"Между небом и тобой" - читать интересную книгу автора (Мэй Сандра)

11 Джессика. Как я провела лето…

Мы занимались любовью, а потом перепрятывали сокровища. Надо сказать, довольно утомительное дело. Хорошо хоть Джонни согласился на дупло магнолии — а не на глубокую яму у подножия очередного дерева, которую нам наверняка пришлось бы копать руками.

Ожерелье я себе все-таки оставила, потому что оно мне страшно нравилось, и теперь бродила в нем по песочку, а мой ненаглядный стоял с длинной палкой в руках на мелководье и ждал, когда к нему подплывет рыба.

Темные волосы, схваченные в хвост, рельефные мышцы, проступающие сквозь намокшую белую рубаху, и завернутые до колен мешковатые брюки превращали Джонни в истинного пирата, и я немедленно узрела очами души своей фрегат на горизонте, и повисшие клочьями паруса, и «Веселый Роджер» на грот-мачте…

— Осторожно, бестолочь!!!

Острая боль пронзила мою ногу, и я с воплем повалилась в набежавшую волну, задрав к небесам окровавленную ступню. Морской еж в полуобморочном состоянии копошился рядом на песочке.

Джонни бросил палку и помчался ко мне. Уколы морских ежей крайне болезненны, так как иглы имеют обыкновение обламываться у вас в теле, но на этот раз мне повезло — я всего лишь пропорола ногу.

Так мы и барахтались в прибрежных волнах, причем раненая нога потихоньку отходила на второй план, а поцелуи становились все откровеннее… к сожалению, в этот момент нас и приплыли спасать.

Катер береговой охраны США взревел сиреной, дюжие ребята в шортах и спасательных жилетах приплыли к нам на надувной моторке, тело несчастного Антонио бережно упаковали в пластиковый мешок и отвезли на катер отдельным рейсом… короче говоря, через пару часов мы были уже на Эльютере, где меня до сих пор ждало, вы не поверите, восхитительное бунгало со всеми удобствами, и кровать, и горячий душ, и настоящий унитаз… о, сколько радости способны нам иногда доставить самые немудреные вещи!

Джонни был тих, мрачен и подозрительно спокоен. Я подумывала о том, чтобы привязать его к кровати, но слишком устала, чтобы заняться этим всерьез. Я приняла душ, попутно порадовавшись своему абсолютно кофейному загару — три недели на свежем воздухе, знаете ли, способствуют — и завалилась спать.

Разбудил меня Джонни, и по его серьезному и торжественному лицу стало понятно, что нас пришли арестовывать. Я поцеловала своего ирландца и сказала ему, что мы должны быть сильными — в конце концов, в дупле магнолии нас ждут бриллианты — после чего смело отправилась на встречу с правосудием.


Первым делом на меня с отчаянным воплем бросилась Эбби Сальваторе, в девичестве Лаури. Сквозь ее бессвязные вопли и причитания я смогла разобрать, что примерно неделю назад мои друзья и знакомые соизволили все же начать волноваться за меня и предприняли некоторые усилия, чтобы отыскать мои следы. Поиски велись в основном «от противного» — друзья выясняли, где я так и не появилась. Собственно, началось это уже в Касабланке, так что Рокко был командирован в Африку, где марокканские коллеги смущенно признались, что задержали гражданку США Джессику Паркер в аэропорту за контрабанду и препроводили ее в тюрьму, но потом выяснилось, что это недоразумение, и представитель консульства США (маленький безобидный толстячок по фамилии Ризби) забрал документы мисс Паркер и отправился за ней в узилище. Судя по всему, из узилища он ее забрал, так как никаких следов мисс Паркер более обнаружено не было.

Проверив информацию и выяснив, что никакого мистера Ризби в консульстве США нет и никогда не было, Рокко встревожился и прибавил оборотов. Копом он был прекрасным, так что довольно скоро отыскал следы мистера Ризби в отеле «Амбассадор», нашел и горничную Хадижу, которая выбрасывала из номера мусор, и та, сраженная дьявольским обаянием Рокко, призналась, что по приказу маленького американца сожгла документы какой-то женщины. Паспорт, права и билеты на самолет и круизный лайнер. Да, женщина на фотографиях была светловолосая. И имя вроде бы на «Дж»…

Теперь взволновался даже Рокко, и меня целую неделю искали все спецслужбы моей страны, однако результатом поисков стал всего лишь арест в Кейптауне некоего Сэма Франкетти по прозвищу Гоблин, довольно крупного нью-йоркского гангстера, связанного с контрабандой героина и фальшивых денег. Мои следы решительно не желали находиться, хотя Гоблин уверял всех, что я плыву на корабле «Королева Виктория» в Рио-де-Жанейро… Надо ли пояснять, что на «Королеве Виктории» обо мне никто ничего не слышал? Полиции показалось, правда, что гражданин Великобритании лорд Бакберри мог бы что-то рассказать, но давить на деда было нельзя, потому как он оказался большой шишкой из британской разведки.

И в Рио меня не было, и в Африке меня не нашли — рыдающая Эбби три дня назад набралась сил и позвонила маме в Женеву. Мама Гвен отреагировала удивительным образом. Она сообщила Эбби, что паниковать не стоит, надо просто немного подождать. Посоветовала заваривать пустырник на ночь и ни в коем случае не покупать детские вещи заранее. Ошеломленная Эбби все еще пыталась переварить загадочные слова миссис Паркер, когда ей позвонила ее гинеколог и поздравила с трехнедельной беременностью…

— Понимаешь, Джесс, она знала! Твоя мать знала заранее!

— Подумаешь, она всегда все знает. Я привыкла.

— А я нет! Я чуть с ума не сошла. Где ты была?

— Практически везде, но об этом позже. Сейчас мне нужен твой муж. Рокко, я официально заявляю: если вы посадите Джона Огилви, то я хочу сидеть с ним рядом…

— Стоп. Не так быстро.

Рокко придвинулся ко мне, и я немножечко струхнула. Он был очень большой и очень… убедительный. Мне кажется, бандиты и прочие преступники должны сами надевать наручники при его приближении. Во всяком случае, мне захотелось сделать именно это…

— Джессика, скажи, пожалуйста, почему я должен сажать Джонни, куда я должен его сажать и каким образом ты собираешься сидеть с ним рядом, будучи ни в чем не виноватой?

— Ага, значит, ты сам знаешь куда!

— Догадываюсь. Но за что?

— Его оговорили, Рокко! Он не виноват, он свой месяц отсидел, а ваш этот Сай сказал, что это он, а Джонни удрал, потому что десять лет — это очень много, а тебя он не хотел беспокоить…

— Ой господи, да что ж это такое?! Эбби, скажи ей! Джесс! Заткнись на минуточку и выслушай меня. Джонни давным-давно оправдан. Еще четыре года назад. Сай уже в тюрьме серьезно заболел и признался перед смертью, что оговорил Джонни. Все обвинения с него сняты. А что касается тебя, то твои документы уже готовы, так что тебя даже за вождение без прав нельзя привлечь…

— Рокко! Эбби! Как же?! А он не знал! Он к вам на свадьбу нелегально…

— Вот придурок! А я и смотрю, что он такой стремный — поздравил и смылся куда-то… Где он?

— Он там… был…

Я вылетела на улицу и превратилась в ледяную статую.

Прямо посреди песчаной дорожки был воткнут большой цветок магнолии, а на песке было написано:

«Люблю, но вместе нам нельзя. Будь счастлива, солнышко. Я убежал».

Я топнула ногой и разрыдалась. В тот момент мне казалось, что это единственное, что я могу сделать…


В себя я приходила два месяца. Сначала у мамы и папы — в полной тишине и покое на Женевском озере, потом — у деда с бабушкой в Ирландии. Там покой мне только снился.

Мои дедушка и бабушка — уникальные люди. Дедуня Тейр рыжий, зеленоглазый и горластый, бабаня Морвен — синеглазая, черноволосая и вкрадчиво-опасная тихоня. Им уже за семьдесят, но дед до сих пор ревнует бабаню, а та уже пятьдесят пять лет подозревает, что Лена О'Брайен строит ее Тейру глазки…

Короче, тишиной в нашем доме в Ольстере и не пахнет.

Если моя мама знает все до того, как я ей что-то расскажу, то бабаня знает все до того, как это со мной случится, поэтому и расспрашивать она меня ни о чем не стала, только фыркнула, как кошка, и свирепо изрекла:

— Смотри, пробросаешься!

Дедуня Тейр немедленно встал на мою защиту и изъявил желание поездить с внучечкой по Ирландии, чтобы, во-первых, отдохнуть душой, а во-вторых, не слышать некоторых недобрых старых ведьм хоть недельку.

А в-третьих, без помех хлестать темное пиво и глазеть на бесстыжих девок, ехидно добавила бабаня Морвен. После традиционного скандала мы мирно пообедали, и дед увез меня на природу.

Дедуне я всегда рассказывала все. Дед Тейр, несмотря на свое грозное и боевое политическое прошлое, оставался в душе развеселым пацаном, верящим в фей и баньши. Из всего моего рассказа ему больше всего понравилась часть про сокровища. Ну, и Джон Огилви…

— Вот что, девочка, как ни противно это признавать, но твоя ведьма-бабка права: такими парнями не разбрасываются. Придется его найти и охомутать. Надо же породу исправлять…

Дедуня до сих пор не мог успокоиться насчет брака мамы с моим отцом. Одно то, что Джонни был ирландцем, делало его в глазах дедуни идеальным женихом.

Неделю мы с дедуней ездили по стране, пили пиво и пели народные песни в придорожных пабах, а через неделю я вылетела в Штаты, провела несколько дней дома в Огайо, сделала всякие необходимые распоряжения — и улетела во Флориду.

Рокко Сальваторе только в середине сентября нашел Джона Огилви — на захолустном ранчо в Техасе — и вручил ему документы об освобождении от всякой уголовной ответственности. Кроме того, Рокко небрежно заметил, что одному его знакомому хозяину отеля на Багамах требуется летчик.

Через неделю Джонни Огилви прилетел на скалистый и прекрасный остров Большой Абако и поступил на службу в отель «Орлиное гнездо»…


Джонни Огилви допил последний бокал и тяжело сполз с высокого табурета. Наоми сочувственно покачала головой.

— Джонни, ты зря так убиваешься, честное слово. Вот подожди, скоро шторма закончатся, в декабре сюда понаедет толпа симпатичных девчонок, ты забудешь свою блондинку, поверь.

— Я ее никогда не забуду, ясно? И вообще, не разговаривай со мной, юная змея. Я этого не заслуживаю. Я — идиот.

— Неправда. Ты красавчик, ты летчик, ты классный парень, и, если бы не Сид, которого я люблю больше всех на свете, я бы давно уже закадрила тебя по самые помидоры, но ты не расстраивайся, а иди домой, ложись и спи, завтра все равно никто никуда не летит.

— Ладно. Спок ноч.

— Чао, красавчик.

— Пока, змея.

Джонни вышел из бара и побрел, спотыкаясь, по крутой тропинке, ведущей на самый верх скалистого утеса, давшего название всему отелю.

«Орлиное гнездо». Вообще-то предполагалось, что в бунгало на вершине утеса будет самый крутой и дорогой номер — но после первого же сезона выяснилось, что дураков, готовых в свой медовый месяц лазить по несколько раз на день высоко в гору, нет, старички со старушками не потянут подобный моцион физически… короче, бунгало стали отводить наиболее физически крепким сотрудникам, например, летчикам.

Джонни работал здесь уже месяц, зарплата была отличная, самолет прекрасный, хозяин отеля ему нравился — однако улыбку на лице Джонни видели очень редко. Только по долгу службы — и то какую-то жалобную. В приватных вечерних беседах хозяин отеля Ричард Гордон, старшая повариха Кларибель, спасатель Пепе и барменша Наоми пришли к единому мнению: бравый летчик Джонни умирает от несчастной любви.

Его окружили нежной заботой и ненавязчивым вниманием — хозяин даже несколько обеспокоился, не сиганет ли несчастный влюбленный прямо со своего удобнейшего утеса в океан? Глубина там приличная…

Джонни ничего этого не замечал, работал, загорал, купался — и больше всего боялся ложиться спать, потому что во сне к нему приходила я…


Итак, Джонни добрался до своего «Орлиного гнезда», выкурил последнюю сигаретку, потом ввалился внутрь и долго стоял под душем, бессвязно обзывая самого себя разными обидными словами и прозвищами. Выйдя из душа, споткнулся обо что-то твердое и острое, шипел, растирал ушибленное место, хотел посмотреть, что это было, но передумал, побрел к широкой кровати и рухнул поверх одеяла как был, голый, мокрый, пьяный и несчастный…

Через несколько минут он замерз, потому что ветер продувал бунгало насквозь, и полез под покрывало. Еще через пятнадцать секунд к спине и всему остальному Джонни Огилви прижалось несомненно женское и явно голое тело… Мое, между прочим.


И были охи, ахи, слезы, стоны, смех, шепот, клятвы, проклятия, громкое дыхание, скрип кровати — чего только не было, а потом Джон Огилви отскочил от меня как ошпаренный, слез с кровати и зашагал по комнате взад-вперед, гневно потрясая кулаками и громко объясняя мне, почему нам никогда не быть вместе…

Я лежала и наслаждалась зрелищем — звуковой ряд был так себе. Я по нему, дураку, очень соскучилась, и в данный момент именно об этом и думала, а вовсе не о том, как мы будем жить дальше. Будем — и хорошо. Мне этого вполне достаточно.

Наконец Джонни выдохся и посмотрел на меня. Я грациозно — ну мне так кажется — слезла с кровати и подошла к нему. Посмотрела в его растерянные и сердитые карие глаза. Провела пальцем по тетке в тунике… потом по иероглифу…

Джонни зарычал и отскочил.

— Джесс! Ты вообще меня не слушаешь, да?

— Ты за кладом летал?

— Нет. Он твой. Это ты его нашла.

— Ой господи, как ребенок прям…

— Джесс, ты слышала, что я сейчас говорил?

— Слышала, глупости ты говорил. Значит, ты так и не летал за кладом?

— Да нет же!

— А я летала.

— Ну и… Что? Одна?

— Почему одна? Наняла прогулочный катер, отправилась ловить рыбу. Они меня высадили и вернулись через три часа.

— И… что?

— Поймала двух тунцов и какую-то мелочь.

— Я не про рыбу!

— А про что? Ах про клад… ну да, и его вывезла.

— И… где он?

— Сапфиры с жемчугами подарила Эбби, ей идет. Рубин Монике. Изумруды маме. Себе взяла топазы и то ожерелье.

— И…

— А все остальное здесь. Это тебе.

— Что?!

Я зажгла свет и подняла с пола тот самый сундучок — Джонни об него и споткнулся у самой двери. Я поставила его на широкий подоконник и откинула крышку. Сверкнули камни, теплым светом засияло золото.

Джонни Огилви выпрямился и покачал головой.

— Мне не нужны сокровища. Мне нужна только ты. Но я никогда не смогу быть с тобой…

— Ой, как ты мне надоел, Джонни Огилви! Почему теперь-то? Ты невиновен, я свободна…

— Ты богата, а я…

— Ой, держите меня! Последняя моя профессия — официантка в баре! Откуда богатство?

— А это?

— Ах это… Ну если только оно мешает тебе сделать мне предложение…

И я небрежно столкнула сундучок с окна в бушующую пропасть…