"Пансионат" - читать интересную книгу автора (Лонс Александр)

7. Лекция по нежитеведению

— Раньше такого термина не было, хранителей назвали берегинями, домовыми, полевыми, водяными и лешими, в зависимости от оберегаемого ими участка местности. Берегини — женские добрые духи, хранительницы рек, водоемов, берегов. Отсюда и синоним слову хранительница, то есть хранит, оберегает свое место. Наши предки знали, что берегинь на свете множество. Согласно легендам, в берегинь обращались просватанные невесты, умершие до свадьбы, например, девушки, покончившие с собой из-за измены любимого. Этим они отличались от русалок. Те всегда жили в воде, где и рождались. На русальной неделе, в пору цветения ржи, берегини выходили из-под земли, спускались с небес по березовым ветвям, выныривали из рек и озер. Они принимали привычный для себя облик, сидели на берегу и, глядя в темные воды, расчесывали свои длинные волосы. Они качались на плакучих ивах, плели венки, кувыркались в зеленой ржи, водили хороводы и заманивали к себе молодых парней. В этот период активизировалась вообще вся нежить. Особую силу приобретали и ведьмы, которые устраивали свои собрания — шабаши. Вместе с тем, именно в этот период в природе происходил кардинальный перелом, связанный с поворотом к зиме: у растений завершался вегетативный цикл, они переходили к плодоношению, птицы прекращали петь, лягушки квакать, начинал убывать световой день. Стоило только закончиться неделе плясок и хороводов, берегини будто бы покидали землю. Они снова прятались, принимали скрытный непримечательный облик или же притворялись обычными людьми. В праздник Летнего Солнцестояния люди устраивали им проводы: веселились, надевали маски животных, играли на гуслях, прыгали через костры. Кстати, — прыжки через костры, это видоизменения древнейшего индоевропейского обряда прохождения через огонь, элемент культа огня. В некоторых местах он сохранился в своем нетронутом варианте — в виде хождения по углям.

Вилен Николаевич с удовольствием затянулся, стряхнул пепел о край черепа, внимательно посмотрел на почти скуренную сигарету и продолжил:

— Кстати, давайте с вами договоримся, если вам что-то непонятно, то не стесняйтесь и перебивайте. Неясность лучше развеять сразу, пока не забыли. Так вот, в любой языческой системе верований у всякого уголка земли, здания и заведения существовал свой собственный хранитель, добрый дух или гений. Так, согласно древним римлянам, он обретал облик змеи и назывался гением места, по латыни — genius loci. Убить змею считалось тяжелым грехом. Кстати, и на Руси долгое время сохранялось уважительное отношение к змеям, а ужей даже держали в жилых избах для защиты от грызунов. Кое-где еще в начале двадцатого века можно было встретить таких ужей, и только повсеместное распространение кошек прекратило эту традицию. Люди верили в хранителей, умели ладить с ними и знали, как находить общий язык. Тех, кто хорошо владел данным искусством, называли знахарками, ведуньями или ведьмами, ведунами или ведьмаками. Если хранитель был недоволен своими людьми, мог и наказать. А если все делалось хорошо, хранитель помогал, и люди знали, как и кого просить о такой помощи. Язычники всегда помнили о хранителях, потому и старались не раздражать их понапрасну, а уж если приходилось что-то менять на территории хранителя, то сначала его задабривали: приносили подарки и бескровные жертвы. В Якутии, кстати, обычай сохранился и соблюдается до сих пор. Но потом, постепенно, с развитием цивилизации, люди обнаглели, стали одерживать верх и пренебрегать хранителями. Новая вера сначала запретила общение с хранителями, потом стала жестоко карать за все, что с хранителями связано и нарекла их «нечистой силой», а древние боги были наречены духами зла. Так например Светоносный бог Знания и Света — Люцифер, был провозглашен главным носителем зла. А еще потом запретили самих хранителей, объявив «суеверием», то есть ложной, неправильной верой, верой в действие и восприятие сил, не находящих себе обоснования в официальном культе. Хранителям отказали в самом праве на существование, и люди постепенно переставали верить в них. Вот именно это, а вовсе не притеснения со стороны государственной религии, и стало самым губительным для хранителей. Они стали гибнуть. В отличие от верований древних, хранители вовсе не бессмертны. Они просто могут существовать долго, много дольше людей, и им не страшны человеческие хвори. Зато у них имелись другие беды, с которыми они, зачастую, не справлялись. Место, потерявшее своего хранителя, не могло существовать долго — оно разрушалось, менялось и совсем не в лучшую сторону. Возможен и обратный процесс — насильственное разрушение места людьми приводит к болезни или даже к гибели хранителя. Каждый знает такие места на земле — там всегда противно и гадко, тяжело дышится и хочется немедленно оттуда уйти. Скорее всего, это и есть место, утратившее своего хранителя. Однако бывает, что там поселится новый хранитель, тогда он изменит свое место, оживит и украсит его. По прихоти…

В это момент зазвонил телефон. Вилен Николаевич слегка поморщился, взял трубку, сказал — «Алло?», с минуту молча кого-то слушал, потом скупо поблагодарил, после чего аккуратно положил трубку на место.

— Так вот, по прихоти истории, основными проводниками нужной для нас информации, помимо своей воли, стали именно христианские авторы — лютые враги язычников. В отечественной традиции первым письменным источником, посвященным данной теме, следует считать недавно открытую «Повесть о язычниках», замечательный литературный памятник двенадцатого века, принадлежащий перу чрезвычайно интересного православного автора — игумена Даниила. Кроме вышеупомянутой «Повести…» до нас дошли еще три произведения этого средневекового писателя. Во-первых, его знаменитое «Хожение», где описаны «сарацинские» земли и крестоносцы. Во-вторых — «Слово об идолах». И в-третьих — «Рассказ о Шаруканском походе». В двух последних случаях авторство игумена Даниила доказано моим учителем, академиком Рыбаковым и сомнению не подлежит. В случае «Повести…», мы имеем все те же признаки, что отмечены Борисом Александровичем Рыбаковым в его фундаментальном труде «Язычество древних славян», поэтому с высокой долей вероятности можем считать игумена Даниила автором «Повести о язычниках». На самом деле «Повесть…», как и другие его произведения, называется более громоздко: «Повесть о языци от изначальных времен и по ныне, писаная святым Григорием Богословцем в толцех». Как и было принято в средние века, «Повесть о язычниках» написана анонимно и приписана давно умершему к тому времени святому Григорию Богослову — византийскому священнику, отцу Церкви и большому авторитету в теологических кругах того времени. Сам Григорий Богослов жил в четвертом веке и не имел никакого отношения к теме нашей беседы. Истинный автор «Повести о язычниках», игумен Даниил, личность чрезвычайно интересная и незаурядная. Современные методы исторического анализа, новые данные, а также некоторая допустимая экстраполяция позволяют нам воссоздать биографию этого замечательного автора. Даниил был высоким и широкоплечим человеком, примерно метр восемьдесят ростом, обладал недюжинной силой и был прекрасно, по тем временам, образован. Знал греческий и латинский языки, мог свободно общаться с иностранцами, превосходно владел холодным оружием. До пятидесяти лет служил у князя Владимира Мономаха — долгие годы был княжеским богатырем и боярином. Потом, решил «ради спасения души» постричься в монахи и совершить паломничество к святым местам, что и исполнил: через три года после принятия монашеского сана предпринял паломническое путешествие на Ближний Восток. Причем вместо себя оставил у князя своего сына — видимо, хорошего воина. Поскольку до своего монашества он носил военную одежду, то уже по жарким пескам Палестины он свободно ездил верхом, быстро лазил по скалам, и стал активным свидетелем первого крестового похода. Волею случая он сделался другом самого Балдуина Булонского — правителя первого государства крестоносцев в Палестине — графства Эдесского, впоследствии — королевства Иерусалимского. Именно там, от своего друга-крестоносца, игумен Даниил узнал о целительной силе вод Мертвого моря и осадков Анхиальского озера. Он взял с собой, сколько смог, этой целебной воды, которая очень пригодилась ему в дальнейшем. Возвращаясь на корабле на родину, Даниил сделал основные наброски к «Повести о язычниках» параллельно с написанием другого своего труда — «Слова об идолах», однако же, основную работу он проделал уже в монастыре, используя доступный ему богатый материал. Конечно же, игумен оставался истинным глубоко верующим православным христианином, но, кроме всего этого, он был очень проницательным человеком, с ясным и критическим складом ума.

Профессор снова прервался и спросил, есть ли у меня вопросы. Вопросов пока не было, Вилен Николаевич удовлетворенно кивнул и проложил свою лекцию.

— Почти сразу после возвращения игумена Даниила на родину произошла знаменитая битва с половцами, в которой русичи одержали победу. Не встретив среди победителей своего сына, Даниил отправился искать его на поле брани, где и нашел раненым среди убитых и умирающих. Даниил омыл раны сына водой Мертвого моря, и перевез в монастырь, где и вылечил, используя для врачевания маточный щелок Анхиальского озера, что приобрел, заезжая в Аполлонию Понтийскую, по пути домой. В «Повесть о язычниках» игумен Даниил впервые описал берегинь, «упырей и бесей», тех сущностей, с которыми постоянно сталкиваются некоторые особо восприимчивые люди. Кстати, так получилось, что всё то время, пока занимался этой темой, меня преследовали какие-то мистические и прямо-таки волшебные события, но об этом чуть позже. Интересна подоплека открытия «Повести о язычниках», некоторую роль в котором сыграл ваш покорный слуга. Еще в семидесятые годы случилось поучаствовать в комплексной этнографической экспедиции на русский север, на восток Архангельской области. Экспедиционный отряд составляла группа специалистов по этнографии, этнологии, филологии, истории, лингвистике и, как это ни парадоксально, геологии, ботанике и землеведению. Основной целью нашего отряда были окрестности Пинежского скита — древней обители, в то время давно уже стоявшей в запустении. Любопытна сама история скита на реке Пинеге, но я вас сейчас загружать ей особо не буду, при желании вы всегда найдете информацию в соответствующей литературе. Скажу только пару слов. Сохранность памятника на момент нашего там появления оказалась неожиданно хорошей. Дело в том, что когда начался большевистский террор, до этих мест комиссары хоть и добирались, но не очень зверствовали. Сначала скит стал чем-то вроде острова спасения. Из разоряемых монастырей сюда бежали те, кто смог уцелеть, принося с собой культовую утварь, иконы, древние книги, рукописи. К тридцатым годам скит оброс избами и представлял собой сравнительно крупный поселок. Люди жили старинным укладом, соблюдая традиции и верования предков, но позже, когда власти всерьез принялись строить колхозы, здесь возникло глухое сопротивление населения. Район стал считаться неблагонадежным и попал под пристальное наблюдение соответствующих органов. В тридцатые годы, когда монахов расстреляли, помещения скита заняли под колхозные нужды. Храм превратили в амбар и использовали для хранения зерна. Позже, с началом войны, когда все мужское население было мобилизовано на фронт, по решению Особой Комиссии НКВД, призыву подлежали даже молодые женщины. По-моему это была сознательная тактика по отношению к неблагонадежному населению. Мужчины погибли на войне, а женщины валили лес, таскали бревна, вязали плоты и сплавляли вниз по реке, к Архангельску. Смертность была чрезвычайно высока. В результате в послевоенные годы на Пинежье остались почти одни старики да старухи, а к семидесятым годам та местность практически обезлюдела. Районный центр, некогда крупный город Пинега, превратился в небольшое село. Но тогда, в семидесятые, ничего этого я не знал, и Пинега казалась очаровательным уголком с патриархальным укладом и нетронутой природой. Попав туда, будто оказался на необитаемом острове. Среди оставшихся местных жителей ходили слухи и легенды о здешних ведьмах, берегинях и леших. Здесь существовали в устной форме и передавались из поколения в поколение различные заклинания и заговóры. К заговóру прибегали, чтобы исправить свою или чужую судьбу, помочь избавиться от болезни, уберечься от неприятностей и во многих других случаях. Оказалось, традиция жива и поныне. Обломки язычества до сих пор очень сильны, тысячелетие христианства бессильно перед народной памятью. В наши дни только в старинных документах можно прочитать, как и когда появились здесь первые представители христианской веры — основатели скита… Вас что-то настораживает? Что-то непонятно?

— Не то чтобы, просто не совсем ясно, — отозвался я. — Если прошла христианизация, а потом советизация, то как там вообще могли сохраниться хоть какие-то остатки язычества?

— Дело в том, что вера этих людей представляла собой язычество, для виду прикрытое бытовой христианской обрядовостью. Просто до Владимира Красно Солнышко они молились идолам, вырезанным из пней и камней, а после стали молиться вырезанным из этих же камней и пней чудотворным иконам и крестам. Разница только в форме и технологии обработки. О сути христианского вероучения основная часть православных не имела ни малейшего представления точно также, как не имеет его и сейчас.

— Да, но сохранность памятников и легенд…

— Удаленность, относительная изоляция, все это способствовало. Район стал чем-то вроде естественного заповедника. Взять хотя бы исследованный нами храм. Во время тщательного осмотра памятника, в подклети, нами был обнаружен спрятанный там ларь с рукописными книгами на старорусском, церковно-славянском и греческом языках. Видимо, в период репрессий монахи успели его сохранить перед самой своей гибелью. Одна из рукописей, как потом выяснилось, была списком «Повести о язычниках». Сам же оригинал «Повести…» до нас не дошел. Возможно, он и будет еще обнаружен, но сильно в этом сомневаюсь, если честно. На крупные открытия в наше время рассчитывать не приходится. Парадоксально, но именно то, что храм при советской власти использовался как зерновой амбар, помогло сохранению рукописей. Деревянная церковь могла просто-напросто сгореть, если бы не административная защита в качестве зернохранилища.

— Извините, а геологи у вас что делали? — перебил я, вспомнив разрешение спрашивать сразу.

— Геологи изучали карстовые пещеры, в частности, так называемый «Пинежский провал», — пояснил Вилен Николаевич. — Вот в этой-то пещере мне и удалось найти интереснейший артефакт, не замеченный почему-то ни одним из прежних посетителей. Это был вырезанный из материнской горной породы идол выше человеческого роста. Время несколько сгладило его черты, и спелеологи принимали его за естественное образование. Подробно об этой находке можно прочитать в моей статье «Пинежский идол», которая вышла в первом номере нашего журнала за восьмидесятый год. Коллеги долго не верили что это настоящий языческий идол, многие считали его недавней поделкой, даже наш геолог сомневался. Впрочем, в науке всегда так: для того чтобы новые результаты были окончательно признаны научным сообществом, их должна еще официально подтвердить независимая группа экспертов. Приходится преодолевать все стадии: от «не может быть» до «давно всем известно». Как уже говорил, экспедиция была комплексной. Она обнаружила два важнейших артефакта — «Повесть о язычниках» и идола, впоследствии названного «Пинежским идолом». Изучение находок, обработка материала и публикация результатов, в силу ряда причин, растянулась на многие годы. Сейчас «Повесть о язычниках» издана, и вместе с переводом на современный русский язык с ней легко можно ознакомиться. К тексту прилагается научный комментарий и обширная библиография. Главная же тема для меня, как для исследователя — изучение нежити. Вы можете почитать мою основную монографию — «Нежить: правда и вымысел», в полном варианте вышедшую в издательстве «Русский Север» пять лет назад. Еще бы рекомендовал учебное пособие под моей редакцией — «Основы нежитеведения», издание нашего университета. С самого начала работу мою преследовала какая-то мистика: то документы бесследно теряются, то нужная литература исчезнет, то сотрудники уедут без всякого предупреждения, то собранные материалы пропадут. Причем потерянные материалы обнаруживались потом в самых неожиданных и неподходящих местах, куда ну никак не могли попасть обычным, естественным путем. И главное — само число — шестого числа, шестого месяца, шестого года. По суеверному преданию в этот день должен был родиться сын Дьявола, но в тот день родилась моя монография. Вернее — была подписана в печать. К тому же мой день рождения тоже шестого июня. Так что цифра «шесть» мне лично приносит удачу, а по нумерологии «шесть» — цифра любви. Сама монография проходила апробацию в здании бывшей НКВДешной «психушки», где теперь расположена наша кафедра. Это вообще место мистическое — там до сих пор призраками бродят неупокоенные души некогда там заточенных.

— А раньше-то как вы работали?

— Вы будете смеяться, но вполне эффективно несмотря ни на что! Я начал разрабатывать свою тему еще на закате советской власти, даже лекции в университете читал под видом научного атеизма! Мой курс был чисто формально замаскированным нежитеведением, за что и огребал регулярные претензии от коллег — коммунистов. Теперь все нормально. Курс читается в нашем университете под своим истинным названием, а наша кафедра — Кафедра нежитеведения — является ведущей у нас на факультете. Нежить — общий термин, объединяющий всех осязаемых и бесплотных существ, что раньше жили обычной жизнью, а потом, как бы умерли, но в силу ряда причин сделали это не вполне и не совсем полностью, или как-то несовершенно. Иначе говоря, после «смерти» они продолжили свое существование, частично сохранив прежний облик либо полностью преобразившись в нечто совсем другое, став, например, призраками. Особого интереса заслуживает английский вариант слова «нежить» — «undead». В буквальном переводе это означает «немертвый», причем приставка «un-» в английском языке имеет сильно выраженный смысловой оттенок открывания, раскрытия чего-либо, обращения вспять (uncover, unveil, undone). Владимир Даль, посвятивший более пятидесяти лет изучению русского языка, писал, что слово «нежить» происходит из северных территорий России и означает «все, что не живет человеком, что живет без души и плоти, но в виде человека». В своем знаменитом словаре Даль приводит интересную русскую поговорку: «В нежилом доме нечисто. В нежилом доме одна нежить». Согласно старинным поверьям, нежить не живет и не умирает. У нее нет своего облика, поэтому она всегда принимает какую-либо личину. Нежить бывает телесной и бестелесной. Телесная нежить имеет живое вполне осязаемое тело, которое существует как бы «без собственной души». У бестелесной же, напротив, «душа» есть, но нет материальной формы, и в мире живых такая нежить обретается в качестве «чистого духа». Иногда бестелесная нежить становится видимой, но только для отдельных особо чувствительных людей, или же находящихся в определенных благоприятных условиях, как случилось со мной в пещере «Пинежский провал». Из нежити у нас обычны: «демоны», призраки, домовые, водяные, болотники, полевики, лешие, русалки, навки или, как их еще называют — мавки. Привидения, они же призраки, хоть и встречаются, но все реже и реже. Демоны — устаревшее название для всей свободноживущей нежити: в славянских странах некоторых демонов называли бесами, причем так именовали только злую нежить. Навки же, как правило, добрая, до определенной степени, нежить. Они имеют немало сходства с русалками: их тоже представляют в виде юных дев с длинными волосами и в белых сорочках или совсем голых. Навки вступают в интимные контакты с мужчинами, вытягивая из них силу, за счет чего и живут. Согласно поверью, спецификой внешнего облика навок является отсутствие кожного покрова на спине, вследствие чего их также называют «не имеющие спины». Но в действительности ничего подобного нет, в чем вы и сами могли прекрасно убедиться. Наша с вами хорошая знакомая Эля — типичная навка, ставшая берегиней, Хранительницей Места в городе. Она все-таки утопилась тогда, на набережной, но в силу ряда причин, а главное — благодаря оказавшейся там старой Хранительнице Места, получила возможность своего существования в новом качестве. Вообще-то, я не специалист по городской нежити, занимаюсь «сельской» — то есть обитающей на природе. У городской нежити свои специфики, хотя основные принципы те же, а эти ваши знакомые «демоны» — обычная городская нежить. Вам, на самом деле, лучше обратиться к моей коллеге — Яане Юхановне Тайвере, сейчас она в отъезде, но я дам вам ее электронный адрес. Она читает курс городской демонологии на нашей кафедре.

— Извините, Вилен Николаевич, — подал голос я, когда профессор сделал паузу, похожую на заключительную. — А ваш факультет, как называется? Просто интересно.

—Я не говорил, нет? Факультет этнистики и антроповедения. Это Новоладожский университет.

— А это не то же самое, что антропология и этнография? Или этнология?

— Не совсем… но об этом почти всегда спрашивают. Антропология изучает человека, как биологический вид, а антроповедение — как информационно-культурный феномен. Иногда антроповедение определяют как «практическую психофизиософию», но это в корне ошибочно, и отдает дремучим шарлатанством. Этнография — наука об этносах в культурно-историческом плане, а этнология, с которой ее часто путают, — наука, изучающая процессы формирования и развития различных этнических групп. Этнистика же, наука о взаимодействии этноса с информационным и физическим пространством нашего мира в историческом развитии.

— И вы мотаетесь из Питера в Новую Ладогу? — снова спросил я, озадаченный услышанными формулировками.

Похоже, мой вопрос его развеселил.

— Нет, конечно, — усмехнулся Вилен Николаевич. — Просто называется так, «Новоладожский», а все факультеты расположены в Питере. И ректорат здесь. Вы хотите еще чего-то спросить?

— Ну… спросить вообще-то много чего хочу. Столько информации, ее же еще и переварить, осмыслить, словесно выразить надо. Жаль, времени нет. Еще вот не совсем ясно — вся эта нежить откуда произошла? Сейчас понятно, они возникают из людей, попавших, скажем так, в особые ситуации, а раньше? Первоначально? Вот хранители, например, те же самые берегини, водяные…

— Ага, понял вас. Вопрос о возникновении нежити — это один из ключевых вопросов нежитеведения. Мы сейчас не будем рассматривать старую гипотезу о проклятых ангелах — эта версия ныне оставлена и считается устаревшей. В данный момент то, что нежить произошла от людей, является общепризнанной теорией. Согласно ей, в те далекие времена, когда человечество только формировалось, наметилось два пути. Первый, что привел к нашей теперешней технологической цивилизации, и второй, направленный к цивилизации психофизической. Антагонизма долгое время не возникало: оба направления получили развитие и почти даже не взаимодействовали между собой. Но на определенном этапе, в силу ряда причин, о которых сейчас говорить не буду, возник конфликт, приведший к тому, что психофизическая линия «ушла в подполье» и стала тем, что сейчас называют нежитью. Естественно, что четкой грани не было никогда — тот или иной субъект мог перейти на ту или иную сторону, но постепенно, по мере удаления линий развития, осуществлять переход все сложнее. В результате, человеку чтобы стать нежитью, приходится от многого отрешиться. Настолько многого, что такого человека и за человека-то уже считать трудно. Аналогично для нежити: чтобы стать человеком, приходится, например, отказаться от долгой жизни и сверхпсихических возможностей, поэтому мало кто на это способен.

— А это как-нибудь согласуется с обычной традиционной наукой?

— Да сколько угодно. В данном случае, речь идет о нестандартном психофизическом анализе. Результаты стандартной науки, полученные методами нестандартного анализа, могут быть естественно передоказаны и обычным образом, но рассмотрение нестандартной модели имеет то значительное преимущество, что разрешает вводить в рассуждение «идеалистические» компоненты, что позволяет давать корректные формулировки для многих воззрений, связанных с переходами от реального к «нереальному». Не буду сейчас вдаваться в сущность метода, скажу только, что нестандартный анализ постулирует, что в каждом бесконечном множестве объектов имеется хотя бы один нестандартный элемент. Это называется принципом идеализации. При этом стандартных объектов достаточно для изучения классических свойств любых объектов. Это — принцип переноса. Имеется также возможность задавать стандартные объекты, отбирая стандартные элементы с заданным свойством — принцип стандартизации. Варианты этих принципов присутствуют во всех аксиоматиках нестандартного анализа. Для более подробного знакомства вы всегда сможете найти соответствующую литературу, она оцифрована и наличествует в Сети… С помощью нестандартного анализа был обнаружен и строго доказан целый пласт новых фактов и высказана серия интереснейших идей. Парадоксально, что многие классические доказательства заметно выигрывают в наглядности при изложении их методами нестандартного психофизического анализа. Однако этим роль нестандартного анализа не исчерпывается. В современном понимании нестандартный психофизический анализ — общий научный метод, основанный на представлениях об актуально нереальных объектах и процессах. Сейчас нестандартный анализ строится аксиоматически в рамках новых вариантов теории. Вообще-то я раньше был историком, даже кандидатская у меня была по историческому анализу, но после одного эпизода… Впрочем, извините, снова увлекся. Вас не очень утомили мои разговоры?

— Что вы, конечно нет! Столько информации! Да, а можно еще спросить? — я указал взглядом на пепельницу. — Кто это был?

— А, это… Один мой старинный знакомый. Очень ему хотелось, чтобы я надолго сохранил память о нем.

Пора было уходить, да и разговор как-то истощился. Я поблагодарил профессора за увлекательный вечер, простился и пошел искать такси.

Лена, Эля, а теперь вот и Вилен Николаевич. Эти три питерские встречи сильно повлияли на мои внутренние убеждения и рациональный взгляд на мир.