Река речи

Танков Александр Семенович родился в Ленинграде в 1953 году. Пишет стихи и прозу, публиковался во многих питерских журналах и альманахах. Автор двух поэтических книг. Живет в Санкт-Петербурге.

“…Давно не читал таких горячих стихов. Кажется, что это не стихи, а раскаленные любовью и сердечным жаром частички бытия… Александр Танков рисует нашу жизнь такой, какая она есть, — захватывающе вульгарной, жалкой и неповторимой” (Александр Кушнер).

*    *

 *

Залитый холодным ртутным светом

Хрупкий снег и черен, и лилов.

Я хотел бы написать об этом,

Только, разумеется, без слов.

Потому что слово так нечестно —

Если можешь, лучше промолчи.

Потому что сердцу слишком тесно

В залитой сиянием ночи.

Потому что то, что было словом,

То, что зрело, в пустоте паря, —

Стало снегом черным и лиловым,

Резким ртутным светом фонаря.

*    *

 *

Ах, наверное, нас научил Фома

Грозовому неверью ночной реки.

Как на ощупь можно сойти с ума,

Темноту, как птицу, кормя с руки.

Я уже не тот, за кого меня

Принимают камни, трава, кусты,

У ночной грозы попросив огня,

В темноту, как в рану, вложив персты.

И покуда время журчит в ночи

И деревья учат язык дождя,

Об одном и том же навзрыд молчи,

В темноту, как в воду, по грудь войдя.

*    *

 *

Как какой-нибудь вусмерть взъерошенный

Пьяной талой водой воробей —

Я не пил тебя, жизнь, по-хорошему,

Погоди, не спеши, не убей.

Водопоя певучею заумью

Наглотаться, как в юности, всласть,

И большими, как счастье, слезами

Слюдяная весна налилась.

Научи меня заново, замертво,

Как ты только умеешь — навзрыд,

И железным ковшом, как гекзаметром,

Ледяной переулок разрыт.

*    *

 *

Где живут мертвые языки? На каких берегах

Вавилонские старики, раскачиваясь, оплакивают свой оскудевший народ,

Междометья баюкая, как сонных детей, на руках,

Через реку речи живой перебраться пытаются вброд.

По каким темным морям плывут финикийские корабли?

Компас сломан, а может, не изобретен.

Сорок тысяч столетий на горизонте не видно земли,

Выпита влага глаголов, стерты пальцы, сношена плоть времен.

Так и я когда-нибудь стану суше латыни, шумерского мрака темней,

На дорожную полку откинусь, убаюканный стуком колес…

Что касается жизни, я только и знаю о ней,

Что она равнодушна, безмерна и жжется до слез.

*    *

 *

Может, где-нибудь под Кандагаром

Так же ночь душиста и темна,

И гордится смоляным загаром

Смуглая восточная луна.

Собственно, и важно только это:

Ночь и исчезающие в ней

Острые, скупые искры света —

Светляков ли, бортовых огней…

*    *

 *

Детство вспоминается без боли.

Желтый вечер, лампа, молоко.

То ли наступает старость, то ли

Просто стало слишком далеко.

Угасает день, стихает смута,

Поспеваешь к финишу в хвосте…

С возрастом всех тянет почему-то

К вздорной и пристрастной простоте.

*    *

 *

Майонезной битой баночкой,

Старым школьным пальтецом,

Той подкладочкой, изнаночкой,

Перекошенным лицом,

И — на мелкие осколочки,

Чтоб не помнить ни о ком,

Под прицелом мелкой сволочи —

Как по стеклам босиком.

Словно елку новогоднюю

В окна выбросят весной

В заводную преисподнюю

Нашей жизни прописной.