"Брайтонский леденец" - читать интересную книгу автора (Грин Грэм)

5

Малыш закрыл за собой дверь, и, обернувшись, увидел глядевшие на него с веселым интересом лица.

— Ну как? — спросил Кьюбит. — Все улажено?

— Конечно, — ответил Малыш, — уж если я чего-нибудь захочу… — Голос его неуверенно дрогнул.

На умывальнике стояло полдюжины бутылок, в комнате пахло застоявшимся пивом.

— Чего-нибудь захочешь, — подхватил Кьюбит, — это здорово… — Он открыл новую бутылку; в теплой, душной комнате пена поднялась мгновенно и расплескалась по мраморной доске.

— Что это вы тут вытворяете? — спросил Малыш.

— Празднуем, — ответил Кьюбит. — Ты ведь католик? Обручение — вот как это называется у католиков.

Малыш оглядел присутствующих: Кьюбит слегка навеселе, Дэллоу поглощен чем-то, и еще пара худых, голодных типов — он их едва знал, прихлебатели, вертящиеся возле крупной игры, они смеются, когда смеешься ты, и хмурятся, когда ты хмуришься. Но теперь они улыбались когда улыбался Кьюбит, и вдруг Малыш понял, как низко он пал с того дня на моле, когда устраивал алиби, приказывал, делал то, на что у других не хватало мужества.

Джуди, жена Билли, сунула голову в дверь. Она была в утреннем халате. Ее тициановские волосы у корней были темные.

— Желаю счастья, Пинки! — воскликнула она, моргая накрашенными ресницами. Джуди только что выстирала свой лифчик — вода капала с маленького комочка розового шелка прямо на линолеум. Никто не предложил ей выпить.

— Только и знай что работай, — пробормотала она и пошла по коридору к батареям парового отопления.

Низко пал… и все-таки он не сделал ни одного ложного шага: если бы он не пошел тогда к Сноу и не поговорил бы с девушкой, все они были бы сейчас на скамье подсудимых. Если бы он не убил Спайсера… Ни одного ложного шага, каждый шаг вызван необходимостью, которую он подчас не в силах разгадать: выпытывающая женщина, звонки по телефону, пугавшие Спайсера. «А когда я женюсь на девушке, разве все это прекратится? — подумал он. — Куда это еще может меня завести?» Рот его передернулся… «Кажется, дальше уж некуда».

— Когда же счастливый день? — спросил Кьюбит, и все, кроме Дэллоу, покорно заулыбались.

Малыш очнулся. Он медленно двинулся к умывальнику.

— У вас что, нет для меня стакана? — спросил он. — Мне-то разве не нужно хоть как-нибудь отпраздновать?

Он заметил, что Дэллоу удивился, Кьюбит перестал паясничать, прихлебатели заколебались, на чью сторону переметнуться; он ухмыльнулся им — ведь только у него одного была голова на плечах.

— Как, Пинки… — начал Кьюбит.

— Я ведь не пью и не хочу жениться — прервал его Малыш, — так, что ли? Но мне уже пришлось по вкусу одно, так почему же и другое не понравится? Дайте-ка мне стакан.

— Понравится… — неловко усмехнулся Кьюбит, — тебе-то и вдруг понравится…

— Разве ты ее не разглядел? — спросил Малыш.

— Ну как же, мы с Дэллоу поглазели на нее. На лестнице. Только вот темновато было…

— Она милашка, — перебил его Малыш, — на койке не скупится. И соображает. Не так уж плоха, как вы думаете. Конечно, мне вроде бы и ни к чему жениться, но раз уж на то пошло… — Кто-то протянул ему стакан, он сделал большой глоток, от горькой и пенистой влаги его затошнило… Так вот что им нравится… Он напряг мускулы рта, чтобы скрыть свое состояние. — Ну, в общем, — продолжал он, — я доволен… — Он со скрытым отвращением посмотрел на остаток светлой жидкости в стакане, прежде чем проглотить ее.

Дэллоу молча наблюдал за происходящим, и Малыш чувствовал, что сейчас этот друг бесит его больше, чем враг; как и Спайсер, он знал слишком много, и то, что он знал, было опаснее всего, что было известно Спайсеру. Спайсер знал только такое, из-за чего можно угодить на скамью подсудимых, а Дэллоу разгадал то, что знают лишь зеркало и простыни, — тайный страх и унижение.

— Что с тобой делается, Дэллоу? — спросил он, едва сдерживая ярость. Глупая физиономия со сломанным носом выразила крайнюю растерянность.

— Завидуешь? — хвастливо начал Малыш. — И правильно. Ведь ты видел ее. Она не то, что ваши крашеные шлюхи. Она — первый сорт. Я женюсь на ней из-за вас, но положу ее в постель для себя. — Он злобно повернулся к Дэллоу. — А у тебя что на уме?

— Слушай, — спросил Дэллоу, — ведь это та самая, что ты встретил на молу? Мне не показалось, что она такая уж распрекрасная.

— Ты… ты же ни черта не понимаешь, — разразился Малыш, — ты же лопух. Ты не можешь отличить первый сорт, даже когда на него глазеешь.

— Герцогиня! — заметил Кьюбит и расхохотался.

Безграничное возмущение пронизывало Малыша с головы до пят. У него было такое чувство, будто оскорбили его любимого человека.

— Полегче, Кьюбит, — пригрозил он.

— Не обращай на него внимания, — успокаивал его Дэллоу, — мы ведь не знали, что ты втрескался…

— У нас есть для тебя подарочки. Пинки, — не унимался Кьюбит, — обзаведение для дома. — Он указал на две непристойные безделушки, стоявшие на умывальнике рядом с пивом, — их было полно в брайтонских галантерейных магазинах: миниатюрный радиоприемник в виде кукольного стульчика с наклейкой «Самый маленький в мире двухламповый приемник А-1» и горчичница в виде ночного горшка с надписью «Для меня и моей девочки». Малыша охватил такой ужас, какого он никогда не испытывал, отвратительное сознание того, что он среди всех них единственный девственник. Он хотел ударить Кьюбита по физиономии, но Кьюбит, смеясь, увернулся. Оба прихлебателя выскользнули из комнаты — они не любили домашних потасовок. Малыш услышал, как на лестнице они захохотали.

— Тебе это в хозяйстве пригодится, — не унимался Кьюбит, — ведь в доме должна быть не только кровать! — Он и подтрунивал и подбадривал.

— Ей-богу, я сделаю с тобой то же, что сделал со Спайсером, — пригрозил Малыш.

Смысл его слов не сразу дошел до Кьюбита. Наступила длинная пауза. Кьюбит было захохотал, но увидел испуганное лицо Дэллоу и только тут понял.

— Что, что? — переспросил он.

— Да он рехнулся, — вмешался Дэллоу.

— Думаешь, ты больно уж ловкий, — продолжал Малыш, — Спайсер тоже так думал.

— Это же из-за перил, — сказал Кьюбит, — тебя же здесь и не было. К чему ты клонишь?

— Конечно, его тут не было, — подтвердил Дэллоу.

— Ты думаешь, тебе все на свете известно? — Всю свою ненависть Малыш вложил в слово «известно», и свое отвращение тоже: Кьюбит ведь знал все о «забавах», как и Друитт за свои двадцать пять лет брака. — Не все-то тебе известно… — Он хотел пробудить в себе гордость, но испытывал только унижение. «Самый маленький приемник А-1». Человек может знать все на свете, но раз он не попробовал этих грязных делишек, то он ни в чем не разбирается.

— К чему это он клонит? — спросил Кьюбит.

— Нечего тебе его слушать, — уговаривал Дэллоу.

— А вот к чему, — продолжал Малыш. — Спайсер оказался слабаком, а во всей банде только я знаю, что делать в таких случаях.

— Очень уж ты ретив, — огрызнулся Кьюбит, — ты что, хочешь сказать, что перила тут ни при чем? — Вопрос напугал его самого, ему не хотелось услышать ответ. Он стал неловко продвигаться к двери, не спуская глаз с Малыша.

— Ну, ясно, все дело в перилах; — примирительно сказал Дэллоу. — Я-то ведь там был.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал Кьюбит, продолжая продвигаться к двери. — Для него всего Брайтона мало. Хватит с меня.

— Давай, — крикнул Малыш, — катись! Катись и помирай с голоду.

— Не буду я голодать, — возразил Кьюбит, — в этом городе есть кое-кто другой…

Когда дверь захлопнулась. Малыш повернулся к Дэллоу.

— Давай и ты уходи; — сказал он. — Вы думаете, что проживете и без меня; ну а мне стоит только свистнуть…

— Зачем ты так со мной разговариваешь? — обиделся Дэллоу. — Я тебя не оставлю. Я вовсе не собираюсь так скоро мириться с Крэбом.

Но Малыш не слушал его. Он повторил:

— Стоит мне только свистнуть! Они приползут обратно, — хвастливо добавил он. Затем подошел к железной кровати и улегся на нее… Какой долгий день!

— Быстренько звякни Друитту. Скажи ему, что с ее стороны нет никаких затруднений. Пусть он поспешно все улаживает.

— Если сможет, то на послезавтра? — спросил Дэллоу.

— Ну да, — согласился Малыш. Он слышал, как захлопнулась дверь, щека его подергивалась, он лежал, глядя в потолок, и думал: «Не моя вина, что они доводят меня до бешенства и толкают на такие дела; хоть бы люди оставили меня в покое…» При этом слове воображение его иссякло. Он лениво попытался представить себе этот «покой» — глаза его закрылись, и за сомкнутыми веками он увидел в бесконечной серой мгле страну, каких он не знал даже по открыткам, — места, еще менее известные, чем Большой Каньон[22] или Тадж-Махал.[23] Он опять открыл глаза, и мгновенно по его жилам снова потек яд — там, на умывальнике, стояли подарки Кьюбита. Он был как ребенок, больной гемофилией, — от каждого прикосновения выступала кровь.