"Банк хранящий смерть" - читать интересную книгу автора (Дикинсон Дэвид)

Часть первая ИСПЫТАНИЕ ВОДОЙ

1

Люди двигались по Лондонскому мосту, словно армия на марше: полк мужчин и несколько взводов женщин. Это было угрюмое войско, войско, которому, возможно, предстояло держать оборону или вступить в бой, отнюдь не сулящий победу. За их спинами состав за составом выгружали пассажиров на платформу, рев паровозов и свистки поездов возвещали о прибытии подкрепления.

По обе стороны от марширующей армии была река, в этом месте она достигала в ширину двухсот пятидесяти ярдов и кишела кораблями со всех концов света. Крики матросов и рабочих на лихтере прибавляли шума. Люди направлялись в Сити — деловой центр Лондона, который ежедневно во имя своих нужд поглощал почти триста тысяч служащих. Низшие клерки в засаленных черных пиджаках и протертых воротничках лелеяли надежду на приход лучших дней. Биржевые брокеры в отлично сидящих сюртуках мечтали о новых сделках и расточительных клиентах. Торговцы всеми возможными диковинками, доставлявшимися в Сити, — пробкой и ванилью, свинцом и салом, льняным маслом и щетиной, — молились о том, чтобы установились твердые цены на их товары.

Вся эта молчаливая армия направлялась служить двум богам Сити: Деньгам и Рынку. Деньги были бесстрастны. Деньги — это желтые слитки золота в подвалах Английского банка, располагавшегося в паре сотен ярдов по пути движения толпы; ценные бумаги, которые банкиры и торговцы рассылали по всем пяти континентам и которые служили отличной упаковочной бумагой, призванной оберегать английское господство в мировой торговле. Деньгам вели счет в банковских залах, в страховых компаниях и в учетных домах[4], где ежедневно строка за строкой, цифра за цифрой в огромных бухгалтерских книгах отмечали их перемещение.

Рынок — совсем иное. Если деньги безучастны, то Рынок пребывает в вечном волнении. Он подобен духу, парящему над Лиденхолл-стрит и Крукт-Фрэйрз, над Бишопегейт и Бенгал-Корт. Духу, который, мчась над Сити, мог развернуться прямо в воздухе и на лету изменить направление движения. Некоторые старожилы величественных банковских зданий утверждали, что он — вулкан, извергающийся с неудержимой силой, способной потрясти основы финансовой системы. Были и те, кто заявляли, что разбираются в настроениях Рынка и способны предугадать, когда он закапризничает или надуется, а когда радостно пустится в пляс прямо посередь биржи и принесет неожиданное богатство и поток выгодных сделок, потому что где-то на краю света открыты месторождения золота или бриллиантов. Оптимисты верили, что Рынок всегда будет им улыбаться. И напрасно. Осторожные и предусмотрительные считали, что Рынок — это непостоянная любовница, которой никогда нельзя доверять. И пусть их состояния росли чуть медленнее, чем у оптимистов, зато им не грозило быть смытыми необузданным потоком.

Внезапный крик прорезал молчаливую задумчивость армии на марше. Молодой человек кричал с противоположенного берега и указывал на что-то в воде, лицо юноши казалось неестественно бледным по контрасту с черным костюмом.

— Вон там! Посмотрите же туда, ради всего святого!

Он указывал на некий предмет, который качался на волнах и то и дело ударялся о борт корабля, стоявшего на якоре у набережной возле Сити. За спиной юноши размеренный шаг толпы сменился торопливым маршем.

— Глядите! Это тело — там, у борта корабля!

Биржевые брокеры, купцы и поверенные сгрудились вокруг юноши, каждому хотелось протолкнуться вперед, чтобы взглянуть, что там, в воде. Два моряка, по виду иностранцы, появились на палубе и, ничего не понимая, глазели на толпу.

— В реке труп! В реке труп!

Весть мгновенно пронеслась по толпе на мосту. Еще три минуты, и об этом узнают вновь прибывшие пассажиры, которые только что сошли с поезда на станции «Лондонский мост». А спустя еще пять минут новость долетит до статуи Веллингтона и достигнет ворот Королевской биржи.

Молодой человек еще больше подался вперед — к мрачным водам Темзы.

— О Боже! — воскликнул он, попятился назад в толпу и, лишившись чувств, упал на руки толстого добропорядочного джентльмена, которого немало удивила неожиданная легкость несчастного.

Юноша был первым, кто заметил, что у трупа отрублены голова и кисти рук. Грязный обрубок шеи в темно-желтых подтеках держал курс к противоположенному берегу.

Так во вторник в полдевятого утра в Сити пришла смерть.

Весь этот день слух был королем Сити. Слухи и без того, конечно, царствуют в храмах финансов: слухи о революции и дефолте в Южной Африке, слухи о беспорядках и нестабильности в России, и особенно часто — слухи об изменении процентных ставок. Последние вызывали особое беспокойство. Но в тот день все разговоры были только на одну тему. Кем был мертвец? Откуда он взялся? Почему у него не оказалось ни головы, ни рук? Наибольшей остроты пересуды достигли к обеду, когда их перенесли в дешевые рестораны и домашние столовые.

Альберт Моррис, высокий худой юноша, на двадцать четыре часа стал героем дня. С тех пор как его привели в чувство глотком бренди и водой в помещении одного из частных банков, он вновь и вновь повторял свою историю. Он рассказывал ее коллегам, друзьям, охотно делился сведениями с газетчиками, которые осаждали банк до тех пор, пока Морриса не выдали им на растерзание.

Первая версия произошедшего, как полагают, родилась на Балтийской бирже: там предположили, что труп — тело русского князька, родственника самого царя, убитого этими ужасными революционерами и переправленного из Петербурга в Лондон, где его сбросили в реку. Голову же, решили на Балтийской бирже, отрубили специально, чтобы русские власти не прознали о его смерти и чтобы таким образом избежать тех ужасных методов дознания, которыми славилась царская тайная полиция.

Чепуха, возражали в одном из самых больших учетных домов и выдвигали свою контрверсию. Труп вовсе не русский, а французский. Покойник — виноторговец из Бургундии, и у него была интрижка с чужой женой. Обманутый муж, согласно этой романтической версии, не имея возможности прибегнуть к услугам казенной гильотины, самолично отрубил распутнику голову, которая заглядывалась на его жену, и руки, которые ласкали ее тело. А потом обезглавленный труп был запакован вместе с партией первосортнейшего бургундского вина и брошен в реку.

Последняя, самая зловещая, версия появилась в железнодорожном отделе биржи. Именно этот слух посеял панику среди пусть и незначительного, но все возрастающего женского населения Сити. Джек Потрошитель вернулся, уверяли в железнодорожном отделе. В свое время, когда злодей преследовал распутных женщин Ист-Энда, его едва не схватили. А теперь он переключился на мужчин. И это только начало. Вот увидите: наверняка появятся новые обезглавленные мужские трупы, в доках или плывущие по реке к Вестминстеру. Берегитесь — Потрошитель вернулся!

Человек, получивший задание узнать правду о безголовом и безруком покойнике, сидел в крошечном кабинете полицейского участка на Кэнон-стрит и тщетно пытался справиться с раздражением, которое неизменно испытывал при виде своего молодого помощника.

Инспектору Уильяму Барроузу, приземистому мужчине с усталыми карими глазами и реденькими усиками, было под пятьдесят. На заре карьеры ему посчастливилось удачно расследовать одно убийство, и с тех пор за ним закрепилась репутация специалиста по внезапным смертям. Но Барроуз знал, что это неверно. В тот раз раскрыть тайну ему помог не талант сыщика, а неожиданное признание обвиняемого. Барроуз неоднократно втолковывал это жене, но та всякий раз умоляла мужа не упоминать об этом в разговорах с начальством.

Есть люди, которым форма к лицу, они умеют ее носить и выглядят в ней как павлины на параде. Барроуз был не из таких. Вечно казалось, что у него то ли пуговица расстегнута, то ли брюки криво сидят, то ли галстук съехал набок. А вот его сержант — другое дело, тот всегда смотрелся безукоризненно. Словно его мамаша только что выстирала и отгладила сыночка, любил повторять Барроуз. Вот и в тот день, когда обнаружили труп, полпервого по полудни сержант Корк все еще выглядел как с иголочки.

Пара матросов осторожно подтащила труп багром к берегу. Инспектор Барроуз лично руководил подъемом тела и позаботился, чтобы покойника сразу накрыли покрывалом. Потом он отвез труп в морг госпиталя Святого Варфоломея и с рук на руки передал докторам. Те обещали подготовить предварительное заключение к концу дня.

— Мы сможем сказать вам, как долго тело пробыло в воде и, возможно, когда этот человек был убит, — сказал инспектору молоденький врач, — но вряд ли сможем определить, кем был покойный.

— Ну что ж, сержант Корк, — вздохнул Барроуз, — с чего-то надо начинать. Обойдите или обзвоните все полицейские участки в округе и узнайте, не числятся ли у них в розыске пропавшие люди.

Знайте, что в этом деле есть одно весьма неудачное обстоятельство. Крайне неудачное. Представляю, какой шум поднимут газетчики: безголовый труп проплывает под Лондонским мостом! Мало того что безголовый, еще и безрукий в придачу. Да они это будут неделями смаковать! А если незадачливые простофили-полицейские не узнают имя покойника, они нам все косточки перемоют. «Полюбуйтесь-ка на этих болванов-полицейских! — раскричатся журналисты. — Они даже не в состоянии распутать преступления, случившегося у них под носом, в самом сердце Сити!» И тогда вся газетная свора набросится на нас.

— А вы уверены, что это убийство, сэр?

Сержант Корк впервые участвовал в столь ответственном расследовании.

— А вы полагаете, что покойник сам отрезал себе голову, когда у него и рук не было? Или вы думаете, что он сначала отрезал голову, а потом сам отпилил себе кисти?

— Вы правы, сэр. Я без промедления начну обзванивать участки.

Корк поспешил в телефонную комнату.

«И пожалуйста, пожалуйста, — проворчал про себя инспектор, — хоть разок немного запачкайся».