"Торпедоносцы" - читать интересную книгу автора (Цупко Павел Иванович)


Предисловие.


Книга «Торпедоносцы» посвящена героической и малоизвестной странице Великой Отечественной войны — подвигам летчиков морской авиации.

Всякий ратный труд тяжел. Но труд летчиков–торпедоносцев тяжел вдвойне. Их длительные полеты над морскими просторами в одиночку или небольшими группами, как правило, на малых высотах и обычно в сложных метеорологических условиях были сопряжены с постоянным риском для жизни. Однако балтийские соколы, получая такие задания, выполняли их не дрогнув, преодолевая величайшее физическое и психическое напряжение, проявляя незаурядное мастерство, умение, воинскую хитрость, дерзость и отвагу.

К сожалению, в литературе о боевых делах морских летчиков, об их самопожертвовании во имя Победы рассказано незаслуженно мало. «Торпедоносцы» Павла Цупко несколько восполняют этот пробел.

Герои повести — Федор Ситяков, Михаил Борисов, Иван Рачков, Александр Богачев, Константин Мещерин, Федор Макарихин, их боевые соратники и командиры — не выдуманы автором. Это реальные люди, показанные автором в реальных обстоятельствах войны, И хотя базой повести служит 51–й минно–торпедный авиационный Таллинский Краснознаменный, орденов Ушакова II степени и Нахимова полк ВВС Краснознаменного Балтийского флота, автор, по сути, рассказывает о всей морской авиации, о ее бойцах, воспитанных Коммунистической партией, Ленинским комсомолом и социалистической Родиной, проявивших в боях с гитлеровцами неповторимый героизм и мужество. Поэтому, хотя книга и строго документальна, автор имел право, следуя собственной сюжетной линии, акцентировать внимание на каких‑то одних фактах, опустив другие, может быть и не менее важные, ярче показать отдельных участников, обобщать события, давая крупным планом лишь те, которые, как говорится, работают на сюжет, а где необходимо — и чуть смещать их во времени. Оно и понятно — не сделай автор этого, получился бы Протокол, а не повесть, читать который было бы интересно разве только самим бывшим торпедоносцам, служившим когда‑то в 51–м авиаполку. Ныне же книга интересна всем, и прежде всего молодому читателю, для которого она и предназначена.

На мой взгляд, повесть автору удалась. Удалась прежде всего потому, что она правдива, точна в деталях, которые Павел Цупко, сем бывший морской летчик довоенного выпуска, участник обороны Ленинграда и советского Заполярья, прекрасно знал. Ему не потребовалось ничего приукрашивать и тем более выдумывать: становление и мужание на фронте двадцатилетних ребят, закалка их характеров, рост боевого мастерства, совершенствование тактики атак, смелость и мужество — автор сам был тому свидетелем. Потому так живо, зримо и убедительно во всем своем величии простоты встают перед читателем летчики эскадрильи капитана Мещерина, жертвующие жизнью ради победы над врагом.

Книгу Павла Цупко нельзя читать без волнения. Она дает возможность читателю сопереживать с героями, наглядно убедиться, какими тяжелыми жертвами была добыта победа, и, может быть, по–новому осмыслить, глубже осознать личную ответственность сегодня каждого гражданина за судьбы мира и безопасность нашей великой социалистической Родины.


Герой Советского Союза генерал–полковник авиации М. И. САМОХИН, командующий военно–воздушными силами Краснознаменного Балтийского флота в период Великой Отечественной войны.


У пилотов морских не бывает могил на войне, Словно чайки, они пропадают в кипящей волне. Вдалеке от земли оставляют последний свой след. Но горят корабли от наполненных гневом торпед. Кронид Обойщиков

5

В середине сентября 1944 года на Балтике установилась ясная безветренная погода. С утра и до вечера светило незнойное солнце, и. под его еще теплыми лучами густой травостой, что зеленым ковром покрывал обширное летное поле аэродрома Клопицы, источал такой сочный, душистый аромат, что его не могли заглушить даже специфические острые запахи авиационного бензина, масел, лаков, которые окутывали замаскированные стоянки самолетов и склады.

Летное поле в Клопицах было на редкость широким и просторным. Середина его прочерчивалась прямой, как стрела, бетонной взлетно–посадочной полосой — ВПП, как называли ее летчики. Аэродром располагался на пригорке, и лесные дали просматривались на многие километры особенно в юго–западную сторону. Все вокруг дышало миром и покоем, и потому Михаилу Борисову совсем не верилось, что до линии фронта, которая проходила по реке Нарове, было всего двенадцать минут полета, что здесь еще в январе были немцы и шли упорные бои. Следы тех боев были видны повсюду. Отступая, гитлеровцы взорвали на аэродроме все жилые дома, служебные здания, складские помещения и водонапорную башню, вывели из строя ВПП, а летное поле поперек перепахали глубокими бороздами, К перелету сюда авиаполка команда аэродромного обслуживания успела засыпать и утрамбовать только глубокие воронки на ВПП да соорудить несколько землянок. Поэтому сразу после перелета летный и технический составы полка занялись благоустройством. Лишь третья авиаэскадрилья капитана Мещерина готовилась к полетам. У накрытых маскировочными сетями самолетов копошились техники, а летчики, одетые в еще новые синие хлопчатобумажные комбинезоны и серые «капки» (спасательные жилеты), расположились на траве невдалеке — отдыхали в ожидании боевого вылета. Сейчас такую вольность можно было себе позволить; немцы здесь не летали. Да и обстановка на театре боевых действий в целом была не в их пользу. Наша авиация безраздельно господствовала в воздухе не только над морем, но и над сушей. Потому гитлеровские летчики даже не делали попыток проникнуть в этот район.

Борисов вместе со штурманом Рачковым и воздушным стрелком–радистом Деминым тоже лежал на траве, вдыхал ее ароматы, подставив непокрытую голову лучам солнца. Командира эскадрильи на стоянке не было. Он находился на командном пункте полка — уточнял боевое задание и обстановку. Собственно, эту обстановку знали все летчики. Знал ее в общих чертах и Михаил. Войска Ленинградского фронта, освободив еще 26 июля Нарву, во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом приготовились к штурму вражеских укреплений, чтобы освободить от фашистов Эстонию, а пока вели бои местного значения. 4 сентября вышла из войны Финляндия. Немцы, чтобы упрочить свое пошатнувшееся положение в восточной части Финского залива, сегодня с утра начали крупную десантную операцию по захвату господствующего над заливом большого острова Суурсари (Гогланда). Под прикрытием многочисленных истребителей, шести миноносцев, трех сторожевиков, нескольких тральщиков, быстроходных десантных барж и других кораблей они подвели к острову три транспорта, до семидесяти десантных судов и приступили к высадке своих солдат. Обстановка сразу сложилась весьма напряженной. На отражение десанта немедленно вылетели авиаполки балтийских штурмовиков Героев Советского Союза Нельсона Степаняна и Алексея Мазуренко. Потом — туда же был брошен штурмовой авиаполк Николая Челнокова. Авиаэскадрилью Мещерина пока не поднимали. Ее держал в резерве командующий. Но вылет мог последовать каждую минуту либо для оказания помощи штурмовикам, либо, если враг предпримет шаги к наращиванию десанта, — разгромить эти силы. Потому Борисов с товарищами и сидели вблизи своих торпедоносцев в готовности, и мысли летчика нет–нет да и возвращались к предстоящему первому в жизни бою.

Первый бой. Нелегкое это испытание! О том, как себя вести в воздушном бою, как атаковывать вражеские корабли, Михаил знал только в теории да из тех имитаций, которые устраивал на перелетах при перегонке опытный Мещерин, и потому, естественно, чувствовал в груди холодок: как еще обернется этот первый настоящий бой? А что если то будет первый и последний?.. Впрочем, так думал не только Борисов. Все летчики эскадрильи, за исключением Мещерина и Зубенко, в боях не бывали и потому заметно нервничали. Правда, Михаил заставлял себя думать не о том, останется ли в бою живым, а о том, что будет делать, если на его машине, скажем, подобьют мотор или заклинит рули управления? Он старательно припоминал известные ему аналогичные ситуации из опыта перегонки и советы бывалых летчиков, Размышления Борисова прервала команда:

— Летному составу — строиться! К стоянке третьей эскадрильи подъехала автомашина. Из нее вышли командир полка и комэск.

— Товарищи! Из района острова Гогланд есть хорошие вести. Наши соседи штурмовики разгромили фашистский десант. По предварительным данным, потоплено около тридцати единиц, сбито полтора десятка истребителей врага!

Сообщение было настолько радостным, что летчики не сдержали чувств, гаркнули дружное «Ура!».

— Тихо! — строго поднял руку комполка, но светлые голубые глаза его смотрели весело. — Предстоит и нам поработать! Фашистский отряд миноносцев бросил десант и полным ходом удирает в Нарвский залив. Ваша задача; настичь и уничтожить этот отряд! Ясно?

— Ясно!!! — крикнул вместе со всеми Борисов. Недавние переживания, страхи — все улетело напрочь; бой теперь казался ему не таким уж опасным.

— Капитан Мещерин! — повернулся командир полка к колоску. — Вышлите доразведку. Как только она установит контакт с целями, немедленно вылетайте. Я дам ракету. Порядок и очередность взлета определите сами, Истребителей прикрытия подниму я. Действуйте!

— Есть! — отдал честь Мещерин и посторонился, пропуская командира к автомашине.

Борисов стоял на правом фланге строя во главе своего экипажа и не сводил глаз с угрюмого сосредоточенного лица комэска и, как все, терпеливо ждал распоряжений, Тридцатидвухлетний капитан среди юных летчиков выглядел довольно пожилым и внешне довольно суровым: крупные черты лица, строгий взгляд глубоко посаженных серых глаз, тяжелый подбородок. Но все перегонщики знали, какой это был душевный, заботливый, смелый и решительный человек! Конечно, его побаивались — он был строг, но не придирчив, а справедлив, и потому в знак особого уважения между собой подчиненные звали его батей — высший авторитет для командира!

Повернувшись к строю, Мещерин приказал:

— На доразведку пойдут экипажи Соколова и Николаева. Корабли противника ищите за минным заграждением в Нарвском заливе. При обнаружении уточните их место и сразу радируйте нам. Дальше действуйте в зависимости от обстоятельств. Вопросы есть?

Соколов — широкоплечий юноша с огненно–рыжими волосами — выпрямился, поднял руку:

— Разрешите? Товарищ капитан, это не тот ли отряд миноносцев, который вчера под Нарвой нанес удар по нашим войскам?

— Видимо, тот. Других крупных кораблей в том районе разведка не встречала.

— Тогда все понятно! Когда прикажете вылетать?

— Немедленно по готовности.

Вылетающих провожали эскадрильей. Пока самолеты освобождали от маскировки, друзья окружили Соколова и его штурмана Мясоедова. Каждый старался дать напутствие. Валентин держался по–обычному, уверенно. Но в его уверенности Борисов вдруг уловил что‑то почти бравадное и, зная безудержную смелость замкомэска, спросил прямо:

— Ты что задумал, Михалыч? Хочешь полезть на шесть миноносцев в одиночку?

Валентин, прищурив голубые глаза, ответил с иронией:

— У меня, друг Миша, нет, как у известного героя, ружья с кривым дулом, чтоб стрелять из‑за угла. Приказ я выполню, слово чести! А потом… хоть одного гада, но сегодня же утоплю. Ты думаешь, первый бой — так я боюсь? «Двум смертям не бывать, а одной не миновать», — не раз говорил мне отец.

— С боевого курса, Валентин, никто из нас не свернет! Но надо учитывать силы противника и обстановку. Ты не забывай, на этих миноносцах стоят по пять универсальных стодвадцатисемимиллиметровых пушек! А миноносцев — шесть. Да сторожевые корабли, тральщики с их зенитками! А «эрликонов» сколько на них? Сам не лезь, подожди нас.

— Да, да! С миноносцами, Валько, не спеши и не шути! — поддержал Борисова Зубенко. — Ты «эрликонов» еще не знаешь, а я с ними знаком с начала войны. Эти малокалиберные пушечки шпарят снарядами, как водой из брандспойта поливают, по триста штук в минуту! А одного снаряда достаточно, чтобы разбить тебе мотор или в плоскости сделать дыру полуметрового диаметра. Серьезная штука! Миша прав, жди нас! Гуртом и батьку бить легче!

— Эх, друг ты мой, Гриша! Тебе бы пора знать, что у нас, моряков, закон один; воевать так, чтобы фашисту не только в Берлине, в аду икалось! Не понял? Знаешь, сколько вчера красноармейцев полегло под снарядами этих миноносцев? У меня, — летчик стукнул себя в грудь, — душа горит! Это тоже нужно понять!.. В общем, пока, ребята! Через час встретимся.

Он взмахнул в прощальном приветствии рукой и, чуть раскачиваясь, направился к трапу самолета.

Через пару минут торпедоносец и топмачтовик, поблескивая в лучах солнца длинной сигарой торпеды и серыми цилиндрами крупных авиабомб под фюзеляжами, обдав провожающих теплотой выхлопных газов, тяжело порулили к взлетно–посадочной полосе и там, взревев моторами, поочередно взмыли в голубое небо.