Александр Тюрин ВАСЯ-ВАСИЛИСК, или Яйцо Цинь Шихуанди

Как бы пролог Если на на гору залезть

Ночью вертушка высадила разведгруппу в горах, шли до рассвета. Затем целый день просидели в узком ущелье, под «плащом» из плюща — опасались не сколько джихадистских дозоров, сколько дронов западных «друзей». У западников с джихадистами какая-то интимная связь точно имеется и информация перетекает от одних к другим за считанные секунды; это при всех громогласных заклинаниях, что первые борются «против террора», а вторые «против неверных». И снова ночной марш-бросок по сложно пересеченной местности — уже через три часа Василий маршировал в полуотключке, слыша только свое хриплое дыхание и цепляясь взглядом за уверенную спину капитана, который уверенно лавировал среди зарослей, густо переплетенных обвойником.

В конце второго ночного перехода разведчики оказались на известковых скалах, зависающих над каким-то селением.

— Там, — махнул рукой капитан Лялин, — находится то, что нам нужно больше всего. Майков, не оплошай, а то съем.

И разве не ясно, что в самом деле съест — тигра видно по ухмылке. И откуда он взялся на нашу голову? Зачем разведчикам из сводного батальона морской пехоты дали командиром «варяжского гостя», капитана-грушника, и поставили задачу найти то, не знаю что? Этого старлей Василий Майков так и не понял. Но было не до посторонних раздумий, Майков занялся рекогносцировкой, перебираясь по узким скальным карнизам, заросшими крючковато-колючим держидеревом. Данные укладывались в память боди-компа, чтобы в конце концов стать интегральным изображением населенного пункта под названием станица Тарская, координаты такие-то, восточная часть Большого Кавказа. Справочная система Минобороны «Нестор» выдавала еще, что население по «последним» статистическим данным тридцатилетней давности порядка 500 человек, две трети из них русскоязычные. Однако добавляла, что вообще-то все русскоязычные покинули станицу в 1990-е, кто не сбежал, того убили. Теперь это, по мнению компетентных инстанций, логово джихадистов, выходцев из разных регионов: и Кавказа, и Ближнего Востока и Центральной Азии, каждой твари по паре. На то, что здесь пасутся непростые овцеводы, указывали и антенны спутниковой связи, расставленные на плоских крышах двух-трехэтажных особняков и крутые джипы, припаркованные на узких кривобоких улочках. Джихадисты, если исключить пешек, которых эмиры отправляют на убой, люди небедные и обычно появляются там, где Семь Горгон[1] решают свои дела, кому-то угрожают, кого-то разлагают, кого-то погружают в хаос, кого-то грабят. Несколько раз, за время наблюдения, в селение заезжали и «тачанки», внедорожники с пулеметными гнездами на крышах. Однако местные не выставляли патрулей, похоже посторонних здесь не ждали.

Успешно закончив свое дело, Майков психологически окреп и поинтересовался насчет того, что собственно ищет капитан Лялин в этих «гостеприимных» краях:

— Мы языка что ли брать пошли или какого гада-джигадиста пора ликвиднуть? Тут у многих русская кровь на руках. Мне в штабе батальона намекнули, что вы все расскажете.

Лялин посмотрел характерным взором — «уважаемый, а тебе какого хера?», — но всё же ответил:

— Мы за одной штукой идем. Она нам нужна больше всего. Это важнее ликвидации любого джихадиста.

— На что хоть похоже это, что «нам нужно больше всего», товарищ командир? А то мы схватим, к примеру, ночной горшок — он тоже бывает самый нужный.

Тон был шутливый, но получилось дерзковато:

— Именно я найду и возьму эту штуку, а больше никто, — рубанул грушник. — Остальным она не по зубам. И запомни, Вася-друг. Я — профессионал. А ты — и морпех условный, и уж тем более разведчик под большим знаком вопроса. Знаю, как в вас в батальон «сводили», сгребали с четырех флотов, и коков, и механиков, и каптерщиков. На бесптичье и попа соловей, так что знай свой шесток.

Зубастый капитан, зубастый. Да еще жилы веревками под кожей ходят, родом с Алтая, выносливый как черт. Когда Майков хотел примазаться к сибирякам, все-таки родился в Барнауле, то Лялин снова дал отлуп — «ты и в этом условный, раз в детский сад уже в Питере пошёл».

— Но мы все не вечны, что особенно заметно при исполнении ответственных заданий, — попробовал спорить Майков, хотя чувствовал себя неуютно. — А если с вами что-нибудь случится?

— Тогда командуешь ты как старший по званию; все возвращаетесь на точку высадки, оттуда вас забирает вертушка.

Ясно. Всё чисто человеческое, сомнения, нытье, смятение сердца и томление духа — Лялину чуждо.

Командир опять решил пропустить дневное время, и уж потом активничать. Майков протиснулся в щель меж двух известковых глыб, сжевал шоколадный батончик, начал мечтать о жарких девушках и холодном пиве, как вдруг на него уставился капитан Лялин. Смотрит своими ненормальными гляделками, то ли расфокусировано, то ли насквозь, и молчит. Наконец командир прервал затянувшуюся паузу:

— Ты со мной за этой штукой пойдешь — на тебя звезды указали, ха-ха.

— А кто же, как не я, срочники что ли?

И блин, что это за штука разыскивается такая? Времена нынче лихие, многим начальникам не до государственных задач; может, произволением какого-нибудь паркетного генерала ищет ответственный Лялин безделушку типа вазы китайского фарфора.

Когда от солнца остался только нежно-светящийся призрак возле какого-то утеса, Лялин легким птичьим посвистом подозвал всех и начал повторять то, что уже растолковал каждому в течение дня.

— Косарев и Жмайло спустятся вон по той тропе, далее вдоль обрыва прошмыгнут к двухэтажному дому рядом с чинарой и спрячутся за сараем, более никуда… Мухаметшин и Кальнишевский доберутся до противоселевой стенки на повороте дороги и заминируют ее… После всего мы будем отходить по дренажной канаве, что тянется левее дороги. Если начнется пальба, Косарев и Жмайло работают по огневым точкам противника. Когда я дам отбой по радиосвязи, отваливают в кустарник, начинающийся у северной окраины станицы. Это колючий боярышник, так что задницу не оголять. Мухаметшин и Кальнишевский сидят тихо, а по команде взрывают стенку, потом прикрывают отход остальных. Встречаемся через час возле обвалившегося мостика — все его видели? На карте он тоже есть… Жмайло, закрой рот, работай носом… Василий, тронулись.

Инфракрасный канал бимонов окрашивал пейзаж в мрачные темно-зеленые тона, придавая ему подводный вид. Однако Майков с удивлением отметил, что по мере спуска по склону мандраж убывает и не расслабон приходит ему на смену, а охотничий азарт. Еще на склоне начался фиговый сад. Деревья были низенькие, кривые, зато плоды здоровенные, налитые. Майков едва удержался, чтобы не впиться.

— Ну-ка фу, — прошипел Лялин как на собаку. — Помнишь, чем обернулся кусочек яблочка для товарища по имени Адам? А фига — это еще слаще яблока. Что у нас по карте?

— Выходим на точку «один», — приуныв, произнес Майков.

«Точкой один» оказался приземистый измученный жизнью глинобитный сарай, чудом уцелевший среди джихадистских особняков. На цифровой карте за ним показан был большой террасчатый двор. Впрочем и на убогой постройке стояла камера ночного наблюдения.

— Посмотрим, чего стоят разработки российских ученых, — Лялин, а следом и Майков натянули на лицо капюшоны; камуфляж-хамелеоновка всеми своими пикселями сравнялся по тепловому и оптическому рисунку с местностью.

— Потекли, — приказал командир при нужном развороте камеры.

Российские ученые, хоть и старички, не подкачали. Капитан подсадил Майкова на крышу сарая, а потом забрался сам — легко и непринужденно. Здесь он прицелился из своей бесшумной «Грозы»[2] и мигом шпокнул здоровенную собаку, которая не успела залаять метрах в двадцати от них.

Спрыгнув во двор, пошли на полусогнутых вдоль бахчи. Лазерный дальномер выдавал на бимоны[3] расстояния до грубой каменной кладки.

— Выходим на точку «два», — рапортовал Майков, который постоянно подзаряжался уверенностью от моторного капитана.

Точка «два» располагалась на каменной ограде, что отделяла один двор от другого. С нее разведчики сразу попали на наклонную крышу интересующего их дома. С крыши спрыгнули на веранду второго этажа и здесь Лялин мгновенно снял часового, двумя быстрыми движениями рук — в реакции и решительности командиру нельзя было отказать. Внизу шумел густой сад, а на веранду выходили темные окна просторной комнаты. Ночной прицел вовремя показал, что из её глубины кто-то выдвинулся к окну и стал направлять ствол. Майков отреагировал четко, нажав спусковой крючок своей «плевательницы»,[4] также оснащенной глушаком. Человек со стволом повалился и замер.

Капитан Лялин просунул руку в форточку и, дернув задвижку, открыл окно изнутри, после чего перекинул себя в комнату. За ним последовал и Майков. Капитан быстро нашел лестницу, ведущую вниз, и нетерпеливо махнул пальцами.

Ступеньки проявили свою враждебность громким скрипом. Однако враг по-прежнему дремал. Разведчики спустились на первый этаж и оказались в помещении на полста квадратных метров, густо залепленном коврами. Чего тут только не было, помимо ковров: на стенах сплошняком висели сабли, щиты, колчаны-саадаки, хоругви с вышитыми сурами, на полках и в нишах густыми рядами стояли кувшины, кубки, блюда, кальяны и шкатулки. «Наверное, у джихадистов тут музей, — подумал Майков, — прав я был в сомнениях. Лялин и вся группа вслед за ним, похоже, обязана доставить господину генералу восточный раритет. Вон сколько тут антикварного оружия: ружья со стволами, украшенными чеканкой и инкрустациями, благородные булатные клинки в ножнах, шитых золотом, с изумрудами и топазами на рукоятках и эфесах, кинжалы, чеканы.

Кстати, одна из сабель выглядела не такой, как все. Головка не украшена самоцветами, а рукоять не инкрустирована золотом, но… Клинок был необычайной для Кавказа формы, с сильно расширенной елманью. К тому же, можно было удивиться, источал он какое-то пульсирующее, почти неуловимое сияние, причем в оптическом диапазоне. Из-за этого призрачного сияния немножко плыли очертания комнаты и ближайших предметов. Фосфором, что ли, намазанный?

— Кажется, тот самый гаджет, — шепнул Лялин.

— Кто бы сомневался, ищем раритеты для генералитета… А это что, засада? — Майков заметил, что различимые в инфракрасном диапазоне струи потянулись из разных углов комнаты и даже из подпола — прямо к Лялину. В тоже время расстояние до клинка увеличилось, это показал лазерный дальномер.

— Э, лазер-то случаем не бракованный? Или куда поплыл раритет?

Еще мгновение — и сабля оказалась в руках у какого-то типа, который словно вышел из стены. Нет, выполз или даже выплыл. Голова, руки, торс человека и далее змеящееся тело нечеловека. Майков увидел в своих бимонах, что лицо монстра разукрашено сеточкой прожилок, которые были градусов на пять холоднее тела. Вот так сюрприз!

Командир чуть попятился, наводя свой бесшумный автомат на третьего лишнего. Но за мгновение до выстрела монстр словно бы растекся, исчез в одном месте и появился в другом — сбоку от Лялина. Майков выпустил во врага очередь из своего «АК» именно в тот момент, когда сабля опускалась на командира. Монстр замерцал и снова исчез, но по тяжелому сдавленному дыханию Лялина стало ясно, что он ранен.

— Все, старлей, хрен с гаджетом, — произнес командир еле слышно. — Двинулись на точку четыре.

Майков подхватил Лялина и потащил из дома. Командир, судя по всему, мог орудовать только правой рукой. Но орудовал он ею отменно. Когда разведчики оказались в саду, по ним стали стрелять с обоих этажей дома. Вот Лялин и засадил в дом пару осколочно-фугасных гранат из своей «Грозы» — да как удачно. Стихли стрелкИ, набрали в рот кровавых соплей. Сотрясенная взрывными волнами голова Майкова сильно зазвенела и перестала рассуждать. Но рассуждать было необязательно. Он видел возникающие по углам сада фигуры, быстро брал цель, опережая электронную прицельную марку, выставляемую бимонами, и бил короткими очередями. Над головой проходили трассы с южной окраины селения. Это, наверное, поддерживали Косарев и Жмайло.

Командир висел на левой руке тяжеленным мешком, хотя продолжал метко садить из своей «Грозы». Срезал и душмана с ручным пулеметом у ограды. А за ней должна проходить та самая дорожка, сопровождаемая дренажной канавой. Там Косарев с Жмайло прикроют.

Однако, в десяти метрах сзади, из багрового, но холодного облака, возник монстр: частью человек с саблей, частью ящер со змеящимся телом. Да что там возник — выполз и конца его хвосту не было видно. Инфракрасный канал бимонов хорошо выделял клинок — похожий на язык пламени, только холодный.

— Этот гад за мной увязался, — севшим голосом шепнул капитан Лялин. — Ладно, пообщаемся. А ты, Вася, вали отсюда. Приказ, не обсуждать.

Когда Майков перелезал через ограду, то оглянулся. Зря он это сделал. Сцена навсегда врезалась ему в память.

Воин-монстр наносит клинком кроящий удар, однако в руке у капитана Лялина — «эфка».[5] Сабля входит в тело командира, отваливая ему руку с плечом вместе, из скривившегося рта вылетает струйка крови… И почти одновременно — взрыв, летят ошметья, уносится чья-то кисть с торчащей костью и сабля.

В этот миг холодное сияние клинка было настолько сильным, что его б заметили и за пятьдесят километров. Майкова несколько секунд мучило желание — вернуться. Быстро его поборол, Лялину уже не поможешь, он в раю, а антиквариат так быстро не найдешь, да вот и очередь гукнула рядом с левым ухом, попросив поторопиться.

Старлей спрыгнул и за оградой стало ясно, что он крепко лажанулся в этой суматохе, не помогла и цифровая карта.

Оказался он не возле дороги, а на соседнем дворе. Вскоре раздался взрыв, сопровождаемый грохотом камнепада, это Мухаметшин и Кальнишевский взорвали противоселевую стенку на повороте дороги — кто им мог команду дать, запаниковали, что ли.

Двор густо зарос виноградом. Майков вскоре потерял всякую ориентацию и бился в переплетениях лозы, словно муха в тенетах паука. Когда желание бороться уже стало иссякать и осталось только лечь да сдернуть чеку с гранаты, чтобы не даться басурманам в виде, пригодном для издевательств, послышался прерывистый шепот:

— Эй, парень. Я слышал ты матюгами сыпал. Никак русак?

Майков едва не откликнулся автоматной очередью, но тут сообразил, что голос без акцента.

— Я-то да, а ты кто такой?

— Живу здесь. Вернее жил. Это был дом моих родителей. Как-то приехал их навестить из Астрахани — я там в институте учился, а родители как в воду канули, а тут уже эти. Не отпустили. Пахал на них, чтобы не убили. Мне еще ничего… знаешь, сколько они местных русских покромсали? А ведь наши люди эту станицу поставили. Справедливо, да? Ну, тронулись, я тебя выведу.

Раб выглядел не только тощим и кособоким. Пропеченный солнцем и пропаханный работой до глубоких морщин, со свежими фингалами — такими яркими в инфракрасном диапазоне. Раб не испугался наведенного на него ствола и не стал ждать ответа; ухватив Майкова за рукав, потащил через виноградник, потом провел мимо каких-то злопахнущих чанов, втолкнул в дверь сарая, вывел через другую и подвел к месту в каменном ограждении, где осыпалась кладка.

— За ней тропа, ведет к рухнувшему мостику, а потом в горы.

Майков глянул вдаль — похоже на то.

— Давай со со мной, мужик.

— Не мужик я, а казак. И куда я такой скудный приду? Родственников нет, органам одно расстройство. А здесь место для меня родное. Мои отцы и деды тут похоронены и мне до полуночи пять минут осталось. Петр Алексеевич Прошкин я. Будь здоров.

Василий почувствовал, что не может потратить на уговоры ни одной лишней секунды, иначе сердце вылетит изо рта и само припустит по дороге.

Старлей Майков выбрался тогда целым и невредимым. Но в Тарской остался и мертвый Лялин, и живой Прошкин, да и Андрюха Косарев пропал без вести — отходил вслед за Жмайло, а потом раз и исчез, без единого звука.

А когда Майков вернулся в родной город Питер, оказалось, что здесь джихадистов куда больше, чем в Тарской.