"Любовный напиток в граненом стакане" - читать интересную книгу автора (Кондрашова Лариса)

Глава седьмая

Хоть и говорят, что беда не приходит одна, редко случается так, чтобы все было плохо.

Виктор Даше денег дал. И больше не вникал в ее траты. Заметил только:

— Кончатся, скажешь, дам еще.

Так получилось, что с устройством салона Даше во многом везло. Она собралась было покупать участок земли в две сотки, как вдруг ей подвернулся небольшой домишко, продававшийся в полтора раза дешевле того участка, что она присмотрела прежде. По крайней мере официальной стоимости земли в этом районе.

Но хозяева то ли не знали этого, то ли торопились «дом с участком три сотки» продать, но назначили цену ниже той, на которую Даша рассчитывала.

Причем знакомый строитель сказал ей, что если домик обложить кирпичом, а изнутри подбить стены гипсокартоном, то он будет иметь вполне приличный вид.

— Для салона? — удивилась Даша.

— И для салона тоже, — почему-то развеселился строитель. — А если укрепить его колоннами, можно сделать этакий мансардный этаж.

Она отложила свою жизнь на потом. С утра до вечера занималась оформлениями и согласованиями, отвозя чиновников из офисов на участок и обратно и платя им за так называемую срочность — в два раза дороже номинала, не считая денег «сверху», в карманы этих самых чиновников.

Оформила покупку. Получила разрешение на строительство.

Потом она созвонилась с парнем из фирмы, поставляющей парикмахерское оборудование и аксессуары, который прежде привозил кое-что для Мадам.

Даше, как постоянному клиенту — когда она успела стать постоянной? — установили льготные условия оплаты. Она могла взять то, что ей нравится. А расплатиться в течение месяца.

Теперь она с утра до вечера пропадала на работе. Хорошо, подключился папа. Раньше он работал в пожарной части, а потом вышел на пенсию и стал работать охранником, сутки через трое. Остальное время он с удовольствием возился с внучкой, водил ее в садик и из садика, а во время его дежурств с Ладой занимались Даша и мама, сменяя друг друга.

Все выглядело невероятно удачным, пока в один прекрасный момент Даша не пришла с работы домой в девять часов вечера, усталая как собака, и не услышала вопрос мужа:

— А что это у нас нечего есть?

— А ты как думал? — равнодушно отозвалась она, вытягивая гудящие от напряжения ноги. — Я не могу разорваться... Разве ты не мог бы сам...

Неужели и в двадцать первом веке, отстраненно размышляла Даша, ничего нельзя придумать, чтобы хоть как-то облегчить будущим предпринимателям оформление бумаг? Странно, что несколько истеричный вопрос мужа остался как бы за скобками этого ее размышления.

— До сих пор мне не приходилось думать о приготовлении еды. — Он посмотрел на жену с неприязнью. — Ты сидела дома и не строила из себя крутую бизнесвумен. А следила за приготовлением обедов, уборкой и прочим.

— То есть делала это сама?

— Я предлагал тебе нанять домработницу.

— Так давай сделаем это сейчас.

— Прямо сию минуту? А ужина я так и не дождусь? Даша с невольным стоном выпрямилась и пошла на кухню, мысленно прикидывая, что можно сделать на скорую руку. Вообще-то Виктор прав, она так увлеклась подготовкой фундамента своей будущей жизни, что почти забыла о настоящей.

Виктор пошел следом за ней.

— Мне это не нравится. И по-моему, нашей дочери тоже. Ты когда в последний раз рассказывала ей сказку?

Оказалось, он даже не знал, что сказки, несмотря на усталость, Даша все равно рассказывает, но отчего-то рассердилась не только на мужа, но и на маленькую дочь.

— Неужели вы не можете пару месяцев потерпеть? — вдруг взорвалась она. — И сказку я тебе еще не одну расскажу, и дочери ужин приготовлю... Или ты не помнишь, как сдавал первый из своих ресторанов? «Подсолнухи», не так ли? Ты вообще почти не бывал дома.

— Что ты сравниваешь! — теперь взорвался муж. — Ресторан... — он до сих пор произносил это слово так благоговейно, будто ресторан был синонимом земного рая, — и какая-то парикмахерская, где нужно всего лишь поставить пару кресел и купить пару ножниц!

В другое время... О, в другое время после этого Даша бы не стала с ним разговаривать: так оскорбительно отзываться о ее профессии! Но сейчас... На нее в момент будто надели звуконепроницаемый колпак. Она видела, как шевелятся губы мужа, как меняется мимика на его лице, а в голове ее звучало: кстати, о креслах. Наверное, лучше купить немецкие. Со всеми необходимыми приспособлениями. Для этого нужно, чтобы Виктор дал еще денег. Почему она все время забывает о том, что он одной ногой в семье, а другой уже шагнул за порог? Он злится на самого себя, потому что никак не может сделать второй шаг, а вымещает злость на Даше.

Вместо того чтобы быть с ним поласковее... Скажи кто-нибудь всего пару месяцев назад, что она будет разыгрывать спектакль перед собственным мужем, изображать покорность, просить прощения — так как позволила вылезти наружу накопившемуся раздражению! — она бы рассмеялась ему в лицо!

— Прости, ради Бога, Витенька, но сегодня строители пришли только во второй половине дня, хотя обещали с утра, и потому я осталась возле них, чтобы к вечеру они все-таки закончили работу... Я так рвалась домой! Полчасика ты обождешь? Я сделаю великолепный ужин...

— Лада опять у дедушки с бабушкой? — спросил он уже помягче.

— Завтра я обязательно ее заберу. Сегодня отец купил для нее качели и пристроил их прямо на двери — столько было радости. Она не хотела уходить. Ну, я и не стала ее забирать домой... Давай ужин при свечах, а? Посмотри пока новости, а я за это время все приготовлю!

Руки Даши делали привычную работу, а голова... голова-то была свободна, и в мозгу продолжала кипеть работа. Нет, не та, что связана с ее нынешней работой, а та, которая касается генеральной чистки в мозгах. Словно кто-то вдруг переключил ее мысли с одного канала на другой, и она стала так же упорно думать о своей семейной жизни, как до того о строительстве салона.

Наверное, Олеся сказала бы, что в голове у Даши материальная суть вступила в борьбу с духовной. Или наоборот, духовная с материальной.

Первые попытки, как раньше, так и теперь, объяснить, почему зашатался ее брак, казавшийся до того таким крепким, оказались тщетными. То есть Даша твердила: разлюбил, да и все. Мол, рано или поздно это происходит со всеми. Но такое объяснение ее в конце концов не удовлетворило. Неужели все без исключения браки заранее обречены на развал? И почему у мужчин путь к завершению отношений происходит быстрее, чем у женщин?

Да и происходит ли у женщин вообще, если мужчина первый делает попытку от жены освободиться? Не обязательно только путем развода. Он может всего лишь отодвинуть ее от себя и жить своей жизнью, сохраняя только видимость брака... Что за ерунда! Получается какой-то научный труд, а не объяснение, которое должно быть простым и понятным...

— С кем это ты борешься?

Муж появился неслышно и этим застал Дашу врасплох. Она, кажется, даже начала жестикулировать, мысленно возражая своему оппоненту, то есть самой себе.

— С дизайнером спорю, — усмехнулась она. И глазом не моргнула, чтобы соврать. Вот так человек изменяется под влиянием обстоятельств. Совсем недавно она говорила Виктору все как на духу. А разве не так нужно вести себя с любимым мужем? — Молодой, к компромиссам не привык, гнет свою линию, как будто на татами со мной борется.

Кстати, а почему вообще она пригласила этого дизайнера? Настырный, амбициозный. И главное, никак не может — или не хочет? — настроиться на ее восприятие.

Почему бы не обратиться к бывшим однокурсникам?

Даша почти не вспоминала о том, что когда она познакомилась с Виктором, то училась в университете на художественно-прикладном факультете. Она ушла из университета со второго курса, так и не получив высшего образования.

— А ты привыкла к компромиссам?

— Я привыкла, — сказала Даша как само собой разумеющееся. И тут же перевела разговор: — На запах пришел?

— На запах, — согласился муж, несколько сбитый с толку ее прямотой. — На кухне поедим?

— Давай на кухне, — согласилась она, с изумлением наблюдая, как ее муж ставит тарелки, достает что-то из холодильника и даже режет хлеб, в то время как она зажигает в канделябре свечи.

Только что он намеревался с ней ссориться — она ясно видела, как лезет из него агрессия. А теперь он делает то, чего прежде никогда не делал, объявляя жене не раз и не два, что все это — не мужское дело.

Опять между ними — скорее всего ненадолго, под влиянием сиюминутного настроения — возникло то чувство тепла и понимания, на котором до сих пор держался их брак. Значит, не до конца ушло то, что их связывало. В чем Даша все-таки ошиблась?

— Ты не замечала, — сказал Виктор, — когда смотришь на свечу, из души уходит что-то темное, мрачное и как будто замещается этим мягким теплым светом.

— Хочешь сказать, у тебя в душе есть что-то темное? — пошутила она.

— Есть, — неожиданно признался он, — в последнее время появилось. Как бы вползло. Может, часть света в душе отнимает приобретаемая мной собственность? Что-то, помнится, читал, будто богатому труднее попасть в рай, чем верблюду влезть в игольное ушко. Значит, чтобы почувствовать прежнюю беззаботность и легкость, надо от всего избавиться? Кто ж на такое согласится? Иными словами, за все хорошее приходится расплачиваться.

— Что случилось? — опять шутливо удивилась Даша. — Ты стал философом.

— Ты хотела продолжать учебу в университете, — некстати вспомнил он. — Наверное, зря я воспротивился. Знаешь, почему? Подумал, будешь ходить на занятия, познакомишься с каким-нибудь умным мужчиной, сравнение с которым будет не в мою пользу...

— А почему ты прежде мне никогда этого не говорил?

— Я тебе многого не говорил, — сразу замкнулся он, и Даша больше не стала его ни о чем спрашивать. Она всегда чувствовала, когда надо прекращать расспросы и немного помолчать.

— Не возражаешь, если я включу музыку?

— Не возражаю, — пожал он плечами, уже сидя за столом, уставившись в одну точку и пробуя пальцем острия вилки, точно собирался вонзить ее в Дашу.

Что-то его гнетет, подумала Даша, может, не стоило и затевать этот ужин при свечах и негромкую музыку. Просто взяли поужинали и сели возле телевизора. А то еще и каждый возле своего. Хорошо, телевизоров у них в доме три, по одному на члена семьи.

Но потом она подумала, что, возможно, таких вечеров у них осталось совсем немного и лучше пользоваться моментом, когда им обоим еще хочется просто поужинать при свечах в обществе друг друга.

— Скажи, Витя, у тебя есть представление о том, какой должна быть идеальная семья?

— Не понял, — опять насторожился он, хотя Даша ничего особенного не сказала, просто попыталась направить разговор в нужное ей русло.

Может, он как раз предложит недостающее звено в Дашиных рассуждениях о том, почему разваливалась их такая благополучная прежде семья? Она ведь хотела услышать всего лишь его мнение о семьях вообще, а вовсе не о конкретной семье.

— Например, какое-то время я считал, что у нас с тобой идеальная семья, — вдруг сказал Виктор.

Даша обомлела. Она ничего не понимала. Но потом будто очнулась.

— А потом что-то случилось, и ты прозрел? — подсказала она.

— Да. А потом мне объяснили: в нашей паре любит только один человек — я. Другой лишь позволяет себя любить, эгоистичен и думает только о себе.

То самое темное, о чем недавно говорил сам Виктор, бросилось Даше в голову. Ей захотелось схватить что-нибудь тяжелое и изо всей силы опустить на голову любимого мужа.

Нет, пока она сама копалась в причинах их отдаления друг от друга, было одно. Даша старалась быть максимально честной сама с собой. Но когда ее напрямую обвиняли в том, в чем она не считала себя виноватой...

Она эгоистична? А в чем это выражалось? По крайней мере прежде. В том, что она чуть ли не на задних лапках плясала перед ним, своим мужем, что просто наизнанку выворачивалась, обихаживая дом и его, Виктора.

Разве не с ней он привык носить не только белые рубашки, но и белые брюки, белые носки?.. А ведь поначалу у них не было стиральной машины-автомата, и она стирала руками, чуть ли не до водянок, только бы любимый муж ходил как денди.

Странно Виктор ведет себя сегодня. Обычно он приходит домой, переодевается в домашнее, а сегодня... Как будто он пришел не в свою квартиру, а к Даше в гости. Сидит в костюме и белой рубашке, даже галстук нервно поправил. Может, приготовился к серьезному разговору?

Даша посмотрела мужу в глаза. В надежде увидеть в них не то, что видела в последнее время — вежливую отстраненную холодность, а прежнее выражение влюбленности, которое сопровождало первые годы их семейной жизни.

Чувство глубокого горя, которое появилось в ее душе и с каждым днем будто разрасталось, заполняя собой весь Дашин мир, опять дало о себе знать. Что же делать, Господи, что делать?!

Она запретила себе об этом думать. Все последние дни она держала себя за горло мертвой хваткой: никаких слез, никакой слабости! Она выстоит, продержится. Никто ее не сломает и ничто!

Даша достала вилки — думала, что забыла их положить на стол, а оказалось, что Виктор это уже сделал, — и посмотрела на мужа. Он невидящим взглядом смотрел на горящую свечу.

Подвинув стул, Даша тоже села и стала смотреть.

Вот так они оба смотрели на пламя свечи, а потом стали смотреть друг другу в глаза, и... Даша не верила себе, но то, что она увидела, никак нельзя было объяснить. Так иной раз бывает в мультиках: затуманенное окно или зеркало герой или героиня протирает рукой, и там, за туманом, встает ясный чистый облик... Сначала Витя поднял голову и неуверенно улыбнулся, еще раз взглянул в ее глаза и встрепенулся, как воробей, купающийся в луже.

— Боже, что это было?

— В каком смысле? — удивилась Даша.

— Знаешь, я услышал явственный хлопок и будто только что проснулся... Нет, как будто я спал с открытыми глазами и уши мои не воспринимали звуки извне. А потом из ушей словно вынули пробки, и я стал слышать. И все ощущать...

— Может, ты на минутку задремал? Говорят, так бывает при сильной усталости.

— Наверное... — неуверенно проговорил он. — Я тебя ничем не обидел?

— А должен был? — улыбнулась она как ни в чем не бывало. Даша и сама не знала, почему разговаривает с Виктором как с тяжелобольным, очнувшимся после длительной комы.

— Я проснулся, или пришел в себя, как бы с чувством вины. Перед тобой. Неужели мне приснился кошмар? — Он с силой потер лоб. — Но ведь такого быть не могло. С чего бы видеть сны, сидя за столом?

— Ты хорошо воспитан для того, чтобы обидеть меня без причины, — ровно проговорила Даша.

На самом деле внутри ее бушевал огонь. Она не верила. Ни тому, что случилось на ее глазах, ни тому, что говорил ей Виктор. Она не верила в мистику. Ходила в церковь, да. Венчалась, да. Церковь — это мощь. Только в России христианству тысяча лет, а на самом деле куда больше... Но и церковь бы отвергла такое. Если это, конечно, не помрачение рассудка. Иными словами, работа для психиатра.

Что же это, муж пытался убедить Дашу в том, что собирался оставить ее и завел себе другую женщину под воздействием чьей-то злой воли? Кто в это поверит!

Впрочем, Даша тут же спохватилась: зачем же портить вечер, который так хорошо начинался? Свечи. Интим. Она приготовила вкусный ужин. Вон с каким аппетитом поедает его муж, хотя только что лишь рассеянно ковырял вилкой.

— Да, — некоторое время спустя оживленно заговорил он, — я говорил тебе, что купил две путевки, чтобы поехать на Мальдивы?

— Говорил, — с каменными скулами ответила Даша; она впервые слышала о каких-то Мальдивах!

— И ты что мне ответила? — весело спросил Виктор, но потом в его взгляде мелькнула растерянность. Он протянул руку к внутреннему карману пиджака и отдернул ее, точно обжегшись.

— Согласилась, — с кривой улыбкой продолжала спектакль Даша, с усмешкой следя, как ее муж вертится, будто угорь на сковородке. — Но сами путевки еще не видела. Ты мне их не покажешь?

Она протянула руку. Посмотрела, как он лезет во внутренний карман, и чуть не закричала: «Что ты делаешь?! Не давай мне никаких путевок!»

В здравом уме он так бы и поступил, но сейчас с Виктором творилось что-то странное. Он действовал как... зомби! Это было так не похоже на него, так противоестественно, что, не будь Даша зла на мужа, она бы вела себя по-другому. Решила бы, что он болен. Или таки поверила в этот чертов приворот и отвела бы его в церковь, но раздражение пересилило.

Виктор немного помедлил и, достав из внутреннего кармана пиджака бумаги, подал ей.

На одной путевке было написано его имя, а на другой стояло: Годиева Светлана Алексеевна.