встретимся. Думаете, она таким образом отделалась от меня?

— Я могу придумать более дешевый способ отделаться от вас.

Его глаза цвета кленового сахара сверкнули.

— Боже, не такая уж большая потеря: я с ней был едва знаком. — Он посмотрел на пустующее кресло рядом с ним. — А что случилось с мистером Справа?

— С мистером Слева, вы хотите сказать.

Она спокойно выдержала его взгляд. Когда Ларк видела Джонни последний раз, Грум бил его своим пистолетом. А потом Джонни трусливо сбежал в Калифорнию и оставил ее принять на себя всю вину за убийство Вайолит. Невероятно.

— Давайте смоемся из этого балагана, пока они снова не начали кудахтать на сцене, — сказал Джонни. — Если мне придется слушать этот хор еще раз, думаю, меня стошнит.

Несмотря на охватившую ее ярость, Ларк не смогла отказаться от приглашения. Ей так хотелось узнать, как поживает Сьюзан… услышать о Доме. Огни начали гаснуть, под бурные аплодисменты появился дирижер. Джонни был уже в проходе и ждал ее.

Ларк встала и направилась к нему, задевая за колени и извиняясь. Когда она уже была рядом с Джонни, то вспомнила, что оставила пальто в кресле.

— Я забыла пальто, — со стоном прошептала она.

— Я принесу его.

Без капли смущения Джонни направился к креслу, не обращая внимания на тихое раздраженное ворчание. Он вернулся с победой и принялся помогать Ларк надевать пальто прямо в проходе.

Раздались приглушенные выкрики:

— Пригнитесь, пригнитесь.

Подмигивая девушке, Джонни не спешил. Ларк хотелось провалиться сквозь пол.

— Чертовы дурни, — сказал он громко, когда они двинулись к выходу.

Сверху все еще немного сыпал снег. Его было достаточно для внешнего эффекта, но мало, чтобы покрыть землю.

Джонни сверкнул улыбкой и протянул ей руку.

— Я — Джонни Уитфилд.

— Ларк Чандлер.

Она заставила себя пожать его руку, но почти сразу же отдернула свою.

— Куда мы пойдем? — спросил Джонни. — Сейчас ведь канун Рождества. Пол-Лондона закрыто.

Ларк не ответила. Ей с трудом верилось, что она согласилась куда-то идти с Джонни Уитфилдом.

— Как насчет бара? — предложил он.

Она пожала плечами. Они пошли по улице. Джонни хотелось узнать, откуда она — он не смог понять этого по ее акценту, — и Ларк поведала ему сочиненную ею историю об учебе в школе киноискусства в Нью-Йорке.

— Я связан с кинобизнесом, — сказал Джонни уныло. — Поверьте мне на слово: держитесь от этого подальше. Это сплошное жульничество!

— Мне хотелось когда-нибудь поехать в Голливуд. Но в основном меня интересуют съемки документальных фильмов.

— Телевидение — тоже жульничество. Поверьте мне, вы слишком молоды и невинны, чтобы влезать в эту область.

— Откуда вам известно, что я молода и невинна?

— Ваше лицо говорит о том, что вы молоды, а глаза о невинности.

— Мои глаза врут. На самом деле я лгунья, воровка и потаскуха.

— Это мне подходит. А где вы живете?

Но этого она ему не сказала. Ларк уже замерзла и была рада, когда наконец они обнаружили бар, называвшийся «Суон». Они вошли. В бордовом и янтарном оттенках бокалов отражались отблески пылавшего пламени. Скоро они основательно согрелись. Бар был переполнен. Джонни и Ларк прижали к стене у замерзшего, застекленного ромбами окна. Джонни давка как будто не волновала, но Ларк ощутила приступ клаустрофобии.

— Что вы делаете одна в канун Рождества? — спросил Джонни. — Как вышло, что вы не с семьей?

— Они умерли, — коротко ответила она, потом спросила: — А почему вы не с семьей?

— Я пытаюсь уладить здесь дела с фильмом. Было бы не время ехать сейчас назад.

— Бизнес практически затихает на время рождественских каникул, — сказала Ларк. — Вряд ли вы сможете что-нибудь сделать, пока не закончатся новогодние праздники.

— Это так. Но мне не хочется возвращаться в Штаты всего на неделю. Моя мать живет на Богом забытой ферме, а ее навещает приятель, которого я не выношу. А мой брат… который не выносит меня… будет там со своей невестой. Думаю, мне просто хотелось найти предлог, чтобы не ездить туда.

— Что случилось? — спросил Джонни. — Вы выглядите, будто вам дурно.

— Итак, ваш брат женится. — Она отхлебнула имбирного вина. — Когда?

— Кто знает. Он откладывал это сколько мог.

— Почему же он откладывал это? Разве он не любит ее?

— Любит? — Джонни иронически фыркнул. — Держите меня!

— Почему же тогда он женится на ней?

— Люди обычно говорят, что существует только одно соображение, чтобы жениться, и миллион, чтобы развестись. Я бы сказал совершенно обратное: имеется миллион соображений, чтобы жениться, и лишь одно, что развестись.

Он глубоко вздохнул.

— Как вышло так, что вы не женаты?

— Жена оставила меня.

Ларк это не удивило.

— И куда она поехала?

— Думаю, в Нью-Йорк.

— Вы хотите сказать, что не знаете?

— Я не знаю точно.

— И вы с ней совсем не связывались?

— А о чем нам говорить?

— Вы могли бы сказать, что очень сожалеете о том, что оказались по отношению к ней таким паршивым человеком.

Он вскинул голову.

— Очень странно слышать это от вас. Откуда вы знаете, что я повинен в том, что она ушла? Может быть, это она была паршивой.

Ларк твердо встретила его взгляд.

— Я могу догадаться, что паршивым оказались вы.

Темные глаза Джонни были печальны.

— Еще тогда, когда мы встретились в соборе, у меня появилось необъяснимое чувство, что я вам не нравлюсь.

Ларк отвернулась.

Не отрывая от нее взгляда, он насмешливо вздохнул.

— Мне всегда говорили, что я такой очаровательный мужчина.

— Надо признать, очаровательный паршивый мужчина.

— Что еще вы можете сказать обо мне после столь короткого знакомства?

— Давайте посмотрим… Дайте мне вашу руку.

Он охотно протянул ей руку. Она повернула ее ладонью вверх и сделала вид, что изучает линии.

— Вы невероятно талантливы. В самом деле, что-то вроде гения. — У него появился довольный вид. — Но пройденный вами за время вашей карьеры путь был усеян довольно большим количеством ухабов. Многочисленные взлеты чередовались не менее многочисленными падениями.

— У вас это очень хорошо получается.

— Правда? Хорошо, давайте посмотрим. Ну а вот это странно. Такой вот линии я никогда не видела прежде.

— Что это за линия?

— Это линия вины.

— Линия вины?

— Вы чувствуете себя очень виноватым за что-то, однажды содеянное вами.

— Не могу ничего за собой вспомнить такого.

— Это, кажется, не то, что совершили лично вы. Возможно, что-то такое, что вы утаили или о чем солгали.

— Где эта линия? — спросил он.

Она указала на крохотную линию около мизинца.

— Вот так-так! Я даже не знал, что она есть. А что еще?

— Я вижу линию страха.

— Линию страха?! — Смех у Джонни получился несколько тревожным. — О чем вы говорите?

— Существует кто-то, кого вы боитесь.

— Я думал, когда гадают по руке, говорят только приятные вещи.

— Сожалею, — сказала она холодно, — но все это просто бросилось мне в глаза.

Джонни убрал свою руку.

— Давайте пойдем на улицу. Готов поклясться, Кенсингтон-парк выглядит под этим снегом просто очаровательно.

— Ночью он закрыт.

— Ну, тогда мы посидим на Трафальгарской площади или пройдемся вдоль реки. У вас ведь теплое пальто, не правда ли? Пойдемте.

Они вышли на улицу. Все еще шел снег, но не сильно.

— Где живет ваша мать? — спросила на улице Пенни: ей так хотелось узнать о Сьюзан.

— На окраине штата Нью-Йорк.

— Вы часто ее навещаете?

— Не очень часто. Я заезжал к ней на несколько дней по дороге сюда.

— С ней все в порядке?

Джонни засмеялся.

— Только не рассказывайте мне, что узнали по моей руке, что моя мать больна!

— Она больна? — спросила Ларк с тревогой.

— Да, но как вы узнали?

— Я медиум.

Они подошли к Темзе, остановились у каменного парапета и облокотились о него, наблюдая, как вверх и вниз по реке снуют катера. В покрытой рябью воде отражались огоньки; находившийся в отдалении Тауэрский мост тоже был усеян огнями.

Стараясь не выдать голосом свои чувства, Ларк спросила:

— Что с ней?

— Доктора полагают, что сердце. Я же думаю, что дело в нервном стрессе.

— Какой еще стресс мог случиться на окраине штата Нью-Йорк?

— Вас это удивит. — Он извлек из кармана и вручил ей маленькую коробочку. — Счастливого Рождества, Ларк.

Она моргнула.

— Я кое-что купил для той суки, что подвела меня сегодня. Думаю, что могу подарить это вам. Мне кажется, что на самом деле они подойдут вам больше.

Внутри коробочки находилась пара сережек, сверкающих бриллиантами и сапфирами. Ларк решила, что камни не могут быть настоящими.

— Настоящие, — заверил Джонни, — поэтому не потеряйте их. Такие сережки продают за бесценок в магазинчике в Берлингтон-Аркейд. Я выбирал там что-нибудь для мамы и не удержался, чтобы купить и их.

— Не могу в это поверить.

— Ну вот, вы видите, я не совсем уж и паршивец.

— Что же, спасибо.

Ларк чувствовала себя неловко.

— Почему вы хотите снимать документальные фильмы? — спросил Джонни, чувствуя ее смущение и меняя тему. — Я бы скорее подумал, что вы хотите стать актрисой. У вас для этого подходящее лицо и другие данные.

— Я не могу играть.

— А кого это волнует?

— Меня волнует.

— Я никогда не понимал стремления снимать документальные фильмы. Я был в самом разгаре съемок великолепной картины об уничтожении амазонских лесов. В ней много документальных материалов, но еще и прекрасный сюжет. Сам я человек художественный. Я схожу с ума от хороших сценариев, ярких образов, красивых пейзажей.

— «Был» в самом разгаре съемок? А что случилось?

— Проклятые продюсеры пошли на попятную, когда я почти уже все отснял. Сказали, что я работаю слишком долго и трачу слишком много денег. Обычный вздор.

Несмотря на свою горечь, Ларк почувствовала к нему жалость.

— Я бы хотела снимать документальные фильмы по хорошим сценариям и с хорошими пейзажами. Особенно мне интересны драмы на документальной основе.

Джонни снова фыркнул.

— Что вы делаете в Лондоне? — спросила она.

— Пытаюсь раскрутить новое дело. У меня есть замечательный замысел новой картины.

— А что такое?

— Вы слышали о фотомодели по имени Мария Бен-тон? Она была известна в восьмидесятых годах. Самая молодая фотомодель, попавшая на первые обложки сразу нескольких журналов мод. Она в один день обрела огромный успех. Потом начали всплывать на поверхность некоторые отвратительные факты из ее жизни. Отчим изнасиловал ее, дружок все время ее бил, муж ее женился на ней из-за денег, а потом бросил. Она начала принимать наркотики, а затем занялась проституцией. История ее жизни месяцами не сходила со страниц всех скандальных газет.

— Что с ней случилось?

— Она была избита до смерти своим бывшим дружком. Предполагают, что муж был в это время дома, но ничего не сделал, чтобы спасти ее.

— Звучит ужасно. Почему вы захотели сделать фильм о ее жизни?

— Это фильм не о ее жизни, картина будет об отношениях героини с тремя мужчинами: отчимом, другом, мужем. Сам сюжет был придуман мною. Просто после чтения заметок о Бентон у меня появилась идея.

— Думаю, фильм был бы сильнее, если его снять как «документальную драму». Людям нравится думать, что они учатся чему-то, когда смотрят телевизор.

— Я думал об этом как о художественном фильме.

— Может быть, в этом и состоит ваша трудность, — ответила Ларк рассеянно. — Сюжет этот будет слишком гнетущим для художественной картины. Но для телевизионного фильма это будет великолепно. Особенно если все представить как эпизод из жизни реальной девушки.

— Возможно, в ваших словах что-то есть. Но я ненавижу телевидение. Все переписывается этими проклятыми комитетами. Потом, если монтаж и не уничтожает замысел, за него это делает реклама.

Ларк стало холодно.

— Мне надо идти домой.

— Вы живете одна?

— Да.

— Почему?

— Мне так нравится.

Он обнял ее одной рукой. Она поспешно отпрянула.

— Что это вы делаете?

Он выглядел смущенным.

— Ну… это ведь канун Рождества. Мы оба одиноки… я просто подумал…

— Забудьте! — отрезала она, поворачиваясь и уходя от него.

Он поспешно догнал ее.

— В чем дело?

Ларк беспокоило то, как она до их пор реагирует на прикосновение мужчины. Она чувствовала в этом что-то уродливое, знаменующее боль. Однако она ответила Джонни:

— Я люблю другого.

— О! — Казалось, он растерялся. — И я тоже. Какая от этого разница?

— Для меня есть разница.

Он пожал плечами и добродушно улыбнулся.

— Хорошо. Давайте поймаем вам такси. Похоже, вы замерзли.

Когда они наконец смогли остановить такси, Ларк смягчилась настолько, что пригласила его воспользоваться той же машиной.

— Итак, не собираетесь ли вы поведать мне великую тайну вашей вины? — спросила она, когда машина отъехала.

— Мне совсем не следовало показывать вам свою руку! — застонал он.

— Итак?

— Все просто: я — пьяница.

Ларк была разочарована.

— Линия на руке говорит, что вина ваша гораздо серьезнее.

Глаза его сузились.

— Разве?

Она отвернулась.

— Может быть, это как-то связано с Эмми?

— Откуда вам известно, что мою жену зовут Эмми?

— Как… Гм, вы сами сказали мне это.

— Я? — Джонни откинулся на спинку сиденья. — Все мы делаем вещи, о которых потом ужасно сожалеем, — медленно проговорил он.

— Расскажите мне, о чем вы сожалеете больше всего?

— Таких случаев было слишком много, и все они равнозначны.

— Должно быть что-то особенное. Я не имею в виду пьянство, азартные игры или то, что вы оказались плохим мужем… Может быть, вы предали кого-то или совершили что-то бесчестное.

— Могло ли быть такое?

— Гм… почему бы нет? Ведь у каждого из нас бывает такое.

— А что было у вас?

Ларк колебалась. Ей не хотелось даже намеком дать Джонни понять, кто она, и все же она просто горела желанием услышать, как он сожалеет о том, что сделал с ней.

— Однажды я подвела одного человека, — медленно произнесла она.

— У меня тоже было нечто подобное, — сказал Джонни так же медленно. — Девочку, которую я знал, обвинили в том, чего она не делала. Я знаю, что она невиновна, но ничего не предпринял, чтобы исправить это.

— Почему?

— Большей частью потому, что я трус.

— Что случилось с девочкой?

— Она исчезла.

— Ее убили?

— Надеюсь, что нет! — Джонни был объят ужасом. — Думаю, она просто сбежала.

— Но ее могли убить! Это звучит так волнующе.

— А вы страшная штучка, а? Боже, меня словно избили. — Он снова закрыл глаза. — Кто тот парень, которого вы любите?

Она не ответила.

Такси остановилось перед ее домом. Ларк смотрела на Джонни и думала, что пройдет по меньшей мере неделя, прежде чем она хотя бы сможет начать потихоньку разбираться в чувствах, которые вызвала у нее эта встреча.

— Вот моя карточка, — сказал Джонни, вытаскивая из кармана визитку и потом забирая ее назад. — Я переехал… забыл, куда… Эта карточка устарела. Если вы позвоните по этому телефону, то попадете на моего брата, а не на меня.

Он начал тщательно вычеркивать телефон.

— Вы продали ваш дом брату?

— Он был единственным известным мне человеком, который был в состоянии позволить себе это. А мне срочно нужны были деньги. Я напишу вам свой гостиничный телефон. Я буду здесь еще пару недель. Может быть, мы сможем встретиться до моего отъезда.

— Может быть.

— Как насчет Нового года?

— На Новый год я занята.

— Хорошо. Спасибо вам за компанию. Возможно, когда-нибудь мы снимем фильм вместе.

— Возможно.

Быстрое пожатие рук, и она вышла из такси.