"Флэшбэк - flashback" - читать интересную книгу автора (Лонс Александр)

12. Пол Жданов

Примерно через час я уже сидел в кабинете Стива и понемногу начинал возвращаться к повседневной реальности. Испуг постепенно проходил — хорошо еще, что Стив всегда меня выручал в таких и подобных случаях. Стив Дэвидсон — мой старинный приятель, осколок тех времен, когда я бессмысленно тратил молодость в Артакадемии, полагая себя великим графиком и даровитым скульптором. Реальным приобретением этого художественного периода моей биографии стало обилие полезных и бесполезных связей, несколько друзей, список которых стремительно приближался к нулю последнее время, и глубокое отвращение ко всякому изобразительному искусству.

— Ну, видишь ли, Пол, — успокаивал Стив, — чей-то двойник… это вовсе не означает, что он полностью идентичен оригиналу. Например, ты идешь по улице, и вдруг навстречу иду я. Ты подходишь и начинаешь со мной говорить, а человек не понимает в чем дело, потому, что это не я а кто-то совсем другой. Он отвечает, что ты ошибся, и только тогда ты видишь, что имеются некоторые убедительные отличия, на которые сразу и не обратил внимания. Вот это и был двойник.

— Ты что, не понял? — обозлился я. — Это был мой двойник, мой собственный, а не твой! И вышел он прямо из зеркала! И я потом долго разговаривал с ним! А после этого у меня возникло ощущение, что во мне кто-то сидит и наблюдает за происходящем изнутри. Моими глазами смотрит и моей головой думает, понимаешь?! Такое чувство, будто какой-то внутренний наблюдатель поселился в моем сознании.

— Главное утихомирься для начала, — «лечил» меня Стив, после моих сумбурных объяснений. — На-ка вот, выпей, — с этими словами он налил мне полстакана воды и дал какую-то маленькую ярко-красную таблеточку.

— Это что? — спросил я своего друга. Я почти совсем пришел в нормальное сознание, хотя все еще пребывал не в своей тарелке.

— Так, легкий седативный препарат, — спокойно ответил мне Стив. — Тебе сейчас просто необходимо — говорю как врач.

— А может лучше коньячку? — с надеждой осведомился я у своего друга. — У тебя нет?

— Есть, как не быть. Но тебе сейчас сие народное средство нежелательно. Потом можно, а сейчас нет! — веско заявил Стив. — Ничего страшного пока не происходит, уверяю тебя.

— Хорошо тебе говорить «не происходит»! — паниковал я, глотая таблетку. — У себя дома встретить собственного дубля, болтать с ним черт знает сколько времени, а ты говоришь — «ничего страшного»! Говорят, что появление двойника, это предвестник конца!

— О чем же вы говорили с ним так долго? Мне интересно, расскажи.

— Да не помню я! — я чуть ли не кричал. — Абсолютно! Как будто кто-то вырезал из памяти три часа времени! Я только и знаю, что мы обсуждали нечто важное, но вот что… Достоевщина какая-то. А потом еще вот это противное ощущение какого-то постороннего присутствия внутри…

— Ты, знаешь ли, на меня не ори. У тебя сейчас излишняя эмоциональность, что вместе с неспособностью контролировать свои мысли делается проблемой, когда человек сам становится зависимым от своих эмоций, чувств и мыслей, а не наоборот. В конце концов: кто в доме хозяин? Все эти сказочки про доппельгангера — двойника человека, появление которого предвещает смерть — обычное суеверие, и не бери себе в голову. Впрочем, даже в легендах, появление двойника не всегда значит гибель, хотя, как правило, встреча с двойником предвещает нечто не очень доброе. Но по поверьям ирландцев, если двойника увидеть с утра, то это событие предрекает долгую и хорошую жизнь.

— Но я-то не ирландец, и увидел я его не утром, а вечером, даже ночью, когда…

— Погоди! — вновь прервал меня Стив. — Поговорим серьезно и спокойно. Я немного занимался этим вопросом с чисто медицинской точки зрения. Так вот, из прошедших через мою приемную представителей творческой элиты шестеро признались, что перед появлением доппельгангера испытывали неосознанный и безотчетный страх. Из них пятеро в форме ночного кошмара, который одна из опрошенных напрямую связывает с последовавшей за этим смертью кого-то близкого, другая — в форме страшных детских фантазий, в которых ее родители заменялись чуждыми и какими-то недоброжелательными существами. Все остальные опрошенные встречали своих двойников в Темном Городе…

— Я никакой не представитель творческой элиты, да и безотчетного страха не испытывал. И я никогда не мог попадать в Темный Город, — уныло откомментировал я.

— Знаю. Ну и что с того? Ты не одинок, я вон тоже не могу, и нас таких — шестьдесят с чем-то процентов населения Земли. Не в этом дело. Мои коллеги считают, что внутренний мир человека можно узнать через его воображаемые видения. Вот в частности — через зеркало. Для меня зеркало — это не предмет, это символ, метафора. Можно сказать, что зеркало — символ контроля, оно говорит о том, каким человек видит окружающий мир. Властелин отражений, как звучит, а? Куда хочет, туда и повернет! И для меня тема Зеркала интересна прежде всего с этого ракурса. Можно сказать, что я осмысливаю два противоречивых утверждения: одно заключается в том, что мы сами являемся создателями своей судьбы, а второе гласит, что обстоятельства рулят нами и предопределяют наши помыслы. Понимаешь Пол, галлюцинации, а точнее сказать — псевдогаллюцинации, бывают не только у душевнобольных. Там они имеют очень большое значение, и сейчас нас не волнуют, поскольку ты практически здоров. Но иногда, при определенных условиях, у людей вполне психически благополучных, могут возникать подобные эффекты. Только при самом поверхностном расспросе пациента можно принять псевдогаллюцинаторные представления за настоящие галлюцинации, тем не менее, я убежден, что многое из того, что называют галлюцинациями, в сущности, принадлежит к псевдогаллюцинациям…

— Но у меня… — пытался я вставить свои возражения, но Стив продолжал вещать, как лектор перед аудиторией, и неважно, что аудитория эта состояла сейчас из меня одного. Стива уже понесло.

— …или к сновидениям. В сознании же самого субъекта, смешение этих двух родов субъективных ощущений, по крайней мере, в сфере зрения, положительно невозможно. Поэтому, имея, как в твоем случае, псевдогаллюцинацию зрения и слуха, субъект, в своем сознании, относится к ней совсем не так, как он отнесся бы к субъективному чувственному восприятию в том случае, если бы оно было только зрительной галлюцинацией…

— Слушай, а попроще никак не получится? — Похоже, таблетка начала действовать. Я успокоился, но совершенно перестал понимать Стива. — Профессор ты наш? Я сейчас не понимаю и половину того, что ты мне тут наговорил.

— Можно и попроще, — вздохнул Стив. — Вы вообще-то, что там принимали в этом своем клубе? А? Можешь передать образцы?

— Если бы! Нет, ничего нет. Какие еще образцы? Откуда? Только кровь свою могу сдать для анализа…

— Кровь сдай, — смиренно сказал Стив, — я прямо сейчас и распоряжусь. Еще мочу сдашь и пройдешь ряд процедур — мы тебя полностью обследуем, всесторонне. Полежишь у меня немного, отдохнешь. Ты мой друг, а друзей я лечу бесплатно — пущу тебя по программе Медикейт, платить ничего не придется. Но, думаю, что наркотиков или их метаболитов в твоем организме уже давно нет, все распалось и вывелось… Поищем следы, конечно, чем черт не шутит, но это так, для успокоения совести: сейчас такие быстрые препараты пошли, что все уходит в момент… Да, а твое ощущение постороннего присутствия в сознании, это просто небольшое расстройство, с этим мы умеем справляться легко и непринужденно.

Стив умолк, встал с кресла и подошел к окну. В отличие от меня, он не терпел ложных окон — все его окна были вполне настоящими. Такую роскошь он мог себе легко позволить — клиника стояла в лесу, и за стеклом круглый год зеленели сосны и ели.

Когда-то мы были неразлучной четверкой друзей-приятелей, абсолютно непохожих друг на друга парней — студентов Артакадемии им. Зураба Церетели. Медведеподобный, медлительный и спокойный Стив; энергичный, всегда что-то затевающий Алекс; флегматичный долговязый Ник и я — существо без определенного характера. Мы были бунтарями, протестовали сами не зная, против чего, лезли из кожи вон, только бы нас заметили, а власти нас не то что не замечали, а просто игнорировали или замалчивали. Но периодически наши действия запрещали официально, и это считалось крупным успехом. Вообще-то против наших акции никто ничего не имел, и запрещали так, на всякий случай, лишь бы чего не вышло. А мы продолжали «зажигать». Было всякое. Мы делали скандальные и модные выставки, организовывали какие-то дикие арт-проекты, сумасшедшие перфоменсы и акции, участвовали во флешмобах и студенческих беспорядках. Автостопом путешествовали по Европе и в трюме сухогруза пересекали океан. Неделями жили под отрытым небом или наоборот — болтались по каким-то сомнительным трущобам и притонам. С возрастом мы успокоились и занялись делом. Каждый — своим. Никто из тогдашних моих приятелей не стал ни художником, ни искусствоведом, ни арткритиком. Все, кроме Алекса, поступили потом в другие вузы, и компания практически развалилась. Время от времени мы перекидывались сообщениями и письмами, встречались, но с тех пор никогда и нигде не собрались все вместе — известно, что разные интересы не способствуют общению. Я и Ник — заделались юристами, правда — разного профиля; Стив стал врачом-психиатром; а Алекс — вообще непонятно кем.

Но это сейчас Стив уже именитый и всеми уважаемый доктор, а тогда, когда он пользовал меня в своей больнице, кроме скоропостижно полученного диплома и известного на весь психиатрический мир дяди-профессора ничего у него за душой не было. Чуть раньше, но в ту же светлую пору, он как-то подозрительно быстро получил докторскую степень, унаследовал шикарную клинику и стал ее фактическим руководителем. Персонал считал его выскочкой, все смотрели боком, а старые врачи откровенно саботировали все его начинания, поэтому моему другу тогда приходилось несладко. Вообще-то Стив парень жесткий, характер у него не злой, не подлый, особой склонности к беспричинной жестокости не наблюдается, но в случае крайней необходимости может и убить без последующих угрызений совести. Но, несмотря на такую крутую лажу, он в тот момент реально мне помог, не взяв ни единого цента.

Когда моя голова более-менее прояснилась, я спросил:

— Слушай, Стив, вот ты знаешь про Темный Город практически все…

— Это — не я, это у нас Алекс специалист.

— Алекс сейчас сильно занят, а ты вот тут. Объясни мне, как это работает? А то мы все так привыкли к Темному Городу, что даже не задумываемся над ним. Я вот так и не понял — Темный Город это вообще-то что? Единственное, что я знаю, будто Темный Город — некая параллельная реальность с особыми свойствами и законами, я знаю, что Темный Город предоставляет практически все, что хочет его посетитель, поэтому побывать там стремится каждый, но пройти в Темный Город может не всякий. Я вот, не могу, да и ты не можешь, да? А тот, кто может, часто должен преодолеть серию трудностей — как физического, психического, так и экономического характера, причем у разных личностей возможности сильно отличаются и зависят от каких-то свойств самого человека. Вот и все, что мне известно. Да я слушал лекции в университете, и разные научные статьи читал, но там сплошь или формулы какие-то безумные, или такая философия, что вообще ничего понять не могу. Но вероятно я тупой — поэтому и не понял ни фига. Может, расскажешь, ты же раньше всякой математикой-физикой увлекался? Только просто, без всякой зауми, чтобы без формул, интегралов и непонятных слов.

— Чего это ты вдруг столь резко теорией заинтересовался? У тебя же голова сейчас плохо соображает?

— Вот, наверное, именно поэтому. Так объяснишь?

— Ну, это же не моя область, вообще-то… я постараюсь просто рассказать, как для начального школьника.

— А так оно сейчас и надо. На большее я все равно не способен.

— А я только так и умею. Вообще — любой грамотный специалист должен мочь рассказать о самом сложном явлении на пальцах. Или при помощи одного только листа бумаги и карандаша. Совсем без математики, правда, не получится, но без формул попробую, только придется тебе потерпеть! Вот смотри, — Стив взял лист бумаги и поставил карандашом несколько точек в одну линию на равном расстоянии друг от друга. — Видишь? Это натуральный ряд чисел, те числа, что мы проходили в самой начальной школе. Один, два, три, четыре… ну, и так далее. Эти числа знали еще в Древнем Риме. Потом появился ноль. Римляне его, кстати, еще не знали, поэтому у них такая неудобная система счисления, и это ограничивало их технический прогресс. Так вот, появился ноль. Думаешь, тогда людям было просто понять его? Вовсе нет! Ноль долго не признавали числом. Ноль арабы принесли из Индии в Средние Века… — Стив поставил маленькие цифры возле нарисованных точек, начиная с нуля. — Позже, изобрели дроби — числа вот в этих промежутках — с дробями было проще. Ну, еще, арабы изобрели алгебру и обнаружили, что числа есть и до нуля, — Стив проставил точки в противоположную от нуля сторону. Там отрицательные числа и отрицательные дроби…

— Да, это я еще с начальной школы помню, — прервал я Стива, — но причем тут…

— Я же просил, потерпи. Так вот, в начале нового времени математики придумали десятичные дроби и открыли то, что существуют иррациональные и бесконечно малые числа. Такие числа могу быть легко представлены как точки на прямой. Короче — вся эта линия, — Стив соединил точки идеально прямой линией (как только смог без линейки? Во дает!) — непрерывна и сплошь состоит из чисел, везде на ней есть какое-то число. Так?

— Ну, да. Это проходят в средней школе, называется эта прямая — числовой осью. Действительные числа. И что?

— Действительные или вещественные, то есть числа, действительно имеющие реальное воплощение в этом мире. В отличие от большинства понятий математики, вещественные числа знакомы широкому кругу людей ввиду их разнообразных приложений. Даже отрицательные величины можно легко себе представить — или в виде финансового долга, или в форме, например, минусовой температуры. А что здесь? — Стив ткнул карандашом сбоку от числовой оси. — Что вот тут?

— Ничего, — сразу же ответил я.

— Ну а если подумать? Так вот, здесь находится поле комплексных чисел. Чисел, пишущихся вместе с буквой i — латинское «и» прописное малое… Короче — комплексным числом называется выражение вида: a + bi, где a и b — действительные числа, а символ i представляет собой квадратный корень из минус единицы. Это явление долго не могли себе представить даже математики, поэтому первоначально и называли комплексные числа мнимыми. Считали чисто i абстрактной игрой ума, к реальности отношения не имеющей. Известно, например, что даже сэр Исаак Ньютон комплексные величины в понятие числа не включал, но зато Лейбницу принадлежит удивительная фраза: «Мнимые числа — это прекрасное и чудесное убежище божественного духа, почти химера бытия с небытием».

— А, ну, да, что-то такое я припоминаю… — моя голова снова стала как ватная.

— Хорошо, а теперь представь, что наше пространство, весь наш мир — это вот та самая числовая ось, тогда как Темный Город, и все то, что находится за ним — там, на этом поле комплексных чисел. Именно поэтому Темный Город и называют иногда Комплексной Реальностью.