"Тайны советской дипломатии" - читать интересную книгу автора (О.Гриневский)

С противоположных позиций выступала Сирия. Комитеты должны создаваться не по территориальному, а по функциональному признаку: мир, границы, палестинская проблема и т. д. Во всех них переговоры с Израилем будет вести единая арабская делегация. Иордания, хотя и не столь рьяно, придерживалась того же подхода: ей не хотелось взваливать на свои плечи тяжкое бремя решения палестинской проблемы.

Еще более сложным выглядел вопрос об участии палестинцев. С одной стороны, твердо заявлялось, что арабский народ Палестины в лице его законного представителя ООП должен быть полноправным участником Женевской конференции. С другой стороны, не менее категорично утверждалось, что Израиль «ни в коем случае не будет иметь дело с ООП».

И все же Советскому Союзу и США как-то удалось состыковать эти крайние позиции своих союзников. Москва, к примеру, смогла убедить Арафата, чтобы его представители вошли в общеарабскую делегацию, не объявляя о своем членстве в ООП. Американцы же получили согласие Израиля не возражать против участия в общеарабской делегации палестинцев, которые не были бы известны как функционеры ООП: «Мы не будем проверять их документы».

Однако настоящим камнем преткновения стала позиция Сирии. Советские дипломаты уговаривали эту страну принять смешанный подход: пусть будут комитеты, образованные по территориальному признаку, и пусть будут комитеты, состоящие из всех участников, для рассмотрения общих проблем — мира, безопасности, палестинского вопроса и экономического развития. Сирийцы хотя и сопротивлялись, но вроде бы поддавались.

Со своей стороны американцы уломали Израиль не возражать, чтобы в комитете по Западному берегу и сектору Газа помимо Иордании участвовали также египтяне и палестинцы. Заветная цель, похоже, была совсем близка.

Но и в Москве, и в Вашингтоне недооценили упрямства и твердости Асада, а главное, его поистине звериной хитрости. Вроде бы согласившись и уступая, он каждый раз находил какие-то новые зацепки и уклонялся от решения. А время бежало быстро. Весь сентябрь и октябрь 1977 года пролетели в этих нескончаемых дипломатических дрязгах. Громыко сердился и ругал свою ближневосточную команду:

— Что происходит у вас на Ближнем Востоке? Вы можете толком объяснить мне позицию этого Асада — пойдет он на Женевскую конференцию или нет?

Ближний Восток Андрей Андреевич не любил, а ближневосточных дел сторонился при любой возможности. Воспитанный в строгих канонах западной дипломатии, когда «да» — это «да», а «нет» — это «нет», он не понимал всех хитростей и тонкостей политики на Востоке. Там, прежде чем начать деловой разговор, поинтересуются здоровьем родителей, детей и ждут от вас того же. Но Боже упаси вас спросить о здоровье драгоценной супруги — имя женщины не произносится... Там дорогого гостя никогда не обидят прямым отказом, а на его прямой вопрос преподнесут такой изящный букет суесловия, в котором вообще трудно за что-либо уцепиться, но при желании можно понять, что это вроде бы и «да». И только потом послу или спецпредставителю разъяснят: конечно же, «нет» — как вы простых вещей не понимаете?! Поэтому Громыко ругал своих послов:

— Что вы мне говорите, я сам с ним разговаривал, и он сказал мне совсем другое...




Не поняли


На противоположном конце Земли президент США Джимми Картер тоже не понимал, что происходит с созывом этой Женевской конференции. Изнуренный бесконечной дипломатической тяжбой, он жаловался своему окружению, что есть другие дела, которыми ему нужно заниматься, а не тратить впустую время на ближневосточные дрязги. В таком настроении однажды в конце октября президент сел за стол в Овальном кабинете и, что редко случается, стал сам писать письмо «другу Садату». Еще в апреле, сетовал он, они вместе поклялись сделать все, что в их силах, для мира в этом районе. Однако сейчас он, Картер, уже мало что может предложить. Поэтому настало время ему, Садату, сделать смелый шаг государственной важности.

Никакие конкретные меры в письме не упоминались и в устной форме Садату не предлагались — так свидетельствуют участники этого события с американской стороны. Личное послание Картера было немедленно вручено Садату американским послом в Каире Херманом Эйлтсом.

Ответ не заставил себя ждать. Через неделю, 3 ноября, пришло написанное тоже от руки сумбурное послание Садата. Советник Картера Збигнев Бжезинский записал в дневнике: «Сенсацией вечера было совсем неожиданное и в чем-то шутовское предложение Садата... Он извещал, что на днях выступит с предложением провести суперконференцию по Ближнему Востоку, но не в Женеве, а в Восточном Иерусалиме, с участием глав государств — постоянных членов Совета Безопасности, а также руководителей Египта, Сирии, Иордании, Израиля и ООП. Это было примерно в 8 часов 30 минут, и президент сказал, что намеревался этим вечером поработать над своей речью по энергетике, но после такого сенсационного и волнующего предложения не знает, как можно заниматься этой речью».

На следующее утро в Белом доме у президента состоялся завтрак, посвященный внешней политике. Присутствовали вице-президент Мондеил, Вэнс и Бжезинский, которые единодушно вынесли приговор: предложение Садата едва ли окажется конструктивным. Ответ Картера поэтому был весьма холодным.

Примерно в это же время в Москве Громыко пытал свою дипломатическую рать:

— Что значат все эти штучки Садата? Он что, с ума сошел? — И потом, после глубокого раздумья, Андрей Андреевич произнес: — А этот Садат вовсе не такой уж сумасшедший, как кажется. За всей возней на Ближнем Востоке чувствуется уверенная рука заокеанского хозяина. Не иначе как затея Бжезинского. Под Женевскую конференцию за-кладывается мина. Теперь надо ждать взрыва...

Так и доложили Брежневу. Но его реакция была простодушной:

— Да черт с ним, с Садатом! Не бери, Андрей, в голову — подумаешь, какое дело. Ну не поеду я в их Иерусалим. Так даже лучше — чего я там не видел? Поеду лучше в Женеву.

Но Громыко пытался объяснить, что и в Женеву ему теперь ехать не придется.




По дороге в Иерусалим


«Взрыв» действительно прогремел — в Каире, 9 ноября 1977 года, когда Садат заявил в парламенте, что «поедет хоть на край света и даже в кнессет» в Иерусалиме вести переговоры о мире с Израилем.