"Дневники голодной акулы" - читать интересную книгу автора (Холл Стивен)

16 Людовициан

Резкий привкус и обжигающая глотку острота табачного дыма вывели меня из паники, словно пощечина. Рука, лежавшая у меня на плече, слегка сжалась.

— Ладно, — сказала девушка. — Теперь молчи, не двигайся и слушай. Вот что сейчас произойдет. На счет «три» я брошусь бежать и по пути схвачу один из этих стульев, чтобы потом выбить какое-нибудь окно в дальнем конце палаты. Ты побежишь за мной и по пути схватишь ноутбук Никто. Понял?

Дым сигареты струился прямо мне в глаза. Я прищурился и кивнул.

— Хорошо. Бежать тебе придется изо всех сил. Постарайся как можно быстрее миновать освещенный участок. Беги только вперед. Не останавливайся, не смотри без необходимости вниз, а назад не смотри вообще. Все уяснил?

Я снова кивнул.

— Прекрасно. Готов попробовать прямо сейчас?

— Да.

— Раз. Два. Три.

Я со всех ног рванулся к кругу света, но девица обогнала меня уже через несколько шагов, несясь в отчаянном спринте. Пульсирующий адреналин позволил мне выхватить лишь несколько стоп-кадров с ее изображением, когда она ворвалась в световой круг впереди: черные волосы, армейская куртка, вспыхивающие желтые подошвы ее ботинок. Когда она на бегу схватила за спинку стул, тот из-за набранной ею скорости так и захлопал в воздухе у нее за спиной, а она тут же снова скрылась во тьме. Спустя полсекунды я вбежал в световой круг, замедлил темп до разминочного на полусогнутых и подхватил с пола ноутбук. Набирая скорость, я, выворачивая предплечье, поднял его и прижал к груди, а потом — на чем-то поскользнулся. Не устоял, начал, раскинув руки, падать, а ноутбук заскакал передо мной по плитам, как пущенный по воде плоский камешек. Распростертый на полу и запыхавшийся, я обернулся посмотреть, из-за чего упал. Один из диктофонов. На мельчайшую долю секунды — времени для мысли не было, лишь для побуждения и импульса — мое сознание растягивалось в двух направлениях. Взглянув вперед, я увидел смутный силуэт девушки, пытавшейся сорвать с окна жалюзи. Обернулся назад. Диктофон был всего в нескольких дюймах от моего ботинка. Вскочив на ноги, я схватил его и на несколько шагов вбежал обратно в круг света. Не останавливаясь, бросил диктофон в по-прежнему открытую кожаную сумку Никто. Схватил второй диктофон, потом третий, бросил их в сумку. Где четвертый, разбитый?

— Какого черта ты там делаешь? — донесся голос девушки из дальнего конца палаты.

— Диктофоны… — начал было я.

А, вот он, четвертый — разломанный на куски, сразу же за световым кругом. Перекинув сумку через руку, бросился к останкам.

— Что ты делаешь? Давай сюда, он почти уже там, почти уже там, почти уже там…

Скользнув вниз, я стал бросать в сумку самые крупные обломки диктофона, морщась от усилий затянуться — сигарета по-прежнему была зажата в углу рта. Выпуская струю голубого дыма, быстро огляделся вокруг. Подумал, будто увидел что-то, что-то, происходившее с плитами пола в дальнем конце палаты, в том ее конце, откуда мы убежали. Я вскочил на ноги как раз в тот миг, когда оторвались жалюзи и в окно хлынул свет послеполуденного солнца. В плитах я снова увидел движение, на этот раз ясно. С секунду это казалось бессмысленным видением, затем фокусировка моего взгляда изменилась.

У меня обвисли и похолодели все поджилки.

— Боже мой, — сказал я, тихо и просто.

— Беги! — закричала девица.

Ноги у меня ослабели и размякли, я их почти не чувствовал. С ужасом я опасался, что они подкосятся подо мной, как только я сдвинусь с места, но, несмотря на дрожь, они меня удержали. Я бросился бежать, и бег был болезненно медлителен, будто снят рапидом — между каждым соприкосновением ноги и пола проходило по миллиарду лет, а набитая диктофонами кожаная сумка Никто неуклюже раскачивалась, переброшенная через руку.

Впереди слышен был звон битого стекла — девушка протаранила стулом окно и ударила еще раз и другой, чтобы его ножками вышибить из рамы зазубренные осколки.

— Беги! — снова крикнула она мне. — Быстрее, черт!

Я выжимал все, что было возможно, из своих трясущихся ног, а когда добежал до ноутбука, сильно пнул по нему, так что он, вертясь, заскользил по плитам в сторону девушки. Она поставила стул у разбитого окна, чтобы он служил ступенькой, я слышал-чувствовал звук, подобный шипению воспоминаний, пробивающихся на поверхность, а девушка наклонилась, схватила ноутбук, крикнула: «Быстрее!» — поднялась на стул, прыгнула в окно и исчезла. Остался только я.

Только я, бегущий.

Только я, бегущий, с резью в животе, с дрожью во всем теле, не уверенный, смогу ли сделать очередной шаг, каждую секунду ожидая, что нога погрузится в пол и будет утянута, или поймана, или на что-то налетит, после чего ее станут дергать и трясти. Мои ноги, одна за другой, ударяли по полу, слишком, слишком медленно, в полной тишине между каждым шагом:

И вот я оказался у стула и прыгнул — одна нога отталкивала меня от сиденья, все выше и выше, и я подбирал ноги и наклонял голову, группируясь, а вокруг не было ни звука — я находился в воздухе, вылетая через выбитое окно наружу, в дневной свет.

Сначала я приземлился на ноги, а затем меня повело вперед, и я упал на четвереньки, что сопровождалось парой хлюпающих ударов. Мокрая трава и пропитанная влагой почва так и вплеснулись, когда подошвы моих башмаков, колени и распростертые ладони погрузились в холодную грязь.

— Не потеряй ее, — сказал голос девушки.

Сигарета выпала у меня изо рта и лежала, испуская завивающуюся струйку дыма, среди стеблей влажной травы.

Я поднял взгляд на свою спасительницу.

— И начинай-ка делать, что тебе говорят, — сказала она, — иначе я оставлю тебя одного.

Она повернулась и размеренным бегом устремилась вниз по длинной травянистой лужайке.

Я поднялся на ноги, вытер ладони о джинсы, подобрал сигарету, безо всякой охоты сунул ее меж сухих губ и несколько раз пробно затянулся, чтобы ее оживить. Перекинув через руку сумку, я болезненно затрусил по лужайке вслед за девушкой. К тому времени, как я ее догнал, она по плечи зарылась в разросшийся рододендроновый куст.

— Что ты делаешь?

— Отодвинься, — сказала она.

Я отступил в сторону, и она вывела из лиственного укрытия старый мотоцикл. Развернула его и прыгнула в седло.

— Садись.

Я перекинул ногу в заляпанном ботинке через сиденье позади нее, а она сунула руку в задний карман брюк, доставая ключи.

— Ты не поранился?

— Что? Нет. Не знаю.

События превратились в бешено кружащийся вальс, где я пытался уловить хоть какой-то проблеск смысла, меж тем как мир проносился мимо в сливающихся цветных полосах.

— Ч-черт!

Она смотрела назад, в сторону госпиталя.

Я проследил за ее взглядом вверх по лужайке.

Слякотные брызги мгновенных впечатлений — о футбольных матчах в дождливые дни, о тяжело ступающих желтых резиновых сапогах, о поскользнувшемся форварде, промазавшем по мячу… Миллионы мелких фрагментов памяти выбрасывались под давлением из влажной лужайки и скатывались от госпиталя к нам. Это давление производилось огромной концептуальной штуковиной, находившейся непосредственно под почвой.

Дроссельная утроба мотоцикла пронзительно и яростно взвыла, и мы рванулись вперед, разбрызгивая в обе стороны грязь и воду. Девушка выжала акселератор до предела, насилуя движок своего железного друга, и мы понеслись мимо пышно разросшихся кустов и голых деревьев госпитальной территории. Меня отбросило назад, и я чуть было не потерял равновесия.

— Держись крепче! — крикнула она, не поворачивая головы, и эти слова пронеслись мимо меня, быстрые и отрывистые в стремительно налетающем воздухе.

Подавшись вперед, я нашел под просторной армейской курткой ее тонкую, но крепкую талию и сомкнул вокруг нее руки. Голову спрятал в создававшуюся позади нее зону пониженного давления, чтобы сигарета перестала швырять мне в глаза яркие оранжевые искры. Сумка неуклюже подпрыгивала на сгибе моего локтя.

— Он еще там?

Я обернулся. Оставаясь менее чем в пятидесяти ярдах позади нас, идеи, мысли, фрагменты, обрывки историй, сны и воспоминания быстрыми брызгами взрывчато выбрасывались из травы. Концепция самой травы начала поднимать и гнать волну в виде длинного пенистого гребня. На вершине этого буруна что-то пробивалось сквозь пену — изогнутый поднимающийся знак, прекрасно развитый идейный плавник.

Марк Ричардсон. Марк Ричардсон. Марк Ричардсон. Марк Ричардсон.

— Все еще гонится.

— У меня в кармане! — крикнула девушка.

— Что?

— У меня в кармане. — Она сбросила газ, когда мы налетели на колдобину, подпрыгнули и шлепнулись вниз. — В куртке, с этой стороны. — Она кивнула головой влево.

Расцепив руки, я с трудом закинул сумку Никто себе за спину и стал пытаться просунуть свою прыгающую руку в карман ее куртки. Наконец мне удалось вытащить то, что там лежало. Вещица походила на маленькую, но увесистую ручку фонарика, обмотанную черной лентой, потом я заметил, что с одной из ее сторон имелся запал. Я рискнул обернуться и увидел, что мысленный плавник стал ближе и сильнее выдавался из воды. Акула сокращала разделявшее нас расстояние.

— Подожги запал! — крикнула девушка. — Он далеко?

Мы налетели еще на одну колдобину, и я сильнее ухватился за ее талию правой рукой.

— Близко — ярдах в сорока.

— Подожги, сосчитай до двух и бросай.

Я заставил себя высвободить правую руку и, чтобы сохранять равновесие, наклонился вперед, вплотную к ней, прежде чем вынуть изо рта сигарету. Плотно стискивая сиденье бедрами, я коснулся запала оранжевым кончиком сигареты. Вдоль запала, разбрасывая искры, побежал красный дымящийся огонек, и я прищурился, держа бомбу сбоку и позади себя, подальше от тела.

— Раз, два.

Я бросил.

Мотоцикл снова подпрыгнул, я взлетел над сиденьем, тут же снова обхватил руками ее талию, как раз вовремя для приземления после мгновенной невесомости.

Не очень далеко у нас за спиной ухнуло: взрыв.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

На служащем, стоявшем за прилавком отдела электротоваров, был темно-серый костюм, черные туфли и ярко-оранжевый галстук. Это заведение выглядело очень дорогим.

Мои джинсы были мокры и заляпаны лепешками грязи. Руки, лицо и промокшую насквозь футболку исполосовывали длинные коричневые следы, оставленные брызгами. Ботинки, полные воды, издавали пронзительные чавкающие звуки.

— Здравствуйте, — сказал я. — Диктофоны у вас в продаже имеются?