"Караван историй.Эмма Уотсон: «Мне стало по-настоящему страшно»" - читать интересную книгу автора (Котте Сэм)

Эмма Уотсон:

«Мне стало

по-настоящему страшно»

Сэм Котте/IFA — специально для «7Д»

7 Дней

21-летняя Эмма Уотсон — она же Гермиона Грейнджер, бессменная ученица школы волшебства и верная соратница Гарри в борьбе со злом, — на распутье. Съемки в фильме, продолжавшиеся почти одиннадцать лет, закончились. Ей надо начинать новую жизнь. Но она не знает — как.

— Эмма, ваши волосы, вижу, отросли — у вас уже не та мальчиковая стрижка, которой вы

всех потрясли сразу же после окончания съемок в последнем фильме о Гарри Поттере…

— Да, волосы действительно отросли немного. Это был даже не бунт, а скорее символическое действие. Ну, знаете, когда женщины расстаются с возлюбленными и у них разбиваются сердца, они часто стригут волосы. А я расставалась с огромной частью моей жизни — длиною почти в одиннадцать лет! — в которой мне нельзя было ничего делать со своими волосами, а также красить лаком ногти, прокалывать уши, загорать, кататься на горных лыжах и много чего другого — все это было строго прописано в моем контракте. Но подстричься мне и правда давно хотелось. Ну представьте — одиннадцать лет подряд одна и та же прическа! В общем, на следующий день после того, как мы все распрощались с Гарри Поттером, я пришла в салон и показала стилисту несколько фото моей любимой актрисы Миа Фэрроу. И меня подстригли так же, «под мальчика». А еще я теперь каждую неделю меняю цвет лака на ногтях. (Смеется.) Но вообще по природе я не бунтарка. Бунтовать — значит приносить еще больше проблем своим родным. А в нашей семье после развода родителей этих проблем и так было достаточно. К тому же с таким отцом, как у меня — он один из крупнейших в Англии адвокатов в области международных отношений, — трудно представить себя в роли бунтующей. Даже просто спорить с ним — бесполезно, лучше и не пытаться, иначе это будет похоже на ночной кошмар. (Улыбается.) Вот я и научилась правильно подбирать слова и не бросаться ими как придется. И маме, которая одна воспитала нас с братом Алексом, работая при этом без выходных и сделав прекрасную карьеру адвоката, я тоже никогда не хотела доставлять проблем.

— И какова была реакция папы на вашу стрижку?

— Я очень боялась его реакции. Потому что он мне много раз говорил, когда я жаловалась, что хочу подстричься: «Не торопись, потерпи — ты еще не Одри Хепберн». (Улыбается.) И была счастлива — ему очень понравилось, и он забрал свои слова обратно!

— Что у вас общего с Гермионой, как вы думаете?

— Ой, я так мечтала ее сыграть, когда узнала, что будут снимать фильм о Гарри Поттере! В свои девять лет я была фанаткой этих книг: читала их и перечитывала. Скажу откровенно: с Гермионой всегда себя отождествляла полностью!.. И вот когда до моей

школы добрались агенты по кастингу и сказали, что хотели бы посмотреть девочек — человек двадцать, не больше, — первой побежала в гимнастический зал, где они нас записывали на камеру. Потом еще раз восемь меня вызывали на пробы. Все это время я трепетала от ужаса, что меня не выберут. Родители не на шутку стали волноваться — что же им придется делать, если я окажусь за бортом? Может, пони мне купить? (Смеется.) Они юристы, люди серьезные и солидные, и совсем не разделяли моего страстного желания оказаться на съемочной площадке. Но и не мешали, разумеется. Честно говоря, за одиннадцать лет, что я прожила в образе Гермионы, мы с ней словно породнились — как сестры. Что-то в ней от меня, что-то во мне — от нее. Полагаю, общее у нас — это желание не подвести близких тебе людей, быть полезной, делать только правильные вещи. Я ужасно всегда боюсь попасть в какую-нибудь переделку, навлечь на свою голову неприятности, поэтому веду себя очень осторожно, продумываю каждый свой шаг. А то и несколько шагов вперед. Я так же, как и она, привыкла много размышлять, подвергать все анализу, рефлексировать. Что еще нас роднит? Лояльность, мы обе очень стараемся быть терпимыми в отношении окружающих. Но в то же время мы обе страшно упрямые, очень уперные и привыкли открыто выражать свое мнение. И немного, знаете, феминистки. (Улыбается.)

— Интересно, а вы помните самую последнюю сцену, которую снимали с вашим участием, когда вы уже знали, что это ваш последний «выход» перед камерой в образе Гермионы?

— Конечно, помню. Очень странная это

была сцена. Символичная. Мы втроем — я, Дэн и Руперт — должны были прыгнуть в камин в Министерстве Магии. Исчезнуть там, не зная, что нас ждет впереди. Именно так режиссер Дэвид Йейтс перед началом съемки и сказал: «Вы не знаете своего будущего». По-моему, это была отличная метафора к нашей жизни. Никто из нас после одиннадцати лет в «поттер-мире» не знал толком своего будущего. Но забавно, что эта сцена была не из последней части фильма, а из первой — мы же снимали все вперемежку. А вот последняя сцена, когда мы покидаем Хогвартс окончательно, уже ближе к финалу, была гораздо более эмоциональной и именно поэтому почти не требовала никаких усилий от нас как от актеров. Мы стоим на мосту после битвы, перед тем как в мгновение ока оказаться в будущем. И мост этот построен прямо там, на студии, и с него виден наш «дом», где мы провели столько лет жизни. И я точно знала, что чувствует Гермиона — очень печально расставаться с прошлым. Всегда, мне кажется. Даже если наверняка знаешь, что тебя ждет в будущем. Хотя разве так бывает?..

— Но вы-то свое будущее, кажется, уже определили тогда…

— Вы имеете в виду, что я всех поставила на уши, когда отказалась подписывать контракт на съемки как раз двух последних частей, если мне не разрешат параллельно учиться в университете?

— Именно. К тому же вы ведь решили учиться не в Англии, а в Америке, что, согласитесь, несколько усложняло процесс…

— Я всегда была занозой в заднице у

студии. Их головной болью. Со своей тягой к знаниям. (Смеется.) Вечно им приходилось из-за меня менять и перекраивать съемочные графики. Но раньше мне и в голову бы не пришло уехать учиться за границу. Я всегда полагала — как и мои родители, — что буду учиться в Оксфорде, который, к слову, окончили и они. Стану врачом или юристом. Но однажды летом на каникулах я пошла — вместо того чтобы развлекаться! — на курс шекспировской драмы в Королевской академии драматического искусства в Лондоне. Три четверти студентов на том курсе оказались иностранцами, в основном из Америки. Пообщавшись с ними, мне захотелось учиться именно в американской школе. Там более широкий обзор, нет той узкой специализации в первые годы, как в английских колледжах. Студентам дают шанс самим разобраться, чего они хотят, принять решение, попробовав

себя в разных сферах. Мне понравился такой подход. Особенно если учесть, сколько я всего пропустила за школьные годы, обучаясь на площадке, а не как нормальные дети. А ведь я типичный «ботаник», учиться — мое призвание. Это доставляет мне радость. Но есть и еще одна причина: я поняла, что не смогу попробовать жить «нормальной» жизнью у себя дома. В какой-то момент у меня вдруг возникло чувство страха, казалось, здесь я точно не смогу ни на чем сконцентрироваться и в покое меня не оставят. Боялась, люди думают: «Еще чего захотела — и карьеру, и нормальную жизнь ей подавай! Такие деньги получает, да еще бесплатные сумочки и платья от дизайнеров, так изволь обойтись чем-нибудь одним». Мол, знаменита — так будь добра больше ни на что уже не претендовать.

— В общем, страшно оказалось остаться без привычного мира волшебства…

— Что скрывать, да. Перемены ведь всегда страшат, разве не так? Обычно в это время мы — я имею в виду Дэн, я, Руперт, Том, в общем, вся команда из «Гарри Поттера» — заканчивали свои каникулы и собирались вновь в наш дом — на Leavesden Studios, в Хогвартс. И вот несколько дней назад я почувствовала своего рода зуд — вроде мне же пора снова туда, как же так? А ведь на самом-то деле все закончилось… Странно, и печально, и страшно, и волнующе. Одиннадцать лет подряд жизнь была расписана по дням, часам и минутам. От звонка до звонка, от звука «хлопушки» до следующей «хлопушки». Встаешь рано утром на рассвете, шофер — один и тот же все эти годы — ждет тебя в машине и везет на студию. И так бесконечно. У меня все эти годы была одна и та же

гримерша — Аманда Найт, я часто приходила к ней еще совсем девочкой, и она позволяла мне играть с тюбиками помады, в общем, экспериментировать с косметикой. (Смеется.) Аманда иногда даже разрешала мне самой гримировать ребят из массовки. В нашем кафетерии мне всегда готовили только то, что я люблю. Одни и те же люди там работали на протяжении всех этих лет. Они знали, какие яйца любит Дэн, какой густоты подлива должна быть у Руперта в его любимой пасте… Согласитесь, очень трудно привыкнуть, что этого больше нет…

Осенью я возвращаюсь в университет, к учебе. Недавно закончила сниматься в фильме, который ничего общего не имеет с «Гарри Поттером». Крохотный, микроскопический бюджет и ни одного спецэффекта, одни сплошные диалоги и разговоры. Он называется «Трудности жизни изгоя». Всего шесть недель съемок. Но за это время я поверила в себя как в актрису — и поняла, что не хочу бросать эту работу. Если честно, то до этого я не очень-то верила в свои актерские способности. Ведь Гермиона — это я, а значит, и играть-то мне ничего не нужно было. (Улыбается.) Со мной всегда бился наш преподаватель по актерскому мастерству — он работал на съемках всей поттерианы с нами, непрофессиональными актерами. Никак не мог научить меня изображать состояние злости. Часто я обливалась слезами, но все равно не могла «правильно» разозлиться, когда того требовал момент.

— Не думаете сыграть на Бродвее, как Дэниел Рэдклифф в мюзикле «Как преуспеть в бизнесе, ничего не делая»?

— Ох уж этот Дэниел! У него характер

о-го-го. Мне бы очень хотелось выступить на Бродвее. Я обожаю петь и танцевать. Кстати, Дэниел танцует — уж прости меня, Дэн, — довольно посредственно. В отличие от меня. (Улыбается.) Но для Бродвея мне нужно еще, пожалуй, немного куража набраться.

— Дэниел Рэдклифф недавно признался в интервью, что у него были серьезные проблемы с алкоголем…

— Я лично ничего не замечала. Он никогда не брал ни одного «больничного» дня во время съемок из полагающихся нам по контракту и был самым преданным делу и ответственным из всей нашей команды. Дэн был нашим негласным лидером с первой же минуты.

— А сами вы как относитесь к алкоголю?

— В Англии разрешено пить с восемнадцати лет. Поэтому отвечаю: я знаю, какой вкус у алкогольных напитков. А однажды даже по-настоящему напилась. На свой двадцать первый день рождения. Друзья сказали: «Ну, Эмма, если не сегодня, то когда же?» (Смеется.)

— А как у вас с молодыми людьми дела обстоят — так хорошо «шифруетесь» или…

— Знаете, молодые люди, похоже, меня почему-то боятся. Я их смущаю, и никто за мной не ухаживает. Не звонят и на свидания не приглашают. (Прошлым летом Эмма рассталась с бойфрендом Джорджем Крэйгом, манекенщиком и музыкантом. Они познакомились во время работы актрисы над рекламной кампанией одного известного

английского Дома моды. — Прим. ред.) В Университете Брауна один из моих любимых курсов — курс психологии любви. (Улыбается.) Я феминистка, но и романтик в душе. Мне кажется, романтика во многом исчезла в нашем поколении — по сравнению с предыдущими. Если я и встречу своего мужчину, то он вряд ли будет из сферы кино или моды. Иначе, помимо публичности, что однозначно не идет на пользу отношениям, наша любовь станет общедоступной, словно чтение какого-нибудь романа для любого человека. (Хотя Уотсон признается, что в ее жизни сегодня никого нет, подруги актрисы убеждены, что у Эммы начинается роман с актером Джонни Симмонсом, с которым она недавно познакомилась на съемочной площадке фильма «Трудности жизни изгоя». — Прим. ред.)

— Вам, как всем маленьким

девочкам, конечно, читали в свое время сказки и рассказывали на ночь всякие истории. Любопытно, что теперь кажется вам самой откровенной ложью из всех детских сказок?

— Отличный вопрос. Всем маленьким девочкам внушают, что они принцессы и вести себя должны соответственно. Этакие милашки, послушные, нежные, как цветы, и укрытые от всех напастей реального мира. Нельзя этого делать, потому что все эти сказки про принцесс — полная и законченная ерунда и чушь собачья! Может, мои слова огорчат или даже приведут в ужас каких-то людей, но если бы я все-таки оказалась принцессой, то была бы принцессой-воином, борцом, способной, если надо, дать отпор и надрать кому следует задницу! (Смеется.)

— А правда, что вы учитесь играть на мандолине? То, что вы прекрасно рисуете с детства, известно, но почему мандолина? А не гитара, например?

— Да, я рисую и очень люблю современную живопись и искусство, это один из предметов, которые я изучаю в университете. Почему мандолина? У меня очень маленькие руки и крохотные пальцы, и поэтому на гитаре играть я не могу, не получается сразу несколько струн взять. Да и возить мандолину с собой легче.

— А переехать жить в Америку не планируете? В Голливуд, туда, где актерскую карьеру можно упрочить…

— Что вы! Лос-Анджелес меня просто убивает. Если бы мне пришлось каждый день по пять часов заниматься фитнесом, подсчитывать калории

всего, что я ем, и в двадцать два года колоть себе ботокс и постоянно думать о своем внешнем виде, я бы наверняка сошла с ума. Стопроцентно сошла бы.