"Солдаты Афганской войны" - читать интересную книгу автора (Бояркин Сергей)

НОВЫЙ ДЕНЬ

Каждое утро ровно в шесть часов утра дневальный кричит:

— Рота, подъем!.. Выходи строиться!

Все вскакивают с постелей и, еще пребывая в полусне, быстро натягивают штаны и вылетают наружу как будто прокричали: «ПОЖАР!»

В тех, кто замешкался — штаны не может одеть или долго вошкается среди кроватей — уже летят: сначала сапоги, а потом и табуретки — только успевай пригибаться, чтоб невзначай и в тебя не прилетело.

Все взвода устремляются на плац. На всех форма номер два: голый торс, только в брюках и сапогах. На середину плаца перед взводами выходит офицер:

— На ширину вытянутых рук, разойдись!

Начинается муштра под названием «утренняя зарядка». Первые полчаса посвящены самым идиотским и примитивным упражнениям, типа: махи левой ногой к вытянутой правой руке и наоборот, приседания и наклоны в стороны, отжимания на кулаках или кончиках пальцев. После чего следует легкая пробежка вокруг плаца. Повзводно бежит весь полк. Сначала вразнобой, а на второй-третий круг в общем хаосе топанья начинает пробиваться единый ритм. Все под него подстраиваются, и вот уже взвода бегут дружно в ногу, все как один — очень эффектное зрелище. Создается ощущение, будто, содрогая землю, в ногу бежит стадо слонов.

На этом разминка заканчивается. Офицер-физкультурник уходит отдыхать, а взвода, ведомые сержантами, покидают плац и бегут кросс по дороге — километров на пять. Зарядка продолжается.

Уже на первых километрах выявляются слабаки, которые тащатся позади. Сержанты таких подгоняют мощными пинками. Но некоторые так задыхаются, что хоть запинайся — не помогает. Их приходилось тащить за руки другим курсантам. Кроссы мне были по плечу, но я старался затесаться куда-нибудь в середину, чтобы не выделяться. Путь и дистанция кросса были традиционны: надо добежать до небольшого пьедестала, на котором был водружен первый советский десантный танк — за малые размеры его прозвали «мандавошкой» (было довольно удивительно, как в нем мог поместиться экипаж из двух человек) — и потом сворачиваем на спортивный городок. Здесь нас уже поджидают целые ряды спортивных снарядов: турники, брусья и «крокодилы» — горизонтально установленные на высоте двух-трех метров металлические лестницы.

Вот теперь начинается настоящая зарядка! Главная цель этого этапа — измотать солдат полностью с самого утра. Это была пытка физическими нагрузками. Тут не столько качались мышцы, сколько подрывалось здоровье от чрезмерных напряжений. И если до армии я подтягивался почти двадцать раз, то здесь едва мог дотянуть до десяти.

Еще учась в университете, последние полгода, чтобы отлынуть от уроков физподготовки и не бегать на лыжах, я посещал секцию тяжелой атлетики. Тренер, зная, как важно не сорвать мышцы и не навредить здоровью, нас не торопил, а наоборот — следил за тем, чтобы новички увеличивали нагрузки постепенно. Все спортсмены вели индивидуальные тетрадки, где они фиксировали текущие результаты. Каждый, исходя из своего самочувствия, самостоятельно корректировал свою норму. После тренировки обязательно надо было отдохнуть день-два, чтоб восстановиться. И прогресс был налицо: вскоре у меня означились мышцы, и я набрал несколько кило в весе.

Тут, в армии, поскольку взвод — это единое целое, никаких индивидуальных планов быть не могло. По команде все запрыгивают на турники, готовясь выполнить очередное упражнение, да не просто так, а по разделениям. Сержант начинает неторопливый счет:

— Рас! — все подтягиваются так, чтобы подбородок оказался выше перекладины турника.

— Два! — все опустились.

— Рас! — подтянулись.

— Два! — опустились.

На четвертое-пятое подтягивание сил хватает уже не всем. Они дрыгают ногами, отчаянно пытаясь оттолкнуться от воздуха, всячески извиваются, стараясь дотянуться подбородком до перекладины. А те, кто уже подтянулся, не опускаются — ждут, пока подтянутся отстающие. Сержант контролирует это дело. Кто-то уже не выдерживает и падает на землю. Этих дохляков сержант пинками быстренько загоняет назад на турник. А все в это время висят и ждут. Уже отстающим летят угрозы:

— Давай, сука, быстрей! Убью!

Сержант доволен, угрозы — это хорошо. Значит, среди курсантов формируются нормальные армейские отношения.

После подтягиваний следуют подъемы-переворотом, отжимание на брусьях и уголок — доброе упражнение на пресс. Опять же они сопровождаются криками, угрозами, пинками.

Но все в мире кончается — кончается и зарядка. Взвод бежит в расположение части.

Чтобы умыться и почистить зубы всему взводу отводится ровно три минуты. Умывальников на всех не хватало, поэтому толпились по двое, а то и по трое у каждого крана. Естественно, тут было не до размывания: наспех пошоркаешь зубы, оплеснешься холодной водицей и скорей бежишь заправлять постель.

Сначала равняются сами койки. На глазок не доверялись — двое натягивают нитку и по ней койки устанавливаются в линию. Затем быстро-быстро каждый заправляет свою постель. А требования высоки: не допускается никаких вмятин и складок, кроме того, постель должна лежать как ровный брусок — все поверхности только под прямыми углами. Для этого набивали «кантики» — наводили прямые углы на одеялах, выглаживая их одновременно двумя табуретками.

— Выходи строиться!

Начинается утренний осмотр. Сержант смотрит у каждого, чистый ли подшит подворотничок, начищены ли сапоги, ни болтаются ли пуговицы, блестит ли бляха. Иногда исследуется содержимое карманов — проверка на «сифилис» — там не должно быть ничего, кроме курева и документов, удостоверяющих личность — военного и комсомольского билета.

Кокарда на голубом берете курсанта обязательно должна быть ровной. Стоит курку взять пример с самих сержантов, у которых кокарда всегда имеет форму полуокружности, и чуть-чуть выгнуть свою, как сержант надвигает такой берет на глаза и двигает кулаком так, что кокарда из выпуклой становится вогнутой, а на лбу остается ее точная отметина.

Ремень у курсанта должен сидеть высоко и плотно облегать талию, как бы деля его тело на две части. Внешне эта перемычка, наряду с приобретенным здесь трудолюбием, необычайно роднит курсантов с такими божьими тварями, как муравьи и пчелы. Правда, у самих сержантов ремень всегда приспущен, а у дембелей он и вовсе висит, как у ковбоя. Чтобы такого не случилось у нас — курков — проверяющий сержант резко дергает на себя пряжку и начинает ее крутить, скручивая ремень. Если прокрутит оборот — без слов ремень снимаешь и передаешь его сержанту, а сам устанавливаешься в «позу десантника». Тот ожжет им пару раз по заднему месту и возвращает. Теперь курсант будет подтянут как положено — так, что кишки с трудом пропускают пищу.

Болтающиеся пуговицы, а также недостаточно чистые подворотнички просто срываются с кителя. Поэтому, чтобы подворотничок при осмотре был идеально белым, его подшивают по-новой каждый день и непосредственно перед осмотром: первый день — с одной стороны, на второй — подворотничок отпарывается, переворачивается и подшивается с обратной стороны. К третьему дню надо уже успеть простирнуть и погладить запасной подворотничок, который хранится в тумбочке.

Если где-нибудь на форме случается хоть малюсенькая прореха или немного разошелся шов, сержант со словами:

— Ну-ка! Ну-ка! Что это такое? — старается дырочку расковырять, просовывает палец внутрь, загибает его крючком и дергает так, чтобы порвалось как можно больше. Тут же курсант достает иголку с нитками, которые обязательно хранятся под кокардой, и, пока продолжается осмотр, устраняет неполадки.

Все курсанты должны быть чисто побриты. Чистота щек контролируется с помощью «шпильки» — жесткой и плотно сжатой пружинки длиной в мизинец (еще эта пружинка применяется где-то в системе раскрытия запасного парашюта). Увидев, что у курсанта пробивается легкая щетина, сержант снимает с брелка шпильку и задает уже ставшим классическим вопрос:

— Почему п*да под носом? А-а?! — и, не дожидаясь ответа, перегибает пружинку, прикладывает ее к щеке курсанта и отпускает. Пружина плотно сжимается. Результат проверки виден сразу: шпилька падает — все нормально — щетина в пределах нормы, а если держится, то сержант начинает осторожно тянуть шпильку. Курсант от боли подается вперед.

— Стой, сука, смирно! — поднимает кулак сержант — Не дергайся! — и медленно-медленно, чтобы не сорвалось, продолжает тянуть. Проверив таким образом одну щеку, сержант этим же способом принимается исследовать другую.

Закончив утренний осмотр и убедившись, что внешний вид личного состава подобает высокому званию десантника, сержант ведет взвод на завтрак.

Прием пищи, будь то завтрак, обед или ужин, всегда начинается с парада. Все роты выстраиваются на плацу и, после принятия рапортов готовности, подается команда:

— Первая рота прямо, остальные напра-во!.. Шаго-ом марш!

Взвод за взводом, печатая шаг, роты идут под барабанный бой и, стараясь переорать друг друга, поют бодрящие песни о том, что «нам, парашютистам, привольно на небе чистом» и что «для солдата главное — чтобы его далекая любимая ждала». Роты огромными гусеницами-многоножками делают круг по плацу и далее строевым маршем движутся по направлению к столовой. Когда головная часть этой гигантской гусеницы упирается в столовую, дежурный по роте подает рапорт дежурному по столовой, после чего поворачивается и командует:

— Рота! Головные уборы, снять! — столовая считается святым местом. — Слева по одному, бего-ом, марш!

Сотни солдат торопятся к своим местам за длинными столами. Зал наполняется гамом, смешанным со звяканьем мисок и ложек. Но, обступив свой стол, садиться никто не спешит — все ждут, когда подойдет их сержант, усядется и скомандует:

— Отделение, садись! — только теперь дозволено сесть за стол.

— Раздатчик пищи встать! — встает тот, кто сидит посередине слева или справа.

— Раздать пищу! — раздатчик берет разводягу, то есть большую поварешку и из казанка черпает и раскидывает по тарелкам кашу. Первая порция обязательно подается командиру отделения. Нередко сержант на нее даже не смотрит — к этому времени он уже поел: сходил в столовую или в «булдырь» — солдатскую забегаловку. Уставная солдатская пища быстро приедается: щи из кислой капусты, да каша — овсянка, перловка, сечка. Приготовлено все так, что есть это могут только солдаты.

Хоть пищу и раздали, но без команды никто не ест. Отделение ждет, когда первым к еде притронется сержант — раньше не моги! — все культурно воспитаны. Только после того, как сержант попробует первую ложку или глотнет чай, отделение жадно набрасывается на еду. Все быстрее глотают почти не жуя, горячо или невкусно — неважно, времени нет рассусоливать. А сержант спокойно потягивает чай и закусывает белым хлебом с маслом. Когда он посчитает, что время подошло, то подает команду:

— Отделение!

Все! Больше есть нельзя! Не успел донести ложку до рта — теперь уже поздно — ложи ее содержимое обратно в тарелку, а саму ложку клади перед собой на стол. Сержант в эту минуту получает массу удовольствия, поскольку хорошо знает, как каждому сейчас хочется доесть белый хлеб с только что намазанным на него маслом. Но по этой команде ты уже отрезан от него навсегда — теперь он достанется свиньям. Все сидят и ждут. Проходит минута, другая. За соседними столами еще продолжают есть, а мы просто сидим и ждем. Вот уже то тут, то там из-за столов начинают вставать и уходить другие взвода.

— Убрать стол! — нетронутые куски с маслом сыплются в казанки. Туда же счищаются остатки с тарелок и сливается недопитый чай. Двое или трое курков кусками хлеба быстро смахивают со стола всю грязь. Кружки ставятся в ряд.

— Выходи строиться!

Но был среди отведенных для роты столов один особый — «дембельский» стол. За него имели право сесть даже не все сержанты — только деды: Сакенов, Каратеев, рыжий, старшина роты и еще один — всего пять персон. Достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что дембельский стол выгодно отличается от всех остальных: на нем была гора белого хлеба (черного там не было никогда), гора масла — чтоб съесть не смогли, и все что повкуснее: если в меню было мясо, то куски чистого мяса. Чего там не было никогда — так это каши.

Деды ели не спеша. Намазывали на белый хлеб то-олстый слой масла и запивали его чайком. Только сев за стол, уже, бывало, кричали:

— Э-э, желудки! Через пять минут построение! Жрите быстрей!

Сами деды, иной раз, могли вообще не явиться в столовую, нисколько не волнуясь, что останутся без пайка: если среди бела дня дед прилег вздремнуть и проспит часик-другой, то будить его никто не посмеет и обед несут прямо в расположение.

В ротном туалете тоже среди прочих была одна особая кабинка — так называемое «дембельское очко». Даже сержанты других призывов, не говоря уже о нас, простых курках, не осмеливались осквернить ее своим появлением — пользовались ею исключительно деды. Эта кабинка находилась у окна, чтобы лучше проветривалась, и там круглосуточно поддерживалась стерильная чистота.