"Девочка и сигарета" - читать интересную книгу автора (Дютёртр Бенуа)

VIII

Вице-президент Табачной компании лично спустился принять прибывшего на лимузине гостя. Хотя он и подготовился к встрече, но все же был немало удивлен самообладанием бывшего заключенного. Зеленоглазый верзила безмятежно пожал ему руку, окинул взглядом небоскреб и покачал головой: — Круто!

Джонсон сменил ярко-оранжевый тюремный комбинезон на спортивный костюм от Гуччи и кроссовки Nike на тройной подошве. О криминальном прошлом напоминала только массивная золотая цепь на шее.

Невозмутимый Дезире отрешенно улыбался и покачивал головой. Вице-президент был в восторге. Подумать только, за этим простодушием скрывается недюжинный ум, как доказала история с сигаретой! Именно так представила пресса поведение бывшего заключенного, на пороге смерти вступившего в борьбу за жизнь и справедливость. За несколько недель он стал самым популярным человеком в стране, лидером кампании за отмену смертной казни, за права курильщиков, за счастье детей, за спасение цветов. Хотя до официального пересмотра дела обвинение с него еще не было снято, никто больше не считал его убийцей. Сам вице-президент Табачной компании решил, что финансирование нового процесса будет выгодно предприятию.

Поэтому появление из другой дверцы лимузина бледной и слегка помятой Марен Патаки стало для него неприятной неожиданностью. Адвокатесса намертво прилипла к своему клиенту. Со дня условного освобождения она не отходила от Дезире ни на шаг. Подготовкой к пересмотру дела она почти не занималась, для нее было гораздо важнее не выпустить из рук выгодного клиента. Противопоставить проискам Табачной компании она могла только особые отношения с Дезире. Каждому должно было быть понятно: бесполезно обращаться к подследственному, минуя его адвоката. Марен вовсю использовала слабохарактерность Джонсона, который никогда ни на чем не настаивал и ограничивался лишь чисто символическими жестами; например, проходя мимо телевизионщиков, победно вскидывал руку со сложенными буквой «V» пальцами. Дезире привык, что странная женщина все время путается у него под ногами (она даже ночевала в гостиной его номера в «Four Seasons», оплаченного Табачной компанией). Но Марен Патаки не хотела оставаться просто адвокатом. Она стремилась к роли пресс-атташе, личного секретаря, гувернантки и согласна была выполнять любые услуги, лишь бы не упустить курицу, несущую золотые яйца.

Поднимаясь в лифте на пятнадцатый этаж, Дезире широко улыбнулся и повторил:

— Круто тут у вас!

— Благодарю, мы действительно… неплохо устроились. Здание построено в девятьсот двадцать седьмом году.

— А травки у вас не найдется?

Президент с ухмылкой пробормотал:

— Боюсь, что диверсификационная стратегия нашей компании пока не предусматривает производства такого рода продукции.

Джонсон уставился на собеседника. Всякому, кто не знал, что Дезире был гениальным стратегом, его блаженная физиономия могла бы показаться глупой. Марен всепонимающе улыбнулась:

— Он как дитя! Похож на моего двенадцатилетнего сына. Не думайте, что он вас провоцирует, он так шутит.

Они вошли в тот самый зал заседаний, где впервые принимали Марен. Дав Дезире полюбоваться раскинувшимся у его ног городом, они уселись в уголке и стали беседовать о новой жизни бывшего заключенного и о грядущем судебном процессе.

Вице-президент откашлялся и выдвинул свое предложение:

— Мы разработали медиапроект, посвященный вашему освобождению. Вы будете выступать на ведущих телеканалах. Возможно, вам придется встречаться с нашими пресс-атташе.

Не дав Дезире и слова вставить, Марен Патаки потребовала:

— Подготовьте подробную программу мероприятий. Я всем займусь.

Президент вопросительно взглянул на Джонсона. Тот с блаженной улыбкой подтвердил:

— Она всем займется.

Бывший смертник вытащил из кармана пачку сигарет и уже собирался закурить, когда раздался робкий голос:

— Прошу прощения, это помещение для некурящих.

Вице-президент просто сослался на внутренний распорядок компании. И вдруг смутился, ибо осознал, что повторяется сцена несостоявшейся казни! По отношению к гостю это было бестактно, но Джонсон не рассердился, а только ошеломленно переспросил:

— На табачной фабрике нельзя курить?

— Прошу прощения, таков закон об охране труда. В общественных местах курить запрещено. Наши работники неукоснительно исполняют это требование. И должен признаться, лично я… не выношу табачного дыма. — (Эти слова сопроводило легкое покашливание.) — Но здесь предусмотрены специальные комнаты для курения: в конце зала за застекленной дверью.

Непоколебимо миролюбивый Дезире вялой походкой прошел в курилку. Вице-президент воспользовался его отсутствием, чтобы прощупать адвокатессу.

— Вы не находите, что в перспективе нового судебного процесса разумнее было бы обратиться к услугам профессионалов?

Марен ожидала этого вопроса. Он был прелюдией ее изгнания. Она заметила, однако, что, ввиду ее влияния на клиента, собеседник соблюдает осторожность. Сдаваться было нельзя.

— Благодарю вас за ваше внимательное отношение, но Дезире настаивает, чтобы именно я всем занималась. Я сама доведу сражение до победного конца. И надеюсь, с вашей помощью, не так ли?

— Но вы же только выиграете, если…

— Я независима и не прочь побороться.

Вице-президент понимающе кивнул и попробовал зайти с другой стороны:

— Но вам, наверное, непросто одной, без помощи секретарей, совмещать ведение других дел с процессом Дезире? Не пострадают ли остальные ваши клиенты?

Марен захотелось показать, что она полностью контролирует ситуацию:

— Именно поэтому я отказываюсь от мелких дел… Кстати, вы получили мое электронное письмо касательно несчастного, обвиненного в преступлении против детства, хотя он только курил в туалете Административного центра?

— Откровенно говоря, нас это не заинтересовало. Виновен он или нет, преступление против детства отвратительно, нам бы не хотелось впутываться в это дело.

Тут из курилки вернулся Дезире и безапелляционно заявил:

— Детей обижать нельзя, вы правы. Нельзя обижать жизнь!

Великолепный девиз для народного героя и духовного наставника! Вице-президент улыбнулся. Вот таким верзила Дезире ему нравился! В порыве энтузиазма табачник спросил:

— Скажите, дорогой… друг, помимо телепрограмм и пересмотра дела, не хотите ли вы еще в чем-нибудь поучаствовать?

Джонсон с хулиганской самоуверенностью развалился в кресле и вежливо поинтересовался:

— Могу я пропустить стаканчик? Виски или еще что-нибудь?

— Разумеется, я распоряжусь…

Как только выпивка была заказана, верзила неожиданно посерьезнел и сказал:

— Сегодня есть только одна важная кампания, и, откровенно говоря, мне там делать нечего. Я имею в виду заложников Martyre Academy.

— Естественно! — хором воскликнули его собеседники.

Вице-президент покачал головой, словно отвергая саму возможность обсуждения, но все-таки спросил:

— Вы считаете, что можете что-либо сделать для несчастных?

— Не знаю. Знаю, что нужно бороться. Пятое мая все перевернуло, и сидеть сложа руки невозможно…

— Он прав, после пятого мая жить, как прежде, невозможно, — поспешила подхватить адвокатесса.

*

Среда пятого мая обещала стать днем тусклым, когда кажется, что в мире ничего важного не происходит и сама Земля сонно замедляет свое вращение. Новость об условном освобождении Дезире Джонсона несколько растормошила читателей, но как только смерть перестала угрожать заключенному, свежие газеты начали расходиться гораздо медленнее. Лишь немногие прочли лаконичное коммюнике одного пресс-агентства. Эти несколько неприметных строчек скоро станут сенсацией и сделают пятое мая трагической датой.

«Террористическая группировка „Совесть Джона Уэйна“ взяла на себя ответственность за удержание шестерых заложников на Ближнем Востоке. Группа военных и гражданских лиц пропала несколько дней назад на дороге, ведущей в Дамаск. Неизвестный передал через один из исламских телеканалов сообщение: угрожая смертью заложников, он потребовал выкуп в размере пятисот миллионов долларов. Деньги предназначены для развития и совершенствования террористических методов».

Поначалу никто не воспринял это известие всерьез, но, к несчастью, оно оказалось чистой правдой. Вот уже два года в регионе множились вооруженные группировки сомнительной репутации. Это были не религиозные экстремисты, а бандиты, выдвигающие абсурдные и противоречивые требования. После заявления правительств заинтересованных стран о недопустимости уступок шантажистам, дело, казалось, было окончено. Но вечером десятого мая тот же исламский телеканал продемонстрировал новую видеозапись, запечатлевшую обезумевших от страха заложников. Их окружали вооруженные пистолетами и саблями террористы в масках и ковбойских шляпах. Главарь коммандос выступил вперед и на ломаном английском зачитал краткое безжалостное заявление:

«В ответ на позорные действия террористов-любителей, убийц без стыда и совести, мы заявляем, что взятие заложников — искусство. С верой в будущее нашего дела и в память о Джоне Уэйне я объявляю об открытии Martyre Academy».

При последних словах его соратники победно вскинули над головами пленников кольты и сабли, скандируя: Martyre Academy! Martyre Academy!

Затем последовало изложение условий убийственного проекта:

«В течение полугода под бдительным оком наших камер заложники будут соревноваться в умении петь и танцевать, а также демонстрировать иные таланты. Программа будет транслироваться по Интернету, и зрители всего мира смогут голосовать за понравившихся конкурсантов. В конце каждого месяца игрок, набравший наименьшее количество голосов, будет казнен, если нечестивое правительство его родины не заплатит за него выкуп».

Террорист обернулся к скрючившимся на полу четверым мужчинам и двум женщинам и приободрил их, словно преподаватель перед началом практических занятий:

«Дамы и господа, мы докажем вам, что терроризм есть искусство; а вам предстоит доказать, что каждый заложник имеет шанс спастись при умении бороться. Соревнования начнутся завтра. Подготовьтесь хорошенько, постарайтесь сосредоточиться. Ваша жизнь в ваших руках. Да победит лучший!»

Легко представить, какой ужас посеяла эта новость в демократических странах. Правительства единодушно выразили возмущение циничной игрой невинными жизнями. Выказав весь свой гнев, они заявили, что будет предпринято все возможное для уничтожения террористической группировки и спасения жизни заложников. Высказалась и дочь Джона Уэйна. Она заявила, что не видит никакой связи между знаменитым ковбоем и гнусным спектаклем. Программный директор канала реалити-шоу выдвинул обвинения в контрафакте и незаконном присвоении авторских прав. Юные участники Star Academy во главе с Бритни, победительницей прошлогоднего конкурса, также приняли участие в акции протеста. Взявшись за руки, они спели песнь любви, посвященную заложникам.

Согласно официальным заявлениям, показ роликов Martyre Academy в Интернете должен был быть запрещен. Но быстро выяснилось, что помешать трансляции невозможно. За все время своего существования всемирная паутина благополучно пережила смену множества политических режимов и стала совершенно анархичной. Web превратился в сложнейшее переплетение сайтов. Даже самые дотошные специалисты не смогли блокировать файл с постоянно модифицируемыми параметрами, и первая серия Martyre Academy беспрепятственно вышла в Сеть. Моральные устои крупных телекомпаний тоже быстро рухнули под напором «Audimat». С согласия властей они решились транслировать трагический конкурс в информационных целях. Самые тягостные сцены подверглись цензуре. Полная версия была доступна только пользователям Интернета.

Первым испытанием для участников страшного соревнования стал конкурс караоке. Каждый кандидат выбирал песню из предоставленного террористами списка. В основном это были американские шлягеры. Затем нужно было исполнить песню перед камерой. В глубине импровизированной сцены виднелся звездный флаг военизированного ополчения. Прожектор освещал подиум, а вооруженные коммандос изображали публику. На сцену вышла первая заложница-конкурсант — корейская медсестра, прибывшая на Ближний Восток с гуманитарной миссией. Она не знала ни одной песни из списка, кроме весьма соответствующей ситуации «I Will Survive». Из-за акцента слова разобрать было трудно, но бедняжка очень старалась и даже покачивала бедрами в такт музыке. В середине песни, не совладав со страхом, она разрыдалась и под свист ковбоев покинула сцену.

Несмотря на недостаток технических средств, иллюзия телешоу была полностью соблюдена. После выступления заложники давали интервью в затемненном помещении. Каждый произносил несколько слов срывающимся от страха голосом. Роль репортеров играли сами террористы: иногда можно было разглядеть рукав полевой формы и руку в перчатке, державшую микрофон.

Следующий кандидат, немецкий журналист, выказал гораздо больше самообладания. Звучным голосом он спел «Love Me Tender», а затем торжественно обратился к телезрителям с просьбой голосовать за него во имя свободы прессы. Самым жалким было, несомненно, выступление заведующего отделом гипермаркета под Торонто. Пятидесятитрехлетний разведенный канадец задумал сколотить состояние, открыв винный магазин в воюющей стране. Сначала дурня захватила группа исламистов, а потом на автомат Калашникова обменяла «Совесть Джона Уэйна». Петь он был решительно не способен, серьезность своего положения не осознавал, а беспокоился только о кредитных выплатах за дом и здоровье своей собаки. К концу первой недели соревнований вперед вырвались два кандидата: семнадцатилетний Кевин, который наизусть знал все песни и с неподдельным удовольствием изображал из себя звезду эстрады, и Франсуаза, христианская миссионерка шестидесяти пяти лет, которая напевала детские считалки, чем тронула зрителей до слез. В интервью она сказала, что в силу своего почтенного возраста должна умереть первой.

После каждой трансляции телеведущие убеждали зрителей не поддаваться на гнусный шантаж и не принимать участия в голосовании. Радио и газеты тоже объявили голосование подлостью. Напряжение усилилось, когда террористы обнародовали результаты конкурса караоке. Шеф коммандос появился на экране в неизменной ковбойской шляпе и в обнимку с победителем — поваром из Кувейта. Победу ему принесло натуралистическое исполнение «Sex Machine». Проигравшая в первом туре корейская медсестра стояла на коленях с низко опущенной в знак смирения головой.

Исследования выявили, что зрители западных и азиатских стран последовали правительственным рекомендациям и не голосовали. Интернетпользователи арабских стран, напротив, устремились к своим компьютерам, дабы поддержать единоверца. Большего и не надо было, чтобы подхлестнуть общественное мнение на Западе. Телезрители в едином порыве солидарности стали массово болеть за своих соотечественников, как на Олимпийских играх.

Каждый тур длился один месяц и состоял из четырех конкурсов. До первой казни оставалось три недели. Позволить кувейтцу победить на телебойне означало предать принципы демократии. Сигнал к сопротивлению подал Дезире Джонсон. В одной из телепередач, посвященных его освобождению, дети преподнесли бывшему смертнику букет фиалок — как напоминание о цветах, которые он собирал, прежде чем выкурить свою последнюю сигарету. Стоя на съемочной площадке в окружении детей, Дезире призвал голосовать за пленников Martyre Academy:

«Дорогие телезрители, вы знаете, как я ценю жизнь. Я вышел из тюрьмы благодаря вашей поддержке. Сегодня в поддержке нуждаются заложники, сегодня им грозит смерть. Голосуйте за кого хотите, но голосуйте. Даже если шансы вашего избранника невелики, ваш голос станет вашим личным вкладом в спасение человеческой жизни».

Этот призыв положил конец сомнениям. Со второй недели соревнований граждане принялись открыто следить за трансляцией соревнований в Интернете и голосовать за того или иного кандидата. Участники Star Academy официально приняли сторону Кевина. «Он не лучше других, но он моложе. Перед ним вся жизнь, и он имеет право прожить ее». Ассоциация пенсионеров выставила требование освободить Франсуазу, «ибо она старше всех, ее бескорыстие потрясло весь мир, и современное общество не может потерять такого достойного гражданина».

Третью неделю открыла викторина по общекультурным вопросам. К этому времени несчастные заложники успели стать звездами в свободном мире. О них кричали по радио и на телевидении, о них писали газеты и журналы, их фотографии мелькали в рубриках «People» глянцевых изданий. Martyre Academy стала бы самой популярной телеигрой, если бы на четвертой неделе мир не узнал, что только чудо может спасти одного из игроков от скорой казни.