"Зеркало перемен. 1. Дарующая жизнь" - читать интересную книгу автора (Воронина Тамара)* * *Маркус предусмотрительно заставил ее надеть сапожки, и оказался прав: трава-то высохла, но шли они по дороге, и грязища была… ну такая вполне сибирская. Второй месяц здесь… уже почти два. Дома был конец июня, значит, сейчас конец августа, откуда земляника? Она давным-давно должна была кончиться. Она спросила Маркуса, и тот прочитал ей длинную лекцию об особенностях местного климата. Здешняя Сибирь (королевство, кстати, называлось Сайбия, ладно хоть не Сайбери, а столица – Сайба) была не столь суровой. Лето не было коротким и малоснежным, тепла ожидали еще долгого, а вот зима была короткой – снег лежал никак не дольше трех месяцев. Однако Лена смутно представляла себе пешее зимнее путешествие – или в теплые края уходить, или оседать где-то. Какого-то особенно долгого ненастья Маркус не помнил, и тем более не помнил шут, – ни особо лютых морозов, ни убийственной жары, ни бесконечных ливней, неурожаи случались, но чаще не по вине стихии, а как следствие войн, но войн давно не было, и народ Сайбии жил совсем неплохо и уж точно не голодал. Вот, говорят, где-то в Африке плохо, а в обозримых землях особенно не жалуются. В земле росло все. Из серии «воткни оглоблю – будет дерево». Охотно плодились овцы и птицы, коровы исправно давали молоко, только, конечно, требовало это крестьянского труда. Еще бы… Лена с ужасом вспоминала времена, когда принято было сажать картошку, потому что магазинную есть было нельзя, а на рынке покупать считалось буржуйством. Лена бы предпочла вовсе ее не есть, лишь бы не мучиться в поле с лопатой. Лена рассказала им о мероприятиях под названием «помощь подшефному совхозу». Они просто не поняли: то есть как это – послать Гильдию, скажем, белошвеек помогать полоть морковку? или Гильдию бойцов – капусту осенью рубить? им даже орудий труда выдавать не надо – мечами поработают… Дикий мир, Делиена, совсем дикий. Человек должен заниматься своим делом, лучше всего тем, к которому он расположен, а не работают одни аристократы, им некогда, они интригуют. Тогда она рассказала о причудах «новых русских», что вызвало разговоры, напомнившие Лене тоску иных ее знакомых о «твердой руке». Правда, шут и Маркус под «твердой рукой» подразумевали короля и его наместников: не сильно-то позволялось аристократии разгуляться, хотя, конечно, свободы у «сливок общества» было побольше. Уже совсем стемнело, когда возник замок. Не большой барский терем, а самый настоящий замок-крепость. С башенками. Со рвом и мостом на цепях (ржавых, по заверению Маркуса). Они сошли с дороги. – Я так думаю, шуту туда все ж лучше не соваться. А я схожу. Вы подождите. – Если не вернешься? Маркус подумал. – Вернусь. Так что ждите через пару часов. Шут расстелил на влажной от росы траве одеяло. Было промозгло. Все же август, ночи уже холодные. Правда, эльфийский плащ был чудесно теплым, и они завернулись в него оба. Шут ласково поглаживал Лену… где придется. Приходилось все больше на талию. – Тяжело тебе у нас, – заметил он. – Ты похудела. – Я всю жизнь об этом мечтала, – сказала Лена. – На диете сидела, даже в спортзал ходила. А оказывается, всего-то надо было по свежему воздуху пешочком… – А почему мечтала? – Любишь толстых? – Толстых не люблю. А ты была толстой? Не заметил. Ох, знала бы ты, чего я хочу… – Знаю, – буркнула Лена. – Нетрудно догадаться. Туда, в замок, чтоб ванну с горячей водой, а потом нормальную постель. Мягкую и чистую. – В нормальную постель. Мягкую и чистую. С тобой. Не веришь? Ну, убедиться-то легко, – он тихонько засмеялся и поцеловал ее в висок. Где уже два месяца отрастали седые волосинки среди темных. Седеть Лена начала не так давно, но красила волосы тщательно, почти в свой собственный цвет, потому никто и не догадывался. – Почему у тебя столько седых волос? Ты ведь молодой совсем. – Так, – неопределенно заметил шут. Лена надулась. – Ну прости… Это смолоду. результат коррекции. Мне трудно давалось. Начав, ее нельзя прекратить. Маги думали, я не выживу. – Он мальчишески улыбнулся. – А я цепкий. – Не дождетесь, – пробормотала Лена, вспомнив анекдот про Рабиновича. Шут заинтересовался, пришлось рассказывать, потом объяснять, потом вдаваться в историю евреев и историю антисемитизма, в истоки еврейских анекдотов, которые они часто сами про себя и выдумывают, вспоминать еще несколько анекдотов – и шут весело хохотал и рассказывал ей смешные анекдоты о кайтах – местном варианте чукчей. И вдруг оборвал себя. – Маркуса давно нет. Больше двух часов. Дальнейшее ожидание было уже не веселым. Время тянулось, и чем ближе к утру – тем дольше. Когда начало светать, Лена спросила: – Мы же его не оставим? – Нет. Я схожу… – Нет, схожу я. – Лена, ты всерьез думаешь, что я отпущу тебя одну? Не дождешься. – А ты всерьез думаешь, что я тебя одного отпущу? Вспомнились американские фильмы, где герой, не желая рисковать другом, вырубает его аккуратным нокаутом и под горькое «sorry» отправляется крушить врагов в одиночку. Будь Лена Шварценеггером, она так бы и сделала, но поблизости не имелось кирпичей, а без помощи тяжелых предметов ей не удалось бы вырубить даже кошку, не то что шута. Поэтому они молча встали, шут вскинул на плечо их изрядно похудевший багаж и решительно зашагал к мосту. Лене пришлось догонять его бегом. В нежном утреннем свете замок казался декорацией. Был он невелик, крепостная стена сильно напоминала кремлевскую ровной кладкой темно-красного кирпича и аккуратными зубцами наверху. Ворота были закрыты. Шут побарабанил кулаком во врезанную в мощные ворота узкую дверцу и невольно отступил, когда в проеме появился стражник в кирасе и приказал: – Войди. Шут глянул на Лену. – А я могу войти, гвардеец? – Прошу, Светлая. Он поклонился, уступая ей дорогу. Шут неохотно шагнул следом. Их провели в сам замок, тоже очень похожий на декорацию: по стенам было развешано слишком много гобеленов, секир, мечей и щитов. В небольшой холодной несмотря на огонь в камине, комнате под охраной нескольких стражников сидел понурый Маркус и не менее понурый толстячок, видно, хозяин. Взглянув на них, Маркус покачал головой, а офицер в белой кирасе удовлетворенно кивнул: – Я же говорил, Проводник, что они придут сами. – Ну и дураки, – огрызнулся Маркус. При нем не было оружия, а вот короткий подсохший порез на шее был. Это называется «нож к горлу». Или меч. – Проводник Маркус Гарат и бывший королевский шут, – возвестил офицер, – вам предписано явиться в Сайбу. Вы пойдете добровольно, или вас доставят в цепях. Отдай мне оружие, шут. Шут снял лук и колчан со стрелами, отцепил от пояса кинжал, а взамен получил сияющий металлический браслет. Стражники оттеснили его в сторону. Он прислонился к стене и посмотрел на Лену. – Мне тоже предписано явиться в Сайбу? – вежливо поинтересовалась она. Гвардеец вроде даже испугался: – Что ты, Светлая! Как можно приказывать тебе? – Нет у нас выбора, – буркнул Маркус. Шут кивнул и тихо произнес: – За все надо платить. – Гвардеец, – еще тише произнесла Лена, чувствуя, как подступают слезу – к глазам, к горлу, даже к ушам, – мы хотели уйти из этого мира. Действительно. Что нужно королю от моих друзей? Шут сделал было шаг, но охнул и шарахнулся назад, ударившись затылком. – Стой на месте, – скомандовал гвардеец, – если не хочешь неприятностей. Проводник! К стене! Маркус присоединился к шуту и сказал с укором: – Зря вы пришли, – и тоже дернулся назад, и тоже стукнулся затылком. И тут встал еще один, такой неприметный, вроде самой Лены, такой серенький, что сразу стало ясно, чей он сотрудник. – Довольно, гвардеец, – прошелестел он, и тот щелкнул каблуками и звякнул кирасой. – Маркус Гарат и бывший королевский шут, я полагаю, у вас действительно нет выбора. Светлая, я всего лишь гонец, но, может быть, ты позволишь мне сказать несколько слов от себя лично? Он стиснул пальцами какой-то амулет – сразу воцарилась абсолютная тишина – и продолжил: – Возникли некие обстоятельства, которые вынудили короля послать стражу на поиски твоих спутников. Я полагаю, им не угрожает ни немедленная казнь, ни даже суд. И еще я полагаю, что король будет крайне благодарен тебе, Светлая, если ты согласишься посетить Сайбу. – Не думаешь же ты, охранитель, что я оставлю их? – удивилась Лена. – Нет. Я – не думаю. Я скажу тебе больше, Светлая. Что-то неладное происходит в Сайбии. И как-то это связано с твоими спутниками. – И со мной? – Я не знаю. Я всего лишь сыщик, Светлая. Я ищейка короля. Но мне кажется, что король нуждается в тебе. – Успокойся, охранитель. Я не оставлю своих спутников. Никогда не оставлю. Только позаботься о том, чтоб гвардеец больше не причинял им боли. – Не в моих силах, если они нарушат правила. – Не нарушат. – Тогда обещаю тебе это. Он снова стиснул амулет, и в мир вернулись звуки. Интересная штука. Шут и Маркус встревоженно, и неизвестно кто больше, следили глазами за Леной, однако стараясь не делать резких движений. Лена шагнула к ним, и оба синхронно вздрогнули. Охранитель покачал головой, а Лена резко развернулась к гвардейцу и ласково спросила: – Это как понимать? Они разве нарушили какое-то правило? Стоят себе смирно и не шевелятся. Что ты себе позволяешь, стражник? – Тебе нельзя с ними разговаривать, Светлая. – Мне – нельзя? – искренне удивилась Лена. – Это ты так решил? Или король Родаг? Запретить мне? Очень интересно. – Если ты захочешь поговорить с ними, то должна… – Должна? – самым сладким голосом спросила Лена. – Охранитель, разве я кому-либо что-либо должна? – Разумеется, нет, Светлая, – вздохнул охранитель.– Гвардеец просто ретив… не в меру. – Я должен обыскать их, – сообщил гвардеец. Против этого Лена не возражала. Маркус поднял руки и терпеливо ждал, пока офицер старательно шарил по его телу; нащупав амулет, решительно его снял. Маркус хмыкнул. Шут тоже безропотно позволил себя обыскать, но вот амулет не снимался – цепочка оказалась слишком короткой. Гвардеец рванул что было сил, но единственным результатом было только то, что шут не удержал равновесия и упал у его ног, схватившись за шею. Посмотрев снизу вверх, он сказал: – Амулет можно снять только вместе с головой. Если короля это устроит – приступай. Но не родился еще человек, который сможет порвать цепочку гномской работы. – Меня обыскивать будешь? – медово поинтересовалась Лена. – Или все же воздержишься? – У меня нет никаких приказов насчет тебя, Светлая, – с сожалением сказал гвардеец, ставя на стол их дорожную сумку и расстегивая ремень. – Давай, давай, – подбодрила Лена, – поройся в моем белье. Шут фыркнул, а Маркус откровенно захохотал – впрочем, веселились они недолго, браслеты мигом привели их в крайне серьезное расположение духа. Гвардеец героически порылся в сумке, а там действительно ничего не было, кроме хозяйственных мелочей, белья и зеленого эльфийского платья. Мужчины не давали ей нести даже свои вещи. Лена хихикнула, когда он вытащил лифчик и, покраснев, торопливо засунул его обратно. – Нравится? Там еще трусики есть. И туфли. Кстати, будь любезен, дай-ка мне туфли, у меня ноги в сапогах устали. Лена и правда с облегчением переобулась. Что понадобилось Родагу? Верить охранителю она не спешила. Во-первых, верить спецслужбам любой страны в любом мире не стоит. Во-вторых, Родагу могла понадобиться именно она, а он, вероятно, считает, что нет другого способа заманить Светлую, кроме как держа на цепи ее друзей. Как Лиасс. Ну и дурак в таком случае, потому что можно было бы просто попросить прийти. Она бы пришла. Наверное. Хозяин замка с тоской и виной смотрел то на Лену, то на Маркуса. Ему тоже выбора не оставили. Даже из помещения не выпускали. Разумный сыщицкий ход: куда может податься Проводник, как не к старому приятелю, который ему должен, особенно если учесть, что имущества у Проводника было только то, что на нем надето. Так, видно, и разослали засады по друзьям Маркуса, может, даже на ферму, где жил когда-то шут… Хотя вряд ли. Его даже по имени не называют – просто бывший королевский шут. Он никто в этом мире. А для Лены – все. – И когда отправляемся? – Если позволишь, Светлая, то немедленно, – поклонился охранитель, покопался в кармане длинного жилета, вытащил еще один амулет, направил его на стену и сжал. Стена исчезла, вместо нее открылось чистое поле и скромный домик вдалеке. Переносной телепорт. И никакой камеры нуль-транспортировки. Подкачали Стругацкие, не додумались… – Надо спешить, амулет одноразовый, – сказал охранитель. Солдаты резво повыскакивали в чисто поле, следом гвардеец выгнал (явно не без помощи браслета – ну что за садист, он мне еще за это заплатит!) обоих пленников, вышел сам, а охранитель подхватил сумку и сделал Лене приглашающий жест. С поклоном. Ох, не нравились ей поклоны этого типчика… Российский стереотип, наверное. Не верь гебистам. Солдаты поглядывали на Лену виновато, а на начальника – осуждающе, но, конечно, когда он отворачивался. До арестантов им дела не было: велено доставить – доставим, а вот со Светлой обращаться надо поуважительнее. Когда путь им пересек ручей, один из солдат, не спрашивая, подхватил Лену на руки и перенес ее на другой берег, чтоб она, не дай бог, ножки не замочила. Гвардеец вошел в домик, а Лена тут же подошла к мужчинам. – Больно? Шут помотал головой. На шее слегка кровоточила ссадина – этот придурок перестарался. – Вы уж постарайтесь вести себя прилично, хорошо? Особенно ты, – она прикоснулась к щеке шута. Довольно демонстративно. Наблюдая краем глаза за дверью, Лена ловко поймала момент и поцеловала шута к щеку, как могла, нежно, чтоб гвардеец увидел, кого обижает. И подумал, чем это может обернуться. Кажется, ее слова могут материализоваться. Если в это верил даже Владыка эльфов, то уж простой гвардеец просто обязан быть в этом убежден. Тем же краем глаза она заметила, что гвардеец остановился и ошарашенно уставился на нее. Шут прыснул: он-то прекрасно все понял, а чтоб его смешок не был замечен, пришлось поцеловать его не в щеку, а он без всякой показушности, зато с удовольствием ответил… Солдаты смотрели на шута благоговейно. Интересно, а Странницы вообще должны проявлять интерес к мужчинам или по рангу не положено? Маркус как-то обходил этот вопрос. Надо будет спросить… Если вообще получился спросить… Что там на уме у короля? И у короля ли? Ох устрою я им тогда, мало слез Светлой показалось, самолично собственную кровь пролью, посмейте только их обидеть… Им был предоставлен транспорт – карета типа «черный воронок» и лошади. Перед гвардейцем встал выбор: в карету Лену нельзя – там место для пленников, а верхом она ездить не умела. На решение проблемы у него ушло полчаса. Никакой силой не удалось бы ее усадить на лошадь рядом с гвардейцем. Охранитель взял весь риск на себя: Лене позволили сесть в черный ящик на колесах. Сидячих мест там было всего четыре, а людей набралось пять, но шут решил эту задачу быстрее гвардейца: просто сел на пол у ног Лены. Не без демонстрации. Ему было неудобно, впрочем, неудобно было всем, карету немилосердно трясло, потому что ехали быстро, и, приземляясь на пол после особо крупных ухабов, шут болезненно морщился. На физиономии охранителя пару раз промелькивало умиление, которое он старательно сгонял, и, на взгляд Лены, чересчур старательно. Не нравилось ей все это. Очень не нравилось. А делать что? Особенно с учетом магических наручников и этого садиста… Гвардеец поежился под ее неприязненным взглядом. Пусть помучается, пусть пресловутое равновесие летит к чертям. Если бы шут и Маркус нарушили правила, сделали что-то недозволенное, а то ведь так – для острастки. Власть получил, малюсенькую такую, но власть. Можно амулеты с шеи рвать… – Позволь спросить, Светлая. Это эльфийская работа? Охранитель любовался браслетом на ее руке. Он и правда был красив настолько, что Лене не верилось, будто чьи-то руки могли создать такую прелесть. Браслет состоял из чуть скругленных квадратиков, соединенных между собой и плотно, и в то же время подвижно, а на каждом квадратике что-то было вырезано: рассмотреть без очков Лене не удавалось. Металл был совершенно незнаком: вроде белый, как серебро, но под солнцем играл цветами спектра, а при свете костра отливал красным и золотым. – Эльфийская. А что? – Красиво. У меня тесть ювелир, и хороший, но такой красоты я никогда не видел. Тряхнуло так, что высокий гвардеец стукнулся головой о крышу кареты. Шут невнятно выругался и потер сидячее место. – Сейчас начнется хорошая дорога, – пообещал охранитель, словно ждал именно этого последнего ухаба, и не ошибся, дальше карета покатилась по гладкой дороге. Ехали долго. Лена непроизвольно поглаживала плечо шута, когда оно попадалось ей под руку, а попадалось оно почти постоянно. Ну совершенно случайно! Гвардеец злился, но не рисковал активировать браслет – а вдруг бы и ее как-то зацепило. Снаружи однообразно грохотали копыта, внутри молчали, даже охранитель перестал имитировать светскую беседу. Что потребовалось королю от шута? Передумал? Все-таки решил удавить? В интересах государства… Странно: шут вроде говорил не то чтоб о дружбе, но об отношениях достаточно близких. Ну, допустим, он действительно сам виноват и публичную – и символичную – казнь заслужил, но не смерть же. Во имя каких государственных интересов можно смотреть, как у тебя на глазах душат человека, которого ты сам же другом называешь? Нет. Что-то тут не так. И неслучайно шут не говорил о дружбе, хотя в целом слова плохого о Родаге не сказал. Наоборот – только хвалил. И король замечательный, и человек хороший. Странные представления о «хорошести». Солнце стояло уже очень высоко. Окон в карете не было, кроме одного – и очень небольшого – в крыше. Вот в него солнце и жарило. Лена никак не могла отстраниться, охранитель любезно предложил ей свое место, но гвардеец вряд ли позволил бы пересесть шуту, и Лена отказалась. Когда карета наконец остановилась, у нее уже основательно болела голова и настроение оставляло желать лучшего. Солдат открыл дверцу, и гвардеец вытолкнул шута наружу, не дав ему даже встать. Правда, шут выпал как-то очень ловко, аккуратно сгруппировавшись, но локоть все-таки ушиб и от помощи солдата не отказался. Когда офицер занес ногу над ступенькой, Маркус мощно поддал ему под зад сапогом, и тот шмякнулся во весь свой могучий рост. Кираса загремела о камни, шут фыркнул, да и охранитель с трудом подавил улыбочку. «Старый дурак!» – прошипела Лена, и не ошиблась, потому что гвардеец немедленно активировал браслеты. Оба. У Маркуса подогнулись колени, а шут и вовсе просто опустился на брусчатку совершенно без сил. Лена выбралась из кареты и только собралась устроить гвардейцу Варфоломеевскую ночь, как появился старый знакомый офицер из горских Гаратов, которого они вообще-то похоронили. Порядок был наведен мгновенно. Ретивый гвардеец изгнан в казармы, охранитель вынут из кареты, солдаты выстроены в две шеренги, пленники загнаны между ними… Перед Леной он склонился в глубоком поклоне. – Рад твоему возвращению, Светлая. Позволь мне проводить тебя. Лена позволила, потому что ее провожали в том же направлении, что и остальных. – Мы думали, что Крон… что он… – Он пытался, Светлая. Но я был к этому готов и, как видишь, жив и рад тебе служить. Ему Лена почему-то верила, хотя именно эти руки затягивали удавку на шее шута. Даже неприязни к нему она не чувствовала. Начала привыкать к этому миру? Служба у человека такая: велено удавить – удавит, велено спасать – спасет, как королю будет угодно. Их привели в ту же самую комнату с тремя креслами, и одно кресло было немедленно предложено Лене. Кроме того, ей принесли шиану, а арестантам дали напиться. Маркус подмигнул ей: ну, пусть больно было, уже прошло, зато удовольствие-то какое! Шут тоже выглядел не умирающим, но и не веселым. Пожалуй, его перспективы были не самыми лучшими. Стремительно ворвался Родаг и увидел Лену. Какая радость появилась на его скорее суровом, чем мягком лице – ни в сказке сказать, ни пером описать. Он подошел, почти подбежал к Лене, поклонился, почтительно, но с королевским достоинством – Лена в ответ присела в реверансе. Не самом изящном, если быть честной. Вообще говоря, это был первый реверанс в ее жизни. – Я боялся надеяться, что ты придешь, Светлая, – поднимая ее, сказал король. – Разве я не клялась тебе в верности? Он опешил. Странно. Лена отчетливо помнила, что довела их тут всех до полуобморока этой своей клятвой. Или он счел, что слова Светлой – так, полная фигня, собака лает – ветер носит? – Но я не смел и думать… Разве ты… не фигурально? – Не фигурально, – отрезала Лена. – Прости, что у нас не получилось… уйти. Шут нарушил клятву не по своей вине. Я не отпустила его. – Прощаю, – охотно согласился король, поворачиваясь к пленникам. – Я прощаю тебе нарушение клятвы, шут. Тот опустился на одно колено и склонил голову, но облегчение на его лице Лена увидеть успела. Кто знает, как он чувствовал себя в качестве клятвопреступника… после коррекции. Маркус на всякий случай тоже встал на колено, и тоже был прощен небрежным кивком. – Я возвращаю вам вашу клятву. Это официальное заявление. И прошу вас остаться в Сайбе. – Я поклялся тебе в вечной верности, – тихо сказал шут, – и эту клятву обратно не приму. Маркус просто кивнул: мол, аналогично, горские Гараты клятвами просто так не разбрасываются, мы народ простой, незатейливый, вояки и рубаки, только скажи… Король посмотрел на них очень внимательно, и покивал – согласился. Он усадил Лену в кресло, сел в соседнее, однако Маркуса и шута поднимать с колен не спешил. Дурные королевские привычки. Впрочем, оба чувствовали себя вполне комфортно и ничего особенного в своих позах не видели. Дурные средневековые привычки. Лучше бы они тут курили травку и пили водку. – Я пока не могу объяснить тебе всего, Светлая… не потому что хочу скрыть это от тебя, я просто и сам не знаю. Вас ведь настиг Крон? Мне жаль, что я не внял предостережению шута. Я был зол, а гнев плохой советчик. Но Карис запомнил его слова и сообщил в Гильдию магов. Так вот, после... возвращения Крона и произошли некоторые события, вынудившие меня послать на ваши поиски несколько отрядов. Я надеялся, что вы еще не успели покинуть королевство, ведь мужчины были ранены, а я слышал, что через Границу не пройти с кровоточащими ранами. Я уже начал отчаиваться, когда вы появились. – Могу я задать вопрос, мой король? – тихо спросил шут. Родаг покосился на него, подумал и кивнул. –Открылось Зеркало? – Откуда ты… Как ты можешь это знать? – аж задохнулся король. Шут поднял голову: – Я читал Последнюю книгу, мой король. Маркус аж рот открыл. Король реагировал немножко более сдержанно, однако удивлен был не меньше. Вот бы понять еще, что там за Последняя книга, куда открылось Зеркало и какое отношение к этому имеют они трое. А заодно и что бы делал Родаг, если бы Лиасс не выпроводил их из своего мира. – Да, мой шут. Открылось Зеркало. И Верховный маг увидел в нем три силуэта – два мужских и один женский. Согласитесь ли вы встретиться с Верховным магом? Маркус никакого энтузиазма не высказал, а шут кивнул, хотя и без всякого желания. – Я готов. – Я вот не готов, – буркнул Маркус, – но я дал клятву, и если ты потребуешь, то встречусь. – Я потребую, – сухо сказал король, и Маркус тоже кивнул: – Я готов. – Светлая, могу я просить тебя о встрече с Верховным магом? В его голосе были умоляющие нотки. Интересно, чем страшен этот маг, если Лене удалось пережить близкое знакомство с Владыкой эльфов? Очень близкое знакомство. – Я встречусь с ним. Все-таки Родаг был непозволительно порывист для короля. Он вскочил, поцеловал Лене руку буквально вылетел из комнаты. – Вы так стоять и будете? – Так и будем, – вздохнул шут, – пока он не вспомнит, что у нас колени не каменные. Лена, не бойся. Вряд ли для тебя встреча с Верховным магом может быть опасна. – А для вас? – Неприятна, – признался шут. – Но большей частью не смертельна. – Большей частью, – проворчал Маркус. – Ага. Я с ним не раз встречался, так что можешь мне верить. – А что такое… Тут вернулся король. Вообще, Лена ждала седобородого старца в мантии, но с Родагом был невысокий стройный крепыш лет под шестьдесят на вид, блондин, но другой масти, чем король. У Родага были льняные пушистые волосы и ярко-голубые глаза (без крапинок), а голову крепыша украшала роскошная копна кудрей соломенного цвета, зато глаза было черные. Не карие, а черные – без зрачков. – Светлая, – вежливо поклонился он, – благодарю тебя. Нет, не вставай. У тебя может закружиться голова. Я должен посмотреть тебе в глаза, если позволишь. Лена позволила. Голова не закружилась, хотя взгляд был неприятный – словно яма бездонная. Нефтяная скважина. Тюменская сверхглубокая. Потом он подошел в Маркусу, крепко, как мальчишку, взял его за подбородок и тоже вгляделся ему в глаза, а когда отпустил, Маркус попросту свалился на пол. Шут поднял голову сам. – Все так же безрассуден, – тихо, но явственно пробормотал маг, вглядываясь в темные крапинки, и потом шут тоже упал. Маг неспешно дошел до свободного кресла и опустился в него. – Все будет хорошо, Светлая. Скоро им станет лучше… а пока не стоит мешать. Пусть отдохнут. Скажи мне, Делиена, не висит ли у тебя на груди под платьем серо-красный камень в форме капли? – Висит, – не стала отрицать Лена. Маг кивнул. – Это бесспорно они, мой король. Идущая к свету и два ее спутника. Оберегай их. Всех троих. Я понимаю, что тебе будет трудно объяснить возвращение шута… и шутом он быть уже не может… – Трудно будет не мне, – дернул плечом Родаг, – я в конце концов имею право на королевскую блажь. Трудно будет ему. Больше его не защищает закон. Только я. – И она. Немного найдется людей, которые рискнут прогневить Светлую. Делиена, ты ничего не почувствовала? – Ничего, – призналась Лена. – А должна была? Разве на меня действует магия? – Действует. Просто не так, как на других. Но раз ты ничего не почувствовала… ни головокружения, ни сердцебиения? – Ничего. А я имею право знать, что за Зеркало? – Карис Кимрин все объяснит тебе. Ответит на все твои вопросы. Ты помнишь Кариса? Он звезд с неба не хватает, но честный малый. Можешь располагать им по своему усмотрению. Гильдия предоставляет его в полное твое распоряжение. Сразу предупреждаю: боевая магия не является его сильной стороной. Но не гони его. Он довольно начитан, сообразителен и… он просто преклоняется перед тобой, Светлая. Преклоняется? Уж не за то ли, что Маркус около его шеи шпагой манипулировал? Ну… у всех свои кумиры. Прожить почти сорок лет совершенно незаметной серой мышкой, быть женщиной, на которой редко останавливается взгляд мужчины – и вдруг оказаться предметом культа. Фу. Первое, конечно, нехорошо, но нормально, второе хорошо, но ненормально. Можно еще понять Маркуса с его бзиком на путешествиях и Странницах, можно понять вкусившего силы шута, можно понять возвращенного к жизни эльфа, но остальных – увольте! Лена одним глотком допила оставшуюся шиану. Говорить магу, да еще Верховному, о своей банальности она не стала. Да и королю об этом знать не следует, раз он сам не догадался. Маг поднялся, поклонился. – Я прошу прощения, но мне лучше не находиться среди людей, лишенных магии. Прощай, мой король. Прощай, Светлая. Родаг коротко кивнул, посматривая на шута и Маркуса. Лена хотела подойти к ним, но Родаг остановил ее жестом: – Не стоит. Ты им сейчас не поможешь, пусть придут в себя. Мне пару раз довелось так… пообщаться с Верховным… Я им не завидую. Светлая, я могу попросить тебя остаться? В твое распоряжение будет предоставлено… да все, что ты пожелаешь. Ты вольна делать то, что тебе заблагорассудится, но молю тебя: не покидай Сайбу. – А им ты прикажешь остаться. – Им – прикажу. Но разве я могу приказывать тебе? Светлая, Сайбия нуждается в тебе. В вас троих. Их я могу удержать своей волей, но тебя удержит только твое желание. Если ты уйдешь… Я не знаю, что может случиться. Может погибнуть моя страна. Это не самая плохая страна в мире. – Скажи, король Родаг, а можешь ли ты попросить их остаться? Он растерялся, взъерошил пушистые волосы. – Не приходило в голову. Я король, Светлая, я рожден королем и воспитан королем. Я не привык просить своих подданных… – А ты попробуй, – предложила Лена. – Для разнообразия. Даже королю не всегда пристало приказывать. – Хорошо, – решительно кивнул он после паузы. – Я попрошу их, как прошу тебя. И… ты останешься? – А ты как думаешь? – вздохнула Лена. – Конечно, останусь. Я не оставлю их. Родаг улыбнулся. Он был все-таки симпатичный. Наверное, даже посимпатичнее шута и куда симпатичнее Маркуса. Один недостаток – король. – Шут будет нуждаться в твоей защите. Он нажил здесь столько врагов… Конечно, они бы все помалкивали, останься он шутом. Его защищал бы закон, который никто не рисковал нарушить уже две сотни лет. Но он… Я не знаю, что с ним сделалось, Светлая. Он стал просто невыносим. Раньше он был весел – стал язвителен. Был остроумен – стал саркастичен. Был очарователен – стал зол. Говорил жестокие вещи, как мне казалось, с удовольствием. Словно… словно потерял себя и никак не мог найти. Поверь, я не хотел… Я держался, сколько мог. Терпел его колкости, спускал все выходки подряд. Но когда он… Я не знаю, Светлая, есть ли мир, где шут может себе позволить ударить королевского советника и сохранить голову. У нас может. Так он и этого не захотел. Когда я узнал, что он сбежал с казни, я рассвирепел. – Ты приказал его убить. – А у меня был выбор? – Выбор всегда есть. Ты выбрал смерть человека, которого хотел считать другом. Прости, я не могу этого принять. – Я понимаю. Сейчас я не смогу его защитить, а удержать его и не мог. Вдруг получится у тебя. Он тебе обязан жизнью и честью, он должен тебя слушаться. Не отпускай его одного. Никогда и никуда. Пусть будет всегда… ну хотя бы с Проводником, если не с тобой. Шут хороший боец, но безрассудный. Будто у него сто жизней. Никогда не останавливается! – Не преувеличивай, мой король, – слабо произнес шут. Он еще полежал несколько секунд, потом неуклюже перевернулся на спину, сел и пожаловался: – Ну почему после разговоров с магами у меня непременно что-нибудь должно болеть? Ты не будешь возражать, мой король, если я тут непочтительно посижу? – Сиди уж, – отмахнулся король. – Как там Проводник? Он действительно из горских Гаратов? – Откуда мне знать, действительно или нет? Говорит, что из них, а зачем бы ему врать? Тем более мне, тем более по такому незначительному поводу? Эй, Маркус, не притворяйся, ты уже пришел в себя. – Не уверен, – умирающим голосом проговорил Маркус. Король фыркнул. Маркус, кряхтя и поскрипывая, тоже сел и привалился к стене. – Прости, мой король, но встать я, пожалуй, пока не способен. Интересно, что он во мне увидел, этот маг? – Мы соответствуем отражению в Зеркале? – спросил шут совсем другим тоном. И совсем другим тоном король ответил: – Соответствуете. Все трое. И я прошу вас остаться в Сайбе. Да, справиться с шутом наверняка было нелегко. Уж он-то не мог не понимать, что король редко просит своих подданных – он провел рядом с Родагом много лет, однако вместо того чтобы хоть как-то показать, что заметил просьбу, а не приказ, он вопросительно посмотрел на Лену, чуть улыбнулся и сказал: – А это уж как она решит. Родаг вскочил. – Ты понимаешь, о чем идет речь, шут? Твое Отражение появилось в зеркале! Я прошу тебя остаться в Сайбе, не приказываю – прошу! Шут покачал головой. – Я это заметил. И поверь, польщен. Но прости, мой король, сейчас моя жизнь принадлежит не тебе и даже не мне. Я хочу, чтобы ты это знал. Я пойду за Светлой, и только за ней. Уговаривай не меня, а ее. Если сумеешь. А ты сумеешь. Если будешь искренним. – Ты поставил все точки над i? – спросила Лена. – Или над чем у вас ставятся точки? Высказался? Успокоился? – Я спокоен, Делиена. Я не хочу, чтобы оставались какие-то сомнения. У короля. – Но ты хочешь остаться? Он помолчал, поизучал несложный рисунок на каменном полу и кивнул: – Да. Это моя страна и мой король. Если я им нужен, то я хотел бы остаться. Но я не уверен, что это нужно тебе. Зеркало – штука крайне опасная. В том числе и для тех, кто в нем отражается. Ты не сказал ей об этом мой король? – Все о Зеркале расскажет Карис Кимрин. Я вообще о нем не говорил, шут. А что скажешь ты, Проводник? – То же самое, мой король. Если останется Делиена, останусь я. Если уйдет она, уйду и я, и можешь отдать меня под суд за нарушение клятвы. Только, если мне позволено будет сказать, она останется. Шут тебя просто дразнит. Я бы на твоем месте как следует дал ему по шее. – Не надо по шее! – запротестовал шут. – Как чуть что – сразу по шее… И не дразню… почти. Да, мой король, я уверен: она останется, если ты просишь ее о помощи. – Прошу, Светлая, – он сделал пару шагов и встал прямо перед ней, поколебался не дольше секунды и очень так изящно и с достоинством опустился на правое колено и прижал в груди руку. – Я прошу тебя, Делиена Светлая, останься в моей столице. Сайба нуждается в тебе, и я нуждаюсь в тебе. – Хорошо, – испугалась Лена. Не нравилось ей, когда перед ней становились на колени: хоть на одно, хоть на оба. Совершенно не нравилось. И так же совершенно было очевидно, что шуту смертельно хочется, чтобы она согласилась остаться, потому что он чувствует свою вину перед королем. – Мы останемся. Только пусть им вернут оружие… – Разумеется, – не менее изящно вставая, кивнул король. – Прошу тебя остаться во дворце. Но если ты не хочешь, я подыщу достойное жилье в городе. Лена посмотрела на шута и вполне отчетливо прочитала все в его глазах. – Спасибо за приглашение. Я бы предпочла пока остаться во дворце. И я прошу тебя, соразмеряй слово «достойное» с моими понятиями, а не со своими. Мне не нужно ничего роскошного. – Как пожелаешь, – радостно улыбнулся король. Он и правда думал, что Лена откажется, и они все, гордо задрав носы, наплюют на просьбу короля. А даже интересно. Короли ее еще ни о чем не просили. Один, если Лиасса можно назвать королем, торопливо выгнал, заглянув в будущее, второй просит остаться… Наверное, в Зеркале отражается тоже что-то из серии «судьба», только не личная, а государственная. Ленка Карелина решает судьбы государства! Даже на анекдот не тянет. Впрочем, эльф говорил: они умрут, потому что поверят в твое проклятие. Вот и тут верят, что ее присутствие само по себе способно чем-то помочь. – Вам отведут комнаты в левом крыле. На втором этаже. Как, шут? Достойно? – Лучше на третьем, – возразил шут. – Зеленые комнаты? – А не тесно? – Ничуть. Поверь, мой король, ей там понравится. Родаг снова поцеловал ей руку. – Благодарю тебя, Светлая. Вас проводят. Он не по-королевски быстро удалился, вместо него тоже бегом, но без признаков величественности вкатился забавный маг Карис, раскланялся с порога и пригласил их следовать за ним. Шут с третьей попытки поднялся на ноги, подал руку Маркусу, и тот, не чинясь, принял помощь. Карис смотрел на них с сочувствием, но поддержать не рвался, а вот Лену деликатно взял под руку, вызвав негромкое ворчание шута. Наверное, все просто: мужчина должен справляться сам, не стоит подчеркивать его слабость, особенно если эта слабость преходяща. – Я очень рад, Светлая, что мне оказана такая честь, – искренне произнес Карис. – Если тебя не устроят мои услуги, достаточно сказать королю… но я сделаю все, чтобы ты была довольна. – Я вообще не уверена, что мне нужны услуги мага, – проворчала Лена. Карис был ей симпатичен, но она как-то вдруг устала до дрожи в коленях, и рука мага, крепкая, несмотря на его кажущуюся неатлетичность, была очень кстати. Он не обиделся. – Кто знает! Я могу оказаться полезным. Для начала должен рассказать тебе… о Зеркале. При последнем слове он понизил голос и, кажется, был действительно испуган. – Ну расскажи, – согласилась Лена. – Древний магический артефакт, похожий на зеркало, только в нем ничего не отражается, и только в переломные моменты истории возникают некоторые изображение, которые Верховный маг трактует то ли в силу своего воображения, то ли в силу своей магической подготовленности. На этот раз ему примерещились мы, хотя вовсе не исключено, что это были совсем другие женщина и мужчины. – Он подтвердил… Он – Homo, как известно, errare est, – вздохнула Лена, – а маг он или не маг, он все равно всего лишь человек. Тем более что на меня магия не действует, следовательно, все, что он может – А рассуждать логически? – обрадовался Карис. – Ну пусть он ошибся, хотя я этого себе не представляю. Но в них-то он ошибиться не мог, они обычные люди, на них магия действует… как видишь. И если с двумя определенными мужчинами – Карис, – укоризненно проговорила Лена, – ну ты же образованный человек. Что ты видел? Ты видел только одно: король Родаг помиловал своего шута, отправив его в изгнание, и решил не обращать внимания на мелкое преступление некоего Проводника. – А причины, по которым он поступил именно так? Поверь, Светлая, я не сомневался в неизбежной смерти шута! Король просто не мог оставить его в живых после такого оскорбления… – Оставил же, – пожала плечами Лена. Или этот дворец был поболе Эскуриала и Лувра вместе взятых, или их водили кружными дорогами, или архитектор, его строивший, был большим любителем лабиринтов. Одна надежда на шута: прожив здесь столько лет он наверняка запомнил хотя бы парочку входов-выходов. – И нам с тобой не дано знать почему. Может, он моими слезами воспользовался как поводом, а на самом деле просто не хотел убивать шута. Могло так быть? Карис аж рот открыл. Ну да, перл мудрости! Пожалуй, стоит держать при себе не только свои эмоции, но и свои изречения, а то и вовсе молиться начнут. Тут у них с религией полный разброд и воля, божественное место практически вакантно, так что могут и неправильно истолковать. – Но он король… – И не человек, что ли? Карис надолго замолчал, переваривая выдающуюся мудрость. Сзади хихикнул шут, и Лена показала ему кулак, не поворачиваясь. Коридор наконец завершился дверью, за которой обнаружилось симпатичное помещение, отделанное в зеленых тонах, обставленное просто и практично – стол со стульями вокруг, несколько кресел у камина и нечто вроде этажерки с всякими безделушками. Имелось и несколько дверей. Интересно, как тут с туалетом? Лену сильно растрясло в карете, и терпела она уже из последних сил. Никому ж не пришло в голову, что организм Светлой обладает теми же физиологическими потребностями, что и всякого другого человека. На столе лежало конфискованное оружие, на полу стояла сумка. Карис раскланялся и пошел распоряжаться насчет обеда. Когда за ним закрылась дверь, шут быстро сказал: – Она – первая! Лена, вон та дверь! За «вот той» дверью обнаружился классический ватерклозет с верхним бачком, только что бачок был стеклянный, а унитаз имел форму небольшого креслица, что было очень удобно. Мужчины тоже посетили туалет и выходили с почти блаженными лицами. – Ну никогда не подумают о самых естественных вещах, – посетовал Маркус. Его еще пошатывало, да и шут выглядел бледно, что не помешало ему обнять Лену и громко чмокнуть в щеку. – Как ты Кариса! Красиво! Я, правда, не думаю, что Родаг просто искал повод меня помиловать, но Карис долго будет в затылке чесать. Он и правда честный малый, порядочный человек, но посредственный маг. Родаг его возле себя держит исключительно из личной симпатии… Так, я думаю, Лена, вот эта комната будет твоей, а нам с Проводником той хватит. Маркус, если ты будешь так храпеть, я тебя задушу подушкой. – А ты вряд ли услышишь, – двусмысленно пошутил Маркус, покосившись на дверь комнаты, которую шут предназначил для Лены. Там было хорошо. Уютно. Просто, но в простоте чувствовался шик. Впрочем, в шике Лена разбиралась только на уровне костюмного кино, но комната ей понравилась. Просторно, минимум мебели – впечатляющих размеров кровать, кресла, столик с зеркалом… Мамочки, здесь было зеркало! Может, сразу разбить, чтоб не расстраиваться? Шут распахнул еще одну дверь, за которой оказалась ванная. – Общая, так что задвижку на той двери закрывай. Умеешь пользоваться? Лена покрутила краны. С горячей и холодной водой. С ума сойти, какая роскошь. Шут еще раз чмокнул ее в щеку. – Принесу твои вещи. Надень зеленое платье, а? До надевания платья Лена почти час просидела в ванне. С горячей водой без хлорки и ржавчины. С мылом и ароматическими солями. Со щеточками, мочалочками и даже совершенно узнаваемой пемзой для пяток. На сто раз вытерев голову пушистым полотенцем, она все же подошла к зеркалу – надо же было причесаться. Оттуда смотрела незнакомая женщина. Действительно заметно похудевшая, талия, хоть и не осиная, просматривалась вполне явственно и попа не отличалась обширностью. Цвет лица был такой… здоровый. Не то чтоб кровь с молоком, но вполне свежий, загар естественный и не чрезмерный. Смешно – загорелое лицо и белое тело. Морщины никуда не делись, зато очень активно проявилась седина, будто здешняя лишенная искусственных химикалий вода смыла всю краску. Волосы нелепо отросли, челка лезла в глаза и вообще полное безобразие. В дверь постучала и тут же зашла женщина, сделала книксен. – Маг Карис прислал меня помочь тебе, Светлая. Лена не успела возразить, как женщина развила бешеную деятельность. На Лену был надет халат, извлеченный из шкафа на лицо намазано нечто жутко красное из баночки на туалетном столике, на руки – нечто не менее жутко зеленое, волосы расчесаны, осмотрены – и вокруг головы защелкали ножницы. Еще через час Лена смогла надеть зеленое платье. Выбирать все равно было не из чего. Универсальное платье Странницы все же нуждалось в стирке. Служанка ахнула: – Какая красота! Светлая, это же настоящая эльфийская работа! Она еще помахала вокруг Лены щетками и расческами – салон-парихмахерская времен начала перестройки – и повернула ее к зеркалу. Красавицей, конечно. Лена не стала. Но и оборванкой уже не выглядела. Прическа имела приличный вид – аккуратная и, похоже, простая в уходе стрижка, обветренность с лица исчезла, и руки смотрелись вполне прилично для ее лет. А платье ей и правда шло – и русые волосы оттеняло, и фигуру стройнило, и вообще само по себе было просто обалденным. Женщина распахнула дверь. Мужчины, включая Кариса, сидели за столом и облизывались на еду. Лене стало совестно, что она потратила столько времени на себя, заставив их ждать. Они повскакивали с мест: Карис из почтения, а эти двое – за компанию. А может, решили соблюдать местные правила. Ну ладно, в чужой монастырь никаким Светлым лучше не соваться со своим уставом. Положено чтить – пусть чтят. Мужчины были тщательно выбриты и тоже подстрижены. Маркус – коротко, и теперь опять напоминал голливудского мачо, а лохматость шута никуда не делась, хотя его шевелюре явно пытались придать пристойный вид. Одеты они были неброско: темные штаны, темные куртки и белые рубашки. Царапина на шее шута казалась бледной ссадиной. Опять мазь какая-нибудь магическая, наверное. Обед прошел легко, Лена даже поверила, что шут на самом деле веселый парень. Беседу направлял он, ухитрившись ни разу не коснуться каких-то щекотливых тем, не упомянув ни Границу, ни эльфов, ничего, что могло бы вызвать расспросы. Ну путешествовали и путешествовали, ноги били. Вот про попытку повешения на суку рассказал, да так смешно, что и Лена хохотала и почти не вспоминала свой тогдашний страх, а уж Маркус даже икать от смеха начал, будто и не его вешать собирались. Заодно шут вытянул из Кариса местные сплетни, Лене ничего не говорившие, подробную историю магического артефакта, похожего на зеркало, и рассказ о переполохе в Гильдии магов, когда стало очевидно: в нем отражается Светлая. А последняя Странница появлялась в Сайбе лет тридцать назад, и двоих мужчин с ней не было, да и толще она была раза в полтора. При этом Маркус внимательно осмотрел Лену, даже из-за стола привстал, и, критично покачав головой, поправил: «В два!» Он ту Странницу помнил, даже говорил с ней. Было выпито лишнего. У Лены шумело в голове, у Кариса разъезжались глаза, а у Маркуса заплетался язык, особенно на удвоенных согласных, да и шут был заметно шумнее обычного. Карису было стыдно, поэтому он попросил разрешения удалиться, удалился, вернулся, чтоб сообщить, что поставил магическую защиту от подслушивания, удалился, вернулся, чтоб сообщить, что поставил магическую защиту от посторонних, удалился, вернулся, чтоб сообщить, что поставил магическую защиту от крыс, и шут выгнал его окончательно, участливо уточнив, что тот поставил комплексную магическую защиту. Отношения шута и мага были приятельские. Странным образом мужчины протрезвели, как только ушел Карис. Прикидывались! А Лена – нет. Впрочем, пьяной она себя не ощущала. А вот беззаботной – очень даже. Шут пересадил ее в кресло у камина, Маркус бухнулся в другое. Шут разжег огонь – жарко в этих помещениях, наверное, никогда не было – и расположился у ног Лены. Даже голову ей на колени положил. – Ну как дома? – трезво спросил Маркус. – Дома тревожно, – вздохнул шут. – Надо подумать. – Давай. Думать – не по моей части. Ты будешь думать, я – действовать, а Делиена являть собой святой образ Ищущей. – Я не умею являть святой образ. – Придется научиться, – задумчиво произнес шут. – С Карисом у тебя вышло хорошо. Ты, собственно, вовсе и не обязана разговаривать со всяким, кто захочет. Чести много. Так, выслушай, кивни, улыбнись и проходи мимо. – Ага. Они все так делают. А вообще не вздумай оставаться одна. Я кого хочешь отпугну. – Дельно, – одобрил шут. Лена сгребла его за вихры и заставила посмотреть на себя. – Дельно? Самое дельное, чтобы ты никогда не оставался один, понял? Ни при каких обстоятельствах. Чтоб только со мной или Маркусом, понял? Пришлось подергать его за волосы, прежде чем он изобразил смирение: – Хорошо. Но… – Без «но»! Ты – моя тень, понятно? Ни шагу в сторону. Иначе тебя, дурака, просто удавят или зарежут. Сколько ты себе врагов нажил? Шут взял ее руки в свои, поцеловал ладони. – Много. Хорошо. Я постараюсь не оставаться один. – Не постараешься, – поправил Маркус, – а не останешься. Она права. Ее-то никак уж не тронут, а тебя точно зарежут, как бы ни был ты хорош в рукопашной. Шут скорчил гримаску. – Хорошо. Обещаю. Был шутом короля, стану шутом Светлой. Сами б подумали, зачем я нужен Светлой настолько, чтоб таскаться за ней, как собачка. – А кому она должна это объяснять? – фыркнул Маркус. – Вот королю приходится порой объяснения давать, а с нее кто спросит? Ты лучше вот что скажи: это, с Зеркалом, и правда так важно? – С Отражением. Оно предвещает большие перемены. Неизвестно какие. Может, повальное благоденствие, может, страшной силы ураган или кровопролитную войну. Карис кое о чем умолчал. – Глаза шута стали серьезными. – Неизвестно, что приносит Отражение – спасение или гибель. Тем, кто отражается. – Может, нам тогда лучше смыться? – Дельное предложение. Возможно, стоит. Я даже советую. Как решит Лена, так и будет. Но я должен сказать… – Я знаю, что ты не хочешь нарушать клятву верности, – перебил Маркус, – я тоже не хочу. Гараты никогда не предавали. Только речь идет не о нас с тобой. – Не о нас. В Зеркале отражались аристократы и простолюдины, люди и эльфы, маги и солдаты, но никогда – Странницы. И я никогда не видел Верховного мага напуганным. – Напуганным? – удивился Маркус. Шут тоже удивился: – А ты разве не заметил? Не почувствовал? Когда маг смотрит в твою душу, он не может полностью закрыть свою, и самое сильное его чувство так или иначе касается тебя. Маркус нахмурился, крепко подумал и покачал головой: – Нет. Я ничего не почувствовал. Меня просто вывернули наизнанку – и все. Так плохо мне не было никогда, даже когда я в одиночку выпил две бутыли радийского крепкого. – Две-е? – присвистнул шут. – Я крепок на выпивку, однако с одной кружки под стол валюсь. – Я тоже свалился. Со второй бутылью. Шут захохотал. Лена представила себе проводника, валяющегося под столом в обнимку с бутылкой, как младенец с соской, и тоже засмеялась. – А есть у тебя здесь друзья? – старательно сменил тему Маркус. – Смеешься? У шута? Откуда ж. С Карисом отношения нормальные, ну, может еще с двумя-тремя приближенными. Да и то, после казни вряд ли… Когда я стал шутом, из мира исчез Рош Винор, когда казнили шута, я просто исчез из мира. Меня нет. В общем… каждый имеет право плюнуть мне в лицо или пнуть в зад. Правда, и теперь имею право ответить. – Ни шагу в сторону. Ты – тень. Моя тень, – строго сказала Лена. – Мне просто надоело тебя из петли вытаскивать. – Это вообще-то меня не спасет от пинков и плевков, – пожал плечами шут. – Ну, не зарежут. От стрелы или метательной звездочки – не спасет. – Стрелять в сторону Светлой? – обалдел Маркус. – Что-то не так в этом мире. Шут положил голову Лене на колени. – Шут, обнимающий Светлую, – это уж точно не так в этом мире. Так что… – Я не собираюсь этого скрывать, – оборвала его Лена. – Афишировать тоже не буду, конечно… – А что такое афишировать? – с любопытством спросил шут. Пришлось объяснять про афиши и все прочее. Всякую новую информацию он глотал, как продукт фирмы Intel, был жаден до любых, даже бесполезных, знаний и, по мнению Маркуса, был образованнее всех, кого он знал в своей долгой жизни. Лена искренне жалела, что в ее голове мало действительно практических знаний: ну что ему до патентов, оформления заявок и тем более до основательно забытого курса научного атеизма? – О, Карис говорил, что сегодня в большом зале выступают менестрели, давайте сходим? Лена, клянусь держаться за твою юбку! Особенно если ты пойдешь в этом платье. – Менестрели? Это хорошо, – одобрил Маркус. – Пойдем, Делиена? Лена, конечно, согласилась. Судя по всему, с искусством в этом мире дела обстояли не так чтоб очень. Живописи как таковой не имелось. Скульптуры тоже, если не считать скульптурой мелкие резные изображения зверей (чаще) и людей (реже). Художественной литературой и не пахло. Был некий гибрид цирка, варьете и театра. Балет отсутствовал, зато были светские балы и деревенские танцы. Музыкальных инструментов насчитывалось всего-ничего, шут знал только пять, а названия Лене ничего не говорили, из его описаний она поняла, что три были струнные, а два – духовые. Сам шут, по его смущенному признанию, умел играть на двух, но не так чтоб хорошо. Лена с трудом удержалась от того, чтоб не взглянуть в зеркало, поправила браслет так, чтоб его было видно, и амулет так, чтоб его видно не было: ну уходит в неглубокий вырез затейливо плетеная цепочка, а что на ней – не ваше дело. Не гармонировала капля лавы с бледно-зеленым платьем. Шут отлично знал дворец, все его коридоры и как минимум две трети потайных переходов. До большого зала они добрались быстро. Встречавшиеся люди в лучшем случае косились на него неодобрительно, в худшем бросали какие-то обидные слова, но шут не реагировал ни на кого, честно держался рядом с Леной, а Маркус как надел маску мачо, так и не снимал ее. На Лену не смотрели, а вот на платье – еще как. В зале было множество народа, но Маркус, умело двигая локтями и ножнами, освободил им местечко возле стены. Постепенно слух о возвращении шута то ли облетел, то ли обполз зал, и он оказался в центре внимания. Маркус как бы невзначай поглаживал эфес кончиками пальцев, а так как шут стоял рядом с ним, воспринималось это однозначно, и тем не менее грозил разразиться скандал. На несколько реплик шут ответил – едко и больно, пока Лена как следует его не ущипнула. Он смиренно повесил нос и начал внимательно изучать орнамент на полу. Крупный, как не сказать, толстый мужчина протолкался к ним и радостно вопросил: – Вернулся, мерзавец? Шут старательно промолчал. – А ну посмотри на меня? Сначала шут посмотрел на Лену, словно прося разрешения, а потом уже на мужчину. – Ты скучал по моим взглядам, барон? Ох как двусмысленно это прозвучало! А что, тут тоже имеют место быть сексуальные меньшинства? да еще такие крупногабаритные? Мужчина без долгих разговоров решил въехать шуту в челюсть, но тот плавно перетек чуть в сторону, мужчину занесло, и он ненароком толкнул Лену. Это крайне обрадовало Маркуса и дало ему возможность легким движением плеча отправить задиру на несколько шагов назад. – Смотри, куда прешь, – посоветовал он светским тоном. Мужчина посмотрел и буркнул извинения: женщин тут и правда уважали. Но неизвестно, чем бы все кончилось, но два зычных голоса возвестили о появлении короля. Толпа быстро начала расступаться, дамы приседали в реверансах, мужчины сгибались в умеренно низких поклонах. Король Родаг, наверное, всегда ходил быстро, за ним спешила королева и едва поспевала невеликая свита. Родаг резко свернул и остановился перед Леной. Она неуклюже присела, он элегантно поклонился. По залу прокатился шум. Королева сделала изящнейший реверанс. Шум усилился. Шут опустился на одно колено и склонил голову, а Маркус проявил еще один скрытый талант: он тоже умел красиво кланяться. – Окажи мне честь, Светлая, – подчеркнуто громко сказал король, предлагая Лене руку. Пришлось оказывать. – Приветствую тебя, барон Гарат. Шут? Ты решил вернуться? Готов просить прощения? – Готов, – ответил шут, не поднимая головы. – Прости меня, мой король. Прости, моя королева. – Он не мешал тебе, Светлая? – Он очень мне помог, мой король, – ответила Лена, – и был верен. Король милостиво кивнул и протянул руку, у шута хватило ума почтительно поцеловать ее. Потом Родаг отвернулся, подал поцелованную руку жене и повел обеих женщин к самому удобному месту, бросил через плечо: – Ради Светлой я прощаю тебя, шут. Охраняй ее, барон Гарат. И следи, чтобы он не наделал глупостей. На Лену таращились. Выпучивали глаза. В тупой полицейской слоновости. А вот вам. Светлые и в обалденных эльфийских платьях ходят. Иногда. Сидячих мест было всего несколько, видно, исключительно для особ, приближенных к императору в число которых попала и Лена. Нормально. Ничего не объявляя и не объясняя, дал всем понять: вот Светлая, извольте почитать, а вот ее каприз в виде моего публично поротого шута, пусть забавляется, а барон, ежели чего, за ним присмотрит, чтоб он никого не обижал… или чтоб его не шибко обижали. Королева наклонилась к ней. – Ты довольна своей комнатой, Светлая? – Да, спасибо, там очень хорошо. – Мне она тоже нравится. Там, может быть, скромно, но так уютно… Скажи, в чем ты нуждаешься? эти мужчины никогда не подумают о мелочах, так необходимых женщине. Я пришлю тебе свою белошвейку и башмачника, но, может быть, нужно что-то еще? – Нет, моя королева, там есть все нужное. – Ночные сорочки? Белье? Платья? Ну вот видишь… И я прошу тебя, зови меня Рина. Я не твоя королева, и Родаг не твой король, пусть даже мне очень приятно это слышать, но истина дороже. Лена кивнула. Никаких проблем. Рина так Рина. Ее не в королевском дворце воспитывали, даже не в президентском, поэтому особого почтения к чинам она не испытывала. Там, дома, президенты и прочие губернаторы были из другой жизни, а здесь пиетет выработаться не успел. Сильно помогало и то, что королева была на добрых пятнадцать лет моложе. Надо бы как-то разузнать побольше о статусе Светлой, чтоб слишком громко в лужу не плюхнуться, но вот как? Маркус как-то очень уж пристрастен, Карису лучше продолжать благоговеть, а шут, похоже, больше интересовался не мистическими Странницами и их невнятными целями и мотивами, а реальностью окружающей жизни. Во время выступления менестрелей Лена поняла и скудость инструментарного ассортимента, и отсутствие балета вкупе с оперой и все такое прочее. Незапомнившиеся названия оказались вариантами лютни, скрипки и гитары, разве что с большим количеством струн и с божественным звучанием. То, что при некоем воображении можно было принять за многострунную лютню, в руках менестреля ухитрялось звучать струнным оркестром. Не меньше чем квинтетом. Какая опера – в опере и хором поют, а этот голос слушать можно только соло. Ангелы – вороны каркливые. Паваротти – алкаш, орущий из подворотни «Ой, мороз, мороз». Пласидо Доминго достоин только смахивать пыль с башмаков этого юноши. А великой Монсеррат – удавиться на корабельном канате, потому что простая веревка ее не выдержит. Баскова же, случись вернуться домой, Лена бы пристрелила лично из рогатки. Тухлым яйцом и гнилой помидориной. Из-за одного воспоминания о попсе Лена просто сгорала со стыда. От вспоминавшихся текстов песенок становилось дурно, потому что здесь звучала не только божественная музыка, но и прекрасная поэзия. Хоть бы одна рифма кривая, хоть бы в одном месте сбился ритм или порядок слов был неудобовоспроизводим. Один менестрель пел без музыки – с ума сойти было можно от звуков этого голоса, а когда он умолкал, пела его десятиструнная скрипка, да так, что Ойстрахам с Коганами руки повыдергивать, чтоб инструмент не поганили. Благодарили музыкантов так, как привыкла Лена, – аплодисментами, и она тоже стесняться не стала. Когда концерт, если это можно было назвать концертом, кончился, не хотелось ни говорить, ни слушать. Стал понятен смысл выражения «услышать – и умереть». Но пришлось какое-то время провести в зале, придерживаясь придуманного шутом стиля: выслушивала, кивала и проходила мимо, а Маркус как-то не располагал к попытке их догнать. Король поинтересовался, хорошо ли они устроились, и всячески выказывал свое почтение, не удостаивая шута даже мимолетного взгляда, да и на Маркуса особого внимания не обращая. Что ему, правителю огромного королевства, мелкопоместный безземельный барон? Уйти удалось только после того, как зал покинула королевская чета. Шута больше не задевали, но смотрели, мягко говоря, без приязни, и ясно было, что сдерживает светское общество исключительно уважение к Светлой. Выражение лица шута Лена бы описать затруднилось. Ироничная готовность? Глумливая насмешка? Неуловимо оскорбляющий взгляд? Ох и попадет ему за эти тонкости… Правда, когда они наконец добрались до своего углового помещения, Лена подостыла, да и чутошная улыбка шута была виноватой и даже где-то покаянной. В покаяние она, конечно, не верила, но подумала: а легко ли ему было под этими взглядами… В итоге она только стукнула его ладонью в лоб, а он рухнул, будто его кувалдой огрели и еще левой ногой подрыгал, умирая. Падал он, надо сказать, красиво – полная иллюзия настоящего падения, только в последний момент сгруппировался и мягко приземлился на пятую точку и тут же вольготно разлегся на полу. Вот, кстати, тоже вид искусства – мозаичный пол. – Как тебе наши менестрели? – поинтересовался шут, приоткрыв один глаз. – Неплохо, да? Лена обозвала его дураком и решительно ушла в свою комнату, услышав, как задвигает засов на входной двери Маркус. День выдался тяжелым. Насыщенным. Ей-богу, топать по чавкающей грязи или стареющей горной козой скакать по камням было легче. Бессонная ночь – ведь все трое глаз не сомкнули. Стресс из-за ареста. Придурок гвардеец с садистскими наклонностями. У мужчин – отчего-то крайне неприятное заглядывание в глаза мага. Кайф от ванны. Здоровенный стакан вина за обедом. Изумительный концерт – тоже ведь своего рода стресс, хотя и приятный. В общем, очень хотелось в кровать. Лена попыталась расстегнуть пуговицы на спине. – Погоди, – тихонько попросил шут. Чуть заикой не оставил. Лена резко повернулась, но ничего не сказала. Лицо у него было какое-то особенное. – Как ты думаешь, почему я попросил тебя надеть это платье? Лена заглянула в зеркало. – Потому что оно красивое и мне идет. – Оно тебе очень идет. Но если бы ты знала, как мне хотелось его с тебя снять… Иногда он передвигался так быстро и неуловимо, что Лена не успевала заметить. Вот и сейчас он оказался перед ней, завел руки ей за спину и неторопливо продолжил расстегивать пуговицы. Лена почувствовала, что цвет лица у нее опять меняется в сторону плебейского. Он же мечтал принять ванну и оказаться в кровати с чистым бельем – и с ней. А так не бывает. Не бывает. – Что не так? – насторожился он. – Лена? Она промолчала, даже в глаза ему смотреть не стала. Что можно было сказать? Не может он мечтать о ней. Ни в каком виде. Шут постоял несколько мгновений, потом решительно отвел ее к кровати, усадил и сел рядом, не выпуская ее руки. – Ну объясни мне, что такое? – Я уже объясняла. – Ну объясни еще. Сухо, по пунктам, без эмоций. Я дурак, но, может, со второго раза пойму. – Будет тебе по пунктам. А ты слушай и, пожалуйста, сухо и по пунктам опровергай. Тебе тридцать три года. – Шут кивнул. – Ты и выглядишь на эти тридцать три. – Он снова кивнул. Глаза были внимательные-внимательные и мерцающие, словно темные крапинки в них светлели и перемещались. – Мне тридцать восемь, скоро тридцать девять. И я выгляжу на эти самые тридцать девять. – «Угу», – согласился шут. – Ты, может, и не красавец, но мужчина чертовски привлекательный. – «Ага, знаю», – признался он. – А я, хоть и не уродка, но совершенно банальная и неинтересная женщина без признаков красоты. – «Ну да», – кивнул он. – Ты прекрасно сложен и прекрасно двигаешься, а моя фигура не то что не идеальна, но и вообще… не очень. – «Не очень», – вздохнул шут. – Я к жизни не приспособлена, а ты умеешь все на свете. – «Угу, верно». – Ты образован и умен, а я хоть и не круглая дура, однако совершенно заурядна и неинтересна. – Не согласен. То есть я образован и умен, но ты не заурядна и не неинтересна. Смотря что вкладывать в понятие «ум». Ты, пожалуй, не мыслитель и уж точно не логик, но я считаю тебя умной. Со стороны это виднее. – Ну пусть, пусть умная, хоть не мыслитель и не логик! – Ага. Продолжай, пожалуйста. – Ты, черт тебя возьми, опытный и умелый, а я… – Тоже верно. Правда, этот недостаток со временем проходит. – Он подождал еще, но аргументы у Лены иссякли. Неужто мало? – Да, это все… ну, может, не все ты мне уже говорила. И я не спорил. Это правда. Ну и что? – Рош! – чуть не со слезами в голосе воскликнула Лена и усердно начала брать себя в руки. Ей почему-то нельзя плакать, хотя это полное безобразие – лишить женщину права пореветь в свое удовольствие. Шут долго смотрел на нее, потом удивленно покачал головой. – Так странно – ты мне не веришь… Я отвык… Собственное, я и не привыкал, мне обычно верили и в детстве, а уж потом-то... Знаешь, я иногда и рад бы наврать с три короба, да только не получается. Я не по каким-то своим высоким душевным качествам не могу обманывать. Я физически не могу. Не произнесу, даже если буду очень-очень стараться. Я могу немножко схитрить, увильнуть, сформулировать ответ как-то не особо однозначно, но не могу врать впрямую. Я лишен этой возможности. Как немой не может говорить, а безногий не может ходить, так шут не может лгать. Послушай меня спокойно, хорошо? Не опровергая по пунктам. Неужели ты думаешь, у меня глаз нет? Больше того, скажу по секрету: у меня зрение и слух эльфа. Как же я могу не видеть, что ты меня постарше и что ты вовсе не красавица? У тебя морщинки здесь и здесь, – он ласково провел кончиком пальца у Лены под глазами и посередине лба. – У тебя нет роскошной груди и тонкой талии. То есть ты совершенно права. Только объясни мне, какое это имеет значение, если мне с тобой хорошо? Мне нравится звук твоего голоса. Кстати, у тебя славный голос. Мне нравится разговаривать с тобой и просто болтать о пустяках. Такое со мной случалось и раньше, и даже нередко. Но никогда я не видел женщины, с которой мне нравилось бы молчать. Ты только вспомни, как мы сидели на поваленном дереве и молчали… Мне нравится прикасаться к тебе, нравится легонько целовать твои волосы или висок, и мне нравится, что тебе при этом хорошо и ты не ждешь ничего. Помнишь, ты мне сказала, что не хочешь быть с другим? Милая, я действительно ничего лучшего в своей жизни не слышал! Да, ты совершенно не приспособлена в нашей жизни, но почему ты считаешь, что это плохо? Наоборот, это дает мне возможность защитить тебя, позаботиться о тебе. Я хочу о тебе заботиться. Я хочу быть с тобой. – Он виновато улыбнулся. – Черт возьми, я тебя просто хочу. И наплевать мне, что я ничего из нашей близости не помню, кроме этого полета… или падения… не знаю… Но я уверен, что это не может быть плохо. Было бы плохо – не хотел бы. Это, извини, животное. Он соскользнул с кровати, встал перед ней на колени и прижался лицом к ее рукам. – Знаешь, почему я так мечтал снять с тебя именно это платье? Потому что я не хочу видеть в тебе Светлую. Я хочу видеть в тебе просто женщину. Пусть ты завела дурную привычку спасать мне жизнь, но я все равно хочу видеть не Делиену, а Лену. Я все сделаю, чтобы ты мне поверила. Не отстану. Тебе придется понять, что слова шута – всегда правда. Лена, кажется, даже перестала моргать. Так не бывает. Если ничего подобного не было в юности, то уж тем более не может быть сейчас. Верить безумно хотелось, но не верилось. Вот будь здесь Маркус, поверила бы. Маркус проще, понятнее, Маркус – нормальный мужик без комплексов и сомнений, да и из возраста Христа вышел даже не сто лет назад, а намного раньше, циник и прагматик… Шут покачал головой и приступил к дальнейшему расстегиванию пуговиц. Их, кстати, было не так чтоб очень много, но он не спешил. Он вообще не спешил, решив максимально использовать свою мечту. Кто знает, может быть, завтра снова придется ночевать в поле, а рядом будет похрапывать Маркус, где-то заухает сова или завоет волк, испугав Лену до полусмерти, или пойдет дождь, или… Ничего она не помнила. И он тоже. Но до чего им было хорошо просто лежать обнявшись и вместе молчать… Никакого магического кайфа не нужно. – У меня провокационный вопрос, – шепнул шут. – Даже два. Один может тебя обидеть, но ты постарайся не обижаться. – Постараюсь. – С кем тебе лучше – с эльфом или со мной? – С тобой. – А он в сто раз красивее, умнее, образованнее, опытнее – и дальше по твоему списку, – радостно засмеялся он. – У него даже фигура намного лучше: вон какой плечистый. Ну какая связь между внешностью и отношениями? Теперь второй вопрос. – Давай. – Еще хочешь? – Не знаю. Мне так хорошо, что я не способна хотеть или не хотеть. Шут помолчал и со вздохом признался: – Мне тоже хорошо… но я все равно хочу. Однако ничего он делать не стал, так и лежал рядом, слегка поглаживая ее руку кончиками пальцев. Лена не заметила, как заснула, и снилось ей нечто не запомнившееся совершенно, но до такой степени прекрасное, что она чувствовала себя счастливой, даже когда шут разбудил ее на рассвете, заставил надеть ночную сорочку – незачем давать повод для сплетен – и ушел к себе. На миг стало одиноко, но вспомнилось ощущение красивого сна, и Лена вернулась туда. Ее не беспокоили, и она благополучно продрыхла до полудня. Во всяком случае, солнце стояло высоко. Она прокралась в ванную, с удовольствием поплескалась в теплой воде, жалея только об отсутствии душа, причесалась и надела черное платье Странницы. В зеленое можно будет переодеться и к вечеру, чтоб шуту опять захотелось… Ой, ну и мысли грешные! Хотя и нормальные. Лена чувствовала себя не то что хорошо – куда лучше. К полету готова, и никаких аппаратов не надо, взлет прямо с места, как у показываемых в кино истребителей: стоял-стоял – и вдруг начал подниматься, словно его на веревочке вверх тянут. И ракеты к крыльям подвешены. Нет уж – арбалет наносит куда меньший урон. Вряд ли в здешних войнах люди гибнут сотнями тысяч. Жив ли Лиасс? Жив ли его правнук с прозрачными глазами? Ариана? Вспыльчивый мальчик Айрит? Тот эльф, что с поклоном передавал ей фляжку? Женщина, помогавшая принять ванну? Какая разница – ракета, арбалетный болт, удар мечом… Лена встряхнулась, вышла в общую комнату. На столе ее ждал накрытый салфеткой завтрак: сыр, хлеб и большая кружка шианы. Ровно столько, сколько она смогла съесть, значит, оставили мужчины, уже знающие ее аппетит. Лена заглянула в их комнату. Маркуса не было, а шут одетый лежал на кровати, опершись на локоть, и читал толстенную книгу. Он увлекся и не услышал, как Лена прошла через всю комнату, и подпрыгнул, когда она погладила его по голове. – Ой! Прости. Зачитался. Давно не держал в руках книг, а тут Карис новое приобретение для библиотеки притащил по старому знакомству. Какие планы на день? – Никаких. Откуда я знаю, что мне делать? – Можно пойти погулять по Сайбе, – предложил шут. – На ярмарку заглянуть. Ты была на ярмарке когда-нибудь? – У нас ярмарки все равно не такие. А где Маркус? – Велел мне закрыться на засов и не сметь высовывать носа, а сам ушел. Я даже догадываюсь, куда. – Куда? – Тебе этого лучше не знать, – засмеялся шут. – Ладно, не дерись! Два месяца без женщины – это грустно. Я его вполне понимаю. Лена взглянула на страницу. Увы, шрифт был мелковат, а очки остались в той жизни, где были технические удобства, но не было шута и соскучившегося по женской ласке Маркуса. – Я тоже его вполне понимаю, – сказала она. – Погулять по Сайбе можно. А он нам потом поочередно поотрывает головы. – Не поотрывает. В городе мне опасность вряд ли угрожает, только здесь, во дворце. Ты думаешь, я случайно просил зеленые комнаты? Отсюда мы можем выйти прямо в город. Минуя стражу. – А ты откуда знаешь? – Сто раз выполнял поручения Родага. Конфиденциальные. – Он вдруг схватил ее за плечи, завалил на кровать и крепко поцеловал. – Ну что? Идем гулять? Ничего со мной не случится, честное слово. К тому же я не буду безоружен. У меня вон ножик есть! – Зато у нас нету денег. – Родаг предусмотрителен. Деньги у нас есть, и немало. Правда, хотел бы я посмотреть на торговца, который захочет взять деньги с тебя. – На халяву, плиииз, – пробормотала Лена. Шут немедленно пристал, пришлось объяснять не только про самолеты, но и про национальный менталитет. Он, конечно, не понял, чтобы это понять, надо лет сто в России прожить, но к сведению принял, поцеловал еще раз и начал натягивать сапоги. Куртку он застегивать не стал, кинжал в скромных ножнах прицепил в поясу, с другой стороны привесил небольшой кошель и поклонился: – Я готов сопровождать тебя, Светлая. И только попробуй отойти от меня хотя бы на шаг! |
|
|