"История Билли Морган" - читать интересную книгу автора (Денби Джулз)Глава четвертаяЯ начала принимать разные средства – не антибиотики – когда мне было четырнадцать с половиной. Половина – это важно, это означало, что тебе уже скоро пятнадцать. Ну, почти. Как бы то ни было, я начала с таких больших бледно-голубых таблеток «Сандоз», которые удобно разламывать на четвертинки. Не с травки, как большинство людей, потому что я не курила. Лиз отвратила меня от курева на всю жизнь. В общем, все, кто что-то из себя представлял, все мои тогдашние приятели по выходным закидывались «кислотой», а если ты был по-настоящему крут, то и на неделе тоже. Как вы понимаете, я связалась с дурной компанией – ну, по крайней мере все так говорили. Люди любят о таком поговорить, верно? Дурная компания: бездельники, извращенцы и худшие из них – мотоциклисты. Байкеры. Дикари. Ангелы Ада. Нелюди, неандертальцы, которые накуривались, похищали рыдающих дев, связывали и увозили на ревущих машинах к жизни во грехе и грязи, в свои мерзкие неопрятные логова. Ну, теперь вы понимаете, почему они меня привлекали. Вообще-то сперва я просто шлялась, как любой придурочный подросток, в магазин пластинок, слонялась – тогда мне это представлялось ужасно крутым – между кабинок для прослушивания – помните их? Эти странные, пахучие, разгороженные навесы, похожие на прозрачные телефонные будки в аэропортах, только из фанеры с посеребренной панелью внутри, чтобы придать им современный вид. Там была полка для сумки, ты стоял в спертой вони, опершись на заднюю стену, а выбранная тобой виниловая пластинка (например «Ложись, леди, ложись» Боба Дилана – довольно непристойная, с рычащим припевом «Ложись поперек моей большой латунной кровати») играла из-за прилавка. Иногда туда, хихикая и толкаясь, вместе с тобой набивались твои приятели, но мне такое не нравилось, мне это казалось детским садом. Я хорошо разбиралась в «ребячестве», потому что, понятное дело, в четырнадцать (с половиной) ребенком уже не была. Я стала музыкальным фанатом. Я покупала синглы и крутила их на своем стареньком кремово-голубом портативном проигрывателе «Дансетт» (вы не поверите, он был размером с небольшой чемодан). Я хранила свои пластинки в странной штуковине с позолоченной проволокой – решетке для тостов, которую приобрела на благотворительной распродаже за пару монет, потому что она была слегка ржавая. Я покупала кучи синглов – интересно, куда они потом девались? Все мои карманные деньги уходили на них – на эти черные диски размером с блюдце, полные чистого эскапизма, от них тепло пахло пластмассой… Пучок странного пуха вечно собирался на иголке, пока она упорно скользила по магическим желобкам. Неоново-яркие бумажные обложки… Несколько парней постарше присматривались к нашей маленькой девчоночьей труппе: я в бежевом, доставшемся мне по наследству, длинном пальто, с длинными волосами, разделенными пробором, остальные – Джиллиан, Мэнди, Сью, Клэр – в мини и высоких, до колена, виниловых сапогах. Все мы сильно накрашены – бледные матовые губы, мертвенно-голубые тени, подчеркнутые коричневой подводкой, белый маскирующий карандаш, тяжелые комки черной туши, сильный запах дешевых духов вроде «Aqua Manda» или «Kiku». Это были мои донаркотические друзья, мои детские школьные подружки. Невинные, несмотря на блядский прикид. Совсем еще дети. Я помню тот день в серебристо-серой бесконечности северной зимы, я тогда заколола волосы в дикий навороченный шиньон, и Данк Петере, этот костлявый вожделенный Старик восемнадцати лет с длинными блестящими каштановыми волосами, в крутых штанах и отвратительно пахнущей афганской дубленке, втиснулся в кабинку, где я слушала «Кёрвд Эйр»[13] и пробормотал в мое пылающее ухо: «Тебе нужно носить распущенные волосы, чувиха, не напрягайся ты так…» Я покраснела, странный электрический гул пробежал по всему телу от его мускусной близости, он вытащил из моих волос все шпильки, одну за другой, – все вокруг старательно делали вид, что не смотрят на нас, – и провел грязными прокуренными пальцами по моим распущенным волосам; его браслеты позвякивали; я подняла взгляд и посмотрела в его затуманенные травой зеленые глаза, когда его лицо приблизилось к моему. – Э-э, да, – прокаркала я, в горле у меня пересохло. Он что – нет, это невозможно, боже, он собирается меня поцеловать? То есть такую, как – Гм, ты неплохо выглядишь, симпатичная. Может, хочешь пойти в «Конкорд»? Его пухлые сексуальные губы замерли в миллиметрах от моей щеки; его теплое дыхание не благоухало зубной пастой, но под никотиново-травяным душком запах был сладкий, почти ароматный. Это был чистый секс. Сердце у меня колотилось так громко – я была уверена, что Данк слышит его стук. Воздух стал клейким от пачули и подростковых страхов. Хочу ли я на глазах у всех отправиться в кафе «Конкорд», самую хипповую, самую крутую, жуткую и грязную, провонявшую травой, кофейню в городе вместе с Данком, настоящим крутейшим хипповским идолом, сердцеедом чистой воды? Мои дрожащие губы уже начали было произносить «о да, пожалуйста», но тут я замолчала. Джилли, Сью и компании родители запретили переступать порог «Конкорда» под страхом ужасных наказаний – таких, например, как домашний арест на месяц или лишение карманных денег. Мне не запрещали – ну, точнее, ничего не говорили, но, надо полагать, если меня увидят на пороге этого притона из притонов, на меня обрушится весь ад. Но вообще-то я могла бы… Победила верность. Я знала толк в верности. Только в те дни я была не слишком разборчива в том, кому следует хранить верность; так что честь моя была спасена девчонками. Я ощутила прилив благородства, прямо как сестра Люк; я знала, что поступила порядочно. Я заставила себя повернуться к Данку. – H-не могу. Мои подружки. Я не могу… Его уже не было. За один краткий миг он проскользнул через подставки с пластинками и погрузился в разговор с Майклом Олтоном и Барри Феррисом – музыкантами, которые играли по пятницам на вечерних танцах со своей группой «Дженезис». Не настоящей, знаменитой «Дженезис», разумеется, а брэдфордской, с Эйдом Солтером из Кейли в качестве вокалиста: одной из тех групп, что играли песни «Фри» и «Лед Зеппелин». Ах, как же мы, девчонки, двигались на танцах, которые устраивались в церковном холле, – круто и сексуально! Так нам казалось, хотя на деле мы походили на умирающих каракатиц. Я была уничтожена. Руки у меня тряслись. Все пропало. Я отвергла Данка. – Что он сказал? Билли, Бил-лиии, что он сказал? Девочки сгрудились вокруг меня, девственной мученицы: глаза вытаращены, лица порозовели от любопытства. Я ответила им с болезненной гримасой сломленной женщины: – Он пригласил меня в «Конкорд». Коллективный вздох походил на шипение стада гусей. – Нет! Нет! Он никогда! Он не мог пригласить тебя… А твои волосы? Погляди, что он сделал с твоими волосами! А что ты сказала, что? Пухленькая маленькая Сью, чьи формы распирали пуговицы на белой шелковой блузке, пышные бедра туго натягивали мохеровую мини-юбку, глаза как блюдца, она тяжело дышала, почти астматическое. Я думала, он собирается тебя поцеловать прямо там. Ты пойдешь с ним, Билли? – Ты сопли-то не распускай. Такие парни, как Данк, не целуют таких девчонок, как Билли, она же еще ребенок, – разъяренно оборвала ее Джилли. Вот язва. «Ребенок», ну надо же. – Вообще-то, Джиллиан, я его послала, он не в моем вкусе. Он такой… такой простой. И в любом случае, как я могу пойти, если вы не сможете? Это было бы нечестно. – Я пылала праведностью. Джилли посмотрела на меня, сузив глаза: – Если так, то ты сглупила. Я бы со всех ног побежала, любая из нас пошла бы, верно, девочки? Честно говоря, ты такая чудная, Билли. Все время витаешь в облаках, сущий младенец. И развернулась на здоровенных каблуках, и потопала прочь, покачивая сумочкой. – Да, честно говоря, Билли, иногда… Остальные последовали за Джил, а я изо всех сил старалась не разрыдаться из-за их предательства. Сью положила мне на плечо толстенькую, похожую на морскую звезду, лапку с обкусанными до мяса ногтями. – Она вовсе не это имела в виду, Билли, она просто ревнует, потому что он не ее выбрал; пошли, заглянем в «Уимпи», а? Возьмем молочный коктейль, шоколадный, твой любимый. Пошли, не хватает еще, чтобы она поняла, как тебя расстроила. Но тебе надо было с ним пойти, в самом деле, когда он вытащил шпильки из твоих волос, это было так романтично, по правде сказать… Через полгода я вошла в бар отеля «Корона» с пятью сотнями доз ЛСД и пистолетом в греческой дорожной плетеной сумке, ухмыляясь во весь рот и паря над землей, как воздушный змей. |
||
|