"Детектив Франции Выпуск 8" - читать интересную книгу автора (Лебрен Мишель, Брюс Жан, Шабрей Франсуа,...)

ГЛАВА 7

Гастон стал звонить на виллу в Сюси — ан — Бри. Проявляя бдительность, он говорил очень тихо, и телефонистка вынудила его повторить номер телефона несколько раз. Наконец на том конце провода послышался голос шурина.

— Это Гастон. Немедленно выезжай в Сен — Клу.

— Зачем? — взорвался Филипп. — Я тут кисну уже два часа, а теперь ты ломаешь весь наш план! Что все это значит?

— Это значит, что дела плохи и что тебе нужно сейчас же явиться сюда. Оставь машину на некотором расстоянии от дома, чтобы никто не слышал, как ты подъехал. Не звони у решетки — двери будут открыты. Жду тебя в столовой.

Он тихонько положил трубку на рычаг и вслушался. В доме царила мертвая тишина. Что касалось Черепа, то опасаться, что он расшумится, теперь уже не приходилось. Гастон мысленно удостоил его сожаления. Череп был неглупым человеком, по — своему даже образованным, и если бы он захотел применить свои способности на какой — нибудь достойной и честной стезе, то мог бы претендовать на выход в самые высокие сферы. Став же на криминальный путь, он понес заслуженное наказание. Преступление никогда не окупается.

Встав на колени, Гастон Беррьен обшарил карманы своей жертвы. Он с интересом ознакомился с его удостоверением личности. При жизни Черепа звали Альбер Перуж, родился в пятнадцатом округе Парижа девятого января тысяча девятьсот двадцать пятого года. В графе «профессия» значилось «служащий».

В бумажнике Перужа, помимо нескольких похабных фотографий, на которые Гастон взглянул лишь мельком пресыщенным взглядом, он обнаружил любовное послание, подписанное «Пиньюш», и две денежные купюры по пять тысяч франков каждая. В карманах — платок, залежалые билеты на метро, билет в кино и нож со штопором.

Спрятав всю добычу в ящик ночного столика, Гастон закурил сигару. Филипп явится с минуты на минуту.

Он бесшумно вышел из комнаты, закрыв её на ключ и положив его в карман. Затем он спустился вниз, вышел в сад и открыл дверь ограды. По пути в дом он оставил незапертой и входную дверь. Шляпник прошел в столовую, попыхивая сигарой. В темноте уютной комнаты он расслабился настолько, что заснул. Филиппу пришлось слегка потрясти его, чтобы услышать:

— А? Что? Ах, это ты. Ты меня разбудил.

— Это уж точно, — прошептал Филипп. — Так в чем же дело?

Чтобы окончательно прийти в себя, Гастон налил себе в пузатую рюмку коньяку. После этого, склонившись в полутьме к шурину, он коротко рассказал ему о разыгравшейся драме. Филипп на минуту задумался.

— Ты правильно сделал, что позвал меня. А я уже и могилу приготовил для этого бедолаги, набив, однако, при этом мозоли. Она ждет его. Давай перетащим его в мою машину, я поеду и закопаю его, как условились. Нет проблем. И все же этот тип был опасен со всеми этими его предосторожностями. Если бы ты не пристукнул его, мы оказались бы в той ещё ситуации! К счастью, в целом все прошло неплохо. Где тело?

— Наверху, одному его вниз не снести. Филипп в свою очередь подкрепился коньяком и предложил:

— На всякий случай надо бы выпотрошить его карманы, чтобы затруднить опознание.

— Уже сделано. Я рассчитывал обнаружить в его бумагах имя женщины, что нас заложила, но ничего не нашел, кроме письма, подписанного «Пиньюш»… Это уменьшительное от какого — то имени. Нет ли кого среди наших девочек с таким имечком?

Филипп стал рассуждать вслух:

— Пиньюш, Пиньюш… В письме не было других данных?

— Никаких.

— Пиньюш… Посмотрим — ка ещё раз: Барбара, Жильда, Роза, Стефани, Лулу, Коринн, Адриенн, Мишлин… Нет, никакой Пиньюш среди них не вижу. Но письмо ты сохрани. Я добуду образцы почерка всех наших малышек, и простым сравнением мы все выясним.

Внезапно его, казалось, поразила одна мысль:

— Послушай, но узнав, кто это, придется…

— Увы, ты прав, — прервал его Гастон. — Весьма сожалею, но…

— Досадно. Надо ведь: ни одного прокола за пять лет, а тут вдруг навалилось все сразу, одно за другим, и мы вынуждены… Ах! Не нравится мне все это.

— Как будто я в восторге! — вздохнул Гастон. — Еще коньяку?..

— Капельку. Спасибо. Кстати, возьми пистолет, он мне больше не нужен. Пока не нужен.

Гастон положил оружие на стол. Осушив рюмки с коньяком, оба поднялись на второй этаж. В коридоре Филипп стукнулся коленом о здоровый, деревенского фасона, сундук и приглушенно выругался.

— Ш — ш — ш… — взъярился Гастон.

Филипп, потирая ушибленное место, терпел изо всех сил. Приоткрылась дверь, и в темный коридор вырвался прямоугольник света. Возникла фигура одетой в домашний халат Франсуазы. Она упрекнула:

— Ты бы лучше свет зажег, чтобы не… Смотри — ка, Филипп! Добрый вечер. Вот это сюрприз!

Щелкнул выключатель, залив коридор светом.

Мужчины застыли в полной растерянности, беспомощно ответив руки и еле сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Франсуаза забеспокоилась:

— Надеюсь, Лили здорова?

— Да, да, все в порядке, — поспешил заверить её Филипп. — Я просто находился тут неподалеку, увидел, что горит свет, и подумал: зайду — ка я их проведать. Вот и все. У вас все в порядке, Франсуаза?

Они по — родственному расцеловались. У Гастона в голове теснились невысказанные проклятия. Он спросил у жены:

— Почему ты не спишь?

Уловив в его голосе нотку раздражения, Франсуаза удивленно взглянула на него:

— У меня мигрень. И я шла за порошками.

— Ну что ж, спокойной ночи. Нам с Филиппом надо поговорить.

Франсуаза закрылась в ванной. Мужчины тут же проскользнули в комнату Гастона. Тщательно заблокировав дверь, они шумно перевели дух.

— Ну до чего же ты неловкий, — упрекнул Гастон. — Если бы ты не врезался в этот сундук…

— Она все равно бы вышла, — оборонялся Филипп. — Лучше взглянем на труп.

Увидев череп, он ухмыльнулся:

— Словно часы проглотил!

Момент для шуток был выбран явно неудачно, что и заметил ему Гастон, насупив брови.

— Надо его раздеть и спороть все метки с одежды. Помоги,

Они забросили тело на кровать, содрали с него пальто, костюм, рубашку и обувь. На нижнем белье меток не оказалось, посему его трогать не стали. Зато с других вещей сняли все маркировки химчисток, две — три этикетки и все это сожгли в пепельнице. Затем мертвеца стали облачать в одежды.

— Странно. Он ещё теплый.

— Прошел — то всего час… Осторожно, ботинок падает.

Усопший Перуж позволял вытворять с собой все, что угодно, его тело было мягким и покладистым. Одев его полностью, они избавились от его портмоне и документов. Нож Филипп положил в карман, решив закопать его вместе с трупом. Было уже полпервого ночи. Осталось только перенести ношу в машину Филиппа.

— Выгляни в коридор, все ли там спокойно. Филипп высунулся из двери и огляделся:

— Давай.

Они наклонились над телом, с трудом подняли его, один — за руки, другой — за ноги, и двинулись к выходу.

— У меня болит колено, — заныл Филипп, припадая на одну ногу.

— Был бы повнимательнее…

Молчаливая погребальная процессия уже двигалась по коридору, как вдруг замерла: одна из дверей стала медленно приоткрываться.

— Нет, только не это, — жалобно застонал Гастон.

Попятившись, они ввалились обратно в спальню Гастона как раз тогда, когда из своей комнаты вышла Эвелин с распущенными волосами и в розовой пижаме. Она ничуть не удивилась, увидев своего дядю, и ослепительно улыбнулась ему:

— Добрый вечер, дядюшка Филипп, как поживаешь?

Филипп отпустил ноги покойника, чтобы расцеловаться с племянницей. От резкого перепада нагрузки Гастон потерял равновесие, отступил на три шага назад и повалился на кровать, натянув поверх себя усопшего. Пружины от такой тяжести натужно заскрипели. Эвелин, которой с её места не было видно, что происходило в спальне отца, принялась объяснять Филиппу:

— Что — то не спится. Решила сходить на кухню, выпить сахарной воды.

Гастон, тихо проклиная судьбу, кое — как отделался от трупа и снова принял вертикальное положение. Он поспешил прикрыть дверь, в то время как в коридоре Эвелин продолжала расспрашивать дядю:

— А как дела у тетушки Лили?

— Все хорошо. Послушай, здесь так холодно, а ты стоишь на сквозняке. Ложись — ка поскорее спать.

— О! Ну что ты, дядя Филипп. Стоит такая чудесная погода. Сна ни в одном глазу. Вот, думаю, не прогуляться ли мне по саду. Ведь ночью розы пахнут сильнее…

Гастон ждал, что его непременно хватит удар. Он поискал глазами, чем бы разрядиться, увидел сигару, яростно откусил солидный кусок и закурил. Только бы Филипп поскорее отделался от малышки! Ну скорее же! Однако Филипп поддался очарованию разговора с племянницей.

— Так ты, значит, сдаешь экзамен по философии в июле?

— Да. Во всяком случае, попытаюсь… О! Все будет в порядке. Я сейчас в очень хорошей форме. Поздновато, однако, ты пришел к папе.

— Да, целый день болтался туда — сюда.

Гастон смотрел на вытянувшийся на кровати труп и вдруг почувствовал себя безвольной игрушкой в каком — то зловещем фарсе: пальцы трупа внезапно зашевелились, а сам он сдавленно застонал.

Труп не умер.

Полный непосредственности разговор дяди с племянницей наконец завершился. Эвелин, сходив на кухню, вернулась к себе. Гастон и Филипп переглядывались, стоя перед кроватью, на которой постанывал труп.

— А ты разве не послушал, бьется ли у него сердце? — спросил Филипп.

— До того ли мне было. Да и выглядел он совсем бездыханным…

— Ладно. Нельзя больше терять ни минуты. Его надо прикончить и вывезти отсюда.

— Ты с ума сошел! Сначала уберем его из дома, а завтра уж пришлепнем. В саду, на вилле в Сюси.

— Ну как знаешь.

И опять Филипп пошел на рекогносцировку в коридор, но тут же ворвался обратно в спальню и не переводя дыхания выпалил:

Франсуаза!

Та постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Мужчины едва успели броситься к кровати и загородить своими телами жертву. Франсуаза пришла с подносом и поставила его на ночной столик.

— А я успела приготовить вам кофе. Вдруг заговоритесь… Принесла и коньяк. А теперь ухожу.

И с чувством исполненного хозяйкой дома долга она спокойно вышла. Напротив, отягощенные убийством души Филиппа и Гастона в который уже раз восстали против такого невезения, когда каждые две минуты что — то мешало им завершить дело.

Но раз уж принесли кофе, они выпили по чашечке, сопроводив его для лучшего усвоения одной — двумя рюмками коньяку. Затем Филипп обобщил их настроение:

— Мы по уши в дерьме.

Измученный Гастон даже не отреагировал на столь грубые слова Филиппа. Ему казалось, что он так и не сумеет удалить из своей комнаты этот неумерший труп, и это обескураживало его. Он тяжело вздохнул и сказал:

— И все же до утра его надо вынести из дома. Сделаем так. Я иду в коридор, открываю тот самый бретонский сундук и делаю тебе знак. Ты же на полной скорости, с трупом на спине, выскакиваешь из спальни и сбрасываешь его в сундук. Это будет первый этап операции. А там уж, у лестницы, все будет проще. Готов?

— Вполне. Только помоги мне взвалить его на спину.

Труп слабо сопротивлялся, непрерывно хрипя. Филипп получше пристроил его на загривке, как это делают угольщики со своими мешками, и подошел к двери. Гастон вышел, открыл сундук и прошипел:

— Пес!..

Один, два, три, шесть шагов — и труп шлепнулся в сундук, крышка которого тут же захлопнулась. Оба с облегчением переглянулись. Открылась дверь Фредди, и молодой человек возмущенно запротестовал:

— Ну что за дикость! Надо же так грохнуть! Не дают спокойно поработать. Да это никак дядя Фил! Привет, как поживаешь?

— Фредди, сейчас же вернись в свою комнату, — приказал Гастон, но, поскольку произнесено это было шепотом, угрожающего оттенка его слова не обрели. Фредди тем не менее, пожав плечами, закрыл за собой дверь.

Извлеченное из временного саркофага тело положили поперек перил лестницы, и оно благополучно скатилось вниз. Холл преодолели медленно, но уверенно. Труп, получив порцию свежего воздуха, опять зашевелился, издав какое — то нечленораздельное мычание.

— Где пистолет? — спросил Филипп.

— В столовой, на столе.

Филипп вернулся очень быстро и тут же направил оружие на пребывавшую в коме жертву.

— Не здесь! — забеспокоился Гастон. — Переполошится вся округа.

— Ну, знаешь, после того тарарама, что тут происходил в последний час, едва ли кого разбудишь. Впрочем…

Филипп спрятал пистолет в карман, и двое мужчин дотащили третьего до приоткрытой железной калитки. Филипп побежал за машиной и остановил её с потушенными огнями прямо напротив входа. В мгновение ока тело забросили внутрь. Хлопнули дверцы. Филипп зажег верхний свет и достал пистолет.

— Куда стрелять: в голову или в сердце?

— Лучше в сердце, не будет крови.

Раздался выстрел, машину заполняли запахи пороха и кордита. Кашляя и вытирая слезившиеся глаза, оба вышли на свежий воздух. Филипп вернул пистолет Гастону, который положил его в карман домашнего халата. В эту минуту из темноты вынырнули двое полицейских на велосипедах, совершавших объезд своего участка. Они остановились возле «симки» Филиппа, и тот, что был повыше ростом, спросил:

— Так это вы стреляли?

И он направил на них луч электрического фонарика.

— Мы? Нет. А разве был выстрел? Ты слышал, чтобы кто — то стрелял?

— Нет, какой ещё выстрел?

— Ах! — воскликнул Гастон, стукнув себя по лбу. — Я, кажется, понял, в чем дело! Это же был выхлоп твоей машины!

— И правда, совсем перестал соображать!

— Правильно! Это все глушитель!

Молчавший до сих пор второй полицейский заметил:

— Это мог быть как выстрел, так и выхлоп.

Раздраженный тем, что у него перехватывали лидерство, первый, более рослый полицейский снова вступил в разговор:

— И все же, когда мы услышали этот звук, мой приятель сказал: слушай, а ведь это похоже на выстрел.

Гастон, который уже начал привыкать к тому, что все идет наперекосяк, сердито обратился к своему шурину:

— Я когда ещё тебе говорил, чтобы ты починил выхлопную трубу своей машины, так почему же ты до сих пор этого не сделал?

— О! — вспылил Филипп. — Прошу тебя, не вмешивайся, это касается только меня! Не лучше ли тебе заняться своими делами!

— Нет, вы только послушайте его, — заявил Гастон, повышая голос, — Я говорил тебе об этом ради твоего же блага, и, если тебя оштрафуют за нарушение тишины ночью, я буду бессилен чем — либо тебе помочь! И вообще, как ты мне надоел! Не знаю, что меня удерживает от того, чтобы не влепить тебе пару оплеух, бестолочь ты такая!

Они схватились за грудки, и полицейские принялись их разнимать, дружески поругивая. Ну что в том хорошего — сцепиться вот так, глубокой ночью! Полицейские кончили тем, что решили не придираться, но заявили, что не уедут, пока драчуны не помирятся. Они тотчас же успокоились. Гастон выразил сожаление, что у него сгоряча вырвались несколько резковатых слов, а Филипп пообещал впредь прислушиваться к его советам. Они пожали друг другу руки, и полицейские укатили, поскрипывая велосипедами.

Оба родственника вытерли вспотевшие лбы, и Филипп произнес:

— Ну, теперь — то я, кажется, могу заняться захоронением. Да, не без труда нам все это досталось.

— Осторожнее веди машину. Не гони.

Гастон, вздыхая, закрыл решетку ограды. Машина его шурина, силой обстоятельств превратившаяся в катафалк, направилась к усыпальнице Черепа, на сей раз уж окончательно отошедшего в мир иной.

Фредди слышал, как они спускались по лестнице с чем — то грузным и громоздким. Он подошел к окну и, услышав хруст гравия под их ногами, понял, что в его распоряжении всего минут пять. Он беззвучно проскользнул в комнату отца.

Его внимание сразу же привлек пиджак Гастона, висевший на спинке стула. Из внутреннего кармана он выудил записную книжку и стал нервно её перелистывать. В уголке одной из страниц он нашел то, что искал. Мелким бисером было записано: ФРЕДД.

Улыбнувшись, он понял, что это и есть комбинация шифра сейфа в магазине. Начало его имени — ФРЕДД. Он положил записную книжку на место и на цыпочках вернулся к себе. Как только старик заснет, он отправится на встречу с Бремезом, имея на руках шифр. То — то будет удивлен этот Бремез.