Пролог. За два года до войны.

На языке нама, слово «Намиб» значит (почти дословно) «ничего нет». Пустыня Намиб протянулась стокилометровой полосой вдоль Атлантического океана. Сказать, что в пустыне Намиб нет вообще ничего — несправедливо. Тут есть уникальный историко-природный объект «Берег Скелетов», 300 км берега Атлантики к югу от дельты реки Кунене. Об ужасах прибоя Берега Скелетов, о туманах и песчаных бурях, и погибших кораблях, вросших в дюны на берегу, написана масса книг в различных жанрах – от документально-исторического до детективно-авантюрного. А практически все более прозаично. Уже не третье столетие тут идет война между племенами, корпорациями, и разными кланами правительства. Эта война обычно холодная, но часто и горячая...

Вождь племени Овамбо, решительный и хитрый дядька по имени Сео Ткабе, пожелал продвинуть территорию Овамболенда чуть-чуть на запад, до дельты Кунене и Берега Скелетов. Так он получил бы выход в Атлантику, и его влияние выросло бы стократно. Препятствием к этому была концессионная горнорудная компания «BGCI». Она не собиралась уступать часть территории какому-то вождю овамбо, и для защиты своих интересов наняла охранную корпорацию «Outline Direct Assist» (ODA), классическую «частную армию», легализованную в Британии, для действий в «четвертом мире».

В европейском офисе «BGCI», вероятно, полагали, что после нескольких столкновений между экологическими манифестантами овамбо и охраной, вооруженной помповыми ружьями с картечью и «шоковым» газом, конфликт заглох, но это была разведка боем. Результаты разведки превратились в тактическую аналитику, а тактическая аналитика послужила основой для разработки плана действий и распределения задач.

...Зашло солнце, и в пустыне Намиб сразу наступила прохлада, обещавшая к полуночи превратиться в холод. На широком внутреннем дворе, огороженном, по новым местным обычаям, бетонной стеной высотой полтора человеческих роста, включились неяркие газосветные лампы, осветив стоящий посреди двора большой частный дом. Эксперт по местной недвижимости сразу сказал бы: участок с домом удачный, есть свой выход на берег реки, свой причал — небольшой пирс, и все за стеной, что важно. Не факт, что это огораживание законно, но в частных случаях, с законом обычно можно договориться... Снижает цену то, что дом неухожен. Не дом, а форт. Но, здесь принято так строить.

Ландшафтный дизайнер посетовал бы, что территория совершенно плоская, никаких радующих глаз декоративных горок. И, несмотря на близость воды, нет зелени, кроме грубой щетки травы и кустарника около самой воды. Участок, хотя и соприкасается с берегом реки, но с остальных сторон окружен мертвыми дюнами пустыни Намиб.

А военспец не стал бы обращать внимания на эти декоративные мелочи, а прямо, по-солдатски сказал бы: «Отличный дом! Бойницы грамотно расположены. И освещение правильное. Охранники не болтаются на освещенной площадке, как лотосы в пруду, а удобно засели на позициях в мертвых зонах, скрытых угольно-черной тенью. Любой диверсант окажется на свету, и не заметит охранника, который угостит его свинцом». Конечно, военспец определил бы этот дом именно как форт, и был бы, в общем, прав,

На самом деле, в гостиной этого дома размещался временный штаб племени овамбо, и сейчас, начальник штаба, «сенатор» Нге Динко, правая рука вождя овамбо Сео Ткабе, повернулся к девушке – химба, игравшей роль хозяйки и референта, и проворчал.

— Кесе, включи эту картинку на столе поярче, чтобы все видели.

— Угу, — ответила она, и чиркнула стилосом по угловому полю 40-дюймового плоского экрана, лежавшего горизонтально на столе, — так нормально, все видят, а?

— Нормально, — подтвердил Дуало Нджо, лидер экстремистского «зеленого профсоюза» овамбо, и повернулся к лидеру боевиков Лово Лозо, — ты нормально видишь, а?

— Нормально. А наши военспецы, как?

Военспецы — буры, Егер Ервок и Иван Мюллер, молча кивнули. «Адвокат-эколог» Юл Фоске, иностранный спец откуда-то с Адриатики, тоже кивнул. Нге Динко хлопнул ладонью по колену, в знак того, что штабная репетиция начинается, и спросил:

— Дуало, все ли наши люди убрались с комбината?

— Все, сенатор, — подтвердил профсоюзный босс.

— У!.. – Динко погладил ладонью мощный затылок, — Скажи: дирекция там ничего не заподозрила? Дирекция не думает, что сейчас что-нибудь случиться, а?

— Нет, — Дуало Нджо хищно усмехнулся, — Тупые белые жадины просто не заплатили рабочим – овамбо, бурам и химба положенные деньги, сказав: забастовка незаконная. Дирекция всех их уволила. Вот. У них заранее уже привезены штрейкбрехеры.

— Откуда? – Спросил Юл Фоске.

— Оттуда же, откуда и остальные их гастарбайтеры: с Индостана. Сколько-то есть из Замбии. Мы предлагали им тоже бастовать. Они не хотят. Деньги нужны. Вот так.

— Они выбрали свою судьбу, — спокойно констатировал Лово Лозо, — давайте еще раз пройдемся по тактическому театру и все уточним... Нге, я прав?

— Да, — подтвердил сенатор, — я потому и сказал Кесе, чтоб сделала картинку поярче.

Картинка (точнее, карта) на экране отображала участок местности 10x10 километров, значительную часть которого занимала территория горнорудного комбината «BGCI». Каждое сооружение, каждая функциональная площадка, каждый подъездной путь и автомобильный проезд, каждый трубопровод и каждая линия электроснабжения были отмечены соответствующими значками. Несколько мелких объектов были помечены мигающими маркерами. Нге Динко потыкал в них пальцами.

— Так! Егер! Иван! Я хочу еще раз понять, где какая бомба.

— Значит, идем по порядку — начал Егер Ервок, водя пальцем по экрану, — здесь, рядом с административным комплексом, стоит 8-кубовая резервная водяная цистерна на шасси автоприцепа. На самом деле, это северо-корейская бомба «Джеонлейонг», слизанная с российского дивайса объемного взрыва «АВБПМ». Мы ее обещали испытать, за...

— Да, я помню, — перебил Динко, — давай дальше.

— Дальше... — бур сдвинул палец, — вот тут, рядом со складом ГСМ, и вот здесь, рядом с насосно-водяным блоком, 3-кубовые прицепы, в виде пожарных цистерн. Это бомбы объемного взрыва с фосфороводородным зажиганием, их придумал Иван Мюллер...

— Я придумал с подачи Юла Фоске, — уточнил Мюллер.

— У меня была просто случайная идея, — в свою очередь, уточнил адвокат-эколог

— А эти бомбы сработают, или нет? – подозрительно спросил сенатор.

— Они экспериментальные, — сказал Ервок, — значить есть два варианта...

— Ясно, — буркнул Динко, — давай дальше.

— ...А здесь, — Ервок ткнул пальцем в парк железнодорожного подъездного пути, — наш главный элемент: состав цистерн со сжиженным природным газом. Три из них слегка модернизированы по дороге. К ним незаметно приклеены пластидные полосы с радио-взрывателем и запаздывающим воспламенителем. Как я уже объяснял...

— Да, да, помню! – Нге Динко кивнул, — Взрыв пластида сделает цистерну непрочной, сжиженный газ разорвет ее и испарится. А потом воспламенитель подожжет это.

Егер Ервок утвердительно кивнул и уточнил.

— Газ испарится и смешается с воздухом, в этом весь фокус.

— Должно быть посильнее, чем корейская штука в русском стиле, — сказал Мюллер.

— Хорошо бы... — произнес сенатор и повернулся к Лово Лозо, — так. В 8:30, когда враги соберутся на совещание, бомбы начнут взрываться. Что будут делать твои бойцы?

— Во-первых, — ответил Лозо, — они перекроют автодорогу и железную дорогу. Это мы отработали: трактор переворачивает прицеп, на котором полста тонн бетонных плит.

— Так. Дальше?

— Дальше, они ждут людей из охранной компании «ODA». Те поедут на двух джипах «Хаммер» и одном автобусе, чтобы разбираться, и мои бойцы их встретят.

— Так. Главное, никого там не упустите.

— Не упустим, — спокойно сказал Лозо, — я говорю дальше: когда начнется паника, и все побегут с закрытой территории, то мои бойцы будут в засаде около каждого выезда. С территории ведут три выезда: основной, и два резервных. Если кто-нибудь из главных жирных европейцев уцелеет, он не уедет далеко. Наши снайперы хорошо работают.

— У главных жирных европейцев бронированные автомобили, – заметил сенатор.

— Да. У наших снайперов китайские винтовки «Jianshe», специально для таких тачек.

— Это хорошо! – сенатор улыбнулся и замолчал, думая, что бы еще уточнить.

— Я понял, чего не хватает в нашем тактическом плане, — внезапно заявил Юл Фоске.

Возникла пауза, все взгляды повернулись в сторону адвоката-эколога с Адриатики.

— Ну? – спросил Нге Динко.

— Нам не хватает акта гуманизма, — объявил Фоске.

— Что ты куришь, док?- подозрительно поинтересовался Лово Лозо.

— Обычные сигареты из лавки, — ответил тот, — и я не шучу про гуманизм.

— Ну... — с несколько иной интонацией произнес сенатор, по опыту знавший, что если адвокат-эколог на чем-то настаивает, то лучше к этому прислушаться.

Юл Фоске вытащил из пачки сигарету и, действуя ей, как указкой, показал на карте на квадратики в одном из секторов закрытой территории.

— Вот рабочий поселок. Там семь с лишним тысяч индусов и замбийцев, и еще какое-то количество гастарбайтеров из других стран. Кто-то из них даже с семьями. Смерть этих людей не принесет нам никакой выгоды.

— Их жизнь нам ни к чему, — заметила Кесе, — а от мертвых хотя бы нет вреда.

— Мертвые они полезны, – добавил Лово Лозо, — другие узнают и не поедут сюда.

— Можно, я договорю? – мягко спросил Фоске.

Публика молча покивала и приготовилась слушать. Он снова использовал сигарету в качестве указки, очертил на карте некую фигуру и пояснил.

— Насколько я понимаю сценарий, в результате взрывов и пожаров, рабочий поселок окажется отрезан от всех выездов с территории. Две из трех рабочих смен плюс семьи, серьезное число людей, не так ли? Они будут метаться между линией пожара и стеной внешнего периметра. Стена, как я читаю на выноске, имеет высоту три метра и сверху украшена спиралями из колючей проволоки. Вероятно, некоторое количество людей смогут через нее перелезть, а остальные сначала столпятся около стены, а потом, без всякого плана, просто от отчаяния, побегут через полосы пожаров искать ворота. Мне кажется, что нам не следует ждать этого момента.

— В каком смысле? – спросил Егер Ервок.

— В смысле, — пояснил Фоске, — нам надо пробить стену и спасти этих людей.

— Легко, — отозвался Иван Мюллер, — Ну, а что дальше?

— Дальше, локальная милиция Овамбо старается вывести как можно больше людей из, выражаясь юридически, зоны техногенной катастрофы. На безопасном расстоянии от эпицентра катастрофы создается временный палаточный лагерь, где людям оказывают первую медицинскую помощь и, конечно, снабжают водой и пищей.

— Док Юл, зачем эта дурацкая игра в «красный крест»? – проворчал Нге Динко.

Фоске в ответ поднял руку и начал загибать пальцы, отсчитывая пункты.

— Первое: мало кто поверит клевете, будто взрыв устроили люди Овамбо.

...Второе: у спасательной команды Овамбо будет понятный мотив пошарить на месте взрывов, и она сможет кое-что оттуда унести, а кое-что туда подбросить.

...Третье: когда локальная милиция Овамбо уже там, и все вокруг, включая западных репортеров, видит: она там не зря, то потом она оттуда не уйдет. И палаточный лагерь превратится в опорный пункт. Как бы, оно само, силой вещей так вышло.

...Четвертое: люди овамбо скажут замбийцам и индусам: «Смотрите, как напрасно вы поверили этим дерьмовым бизнесменам-концессионерам, и не поверили нам. Мы вас предупреждали, что здесь плохая техника безопасности, и что в случае несчастья, вас бросят на произвол судьбы. Сейчас мы вам поможем, но скажите дома, чтобы другие работники из ваших стран не ездили сюда иначе, чем через наш профсоюз». И, когда работники расскажут это репортерам тут, а потом вернутся домой и расскажут своим землякам, эффект будет сильнее, чем от трупов, которые лежат молча.

...Пятое: вождь Сео Ткабе напишет письма соболезнования, и сразу объявит, что вся промышленность тут должна быть только по согласованию с профсоюзом, чтобы эта трагедия никогда не повторилась. Это хороший PR адресованный людям на западе.

Сенатор Нге Динко повернулся к девушке – референту и спросил:

— Ну?

— Я думаю, он прав, — ответила Кесе.

— Толковая адвокатская разводка, — согласился Иван Мюллер.

— Очень испуганные живые пугают лучше, чем мертвые, — добавил Лово Лозо.

— Йа, — лаконично произнес Егор Ервок.

— Хороший PR, — сказал профсоюзный босс Дуало Нджо.

— Ха! – Нге Динко хлопнул его по плечу, — в твоем профсоюзе есть палатки, миски с ложками, жратва и флажки с красными крестами?

— А как же, — подтвердил Нджо.

КОММЕНТАРИЙ ЗА КАДРОМ: Исторически, пустыня Намиб принадлежала племенам Овамбо, Нама, Химба, Гереро и некоторыми другими. В XVII веке сюда пришли буры (голландцы-афириканеры.). В конце XIX века тут началась борьба между Германской и Британской империями. В итоге этой борьбы, большая часть туземного населения была истреблена, а их земли достались британскому сателлиту – ЮАР (бывшей Британской Капской Колонии). Во время Холодной войны, Восточный Блок поддерживал туземных сепаратистов Намибии против Западного Блока (в который входила ЮАР). В Холодной войне Восточный Блок потерпел поражение, но Намибия успела кое-что выиграть. Она получила в 1990-м году формальную независимость от ЮАР. А фактически, британско-южноафриканские горнорудные концерны (включая скандально-известный «Де Бирс») продолжали без особой оглядки на независимость хозяйничать в пустыне Намиб и на Берегу Скелетов. Замена как бы антинародного режима белого меньшинства на как бы демократический режим черного большинства в ЮАР не решила проблему. Намибия, с территорией равной сумме территорий Франции и Германии, и с населением всего два миллиона жителей, осталась типичным «сырьевым придатком» с нищетой туземного населения и колоссальным богатством кланов-совладельцеы горнорудного бизнеса.

Некоторые туземные племена смирились, и жили на гуманитарную помощь, другие продолжали вяло бороться за какие-то права, а третьи – сформировали полулегальные этнические автономии. К третьим относился Овамболенд, исторический ареал племени овамбо, на севере Намибии, прилегающий к пограничной с Анголой реке Кунене...

Есть события, которые происходят за секунду, а осознаются свидетелями (теми, кому посчастливилось остаться в живых) только через несколько минут. Таковы синхронные взрывные диверсии. Вспышка. Удар (именно удар – это трудно назвать звуком). Шок. Окружающая привычная реальность исчезает. Вместо нее – бесформенная завеса из непроницаемого дыма. смешанного с тонкой пылью. Первую минуту никто ничего не слышит, никто ничего не понимает, никто не знает, что делать.

В данном случае, взрывов было четыре, но, их произвели с одного радио-пульта, одним поворотом ключа, и интервал времени между ними составил менее секунды, так что они воспринимались, как единый удар. Через минуту, несколько тысяч обитателей рабочего поселка, выбежавшие из домов (или точнее, из бараков, вроде длинных жилых вагонов), обнаружили, что находятся в безвыходном положении. Безвыходном в прямом смысле, поскольку с одной стороны от поселка была стена периметра, а с другой – что-то вроде вулканического извержения. Сквозь дымовую завесу мерцало оранжевое пламя, а если смотреть выше, то можно было увидеть, что над центральным комплексом территории в небо поднимается столб черного дыма, как будто где-то там открылся кратер вулкана. В течение следующих нескольких минут, с той стороны приковыляла группа уцелевших рабочих текущей смены. Уточним: сравнительно уцелевших. Кто-то то отделался лишь испугом, а у кого-то текла кровь из ушей и из носа. Кто-то обгорел так, что от одежды остались лишь лохмотья, а волосы на голове спеклись в массу вроде шлака.

Кому-то не повезло сильнее – их принесли на носилках. Эти люди или кричали от боли, срывая голос, или были в коме, и не подавали никаких признаков жизни, кроме слабого, прерывающегося дыхания. Те, кто сохранил ясность мысли, сообщали, что весь центр территории горит, и вот-вот начнут взрываться резервуары с азотной кислотой и прочей химией. Лучше туда не соваться, а перелезать через стену. Это не очень-то просто, но...

...Главное взяться за дело. Скоро около стены выросла кривоватая пирамида из ящиков, кроватей, и оторванных дверей, после чего самый ловкий и легкий из мужчин, с риском сорваться с хлипкого сооружения, поднялся на уровень стены. Теперь следовало чем-то разрезать щедро намотанные спирали колючей проволоки. Публика снизу передала ему обычные кусачки, но каленая проволока поддавалась с трудом, а после каждого разреза проволочные хвосты раскручивались, норовя хлестнуть по рукам и лицу...

...Снизу поторапливали, потому что в центре территории, судя по звукам, уже начали взрываться емкости с химикатами, а в воздухе появилась какая-то жгучая субстанция. Интересное наблюдение: вроде бы, ничто не мешало людям соорудить еще несколько пирамид, и резать проволоку в нескольких местах. Но, как известно из психологии, на такую массовую активную самоорганизацию люди готовы не всегда и точно не сразу. Вернемся теперь, к тому единственному парню, который в данный момент, уселся на гребне стены и резал проволоку. Увлекшись этим непростым занятием (и понукаемый криками снизу) он не сразу заметил движение по едва заметной колее среди песчано-глинистой красноватой пустоши. Точнее, он заметил это, только услышав жужжание моторов. Естественно, он повернул голову на источник звука и застыл от ужаса.

К участку стены, на котором он работал, двигалось четыре «багги-ровера» овамбской милиции, которая, вообще-то, не должна была здесь оказаться. От встреч с овамбской милиции менеджеры предостерегали всех работников концессии BGCI. Отношения у горнорудной компании с туземцами были крайне напряженными... Сейчас, увидев на турели на крыше головного «багги-ровера» 6-дюймовое безоткатное орудие, парень перепугался, но ситуация почти сразу разрядилась.

— Эй, — крикнули с «багги-ровера», — пусть все уберутся подальше от стены! Мы сейчас взорвем ее на хрен! Пусть все отойдут метров на полста.

— А где вы ее взорвете? — крикнул парень, сидевший на гребне.

— Ну, давай, для определенности, ровно там, где ты сидишь!

— Вы что!!! А я???

— Блин! Ты проверишь, что все отошли с той стороны, потом спрыгнешь к нам, на эту сторону, а потом мы будем стрелять.

— А! Я понял! Сейчас я всем скажу!

— Еще скажи, — добавил боец милиции, — чтоб сразу не бежали через пролом, а сначала бросили доски поверх проволочных спиралей. А то будет, как в сражении за Сомму.

— За что? – удивленно переспросил парень (он был из Замбии, и уровень его школьных знаний по истории был таков, что о Первой мировой войне он помнил лишь, что такая война была давно, и что победили, кажется янки, а кого и где победили – хрен знает).

— Не важно, за что, — ответил милиционер, — главное, бросьте доски поверх спиралей.

Иван Мюллер (именно он командовал этим отрядом овамбской милиции) был уверен: придется стрелять раза четыре, поскольку трехметровая железобетонная стена в стиле фортификационных сооружений Первой мировой войны, выглядела очень серьезно. И действительно, вид-то был серьезный, но вот качество... «Это Африка», — как обычно объясняют местные подрядчики европейским инвесторам в случае, когда, только что установленные железобетонные столбы ЛЭП после первого дождя расползаются, как детские песочные домики на пляже... Стену для концессии BGCI строил ангольский подрядчик. На вид стена была шикарная — хоть вставляй ее в голливудскую историко-героическую эпопею, но при попадании первого же 6-дюймового снаряда из базуки, та секция стены, в которую пришелся удар, рассыпалась в крошку, а две соседние секции медленно наклонились и рухнули без дополнительного воздействия. «Это Африка».

В общем, получилось красиво, и Мюллер уже собрался надуть щеки и пижонить перед спасенной публикой (вдруг там найдутся симпатичные девушки, почему нет?)... Но эти мечты были разбиты вдребезги радиотелефонным звонком Егера Ервока.

— Слушай сюда, Иван! Наши застряли на шоссе с этими охранниками «ODA».

— Как это, нах?! – удивился Мюллер.

— Так, нах! Там не один автобус и два «Хаммера», а три автобуса и четыре «Хаммера»

— Вот, нах... — Мюллер задумался, но Ервок уже успел проработать ситуацию

— Слушай дальше, Иван! Я уже набил в грузовик ящиков с «PWP» для базуки, так что разворачивай тачанку и проезжай 8 км в ту сторону. Там встретимся. Оттуда до точки примерно 3000 метров, навесным огнем мы их накроем, так?

— Так. Егер, но, как мы потом объясним про «PWP».

— Некогда думать Иван! Надо добить «ODA», пока сюда не прикатил какой-нибудь армейский спецназ. А что почему случилось, потом Юл Фоске объяснит, кому надо.

— ОК, я двигаюсь, — ответил Мюллер, и тихо сказал водителю, — едем 8 км на восток.

Рота профессиональной военизированной охраны с четырьмя «Хаммерами» огневой поддержки, это, по меркам южноафриканской пустыни, серьезная сила. Конечно, от внезапного обстрела снайперов, засевших с разных сторон дороги, эта рота понесла некоторые потери и утратила мобильность из-за повреждений автобусов, но бойцы и командиры работали четко. Бросив уже бесполезные автобусы, они, под прикрытием пулеметного огня с «Хаммеров», сразу заняли наиболее удачные позиции в складках местности вокруг того участка дороги, на котором надо было продержаться примерно четыре часа. Потом прилетят «вертушки» спецназа ЮАР – с ними договоренность.

Так, внезапная атака овамбских партизан-снайперов, которая стала бы фатальной для непрофессионального авто-конвоя, перешла в напряженную, но не слишком сложную стрелковую дуэль. Командир роты «ODA», убедившись, что оборона организована, и особых проблем не предвидится, начал звонить в Лондон, в головной офис, чтобы «по горячим следам» выбить из начальства дополнительные бонусы для своих парней и дополнительные квоты материально-технического снабжения. Кого-то может удивить подобное занятие на поле боя, но для профессионального командира наемников такая обстановка вялой перестрелки так же привычна, как для менеджера зала казино в Лас-Вегасе штатная обстановка шума, конфликтов и мелких криминальных эксцессов.

Он уже дозвонился и приготовился выдать длинную тираду, начинающуюся со слов «Господин директор! Мы под огнем, ситуация тяжелая. Сейчас мы держимся, но...» (дальше можно начать про квоты и деньги). «Но...» — примерно на этой части фразы, тренированный слух командира роты выделил из стандартного шумового фона боя, характерный звук «Фф-пум!», означающего выстрел с дистанции полторы мили из безоткатного орудия крупного калибра. Неприятный сюрприз. Одно такое орудие у противника, это еще не критично, но если там батарея, то... Командир роты не успел додумать эту мысль, потому что разрыв снаряда — контейнера, содержавшего галлон пластифицированного белого фосфора (PWP), сразу же изменил обстановку. Белый фосфор ни с чем не спутаешь. После вспышки основного взрыва, капли этого желе разлетаются во все стороны, оставляя за собой изящные параболы белого дыма. Это красиво смотрится на видео, но если человек без специального защитного костюма окажется на пути такой капли, то его дела плохи. Белый фосфор создает на мишени температуру до тысячи градусов, и потушить его почти невозможно... После первой фосфорной бомбы упала вторая... Третья. Теперь командиру роты надо было срочно менять тактику. Невозможно удержать позиции, методично обрабатываемые белым фосфором. Единственный шанс уцелеть — рассыпаться по пустыне. Обильный дым от фосфорных бомб в этом случае плюс, он создает маскировку. А минус в том, что те партизаны-снайперы, которые начали атаку, никуда не делись. Вот такая ситуация...

Юл Фоске окинул взглядом выжженный участок дороги, темно-серые выгоревшие остатки автобусов и джипов, россыпи тусклых гильз, и черные, растрескавшиеся скрюченные мумии. Обыкновенные человеческие трупы тоже были – но дальше от дороги, уже среди охристых пологих волн пустыни... К горлу подкатила тошнота. Адвокат-эколог с усилием сглотнул слюну. Егер Ервок сразу протянул ему фляжку.

— Глотни, док. Тут домашний виски. Хорошо помогает от этого самого...

— Угу, — согласился эколог, принял фляжку и сделал несколько глотков насыщенно-обжигающей самогонки, — Дерьмовая тема, парни. Это ни фига не похоже на бой с обычными партизанами. Как это так получилось?

— Долго рассказывать, док, — ответил Иван Мюллер, — Давай, про это потом. А сейчас Главная проблема, что скоро сюда прилетят вояки из ЮАР, и из северной Намибии.

— Как скоро? – спросил Фоске.

— Часа примерно через два.

— Через два часа... — произнес адвокат-эколог, — Через два часа... Через... вот что! Нам нужна цистерна с мазутом или вроде того, и пожарная машина с генератором пены.

— Зачем? – удивился Ервок.

— Затем! – Фоске ударил кулаком по своей ладони, — что партизаны разлили на дороге огромную мазутную лужу, и подожгли, когда там ехала колонна «ODA». Потом была обычная стрельба. Сейчас все закончилось, приехала милиция овамбо и стала тушить горящий мазут! Тут должно быть сплошное пятно мазута, пены, грязи, дыма, ясно?

— Фэйк... — заметил Мюллер, — трупы-то очень характерно сгорели.

— Трупы... Трупы, — Фоске задумался, — Вот что! Надо отвезти их на комбинат, и...

— Вау! – Ервок радостно вскинул руки к небу, — Гениально! Там таких сгоревших до чертовой бабушки, несколько десятков роли не играют. Считать никто не будет!

— Нужен мазут и пожарные машины, — напомнил Фоске, садясь на мотороллер.

— Ясно-ясно! Сейчас мы все устроим... А ты сейчас куда?

— На комбинат, — ответил он, — точнее, в гуманитарный лагерь. Там надо быстро...

Чем-то это напоминало иллюстрации к романам Редьяра Киплинга о буднях британской колониальной армии в этом регионе в середине XIX веке. Ровные ряды простых серых брезентовых тентов, второпях поставленных для размещения огромной толпы людей, оказавшихся на открытой местности. Естественно — администрация, медпункт, полевая кухня, полевой умывальник и полевой сортир с канализацией типа «большая канава». Разумеется, все это находилось с востока от концессионной территории, так что ветер, стабильно дующий к Атлантическому океану, уносил плотные массы черного дыма в противоположную сторону. И, между прочим, горящая территория за бетонной стеной гармонично вписывалась в «киплинговский» стиль происходящего. Обладая известной фантазией можно было представить себе, что это штурмуемый мятежный город. Флаг, правда, подкачал: красный крест на белом фоне вместо имперского «Union Jack»...

Овамбский профсоюзный босс Дуало Нджо, увидев подъехавшего Фоске, оторвался от общения с несколькими гастарбайтерами, и подошел к адвокату-экологу.

— Ну, как тебе наша работа?

— Cool, — оценил Фоске, пожимая ему руку, — А что говорит приезжий пролетариат?

— Приезжий пролетариат осознает прошлые ошибки и вливается в ряды.

— Что, вот так сразу?

— Да, — профсоюзный босс улыбнулся. – Мы немного развили твою идею, и подумали: нечего им ехать домой. У нас есть для них работа, и условия, в общем, неплохие.

— Какая работа? – спросил Фоске.

— Строить порт на юге дельты Кунене, — ответил Нджо.

— Вот как? А деньги?

— Деньги будут. Тут как раз приехали интересные люди, и... — Нджо сделал паузу.

— И? – спросил Фоске.

— ...И они хотят поговорить с тобой, док, про всяко-разно.

— Хм... Надо же... Со мной, как с кем, они хотят поговорить?

— Просто, как с интересным человеком, — ответил профсоюзный босс и подмигнул.

«Интересных людей» оказалось двое, и они были чем-то похожи друг на друга. Оба – крупные, широкоплечие, энергичные мужчины, по возрасту чуть менее 40 лет. Но вот разница: один — типичный карибский негр, другой – не менее типичный скандинав. И разговор начал скандинав.

— Хорошего дня, док Юл Фоске! Меня зовут Йотун Йотсон, я исландец, из Акурейри, репортер агентства «Military Extreme Monitor», или сокращенно — MEM-agency.

— И вам хорошего дня, Йотун, — ответил Фоске, пожимая ему руку, — А ваш компаньон, кажется, мне знаком. Мистер Хубо Лерадо, президент республики Агренда, не так ли?

— Точно, — подтвердил карибский негр, протягивая руку адвокату-экологу. Кисть у него оказалась жесткая и твердая, как дерево, зато улыбка – мягкая и добродушная.

— Я рад с вами познакомиться джентльмены, — продолжил Фоске, — какая у нас тема?

— Вы любите сразу брать быка за рога? – спросил президент Агренды.

— Вы тоже, — ответил адвокат-эколог.

Хубо Лерадо хлопнул себя ладонями по бедрам и воскликнул:

— Тысяча дьяволов! Мне нравится такой подход! А как вы догадались, что я тоже?...

— Я не догадался. Просто, вы два года подряд занимаете строчку в five-top наиболее одиозных лидеров «четвертого мира». Для президента островов площадью менее 400 квадратных километров, это сильно. Я читал вашу биографию в «Forbes».

— Вы зря потратили время, док Юл. Там не биография, а полная херня, ложь на лжи.

— Нет, я не зря потратил время, — возразил Фоске, — то, что авторы-аналитики «Forbes» сочинили про вас именно такую херню, а не какую-либо иную, очень информативно.

— Хе-хе... — Лерадо сморщил лоб и почесал морщинки пальцами, — Вот бы никогда не подумал, что из этих текстовых помоев можно выловить что-то интересное.

— Кстати, — сказал Йотсон, — что вам удалось оттуда выловить, Юл?

— Ну... — адвокат-эколог усмехнулся, — Вас интересует кратко или подробно?

— Подробно, — вмешался Лерадо, — и, если нетрудно, объясните, почему вы отнесли мою страну к «четвертому миру»? Мы не такие бедные! Наш доход на душу населения уже превысил в этом году уровень восточной части Евросоюза. А еще через два года запад Евросоюза тоже будет болтаться у нас в кильватерном следе, как говно в прибое.

— Классификация, — сказал Фоске, — не всегда зависит от доходов, хотя пресса называет «четвертый мир», клубом нищих наций. Сенегал, где доход 2000 на душу, официально отнесен к «третьему миру», а Ангола, где 8000, официально в «четвертом мире».

— А от чего зависит классификация? – спросил президент Агренды.

— Это проще объяснить графически. Хотите?

Оба собеседника дружно кивнули, и тогда адвокат-эколог, выдернув лист из бумажного блокнота, быстро начертил на нем квадрат и разделил на четыре части двумя линиями, вертикальной и горизонтальной, после чего написал сверху слово «Matrix».

— Это укрупненная Матрица. Именно так, с большой буквы «М».

— Как в культовом кино про мир в компьютерной реальности? — спросил исландец.

— Да, — Фоске кивнул, — но аналогия, конечно, условная.

— Продолжайте, пожалуйста, — заинтересованно произнес Лерадо.

Фоске снова кивнул, начертил в правой верхней клетке римскую цифру «I», а в правой нижней — цифру «III». Левой верхней досталась цифра «II», а левой нижней — «IV».

— Это, опять же, условность. Справа – «первый мир», резиденция законодателей мод в Матрице. Под ними – «третий мир»: страны, лидеры которых принимают эти правила, признают свое подчиненное положение и за это получают некие номинальные бонусы. Слева – социалистический «второй мир», уничтоженный по итогам Холодной войны.

— А Красный Китай с почти полутора миллиардами населения? – спросил Лерадо.

— А кто называет КНР страной «второго мира»? — в свою очередь, спросил Фоске.

— Никто не называет, — ответил президент Агренды.

— Вот именно! Я же говорю: «второй мир» уничтожен. Так записано в Матрице, значит, такова официально признанная реальность.

С этими словами, адвокат-эколог перечеркнул крест накрест левую верхнюю клетку, и продолжил изложение.

— Остаются страны «четвертого мира». Если бы Холодная война продолжалась, то они, вероятно, были бы втянуты в орбиту «второго мира», но «второй мир» был побежден и вычеркнут из Матрицы. Даже сам термин «второй мир» сейчас табуирован.

— Я никогда не задумывался об этом, — признался Йотсон, — хотя, по логике, это должно насторожить любого аналитика: первый, третий и четвертый мир есть, а второго нет.

— Матрица полна парадоксов, — весело ответил Фоске, — вообще, тут можно выстроить множество философских гипотез. Например: что после исчезновения «второго мира» Матрицу перекосило из-за нарушения баланса противоположностей. Тогда мы можем объяснить, почему «Первый мир» маниакально ищет себе Великого Врага, перебирая варианты. Всемирная наркомафия? Слабовато. Мошенническая оффшорная империя? Неубедительно. Масонский заговор? Чушь. Тоталитарные зомби-секты? Совсем чушь. Исламский терроризм? Годится, но временно. Сейчас уже идет поиск чего-то нового.

— А при чем тут «четвертый мир»? – спросил Хубо Лерадо.

— Есть еще одна философская гипотеза, — сказал Фоске, — Если клетка Великого Врага слишком долго будет пустовать, то ее займет конгломерат стран «Четвертого мира», объединенный вокруг какой-то страны-локомотива из числа аутсайдеров. Эта гипотеза неплохо объясняет парадоксальные войны коалиции «первого мира» против некоторых маленьких стран уже после Холодной войны. Но, повторяю, все это лишь гипотезы.

Хубо Лерадо постучал кулаком по колену и с шумом выдохнул воздух.

— Для нас это не гипотеза, Юл. Наши аналитики считают, что Агренда станет мишенью очередной коалиционной войны, причем это произойдет еще до следующих выборов. Выборы у нас стартуют через два года. Агренда уже была мишенью одной из операций «первого мира» в эпоху Холодной войны, и второй раз, уже в после Холодной войны примерно шесть лет назад. Очень не хочется получить это в третий раз.

— Я сожалею, — сказал Фоске, — Но, по-моему, этого не избежать. Агренда развивается слишком быстро, и Матрица уже опознала ее, как потенциальную страну-локомотив.

— Хубо, я говорю тебе то же самое, — заметил Йотун Йотсон.

— Я и сам уже понял, — произнес президент Агренды, — вопрос: что делать? Про это, все философские гипотезы молчат, черт бы их подрал!

— Почему же молчат? – возразил адвокат-эколог, — имеются философские процедурные гипотезы, которые раскрывают как раз вопрос: что делать?

— Социальная экология, верно? – предположил исландец.

— Смотря, что называть «социальной экологией», — уклончиво ответил Фоске.

— То же, что называет доктор Кави Айви из Новой Зеландии, — сказал Лерадо.

Фоске посмотрел на президента Агренды с некоторым удивлением.

— Вы хорошо знакомы с Кави?

— Да. Меня с ней познакомил Йотун, и я получил у нее рекомендации по некоторым вопросам. В частности она сказала, что по прикладной социальной экологии лучше консультироваться с вами, док Юл. Судя по тому, что произошло здесь сегодня, она совершенно права, — Лерадо махнул рукой в сторону горящего комбината.

— Это трагическое стечение обстоятельств, — заметил Фоске, — Сложный климат, плюс халатность менеджеров, плюс пренебрежение техникой безопасности.

— Хе-хе... Вы думаете, док Юл, что в это кто-нибудь поверит?

— Я докажу это в суде, как дважды два, — невозмутимо ответил адвокат-эколог.

— В суде?! О, черт! Но как?!

— Видите ли, Хубо, для этого как раз и создана прикладная социальная экология.

— Так...- Лерадо погладил пальцами лоб, — Я скажу прямо. Через два года на нас нападет коалиция «первого мира». И мы не намерены быть «мальчиками для битья». Мы начали готовиться к тому, чтобы дать серьезный бой «первому миру». Даже если мы потерпим поражение, это останется в истории, и сработает в будущем. И еще: мы сохраним часть экономической структуры. Мы эвакуируем несколько технополисов в союзные страны, отдаленные от Карибского региона. Вы уже, видимо, догадались, что один технополис будет построен здесь, в Намиб-Овамбо, у Берега Скелетов, в районе дельты Кунене. По мнению наших аналитиков, здесь у технополиса есть шанс уцелеть. В регионах, сильно удаленных от центров «Первого мира», возможны некоторые вольности в экономике и политике. Вы не случайно устроили тут... Э... Трагическое стечение обстоятельств. Я думаю, вы четко рассчитали: тут «первый мир» плюнет, и не будет вмешиваться. Есть прецеденты такого невмешательства в разных удаленных регионах.

— Например, — сказал Фоске, — Северные Соломоновы острова Буга-Бука.

Президент Агренды насторожился:

— Почему вы привели именно этот пример, док Юл?

— Потому, что это любимый пример Кави Айви, что вполне естественно. Ведь из этих прецедентов, Буга-Бука — ближайший к Аотеароа — Новой Зеландии, и Кави довольно подробно изучала развитие событий вокруг этого кусочка юго-западной Океании.

— Да, верно, — Лерадо кивнул, — А теперь, что вы скажете о нашей стратегии?

— О какой стратегии, Хубо?

— О той, которую я вам только что изложил.

— Гм... Вы хотите услышать прямой и честный ответ?

— Да. Именно.

— В таком случае, — сказал адвокат-эколог, — я вас огорчу. Это вообще не стратегия, это романтичный бесплодный героизм, тысяча первый римейк древнеримского восстания Спартака, с известным финалом. Я увидел лишь одну рациональную идею: эвакуация технополисов, но чтобы это сработало, необходим системный подход, а у вас его нет.

— Прекрасно! – Лерадо широко улыбнулся, — док Кави предупреждала, что вы ответите именно так. Еще, она сказала, что если вас заинтересует ситуация, то вы поможете нам разработать действительно толковую стратегию. Разумеется, не бесплатно.