"Любовь на краю света" - читать интересную книгу автора (Питт Джоди)

3

Уже пробило десять, но за окнами было по-прежнему светло: полярный день не собирался отдавать свои полномочия. Несколько часов назад Элма высвободила место на кушетке и коротала вечер, листая старые журналы, когда ее внимание привлек какой-то звук. Подняв глаза, она увидела Крейтона с двумя керосиновыми лампами в руках.

— Экономите энергию? — Вспомнив заключенный пакт о ненападении, она попыталась изобразить из себя самую любезность.

— По правде сказать, да. Каждый вечер в это время я выключаю генератор, чтобы не тратить попусту горючее. — Он прошелся глазами по ее гнездышку. — Обычно мы ложимся в десять. Хотя солнце заходит только в половине первого, рассветает здесь рано, в четыре.

Она закрыла журнал.

— Дома у меня все было не как у людей: толпы посетителей в вечернее время, затем — ночной ресторан… Я не уходила с работы раньше двух ночи. Будет трудно перестроиться.

— Не думаю, — ответил он без тени иронии. — В Берлингтоне уже час ночи.

— А я думала, усталость — результат стресса.

Лицо его неожиданно осветилось дружелюбной улыбкой.

— Нет, уже действительно поздно, даже для вас. — Протянув ей одну из ламп, он добавил: — Возьмите. Если будете вставать, она вам пригодится. Ночи сейчас коротки, но с задернутыми занавесками в доме будет темно.

Взяв лампу, Элма встала и осмотрелась. В камине тлели последние угольки, и она сообразила, что давно не слышала голосов Бена и Адел.

— Где дети? — спросила она скорее сама себя.

— Скорее всего у дока Маггарда. У него есть телевизор.

— А он не выключает генератор на ночь?

— Во всех домах на острове, кроме этого, по одному генератору, поэтому их не выключают.

— Когда дети возвратятся домой?

— Когда захотят.

Она поборола искус поспорить. Крейтон достаточно ясно выразился по поводу вмешательства в его жизнь. Хотя ведь Адел была ее сестрой! Надо бы напомнить ему об этом.

— Я уже поняла, что у вас здесь свои правила, точнее, таковыми является отсутствие всяческих правил, но позвольте мне воспитывать мою собственную сестру по-моему, хотя мы и пользуемся вашим гостеприимством.

— Если помните, она уже отвергла ваше воспитание. Чего вы добиваетесь, чтобы она удрала отсюда на Северный полюс?

Элма не ожидала такого резкого ответа и почувствовала, как глаза ее наполняются предательской влагой. Обычно ее трудно было довести до слез — официанткам за день приходится выслушивать и не такое. Видимо, события последнего дня окончательно выбили ее из колеи.

Хотя, может быть, именно приобретенная привычка молча, с улыбкой сносить грубости от посетителей и довела молодую женщину до ее нынешнего состояния. Не слишком ли часто она так же молча позволяла сестре грубить ей? Вероятно, нужно было резче осаживать ее, ведь Элма столько сил положила на то, чтобы заменить Адел мать! С этими невеселыми мыслями она выдавила из себя:

— У меня нет сил спорить, мистер Кеннет. Назовите это усталостью или малодушием, если это заставит вас ощутить собственное превосходство, но сейчас мне хочется одного — добраться до постели и заснуть.

Крейтон вздрогнул, и у Элмы возникло ощущение, что его раздражение направлено не против нее, а против себя самого. Ничего не ответив, он направился к двери, ведущей в холл, куда выходили его спальня, ванная комната и две другие спальни. Он указал на одну из них:

— Это комната Адел. Поскольку в гостиной слишком захламлено, боюсь, вам придется делить комнату с сестрой.

— Никаких проблем, — пробормотала она, испытав чувство облегчения: по крайней мере теперь их с Крейтоном будет разделять почти полхолла.

— Я ненадолго оставлю вас, — заявил он. — Лучше вам заранее запастись спичками, они на камине.

Лампочка у кушетки погасла как раз в тот момент, когда Элма достигла камина и нашла коробок. Направляясь в спальню, она столкнулась в холле с Крейтоном.

— У вас есть в чем спать?

Чемоданчик Элмы был невелик — фактически всего-навсего дорожная сумка «на одну ночь», — и она положила в него только тонкую ночную сорочку. Планов провести некоторое время на отдаленном северном острове у молодой женщины не было, однако и обсуждать столь интимные темы с посторонним человеком ей не хотелось. Поэтому она лишь покачала головой:

— Что-нибудь придумаю.

— Несмотря на камин, по ночам здесь бывает прохладно. Вот, возьмите-ка, я тут кое-что для вас подыскал. — С этими словами он протянул ей мужскую фланелевую рубашку. Рубашка висела на деревянных плечиках и выглядела свежевыстиранной.

Элма осмотрела ее более тщательно, решив, что слабый свет в холле сыграл с ней злую шутку. Однако убедилась, что первое впечатление не обмануло ее. Рубашка не только была чисто выстирана, но и выглажена. Приняв рубашку из рук Крейтона, она просто по инерции попыталась его поддеть:

— Я ценю ваше желание избавиться от репутации человека, живущего в грязи и беспорядке.

Во взгляде его мелькнула знакомая враждебность.

— Не стоит благодарности, мисс Селби. Спокойной ночи.

— Ах, простите! — воскликнула Элма, почувствовав, как ее опять поставили на место. — Я не имела в виду…

Но еще до того, как она закончила фразу, дверь захлопнулась перед самым ее носом. Прикусив губу от стыда, женщина теперь могла только гадать, что бы она услышала в ответ, если бы Крейтон не вышел из холла.

Она осталась одна. Уставившись на рубашку, Элма вспомнила, что не поужинала, и сейчас просто не представляла, где искать пищу в этом хлеву. Проходя по коридору, она краем глаза разглядела на кухонном столе две початые консервные банки с лососем и бобами — какая-никакая, а все-таки еда. Желудок настоятельно требовал подкрепления. Однако молодая женщина не рискнула украдкой подъедать за детьми, а потому ретировалась в гостиную и снова уткнулась в журналы.

Из кухни меж тем раздавался бодрый стук посуды: Элма готова была поклясться, что Крейтон готовит себе сандвич. Чуть позже он собрал посуду со стола. На одно мгновение послышался шум воды из крана, вызвав почти невероятное предположение: он моет посуду! Однако звук так же быстро прекратился. Разочарованная, Элма вернулась к своим журналам. Возможно, она задремала, увидев во сне события минутной давности: Кеннет с лампами, возвышающийся над нею…

Очнулась она от звука открываемой входной двери, а затем раздались голоса и смех детей, ввалившихся в холл.

Увидев сестру в дверях гостиной, Адел только коротко осведомилась:

— Еще не спишь?

Стараясь придать голосу радушие, Элма ответила:

— Как раз собиралась. Ты идешь?

— Ага. — Обернувшись к Бену, Адел бросила: — До завтра.

Прихватив одну из ламп, тот ответил:

— Спокойной ночи.

В спальне Элма присела на край одной из двух просторных кроватей. Комната, как и все помещения в доме, представляла собой свалку грязной одежды, какой-то странной обуви и кип журналов. Но сама постель, как ни странно, была аккуратно застелена, хотя на ней и красовалось какое-то барахло. Что касается второй, то там все было перевернуто вверх дном: совершенно очевидно, что ее выбрала Адел.

Младшая сестра неслышно вошла в комнату и плюхнулась на одеяло рядом с Элмой, заговорщически прошептав ей на ухо:

— Не хотела говорить тебе при Бене, но, по-моему, Крейтон немножечко того.

Что-то сдавило горло молодой женщины, и она испытующе оглядела сестру. Ей и самой показалось, что хозяин дома слегка чокнутый, но она старалась об этом не думать.

— Того? — переспросила она Адел, поставив лампу на туалетный столик, а затем также понизила голос: — Ты что имеешь в виду — он сошел с ума?

— Ну… — прошептала Адел; весь вид ее говорил, что она готова открыть страшную тайну. — Ты бы видела, что у него в чулане!

Воображение Элмы тут же нарисовало мрачный склеп, полный плетей и цепей.

— О Боже… — Она резко расстегнула воротничок блузки. — И что же в чулане?

— Там ни единого пятнышка, — объявила Адел. — Это самый чистый и прибранный чулан, какой только можно вообразить. Прямо картинка из рекламного каталога «Все для дома».

Элма с недоверием уставилась на сестру.

— Чулан прибран? И ты считаешь Крейтона чокнутым только потому, что у него чисто в чулане?

Девочка состроила гримасу недовольства.

— Ну разве не смешно, когда человек вылизывает крохотный закуток до блеска, оставляя вне его полнейший хаос?

— Действительно, странно, — согласилась Элма, искреннее удивляясь поведению Крейтона Кеннета. — Но, мне кажется, нет причин паниковать. — Она задумчиво посмотрела на сестру. — Честно говоря, чистота и порядок обычно не рассматриваются как тяжкие преступления.

Та разочарованно протянула:

— Ну и ладно. Я просто думала, ты должна знать.

— Благодарю за предупреждение. — Элма сняла рубашку с плечиков. — Он предложил мне спать в этом. Думаешь, спятивший «чуланный» маньяк смазал свой утюг отравой и я умру в страшных мучениях еще до наступления утра?

Адел притворно округлила глаза.

— Жутко смешно.

— Потому что я жутко устала. — Поведя рукой по барахлу, лежащему поверх одеяла на ее постели, Элма спросила: — Ты бы не могла куда-нибудь убрать все это, чтобы освободить место?

С театральным стоном Адел одним движением смахнула все на пол.

— Так хорошо?

Элма вздохнула: сейчас не время дуться по новой.

— Скажем так: хорошо, потому что с тобой все в порядке.

На лице Адел появилось удивление, очевидно, она ожидала очередной выволочки. Слегка расслабившись, она произнесла почти с улыбкой:

— Знаешь, я, наверное, нагрубила тебе потому, что никак не ожидала здесь встретить. Спокойной ночи.

С беспомощным вздохом Элма произнесла:

— Ты должна была послать мне открытку. Знаешь, такие славные — со словами любви к сестричке. — Сев на краю постели, она начала раздеваться.

Рубашка Крейтона была ей явно велика, доходила до колен, а мягкая ворсистая ткань приятно согревала кожу. От рубашки исходил запах чистоты и еле уловимый аромат одеколона, как будто хозяин дома стремился пометить любую мелочь на своей территории. Элме показалось, что она лежит в его объятиях, и эта греховная мысль заставила молодую женщину закатать рукава. Ну и разыгралась ее фантазия! Должно быть, она вымоталась даже больше, чем думала, раз вообразила такое.

Свернувшись калачиком под одеялом, Адел спросила:

— Что будем делать завтра?

— Первым делом займусь стиркой, — ответила Элма.

— Круто! А то мне совсем нечего надеть.

Элма испытала жестокое разочарование от реплики сестры: все тот же безоглядный эгоизм, из-за которого они обе влипли в эту историю. Она сухо ответила:

— Еще как круто. Сама будешь стирать свои вещи, мисс Взрослая!

Элме показалось, что она словно следует педагогическим методам мистера Крейтона Кеннета, делавшим из детей нерях. Хотя что он на самом деле думает — вот в чем вопрос. Элма опять ощутила на себе его рубашку — она хранила терпкий приятный запах, напомнивший давний запах отцовской трубки, которую тот так любил раскуривать по вечерам. Был ли Крейтон хоть наполовину серьезен, разглагольствуя о своей педагогике, «обратной общепринятой»? Он и вправду стремился воспитать в детях чувство ответственности за принятые решения, создавая им жизнь попросту невыносимую? Да нет же, не может быть. Совершенно абсурдная идея, однако…

— Ничего от тебя не дождешься, — буркнула Адел, нарушив ход ее мыслей. — Никто здесь ни для кого и пальцем не пошевелит.

— Добро пожаловать в реальность, дорогая. — После того как слова слетели с ее губ, их скривила ехидная улыбка. Элма начала повторять Крейтона Кеннета! При том, что они отличались друг от друга как… как любовь от ненависти. Или она была не права? Лежа в темноте с открытыми глазами, Элма раздумывала, есть ли в показном безумии этого человека хоть частичка системы.

Крей не обманул: над Беринговым морем рассветало рано. Солнечный луч нашел щелочку между занавесками и заиграл прямо на лице молодой женщины, отчего она поначалу еще сильнее зажмурила глаза. С усилием приоткрыв их наконец, Элма взглянула на часы и обнаружила, что всего полпятого, а солнце уже бодро устремилось к зениту.

Сообразив, что в Берлингтоне сейчас на три часа больше, она зевнула и села в постели. Адел еще не проснулась. С глубоким вздохом Элма пошарила в чемоданчике в поисках зубной щетки, пасты и мыла и побрела, заспанная и босоногая, в ванную комнату.

Та оказалась заперта. Элма только было собралась повернуть обратно, как дверь распахнулась и молодая женщина лицом к лицу — точнее, лицом к груди — столкнулась с Крейтоном. На нем был полосатый купальный халат до колен и, судя по голым мускулистым ногам, больше ничего. Как и Элма, он был бос, и стоило той ненароком глянуть на его ноги, как у нее перехватило дыхание. Никогда еще она не видела вблизи обнаженных мужских икр, и эти показались ей на редкость возбуждающими.

— Доброе утро. — В его голосе прозвучали веселые нотки. — Не ожидал увидеть вас так рано.

Элма вспыхнула и взглянула ему прямо в глаза. Влажные волосы Крейтона темными завитками спускались на лоб, глаза горели, как серебряные монеты, рот был чуть приоткрыт, обнажив белоснежный ряд зубов.

— О, вы жаворонок, — улыбнулась она ему.

— А вы выглядите кислой, пока не выпьете кофе, верно?

— Не говорите глупостей. Если вы имеете в виду, что я по утрам напоминаю ведьму, то отвергаю это с негодованием. Как, впрочем, и то, что щебечу как птичка. И вообще, — вздернула она подбородок, — я выгляжу как принцесса.

— О? — притворно изумился Крейтон. — Вы принцесса?

Элма судорожно зевнула, пытаясь скрыть растущую ярость, и решила ответить с не меньшим сарказмом:

— А разве я не на шикарном балу?

Его глаза чуть сузились.

— И могу я спросить, где же ваш прекрасный принц?

— Полагаю, погребен где-то в местном мусоре.

— Я смертельно ранен, миледи: вы проигнорировали меня как вариант.

Теперь его глаза горели ровным опасным огнем.

— Вариант чего? — спросила Элма, скрывая неожиданное волнение. Возвышавшийся над нею гигант излучал такой магнетизм, что ей потребовались все силы, чтобы снова не покраснеть.

— Вариант стать вашим принцем, что же еще? Или я не в вашем вкусе? — вкрадчиво спросил он.

Чувствуя себя неловко от этого неожиданного соревнования в остроумии, Элма ответила коротко:

— Для начала мне хотелось бы видеть одетого мужчину.

Он скрежетнул зубами.

— Не слишком ли это по-викториански для женщины второй половины двадцатого века?

Избегая его пристального взгляда, она решила, что наилучшим выходом будет смена темы, и сухо спросила:

— Вам еще нужна ванная?

— О, простите, я совсем заболтался. — Он отступил, пропустив ее так галантно, как мог позволить себе только принц в купальном халате. — Всегда к вашим услугам, мисс Селби. Чашечку кофе?

— О да, с удовольствием. — Произнеся это, Элма вздрогнула, что-то в его тоне ей явно не понравилось. — Вы ведь собираетесь приготовить мне кофе, не так ли?

— К несчастью, наши правила запрещают это. Что скажут дети, когда увидят, что я завел себе любимчиков?

На сей раз губы его скривила несколько игривая улыбка. Он что — весь состоит из подначек и фокусов? И можно ли верить хотя бы одному слову, слетевшему с губ такого типа? Элма никак не могла решить, что за цель он преследует: заставить ее возненавидеть его или пасть в его объятия? Последнее, во всяком случае, не входило в ее планы.

— Если это поднимет ваше настроение, — добавил он, прервав ход ее мыслей, — я считаю вас совершенно очаровательной букой.

У Элмы похолодело в груди от этого неожиданного комплимента. Но она тут же сообразила, что ее нынешний вид — мужская рубашка до колен и волосы, напоминающие воронье гнездо, — вряд ли заслуживает восторгов. Злясь на то, что попалась как школьница, она пробормотала:

— Возможно, я сама сварю кофе, какой вам и не снился.

Скептически вздернутая бровь на его лице почти коснулась завитков волос на лбу.

— Вы так думаете?

— Уверена, из моего кофе по крайней мере не выловишь старого носка.

Крейтон искренне рассмеялся.

— Туше, мисс Селби! Кофе на полке, прямо над кофейником. С нетерпением жду пробы.

— Я не собираюсь варить его вам, — парировала Элма. — Знаете, я тоже решила подчиняться вашим правилам.

Он молча пожевал губами, а его стальные глаза выражали все, кроме удивления.

— Всем или только тем, что вам удобны?

— Я… О чем вы?

Он пожал плечами, и в ответе его прозвучала горечь:

— Ни о чем. Не обращайте внимания.

Его отсутствующий взгляд так раздражал Элму, что она бочком протиснулась в ванную комнату, стараясь не встречаться с ним глазами. Чувствуя себя последней дурой, Элма с трудом удержалась от того, чтобы не хлопнуть дверью прямо перед носом этого странного, подавляющего ее человека.

Когда дверь закрылась, она почувствовала себя увереннее, хотя и пожалела, что не спросила его о чем-то важном. О том, что терзало ей душу всякий раз, когда глаза Крейтона встречались с ее глазами. Не выдержав, она распахнула дверь ванной и с вызовом выкрикнула:

— Вы кого ненавидите, мистер Кеннет, меня или вообще всех женщин?!

Вопрос застиг его на пороге спальни. Крейтон стремительно обернулся, глаза его горели, и с губ уже готов был сорваться ответ. Однако судорога пробежала по плечам гиганта, и он исчез в своей комнате, с силой хлопнув дверью. Элма испуганно сжала губы: кажется, теперь Кеннет начнет избегать ее.

В то утро он уехал смотреть своих птичек спозаранку. Элма плохо поняла, что он ей там пытался рассказать о процессе строительства гнезд у полярных крачек, — зачем это нужно, и, главное, сколько минут или даже часов может занять подобное занятие. Поэтому, как только Крейтон отбыл, она обошла дом, между делом обнаружив кое-что из одежды, которая некогда была ее собственной. Очевидно, Адел впопыхах прихватила кое-что из носильных вещей Элмы. Придется постирать и их… Бродя по дому в рубашке Крейтона, надетой на голое тело, Элма не чувствовала смущения, так как единственный источник его был сейчас далеко. Ей даже показалось, что отсутствие на ней мало-мальски приличной одежды также послужило причиной его скоропалительного ухода. Смех да и только. Кажется, он почувствовал ее смущение и потребность в уединении и решил помочь молодой женщине. Да нет же, не может быть! Она всегда думала о мужчинах лучше, чем они того стоили. Он всего лишь орнитолог-любитель и просто отправился наблюдать за пернатыми. Вот и все.

Зато час спустя у нее было что надеть, кроме рубашки Крейтона. Заправив только что выстиранную белую блузку в джинсы, еще теплые после сушки, Элма проследовала на кухню. Там Адел и Бен как раз открывали очередную банку консервов.

Она покачала головой, глядя на Адел.

— Понятия не имела, что ты так любишь лососину.

Сестра, даже не подняв голову, хихикнула:

— А что, она ничего.

— Ничего? — немедленно отозвался со своего места Бен. — И ты смеешь утверждать, что папина лососина всего лишь ничего?!

— Ой, забыла. Обожаю «Королевского лосося» больше, чем мороженое и шоколадный сироп! — Размахивая консервной банкой, она провозгласила, подражая телерекламе: — Он куда вкуснее крабов и стоит всего полдома!

Оба подростка расхохотались. Взрыв ликования вывел Элму из задумчивости.

— О чем это вы? — спросила она, когда веселье поутихло.

Бен с готовностью пояснил:

— О папиной компании. — И добавил, выгнув тощую грудь колесом: — Мы владеем несколькими консервными заводами.

Изумленная, Элма несколько раз моргнула, еще раз окинув взором убогое жилище, в котором проживали лососевый магнат с сыном.

— Не может быть, — прошептала она.

— Точно, — подтвердила Адел, выдернув из банки кусочек рыбины с серебристой кожицей и ловко отправив ее в рот. — У них четыре консервных завода на материке. А главный офис большой шишки в Анкоридже.

Элма подняла глаза на Бена.

— Но почему вы тогда живете здесь?

— О, это летний домик Крейтона, — объяснила Адел.

— Ага. Папина мать была эскимоской, — улыбнулся Бен. — Я сам на четверть эскимос. Тут жила вся наша семья. Мать отца, моя бабушка, вышла замуж за Паркера Кеннета, занятого в рыбном бизнесе. Когда дедушка умер, папа, мама и я обычно проводили здесь летние месяцы, и отец пристрастился к наблюдению за птицами, как и дедушка. Мы приезжали сюда каждый июнь, и это продолжалось до тех пор, пока не умерла мама. Кстати, я здесь уже пять лет не был. — Он обвел глазами дом и сразу погрустнел. — Отец был занят делами компании и только этим летом забрал меня из частной школы, где я проводил все время, и привез сюда. — На лице его появилась глуповатая улыбка. — В школе надо мной все смеялись.

Адел толкнула его под столом коленкой.

— Вот уж, удивил.

— Эй! — отозвался он. — Тебе бы помолчать. Тоже мне, королева красоты!

Оба загоготали, и каждый постарался запихнуть в рот еще по изрядному куску рыбы, пока Элма переваривала то, что услышала.

— Когда умерла мама, Бен? — спросила она, неуверенная, что это уместный вопрос однако не в состоянии сдержаться.

Бен помрачнел.

— Мне было девять. Автокатастрофа.

Женщина судорожно сглотнула. Потемнела лицом и Адел: ее родители также погибли в автокатастрофе. Очевидно, детей сблизило и общее несчастье.

— Ну, и в какую же школу ты ходишь?

На лице Бена отразилось сильнейшее отвращение.

— Рейтонская тюрьма для мальчиков в Хьюстоне.

— Тюрьма? — переспросила Элма.

— Ну, они-то называют это школой. А я — тюрьмой.

Элма понимающе кивнула.

— Если тебе станет легче, могу сообщить: немногие мальчики в твоем возрасте сходят с ума по школе.

— Ага, но я вынужден проводить там все время. Отец не захотел даже, чтобы я приезжал домой и на Рождество и…

— Не думаю, что гостям интересна история нашей семьи, Бенджамин, — прервал его повелительный голос.

Элма резко обернулась и увидела Крейтона, вид которого не предвещал ничего хорошего. Черты его лица казались суровыми и в то же время возбуждающими. На нем был серо-белый свитер крупной вязки, оттенявший серебро его глаз, неуловимо печальных, несмотря на еле скрываемое раздражение. На груди гиганта висел огромный бинокль, а под мышкой была зажата тетрадь для записей. Сняв бинокль и отложив его в сторону, Крейтон произнес более обыденным голосом:

— На улице солнышко. Совсем тепло. У вас двоих есть неплохой шанс побегать, пока погода не испортилась.

— Устроим пикник! — предложила Адел.

— Я беру с собой открывашку, а ты захвати еду.

Спустя минуту они испарились, оставив Крейтона и Элму одних. Когда молчание стало невыносимым, она произнесла:

— Бен сказал, что вы владеете «Королевским лососем».

Дети оставили входную дверь открытой, и холодный бриз принес в кухню запах моря. Глядя на молчавшего Крейтона, Элма вдыхала солоноватый воздух и старалась унять охватившую ее нервную дрожь. Комната быстро остывала, но ей казалось, что причиной были не только атмосферные условия за стенами комнаты: ледяным холодом веяло от самого хозяина дома.

Почему ей становилось столь неуютно в его присутствии, оставалось только гадать. Отведя глаза, она пробормотала:

— Простите, это, наверное, не мое дело. — И собралась покинуть кухню, когда ее остановил его голос:

— Тут нет секрета.

Совершенно сбитая с толку, Элма обернулась и внимательно оглядела мужчину с ног до головы. Аккуратно одетый, тщательно выбритый, он жил, окруженный чудовищным беспорядком. Отсутствие дисциплинированности казалось невероятным для владельца компании с оборотом во многие миллионы долларов. И более всего тревожил мысли молодой женщины тот самый чулан, о котором говорила Адел. Как знать, не была ли доля истины в его замечании о воспитании, «обратном общепринятому»… Кто же он в действительности — остроумный новатор с богатой интуицией или просто сумасшедший?

По-видимому, мысли, мучившие Элму, отразились на ее лице, потому что губы Крейтона тронула примирительная улыбка.

— Это совсем не интересно, мисс Селби.

Его собственный запах смешался с запахом моря, и, даже испытывая разочарование от того, что он не ответил на ее немой вопрос, Элма глубоко вдохнула этот аромат, пытаясь подольше сохранить его в себе.

Его последние слова эхом звучали в ее мозгу: «Это совсем не интересно, мисс Селби». Он был не прав, ибо представлял собою загадку, сводившую ее с ума. И то, как он заинтересовал ее, почти испугало Элму. Ее привлекало в нем все, даже видимое безразличие к ней самой; было ли это игрой или истинной сущностью Крейтона Кеннета, неважно. Но как ей-то могла понравиться подобная манера поведения — вот что страшно!

Элма не относилась к легкомысленным особам. Ей казалось почти греховным безразличие ко всему на свете, тем более удивляла та привлекательность, которую сейчас вызывал в ней этот порок или человек, казавшийся его живым воплощением. Но был ли он в действительности столь равнодушным ко всему на свете? Элма с сомнением покачала головой. А может быть, он просто одержим какой-то идеей, и она подвигает его на экстравагантные поступки? Бог с ним! Кем бы он ни был, ей только новых проблем недоставало.

Она обернулась в поисках Крейтона и увидела, как он направляется в свою спальню, закрывая по дороге двери во все комнаты. Сбитая с толку и не соображающая, что ей теперь делать, Элма побрела в гостиную. Там она заметила одну из своих блузок, свисавшую с верхней полки старинного дубового серванта, и, вздохнув, подумала, сколько еще предметов своего туалета ей придется находить брошенными где попало.

Дверцы серванта были широко раскрыты. На широких стеклянных полках стояли пыльные безделушки. Сняв блузку с полки, Элма обнаружила под ней фотографию женщины в серебряной рамке. Чтобы лучше рассмотреть, она взяла ее и подошла к окну.

Женщине на фото было лет двадцать с небольшим, но немодная прическа, делавшая ее похожей на сказочную фею, говорила о том, что снимку много лет. Темно-русые волосы, обрамлявшие мягкий овал лица, голубые глаза и чувственные губы незнакомки не оставляли сомнений: она была красива и любима. Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей, однако мимо такой женщины нельзя равнодушно пройти стороной. И Элме не нужно было гадать, кто изображен на фотографии: это была покойная жена Крейтона.

Элма вдруг ощутила себя серой и невзрачной, и непривычное чувство больно ранило ее. Разумеется, это не ревность. Какое ей дело до того, что эта женщина на фото воздвигла тот невидимый, но ощутимый барьер, который отделил Крейтона Кеннета от остальных людей, включая собственного сына, даже тогда, когда ее не стало.

— Что вы тут делаете?

Жесткий мужской голос за ее спиной так испугал Элму, что она нечаянно уронила фотографию на пол, и стекло разбилось. Опустившись на колени, она попыталась собрать осколки, но ее снова остановил голос Крейтона.

— Уходите, — приказал он, подняв ее за плечи. В глазах его читалась открытая угроза. — Я сам соберу.

— П-простите меня. Я куплю новую… — Ее голос прервался, и щеки запылали.

— Забудем это, — процедил он сквозь зубы.

Собрав осколки на остатки стекла в рамке, он смерил Элму таким взглядом, что сердце ее забилось, готовое вырваться из груди: казалось, его глаза превратились в два беспощадных жала. Не дав ей произнести ни слова, он быстро вышел.

Шаги его прогрохотали по холлу. Было очевидно, что он унес остатки дорогой ему фотографии в свою спальню. Элма сглотнула, проклиная себя за предательскую дрожь в пальцах. В его глазах она со всей очевидностью прочитала: он все еще испытывал боль по погибшей жене.

Ошеломленная, она подобрала мятую блузку с пола, решив, что самое безопасное в ее положении — последующие шесть дней держаться от Крейтона Кеннета как можно дальше. Эти шесть дней, с ужасом подумала Элма, могут оказаться самыми трудными в ее жизни.