Глава 3.«ТИТАНИК» ВЫХОДИТ В МОРЕ

Утром в среду 10 апреля 1912 года к двенадцатой платформе самого большого лондонского вокзала Ватерлоо был подан специальный состав компании «Уайт стар лайн». Всякий раз, когда из порта Саутгемптон на линию, связывавшую Европу с Северной Америкой, выходил какой-нибудь крупный пароход компании, этот поезд, состоявший только из вагонов первого класса, ждал пассажиров, проводивших последнюю ночь в Лондоне.

Стрелки больших вокзальных часов показывали половину девятого. На перроне у вагонов собрались люди, которые на сей раз для путешествия через океан избрали гордость компании «Уайт стар лайн» — новый, огромный, сверкающий «Титаник», отправлявшийся в свое первое плавание. Они беседовали с друзьями и родственниками, пришедшими их проводить. На платформе часто слышался американизированный английский язык — верный признак того, что в первом рейсе нового судна примут участие и американцы, в том числе представители знаменитых фамилий высшего общества.

Внимание привлекала высокая фигура Джона Джейкоба Астора, одного из самых богатых людей в мире, чей капитал оценивался в 150 миллионов долларов, или примерно в 30 миллионов английских фунтов. Вспомним, что строительство «Титаника» обошлось почти в полтора миллиона фунтов. Прадед Астора, выходец из Германии, нажил значительное состояние на торговле мехами и большую его часть вложил в приобретение земельных участков в Нью-Йорке. С ростом американской столицы цены на участки Астора резко выросли. И теперь все это принадлежало сорокасемилетнему Джону Джейкобу. Современники отзывались о нем несколько пренебрежительно, поскольку огромное состояние свалилось на него с неба без малейших усилий с его стороны. Он считался блестящим образцом бездельника, отличавшегося к тому же экстравагантными прихотями. Достаточно вспомнить о восемнадцати автомобилях в гаражах его просторного родового поместья. Год назад Астор нарушил все приличия. Он развелся и женился вновь на восемнадцатилетней девушке, которая была моложе его сына от первого брака. Молодожены решили провести зиму в заморских странах, пока не уляжется скандал, и теперь, через несколько месяцев, возвращались в Америку.

Еще одним человеком, ожидавшим отхода поезда в Саутгемптон, был Бенджамин Гуггенхейм, представитель клана американских мультимиллионеров, владевших обширной империей шахт и металлургических заводов. В другой группе пассажиров вместе со своей женой находился Исидор Страус, предприниматель и банкир. Невдалеке оживленно беседовал Джордж Уайднер, наследник и правая рука самого крупного американского трамвайного магната и самого богатого человека в Филадельфии. Вместе с женой и сыном Гарри, коллекционером редких изданий, он возвращался после отдыха на Ривьере. Готовились сесть в поезд и два офицера: майор Арчибальд Батт, адъютант президента Тафта, и полковник Арчибальд Грейси, богач, последние годы трудившийся над книгой об американской Гражданской войне. Среди пассажиров были известный театральный деятель с Бродвея Генри Буркхардт Харрис и издательский магнат Генри Слипер Харпер.

Все они представляли сливки общества уходящего «золотого века» американского капитализма, как определил это время Марк Твен. Для Асторов и Гуггенхеймов, равно как для Морганов, Карнеги, Вандербилдтов и многих других, не существовало ничего недоступного или слишком дорогого. Они были убеждены, что мир принадлежит им. Они жили в самых дорогих отелях, путешествовали в салон-вагонах, их роскошные яхты швартовались во всех портах мира, а для их прогулок через океан строились плавучие дворцы, вроде того, к которому с вокзала Ватерлоо вот-вот отойдет специальный поезд.

Без четверти десять раздался последний гудок паровоза, и поезд тронулся. Примерно через полтора часа он уже въезжал на территорию саутгемптонского порта. Колеса громыхали на стыках, поезд, как змея, полз вдоль набережной к длинному молу, прямо к недавно расширенному Океанскому доку, отведенному двум новым судам компании «Уайт стар лайн». Там он остановился. В порту над складами и зданиями судоходных и портовых офисов во всем своем могучем величии возвышался «Титаник». Из трех его труб, украшенных поверху широкими черными полосами, означавшими принадлежность судоходной компании «Уайт стар лайн», поднимались клубы серого дыма. На главной мачте развевался треугольный красный флаг компании с белой пятиконечной звездой, на верхнем рее — «Голубой Петр» — голубой флаг с белым квадратом посередине, означавший, что судно готово к выходу в море. На второй мачте реял флаг Соединенных Штатов — конечной цели первого плавания, а на корме — флаг британского торгового флота.

Всю первую половину дня к набережной стекались толпы людей и по широким сходням поднимались на палубы «Титаника». Прошли несколько сот членов команды, включая кочегаров, стюардов, офицеров, механиков, смазчиков, и сотни пассажиров со знакомыми и родственниками, решившими воспользоваться случаем, чтобы осмотреть огромное судно. Гостиницы Саутгемптона со вторника на среду были переполнены, но после завтрака их номера, холлы и рестораны опустели. Все отправились к Океанскому доку. В отеле «Саут-Уэстерн», который находился неподалеку от набережной и из окон которого были видны трубы и мачты «Титаника», провели ночь Томас Эндрюс, исполнительный директор верфи «Харленд энд Волфф», и Брюс Исмей, генеральный директор компании «Уайт стар лайн». Оба покинули отель очень рано, поскольку тоже должны были принять участие в первом рейсе судна, в строительство которого они вложили столько сил, судна, ставшего гордостью как верфи, так и судоходной компании. Вместе с Томасом Эндрюсом поднялись на борт и восемь специалистов верфи: если во время рейса обнаружатся какие-либо неполадки, им предстояло их устранить.

Время до отплытия пассажиры и провожающие использовали для осмотра этого чуда кораблестроения. И «Титаник» не переставал удивлять и вызывать восхищение. Уже при первом взгляде на его громаду у пассажиров перехватывало дыхание, особенно у тех, кто прибыл из сельских местностей и небольших городков Европы. А сейчас каждый из них держал в руках билет III класса на самое большое судно в мире! Они не могли скрыть изумления и восхищения, а подчас и благоговейного страха: верхняя палуба «Титаника» располагалась на высоте 23 метров над поверхностью воды, а над ней на высоту еще 21 метра поднимались четыре огромные трубы.

Пассажирам III класса предстояло пройти на палубе осмотр судового врача. Это предписывалось строгими американскими иммиграционными правилами. Прежде всего врач искал возможные признаки трахомы. Если он обнаруживал эту опасную инфекционную болезнь, то тут же отправлял пассажира обратно на берег. Тех, кто успешно прошел осмотр, стюарды провожали в каюты. На билетах были указаны номера кают и коек, поэтому вся процедура проходила без осложнений. Условия III класса на «Титанике» даже нельзя было сравнить с теми, в каких пассажиры этого класса переплывали океан еще в недавнем прошлом. Все жилые помещения хорошо проветривались, отапливались и освещались электрическим светом. В III классе имелись свой курительный салон, места для отдыха, просторный ресторан и прогулочная палуба со столиками и стульями, где можно было проводить время в любую погоду. Пища была простой, но качественной, и многие неимущие люди, отправившиеся на этом огромном лайнере на поиски новой родины, уже через день признавались, что такого обилия еды у них не было никогда в жизни. При этом цена билета III класса была вполне приемлемой — он стоил всего несколько фунтов. Разумеется, компания «Уайт стар лайн» все просчитала очень точно. Любой пассажир III класса своим присутствием способствовал получению прибыли, поскольку ни одна пароходная компания не могла существовать лишь благодаря перевозке миллионеров. И даже такой морской колосс, каким был «Титаник», не смог бы стать рентабельным без нескольких сотен пассажиров III класса.

Пока мощные башенные краны переносили с пристани на судно багаж и массу всевозможных грузов, на палубах, трапах и в коридорах царило приподнятое оживление. Пассажиры и гости, пройдя по шлюпочной палубе вокруг площадки для игры в гольф, осматривали гимнастический зал, где инструктор предлагал им опробовать «коня» или «верблюда», которые после подключения к электрической сети хорошенько растрясали каждого смельчака. Прохаживаясь мимо белых свежеокрашенных спасательных шлюпок, подвешенных на шлюпбалках, многие, глядя на них, улыбались, считая их совершенно лишними. Мысль о катастрофе и возможности того, что подобное судно может затонуть, казалась абсурдной.

Уместно заметить, что, хотя уверенность в безопасности «Титаника» была почти абсолютной, скептики все же находились. Капитан сэр Джеймс Биссет в своей книге, опубликованной в начале 50-х годов, вспоминает о разговоре, который он услышал в одной ливерпульской портовой пивной. Двое моряков беседовали о «Титанике» незадолго до его выхода в море:

Первый. Это будет плавучий дворец.

Второй. Ты хочешь сказать, плавучий пансион. Нечто, что вообще не должно выходить в море.

Первый. Но ведь какая была возможность заработать! Пока его строили, два года тысячи людей имели работу.

Второй. Это было в Белфасте, а не здесь. Выброшенные деньги.

Первый. А скольким людям оно даст работу теперь! На нем команда в тысячу человек — матросы, кочегары, грузчики, стюарды.

Второй. Лучше бы они остались на берегу. Судно слишком большое, может на что-нибудь налететь.

Первый. Оно непотопляемо.

Второй. Дожидайся! Непотопляемых судов не бывает!

Однако скептицизм старого морского волка из Ливерпуля вряд ли охладил бы восторг тысяч посетителей, которые утром 10 апреля прохаживались по палубам «Титаника». По широкой лестнице они спускались в помещения I класса, попадая со шлюпочной палубы внутрь судна. В верхней части лестницы в стену, отделанную ореховым деревом, были встроены большие часы с бронзовыми фигурами Чести и Славы, венчающими Время. Над всей лестницей возвышался внушительный стеклянный купол, разделенный фигурными металлическими переплетами на симметричные части. Другие пассажиры отдавали предпочтение лифтам, бесшумно доставлявшим их в нижние части судна и возвращавшим обратно на верхние палубы. На палубе А можно было полюбоваться читальным залом, курительным салоном, холлом и зимним садом. На палубе В особое внимание привлекали апартаменты миллионеров с собственной прогулочной палубой. Каждое из этих двух помещений было оборудовано по-своему и включало две спальни, гостиную, ванную и прихожую. В каютах вместо привычных круглых иллюминаторов имелись большие окна, как во дворце. Вместо радиаторов парового отопления были установлены камины, топившиеся углем. Мебель и интерьеры апартаментов разрабатывались лучшими художниками. Если билет I класса, включая плату за удобства, стоил около 100 фунтов стерлингов, то в разгар сезона стоимость путешествия через океан в один конец в таких апартаментах поднималась до 870 фунтов, или 4350 американских долларов (сегодня это составило бы примерно 50000 долларов). Палубу В на корме украшал ресторан в стиле Людовика XVI. Его стены были отделаны под светлый орех, большие оконные ниши задернуты шелковыми шторами. Здесь могли обедать a la carte наиболее привередливые из пассажиров. По соседству располагалось «Кафе паризьен», напоминавшее залитую солнцем веранду, увитую вьющимися растениями, с плетеными стульями вокруг небольших столиков.

На палубе С можно было посетить богатую библиотеку II класса, уютный курительный салон и гостиную III класса. На палубе Д поражал воображение огромный ресторан I класса с белыми стенами, лепным потолком и нишами, где при неярком освещении могли обедать семьи или небольшие компании. В него попадали через просторный холл, стены которого также были отделаны белыми панелями с резьбой в стиле времен английского короля Якова I, а на полу лежал огромный и очень красивый цветной ковер. Двумя палубами ниже, на палубе F, в центре судна располагался ресторан III класса, а перед ним, по правому борту, находились, вызывая изумление, бассейн размерами 10х5 метров (после «Олимпика» «Титаник» был вторым судном в мире, оборудованным бассейном) и комплекс турецких бань с помещениями для отдыха, отделанными позолотой. К услугам тех, кто посещал эти бани, была массажистка. На палубе размещался и зал для всевозможных игр с мячом, большой корт 9x6 метров и галерея для зрителей.

На «Титанике» было предусмотрено все, что могло бы потребоваться для удовлетворения самых изысканных желаний пассажиров, привыкших получать за свои деньги максимум забот, внимания, удобств и роскоши. А поскольку, по замыслу создателей судна, оно должно было в наибольшей степени удовлетворять запросы именно этого избалованного слоя общества, некоторые его «службы», например специальное отделение для собак пассажиров I класса, салон, предназначенный только для камердинеров миллионеров и горничных их жен, или возможность моментальной доставки свежих срезанных цветов, хранившихся в холодильных камерах, превосходили все, что до сих пор случалось видеть на пароходах даже крупнейших судоходных компаний.

Учли и пожелания тех, кто был охвачен модным в то время поветрием — автомобилизмом. Специальный кран мог поднять с причала автомобиль и поместить в отведенное для него место. Позаботились и о тех пассажирах, которым в плавании могла понадобиться медицинская помощь. Вместо обычного судового медпункта на «Титанике» имелась великолепно оборудованная больница с современным операционным залом. Любители фотографии прямо в море имели возможность проявить свои пленки и сделать отпечатки в помещении, располагавшем всем необходимым. Для пассажиров всех классов имелись парикмахерские, в которых также было все самое лучшее и самое новое — от шампуней до сушилок.

На людей прежде всего производила впечатление громадность «Титаника». Гостиные, широкие лестницы и коридоры — все это походило скорее на большой дворец, чем на пассажирское судно. Второй помощник капитана Лайтоллер говорил, что прошло не менее двух недель, пока он стал ориентироваться настолько, чтобы безошибочно пройти кратчайшим путем из одного конца судна в другой. Однако, несмотря на свои размеры,  «Титаник» был красивым и величественным, его огромность нисколько не умаляла эстетического впечатления, производимого на человека. Корпус, обрамленный золотой линией — отличительным признаком судов компании Исмея, обладал всеми качествами, характерными для кораблей, строившихся на верфи «Харленд энд Волфф»: стройностью, необычной длиной, заостренной носовой частью и выступающей кормой. Журнал «Шипбилдер» писал, что пропорции «Титаника» — само совершенство. По внешнему виду и внутреннему оснащению он был вершиной судостроения своего времени. Даже несмотря на трагедию, постигшую «Титаник», представители верфи «Харленд энд Волфф» считали и до сих пор продолжают считать его самым совершенным судном, которое фирма когда-либо строила. После катастрофы в обществе высказывалась точка зрения, будто безопасность судна была принесена в жертву роскоши и что деньги, поглощенные салонами, номерами-люкс, турецкими банями, спортивными комплексами и прогулочными палубами, должны были бы быть использованы для более важных целей. Это неправда. Судно было сделано из высококачественной стали, его палубы, переборки, балки и шпангоуты имели исключительную прочность. Машины «Титаника» также были самыми лучшими из тех, какие тогда могла предложить техника. Ни в чем не было изъяна, и все оборудование, предназначенное для удобства пассажиров, было лучшим из лучшего. На палубах «Титаника» было достаточно места для гораздо большего числа спасательных шлюпок, и имелась возможность разместить их там без ущерба для удобства и комфорта пассажиров. То, что их не оказалось, не ошибка конструкторов и строителей. Как мы увидим позже, ответственность за недостаточное количество спасательных средств на «Титанике» и тем самым за жизнь пассажиров и членов команды нес некто совсем иной.

Приближался полдень. В капитанской каюте, располагавшейся в кормовой части ходового мостика, капитан Эдвард Дж.Смит попрощался со своими гостями. Затем он подписал рапорт компании, в котором сообщал, что судно загружено и готово к плаванию, машины и котлы в рабочем состоянии. Эдвард Дж.Смит был самым опытным и самым известным капитаном, плававшим в Северной Атлантике. Этот шестидесятидвухлетний широкоплечий человек с седой бородой и приятным тихим голосом требовал от команды железной дисциплины, но в то же время пользовался всеобщей любовью благодаря своему такту и чувству юмора. Когда в исключительных ситуациях он, отдавая приказ, вынужден был повышать голос, тот, кого это касалось, вылетал пулей. Капитан Смит всем своим обликом производил впечатление абсолютной надежности и у команд судов, которыми он командовал, всегда пользовался безграничным доверием. Такое же доверие испытывала к нему и компания «Уайт стар лайн», что вскоре подтвердил ее генеральный директор Дж.Брюс Исмей. Э.Дж.Смит работал в «Уайт стар лайн» тридцать два года. За это время он был капитаном на семнадцати судах, включая «Оушеник» и «Олимпик». Кроме столкновения «Олимпика» с крейсером «Хок», о чем мы еще расскажем, у Смита никогда не случалось аварий. Он дослужился до звания командора компании, высшего офицерского звания, и был самым высокооплачиваемым капитаном в британском торговом флоте. В то время как лучшие капитаны «Кунарда» получали около 600 фунтов стерлингов в год, а самые опытные руководители судоходной компании «Пенинсула энд ориентал стим навигейшн», чьи пассажирские суда ходили в Австралию, — около 900, Смит получал 1250 фунтов. Компания «Уайт стар лайн» всегда доверяла Смиту самые лучшие суда, впервые отправлявшиеся в плавание, поэтому Брюс Исмей предложил, чтобы на мостике «Титаника» в его первом плавании стоял капитан Смит, хотя тот уже имел право уйти на отдых. Командование самым большим пассажирским судном в мире в его триумфальном плавании по трансатлантической линии должно было завершить долгую и успешную карьеру Э.Дж.Смита, а это плавание — стать его последним рейсом. Но судьба распорядилась так, что этот рейс в буквальном смысле слова стал для Смита последним.

Когда «Титаник» еще стоял на якоре в Саутгемптоне, капитан Смит вызвал всеобщую сумятицу, потребовав в последнюю минуту заменить старшего помощника У.М.Мэрдока Г.Т.Уайлдом, служившим у Смита в этой должности на «Олимпике». Компания без возражений удовлетворила требование своего командора, и Уайлд на данный рейс был переведен с «Олимпика» на «Титаник». Но это вызвало серьезные перестановки. У.М.Мэрдок вынужден был занять место первого помощника Ч.Г.Лайтоллера, тот — место второго помощника Дэвида Блэра, а последний — уйти с судна. Остальные четыре офицера «Титаника» остались на своих местах. Произведенные перестановки, хотя, возможно, у капитана Смита для замены старшего помощника были серьезные основания, вызвали огорчение. Бесспорно, были разочарованы У.М.Мэрдок, в последний момент смещенный на более низкую ступень служебной лестницы, и Лайтоллер, уже работавший первым помощником на «Оушенике». Недоволен был и Блэр, поскольку ему пришлось собрать свои вещи и уйти с «Титаника». В письме, которое он сразу же написал сестре, Блэр жаловался: «Это замечательное судно, и я очень огорчен, что не смогу принять участие в его первом плавании». Через несколько дней, вероятно, он уже не так сожалел об этом.

Проблемы были не только у офицеров, но и почти у всей команды. Большая часть механиков, матросов, кочегаров, смазчиков и стюардов пришла на «Титаник» в основном за неделю до отплытия. Это был слишком небольшой срок, чтобы создать слаженную команду и привыкнуть без труда ориентироваться на столь огромном судне. Ситуацию осложнила и крупная забастовка шахтеров, проходившая именно в тот момент, когда «Титаник» должен был выйти в море. Нехватка угля затронула все крупные судоходные компании, и «Уайт стар лайн» не была исключением. «Титанику» для его 159 ненасытных топок требовалось 650 тонн угля в день, и для того, чтобы ему вообще отправиться в рейс, компания вынуждена была отказаться от плановых рейсов своих судов «Оушеник» и «Адриатик», а их уголь передать в бункеры «Титаника». Но и этого оказалось недостаточно, и «Уайт стар лайн» закупила топливо у других судов, в частности у американского «Нью-Йорка».

Многие члены команд небольшого «Оушеника»[4] и еще меньшего «Нью-Йорка», также оставшегося у причала, были наняты на «Титаник». На огромном судне они чувствовали себя растерянно, особенно члены команды «Нью-Йорка», когда утром поднялись на борт «Титаника», готовившегося к отплытию. Они не знали ни как выглядит судно, на котором им предстояло работать, ни должным образом свои обязанности, они даже не были знакомы друг с другом. Не лучше чувствовали себя и матросы «Олимпика», переведенные на «Титаник», поскольку их судно было поставлено на ремонт после недавнего столкновения с крейсером «Хок».

Отмена рейсов нескольких судов компании «Уайт стар лайн» привела к тому, что значительное число их пассажиров пересело на «Титаник». Одни приветствовали такое изменение, другие вовсе не были от него в восторге. Плавание на «Титанике» было дорогостоящим удовольствием, и билет II класса стоил дороже билета I класса на тех судах, на которых люди собирались совершить путешествие; кроме того, многих пугала именно огромность судна. Других не устраивало то, что это было его первое плавание. Ведь такое событие для каждого судна всегда связано с массой всевозможных суеверий.

Несколько важных особ, которые собирались принять участие в первом рейсе, отказались от него. В их числе был и Дж. Пирпонт Морган, находившийся в это время в Лондоне и намеревавшийся на «Титанике» вернуться в Соединенные Штаты. Он был не совсем здоров и по совету врачей уехал лечиться на французский курорт Экс. По тем же причинам отказался от участия в первом плавании лорд Пирри, президент судоверфи «Харленд энд Волфф». Американский посол во Франции отменил плавание из-за задержки своего преемника. Так же поступил и Генри Клей Фрик, один из ближайших сотрудников американского миллионера Эндрю Карнеги. Промышленный и финансовый магнат Альфред В. Вандербилдт и его жена отказались от поездки перед самым отплытием. Их камердинер, горничная и багаж остались на судне и через четыре дня утонули вместе с «Титаником».

Почти перед самым полуднем на «Титанике» раздался удар сигнального колокола и над Саутгемптонским заливом далеко разнеслось эхо судового гудка, извещавшего, что самое большое судно в мире выходит в плавание. Друзья и родственники пассажиров, журналисты, фотографы и прочие посетители спешно прощались, обменивались пожеланиями и устремлялись на берег. Последними покинули судно портовые чиновники. Буквально перед тем, как был поднят трап, примчались несколько запыхавшихся кочегаров с матросскими чемоданами через плечо и стали настойчиво требовать пропустить их на судно. Сержант, стоявший у трапа, отказался пропустить их на палубу. Они препирались и жестикулировали, пытаясь объяснить причины своего опоздания. Но сержант был неумолим. Решительным жестом он прервал дискуссию, трап был убран, и опоздавшие остались на берегу, продолжая шумно протестовать. До конца своих дней эти люди, вероятно, были признательны неизвестному сержанту, который благодаря непреклонному чувству служебного долга и дисциплине не позволил им ступить на последний трап, соединявший «Титаник» с причалом, и тем самым буквально спас им жизнь.

Через некоторое время на судно прибыл лоцман Джордж Боуйер. Как только он ступил на палубу, на мачте взвился флаг, оповестивший о его присутствии. Затем лоцман представился капитану Смиту, стоявшему на мостике. Командиры судов, приходивших в Саутгемптон, называли Боуйера «дядюшка Джордж». Он был одной из наиболее известных фигур в порту, где его предки служили лоцманами из поколения в поколение. Сам он начал службу с двенадцати лет, более тридцати лет проводил суда, и «Уайт стар лайн» всегда прибегала к его услугам, когда выходило в море или возвращалось в порт одно из ее судов. После непродолжительного разговора с капитаном лоцман отправился удостовериться, все ли готово и на местах ли офицеры: старший и второй помощники капитана на баке, первый помощник на корме, третий на кормовом мостике, четвертый на ходовом мостике у машинного телеграфа, готовый передавать команды лоцмана и капитана в машинное отделение, пятый помощник на ходовом мостике у телефона. На причале для отдачи швартовых приготовилась целая бригада: пятнадцать человек у носа и пятнадцать у кормы «Титаника».

Как только капитану Смиту доложили, что последний трап убран и закреплен, лоцман взялся за дело. Его команду «Подать буксиры!» пятый помощник капитана передал по телефону на нос и на корму. Вскоре был принят доклад, что команда выполнена. Слабое подрагивание корпуса указало на то, что глубоко под палубами заработали машины. Последовали новые команды лоцмана. На причале отдали швартовы, крепившие нос и корму к мощным береговым тумбам, и матросы быстро выбрали их, намотав на вьюшки. Затем принялись за дело буксиры. Более чем 250-метровый корпус «Титаника» сантиметр за сантиметром начал удаляться от причала. Наконец лоцман скомандовал: «Малый вперед!» На ходовом мостике четвертый помощник капитана перевел ручку судового телеграфа, в машинном отделении раздался звонок, и два бортовых винта пришли во вращение. «Титаник» пошел в море.

За сложными маневрами отплытия наблюдали сотни пассажиров, находившихся на прогулочных палубах «Титаника», и тысячи людей на берегу. С верхней палубы прощался с женой и детьми Брюс Исмей, в воздухе мелькало множество разноцветных платков и шляп, отплывавшие передавали последние слова приветствий, а в ответ неслись выкрики из толпы.

И тут произошло нечто такое, что могло окончиться очень печально. В гавани у стенки стояли пароходы «Нью-Йорк» и «Оушеник». В тот момент, когда «Титаник» проходил мимо «Нью-Йорка» и носовые части обоих судов оказались почти на одной линии, шесть стальных тросов, которыми был пришвартован «Нью-Йорк», неожиданно натянулись, раздался треск, похожий на выстрелы из револьвера, и тросы лопнули. Их концы засвистели в воздухе и упали на набережную в испуганную, разбегающуюся толпу. Освободившийся «Нью-Йорк», будто под действием неведомой силы, кормой вперед стал неудержимо приближаться к огромному корпусу «Титаника». Матросы на палубе «Нью-Йорка», подгоняемые криками офицеров, помчались на корму, готовую вот-вот удариться о борт «Титаника», и начали сбрасывать за борт кранцы. Капитан Смит мгновенно приказал застопорить машины. Тут один из буксиров, которые минуту назад помогали «Титанику» отойти от причала и теперь сопровождали его в качестве почетного эскорта, спешно обошел «Нью-Йорк» со стороны набережной, закрепил трос, брошенный ему с палубы, и всей мощью своих машин попытался оттянуть судно назад к берегу. Всем с затаенным дыханием наблюдавшим за этой драматической ситуацией казалось, что усилия буксира тщетны, однако в самый критический момент, когда столкновение было почти неизбежно, «Титаник» проскользнул мимо кормы «Нью-Йорка», от которой его отделяло всего несколько десятков сантиметров. Сразу вслед за этим всасывающая сила, возникшая из-за перемещения больших масс, связанного с движением громадного судна и работой его винтов, пошла на убыль.

Но хлопоты с «Нью-Йорком» на этом не кончились. Несмотря на тщетные усилия небольшого буксира, развернутый под углом к причалу, он продолжал медленно двигаться в сторону стоявшего на якоре «Оушеника». Его носовая часть метр за метром приближалась к судну. Вновь в лихорадочной спешке забегали матросы, чтобы на месте возможного столкновения вывесить кранцы. «Нью-Йорк» практически уперся в борт «Оушеника», но это, к счастью, не вызвало никаких повреждений. И только потом с помощью еще одного буксира удалось оттащить «Нью-Йорк» к месту стоянки.

После предотвращения столкновения с «Нью-Йорком» машины «Титаника» опять заработали, и колосс стал медленно приближаться к выходу из гавани. Когда он проходил мимо «Оушеника», драматическая ситуация повторилась. Толстые канаты, которыми был пришвартован «Оушеник», натянулись, как струны, и портовым служащим на берегу пришлось приложить немало усилий, чтобы успеть оттеснить людей на безопасное расстояние. «Оушеник» приближался к «Титанику» с такой силой, что было видно, как он накренился. Но на сей раз, к счастью, тросы выдержали. Когда «Титаник» отошел на достаточное расстояние и начал выходить из гавани в воды реки Ит-чен, натяжение тросов «Оушеника» ослабло, и судно закрепили на месте стоянки.

Через двадцать лет жена театрального импресарио Рене Харрис в интервью крупному американскому журналу вспоминала, как она с палубы «Титаника» наблюдала за инцидентом с «Нью-Йорком» и «Оушеником». В этот момент к ней обратился незнакомый человек, стоявший рядом, и мрачно произнес: «Это плохое предзнаменование». После небольшой паузы он спросил: «Вы любите жизнь?» «Конечно», — ответила миссис Харрис. «В таком случае сойдите с этого судна в Шербуре». И добавил: «Если мы туда доплывем. Я это сделаю».

Миссис Харрис принялась с улыбкой убеждать своего собеседника, что «Титаник» — самое безопасное судно в мире, что оно непотопляемо, а потому его опасения преувеличенны. Но этот человек, судя по всему, думал иначе. Потом она его больше не видела. Вероятно, в Шербуре он действительно покинул судно. Много раз на протяжении последующих двадцати лет миссис Харрис вспоминала мрачное предсказание незнакомца.

Тем временем «Титаник» направлялся в воды Саутгемптонского залива. Команда и пассажиры оживленно обсуждали взволновавшее их событие, свидетелями которого они стали. Некоторые при этом вспоминали о несчастном случае, происшедшем в этих же водах семь месяцев назад. 20 сентября 1911 года в свое пятое плавание из Саутгемптона в Нью-Йорк вышел пароход «Олимпик», в то время самое большое судно в мире, водоизмещением 52 000 тонн. После выхода из Саутгемптонского залива «Олимпик» шел со скоростью 14 узлов вдоль северного побережья острова Уайт на восток. Он шел тем же курсом, что и «Титаник». С запада из пролива Те-Солент со скоростью 18 узлов шел британский крейсер «Хок» водоизмещением 7500 тонн, направлявшийся на базу в Портсмут. Оба судна шли в восточном направлении, но при этом их курсы взаимно пересекались под острым углом. Когда они приблизились друг к другу на расстояние чуть более ста метров между бортами, крейсер начало поворачивать влево, в сторону «Олимпика». И хотя руль срочно положили право на борт, крейсер на это не реагировал, и направление его движения уже нельзя было изменить. «Хок» ударил «Олимпик» в правый борт, в результате чего образовалась двенадцатиметровая пробоина. Носовая часть крейсера оказалась изуродованной, часть ее обломилась и затонула.

Судебное разбирательство началось вскоре после происшедшего события. Британское адмиралтейство доказывало, что курс «Олимпика» пересекал курс крейсера, поэтому «Олимпик» обязан был уступить дорогу. По мнению адмиралтейства, «Олимпик» слишком близко подошел к крейсеру, поэтому последний попал в опасную зону внешнего гидродинамического давления и перестало действовать его управление. Представители компании «Уайт стар лайн», наоборот, считали, что маневрирование крейсера было ошибочным. Поскольку объектом разногласий стал вопрос о всасывающем эффекте, решено было в целях полной ясности провести специальные опыты. В ходе эксперимента, в котором паровая яхта представляла «Олимпик», а моторная лодка — «Хок», специалистами было установлено, что между двумя судами, плывущими параллельно, возникает зона пониженного гидродинамического давления, что и вызывает непредвиденное взаимосближение судов. Это было очень важное открытие, поскольку большинство военных морских офицеров были убеждены, что подобный эффект наблюдается лишь при обгоне, при проходе судов в каналах или узких проливах или при параллельном следовании в мелких водах, да и то при условии, что суда не маневрируют. Было установлено, что воздействие на «Олимпик» и «Хок» избыточного внешнего давления начало бы сказываться уже при сближении их на расстояние 385 метров, что значительно больше того расстояния, на котором в действительности оказались суда, когда произошла авария. Меньший по размерам «Хок» мог избежать столкновения только своевременным и энергичным маневром вправо. В постановлении суда отмечалось, что причиной аварии стал всасывающий эффект, когда меньшее по размерам судно было «притянуто» более крупным. Суд также констатировал, что «Олимпик» слишком уклонился к югу, и тем самым «Хок» оказался в опасности, которая была неотвратима. Компании «Уайт стар лайн» не помогла даже кассационная жалоба. Впервые в истории морского флота решением суда было официально признано, что малое траверзное расстояние у параллельно или почти параллельно идущих судов может стать причиной их столкновения.

Оба этих случая, то есть столкновение «Олимпика» с крейсером «Хок» и неприятные ощущения, пережитые пассажирами «Титаника» в первые минуты плавания, убедительно доказали, что суда невиданных до тех пор размеров вносят в морское судоходство совершенно новые элементы и риск, которые, если не принять срочных мер, могут привести к трагическим последствиям.

«Титаник» шел по Саутгемптонскому заливу малым ходом. При входе в пролив, отделяющий побережье Южной Англии от северных берегов острова Уайт, он еще больше сбавил ход, повернул вправо, обошел Калшотскую косу, вошел в довольно узкий и мелкий Торнский канал, миновал буи, отмечавшие опасные мели, и на скорости всего в несколько узлов изменил курс влево, на восток, вдоль северного побережья острова Уайт. Участок, который преодолел «Титаник», таил столько опасностей для больших судов, что все стоявшие на ходовом мостике облегченно вздохнули, миновав его без происшествий. В этом прежде всего была заслуга опытного Джорджа Боуйера, на котором в такие минуты лежал тяжелый груз ответственности. Но он превосходно справился со своей задачей.

По правому борту тянулось скалистое побережье острова Уайт, а по левому открылся вход в военную гавань Портсмута, который охраняли несколько миноносцев. Когда «Титаник» приблизился к восточной оконечности острова Уайт, судно снова сбавило ход, лоцман, простившись с капитаном и офицерами, спустился по штормтрапу в ожидавший его катер и вернулся на нем назад в Саутгемптон. С мостика в машинное отделение передали приказ увеличить скорость, и огромное судно двинулось вдоль восточного побережья острова на юг, к берегам Франции.

Пока пассажиры использовали первые часы плавания для знакомства с массой интересных и соблазнительных вещей, окружавших их со всех сторон, на шлюпочной палубе состоялся разговор, который имел исключительное значение для дальнейшего развития событий. Один из назначенных на ходовую сигнальную вахту матросов, Джордж Саймонс, обнаружил, что на наблюдательном посту на фок-мачте нет биноклей, и отправился в ту часть судна, где находились каюты офицеров, чтобы разрешить возникшую проблему. Саймонс нашел второго помощника капитана Лайтоллера и сообщил ему, что в «вороньем гнезде» нет биноклей. Лайтоллер разыскал первого помощника Мэрдока. Тот ответил, что знает об этом и сделает все, что нужно. Ожидавшему Саймонсу Лайтоллер передал, что биноклей пока нет. С этим Саймонс вернулся к своим товарищам, но там неопределенный ответ вызвал большое волнение. Впередсмотрящие на всех крупных судах снабжались биноклями, имелись они и на «Оушенике», с которого значительная часть матросов перешла на «Титаник». На «Титанике» при переходе судна из Белфаста в Саутгемптон бинокли лежали в особом ящике в «вороньем гнезде». Позднее их таинственное исчезновение, непосредственно связанное с заменой и перестановкой в Саутгемптоне офицеров, прояснилось. По выходе из Белфаста тогдашний второй помощник капитана Блэр выделил впередсмотрящим два бинокля. Сойдя с судна в Саутгемптоне, он оставил эти бинокли в своей каюте. Но сменивший его Лайтоллер не знал, где они находятся. В результате этого и возник переполох, который, как окажется, будет иметь далеко идущие последствия.

Во второй половине дня «Титаник» прошел пролив Ла-Манш. Дул слабый ветерок, и море оставалось почти спокойным. Солнце заливало светом палубы, но было довольно холодно. Однако это не мешало многим пассажирам, расположившимся в шезлонгах на прогулочных палубах, проводить время в приятной беседе.

Когда солнце уже скрылось за горизонтом, показалось побережье Франции, большой маяк на мысе Аг и длинный волнорез, защищавший вход в шербурский порт. На «Титанике» застопорили машины, и к его борту подошли два вспомогательных судна компании «Уайт стар лайн» — «Номадик» и «Траффик», доставившие новых пассажиров и мешки с почтой. Посадка пассажиров и погрузка багажа заняли не много времени, вскоре машины заработали вновь, и около половины девятого вечера «Титаник» взял курс на запад, на ирландский Куинстаун, где он должен был попрощаться с Европейским континентом.

После захода в Шербур практически все пассажиры I класса заняли свои места, в Куинстауне должны были сесть всего несколько человек. Основную часть новых пассажиров вновь составили богатые американцы, закончившие свой зимний сезон в Монте-Карло, Ницце, Канне и других курортах Ривьеры, мода на которые среди международных снобов в последние годы росла, особенно благодаря регулярному посещению этих курортов английской королевой Викторией. Другие возвращались из знаменитых столиц «старой доброй Европы» — Рима, Вены, Берлина, Петербурга, Парижа. Специальные поезда доставляли их, а с ними прислугу и горы багажа из парижских отелей в Шербур. Было отмечено, что одна из представительниц этого общества, мадам Шарлотт Дрейк Кардес, сорившая миллионами в увеселительных центрах Европы, ступила на «Титаник», «вооруженная» четырнадцатью дорожными сундуками, четырьмя чемоданами и тремя ящиками, полными платьев и шляп.

Свои места в просторных каютах заняли Чарлз Мелвилл Хейз, президент крупной канадской железнодорожной компании, Джон Б. Тэйер, вице-президент пенсильванской железнодорожной компании, Уошингтон Роублинг, президент строительного концерна, построивший, в частности, одно из чудес того времени — Бруклинский мост в Нью-Йорке, банкир Уошингтон Додж, сталелитейный магнат Артур Райерсон и ряд других. Когда журналисты позднее, чтобы ошеломить читателей, подсчитали, что представлял собой в этом плавании I класс «Титаника», то оказалось, что только дюжина из числа пассажиров «стоила» 191 миллион долларов, а все вместе — намного больше 500 миллионов долларов. В 1912 году это были астрономические цифры.

Своеобразной фигурой среди американских богачей, севших на «Титаник» в Шербуре, была Маргарет Браун, ирландка, простолюдинка, тридцать лет тому назад против воли родителей бежавшая вместе с братьями в Америку. Ее мужу в отличие от тысяч других, в основном неудачливых золотоискателей американского Запада, в 1894 году действительно повезло, и его шахты в Колорадо и Аризоне на протяжении двадцати лет приносили небывалый доход. Но ни переполненные деньгами сейфы, ни роскошная резиденция в Денвере не позволяли высшему обществу принять в свой круг полную рыжеволосую ирландку, экспансивную и жизнелюбивую, для которой изысканный английский язык все еще представлял трудность и которая могла выругаться, как старый морской волк, если что-то вызывало ее гнев. Итак, пока Джеймс Дж. Браун предпочитал проводить время на своих приисках и в шахтах, его жена, прозванная друзьями Молли, колесила по свету. Ее знали хозяева и стюарды большинства крупных трансатлантических судов, и она была очень популярна. В Европу Маргарет приплыла на «Олимпике», но, проведя несколько недель с четой Асторов в Египте, решила вернуться домой на «Титанике».

Среди нескольких британских пассажиров, севших в Шербуре, наиболее видное место занимали супруги Дафф-Гордон. Аристократ сэр Космо уже давно смирился с тем, что особым вниманием пользовалась прежде всего его жена, поскольку в леди Дафф-Гордон было нечто очень привлекательное. Начала она весьма скромно. Но ее модный салон, основанный под названием «Мадам Люсиль», через несколько лет превратился в одну из первых европейских фирм с числом занятых более тысячи человек. Отделения салона имелись в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, богатая клиентура жила по обоим берегам Атлантики. Леди Дафф-Гордон первая познакомила Лондон с манекенщицами, она была мастером рекламы, самые крупные газеты и самые популярные журналы регулярно печатали пространную информацию о ее коллекциях мод и с не меньшим удовольствием писали о ее бурной светской жизни.

В ресторанах подали ужин. Ярко освещенный «Титаник», миновав темные воды Ла-Манша и обогнув полуостров Корнуэлл на юго-западе Англии, двигался на север, к берегам Ирландии. На палубе А давал концерт судовой оркестр, заполнялись курительные и другие салоны, возобновлялись старые и завязывались новые знакомства, за коньяком и кофе царила приятная атмосфера. Поздно вечером, когда оркестр закончил программу и общество начало расходиться, помещения огромного судна опустели. Все были в приподнятом настроении и не жалели слов, чтобы выразить свое восхищение. Наконец пассажиры улеглись в каютах, и только слабое подрагивание корпуса от работавших где-то глубоко внизу машин напоминало, что ночь проходит не в экстравагантном отеле, а на самом большом в мире океанском пароходе.

Побережье Ирландии явилось взорам на следующий день после обеда. Машины застопорили, и судно начало замедлять ход, чтобы в нескольких милях от Куинстауна взять на борт ирландского лоцмана. Затем медленно, непрестанно измеряя глубину, «Титаник» двинулся к порту и примерно в двух милях от берега стал на якорь. Прежде чем замерли большие винты, они успели вызвать на мелководье такую волну, что поднятый со дна песок окрасил воду в коричневый цвет. Стюарды вынуждены были заверить взволнованных пассажиров, что все в порядке, что между днищем судна и морским дном достаточная и безопасная глубина. В мощной всасывающей силе гигантских винтов позднее убедилось и управление саутгемптонского порта. Было установлено, что, когда «Титаник» выходил из гавани, он почти восемь метров тянул за собой лежавшую на дне затопленную баржу.

Как и в Шербуре, вскоре после остановки к борту «Титаника» подошли два вспомогательных судна, был спущен трап, и пароход принял последних 130 пассажиров, их багаж и почти 1400 мешков с почтой. Короткой стоянкой воспользовались журналисты и фотографы. Капитан Смит принял их очень любезно и позволил осмотреть судно, что было в интересах компании. Следовало сделать все, чтобы пресса как можно шире и как можно доброжелательнее осветила первое плавание. Но журналистов и не пришлось убеждать: громадность и совершенство «Титаника» произвели на них такое впечатление, что статьи, опубликованные в тот же день, были полны похвал и восторгов. Как это было принято в Куинстауне, когда в порт прибывали большие трансатлантические суда, «Титаник» окружили лодки с продавцами знаменитого ирландского полотна и кружев. Капитан разрешил им подняться на судно, и одна из прогулочных палуб превратилась на время в шумный рынок. Журналисты отметили, что Джон Джейкоб Астор заплатил 800 долларов за один комплект кружев для своей жены.

Новыми пассажирами в основном были молодые ирландские эмигранты с билетами III класса. Уже более ста лет именно из Куинстауна уезжали на палубах судов в другие страны десятки тысяч бедных ирландцев, которых не могла прокормить собственная страна или соблазняли возможности Нового Света. Газеты писали, что Куинстаун — это открытая рана, через которую постоянно уходит лучшая кровь страны.

Ровно в половине первого раздался гудок, и все гости покинули лайнер. Пока небольшие суда отходили на безопасное расстояние, на «Титанике» подняли трапы и якорь, его винты вновь завращались. Теперь на палубах судна находились все участники первого плавания, всего 2201 человек. Экипаж составляли 885 человек, из них 66 членов палубной команды, 325 — машинной команды и 494 человека обслуживающего персонала, в том числе 23 женщины. Восемь судовых оркестрантов были включены в список пассажиров II класса. После выхода из Куинстауна число пассажиров на «Титанике» составляло 1316 человек:  в I классе — 180 мужчин и 145 женщин (включая 6 детей), во II классе — 179 мужчин и 106 женщин (включая 24 ребенка) и в III классе — 510 мужчин и 196 женщин (включая 79 детей)[5]. Это означало, что жилые помещения I класса были заняты на 45 процентов, каюты II класса — на 40 и III класса — на 70 процентов. Почти все пассажиры III класса были эмигрантами — англичане, ирландцы, французы, скандинавы, поляки, югославы, итальянцы и значительный процент представителей Среднего и Дальнего Востока.

«Титаник» взял курс на запад и начал увеличивать ход. Его сопровождали стаи голодных чаек, привлекаемых остатками пищи и другими отходами, падавшими в воду. На корме у перил столпились десятки ирландцев, со слезами на глазах наблюдавших за удаляющимся скалистым побережьем их родного острова. Почти все они видели его в последний раз.

А в это время два матроса сигнальной вахты — Джордж Хогг и Альфред Эванс — вновь обратились ко второму помощнику капитана с вопросом о биноклях. Лайтоллер уклончиво ответил, что, возможно, они получат их позднее. Железная дисциплина, обязательная на всех судах, в том числе и на «Титанике», не позволяла подчиненному настаивать или повторять свои вопросы и тем самым беспокоить начальство. Матросам ничего не оставалось, как удовлетвориться ответом. Однако Джорджа Хогга неясность с биноклями продолжала беспокоить, и он снова и снова возвращался к этой теме в кругу своих приятелей.

Всю вторую половину дня «Титаник» шел вдоль южного побережья Ирландии на расстоянии четырех – пяти миль от берега, обогнул юго-западный мыс Фастнет Рок и после захода солнца оказался в водах второго по величине океана на Земле.

После выхода из Куинстауна капитан Смит на генеральной карте, разложенной на столе в штурманской рубке, принялся намечать курс и маршрут, которые приведут судно к цели — в город на противоположном берегу Атлантики. В 1898 году судоходные компании, корабли которых обеспечивали связь между Европой и североамериканскими портами, заключили соглашение по обслуживанию некоторых линий, используемых в различное время года. Прежде всего это должно было позволить судам избегать, особенно в определенные месяцы, районы, где существовала угроза льдов и туманов. Кроме того, точно обозначенные курсы «туда» и «обратно» должны были помочь максимально снизить опасность столкновений идущих навстречу друг другу судов. И наконец, в случае аварии установленные коридоры в плавании по Северной Атлантике позволяли с большой долей вероятности рассчитывать на быструю помощь другого судна, шедшего той же трассой.

В то время, когда вышел в плавание «Титаник», трасса «туда», то есть из Европы в Америку, установленная на период с 15 января по 14 августа и получившая название «южная», шла по ортодромии[6], соединявшей фастнетский маяк на юго-западном побережье Ирландии с так называемой «точкой поворота», располагавшейся к юго-востоку от Ньюфаундленда на пересечении 42° северной широты и 47° западной долготы. От точки поворота «Титаник» должен был идти юго-западным курсом к плавучему маяку, обозначавшему Нантакетскую мель, простирающуюся у североамериканского побережья к северо-востоку от Нью-Йорка, а оттуда к полуострову Санди-Хук у входа в нью-йоркский порт. На картах Северной Атлантики того времени эта трасса проходила на 25 миль южнее границы, до которой в период между мартом и июлем распространяются ледяные поля, и на 100-300 миль севернее границы, за которой с апреля по июль еще встречаются айсберги. Таким образом, «Титаник» должен был следовать курсом, исключавшим возможность оказаться среди ледяных полей, но встреча с дрейфующим айсбергом была вполне реальной.

На второй день плавания, в четверг 11 апреля, подобная мысль почти никому не приходила в голову. Вечером «Титаник» шел со скоростью 21 узла по темным водам океана. Пассажиры на ярко освещенных палубах развлекались, восхищались великолепным оснащением судна и его остойчивостью, отдавали должное почти неслышной работе машин, безупречности обслуживания и разнообразию развлечений. Даже члены экипажа, многие из которых уже поработали на десятках судов, в том числе и на самых крупных, были объективны — «Титаник» превосходил все, что они до сих пор видели. И хотя подобные оценки и впечатления были подавляющими, нашлись и исключения. Во время стоянки в Куинстауне побуждаемый внезапным и недобрым предчувствием исчез с судна один из кочегаров, по имени Джон Коффи. Он не был новичком, плавал на многих судах, однако необъяснимое чувство грозящей опасности оказалось настолько сильным, что заставило его покинуть «Титаник», и через три дня он уже был на «Мавритании», которая тоже шла в Нью-Йорк. Интересно, что и второй после капитана человек на судне, старший помощник Генри Тай Уайлд, не чувствовал себя спокойно и уверенно. Этот тридцативосьмилетний могучего телосложения моряк, обладатель капитанского диплома, ранее служивший старшим помощником капитана на «Олимпике», заколебался, когда ему сообщили, что он должен принять участие в первом плавании «Титаника». В конце концов, поддавшись настойчивым уговорам друзей, он согласился. Уайлд был отличным морским офицером, недаром компания «Уайт стар лайн», известная высокой требовательностью к подчиненным, доверила ему должность старшего помощника на двух своих самых больших и самых лучших судах, и тем не менее он не мог привыкнуть к «Титанику». В последнем письме, отправленном из Куинстауна, он писал сестре: «И все-таки мне не нравится это судно… оно вызывает какое-то странное чувство».

Утром 12 апреля на далеком горизонте неожиданно возник розоватый солнечный диск. Он медленно поднимался по небу, озаряя лучами бескрайнюю зеленоватую водную равнину. Насколько хватало глаз, простирался почти неподвижный, спокойный океан, лишь за кормой белел широкий след пены, оставляемой без устали работавшими винтами. Но и в такой ранний час на верхних палубах собрались небольшие группы пассажиров, вставших раньше обычного, чтобы насладиться этой захватывающей картиной. Большинство из них впервые совершали путешествие через океан, и каждый час пребывания на огромном судне вызывал у них доселе неведомые и волнующие чувства. Таким был и пассажир II класса, молодой лондонский учитель Лоренс Бизли, направлявшийся в Америку навестить брата. Раньше он никогда не бывал в море.

Появились и первые спортсмены, которым бесконечные палубы «Титаника» позволяли отмеривать быстрым шагом целые километры. Потом, надышавшись свежим океанским воздухом, они расположились в просторных ресторанах, где целая армия стюардов уже приготовила столы, и с аппетитом позавтракали. Другие ранним утром направились размять мышцы в гимнастический зал. Там их ждал один из самых популярных членов судовой команды — инструктор Макколи, одетый в белоснежный фланелевый костюм. Он готов был предложить любые спортивные снаряды, на которых можно было заняться греблей, боксом, велоспортом, поднятием тяжестей; здесь же поджидали своих седоков электроконь и электроверблюд. Оживленно было и в зале для игр с мячом и в бассейне, глубиной почти два метра, с подогретой морской водой, который радовал всех любителей плавания.

После завтрака у 1300 пассажиров предстоял длинный беспечный день. Забота об их удобстве и развлечениях лежала на почти 500 стюардах и других членах команды, единственная обязанность которых заключалась в безукоризненном обслуживании пассажиров на протяжении всех двадцати четырех часов в сутки.

На залитых солнцем прогулочных палубах и в открытых кафе заполнились кресла и шезлонги. Некоторые расположились за карточными столиками, где началась игра в бридж или покер, другие занялись набрасыванием колец на шест или игрой в мини-гольф. Те, кто встал поздно, отправились в бассейн или на корт, многие предпочли послушать концерт судового оркестра. Прекрасная погода и спокойное море располагали к общему приподнятому настроению. И лишь наиболее чувствительные к морской болезни испытывали непродолжительные неприятности, однако редкое место за столом в ресторане оказывалось по этой причине незанятым. Пассажиры, уже знакомые со многими океанскими судами, говорили о надежности «Титаника» только в превосходных степенях. Банкир и юрист из Сан-Франциско д-р Уошингтон Додж позднее рассказывал: «В любое время по палубам можно было ходить с той же уверенностью, что и по нью-йоркским улицам, настолько неощутимым было движение судна. За ужином в большом и просторном ресторане вы вдруг с удивлением осознавали, что сидите вовсе не в одном из прекрасных и роскошных отелей…» Полковник Грейси высказывался аналогичным образом: «Я испытывал такое чувство, будто нахожусь за городом на побережье, окруженный всевозможными удобствами. Здесь ничто не напоминало о том, что мы находились в обычно штормовом Атлантическом океане. Движение судна и шум машин ни на палубе, ни в салонах ни днем, ни ночью почти не ощущались».

Удобства, предоставляемые «Титаником», разумеется, были самыми впечатляющими в помещениях I класса, где роскошь практически была безгранична. Большие океанские пароходы, а «Титаник» занималсреди них ведущее место, стали плавучими аналогамисамых знаменитых отелей того времени и, в сущности, появились лишь для того, чтобы удовлетворятьприхоти представителей мировой финансовой и промышленной олигархии. Британская газета «Нейшн» писала: «Они строились для людей высшего света, для финансовых гигантов нашего времени, которые с легкостью способны были заплатить за дорогу в один конец такую сумму, на какую десять британских семей могли бы существовать целый год». Именно для таких заказчиков компания «Уайт стар лайн» и построила «Титаник», в соответствии с этим она его и оборудовала. К чести судоходной компании следует сказать, что удобства, предоставленные пассажирам II и III классов, тоже соответствовали уплаченным деньгам.

Второй класс в основном был занят представителями средних слоев, наиболее типичных для развитых капиталистических стран начала XX века. В первом плавании «Титаника» это были прежде всего британские инженеры, торговцы, представители духовенства, журналисты, врачи. Второй класс предоставлял пассажирам удобства, превосходившие те, к которым они привыкли и о которых они могли только мечтать. У этих людей не было повышенных требований избалованных пассажиров I класса, да и откуда им было взяться. Они по достоинству оценили удобства и преимущества плавания на «Титанике» и с удовольствием всем этим пользовались.

Путешествие в III классе стоило сравнительно дешево, однако несмотря на это, абсолютное большинство обитателей его кают были буквально в восторге от того, что оказались на таком судне и могли совершить на нем плавание. В основном это были молодые, довольно бедные люди из разных стран. Впервые в жизни кто-то проявлял заботу об их нуждах, у них было много хорошей еды, чистые и удобные каюты, ничего не надо было делать, они могли развлекаться или отдыхать. Поэтому на протяжении всех дней до той роковой ночи во всех помещениях III класса царило неподдельное веселье. В салоне был рояль, и до позднего вечера там танцевали и пели, в курительном салоне играли в карты, в другом месте звучала шотландская волынка. Смешение языков создавало определенные трудности, и у судового переводчика Мюллера было много работы, но быстро складывались большие группы представителей родственных национальностей, и атмосфера общей раскованности устраняла языковой барьер. В III классе ехали люди самых разных профессий: квалифицированные и совсем неквалифицированные рабочие, ремесленники, мелкие служащие, официанты, лесорубы, крестьяне, садоводы, портнихи, экономки, медицинские сестры и санитары. Казалось, здесь были представлены все профессии.

Приятной атмосфере и настроению, царившим на судне, в немалой степени способствовали и ежедневные концерты оркестра. Первые годы XX века, еще не омраченные ужасами и потерями войны, были отмечены огромной популярностью легкой, развлекательной музыки. То была прославленная венская оперетта — «Веселая вдова», «Граф Люксембург», «Цыганская любовь» Ференца Легара, — шаловливые английские музыкальные комедии и американский регтайм, в котором господствовал Ирвин Берлин. Самые популярные мелодии, завоевавшие все столицы мира, от романтических вальсов до волнующих ритмов регтайма, можно было услышать в салонах, ресторанах и на прогулочных палубах самого большого парохода в мире, шедшего со скоростью 21 узла по водам Северной Атлантики.

Судовой оркестр «Титаника» состоял из восьми человек — семерых англичан и одного француза. Дирижер Уоллас Генри Хартли, происходивший из старинной музыкальной семьи, сменил уже несколько оркестров, выступавших в отелях, какое-то время играл в оркестре «Мавритании», принадлежавшей компании «Кунард», и в начале 1912 года подписал контракт с «Уайт стар лайн» на участие в первом плавании «Титаника». Молодой скрипач Джок Хьюм был очень популярен на судах компании «Уайт стар лайн» как среди пассажиров, так и среди членов команды. Он играл на «Олимпике», однако после столкновения последнего с крейсером «Хок» мать не переставала умолять сына оставить море. Но Джок вскоре собирался жениться, ему нужны были деньги, а тут судоходная компания предложила выгодные условия. Его коллега контрабасист Фред Кларк из Ливерпуля никогда до этого в море не бывал и поступил на «Титаник» по тем же соображениям — зимний концертный сезон кончился, а ему надо было помогать овдовевшей матери. Виолончелист Робер Брику из французского города Лилля и пианист Теодор Брейли перешли с «Карпатии». Остальные трое музыкантов — англичане Дж. Кринс, Дж.У. Вудворд и П.К. Тейлор — тоже были мастерами своего дела. Оркестр «Титаника» многие пассажиры считали лучшим из тех, какие они когда-либо слышали на судах. Он играл с утра до позднего вечера, и постоянный интерес пассажиров свидетельствовал об исключительной популярности, которую сразу же завоевали музыканты.

Если для большинства из 1300 пассажиров плавание на роскошном судне через океан сулило отдых или приятную праздность, то для команды эти дни были заполнены работой. Особую группу составляли палубные офицеры, большую часть времени проводившие либо на вахте на ходовом мостике, либо в своих каютах в носовой части судна. В отличие от капитана они редко вступали в контакт с пассажирами, и близкое соседство с роскошными апартаментами, прекрасными ресторанами и салонами было для них весьма призрачным, словно их отделяли от всего этого сотни миль.

На «Титанике» было семь офицеров — трое старших (старший, первый и второй помощники капитана) и четверо младших (третий, четвертый, пятый и шестой помощники капитана). Их рабочее время было организовано следующим образом. Весь день разбивался на шесть четырехчасовых вахт: с 8 часов утра до 12 — «дневная» вахта, с 12 до 16 — «послеобеденная», с 16 до 20 — «собачья», с 20 до 24 — «первая», с 00 до 4 часов утра— «средняя», или «кладбищенская», с 4 до 8 часов— «утренняя», или «кофейная», вахта. Их начало отмечалось восемью ударами колокола, находившегося на ходовом мостике, затем склянки отбивали каждые полчаса и час.

Перед очередной четырехчасовой вахтой на мостик приходил новый вахтенный офицер сменить своего предшественника. Он проверял по карте положение судна, его курс и скорость, принимал от офицера, сдающего вахту, информацию о погоде, телеграммах и обо всех обстоятельствах, которые представляли интерес или могли быть важными для его вахты. Ночью офицер, сменявшийся с вахты, всегда на несколько минут задерживался, пока глаза его сменщика не привыкнут к темноте. Только после этого новый офицер заступал на вахту. С этой минуты он отвечал за все, что происходило или случалось на судне. Он принимал регулярные телефонные доклады, поступавшие на мостик, решал все важные вопросы, отдавал распоряжения вахтенным матросам. И лишь в случае крайней необходимости или исключительных обстоятельств вызывал капитана, который поднимался на ходовой мостик, если считал это нужным.

Вместе со старшим вахтенным офицером на вахту заступал и один из младших офицеров. Существовало правило, по которому пост старшего офицера находился на наветренном, а пост младшего — на подветренном крыле ходового мостика. Это позволяло обеспечивать постоянный контроль по обоим бортам судна. Младший офицер во время вахты решал целый ряд задач, включая наблюдение за компасом и обеспечение телефонной связи, он следил за штурвалом, а в случае необходимости отлучался, чтобы передать донесение капитану. Его главная обязанность заключалась в том, чтобы помогать старшему вахтенному офицеру, на котором лежала вся ответственность и внимание которого поэтому не должно было отвлекаться на решение второстепенных задач.

На больших и быстроходных судах компании «Уайт стар лайн» действовала практика, по которой вахта старших офицеров продолжалась четыре часа, а затем следовал восьмичасовой отдых. У младших офицеров вахта длилась четыре часа и затем четыре часа отдыха. Во время так называемой «собачьей» вахты, то есть с 16 до 20 часов, они менялись каждые два часа. Этим достигалось нечетное количество вахт и то, что на одного и того же офицера вахта приходилась в разное время суток. При смене вахтенных офицеров на мостик поднимался и новый рулевой, чтобы заступить на рулевую вахту; одновременно менялись и впередсмотрящие.

Компания «Уайт стар лайн», как правило, брала на большие суда шесть впередсмотрящих, у которых была только одна обязанность: днем и ночью два человека несли вахту на фок-мачте. Два часа — вахта, четыре часа — отдых. Вахтенные в «вороньем гнезде» внимательно следили за морем и сообщали на мостик все, что видели, например дым на горизонте, далекие огни, предметы на поверхности воды и, конечно, дрейфующие айсберги. Люди, выполнявшие эту работу в течение длительного времени, были настолько опытными, что от их внимания ничто не ускользало и они могли на большом расстоянии различить невооруженным глазом (или с помощью бинокля) любой предмет (или явление). Разумеется, это была очень напряженная работа, требовавшая постоянной стопроцентной сосредоточенности и внимания, особенно в плохую погоду и при плохой видимости. Поэтому помимо регулярной месячной зарплаты им полагалась надбавка за каждый рейс в размере пяти шиллингов.

Получить место офицера на одном из трансатлантических судов было мечтой всех наиболее способных и талантливых молодых моряков британского торгового флота, поскольку их положение по сравнению с положением их коллег на других судах имело значительные преимущества. Скорость больших пароходов, а также точное соблюдение расписания делали плавание на них непродолжительным и гарантировали частое и регулярное пребывание на берегу, что было особенно важно для семейных офицеров. Зарплата считалась хорошей, условия жизни тоже, количеству и качеству пищи во время плавания уделялось должное внимание. Эти преимущества особенно выигрывали в сравнении с тяготами и неудобствами службы на парусных судах, которые все еще хорошо помнили.

Поэтому молодые моряки изо всех сил старались отличиться и работали так, чтобы достичь заветной цели. После нескольких лет напряженной службы, в основном на парусных судах, они сдавали экзамены на звание младшего офицера, затем в одном из морских училищ изучали математику, мореходную астрономию, морское дело и навигацию. Вновь служба на судах и экзамены на звание старшего офицера. И только после этого можно было мечтать, разумеется, после очень трудных экзаменов, о получении капитанского диплома, который давал его обладателю право командовать судном.

За судовождение в целом нес ответственность капитан, и он не мог поручить это никому из офицеров. Чем более квалифицированным штурманом был капитан, тем более признанным и заслуживающим доверия командиром он считался. Поэтому с начала XX века многие талантливые моряки уже не удовлетворялись получением лишь капитанского диплома, а продолжали углублять свои знания специальных дисциплин, особенно в области сферической тригонометрии, что позволяло полнее овладеть морской навигацией. Затем предстояли новые экзамены, и те, кому сопутствовал успех, получали диплом капитана экстра-класса («Экстра Мастер»), подтверждавший высшую степень квалификации капитана. На «Титанике», кроме капитана Смита, его обладателями были второй и четвертый помощники.

Вопросы навигации в Северной Атлантике имели исключительно важное значение. Как говорилось выше, трансатлантические пассажирские суда следовали по ортодромии от южно-ирландского побережья до точки поворота вблизи Ньюфаундленда. Плавание по ортодромии требует очень точного расчета. На морских картах, построенных в проекции Меркатора (эта проекция изображает меридианы в виде параллельных прямых линий, несмотря на то что в действительности они сходятся у полюсов), курс судна под одинаковым углом пересекает каждый меридиан, через который он проложен. Однако на самом деле, поскольку меридианы сходятся у полюса, курс, проложенный по ортодромии, пересекает их под разными углами. В ходе плавания через определенные промежутки времени необходимо было определять положение судна и корректировать его курс, чтобы отклонение было как можно меньше. Только такой способ навигации обеспечивал судну кратчайший путь. На больших судах каждый лишний час работы приводил к существенному увеличению производственных расходов, и не только на топливо. Так, если судно прибывало в порт назначения с опозданием, приходилось дополнительно кормить более тысячи человек, а это вело к существенному снижению прибылей судоходной компании.

Такие компании, как «Кунард» или «Уайт стар лайн», благодаря своему приоритетному положению в трансатлантическом пассажирском судоходстве и доставке почты сумели привлечь самых лучших капитанов, самых способных штурманов и матросов. «Уайт стар лайн» требовала от заинтересованных претендентов на офицерское место на своих крупных судах пройти обучение на парусниках, получить соответствующее свидетельство, желательно звание «Экстра Мастер», и быть зачисленным в запас британского военно-морского флота.

Естественно поэтому, что на «Титаник» – свое самое крупное и самое новое судно, компания отобрала наилучших офицеров. О капитане Эдварде Дж.Смите, которого в узком кругу называли «Э.Дж.», мы уже говорили. Английский писатель Джеффри Маркус писал о нем: «Уже при жизни он стал легендой. Завсегдатаи курительных салонов клялись его именем. Он пользовался доверием как у миллионеров, так и у епископов. Смит был известен тысячам американских и британских пассажиров, и многие из них пересекали океан под его командованием по нескольку раз».

Старший помощник капитана Генри Тай Уайлд должен был принять участие только в первом плавании «Титаника», а затем вернуться к своим обязанностям на «Олимпике». Он пользовался абсолютным доверием компании и принадлежал к ветеранам ее офицерского корпуса.

Первый помощник капитана Уильям Макмастер Мэрдок продолжал традиции своего рода, мужчины всех поколений которого уходили из Южной Шотландии в море. Он начинал на парусниках, а затем перешел на пароходы компании «Уайт стар лайн», курсировавшие между Европой и Австралией. Примерно восемь лет назад компания перевела его на свою атлантическую линию, где он попеременно служил на «Арабике», «Адриатике», «Оушенике» и «Олимпике». Мэрдок был опытным моряком и по праву ожидал, что в ближайшее время ему доверят командование одним из небольших судов компании. «Никогда не было лучшего офицера», — скажет о Мэрдоке позднее капитан Эдвин Джоунс, когда над «Титаником» сомкнутся воды океана.

Джоунс несколько лет работал с Мэрдоком на судне «Арабик» и был свидетелем случая, подтверждавшего способность Мэрдока хладнокровно оценивать ситуацию и действовать молниеносно и решительно. «Арабик» шел из Европы в Америку, до прибытия в Нью-Йорк оставались двое суток плавания. Была ночь, дул довольно сильный северо-западный ветер, и над океаном клубился легкий туман. В 22 часа Мэрдок с младшим офицером Джоунсом пришли на мостик сменить первого помощника капитана Фокса. Как раз перед этим Фокс отдал приказ рулевому: «Лево руля!» В этот момент впередсмотрящий сообщил, что впереди по левому борту виден огонь. Для вновь заступивших вахтенных это были не лучшие минуты, поскольку их глаза еще не освоились с темнотой. Мэрдок с Джоунсом перебежали на левое крыло мостика. Джоунс еще ничего не видел, но Мэрдок на мгновение успел заметить отличительный огонь незнакомого судна. Вдруг красный огонек мелькнул почти перед носом «Арабика», и Мэрдок понял, что для изменения курса уже нет времени. Он бросился к штурвалу, оттолкнул рулевого, который только начал поворачивать руль, схватил рукоятку штурвального колеса и выровнял курс. Первый помощник Фокс, который теперь тоже увидел в опасной близости огни быстро приближавшегося судна, вновь повторил команду, но Мэрдок продолжал держать прежний курс. В следующие секунды с наветренной стороны вынырнул большой, трехтысячетонный четырехмачтовый парусник. Все стоявшие на мостике оцепенели: столкновение казалось неизбежным. Парусник под всеми парусами, наполненными свежим ветром, шел со скоростью около 12 узлов. В те времена даже самые крупные парусники освещались лишь тусклыми масляными фонарями, и неудивительно поэтому, что их бортовые отличительные огни, скрываемые к тому же носовыми парусами, заметили так поздно. Несколько секунд сильнейшего нервного напряжения — и «Арабик» разошелся с парусником всего в нескольких метрах. Как рассказывал Джоунс, люди на мостике инстинктивно прижались друг к другу — ведь было ясно, что бушприт парусника должен врезаться в мостик парохода. Если бы рулевой, обязанный выполнять команды, успел изменить курс по приказу первого помощника капитана, столкновение было бы неизбежным. При повороте влево «Арабик» столкнулся бы с парусником носовой частью, при повороте вправо — кормой. А поскольку парусник принадлежал к одному из последних типов судов со стальным корпусом, столкновение могло кончиться трагически и для «Арабика». Единственной возможностью предотвратить столкновение было не менять курса и не сбавлять хода. Именно Мэрдок, единственный из находившихся на мостике, вовремя понял это, предотвратил панику, а тем самым и катастрофу. После того как страшная минута миновала, на мостике «Арабика» какое-то время царила тишина. Потом Мэрдок пробормотал, обращаясь к Джоунсу: «Порядок! Сличи курс!»

В воспоминаниях капитана Джоунса есть и продолжение того драматического события, которое он пережил вместе с Мэрдоком в Северной Атлантике. Вскоре после того, как парусник исчез во тьме и тумане, Джоунс спустился вниз на палубу, где располагались каюты пассажиров. Там он встретил одного из тех, кто оказался свидетелем случившегося. «Мы были на волосок от гибели, — воскликнул взволнованный пассажир и добавил: — Это судно было более чем близко». «Какое судно?» — невозмутимо спросил Джоунс. Мужчина посмотрел на него с нескрываемым ужасом, а потом недоверчиво произнес: «Вы хотите сказать, что минуту назад не видели того большого судна? Ведь оно в нас чуть не врезалось!» Джоунс кое-как убедил озадаченного пассажира, что если тот и видел какое-то судно, то это мог быть только «Летучий голландец». Потом он быстро вернулся на мостик и предупредил Мэрдока, что имеется свидетель. «Господи, — ответил Мэрдок, — иди и доложи это Бертраму». «Арабиком» в то время командовал капитан Бертрам Хейз. Мэрдок реагировал так, как и было принято: офицеры стремились скрывать подобные инциденты. К этой злополучной практике, тогда очень распространенной, мы еще вернемся.

В любом случае Уильяму Мэрдоку нельзя было отказать в решительности, хладнокровии и способности быстро ориентироваться в чрезвычайно трудных ситуациях. Казалось, такому человеку, который в решающий момент может овладеть положением, должно улыбаться счастье. К сожалению, в ту роковую ночь 14 апреля 1912 года на мостике судна, во много раз большего, чем «Арабик», счастье отвернулось от Мэрдока.

Второй помощник капитана «Титаника», сорокавосьмилетний Чарлз Герберт Лайтоллер, считался человеком жестким даже среди видавших виды моряков. Его жизнь была непрерывной цепью приключений и драматических событий. Еще юнгой он служил на многих судах британского торгового флота под командой отважных капитанов, о которых с уважением отзывались в ливерпульских и саутгемптонских портовых пивных. Он был членом совершенно необузданного экипажа парусника «Хоулт Хилл», заход которого в любой порт мира повергал в ужас все портовые конторы и службы. Лайтоллер пережил и пожар на море, и кораблекрушение у необитаемого острова, он плавал на скотовозах и перевозил на Аляску старателей в годы «золотой лихорадки». В двадцать три года Лайтоллер получил капитанский диплом и перешел на суда компании «Уайт стар лайн» на австралийские линии. Это был бунтарь, который в годы англо-бурской войны оказался в Сиднее и выражал там свою симпатию к бурам столь демонстративно, что судоходная компания вынуждена была по возвращении его в Англию должным образом осудить и перевести в Атлантику. С годами Лайтоллер утихомирился, а поскольку он был замечательным моряком, то стал быстро подниматься по служебной лестнице. Он получил звание «Экстра Мастер» и служил на большинстве крупных судов «Уайт стар лайн»: в качестве второго помощника на «Оушенике», первого — на «Маджестике», затем вернулся первым помощником на «Оушеник» и в этой же должности перешел на «Титаник». После перестановок, произведенных капитаном Смитом, он временно занял место второго помощника — только на время первого плавания. Для Лайтоллера море было родным домом, здесь он был в своей стихии. Однажды он сказал своей сестре, которая не без основания очень тревожилась о нем: «Не волнуйся, море не настолько мокрое, чтобы поглотить меня. Я никогда не утону». И оказался прав.

Третий помощник капитана, тридцатичетырехлетний Герберт Джон Питман, из почти десяти лет своей карьеры офицера торгового флота последние пять лет служил на судах компании «Уайт стар лайн». Он имел капитанский диплом, как и все остальные офицеры «Титаника». Четвертый помощник Джозеф Гроув Боксхолл был обладателем звания «Экстра Мастер» и служил в «Уайт стар лайн» пятый год. Пятый помощник Гарольд Годфри Лоу был человеком такого же склада, как и Лайтоллер. Он был прирожденным моряком. Когда ему было всего двенадцать лет, перевернулась лодка, в которой он находился, и он почти километр плыл до берега в одежде и обуви. В четырнадцать лет отец буквально тащил его через весь Ливерпуль, чтобы отдать учеником на верфь, но юный Лоу заявил, что ни на кого не будет работать даром, он хочет за свою работу получать деньги. Отец стоял на своем, юноша тоже, и в результате он сбежал из дому в море. Семь лет Лоу плавал на шхунах, на различных парусниках с прямыми парусами и, наконец, на пароходах, затем в течение пяти лет служил в Западно-африканской береговой охране. Однажды судно, на котором он служил, возвращаясь из Японии, попало в неистовый шторм. Капитан искал добровольца для выполнения чрезвычайно опасного задания — необходимо было закрепить ослабевшие тросы. Вызвался Лоу, бросив при этом коротко: «Разбиться можно, упав не только с реи, но и с палубы». Уже будучи капитаном, он перешел из Западноафриканской береговой охраны в «Уайт стар лайн». Ему было двадцать девять лет. Это был стройный, темноволосый, красивый молодой человек. Северную Атлантику он пересекал впервые. Шестой помощник капитана Джеймс Пелл Муди пришел на «Титаник» с «Оушеника».

Капитан и семеро его помощников, несшие вахту на мостике «Титаника» во время первого рейса, бесспорно, относились к элите британского торгового флота. Крупные судоходные компании, вроде «Кунарда» или «Уайт стар лайн», хорошо знали, почему они производят столь тщательный отбор и предъявляют такие высокие требования к капитанам и офицерам своих судов. Хорошая оплата, великолепное питание, просторные каюты и регулярные отпуска — это была только одна, приятная сторона службы на трансатлантических судах. Существовала еще и вторая, менее привлекательная. Физические и психические нагрузки, которым подвергались офицеры во время рейсов по оживленным североатлантическим линиям, были столь огромны, что только физически крепкие и сильные духом люди могли их выдержать.

Молодые офицеры приходили после службы на парусниках, на которых они годами бороздили безбрежные просторы морей, неделями не встречая ни одного судна, и вдруг оказывались на самой оживленной морской трассе земного шара, полной коварства и опасностей. Им приходилось быстро перестраиваться и привыкать к совершенно новой системе навигации. Здесь не действовали принципы, до сих пор считавшиеся почти законом, и вступали в силу совершенно другие. Все было подчинено одной цели, одному требованию — преодолеть трассу в точно установленные сроки, то есть как можно скорее.

В этой связи заслуживает внимания одно обстоятельство. В начале столетия переход из Европы в Америку на трансатлантическом пароходе занимал пять суток. Между возможностями тех судов и нынешних, оснащенных радиолокаторами и прочей современной техникой, которые ходят на тех же линиях в наши дни, нет принципиальной разницы. «Мавритания» компании «Кунард» получила в 1907 году «Голубую ленту Атлантики» за 115 часов пути, а современный обладатель того же приза — американское судно «Юнайтед Стейтс» — преодолело океан за 82,7 часа.

На крупные суда стали распространяться те же правила, что и на поезда-экспрессы. Судоходные компании помещали объявления в наиболее авторитетных газетах, обещая пассажирам, что если они займут места на их судах в понедельник в Нью-Йорке, то в воскресенье будут ужинать в Лондоне. И компании делали все, для того чтобы так оно и было. Например, компания «Уайт стар лайн» с гордостью сообщала, что ее судно «Оушеник» совершило один за другим два рейса протяженностью более трех тысяч миль между полуостровом Санди-Хук, обозначающим вход в нью-йоркский порт, и мысом Лэндз-Энд на юго-западном побережье Англии у входа в пролив Ла-Манш за одно и то же время и один за другим три рейса с разницей всего в минуту. У капитана трансатлантического судна не было другого выхода, кроме как сохранять высокую скорость, не считаясь ни с погодой, ни с видимостью. И в течение всего рейса на мостике несли вахту офицеры, которые не смыкая глаз обязаны были выдерживать напряжение такого плавания. Специальный журнал «Нотикал магазин» писал в то время: «Роскошные условия, высокая скорость и соблюдение расписания — вот что сегодня требуется от американских пароходов. А результатом является то, что от капитанов таких судов могут потребовать или даже вынудить их идти на заведомый риск». Конечно, это относится не только к американским судам, в подобной ситуации находились суда всех компаний, участвовавшие в преодолении североатлантической трассы.

Бывалый моряк Лайтоллер в книге, изданной в 30-е годы, писал: «Если когда-то и существовал убийца, то это был западноокеанский почтовый пароход в зимнее время». Опытный офицер хорошо знал, о чем говорил, и он вовсе не преувеличивал. Суда вынуждены были мчаться вперед, сметая все на своем пути и не считаясь с масштабами нанесенного ими ущерба.

Несмотря на то что в течение длительного времени с крупными судами не случалось никаких серьезных происшествий, а если и возникала опасность, то все кончалось благополучно, офицеры этих судов испытывали столь большие перегрузки, что вынуждены были приспосабливаться. Другого пути не было. Если ты не свыкаешься, значит, не можешь служить на трансатлантических линиях. Там действовал суровый закон — либо выдержать, либо уйти. Те, кто проплавал на этих линиях годы, со временем поняли, что риск лишь вначале кажется непосильным бременем и подобные ситуации надо воспринимать легко, поскольку даже критическим положением можно овладеть, если действовать уверенно и решительно. Оставалось сделать всего лишь шаг к тому, чтобы суда водоизмещением в несколько десятков тысяч тонн на скорости более 20 узлов свободно преодолевали туман, окутывавший ньюфаундлендские мели или подходы к Ла-Маншу. Для этого необходимо было только в любой ситуации сохранять невозмутимое спокойствие и прежде всего непринужденно держаться перед пассажирами.

За соблюдение пассажирскими судами «расписания» и за рекорды в скорости поплатились жизнью многие рыбаки по обоим берегам Атлантики. Ньюфаундлендская газета «Сент-Джонс геральд» в августе 1906 года писала, что число без вести пропавших рыбаков, которые погибли таким образом, можно назвать лишь приблизительно и что их, бесспорно, гораздо больше, чем следует из официальной статистики. Экипажи огромных судов зачастую даже не замечали подобных трагедий, особенно если они случались ночью в разбушевавшемся море. Столкновения с хрупкой рыболовной шхуной стальной колосс совершенно не ощущал, свидетелей в такие часы, как правило, не было, а вахтенные офицеры и матросы, если что-то и видели, предпочитали молчать, чтобы избежать неприятного расследования и возможного наказания. Газета сообщала, что подобные случаи настолько часты, что один сатирический журнал даже опубликовал мрачную шутку об американском туристе, который расценил завершившееся плавание как малоинтересное, поскольку удалось наскочить только на одну рыбацкую парусную лодку. В этой связи газета «Таймс» 20 апреля 1912 года напечатала статью некоего Джеймса Дж.Пейджа, сотрудника лоцманской службы: «В ноябре 1907 года я направил письмо министру торговли и обратил его внимание на то, что трансатлантические суда идут в тумане на слишком большой скорости. В качестве примера я привел маркониграммы[7],– опубликованные в печати в сентябре 1906 года и сообщавшие об огромном судне, которое в течение шестнадцати часов шло в густом тумане и поэтому часто вынуждено было снижать скорость до 19 узлов. Сомневаюсь, чтобы на борту этого судна, шедшего на такой скорости, кто-нибудь вообще знал о том, что оно раздавило маленькое суденышко. Действия капитана, в неблагоприятную погоду ведущего судно на подобной скорости, можно квалифицировать только как преступление».

Эти прискорбные и отнюдь не единичные факты вписали печальную главу в историю трансатлантического судоходства в период его наивысшего расцвета. Пока огромные суда во всем своем блеске и роскоши на высоких скоростях вспенивали воды океана, далеко внизу, на темно-зеленой поверхности воды люди на рыбацких суденышках, их единственном источнике существования, каждый день подвергались риску, что нередко действительно кончалось трагедией.

Соревнования в скорости со временем начали угрожать и самим судам. Офицер на палубе парусника грузоподъемностью минимум в несколько тысяч тонн, подверженного всем капризам моря, ветра и волн, швырявших его из стороны в сторону, был всегда начеку. Он следил за такелажем и парусами, наблюдал за морем и небом, отлично понимая, что от него зависит судьба судна, пассажиров, груза и команды и что он ни на минуту не имеет права ослабить бдительность. А на мостике океанского колосса, оснащенного последними достижениями техники, с трюмами, разделенными сложной системой водонепроницаемых переборок, освещенного электричеством, моряки чувствовали себя совсем иначе. Море и неблагоприятная погода во многом утратили связанную с ними опасность, поскольку многопалубные колоссы преодолевали волны, дождь и бурю уверенно, без особого усилия.

Но это была лишь кажущаяся безопасность, которая ослабляла бдительность и, к сожалению, в значительной степени чувство ответственности капитанов и офицеров больших океанских судов. Они были убеждены, что риска почти нет. В действительности же, чем выше скорость и больше размеры судна, тем пропорционально больше опасность. К сожалению, даже очень опытные моряки проявляли самонадеянность. Например, капитан Смит публично заявлял: «Я не представляю себе ситуацию, которая могла бы привести к гибели такого судна. Я не знаю ни одной катастрофической причины, которая могла бы этому способствовать. Современное судостроение подобную возможность исключает». В 1907 году, когда Смит после первого рейса привел в Нью-Йорк пароход «Адриатик», он в беседе с американскими журналистами сказал: «Конечно, за сорок лет, которые я провел на море, случались и шквальные ветры, и штормы, и туманы, но я никогда не попадал в ситуацию, заслуживающую того, чтобы о ней говорить… Я никогда не видел обломков. Никогда не попадал в кораблекрушение. Я никогда не оказывался в положении, которое грозило окончиться катастрофой».

Итак, можно выделить три нежелательных и рискованных фактора: необоснованную веру в почти абсолютную безопасность больших океанских судов, стремление преодолеть расстояние за минимально короткое время и, как следствие, притупление чувства осторожности у капитанов и офицеров. Господствовало убеждение, что пассажирские гиганты находятся в привилегированном положении, поэтому к профессиональному риску следует относиться свысока.

Вахтенные офицеры обычно не вызывали капитана на мостик ни в плохую погоду, ни в связи с ухудшением видимости, они не обременяли его докладами о необходимости сбавить ход, считая это просто излишним. Существовал неписаный закон: вахтенный офицер, кроме случаев действительно серьезной опасности, не имел права приказывать машинному отделению снижать скорость, не поставив об этом в известность капитана. Если же действительно возникала опасная ситуация, вахтенные офицеры старались о ней не распространяться. Это подтверждает и случай с «Арабиком». Аналогичную историю рассказал офицер, плававший в Северной Атлантике на другом судне. В 1910 году ее опубликовал журнал «Атлантик мантли». После того как судно чудом избежало столкновения с большим айсбергом, первым стремлением этого офицера было скрыть случившееся. «Нет нужды добавлять, — рассказывает он, — что я вызвал капитана только тогда, когда опасность миновала, и ничего не сказал ему». В следующем рейсе, тоже в плохую погоду, судно едва не столкнулось с немецким пароходом «Дойчланд», шедшим на большой скорости. «И на этот раз, — вспоминает офицер, — мне повезло, поскольку, кроме нескольких матросов, драивших палубу, а это было время «кладбищенской» вахты — с полуночи до четырех часов утра, — никто ничего не заметил».

Плавание по североатлантическим линиям в западной части океана, наиболее оживленном судоходном районе мира, проходившее, как правило, в плохую погоду с туманами и при пониженной видимости, на которую приходилось до двух третей всей навигации, при постоянной угрозе встречи с огромными дрейфующими айсбергами требовало максимальной сосредоточенности и внимания. Но в действительности все было как раз наоборот.

Чрезвычайную опасность для быстроходных судов, доверенных лишь бдительности своих вахтенных, представляли плавающие ледяные глыбы — айсберги, на семь восьмых скрытые под водой. Лишь поздней осенью да в зимние месяцы североатлантические морские пути были безопасны, в остальное время года айсберги часто появлялись в значительно более южных широтах, и пассажиры на роскошных пароходах, как правило, даже не подозревали, какому риску они подвергали себя только ради того, чтобы оказаться на противоположной стороне океана на несколько часов раньше. А те, кто должны были это знать и в соответствии с этим принимать решения, то есть капитаны и офицеры крупных судов, гордились той скоростью, с которой им удавалось преодолевать океан.

Вся эта ситуация — сущий парадокс и образец лицемерия: пароходные компании издавали приказы, указания и инструкции, призывавшие капитанов судов к осторожности и ответственности, и в то же время закрывали глаза на безответственность и риск, о которых хорошо знали, поскольку это было обычной практикой. Для любой судоходной компании серьезная авария или гибель ее судна — настоящая катастрофа, которая, кроме материального ущерба, сопровождалась еще и падением к ней доверия и интереса со стороны пассажиров. Но поскольку катастрофы с трагическим исходом случались редко, требования к соблюдению мер безопасности ослабевали.

На заре своего существования компания «Уайт стар лайн» основными своими принципами провозгласила обеспечение максимальной безопасности и комфорта пассажиров. В 1871 году в связи с первым плаванием первого «Оушеника» компания вручила его капитану Дигби Муррею письмо, в котором были четко изложены эти принципы:

«Когда мы вверили пароход «Оушеник» под Вашу ответственность, мы предельно ясно сообщили Вам устно, что считаем жизненно важной крайнюю осторожность в управлении судном. Подтверждаем это в письменной форме и просим Вас помнить, что безопасность Ваших пассажиров и команды для нас важнейшая и первейшая задача, нежели какая-либо другая. Призываем Вас не забывать, что, как бы Вы ни стремились достичь хороших результатов рейса, необходимо воздерживаться от мыслей о состязании с другими судами и сконцентрировать все свое внимание на разумном и осторожном судовождении. Поэтому потеря времени или любая другая потеря предпочтительнее самого малого риска, которого можно избежать. Мы понимаем, что на американских линиях, где отдается предпочтение скорости, Вы, естественно, будете испытывать искушение вступить в соревнование. Поэтому мы считаем своей обязанностью самым решительным образом заявить Вам, что ни при каких обстоятельствах мы не потерпим такого управления судном, которое могло бы привести к малейшему риску или опасности…»

Эти принципы, столь категорично изложенные в письме капитану Муррею, позднее были включены в «Правила безопасного мореплавания для пароходов компании», в часть «Ответственность капитанов».

«Капитаны должны знать, что отданные ими приказания ни в коем случае не освобождают их от полной ответственности за безопасное судовождение. Они обязаны помнить, хотя от них и ожидают, что они приложат все усилия для обеспечения быстрого перехода, что не имеют права подвергать суда никакому риску, который мог бы повлечь за собой их аварию. Следует надеяться, что они всегда будут помнить, что безопасность людей и имущества, вверенных их заботе, — главный принцип, которым они должны руководствоваться в море, и никакой возможный выигрыш в скорости или экономия времени в ходе плавания не могут оправдать риска. Компания желает, чтобы ее суда приобрели и удерживали репутацию безопасных плавучих средств и капитаны во время рейсов соблюдали только такую скорость, которая обеспечивает безопасное мореплавание».

Формально компания «Уайт стар лайн» целых сорок лет придерживалась этих разумных и достойных всяческих похвал правил, распространявшихся на плавание в районах, где угрожала опасность встречи со льдом; действовали они и в 1912 году. В ходе расследования, проводившегося в Лондоне после гибели «Титаника», Брюс Исмей признал, что судоходная компания перед рейсами не дает капитанам своих судов никаких «специальных указаний». Считается, что в зависимости от времени года они будут придерживаться трасс, о которых достигнута договоренность между крупными судоходными компаниями. Если же какой-то капитан во время рейса сочтет необходимым отклониться от курса, он должен по окончании рейса сообщить об этом изменении и объяснить его. Если это произошло в интересах безопасности, а не только ради сокращения пути, такой шаг компанией всегда приветствуется. Компания издала «Общие судовые инструкции и единые указания». В них нет специального положения, касающегося ледовой опасности, но действует единый принцип: прежде всего следует руководствоваться безопасностью пассажиров и судна. Помимо указаний, включенных в «Общие судовые инструкции», каждый капитан, которому впервые доверяется самостоятельное командование судном, получает от компании специальное письмо, содержание которого в основном идентично тексту письма, переданного капитану «Оушеника» Муррею в 1871 году. Таковы были объяснения генерального директора судоходной компании. В ходе этого же расследования Х.А. Сандерсон, один из трех директоров «Уайт стар лайн», сказал: «Передавая им эти письма (вновь утвержденным капитанам. — М.Г. ), мы никогда не забывали напомнить, что не хотели бы, чтобы они воспринимали их формально. Мы требовали, чтобы они прочли их и письменно подтвердили, что будут руководствоваться всем в них изложенным».

Предостережения об опасности, угрожавшей трансатлантическим судам на северных трассах, и призыв к необходимой осторожности содержали документы, составленные Гидрографическим управлением британского адмиралтейства, так называемые «Наставления для плавания». В рекомендации, касающейся плавания вблизи восточного побережья США, во втором издании 1909 года говорилось:

«Одна из главных опасностей, угрожающих судам, курсирующим по атлантическим линиям, состоит в возможности столкновения с массами льда как в виде дрейфующих айсбергов, так и в виде обширных ледяных полей, отделяющихся от сплошного льда в конце зимы в районах Арктики и уносимых Лабрадорским течением к югу, наперерез трассам судов. Наиболее вероятные встречи со льдом могут произойти с апреля по август, включая оба этих месяца, хотя к северу от 43° северной широты айсберги встречаются во все времена года. Но с конца августа так далеко к югу они попадаются редко.

На морской карте северных трасс Атлантики № 2058 обозначены границы, в которых могут встречаться ледяные поля и айсберги и где в течение всего года им необходимо уделять повышенное внимание, но особенно весной и летом. Из этой карты видно, что, хотя южные и восточные границы ледяных полей проходят примерно по 42° северной широты и 45° западной долготы, встреча с айсбергами может произойти и на большей удаленности от Ньюфаундленда; в апреле, мае и июне они встречаются даже на 39° северной широты и на 38°30' западной долготы.

В действительности же в пределах указанных границ нет точных данных о том, что в каком-либо месте встреча со льдом гарантирована, а в другом — нет, не существует и закономерностей, обеспечивающих безопасное плавание. Направление движения льда и его количество в разные периоды года существенно разнятся. Поэтому все зависит от внимательности, осторожности и опыта, с которыми выполняется проводка судна по этим «отравленным» льдом и опасным районам Атлантического океана».

Аналогичные предостережения содержали и другие документы, изданные Гидрографическим управлением и касавшиеся плавания вблизи залива Фанди и Новой Шотландии. Соответствующими лоциями, а также необходимыми картами и инструкциями располагал и капитан «Титаника». Они были выданы ему перед тем, как судно покинуло Саутгемптон. Из всего сказанного следует, что попытки объяснить катастрофу «Титаника» тем, будто прежде айсберги и ледяные поля в весенний период так далеко к югу никогда не спускались, а потому капитан и вахтенные офицеры вполне обоснованно полагали, что находятся вне зоны опасности, абсолютно несостоятельны. Хотя следует оговориться, что так далеко к югу, как в апреле 1912 года, ледяные поля действительно не встречались в течение нескольких лет. Непривычно теплая зима способствовала тому, что от побережья Гренландии откололось множество ледяных глыб, которые Лабрадорским течением унесло к Большой Ньюфаундлендской банке, южнее Ньюфаундленда. За двенадцать часов до трагедии, случившейся с «Титаником», в Нью-Йорк прибыло судно «Кармания» компании «Кунард», шедшее той же трассой, что и «Титаник», и его капитан заявил, что в районе Большой Ньюфаундлендской банки ему пришлось преодолевать обширные ледяные поля. Американский парусник «Ниагара», ставший на якорь в гавани Нью-Йорка незадолго до этого, даже столкнулся с айсбергом и пришел в порт с двумя пробоинами в днище.

Следует сказать, что опасность, создаваемая ледяными полями и айсбергами, в начале 1912 года, как, впрочем, и в предшествовавшие времена, в должной мере недооценивалась. Прежде всего это можно объяснить тем, что ряд серьезных столкновений со льдом, которые произошли за последние двадцать — тридцать лет, кончались относительно благополучно: суда не получали повреждений. В 1879 году в Северной Атлантике столкнулось с айсбергом британское судно «Аризона», обладатель «Голубой ленты Атлантики», в 1899 году аналогичный случай произошел с пароходом «Конкордия», в 1907 году — с немецким «Кронпринц Вильгельм», а в 1911 году — с судном «Колумбия» компании «Кунард». Всякий раз удар приходился на носовую часть, которая оказывалась страшно изуродованной, но водонепроницаемые переборки в трюме выдерживали, и суда могли продолжать плавание. В течение долгого времени ни одно столкновение с айсбергом не приводило к гибели судов. И это порождало ложное чувство безопасности.

Но бывало, что суда исчезали бесследно, и никто из членов экипажа или пассажиров не мог рассказать, что послужило причиной гибели. До изобретения беспроволочного телеграфа подобные катастрофы оставались загадкой, хотя и высказывались серьезные предположения, что причиной всему были не только столкновения с айсбергами. Одной из таких остававшихся нераскрытыми катастроф была уже упоминавшаяся трагедия парохода «Пасифик», принадлежавшего американской судоходной компании «Коллинз лайн» и исчезнувшего в Северной Атлантике в 1856 году. Вероятно, мир так никогда и не узнал бы, что произошло с несчастным судном, если бы спустя много лет море не выбросило на берег бутылку с запиской: «Борт «Пасифика», следующего из Ливерпуля в Нью-Йорк. Судно тонет. На палубе паника. Со всех сторон мы окружены льдом. Я знаю, что не смогу спастись. Пишу о причине нашей гибели, чтобы друзья не пребывали в неведении. Нашедшего прошу предать содержание гласности. У.М. Грэхем».

Лед, большую часть года появлявшийся на оживленных трансатлантических линиях, для почтовых пароходов представлял смертельную опасность. Но обычно ее игнорировали, не считаясь с тем, что на судах находились тысячи людей. И чем севернее проходила трасса, тем больше был риск, которым пренебрегали капитаны. Они не выполняли даже соглашения, достигнутого представителями компаний на встрече, состоявшейся в Лондоне 15 ноября 1898 года под председательством Дж.Брюса Исмея. На ней для разных периодов года были определены трассы, проходившие южнее области наибольшего скопления айсбергов и ледяных полей. Но ради экономии времени капитаны судов прокладывали курс значительно севернее, и это при всей опасности плавания в весенний и летний периоды, когда они обязаны были держаться так называемой «южной» трассы. Изменение курса, которое следовало сделать в точке поворота, часто сознательно игнорировалось. Газета «Нью-Йорк таймс» приводила случай, когда в интересах сокращения пути одно из пассажирских судов настолько приблизилось к побережью Ньюфаундленда, что пассажиры с палубы могли отчетливо видеть людей, прохаживавшихся по пляжу мыса Рейс.

Оставалось лишь вопросом времени, когда при подобной практике произойдет по-настоящему крупная катастрофа.

И на четвертый день плавания, в субботу 13 апреля, на палубе «Титаника» царило полное спокойствие. «Погода была великолепная, комфорт и роскошь такие, как было обещано… Дни бежали слишком быстро. У меня было ощущение, будто я не хотела, чтобы это когда-нибудь кончилось», — вспоминала много лет спустя Рене Харрис, жена нью-йоркского театрального продюсера. «Была ясная, приятная погода, судно напоминало дворец, еда была превосходной. А поскольку мне было семнадцать лет, не надо добавлять, что меня на судне интересовало все», — говорил Джек Тэйер, сын пенсильванского железнодорожного короля. «Титаник» был таким роскошным, надежным и огромным и являл собой такое чудо техники, что человек не мог поверить, что находится на пароходе», — сказала еще одна из пассажирок I класса, миссис Дуглас.

Компания «Уайт стар лайн» создавала всевозможные удобства и выполняла даже самые взыскательные требования прежде всего 325 пассажиров I класса. Вечера, танцы, игра в бридж, концерты и подаваемые в любое время суток напитки и изысканные блюда — все это заполняло время привилегированных членов общества. Забота о них была безграничной. Однако не всех избалованных богачей, путешествовавших на огромном пассажирском судне, устраивали обеды и ужины, подаваемые в ресторане в определенное время. Поэтому пришлось предоставить им возможность обедать и ужинать в узком кругу друзей в удобное для них время и наслаждаться персонально заказанными блюдами. Подобное обслуживание не мог обеспечить даже прекрасно оборудованный ресторан I класса. Кроме того, это создало бы значительные трудности для поваров и стюардов, пострадал бы уровень обслуживания. Поэтому компания открыла на «Титанике» французский ресторан, заботу о котором взяли на себя французские официанты, повара и парижский метрдотель.

Еще одним достижением была судовая газета. Ее выпуск стал возможным благодаря эпохальному открытию беспроволочного телеграфа. Впервые под названием «Трансатлантик таймс» она появилась осенью 1899 года на американском судне «Св.Павел» во время его плавания из Нью-Йорка в Саутгемптон. Мощные передающие станции на мысе Код и в Польдхе на восточноамериканском побережье обеспечивали регулярную передачу самых свежих сообщений, и судовая газета могла ежедневно информировать пассажиров, находившихся в открытом океане, о всех значительных событиях мировой политики, торговли, культуры и обо всех сенсациях, занимавших первые полосы газет на континенте. Например, в 1904 году «Кунард бюллетин», печатавшаяся на борту парохода «Кампания», ежедневно публиковала сообщения о ходе русско-японской войны.

Каждое утро, когда колокол «Титаника» извещал, что в ресторанах подан завтрак, стюарды приносили пассажирам, согласным заплатить несколько шиллингов, двенадцатиполосный экземпляр газеты под названием «Атлантик дейли бюллетин». Большая часть газетной площади была занята объявлениями; статьи и обзоры на темы науки, литературы и искусства готовились заранее на континенте, еще до отплытия судна. Биржевая информация, сведения о скачках и обзор последних известий печатались в судовой типографии. «Атлантик дейли бюллетин» была очень популярной газетой, и все, что появлялось на ее страницах, становилось предметом живых дискуссий в холлах, курительных салонах и на прогулочных палубах.

Беспроволочный телеграф, позволивший издавать судовую газету, был одним из чудес наступившего XX века. В лекции, прочитанной в середине 1911 года, Гульельмо Маркони, человек, которому принадлежала ведущая роль в этом открытии, сказал: «Те, кто совершают длинный путь морем, уже не отрываются от остального мира. Бизнесмены за приемлемую плату продолжают поддерживать связь со своими конторами в Европе и Америке, путешественники могут обмениваться приветствиями с друзьями на континенте, на борту больших пароходов можно ежедневно издавать газеты, сообщающие о важных новостях дня. Главное же преимущество радиотелеграфа в том, что он позволяет судам, оказавшимся в затруднительном положении, связаться с другими судами, находящимися поблизости, или с береговыми станциями».

Радиостанция «Титаника» была самой современной и эффективной по сравнению с теми, что были установлены на других торговых судах (исключая «Олимпик»). Днем радиус ее действия составлял 250-400 миль, а ночью — 2000 миль. За «Титаником» был закреплен позывной сигнал MGY. Помещение радиостанции занимало три каюты: в первой был оборудован приемник, во второй — передатчик, третья предназначалась для отдыха радиотелеграфистов. Электроэнергию станции давал генератор, приводимый в действие паровой машиной. В случае необходимости можно было использовать дизель-генератор, расположенный на шлюпочной палубе, или аккумуляторные батареи. Радиостанцию обслуживали два человека: старший радист Джек Филлипс и младший радист Гарольд Брайд.

Двадцатипятилетний Джек Филлипс, несмотря на свою молодость, был в компании «Маркони маринс» на хорошем счету у начальства и считался одним из самых лучших и способных радистов. Он начинал работать на почте. В 1906 году поступил в училище города Ливерпуля, готовившее радиотелеграфистов, блестяще сдал выпускные экзамены и в последующие годы служил на нескольких судах: на «Теутонике», «Лузитании», «Мавритании», «Кампании» и, наконец, на «Оушенике». Последние три года он обслуживал мощный передатчик, установленный на западном побережье Ирландии. Филлипс был всецело предан своему делу и, узнав о назначении на «Титаник», не скрывал радости.

Двадцатидвухлетний Гарольд Брайд, как и Филлипс, начинал на почтовом телеграфе. Он тоже окончил ливерпульское училище компании «Маркони» и летом 1911 года начал службу на трансатлантических пароходах, последним из которых была «Лузитания» компании «Кунард». Переход на «Титаник» и совместную работу с опытным Филлипсом, с которым у него были прекрасные отношения, Брайд считал большой удачей.

Оба радиста поделили работу следующим образом: Филлипс находился у аппарата с 8 часов вечера до 2 часов ночи, затем заступал Брайд, который работал до 8 часов утра. В течение дня до 2 часов работал Филлипс, за ним до 8 часов вечера Брайд, но в пределах этой договоренности они менялись так, как устраивало их обоих.

Основной обязанностью радистов, особенно ночью, был прием сообщений. В точно установленное время, когда мощный передатчик в Польдхе начинал передавать основные информационные новости, Филлипс, дежуривший в это время, сообщал всем судам и береговым станциям, что переходит на прием, и настраивал приемник на соответствующую волну. Вскоре отзывалась станция в Польдхе, обслуживавшая суда, владельцы которых заключили с информационной службой «Маркони» соответствующее соглашение. Радист в наушниках быстро и кратко записывал знаками Морзе информацию о всех значительных событиях, происшедших в мире. В среднем он записывал со скоростью восемнадцать слов в минуту, а сама информационная радиопередача, как правило, продолжалась полчаса. Когда она кончалась, он передавал запись директору-распорядителю рейса, который после прочтения передавал ее печатнику, и утром пассажиры уже держали в руках свежую газету. После информационной радиопередачи следовал продолжительный блок сообщений, предназначавшихся для различных судов, находившихся в водах Северной Атлантики. Как правило, связь была хорошей, однако при атмосферных помехах случалось, что радист не успевал «схватить» все, что ему было необходимо, и вынужден был запрашивать недостающую информацию у проходивших поблизости судов, которым могло повезти больше.

Часть дневного и ночного времени станция «Титаника» принимала и отправляла сотни самых разных радиограмм, в том числе и большое количество депеш частного характера, которые посылали или получали пассажиры судна. Опытный радист узнавал своих коллег на других судах или береговых станциях по особому «почерку», которым отличались передачи некоторых из них. Многие были знакомы еще по учебе в той или иной компании и регулярно, даже на расстоянии многих сотен миль, желали друг другу «спокойной ночи» или «доброго утра», обменивались дружескими приветствиями.

В те времена использование радиоустановки практически ничем не регламентировалось, и в любой час, днем и ночью, эфир был заполнен десятками и сотнями мешающих друг другу сигналов. Если передающее судно отделяли от принимавшего всего несколько миль, то сигналы были громкие, почти оглушительные. И если в это время кто-то из радистов отправлял или принимал важную информацию, он, не стесняясь, выражал свое недовольство мешающим ему коллегам.

В 1912 году беспроволочный телеграф успешно преодолел «детскую болезнь», и наряду с компанией «Маркони» возникли еще несколько больших компаний, таких, как «Телефункен», «Ли де Форест» и «Юнайтед уайрлес». Все они производили и устанавливали собственное коммуникационное оборудование, что приводило к острой конкурентной борьбе: например, работникам «Маркони» запрещалось общаться с судами, оснащенными другой системой, за исключением случаев, когда судно могло оказаться в критической ситуации. Поэтому компании не только не сотрудничали, а, наоборот, часто относились друг к другу враждебно, что отражалось и на отношениях между радистами. Случаи создания умышленных помех в эфире были делом обычным, и выражения, которыми радисты «угощали» друг друга, были одними из самых грубых. Такое положение отражала и поговорка того времени: «Никто не может быть радистом и при этом оставаться христианином».

Служебное положение радиотелеграфистов было особым. Они не относились к числу судовых офицеров, у них даже была другая форма. Например, Филлипс и Брайд носили униформу представителей морской службы «Маркони», она же оплачивала их работу. С экипажем и офицерами, особенно на крупных пассажирских судах, радисты почти не общались, нередко даже просто не были знакомы. Их миром было помещение радиорубки, которую они редко покидали. Трудная и изнурительная работа не оставляла им свободного времени, и нередко у них было столько дел, что они едва успевали пообедать. И все это за весьма скромную плату: месячная зарплата младшего радиста на «Титанике», которую выплачивала компания «Маркони», составляла всего четыре фунта стерлингов. В первые десятилетия XX века работу радиотелеграфистов на океанских судах могли выполнять только истинные энтузиасты, которые полностью отдавались во власть волшебного мира электромагнитных волн.