"«Если», 1992 № 04" - читать интересную книгу автора (Шекли Роберт, Астафьева-Длугач Маргарита,...)

Джон Браннер

Глядя на изможденное лицо, в котором еще угадывалась былая красота, на темные волосы, разметавшиеся по подушке, Сесил Клиффорд никак не мог согласиться с жестокой истиной. Глаза защипало от слез, и он гневно смахнул их.

Наконец, он сделал медсестре знак накрыть простыней это когда-то восхищавшее его лицо. Медсестра покосилась на него с сочувствием и затаенным любопытством.

— Она… она была женой моего лучшего друга, — хрипло сказал он, и сестра кивнула. Он был благодарен ей, что в ответ не раздалось соболезнований.

Лейла Кент стала жертвой эпидемии.

Он последний раз взглянул на неподвижную фигуру под простыней и устало направился к живым. В этой палате лежало около шестидесяти человек, отделенных друг от друга складными ширмами, и каждый из них был заложником Чумы.

— Вы хотели осмотреть пациента под номером сорок семь, доктор, — сказала сестра.

Этот номер значился на койке Вьюэла, астронавта. Он был еще слаб, но начал поправляться, несмотря на то, что диагноз был установлен только на десятый день.

Как всегда: сначала все симптомы указывали на обыкновенную простуду и лишь потом…

Неужели антибиотики оказались эффективны, устало подумал Клиффорд. Видимо, так оно и есть, раз Бьюэл выздоравливает. Впрочем, он пробовал ту же комбинацию антибиотиков и на Лейле Кент…

Он решительно одернул себя. Факт оставался фактом: в одних случаях Чума убивала пациента — одного из десяти — что бы ни предпринимали врачи, в других пациент чудесным образом излечивался в считанные дни. Бред, чистейшей воды бред!

Пациент на 47-й койке улыбался ему, и Клиффорду пришлось выжать ответную улыбку.

— Ну что, — бодро спросил он. — Как дела?

Астронавт закрыл журнал, расстегнул пижаму и лег на спину.

— Вы можете избавиться от меня. Я чувствую себя прекрасно и готов отправиться в космос прямо с этой койки.

— Это мне решать, а не вам, — с напускной суровостью ответил Клиффорд, держа наготове бронхоскоп. Бьюэл покорно открыл рот. Ткани, которые всего лишь сутки назад были вспухшими и воспаленно-красными, приобрели здоровый розовый цвет. Дыхание, клокотавшее в легких Бьюэла, словно он умирал от пневмонии, теперь было почти бесшумным.

Повезло? Но почему именно ему? Почему не…

Впрочем, делать выводы рано: предстоит еще несколько тестов. До сих пор все, кто выздоравливал, судя по всему, приобретали прочный иммунитет, но эта инфекция так изменчива, непредсказуема…

— Руку, пожалуйста, — сказал он, приготовив гемометр. Бьюэл закатал рукав. Прибор сделал укол, щелкнул, и цифры на его шкале указали норму биохимических анализов крови. Бьюэл, наблюдавший за его лицом, ухмыльнулся.

— Не верите своим глазам, док?

Клиффорд отреагировал с неожиданной резкостью:

— Верно, вы идете на поправку! Но каждый десятый пациент умирает, как бы мы ни старались его спасти. И мы хотим выяснить, наконец, что спасло жизнь вам, а не ему!

Бьюэл мгновенно посерьезнел и кивнул.

— Да, я слышал об этом. Чертовски много людей заразилось Чумой, а? Ваша больница, должно быть, переполнена, судя по тому, что мужчин и женщин кладут в одну палату, вроде этой, — он указал на перегородки. — Значит, вы собрались взять пробу моей крови и взглянуть, нет ли там антител, которым я обязан своим выздоровлением?

Не ответив, Клиффорд распутал провода энцефалографа.

— Закройте глаза, — произнес он, глядя на энцефалограмму на зеленом экране. — Откройте… закройте… держите глаза закрытыми и думайте о чем-нибудь сложном.

— В этом журнале я читал статью одного парня из Принстона. Он утверждает, что космические корабли как средство передвижения в пространстве безнадежно устарели. Он вывел какую-то жуткую формулу…

— И что же он доказывает? — сказал Клиффорд, внимательно следя за графиком. Полминуты было достаточно, чтобы убедиться в том, что жизнедеятельность мозга тоже в норме.

— Можете расслабиться… — сказал он, снимая электроды. — Не думаю, что вы обрадуетесь, если космические корабли отправят на свалку.

— Тут дело не в моих желаниях. Я более чем уверен, что этот парень прав, и не удивлюсь, если он создаст телепортатор.

Клиффорд озадаченно взглянул на пилота.

— Но ведь от этой идеи, кажется, отказались?

— Да — от идеи превращения молекулярной структуры тела в радиоволну. Профессор Вейсман — автор статьи — подходит к этому абсолютно иначе. В этой работе он пишет о создании конгруэнтных объемов в пространстве. Если это получится, то, по его мнению, человек, помещенный в одном из объемов, должен появиться и в другом. Знаете что… гм… не могли бы вы устроить мне компьютер? Я хочу проверить выкладки этого Вейсмана.

Клиффорд заморгал. Он знал, что нужно быть выдающимся математиком, чтобы поступить на космическую службу. Но то, что специалист среднего уровня, каковым он представлял себе Бьюэла, собрался проверять выкладки профессора из Института Новейших Исследований!..

— Вы уверены, что в состоянии сделать это? — не удержался Клиффорд.

— Вы имеете в виду, достаточно ли я здоров? О, вполне… Нет, вы думали о другом, — невесело констатировал Бьюэл. — Да, док, я в состоянии сделать это. Я способен даже в уме заниматься космической механикой, когда в этом есть необходимость. Пришлось однажды, когда на полпути к Марсу астероид вывел из строя наш навигационный компьютер.

Клиффорд был потрясен.

— Хорошо, я постараюсь.

Его рабочий день закончился, и он никогда еще не был так рад этому. За прошедшие десять часов Клиффорд засвидетельствовал девять летальных исходов — все от Чумы.

Он устало вышел из палаты, на ходу снимая с себя халат и маску. Пять минут он тер себя бактерицидным мылом, стоя под душем, предварительно востребовав свою одежду из-под ультрафиолетового облучателя, где она находилась с самого утра. По общепринятым стандартам он был абсолютно чист, но эти стандарты сильно изменились с тех пор, как началась эпидемия.

Когда медсестра принесла ему на подпись свидетельства о смерти, он почти валился с ног. Внимательно прочитав их — не потому, что ожидал найти ошибку, а в силу профессиональной привычки, — он подписал каждое.

Забирая их, сестра нерешительно сказала:

— Вас ждет человек из полиции.

— Какого черта ему нужно? — раздраженно спросил Клиффорд.

— Он не сказал. Но он настаивает, что это очень важно.

— Будь он неладен… Пусть войдет.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Когда Клиффорд вновь открыл их, в дверях стоял светловолосый человек в форме инспектора полиции. Клиффорд узнал тот усталый и тревожный взгляд, который замечал и за собой на протяжении нескольких последних недель.

— Я знаю, что вы заняты, доктор, — начал инспектор, но Клиффорд перебил его.

— Все в порядке, садитесь. Чем могу помочь?

— Благодарю. Моя фамилия Теккерей — инспектор Скотланд-Ярда Теккерей. Я занимаюсь розыском пропавших людей и надеюсь, что вы можете кое-что прояснить.

— Я слишком устал, чтобы разгадывать загадки.

— Разумеется. Прошу прощения. Итак, вы занимались одним из первых случаев этой… мм… Чумы, не так ли? Я не знаю, как официально называется эта болезнь.

— До сих пор не хватило времени придумать ей название. Чума звучит не хуже любого другого.

Теккерей кивнул.

— Меня интересует человек, который прибыл в Лондон автобусом из Мэйденхеда. Смуглый, довольно-таки плотный, лет пятидесяти-шестидесяти. Вспоминаете?

— Кажется, я понимаю, о ком вы говорите. Он умер не приходя в сознание, когда автобус прибыл на конечную остановку. Умер, так и не сказав ни слова. Кстати, таких случаев было несколько.

Теккерей сдвинул брови.

— Верно. В общей сложности зарегистрировано около сотни подобных случаев. Этих людей находили в бессознательном состоянии в автобусах и поездах, или же они добирались до Лондона автостопом.

— Сто случаев? Не так уж мало. Но при чем здесь я?

— Минуту. — Теккерей поднял палец. — Это еще не

все. Эти люди, независимо от пола и возраста, имели одну общую черту. Их не назовешь бродягами — все они были хорошо одеты и имели при себе приличные суммы денег. Но ни у кого не оказалось никаких документов, удостоверяющих личность.

— Довольно-таки странно, — согласился Клиффорд.

— Это не просто странно. Поверьте моему опыту, это неслыханно! Представьте, какую уйму документов обычно носит с собой человек? Водительские права, кредитную карточку, удостоверение, страховой полис, визитки, иногда даже личные письма… На его одежде, как правило, метка прачечной или чистки. Благодаря этому мы находим девяносто процентов пропавших людей, даже в случаях полной амнезии. У оставшихся десяти процентов чаще всего имеются веские причины скрываться — от долгов, беременных подружек, занудливых родителей. Но я не помню буквально ни одного случая за восемь лет моей службы в отделе, когда было бы абсолютно не за что зацепиться! И вот, откуда ни возьмись, — мы сталкиваемся с доброй сотней таких случаев за каких-то несколько недель!

Словом, сами понимаете, мы не случайно подняли на ноги весь отдел. Мы решили посоветоваться с вами, поскольку вы чаще, чем любой другой доктор в Лондоне, сталкивались с подобными случаями. Скажите, приводит ли Чума к психологическим нарушениям, заставляющим человека, скажем, уничтожать все свидетельства о себе?

Клиффорд невесело рассмеялся.

— Инспектор, я бы погрешил против истины, если б дал утвердительный ответ. Мы слишком мало знаем об этой болезни, чтобы с уверенностью судить о том, что она может вызвать и чего не может. Я наблюдал психические нарушения в результате Чумы, но те же бредовые состояния способна вызвать любая лихорадка.

Поколебавшись, он добавил:

— Даже если я скажу «да», это едва ли решит вашу проблему.

Теккерей тяжело вздохнул.

— Видите ли, не похоже, чтобы этих людей разыскивали родственники или друзья, и это самое странное! Кроме того, нам не удается восстановить их путь до начала их поездки. Да, мы отыскали людей, которые видели их на автобусной остановке или на станции, но и в тех местах все они оказались чужаками. И никто, ни один из ста перед смертью не пришел в сознание.

— Неужели не было ни одного запроса о ком-либо?

— Ни одного. Поэтому мы начали тщательное расследование в том районе, откуда они прибыли.

— Вы хотите сказать, что все эти люди прибыли из одного места?

— Более или менее. Из западной части Лондона. Потому-то большинство из них оказалось в вашей больнице. Впрочем, пока это мало чем помогло нам. В поисках «пункта отправки» каждого из них мы продолжаем натыкаться на стену, — он развел руками. — Так что давайте договоримся: если к вам снова попадет хорошо одетый пациент без документов, вы сразу же свяжетесь с нами. Я слышал, вы начинаете одолевать эту заразу, так что рано или поздно кто-нибудь из пациентов поправится и, надеюсь, заговорит.

— Мне бы ваш оптимизм, — усмехнулся Клиффорд.

Прежде чем удалиться, Теккерей еще раз извинился и рассыпался в благодарностях.

Несколько минут Клиффорд продолжал сидеть в кресле, наморщив лоб. К великому множеству загадок, связанных с Чумой, прибавилась еще одна. Эта болезнь вызывала просто немыслимые патологии, абсолютно непредсказуемо реагировала на терапию, а что касается микроба-возбудителя… За невероятную способность к мутации его окрестили Вас

Сначала, разумеется, никому не пришло в голову, что пятьдесят-сто случаев одновременного заболевания означают начало эпидемии. Истина была установлена по чистой случайности. Одна из первых жертв Чумы работала в красильне, и после смерти ее труп окрасился в ярко-оранжевый цвет.

Так появился медицинский тест для распознавания новой болезни, и были сделаны неутешительные выводы: то, что на первый взгляд представлялось церебральным менингитом, тяжелой формой гриппа или пневмонии, на самом деле оказывалось новой, никому не ведомой болезнью. Способы, которыми она убивала, были неисчислимы, но убивала она не всегда. По какой-то причине болезнь вдруг затухала, симптоматика проявлялась все слабее, а после самых простых лечебных процедур и вовсе бесследно исчезала.

Более десяти процентов населения уже поражены Чумой и являются бациллоносителями — в большом Лондоне, центральных промышленных районах вокруг Бирмингема, на густонаселенных курортах Южного побережья. Сколько же еще миллионов живут, не подозревая о том, что являются носителями болезни?

И есть ли смысл обследовать миллионы людей, заранее зная, что до сих пор не существует надежного способа помочь им?

Возможно, мы сами спровоцировали эпидемию. Возможно, бездумно тасуя химические элементы, мы сами создали форму жизни, которая может уничтожить нас.

Он припарковал машину прямо перед большим фирменным знаком, извещавшим мир о том, что здесь располагается «Кент Фармацевтикалз, Лимитед». Клиффорд закрыл дверцу и, поднявшись по ступеням, вошел в аппартаменты фирмы.

«Кент Фармацевтикалз» была преуспевающей фирмой, ее заново отстроенные и переоборудованные менее десяти лет назад корпуса отвечали самым современным требованиям.

В огромной пустынной приемной не было никого, кроме секретарши Кента. У нее был все тот же потерянный взгляд, отличавший всех, кто так или иначе включился в выматывающую борьбу с Чумой. Когда Клиффорд вошел, ее лицо немного просветлело.

— Добрый вечер, доктор Клиффорд! Редко доводится видеть вас последнее время. Как поживаете?

— Работаю как проклятый, — лаконично ответил он. — Рон здесь?

— Да, но сейчас он беседует с гостем из Балмфорт Латимер. А до этого они осматривали лаборатории.

Клиффорд насторожился.

— Балмфорт Латимер? Кажется именно там был зарегистрирован первый случай Чумы?

— Вы правы. Гость сказал, что у него есть какая-то гипотеза… — ее глаза внимательно и тревожно изучали Клиффорда, и вдруг она спросила:

— Доктор, как миссис Кент? Дурные новости?

«О, Боже. Неужели это заметно по моему лицу?»

Не было смысла лгать, и он устало произнес:

— Она умерла примерно час назад.

— Боже мой, какой ужас… Мистер Кент знает?

— Ему должны были позвонить из больницы. Я… — Клиффорд проглотил комок в горле, — я пришел, чтобы выразить ему свои соболезнования, — он пбдумал, до чего пустыми и стерильными были эти слова. — Как вы думаете, скоро уйдет визитер?

— Не знаю, — она обернулась и застыла. — О, вот и он!

Из кабинета Рона Кента вышел мужчина с темными волосами, слегка тронутыми сединой, и осторожно прикрыл за собой дверь. Он направился прямо к выходу, едва кивнув секретарше и швейцару. По выправке и официальной манере держаться Клиффорд решил, что перед ним отставной военный. В последние годы большая часть вооруженных сил была распущена, и многие офицеры, уйдя в отставку' осели в спокойных провинциальных городках.

Селектор на столе секретарши отдал какое-то распоряжение, и, выслушав его, девушка ответила:

— Да, мистер Кент. Но только что прибыл мистер Клиффорд.

Клиффорд не стал дожидаться приглашения и двинулся к двери кабинета.

Рон сидел за столом, сцепив свои толстые пальцы и склонив рыжеволосую голову. Когда Клиффорд вошел, Кент не шевельнулся. Клиффорд тоже не мог произнести ни слова.

Наконец, Рон поднял глаза.

— Можешь не говорить мне Клифф, я знаю. Входи, садись.

Клиффорд послушался, и Рон продолжал:

— Я должен был быть там. До самого конца, — в его голосе послышался отдаленный упрек.

— Поверь мне, Рон, это абсолютно невозможно. Кроме того, никогда нельзя с уверенностью сказать, что произойдет через три часа. Утром, как я и сообщил тебе, Лейла чувствовала себя нормально. Около полудня она внезапно впала в кому и… — он тяжело покачал головой.

— Спасибо, что пришел, Клифф, — монотонно сказал Рон. — Я знаю, как ты загружен работой и… О, проклятье!

Ручка в его пальцах сломалась, и он с остервенением швырнул ее в корзину для мусора.

— Господи, лучше бы я работал в клинике! Лучше бы я делал что-то, а не седел здесь, сходя с ума!

— Ты на своем месте, — горько сказал Клиффорд. — Как ты думаешь, какая от нас польза? В принципе — никакой. Чума творит все, что пожелает. Да, некоторые выздоравливают, но мы до сих пор не можем с уверенностью сказать, кто будет жить, а кто умрет. Ей-Богу, я не уверен, что мы спасли хоть одного пациента, который не мог бы поправиться сам. И, в конечном счете, эту проблему способны решить только твои люди. Мы используем лекарства, но даешь их нам ты, — он ощутил потребность сменить тему, так как этот разговор был слишком тяжелым для них обоих. — А, кстати, кто только что вышел от тебя?

— Его зовут Боргам, — Рон потер глаза кончиками пальцев, потряс головой и взял сигару из коробки. — Он из местечка Балмфорт Латимер. Помнишь, один из первых заболевших работал там садовником. Так вот, Боргам нанял его за пару недель до этого.

— Он сообщил тебе что-нибудь?

— Конечно же, нет, — пренебрежительно скривился Рон. — Я и не ожидал услышать от него что-то путное. Он горел желанием помочь и хотел осмотреть лаборатории…

— Послушай, — вспомнил вдруг Клиффорд. — Кажется, ты говорил мне сегодня утром по телефону о каких-то ваших успехах?

— Наверное, я говорил о К-39, — сообщил Рон. — Успех — это слишком сильно сказано, но кое-какое движение есть, — он на секунду расслабился. — Это уже известный тебе кризомицетин.

— Кризомицетин? Но я сам пробовал этот препарат, и от него было не больше толку, чем от пантомицина…

— Ты знаком с нашим биохимиком Вилли Джеззардом? — перебил его Рон. — Ну так вот, примерно год назад он сказал мне, что собирается синтезировать серию производных от кризомицетина — в десять раз большую, чем от пенициллина. Но это было безумно дорого, и нам пришлось прикрыть эту работу, пока не разразилась эпидемия Чумы. Теперь я дал ему карт-бланш и неограниченное финансирование. И он делает успехи. Господи, если бы я послушался его год назад! Может быть, Лейла была бы сейчас жива!

— Перестань! — проскрежетал Клиффорд, привстав с кресла.

С минуту они напряженно смотрели друг другу в глаза, потом Рон тяжело вздохнул.

— Знаю, — пробормотал он. — И о том, что слезами горю не поможешь, и о том, что после драки кулаками не машут… Забудь об этом. Я понимаю: некогда скулить, тем более сейчас, когда мы добились все же кое-каких результатов. К-39 имеет тридцатипроцентный тормозящий эффект, который держится четыре-пять дней.

Клиффорд присвистнул.

— Тогда почему…

— Почему мы об этом никому не сообщили? Подумай, дружище. Почти три месяца мы провозились с этой Bacterium mutabile и до сих пор не смогли зафиксировать повторную фазу ее адаптивного цикла. Господи, это все равно, что делить иррациональную дробь! — он выпустил облако дыма. — Этот микроб воистину оказался крепким орешком. Известно ли тебе, что он может жить в среде, на девяносто пять процентов состоящей из его же собственных экскрементов? В своем развитии он проходит через короткую вирусную фазу, когда он представляет собой простой ген; есть у него также три больших вирусных фазы и несметное число бактериозных фаз. И есть еще фаза псевдоспоры, в которую он может переходить из любой другой. Находясь в этой фазе, он занят — представь себе — почкованием, и при этом у больного отсутствуют какие бы то ни было симптомы! И к тому же…

— Я знаю, вам трудно, — мягко перебил его Клиффорд.

— Вот потому-то мы не спешим обнародовать результаты своей работы. Ибо в данный момент мы можем сказать только то, что микроб легко адаптируется буквально ко всему. На ранних стадиях исследования мы кормили его сульфамидами. Теперь он съедает пинту на завтрак и смеется над нами! Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибло, но десятое устояло!

— И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?

— Черт возьми, да он сам по себе — мутация! В каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные ее признаки, но которая может маскироваться и принимать любые формы. Она устойчива почти к любым ядам, способным погубить пациента. Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски — ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле — можно считать ее нейтрализованной. Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты — совсем другое дело!

Модернизация лабораторий в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивными материалами. Джеззарда и трех его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагалась система управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.

Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопку карт Великобритании, испещренных фломастером.

— Не обращайте на нас внимания, — сказал Рон, входя. По тому, как он держался, никто бы не сказал, что совсем недавно этот человек потерял жену. Клиффорд восхитился его умением взять себя в руки.

Джеззард оторвал взгляд от карты.

— Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?

— До меня дошли слухи о ваших успехах с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?

— Со всей К-серией, — Джеззард кивнул на стеклянную стену. — В общей сложности — шестьдесят семь производных. Но К-39 — самый перспективный из всей серии, здесь вы правы.

Он ввел данные в компьютер и жестом пригласил Клиффорда занять свое место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группы бактерий, расположенные симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.

Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашке Петри, затем к следующей. Это была серия К-39—девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса в разных фазах развития. Юшффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение происходило довольно-таки вяло, а возле кристалла вообще останавливалось. -

— Кажется, вы на пороге успеха! — сказал он Джеззарду.

— Если бы не один пустячок, — кисло ответил тот. — Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.

— Девять десятых чего…?

— ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Но, кроме них, в молекуле есть еще пара правосторонних радикалов, которые блокируют способность этого микроба к размножению. Однако ДДК в природе не существует, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется что-нибудь придумать, потому что это единственный просвет в туннеле…

Он потянулся и в голос зевнул.

— Кстати говоря, Рон, — продолжил он, — я рад, что ты вернулся. Этот малый из Балмфорт Латимер навел меня на одну мысль, которую я собираюсь проверить. Знаешь, что это такое? — он постучал по стопке карт на столе.

— Похоже на карты Министерства Здравоохранения, — ответил Рон.

— Верно. Но, как известно, они начали публиковать их только через две с половиной недели после начала эпидемии, когда число жертв уже перевалило за тысячу. Вот эта — первая, — он вытащил одну из карт, где был отмечен Лондон и Бирмингем. — Я кое-что обнаружил: компьютер как раз заканчивает анализ тенденций. А что если нам попробовать экстраполировать эти тенденции в обратном направлении?

Он нажал кнопку, и на небольшом мониторе появилось изображение карты, которое начало быстро меняться. Нанесенные фломастером линии стали таять, сжиматься, превращаясь в скопление точек, все более и более изолированных друг от друга, пока на карте не осталась одна единственная точка.

Джеззард присвистнул.

— Черт меня побери! — сказал он. — Я и не думал, что с первого раза так получится! Смотрите, эта точка находится на расстоянии… да, меньше чем в десяти милях от Балмфорт Латимер!

— Вы хотите найти первого носителя? — не вполне понимая, что он ищет, спросил Клиффорд.

— Можно сказать и так, — согласился Джеззард. — Правда, почему вы считаете, что был один единственный носитель?

— Как думаешь, Клифф, в этом что-то есть? — с сомнением спросил Рон.

— Думаю, есть, — ответил Клиффорд, вспомнив свой недавний разговор с Теккерееем. — Мне кажется, нужно немедленно сообщить в Министерство.

— Хорошо, я позвоню им и поручу кому-нибудь переписать твои выкладки, — сказал Рон Джеззарду. — Если, конечно, ты не возражаешь.

Джеззард так дернул головой, что очки едва не слетели с его носа.

— О Боже! Не думаешь ли ты, что я озабочен первенством в публикации этого материала? Тем более сейчас, когда мы столкнулись с чем-то абсолютно новым?! Ты, должно быть, шутишь!

— Ты уверен, что это нечто абсолютно новое? — спросил Югаффорд.

— Настолько новое, что я даже сомневаюсь, могло ли оно развиться на нашей планете.

На мгновение повисла тишина, затем Клиффорд подал голос:

— Но не могла же Чума попасть к нам из космоса. Сейчас в моей палате находится астронавт, и я знаю, насколько основательно его проверяли.

— Знаю, знаю, — недовольно замахал на него руками Джеззард. — Я хотел сказать, что это не могло развиться на нашей планете само по себе.

Он с вызовом взглянул на собеседников.

— Сами подумайте: нам не удалось заразить этим вирусом обезьян. И в то же время он легко распространяется среди людей. Если бы этот микроб попал на Землю из космоса в виде споры, он обязательно поразил бы какое-нибудь животноё, разве не так? Но получается, что он живет и размножается только в человеческих тканях!

Сопоставьте это с тем фактом, что до сих пор эпидемия ограничивается Великобританией, и…

— Ты хочешь сказать, что это искусственный вирус? — не выдержал Рон.

— Не такое уж нелепое предположение, — заявил Джеззард. — Ты ведь знаешь характеристики заболеваемости: примерно каждый десятый. Из них еще одна десятая часть умирает. Если так будет продолжаться, мы потеряем один процент населения — шестьсот тысяч! Это уже начало сказываться на экономике, потому что даже те, кто остается в живых, около месяца проводят в стационаре, и еще два — восстановительный период…

— Ради Бога! — взорвался Рон. — И кто же, по твоему, этот злодей?

— Есть у меня кое-какие догадки… Зная, что мы разоружились, демобилизовали большую часть наших вооруженных сил, противник мог… — он смущенно умолк.

— Твоя работа — искать средство против Чумы, — неожиданно начальственным тоном сказал Рон, — а не выдумывать паранояльные теории. Надеюсь, больше никогда ничего в этом роде от тебя не услышать. Нам пора, Клифф.

Когда пневматическая дверь бесшумно закрылась за ними, Рон смущенно сказал:

— Не придавай этому значения. Джеззард — один из лучших наших специалистов, хотя ему и свойственны некоторые причуды. Он происходит из старого военно-морского семейства, и наш психиатр считает, что Джеззард воспринимает борьбу с Чумой как настоящий крестовый поход, сублимируя таким образом свойственную его натуре тягу к насилию. Я думаю, на нем сказывается напряжение последних недель. Но что касается его теории в целом, то должен признать, что она звучит чертовски правдоподобно…

Клиффорд собрался что-то ответить, но из кармана Рона раздался сигнал. Пробормотав извинения, тот вытащил рацию и слушал с полминуты.

— Не слишком веселые новости, — заметил он, кладя рацию обратно в карман и поджимая губы.

— Что стряслось на этот раз? Новая вспышка эпидемии?

— Очень может быть. Министерство обратилось во Всемирную Организацию Здравоохранения с просьбой объявить Великобританию зоной бедствия.

— В самом деле? Что ж, это значит, что мы сможем запросить дополнительный медицинский персонал…

— Да, но с другой стороны — ни туризма, ни экспорта, ни космических полетов… Сам знаешь, какие меры предосторожности предписаны в таких случаях.

— Знаю, — подавленно вздохнул Клиффорд. — По-моему, впервые целая страна объявляет себя запретной зоной.

— Такой величины, как наша — да. Я рад хотя бы тому, что буду вне пределов досягаемости для Джеззарда, когда он узнает новости, потому что они чуть ли не подтверждают его правоту!

Они снова оказались у двери в кабинет Рона, и, остановившись, повернулись друг к другу. Клиффорд хотел было предложить пообедать вместе, но внезапно остро и болезненно осознал, что его долг перед пациентами отодвигает на второй план даже такую давнюю дружбу. Они с Роном познакомились еще в колледже, потом вместе работали в госпитале и, возможно, одновременно поднялись бы на следующую ступеньку карьеры, если бы неожиданная смерть отца Рона не сделала его главой фирмы. Клиффорд был свидетелем на свадьбе Рона и Лейлы…

Которой теперь нет в живых…

Рон избавил его от мучительных попыток найти

нужные слова.

— Почему ты так и не женился, Клифф? — резко спросил он. — Может быть, потому что боялся, что когда-нибудь с тобой случится такое?

Он развернулся и вошел в кабинет, оставив Клиффорда мрачно созерцать полированный пол.

«Нет, — тихо сказал он белым стенам — нет, не поэтому.»

Пронзительный звонок нарушил его сон. Спать он лег в девять вечера и сейчас чувствовал себя почти отдохнувшим.

Но, взглянув на светящийся циферблат часов, он вздрогнул от неожиданности: всего лишь полчетвертого утра — слишком рано для будильника! Он вскочил и бросился к телефону, заранее готовый к неприятным сюрпризам.

— Клифф, это Рон, — сообщил в трубке убитый голос. — Слушай, мне только что звонили из полиции. Кто-то вломился в лабораторию, нокаутировал Джеззарда, едва не задушил Дилис Хоббс и разнес вдребезги всю серию К!

Клиффорд почувствовал, как сердце превратилось в кусок свинца.

— Кого-нибудь подозреваешь?.. — начал он и осекся.

— Джеззард описал его. Высокий, темноволосый, немолодой, но очень спортивный…

— Похоже на Боргама, не находишь?

— Это верно, но Джеззард его почти не видел. И хуже всего то, что Джеззард рассказал полиции о своих догадках насчет искусственного происхождения Чумы.

— И они приняли это всерьез?

— Теперь я и сам готов принять это всерьез! Послушай, я звоню тебе вот зачем: нужен кто-то, кто видел, как Боргам покидал оффис, а свою секретаршу я найти не могу, она ночует у друзей. Полиция утверждает, что сигнализация осталась нетронутой, и поэтому хочет знать, не мог ли он спрятаться где-нибудь в здании и незаметно выскользнуть, когда из-за прибытия полиции сигнализацию отключили.

— Я видел, как он выходил, — ответил Клиффорд. — Хотя, конечно, ему ничего не стоило вернуться обратно… Знаешь, я предлагаю вот что: я уже достаточно отдохнул, а в больницу мне к шести, так что, если нужно, я приеду в лабораторию.

— Ты в самом деле можешь приехать?! — В голосе зазвучали панические нотки. — Стоит мне подумать о том, что вся наша работа полетела к чертям, я готов просто разорвать на части ублюдка, который это сделал!

— Через полчаса я буду на месте, — заверил его Клиффорд.

… Возле «Кент Фармацевтикалз» царил хаос. Четыре патрульных машины и автомобиль Рона стояли посреди дороги, перегородив движение. Вокруг суетились люди с аппаратурой, которую используют криминалисты. При свете портативного прожектора кто-то из полицейских устанавливал «ищейку» — электронное устройство для выявления следов.

Когда он притормозил, полицейский потребовал документы, и только внимательно изучив их, пустил Клиффорда в здание. Сейчас фирму наполнял непривычный шум: крики, гудение аппаратуры, топот. Клиффорд осторожно приоткрыл дверь в кабинет Рона и услышал благодарный возглас:

— Слава Богу, наконец-то!

Рон, Джеззард, Дилис Хоббс и трое полицейских воззрились на него. Челюсть Джеззарда была разбита, а девушка то и дело осторожно касалась горла.

— Доктор Клиффорд? — спросил один из полицейских. — Входите, садитесь. Моя фамилия Вентворт. Я не задержу вас надолго. Итак, доктор Джеззард, вы говорили, что…

Сержант проворно поднес микрофон, и Джеззард начал излагать происшедшее таким тоном, словно объяснял отсталому ребенку основы арифметики.

Как и все последние дни, он оставался в лаборатории вместе с Дилис Хоббс в течение всего вечера. Около десяти он выходил перекусить и вернулся примерно через пятьдесят минут. Этот факт подтвердил охранник, которому пришлось отключать сигнализацию, чтобы впустить Джеззарда. Около полуночи мисс Хоббс вышла к кофеварке, так как доктор Джеззард перед уходом захотел выпить кофе. Джеззард остался в лаборатории. Когда пневматические двери открылись, он решил, что вернулась Дилис, но, обернувшись, увидел человека, похожего на Боргама, и в ту же секунду получил сокрушительный удар в челюсть.

Придя в себя, он обнаружил, что преступник не только воспользовался дистанционным управлением, чтобы уничтожить опытную серию, но и выплеснул на нее сильнейшую кислоту.

— Это на редкость бессмысленное преступление! — воскликнула Дилис, голос которой был хриплым не только от возмущения. Джеззард взглянул на нее так, словно хотел возразить, но промолчал.

— А что произошло с вами? — обратился к ней Вентворт.

— Я была возле кофеварки, — сказала она, беспомощно пожав плечами. — Потом кто-то схватил меня за горло, и я потеряла сознание, — она снова коснулась шеи и болезненно поморщилась. — Кем бы ни был тот человек, он действовал со знанием дела. Во всяком случае, сразу сумел найти сонную артерию.

— Но вам не удалось его как следует разглядеть?

— Нет, — Дилис покачала головой.

— А вы, мистер Клиффорд, — переключился Вентворт. — Если я правильно понял, вы видели этого Боргама.

— Да. Этот человек как раз покидал здание, когда я приехал и разговаривал с секретаршей Рона.

Вентворт потер подбородок, шершавый от утренней щетины.

— Вы видели, как он покинул здание?

— Я видел, как он шел к выходу. И когда около пяти я вернулся на стоянку к своей машине, автомобиля, рядом с которым я припарковался, уже не было.

— Вот как? Что это была за машина?

— «Хантсмен» новейшей модели — потому я его и запомнил — с откидным верхом алого цвета. Кажется, номер начинался с 9G, но я не уверен.

— Очень хорошо. Сержант, свяжитесь с центральным транспортным управлением и проверьте, зарегистрирована ли такая машина на имя Боргама.

— Слушаюсь, сэр, — ответил сержант и стал набирать длинный номер на одном из телефонов, стоявших на столе Рона. Остальные ждали в напряженном молчании. Сержант долго слушал, затем положил трубку.

— Так точно, сэр. Это была его машина.

— Отлично. Объявите общенациональный розыск машины и пошлите местную полицию к нему домой в Латимер.

— Не лучше ли подождать, пока «ищейка» выдаст результаты, — рискнул возразить сержант.

— К тому времени, когда они отличат его дневные следы от тех, что он оставил ночью, этот человек

уже покинет пределы страны.

— Он не сможет покинуть пределы страны, вы же знаете, — возразил Рон.

— Что?

— В полночь ВОЗ объявила Великобританию Зоной бедствия, и все границы закрыты. Разве вам это не известно?

— Нет… ничего не слышал об этом! — воскликнул Вентворт. — Что ж, это поможет нам. Впрочем, я совершаю самый тяжкий для полицейского грех, делая преждевременные выводы. Лучше поступим так, как предложил сержант, и дождемся результатов.

Они вышли из кабинета в холл. Клиффорд взглянул на Рона, который обеспокоенно следил за снующими по коридору полицейскими.

— Какая сигнализационная система установлена у вас? — спросил Клиффорд.

— Не система, а с полдюжины различных систем! Кстати, не так уж и много для тех, кто боится не ограбления, а того, что какой-нибудь идиот заберется в лабораторию, заразится и станет причиной эпидемии. Ты же знаешь, мы имеем дело с жуткими микробами… Словом, по периметру здания установлена сеть электронного глаза, звуковая система и множество датчиков, реагирующих на изменение давления.

Чтобы войти, Джеззарду пришлось просить охранника отключить все, иначе сирена была бы слышна даже в Ханслоу. Если тебя интересует, мог ли Боргам пробраться в здание в тот момент, когда охранник отключил сигнализацию, то я тебе отвечу однозначно — нет. Перемещение любого объекта, излучающего тепло, сразу фиксируется инфракрасными детекторами на бумажной ленте. Мы видели ленту: на ней записаны все перемещения Джеззарда, так что эта система работала исправно. А еще по всему зданию установлены датчики давления воздуха, которые чутко реагируют на попытку открыть любую дверь.

— И ни одна из дверей не открывалась?

— Кроме тех, которые были на пути Джеззарда, когда он возвращался в лабораторию, — Рон покачал головой. — А это означает, что тот человек попал внутрь, не пересекая периметра здания. Либо он упал с неба, либо проник из-под земли!

— В таком случае, — медленно произнес Клиффорд, — тебе следует вызвать психиатра компании и задать ему несколько вопросов насчет Джеззарда.

— Ты думаешь… Не хочешь ли ты сказать, что это дело рук Джеззарда? Брось, я сгоряча ляпнул тебе что-то, но, пойми, я был в шоке. Он не сумасшедший, чтобы уничтожить плоды своей собственной работы!

— Разве я сказал, что он сумасшедший? — вздохнул Клиффорд. — Просто, слушая его показания, я обратил внимание на одну деталь. Он был взбешен не столько из-за нанесенного ущерба, сколько из-за того, что не сумел предусмотреть этого и принять превентивные меры. Но этого нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить! Кто психиатр вашей компании?

— Его зовут Чинелли, — Рон был потрясен. — Господи, я понимаю, что ты имеешь в виду— Он производил такое впечатление, да? Я приму меры. Он находился в страшном напряжении все это время… Спасибо за предостережение.

Он вспомнил этот разговор, поедая или, вернее, пытаясь есть невкусное рагу из баранины — единственное, что подавали в больнице на ленч с тех пор, как один из поставщиков мяса заболел Чумой и санитарная инспекция запретила потреблять в пищу мясо из той партии.

Этим утром поступило тридцать пять новых больных, зараженных Чумой, и один с аппендицитом. Ситуация быстро приближалась к критической точке. Если ВОЗ ничего не предпримет в ближайшее время, врачи не смогут освоить такой объем работы.

И все же мысленно он все время возвращался к тому, что произошло в лаборатории у Рона Кента. Как человек мог проникнуть в помещение, не потревожив многочисленных систем сигнализации?

Разве что с помощью телепортатора Вейсмана!

Что ж, это бы все объяснило. Но на дворе все еще эра космических кораблей и ненадежных ракет, годных лишь на то, чтобы долгие месяцы по инерции двигаться в космосе к Луне или Марсу. Телепортаторы оставались мечтой.

И все же…

— Черт побери, — вслух пробормотал он, отодвигая почти полную тарелку. Нужно раз и навсегда разделаться с этим призраком. Он нажал кнопку селектора и, услышав ответ медсестры, спросил:

— Скажите, куда перевели пациента Бьюэла, астронавта?

— Мм… Двадцать девятая палата. А в чем дело?

— Хочу взглянуть на него.

Быстро шагая по коридору в отделение для выздоравливающих, он спросил себя, позаботился ли кто-нибудь о миникомпьютере для Бьюэла, и, открыв дверь в палату, дал утвердительный ответ. Бьюэл вовсю работал с компьютером, одной рукой набирая цифры, а другой записывая что-то в блокнот. Подняв глаза и увидев входящего Клиффорда, Бьюэл расплылся в улыбке.

— А, доктор Клиффорд! Хотите убедиться в том, что я больше не доставлю вам хлопот?

Клиффорд принудил себя улыбнуться в ответ.

— Между прочим, я зашел узнать о ваших успехах в проверке теории Вейсмана.

Клиффорд надеялся, что Бьюэл не спросит, откуда взялся столь жгучий интерес.

— Кое-какие сдвиги есть, — ответил тот, откидываясь на подушку. — Кстати, если бы вы позволили мне воспользоваться вашим больничным компьютером, я справился бы за час. А эта штука не годится для вычислений такого масштаба. Но одно я могу с уверенностью сказать уже сейчас. Вейсман абсолютно прав!

Клиффорд был так взволнован, что нервно сжал кулаки и сделал полшага к кровати.

— Значит, телепортатор можно создать?

— О, нет. Никаких шансов.

— Тогда я вас не понимаю.

— Видите ли, тут возникает так называемый мраморный парадокс. Не слышали о таком? Из пяти кусочков мрамора можно сложить шар размером с Землю. С другой стороны, теоретически возможно сжать Землю до размеров небольшого мраморного шарика. Но фокус в том, что практически это сделать невозможно.

Он постучал ручкой по раскрытому журналу со статьей Вейсмана.

— То же самое и в этом случае. Он прав, утверждая, что достаточно создать два абсолютно конгруэнтных объема, чтобы предмет, помещенный в один из них, появился и в другом. Проблема в том, чтобы найти критерий абсолютной конгруэнтности…

Рация в кармане Клиффорда подала сигнал и заговорила:

— Доктор Клиффорд, пожалуйста, немедленно

пройдите в хирургическое отделение!

Клиффорд тихо выругался, а вслух сказал:

— О'кей. Простите, что побеспокоил вас.

—пожал плечами Бьюэл. — А почему вас вдруг заинтересовала телепортация? Надоело ходить пешком?

Клиффорд выдавил из себя еще одну улыбку, столь же фальшивую, как и предыдущая.

По пути в своей кабинет Клиффорд страшно злился на себя за то, что принял эту идею всерьез. Пусть полиция решает загадку со взломом лаборатории в «Кент Фарцевтикалз».

Оказалось, что именно полиция поджидала его возле кабинета в лице констебля, которого Клиффорд уже видел прошлой ночью где-то возле «Кент Фармацевтикалз». Приглашая его в кабинет, Клиффорд заметил любопытный взгляд медсестры и подумал: «Интересно, какие объяснения они найдут тому, что полиция столь настойчиво интересуется мною?»

Убрав со стола тарелку с остывшим рагу, он сказал:

— Итак, сэр, я к вашим услугам.

— Моя фамилия Фаркуар, сэр. Мне поручено поставить вас в известность о том, что мы проверили мистера Боргама, который подозревался во взломе лаборатории «Кент Фармацевтикалз».

— И…?

— Местная полиция застала его в постели. Выяснилось, что прошлым вечером он обедал с тремя друзьями в ресторане более чем в ста милях от Лондона, вернулся домой около восьми и больше никуда не отлучался. Даже «хантсмену» не под силу было доставить его в Лондон и обратно за такой короткий промежуток времени.

— Значит… — начал Клиффорд и умолк, подумав, что вовсе не обязан подбрасывать полиции Джеззарда. Возможно, они уже сами додумались…

— Да, сэр? — быстро отреагировал Фаркуар, и под острым взглядом его ярких глаз Клиффорд почувствовал себя словно под микроскопом.

— Значит, вам придется искать кого-то другого, — с усилием выговорил он.

— Да, сэр, — расслабился полицейский. — Видите ли, мой шеф считает, что будет лучше, если люди, которые, так сказать, в курсе дела, не станут повторять обвинений мистера Джеззарда. Мистер Боргам был страшно возмущен.

Он хотел было подняться, но Клиффорд жестом остановил его. Внезапно он вспомнил, где именно видел Фаркуара прошлой ночью или, вернее, этим утром.

— Это не вы ли работали с «ищейкой» возле «Кент Фармацевтикалз»?

— Гм… Да, сэр. Я стажируюсь на детектива и, чтобы успешнее сдать экзамен, должен ознакомиться со всей современной техникой, используемой в полиции.

— Она нашла что-нибудь? Я имею в виду «ищейку»?

Фаркуар слишком долго колебался, и Клиффорд воскликнул:

— Значит, нашла! Что? Свежий след? В лаборатории, я полагаю?

Фаркуар совсем смешался под его натиском. Клиффорд не унимался:

— И больше нигде следов не было! Я прав, не так ли?

Фаркуар сдался.

— Не знаю, что навело вас на эту мысль, сэр… Да, вы правы. Мы проследили ароматический след, оставленный мистером Боргамом во время его дневного визита к мистеру Кенту: он вел с улицы в кабинет мистера Кента, оттуда — в лаборатории и обратно. И, как вы верно догадались, «ищейка» нашла следы, оставленные поверх всех прочих, лишь в одном помещении, — он говорил так, словно признавался в утрате святыни, в которую верил с детства.

— Вы хотите сказать, что эти новые следы попросту обрывались? Словно мистер Боргам растворился в воздухе?

— Более или менее, — вздохнул Фаркуар и поспешил добавить, — но, видите ли, «ищейка» — экспериментальный аппарат. Ее свидетельство пока еще суд не признает.

— Черт меня побери, — задумчиво пробормотал Клиффорд. — Спасибо вам, сэр. Вы очень помогли мне.

— Это вам спасибо, сэр, — поправил полицейский, смутно чувствуя, что ситуация складывается как-то неправильно.

Клиффорд, окончательно сбитый с толку, несколько минут изучал пустую белую стену. Что делать с этой проклятой загадкой? Сначала он уверовал в телепортатор как в ключ решения всей проблемы, потом услышал авторитетное мнение о том, что создать телепортатор не представляется возможным, и в конце концов получил не менее авторитетное подтверждение первой гипотезы.

Да это просто смешно!

Нет, видимо, взломщику попросту удалось каким-то образом перехитрить все те датчики, о которых распространялся Кент, и очень может быть, что полиция уже догадалась, как это было сделано. Вместо того, чтобы ломать голову, Клиффорд решил позвонить Кенту.

Но Рон сообщил ему только то, что он уже слышал от Фаркуара.

— Как обстоят дела в лаборатории? — спросил Клиффорд.

— Еще хуже, чем показалось на первый взгляд, — удрученно ответил Рон. — Видимо, нам придется повторить все восемьсот восемь экспериментов.

— Что? Но ведь у вас должны были остаться записи!

— Вот поэтому я и говорю, что дело обстоит гораздо хуже, чем показалось сначала. Этот сукин сын вдоволь поработал с нашим компьютером, прежде чем ушел.

— Ты хочешь сказать, что ваш компьютер не был снабжен защитой?

— Конечно, был, и знал ее только персонал лаборатории! Думаешь, я идиот?! — прорычал Рон. — Но когда этот сукин сын понял, что не может уничтожить сведения, он выкинул другой фокус. Да, он умен, как черт! Дело в том, что в лаборатории лежали кое-какие распечатки с адресами файлов, содержащих данные по кризомицетину. И представляешь, что он сделал: к каждому адресу он внес новый разрешительный код. Так что теперь на каждый запрос компьютер требует с нас доказательств, что мы имеем на него право. — Рон истерически рассмеялся. — Хитро придумано, не правда ли? Конечно, сведения продолжают оставаться в машине, но у нас уйдут дни, возможно, и недели на то, чтобы вытащить их оттуда!

— Кто-нибудь еще работает над созданием кризомицетина? — спросил Клиффорд после паузы.

— Еще с полдюжины фирм. Но все они отстали от Джеззарда на милю.

Сквозь пелену черной тоски Клиффорд услышал, как Рон о чем-то спрашивает его, и попросил повторить.

— Я говорю: ты оказался прав насчет Джеззарда!

— Что ты имеешь ввиду?

— Слышал утренние новости?

— Не было времени. Первая свободная минута выдалась за ленчем. Люди поступают непрерывно — и все с Чумой.

— Так вот, Чума распространилась за пределы Великобритании. Уже есть случаи на континенте и в Нью-Йорке. Возможно, ее завезли те, кто выехал из страны до закрытия границ.

— Боже мой… — медленно и глупо, как ему самому показалось, выговорил Клиффорд. — Именно этого и следовало ожидать. Но что там насчет Джеззарда?

— Когда я рассказал ему об этом, он заявил, что все это ложь, выдуманная для отвода глаз.

— Не может быть!

— Боюсь, что это так. Мне пришлось позвать Чинелли, Джеззард начал буйствовать, и пришлось его усмирять. Возможно, пройдет месяц, прежде чем он снова будет способен работать.

— Всем нам надо тоннами принимать успокоительное, — горько сказал Клиффорд. — И чем дальше, тем чаще будут случаться подобные вещи.

Больные все прибывали и прибывали. К четырем часам все койки в больнице были заняты, и Клиффорд потерял целый час, обзванивая другие больницы, в которых дела обстояли точно так же. В конце концов он позвонил в Министерство Здравоохранения и получил указание отправлять выздоравливающих по домам на попечение их личных врачей.

В течение дня Клиффорд стал свидетелем еще нескольких неожиданных летальных исходов. (Неужели он никогда не сможет забыть обескровленное лицо Лейлы Кент, ее темные волосы, разметавшиеся по подушке?)

Когда, наконец, его рабочий день кончился, он был измотан еще больше вчерашнего, но подозревал, что завтра обещает быть еще хуже. Он наспех поел и через семь часов сна снова был в больнице, где его встретила первая за все эти дни радостная новость. ВОЗ прислала спецбригаду врачей из Америки.

Когда в четыре часа утра он подъехал к больнице, у главного подъезда разгружались машины с оборудованием и медикаментами, прибывшие трансатлантическими грузовыми лайнерами.

Следующие два часа он водил группу чернокожих врачей и медсестер по палатам. Никто из них явно не представлял себе истинной природы болезни, с которой им предстояло иметь дело. Это было закономерно, поскольку до сих пор Чума не распространялась за пределы Великобритании. Но Клиффорд видел, как потрясли их его бесстрастные описания наиболее непредсказуемых случаев течения болезни. Он предлагал им поставить диагноз пациентам, и они давали верные и точные, на первый взгляд, ответы: запущенный бронхит, почечная недостаточность, сепсис в результате инфицированной раны… а затем одна из сопровождавших группу медсестер делала быстрый и наглядный тест, и на глазах у всех плазма крови, или слюна, или моча пациента приобретала ужасный оранжевый цвет.

Чума.

И все же само присутствие этих людей вселяло надежду. Подобно лейкоцитам, стремящимся противостоять инфекции в организме, эти люди бросили все свои дела, отказались от планов и, перемахнув через океан, ринулись в самый центр зоны бедствия. Это был показатель того, что современный мир может сделать в борьбе против своих скрытых врагов.

Закончив обход, все они собрались в кабинете у Клиффорда.

Клиффорд обвел взглядом присутствующих и обратился к щуплому человечку со следами операции на щитовидке — его звали Маккаферти.

— Ну, что скажете?

— Хорошего мало, — лаконично ответил тот. — Почему вы раньше не запросили помощь?

Клиффорд пожал плечами.

— Не знаю. Мы не сразу сообразили, в чем дело. Вам известно о том, что эпидемия уже достигла Европы и Соединенных Штатов?

— Еще бы! — подала голос самая симпатичная из медсестер. — Вам повезло, что мы успели вылететь к вам. Сразу после вас позвонили из Бруклина — двести случаев за один день!

— Ну что ж, думаю, нам пора приступать к работе, — сказал Маккаферти и направился к двери.

Клиффорд несколько преждевременно настроился на невыносимо тяжелый каждодневный труд. Благодаря оборудованию и медикаментам, которые прибывали в течение всего дня, американцы взяли на себя почти половину всей работы. К полудню они справились с больными, которые поступили за прошедшие сутки; еще через несколько часов в Гайд-Парке был разбит полевой госпиталь, и машины, выделенные полицией, доставляли в него пациентов. К вечеру на компьютерах были распечатаны списки адресов, по которым медсестры отправились помогать перепуганным добровольцам из Гражданской Обороны.

Среди этой суматохи Клиффорд выделил несколько минут, чтобы ответить на звонок Кента. Рон просто ликовал.

— Клифф, случилась просто фантастическая вещь! Слышал когда-нибудь о женщине по имени Сибил Марш?

— Она биохимик? Работает в одном из американских университетов, верно?

— Вот именно! Она — один из лучших специалистов в мире. И знаешь, что она сделала? Час назад она позвонила сюда и долго разговаривала с Филом Спенсером. Она утверждает, что синтезировала кризомицетин и уже грузит всю свою лабораторию на самолет, чтобы лететь сюда. Суммировав свои результаты с нашими, она попытается синтезировать кризомицетин в чистом виде!

— Но ведь Джеззард говорил, что создание кризомицетина…

— Она сказала, что может получить двадцать-тридцать процентов вещества! — возбужденно перебил Рон. — Это невероятно! Просто чудеса!

— Фантастика, — согласился Клиффорд и впервые за многие дни позволил надежде остаться в его душе.

Эйфория длилась всего лишь сорок восемь часов, по истечении которых в Лондонском аэропорту был взорван самолет с лабораторией Сибил Марш.

Когда одного из ассистентов-биохимиков удалось вытащить из пламени, он невнятно сказал, что видел в самолете незнакомого высокого темноволосого мужчину. Но пожарные обнаружили среди обломков самолета лишь осколки фосфорной гранаты.

Клиффорд узнал об этом из утреннего выпуска новостей, собираясь на работу. В панике он сразу позвонил в госпиталь и убедился в том, что там все в порядке. Опуская трубку на рычаг, он горько сжал губы в узкую линию.

Кто-то весьма решительный шел на все, чтобы мир не узнал о лекарстве. Но кто? И, главное, зачем?

Диктор говорил о случаях Чумы в Малайзии и Индонезии, когда зазвонил телефон. Сняв трубку, Клиффорд услышал незнакомый голос.

— Доктор Клиффорд?

— Да, кто это?

— Моя фамилия Чинелли, доктор. Психиатр компании «Кент Фармацевтикалз».

— О, да. Рон Кент говорил мне о вас.

— Да, я знаю, вы были его другом.

— Был? С ним… что с ним случилось?!

Клиффорду показалось, что пол стал уходить из-под ног.

— Мне очень тяжело сообщать вам эту новость, — сказал Чинелли. — Он умер сегодня ночью.

— О, господи, — простонал Клиффорд. Его ладонь так вспотела, что он едва не выронил трубку.

— От Чумы?

— Нет. Он принял яд.

Повисла тишина, словно вселенная застыла в нерешительности, не смея продолжить свое движение.

После паузы Чинелли сказал:

— Я виню себя в том, что вовремя не обратил внимания на его опасное состояние. Я видел, в каком напряжении он находился, когда с доктором Джеззардом случился срыв, но… Мне кажется, последней каплей была гибель самолета с лабораторией. Слышали об этом?

— Только что по радио…

— Мистеру Кенту сразу сообщили об этом. Дело в том, что он распорядился послать туда остатки нашего кризомицетина. И, насколько я понимаю, все было уничтожено. Он оставил записку, в которой сообщил, что взрыв самолета окончательно убедил его: кто-то преднамеренно распространяет Чуму — как и думал доктор Джеззард. Впрочем, записка очень неразборчива…

Ответом ему была мертвая тишина. Чинелли обеспокоенно спросил:

— Вы слушаете, доктор Клиффорд?

— Да, да, слушаю… — ценой неимоверного усилия ответил Клиффорд. — Спасибо, что дали мне знать. До свидания.

Но это была ложь, сказал он себе. На самом деле его уже не было здесь. Он находился в Игранной новой вселенной, полной хладнокровных беспощадных монстров, которые отняли у него сначала любимую женщину, затем лучшего друга, а потом то, что могло спасти жизнь миллионам людей, которых он никогда не знал.

Он сел на край своей кровати, уронил голову на руки и обнаружил, что все еще способен плакать.

— Доктор Клиффорд?

Он поднял взгляд от стопки амбулаторных карт, которые взял из регистратуры в слабой надежде найти подступы к секрету изменчивости микроба.

— В чем дело, сестра? — недовольно спросил он у женщины, стоявшей в дверном проеме.

— Вы просили дать вам знать, если поступит хорошо одетый пациент без документов.

Клиффорд отодвинул бумажки и вскочил на ноги.

— Откуда он?

— Его обнаружили на Пэддингтонском вокзале около часа назад. Мы пробуем поддержать его с помощью кислорода, но он в очень тяжелом состоянии. У него доктор Маккаферти.

Это значит, что предстоит спор, мрачно подумал Клиффорд. Впрочем, положение было таково, что любые средства оправдывали цель — разгадку тайны этой болезни.

Новый пациент лежал в помещении, которое недавно было переоборудовано из приемной в палату. Маккаферти склонился над больным с фонендоскопом. У пациента было характерное обескровленное лицо, и даже на расстоянии нескольких ярдов Клиффорд слышал хрипение в его груди.

— Клифф, я ничего не понимаю, — сказал Маккаферти. — Судя по состоянию, в котором он сейчас находится, его должны были госпитализировать неделю назад. Ума не приложу, как он добрался до поезда!

Клиффорд внимательно разглядывал пациента.

— Никаких документов не нашли? — спросил он у медсестры.

— Никаких. При себе он имел только пятифунтовую банкноту, немного мелочи и билет до Лондона. Ни бумажника, ни ключей, даже носового платка.

— Платок был ему необходим, чтобы содержать в порядке свой нос, так, по-вашему? — с мрачным юмором заметил Маккаферти.

Клиффорд глубоко вздохнул.

— Ладно. Позвоните в Скотланд-Ярд, позовите к телефону инспектора Теккерея из отдела по розыску пропавших без вести. Запомнили? Скажите ему, что к нам поступил один из загадочных пациентов, и попросите немедленно приехать сюда.

Сестра кивнула и поспешила к телефону.

— Что там насчет Скотланд-Ярда? — поинтересовался Маккаферти.

Клиффорд пропустил его вопрос мимо ушей.

— Как думаете, нам удастся разговорить этого пациента?

— Что?!

— Вы же слышали, что я сказал! — рявкнул Клиффорд.

— Да, но… — Маккаферти облизнул свои толстые губы. — Думаю, можно высушить его трахею, дать ему лошадиную дозу стимулятора, например, РП-икс… Но, черт побери, это же наполовину сократит его шансы остаться в живых!

Он взглянул Клиффорду прямо в глаза.

— Я бы сказал, что вы буквально подписываете ему смертный приговор.

— Знаю, — ответил Клиффорд. — Но этот инспектор Теккерей занимается выяснением личностей более чем ста подобных пациентов, прибывших в Лондон с запада и не имеющих при себе документов. Есть основания считать их переносчиками болезни. А еще мне кажется, что они знают об этом.

— Что? — голова Маккаферти дернулась назад, как у цыпленка с перерезанным горлом.

— У меня нет доказательств! — резко сказал Клиффорд. — Но вы, очевидно, слышали о том, что кто-то учинил погром в лаборатории фирмы «Кент Фармацевтикалз»? И о взорванном в Лондонском аэропорту самолете, в котором прибыли американские биохимики вместе со своей лабораторией? Разве это не наводит на мысль, что кто-то старается помешать нашей борьбе с Чумой?

Повисло напряженное молчание. Затем Маккаферти сказал:

— О'кей, Клифф. Вы боретесь с этим микробом уже не первый месяц, а я только что прибыл сюда. Но я достаточно наблюдал за вашей работой, чтобы не сомневаться: у вас имеются веские причины поступать так, а не иначе. Если это повлечет за собой осложнения… — он поколебался, — то я разделю их с вами. Это справедливо?

— Более чем, — ответил Клиффорд и пожал ему руку.

Они знали, что пациента непросто будет привести в сознание, и перенесли его в операционную, где имелось реанимационное оборудование. Когда приехал Теккерей, Клиффорд вывел его в коридор и объяснил всю рискованность шага, на который они идут.

Когда он кончил, Теккерей сказал:

— Что ж, я готов взять на себя половину ответственности. После инцидента с самолетом у нас практически не осталось сомнений в том, что имеет место целенаправленное распространение заразы. Министр внутренних дел уже собирал по этому поводу начальников полиции, а министр здравоохранения разослал циркуляр во все медицинские учреждения. Нас, конечно, это тоже коснулось, поскольку мы регистрируем все случаи подобного рода, — он указал большим пальцем на дверь операционной. — А что именно вы собираетесь предпринять?

— Пренеприятные вещи, — ответил Клиффорд. — Начать с того, что он едва может дышать, и нам придется высушить его трахею. Далее, микроб атаковал его нервную систему, и… Короче, можно до вечера объяснять, что инфекция делает с человеческими нервами. В общем, это самый короткий путь, которым она убивает. Так что нам придется ввести в его спинной и головной мозг стимулятор РП-икс, после чего между микробом и стимулятором начнется битва не на жизнь, а на смерть за власть над его синапсисами. Если повезет, у нас будет пятнадцать минут, чтобы допросить его, прежде чем он полностью отключится и вернется в то состояние, в котором находится сейчас.

Из операционной послышался голос Маккаферти:

— Клифф, вы готовы?

— Иду, — ответил Клиффорд. — Проходите дезинфекцию, надевайте халат и входите.

— Вы слышите меня? — спросил Клиффорд человека на операционном столе.

После того, как Маккаферти и медсестры десять минут напряженно работали над ним, пациент, наконец, шевельнулся и провел языком по губам. Его голову пришлось закрепить, потому что возле шейного позвонка через трубочку в спиномозговой канал поступил раствор РП-икс. На всякий случай Клиффорд предложил привязать его руки и ноги, прекрасно понимая, что едва ли желал бы себе самому такого пробуждения. Но он вспомнил о Лейле и Роне и о том, что человек, распластанный на столе, может быть убийцей.

На мгновение глаза пациента приоткрылись, но, увидев перевернутые лица врачей в белых масках, он с хрипом схватил ртом воздух и снова сомкнул веки.

— Доктор, взгляните! — резко сказала медсестра, наблюдавшая за энцефалограммой.

Клиффорд и Маккаферти одновременно обернулись к дисплею. Маккаферти присвистнул:

— Черт возьми, я слышал о таком, но собственными глазами видеть не доводилось.

Клиффорд подавленно кивнул. Линия на экране выравнивалась буквально на глазах.

— Подобному может быть только одно объяснение. Он приказывает себе умереть. И мы должны остановить его! Сестра! Неоскон — десять кубиков!

— Десять? Но, доктор…

— Я сказал десять, значит — десять! Быстрее!

Сестра все еще колебалась, и Клиффорд с проклятьями бросился к препаратам и схватил шприц. До сих пор он не слышал, чтобы кто-нибудь вводил неоскон одновременно с РП-икс, но предполагал, что результат будет радикальным, возможно, даже трагическим.

Но это был единственный выход.

Он медленно и осторожно ввел препарат в сонную артерию пациента, каждую секунду напряженно ожидая, что его попытаются остановить. Но никто не остановил его и…

Лекарство сработало!

Едва он успел вынуть иглу, как губы пациента дрогнули, и он заговорил с сильным акцентом, но очень отчетливо. Глаза его при этом оставались закрытыми.

— Попался — умри! Умри! Они здесь, мы проиграли, мы проиграем!

Теккерей нажал на клавишу и чуткий микрофон стал улавливать каждый звук. Больной немного шепелявил и все короткие гласные произносил почти одинаково.

— Провалился… — пробормотал он смиренно, — значит, вышел из игры… Умри… Все кончено…

— Кто вы? — громко спросил Клиффор. — Как ваше имя?

Пациент боролся некоторое время с эффектом неоскона, но в конце концов сдался. Снова облизав губы, он выговорил:

— Сион… Фаматеус.

— Что это за имя? — недоуменно спросил Маккаферти, но Клиффорд не обратил на него внимания и снова спросил пациента:

— Откуда вы прибыли?

— Откуда? Откуда… куда, туда-куда… туда…

— Он пытается уйти в эхолалию, — сказал вдруг Маккаферти. — Что за чертовщина: он боится чего-то настолько, что предпочитает лишиться рассудка! — в его голосе послышался холодок ужаса.

Внезапно подал голос Теккерей.

— Сион Фаматеус! Это приказ! Откуда вы явились?!

— Откуда-откуда. Откуда-куда… Куда-туда… туда-куда…

— Приказываю вам отвечать!

На этот раз прием сработал. Лицо пациента расслабилось:

— Сион Фаматеус, — сказал он почти нормальным голосом, — прибыл из Пудаллы в Тоу-Сити…

Бросив встревоженный взгляд на энцефалограмму, Клиффорд спросил, пытаясь подражать интонациям Теккерея:

— Зачем вы здесь? Какова ваша цель?

— Распространять… — далее очень невнятно, — как можно дольше… Если ты попадешься… — в его голосе снова послышалась тревога. — Должен сразу умереть. Попался — умри! Должен умереть!..

Его тело вдруг содрогнулось в конвульсии и обмякло. Медсестра, наблюдавшая за дисплеем, сказала:

— Доктор, у меня везде нули.

Клиффорд стащил с лица маску и произнес:

— Что бы мы ни делали, он добился своего. Он мертв.

— Но почему? — спросил Маккаферти, когда они вернулись в кабинет Юшффорда. — Мне доводилось слышать о том, будто в примитивных культурах люди могут приказать себе умереть, но я никогда по-настоящему не верил, что такое возможно.

С другой стороны, я не нахожу других объяснений тому, что сделал с собой этот парень.

— У меня есть одна гипотеза, — задумчиво произнес Клиффорд и взглянул на Теккерея. — Можно еще раз прослушать вашу запись?

Пожав плечами, инспектор перемотал пленку, и в третий раз они услышали затухающую речь незнакомца.

Когда запись кончилась, Клиффорд сказал:

— Вы согласны со мною, что этот человек боялся чего-то настолько страшного, что предпочел смерть встрече с этим.

— Я… — начал Маккаферти и помолчал в раздумье. — С этим я согласен, — он подался вперед. — Но остальное — просто бессмыслица. На Земле не существует места под названием Toy-Сити! Я, во всяком случае, о таком не слышал.

— Он говорил не о городе, — сказал Клиффорд. — Дело в его произношении. Мы с вами произнесли бы название как «Toy-Сети».

После паузы, на протяжении которой стояла мертвая тишина, Теккерей взорвался:

— Черт возьми! Но ведь так называется звезда!

— Да, я знаю.

— Но… Нет! Нет, док, извините меня. Я знаю, к чему вы клоните, но не могу с вами согласиться.

— Что ж, раз вы не хотите слушать меня, я готов призвать на помощь авторитет, — Клиффорд достал из кармана рацию. — Сестра, астронавт Бьюэл еще не выписался?

— Бьюэл? — переспросил голос медсестры. — Кажется, сегодня его должны были выписать… Да, как раз сейчас он собирается покинуть больницу. Хотите, чтобы я задержала его?

— Будьте любезны. Скажите ему, что я прошу его срочно зайти ко мне в кабинет! — Клиффорд повернулся к собеседникам. — Далее. Вы слышали, как этот Сион Фаматеус сказал о своей задаче: ему было приказано что-то распространять, верно? А что в данный момент несется по планете с бешеной скоростью? Чума.

— Вторжение со звезд? — пробормотал Теккерей. — Нет, слишком притянуто за уши. Как это возможно, если до сих пор идут споры о том, может ли космический корабль достичь ближайших звезд…

— И тем не менее, — не сдавался Клиффорд.

— Клифф, вы сошли с ума! — рассердился Маккаферти. — Перемещения к звездам невозможны без перемещений во времени, вы это знаете. К тому же мне непонятно, как может будущее жаждать заразить смертельной болезнью свое собственное прошлое!

— На этот вопрос у меня нет ответа, — сказал Клиффорд. — Но вы забываете о том, что мы живем в четырехмерном континууме. Если путешествия в космическом пространстве… Да?

Его прервал стук в дверь. Вошел озадаченный Бьюэл.

— Док, в чем дело? Я уже собирался выписаться отсюда и отправиться в приличный отель… — он умолк при виде человека в полицейской форме с диктофоном в руках, серьезного лица Маккаферти и напряженного выражения, застывшего на лице Клиффорда.

— Я знаю — и прошу меня извинить, — ответил Клиффорд. — Но я хочу убедить этих двоих и еще Бог знает скольких людей, что перемещения во времени столь же возможны, как и перемещения в пространстве.

— Вы все еще не выбросили из головы теорию Вейсмана? — спросил Бьюэл. — Я же вам сказал, что для нее пока нет практического приложения!

— А если бы было? — настаивал Клиффорд.

— Тогда, конечно, перемещение во времени было бы неизбежным. Если вы перемещаетесь в неоднородном пространстве на большие расстояния, так или иначе вы будете двигаться назад во времени, потому что скорость света является конечным пределом скорости. Я полагаю, что в этом случае уравнение будет читаться наоборот, и получится, что вы начали свое путешествие позже, чем достигли пункта назначения!

— О'кей, теперь я кое-что вам объясню, — сказал Клиффорд и, откинувшись на спинку кресла, сложил вместе ладони. — Когда полиция с помощью «ищейки» проводила расследование в «Кент Фармацевтикалз», они нашли след того человека, на которого падало подозрение в разгроме лаборатории. Но они нашли так же и более поздний след этого человека, который начинался и кончался внутри самой лаборатории. Внутри не только прочнейших стен, но и ультрасовременной системы сигнализации. Далее, когда был взорван американский самолет с биохимической лабораторией, один из оставшихся в живых сообщил, что видел в самолете постороннего человека. Когда прибыли пожарные, его уже не было. И в первом, и во втором случаях приметы соответствуют приметам одного человека, который сумел доказать, что находился в сотне миль от места происшествия. Мне продолжать?

Бьюэл был сбит с толку.

— Док, вы хотите сказать, что кто-то имеет в своем распоряжении телепортатор?

— Не имеет. Будет иметь. У вас есть что возразить?

— Нет… не думаю… — Бьюэл нервно сглотнул.

— В таком случае мы должны поставить на него капкан, — сказал Клиффорд. — С сотней дьявольски острых зубов!

Лаборатории в «Барнаби и Глод, Лимитед» были оснащены куда более скромно, чем в «Кент Фармацевтикалз», но это не имело значения. «Барнаби и Глод» была известной фармацевтической фирмой, преуспевшей в производстве антибиотиков, что вполне соответствовало широко разрекламированному сообщению о ее успехах в синтезе кризомицетина. В действительности, это было неправдой. Но сообщение о ее успехах должно было прозвучать убедительно.

Юшффорд до боли в глазах вглядывался в темный проем герметизированной двери, сжимая рукоятку пистолета. Позади него Фаркуар осваивал очередное хитрое устройство, следя за стрелкой инфракрасного детектора, который должен был отреагировать на появление человека в соседнем помещении. По всему зданию в ожидании гостя притаились мужчины и женщины, вооруженные пистолетами и газовыми баллончиками. Вот уже две ночи они ждали безрезультатно, и Клиффорд знал, что если ничего не произойдет и на этот раз, на него попросту махнут рукой.

Часы показывали десять минут третьего ночи — мертвое время суток. Мысли Клиффорда блуждали; он вспоминал Рона и Лейлу и все те ошибки, которые совершил.

Вдруг Фаркуар тронул его за локоть и потянулся к выключателю на стене. Клиффорд моментально рванулся к двери, забыв обо всем.

Посреди лаборатории, залитой безжалостным светом прожекторов, стоял высокий мужчина с проседью в темных волосах. Он дико озирался, но бежать было некуда. Отовсюду к нему бросились люди с веревками, моментально связали его по рукам и ногам и, не слишком церемонясь, уволокли прочь из лаборатории. Главным для них было удалить его из пространств^, конгруэнтного тому, на которое был настроен его телепортатор.

Меньше чем через минуту его доставили в другое помещение, где что-то завывало и вспыхивало, кожу покалывало от электрических разрядов, а зубы ломило от боли.

В этой комнате было собрано воедино все, что могло, по их представлениям, нарушить работу телепортатора. Среда в этом помещении менялась каждую долю секунды.

Там они освободили его, и человек поднялся на ноги.

— Разве вы не собираетесь умертвить себя? — громко спросил у него Клиффорд.

Боргам с достоинством покачал головой.

— Это выход, к которому мы прибегаем, попадая в плен к Дори'ни. Но откуда вам это известно? Пытали кого-нибудь из моих людей?

Клиффорд пропустил язвительное замечание мимо ушей и спросил, вложив всю свою надежду в один единственный вопрос:

— Откуда вы и из какого времени?

Боргам уставился на него в искреннем удивлении.

— Никогда бы не поверил, что вы способны так поставить вопрос. Ну что ж, в таком случае я отвечу прямо. Я родился здесь, на Земле, но… позвольте мне сосчитать… примерно в 2620 году по вашему календарю.

— Это вы занесли к нам Чуму?

— Да.

— Зачем? — Клиффорд сделал полшага вперед, удерживая желание изрешетить его пулями.

— Сначала ответьте мне на один вопрос, — произнес Боргам, не отрывая взгляд от дула пистолета в руке Клиффорда. — Правда ли, что Чума, как вы ее называете, вышла из-под контроля и вы не в силах противостоять ей?

— Да, черт возьми! Вы своего добились!

Боргам расслабился и широко улыбнулся.

— Значит, мое задание выполнено, — сказал он. — А теперь позвольте представиться: генерал-полковник Андреас Аль-Мутавакиль Боргам. Я имею честь командовать корпусом Коррекции Времени в Армии Людей.

Его слушатели ошеломленно молчали, затем Клиффорд глуповато произнес:

— А, так вот почему… Я хочу сказать, что сразу подумал, что вы военный… Но вы не ответили на мой вопрос!

— Теперь я могу дать ответ, поскольку это уже ничего не изменит. Все, что я мог потерять, кануло в бездну нереализованного будущего.

На его высоком лбу заблестел пот, но голос оставался твердым.

— Я вижу, что вы пока еще не можете создать телепортатор, но зато знаете способ, которым можно вывести его из строя, — он кивнул в сторону электронного оборудования, которое обеспечивало постоянное изменение среды в помещении. — Слава Богу, что вы не догадались установить такую систему в лаборатории у Кента! Иначе… Впрочем, я забегаю вперед.

Постараюсь быть краток. Итак, в том веке, из которого я вернулся, мы располагаем целой сетью телепортаторов, соединяющих большую часть ближайших звезд. Существует более дюжины наших колоний на других планетах. Существуют? Будут существовать? Нет, точнее будет сказать «существовали», потому что мне удалось изменить ход событий, которые привели к их созданию.

В ходе наших космических исследований мы вошли в контакт с другими разумными существами, которые называют себя Дори'ни.

Говоря нашим языком, я назвал бы их расой душевнобольных. Поверьте, мы отнеслись к этому событию как к исполнению вековой мечты человечества. Но на наши приветствия они ответили безумной атакой. Благодаря эффекту неожиданности и нашей устоявшейся к тому времени привычке мыслить мирными категориями, им удалось оттеснить нас к планетам солнечной системы, прежде чем мы успели опомниться и собрать силы для защиты.

И все же у нас было одно существенное преимущество: у нас был телепортатор. Мы держали это в строжайшем секрете, под гипнозом внушая своим солдатам приказ умереть, если они попадут в плен к Дори'ни. Вы узнали об этом, и я теряюсь в догадках, как вам это удалось, ведь человек, которого вы допрашивали, находился в гипнотическом трансе и не знал о том, что пребывает на Земле, а не в плену у Дори'ни.

Конечно, основная ценность телепортатора была не в том, чтобы передвигаться в космосе, а в том, что он мог перемещать людей и предметы во времени. Доказательство тому — мое появление здесь, не правда ли?

Крайним средством, к которому мы прибегли в тот момент, когда Дори'ни готовились атаковать наше последнее прибежище — саму Землю, стало создание корпуса Временной Коррекции. С помощью телепортатора мы начали изменять историю всех битв, которые мы проиграли в этой ужасной войне. Какое-то время удача была на нашей стороне, но удар, который Дори'ни припасли напоследок, был наиболее хитрым и убийственным. Роковую роль сыграл тот факт, что в течение почти трехсот лет, каким бы невероятным вам это ни казалось, люди не переболели ни одной болезнью!

Блестящим от возбуждения взглядом он обвел лица ошарашенных слушателей.

— Вы не верите мне, не так ли? Но обратите внимание вот на что: уже сейчас на вашей Луне живут дети, которые никогда не сталкивались со многими земными инфекциями. Процесс отдаления от Земли с ее микрофлорой развивался по нарастающей: от Луны мы двигались к Марсу, к лунам Юпитера, другим планетам. С каждым шагом мы все больше и больше отвыкали от микробов, которые легко переносите вы. Мы разработали метод обнаружения инфекции в течение нескольких минут и привыкли носить при себе маленькие универсальные антидоты, которые быстро идентифицируют и убивают чужеродный микроорганизм.

Узнав об этом, Дори'ни создали Чуму.

Не бывает и двух одинаковых случаев течения этой болезни. Она мутирует в соответствии с сопротивлением, которое встречает. Чем настойчивее мы боролись с ней, тем вернее она нас убивала. Сейчас у вас умирает каждый десятый пациент. В том времени, откуда я прибыл, лишь один из ста имел шансы выжить, потому что мы лишились всего того иммунитета, который имеется у вас. Сколько болезней победил каждый из вас, пока не стал взрослым? Сто? Тысячу? О существовании большинства из них вы даже не догадывались!

И мы стали умирать от Чумы как… есть у вас очень точное выражение… А! Как мухи! Мы умирали, зная, что это последнее оружие у Дори'ни, и если бы не оно, мы выиграли бы войну.

Голос его задрожал и он провел рукой по лицу.

— Необходимо было хотя бы зафиксировать тот момент, когда Дори'ни инфицировали нас. Но они оказались хитрее, чем нам казалось. У болезни, которую они создали, был длинный инкубационный период. Прежде чем мы поняли это, буквально сто миллионов человек уже разнесли эту болезнь по всей цепочке планет, соединенных транспортаторной сетью. Эпидемия разразилась одновременно на таком огромном пространстве, что уже невозможно было отыскать ее источник.

Когда-то мод корпус насчитывал миллион мужчин и женщин. А знаете, сколько добралось до вашего времени? Сто четырнадцать! И все же я привел их сюда, в прошлое, чтобы провести самую важную в нашей истории операцию по коррекции времени, которая может дать единственный шанс человечеству.

Он уронил голову, и теперь им пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова.

— Мы вынуждены были принести вам эту Чуму…

— Что вы сказали?! — воскликнул Клиффорд.

— Увы, да. В этом и суть, неужели вы не поняли? — он тяжело задышал, словно сам был на грани обморока. — Неужели вы думаете, что мое сердце не обливалось кровью, когда я уничтожал драгоценные результаты ваших усилий по созданию кризомицетина? Неужели я стал бы делать это, если бы видел другой выход? Теперь, когда каждый будет подвержен влиянию Чумы, для многих появится шанс выжить, как это ни парадоксально!

На этот раз все случится иначе. Дори'ни снова встретятся с нами — пусть, с немногими из нас — и снова начнут свою невероятную войну. Но теперь мы сможем противостоять их последнему оружию — чудовищной инфекции. Я знаю, что так будет, потому что здесь и сейчас говорю с вами, которые уже столкнулись с этой болезнью и, возможно, когда-нибудь научатся справляться с нею, как с обыкновенной простудой. Но в каждом поколении кто-то будет погибать от нее — неизбежный и жестокий отбор! Но само существование такой болезни не позволит медицине деградировать до уровня обыденной привычки, не подкрепленной научным поиском и практическим искусством. Поэтому многие из тех, кто в будущем был обречен на гибель, теперь останутся в живых.

После длинной паузы Клиффорд спросил:

— Почему выбор пал именно на нашу страну?

— Из-за высокой плотности населения и потому, что здесь перекрещивается большинство транспортных линий, соединяющих вас с остальным миром. Похоже, мы сделали правильный выбор. Потому, что… — внезапно его речь прервал судорожный кашель, и он повалился на пол.

Когда Клиффорд присел возле него на корточки, он в последний раз открыл свои пронзительные темные глаза и произнес:

— Видите: я — венец многовекового прогресса в медицине — умираю! Если бы я мог вернуться и принять антидот…

На его тонких губах выступила пена, он захрипел и снова закашлялся, на этот раз громче и дольше.

— Почему вы открыто не обратились к нам? — спросил Клиффорд.

— Дело ведь не только в Дори'ни… Мы не должны вечно видеть в них врагов… Мы… — он умолк и скорчился в неподвижности.

Повисла мертвая тишина. Наконец подал голос Фаркуар:

— Доктор, вы верите тому, что он рассказал?

— Не знаю, — ответил Клиффорд. — Как бы то ни было, мы поставлены перед фактом.

Он вышел на холодный ночной воздух. Высоко над ним мерцали звезды. Со всех сторон доносились звуки города, который из последних сил боролся со смертельной угрозой: вой сирен «скорой помощи», жужжание санитарных вертолетов.

Он устремил взгляд в темноту, где умирали мужчины и женщины. Существует ли цель, которая может оправдать это? Верит ли он истории, рассказанной Боргамом? Примирились бы Рон и Лейла с мыслью о том, что должны умереть?

Долго еще не будет ответов на эти вопросы. До тех самых пор, пока человечество не столкнется с врагом, которого, может быть, и не существует. Но если этот враг все-таки будет существовать, то он уже проиграл войну Клиффорду, и Маккаферти, и миллионам других людей.