"Упрямая гувернантка" - читать интересную книгу автора (Мэтер Энн)

Глава 6

Утром после завтрака Виктория отправилась в кабинет барона, где должны были проходить занятия. Софи еще не появилась, и Виктория подумала, не ожидает ли ее еще один бесплодный день. Ей не хотелось снова идти к барону с вестью о поражении.

Но, к своему удивлению и радости, она нашла Софи уже за столом, праздно перебирающей какие-то бумаги. При появлении Виктории девочка подняла голову, но только легкий блеск в ее глазах показал, что она заметила появление гувернантки. Виктория невозмутимо закрыла дверь и бодро заметила:

— Доброе утро, Софи. Ты готова?

Софи соскочила с кресла.

— Папы не будет несколько дней, — объявила она тонким, напряженным голоском. — Он велел передать, что, если хотите, мы можем работать весь день.

Виктория подняла брови:

— Ясно. Но это не ответ на мой вопрос. Я спросила, ты готова начать занятия?

Софи надулась.

— Все, что нужно, я знаю, — грубо ответила она. — Умею читать и писать по-английски и по-немецки. Чему еще учиться?

Виктория собрала бумаги в аккуратную стопку и спрятала в ящик. Когда стол опустел, она стала вынимать из другого ящика учебники и письменные материалы.

— А как насчет математики, истории, географии, биологии? — тихо спросила она. — Ты разбираешься в этих предметах?

Софи пожала плечами:

— Зачем они мне? Мы живем в Райхштейне. Я вообще не собираюсь отсюда уезжать! Меня не интересует ни история, ни география. И я умею складывать. Спросите папу!

Виктория вздохнула и выпрямилась, с удивлением рассматривая девочку.

— Послушай, Софи, — осторожно начала она, — давай разберемся. По какой-то причине тебе не нравится мое присутствие. Я не верю, что из-за занятий. Не верю, что такая умная девочка искренне отрицает интерес к знаниям. Ты читаешь, верно? Десятки книг в твоей комнате…

— Которые вы вчера сбросили на пол, — сердито обвинила ее Софи.

— Правильно! — пожала плечами Виктория. — Но не раньше, чем ты сделала то же самое у меня в комнате.

Софи сжала кулаки:

— Это другое! Взрослые так не поступают.

— Почему же?

Софи быстро подняла и уронила плечи:

— Ну… это… по-детски.

— Вот именно. — Виктория облокотилась на стол, внимательно глядя на девочку. — Это не просто по-детски, так поступать плохо, мерзко. Глупо даже.

Софи разжала кулаки:

— Почему вы рассказали папе?

Виктория выпрямилась:

— Я не говорила. Он принес мне сверток, который я оставила в машине. Он сам увидел.

Софи потянула себя за косичку:

— Но он не бил меня.

Виктория пришла в ужас:

— А он бьет?

Софи сделала невольный жест:

— Нет. Но мог бы.

— Чепуха! Не верю, что твой отец жесток.

Софи смотрела на нее сквозь ресницы:

— Но ведь вы не очень хорошо его знаете, фройляйн?

Виктория вздохнула. Разговор зашел в тупик.

— Давай оставим твоего отца в покое и выясним твои знания, — коротко сказала она. — Сейчас проведем устный арифметический тест. Я дам тебе десять примеров на сложение, ты выполнишь их в уме, мы запишем ответы, а потом проверим, что получилось.

К удивлению Виктории, утро пролетело быстро и сравнительно успешно. После первоначальной попытки изобразить невежество Софи пришлось напрячь все свои способности, и через некоторое время природный ум заявил о себе, а от предлагаемых Викторией задач невозможно было отказаться. Когда в одиннадцать Мария принесла им горячий шоколад, она нашла их за напряженной работой, и Виктории показалось, что она заметила в глазах пожилой женщины легкое разочарование, словно той хотелось, чтобы молодая гувернантка потерпела, как все, неудачу. Возможно, ее привязанность к Софи такова, что она возражает против каждого, кто претендует даже на часть внимания девочки.

Они обедали в кухне с Марией и Густавом, и, хотя Софи с завистью следила, как Густав надевает сапоги, готовясь выйти во двор, она лишь покорно кивнула ответ на предложение Виктории вернуться к работе.

Как выяснилось, девочка оказалась невероятно восприимчивой и схватывающей все на лету. Еще рано было делать выводы, но Виктория полагала, что Софи преодолеет отставание за очень короткий период. Девочка задавала толковые вопросы, и, хотя время от времени Виктория чувствовала на себе ее задумчивый взгляд, в основном их отношения были деловыми: учитель и ученик. В конце дня, когда обсуждали домашнее задание на следующий день, они услышали рев универсала, въезжающего во двор. Цепи громко скрежетали в чистом воздухе. Софи сразу бросила свое занятие и подняла голову, глаза красноречиво говорили о ее чувствах. Виктория с пониманием сказала:

— Можешь закончить, Софи, и поздороваться с отцом.

Глаза Софи взволнованно блеснули, потом ее лицо помрачнело.

— Он не хочет меня видеть, — с надрывом сказала она. — Он сердится!

Виктория вздохнула:

— Глупости, Софи! Он не сердится! Не сейчас. Ты послушалась отца и целый день много работала. Хочешь рассказать, чем мы занимаемся?

Софи сделала гримасу:

— Нет!

Виктория снова вздохнула:

— Сознайся, ты еще ребенок, правда?

Брови Софи сомкнулись на переносице:

— Я не ребенок. Мне уже почти десять — почти отроческий возраст.

— Господи! Где ты взяла это слово? — с улыбкой воскликнула Виктория. — Тогда перестань вести себя, как ребенок! Твой отец не такой человек, чтобы затаить обиду!

Софи прищурилась.

— Откуда вам знать, фройляйн? — невежливо поинтересовалась она. — Не рассказывайте мне о папе! Я знаю его лучше вас — лучше всех.

— Сомневаюсь, — обоснованно возразила Виктория. — Ты еще мала, скорее так можно сказать о твоей матери!

— Мать! — презрительно воскликнула Софи. — Вы о ней ничего не знаете!

Виктория разозлилась.

— Если она похожа на тебя, и не хочу знать! — несколько по-ребячески ответила она.

Софи бросила карандаш и метнулась к двери, но прежде чем ее открыть, с довольным видом взглянула на Викторию.

— Кстати, фройляйн, — произнесла она низким, таинственным голосом, — вам на самом деле надо следить, как вы со мной обращаетесь, или вас тоже закроют… в северной башне!

Виктория обернулась со скептическим выражением на лице.

— Тоже? — с некоторой иронией осведомилась она. — А кого еще?

— Мою мать, конечно, — ответила Софи, состроила страшную рожу, и, прежде чем Виктория успела ответить, выскочила из комнаты, и захлопнула дверь.

Виктория раздраженно вскинула брови. Действительно, невозможный ребенок! Только подумаешь, что началась подвижка, как она делает поворот кругом, оставляя тебя ни с чем.

Вздыхая, Виктория собрала учебные принадлежности. Потом начала читать работы Софи. Почерк был необычно хорош для ребенка ее возраста, но к концу дня интерес девочки явно ослабевал. Было больше ошибок, помарок, мало свидетельств прилежания. Виктория пожала плечами. Учитывая, что Софи так долго не имела никакой образовательной дисциплины, показатели были в общем хорошими, и. если отбросить ее прощальные обвинения, день прошел небезуспешно.

Очистив стол и прибрав кабинет, Виктория вернулась по коридору в зал. Она втайне ожидала увидеть там барона с дочерью, однако зал был пуст, и оставалось только предположить, что они все еще во дворе или на кухне. Не желая мешать, она поднялась к себе и, не зажигая света, присела у тлеющего камина отдохнуть перед обедом. Опять пошел снег, но легкий, и Виктория мысленно перенеслась в Англию, вспоминая свою прежнюю жизнь.

Удалось ли Мередиту отыскать ее? Наверняка нет, иначе он бы уже приехал. Или она слишком тщеславна? Он мог счесть ее поступок своего рода предательством, мог даже вернуться в Штаты.

Но в глубине души она знала, что это не так. Мередит так легко не сдастся, к тому же он считал, что обладает над ней абсолютной властью. Виктория с легким злорадством усмехнулась, пытаясь представить его первую реакцию на свое исчезновение. По дороге в Райхштейн думать об этом было немного страшновато, но сейчас, после нескольких дней самоанализа, она поняла, как глупо бояться. В конце концов, Мередит не единственный мужчина в ее жизни и не самый важный. При своем положении крестницы леди Пентауэр она имела массу возможностей выбирать из подходящих холостяков, молодых и старых, а также среднего возраста, но вскоре поняла, что жить с мужчиной — это намного больше, чем просто вести хозяйство и возиться с детьми. И деньги мало что значат. Когда посетили все интересные места, куплена вся модная одежда, деньги уже не так важны. Все относительно, поняла она, и через шесть месяцев самые редкостные вещи теряют свою новизну. Виктория вздохнула, испытывая благодарность к тете Лори за предоставленную возможность это понять. Она честно призналась себе, что уезжала с неохотой, но сейчас, здесь, ее жизнь стала бесконечно более увлекательной, чем все, что она пробовала раньше. При всех недостатках обстановки люди в Райхштейне были реальностью, а не картонными имитациями, конкурирующими между собой под контролем условностей общества. Здесь жизнь устроена намного основательнее, и каждый день — больше, чем просто борьба за существование в управляемых властью бетонных джунглях. Виктория вспомнила слова барона о современниках, презирающих его за то, что он работает в своем наследственном имении, а не продает его ради жизни без цели и устремлений. Она не могла вообразить, чтобы здравствующий барон фон Райхштейн вел такое бесполезное существование. Если такая ситуация будет ему навязана, он найдет другой вид занятий, например автогонки, да все что угодно, чему сможет посвятить свою силу и ум.

Она нагнулась, подбросила новое полено в остывающие уголья и увидела, что уже стемнело. Снегопад усилился, и Виктория подумала, что хозяин вернулся домой вовремя. Интересно, где он был? Целый день отсутствия означает, что гораздо дальше от деревни. И где барон сейчас? Несомненно, выслушивает от Софи преувеличенные описания работы, которую ее заставила сделать Виктория. Софи странная девочка, настолько занятая созданием трудностей, что забыла о наслаждении жизнью. Виктория надеялась со временем это изменить. У нее не было иллюзий относительно легкости своей задачи, но, по крайней мере, сегодня в своих отношениях они немного продвинулись. Собственно, заставить Софи работать за столом — уже немалое достижение.

Как обычно, мысли Виктории вернулись к загадке матери Софи. Она полностью отмела намеки Софи на заключение в северной башне. Это еще одна попытка напугать ее, так как Софи пока не убедилась, что Виктория отличается от своих предшественниц. Но все же отсутствие баронессы удивительно, как и отказ барона говорить о жене. Похоже, они разошлись, и тема еще слишком болезненна. Хотя и в этом нет уверенности. В целом в поведении барона не было признаков глубокого горя, что наверняка должно было быть в таких обстоятельствах.

Виктория вздохнула и откинулась на спинку кресла. Как сказал барон, это ее касается только в части влияния на действия дочери. Но все-таки она любопытствовала вопреки своему желанию, и ее интерес имел мало общего с ребенком. Барон такой притягательный мужчина…

Виктория одевалась к обеду с особым тщанием. Она уверяла себя, что делает это просто для эстетического удовольствия, но подсознательно предполагала, что рано или поздно барон пошлет за ней, чтобы обсудить поведение Софи, и хотела выглядеть наилучшим образом. Поэтому она выбрала длинное бархатное платье особенно привлекательного янтарного оттенка, который подчеркивал рыжеватые пряди в ее волосах. С легкой гримасой глядя на свое отражение, она оставила волосы распущенными, и они спадали колоколом на плечи.

Когда Виктория появилась на кухне, Мария в изумлении уставилась на нее и даже Густав вынул изо рта трубку и галантно привстал. Виктория почувствовала себя в глупом положении. Она не гость, а работница, а этим двум старым слугам ее появление должно казаться особенно нелепым.

Но Мария быстро пришла в себя и, пожав костлявыми плечами, вернулась к помешиванию супа на плите. Виктория смутилась до такой степени, что готова была извиниться и бежать в свою комнату, но тут дверь открылась и вошел барон.

Он пришел с улицы, его волосы были запорошены снегом, и Виктория поежилась от порыва холодного ветра, ворвавшегося в теплую кухню. Взгляд барона остановился на стройной фигуре в янтарном платье с высоким воротником и рукавами с широкими манжетами, и его ярко-голубые глаза блеснули.

Виктория неловко опустила голову, затем повернулась в сторону Марии со словами:

— Я могу чем-нибудь помочь?

Мария окинула ее задумчивым взглядом:

— Не в этом платье. — Она взглянула на хозяина. — Вы готовы ужинать, ja? — Голос экономки был теплым и добрым.

— Ja, Мария! — Барон снял парку, под которой оказались темные брюки и толстый зеленый свитер. Он повесил куртку на крючок у двери, затем опять посмотрел на Викторию. — Куда-то собрались, фройляйн? — нахмурившись, спросил он.

Виктория повернулась в надежде, что он примет краску на ее лице за результат действия каминного огня.

— Нет, герр барон. Это… это теплое платье. Мне надоели брюки.

Барон пожал плечами.

— Вы не обязаны объясняться, фройляйн, — бесстрастно заметил он. Но Виктория знала, что он недоволен ее видом. — Тем не менее поскольку вы явно одеты… не совсем уместно для кухни замка Райхштейн, предлагаю поужинать со мной в кабинете.

Виктория сделала умоляющий жест.

— Я… я не ожидала, герр барон, — неуклюже запротестовала она.

Он бросил на нее красноречивый взгляд:

— Разве, фройляйн? Тем не менее мы будем ужинать в моем кабинете. Не возражаешь, Мария?

Губы старухи вытянулись в ниточку, однако она выдавила безразличный ответ. С преувеличенно галантным поклоном барон указал Виктории на дверь. Девушка помедлила, взглянула на Марию, погруженную в свою работу, и со вздохом вышла из кухни.

Виктория ожидала встретить в кабинете Софи, но ее там не было, и в ответ на ее вежливый вопрос барон объяснил:

— Софи устала больше обычного и уже в постели. Я обещал пожелать ей спокойной ночи. Вы позволите?

— Разумеется. — Виктория выразительно развела руками, и он с легким поклоном покинул кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

После ухода барона Виктория придвинула к ревущему огню кожаное кресло и уселась в него. Комната с тяжелыми гардинами на высоких окнах и обычной лампой была очень уютной. Она разительно отличалась от школьного класса, которым служила целый день, и Виктория подумала, не проводит ли барон здесь все вечера. Очень похоже на правду. Большой зал не для одного человека. Он непропорционально велик для повседневных потребностей, требует толпы людей, возможно, даже маленького оркестра на галерее… Виктория представила, какими красочными эти сцены были в прошлом, когда фон Райхштейны находились в расцвете. Маскарады и балы, женщины в изысканных платьях из шелка и парчи. Одежда мужчин тоже красочная, иногда, возможно, на ночь остается член королевской семьи, и по комнатам разносится эхо приказов слугам…

Виктория глубоко ушла в свои мысли. Когда дверь кабинета снова открылась, чтобы впустить хозяина, девушка невольно вздрогнула, на миг потеряв представление о действительности. Затем сообразила и, когда барон приблизился к камину, выпрямилась в кресле. Он сменил толстый свитер на белую рубашку из плотного сатина, темно-синий галстук и расшитую куртку-безрукавку из черного бархата. Без темной одежды он выглядел моложе, и Виктория подумала, не для нее ли он переоделся. Почему-то она сомневалась.

— Итак, фройляйн? — холодно произнес он. — Могу я предложить вам выпить перед ужином? Вино или мартини?

Виктория отрицательно покачала головой.

— Спасибо, не хочется, — тихо ответила она. — Я пью мало.

Барон пожал плечами, бросил на нее задумчивый взгляд и налил себе виски. Со стаканом в руке он повернулся и стоял, глядя на огонь. Затем снова перевел взгляд на Викторию и прищурился.

— Софи говорит, что вы много работали. Обе, — добавил он.

Виктория сложила руки на коленях.

— Софи работала очень усердно, — подтвердила она. — Она совсем не отстала, как можно судить по вашим словам. Все ловит на лету. У девочки очень хороший почерк.

Барон внимательно изучал жидкость в стакане.

— Значит, по-вашему, первый барьер успешно преодолен?

— Полагаю, да, гepp барон. — Виктория слегка нахмурилась. — Но пожалуйста, не подумайте, что я не понимаю настроение Софи. Я знаю, что впереди еще долгий путь. Она никак не поймет, что я не так чувствительна, как другие гувернантки.

Барон выпил остаток виски и налил еще.

— А это правда, фройляйн?

Виктория зарделась:

— Я так думаю.

Барон повернулся к ней.

— Конечно, вы другая, фройляйн, — заключил он, внимательно оглядывая ее. — Почему вы решили переодеться к ужину?

Не в силах усидеть спокойно при таком тщательном допросе, Виктория встала:

— Я уже говорила, мне надоело носить брюки. И это платье не слишком формально.

— Длинное платье не формально?

— Ну конечно, — защищаясь, ответила она. — В Англии модны длинные платья как для завтрака, так и для ужина.

— Правда? Как видите, я очень старомоден.

Виктория могла сказать, что его одежда не очень-то старомодна. Напротив, он выглядел прекрасно, но это потому, что при таком росте и фигуре элегантно на нем выглядело почти все. Но она воздержалась от замечаний по этому поводу. Вместо этого спросила:

— Собственно, я хотела задать вам вопрос об одежде Софи, герр барон.

Глаза барона не выдали никаких чувств.

— Да?

— Да. — Виктория запнулась, подбирая нужные слова. — Ее одежда не очень… ну… привлекательна, не так ли?

— Для Софи вяжет Мария. Она превосходная вязальщица.

Виктория вздохнула:

— Но неужели одежда должна быть такой серой… практичной? Девочке нужны яркие цвета, чтобы компенсировать болезненный цвет кожи! Нечто стильное!

— Софи пожаловалась? — отчужденно спросил барон.

— Нет, конечно. Софи никогда не пожалуется мне! Для нее я все еще враг номер один!

Губы барона слегка скривились.

— Значит, это ваша идея. Видимо, еще одна попытка завоевать ее доверие?

— Что-то в этом роде. — Виктория понурилась. — Да какая разница, по выражению вашего лица я вижу, что не произвела нужного впечатления.

Глаза барона потемнели.

— В такой форме в Англии обращаются к нанимателю? — ледяным тоном осведомился он.

Виктория опустила голову.

— Не знаю, — раздраженно ответила она. — Никогда никого не нанимала!

— Вы невежливы, фройляйн! — Ноздри барона раздулись, и Виктория вспомнила рассказ о принце и крестьянке. Да, барон фон Райхштейн временами вспоминал о своем достоинстве, и это был один из таких моментов.

Со вздохом она сказала:

— Я не собиралась. Просто ваше отношение обескураживает!

Лицо барона приняло грозный вид.

— Обескураживает? Каким образом, фройляйн?

Виктория чувствовала, будто все глубже и глубже погружается в ледяную воду.

— Ну, — неуклюже начала она, — не все проблемы Софи можно разрешить в классе…

— Но только эти проблемы вас не касаются, фройляйн, — отрубил он.

Виктория раздраженно уставилась на него.

— Почему вы то спокойны и благожелательны, то положительно бьете в лицо? — воскликнула она. — Я не пытаюсь влезть в ваши личные дела! Я просто хочу помочь Софи всеми доступными мне средствами.

Барон впал в абсолютную ярость. Она видела это по ледяному блеску глаз и яснее обозначившимся глубоким складкам вокруг напряженного рта. Он одним глотком опустошил второй стакан виски и с отчетливым стуком поставил его на стол. Затем выпрямился.

— Лучшей помощью Софи и вам, фройляйн, будет ограничение учебой! — выпалил он. — Я не позволю девчонке, которая не пробыла в Райхштейне и недели, диктовать мне условия!

Виктория сжала губы.

— Не собиралась ничего диктовать, — смиренно возразила она. — Просто, если я верю в свои методы, вы тоже должны в них верить!

— Что же это означает, фройляйн? — холодно осведомился барон.

— Вероятно, мне нечего ожидать от вас понимания, — отрезала она, потеряв терпение. Нервно сцепив руки, она взволнованно пересекла комнату, волосы шелковыми волнами били по щекам. — Думаю, лучше все-таки мне есть на кухне.

Для такого крупного мужчины барон двигался очень быстро и оказался у двери раньше Виктории. Он закрыл собой дверной проем, скрестив руки на груди.

— Нет, фройляйн, — сказал он, глядя на нее с бесстрастным пониманием. — Несмотря на вашу юную дерзость, вы меня заинтриговали, и, кроме того, не зря же вы надели платье, верно?

Щеки Виктории вспыхнули.

— Вы насмехаетесь, герр барон, — заявила она напряженно-сердитым тоном. — Пожалуйста, отойдите от двери. Я хочу выйти.

Барон помедлил, затем с легким пожатием плеч отошел в сторону. Но тут раздался стук, и Виктория поспешно отвернулась к камину. Хозяин шагнул открыть дверь. Плечи Виктории слегка дрожали, и она не желала, чтобы Мария стала свидетелем ее состояния.

Вошла Мария с большим подносом и поставила его на стол.

— Кофе подам позже, герр барон, — сказала она, с плохо скрытым любопытством скосив взгляд в сторону Виктории. — Возможно, сервировкой займется фройляйн.

Барон тепло улыбнулся ей.

— Мы справимся. Спасибо, Мария, — мягко ответил он, и Виктория с трудом поверила, что перед ней тот самый человек, который только что словесно отхлестал ее.

Пожилая служанка удалилась, и барон плотно закрыл за ней дверь.

— Итак, фройляйн, — иронически заметил он, — похоже, у вас нет выбора. Если только вы не хотите разгневать Марию переносом своего ужина на кухню.

Виктория опустила голову.

— Я не голодна, герр барон, — твердо ответила она.

Барон подошел к столу и проверил содержимое подноса.

— Перестаньте, фройляйн, — шутливо проворчал он, — Мария приготовила прекрасные блюда. Чудный мясной суп и австрийская достопримечательность — венский шницель. Вы пробовали венский шницель?

Виктория бросила на него отчаянный взгляд.

— Как я понимаю, наши разногласия забыты? — отважно спросила она.

Барон слегка нахмурился.

— Ешьте, — коротко ответил он. — Потом поговорим.

Несмотря на упрямство, Виктория не могла не наслаждаться едой. За венским шницелем — тонкими ломтиками телятины, обвалянными в яйце и сухарях и обжаренными до хруста — последовали десертные блинчики с медом и орехами. Все было очень вкусно и сытно, и Виктория подумала, что нужно следить за собой, чтобы не набрать вес. У ее хозяина таких опасений, видимо, не возникало, и барон ел от души. Но лишнего веса у него не было, несомненно, благодаря энергичной жизни, которую он вел.

Мария принесла кофе как раз тогда, когда отяжелевшая Виктория поудобнее устраивалась в кресле. Мария бросила на девушку оценивающий взгляд и собрала грязные тарелки.

— Принести еще что-нибудь, герр барон? — вежливо спросила она.

Барон отрицательно покачал головой, вставая, чтобы закрыть за ней двери.

— Нет, danke, — проговорил он. — Необыкновенно вкусно. Нигде в Австрии нет шницеля вкуснее.

Мария покраснела от удовольствия, и Виктория понадеялась, что радость от комплиментов барона рассеет очевидную неприязнь, с которой она обслуживала гувернантку.

Когда экономка удалилась, барон вернулся к столу, около которого теперь стояла Виктория, и сказал:

— Вас что-то беспокоит, фройляйн?

Виктория отрицательно покачала головой.

— Что может меня беспокоить? — довольно иронически заметила она. Затем вздохнула: — Если не возражаете, я пойду к себе.

Барон налил две чашки кофе и одну подал ей. На его лице появилось вопросительное выражение, и Виктория немного по-детски подумала, что теперь, настояв на своем, он может позволить себе великодушие. Она быстро выпила кофе, обожгла рот и отказалась от второй чашки. Барон перешел к камину, грея руки и слегка хмурясь.

— Видимо, вас нельзя умиротворить, фройляйн, — внезапно произнес он, удивив ее. — Неужели вы всегда должны настоять на своем?

Виктория смутилась.

— Дело не в этом, — возразила она. — Мне просто… ну… трудно приспособиться к вашим правилам!

— Ну-ну, фройляйн, по-вашему, я настоящий диктатор? — иронически воскликнул он.

Виктория бросила на него сердитый взгляд:

— А разве нет?

Барон повернулся, опираясь на каминную полку.

— Меня не волнуют подобные обвинения, — резко ответил он. — Скажу больше, никто не считает меня диктатором. Если у вас сложилось такое мнение, то только потому, что вы упорно суете нос в чужие дела. Мой прошлый опыт с гувернантками показал, что скорее они обращаются за указаниями, чем наоборот.

Виктория беспомощно подняла плечи:

— Вы имеете в виду, что, несмотря на мои слова, вы делаете, что хотите.

— Я стараюсь проявлять терпение, фройляйн, — Голос барона посуровел. — Но нахожу это невероятно трудным. Мне следует повторить, что ваши обязанности ограничены?

— Но что плохого в том, что Софи станет привлекательнее? Она слишком углублена в себя, возможно, интерес к красивой одежде даст другое направление ее воображению…

— А откуда появится эта одежда для Софи? — резко осведомился барон. — Должен напомнить, что в замке Райхштейн польза ценится больше, чем искусственная красивость!

Виктория со вздохом покачала с головой.

— Вещи могут быть одновременно и красивыми и полезными! — воскликнула она. — Я привезла ткань и могу сшить для нее пару платьев и блузок. Все, что угодно, лишь бы отличалось от этих бесконечных шерстяных платьев!

— Вы уверены, что умеете шить? — Барон явно шутил.

— Конечно, — подняла голову Виктория. — Итак, герр барон? У меня есть ваше разрешение?

Барон тяжело вздохнул и выпрямился. Он долго разглядывал ее вызывающее лицо, затем сделал недовольный жест.

— Ладно. Если вам так нравится. — Он опустил плечи. — Естественно, использованный материал будет оплачен.

Виктория сцепила пальцы.

— Не стоит, гepp барон.

— Нет, я настаиваю. Очевидно, вы купили его для собственного употребления. Может, мы и бедны, но еще не готовы принять благотворительность. — Тон барона был холоден.

— Хорошо, если вы настаиваете, — неловко ответила она.

— Скажите мне. — Он приблизился к ней почти вплотную, не сводя с нее своих ярко-голубых глаз. — В Англии остался мужчина? Мужчина, от которого вы хотели сбежать? Скажите — почему?

Лицо Виктории вспыхнуло.

— А вы сами сейчас не суете нос в чужие дела, герр барон? — парировала она немного дрожащим голосом.

— Возможно, — хрипло согласился барон. — Но такая красивая молодая женщина станет искать уединения в Альпах зимой, только если хочет укрыться от кого-то, и естественно предположить, что это представитель моего пола.

Виктория упорно разглядывала одну из перламутровых пуговиц на плотной сатиновой рубашке барона, избегая встречаться с ним глазами. «Он специально давит, — подумала она, — чтобы с помощью своего несомненного обаяния превратить меня в дрожащий комок нервов. Нельзя прожить почти сорок лет, не зная о своей физической привлекательности!» Странная мысль посетила Викторию. Барон женат, как и Мередит, и, более того, имеет дочь; и все-таки, узнав об этом, бросила бы она его с такой легкостью, как Мередита? Почему-то она сомневалась. Сейчас Виктория с самого начала знала о его обстоятельствах, и все же, если барону, вздумается наклонить голову и прижаться своими чувственными губами к ее губам, сопротивление будет не слишком ожесточенным…

Внезапно во дворе раздался, пронзительный скрежет машины с цепями на колесах, и барон отпрянул с загадочным выражением лица.

— Кажется, у нас гость, фройляйн, — сказал он, носком замшевого ботинка заталкивая полено подальше в огонь. — Не сомневаюсь, это доктор Циммерман. Не уходите, познакомьтесь с ним.

Виктория уже была готова сказать, что знакома с доктором, но не успела. Барон вышел, оставив Викторию в странной тревоге. Не очень-то приятно осознать, до чего сильно тебя волнует мужчина! Когда доктор и барон вернулись, оживленно беседуя, Виктория почувствовала себя лишней. Как и Мария, доктор не ожидал застать в покоях барона гувернантку, однако, кроме слегка расширенных глаз, ничем не выдал своих чувств. Вместо этого он приветливо улыбнулся Виктории и произнес:

— Моя дорогая фройляйн Монро! Как приятно снова вас увидеть! В мой прошлый приезд вы так быстро исчезли, что мне почти показалось, будто я вас выдумал.

Барон бросил на Викторию задумчивый взгляд, затем вновь посмотрел на Конрада Циммермана.

— Вы знакомы с мисс Монро? — бесстрастно спросил он.

— Ну конечно, мой дорогой Хорст. Мы познакомились в мой последний визит в замок. Скажу больше, я встретил радушный прием у мисс Монро.

— На самом деле, — начала Виктория, чувствуя себя довольно неловко, — я просто оказалась в зале, когда вы вошли…

— И у вас был очень радушный вид, — дразняще проворковал Конрад. — А, Хорст?

Барон безразлично поднял темные брови.

— Я не осведомлен об этом, — небрежно ответил он.

Конрад понимающе усмехнулся.

— Мы обсуждали возможность обучения молодой леди катанию на лыжах, — сказал он, ободряюще глядя на Викторию, — правильно?

У Виктории появилось чувство, что ее хозяин с трудом сдерживается. Конрад Циммерман обращался с ней, как с гостьей, а не служащей.

— Мне, и правда, пора, — сказала она, извиняясь перед Конрадом. — Успешной игры! — Она направилась к выходу.

— О нет, — протестующе воскликнул Конрад. — Не уходите! Может, назначим время?

Барон стоял спиной к огню, глубоко спрятав руки в карманы брюк, и, прищурясь, смотрел на них. Викторию поразило, что Конрад Циммерман безразличен к атмосфере, которую она ощущала почти физически.

— Думаю, пока не следует, — ответила она. — У меня… э… мало свободного времени.

— Эй, Хорст, ты разве Menschenschindler? — сострил Конрад.

Барон бросил на него тяжелый взгляд из-под густых ресниц.

— Рабовладелец? — хмуро повторил он. — Несомненно, фройляйн так и скажет!

Виктории захотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее.

— Простите, — сказала она, с сожалением качая головой. — А сейчас прошу извинить, герр барон, — и, как она надеялась, с извиняющейся улыбкой покинула комнату.

В коридоре она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Что за катастрофические несколько минут! Конечно, сейчас барон вообразит, что она сама попросила доктора научить ее кататься на лыжах! Конрад Циммерман говорил так, словно у них произошел долгий разговор, тогда как все продолжалось не более пяти минут.

Она шла по коридору к большому залу. И все же хорошо, что появился Конрад Циммерман, он прервал учиненный бароном допрос о причинах ее приезда в Райхштейн. Хозяин слишком волновался, когда начал задавать вопросы, а она слишком чувствовала в нем мужчину.

Виктория поймала себя на размышлениях: что скрывается за фасадом, который барон демонстрирует миру? Он вовсе не так бесстрастен, как хочет казаться, и есть опасность легко забыть, что он не свободен. То, что Мередит женат, обратило ее против него, но недоступность барона почему-то делала его еще более привлекательным. Виктория знала, что, если у нее остался здравый смысл, ей следует избегать оставаться с ним наедине. Дело не в том, что барон может забыть об ответственности и воспользоваться своим положением; он слишком достойный и серьезный человек. Однако Виктория боялась, что может возбудить барона способом, от которого он не сможет уклониться, и, следовательно, заставит относиться к ней с презрением за проявленную слабость. Виктория подозревала, что он и наполовину не догадывается о своем эмоциональном потенциале. Кто бы ни была его жена и где бы она ни была, она не затронула даже поверхности омута его страстей! Она слишком легкомысленна, иначе не бросила бы мужа и дочь, создав ситуацию, в которую Виктория окунулась, совсем не ведая о ее подводных течениях..