"Детектив Франции Выпуск 8" - читать интересную книгу автора (Лебрен Мишель, Брюс Жан, Шабрей Франсуа,...)

ГЛАВА 2

ЛЮБОВЬ (от лат аmоr) — страсть одного пола к другому Поль сгорал от любви к Виржинии Словарь Ларусс

Сидя в автобусе по пути на свидание, Эвелин Беррьен не без удовольствия думала, что, если бы отец увидел её и догадался, чем она будет заниматься, он бы упал замертво.

Дорогой папочка, он и не подозревал, что его дети стали взрослыми, а от одного известия о том, что его дочь спешит на любовное свидание, он бы задохнулся от негодования. Эвелин посмотрела на окаймленные бриллиантами часики — браслет, которые подарила ей мать на семнадцатилетие, и улыбнулась. На Елисейские поля она успеет вовремя.

Напротив сидел юноша примерно её возраста с усеянным противными прыщами лбом и не отрываясь смотрел на её грудь, отчего в ней вспыхнула законная гордость. Она поглубже вдохнула, почувствовав, как напрягся лифчик. Лицо угреватого стало пунцовым. Он отвел взгляд и принялся пристально смотреть в окно.

Чудесно светило солнце. На улицах, зеленеющих деревьями, прохожие замедляли шаги, глазели на витрины и обменивались друг с другом томными взглядами. Как славно чувствовать себя таким майским днем восемнадцатилетней влюбленной!

Эвелин вышла из дома, как обычно, в два часа дня с тетрадками под мышкой, заявив, что отправляется в лицей. Оставив тетрадки у подружки, благосклонно относившейся к любовным забавам других, и слегка мазнув губы помадой, она тряслась сейчас в автобусе, свободная духом, но плененная сердцем, спеша к избраннику своей жизни.

— Гм, — прокашлялся угреватый. — Вы уронили билет, мадемуазель,

Она очаровательно улыбнулась, простив ему и прыщавое лицо, и галстук — удавку. Задумавшись на какую — то секунду о том, а смогла бы ли она полюбить его, она тут же ответила себе отрицательно. Впрочем, ей нравились мужчины старше её. Так, Ги было уже девятнадцать.

— Спасибо, месье. Вы очень любезны.

— Мгм, — поперхнулся её визави и снова уставился на пейзаж за окном.

Эвелин закрыла глаза, улыбаясь предстоящим минутам. Позволит ли она на сей раз Ги поцеловать себя в губы? Она почувствовала, что краснеет до ушей, прикусила губу и взглянула на руки угреватого — красноватые, с чернотой под ногтями, нервно дергавшиеся. Она тут же сравнила их с руками Ги ухоженными, с розовыми ногтями, умевшими так сладко прикасаться к её волосам и талии во время танца…

— Рон — Пуэн, — объявил остановку кондуктор.

Она вскочила с места и ступила на выходную платформу. Подросток последовал за ней и перед зданием «Фигаро» рискнул заговорить:

— Мадемуазель, наверное, прогуливается в такой чудный денек?

Она обернулась и смерила его презрительным взглядом. Место этого парня было не на Ёлисейских полях, а среди автобусной публики. Жуй, коза, там, где привязана.

— Вы отстанете от меня в конце концов?

— Но…

— Начнем с того, что я не свободна и иду к любовнику. Прощайте, молодой человек.

Тот застыл на месте как соляной столб, а она гордо продолжала свой путь. Как и подобает настоящей женщине, она поставила на место своего преследователя. Если бы только отец видел её сейчас, он залюбовался бы тем, с каким изяществом она вышла из этой ситуации.

Напевая, она подошла к кафе «Мадригал», быстро обшарила глазами открытую террасу. Она пришла первой. Выбрав подходящий столик, Эвелин устроилась поудобнее и безапелляционным тоном заявила подскочившему к ней гарсону:

— Я жду кое — кого…

Судя по глазам мужчин, она выглядела прекрасно. Но уже в следующее мгновение её вниманием целиком завладел подходивший Ги — красивый блондин в ладно сидевшем спортивном пиджаке. Он присел рядом и взял её за руку. Она вся сомлела.

— Привет.

— Привет.

— Как дела?

— Отлично. А у тебя?

— Нормально.

Они оба дурашливо рассмеялись и заказали томатный сок. Ги напустил на себя таинственный вид и сказал:

— Послушай, поедем в одно местечко, там потрясные диски.

— Согласна!

Ги увлек девушку к своему «ягуару». Усадив её, он взялся за руль.

— Так куда же мы едем? — поинтересовалась она.

— Увидишь, это сюрприз.

Она, закрыв глаза, вообразила, что покачивается в гондоле. Впечатлению не мешали даже резкие рывки автомобиля. Через несколько минут машина остановилась перед особняком. Эвелин вопросительно взглянула на Ги.

— Родители в отлучке, — объяснил он. — Весь дом в нашем распоряжении.

Она почувствовала, как перед лицом надвигающейся опасности её охватывает какая — то волнующая истома. Но она взяла себя в руки. Ги уже в достаточной мере доказал, что является галантным мужчиной и не будет пытаться использовать ситуацию в дурных целях. Она дала увлечь себя в импозантный холл, поднялась вслед за молодым человеком по мраморной лестнице, покрытой толстым ковром, и очутилась наконец в залитой светом комнате, стены которой были увешаны фотографиями машин, афишами фильмов и разноцветными обложками от пластинок.

— Как у тебя мило, — сказала она, пытаясь скрыть за этими словами охватившее её волнение.

— Подумаешь! Тесновато. Но отец обещает мне в этом году отдельную квартиру с видом на Булонский лес. Садись на кровать, так удобнее. Хочешь виски?

— Давай. Хорошие подарки делает тебе отец.

— Ну, знаешь, с его — то деньгами это вполне нормально.

Ги приготовил бокалы. Его отец был политическим деятелем. В былые времена Четвертой республики он чуть не стал министром, и Эвелин решила, что это — стоящая профессия.

Позднее ты тоже займешься политикой?

— С ума сошла. Ни за что на свете. Это ремесло бездельников. А я хочу приносить пользу: буду писать роман. Послушай — ка этот диск Уоллера и расскажи, что новенького.

Поплыли легкие звуки рояля, и Уоллер запел одну из лучших своих песен. Эвелин раскрутила виски в бокале, позвякивая кусочками льда, и задумчиво произнесла:

— А вот мой брат хочет заняться кино, ставить фильмы. Сейчас он готовится к вступительным экзаменам в Институт кинематографии.

— Подумаешь, кино, это тоже для лентяев, — с презрением обронил Ги. Но в любом случае твой брат правильно делает, что не желает идти по стопам отца: торговать шляпами — никудышное занятие для молодого человека.

Эвелин, расценив это как выпад против семьи, сочла нужным вступиться за нее.

— Мой отец, — сказала она, — начал с нуля. А теперь у него одно из самых крупных состояний в Париже. Думаю, это неплохо.

— Дорогая, не будем спорить из — за этого. Послушаем лучше музыку…

Ее дыхание участилось, когда он подсел вплотную и обнял её. Она с удовольствием позволила поцеловать себя в щечку. Но, когда рука юноши скользнула по её левой груди, Эвелин вздрогнула и отодвинулась от него.

— Нет, Ги, прошу тебя, будь серьезен.

— Но я и так серьезен. Надеюсь, тебе уже известна разница между мальчиками и девочками.

— Не говори глупостей.

Он поцеловал её в шею, и она не противилась. Ги совсем было собрался возобновить свои попытки, как спасительным для неё образом кончилась музыка. Пока он менял пластинку, Эвелин подумала: «Если бы меня видел отец!» И она подавила легкий смешок.

* * *

Вечерело. Эвелин перечитала письмо, отказываясь воспринимать написанное, хотя оно было совершенно недвусмысленным.

«Глупая девчонка!

Парень, с которым ты ежедневно встречаешься уже целый месяц, говорит, что любит тебя, а ты ему веришь. Мой долг открыть тебе глаза, чтобы позднее ты не разочаровалась. Твой Ги каждый вечер видится с гулящей девкой в особнячке по адресу: авеню д'Ормессон в Сюси — ан — Бри. Он там все ночи. Ты можешь сама убедиться в этом сегодня вечером.

Твой доброжелатель»

На первый взгляд записка носила анонимный характер. Она была составлена из вырезанных из газет заглавных букв, наклеенных на простую бумагу. Поскольку на конверте не было ни почтовой марки, ни почтового штемпеля, его, видимо, опустили непосредственно в почтовый ящик их дома.

Эвелин, вся в слезах, сначала хотела покончить жизнь самоубийством. Быстро отвергнув эту идею как безрассудную, она решила прикончить Ги. Вихрем выбежав из комнаты, она ворвалась к брату. Фредди лежал в обуви на кровати, перечитывая криминальный журнал. От внезапного появления сестры он вздрогнул.

— Тебе чего?

— О Фредди! Фредди! — всхлипнула Эвелин, подходя к нему.

Как опрятная девочка, она, прежде чем растянуться на кровати рядом с братом, сняла туфли.

— Да что с тобой? — мягко спросил он.

— Я не могу тебе этого сказать, но я хочу, чтобы ты одолжил мне револьвер. И пожалуйста, без вопросов, дело сугубо личное.

Она разрыдалась, и Фредди смутно почувствовал, что её горе его трогало.

— Но у меня нет револьвера.

— Есть, есть, тот самый, что ты мне как — то показывал! Дай мне его, умоляю тебя.

Фредди не мог, не потеряв лица, признаться сестре, что револьвер, которым он хотел произвести впечатление, был всего лишь банальным портсигаром.

— У меня его больше нет. Продал.

Эвелин вскочила с постели, надела туфли и, сильно хлопнув дверью, удалилась. Фредди недоуменно пожал плечами. Крутые парни вопросов никогда не задают.

Эвелин бежала, ничего не видя перед собой, и столкнулась с отцом, Гастоном Беррьеном. Тот выходил из ванной, благоухая лосьоном с запахом папоротника. Он поймал дочь в объятия и нежно спросил:

Что с тобой, малышка?

Отец, о отец! Если бы ты знал… — простонала она. Он подтолкнул её в свою комнату, где пахло погасшей сигарой.

— Ну хватит, хватит, лапушка. Ты сейчас расскажешь своему папочке о своей неизбывной печали.

Не в состоянии вымолвить ни слова, она, роняя слезы на ковер, кивнула головой. Отзывчивый Гастон протянул платок, и она уткнулась в него.

— Ты знаешь, отец, у меня горе! — воскликнула она.

Гастон Беррьен догадывался об этом. Но он хотел знать, до какой степени оно было непоправимым. Он стал допытываться об этом у дочери, которая только и ждала, кому бы выплакаться.

— Отец, у меня есть возлюбленный. Я люблю его.

Он молчал, ограничившись тем, что вставил в рот предварительно увлажненный конец сигары, запалив её с помощью газовой зажигалки.

Эвелин, ступив на путь исповеди, не могла более молчать. Ей казалось, что, признаваясь во всем отцу, она внутренне очищается.

— Его зовут Ги Тайней, он красив… Она принялась в лирических тонах описывать своего неверного возлюбленного, но отец прервал ее:

— Это сын бывшего политического деятеля?

— Да. Он блондин…

Но было очевидно, что перечисление физических достоинств сына Таннея никоим образом не волновало Гастона Беррьена.

— Давно ты его знаешь?

— Уже целый месяц. Он высокого роста…

— Часто с ним виделась?

— Ежедневно. У него голубые глаза…

— Так ты прогуливала занятия в лицее?

Эвелин слишком поздно заметила свою оплошность. В глазах сурового Гастона Беррьена иметь возлюбленного ничего не значило по сравнению с пропущенными ради свиданий занятиями. Она опять расплакалась.

— Видишь ли… иногда да… когда были уроки черчения, физкультуры…

— Ну и что дальше? Он что, не любит тебя, твой Ги?

— Да нет, любит, даже не знаю, как сказать… Ты лучше сам посмотри, что я получила.

Робким жестом она протянула отцу записку, который взял её кончиками пальцев, как нечто сугубо грязное, и прочитал. После чего заметил:

— Но это же анонимка. Никаких сомнений.

Эвелин смотрела на него. Она всецело ему доверяла. Отец был мужчиной, ничего не боялся. Он ей поможет. Торговец головными уборами понял состояние дочери и сказал:

— Хорошо, есть только одно решение: поехать на место и проверить, соответствует ли действительности то, о чем говорится в письме. Если это подтвердится, ты сама убедишься, что этот парень тебя недостоин и что он злоупотребил твоей наивностью, не так ли?

— Но это же неправда, отец! Этого не может быть!

— Дорогая, ради тебя я готов на это. Но я считаю, что за каждой анонимкой что — нибудь да кроется. В конце концов, посмотрим, что получится. Я свезу тебя в Сюси — ан — Бри после ужина. Брату, матери — молчок. Ей ни к чему волноваться из — за этой плачевной истории. Но ты пообещаешь мне больше не пропускать занятия ради этого парня, не так ли?

— Обещаю тебе, отец.

Внезапно в голову Гастона Беррьена пришла поразившая его мысль. Он воскликнул:

— Постой — ка! Надеюсь, между ним и тобой дело не дошло до крайней черты?

Заалев от смущения, Эвелин опустила голову. Отец встряхнул ее:

— Отвечай, несчастное создание! Что было между вами?

— Сегодня после обеда…

Ей стало стыдно. И вес же надо было выкладывать все.

— Что произошло сегодня после обеда? Говори! Девушка чуть слышно пролепетала:

— Он меня поцеловал в губы.

И она разразилась слезами, не заметив, что отец с облегчением вытирает платком вспотевший от волнения лоб

* * *

Машина Гастона Беррьена бесшумно остановилась перед решеткой, затерявшейся в зарослях неухоженного сада виллы. Гастон вышел из авто, поправил на голове шляпу — «Только от Беррьена» — и сделал дочери знак следовать за ним. Эвелин вцепилась в сиденье:

— Нет, отец, я не хочу туда идти.

— Надо, дочка, надо. Ведь ты для того сюда и приехала.

Она шла за ним, роняя на ходу слезы, зябко кутаясь в наброшенную на плечи меховую куртку, подаренную дядей Филиппом в день её восемнадцатилетия. Гастон был уже у решетки и поворачивал входную ручку.

— Не заперто. Твой молодой человек не позаботился даже о мерах предосторожности.

В саду под ногами хрустел гравий. Эвелин испуганно ахнула, заметив стоявший перед домом «ягуар» Ги. Но она взяла себя в руки. На этот раз она хотела знать правду. На какой — то момент она залюбовалась стройным силуэтом своего отца, безукоризненным кроем его костюма, элегантностью плотно надвинутой на лоб шляпы, решительной походкой. Да, она чувствовала, что была бы способна влюбиться в такого мужчину, как отец. Луна, до сих пор кое — как освещавшая сад, окончательно скрылась за облаками. Гастон посмотрел на часы, подняв их к глазам. Он прошептал:

— Без десяти десять.

Внезапно он сбился с шага, а затем и вовсе остановился. Подошла Эвелин. Он смотрел на темный фасад.

— Ну и что ты теперь будешь делать, отец?

— Еще ве знаю. Дай подумать и не шуми.

Вздрогнув, она ещё плотнее запахнула куртку. Залаяла собака. Снова выглянула луна. Недалеко, пыхтя и посвистывая, прокатил поезд. Где — то на колокольне часы величаво отбили десять ударов. В одном из окон нижнего этажа зажегся свет. Гастон Беррьен облегченно вздохнул и потянул дочь за собой.

Они приблизились к фасаду и заглянули в освещенное окно. Внутренние тюлевые занавески не мешали отчетливо и в малейших деталях видеть все происходившее в комнате. Подвесная четырехламповая люстра освещала самые дальние закоулки помещения. Его стены были оклеены обоями в желтый цветочек. Направо была дверь. Слева виднелся бар. В центре прямо под окном стоял диван, обтянутый красным репсом. А на диване…

На диване ужасного вида старуха не моложе тридцать лет, безобразная блондинка с отталкивающими ярко — красными губами, вырядившаяся в прозрачный черный пеньюар, под которым угадывались чудовищной величины груди, отвратительно терлась о Ги, без галстука и в одной рубашке, которому, судя по всему, эта омерзительная ситуация была по душе.

Эта отвратительная женщина — точная копия Джейн Мэнсфилд — ласково поглаживала голову юноши, который не только не противился этому, а напротив, смеялся, как последний болван.

Эвелин услышала, как кто — то присвистнул рядом с ней. Это был отец, который, чтобы лучше видеть, даже приподнялся на цыпочки. Она потянула его за рукав:

— Отец, уйдем отсюда, прошу тебя.

— Ну уж нет, — взъерепенился Гастон. — Это тот самый парень, с которым ты знакома?

— Да, — стыдливо призналась Эвелин.

— Превосходно. Оставайся здесь. Сейчас я скажу пару ласковых этому красавчику.

Подчинившись воле отца, Эвелин продолжала невольно наблюдать за развернувшейся в комнате сценой. Теперь уже Ги, склонившись над женщиной, вдыхал с глупым видом запах её волос и держал её за руку. От легкого движения у блондинки распахнулись полы пеньюара, обнажив гладкую, блестевшую на свету ногу.

— Чудовищно, — прошептала Эвелин.

Внезапно картина резко изменилась. Расположенная справа дверь открылась, и Эвелин увидела появившегося на пороге отца. После первых же сказанных им слов Эвелин осознала, что может все прекрасно расслышать, и навострила уши. У Гастона Беррьена, неподвижно стоявшего в проеме в своей плотно надвинутой на лоб шляпе, играла на губах презрительная улыбка. Он сказал:

— Извините, что я нарушаю вашу милую встречу, но это ненадолго.

Если бы на середину дивана в эту минуту упал космический спутник, это произвело бы меньший эффект. Ги вскочил на ноги, пытаясь подтянуть узел отсутствующего галстука, а блондинка, громко вскрикнув, упала в обморок, использовав ситуацию, чтобы выставить на обозрение и вторую оголенную ногу.

— М — месье! — промямлил Ги.

— Позвольте представиться: Гастон Беррьен, продавец головных уборов. Отец той самой девушки, с которой вы вот уже в течение месяца встречаетесь.

— Рад познакомиться, месье, — пролепетал Ги.

— А я нет, месье. Я доволен, что застал эту сцену, которая высветила всю правду в отношении тех чувств, которые вы питаете к моей дочери. Не стоит уточнять, что отныне вы её больше никогда не увидите, иначе я буду вынужден довести сегодняшний инцидент до сведения вашего отца. Это сначала. А потом и до более широких кругов общественности. Вы поняли меня, не так ли?

— Месье, я все вам сейчас объясню. Это недоразумение.

— Недоразумение! Хорошенькое словечко. Вы, конечно, будете утверждать, что эта… особа — ваша тетушка, от которой вы ждете наследства, или же ваша сестричка!

— Уверяю вас, месье…

— Быть может, вы попытаетесь убедить меня, что в силу близорукости вы, дескать, думали, что в ваших объятиях находится Эвелин? Прощайте, месье. И счастливого окончания вечеринки!

Дверь с шумом захлопнулась. Чуть позже Эвелин услышала голос отца уже совсем близко. В нем слышались одновременно твердость и грусть. Добрый, все понимающий голос отца.

— Пойдем, моя девочка. Нам здесь нечего более делать.

В машине Гастон взял анонимку и старательно уничтожил её в пламени зажигалки. Пепел он выбросил в окно. Положив руку на плечо Эвелин, он сказал:

— Не думай больше об этом. Этот парень сделал бы тебя несчастной.

Эвелин улыбнулась сквозь слезы:

— Я уже забыла о нем, отец.

Заворчал мотор. Наблюдая за дорогой, Гастон Беррьен думал о том, как тяжела жизнь для честного человека, дети которого не знают о подстерегающих их опасностях.