"Убийце — Гонкуровская премия" - читать интересную книгу автора (Гамарра Пьер)Глава 2. МОЛЧАНИЕ ГАРПОКРАТАТелефонный разговор между главным редактором крупной утренней газеты — Так. Ну? — Какой-то Поль Дубуа. Теперь вы меня лучше слышите? — Да. Что-то было с телефоном. Кто он такой, этот Дюбуа? — Дубуа, не — Какое это имеет значение! Итак, вы берете подробное интервью, идёт? А фотографии есть? — Конечно, нет. Об этом я вам и толкую. И фотографии и интервью отпадают. — Почему? — Потому что нет автора. — А где же он? — Никто ничего не знает. Никто! — Послушайте, дорогой д'Аржан, вы понимаете, какую чушь вы порете? Некий господин, чьё имя никогда и не слышали в литературном мире, отхватывает себе Гонкуровскую премию и не появляется в день торжества. Да над вами посмеялись! — Уверяю вас, что я информирован лучше, чем кто-либо. — Вот так история! — Да, история поразительная. — Ну хорошо, он где-то задержался, занят или болен? — Никто ничего не знает. — Он уехал за границу? — Я же вам говорю, никто ничего не знает. — И не знают адреса? — Да… То есть нет. Этот субъект прислал письмо председателю жюри, дав ему парижский адрес. Но адрес вымышлен. Уже наведены справки. Одним словом, ничего не известно. Поль Дубуа не явился. — Так. Надо ещё подождать немного. — А мы и ждём. Радио уже передало о присуждении премии. Посмотрим, что будет. — Странно, очень странно. Представить роман на Гонкуровскую премию, а потом даже не поинтересоваться его судьбой! А что это за роман? Как он там называется, вы мне только что говорили? — — Нет. В этом-то вся загвоздка. Мне кажется, что премия присуждалась не рукописи… — Слушаю. Что? Повторите. Опять кто-то мешает! — Алло, а теперь слышите? — Да. Так вы говорили мне что-то о рукописи? — Совершенно верно. Каждый из членов жюри получил по экземпляру — Так. А письмо председателю? — Ничего интересного. Письмо как письмо. Там ничего не выудишь. К тому же, я вам говорил, адрес вымышлен. Да, положение членов жюри незавидное. Председатель сам не свой, журналисты начинают зубоскалить. Уже придумали заголовки для вечерних выпусков: Все это очень странно… — Слушайте, д'Аржан, постарайтесь все же раздобыть какие-нибудь подробности. А это — Роман. — Это ясно, но кто такой Гарпократ? — Ну, как вам сказать… Греческий бог… — Ну конечно, я уже совсем обалдел. — Бог молчания. — Да, да. — Роман превосходит все, что только можно вообразить. Говорят, это совершенно выдающаяся вещь. Он произвёл потрясающее впечатление на жюри. Знаете, ведь премия была предрешена. Вернее, было два кандидата: Жюль Воллар за — Знаю: — Пожалуй. Но все же Воллар котировался выше. Честно-то говоря, Кто-то сказал: — А неверный адрес? — Все гении рассеянны… Алло. Значит, ждите, добывайте материал. Мы дадим хорошую подборку со сногсшибательным началом на первой полосе, тиснем портрет и… — Если он у нас будет… — Ну ясно. Да, а сам роман? Вы его читали? — Где я мог взять его?.. — Ну, старина, выкручивайтесь как хотите, но нам нужно содержание книги, какой-нибудь отрывок… Попросите Морелли, Андрэ Морелли, члена жюри, он друг нашей семьи. Да вы и сами его знаете. Пусть он вам даст эту злосчастную рукопись. Как хотите, но вы должны хотя бы пролистать её. — Сейчас жюри проводит закрытое заседание… — Где? — Все там же, на площади Гайон, в ресторане — Хорошо. Сидите там и соберите для нас хорошенький материальчик. Я полагаюсь на вас… — Сделаю все возможное… …. На город спускался вечер. Холодный, промозглый ноябрьский вечер. В такую погоду мечтаешь о камине, о тарелке горячего супа. Убийца сидел у радиоприёмника. Только что кончился концерт лёгкой музыки, начали передавать последние известия. Низкий ровный голос диктора вкрадчиво проникал в квартиру. После отчёта о парламентских дебатах он перешёл к хронике. — Париж. Сегодня, следуя установленной традиции, в ресторане — Премия присуждена мосье Полю Дубуа за роман Затем довольно неприятно грассирующий диктор прочитал результаты бегов. Немного погодя Убийца выключил радио. … Главный редактор Жозэ Робен ограничился несколькими короткими отчётами о следствии. Все прояснилось настолько быстро, что он даже особенно не вникал в суть дела. — Ах, это вы, Робен! — воскликнул редактор. — А я как раз подумал о вас… Прямо из Гренобля? — Да… Добрый вечер. Они обменялись рукопожатиями. — Вы уже знаете? — спросил Бари. — Читали последние сообщения? — Нет. Я только приехал и ещё не видел вечерних газет. — Зайдите… Я вам расскажу в двух словах. Это по поводу Гонкуровской премии. — Разрешите? — спросил Жозэ. Он уселся в кожаное кресаю и закурил сигарету. — Устали? — спросил Бари. — Да, немножко. — Дело в Гренобле оказалось пустячным? — Да, не фонтан. Так вы начали о Гонкуровской премии. Кто же счастливчик? Называли Воллара… — Ну вот, слушайте. Возможно, вы этим и займётесь. Все очень просто: лауреата вообще нет. — Как так нет? — Вот так. Премию присудили. Один из романов получил большинство голосов, а лауреат не явился. — Но ещё есть время. — Конечно. И все-таки случай весьма необычный. Бари порылся в бумагах, которыми был завален его стол. — Куда же я сунул вечерние газеты? Ага, вот они. Смотрите, какие заголовки: Жозэ Робен взял газеты и с невозмутимым видом принялся читать их. Его круглая кудрявая голова с золотистыми волосами прилежно склонилась над свежими, пахнущими краской полосами. Время от времени он удивлённо поднимал брови, и его голубые фаянсовые глаза выражали весёлое недоумение. Бари ходил взад и вперёд по кабинету, посасывая пустую трубку, потом остановился перед журналистом, открыл рот, но, ничего не сказав, снова зашагал. Он хорошо знал Робена. Парень обладал здравым смыслом и чутьём и, не разобравшись в деле, не высказывал своего мнения. Но вот Жозэ поднял голову и улыбнулся. — Забавно, — тихо проговорил он. — Да, пожалуй, забавно… Бари пожал плечами. — Хороший материал для газеты, — продолжал Жозэ. — Правильно, правильно, — согласился редактор. — Но меня беспокоит… Он остановился и задумчиво пососал мундштук своей трубки. Жозэ удивлённо поглядел на Бари. — Боюсь, — заговорил опять редактор, — что д'Аржану это дело не по плечу. — Почему? — Да, конечно, д'Аржан — литератор, хороший критик, это бесспорно. Он вам умело накатает хронику, в общем, своё дело знает, но, мне думается, за этой историей с исчезнувшим лауреатом кроется ещё что-то. Этим делом надо заняться вам, Робен… Да, я знаю, вы устали, вы в дурном настроении. Дело колбасника и выеденного яйца не стоило. И все же… — Простите, но это не по моей части. Жозэ покачал головой и стряхнул пепел с сигареты. В уголках его детского рта притаилась улыбка. — Нет, это не по моей части. Я не знаком с литературным миром, с писателями, я посещаю другие университеты, не имеющие отношения к литературе. Вот если бы речь шла о каком-нибудь красивеньком преступлении в крепко-накрепко запертой комнате или о суде присяжных… А все остальное… — Ну, ну… Вы же сами признаетесь, что любите все загадочное. Так как же, вопрос решён? — Подождите-ка. Судя по тому, что я сейчас прочитал, сведения у моих коллег весьма скудные. Присудили Гонкуровскую премию. Как и полагается, предварительно собралось жюри. Рассматривали кандидатуру Воллара и… как её? Арманды Раймон. Неожиданно кто-то предлагает ещё некоего Дубуа. Господа — члены жюри — обмениваются мнениями, спорят, короче говоря, выясняется, что Словом, все признаки гениальности. Итак, решался вопрос, дать ли премию Воллару, или Арманде Раймон, или ещё какому-нибудь бесспорному произведению. Жюри колеблется, прикидывает и так и этак, спорит. Никто не знает этого гениального Дубуа, этого таинственного литературного феномена. И вот наступает развязка. Премию присуждают Дубуа, но… Дубуа не является. Его ищут по указанному им адресу. Там нет никакого Дубуа. И до сих пор воз ни с места, и жюри в полном отчаянии. — Совершенно верно. Ну, а ваше мнение? Жозэ развёл руками. — А какое у меня может быть мнение? Дубуа оторвал себе Гонкуровскую премию. Где же Дубуа? Кто такой Дубуа? Я знаю не больше вашего. А вдруг это злая шутка… Ведь все возможно… — Да нет, едва ли кто-нибудь из наших литераторов, написав гениальное произведение, решит остаться анонимом. Нет, это отпадает. — Кто знает? Редко, правда, но встречаются и среди писателей скромные люди. У Жозэ загорелись глаза. Усталость с его лица как рукой сняло. Бари дружески хлопнул его по спине. — Я же вам говорил, это дельце для вас. — Нет, нет, вы не правы. Моя область — увы! — преступление, в бутылке чернил… — Ну вот, бутылка с чернилами уже есть… Жозэ встал, бросил на стол кипу газет, которая лежала у него на коленях. Он был небольшого роста, и широкий серый плащ неуклюже сидел на нем. — Любопытно было бы познакомиться… — Помолчав, Жозэ продолжал: — Любопытно было бы познакомиться с этим романом. — Конечно, — ответил Бари. — Я и просил д'Аржана поподробнее все разузнать. Но господа из жюри, кажется, не желают ничего сообщать. От издателей отбою нет, но всем отказывают. Ждут лауреата. А я сказал д'Аржану: — Алло! — сказал Бари. — Алло! Да, это я… Добрый вечер… Ах так… Неужели? Очень хорошо. Великолепно… Я был уверен… Он согласился? Ну конечно, он не мог отказать… Что? Естественно… Жаль… Больше ничего? Вы измотались? Старик Симони взбешён? Да, как можно больше всяких подробностей. Вот именно. Гоните строки. Что? Фотомонтаж со стариком Симони на фоне чёрного силуэта? Великолепная идея! И можно дать такую подпись: Бари повесил трубку. — Звонил д'Аржан. — Что он сказал? — В общем, ничего нового. Жюри неистовствует. Старик Симони, — вы знаете, поэт Симони, — тоже рвёт и мечет. Он говорит, что это позор для Гонкуровского комитета, и собирается отдать под суд шутника. У д'Аржана превосходная мысль — смонтировать фотографию Симони на фоне силуэта, который будет изображать неизвестного лауреата. — Недурно! — Да, чуть не забыл самое главное. Д'Аржану удалось кое-что вытянуть из Морелли. Вы слышали о Морелли? Он пишет исторические повестушки. Это друг нашей семьи, он не смог отказать нам и дал небольшую информацию. Д'Аржан встретился с ним и засыпал его вопросами. Но самое главное так и остаётся тайной. Мосье Дубуа по-прежнему скрывается. Морелли читал роман и пересказал д'Аржану содержание. Фабула несложная. Это описание одного преступления. — Детектив? — Нет, по-моему, нет. Насколько я понял, это нечто вроде мемуаров. Мемуары человека, который поставлен перед необходимостью совершить убийство. Понимаете? Я же говорю, вам стоит заняться этим делом. Жозэ рассмеялся. — Убийство на бумаге! В общем, мосье Дубуа рассказывает историю одного преступления. — Вот-вот. — Но сделать отсюда вывод, что убийство было совершено, по-моему, довольно смело. — Говорят, что преступление описано с большой силой. Жозэ, посвистывая с нерешительным видом, раскрыл свой портсигар и, поглядев Бари в лицо, сказал: — У меня есть предложение, которое должно вам понравиться. Вы ведь любите броские заголовки? Предположим, что убийство, описанное Дубуа, действительно самое что ни на есть настоящее. — Так. — В таком случае на первой полосе можно дать сногсшибательный заголовок. Жозэ вынул сигарету, медленно покрутил её между пальцами и, прищурившись, продолжал: — Именно сногсшибательный: |
||
|