"Western по-русски" - читать интересную книгу автора (Пантелеев Александр Сергеевич)Александр Сергеевич Пантелеев Western по-русски Книга 1Все тот же самый пролог…'То, что иногда возникает как побочное, несущественное, может стать чем-то по-настоящему ценным…' Личное наблюдение. Иногда нужен именно неудачник. Ян Ставински был неудачник. И он это знал. Его неудачи начались еще задолго до его рождения. Его мать дочь приходского священника, отвергла ухаживания сына зажиточного крестьянина и по совместительству владельца единственной мельницы в округе, ради молодого и бедного, но очень бравого на вид капрала Яноша Ставински. Отец не прожив и года с молодой женой, был мобилизован на борьбу с немецко-фашистскими войсками, где погиб от пули немецкого снайпера при защите Варшавы. Ян родился уже во время оккупации. Его мать, будучи девушкой видной, быстро попала на глаза немецким офицерам, но по натуре, будучи робкой и мечтательной, робеющей перед человеком в форме, очень скоро пошла по рукам. Сначала офицеров, а потом дошло дело до простых солдат. Жизнь свою, она закончила в борделе, под немецким солдатом, во время бомбежки русскими Варшавы. Маленький Ян был сначала на попечении тетки, а после смерти ее в 1947 в местном детдоме, где их было больше 200 человек на 1 воспитателя. Этот детский концлагерь с подлыми порядками, снился Яну до сих пор. Едва Яну стукнуло 18, он по-настоящему влюбился. Юная и очаровательная Ксения, дочка главы районной управы, лишь громко рассмеялась, когда краснеющий Ян, принес ей скромный букетик полевых цветов. Сейчас, оглядываясь назад, можно было его понять. Молодого парня из сиротского приюта, над которым смеется эта балованная девчонка. Но тогда ее смех, резал его душу пополам. Спросите себя, что было делать? Ян не знал на это ответ. Раздавленный и подавленный, он шел в свою коморку в детдоме. Но тут на глаза попался старый плакат на тумбе для объявлений концертов или плакатов муниципалитета. Плакат был еще довоенный, наполовину ободранный, но парень, смотрящий с него, был очень похож на самого Яна. В поношенной одежде, он делал уверенный шаг в какое-то светлое будущее. Куда именно было не разобрать из-за подтеков клея и обрывков плакатов. Единственное, что уцелело, так это фигура парня и надпись. '… легион. Франция. Улица Лемана 112.' В детдоме его встретил директор. Старый дядька, в круглых очках без одной дужки и вечно засаленном, сером костюме. Когда-то писк моды и немалой цены, костюм этот, сегодня представлял печальное зрелище, в своей затасканности. Впрочем, Яну, об этом было не судить, ибо те обноски, в которых он был одет, и одеждой то, назвать было сложно. Дядька, Яна, терпеть не мог. То ли просто из вредности, то ли за тухлые помидоры, которые уронил на него Ян с крыши. Тогда поймали только его. Потому, когда выпускникам стали раздавать назначения, Яну досталась товарная станция и работа грузчика. И сегодня ему предстояло переехать в рабочий барак, где руководство станции выделило ему койку. Директор не дал даже проститься с друзьями, всучил ему котомку с нехитрыми пожитками и вытолкал за порог. Как ни странно Ян испытывал от этого странную радость. Ведь он так и так собирался на вокзал. Плакат показал ему его шанс. А упускать его он не собирался. Ян проработал на станции две недели. Ровно столько времени, чтобы найти подходящий товарный состав во Францию. Потом было четыре дня тряски на крыше вагона и леденящий душу, страх, когда на границах, товарный состав осматривали пограничники. Когда состав вошел в пригород Парижа и существенно замедлил скорость, Ян подгадал момент и покинул поезд. На ослабевших от недоедания ногах он отправился искать пресловутый легион. Район со смешным названием Фонтунай Су-Буа он нашел только к вечеру. Изрядно удивив престарелого капрала своим ужасным видом, впрочем, старый вояка видал и не такое. Французский иностранный легион был местом, куда приходили многие, чтобы забыть о прошлом. И многим легион давал такой шанс. Яну в первый раз повезло. Его взяли. Ян не говорил по французски, но это никого не смущало. В легионе служило много поляков и его просто определили в учебный взвод, которым командовал именно поляк. И начались тяжелые будни. С Яна сошло сто потов, прежде чем он услышал вместо презрительного 'фи' — нейтральное, 'ладно пойдет' от своего инструктора. А потом его перевели в боевую часть. Яну в легионе нравилось. Кормили отлично, одевали и обували. И были деньги, чтобы заплатить в борделе за красоток, которым гордая Ксения в подметки не годилась по красоте. Ян втянулся и уже не помышлял, ни о чем ином, кроме чина Капрал-Шефа. Но в этот момент, жизнь словно вспомнила о нем и о том, что Яна она почему-то не любит. Пустяковое патрулирование, в одной из африканских стран, привело в засаду и кровавой бане. Из 15 человек, выжил только Ян, да и то с оговорками. Четыре осколка от мины в ноге и покореженное лицо, сделали из него инвалида, причем как внешне, так и внутренне. Легион, щедро расплатился со своим бывшим солдатом, но боль от утраты личного образа, молодого и здорового, обеспеченного, военного, была невыносима. Хотелось уехать куда подальше. А дальше всего была только Америка. США встретили бывшего легионера не приветливой и холодной погодой. Морщась от идущего за окном, мокрого снега, словно он уже падал ему на голову, Ян оглядел аэропорт Нью-Йорка и понял, что хочет туда, где теплее. Пока таможенник оформлял его документы, Ян спросил: — У вас есть места, где теплее. Где можно жить? Таможенник посмотрел на француза так снисходительно, будто тот был из Зимбабве. — Есть. Например, Майями или вот Аризона. Я сам оттуда, г. Сьерра-Виста. Тепло и красивые горы вокруг. — Спасибо. Ян получил свои вещи и пошел покупать билет до Аризоны. Ему было все равно где жить и почему бы не Аризона? Г. Сьерра — Виста не разочаровал Яна. Тихий уютный городок с патриархальными нравами. На оставшиеся деньги, Ян купил небольшой домик на окраине и стал приходить в себя в баре по соседству. Заливая горе по своей загубленной жизни дешевым, кукурузным виски. Так проходили годы. Пока, в один прекрасный день, в бар, где уже привычно, напивался Ян, вломился старый индеец. Он выглядел настолько колоритно, что Ян уже казалось, привыкший ко всему, даже немного протрезвел. Индеец был одет в черную, кожаную косуху, увешанную какими-то перьями, на голове, носил шляпу, с какими-то зубами и при этом, был в доску пьян. Очень не трезвой походкой, индеец подошел к стойке, вытянув откуда-то из-под кожаной косухи, сто долларовую купюру, брякнул: — Эй, гринго, мне 2 литра виски. Бармену, индеец был знаком. Это был шаман местного племени, что подрабатывало развлечением туристов. Впрочем, этот, вроде как, был из "настоящих". Потому его немного побаивались. И к тому же, был трезвенник, каких поискать. А тут? Бармен почесал в затылке: — Эй, Орлиный глаз, ты же вроде не пьешь? Индеец посмотрел на него, высоко задрав голову, словно и в правду был белоголовым орлом, а потом как-то сник, взгромоздился на высокий барный стул, как на насест, сказал: — Раньше не пил. А сейчас, когда до конца мира, осталось так мало времени… какой смысл? Заграбастав стакан, который поставил перед ним бармен, залпом опрокинул виски в глотку. Ян был зол на весь мир и свою судьбу, потому слова индейца запали в память, точно как тот злосчастный плакат в Варшаве. Он решил выяснить, что именно имел в виду, этот странный шаман. На следующий день, Ян проснулся с удивительно чистой головой и с твердым намереньем разобраться, что к чему. Наскоро перекусив яичницей с беконом, он прыгнул в старенький арендованный пикап. Пикап надлежало вернуть арендатору еще год назад, однако содержать на балансе эту развалюху, было дороже, чем просто списать как украденную. Владелец салона, скорее облегченно вздохнул, чем расстроился, когда ему сообщили о невозвращении машины в срок. Заявление в полиции лежало до сих пор. Но искать столь древнюю машину, шерифу было в лом. Так что ездил на нем Ян совершенно спокойно. Шамана следовало искать либо в барах, либо в резервации. Ян решил начать с резервации. Обеспокоенные индейцы, показали на самый большой шатер. — Обычно он не пьет, а теперь как с цепи сорвался — посетовала старушка на входе. Ян ввалился в вигвам, даже не пытаясь стучать. Изнутри раздавался богатырский храп хозяина, утруждать себя вежливостью, было просто бессмысленно. Шаман спал на тростниковой подстилке, являя Яну свой гордый, ярко алый от количества выпитого нос. Ян сел рядом на корточки и потряс шамана за плечо. Реакции не последовало. Впрочем, Ян выпил в этом мире достаточно алкоголя, чтобы знать надежный способ. Он достал из кармана флягу с виски, открутил колпачок, потряс ею у носа индейца. Терпкий дух хорошего виски мигом проник в нос индейца, часто задышав, шаман проснулся. Ян посмотрел в наполненные болью глаза шамана и понял, что у того, тяжелейшее похмелье. Хмыкнув, он отдал флягу шаману. Хрипя от удовольствия, тот опорожнил ее в два глотка и снова рухнул на циновку. — Ээ нет. Мы так не договаривались — сказал Ян, схватил шамана за полы его вонючей косухи, потащил наружу. Индеец был худ, Яну казалось, не весил ничего. Рядом с вигвамом стояла коновязь и огромное корыто с водой. Именно в это корыто Ян шамана и опустил. От ледяной воды, у шамана просто вышибло дух и еще минут пять, после того, как Ян его вытащил, он только хрюкал от возмущения. Наконец успокоившись, он выдал сакраментальное: — Кто ты и чего тебе от меня надо? — Поговорить. Ян достал пачку 'Кеммела', прикурил: — Хочу знать, что ты имел в виду вчера в баре? — В каком именно? Я пил двое суток — шаман без спросу взял пачку из рук Яна, достал сигарету, прикурил. Пачку засунул себе в карман и нагло уставился на Яна. – 'У Монтгомери'. Ты сказал, что из-за того, что миру скоро конец, можно отступить от правил. Потому, мол, и пьешь. Шаман затянулся, смотря, куда-то вдаль. Нагнулся к Яну, выдохнув дым прямо в лицо, прошептал: — А ты, гринго, действительно хочешь это знать? Ян не задумываясь, кивнул: — Да хочу. Этот мир уже сделал мне столько дерьма, что хочется знать, когда именно он загнется. Шаман внимательно посмотрел в глаза Яну и прошипел: — Ну что ж гринго. Тут мы с тобой похожи. Я тоже ненавижу, этот Ваш белый мир. Ненавижу за то, что вы с нами сделали. Ненавижу эти ваши новомодные штучки. Если бы не ваши пушки, еще сто лет назад, мои предки порвали бы вас на холодец и скормили койотам. Я долго искал способ что-то изменить. И я его нашел. Если хочешь, я расскажу тебе мой план. Но сначала тебе нужно доказать, что ты на моей стороне. Ничего личного гринго. Но верить вам, белым, на слово, я не буду. Решай сам. Ян сплюнул, кинул окурок на пол хижины, посмотрел в глаза индейцу: — Этот мир лишил меня родителей и будущего. А потом отобрал и здоровье. Думаешь, у меня к нему есть теплые чувства? Давай говори, что ты от меня хочешь. Шаман прошел внутрь хижины и достал из плетеного сундука карту. Сев на циновку пригласил присесть Яна. — Смотри Гринго. Моя сила — лишь тень той, что обладали мои предки. Но если в правильном месте ее применить и соответствующим образом усилить, можно добиться многого. Ваша беда в том, гринго, что вы не верите в мою силу. Потому все что я делал, вы списывали на мою дурость шамана. Я мог спокойно проводить свои исследования и эксперименты, никого они не интересовали. Я учился в лучшем университете Америки, доктор наук, между прочим. Я смог сделать львиную долю уже задуманного плана, а вы по-прежнему смотрите и не видите очевидного. Вы ослабли духом гринго. Надеетесь на ваши технологии и оружье. Давно разучились сражаться лицом к лицу, чувствуя кровь врага на лице… — Кончай разглагольствовать. Ян сплюнул. Давай уже к делу. — Так я о деле и говорю. Шаман хрипло рассмеялся. Гринго ты даже не понимаешь, о чем я говорю. И не поймешь. Просто поверь, что когда ты, сделаешь то, что я тебе скажу, этот мир таким, каким ты его видишь, перестанет существовать. Но сначала, тебе надо кое-что сделать. — Понятно. И что конкретно? Шаман расстелил карту и указал на три места на ней. Тут, тут и тут. Координаты надо соблюсти с точностью до метра. Справишься? — Ну, если карта точна то смогу. Так что там надо сделать? — Гринго. Шаман наклонился к нему в упор — ты видел кровь людей? — Да. Ян слегка поежился от тона шамана: — А что? — А то, что в этих трех местах тебе нужно убить трех человек. Причем строго соблюсти процедуру. Ну, так что гринго, не передумал? Ян задумался. Убивать ему приходилось и не раз. Легион это вам не институт благородных девиц знаете ли. Но хладнокровно ради 'ритуала' не приходилось. Впрочем, что-то заставляло шаману верить. Слишком уж он был логичен для больного и уверен в своих словах. Словно точно знал, что это сработает: — Смогу. Как и кого надо убить? — Мне все равно гринго. Набери бомжей. Их дольше не кинуться искать. Вы гринго плюете на все и на всех. Даже на своих братьев. Но учти, что нам надо будет принести в жертву четвертого. И это должна быть женщина. Место я покажу тебе только после того, как выполнишь первые три дела. Смотри не попадись. Ведь сам понимаешь, копам я скажу, что ты приезжал взыскивать с меня карточный долг. — Вот инструкции. Шаман дал Яну лист набранного на печатной машинке текста. А теперь иди гринго, у меня страшно болит голова. Ян вышел из вигвама и сел в свой пикап. Завел мотор, громыхая отваливающимся бампером, поехал домой. И только проехав несколько миль, Ян остановился, достал из бардачка новую пачку сигарет, прикурил и стал думать. И самое главное, почему он так безоговорочно поверил, старому, психованному, индейцу. Попыхивая сигаретой, развернул инструкцию. Шаман предлагал тщательно связать одну жертву. Причем полагалось заткнуть рот, уши, завязать глаза и убить, выстрелом в рот из пистолета. Вторую жертву требовалось распять в позе креста и убить осиновым колом в сердце, словно вампира, как показывают в фильмах ужасов. Третьего, предлагалось сжечь заживо на костре, как средневековую ведьму. Но особо оговаривалось, что на последней жертве не должно было быть совершенно ничего искусственного. Даже пометка была, насчет искусственных зубов. Их предлагалось выбить. Ян хмыкнул. Ну что же. Его жизнь была кончена. Деньги на исходе, семьи нет. Оставалась только надежда на этого сумасшедшего старика. Что его план сработает. Все получилось на диво легко. Ян съездил в г. Феникс, заманил в пикап 3-х бомжей и бомжиху. Напоил их виски со снотворным и готово. Утро он уже встречал на точке, обозначенной на карте как первая жертва, шаман сделал пометку в виде револьвера. Видимо, чтобы Ян не забыл, как именно должна умереть жертва. Бомжи связанные и еще сонные, долго не понимали, что происходит. Ян, чертыхаясь, вытащил одного. Разило от них знатно. Завязал будущей жертве тряпкой глаза. Воткнул в уши беруши. Положил тело на то место, где по его прикидкам, была точка на карте, достал свой револьвер. Вставил в рот сонному бомжу и взвел курок. Это был его Рубикон. Дальше была либо мечта шамана, либо смертный приговор и скорый суд. Ян посмотрел на бомжа и решился. Выстрел распорол тишину, и погас в придорожных кустах. Ян, не оглядываясь, пошел к пикапу. Бомжи громко ворочались в кузове. Даже до них, каким-то звериным чутьем стало доходить, что их смерть, близко. Ян провозился весь день. Особенно намучался с последним экземпляром. Бомж оказался силен как бык, чуть было не убежал. Яну пришлось прострелить ему ногу, прежде чем он смог его остановить. Хромая, от переживаний разболелись старые раны, он затащил бомжа на груду хвороста и уже, наплевав на все инструкции, просто облил бензином и поджег. Сил уже не было, а еще ехать к шаману. В стойбище было непривычно тихо. Только у вигвама шамана, стоял какой-то минивэн. Ян просигналил. Шаман тут же выполз из шатра, махнув рукой, мол, за мной, сел в свою развалюху и они поехали. Ехали долго, пока не вырулили на вершину какой-то горы. С небольшого плато открывался великолепный вид на степи. Правда сейчас, там было видно только огоньки внизу, вокруг, если бы не фары, была бы полная тьма. Шаман вышел из машины и потащил Яна за рукав. — Пошли, поможешь. В кузове его развалюхи, лежала тонкая, каменная плита, исписанная, какими-то знаками. — Тяжелая гадость — Ян чуть не оборвал руки, пока плиту вытаскивали и не размещали на краю обрыва. Шаман любовно погладил плиту, повернувшись к Яну, сказал: — Гринго. Эту плиту мне привезли с пирамид майя. Ей очень много лет. Она помнит еще ту настоящую силу. Тащи жертву. Ян пошел к фургону. Вытащил связанную как немецкую сосиску, бомжиху и потащил ее к шаману. Тот достал каменный топорик и очень точно, можно сказать ювелирно, раскроил ей голову. Ян даже проникся уважением к этой сноровке, чувствовался реальный опыт и завидное хладнокровье. — Клади на платформу и иди в машину. Дальше я сам. Ты свою работу сделал, гринго. Шаман встал у подножья плиты и стал читать речитативом, какую-то белиберду. Ян отошел к пикапу. Достал сигарету и прикурил. Теперь все. От запаха свежей крови и осознания сделанного, слегка дрожали руки, кружилась голова. Шаман читал заклинание и периодически взмахивал топором. Буквально разделывая жертву на плите. Кровь лилась на платформу, а Ян заметил некую странность. Символы на платформе загорались, синим светом один за другим, все, кроме одного. Он чернел провалом во второй строчке сверху и не хотел загораться. Шаман читал, кровь лилась. Символы горели уже все, кроме одного. Вокруг шамана вертелось облако, из светло-голубого света ограждая его со всех сторон словно стеной. И тут шаман резко выкрикнул какой-то приказ. Плита налилась бардовым цветом, словно раскалилась. Шаман страшно закричал, повернулся к Яну и тот увидел в его глазах, страшную, нечеловеческую боль — Ты гринго! Что ты наделал? Ты нарушил ритуал. Жертвы были принесены не правильно! Будь ты проклят! И тут Ян вспомнил, что забыл сделать. Извлечь пулю из ляжки последнего бомжа. И бензин, которым растапливал дрова. А ведь шаман его строго предупреждал… Индейца приподняло в воздухе над плитой и словно взорвало изнутри. Причем, так как взрывается каждая клетка в теле. А потом в небе зажглось рукотворное солнце, рухнувшее в холодную бездну космоса. Впрочем, пепел того, что когда-то было Яном Ставински, этого не увидел. Он всегда был не удачником, этот Ян… |
||
|