"Найди свое счастье" - читать интересную книгу автора (Мэрфи Лора)

III

Хэмфри опустил губку в ведро, поднял ее, и вода заструилась по крыше машины. Еще и полдень не наступил, а он уже был на ногах больше шести часов и переделал все свои дела. После восьмимильной пробежки убрал квартиру, постирал белье и вымыл посуду, оставшуюся от вчерашнего ужина. Сходил за газетами. Вычистил машину внутри и теперь мыл снаружи.

Когда закончит с этим, решил он, перекусит чем Бог послал и придумает какое-нибудь занятие. Может, если повезет, проспит весь вечер. Поспать-то ему не помешает после беспокойной ночи. Но он знал, что не сможет заснуть. Просто будет лежать размышляя, припоминая. А если и задремлет, то обязательно увидит тот самый сон.

Уже давно он не видел его. Вчерашнее сообщение Дорис, подозревал он, вернет ему неотступное ранее сновидение. "У меня есть дочь", — сказала она. Дочь Грега. И мать не позаботилась за все эти годы о том, чтобы поставить его в известность. Как же больно, что она не пожелала поделиться новостью о самом важном событии в своей жизни. Должна же она была знать, что ему это не безразлично, что он хотел бы об этом узнать. Независимо от обещания, данного Грегу, он сделал бы все на свете ради дочери друга.

У Дорис была симпатичная дочка-сорванец.

Он не только сделал женщину вдовой, но и отнял отца у Кэтрин. Девочка нуждалась в своем отце, а не в одном из друзей Грега. Как и всем детям, ей нужен отец, а из-за Теда у нее никогда его не было.

И он еще думал, что знает, что такое вина.

Вина, смятение, боль и вызвали сновидение, детально воспроизводящее взрыв, убивший Грега. Все равно, что смотреть кинопленку, только еще реальнее. Он чувствовал сотрясение от взрыва, запах дыма и пыли, слышал крики и вопли.

Прямо-таки ощущал кровь.

Кровь Грега.

Когда это случилось, он находился в полумиле от барака, изможденный долгой пробежкой. У него не было сил, чтобы ужаснуться. Ругательства отмечали каждый его шаг. Будь проклята Дорис. Будь проклят Грег. Проклятье, проклятье! Он бежал, ненавидя ее за то, что вышла замуж за человека, которого не любила. Ненавидел Грега за то, что она принадлежала ему. Но больше всего он ненавидел себя, ибо Тейлор был его лучшим другом, а он позволил своей страсти к девушке отравить их дружбу.

Они находились уже три месяца на задании. Для Теда это были месяцы горечи и обиды, гнева и чувства вины и самого невероятного одиночества, которое он когда-либо знал. Он-то думал, что потеря Джуди опустошила его до конца и, оказывается, ошибался. Потеря Дорис была гораздо хуже, хотя она никогда и не принадлежала ему, чтобы ее терять.

Она была с Грегом всегда, с самого раннего детства. И вышла за него замуж, целовала на прощанье, писала ему почти ежедневно. Иногда почта не приходила по несколько дней, потом сваливалась целая куча писем. В них были все ее новости и заботы, тревога и любовь. И все только для Грега.

И накануне взрыва пришла почта. Пять писем и бандероль.

И опять для него.

В то раннее утро Тед пробегал милю за милей, жалея, что познакомился с Грегом, переживая, что соблазнил Дорис. Одновременно он тупо и уныло задавался вопросом, нет ли способа завладеть ею навсегда. Долго ли продлится брак, если они не любят друг друга. И он жаждал найти способ, как убрать Грега с пути. Если бы не он, наверняка можно было бы добиться ответного чувства Дорис. Она бы не замедлила понять, что между ними есть нечто особенное, что он может дать ей то, что никогда не даст Тейлор.

Если бы только он исчез.

И в тот самый момент раздался взрыв.

И Тейлор погиб.

Желание Теда осуществилось, и в потрясении он запоздало понял, как был жесток и недальновиден. Грег всегда будет стоять между ним и Дорис.

Всегда…

Он сменил ведро с губкой на шланг, когда на стоянку въехал красный "шевроле". Хотя он и видел его всего-то раза три, да и то как часть не стоящего внимания фона, он сразу же узнал автомобиль. И немало удивился. Он-то полагал, что после вчерашней встречи нескоро увидит ее. И уж во всяком случае не ожидал этого визита.

Гостья остановилась недалеко от его машины и вышла. Мгновение она просто стояла в нерешительности. Солнечные очки скрывали ее глаза, волосы были собраны в конский хвост. В коротких шортах и желтой рубашке, она выглядела невероятно юной. Хотя разница в их возрасте составляла всего шесть лет, Дорис всегда казалась слишком молодой для него.

Стала ли она думать по-другому или что-то иное привело ее сюда? А может, не дождалась, когда он сам появится у нее? Мог бы это и сделать. Да и сейчас пора бы бросить этот дурацкий шланг и подойти к ней.

Но прежде чем он шевельнулся, она уже приблизилась к нему и, не рискуя попасть под струю, остановилась в нескольких шагах, засунув руки в карманы.

— Хэй, Тед, — прозвучало ее приветствие.

Ей всегда нравилось именно так здороваться с ним, и он привык к этому небрежному, чисто южному "Хэй".

— Привет, Дорис.

Явно чувствуя себя неловко, она долго смотрела, как мыльная вода сбегает с машины на асфальт, растекаясь пенистыми ручейками.

— Не знала, найду ли тебя, — услышал наконец он. — Я ведь не представляю, в какой квартире ты живешь.

— Вот в этой, — махнул Тед рукой в сторону торца здания за спиной. Это была одноэтажная, с одной спальней пристройка к многоквартирному дому с мансардами. — Что привело тебя сюда? — сухо поинтересовался он.

Дорис спокойно переступила с ноги на ногу, жалея уже о своем визите. О такой неприветливой встрече и не думалось.

Что побудило ее приехать? — недоумевал Тед.

Однажды любопытство привело девушку к нему в постель. Она была девственницей и хотела узнать, что из себя представляет секс, а Грег решил подождать до свадьбы. Когда он отменил свидание с невестой в тот вечер, она посчитала это благоприятной возможностью для удовлетворения своего любопытства, и Тед вполне подошел для этого. Он принял за дурную шутку ее слова, что любой, кого подослал бы ей случай, оказался бы подходящим для нее, может, еще и лучше.

— Через полчаса мы встречаемся с дочкой, чтобы позавтракать, — прервал его мысли неуверенный голос гостьи. — Она ночевала у подруги, и мать девочки подвезет Кэт к ресторану. Хочешь присоединиться к нам?

Он опустился на корточки перед машиной и смыл сильной струей мыльную пену с фар. Воскресный ланч с Дорис и дочерью Грега? Он не отказался бы. Ему хотелось познакомиться с Кэтрин, посмотреть, что за ребенка произвели на свет два человека, которых он любил больше всех на свете. Любил и ненавидел.

Ему хотелось бы убедиться, что девочка растет нормально без отца, удостовериться в том, что беда, которая свалилась на нее, не была непоправимой.

— Хорошо. — Он встал, в последний раз ополоснул машину и отпустил рыжачок шланга. — Сначала мне придется привести себя в порядок. — Он был в одних полинявших шортах, запятнанных маслом и мокрых от брызг.

Она кивнула.

— Где встретимся?

— Я подожду, если не возражаешь.

Мысленно он увидел ее в своих скромных апартаментах удобно расположившейся на диване, рассматривающей его вещи. Слишком привлекательная картина, показалось ему, такого нельзя допускать. Ни к чему, чтобы его одинокая обитель заполнилась воспоминаниями о прошлом. И все же, отключив воду и сложив шланг под краном, он неохотно пригласил гостью за собой.

В квартире было прохладно и сумрачно. Алюминиевые жалюзи на широком окне гостиной были повернуты под таким углом, чтобы снаружи никто не мог заглянуть. Сжимая ключи от машины в руке, Дорис прошла на середину комнаты и неуверенно обернулась. Гостиная и кухня блестели той чистотой, которой она не могла добиться в своем доме. Единственная вещь, лежавшая не на месте, — воскресная газета, листы которой были разбросаны по кофейному столику и дивану. Разумеется, нечего даже и сравнивать этот безукоризненный, просто идеальный порядок с кавардаком в ее доме. Хозяин ведь не жил с девятилетним ребенком.

Хотя и это не исключено, если она расскажет ему все. Он, конечно, может настоять на совместном воспитании их дочери и половину времени жить с ней здесь. Больше того, он может потребовать полной опеки над ней в качестве компенсации за девять потерянных лет. И она не могла бы его винить, если бы он этого пожелал. Но, да упаси ее Бог, как ей-то жить без дочери?

— Я приму душ, — объявил он от двери. — Устраивайся поудобнее.

Гостья кивнула. Хозяин прошел через гостиную в спальню, а она так и не сдвинулась с места. Какое там удобство, когда ей предстоит познакомить его с их дочерью и все еще приходится лгать?

Она постаралась сосредоточить свое внимание снова на комнате. До прихода все представлялось иначе. Поскольку он холостяк и аккуратист, ей казалось, что квартира окажется стерильной и чисто функциональной. Но никак не приятной, уютной. А кругом мягкие креповые, бледно-зеленые и голубые пятна. На приставных столиках стояли растения. На стенах висели декоративные тарелки и картины, наверное, даже оригиналы, в большинстве своем в японском стиле. Справа от телевизора и стереомагнитофона — стеллаж, полный футляров для бобин с аккуратными наклейками. В углу — заставленный книгами шкаф с восточными статуэтками на верхней полке.

Небольшой столик использовался для фотографий. Сначала Дорис проигнорировала их, но смотревшие с них лица заставили пересечь комнату и вглядеться. В основном старые снимки. Пара черно-белых фотографий мужчины, сильно похожего на Теда. Его отец? Дед Кэтрин? Три карточки Теда с Грегом. Две были сделаны до того, как они приехали в военный лагерь, а на третьей они были сняты на фоне знакомого ей здания — последней казармы, в которой размещалась их рота. Она видела несколько похожих фотографий. На одном из снимков были изображены развалины: остатки стен тут и там, изогнутые стальные балки, гигантский кратер, наполненный кирпичом, кусками бетона и бытовыми вещами — скамьями, столами, обрывками одежды. Дорис передернуло от этой картины, заставившей перевести взгляд на портрет друзей. Двое мужчин в ее жизни, вздохнула она. Вот этого любила всем сердцем, но всего лишь как лучшего друга, а не как мужа. А вот этого…

Ее чувства к Теду настолько запутаны. Он сокрушил ее маленький идеальный мирок. Жизнь наивной девочки была спланирована на годы вперед — ее и Грега родителями. В ней не было места для неожиданно сильного, темноглазого мужчины.

Она любила одного, но опасно близко подошла к тому, чтобы влюбиться в другого. Тед возбуждал ее так, как это не удавалось Грегу, — гипнотизировал, очаровывал, пугал. Она и хотела его — О, Боже, как хотела! — и боялась. Он был не таким как все, а слишком серьезным, замкнутым, одиноким. Грег был открытым, надежным, уютным, а Тед — полной противоположностью.

Он всегда оставался загадкой.

В конце концов она выбрала надежность и определенность, хотя судьба распорядилась по-своему совсем скоро.

А ведь ее грызли сомнения, мучали укоры совести, когда она оказалась в церкви в спешно купленном свадебном наряде, когда дело было сделано. Все родственники думали, что она плачет от счастья, поскольку добилась осуществления мечты всей своей жизни и стала миссис Тейлор. И Дорис позволила им думать так, никому и не сказав, что плакала по другому человеку.

Дрожащей рукой она вернула фотокарточку на место и взяла еще одну — портрет незнакомой девушки. Школьный снимок. Столь же неестественная поза, в которой когда-то была запечатлена и она сама. Но Дорис улыбалась на своей фотографии, а эта девушка держалась напряженно и выглядела грустной. У нее были длинные прямые волосы, темно-каштановые, разделенные пробором посередине. Слишком много косметики, и глаза без всякой надежды, но все же симпатичная.

Кто она — родственница, сестра? Тед никогда не упоминал о родственниках. Насколько она знала, у него не осталось никого из семьи, и он не мог предложить Кэтрин деда и бабушку, тетушек или дядюшек. Он был один как перст… Но и его одного достаточно. Большего ей и не нужно.

А может, кольнула ее мысль, эта старая подружка, к которой он все еще питает достаточно теплые чувства, чтобы выставить ее фотокарточку после стольких лет?

Ух, отвернулась она от портрета, ревность действительно страшная штука…

— Ты готова? — послышался голос за спиной.

Все еще держа в руке фотографию, она повернулась и увидела его в двери спальни, одетого в слегка поношенные, обтягивающие джинсы и красную майку с короткими рукавами. Он часто носил красное — даже в ту роковую ночь. Интересно, ему просто нравится этот цвет, подчеркивающий его моложавую красоту, или пользуется им, потому что красный — один из цветов корпуса морской пехоты? У них вообще силен кастовый дух.

Его взгляд упал на фотоснимок, и она, еще раз взглянув на эти грустные-грустные глаза, вернула его на место. Теперь он знает, что она любопытна, но не пожелал ничего сказать о девушке — кто она, почему так грустна, что значила для него. Дорис и не стала спрашивать — нет у нее такого права.

Он открыл наружную дверь и, пропуская гостью вперед, спросил:

— Хочешь поехать на моей машине?

Она бросила тоскливый взгляд на новенькую спортивную машину и покачала головой.

— Я должна буду привезти обратно Кэт, поэтому лучше поедем на моей.

До ресторана было недалеко — несколько миль по тихим улочкам и вдоль пляжей. Кэтрин и привезшая ее женщина уже ждали их. Пока Тед стоял у машины, Дорис забрала дочь и ее спортивную сумку и поспешила обратно, избежав ответа на не очень-то деликатные вопросы о своем спутнике. Когда они пересекали стоянку, чтобы оставить сумку в машине, дочь спросила:

— Это из-за "меднолобого" мы гуляем сегодня в ресторане?

— Не говори так.

— Они с папой были хорошими друзьями?

— Наилучшими.

— Тогда почему ты ни разу не рассказывала о нем?

— Я очень давно не видела его, — попыталась она увильнуть. — Не знала, где он и чем занимается.

— Я должна называть его мистер Хэмфри?

Дорис замедлила шаги — вопрос оказался настолько болезненным, что она даже скривилась. Хорошие манеры были заложены в дочери с самого раннего детства. Она всегда говорила "пожалуйста" и "благодарю вас", Уважала старших — несмотря на свой любимый эпитет "меднолобый" — и никогда не называла их по имени. Никогда.

Но будь она, Дорис, проклята, если заставит дочку называть своего отца "мистером".

Она сняла с Кэт бейсбольную кепку, чтобы свободно рассыпались волосы, и обняла за плечи.

— Если он не будет возражать, думаю, ты можешь называть его Тедом.

Все равно это будет неправильно, грешно, но все же лучше.

Иногда людям приходится довольствоваться этим "лучше".

Тед выпрямился у двери, наблюдая за ними. Папина дочка? Нет, скорее мамина. Черт, ну конечно же, она дочь Дорис. Он ожидал смешения черт ее родителей, — более светлых волос, более светлой кожи, может, голубых глаз, а в ней преобладало все от матери. Стройная, длинноногая, лишь немного уступающая Дорис в росте — чудесная девчушка с лицом, обещающим настоящую красоту.

Забросив нейлоновую сумку и бейсбольную кепку в багажник, Дорис притянула девочку к себе. Она казалась самой себе встревоженной, нервной. Неужели Тед опять рассердится за то, что она скрывала от него эту часть своей жизни так долго? Не потеряет ли он самообладание в присутствии Кэт? Или ей не по душе то, что она вынуждена поделиться самым ценным в своей жизни с тем, кто якобы никогда не имел для нее значения?

Может быть.

Так и не справившись с волнением, Дорис натужно улыбнулась.

— Тед, вот моя дочь. Кэт, это Тед Хэмфри.

Самообладание девочки контрастировало с беспокойством ее матери. С детской непосредственностью Кэтрин протянула руку и вежливо поздоровалась. Пожимая маленькую, с тонкими пальчиками и нежной ладошкой ручонку, он приветливо поздоровался, не сводя с девочки глаз.

— Ма говорит, если вы не будете возражать, то я могу называть вас Тедом, а не мистером… Какое у вас звание?

— Сержант-артиллерист.

— Вас не называют "пушкарем"?

— Бывает, — засмеялся он.

— Я бы предпочла обращаться к вам по имени. Вы не возражаете, Тед?

Ему понравилось, как она это сказала, как серьезно отнеслась к знакомству.

— Хорошо.

— Меня зовут Кэтрин, но можете называть меня просто Кэт. — Она высвободила свою руку и обняла мать за талию. — Я хочу есть, ма. Мы можем уже войти?

Официантка проводила их к столику в кабинке. Кэт села рядом с матерью и не стала смотреть меню, а сосредоточила свое внимание на новом знакомом.

— Ма говорит, вы знали моего папу.

— Да, знал.

— Он погиб, вы ведь знаете. Я его даже не видела.

Тед с трудом проглотил ком в горле. Она говорила так сухо, без огорчения и печали. Может, трудно печалиться по тому, кого никогда не знал? Для нее Грег всего лишь имя, фотография. Она никогда не слышала, как он смеется, не чувствовала его объятий, не знала, какова она, отцовская любовь.

И "благодарить" за это можно и его, Теда Хэмфри.

— Вы были там, когда он погиб?

— Кэтти, — укоряюще покачала головой Дорис и положила руку на плечо дочери.

Девочка повернулась к ней, слегка склонив голову набок.

— Ты сказала, что он был лучшим другом папы. Если я не могу поговорить с ним, то с кем мне говорить?

— Если у тебя есть вопросы, можешь задавать их мне.

Кэт наклонила голову еще больше и посмотрела на мать из-под насупленных бровей.

— Ты там не была, — проворчала она, — а Тед был.

Да, черт возьми, он был там.

Подождав, пока официантка примет заказ, он негромко спросил:

— Что же ты хочешь знать?

Девочка задумалась, опустив подбородок на руку.

— Почему он должен был погибнуть? А вы нет?

— Кэтрин! — воскликнула мать, переводя взгляд с дочери на него. — Извини, Тед…

— А ты разве не задавалась этим вопросом, Дорис? — Он горько улыбнулся ей. — Я-то задумывался над ним не раз.

Он ждал, что она отведет глаза, но нет — выдержала его пристальный взгляд, и по ее погрустневшим темным глазам было нетрудно догадаться, что она задавалась-таки вопросом, почему он выжил, а муж погиб, какой поворот судьбы спас его, одинокого и неприкаянного, когда стольких людей не дождались родные и любящие. Обменяла бы она его жизнь на жизнь Грега? Несомненно.

Да он и сам сделал бы это.

Кэт ждала ответа, присматриваясь к взрослым с настороженным любопытством и нетерпением, чувствуя, что они что-то скрывают, недоговаривают. Тед угадал ее настроение и обратил на девочку полный сочувствия взгляд.

— Твой отец не любил подниматься рано. Обычно он брился и готовил свою форму с вечера, чтобы подольше поспать следующим утром. Он еще находился в постели, когда произошел взрыв.

— И он, наверно, даже не узнал, что случилось, — заключила Кэт с самым серьезным видом.

— Вероятно, так оно и было. — Тед надеялся, что этот факт послужит ей хоть каким-то утешением. Его самого он не утешал.

— А где были вы?

— Недалеко от казармы. Я встаю рано каждое утро ради пробежки. Я уже возвращался с нее, когда…

— Когда взорвалась бомба. Я все знаю об этом и о тех людях, которые сделали это потому, что они не любят Соединенные Штаты. Они хотели прогнать наших солдат, — проговорила она совершенно бесстрастно. О таких вещах маленьким девочкам и знать не следовало.

— Почему вы бегаете каждый день? — не унималась Кэт. — Это вас заставляют в морской пехоте?

— Меня заставлять не надо. Просто я привык бегать по утрам.

— Еще бы не нравилось — ведь это спасло вам жизнь, — хитренько усмехнулась она.

Затем посыпались другие, более легкие вопросы. Откуда вы родом? Были ли в других странах? Какие они, Корея, Япония, Филиппины? Вы научились говорить на их языке? У вас есть дети? А почему?

Последние вопросы заставили Дорис прикрыть рот дочери ладошкой.

— Ты самая любопытная девочка на свете, — встревоженно произнесла мать, взглянув на Теда.

Кэт оттолкнула ее руку.

— Ты сама всегда говоришь, что единственный способ узнать что-нибудь — это задавать вопросы. — Отдельно для Теда она сокрушенно сообщила: — Ма — школьная учительница в четвертом классе. Начиная с этого года, она будет преподавать в моей школе.

— Не так уж это и плохо, — заверила ее Дорис.

— Ага, точно. Ты могла бы подождать пару лет до перевода в мою школу. Я же пришла в нее первой.

— Тейлор довольно распространенная фамилия. Мы сделаем вид, что не знаем друг друга.

На этот раз Кэт закатила глаза вверх — глаза, несомненно, унаследованные от матери.

— Это только взрослые умеют делать вид, — заявила она, поочередно взглянув на своих наскучивших собеседников. Разговор с ними утомил непоседу и она вскочила. — Я пойду посмотрю бейсбольный матч.

— Только пока не подадут ланч.

Кэт выскользнула из кабинки, потом вдруг остановилась.

— А вы не хотите посмотреть, Тед?

— Нет, спасибо. Составлю компанию твоей маме. — Он проследил, пока она не исчезла за дверью, ведущей в другой зал, где игру показывали на большом экране. — Чудесная девчушка, — наконец проговорил он.

В глазах Дорис промелькнули тревожные искорки, взгляд выдавал уже знакомую робость. Что произошло? Может, она опасалась его сближения с дочерью? Или не желала, чтобы он хоть в какой-то степени участвовал в жизни этой ущемленной судьбой семьи?

Какие же чувства переполняют ее смятенную душу?

Дорис, кажется, уловила его немые вопросы.

— Иногда Кэт забывает, что она еще ребенок. С самого ее рождения мы жили только вдвоем, и боюсь, что я обращалась с ней как со взрослой чаще, чем следовало бы. Но в общем она неплохая. Сообразительная, умненькая, но слишком серьезная для своего возраста. Девочка прекрасно уживается и со взрослыми, и с детьми. — Сообразив, что не в меру разоткровенничалась, она глубоко задышала. — Ты уж извини ее за все эти вопросы о Греге. Дочь не понимает, что людям, знавшим его, больно говорить о нем.

— У нее только и осталось-то, что воспоминания других людей, — глухо проронил он. — И она имеет право интересоваться.

Его ответ, видно, еще больше насторожил Дорис. Ему хотелось встряхнуть ее, как-то убедить, что он не представляет для нее опасности, что ни за что на свете не причинит ей вреда. Он желал, чтобы она расслабилась и обращалась с ним — ну, пожалуйста, — как с самым близким человеком.

Он хотел бы протянуть руку, прикоснуться к ней, но не был уверен, что сможет ограничиться одним прикосновением.

— Кстати, Тед, — произнесла она ровно и тихо, лишь крепко сжав пальцы в кулак. — Меня обрадовало, что ты ухитрился не пострадать во время взрыва. Когда офицер, занимающийся выбывшими из строя, пришел известить меня о гибели Грега, я спросила его о тебе, но он ничего не смог или не захотел сказать мне. И только когда в газетах опубликовали полный список погибших, я узнала, что ты жив. — Она смолкла и какое-то время смотрела в окно, прежде чем продолжить. — Я удивлялась тому чуду, которое спасло тебя, но не тому, что ты продолжаешь жить, а Грега нет. Я никогда бы не пожелала, чтобы ты погиб вместо него, и не пожертвовала бы твоей жизнью ради него.

Покраснев, он уставился на скатерть. Она никогда никем не пожертвовала бы, а он сделал бы это. Он разрушил бы все — свою дружбу с Грегом, его отношения с Дорис, их будущее, если бы она дала ему хоть малейшую надежду. Он бы рассказал Грегу, как они вдвоем предали его. Он бы уничтожил своего лучшего друга, если бы взамен мог заполучить Дорис.

Уничтожил бы?

Он-таки сделал это, принес его в жертву.

И остаток своей жизни должен прожить с этим проклятием.

И с этой виной.

Вентилятор под потолком тихонько жужжал, гоняя по комнате прохладные вихри, шевеля листы раскрытого журнала, лежавшего на коленях Дорис. С час назад она приняла душ, облачилась в ночную рубашку и забралась в постель с намерением почитать, пока ее не разобрала сонливость.

Вместо чтения она задумалась о Теде.

Все напоминало ей о нем, даже вот это старенькое одеяло. Она погладила его. Это было легкое стеганое покрывало, которое мать сшила сама десять лет назад и подарила ей на новоселье в квартирке в Уэст-Пирсе. Дорис сразу влюбилась в подарок. В первый же день на новом месте она застелила постель бабушкиными кружевными простынями и маминым покрывалом, уложив ровно дюжину подушек, украшенных вышивками и бантиками. Благодаря этому непривычная новая квартира стала домом.

Покрывало выполняло две функции: согревало ее, превратившись в конце концов в одеяло, и будило в ней сладкие воспоминания. О матери, работающей долгими часами, тщательно вымеряющей, кроящей, шьющей и вышивающей. Об отце, не таком уж и мастере на все руки, сооружающем большую деревянную раму, чтобы мать могла должным образом простегать покрывало.

И, конечно, о Теде, обучающем ее, невинную, тем вещам, которые она не могла и вообразить.

Кэт поскреблась в приоткрытую дверь и шмыгнула в спальню. Она держала книгу, засунув палец между нужными страницами. Не ожидая приглашения, дочь забралась на кровать под бок матери. Она уже выросла из того возраста, когда слушают сказку на ночь, объявила Кэт еще год назад, и они довольствовались таким вот совместным пребыванием в постели. Дочь приносила с собой книжку, а мать читала обычно какой-нибудь журнал или просматривала школьные задания. Это был прекрасный способ завершить день — поделиться чем-то, поговорить или просто помолчать, нежно поглядывая друг на друга.

На этот раз немые сцены исключались.

— Мне понравился Тед.

У Дорис вдруг больно сжалась грудь.

— Я рада этому, золотце.

— И я ему понравилась тоже.

— Разумеется. Ты всем нравишься.

— Знаю. Все меня балуют — бабушка и дедушка Тейлоры, бабушка и дедушка Джеймсоны. В общем все. Я думаю потому, что у меня нет папы. Они стараются возместить то, чего я и не имела. — Она отвела назад прядь волос. — Тед очень переживает за меня.

Прежде чем ответить, Дорис должна была проглотить ком в горле.

— Да, верно. Ведь он… — Твой отец. Не может она сказать это. Да поможет ей Бог, не может. — Ведь он был очень близок с Грегом.

Кэт перевернула страницу в своей книге, со вздохом закрыла ее и повернулась набок, лицом к матери.

— Все было бы по-другому, если бы папа был жив, а?

— Не знаю. Трудно сказать.

Если бы Грег остался жив, мало ли что могло случиться. Он мог бы сохранить брак и простить ее, считать Кэт своей дочерью. Даже согласился бы, что она и есть его дочь. Он же был великодушным человеком, переполненным любовью и готовым дарить ее. А если бы стал попрекать ее преступной связью до конца их дней, постоянно наказывать неверную жену?

В конце концов насколько великодушным может быть обманутый мужчина?

А скорей всего он развелся бы с ней и сообщил всем, что это не его дочь. Все бы разочаровались в ней, прогневались на нее. Заставили бы Кэт страдать за грехи ее матери, но больше всех страдала бы сама Дорис.

Да что там говорить! Она и так страдает и то ли еще будет. Когда станет известна правда, ей придется терпеть неприязнь своих родителей и ненависть Тейлоров. Она потеряет уважение и любовь всех родственников, станет недостойной даже их брезгливой жалости.

Тед возненавидит ее.

А Кэтти…

Закрыв внезапно наполнившиеся слезами глаза, Дорис про себя помолилась за дочь. Она сможет перенести все, как бы плохо ни стали о ней думать ее родные и Тейлоры. Она справится с виной и ответственностью, со стыдом и горем. Даже переживет ненависть Теда. Но не вынесет, если и Кэт возненавидит ее.

О Господи, это было бы уж слишком!

Голос дочки прервал горестные размышления.

— Он оставался бы морским пехотинцем?

Сделав несколько глубоких, успокаивающих вдохов, Дорис открыла глаза.

— Не думаю. Он собирался уволиться, когда кончится его служба по контракту, и работать в конторе своего отца.

— И мы бы жили в Флоренсвилле?

— Там или переехали бы в Майами.

Кэт подумала немного, потом сморщила нос.

— Тогда мы жили бы близко к пляжу и аквариуму, но Уэст-Пирс мне нравится больше. — Он пододвинулась и прижалась к матери. — Он бы научил меня, как лучше бросать бейсбольный мячик, правда?

Дорис поцеловала ее в макушку.

— Наверное.

— Но и Тед тоже может научить меня.

— Мне кажется, что ты и так здорово бросаешь мячик, лучше любого мальчишки в округе.

Кэт привстала, чуть отклонила голову и, сощурив хитренькие глазки, с подначкой ответила:

— Всегда остается возможность для совершенствования, миссис Тейлор!

Довольная остроумным ответом юной почитательницы бейсбола, мать рассмеялась.

— Тебе подойдет роль школьного наставника, детка. Может, ты станешь учителем, когда вырастешь?

— Только не я. Слишком это нудно.

— А что тебе кажется более увлекательным?

— Да что угодно, — сухо бросила Кэт. — Может, я стану тренером по бейсболу. Или детским врачом. А лучше я буду морским пехотинцем. — Тихим, задумчивым голосом она добавила: — Как папа.

Не в состоянии продолжать разговор про пехоту, Дорис решительно поднялась.

— Пора баиньки, моя дорогая. Иди почисть зубы, а я приготовлю тебе постель.

— Всего только десять, ма.

— Давай-давай, — прогнала она дочь, потом прошла по коридору в ее комнату.

Еще одно стеганое одеяло Элизы Джеймсон украшало кровать — геометрический рисунок самых разных цветов. Дорис сняла его, сложила и бросила на плетеный стул в углу. Кэт обладала горячей кровью, и все ее покрывала оказывались в конце концов на полу. Как и любимые мягкие игрушки, с которыми она спала до сих пор — заяц с оторванным ухом, лохматый медвежонок и гривастый лев, которого ей привез из Кении брат Грега.

В ванной комнате через коридор шумела вода. Дорис устало опустилась на постель и вдруг увидела портрет морского пехотинца.

Когда Кэтрин достаточно подросла, Дорис предложила ей на выбор несколько фотографий Грега. Дочь выбрала именно эту, где он был снят после возвращения из военного лагеря. На нем была парадная голубая форма, и он выглядел таким гордым и торжественным, каким только и мог быть недавний новобранец, обрядившийся в новенький мундир.

Его поступление на службу в морскую пехоту без предварительного совета с ней огорчало, свидетельствуя о небезупречном отношении к близкому человеку. Влюбленный мужчина не принимает подобных решений — подрядиться на целых четыре года, не посоветовавшись с любимой девушкой. Но в свои восемнадцать она была наивна и безрассудна.

Чего бы он ни захотел, все ей было по душе. И он воспользовался этим. Бывало, они не виделись месяцами. Не занимались сексом, пока не поженились. Откладывали бракосочетание до того времени, когда он покинет службу. Поспешная свадьба состоялась перед его неожиданным отбытием в Корею. Все решения принимал он, а она лишь беспрекословно подчинялась.

Но подарить свою девственность его лучшему другу — это она решила сама. Заметил ли Грег в их брачную ночь, что она не целомудренна? Ей думается, что нет. Он не казался одухотворенным или разочарованным. Не сказал ни слова, не сделал ни намека.

Хэмфри-то определенно раскусил, что она была невинна.

Какое-то безумие увлекло ее в постель с ним. Любопытство? Страсть? Она улеглась с ним под мамино стеганое покрывало и с содроганием ждала. Сама не знала, чего именно, может, ответной страсти, такого же свирепого желания.

И она получила желаемое. Но никак не ожидала его трогательной нежности, трепетных ласк. Не ожидала ничего, столь подобного обоготворению…

Она и не подозревала, что Тед, холодный, жесткий, сдержанный Тед может быть так горяч, нежен, порывист…

Протянув дрожащую руку, она коснулась стекла, провела пальцами по снимку и прошептала:

— Я сожалею, Грег. Сожалею, что была тебе неверна, нечестна с тобой. Но больше всего…

Она оборвала себя посреди фразы, когда открылась дверь ванной комнаты и Кэт зашлепала босыми ногами по коридору.

Больше всего Дорис жалела, что вышла за него замуж.